Сказки цыган

Леила

В стародавние времена жил-был могучий король. Много земель и городов было у него. Все соседи боялись этого короля, так как войско его было непобедимо, оно не знало ни одного поражения. Состарился король и умер. Остались после него сын да дочь, такая красавица, какой не было ни раньше, ни после, да и не будет никогда; и описать невозможно красоты Леилы, так звали дочь короля. Сын короля вышел не в отца. Был он злой и завистливый, да и умом не наградил его бог; известно, что человек злой да глупый никуда не годится, будь он хоть король.

Вскоре после смерти отца женился молодой король на дочери одного из своих вельмож. Красива была молодая королева, этого отрицать нельзя, ну а до Леилы ей было далеко. Вот на небе блещут звезды, ярко горят они ночью, а как взойдет солнце, так затмит оно все звезды своим блеском. Так было и с красотой молодой королевы. Нет Леилы – все любуются королевой, а вошла Леила – и смотреть никто не хочет. Завидовала молодая королева Леиле и все уговаривала мужа:

– Прогони Леилу из нашего царства. Не могу я жить с ней. Смотри, как все смотрят на нее, как любят. Чего доброго, она еще уговорит народ лишить тебя царства, и сама станет королевой.

Сначала король не слушал жены, по потом, заметив, что она стала бледнеть да худеть, а худела она, конечно, от зависти, решил прогнать Леилу. Призвал король сестру и сказал ей:

– Слушай, сестра, сегодня же собирайся и уходи из моего царства, чтобы вечером уже не было тебя здесь, во дворце. Помни, если я узнаю, что ты скрываешься где-нибудь в моем царстве, я прикажу моим солдатам схватить тебя и казнить, хоть ты и сестра мне. Все должны исполнять повеления короля, кого бы они ни касались!

Закрыла прекрасная Леила лицо руками, горько-горько заплакала и сказала сквозь слезы:

– Брат мой, за что же ты губишь меня? Разве виновата я в чем-нибудь перед тобою? Ведь я всегда так любила тебя! Вспомни, как росли мы с тобой, как играли в детстве, вспомни, как дружны мы были всегда. Памятью наших покойных родителей заклинаю тебя, не губи меня!

Но злой король ничего не хотел слушать, он только нахмурился и сказал:

– Ты можешь плакать, сколько твоей душе угодно. Ваши женские слезы что вода. Я не изменю своего решения. Плохо будет, коль король то и дело будет отменять свои приказы. Родители же наши тут ни при чем, нечего тревожить их память. Иди, собирайся в дорогу, и чтобы к вечеру тебя здесь не было.

Упала Леила перед братом на колени. С рыданием молила она его сжалиться. Но не тронули мольбы сестры злого брата. Он позвал слуг и велел увести Леилу.

Недолго собиралась Леила в путь. Вскоре ушла она из дворца. Леила ничего не взяла с собою. Даже свое богатое платье она сняла и взяла у одной из своих служанок простое, старое платье.

Удивились жители города, когда увидели, что идет Леила одна по улицам, плохо одетая, и горько плачет. Но спросить ее, куда она идет, они не посмели, ведь все же она была королевна, дочь покойного короля. Еще больше удивились жители города, когда увидали, как Леила вышла из городских ворот и пошла через поле все дальше и дальше к лесу, который виднелся вдали.

Долго шла Леила. Вот миновала она поле и пошла лесом; вот и лес кончился. За лесом опять потянулись поля, а за ними в голубой дали синели горы. Начинало темнеть. Ночь наступила. Переночевала Леила в поле под стогом сена, а ранним утром, когда еще солнце не всходило, пошла дальше. Проходя через деревню, она попросила у одной крестьянки хлеба, словно нищая, а ведь всего-то день тому назад она была королевной и жила во дворце, где все сверкало золотом и серебром. Сжалилась крестьянка над красавицей Леилой, накормила, напоила ее и все расспрашивала, кто она.

– Не может быть, – говорила крестьянка, – чтобы ты была простая девушка. У крестьянок не бывает таких нежных белых рук. А красавица-то какая! Такой и на свете-то не найдется другой! Кто ты?

Леила опустила только голову и ни слова не проронила в ответ. Крупные слезы полились у нее из глаз. Встала она, низко поклонилась крестьянке, поблагодарила ее и пошла. Сунула ей в руку крестьянка кусок хлеба, проводила на улицу и долго смотрела ей вслед.

Только к вечеру дошла Леила до гор. Высоко к небу подымались эти горы. Все их склоны были покрыты густым лесом. На краю этого-то леса, в небольшой пещере, у подошвы горы стала жить Леила, совсем одна, всеми забытая. Питалась она ягодами да плодами диких яблонь и груш. Часто голодала Леила, нередко думала даже, что умрет с голода.

Высоко на вершине той горы, у подошвы которой жила Леила, жили три прекрасные кешалии. Две из них были добрые, а третья злая. Часто кешалии в своих белых, легких одеждах сидели на вершине горы, расчесывали золотыми гребнями свои волосы, мягкие и тонкие, как самый нежный шелк, и смотрели вниз в долину. Они видели, как живет Леила, как голодает она. Две добрые кешалии очень жалели ее, а злая была безучастна к страданиям Леилы. Однажды кешалии сидели на скале, освещенные лучами заходящего солнца; их волосы длинными прядями спускались вниз и стлались, подобно туману, по склону горы. Вдруг одна из них воскликнула, указывая вниз:

– Смотрите, сестрицы, вон идет Леила! Бедная, как похудела она, платье совсем износилось и висит лохмотьями. Она шатается от слабости! Несчастная Леила!

– Ах, бедная-бедная Леила! Как жаль мне ее, – сказала другая кешалия. – Надо ей помочь. Вот что я сделаю: брошу ей несколько моих волос, она поймает их, когда они полетят мимо нее по ветру, и съест. От этого родится у нее сын. Он будет помогать матери и защищать ее.

– А я сделаю вот что! – весело воскликнула первая кешалия. – Спущусь утром к ее пещере, топну ногой – и потечет золотой ручеек, еще раз топну – и вырастет на берегу ручья золотое дерево, а на нем будут всевозможные плоды, какие только есть на свете, и сколько ни будет рвать их Леила, все будут вырастать новые.

Вырвала первая кешалия прядь волос. Как паутина осенью, так полетели волосы кешалии по ветру, и прямо к Леиле. Она поймала их и съела. Увидала это третья кешалия, которая молчала, пока говорили ее сестры о том, как помочь Леиле, теперь и она заговорила. Зло улыбнувшись, чуть слышно прошептала она:

– Теперь у Леилы родится сын. Ладно, я позабочусь о том, чтобы он не всегда был счастлив, когда вырастет и станет отважным мужчиной.

Первые две кешалии хорошо слышали, что сказала их злая сестра, но сделать ничего не могли; их сестра определила судьбу сына Леилы.

На рассвете вторая кешалия, как и обещала, спустилась с горы и пошла к пещере Леилы. Топнула она два раза ногой – и тотчас побежал по камням золотой ручеек и выросло на его берегу высокое золотое дерево.

Как обрадовалась прекрасная Леила, когда утром, выйдя из пещеры, увидала она, что у самого входа в пещеру бежит золотой ручеек, сверкая меж камнями, а на его берегу жаром горит в утренних лучах солнца высокое золотое дерево, ветки которого гнутся под тяжестью всевозможных плодов. Яблоки, груши, вишни, сливы, персики, апельсины – каких только плодов не было на дереве, и все спелые, крупные да сочные. Поела плодов с дерева Леила, подошла к ручью, стала на колени, зачерпнула в пригоршню воды и стала пить. Как изумилась она, сделав первый глоток. В ручье была не вода, а прекрасное, ароматное вино, какого не найти и в самых богатых королевских погребах. Теперь Леила могла быть спокойна. Не грозила ей больше голодная смерть.

Вскоре родился у Леилы прекрасный здоровый ребенок с кудрявыми, мягкими, как шелк, волосами, а на шейке ребенка, словно шнурочек, шла красная полоска. Увидав эту полоску, обрадовалась Леила: она знала, что это шнурок, свитый кешалией и надетый на ребенка в знак того, что кешалия сулит ему счастье в жизни. По этой красной полоске назвала Леила своего сына Лоло (красный). Взяла она мальчика на руки и понесла его купать в золотом ручейке. Только погрузила она нежное тельце сына в ароматное вино ручья, как вдруг стал расти ее сын. Не прошло и нескольких минут, как стал он высоким, стройным юношей. Таким же прекрасным, как его мать. Теперь у Леилы был и помощник, и защитник.

Счастливо зажили мать с сыном в пещере. Сын охотился в горах. Мать пряла шерсть и ткала ее на одежду себе и сыну. Золотое дерево давало им плоды, а ручей – вино; ни в чем не нуждались мать с сыном. Так бы и жили они беспечно и в довольстве. Но ведь злая кешалия определила судьбу Лоло. Он должен был испытать горе, став сильным и храбрым мужчиной. Это горе не заставило долго ждать себя.

Злой брат Леилы и, что еще хуже, его жена узнали, что на границе их царства живет в пещере Леила с сыном, а перед пещерой бежит золотой ручей и растет золотое дерево. Опять обуяла зависть королеву, и стала она упрашивать мужа:

– Прогони Леилу с сыном из нашего королевства, ведь она не исполнила твоего приказания, и хоть на самой границе, а все же осталась в королевстве. Дерево же золотое вели пересадить к нам в сад. Ты только подумай, как будут все завидовать тебе, когда в твоем саду будет расти такое чудо!

Не пришлось королеве долго упрашивать мужа. Он призвал одного из своих вельмож, который славился своей жестокостью, дал ему отряд солдат и послал выгнать Леилу с сыном из королевства и привезти золотое дерево.

Отправился вельможа с солдатами исполнять повеление короля. Весь день и всю ночь шли солдаты. Утром, когда солнце уже взошло, подходили они к той горе, у подножья которой жила Леила с сыном. Издали увидали солдаты, как сверкает, словно звезда, золотое дерево, и пошли прямо к нему. Леила, увидав приближающийся отряд солдат, спряталась скорее в пещеру. Лоло же не было дома, он еще на рассвете ушел на охоту в горы. Как только солдаты подошли к пещере, так и бросились прямо к ручью и стали жадно пить вино. Через несколько минут все они были пьяны. Одни из них полезли на золотое дерево рвать плоды, другие рвали с него золотые листья и ломали ветки, третьи стали отнимать друг у друга драгоценную добычу. Начались между ними ссоры, ссоры перешли в общую свалку.

Но вот увидали солдаты пещеру и бросились в нее.

Леила спряталась в самой глубине пещеры. Солдаты, ворвавшись толпой в пещеру, хоть и были пьяны, все же сразу заметили, что здесь кто-то живет. Они увидали две грубо сколоченные кровати, покрытые медвежьими шкурами, стол, скамейку, ткацкий самодельный станок. И прялку.

– Смотрите, ребята, – закричал один из солдат, схватив прялку, – да здесь есть женщина! Небось спряталась где-нибудь! Ищите ее!

Принялись солдаты искать, все раскидали, разломали, наконец в самом дальнем углу пещеры нашли Леилу, вытащили ее из пещеры и убили. Умирая, успела Леила два раза громко крикнуть: «Лоло, Лоло!»

Убив Леилу, солдаты бросились опять к ручью и снова стали пить вино.

Но на горе себе пили солдаты. Вот упал мертвым один солдат; вот другой грянулся на землю бездыханным; за ним свалился третий, а там еще и еще. Вскоре все солдаты лежали распростертыми на земле. Добрые кешалии отомстили за смерть неповинной Леилы. Лоло возвращался уже домой, когда донесся до него издалека призыв матери: «Лоло! Лоло!» Он остановился и прислушался. Вновь раздался призыв.

– Это мать зовет на помощь! – воскликнул Лоло, узнав голос Леилы.

Сбросил он с плеч добычу и побежал к пещере. С быстротою оленя несется Лоло на помощь. Вот видна пещера, вот добежал Лоло до ручья и остановился, пораженный. Всюду лежат трупы солдат. С ужасом смотрит на них Лоло. Но где же его мать? Не спряталась ли она в пещере? Пошел к пещере Лоло и увидел у самого входа труп матери.

Долго рыдал Лоло, обняв холодное тело Леилы. Наконец поднял его, отнес к золотому дереву, омыл, вырыл глубокую могилу и похоронил в ней мать, закрыв ее тело ветвями золотого дерева. Весь день и всю ночь просидел Лоло у могилы матери. Утром, когда рассвело, встал и пошел в горы, куда глаза глядят. Не хотел Лоло оставаться там, где была убита его мать.

Лишь только Лоло ушел, как иссяк золотой ручей, а золотое дерево превратилось в могучий столетний дуб, и прикрыл он своими ветвями могилу Леилы.

Далеко за высокие горы ушел Лоло. Он стал знаменитым охотником и наездником, самых диких коней укрощал он. Вскоре женился Лоло, а бог послал ему многочисленное потомство. Когда Лоло был уже древним-древним стариком, созвал он всех своих сыновей, внуков и правнуков и сказал им:

– Скоро умру я, ведь мне уже сто с лишком лет. Помните же, дети мои, завет вам: живите все вместе, дружно, одним родом и зовитесь в память моей матери родом Леила.

И злого короля, брата Леилы, и его жену наказали кешалии. В тот самый час, как убили Леилу солдаты, ослепли король и королева. Выгнали их из дворца вельможи, а на место слепого короля избрали из своей среды нового. Всю жизнь ходили по чужим странам брат Леилы и его жена слепые, нищие, питаясь подаянием.

Кешалии и три дровосека

Жили-были три дровосека: Джован, Тодор и Нику. Джован был малый хороший, Тодор хоть и не плохой был человек, да с придурью, а Нику был глупый, да к тому еще и злой. Как-то в осенний солнечный день поехали эти цыгане-дровосеки в лес, растущий по склону высокой горы, дрова рубить. Приехали они в лес, отпрягли лошадей, пустили их пастись на поляне, а сами принялись за работу. День был теплый, тихий. Захотелось одному из дровосеков, Тодору, пить, а воды-то с собой из деревни цыгане захватить позабыли. Вспомнил Тодор, что поблизости есть родник, и говорит товарищам:

– Пойду-ка я напиться, здесь недалеко есть родник.

– Иди, да скорее возвращайся, – ответил ему Джован, – гляди, солнце уже низко, а работы еще много.

– Нет, я мигом вернусь, – сказал Тодор и пошел через лес в горы.

Вышел из леса Тодор, остановился и стал припоминать, где это он видел в этих местах родник. Вспомнил он, где родник, и пошел к нему. Подошел к роднику, смотрит, а в нескольких шагах от родника тянется по воздуху осенняя паутина и сверкает серебряными нитями на солнце.

«Ишь, сколько паутины», – подумал Тодор.

Стал смотреть он, откуда это летит паутина, а она длинными густыми прядями стелется над землей по камням, скатившимся с горы, и тянется, словно туман, прямо к скале, которая высится у самого родника.

«Никогда не видывал я столько паутины, – думает Тодор, – что бы это значило? Уж не распустила ли кешалия свои волосы?»

Взглянул Тодор на скалу и увидал на самой ее вершине прекрасную кешалию в белоснежной одежде. Она сидела спиной к Тодору и расчесывала золотым гребнем волосы. Глуповатый Тодор решил, что кешалия не заметит его, если он осторожно оборвет несколько ее волосков. Он подкрался к волосам, протянул руку, чтобы поймать легкую серебристую прядь волос.

– Вот будет рада жена, – прошептал Тодор, – съест она эти волосы, родятся у нас дети, и не будем мы бездетными.

Только схватил Тодор прядь волос кешалии и чуть-чуть потянул к себе, как обернулась кешалия и увидала Тодора. Не успел Тодор и руки отдернуть, как схватила кешалия громадный камень и бросила им в Тодора. Со всех ног бросился бежать Тодор к лесу, а кешалия пустила ему вдогонку еще два камня. Со страху Тодор забыл и об источнике, и о жажде.

Вернулся Тодор к своим товарищам, а они спросили его:

– Ну что, Тодор, нашел источник?

– Нашел! – буркнул себе под нос Тодор.

Взглянул на него Джован и сразу заметил, что с Тодором что-то случилось, и спросил его:

– Что это с тобою, Тодор? Смотри, как тяжело ты дышишь, да и побледнел ты. Не случилось ли чего-нибудь с тобою?

– Ничего не случилось! – проворчал недовольным голосом Тодор. – Это от того, что я очень спешил назад и бежал. – А про кешалию Тодор не сказал ни слова.

Наконец окончили дровосеки работу. Нагрузили три телеги дровами, и Нику пошел искать лошадей, так как те ушли с поляны. Насилу нашел их Нику за скалой у того самого источника, к которому ходил Тодор.

Кешалия по-прежнему сидела на скале и, подперев голову рукой, смотрела куда-то вдаль. Что взбрело в глупую голову Нику, кто знает, только схватил он камень, размахнулся и что было сил пустил им в кешалию. В кешалию камень, конечно, не попал. Где же было Нику добросить до вершины скалы камнем! Ударился камень о скалу. Кешалия обернулась и увидала Нику, который нагибался еще за другим камнем. Гневом сверкнули прекрасные очи кешалии. Она схватила целый обломок скалы и бросила эту глыбу камня в Нику. Чудом спасся Нику. Обломок скалы упал всего в трех шагах от него прямо на лошадей и раздавил их своей страшной тяжестью. Без оглядки бросился бежать Нику к товарищам. Едва переводя дух, прибежал он к ним и закричал:

– Сейчас негодная кешалия убила наших лошадей!

– Что ты говоришь? Как это случилось? – воскликнули в страхе Джован и Тодор.

– Подошел это я к скале, у которой паслись лошади, смотрю, на скале сидит кешалия. Увидала она меня, как схватит чуть не целую скалу, да как бросит в меня! Камень упал на лошадей и раздавил всех трех, словно козявок. Не знаю, как я сам-то ноги унес!

– Здесь что-то неладно, – сказал Джован. – Не обидел ли ты чем-нибудь кешалию, ведь так, за здорово живешь, лошадей убивать она бы не стала.

– Ну, уж не знаю, зачем убила она наших лошадей. Только я ее трогать не трогал и обижать не обижал, – солгал Нику и, конечно, скрыл от товарищей, что он бросал в кешалию камнем.

– Что же мы будем теперь делать? – спросил Тодор.

– Придется идти в деревню и привести других лошадей, – ответил Джован. – Не оставлять же телеги с дровами в лесу. Пойдемте скорее, а то мы и до ночи не управимся.

Пошли цыгане в деревню. Путь в деревню лежал мимо скалы, возвышавшейся у подошвы горы, на самой опушке леса. Когда цыгане проходили мимо этой скалы, Нику взглянул на ее вершину и увидал на ней трех кешалий.

– Стойте! – закричал он Джовану и Тодору, указывая на кешалий. – Вот они, злодейки. Погодите, негодные! Я вам покажу, как убивать чужих лошадей! Жаль только, что я не знаю, которая из вас бросила камень!

– Что ты делаешь! – воскликнул в ужасе Джован, увидав, как Нику замахнулся топором.

Бросился к нему Джован, но было уже поздно. Изо всех сил пустил Нику топором в кешалий. В них он, разумеется, не попал. Топор не долетел и до половины скалы. На этот раз не спасся Нику. Громадный камень, брошенный одной из кешалий, упал на Нику. Земля дрогнула от его тяжести. Едва успел отскочить Джован. Тяжелый камень накрыл Нику, и он погиб, не успев даже вскрикнуть. Кешалии же скрылись. Обезумев от ужаса, бросились бежать в деревню Тодор и Джован. Взбежали они, чуть не задохнувшись, на невысокий холм, за которым была деревня. Смотрят, а вся деревня в огне, и дым густым, черным столбом подымается к самому небу.

– Смотри, Тодор, деревня горит! – всплеснув руками, закричал Джован. – Теперь мы с тобой нищие! Все у нас погибло!

– Бежим скорее, может быть, удастся хоть что-нибудь спасти! – крикнул Тодор и побежал с холма. Джован бросился за ним. Он догадывался, что это мстят кешалии.

Когда Джован с Тодором прибежали в деревню, то увидали, что о спасении чего-либо из пожитков и думать нечего. Вся деревня была сплошным морем огня. Все жители ее бежали в поле, чтобы хоть самим-то остаться в живых и не погибнуть в разбушевавшемся пламени, раздуваемом вдруг поднявшимся ветром.

Стали Джован и Тодор расспрашивать, как это могло случиться, что деревня запылала сразу со всех концов. Один старик рассказал им:

– Всего только каких-нибудь полчаса тому назад сижу я у двери моего дома, вдруг вижу: идут три женщины в белых одеждах, а волосы их развеваются за ними длинной пеленой. Сразу узнал я в них кешалий. Ну, думаю, это не к добру. Только подумал, как взмахнет одна из кешалий рукой – и запылал дом моего соседа Дарежа, да сразу от земли и до крыши; насилу жена его успела выбежать из дома. Потом загорелся следующий дом, за ним еще и еще дом. Как шли кешалии по деревне, так и загорались все дома, все постройки от одного взмаха их рук. И за что только разгневались на нас кешалии? Уж не оскорбил ли их кто-нибудь из нашей деревни? Вот они нам и отомстили.

Рассказал тогда Джован, что случилось с ними в лесу и как погиб Нику. Все в деревне решили, что кешалии сожгли деревню, мстя за оскорбление, нанесенное им глупым Нику, бросившим в них топор. Про свою же встречу с кешалией Тодор не рассказал, чтобы не подумали его односельчане, что и он виноват во всеобщем бедствии.

Два цыгана и королева кешалий Ана

Шли как-то раз два цыгана, Марко да Никош, по лесу в горах. Оба цыгана были бедные и шли в город искать работы. День был жаркий. Притомились цыгане и сели отдохнуть под тенью высокого бука на камень. Только сели они, как увидал Никош у самого камня большую безобразную жабу, которая медленно ползла к кустам, разросшимся у дороги.

– Смотри-ка, Марко, – сказал Никош. – Вот так гадина, да еще толстая какая. Этаких жабищ я и не видывал. Погоди-ка, я раздавлю ее.

Никош вскочил с камня и занес уже ногу, чтобы наступить на жабу, как Марко схватил его за рукав и сказал:

– Оставь ее, Никош, пусть ползет, ведь вреда она никому не делает, за что ее давить?

Никош послушался и сел на камень. Оба приятеля стали наблюдать за жабой, как она, едва передвигая толстые лапы, ползла в траве между камнями и наконец скрылась в кустах.

Отдохнув, цыгане пошли дальше и вскоре забыли про большую безобразную жабу. Долго шли по горам Марко и Никош. Стало темнеть. Ночь приближалась. В горах становилось все неприветливее, как-то жутко. До города было далеко, а жилья кругом не было видно.

– Придется нам заночевать в горах, – сказал Никош.

– Да, придется, но это еще не беда, – ответил Марко, – а беда, что есть хочется до смерти, а есть-то у нас нечего, и хлеба попросить не у кого.

– Что поделаешь, видно, судьба нам лечь сегодня на тощий желудок, да еще в лесу, – сказал печально Никош. – Расположимся хоть здесь, под деревом.

– Нет, погоди, – продолжая шагать по дороге, сказал Марко, – подымемся раньше на эту горку, теперь до ее вершины недалеко; посмотрим, не увидим ли мы деревни.

– Что ж, пойдем. Только напрасно идти дальше, все равно ничего не увидим. Видишь, как быстро темнеет. Когда мы взойдем на гору, и в десяти шагах ничего не будет видно.

– Ну, пойдем все-таки, может быть, блеснет где-нибудь огонек.

Приятели стали подниматься в гору. Когда они взошли на нее, стало почти совсем темно. Черные тени лежали в долинах. Кое-где тянулся серыми полосами туман. Да далеко-далеко чуть розовела вершина какой-то горы. Стали присматриваться цыгане. Нет, ничего не видно! Долго стояли они так и уже хотели спуститься с горы, дойти до небольшого лесочка у ее подошвы и заночевать там, как вдруг Никош воскликнул, указывая рукой на долину, окутанную густыми сумерками:

– Смотри, Марко, не огонь ли блеснул вон там!

– А ведь правда огонь! – сказал Марко, присмотревшись. – Идем скорее! До полной темноты мы успеем еще добраться до него. Под гору идти легче.

Была уже темная ночь, когда цыгане пришли к большому черному дому, одиноко стоявшему на каменистой площадке. С удивлением рассматривали приятели этот дом.

– Что это за домина, – прошептал Марко, – какой громадный да черный весь. Не случилось бы с нами чего. Кто знает, что за люди живут в нем.

– Да кому мы с тобой нужны, и взять-то у нас нечего, – тоже шепотом ответил Никош. – Постучи-ка в дверь и попроси подать нам хлеба.

Постучали цыгане и попросили хлеба. Дверь в дом отворилась, и ласковый женский голос пригласил их войти. Вошли цыгане. Красивая стройная девушка провела их в богато убранную комнату. Посередине стоял стол, сплошь уставленный драгоценной посудой; по стенам на резных полках стояла золотая и серебряная утварь; тяжелые шелковые занавеси закрывали окна; большая люстра с восковыми свечами ярко освещала комнату. Такого богатства и во сне не снилось цыганам. Словно окаменев, остановились они в дверях, озираясь по сторонам, и боялись войти в комнату.

– Не бойтесь, – сказала девушка, – идите, садитесь за стол, ешьте и пейте, а потом мы вас и спать уложим.

Не заставили себя долго упрашивать цыгане. Сели они за стол и принялись уписывать за обе щеки все, что было на нем поставлено, а девушка прислуживала им. Когда цыгане были уже так сыты, что кусок не лез им в горло, открылась дверь и в комнату вошла высокая, величественная женщина, с белыми, как снег, волосами. При ее появлении цыгане встали и низко ей поклонились – они поняли, что это хозяйка дома.

– Сидите и ешьте, – сказала она. – Довольны ли вы вашим ужином?

– Да мы не знаем, как и благодарить-то тебя за него! – в один голос ответили Марко и Никош. – Ни разу в жизни не едали мы так, как сегодня.

– Только не знаем мы, госпожа, кто ты и как зовут тебя, чтобы век поминать за твою доброту к нам, – прибавил Марко.

– Ты хочешь знать, кто я? Я королева кешалий Ана. Уже второй раз встречаемся мы сегодня.

– Как второй раз? – воскликнули цыгане. – Да мы за весь день никого не видали в горах, а тебя-то, королева Ана, уж конечно, видим первый раз в жизни!

– А помните жабу около камня в лесу? Эта жаба была я.

Тут вспомнили оба цыгана, как рассказывали им про королеву Ану, будто она ползает, приняв образ жабы, по тем местам, где зарыты в земле богатые клады.

Ана же сказала Никошу:

– Посмотри-ка, Никош, на потолок. – В голосе Аны прозвучала угроза.

Взглянул на потолок Никош. Так и обмер он от страха. Над самой его головой висел на паутинке громадный камень. Если бы оборвалась паутина, камень упал бы ему на голову и раздавил его, как комара. Никош хотел уже вскочить со стула и бежать, но Ана мановением руки остановила его и, указывая на камень, сказала:

– Никош, если бы ты наступил на жабу, то этот самый камень свалился бы на тебя и ты погиб бы. Ну да нечего вспоминать о том, что было. Идите-ка теперь спать, а завтра утром вас накормят, дадут еды на дорогу, и вы пойдете дальше. А тебе, Марко, я сделаю завтра на прощание подарок, за то что ты не дал Никошу раздавить жабу. Твоя доброта должна быть награждена.

Сказав это, королева Ана вышла из комнаты.

На следующее утро, когда цыгане проснулись на своих роскошных кроватях, они с удивлением увидали, что около них на скамьях вместо старых лохмотьев лежит приготовленная для каждого новая одежда. Оделись цыгане и стали ждать, когда позовут их завтракать. Вскоре пришла за ними девушка, прислуживавшая им вечером, и повела их в столовую. Еще богаче был накрыт стол. Оба цыгана так наелись, что насилу встали из-за стола. Собрались они уже уходить, как вошла королева Ана.

– Теперь вы сыты, одеты и обуты, – сказала она, – идите в город да помните, что нельзя убивать даже жабу за то только, что она так безобразна.

Стали чуть не до земли кланяться королеве Ане Марко и Никош и благодарить за ее доброту. Она же, улыбаясь, сказала: