про дядю Мишу
и картошку.
Приключилась эта история в том же, тысяча девятьсот восемьдесят морозном году. Свет, правда, починили, отопление тоже. Жизнь потихоньку налаживалась. С подружкой Леной мы расстались, так как на мои попытки объяснить ей, что все рассказанное дядей Мишей - не более чем сон, она заявила: "Да что ты из меня дуру-то делаешь?", на что я очень удивился и дал понять, что винить в этом ей надо маму и папу, но никак не меня. С горя я пошел в кино и там познакомился с милым хрупким (как оказалось, когда она сняла шубу) большеглазым существом. Были ж времена! Можно было просто пойти в кино и просто познакомиться с девушкой, причем она не интересовалась с ходу - а какой у тебя автомобиль, а сколько ты получаешь… Да-да, ей-Богу не вру, спросите хоть у своих мам и пап! Был у нее, правда, недостаток - она была комсоргом группы в одном высшем учебном заведении, а до этого комсоргом класса и школы… После того как мы пришли ко мне на пару па…эээ…чашек чаю, она слегка оттаяла и оказалось, что она обладает великим даром красноречия, и очень мечтает со всем пылом нерастраченной молодости рассказать мне о проблемах комсомольских будней, причем тут же эту мечту стала воплощать в жизнь. Я грустно жевал бутерброд "Былое величие" - большой кусок черствого хлеба с маленьким кусочком заплесневелой колбасы и ждал, когда же сварится картошка, чтобы поесть хоть по-людски, раз с личной жизнью мне не повезло на данном конкретном отрезке времени. Комсомольские будни меня интересовали мало, так как в комсомол я торжественно вступил самым последним, а через полгода так же торжественно из него выступил, точнее - вылетел, радостно размахивая комсомольским значком и с песней "Орленок, орленок, взлети выше солнца…", но это совсем другая история. В небольших паузах, которые делала это милое совсем недавно создание, я отчетливо слышал зловещее щелканье клюва птицы обломинго. Поэтому я отключился от рассказа и стал думать свои черные думы, в частности что подаренный мне кем-то комнатный термометр в виде красивой старинной башенки, похоже, не пережил катаклизма; как во время квартирного мороза столбик спрятался вовнутрь своей емкости, так там недоверчиво и остался, боясь высунуться на белый свет и убедиться, что уже тепло, впал в столбняк, короче. И как это всегда бывает в историях подобного рода - и вдруг…
И вдруг в подъезде раздались шаги явно дяди Миши! Извилины мои. запутавшиеся было в огромный клубок немого отчаяния, дружно расплелись и выпрямились навстречу старшему товарищу.
Да- да! Предчувствия меня не обманули! Это был он, и как всегда не один, а в обществе знакомо позвякивающей авоськи (которую в те полуголодные годы называли "нихераськой").
- Ну, здорово, чтоль, мужики! - радостно загудел дядя Миша, - и… бабы! - закончил он, увидев подружку.
- Здравствуйте…- растерянно пролепетала подружка, которую так грубо вырвали из воспоминаний о светлых буднях комсомола в суровую хмарь действительности.
- А при свете ты лучше, чем при темноте! - изрек дядя Миша, загромождая свободное пространство кухни собой.
Подружка растерянно моргала глазенками, не соображая уже абсолютно ничего.
- Ирина, это, - встрял я, - дядя Миша! Дядя Миша, это - Ирина, я с ней только сегодня познакомился!
- А-а-а-а! - допетрил дядя Миша, - новенькая! - и, разливая водку по стаканам, произнес: - Ну, значит, с новосельем тебя!
Как я, наверное, уже говорил, юмор у старого капитана был простой как параллельные прямые и тяжелый, как баллон с ацителеном.
Подружка, не понимая что происходит, скользила взглядом по нашим мужественным лицам, не зная за что зацепиться. От предложенного стаканА она гордо отказалась ("Я не пью!"), и явно начинала чувствовать себя не в своей тарелке, небезосновательно подозревая, что со строителями светлого будущего мы имеем очень мало общего, скорее мы простые пахари настоящего. На ее отказ пить дядя Миша удивленно вскинул свои брови на меня, требуя пояснений. Надо сказать, что у нас на районе пили все, включая бродячих собак, кошек и крыс, которых было в изобилии.
- Да ей, дядь Миш, обстоятельства не позволяют! - успокаивающе сказал я, - семья, то-се… Общее состояние здоровья организма…
Это дядя Миша понять мог, поэтому настаивать не стал. Тут, наконец-то, поспела и картошечка, чему я был рад до поросячьего визга, так как за два дня кроме вышеупомянутого бутерброда ничего не ел.
- Дядь Миш, картошечку вот сейчас… горяченькую, с маслицем да лучком! - жизнеутверждающе провозгласил я, но тут заметил, что моя жизнерадостность поимела обратный эффект. Дядя Миша посмурнел и углубился в себя, видимо в поисках смысла жизни.
- Картошечка, говоришь? - проворчал дядя Миша, - ох уж эта картошечка мне!
Я даже растерялся от такого вступления. Дядя Миша, хватив стакан водки, продолжал:
- У меня тут помполит, мля, что учудил, кадрило лысое! Говорит, пока не ушли в рейс, надо картошку посадить! Вот же блин, сирота потомственный в четвертом поколении!
Я опешил, проглотив целиком горячую картофелину. Конечно, когда дело касалось помполитов, можно было ждать чего угодно, но такого? Я недоверчиво покосился в окно - может мне было так хорошо, что я впал в зимнюю спячку, и на дворе уже весна, так сказать, конец мая месяца, когда энтузиасты с песней высаживают на камнях картошку. Но нет, на оконном стекле успокаивающе блестел пятисантиметровый слой льда, пар при дыхании привычно вырывался изо рта.
- Ээээ… дядь Миш, - проблеял я растерянно, хватив очередную порцию пития, чтобы залить пожар, разгорающийся внутри, - сажать? Картошку?!
- Ну да! Этот инвалид умственного труда, небось со своим ампутированным мозгом с пионеров в секретарях ходил, ни на что большее и негоден! Я ему - мол, пока может не будем, а в рейсе я б ему мозги прочистил да на место поставил! А он уперся рогом, лось таежный, и ни в какую!
- Дядь Миш! - чувствуя, как какая-то мысль блуждает в темноте извилин моего сознания и не спешит высовываться на свет, - ты-то надеюсь, не собираешься ее сажать?
- Нет, конечно! - угрюмо сказал дядя Миша, ловко откупоривая новую бутылку, - что я, больной что ли, как этот, уроненный в детстве? - он сделал паузу, опрокидывая стакан и закусывая картошиной.
- Уфф! - вздохнул я с облегчением, про себя, - хоть один нормальный человек в этом дурдоме!
- …хотя, может и следовало б, да я наоборот, - продолжал дядя Миша, - выдергивать ее поеду! Не идти ж в рейс совсем голодными, если помполит - совсем дурак?
Тут я почувствовал, что водка, только что радостно разбегавшаяся по жилам животворным теплом, замерзла напрочь и упала куда-то на дно меня. Вся волосатость моя зашевелилась и встала дыбом. Краем глаза я заметил, как комсомолка Ира дрожащей рукой взяла отклоненный ранее стакан и единым духом опустошила его.
Н- да, -мрачно констатировал я факт, - явно я сплю и вижу кошмар!
- Дядь Миш! Что он у вас, совсем-совсем? - озадаченно спросил я, - она ж пропадет на фиг!
- Ну пропадет-не пропадет - это уж не наше дело, но пока эту посадють, пока новая появится, что мой экипаж - голодным будет ходить?
- Я. это… Пойду, "Время" может посмотрю? - неуверенно прошептала Ирина, по-видимому совсем теряя нить разговора, - А то завтра политинформация, а я о последних новостях не слушала…
- Иди, иди, деточка, - хмуро проворчал дядя Миша, - там как раз сейчас "Спокойной ночи, малыши" должны начаться.
Оставшись на кухне вдвоем мы молча пили водку под уже остывшую картошку. Дядя Миша что-то все бурчал под нос, а я все не мог отделаться от картины великого художника Репина "Досрочная посевная в условиях вечной мерзлоты", причем в реальности происходящего я уже перестал сомневаться, ведь были же когда-то вполне серьезные планы сажать у нас кукурузу и рис, для чего и надо-то было всего повернуть реки вспять… Но очень печально было воображать, как одни долбают мерзлую землю кирками и ломами чтобы закопать в нее картошку, а другие потом так же целенаправлено долбают, чтобы выкопать… Прям "Как закалялась сталь"…
- Ну что молчим, как на собственных поминках? - не выдержал дядя Миша, - что, случилось чего?
- Да я, вот, дядь Миш, представляю как вы эту картошку… Одни сажают, а другие тут же выкапывают!
- Кого выкапывают? - вытаращился на меня дядя Миша.
- Ну…, - опять почувствовав себя где-то не здесь, неуверенно промямлил я, - картошку… из-под снега…
- Чего-то ты мне тут не то говоришь! - озадачился дядя Миша, - какого хрена я буду выкапывать картошку из-под снега? Как она там окажется-то?
- Ну так… - совсем теряя связь с реальностью почти прошептал я, оглядываясь, - так ведь сажать же ее собрались!
- Ну! - так же, оглядываясь, прошептал дядя Миша, - а под снегом-то чего она делать будет?
Я молча хлопал глазами, пытаясь привести разбежавшиеся мысли в порядок. Ничего не получалось, видимо разбежались они далеко.
- Не, - проворчал дядя Миша, извлекая еще один пузырь из не-авоськи, - без бутылки тут не разобраться! Давай, выпей, и внятно, так сказать, членом раздельно, объясни старому тупому капитану, что за муть ты тут несешь!
Выпив для приведения себя в более-менее осмысленное состояние еще стакан водки, я, зажмурившись, наполовину жестами начал объяснять старому…гм… капитану - что же привело меня в замешательство:
- Ну так это ж… - жест рукой на окно, - январь же на дворе! (Знамо дело, не июнь! - кивком подтвердил мои слова кэп). Мороз же, едрыть его, - щелкнул я для наглядности по бутылке, - сорокет градусов! (снова согласный кивок). Ну тык! А вы! Картошку сажать! - сделал я жест, как будто лопатой копаю землю, - и выдергивать! - соответствующий жест.
Дядя Миша вылупился на меня в немом изумлении, забыв про полный стакан в руке.
- Ты чего? того? - покрутил он пальцем у виска, - До этого б и наш помполит бы не додумался! Есть у нас там такая, завпродбазой, Картошкой мы ее зовем… Ворюга - жуткая!… Вот ее сажать собрались! В тюрьму! А не в землю! Ну ты вообще - "того"!
Радостно тут стало мне на полегчавшей вдруг душе, что дядя Миша, оказывается, нормальный; и я - нормальный, может даже и вожак комсомольской стаи Иришка, и та - ничего! На радостях мы с дядей Мишей вытащили комсорга на кухню, заставили выпить еще стакан водки (Я не пью! - слегка заплетающимся языком сообщала она нам. - Я вообще против пьянства! "Ничего! - взрыкивал дядя Миша, - надо бить врага его же оружием!"). Второй и третий стаканы комсомольская красота пила уже без принуждения…
В мире и согласии ушел от нас дядя Миша, похлопав меня на прощание по плечу: "Ты это, Игорь, мозгами своими займись, какие-то они у тебя стали стылые!"; Ирина две недели пыталась наставить меня на путь истинный, сделать из меня идейного комсомольца, я же тем временем толкал ее на тропу беспутства… В результате мы разошлись, так как пути у нас оказались все-таки параллельными.
А параллельные линии, как известно, не пересекаются…