Сказки Нинон

СИМПЛИС

Жили некогда, — слушай внимательно, Нинон, эту сказку рассказал мне один старый пастух, — жили некогда на острове, который давным-давно поглотило море, король и королева. И был у них сын. Король был великим монархом, он обладал самым глубоким кубком и самым тяжелым мечом во всем королевстве. Он пил и убивал истинно по-королевски. Королева же была так прекрасна! Она изводила столько румян, что совсем не старилась и все время оставалась сорокалетней. А сын их был дурак. Да еще какой! Дурак из дураков, как говаривали умные люди. Когда ему исполнялось шестнадцать лет, король взял его с собой на войну. Надо было уничтожить один народ по соседству, который имел дерзость обладать землей. И вот Симплис[1] повел себя как настоящий дурак, спас от смерти несколько десятков женщин и детей. Он чуть не плакал при каждом ударе меча, и под конец вид залитого кровью и усеянного трупами поля битвы так надорвал ему сердце, что он целых три дня не мог есть.

Видишь, Нинон, какой он был дурак.

Семнадцати лет ему пришлось однажды участвовать в пирушке, устроенной королем для всех пьянчуг государства. И тут Симплис творил одну глупость за другой. Он почти не ел, говорил очень мало и совсем не ругался. Кубок его оставался все время наполненным, и королю, чтобы спасти честь своего дома, приходилось время от времени потихоньку его осушать.

Когда ему исполнилось восемнадцать лет и на его лице уже начинал пробиваться первый пушок, его подарила своим вниманием одна из придворных дам королевы. А придворные дамы ужасный народ, Нинон. Эта, например, желала от юного принца ни больше, ни меньше как поцелуя. Бедняжка и думать не хотел об этом; он трепетал, когда эта дама обращалась к, нему, и, завидев издали край ее платья, спасался бегством. Видя все это, король, который был добрым отцом, только посмеивался в бороду. Но так как притязания дамы становились все настойчивее, а поцелуя все не было, король покраснел от стыда за такого сына и, опять-таки спасая честь рода, поцеловал ее сам.

— Ах, какой дурачок! — воскликнул при этом великий король. Он был не лишен остроумия.

А к двадцати годам Симплис вконец поглупел. Он повстречался с зеленою рощей и влюбился в нее.

В те давние времена еще не вошло в моду подстригать деревья, сеять траву для газонов и посыпать дорожки песком. Ветви разрастались привольно, и только господь бог не давал терновнику и травам заглушать тропинки. Роща, в которую влюбился Симплис, была огромным и тенистым зеленым гнездом. Вокруг, куда ни глянь, листья и листья, да непроходимые заросли бука, прорезанные величественными широкими аллеями; опьяненный росою, буйно разросся повсюду мох. На прогалинках, вокруг высоких деревьев, сцепившись гибкими ветвями, словно взявшись за руки, вели хороводы кусты шиповника. Да и высокие деревья, такие безмятежно спокойные, склоняли в тени листвы свои стволы и беспорядочной толпой стремились вверх, к жарким, поцелуям летнего солнца. И всюду трава, зеленая, сочная; она не только покрывала землю, но ею поросли даже сучья деревьев. Листья нежно шелестели на ветках, а незабудки и полевые маргаритки, верно по ошибке, расцвели прямо на упавших стволах. И все это — цветы, былинки, ветви — пело. Все они тесно переплелись друг с другом, чтобы привольней шептаться о любовных тайнах своих цветков. В глубине сумрачной чащи веяло дыхание жизни, дающее голос каждой былинке в дивно прекрасном хоре утренних и вечерних зорь. То был вечный праздник природы.

Божьи коровки, жучки, мотыльки, стрекозы, влюбленные в цветы, назначали по всем уголкам леса свидания своим милым. Лес был их маленькой республикой. Его тропинки, его ручьи, деревья — все это принадлежало им. Они уютно устроились у подножья деревьев, на свисающих к земле ветвях, в сухой листве, преспокойно поселившись там на правах завоевателей. Но, как истинно добрый народец, они оставили верхние ветки соловьям и малиновкам.

И к песне, которую пела роща голосами своих цветов, ветвей и листвы, присоединялись голоса насекомых и птиц.

За каких-нибудь несколько дней Симплис и роща стали неразлучными друзьями. Они болтали до самозабвения, и от восторга Симплис лишился последних крох разума. Уходя домой спать или есть, он и там все время думал только о своей возлюбленной роще. И наконец в одно прекрасное утро навсегда покинул дворец и поселился под сводами листвы. Он выбрал себе роскошные покои. Гостиной служила большая круглая поляна в добрых тысячу сажен, задрапированная длинными темно-зелеными занавесями. Под, самым ее потолком пятьсот стройных колони поддерживали изумрудный кружевной балдахин, а вместо потолка сверкал лазурный купол, усеянный золотыми гвоздиками.

Постель он устроил в прелестном, полном таинственного полумрака и прохлады будуаре. Стены и пол были устланы мягчайшими коврами бесподобного мастерства, а розовый мраморный альков с полом, посыпанным рубиновым песочком, был выдолблен, видно, каким-то великаном прямо в скале.

Имелась во дворце и купальня — кристальный бассейн с проточной водой, скрытый в зарослях цветущих кустов. Не буду рассказывать, Нинон, о целом лабиринте галерей, о бальных залах, о садах, окружавших этот дворец. Скажу только, что покои были поистине царственные, какие может создать один господь.

Отныне принц мог дурачиться сколько душе угодно. Король решил, что сын превратился в волка, и стал подыскивать другого, более достойного наследника.

Первые дни после своего переселения у принца была уйма дел. Он познакомился с соседями — мотыльком и жучком. Оба оказались милейшими созданиями и ничуть не глупее людей.

Вначале Симплис лишь с трудом понимал их язык. Но вскоре сообразил, что причина этого в скудности его образования. Он быстро привык к краткости языка насекомых и научился, подобно им, одним-единственным звуком, изменяя лишь интонацию и длительность, обозначать множество самых различных предметов. И он начал забывать столь бедную, несмотря на обилие слов, человеческую речь.

Он был в восторге от образа жизни своих новых друзей. Особенно восхищало его их мнение о королях, которых они просто-напросто считали совсем излишним иметь, Симплис чувствовал себя по сравнению с ними круглым невеждой и решил брать у обитателей леса уроки.

Но мхи и боярышник все еще дичились его: он не научился еще языку трав и цветов.

Словом, видя простодушие и безобидность Симплиса, весь лес радушно принял его в свое лоно и открыл ему все свои тайны. И часто, бродя по тропинкам, ему случалось быть свидетелем нежных ласк мотылька с маргариткой.

Вскоре даже боярышник преодолел свою робость и стал давать принцу уроки. Он терпеливо и с любовью обучал Симплиса языку ароматов и красок. С тех пор по утрам, едва он открывал глаза, пурпурные венчики цветов слали ему свой привет, зеленая листва болтала о ночных оргиях леса, а кузнечик шептал о своей пылкой страсти к фиалке.

Нашел Симплис и подружку себе — золотистую стрекозку с тоненькой талией и трепетными крылышками. Малютка оказалась отчаянной кокеткой, она забавлялась, дразня его: то манила к себе, то проворно ускользала прямо из-под руки. Старые деревья, видя поведение стрекозы, журили ее и, покачивая головой, предсказывали, что она дурно кончит. Но вдруг Симплиса охватила странная тревога.

Первой заметила это божья коровка и попыталась вызвать своего друга на откровенность, но тот, заливаясь слезами, отвечал, что все хорошо и он счастлив по-прежнему.

Он вставал теперь на заре и до позднего вечера бродил в чаще. Он осторожно раздвигал ветви каждого кустика, поднимал каждый листик и все что-то искал.

— Чего это ищет наш ученик? — спросил боярышник у мха.

А стрекозка, пораженная равнодушием любовника, решила, что он помешался от любви, и принялась увиваться вокруг него. Но он даже не взглянул на нее И старые деревья оказались правы: опт быстрехонько утешилась с первым встречным мотыльком.

Поникла грустно листва, видя, как юный принц исследует каждый клочок травы, как он пристально вглядывается в глубину аллей; и, слыша из чащи его горькие жалобы, листья печально шептали:

— Симплис увидел наш Водяной цветок, нашу русалочку.

Водяной цветок была дочерью солнечного луча и росинки и так восхитительно воздушна, что поцелуй влюбленного убил бы ее; а уста ее источали столь сладостный аромат, что она убила бы влюбленного своим поцелуем.

Лес знал об этом и ревниво охранял свое любимое дитя. Он укрыл ее в прохладном ручье, осененном густыми ветвями. И там, в тишине и полумраке, Водяной цветок блистала среди своих сестер. Ленивица, она томно возлежала на поверхности воды, отдаваясь ее колыханью. Сквозь прозрачные струи виднелись ее маленькие ножки, а светлокудрую головку увенчивала корона жемчужных брызг. Кувшинки и шпажник радовались ее улыбке. Она была душой всего огромного леса.

Беззаботно текла жизнь Водяного цветка, и на всей земле она любила только свою мать — росу, а в небе — солнечный луч-своего отца. Она была любимицей потока, баюкавшего ее на волнах, и деревьев, укрывавших ее своею тенью. У нее было множество поклонников и ни одного возлюбленного.

Русалочка знала, что должна умереть от любви. Ей приятно было думать об этом, и она жила мечтою о смерти. С нежной улыбкой поджидала она своего суженого.

Однажды ночью Симплис увидел ее в сиянии звезд на повороте аллеи. И целый месяц потом тщетно искал ее всюду. Она чудилась ему за каждым деревом, но, подбежав, он находил там лишь огромные тени волнуемых ветром тополей.

И лес умолк. Он не доверял больше Симплису. Непроницаемой стала его листва, и густая тень окутывала каждый шаг принца. Умолк влюбленный шепот, иссякла нежность леса, опасность, грозящая Водяному цветку, повергла в печаль всю рощу.

Но вот однажды Симплис снова увидел русалочку. Обезумев от любви, он бросился к ней. Она легко, как пушинка по ветру, мчалась перед ним на лунном луче и не слыхала его шагов. Как ни бежал принц, он так я не мог ее догнать. И тогда душа его преисполнялась отчаяния, а из глаз хлынули слезы.

Он все бежал и бежал, и лес тревожно следил за каждым его шагом. Колючие кустарники хватали его своими цепкими лапами, преграждая дорогу. Вся роща поднялась на защиту своей любимицы. Мох под его ногами стал вдруг скользким; чаща все теснее сплетала перед ним свои ветви, твердые, как бронза. Дороги засыпало сухой листвой; стволы упавших деревьев легли поперек тропинок; даже скалы и те восстали против юного принца и обрушивались перед ним. Пчелы жалили его в пятки, и бабочки ослепляли трепетанием своих крыльев.

А Водяной цветок, ничего не видя и не слыша, скользила все дальше и дальше на лунном луче. Симплис с ужасом чувствовал, что она вот-вот исчезнет.

И задыхаясь, в безумном отчаянии, он все бежал и бежал вслед за нею.

Он слышал, как старые дубы гневно кричат ему вслед:

— Почему ты нам не сказал, что ты человек? Знай мы это, мы бы тебя остерегались, мы не стали бы учить тебя нашему языку и ты в своей человеческой слепоте не увидел бы нашу русалочку. Ты явился к нам как невинное создание, а теперь мы видим в тебе душу человека. Подумай, что ты делаешь? Ты давишь жучков, ты обрываешь листья и ломаешь ветви. Обуреваемый себялюбием, ты хочешь похитить нашу душу.

И боярышник крикнул:

— Остановись, сжалься, Симплис! Не будь подобен капризному ребенку, который, желая насладиться ароматом моих душистых цветов, срывает их, чтобы вскоре бросить.

А мох воскликнул:

— Стой, Симплис! Приляг на мой бархатистый, свежий ковер и сквозь ветки деревьев любуйся издали игрой Водяного цветка. Ты увидишь, как она плещется в ручье, как примеряет ожерелья из жемчужных брызг. Мы позволим тебе любоваться ею, и жизнь твоя, подобно нашей, будет протекать в созерцанье ее красоты.

И весь лес зашумел:

— Остановись, Симплис! Не целуй ее! Разве ты не знаешь, что она умрет от твоего поцелуя? Разве наш вестник, ветерок, не рассказал тебе об этом? Водяной цветок не земное создание, благоуханье этого цветка таит в себе смерть. Увы, бедняжка! Ее судьба ужасна! Вместе с поцелуем ты выпьешь ее душу. Сжалься над ней, Симплис!

Но тут Водяной цветок обернулась и увидела принца. Она с улыбкой знаком велела ему приблизиться и, обратившись к лесу, сказала:

— Вот пришел мой возлюбленный.

Прошло ровно три дня, три часа и три минуты с тех пор, как Симплис начал преследовать русалочку. В ушах его все еще звучали слова старых дубов. Он повернулся и хотел убежать, но Водяной цветок уже держала его за руки и, поднявшись на цыпочки, любовалась отражением своей улыбки в глазах юноши.

— Как долго ты медлил! Мое сердце чуяло, что ты в лесу. Я села на лунный луч и целых три дня, три часа и три минуты искала тебя повсюду.

Симплис молчал и слушал, затаив дыхание. Она же, усадив принца рядом с собой на берегу ручья, ласкала его взором, и он не мог отвести от нее глаз.

— Разве ты не узнаешь меня? — спросила она. — Я часто видела тебя во сне. Ты брал меня за руку, и мы с тобой шли куда-то, молчаливые и трепещущие. Разве ты не видел меня? Ты помнишь свои сны? Он хотел ответить, но она воскликнула: — Молчи! Я Водяной цветок, а ты мой возлюбленный. И мы должны умереть.

Высокие деревья склонились, чтобы получше разглядеть юную чету. Они содрогались от скорби, и от дерева к дереву мчалась весть о том, что душа леса покидает их.

Умолкли все голоса. Великая жалость охватила обитателей леса, от могучих дубов до хрупкой былинки. Замерли в чаще гневные крики, ведь Симплис, возлюбленный Водяного цветка, стал теперь сыном старого леса.

А русалочка положила головку на плечо принцу. Склоняясь над ручьем, они улыбались друг другу. Или, поднимая время от времени взор, любовались золотистой пыльцой, трепещущей в лучах заходящего солнца. Их объятие становилось крепче и крепче, и они ждали лишь первой звезды, чтобы слиться навеки и улететь.

Они безмолвствовали, и души их, воспарившие в любовном экстазе, мало-помалу соединялись в едином дыхании.

И по мере того как день угасал, уста их все больше сближались.

Лес оцепенел в смертельной тоске. Огромные скалы, из расщелин которых вытекал ручей, простерли над озаренной последними лучами заходящего солнца четой широкий покров тени.

Вот вспыхнула вечерняя звезда; уста влюбленных сомкнулись в последнем поцелуе; тяжкое рыдание сотрясло могучие дубы.

Уста слились, и души отлетели.

По лесу брели двое: умный человек и человек ученый. Умный глубокомысленно рассуждал о вреде лесной сырости и о том, какие бы превосходные получились пастбища, если бы повырубить эти нелепые деревья и засадить всю площадь люцерной.

А ученый мечтал о том, как бы прославиться, найдя еще неизвестное науке растение. Он обшаривал каждый уголок леса, но, как назло, ему попадались один пырей да крапива.

Дойдя до ручья, они увидели тело Симплиса. Принц спал мертвым сном и улыбался во сне. Ноги его омывали прохладные струи ручья, голова покоилась на прибрежной траве. К навеки сомкнувшимся устам он прижимал (необычайно нежный розовый с белым цветок, разливавший терпкий аромат.

— Несчастный безумец! — изрек умный человек. — Верно, хотел нарвать цветов и утонул.

А ученый не обратил никакого внимания на труп; завладев цветком и желая установить, к какому классу растений он принадлежит, этот человек обрывал один за другим его лепестки. Покончив с цветком, он воскликнул:

— Ценнейшая находка! В память об этом глупце я назову цветок Anthapheleia limnaia[2].

Ах, Нинетта, Нинетта! Мой идеал, мой Водяной цветок, этот варвар назвал Anthapheleia limnaia!

Перевод Г.Еременко