– Да, Лаки, ты попал. И ещё скажи: как ты не почувствовал её раньше, как допустил проклятье? Ведь, насколько я помню, Велес обещал, что твоей суженой будет птицедева. Где ты витал, что пропустил её?
– С ее матерью мы не встретились потому, что она жила на Буяне, а ты знаешь, туда нас не особенно пускают. Она с острова практически не вылетала, а когда вылетела, Чернобог постарался её погубить. Не пойму, почему он так старается погубить птицедев? Тут какой-то непонятный умысел, надо подумать, а то он и Лотту погубит, уже пытался. До шестнадцати лет сущность крылатая в них не просыпается, а как просыпается, так и мы их чувствовать начинаем, и другие нелюди, не всегда добродушные. Вот в чем опасность.
– Ты ей поможешь, рядом будешь, летать с ней будешь, дружить с ней будешь, может, она к тебе и потянется. А может, и полюбит ее кто из людей, а она тебя. Лаки, смотри на это позитивно. При общении с Лоттой сыт ты будешь всегда.
– Бриз, ты циник, право слово. Небольшое утешение быть сытому, когда хочется быть пьяному – пьяному от счастья. Оставили тему, мне думать надо, как дальше быть.Вот куда бы мне её свозить завтра?Сейчас пролетим над побережьем, побываем в Бхарате, а потом назад. Думаю, залетим к подножью Великих гор Каф. Покажу ей эти чудо-горы, спускаться на землю там только не будем – сейчас зима, лавины. Но очень красиво, Лотте понравится. А вино хорошее.
Возвращение
Я выспалась и встала в чудесном настроении. Мне ничего не снилось. Я как будто провалилась в сон и очнулась уже утром. Ноги немного побаливали и тело тоже, всё-таки на конях я не ездила уже пару недель. Но это ерунда. Чудесно пахло морем и цветами. Провела рукой по растрепанным волосам и пошла умываться.
На берегу обнаружила два тела, спящих в лодке. Ну, ничего себе – уже рассвет, а они спят. Остатки еды привлекали чаек, а может, и мелких зверьков, и они явно полакомись нашими вкусностями. Но вина не было ни грамма. Птицы вино не пьют, значится, братики постарались, а еще Ветры – качнула я головой.Будить не стала. Знала, что Лаки редко и мало спит, пусть отдыхает, а вина ведь было немало. Пошла к морю. Умылась, побродила по песку. Тихо, только чайки кричат. Мысль в голове вдруг перенесла меня на постоялый двор. Тут, конечно, хорошо, но как там мои принцы (ну не мои, просто принцы – поправила я себя), как Клевенс, Фрости, другие? Ничего не случилось? Я тут развлекаюсь, красоты смотрю, а они там страдают. Тяжело ждать непонятно чего, надеяться на чудо, которое может и не состояться, ждать, ждать, ждать…Интересно, обо мне вспоминают? Никогда не задумывалась раньше – нужна ли я кому-нибудь, и нужно ли мне быть кому-то нужной?Знала, что с Русалочкой и Мавкой всё в порядке, что им станется в заколдованном лесу, и Микулишну он защитит. А вот о постояльцах «Приюта нужных путников» душа болела. Очень хотелось, чтобы они решили свои проблемы и остались живы. Надо будет с Ветром посоветоваться, как им помочь.
Тихо бродила по песку, заходила по щиколотку в море, рассматривала крабиков, мелких рыбок. Остановилась рассмотреть выброшенные на берег водоросли и ракушки. Ах, какая прелесть. Я никогда не видела такой красоты. Ракушки – маленькие и большие -просто валялись, засыпанные песком. Поковыряла, набрала с десяток самых разных. Вот и подарок будет для всех, вряд ли кто-то такое видел. Собранные сокровища понесла к лодке.
Мое возвращение разбудило-таки Ветров. Они смущенно потягивались и качали головами.
– Прости, Лотта, мы уж очень хорошо вчера посидели. Давненько такого не было. Еду вот не убрали, все птицы порастащили, завтракать почти нечем. Я сейчас придумаю, -подскочил Ветер.
– Голова у вас не болит? – тихо спросила я. – Вы, кажется, вчера перестарались?
– Да, что было, то было. Из головы быстро все выветрится, мы же Ветры, а вот в желудке как-то не очень, – и они весело засмеялись.- Пройдет. Сейчас заварим трав, там еще что-то сладкое осталось, перекусим и пойдем искать клад.
Клад – это интересно. Я-то думала, это так, разговор ради разговора. А оно действительно. Значит, приеду в приют с золотом. То-то все удивятся. За завтраком я себе всё время представляла, как обрадуются принцы, что в дороге безденежье нас не будет мучить, мы сможем купить одежду и коня для меня, сколько можно сзади Хи трястись. Клевенс заплатим, да много чего.
– Тут остров недалеко, – сказал Бриз, – там частенько пираты останавливаются. Недавно видел, как зарывали что-то тяжелое. Пиратов тут немало, торговые караваны проходят часто. Если корабль отбился от каравана, то становится легкой добычей.
Ветры свистнули, и на берегу появились кони.
– Полетели, чего время тянуть.
И мы опять понеслись над океаном.
– Вот он, «Остров Сокровищ», – крикнул Бриз и стал опускаться ниже, показывая на покрытый дивной растительностью скалистый остров.
На острове росли удивительные деревья.
– Они пальмами называются. Орехи на них съедобные, в них жидкость вкусная, жажду утоляет, и мякоть вкусная. Возьми несколько штук. Потом друзей угостишь.
Я подняла тяжеленные плоды и кинула в сумку.
– Ну, где копать будем?
– А вон под теми пальмами, на них ещё зарубка своеобразная.
– У нас же лопаты нет, – ахнула я.
– Ничего страшного, посмотри, как это делается.
Бриз отсчитал от пальмы сколько-то шагов и остановился.
– Лаки, сюда, дуем.
Они стали рядом и посмотрели на песок. Мгновение – и на этом месте образовался вихрь, разметая песок и оголяя довольно немаленький сундук. Этот же вихрь поднял сундук и поставил рядом с нами. Ещё один взгляд – и замок открылся, крышка поднялась, и мы увидели золото. Много золота и какие-то украшения.
– Лотта, это тебе, – улыбнулся Бриз. – Ты заслужила.
– Ой, зачем мне столько, мне столько не нужно, куда его дену, да и лошади тяжело будет. Давайте возьмем немного, а остальное опять закопаем.
Ветры переглянулись и дружно засмеялись.
– Лотта, ты чудная. Мы думали, ты ещё захочешь на клады посмотреть. Он на острове не один, а ты и этот-то не весь брать хочешь. Мы бы помогли его переместить.
– Мне столько не надо. Возьму немного монет, несколько красивых камней. Украшения чужие не надену, да и не ношу я украшения, хотя монисто твое, Лаки, мне очень нравится. А золота в дорогу возьму немного. Куда только положить – не знаю.
Ветер достал откуда-то небольшой мешочек.
– На, насыпай сколько надо. Лотта, знай, я как друг тебе обещаю, что ты больше никогда не будешь страдать от нехватки денег. Мне они не нужны в силу моей природы, а я могу получить их много, очень много, и мне хочется, чтобы ты ни в чём себе не отказывала.
– Мы Ветры богатые ребята. Люди бросают на ветер слова, деньги, мечты, желания.
Я стала насыпать монеты, но почему-то из всех слов Ветра мне запало в душу только одно слово – друг, он как друг мне обещает. Вот, Лотта, и расставили все точки. Хорошо, что ты не стала ненужных иллюзий себе накручивать. Друг – значит, друг. Проехали. Улыбаемся, благодарим. Опять улыбаемся, опять благодарим. А что ты еще ждала? Друг – это тоже отлично. Но почему же так больно? Макошь! Больно. Дальше всё для меня было как в тумане, опять полёт к берегу океана, брызги моря, летающие рыбы и я, вовремя остановившая полёт своих чувств. Лотта, главное – вовремя остановиться в мечтаниях. Кто он и кто я?
Мы прилетели на берег, и Лаки спросил:
– Лотта, что случилось, ты такая грустная. Мы тебя чем-то обидели?
– Нет, что ты, всё просто чудесно. Просто вспомнила, что скоро должна произойти Дикая Охота, а я не знаю, как помочь людям, как найти путь, – нашлась, что сказать, и это тоже было чистой правдой.
– Ты просто сама не своя. Я чувствую, что-то тебя расстроило. А я хотел прогуляться сегодня с тобой по берегу, сходить в лес, отдохнуть. Завтра полетели быв Индию. А в ночь Охоты я, наверно, смогу тебе помочь. Не сильно, конечно, но иногда малое тоже полезно.
– Думаю, если появится предвестник, и я буду знать день Охоты, я смогу найти путь. Это, конечно, трудно, но с нами девушки, больной и еле живой Собиратель грехов, как они выдержат? Собирателю грехов надо окунуться в реку Смородину, чтобы смыть все грехи, простая вода ему уже не поможет, слишком много он на себя взял, и он может утонуть в реке под их тяжестью. Я при этом не могу бросить остальных возле Дерева и пойти с ним к реке. Ведь, как говорит Сказитель, от Дерева нельзя отходить, чтобы Охота тебя не растоптала, не смела в другой мир. Надо держаться за руки и прижимать их к стволу, тогда можно сохранить себе жизнь. А когда Перекресток откроется, нужно время, чтобы осуществилось ожидаемое. Да и после этого им трудно будет найти дорогу домой без меня. Тогда как быть с Собирателем грехов? Не могу сложить все и решить, как правильно себя вести. Время идет, я тут прохлаждаюсь, а мне надо думать.
– Лотта, прекрати себя есть. Предвестник ещё не пришел. Я даже догадываюсь, кто это будет. Он приходит редко, но уж больно у Вас интересная компания. Так и быть, мы завтра полетим назад, раз ты так волнуешься, но поверь, время еще есть. Думаю, я смогу помочь Собирателю грехов. Я постараюсь пристроиться в хвост Дикой Охоты, после Дерева Мироздания Велес направляется в Навь и пролетает над рекой Смородиной. Велес ко мне благоволит, и когда он промчится возле Дерева, я заберу Собирателя и отвезу его к реке Смородине. Только нужно, чтобы кто-то ещё с ним полетел. Ты исключаешься, потому что явно нужна возле Дерева. Может, кто из принцев согласится, но это очень опасно. Река Смородина не просто река, она отделяет Явь от Прави. А Правь – место, где не только обитают умершие, там живут идеи рождённые и не рождённые, идеи преждевременно умершие, и происходит что-то, что определяет будущее нашего мира.Я Ветер, сущность, приносящая удачу, а не философ и не Бог, я не могу прикасаться к воде Смородины, мне не позволительно, но люди – заметь, смелые люди, – могут это сделать. Правда, на это редко кто решается. Раньше герои такое могли совершить. А вот сейчас – где взять героев?
– Спасибо, Лаки, ты настоящий друг, – сказала я с ударением на слово друг, вот только почему Ветер побледнел, закусил губу и отвернулся?
Дальше мы шли молча. Было грустно, как будто у нас что-то украли. Украли то, что мы и в руках-то не держали, но всё равно что-то очень важное для нас.
Несмотря на чудеса вокруг, этот день у нас с Лаки не задался. Мы старались не смотреть друг на друга и больше молчали. Я рассеянно рассматривала диковинные деревья, цветы, животных, а Лаки смотрел в песок под ногами и хмурился. Потом вообще куда-то улетел, сказал, что дела, и прилетел только к вечеру с едой.
– Лотта, не хмурься, надежда умирает последней.
К чему это он сказал, не поняла.
Утром я собрала все свои сокровища: ракушки, кокосовые орехи, жемчужины и золото. Мы решили лететь домой. Вдруг они там голодные без меня, зайцев-то никто не ловит, может, скучают – придумывала я себе причину быстрейшего возвращения в приют.
– Лотта, сегодня мы летим и смотрим Великие горы Каф. Шубу не забудь, высоко в горах будет холодно.
Горы становились всё выше, и всё выше поднимались наши кони. Становилось ужасно холодно. Я с головой спряталась в шубу, она тёплая, но холод пронизывал меня насквозь.
– Лаки, я замерзаю, – прошептала я тихо. – Как ты не мерзнешь, ты же даже без шапки?
Ветер улыбнулся и хохотнул:
– Я же горячий парень, извини, не подумал сразу. Буду греть.
Он легко подхватил меня, распахнул свой плащ, стащил шубу и прижал к себе. Он был тёплый, как печка, и такой родной.
– Маленькая моя, какое счастье, что я познакомился с тобой, вот только быть с тобой всегда, вероятно, не суждено. Так надо, и так должно быть, – и крепче прижал меня к себе.
Слезы, взявшиеся совершено непонятно откуда, тихо капали на рубашку Лаки.
– Все будет хорошо, -сказал Лаки, но явно в это не верил.
Горы – холодные, величественные и равнодушные ко всему – искрились на солнце. Вечные, как океан. Равнодушные, как Вечность. Я отвернулась и спрятала лицо у Ветра на груди. С грохотом сорвалась лавина и понесла невероятные массы снега, сметая всё на своем пути. Сметая надежды на любовь, вернее, зыбкую надежду на неё. Как больно, Макошь. Почему?
«Боль проходит, а жизнь продолжается», – вдруг услышала я в голове голос Макоши.
– А если я не хочу дружбы?
– А ты вспомни встречу – и передо мной появился образ Гадалки, и наш разговор, и мое решение:
– Смотри, а вот карта выбора. Направо пойдешь – богатство найдешь. Налево пойдешь – друзей найдешь. Прямо пойдешь – любовь найдешь.
– Нет, любви мне пока не надо, я и себя-то не люблю, как могу кого-то полюбить? Пойду-ка я налево, интересно ведь, как это – друзья.
– Трудно поверить, Лотта, но мы не всесильны, ты ведь просила у Судьбы-Гадалки сначала друзей найти – нашла. Благодари.
Мы летели дальше, а грохот лавины оставался позади. Боль потихоньку отпускала сердце и таяла, как снежинки на щеках.
Потом была ночь и опять утро, горы остались позади, и мы опять летели над такими родными равнинами, покрытыми снегом, потом появились леса, и я обрадовалась дубкам и березкам, как родным, а вечером мы были в приюте.
Кони опустились посреди двора, и я выпала из саней. Устала, засиделась. Потопала ногами. Почему никто не встречает? И тут дверь распахнулась, и оттуда сломя голову первыми выскочили принцы и бросились ко мне.
– Лотта, – только и сказал Карен и бросился вперед, обнял, поднял в воздух, – ты вернулась! Ты вернулась!С тобой всё нормально?Он хорошо с тобой обращался? Не обижал? – пристальный взгляд на меня и очень неодобрительный на Лаки.
– Не волнуйся, Хи, все нормально. Ветер замечательный, я столько всего увидела и даже денег привезла, заработала.
Хи поменялся в лице. На лице появилось брезгливое выражение.
– Чем заработала? Тебе заплатили за что?
– За мою работу, – не поняла я.
Тут встрял Ветер, который тоже поменялся в лице.
– Если у тебя, Карен, идиотские мысли в голове, то я вызову тебя на дуэль. Лотта – лучшая девушка, которую я встречал, а ты- ты просто недоумок.
Ветер и принцы стояли друг против друга и пожирали друг друга негодующими взглядами.
– Ну-ну, молодые люди, успокойтесь, – вмешалась в непонятную для меня ситуацию Клевенс. – Лотта, Ветер, заходите – налетались, устали, наверное. Ужин готов. Так хочется услышать рассказы о далеких краях. Никто ведь из нас там не был.
Я кинулась на шею Клевенс.
– Ты не представляешь, как там было здорово, необычно, я видела океан, горы, вулкан, мы нашли клад, и я помогла выиграть в гонке. Я привезла вам всем подарки и очень скучала, и переживала за вас. Столько всего произошло, даже не знаю, с чего начать. Но что это я всё про себя, авы как?У вас всё в порядке?
– В порядке, Лотта, в порядке, заходи. Ветер, заходи.
Хмурый Ветер, вызывающе и сердито посмотрел на принцев и сказал:
– Мне надо лететь. Если кто её обидит- голову оторву.
Он вынул мои вещи и поставил на снег.
– Не забудь их, Лотта. Я скоро залечу. Всего тебе хорошего.
Развернулся, вскочил в сани и умчался прочь.
– Клевенс, – недоуменно спросила я и перевела взгляд на принцев. – Что это было?
– Не переживай, Лотта, это называется «мужские игры на свежем воздухе», со временем у них это проходит, когда мудреют, вернее, если мудреют. Пойдем в дом.
И укоризненно глянула на принцев.
– Не ожидала от вас. Стоит извиниться и перед Лоттой, и перед Ветром.
Вскоре, умытая и переодетая, я сидела за столом и показывала свои сокровища. Девушкам я подарила камешки. Они пришли в тихий восторг и ахали, вертя их в руках. Даже Фрости улыбнулась.
– Синий красивый. Как птица счастья.
Ракушки тоже привели всех в восторг. Таких даже во дворце у принцев не было,только Богуслав подобные видел, когда плавал.
Потом мы пили молочко из кокосов, ели их мякоть, и я рассказывала до самой ночи про Бриза, лавину, дельфинов, летающих рыб, лаву, новый остров, поиски клада.
– Девочке пора спать, – прервал меня Сказитель и погладил по голове. – Она устала от впечатлений. Вон как её сказка разворачивается. Чудесная сказка будет, Лотта, я это чувствую. А теперь спать, – и улыбнулся.
Несколько последующих дней прошли, как и перед моим путешествием, только отношения с принцами были какие-то натянутые, и я не понимала, почему. Что-то не так, но что – непонятно. Всем и подарки, и рассказ понравился, а эти сидели хмурые и ни слова не сказали – интересно им меня слушать или нет. Буркнули спасибо – и все. Не понимаю, может, со временем само прояснится. Мало ли что у них случилось.
Предвестник, или приход Ветра Перемен
На улице холодало, снег становился всё глубже, доставать зайцев становилось всё труднее, а главное, я не знала, как нам по таким сугробам идти к Перекрестку. И тут я вспомнила: у Микулишны были такие своеобразные снегоступы, сплетенные из веток ивы. Она их зимой надевала, когда в деревню ходила. Надо будет сделать.
Мы с Богуславом пошли к речке и нарезали кучу веток. Хотя они были немного хрупкими, вполне подошли нам, а для прочности мы связывали их веревочками. Все были при деле, плели снегоступы и ждали предвестника. И он появился.
На улице мело, и мы радовались, что дома тепло. Клевенс вышивала салфетки и говорила, что ей надо спешить, а то вдруг не успеет вышить до похода на Перехлестье, а салфетки с собой надо взять. Сказитель рассказывал истории про богов, героев, просто людей, я доплетала снегоступы. Время близилось к ужину.
Кажется, дверь даже не открылась, а может, мы не заметили, как она открылась, но на пороге стоял парнишка лет десяти, курчавый, с озорными глазами.
– Приветствую, – сказал он, – что смотрите удивленно, как будто не ждали? Кто тут ждет предвестника?
Мы обмерли. Кто хлопал глазами, кто вскочил, не понимая, что происходит. Мальчонкой предвестника никто не представлял.
Он спокойно шагнул к столу, сел на стул и сказал:
– Я предвестник и должен вам сообщить, что через три дня над Перехлестьем пролетит Дикая Охота. Вы должны быть готовы, собрать всё, что нужно, и настроиться на то, что легко не будет, а будет очень опасно: можно замёрзнуть, заблудившись в лесу, погибнуть, увидев летящих охотников, и многое другое.
Всё сказано было очень четко и резко, без лишних эмоций.
Сцена «не ждали» продолжалась. Конечно, первой нашлась Клевенс.
– О, наш молодой гость, мы рады видеть вас за нашим столом. Разделите с нами трапезу. И мы были бы очень рады, если бы вы представились. Мы ждали предвестника, но это всегда так неожиданно.
Мальчик захихикал. Поднялся, кивнул и с небольшой издёвкой сказал:
– Хочу представиться.Я Ветер. Ветер Перемен. Прошу любить и жаловать.
Клевенс не растерялась и представила нас всех.
– Разделите с нами ужин, пожалуйста. Так хотелось бы поговорить с таким легендарным Ветром. Вы у нас не такой частый гость.
Мальчонка пододвинул к себе тарелку и сказал:
– Я рад этому.Да, действительно, мне здесь не часто приходится пролетать, вот в другом мире только и успевай мотаться туда-сюда, одни перемены.
– Но это же отлично, что перемены, – сказал Ха. – Однообразие так тягостно, хочется нового, неожиданного.
Ветер Перемен скептически посмотрел на него.
– Да. Перемены. В которых кричат «Безумству храбрых поем мы песню», в которых поют «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим, кто был никем, тот станет всем». Поют и меняют, и радуются, потому что не ведают, что творят.Все в молодости ждут и зовут перемены. Когда же взрослеют, понимают, что Ветер Перемен, как и любой другой ветер, не для всех бывает попутным. Меня не любят и не ждут мудрые – они знают, что, когда дует ветер перемен, земля и всё вокруг часто покрывается яблоками раздора. А когда ветер перемен достигает ураганной силы – много унесённых ветром.
Я глядела с удивлением на мальчонку, поражаясь его совсем не детским словам, и совершенно незаметно для себя поняла, что мальчика-то нет. И вообще, был ли мальчик? Перед нами за столом сидел мужчина средних лет. Он подмигнул мне:
– Я разный, я же Ветер Перемен. Не удивляйтесь. Когда вокруг хорошие люди, и можно отведать немного радости, чистой, не алчной, я молодею, когда говорю назидание -взрослею, а от отчаяния, усталости и горя старею, видя, что за перемены я принёс, и как ими воспользовались. А я много видел, очень много. Вот с вами мне хорошо, я чувствую, что подогнал к вам перемены, которые, вероятно, улучшат ваши жизни, возможно, принесут радость, а ведь бывает по-разному. Мы, Ветры, не отвечаем за перемены, мы их подгоняем, приносим, а что с ними делают люди- другой разговор. Вот ты, Лотта, ждала у своего озера перемен, хотела увидеть мир, переживала, что ничего не меняется, что опять ветер перемен дует не в ту сторону. А думала ли ты, что придется отвечать за людей, а не только за себя, брать ответственность, решать, что делать? И это самый простой случай. Это одного человека судьба. А если целого государства? Люди кричат – мы устали так жить, хотим другого, хотим перемен. Докричались. Перемены пришли, и что? Кому ветер перемен, а кому вихри враждебные! Свергли царя – свобода, радость, мир, труд, май. А что с этой свободой делать, подумали? Война, смерть, нищета, разруха. Гибель миллионов людей. И так революции за революциями, и хоть бы одна реально что-то изменила к лучшему.
Удивленно глянул на нас:
– Не знаете, что такое революция. Счастливцы. Счастливцы, что вы этого слова не знаете. Ненавижу его.В том мире, где я чаще всего обитаю, у одного мудрого народа одним из самых страшных пожеланий врагу и проклятием являются слова: «чтоб ты жил в эпоху перемен». Вот так. Устал я от этого. Извините, сегодня какое-то назидательное настроение. Расскажите лучше, что хотите получить, может, что подскажу. Я многое видел. Хорошо, что я, как все Ветры, ветреный, не всегда и не все, что вижу, беру в голову, иначе давно бы сошел с ума. Я, наверно, один из худших Ветровичей, очень много смертей и горя приношу. Самум горячий песок приносит, засыпает этим песком поселки, но люди к этому готовы, знают, что от него ждать, прячутся. Буран вьюгу на севере поднимет, так от неё спрятаться можно, если не в открытой тундре он тебя застал. Или когда Шторм на море прилетает, его появления предвестники есть, к нему готовятся, паруса убирают. Бывает, конечно, что корабль на скалы налетел, экипаж утонул, но это не тысячи людей погибает. От всего, что другие Ветры приносят, хоть небольшая защита есть, к ним можно приготовиться и спастись, если мудро себя вести. Только от больших перемен, что я приношу, не спрятаться. Я бы уже давно впал в депрессию от осознания своей причастности к приносимым неприятностям, если бы не знал, что больше меня смертей приносит только Ветер Свободы.Многие мечтают о Свободе: одни – как ее получить, другие – как ее отнять.
Он глянул на нас, таких растерянных и грустных от его слов, и хмыкнул:
– Не вешайте голову. Перемена перемене рознь. Главное, в чьих она руках и чему служит. Судить не буду, не судья я, сейчас я предвестник перемен в вашей жизни. Однако интересно, занятная у вас компания. Хотелось бы узнать ваши истории.
Он слушал истории Фрости иБездушного, Предназначенной, Фантома, Клевенс, Каящегося, принцев.Слушал внимательно, не комментировал. Только улыбался. По-доброму.
Когда рассказывала Предназначенная, он поднялся, подошел к ней, положил руки и на плечи и сказал:
– Молодец, Есения, храбрая девочка. Приятно встречать таких на своём пути. Благодаря таким неравнодушным и бескорыстным, наверное, мир и жив до сих пор. Ты будешь счастлива. По-своему.
После моего рассказа почему-то долго молчал, а потом сказал:
– Ты, Ловелия, маленькая еще, а груз нести придётся тяжелый. У тебя в голове сейчас дружба, любовь и ещё много путаного намешано, а к тому, что перед тобой будут стоять трудные судьбы и трудные вопросы, ты ещё не готова. Отвечать за многое придётся, трудные решения принимать. К этому просто так не подготовишься. Учиться негде и не у кого.Думай, Лотта, много думай, не бери ничего на веру. Сама во всём постарайся разобраться. Сложно это – брать ответственность за судьбы других на себя. Будем надеяться, у тебя получится. Мы с тобой ещё встретимся, я помогать тебе буду. Дружи с Лаки, он хороший, тоже поможет, в беде не оставит.
Я смотрела и не очень понимала, о чем говорит мне Ветер. Вроде и обо мне, и как будто о ком-то другом. Я тут, а этот ответственный где-то. За что я отвечаю – за путь, может, за поход нашей компании к Мировому дереву, а еще за что? Зачем он мне решение за какие-то чужие судьбы приписывает? А Ветер, посмотрев на Хи и Ха, продолжал:
– Сейчас вы вместе, а судьбы разные. Разведёт вас, по мирам разведёт. Каждому мудрости желаю. Тебе, Михел, особенно желаю для себя мудрости искать. Горяч ты больно и мало думаешь. Занести не в ту сторону может. Игры с людьми – опасная штука. Запомни это. Я предупреждаю, не забудь совет. Хотя кто в таком возрасте советы пожилых людей слушает.
И я действительно увидела, что перед нами стоял довольно пожилой мужчина. Смотрел на Ха грустно.
Тут я не выдержала и спросила:
– Уважаемый Ветер Перемен, Вы, наверно, ясновидящий, раз всё знаете?
Ветер долго смеялся и сразу помолодел.
– Уела, Лотта. Уела. Я не ясновидящий и на роль Демиурга тем более совершенно не претендую, но скажу просто – я видел очень много людей и событий, поэтому умеюиз увиденного и услышанногоделать правильные выводы. Вы ведь рассказывали о себе, а это информация, вот я её и использую.А о тебе Лаки много чего порассказал. Дружи с ним.
Затем он обратился к Сказителю:
– Очень прошу тебя об одном деле. Ты много видел и хорошо разбираешься в людях. Твои сказки гуляют по этому миру. Сказка, которую ты напишешь, будет нужна и полезна, и многие будут на ней учиться, но плохо будет, если героиня сказки окажется несостоятельной в жизни. Поэтому прошу тебя, позанимайся с Ловелией, научи её разбираться в людях.И ты, Собиратель грехов: вижу, что в тебе проснулась надежда, что удастся выжить, окунувшись в реку Смородину. Даже человеку, наполненному такой грязью, какой наполнен ты, всё равно хочется жить, что удивительно. Девушки тебе помогут.
– И ты, Карен, – продолжал Ветер, – должен тоже заниматься с Лоттой. Будущий король должен не только усваивать знания, но и научиться их передавать. Всё, что знаешь об устройстве этого мира – государство, люди, политика, право, география – должно быть изложено в курсе молодого бойца. Это я так образно выражаюсь. Она росла и воспитывалась,как подзаборная трава. Считайте, что это плата за то, что я пришёл. После возвращения с Дикой охоты – восемь часов занятий ежедневно. Приказ. Не обсуждается.
Внутри зрело возмущение. Я, конечно, не против образования, но почему так резко и почему моего желания не спросили – я и на охоту должна ходить, и Клевенс помогать, да и не умею я учиться, никогда этого не делала.
– Лотта, не паникуй, – сказал Ветер. – Я резкий: прилетел, раздачу устроил, улетел. Но поверь, так надо, Лотта. Иначе будет плохо и тебе, и другим. Тебя надо научить мыслить, не принимать в дальнейшем на веру чужие знания, а научиться думать и понимать происходящее.А наш мир будешь и дальше изучать с Лаки, он покажет его тебе. Времени у вас немного, только до конца зимы. Поэтому примите не просто как пожелание. Весна придёт, будет путь с принцами дальше, там учиться будет трудней. А сейчас, чтобы не быть таким жестким, я вас порадую. Я могу переписать, если найду нужным, один день вашей жизни. Только один, какой захотите, но на размышление об этом дне даю пять минут. Сразу отвечаю, почему так мало. Если этот день особенно важный для вас, вы вспомните об этом сразу, а если просто – хорошо бы изменить, то ли этот, то ли вот тот – значит, неважно. Всё, время пошло. После истечения пяти минут все говорят: хочу или не хочу. Даже лучшетак: желающие переписывания становятся по правую руку, а нежелающие – по левую. Таймер включен.
Мы не поняли, что такое таймер, но стали усердно думать. Я сразу поняла, что такого определенного дня у меня нет. Даже если исключить тот день, когда я потеряла память, тот, кто хотел этого, пришел бы в другой день. В общем, менять один день в своей жизни я не хотела.
– Пять минут прошли, – сказал Ветер.
По левую руку от Ветра стояли почти все – и Фрости, и Предназначенная, и Принцы, и Клевенс, и Кающийся, и Бездушный, и Собиратель грехов, а по правую переместился один Сказитель, и неожиданно Фантом подлетел.
– Ожидаемо, ожидаемо. Хоть я проделываю это действо крайне редко, но не сильно рискую изменить развитие истории. Как показывает опыт, одним днем изменения редко довольствуются, вот периодом – это да. Да иногда, когда ситуация проясняется, и переписывать ничего не надо. Но начнем сначала.Например, ты, Фрости, уверена, что, если бы ты захотела разминуться со своим будущим мужем, одного дня тебе было бы мало. И его появление в деревне, и ваше знакомство неминуемо бы состоялись, желание влюбиться у тебя имелось, а значит, тут одним днем не отделаешься, тут надо было сначала умнеть. Но в семнадцать лет так трудно понимать людей. Рад, что ты не обольщаешься. Ошиблась, да, но все почему-то учатся только на своих ошибках. Так же и потерявший душу.
Он обратился к Бездушному:
– Борислав, скажи, для тебя ведь важно было добиться невозможного, а не так уж важна была девушка. Не морщись, понимаю, была важна, но, зная парней, могу сказать – ты и ей, и прежде всего себе хотел доказать, что ты всё можешь и всего достигнешь, несмотря ни на какие трудности. Ага, киваешь – правда, значит. С тобой, Предназначенная, понятно. Тебя менять нечего, ты живёшь будущим, как и принцы, как и Лотта.Кающегося один день не спасёт, ему всю свою жизнь с момента взросления изменить нужно, чтобы себя не съедать.Клевенс мудра и понимает, что жизнь не одним днем определяется. Даже Собиратель грехов ничего изменить не хочет, к такой жизни его вел долгий путь, это выбор не одного дня, хотя, возможно, выбрать ему сильно помогли. Вот уж не знаю предысторию, хотя интересно, но ему сейчас тяжело говорить, потом расскажет. Да вы ему санки какие-то сделайте, он ведь сам не дойдет до дерева, его тащить придется. У вас есть санки? Подумайте об этом. Возвращаемся к желающим изменений. Рассказывай, Сказитель. Трудно? Это тебе не сказку сказывать, своя жизнь трудно поддается анализу.
Сказитель вздохнул и начал.
– Стояли мы с песнярами в одном городе, -Сказитель еще раз вздохнул. – Ухаживал там я за одной девушкой симпатичной. Гуляли, целовались и всё такое. Веселая она была и ласковая. Не понял тогда, что она не совсем такая, как другие, с которыми встречался. Я встречи сними всерьез не воспринимал-девушек много, имена у них разные, а суть и имя у них одно-«Забавы». Так вот про неё.Давно это было, и она, наверное, и не помнит меня, да замужем поди давно. Просто погулять себе позволил добрый молодец. Семьей себя обременять не хотел, хоть и не такой уж и юный был, лет тридцать стукнуло поди. Мне казалось, что впереди у меня много всякого важного: приключения, песни, люди, города, встречи, дороги, развлечения- в общем, жизнь вольная, рано о семье думать. Она умная была, когда меня песняры опять в дорогу позвали, сказала:«Иди, Любим (мать меня так при рождении назвала – красивый, значит), прощай, плакать не буду, не держу тебя, ветер в чулане не запрёшь и воду в решете не унесёшь. Что бросишь, с самого начала понимала, проклинать не буду, просто скажу: вижу тебя уже не юношей на постоялом дворе зимой, вокруг люди, у них счастье впереди, и ждут они его, а ты ничего не ждешь, кроме новой сказки, и завидуешь им, и больно тебе, а изменить уже ничего не можешь. Иди, не держу. Скатертью тебе дорога». Развернулась и ушла. А я часто о ней думаю, особливо зимой, а этой зимой так вообще всё время видится наше расставание. Прошу тебя, Ветер, этот день расставания переписать. И остаться с ней могу, и с собой в дорогу забрать могу. Тепла её мне не хватает. Поумнел. Потерял я её в один день – вернуть хочу этот день и всё исправить, если получится. Можно?
– Не повезло тебе, Сказитель, то бишь,Любим, с моим обещанием. Переписывать не буду. Просто поезжай туда. Сын у тебя, уже десять лет ему. Хороший мальчик, умный. Отец ему нужен. Трудно Любаве одной воспитывать, хоть и сильная она, и мудрая, а тяжело пришлось. Что смотришь? Не ждал? Не думал? Если так страдал, почему в тот город не наведался? Всё от своих грехов прятался? Увидеть и устыдиться боялся? Мог бы я, конечно, просто так вернуть тебя в тот день, да ведь разве изменился бы ты, если бы не передумал за эти годы обо всем длинными зимними вечерами, не выстрадал в своём одиночестве. Можешь на меня обижаться, но Ветер Перемен – переменчивый, значит, – хозяин своего слова. Захотел – дал, захотел – взял. Нельзя тебе тот день переписывать, и ты понимаешь, почему. Весна придет, сам всё будешь пытаться исправить. Что легко дается, не ценят.
Сказитель вздрогнул. Вот уж не думала, что ему около сорока лет, мне он казался почти стариком. Хотя Микулишна смеялась и говорила, что для тех, кому шестнадцать, люди старше двадцати пяти стариками кажутся.
– Ветер, а ты откуда Любаву знаешь? – еле слышно спросил Сказитель.
– Как откуда, весть ей принес про перемену в её жизни, что беременная она. Она спокойно новость восприняла. Приятно вспомнить ее – красивая женщина, сильная. Поблагодарила и сказала, что справится и, хотя родители могут её за это из дома выгнать, всё равно справится. Помню, посмотрела на меня и сказала: «Если я с этой проблемой не справлюсь, то кто? А на людей мне плевать. Ребенок мой, и я смогу его на ноги поставить. И прокормлю, и одену, и выучу». И, кстати, так и вышло. Я, когда интересных и сильных людей встречаю, с удовольствием к ним просто так залетаю. Она до встречи с тобой хорошо шить умела, так ещё подучилась, наряды, что из-под её рук выходят, и в столице надевают по праздникам. Не бедствует она совсем. Сватались к ней многие. Красивая, умная, спокойная, работящая, к таким и под каблук можно, и просто рядом находиться хорошо. Только обожгла её любовь, не верит мужикам. Сердце как у Фростиу нее – не замёрзло, но больше в него никого из мужчин не пускает. Так что не знаю, хватит ли тебе всего твоего таланта сказителя, чтобы её внимание вернуть.
– Я не знал об этом. Много женщин на моём пути встречались. Многих, наверно, обидел. Не хватило ума понять, что Любава особенная. Что-то подсказывало: присмотрись, неправильно делаешь- и всё равно оставил.
– Проси мудрости, Любим, думай, время еще есть, дорога отсюда для тебя после зимы откроется. Ищи мудрости и с Лоттой занимайся, это уже моя просьба.
И он обратил внимание на Фантома.
– Ну, здравствовать и тебе, Святослав, что здесь Фантомом кличут. Баловень судьбы и женщин, придворный повеса. Рад видеть тебя, даже в этом теле. Пусть другие не слышат, а я-то тебя слышу отлично. Знаю, как ты тело-то потерял. Просишь не говорить, а почему? Пусть знают, у нас здесь все свои тайны наружу выложили. Тебе перед Клевенс стыдно? И ты до сих пор ей не рассказал о своей глупости? Когда ты по пьяни в карты душу проиграл своему другу и собутыльнику, недоученному магу,и он по недоумию не душу взял, а тело, а что ему с бездушным телом делать – не знал, поэтому его в другой мир и сплавил. Там таких бездушных тел валом. Это в этом мире тело без души погибает за два месяца, а в том бездушные живут получше тех, что с душой. Несильно мучаются, даже наоборот, гордятся. Бизнес на крови делают, войны ведут, да всего и не перечислишь. Тело твое там живехонько и здравствует, политикой занимается, так что сюда его трудно будет заманить. А вернётся тело – так может возникнуть конфликт с душой. Странно с ней дела обстоят. Уж больно сильное противоречие между поведением души и тела, этому только одно объяснение может быть – к тебе прежнему еще одна душа прицепилась, ладно подумаю об этом потом. Нужно будет просить не просто тело вернуть, а чтобы оно еще забыло, какие темные делишки в отсутствие души делало. А в этой ситуации и раздвоение личности может начаться, тебя ещё в шизофрении обвинят. В дурку, то бишь в сумасшедший дом, посадят.
Я слушала монолог Ветра и понимала, что он явно издевался над Фантомом. Зачем он так? Мне было искренне жалко Призрака, он так нежно пытался бестелесными руками дотронуться до волос Клевенс, разговаривал с ней, старался всегда быть рядом. Может, он и не совсем правильный в своем теле, но мне казалось – он хороший, сейчас хороший.
– Ветер, – вдруг вступила в разговор Клевенс, – я понимаю, что он, может быть, заслужил придирок, но мне нравится Фантом, и я хочу, чтобы он стал нормальным человеком. Ты перепишешь тот его злосчастный день?
– Клевенс, ты мудрая женщина и должна понимать, что днём изменения в этой ситуации не отделаешься. Ну, предположим, – в тот день он выиграет, не лишится тела. Что изменится в сущности повесы и игрока Святослава? Если вычеркнем этот день его жизни вовсе, ты понимаешь, что отсутствие этого дня опять ничего не изменит в его личности. Я ведь день жизни переписываю, а не новое сознание в него вкладываю. Надо думать, право, не знаю. Впрочем, у тебя больше, чем у кого-либо,имеется и сил, и возможностей в решении проблемы. Любовь, она сильна, и душа его сейчас любит- значит, хочет быть лучше. А ты, наузницаКлевенс, вышей ему то, что вдруг тронет его ум, о чем он мечтал в глубине сердца, что может быть дорого ему, важно для него, чтобы душа его победила в этом противостоянии и вытеснила всю грязь, в которой он крутился. Ты ведь можешь?
– Ветер, я для себя не могу ничего, и не я образы для салфетки придумываю, они сами приходят и на ткань ложатся. Но я буду просить мудрости и откровения. Спасибо тебе. Понимание ситуации лучше глупой надежды на авось. Спасибо.
– Всем пока, не знаю, когда увидимся, работы много, не поспеваю. Просите Лаки удачу вам подогнать, она вам пригодится. Санки мастерите и одевайтесь как можно теплее.
Сборы
Дверь даже не скрипнула, а Ветра уже не было в гостиной. Прилетел, наговорил и улетел. Сиди и раздумывай об услышанном. Три дня – это так мало. За что хвататься в первую очередь?
Клевенс схватилась за салфетки и вышивала всю ночь. Она решила идти с нами. Была уверена, что её присутствие будет необходимо для Фантома. Да и Сказитель, который раньше собирался дождаться нас дома, решил идти с нами. В общем, шли все – и женщины, и больные, и призраки, а я была ответственной за дорогу. Чудная компания.Ночью я почти не спала, было страшно, мысли скакали. Я должна ночью, зимой, в мороз и снег вести людей неведомо куда. Вдруг заблудимся? За себя страшно, а тут столько людей. Как они могут мне доверять, я себе и сама-то не доверяю? С трудом провалилась в сон.
Утром началась суета. Организационные дела взял в свои руки Хи. Собрали немного провизии на всякий случай. Оборудовали санки, утеплили. Просмотрели всю теплую одежду до мелочей. Проверили, у всех ли нормальные рукавицы, шапки, обувь. Свою шубу отдала Собирателю грехов, он будет сидеть не двигаясь, значит, замёрзнуть может в первую очередь. Мне одну из своих шуб дала Клевенс. Она почти всё время не выпускала иголки из рук. По хозяйству хлопотала Фрости, ей помогала Предназначенная. Я, наверное, каждые полчаса выходила на крыльцо и, поворачиваясь в разные стороны, пыталась увидеть путь. Но усилия были напрасны. Пути не было.
Отношения с принцами наладились, мы опять были при деле, дуться и думать глупости не было времени, да и вся мелочная суета отошла в прошлое. Наш маленький отряд был готов в путь. По решению Хи впереди пойду я, меня будет страховать Хи, за ним, держась за верёвку, чтобы не потеряться, пойдутКающийся и Бездушный. Они будут везти санки с Собирателем грехов, за ними -Клевенс,Фантом будет лететь за ней, потом Сказитель, потом цепочкой Фрости и Предназначенная,а замкнет шествие Ха. Все связаны веревкой, чтобы не потеряться. Все было готово, только пути не было.
Знаменательное событие произошло в конце второго дня.
– Прошу всех подойти к общему столу. Это важно, – вдруг сказала Клевенс. – Я должна раздать салфетки за сутки до события, вам надо переночевать с ними, положив под подушку, таков ритуал. О смысле не спрашивайте. Не знаю. Просто так положено.
Мы приблизились к столу и напряженно ждали.
– Предупреждаю, я не знаю, что означает каждая вышивка, некоторые явные, некоторые догадки, некоторые, как у Ха, совсем непонятные. Когда наузлие сработает, я тоже не знаю, но оно сработает. Начнем с явных. Тебе, Карен-Король, выпадает трон. Про это ты и сам знаешь, и судьба знает. Прими подарок, Король. Предназначенной вышились кисти и краски, тоже довольно явно, она рисует, может, станет художником, но редко всё происходит так явно, как вышивается.Прими салфетку, Предназначенная. Сказитель, тебе вышилась книга, что понятно, и дом.
Она улыбнулась:
– Неужели обретешь постоянное пристанище и меньше будешь бродить по дорогам мира? Сказитель, ты, наверное, уже не помнишь, когда у тебя был свой дом? Одна дорога и постоялые дворы?
Затем продолжила:
– Фрости, тебе вышилась птичка. Почему – непонятно, но думаю, вскорости выясним. Счастья тебе, Стеша. Тебе, Бездушный, выпало сердце. Это любовь, хоть ты в неё теперь и не веришь. Но она есть. Ты жил страстью и тщеславием. Если придет любовь, ты будешь счастлив. Я знаю. Для тебя, Ловелия, несколько непонятная вышивка – это крылья, белые, как у птицы. Может, ты улетишь с Ветром Удачи, а может, это просто полет фантазии – не знаю. Интересно будет узнать. Надеюсь, встретимся ещё, земля круглая, и пути пересекаются. Хотелось бы увидеться с тобой, да и всеми, кто тут у меня живет. Для тебя, Фантом, тоже странная вышивка. Это младенец. Может, ты впадешь в детство в результате противостояния души и тела, может, ещё что – не знаю. Хочу, чтобы ты стал нормальным человеком. Для тебя, Кающийся, тоже дом, в котором живёт много людей, видишь – много окон. Твой это дом, Чеслав.Будешь ты в нём просто жить или содержать этот дом, непонятно,но нити так легли. Прощенье тебе получить, а там видно будет. Тебе, Собиратель грехов, видать, не изменить совсем твоей судьбы. Дорога тебе вышилась, но на ней ты не один. Видишь, девушка с тобой идет. Вместе вы идете. Может, тебе от этого легче будет. Как знать, как знать. И совершенно непонятный образ выпал для Михела. Вот смотрите, может, кто такое видел. Неисповедимы нити моей работы. Будем надеяться, что это скоро прояснится. Удачи тебе, Михел, – и она показала нам салфетку.
На ней был вышит какой-то странный предмет, довольно сложный и никем не виданный.
Мы поблагодарили Клевенс и стали удивлённо рассматривать салфетки. Достаточно понятными были только значения вышивки, сделанные для Хи и Предназначенной, а остальные картинки вызвали оживлённое обсуждение. Каждый предлагал разные варианты. Рассматривая мою салфетку, многие соглашались с Клевенс, что я буду летать с Ветром Удачи. Принцы при этом морщились. Есения- Предназначенная- предполагала, что это аллегория и обозначает полет фантазии, а мне мечталось, что у меня действительно вырастут крылья, и я смогу сама подняться в небо и полететь, как птица. Мечтать ведь не вредно.
Вечер сам собою перетек ночь, но никому не хотелось расходиться, пытались как можно дольше поговорить на отвлеченные темы – только бы тема не касалась завтрашней ночи, а сегодняшняя ночь не пугала своей неопределённостью.
Всё получилось!Путь к дереву.
С утра погода испортилась окончательно. Шёл снег, дул ветер, и мороз становился все сильнее. Я периодически выходила, смотрела в разные стороны и искала хоть какие-то наметки на путь. Ничего не было. Обедали мы в полной тишине. На Собирателя грехов и Бездушного все старались не смотреть, понимали, что если ничего не решится, эти двое вскорости умрут. На меня тоже старались не смотреть, а я не поднимала голову от тарелки, чувствовала себя без вины виноватой и не знала, что делать. Снег не прекращал сыпать, заполняя собой все пространство вокруг. Мы ждали. Стало сереть- близились сумерки. Настроение было соответствующее – нервное, мрачное, почти отчаянное.
Хи поднялся из-за стола и сказал:
– Всем быть готовыми. Как только сумерки настанут, будем выдвигаться. Я уверен в Лотте. Она поймает путь. Надо просто начинать двигаться. Хватит жалеть себя, нажалелись.
Вскоре все были готовы и одеты, бутерброды нарезаны, сани готовы, снегоступы лежали наверху.
Хи сказал:
– Выдвигаемся, идём в направлении на восток, почему – не знаю. Кто не согласен, аргументируйте.
Никто не стал возражать в этой ситуации, ведь только один человек смог взять какую-то ответственность на себя. Все выстроились в цепочку, как планировали, обвязались веревками, чтобы не потеряться в пурге и темноте, и пошли. Дошли до опушки леса, я остановилась и опять стала смотреть. Было почти темно, снег слепил глаза и налипал на ресницы. Начала вертеть головой и…вот оно: впереди вдаль выстроилась маленькая, чуть заметная в метели гирлянда из огоньков. Я замахала руками. Все радостно замахали в ответ, поняли. Хи обнял меня.
– Ты молодец, Лотта, идем.
Как будто мы уже пришли, как будто кто-то знал, сколько времени идти до Дерева ивообще – дойдем ли.
Мы шли. Останавливались, прижимались друг к другу, сметали сугробы снега с головы и одежды, растирали руки и носы, чтобы не обморозиться, но шли, не видя даже человека, который стоял рядом, крепко держась за веревки. Я жутко устала, хотелось лечь и не двигаться, но вспоминала, что надо, надо,должна.
«Спасибо Хи, он держит меня, а как остальные? – думала я. – Каково парням ещё и сани тащить, каково нежным девушкам, которые и на улицу зимой лишний раз не выходили?» Мы шли всё медленнее, но главное – шли. Время тянулось бесконечно, а вот силы были на исходе. Будет ли эта охота? Кажется, уже скоро утро, а мы всё идем, и останавливаться нельзя.
И все-таки мы дошли. Впереди показалось что-то невероятно огромное, уходящее в небо, насколько было видно в этом снежном кошмаре. Морана точно не хотела допустить нас к Дереву Мироздания и бросила и снег, и ветер, и мороз против нас. Но мы пришли. Это была первая победа.
Дерево было необъятным, с корявой корой, толстенными ветвями. Но оно как будто нам обрадовалось, ветер качал ветви, а мы смотрели- и казалось, что оно нас приветствует. Мы спрятались за стволом от ветра и вздохнули. Странно, но возле Дерева было теплее и почти не дуло, снег падал спокойно и не слепил глаза. На небе в просветах туч появиласьогромная серебристая луна и с удивлением посмотрела на нас – кто эти букашки, что сгрудились возле великого Дерева, как посмели? Но Дерево опять шевельнуло ветвями, какбудто говоря: они со мной, мои гости. У нас появилась надежда.Стали осматривать друг друга – не обморозился ли кто. Есения подошла к Собирателю грехов.
– Лотта, посмотри, он не открывает глаза и совсем белый. Он не умер?
Я с ужасом глядела на этого человека. Он был не просто белый, а синий. Неужели умер перед самым Деревом? Невероятно. Столько ждать, столько мучиться и умереть вот так, на пороге спасения. Меня объял ужас и отчаянье.
– Подожди, Лотта, не отчаивайся, – сказала Есения, стащила рукавицы с себя и Собирателя и стала тереть его руки.
– Есения, – ойкнула Клевенс, – к нему нельзя прикасаться, может быть беда.
– Все, Клевенс, беда уже могла произойти, он мог умереть, так что хуже не будет, – и она распахнула свою шубу, юркнула в шубу собирателя и обняла его.
– Мама говорила, что замерзших лучше всего отогревать человеческим теплом. Надо попробовать.
Я стояла, как громом пораженная: я боялась даже лишний раз пройти мимо него, так как не знала последствий соприкосновения с человеком, носящим в себе тайные и явные грехи множества людей, да и Клевенс сказала, что он неприкасаемый. А тут девчонка боялась не того, что беда от него исходит, а того, что беда может с ним случиться. Странно, но ничего ужасного не случилось, и минут через десять Собиратель открыл глаза и с удивлением посмотрел на прижавшуюся к нему девушку.
– Спасибо, ты храбрая, – приподнял руку с длинными костлявыми пальцами и поправил выбившуюся из-под шапки прядь волос Есении. – Я думал, что не доживу, так холодно внутри было. Ты отогрела меня.
Есения смутилась и быстро вскочила, застегнула свою и его шубу и серьезно сказала:
– Мама была права, человек может отогреть другого человека своим теплом. Я рада, что получилось.
Собиратель улыбнулся, я никогда не видела, как он улыбался. Действительно, чудеса начались.
Мы немного пришли в себя и стали как могли (кто словами, кто поглаживал по коре, Есения вообще прижалась щекой к коре) благодарить Дерево за то тепло, которое действительно шло от него, а Дерево качало ветвями.
Через некоторое время шум ветвей стал тревожным, и мы поняли, что время пошло и Охота приближается. Хи опять взял руководство в свои руки.
– Спокойно. Становимся по периметру ствола, берёмся за руки, прижимаемся к стволу, стоим с закрытыми глазами и не поднимаем голову. Может, останемся живы. Проблемы решаем по мере их поступления.
Шум, лай, визг, звук охотничьего рога приближались. Небо озарилось красными всполохами, и мы закрыли глаза и крепче вжались в ствол Дерева.
Я знала, будет очень страшно, но ужас превзошел все ожидания.Мы стояли с закрытыми глазами, а вокруг выло, ухало, стонало, бряцало железом, издавало какие-то непонятные звуки, воздух даже возле Дерева кружил так, что, казалось, оторвёт и бросит в снег. Я изо всех сил впилась в руку Хи, другая рука держалась заФрости, и я чувствовала её панику, её ногти просто впивались мне в руку. Ужас прямо-таки первобытный охватил меня. Неужели это будет происходить еще долго? Вроде бы охотники несутся быстро, а кошмар никак не кончится.
Кончился. Улетели. Я сначала приоткрыла один глаз, потом второй: надо мной было просто тёмное небо, и из-за туч краешком выглядывала луна. Пролетели – и все, а что мы получили? Неужели все зря? Люди ехали, ждали, страдали, мерзли – и все зря? Пусть я и принцы не очень озадачены исполнением желаний, да и Клевенс не за себя явно пришла постоять, но остальные? Интересно, а Призрак что-то видел или тоже от ужаса спрятался и закрыл глаза?
«А призраки закрывают глаза от страха или нет? – подумала я. – Лотта, тебе всегда в голову приходят дурацкие мысли, не соответствующие ситуации».
Я устыдилась сама себя и стала смотреть на нашу уже почти тёплую, имею в виду оттаявшую, компанию. Все стояли удивлённые, разочарованные и не могли поверить, что ничего не произошло. В этот момент крылатые кони Лаки на полном скаку ворвались под сень дерева.
– Лотта, быстро, где Собиратель грехов? У нас очень мало времени. Охота уже проносится над рекой. Есть пять минут.
Он схватил беспомощного Собирателя и кинул в свои сани.
– А кто будет страховать его, чтобы не утонул в реке? Быстро в сани. Лотта, кто?
Я забыла об этом и не с кем не договорилась. Как это произошло – не знаю.
– Лотта, я не могу сам подойти к воде, кто? Быстрее.
Я стояла как в ступоре. Мне нельзя бросить этих людей, но и нельзя послать Собирателя грехов одного. Что делать? Я рассеянно оглянулась.
– Я поеду, – вдруг сорвалась Есения, – мне дома было именно это видение. Сани, человек, закутанный в шубу, и правит коляской парень с развевающимися волосами – это он, человек из моего сна.
Ветер подал ей руку, она быстро вскочила в сани. И они скрылись из виду. А вокруг начало всё меняться. Начало происходить. Происходить нечто.
Дерево зашевелило ветвями, подняло их верх, как сложенные руки в молитве, и тьма над деревом начала расходиться. Небо посветлело, звезды закружили в образовавшемся просвете, и из него стал литься серебристый свет. Крошечные искорки загорались и гасли,стало теплеть, снег подтаял, и на оттаявшей прогалине появилась Леля, богиня весны. Я видела её раньше в зачарованном лесу издалека, но так близко никогда. Милая, симпатичная девушка. Она держала в руках охапку красных цветов. Потом протянула букет в нашу сторону:
– Ловите. Цветы нужны всем,- и кинула букет нам навстречу.
Цветы рассыпались, но не упали, а таинственным образом были пойманы каждым, кто был под деревом. Красный цветок, цветок любви. Каждому по цветку, а Клевенс почему-то два. А у меня аж три.
Леля коснулась травы, и она зазеленела. На дереве начали распускаться почки, и ветви благодарственно зашумели.
– Вы заслужили мой подарок. Цветок – это не любовь, он только пробуждает её, дает ей шанс поселиться в сердце.Может, любовь и не придет сразу, но она будет, и это не будет похоть и страсть. Это будет любовь. Вы почувствуете её, когда с ней встретитесь. Цветок не потеряется и не завянет, он погибнет, только если вы его растопчете. Клевенс, у тебя два цветка, ты знаешь, кому отдать один. Он сейчас не может взять его в руки. Потом отдашь. А у тебя Лотта, три, два передашь Есении и Собирателю грехов, они достойны. Жаль, что сама не передала. Но я ещё буду встречаться с ними.
Леля начала смотреть, как распускаются листья, вырастает трава.
– Каждый раз смотрю, как просыпается жизнь, и каждый раз не устаю удивляться, – как-то по-детски трогательно сказала она. Потом обернулась к Фрости.
– Прости, что не удалось разбудить любовь в твоём муже, в таких сердцах любовь не поселяется. Можно, я коснусь твоего сердца? Стеша, я пробуждаю природу, я размораживаю реки, проращиваю травы и цветы, разморозить сердце – это моя забота. Ты заслуживаешь счастья, и оно рядом.
Леля коснулась рукой груди Фрости в районе сердца.
– Скажешь, когда будет горячо. Если сильно перегреть, то оно может сгореть. Ты слышала, что сердце может сгореть от любви? Это правда, но чаще не от любви, а от страсти.А я хочу, чтобы ты жила и любила. Любила мужа, детей, людей вокруг – у тебя это получится. Если что – зови, ты теперь моя сердечная подруга. Подруга по сердцу. Тот, кто согревает сердца, в ответе за этих людей, правда ведь?
Она повернулась к нам.
– Жаль, что сегодня моё время коротко, я проснулась всего на час. Но я рада встрече. Берегите мой цветок, это очень важно.
Она повернулась ко мне.
– Спасибо, Лотта, что привела их сюда, спасибо всем, что не испугались и пришли. Те, кто так верит в чудеса, под особой моей защитой. Лотта, ты мне нравишься. Мы с тобой сейчас похожи как сестры. Я просыпаюсь – природа просыпается, любовь посыпается.В тебе тоже все просыпается. Поэтомутебе, Лотта,особый подарок, пригодится он очень в твоём призвании. Дана мне сила освобождать от темных пут, даровать ясный, не замутненный наносной Кривдой, взгляд на вещи. Понадобится это тебе, только любой дар без знаний не работает. Кривда – обманщица, и последнее время сила её возросла несказанно. Прими дар, – и она коснулась рукой моего лба. Внутри как искра проскочила.
– Проси мудрости, Лотта, нужна она будет. Скоро придет Лада. Прощайте, до весны, до неё уже не так далеко, свидимся.
Леля прикоснулась к дереву и пропала в нём.
Стало еще теплее. Мы уже стояли, снявши верхнюю одежду. Рассматривали подарок Лели, трогали траву, прикасались к распускающимся листьям и, конечно, с удовольствием смотрели на бывшую Фрости. Стефания была прекрасна. Красавица, по-иному не скажешь. Мы никогда раньше не видели на её лице улыбку, а тут она просто светилась радостью, добротой и счастьем. Счастьем, которое она хотела разделить со всем миром. Мужчины смотрели на неё с нескрываемым интересом. Думаю, её полюбят, такую нельзя не любить.А вот меня?
На Дереве весело щебетали птицы, они уже собирались вить гнезда. Ой, скоротечны эти изменения. Хоть бы птенцы не появились. А изменения в природе вокруг дерева шли с невероятной скоростью. Листья раскрылись полностью, трава выросла почти по пояс, в ней скакали кузнечики и порхали неизвестно откуда взявшиеся бабочки.
Из воздуха материализовалась женская фигура, которая сразу приманила всех бабочек. Красивая, лет двадцати пяти, с зеленоватыми волосами и спокойной улыбкой счастливого человека. Я пригляделась внимательнее и узнала в ней Ладу, богиню, которая приходит летом, богиню красоты, любви и счастья.
– Тепло-то как, красиво, – сказала она и коснулась листьев дуба. – Лето пришло. На Перекресток в эту ночьприходим и Леля, и я, и Сива, а нас потом опять сменяет Морана, и зима входит в свои права. Так что отогревайтесь, пока тепло, ведь через такую метель шли. Рада вас видеть.
Она посмотрела на цветы, которые мы бережно держали в руках.
– Вижу, Леля подарила вам цветок «надежды на любовь». Хороший подарок, вы его достойны. Редко кто мог добраться в ночь Дикой Охоты до Перекрёстка, только те, кого Макошь приводила. А сейчас ты постаралась, Лотта.
Лада обошла вокруг Дерева, посмотрела на всех нас и сказала:
– Лето согрело вас своим теплом, а подарки ещё не сделало. Как богиня красоты, сделаю я всех девушек красавицами. Вы и так все красивые, только пусть красота ваша ещё внутренним светом наполнится, как у Стефании – вон как она от счастья вся светится. И пусть этот свет в Вас не гаснет, а сохраняется в любой ситуации. И Есения этот дар получит, она его особенно заслужила.
Я глянула на девушек, они были диво как хороши, я с надеждой посмотрела на свои руки и ноги – то, что было доступно для обозрения, – и не увидела никакого изменения. Всё тот же кошмар.
И я с придыханием спросила:
– А я не похорошею?
– Лотта, ты и так красавица, куда ещё более. Потерпи немного, все тайное всегда становится явным. Знаешь?
Ну вот, даже богиня красоты не может изменить мою внешность, на что тогда надеяться? Хорошо говорить – потерпи. А сколько, и что будет в результате? Но при взгляде на наших красавиц на душе потеплело. Правда, рада за них.
Вокруг Лады порхали бабочки, на плечо опустилось несколько птиц. Одна, совершенно необыкновенная – синяя, искрящаяся,- опустилась на плечо. Несколько птичек поменьше подлетели к раскрытой ладони Лады, в которой появились зерна, и пытались полакомиться.
– Приманиваю, – прошептала она. – Борислав, что медлишь. Лови, если узнаешь и поймаешь – твоя проблема решится. А нет – значит, не судьба.
– А как ее приманивать, да и какую, – растерянно смотрел Борислав.
– Тебе видней, думай, а я пока на Любима посмотрю. Узнаешь? – кивнула она на своё плечо.
Он кивнул головой.
– Если приманишь, и к тебе прилетит, будет тебе всё, о чём мечтаешь, а не прилетит -так и будешь один скитаться до конца жизни по дорогам и ярмаркам, чужим домам и постоялым дворам. Думай.
– У меня ничего ценного, кроме цветка Лели, для птицы счастья нет, – сказал Любим и протянул цветок синей птице. – Хочешь, возьми его, я понял, что без Любавы и без сына жизнь каккнига без текста – не стоит ничего. Возьми его.
Птица склонила голову, глянула черными бусинками на Любима, прыгнула ему на руку и в тот же момент превратилась в маленькую лазуритовую фигурку птички ярко-синего цвета.
– Надо же, приманил. Хорошо придумал. Возьми камешек, отдашь Любаве, она поймет. Но и ты не оплошай, не проворонь любовь, а то другую птицу вместо птицы счастья заимеешь. Ворона называется. Счастья тебе, Любим.
И она опять повернулась к Бориславу.
– Что, неужели не узнаешь? Думай, ошибешься – другого случая не будет.
Неожиданно одна из птичек слетела с руки Лады, запрыгнула на руку Стефании,в которой она держала цветок, и требовательно постучала клювом по большому пальцу.
– Что ты, маленькая, – сказала Стефания, – у меня для тебя ничего нет. И рада бы, но нет даже крошечки.
– Это она, – закричал Борислав, – она, точно она.
– Кто? – спросила удивлённая Стефания.
– Моя душа, не спугни ее, я попытаюсь ее приманить, – и подошел ближе.
Птичка, однако, перескочила на плечо Стеши, потерлась носиком о её шею и издала трель, как мне показалось – слегка издевательскую: мол, мне и тут хорошо.
Борислав обошел Стешу со спины и протянул руку к птице, но она опять вспорхнула и вернулась на руку девушки.
– А она не хочет к тебе, ей и у Стеши хорошо, – засмеялась Лада. – Она признала её хозяйкой, тебе с ней теперь договариваться придется.
– Борислав, извини, я её ничем не приманивала, просто она такая симпатичная и улетать от меня не хочет. Пусть пока посидит со мной, а ты рядом походи, может, она присмотрится к тебе, да и дастся в руки. Мне чужая душа не нужна. – Птичка возмущенно запищала при слове чужая.
– Да, даже я к такому раскладу была не готова, – опять улыбалась Лада. – Борислав, раз душа вернулась и рядом, на виду, смерть тебе пока не грозит, но тебе в этот период придется находиться недалеко от Стефании, пока ситуация не прояснится. Стеша, ты потерпишь?
– Да мне не жалко, мы ведь до конца зимы всё равно будем под одной крышей в «Приюте нужных путников» жить. Думаю, ситуация разрешится. И Борислав перестанет быть бездушным.
– Я попробую ей снова стать родным, -вздохнул парень. – Обидел я душу сильно, буду исправляться. Потерпи меня, Стефания. Позаботься о моей душе некоторое время. Мне придется теперь рядом с тобой быть, постараюсь не надоесть.
– Вот и молодцы, – обрадовалась Лада, – как всё славно получается. Люблю, когда ладится.
Потом повернулась к остальным.
– Да, много еще неодарённых осталось.
Она внимательно посмотрела на нас.
– Тебе, Святослав,я помочь не могу. Может, Сива сможет, она урожай за весь год собирает, силы в ней много, ее жди. Глупо ты себя вёл, да и тело твое ведет себя в другом мире недостойно, и не хочет оно сюда возвращаться, ему и там хорошо, даже очень. Но знай – чудеса случаются. Может, за тебя кто ещё походатайствует. И тебе, Чеслав, помочь не могу, тебя только чудо спасёт, как и какое – не знаю. Сейчас Велес в Нави отдыхает, может, что и решится. Не может живой человек по радуге на другой берег перебраться, в реку упадет. А переплыть её нельзя, такова эта река Смородина. Вам, принцы, и тебе, Лотта, за сердце чистое и некорыстное, за то, что пошли сюда ради людей, не побоялись охоты, пути и пурги, дарую искру любви, зажжётся она в каждом из вас. Она и в стужу согреет, и во тьме беспросветной светом будет, и во многих ситуациях спасет. В огонь, может, и не превратится, но согревать будет и человеком в нечеловеческой ситуации остаться позволит. Даже тогда, когда ничего человеческого, кажется, уже внутри не останется, она поможет. Не знаю, что подарить тебе, Клевенс.
– Лада, ты даруешь и счастье, и любовь, и красоту, а мне дай совет, как помочь Святославу. Люблю я его, бестелесного, но не бездушного. Что я могу сделать, чтобы он тело обрел? Пусть потом уедет, забудет, но человеком станет, не хочу видеть, как он мучится.
– Хорошо, я посоветуюсь с Макошью, она судьбы плетет и Перекрестком заведует, погоди немного. Схожу к ней, поговорю.
Лада подошла к дереву и исчезла в нем. Мы сели ждать под огромным зеленым деревом, ветви которого поднимались и уходили в небеса.Было по-летнему тепло. Усталые от дороги, впечатлений, ожиданий и неожиданностей, мы не могли до конца осознать, что увиденное происходит с нами.
«А ведь это не конец, – думал каждый, – еще не всё кончилось, впереди дорога домой. И как там Лаки, Есения и Собиратель грехов? Жив ли, ведь по дороге к Перекрестку почти замёрз? Если бы Есения не спасла, точно бы умер. А мы и имени его не знаем».
Все внимательно смотрели по сторонам, Лады все не было. Из-за дерева появилась какая-то тень, вроде женщина, но не Лада. А кто?
Силуэт стал четче, приобретая образ небольшой симпатичной женщины лет тридцати. Женщина подошла к Чеславу и стала на него пристально смотреть.
– Неужели не узнаешь? – спросила она.
– Мама, – прошептал парень, – ты, такая молодая, как ты здесь? Я шёл к тебе, но мне не удалось. Ты сама пришла.
– Нам столько лет, на сколько мы себя чувствовали, когда Явь покидали. Но ты узнал меня. Это счастье. Сынок, как я рада тебя видеть, ты такой взрослый и пришёл так далеко, не надеялась тебя на этой земле увидеть, ведь нам в Явь, а живым в Навь хода нет.
– А как же ты выбралась?
– Велес подарок сделал. Сказал, что заслужил ты, и Макошь за тебя слово замолвила – мол, когда Перекрёсток открывается, невозможное может совершиться. Вот я смогла добежать сюда ненадолго. Я рада, что ты здоров. Что привело тебя в эти края, вовремя, когда Морана в полную силу вошла?
– Карна открыла глаза, как был неправ перед тобой. Пришел повиниться. Если и не простишь, хоть увидел тебя, и то счастье.
– Сынок, каждой матери хочется, чтобы дети её были счастливы, а для себя – чтобы тепло их души немного согревало. А сердиться, негодовать – пустое дело. Знать, сама виновата. Как говорят, воспитывать надо, когда дитя поперёк лавки лежит. Не сумела – жалела, баловала, любила и сейчас люблю. Как можно на своё дитя долго сердиться? Не сержусь. Рада, что увидела. Вижу, изменился ты, много выстрадав, поумнел, понял, что люди нужны не только для того, чтобы по головам вверх продвигаться. Я чувствую это в тебе. Ты другой стал. Добрее, людей жалеть стал. Счастье своё встретишь и многого в жизни добьёшься. Что матери ещё надобно? Время моё в Яви коротко – радуга распадётся, и буду тогда неприкаянной по земле болтаться. Возвращаться пора. Счастье мне выпало сегодня -сына увидела и увидела, что он человеком стал. Будь умницей. О сестре не забывай. Дай обниму, тепло тела живого человека почувствую. Да пребудет на тебе моё благословение, раньше благословить не успела, неожиданно в Навь ушла. Не плачь, мужчины не плачут. Спасибо тебе, что не забыл, нам плохо, когда о нас не помнят. А когда совсем забывают, можем вообще в Нави раствориться – и дымки не останется. Не забывай. Люблю я тебя и Переславу. Поцелуй её за меня, а мне пора.
Женщина подошла к радуге и быстро побежала по ней, тая в пространстве.
Небо сильнее заволакивало тучами, такое впечатление, что дождь пойдет. Мне было тревожно за Лакии уехавших с ним. Как там они, вдруг утонули? Чувствовала себя виноватой, надо было с принцами поговорить, они бы точно удержали и из реки вытащили. Мысленно просила: приезжайте, приезжайте скорей.
Видно, действительно в эту дивную ночь желания сбываются. Воздух пришел в движение, и возле дерева резко затормозили сани.
– Лаки, – бросилась я к нему,-вы вернулись, какое счастье! Ой, а где Собиратель грехов, куда он делся, и кого вы привезли?
В санях сидел молодой, лет двадцати семи, очень худой мужчина со спокойным лицом и счастливо улыбался. Из саней быстро выскочила Есения и затараторила:
– Это Себастьян, мы не знали раньше его имени, это же Собиратель грехов, не узнаете? Да, он изменился, освободился от своего груза, и посмотрите, каким он стал! Его откормить надо. Видите, нам всё удалось, он не утонул, не замёрз и освободился от этого ужасного груза. Его водой смыло. Теперь он обычный человек, ну не совсем обычный, просто в нём нет чужих грехов, и он может нормально общаться, есть и разговаривать.
– Да. Спасибо Есении и Ветру, они очень помогли. Я уже не верил, что смогу выжить. Есения меня дважды спасла – от замерзания и из реки вытащила. Нам некогда было мелководье искать. Смородина река коварная. Она придумала меня верёвкой привязать, а верёвку к дереву, я зашёл в воду, там не знаю, сколько просидел, течением не унесло, оно там сильное, а потом за эту веревку и вытащила меня. Хорошо, что верёвка была, она ту использовала, которой мы по дороге к дереву связывались. Удивительным образом всё сложилось. Спасибо Ветру Удачи, он удачу нам подогнал, а так, наверное, погиб бы.
Я отдала Себастьяну и Есении оставленные для них цветки, и меня захватило состояние эйфории. Как всё замечательно получается, почти все вопросы разрешились, мы нашли Дерево, не погибли во время пролетающей Дикой Охоты, и почти у всех желания сбылись. А я была невероятно рада видеть Лаки. Какой он молодец! Пусть у нас не любовь, но он столько сделал! Я подлетела к Ветру и начала припевать. Листья зеленели, собирался дождь, вдалеке от дерева лежал снег, а мы стояли почти в центре мироздания и чуда. Я увидела путь, сделала, что могла, и боги не оставили нас. Чудесным было все: мы дошли и изменились, даже те, кому не нужно было никакое чудо, радовались за других и сами стали лучше.
Ветер, пускай не любимый мой!
Танцуй и пой со мной!
Мы танцуем этот танец Луны!
Мы поём эту песню пути.
Дождь, не любимый мой!
Унеси и обиды смой!
Мы танцуем этот танец пути,
Потому, что с него не сойти.
Снег, пускай не любимый мой,
Занеси и невзгоды скрой.
Мы танцуем этот танец судьбы
Потому, что с пути не сойти.
Где ты, где любимый мой?
Станцуй этот танец со мной.
Этот танец судьбы и пути,
Что вместе должны пройти.
Слова сами рождались в голове, я кружилась по зеленой траве и была невероятно счастлива. Мы не дома ещё, но почти всё получилось. О возвращении я не задумывалась, было так хорошо и весело.
Лада появилась не одна, с ней пришла Сива.
– Я пришла попрощаться, время мое сейчас коротко, – проговорила Лада. -Клевенс, мы выполним твою просьбу, хоть она и не легкая. Но за всё нужно платить. За то, что мы доставим тело Святослава из другого мира, ты должна будешь не покидать свой приют несколько лет. И твоей задачей будет водить путников к Дереву Мироздания зимой во время Дикой Охоты. Будем надеяться, со временем тебе найдется достойная замена (и почему-то посмотрела на меня).Понимаем, что и трудно это, и опасно. Смотри, это твоё решение. И ещё одно. Тебе дорога душа призрака, но ты должна понимать, плоть – это не душа. Сможешь ли справиться с тем, что в плоти его живет? Много пагубного в нём было и ещё добавилось. Удастся освободиться от этого? Сможешь побороть?
– Буду пытаться. И я согласна. Только смогу ли я путь видеть, это Лотта нас сейчас привела, а я как смогу?
– Да, прямо как в пьесе: «Она его за душу полюбила, а он её за состраданье к ней», -заулыбалась Лада. – Поможем тебе. Ещё год впереди до следующей Дикой Охоты. Там видно будет, как это осуществить.
Обе женщины вскинули рука, приложили их к стволу дерева и стали напряженно смотреть вверх.
– Плохо идет, даже вдвоём с Сивой медленно двигается. Ишь, как сопротивляется, очень не хочет назад возвращаться. Тяжёлый. Упирается, гад.
Мы все как завороженные смотрели на действо. Наконец на землю мешком опустилось тело и быстро вскочило на ноги, испуганно озираясь.
– Где я? – проговорил парень с невероятно смазливой мордашкой и ярко-голубыми холодными глазами.
Взгляд был недобрый и обжигающе ледяной.
– Неужели опять в этот захолустный мир угодил? Не хочу, верните меня обратно.У меня деловая встречая, презентация, а вечером банкет с очень нужными людьми. Вы понимаете, я не хочу сюда, мне там такие перспективы открылись.
– Да, придется мне ещё немного задержаться. Боюсь, Сива одна не справится, – покачала головой Лада. – Как все запущено. Собиратель грехов, видишь, какие грехи в этом человеке? Называй, а мы духов будем изгонять. Только вот чем заполнить пустое место?
– Вижу обман, воровство, гордыню, тщеславие, зависть, игры азартные, стяжательство, мамону, страсть к женщинам. Клевенс, может, отправим его обратно? С таким букетом расстаться без вреда для ума трудно. Много грехов, много, тяжелые грехи, – подвел итог Себастьян.
Сива скомандовала:
– Прижмись к Дереву, Святослав. Все остальные берутся за руки, образуя полукруг вокруг Дерева. Ты, Лотта, крайняя справа, дотрагиваешься до Дерева, а ты, Себастьян, слева прикасаешься к нему. Я и Лада становимся внутрь, а ты, Фантом, лети сюда, в центр. Постараемся удалить из него основную грязь, а ты быстро занимай место. Полукруг, замкнутый на Дереве, не позволит грехам разлететься. Все становятся и желают, чтобы перечисленные Собирателем грехов пороки покинули тело Святослава.
Мы стояли и молча желали избавления, Сива и Лада что-то шептали, а тело, стоящее возле Дерева, корчилось, но отстраниться от Дерева не могло. Дерево как будто привязало его к себе. Через некоторое время Призрак растворился, и мы поняли, что он таки проник в тело, значит, там появилось место для души. И все равно это тело пугало, никто не знал, что ждать в результате этого необычного эксперимента. Но Святослав недолго стоял на ногах, он зашатался, упал и потерял сознание.
– Получилось, только рубцов много, будет как ребенок. Придется тебе, Клевенс, его воспитывать, уму-разуму учить. И надо оно тебе? Сама вышила Фантому ребенка – получите и распишитесь, и себе его тоже заимела. Душа душой, а мозги как чистый лист. Даже мне не по себе. Не знаю, чем это обернется.
– Мы будем ей помогать, – сказала Стефания. – Все будем воспитывать, пока не разъедемся. Правда ведь?
Мы дружно закивали, но никто толком не представлял себе, что надо делать. Его придется учить жить заново. Хорошо, что душа у него не такая испорченная, изменение легче пройдет.
Лада сказала:
– Все, мне пора, и так задержалась. Смотрите, уже листья желтеть начали, а я ещё тут. Сива, передаю их в твои руки. Прощайте. Увидимся.
Подошла и пропала в стволе Дерева.
Сива подняла с травы большую корзинку с яблоками и другими фруктами.
– Вы знаете, что я всегда прихожу с плодами. А плоды у меня разные – и по форме, и по вкусу. Всем вам даю по яблоку Познания – не познания добра и зла, просто познания. Оно дарует любознательность и стремление понять истину. Тебе, Клевенс, ещё и терпкое яблоко – айва называется. Сама понимаешь, сладкой жизни пока не будет.
Погода все больше портилась, с Дерева облетали листья, тревожно щебетали птицы. Срывался небольшой холодный дождик. Опять зима близко.
– Пора уже и мне, и вам, а то скоро Морана придет, она сейчас в полной силе и не радуется происходящему. Я её понимаю -сложная ситуация. Ветер, довезёшь их. Прощайте.
И растаяла, подойдя к Дереву.
– Сейчас сани побольше сделаю, а то все не уместимся, – отозвался Лаки, – и возвращаемся.
Он колдовал над своими санями, а мы стояли и улыбались. Всё получилось. Или почти всё. Надеемся, что со Святославом наладится. И домой пешком идти не надо, это очень хорошо, Ветер довезёт быстро, замёрзнуть не успеем. С Дерева облетали последние листья, и ветви как-то тревожно дрожали. Зима близко. Морана- она у всех тревогу вызывает, даже у Дерева Мироздания, не только у нас, смертных. Холодало, надо бы шубку накинуть, а то разделись, жарко было…
Где она?Я кинулась её искать.
– Лотта, быстрей, уже все разместились, не задерживай.
– Бегу.
Ничего что шубы нет, Ветер быстрый, довезет – и не заметим. Не успею замерзнуть.
– Она со мной пока останется, – услышала я голос за спиной. – За всё надо платить. Забыли? Слишком много подарков получили, а мне подарочек тоже нужен.
– Морана, нет, – закричал Ветер,- оставь её, что хочешь возьми!
– А всех этих людишек вместо неё оставишь, Лаки? Она простит тебе это? Нет, мне именно она нужна. Я в своём праве. Прощайте.
У Мораны
Меня схватили за руку, перед глазами закружился рой снежинок, что-то с безудержной силой потянуло вперед, снежным вихрем закружился воздух, ледяные щупальца холода проникли внутрь, забирая последние искорки тепла. Холод, один холод без чувств и радости.
Я открыла глаза. Лёд, сверкающий лёд вокруг, серебристый, безумно красивый. В зеркальном льду пола отражался лёд стен и белые струящиеся завесы из снежинок на окнах. Ледяной зал и я, босая, в одной рубашке, стою посредине этого великолепия, а рядом Морана.
Тело покрылось мурашками от увиденной красоты. В белых кружевах ворота, что оттеняли иссиня черные волосы, в платье цвета лазури, шитом серебряными нитями, стройная, изумительно белокожая Моранабыла божественно красива. Я думала, что глаза у неё синие, а они были почти черные и смотрели на меня не с холодным презрение, а с достоинством королевы, не опускающейся до унижения подданных.
– Ты у меня во дворце, я пока не сделаю тебе зла, не заморожу. Что босая, так люди обутыми по волшебному льду не ходят. Холод в душе не даст замерзнуть. Разницы в температуре нет.
Я не могла оторвать от неё восхищенных глаз.
– Вместе с богиней Правдоймы часто судим людей и нелюдей. Лада и другие в своём праве, а я в своём. Они сделали подарки, спасли людей, открыли Перехлестье, а про равновесие забыли. Твоя смерть уравновесит содеянное. Нельзя давать, не забирая. За всё надо платить. Готова?
– Замёрзла я, Морана, холодно душе. Может, ты, Морана, богиня Зимы и Смерти, права. Спать хочу. Можно, полежу немного?Плохо думается. Жаль, одеяла в твоём дворце нет. Лёд, один лёд, а он такой жесткий.
– Не волнуйся, постелю тебе снежную перину и таким же снежным пуховым одеялом прикрою. Спи пока, а я подумаю.
Я закрыла глаза и погрузилась в дрему. В моём сознании закружился хоровод снежинок, и больше я ничего не помню.
Разговор богов о судьбах мира
Морана стояла, смотрела на спящую Ловелию и размышляла.
«Убить её- себе дороже. Многие погибали зимой, замерзали без приюта в дороге, без нужного обогрева, но так просто убить…»
Она – Зима и Смерть, но не убийца. И в тоже время Ловелия мешала ей, мешала тем предназначением, что выбрала для неёМакошь. Ссориться с Макошью и Живой, своим извечным антиподом, не хотелось. Но тут спор не из-за одной жизни, хоть и не просто человеческой, а волшебной сущности. Вопрос стоял значительно серьёзнее. Пересекаться мирам или нет? Со времен, когда Бог Всемогущих отправил их, не столь сильно согрешивших «Сынов и Дочерей Божьих», на эту планету, полностью похожую на его любимую Землю, только без людей, прошло много времени. Потоп смыл все следы их греха на Земле. Гиганты пропали, особо отличившиеся нечестивцы, такие, как Азазелло, отправлены куда нужно, чтобы не вредили. Время шло. Бог Сущий любит изменения, любит смотреть, как меняются его дорогие чада, со времен Адама. Он радуется их успехам, смотрит с интересом за их перемещением по планете, возникновением новых народов, новых рас, новых навыков. В очередном великом движении народов, что не обходится без гибели тысяч людей, он выбрал небольшое количество мужчин и женщин, отправил (все равно погибли бы) на эту необжитую, дикую планету.
– Следите за ними, -приказал.- Только без глупостей, никаких вхождений к женщинам человеческим, никаких капищ, никаких храмов, никакого поклонения.Присматривайте, следите, помогайте, учите, когда нужно. Контролируйте, чтобы лиха не было.
И особо попросил пресекать войны.
Время пошло. Люди прижились, нарожали потомков, разбрелись по миру, заселили многие земли. Уже и царства, и княжества образовались, ремёсла разные, искусство. Много хорошего, да и плохого хватало. Грешили, так это в природе человеческой – добро и зло, у кого поровну, у кого больше, у кого меньше. Слава Богу, не сделали порох, да мы бы и не позволили, и главное – путь выбрали другой-не «плодитесь и размножайтесь», а «думайте и познавайте», больше внутрь себя смотрели, свои способности развивали. Хотя понятно, что первое легче осуществимо, как без него-то.Хорошо ли, плохо ли, а способностями тоже хвастаться можно не меньше, чем деньгами и красотой. Природу-то человеческую не переделаешь. Вот только мир этот до сих пор был закрыт для людей с Земли. Открывалось иногда Перехлестье, или Перекрёсток, кому как нравилось называть. Пуповина-то миров не обрезана, вот и попадали случайно люди из одной планеты на другую. Нечасто, но случалось. Если на Земле с её населением и разнообразными идеями какой-то иномирянин с планеты дубль мог оставаться никем незамеченным, раствориться, то тут всё сложнее. Не хотела Морана землян на свою планету. Да, на свою. Своей этот дубль Земли стал для сосланных сынов и дочерей Божьих. Жить с людьми приспособились, приходили, когда нужно, к ним, каждый в своё время: Леля- ранней весной, она, Морана, зимой. У каждого свои обязанности были. Велес, конечно, не только скотский бог, не так прост Велес, много у него талантов,Девана- богиня охоты. Непонятно, откуда Чернобог прижился, но куда же без зла? Временами из Нави ни шагу, а иногда пакости делает – то Кощея подобьет на что, то Змея Горыныча. Нечисть всякую расплодил. Но пока справлялись. А что будет, если Перехлестье откроется, да сюда земляне из другого мира приходить будут?
Мы их водить не можем, не положено, а вот Ветры туда-сюда мотаются, особенно Ветер Перемен, почти что живет на Земле. Сущности – волшебные птицы Сирин, Алконост, тоже летают и поют на земле, не часто, но поют, так они и здесь не часто появляются. Вот Макошь, что сейчас за Перекрестком следит, и надумала поставить на Перехлестьептицедеву. Чтобы могла она переводить людей из одного мира в другой. Вплела её судьбу в судьбу мира, не открутишься.Она, Морана, против была. Чернобог тоже, он великий злодей -и мать Ловелии погубил, саму её околдовал. Погубить ведьмам велел, но не получилось, а вот сейчас что-то молчит. Как бы не передумал. Подлый он, и верить ему нельзя, но в этом деле союзником был.
«Скоро узнают, что похитила я Ловелию, явятся сюда», думала Морана.
Первым появился Стрибог, бог ветра.
– Морана, приветствую несравненную красавицу, умницу и удивительную женщину, – начал этот ветреный мужчина.
«Сколько лет, а все комплиментами сыплет, вон уже и семьдесят семь внуков в наличии, а туда же. Хотя разве мы стареем?» – подумала Морана.
– Зачем пожаловали, Ваша Ветреность?
– Да внук мой любимый, Ветер Удачи, прилетел жаловаться на тебя, девушку ты у него умыкнула, прямо из рук забрала. Огорчился он очень, к деду побежал, знает, что ему к тебе не по чину появляться.
– Забрала, так в своём праве. Сам знаешь, за всё надо платить. Жива с подругами благодеяниями занялись, равновесие этим могут нарушить. Вот и пришлось вмешаться.
– Ой ли, Морана, когда тебя людские судьбы печалить стали? Ну, помогли девушки людям, что с того? Думаю, из-за другого ты, милая, переживаешь. Выслушать бы ещёЖиву с подругами, что они скажут.
Макошь и Жива не преминули явиться, огонь из них так и сыпался.
– Вы, уважаемые, мне дворец не растопите, а то пыхтите, как огнедышащие драконы.
– Морана, что ты удумала? Давай обсудим. Зачем Ловелию погубить хочешь?
– А затем, подруженьки, что Вы сами, самолично решилиПерехлестье людям открыть, ни с кем не посоветовались при этом. Ладно, раньше, случалось, люди из мира в мир попадали, так это единичные случаи были, а если множество иномирян сюда хлынет, что делать будем?
– Ты,Морана, зря морозишься. Никто ещё ничего не сделал. Ловелия ещё маленькая, ей ещё учиться, а ты её погубить собираешься. Да и с чего ты решила, что множество иномирян сюда попадать будет? Так и будут единичные случаи. Врачи, ученые, люди искусства, певцы разные, писатели. Просто люди, которым в том мире неуютно, но люди хорошие, неагрессивные. Военных не будет. Застоялся наш мир, нет в нём новых идей, всё как в болоте. Мы идеи подкидывать не имеем права, сама клятву Сущему приносила, вот и хотим, чтобы некоторые перемены произошли.
– О, Сущий, поговорите о переменах с Ветром Перемен, он такого понарассказывает, мало не покажется. Сами помните, зачем пришлось человека в Собирателя грехов превращать. Случай тот хорошо помните? И что скажете?
– Такто случай единичный. Если бы не Чернобог, всё нормально бы было. Лотта – умная девушка. Мы ей поможем найти критерии отбора, следить будем. Леля ей способность подарила происки Кривды в людях отличать.
– Много вы на Земле уследите? О, вот и Чернобог появился. Ты коня своего огненного далеко оставил, дворец не растопит?
– Все шутки шутишь, красавица, -сказал этот злодей, покручивая серебристые усы. – Конь мой близко ко дворцу не подойдет. Я вот извиниться пришел, что чуть не погубил Ловелию. Больше этого не повторится. Обещаю.
– Вот это новость, что удумал-то?
– Да ничего, просто раньше считал, что мне будет приятно самому на этой земле, а люди с Земли мне лишние, мешать будут зло творить. А теперь подумал: может, с этимипомощничками с Земли интересней будет? Одумался поэтому. Согласен теперь с позицией Живы и Макоши. Перехлестье надо открывать, и пошире.
– Вот видите, подруженьки, кто с Вами в согласии выступает? Скажи, кто твой друг, и я скажу, кто ты. Не одумаетесь? Тогда буду ставить вопрос на большой сходке богов на голосование.
– Какое голосование? Время тянешь. Если ты Ловелию погубишь сейчас, следующая птицедева вообще может не появиться, ты сам знаешь, какая это редкая сущность, а тут ещё у нее талант путницы. Такое раз в тысячу лет встречается. Отдай сейчас же Ловелию. Морана, сейчас портить дворец начнем. Не становись убийцей, Морана.
– Угрожаете? Да я сейчас в своем праве. Что захочу, то и сделаю. Да и не убийца я. Верну Ловелию, раз так просите. Вы сейчас почти полный комплект разных проблем с душой и телом разрешили. И девушка с замороженным сердцем, и парень без души, и душа без тела, а теперь тело без ума с одной душой. Обхохочешься. Многое у Вас получилось. Вот еще Ловелию верну без «смысла жизни». Справляйтесь.
– Жестокая ты, Морана. Неужели Лотту не жалко? – обиделась Макошь.- Девушке и так столько выпало. Теперь ещё это.
– Ничего, у вас есть уже экземпляр с душой в теле почти без ума, а тут до комплекта девушка без смысла жизни. Только, чур, не вмешиваться. Следить буду. Пусть сами справляются. Иначе не отдам. Пока думаете, помереть успеет. Она и так уже совсем холодная.
– А что нам остаётся? Мы согласны. Будем думать, когда совет созывать.
– Я Лотту заберу, обещал внучку, – сказал Стрибог. – Это она же под периной лежит совсем синяя? Надо спешить, – и взял девушку на руки.
– Маленькая какая, красивая. Понимаю Лаки, сам бы влюбился. Холодного тебе, Морана.
И они все пропали.
Морана ходила из зала в зал, и в зеркальном ледяном полу отражалась её удивительная красота.
«Я не только красивая и холодная, – думала она. – У меня холодный и трезвый ум, посмотрим, как дело обернется. Надеюсь, не быстро Лотта в себя придёт. Если придёт».
Тем временем в «Приюте нужных путников»
Все проживающие в приюте сидели за одним столом и уныло ковыряли ложкой в тарелке какую-то кашу. Никому, что называется, не лез кусок в горло. Путешествие прошло успешно, на такое везение никто и надеяться не мог. Повезло всем, кто сидел за столом. Надежда направляла их в путь,и просилось действовать, но подарки, полученные от богинь, превзошли все ожидания. Только вот…. Только вот Лотты с ними не было. Ветер довез их домой, высадил и, хлестнув коней, без слов скрылся за снежной завесой. Может, он что-то узнает, может, богини смилуются и расскажут, что случилось. Радовало только одно -Карна с Жалею не пришли их навестить, значит, Лотта жива, и есть надежда, что она возвратится.
– Сказитель, скажи, а где обитает Морана, далеко?
– Говорят, её замок из волшебного, сверкающего льда находится на севере, за прозрачной завесой северного сияния, и к нему никто из людей не сможет добраться.
– Не может она просто так убить Лотту, – не поднимая опущенной головы сказал Карен. -Мы с Ха виноваты, что её сюда притащили.
– Тогда мы все виноваты, – сказала Клевенс. – Она нам всем нужна была и как проводник, и просто как человек, который способен нас поддержать.
– Наверно, не стоит говорить о ней в прошедшем времени, не тот она человек, который сдастся, пока жива.
– Ключевое слова – пока.
– Будем ждать Ветра, больше ничего не остается, только он может что-то узнать. Суток не прошло, как мы вернулись, будем ждать. Я подежурю. Вам надо отдохнуть, ведь никто не спал прошлой ночью. Себастьян, тебе надо есть, а то сколько дней ты на одной воде. Жидкая овсянка для тебя сейчас то, что надо, – предложил Карен.
– Карен, ты тоже не спал. Давайте так. На сторожа я не могу положиться, проспит. Сейчас расходимся, но кто-то должен дежурить. Карен дежурит первый, потом Михел, потом посмотрим и будем ждать Ветра. Амне ещёСвятослава пристраивать как-то надо, я вернусь чуть позже, -проговорила Клевенс.
Карен. Возвращение Лотты
Мы с грустью посмотрели на парня, который сидел у нас за столом. Он умел есть, говорить, но не думать. Когда богини удалили пороки и страсти, лицо Святославаприобрело детскую беззащитность, но осталась мимика человека подлого и опасного. Интересно было наблюдать это странное сочетание. Его душа тянулась к Клевенс, а разум явно не понимал, что происходит вокруг. И жалко, и смешно. Клевенсспокойно взяла его за руку и увела в приготовленную комнату. Не представляю, что бы я делал на её месте. Как это сложно – видеть любимого человека в таком растительном состоянии, и при этом непонятно, что ждать и что делать. Но Клевенс- мудрая и терпеливая. Хорошо, что дорога свела нас с этими людьми и Лоттой.Постояльцы тихо разбредались по комнатам, а я остался один, добрасывал дрова в камин, смотрел на огонь и ждал.
Мысль всё время возвращалась к Лотте. Думал, какая же она. В дороге всё как-то менялось, как в калейдоскопе, мысли простые – что поесть, где устроить лагерь. Всё воспринималось как должное. Так какая же она, Лотта? Она всё время менялась – из мальчика она превратилась в девочку, из слуги постепенно превращалась в друга и просто удивительного человека – девушку с какой-то удивительной тайной, на которую богини смотрят почти как на равную. Это интриговало. И вот она у Мораны. Зачем она ей, могла бы любого другого забрать, так нет, ей явно была нужна Лотта. Почему же так много замыкается на ней? Не хочу и не могу думать «замыкалось» в прошедшем времени. Не верю, что её могли погубить, в ней столько жизни, стремления увидеть, узнать, понять.Она вернётся, буду ждать, сколько понадобится. Как-то незаметно она стала нашей с братом частью и, думаю, не только нашей, но и всех обитателей приюта. Она как солнышко. Если Клевенс- душа этого дома, то Лотта -солнышко. Мы грелись возле неё и не понимали, почему так тепло. Нет, она должна вернуться, я не хочу жить тут один, не хочу дальше ехать только с Ха, хочу втроём,как раньше – вечером костер, мы смеёмся и радуемся маленьким дорожным происшествиям, жарим пойманных ею зайцев или уток, смотрим на необычное и интересное, что неожиданно заметил Ха,просто едем. Разве нужны нам эти невесты, за которыми мы собрались в дорогу? Да пошли они… сами знаете куда. Мы просто путешествуем и живем. Живем не во дворце, где все определено заранее на три недели вперед, а в дороге, когда не знаешь, что ждет за поворотом.
И всё-таки, зачем она Моране? Неужели погубить хочет? Как-то не верится в это. Неужели и у богов бывают интриги?Ненавижу интриги, а дворец соткан из них. Не хочу быть королем, прежде всего из-за этого, ну и, конечно, из-за бесконечной ответственности. Меня учили жить в недосказанности и разбираться в полунамеках. Но всё равно ненавижу интриги. Вспомнить тошно: фрейлина А сказала фрейлине В о фрейлине С такое-то – и все месяц эту новость обсуждают. Может, здесь остаться? Рубить Клевенс дрова, ездить в лес. Вот напишу отцу, что остаюсь здесь и отрекаюсь от престола.Так тогда Ха придется ехать и править, а он в душе романтик, художник, только рисовать не умеет, ему тяжело будет.Так на это советники есть. Может, правда ему эту пакость устроить?
Уже полночь, и так тревожно. Надо спросить Ветра, зачем Лотта может быть нужна Моране. Ответит ли, захочет ли сказать и вообще, знает ли? Не ладятся у нас с ним отношения. Не могу поверить, что он за Лоттой ухаживает. Странно мне это, непонятно, а когда непонятно, то и подозрительно. Но если спасет её, и ей нравится, как мы можем стоять на пути чужого счастья?
Мои мысли скакали от воспоминания к воспоминанию, выхватывая эпизоды из путешествия втроём с Ха. Думалось о пребывании в «Приюте», наполненном событиями и сложными судьбами таких разных людей: последняя ночь и этот невероятный путь к Дереву Мироздания, эта Дикая Охота, которую мы и не осознали до конца за теми событиями, что произошли после неё, неожиданное разрешение проблем. Этот поход показал, какая Лотта бесстрашная и самоотверженная. Мысль метнулась домой во дворец.Там было и сложней, и проще. Категории предаст – не предаст, будет верным или нет – вот главный критерий. Друзей не было, мы с Хи всегда были сами по себе. Дети придворных – особая категория, можно поиграть, но близко к себе в душу воспитатели подпускать не рекомендовали. Я с детства знал, кто нужный человек, а кто нет, с кем быть настороже, а кого можно не опасаться.
Отец и мать у нас замечательные – любят нас, и друг друга любят, просто завидно, как такое могло случиться. Как им удалось остаться такими. Дворец не любит искренних чувств, если они возникли – показывать нельзя. Вспоминаю слова преподавателя основ власти. Он цитировал нам выдержки из старинного манускрипта под названием «Протоколы сионских мудрецов»:
«Прямые наследники часто будут устраняемы от восшествия на престол, если в учебное время выкажут легкомыслие, мягкость и другие свойства…губители власти, которые делаютсянеспособными к управлению, а сами по себе вредны для царского назначения. Только, безусловно, способные к твердому, хотя бы и до жесткости, неукоснительному правлению, получат его бразды».
Не хочу туда. И все-таки – что делать? Прилетел бы Ветер. Не думал, что буду так ждать этого показушника. Вон как распустил перья перед Лоттой: шубку принес, жемчуга подарил. И эти деньги. Обидел Лотту, когда она показывала заработанные деньги. Она так радовалась, что мы сможем ехать спокойно, не очень ограничивая себя в средствах, а мыповели себя как скоты. Не могу себе этого простить. Если приедет, попрошу прощение, только бы вернулась.
И она вернулась, вернее, ее вернули.
На пороге появился седой, очень властный старик с Лоттой на руках.
– Покажите, куда ее можно, положить, – приказал он.
Я метнулся, открыл комнату Лоты:
– Сюда, сюда заносите, что с ней?
– Жива, только сильно переохладилась, не знаю, когда оттает, много сил надо приложить, чтобы пришла в себя. Лучшее тепло – тепло человеческого тела. Думайте, кто греть будет. Внуку скажу, что спасли её, вернули, а Вы не расслабляйтесь, грейте. Извини, некогда, ждут меня.
Старик растаял, как и не было, тут только до меня дошло, что это сам Стрибог был, кто еще Ветра может внуком назвать? Сам Стрибог её сюда принес. Ну дела. Чем же ты, Лотта, такая ценная, что сами высокие боги тебя на руках приносят? Мысль дальше не развивал, кинулся к Лотте.
Мне захотелось заплакать. Наверно, лет с шести не плакал. А тут захотелось. На кровати лежала Лота – бледная, с синими губами, совершенно без признаков жизни. Нет, она не умерла, не верю. Стрибог сказал, что её надо отогревать – значит, не мертвая. Но она холодная, абсолютно холодная. Дышит ли? Не чувствую. Лицо как мел, даже её яркие веснушки как будто поблекли, руки упали вниз, не шевелятся. Я нагнулся пониже, взял руки – никаких признаков жизни. Стою, как дурак, смотрю растерянно – и ни одной мысли. Бежать за Клевенс? Так она еле живая вечером была, так устала. Греть? Поить горячим? Что делать?
Рядом появился Ветер. На лице такое же испуганно недоуменное выражение.
– Дед сказал, что она жива, и надо отогревать. Нельзя терять ни минуты. Жизнь может уйти. Раздевайся быстро, а я Лотту раздену, будешь греть, – скомандовал Ветер.
– Может, ты? Мне неудобно.
– Дурак, ты хочешь, чтобы она жила или думаешь о том, что прилично? Быстро раздевайся, а я раздену её.
Ветер крутил Лотту как тряпичную куклу, благо вещей на ней почти не было.
– Ложись и грей, а я пойду, чай вскипячу, есть вино, мед, – и убежал.
Я залез в постель, укрыл себя и Лотту и прижал её к себе. Боже, какая же она маленькая и холодная. Кусок льда. Мурашки побежали по телу, так стало холодно. Может, мёртвую девушку обнимаю, страшно. Кукла – ледяная, холодная кукла. Неужели так может быть? Я не уберег её, ничего не сделал, чтобы она не погибла. Я – будущий король, который не знает, как поступить с одним человеком, за которого в ответе, а как государство? Оно состоит из людей, будем начинать с одного человека. Эта мысль помогла взять себя в руки и не хлюпать сознанием.
Моё тело неожиданно стало горячим, не обычным теплом, а как будто костер внутри полыхнул. «Вспомни об искре, что вложила я в Вас,- услышала я голос, – разожги её, найди такую же в Лотте, она спасёт». Я сосредоточился на этой маленькой искорке, она стала увеличиваться, небольшой огненной дорожкой побежала по рукам, коснулась почти мёртвой девушки, проникла в её тело и обнаружила крохотный, почти потухший уголёк в этой уходящей жизни. Уголек радостно задрожал, вспыхнул и начал жить. Будет жить, понял я, искра спасла.
«Спасибо тебе Лада», – мысленно поблагодарил я.
Прибежал Ветер и следом за ним Клевенс в одной рубашке.
– Молодцы, ребята, сообразили, что делать. Сейчас попробуем ей влить немного теплого внутрь, и ты, Карен, пей, тело быстро охлаждается. Да прекрати переживать. Человека надо спасать, а не о приличиях думать. Пей, полежи немного, через полчаса я тебя сменю, потом девушек разбудим и будем по очереди отогревать.
Ночью я так и не лег спать, девушки вскоре сменили меня, выгнали нас с Ветром, и мы сидели, ждали, и разговаривали.
Ветер оказался нормальным парнем. Это он, оказывается, деда к Моране послал, поэтому Стрибог и принес ее.
– Дед сказал, что даже если мы отогреем её, Лотта не будет прежней. Морана что-то с ней сделала, кажется, смысла жизни лишила, или что-то подобное. От её холода не так-то просто отогреться. Не знаю, сколько времени пройдет, пока она в себя придет.
– Лаки, а зачем Моране Лотта понадобилась, можешь сказать? Я чувствую, что там какие-то разборки между Богами происходят.
– Сказал бы, но не могу, сам не очень много понимаю. То, что знаю, открыть тоже не могу, не моя тайна. Единственно, скажу именно тебе: если бы мне было позволено за Лоттой ухаживать, всё сделал бы, чтобы она меня полюбила, но в этом мне отказано. А вот если кто из Вас её обидит, убью, не задумываясь.
Утром Ветер улетел по своим делам, а наши попытки отогреть Лотту продолжались до самого вечера. Ей массировали и легонько растирали руки и ноги, пытались влить в рот немного горячего.Хорошо, что больше раздетым её мне не пришлось согревать, девушки старались.
Засыпал прямо за столом, две ночи без сна, глаза слипаются, но дождусь, когда она очнётся. Но лучше бы я этого не видел.
– Она очнулась, -позвала Стефания, которая отгоревала её в это время.
Мы бросились в комнату.
Лотта открыла глаза. Холодные, без тени эмоций – ни радости, ни грусти – и посмотрела в потолок. Не на Стефанию, которая в это время лежала с ней рядом, а в потолок.
– Лотта, ты как?
Молчание.
– Ты слышишь нас? – опять молчание.
– Выпьешь что-то, вот чай? – прибежала с чашкой Клевенс.
– Не хочу, – послышался совершенно безжизненный голос.
– Надо.
– Не хочу, уйдите все, мне надо побыть одной. Уйдите, – голос без эмоций и жизни.
Мы вышли, не зная, что делать.
– Нет, так нельзя, она не ела двое суток, надо влить в нее бульон. Мальчики, вы знаете её дольше всех, попробуйте, – сказала Клевенс.
Мы с Ха пытались ее уговорить, но тщетно. Хорошо, что прилетел Ветер.
– Лотта, не противься, так надо. Пей, я приказываю. Так надо, слышишь, – приказным тоном произнес Ветер и сунул ей ложку в рот. – Глотай. Ещё. Вот умница.
Карен. Продолжение
Время тянется как резина, и всё без изменения.
Так прошла неделя. Лота почти не вставала – спала и смотрела в потолок, почти не разговаривала. Ела только то, что удавалось впихнуть Ветру и мне, и то в приказном порядке: открывала рот и глотала, не замечая, что ест и вообще – ест ли.
Приют и его люди переживали явно нелегкие дни. Страшные беды и проблемы, казалось бы, чудным образом разрешились, но люди не могли к этому привыкнуть и осознать.Слишком быстро, слишком сразу, раз – и в дамках. К подаркам судьбы тоже надо привыкать. Учились думать по-новому, осознавать и жить во многом как с чистого листа. Поэтому было сложно.
Особенно серьезной, конечно, была проблема с Лоттой. Она огорчала всех, у каждого были свои предложения по её решению, но никакие усилия не могли привести её в чувства. Лотта ничего не хотела.Это была совершенно другая Лотта – безучастная и равнодушная к себе и другим. Но её болезнь, моя ответственность за неё каким-то образом сделали её более значимой для меня. Вернуть прежнюю Лотту стало моим главным желанием в этот период, моим и Ветра. Очень переживал и Ха, но его часто не было в доме, и он мог немного отвлечься от этой проблемы.Ветер же без конца что-то пытался сделать. Он приносил ей какие-то невиданные заморские цветы и фрукты, рассказывал сказки, грел её руки, которые так и не стали теплыми, или просто сидел и улыбался. Я очень оценил эту помощь, особенно учитывая его занятость. Но пока ничего не помогало. После её возвращения прошла неделя, но прогресса не было. Она не хотела есть, засыпала днём, ночью смотрела в потолок, плакала и молчала. Я никогда раньше не видел, как она плакала, а сейчас она плакала отчаянно и горько. Иногда хотелось прижать её к себе и погладить по голове, а иногда тряхнуть её за плечи и сказать: очнись, девочка, ты нужна нам и себе тоже. Действительно нужна.
Лотта устало закрыла глаза, а я вышел в гостиную. Там бушевали свои страсти.
Бывший Бездушный хвостом ходил за Стефанией, мотивируя это тем, что боится далеко отойти от своей души, так как ему плохо, когда он её не чувствует. Его душа-птичка действительно вела себя странно. Она весело скакала и пела на плече у девушки, но пряталась у неё за пазухой, как только Борислав приближался к Стеше ближе, чем на расстояние вытянутой руки, и возмущенно чирикала оттуда: мол, не подходи. Бедняга не знал, что делать. Стеша посмеивалась над тем, что парень постоянно находится возле неё, но иногда это её очень раздражало. Например, если он стоял под умывальней и ждал, когда она выйдет оттуда. В этих ситуациях ей становилось не до смеха. Помню, она возмущенно кричала:
– Ты бы еще в постель ко мне залез за своей душой!
Я усмехнулся и тогда первый раз подумал: «А ведь они отличная пара. Она красивая, улыбчивая, молодая, все у неё ладится, с ней легко должно быть по жизни. И Борислав тоже привык добиваться всего сам, с таким не пропадешь. Отличная пара».
Эти двое действительно радовали окружающих. Сейчас между ними шел замечательный разговор.
– Стеша, а Стеша, дай душу потрогать, ну хоть коснуться дай.
– Ты руки мыл? Ишь, душу он хочет грязными лапами трогать.
– Они не грязные, да я же только дотронусь, перышки поглажу, ловить не буду.
– Я её сейчас покормлю, может, сытая она тебя к себе подпустит.
– А может, ей выпить дать? Она пьяная будет посговорчивее.
– Нет, вы видели, совсем обнаглел, душу спаивать собирается! Я бы после такого предложения вообще бы в твою сторону и не смотрела.
– Стеша, ну попроси её не прятаться. Спроси, чего она меня боится?
– Спрашивала, молчит и в твою сторону не смотрит.
– Стеша, может, ты посмотришь?
– На что? На тебя или птичку?
– Да и на неё, и на меня, всё одно без тебя мне не жить.
– Ну, ты молодец – такими словами бросаешься. Может, ещё ухаживать за мной будешь ради души-то?
– Вот в этом ты права, ради души и своей, и твоей совсем неплохо было бы поухаживать.
– Все, Борислав, заканчивай словами играть, я иду на кухню, посуду помоги убрать.
Стеша взяла на себя многие функции Клевенс- занималась приготовлением пищи и домашним хозяйством. К этому занятию пришлось приобщить Борислава – все равно торчал рядом, и он исправно помогал ей.
Сидящие за столом с улыбкой смотрели им вслед.
Одновременно у нас, кажется, намечалась ещё одна пара. После своего спасения Себастьян не сводил благодарных глаз с Есении. Помогал ей, приносил бумагу, садился рядом, когда она рисовала, и не мог не восхищаться её талантом. Она ему явно нравилась. Но тень задумчивости, печали и обреченности не покидала его лица. Он смотрел на девушку и как будто запрещал себе ухаживать за ней. А она, кажется, ждала этого. Слишком часто смотрела она него и краснела. После поездки Есения просто расцвела – то ли потому,что смогла что-то совершить в своей жизни, то ли из-за внимания со стороны странного и таинственного мужчины. Её глаза сияли, и она была полна жизни и ожидания счастья.
Сегодня она не удержалась и спросила:
– Себастьян, как случилось, что Вы стали собирателем грехов, это так страшно. Что произошло с Вами?
– Расскажу в другой раз. Сейчас не хочу говорить, так хочется побыть обыкновенным человеком. Скоро опять всё начнется сначала, и не знаю, смогу ли я тогда смыть то, что собрал, сколько проживу, и куда меня занесёт дорога. Прости, Есения.
Встал и вышел. За столом оставались я и Есения, остальные тоже разбрелись по своим комнатам.
Разочарование мелькнуло во взгляде девушки, когда Собиратель грехов ушел, но она закусила губу и продолжила рисовать. Вечерами Есения почти не выпускала из рук карандаш, и её рисунки никого не оставляли равнодушным. Она рисовала нас, лес, лошадей. Казалось, эти лошади сейчас сойдут с листа и побегут. Все только удивлялись, как такой талант никто не замечал раньше. Сейчас её взгляд почему-то упал на чашку. Щербатенькая такая, давно пора выкинуть. Очень быстро Есения набросала эту чашку.
– И зачем я ее рисовала, только бумагу перевожу, некрасивая, – сказала Есения, пошла с листиком бумаги к камину и бросила рисунок в огонь. – Пусть сгорит.
Чашки, которая стояла прямо передо мной на столе, не стало. Как растворилась в воздухе. Моргнул глазами.
– Есения, что произошло, куда чашку дела?
– Какая чашка – та, что рисовала? Рисунок сожгла, а что?
– А то, что чашка пропала. Ты рисунок сожгла, а чашка пропала. Объяснить можешь?
– Шутишь? Я только дурацкий рисунок сожгла.
– А что при этом сказала?
– Пусть сгорит, больше ничего.
– Есения, быстро рисуй еще одну чашку или ещё какую-нибудь ненужную ерунду.
– Зачем?
– А затем, что неслучайно чашка исчезла. Ты ведь Предназначенная. Да, ты спасла Собирателя грехов, но полностью твоё предназначение не раскрыто. Может, тебе мусор предназначено убирать. Шучу. Просто думаю.
Есения нарисовала тарелку.
– А теперь сжигай.
Повторили то же действо, и тарелки не стало.
– Вот это чудеса. Так ты, поди, полмира уничтожишь, рисуя и сжигая. Молчи об этом. У меня возникла совершенно бредовая идея, – и я побежал в комнату собирателя грехов.
В комнате было темно, но человек точно не спал, он лежал, прижавшись лбом к стене, и только что об эту стену не бился.
– Себастьян, разговор есть серьезный. Очень. Извини, что врываюсь. Появилась абсолютная бредовая идея, её надо проверить. Идём, сейчас людей нет, будем пробовать. Только вначале ответь на очень важный вопрос: как ты видишь грех и можешь ли отделять человека от греха?
– Карен, не знаю, что ты задумал, но, конечно, в определённом состоянии я вижу все грехи и, конечно, могу отделять грех от человека, иначе как бы я его забирал?
– А образ этого греха какой? Ну, как ты его видишь?
– Да трудно объяснить словами. Он имеет вид человека, в котором живёт, но этот образ значительно безобразнее самого человека, и в нём отражена суть порока. Образ жадности, стяжательстваобычно представляет собой человека со скрюченными пальцами, трясущимися руками, горящими от жадности глазами. На внешности человека это может отражаться очень слабо, но образ, который я вижу, именно такой. Образы трудно описать словами.
– А ты передать увиденное можешь, ну, чтобы кто-то ещё увидел истинное лицо порока.
– Ты что, кому такое видеть пожелаешь, это только мое проклятье, сам на себя его взял. Теперь один, и буду один до скончания жизни, срок которой может быть совсем небольшой. Карен, мне сейчас плохо как никогда, хуже, чем когда сидел голодный и распираемый грехами. Понимаешь, я смотрю на нее – сам знаешь на кого – и знаю: вот девушка, о которой я мечтал всю жизнь, именно такая, истинная половинка, но я не могу позволить себе даже думать о ней. Разве можно ломать другую жизнь, никому нельзя находиться рядом со мной, когда грехов наберусь.
– Но один раз она прикасалась к тебе, под деревом, когда отгоревала.
– Да было дело. Но тогда, вероятно, грехи, как и я, замерзли.
– Может, она действительно тебе в помощь предназначенная, не только же для спасения тебя её сюда привело. Сам посуди: домашняя девочка, считающая себе никчемной и ни к чему особо не способной, приезжает сюда, находит этот затерянный вдали от людей приют, спасает в последний момент тебя от холода. Бросается в сани, вытягивает из реки. И это делает не богиня какая-то, а обычная девочка. Тебе не кажется это странным?
– Кажется. Сам думал, только не могу я другому такую судьбу пожелать, тем более ей. Она достойна лучшего. Видел, как она рисует? Она станет известным художником, может быть, её картины будут висеть во дворце, и она будет рисовать королей, а мой путь -дорога, чужие грехи. Ты не представляешь, какие люди бывают уродливые. Когда я этого насмотрюсь, да внутрь приму, единственное желание – умереть. Но не могу, обещание дал. Умереть смогу, только если смерть сама заберет. Ко мне ни один зверь не подходит. Да что жаловаться, сам выбрал этот путь.
– Пойдем к ней, и ты нам всё расскажешь, а потом я попробую одну мысль изложить.
Мы опять вернулись в гостиную. Заглянул к Лотте, она металась по кровати с закушенной губой, и на лице отражалась отчаянье и боль. Укрыл её, вздохнул. Вернусь попозже.
За столом сидели двое, молча смотрели друг на друга, словно прощались. В воздухе будто витали их мысли: «Я тебя никогда не увижу», «Я тебя никогда не забуду». Только вот зачем, когда можно, я уверен, быть вместе.
– Рассказывай, Себастьян. Никто тебе не судья. Начни с начала.
– Это началось, когда мне было лет семнадцать. Мы жили в небольшом княжестве возле Гиперборейских гор. Жили довольно замкнуто, добывали камни самоцветные, руду. Не бедно жили. Люди трудящиеся. Торговля хорошо шла. Весной у нас появился человек, странный такой, лет тридцати, явно издалека. Сначала в одну артель пристроился – не понравилось, потом в другую, третью – везде не то и не так. На постоялый двор устроился и начал там жидкость делать, самогонкой назвал. Подожжешь -гореть начинала. Артельщикам, особливо тем, кто руду добывал, сильно понравилось, что дурными становились, не думали, зато на душе весело становилось. Сидят в трактире, за жизнь разговаривают, песни пьяные поют. Потом напиток послабее придумал, но тоже с ног валит – водкой назвал. Эта зараза как лавина по княжеству прокатилась. Не только мужики, но и женщины выпивать стали. Работать не хотят, о смысле жизни разговаривают. Хозяин постоялого двора, куда он поступил работать, куда-то пропал, он хозяином стал. Через год онстал хозяином всех трактиров княжества. Денег у него куры не клюют. И давай он и его работники людям мысли внушать, какие они молодцы, лучшие на этой земле – работящие, умные, красивые, умелые, в других княжествах да царствах все остальные людишки по сравнению с ними никчемы, а они точно от богов произошли, и нет им равных. Через два года кто только должен ему не был, все ему должны. Наши люди раньше к этой гадости не приучены были, быстро она их косила. Привыкли, а отвыкнуть не могут. А он людьми как куклами крутит, одну артель на другую натравливает. Драки стали происходить, подкупы, предательства. Дом публичный открыли, девушки наши за деньги себя продавать стали. Вскоре он ещё одно заведение открыл – игорный дом назвал. Сначала интересно было, но кто туда раз пришел, дорогу ужене мог забыть. Деньги все проиграют, а он им за долги порученьице какое придумает: то одного человека приструнить, то другого, потом люди, кому он не нравился, пропадать стали. Так наше княжество стало просто разбойничьим притоном. Пришлый сидит, за верёвочки дергает. К нему не подступиться, свои охранники у него, защищают его. По вечерам на площади и в трактирах стали появляться люди, которые рассказывали, что так, как мы живем – это правильно, а в других, соседних княжествах слабаки живут, недостойные землю топтать. Захватить их надо, добро забрать, а их на себя работать заставить. Тут ещёЧернобог появляться стал, нечисть разная по болотам, лесам расплодилась.Не всем, конечно, это нравилось.Старики стали Велеса звать, рассказали про беспредел, но не помог Велес.«Видел я это, – сказал, – только не вмешивался. Мы, боги, советовать можем, а приходим только тогда, когда сильно зовут. Зло и грехи заполнили ваше княжество. Совет могу дать. Найдите тех, кто собой пожертвует и будет собирать грехи у тех людей, кто желает их отдать, искренне желает. Не так много времени прошло, как пришлый появился, совесть ещё не всю пропили. Много есть тех, кто не хочет быть пьяницей, вором, зависимым от игры и от других грехов. Собиратель грехов сможет брать чужие грехи на себя, а потом воде отдавать, чтобы уносила она их, смывала.Дам я ему способность грехи видеть и забирать. Повторяю, забирать их только у тех людей, кто хочет отдать, мучается содеянным и искренен в своём желании». Двое нас было – я и мой брат. Брат на год старше меня был. Отец наш от пьянства погиб, сгорел, а мать… красивая она была… обидели, в общем, её, жить дальше не захотела. Сердца пылали жаждой мести.Посмотрел на нас Велес и сказал: «Трудную долю вы себе, ребята, выбрали. Месть – это хорошо, только, отомстив всем, зла не измените. Будете собирателями грехов. Потом, может, судьбу облегчить смогу, но пока несите тяжелую ношу».Мы тогда и не подумали, что выбираем. Героями себя возомнили, спасителями мира. За честь семьи поквитаться хотели. «Пока, – сказал Велес, – огражу княжество стеной невидимой, чтобы это зло по свету не расползлось. Ты, Федот, здесь останешься, а ты, Себастьян, покинешь княжество и будешь бродить по дорогам, забирая грехи, что разбежались, да и раньше немало их было. Пришлого я отправлю туда, откуда пришёл. Только много судеб он поломал, трудно будет восстанавливать. Многие будут хотеть вас убить. Но не смогут, неприкасаемые вы оба теперь. Поняли?»Мы тогда кивнули, а понимание, куда встряли, позже пришло. Когда от нас хуже, чем от чумных, шарахаться стали, боясь заразиться чужими грехами, хотя своих полно. Вот так и живу. Уйду я, наверно, скоро. Хоть и зима вокруг, лучше замерзнуть, чем сердце мучить. Неприкасаемый я, Есения, вот так.