Сказки (сборник)

ЛИСА ТОПИТ КУВШИН

Лисица пришла в деревню и попала в один дом, где никого не было. Лиса нашла там кувшин с маслом. Кувшин был с высоким горлышком, — как достать масло? Подошла лиса к нему и давай совать туда голову. Засунула в кувшин голову и лакомится маслом…

Вдруг приходит хозяйка, лисица бросилась вон вместе с кувшином, вытащить из него своей головы не может. Вот бежала, бежала, прибежала к реке и говорит:

— Кувшин, батюшка, пошутил да уж и будет, отпусти меня!..

Но кувшин все на голове. Лисица опять говорит:

— Вот застужу масло в проруби, да и разобью тебя.

Подошла она к проруби и сунула в нее голову с кувшином.

Кувшин был большой и тяжелый, быстро пошел на дно, а вместе с ним и лисица утонула.

ЛИСА-ПЛАЧЕЯ

Жили-были старик да старушка. Старушка померла. Жалко старику старушку. Пошел он искать плачею. Идет, а навстречу ему медведь:

— Куда, старик, пошел?

— Плачею искать, старушка померла.

— Возьми меня!

Старик спрашивает:

— Умеешь ли плакать?

Медведь и заревел:

— Ах ты, моя родимая бабушка! Как тебя жалко!

Старик говорит:

— Не умеешь, медведь, плакать, не надо, да и голос не хорош!

Пошел дальше. Шел-шел и повстречал волка.

— Куда, старик, пошел?

— Плачею искать, по старушке плакать.

— Возьми меня!

— А плакать умеешь?

— Умею: у старика была старуха, он ее не любил!

— Нет, не умеешь ты плакать, не надо!

И пошел дальше. Шел-шел, а навстречу лиса бежит:

— Куда, старик, пошел?

— Плачею искать, старушка померла.

— Возьми, дедушка, меня!

— Умеешь ли ты плакать?

Лиса и заплакала, запричитала:

— Хорошо, — говорит старик, — ты мастерица плакать!

Привел лису домой, посадил у старухи в ногах и заставил плакать, а сам пошел гроб строить.

Пока старик ходил да воротился, а в избе нет ни старухи, ни лисицы. Лисица давно убежала, а от старухи одни кости остались. Поплакал, поплакал старик и стал жить один.

СНЕГУРУШКА И ЛИСА

Жил да был старик со старухой. У них была внучка Снегурушка.

Пошла она летом с подружками по ягоды. Ходят по лесу, собирают ягоды. Деревцо за деревцо, кустик за кустик. И отстала Снегурушка от подруг.

Они аукали ее, аукали, но Снегурушка не слыхала. Уже стало темно, подружки пошли домой.

Снегурушка как увидела, что осталась одна, влезла на дерево и стала горько плакать да припевать:

Идет медведь и спрашивает:

— О чем ты, Снегурушка, плачешь?

— Как мне, батюшка-медведушка, не плакать? Я одна у дедушки, у бабушки внучка Снегурушка. Меня подружки в лес заманили, заманивши — покинули.

— Сойди, я тебя отнесу домой.

— Нет. Я тебя боюсь, ты меня съешь!

Медведь ушел от нее. Она опять заплакала, заприпевала:

Идет волк:

— О чем ты, Снегурушка, плачешь?

— Как мне, серый волк, не плакать, меня подружки в лес заманили, заманивши — покинули.

— Сойди, я тебя отнесу домой.

— Нет. Ты меня съешь!

Волк ушел, а Снегурушка опять заплакала, заприпевала:

Идет лисица:

— Чего ты, Снегурушка, плачешь?

— Как мне, лиса Олисава, не плакать? Меня подружки в лес заманили, заманивши — покинули.

— Сойди, я тебя отнесу.

Снегурушка сошла, села на спину к лисице, и та помчалась с нею. Прибежала к дому и стала хвостом стучаться в калитку.

— Кто там?

Лиса отвечает:

— Я принесла вашу внучку Снегурушку!

— Ах ты, наша милая, дорогая лиса Олисава! Войди к нам в избу. Где нам тебя посадить? Чем нам тебя угостить?

Принесли молока, яиц, творогу и стали лисицу потчевать за ее услугу. А потом простились и дали ей на дорогу еще курочку.

МЕДВЕДЬ И ТРИ СЕСТРЫ

Жил-был старик. У него было три дочери.

Поехал он в лес дрова рубить и говорит:

— Вы, дочки, хлеба напеките, мне обед принесите!

— А где нам тебя найти, тятенька?

— Я поеду да буду на дорогу стружки кидать.

Вот едет старик, стружечки стружит и на дорогу кидает. А медведь стружки на свою тропу и перетаскал.

Дочери приготовили обед и посылают младшую сестру:

— Поди отнеси батюшке обед!

Взяла она обед, пошла. Идет, идет по стружечкам и к медведю в избу пришла.

— Здравствуй, красная девица! — говорит ей медведь. — Я тебя давно жду!

Отец вечером приехал из лесу и говорит:

— Что вы, дочки, мне обед не принесли?

— Мы младшую сестрицу послали, ушла и домой не воротилась.

На другой день отец опять поехал в лес дрова рубить:

— Дочки-умницы, в лес ко мне придите, обед принесите!

— Батюшка родной, обед-то мы принесем, да где там тебя найдем?

— Я поеду и буду на тропинку стружки кидать.

Едет старик, стружки стружит да на тропинку кидает. А медведь опять перетаскал стружки на свою тропу.

Понесла обед отцу средняя дочь и по стружкам пришла к медведю в избу.

— Здравствуй, красная девица, — говорит ей медведь, — я тебя давно жду.

Отец вечером приехал домой:

— Что же вы мне обед не принесли?

— Мы среднюю сестрицу послали, ушла и домой не воротилась.

На третий день отец поехал в лес. Едет, стружки на дорогу бросает. А медведь их на свою тропу перетаскивает.

Понесла обед отцу старшая дочь и по стружкам пришла к медведю в избу.

— Здравствуй, красная девица, я тебя давно ждал…

Вот живут все три сестры у медведя и не знают, как выйти, как домой вернуться.

Думали-думали, старшая сестра и говорит медведю:

— Мишенька, снеси тятеньке гостинцы! Я пирогов напеку.

Вышел медведь из избы, а она посадила младшую сестру в мешок и подает его медведю, а сама говорит:

— Смотри, Мишенька, не ешь дорогой пирогов, снеси все родителю.

Потащил медведь мешок. Нес, нес, устал, есть захотел и говорит:

А младшая сестра из мешка ему:

— Эх! Как далеко видит! — говорит медведь и не стал отдыхать.

Подошел к деревне. Собаки встретили его и давай кусать. Медведь бросил мешок и бросился бежать.

На другой день старшая сестра посадила в корзину среднюю сестру и говорит:

— Мишенька, снеси в деревню батюшке с матушкой гостинцы!

Медведь унес и среднюю сестру. На третий день старшая сестра опять просит медведя:

— Мишенька, снеси еще батюшке с матушкой гостинцы! Я корзину пирогов напекла.

Вышел медведь из избы, а она нарядила ступу в платье, сама села в корзину. Сидит.

Пришел медведь. Поднял корзину на плечи и понес. Шел-шел, устал, есть захотел и говорит:

А она ему из корзины:

— Эх, как далеко видит! — рассердился медведь.

Схватил корзину и потащил в деревню. Кинулись на него у деревни собаки, стали лаять да кусать. Кинул медведь корзину и побежал в лес.

А старшая сестра вылезла из корзины и пришла домой. Обрадовались старики, что все дочери вернулись. И стали все жить-поживать и теперь живут.

ВАСИЛИСА ПРЕМУДРАЯ

В старопрежние годы в некоем царстве мышь уговорилась с воробьем вместе в одной норе жить, в одну нору корм носить — про зиму в запас.

Вот и стал воробей воровать: благо есть куда прятать. Много натаскал в мышиную нору всякого зерна. Да и мышь не зевает: что ни найдет — туда же несет.

Знатный запас снарядили на глухое зимнее времечко. «Заживу теперь припеваючи», — думает воробей, а он, сердечный, порядком-таки приустал на воровстве.

Пришла зима, а мышь воробья в нору не пускает, знай его гонит, — все перья на нем выщипала. Трудно стало воробью зиму маячить: и солодно и холодно.

— Постой же, мышь, я на тебя управу найду.

И пошел воробей к птичьему царю на мышь жаловаться:

— Царь-государь, не вели казнить, вели слово вымолвить. Был у нас с мышью уговор, вместе в одной норе жить, про зиму корм запасать. А как пришла зима, не пускает меня мышь к себе, да еще в насмешку все перья мои повыдергала. Заступись за меня, царь-государь, чтобы не помереть мне с детишками напрасной смертью.

Отвечает птичий царь воробью:

— Ладно, я это дело разберу.

И полетел птичий царь к звериному царю, рассказал ему, как мышь над воробьем надругалась:

— Прикажи, любезный государь, твоей мыши моему воробью за бесчестье сполна заплатить.

Звериный царь говорит:

— Позвать ко мне мышь.

Мышь явилась, прикинулась такой смиренницей, такие лясы развела, воробей стал кругом виноват:

— Никакого уговору у нас не было, а хотел воробей насилком в моей норе жить, а как стала его не пускать, он в драку полез, думала, что уж и смерть моя пришла.

Звериный царь говорит птичьему царю:

— Ну, любезный государь, мышь моя кругом чиста, воробей твой сам виноват.

— Коли так, — отвечает птичий царь звериному царю, — давай воевать, вели своему войску выходить в чистое поле, там у нас будет расчет.

— Хорошо, будем воевать.

На другой день чуть свет собралось в чистом поле войско звериное, собралось войско птичье. Начался страшный бой. Куда силен звериный народ! Кого ногтем, кого зубом цапнет — глядишь, и дух вон. Да и птицы не поддаются, — завалили все поле трупами звериными.

В том бою ранили орла. Попытался было он подняться ввысь — только и смог, что взлетел на сосну и уселся на верхушке. Окончилась битва, звери разбрелись по берлогам, по норам, птицы разлетелись по гнездам, а он, горемычный, сидит на сосне, пригорюнился.

В ту пору по лесу шел мужик с ружьем. Видит — орел сидит. «Дай, думает, убью его». Только прицелился, вдруг орел говорит ему человеческим голосом:

— Не бей меня, добрый человек, возьми-ка лучше к себе да корми меня три года, — соберусь с силами, я тебе добром заплачу.

Не поверил ему мужик, — какого добра ждать от орла? — и прицелился в другой раз… Опять орел просит его не губить… Прицелился мужик в третий раз, и в третий раз взмолился орел:

— Не бей меня, добрый человек, возьми лучше к себе, корми меня три года, я тебе добром заплачу.

Сжалился мужик над орлом, влез на сосну, взял орла, посадил к себе на руку и принес домой. Орел ему говорит:

— Возьми острый нож да ступай в чистое поле, там у нас был страшный бой, много набито всякого зверья, будет тебе пожива немалая.

Взял мужик острый нож, пошел в чистое поле, а там всякого зверья понабито — видимо-невидимо, одним куницам да лисицам счету нет. Мужик поснимал с них шкуры, свез шкуры в город и продал не дешево. На те деньги накупил хлеба, насыпал три больших закрома, — на три года хватит.

И стал он орла кормить. Прошел год. Один закром опустел. Орел и говорит мужику:

— Неси меня в поле на то место, где стоят высокие дубы.

Мужик принес его в поле к высоким дубам. Орел поднялся высоко и с разлету ударился грудью в одно дерево: дуб раскололся надвое.

— Нет, — говорит орел, — не собрался я с прежней силой, корми меня еще год.

Проходит еще один год. Велит орел нести его к высоким дубам. На этот раз взвился под самое облако, с разлету ударил в дерево грудью: раскололся дуб на мелкие части.

— Нет, не собрался я еще с прежней силою, корми меня третий год.

Вот, как прошло три года, опустело три закрома хлеба, орел велит опять нести его к высоким дубам. Взвился на этот раз выше облака да вихрем ударил сверху грудью в самый большой дуб, — расшиб его в щепы от верхушки до корня, — ажио лес кругом зашатался.

— Теперь вся моя старая сила со мной, спасибо тебе, добрый человек, что кормил меня три года. Садись ко мне на крылья, понесу тебя на свою сторону, расплачусь с тобой за добро.

Мужик сел ему на крылья, полетел орел по поднебесью к морю-океану, забрался высоко-высоко и спрашивает:

— Посмотри на синее море, велико ли?

— Да с колесо, — отвечает мужик.

Орел встрепенулся и сбросил его вниз, да не допустил до воды, подхватил на крылья, поднялся еще выше и спрашивает:

— Посмотри — велико ли синее море?

— Да с куриное яйцо.

Орел встрепенулся и сбросил мужика, и опять не допустил его до воды, подхватил на крылья и забрал на этот раз в самую высоту:

— Посмотри — велико ли синее море?

— С маковое зернышко.

В третий раз сбросил орел мужика в море, тот летел, летел до самой воды, и опять орел подхватил его на крылья и спрашивает:

— Что, добрый человек, опознал ты теперь — каков смертный страх?

А мужик-то чуть жив от страха.

— Спознал, — говорит…

— Таково-то и мне было сладко, когда ты в меня три раза из ружья целил.

Полетел орел с мужиком за море в тридевятое царство и тридевятое государство и говорит:

— Прилетим мы к моей старшей сестре. Станет она тебе давать много золота, серебра и каменья самоцветного, ты ничего не бери, проси только медный ларчик с медным ключиком.

Долго ли, коротко ли, прилетают они в медное царство. Выбегает к ним старшая сестра, — стала брата целовать, миловать, к сердцу прижимать.

— Чем тебя угощать, чем тебя потчевать, братец любезный?

— Не меня угощай, не меня потчуй, — отвечает ей орел, — угощай этого доброго человека, — он меня три года поил, кормил, от смерти выходил.

Орлова сестра мужика угостила, употчевала и повела в кладовые:

— Бери, чего душа хочет, — злато, серебро, каменье самоцветное…

Мужик ей отвечает:

— Не надо мне ничего, дай мне медный ларчик с медным ключиком.

Тут Орлова сестра рассердилась:

— Не жирно ли тебе будет, этот ларчик для меня самой стоит дорого.

Орел не стал долго толковать с ней, посадил мужика на крылья и полетел в серебряное царство к своей средней сестре. По дороге наказывал:

— Будет она тебе давать золото, серебро, каменья самоцветные, ты ничего не бери, а проси у нее серебряный ларчик с серебряным ключиком.

Ну и здесь, у средней сестры, случилось то же самое. Орел не стал долго толковать, полетел с мужиком в золотое царство к своей младшей сестре, по дороге наказывал:

— Проси у нее золотой ларчик с золотым ключиком.

Прилетают они в золотое царство, выбегает навстречу младшая сестра, стала брата встречать-целовать, миловать, крепко к сердцу прижимать.

— Братец родимый, откуда ты взялся? Где три года пропадал, долго в гостях не бывал? Чем велишь себя угощать, чем потчевать?

— Не меня угощай, не меня потчуй, угощай этого доброго человека, — он меня три года поил, кормил, от смерти выходил.

Посадила она мужика за столы дубовые, за скатерти браные, угостила, употчевала и повела в кладовые, — дарит его златом, серебром, каменьями самоцветными:

— Бери, чего душа хочет.

Мужик ей говорит:

— Не надо мне ничего, дай мне золотой ларчик с золотым ключиком…

Орлова сестра ему отвечает:

— Ради брата родного мне ничего не жалко. Бери себе на счастье. — И подает ему золотой ларчик с золотым ключиком.

Вот мужик пожил, попировал в золотом царстве, пришло рремя расставаться.

— Прощай, — говорит ему орел, — не поминай лихом. Да смотри, не отмыкай ларчика, покуда домой не воротишься.

Пошел мужик домой. Долго ли, коротко ли, шел он, шел, приустал и захотелось ему отдохнуть. Сел на берегу синего моря, и взяло его раздумье:

«Зачем орел не велел открывать ларчика? А что, если в ларчике-то пусто? Бывало из-за чего хлопотать!»

Смотрел он, смотрел на золотой ларчик, крепился, крепился, — взял его и открыл.

Батюшки-светы! И полезли оттуда быки да коровы, овцы да бараны, да табун лошадей; вышел оттуда широкий двор с хоромами, и амбарами, и сараями; зашумел зеленый сад; выскочили слуги многие: «Что угодно, что надобно?..»

Как увидел это мужик — и затужил, взгоревал, начал плакать, приговаривать:

— Что я наделал, зачем орла не послушал, как все это назад в ларчик соберу?

Вдруг видит он — вышел из синего моря старый человек, подходит к нему и спрашивает:

— Чего ты, мужик, горько плачешь?

— Как же мне не плакать! Кто мне будет собирать эдакое стадо великое да все добро в маленький ларчик?

Старый человек говорит ему:

— Пожалуй, я помогу твоему горю, соберу тебе всю скотину, все твое добро, но только с уговором: отдай мне то, чего дома не знаешь.

Задумался мужик: «Чего бы я дома не знал? Кажись, все знаю».

Подумал и согласился.

— Собери, — говорит, — все, отдам тебе — чего дома не знаю.

Старый человек собрал ему в ларчик всех быков и коров, овец да баранов, табун лошадей, широкий двор с хоромами, амбарами и сараями и слуг многих. Мужик взял ларчик и пошел восвояси.

Долго ли, коротко ли, приходит он домой, — встречает его жена:

— Здравствуй, свет, где был-пропадал?

— Ну, где был-пропадал, — там меня и нет теперь.

— А у нас радость, без тебя у нас сынок родился.

И несет жена ему младенца. Тут только спохватился мужик — чего обещал старому человеку, который из моря выходил. Крепко мужик приуныл и рассказал жене про все, что с ним было. Погоревали они, поплакали, — да не век же горевать? Пошел мужик на задний двор, открыл золотой ларчик, и полезли оттуда быки да коровы, овцы да бараны, да табун лошадей; вышел широкий двор с хоромами, амбарами, сараями да погребами; зашумел зеленый сад.

И стали мужик с женой жить-поживать, добра наживать да сына — Ванюшу — растить… Иван растет не по дням, по часам, словно тесто в опаре всходит; и вырос большой, умный, пригожий, — молодец молодцом.

Раз мужик пошел косить сено. Вдруг выходит из речки старый человек и говорит ему:

— Скоро же ты забывчив стал. Вспомни, ведь за тобой должок.

Воротился мужик домой, сидят они с женой и плачут. Иван спрашивает:

— Батюшка, матушка, о чем вы плачете?

— Как же нам не плакать, — смотрим на тебя, Ванюша, — не на счастье, а на беду ты зародился.

И тут мужик рассказал ему, какой у него со старым человеком был уговор.

Иван отвечает:

— Ну что же, обещанного назад не воротишь, значит, моя судьба такая.

Попросил Иван у отца с матерью благословеньица и собрался в путь-дорогу.

Идет он дорогою, идет широкою, идет полями чистыми, лугами зелеными и приходит в дремучий лес. В лесу стоит избушка на курьей ножке, об одном окошке. Иван думает: «Дай зайду», — и зашел в избушку. А там сидит баба-яга, теребит кудель, увидала его и спрашивает:

— Что, добрый молодец, долю пытаешь или от дела лытаешь?

Иван ей отвечает:

— А ты, бабушка, сначала напои, накорми дорожного человека, а потом уж и спрашивай.

Баба-яга поставила на стол напитки и наедки разные, напоила, накормила, и он ей рассказал все без утайки, — куда и зачем идет.

— Счастье твое, дитятко, — говорит ему баба-яга, — что ты ко мне прежде зашел, а то не бывать бы тебе живому. Старый человек, кому ты обещан, — грозный морской царь, он на тебя давно сердит. Послушай меня, — иди на берег моря, прилетят туда двенадцать серых утиц — дочери морского царя, ударятся об землю, обернутся красными девицами и станут купаться. Ты схвати сорочку у младшей царевны и не отдавай, покуда она за тебя замуж не согласится пойти. Тогда все будет хорошо.

Иван поблагодарил бабу-ягу и пошел, куда она ему сказала… Шел он дорогою, шел он широкою, шел полями чистыми, степями раздольными и приходит к синему морю. Сел за кустом и дожидается.

Прилетают двенадцать серых утиц, ударились о сырую землю и обернулись красными девицами, все до единой красоты несказанной. Поскидали платья и стали купаться: играют, плещутся, песни поют.

Иван вспомнил, что наказывала ему баба-яга, подкрался и унес сорочку у самой младшей царевны…