Василий Кучерявенко СКАЗКИ СТРАНЫ УТРЕННЕЙ СВЕЖЕСТИ




ПРЕДИСЛОВИЕ к корейским сказкам, записанным и литературно обработанным Василием Кучерявенко


летний полдень, когда солнце обжигало, точно ударом плети, спины и крестьяне сходились под старой пихтой, чтобы в ее тени найти убежище от жары и утолить жажду водой, хранящейся тут же в тыквах; или же в зимние вечера, когда за бумажным окном неистовствовал ветер и доносил протяжный вой волков, — крестьяне собирались в своих убогих чиби[1] за плетением соломенной обуви и мешков, чтобы заработать горсточку риса, потому что помещик еще с осени забирал и ссыпал себе почти весь урожай крестьян. Летом и зимою в такие часы они рассказывали и слушали свои чудные сказки.

Обездоленные и ограбленные крестьяне, ремесленники, рыбаки, горожане, их жены и дети искали утешения в милых, по меткому определению М. Горького, сказках Кореи…[2]

В них они находили правду, которой в жизни не находили, мстили своим врагам, любили и награждали таких же, как они сами, обездоленных тружеников.

Сказка имела для корейцев особое значение. Долгие века наша культура находилась под влиянием чужеземной, и корейская знать пользовалась сложными китайскими иероглифами, недоступными простому люду. Это побудило передовых деятелей более пятисот лет назад, во времена короля Се Дзона, создать азбуку из 24 букв, которой могли бы пользоваться широкие массы народа (ею и по сей день пользуются корейцы). Однако после смерти короля Се Дзона его наследники, преклонявшиеся перед чужой культурой, отвергли вновь введенную азбуку, считая, что она пригодна только для «презренных женщин». Таким образом, сказка долго была для корейцев не только сказкой в прямом смысле этого слова, но и единственной литературой. Этим объясняется реализм наших сказок, подробное описание природы, одежды, еды, обычаев. В них народ безжалостно разоблачал паразитов-помещиков, пьяниц, лам[3], тупых и хищных чиновников. В сказках народ выражал свое возмущение, выражал свою волю.

«Сказка о Чун Хяне» — одна из самых любимых сказок нашего народа. Своевольный и неограниченный в своих поступках феодал бросает бедную девушку Чун Хян в тюрьму: она отказалась служить его прихотям. Несмотря на пытки и угрозы, она остается верной своему жениху, который учится в городе. Жених узнает об этом и спешит на помощь ей. Он выдает себя за ревизора, разоблачает феодала и знать, спасает любимую девушку. В этой сказке в лице жениха-«ревизора» выступает народ, разоблачающий своих эксплуататоров и власть, воспевается народ, верящий в свою победу. К этой сказке примыкают «Мудрый секретарь», «О храбром юноше Юн Гир Су и прекрасной девушке Цен Сун Не» и многие другие.

В «Сказке о Хон Гиль Тоне» воплощена мечта народа о справедливом возмездии. Хон Гиль Тон — крестьянин, ставший разбойником. Он наказывает богатых, отбирает и раздает их богатство бедным. Хон Гиль Тон всегда побеждает; он обладает искусством перевоплощаться, и стихии природы приходят ему на помощь.

О торжестве добра и трудолюбия над злом и ленью повествует также и широко известная среди корейского народа сказка «О братьях Хын Бу и Нор Бу», на текст которой написана опера.

Наш народ любит легенды о славных полководцах и героях, боровшихся за свой народ. Самая популярная в нашем народе легенда об адмирале Ли Сун Сине. В 1592—1598 гг., когда японцы напали на Корею, адмирал Ли Сун Син создал первый в мире бронированный корабль-«черепаху». Корабль адмирала имел форму черепахи и весь, за исключением «головы», находился под водой. «Голова» была сделана из железа, и пасть ее была открыта. Из нее корейцы обдавали огнем вражеские корабли.

Нашим сказкам счета нет. Их любят и взрослые. Нет корейца, который не знал бы множества сказок, и нет сказки, которая не имела бы множества вариантов. Рассказчики всегда придавали своим сказкам актуальность, рассказывали их по-своему, придавали сказкам местный колорит, вплетали в них местные события, приписывали злодеяния сказочного помещика своему местному помещику, любимым героям давали имена лучших людей своей деревни. Сказку рассказчик кончал шуточным обращением к кому-нибудь из своих слушателей, приписывая ему сходство или даже подвиги героя, о котором была речь в сказке.

За последние годы содержание наших сказок изменилось вместе с жизнью народа. На юге, где орудуют оккупанты и их ставленник Ли Сын Ман, появился новый образ злодея — американца, появился новый герой — партизан.

На севере, где установлена народная власть, народ сложил сказку «Солнце взошло с севера», об исполине — советском бойце, принесшем нам свободу и правду; сказки о бойце корейской Народной армии, борющемся за свободу Родины, о нашем славном вожде Ким Ир Сене.

Представленные в данном сборнике сказки записаны советским писателем Василием Кучерявенко в Корее и литературно обработаны им. Корейские сказки отражают благородную душу народа, его ненависть к угнетателям, любовь к труду и человечеству, глубокое уважение к женщине, верность в любви и дружбе. Наряду с этими популярными мотивами в них обращает на себя внимание и другая, новая сторона — проникающий их дух патриотизма, глубокой уверенности в счастливом будущем, которое завоюет для себя корейский народ в борьбе с врагами и угнетателями.

Сегодня, когда Корея поднялась на справедливую войну против американских интервентов и лисынмановских предателей, не останавливающихся перед самыми гнусными средствами истребления людей и применяющих бактериологическое и химическое оружие против корейского народа, мы видим, что и в новых легендах, преданиях, сказках запечатлевает народ подвиги своих сынов и дочерей в этой героической борьбе за национальную независимость и единство своей Родины.

Наши сказки и по сей день воспитывают народ, выражая его любовь и чаяния, разоблачают врагов. Они зовут народ к миру и непримиримой борьбе с интервентами.


Март 1962 г.

Се Ман Ир,

писатель Корейской

Народно-Демократической

Республики.




КОРЕЙСКИЕ СКАЗКИ

Солнце взошло с севера



а склоне горы Пектусан жили два брата по имени Син Тхэ Сун и Син Хон Сун. На своем маленьком клочке земли сеяли они немного гаоляна, риса, и росло у них одно-единственное дерево — вишня.

Пришло время сеять гаолян и рис, а семян у братьев — всего лишь одна маленькая чашечка.

Что делать? Пошел Син Тхэ Сун, старший брат, на юг — на заработки.

Идет, идет. До Алмазных гор дошел Син Тхэ Сун. Там в пути настиг его ливень. Стало темно. Он укрылся в пещере и под шум ливня заснул.

Много ли, мало ли спал, а только когда проснулся, увидел, что ярко светит солнце, в долине желтеют рисовые поля, дымятся светло-зеленые бамбуковые рощицы, среди сверкающих ручейков на полях белеют цапли, аисты.

Все тропинки оказались размытыми, и никак нельзя было сойти вниз. И побрел Син Тхэ Сун по горам. Идет день, другой, третий, а в долину спуска нигде не отыщет. И заметил Син Тхэ Сун, что он не спускается, а с каждым днем все выше и выше в горы поднимается.

Высоко в горах Син Тхэ Сун очутился среди долины и остановился пораженный: золото, серебро, драгоценные камни сверкали рядом с огромными скалами гранита, розового и золотистого мрамора, белого и зеленого нефрита…

— Сколько здесь сокровищ! — удивился Син Тхэ Сун.

Заметил он кусок железа и подумал: «Вот бы взять его, — можно мотыгу сделать».

А белый голубь с ветки дерева и говорит ему:

— Бери всего сколько хочешь. Это — сокровища, что богачи у бедняков отняли. И жизни нет теперь в них: к ним добрая рука не касалась…

Подумал-подумал Син Тхэ Сун и взял кусок железа; уж очень хотелось ему иметь свою мотыгу.

А голубь опять говорит:

— Нарви цветов, Син Тхэ Сун.

И только сказал это голубь, как горы запламенели от цветов. Посмотрел Син Тхэ Сун вокруг, нарвал цветов, приник к ним лицом, глаза закрыл — сразу усталость исчезла, голод пропал: такой силой жизни обладали цветы. И почувствовал он, будто летит, и от страха еще сильней зажмурился. А когда раскрыл глаза, увидел — находится он внизу на тропинке, у бамбуковой рощицы.

Присел Син Тхэ Сун в тени, достал из кармана кусок железа. Смотрит — и глазам своим не верит: брал железо, а в кармане оказался огромный кусок золота. В золото вкраплен большой изумруд, такой прозрачный, словно это застывший гребень морской волны. И так далеко было все видно через него, будто далекое это находилось рядом.

Сидит Син Тхэ Сун, любуется самоцветом. И не заметил, как к нему подошли заокеанские воины. Увидели они золото и драгоценный камень — жадно загорелись их глаза. Заковали они Син Тхэ Суна в колодки и цепи, отняли сокровище, а его самого бросили в сырое подземелье…

Шли годы…

А в это время младший брат Син Тхэ Суна — трудолюбивый Син Хон Сун любовно ухаживал за вишней. И не знал и не ведал он, что его брат страдает в неволе, заточенный пришельцами из-за океана. Дерево быстро разрослось, поднялось высоко, закрыло своими ветвями всю фанзу, укрыло весь участок, и однажды утром оно все порозовело от раскрывшихся цветов. Никогда еще никто в Стране Утренней Свежести не видел такой большой вишни, такого обильного цветения. А когда наступило лето, огромные ягоды вишен закраснели так, что издали казалось, будто это огромный сад, покрытый пурпурным шёлком, а не одно-единственное дерево.

Однажды поутру прилетела стая синих птиц. Видно, долго они летели и сильно устали. Сели птицы на дерево и начали склевывать вишни.

Увидел птиц Син Хон Сун хотел спугнуть их с дерева, да подумал: «Может, и мой брат голоден и его кто-нибудь покормит».

— Хватит, а то все вишни поедим; у юноши ведь ничего кроме этого дерева нет, — проговорила вдруг человеческим голосом одна из птиц.

А Син Хон Сун им и отвечает:

— Ешьте, ешьте. Мой старший брат Син Тхэ Сун ушел на заработки и скоро вернется. Мы на его деньги как-нибудь проживем.

— Спасибо, добрый юноша, — ответила птица. — А теперь послушай, что я тебе скажу: скоро придет к тебе большое счастье.

Син Хон Сун горько усмехнулся в ответ и покачал головой.

— Никогда еще не было, чтобы в Стране Утренней Свежести счастье приходило бы в хижину бедняка. Это так же невозможно, как невозможно, чтобы солнце взошло с севера.

— Встань завтра пораньше и посмотри на север, — проговорила птица.

Улетели синие птицы.

С вечера юноша забеспокоился, как бы не проспать восход. Но потом подумал: «Не просплю. Я ведь привык рано вставать». Лег Син Хон Сун и крепко заснул.

Встал младший брат очень рано, когда была еще ночь. Вышел из фанзы и стал глядеть на восток, с нетерпением ожидая восхода. Но солнце на востоке не всходило.

И тогда посмотрел юноша на север.

Небо на севере посветлело, потом заалело. И вот с севера взошло солнце. Оно осветило горы, сады, рисовые поля, реки. А рядом с солнцем сверкала Полярная звезда. Такого еще никто и не видел и не помнил в Стране Утренней Свежести.

Взошло солнце с севера. Вдруг зашелестел в ветвях вишни ветер, небо затянулось сплошными тучами, засверкали яркие молнии. А когда рассеялись тучи, снова засияло солнце. Деревья, кусты, цветы были в дождевых каплях.

Юноша оглянулся и увидел: вишневое дерево стало еще гуще, чем раньше, все его ветки покрылись блестящими вишнями и на каждой ягоде сверкала капля росы, а рядом росли яблоки, груши, азалии. Под деревом стояла изумительной красоты девушка, в платье, как бы вытканном из цветов вишен.

— Привет тебе, юноша! — сказала она. — Я давно тебя жду…

Син Хон Сун начал рвать вишни и угощать девушку Ок Хва.

…От жгучих лучей солнца, что взошло с севера, заокеанские воины бежали без оглядки, бросая свое оружие, и пытались уплыть за океан. Но они сделали столько зла людям, что это зло, тяжелое, как огромные камни, утянуло их на дно океана.



В тюрьмах и подземельях распались запоры, плотные каменные плиты дверей раскрылись, и на свободу вышли все честные люди, заточенные чужеземцами.

Вышел из подземелья и старший брат Син Тхэ Сун. Он похудел и постарел от перенесенных страданий, голова его стала совсем седой. И вот перед ним промелькнула синяя птица и тихо сказала:

— Смотри, люди радуются, но они могут потерять счастье, им многое еще не видно, у них нет такого чудесного камня-изумруда, через который видно далеко-далеко… Торопись, твоя помощь будет им необходима…

И Син Тхэ Сун быстро направился к младшему брату. В своем кармане он опять нашел кусок золота с изумрудом; вместе со свободой к нему вернулось и его сокровище.

Син Тхэ Сун поднес волшебный камень-изумруд к глазам и застыл изумленный. Он увидел, что там, откуда только что поднялось солнце, сверкала Полярная звезда, трепетно вспыхивало северное сияние… Там был север… И вдруг он похолодел, взгляд его остановился на черной туче, что начала закрывать солнце. То была не туча, а крылатый дракон… Дракон пытался проглотить солнце… Син Тхэ Сун понял, почему торопила его птица…

Он обернулся, увидел старика-охотника, держащего стрелы и лук…

Быстро схватил Син Тхэ Сун лук, от костра поджег стрелу и пустил ее, огненную, в дракона…

Молнией — только от земли вверх — взвилась стрела и вонзилась в дракона.

Чудовище вздрогнуло, зашипело, рассыпалось и упало черным пеплом в море…

Только люди, не имевшие чудесного камня, не увидели за черными тучами страшного дракона. И не догадывались о подвиге Син Тхэ Суна.

Сокровище же свое Син Тхэ Сун отдал своему народу, чтобы люди могли так же далеко видеть, как видел и он. Он знал: если все делать для трудового народа, то и народ тебя не оставит в беде…

День этот был самым длинным, потому что много было счастья у всех честных людей.

И сколько Син Тхэ Сун ни шел по своей стране, повсюду он слышал радостные песни, музыку, счастливый смех, повсюду видел танцы, веселые улыбки на лицах. Гремели барабаны, пели флейты. И везде он слышал рассказ о том, что солнце в этот день над его страной взошло с севера. И ему вспомнилась старинная поговорка: «Как не прикажешь летящей птице, где ей сесть, так и солнцу не прикажешь, откуда ему всходить». А вот нашлась же такая сила, что заставила солнце взойти с севера!..

Лишь те, кто не встал в то утро по привычке долго спать, до сих пор жалеют об этом: ведь они не видели, как солнце взошло с севера.

Син Тхэ Сун с младшим братом Син Хон Суном зажили дружно и свободно. У младшего много детей, он женился на девушке, что стояла в то утро у вишни. Дети быстро выросли, они — умные, храбрые, привычные к труду. Они любят свою родину, знают, как за нее постоять в грозные дни.

Дядя Син Тхэ Сун много чудесного рассказывает своим племянникам о том, как люди великой северной страны помогли корейскому народу сбросить чужеземное иго…

Люди говорят и сегодня о том, что солнце, взошедшее с севера, солнце особенное — то была освободительная, справедливая армия Советского Союза.

И в том великая правда.



Братья



ыло это в наши дли.

Отправился корейский юноша Цой Нам Чен в Великий Китай, чтобы пополнить свое образование. Он знал, что в такой стране есть чему поучиться, это ему часто говорил отец, да и он сам много читал об этом в старинной книге.

И вот Цой Нам Чен пришел в Китай и зачарованный остановился, рассматривая уходящую в голубую даль изгибами среди желтых гор знаменитую Великую Китайскую стену… День Цой Нам Чен шел вдоль стены, другой и увидел огромную колонну из беломолочного нефрита… Колонна была десять шагов в поперечнике и возвышалась высоко-высоко, вся покрытая кружевом искусной вязи. Венчали ее вершину легкие белоснежные с распростертыми крыльями лебеди. Подножье ее обвивали тонко вырезанные драконы из черного и пурпурного гранита. Из пасти каждого дракона вырывалось пламя. Каменные языки пламени, охватывая колонну, поддерживали снизу бледно-зеленую плиту в пять шагов шириною и в десять высотою. На плите той высечены золотые иероглифы. Это были древние письмена, но юноша Цой Нам Чен, хотя и с великим трудом, их прочел:

«…Китай в древности дал миру: компас, чтобы не заблудиться мореходу в бурном и туманном море, охотнику — в густой тайге, путнику с караваном — в жаркой и беспредельной пустыне или степи; бумагу, чтобы мысли и опыт одних людей можно было передавать другим; книгопечатание, чтобы лучшее в жизни народов сберегать для потомков; порох — для взрыва каменных горных перевалов при создании дорог, для помощи людям в прорытии каналов и для защиты родины от вражеского нашествия; фарфор, что издает звук яснее звона серебра, золота и нефрита; чай — что поддерживает в человеке бодрость в пути и до́ма, в труде и отдыхе; шёлк — для платьев и чудесных картин, которые на нем создали художники; лак, чтобы сохранять веками творения искусства; бумажные деньги — для удобства торговли; счеты — для быстрых вычислений…

О! Кто и в какие века прочтет эти памятные письмена, не унывай! — не все еще сделано. Так же, как после зимы, придет опять весна, так и для тебя найдется еще много работы…

Столько надо разгадать тайн на земле, столько сделать открытий для счастья людей. Иди же смело по этому трудному, но человечному пути. И если ты сделаешь хотя бы маленькое открытие, благодарный народ этого не забудет никогда…»

И подумал Цой Нам Чен: мало ли чего нельзя узнать в Китае, стране народа, имеющего чудесные памятники трудолюбия и созидания — великолепные дворцы, такую стену, такие открытия, длиннейшие каналы, тысячетомную энциклопедию; в стране, где народ не ведал праздных дней и самое главное — выгнал богачей, создает новую жизнь, как это сделали еще раньше в великой северной стране.

А был юноша Цой Нам Чен любознателен и трудолюбив…

Идет Цой Нам Чен по китайской стране, а вокруг много-много людей работает, да так дружно — нигде не видел раньше такой работы. Люди копают землю, носят ее в корзинках.

Захотел он узнать: куда, зачем? Взял он корзину, набрал земли и пошел вместе с другими. И увидел он, что после ливней поднялась вода в реке, бурлит, в бешенстве рвет дамбы, вот-вот затопит долину, погубит посевы, сады, деревни, людей. А люди преграждают путь воде. Целый день работал юноша, устал и решил, что можно и отдохнуть. Но люди об отдыхе не думали, зажгли бумажные разноцветные фонарики и продолжали работать.

Засверкали молнии, пошел дождь, а труженики будто и не замечают этого.

И когда наступил новый день и воды в реке еще больше прибавилось, понял юноша, почему и ночью все работали: дамба поднялась выше, а вода покорно устремилась в море.

Но все-таки люди носили и носили землю. Лишь к исходу третьего дня сели они отдохнуть, развернули узелки, вскипятили чай. Зазвенели фарфоровые чашечки, замелькали палочки в руках, послышались шутки, и у всех счастье светилось в глазах. Лишь Цой Нам Чену — хотя он и был счастлив от работы — нечего было есть. Заметил это старик по имени Ли Мин-цай, подозвал его, разделил пополам свою пищу, одну половину оставил себе, другую отдал Цой Нам Чену. То же сделал и его сын Ли Вэнь-янь.

Поблагодарил их юноша и спросил:

— Почему вы так внимательны ко мне?

— Видно, издалека, из другой страны ты пришел, — сказал старик, — но не как гость пришел, а как брат: увидел беду, грозящую чужим для тебя людям, помогать стал. Значит, к труду ты привычен. И поступил ты по-братски. Вот тебя и принимаем мы, как брата.

Старик допил чай и задумчиво промолвил:

— Народ, если он дружен, — непобедим. Видел, как покорно река потекла? А не будь этой дружбы — не сидели бы мы здесь, ничего не было бы тут кроме разгулявшейся воды… Мудрый человек требует прежде всего от себя, ничтожный человек требует всего только от других…

И подумал Цой Нам Чен: «Надо запомнить навсегда эти мудрые слова». И еще подумал он, что это и есть начало учебы, ради которой пришел он в Китай.

На ночь старик Ли и его сын пригласили юношу к себе в дом. Старуха Ван Син-хуа, накормив всех, приготовила постели. А утром, проснувшись, Цой Нам Чен увидел возле постели свою одежду, чисто выстиранную и заштопанную так же хорошо, как у старика и его сына.

Рассказал Цой Нам Чен, что пришел он в Китай учиться. Старик Ли Мин-цай, помолчав, сказал:

— Идите вместе с моим сыном Ли Вэнь-янем учиться. Дружба поможет вам быстрее узнать все мудрости.

И они ушли. Далеко ушли, три года не возвращались.

Не раз в эти годы видели они Мао Цзе-дуна, не раз беседовали с ним и однажды сказал Мао юношам:

— Вот книги мудрейших из мудрых — Ленина и Сталина, — учитесь по этим книгам правильно жить и работать! Учитесь и дружбе на примере жизни этих великих людей!

И еще прилежнее взялись юноши за учебу.

И в один из самых радостных и памятных дней побывали они в Пекине, на площади «Небесного спокойствия», и тут увидели, что такое настоящий праздник народа! Как молод был в тот день древний Пекин, как ликовал народ. Такой праздник всю жизнь будет помниться!

Вместе с другими людьми осмотрели они мраморные, нефритовые и фарфоровые дворцы, чудесные сады, озера, заросшие лотосами. И столько удивительного они увидели, что поняли: беспредельна сила трудолюбия мирного народа!

Древний Пекин многому их научил, каждый день узнавали они что-нибудь новое.

И когда прошло три года, юноша Цой Нам Чен решил возвратиться к себе домой, в Страну Утренней Свежести. Лин Вэнь-янь пригласил его перед отъездом навестить отца — старого Ли Мин-цая, погостить у них, отдохнуть.

Радостно встретил их старик. Поворачивал, осматривал, улыбался, от удовольствия щелкал языком…

— Какие же вы молодцы! И не скажешь, кто из вас более пригож.

Быстро прошли дни отдыха, и вот наступил срок расставания. Цой Нам Чен и Ли Вэнь-янь ходили грустные, тяжело им было. Долго сидели они у озера, и вода отражала их печальные лица. За три года Цой Нам Чен и Ли Вэнь-янь многое узнали, научились трудолюбию, прямоте ума и сердца, чистоте души.

И они решили на прощанье побрататься. Написали Цой Нам Чен и Ли Вэнь-янь своей кровью имена свои на одежде, отрезали написанное и обменялись этими знаками, спрятав их у сердца.



Глядя на юношей, старик Ли Мин-цай понял, как велика их дружба. Тогда он достал беломолочную нефритовую пластинку и при помощи шифера, огня и воды разделил ее на две равные доли.

— Возьмите. Теперь вы братья, — сказал он. — Чудесная это пластинка. Стоит посмотреть на нее, как все сообщит она вам друг о друге. Если она останется такой же белоснежной, значит, у друга твоего все в порядке, если же случится у друга несчастье, то пластинка и это покажет…

По обычаям своей страны Цой Нам Чен низко поклонился старику Ли Мин-цаю, его жене Ван Син-хуа и их сыну Ли Вэнь-яню, как своим родным, поблагодарил за науку и теплоту дружбы и ушел к себе на родину.

Вот и корейские горы голубыми пиками встали перед ним, вот и родной город.

Хорошо зажил Цой Нам Чен, делился мудростью со своими соотечественниками.

И часто посматривал он на нефритовую пластинку, а она все ярче, все светлее становилась. Значит, и жизнь Ли Вэнь-яня становилась все лучше.

Помнил о своем друге и Ли Вэнь-янь. Он тоже часто посматривал на пластинку, и всегда она была чиста, как первый снег.

Но вот случилось страшное: пришли в Корею из-за океана американцы. Запылали деревни и города. Американцы убивали людей, грабили и разоряли Страну Утренней Свежести.

И в тот же день на нефритовой пластинке Ли Вэнь-яня выступили капли крови…

Понял Ли Вэнь-янь, что стряслась беда с его другом и братом Цой Нам Ченом. А разве можно друга и брата оставить в беде, без помощи?

Поклонился Ли Вэнь-янь отцу и, кликнув своих друзей, поспешил в Страну Утренней Свежести.

Вместе с Цой Нам Ченом они встали на защиту Кореи.

В дружбе и братстве — великая, необоримая, всесокрушающая сила.

Кто ту мудрость поймет, тот поймет все.



Ли Чан Гони и Томсон



упец Томсон выехал из Сан-Франциско в Корею на военном корабле. Это ничего, что он купец: у него есть деньги и ему нашлось место и на военном корабле, тем более, что командир корабля не прочь был поторговать и сам.

Поселился Томсон неподалеку от Сеула, в маленьком городке, в домике старого Ли Чан Гони, а хозяина выгнал. Домик стоял на берегу быстрой порожистой реки. А за горою рос густой лес из акаций, дубов и диких яблонь. Старик Ли Чан Гони вынужден был жить в шалаше за рекою. Настало время идти на поиски корня жизни — женьшеня. И ушел он в горы. Долго ходил Ли Чан Гони и нашел несколько крупных корней. Когда же он вернулся домой, его встретили американские солдаты, обыскали и, найдя корень женьшеня, избили старика, а корень отнесли Томсону: купец им платил за это.

Томсон решил разбогатеть, поэтому все свои доллары он тратил на покупку женьшеня.

А этот чудодейственный корень излечивает все недуги и болезни, уставшим возвращает бодрость, слабым — силу, старых делает молодыми, некрасивых превращает в красивых… Не случайно корень женьшеня похож на маленького человечка… Говорят, в давние времена жили влюбленные юноша и девушка, которые знали тайны жизни и смерти… Царь повелел заточить их в крепость и выведать все… Но юноша и девушка бежали в далекие дремучие северные леса — тайгу. И там навечно скрылись, а свои тайны превратили в корень жизни — женьшень… Только трудно искать те корни. Если плохой, недобрый и злой человек их увидит, то они сразу же спрячутся в землю, перейдут на другое место… Корень могут найти в тайге лишь самые честные люди, желающие другим добра… Что здесь правда, что нет — неизвестно, а только корень женьшеня действительно обладает чудесной силой жизни…

Когда американские солдаты пришли к купцу с отнятыми у Ли Чан Гони корнями, Томсон был поражен. Это, действительно, были редкостные корни. Но много он не стал платить и американским солдатам. Узнав о Ли Чан Гони, купец попросил солдат привести к нему старика…

Солдаты приволокли Ли Чан Гони. Томсон сделал вид, будто не узнал старика и предложил собирать корни и приносить Томсону, а также созвать всех корневщиков. Ли Чан Гони, который ненавидел захватчиков, ответил:

— Я стар, глаза не видят, я не могу ходить в тайгу…

Тогда Томсон мигнул солдатам, те схватили Ли Чан Гони и бросили в горную реку. Бурный поток подхватил старика и унес далеко вниз. Там он зацепился за дерево, пришел в себя.

Долго думал Ли Чан Гони и, наконец, решил, что глаза его хоть и старческие, но видят хорошо. Он умеет видеть и увидит, где злые люди — американцы — построили укрепления, площадки для своих кровожадных птиц. О, старый Ли Чан Гони хорошо может запоминать. Сколько раз он находил маленькие молодые корни женьшеня в тайге, запоминал место и через много лет точно находил. И решил Ли Чан Гони, узнав все, уйти туда, далеко на север, и рассказать Ким Ир Сену о том, что видели его глаза.

И Ли Чан Гони пошел по горным лесным тропинкам, которые он хорошо знал…

Томсон все скупал женьшень. Заклеенные бумагой окна он заменил стеклами, забил решетками. На двери повесил крепкие замки. Огромные связки женьшеня наполнили комнаты, и ночами Томсон ходил и жадно рассматривал корни. А самые лучшие из них он положил возле кровати.

Скоро в обеих комнатах стало так тесно от корней, что негде было пройти. Но Томсон был рад: ведь корни сулили ему столько богатства! Он часто перебрасывал корни с руки на руку и не мог оторвать от них глаз. Все реже купец выходил на улицу, а затем и совсем перестал выходить. Корни страшной силой приковали его к дому.

Томсон пожелтел, как корни женьшеня, глаза горели, когда он рассматривал сокровища, но сам он становился все тоньше и тоньше, а сердце билось все учащеннее; корни так же дышали воздухом, как и человек, и для Томсона оставалось совсем мало воздуха в домике.

А Ли Чан Гони дошел до Ким Ир Сена и стал проводником для его людей. Прошло несколько дней. Люди Ким Ир Сена изгнали американцев — иных убили, других утопили в море… Ли Чан Гони вернулся к своему дому. Двери домика были крепко закрыты. Тогда люди Ким Ир Сена помогли старику открыть их и вместе с ним вошли в домик.

Томсон лежал мертвым. Руки его сжимали корни, а дышать в комнате было нечем: корни поглотили весь воздух.

Ли Чан Гони улыбнулся: так всегда бывает с теми, кто захватывает чужое. У кого руки тянутся к чужому, тому и корень жизни — смерть!



Паруса их позеленели, пожелтели…



ыло это, однако, лет девяносто тому назад. К берегам Кореи подошли на своих кораблях американцы, думая легко поживиться. Начали они по реке подниматься в глубь страны. Шли, шли… Открыли огонь по фортам; день стреляли, два, три. Но взять форты не могли. Корейцы возвели в верховьях плотину, и река начала быстро мелеть… Корабли адмирала Роджерса поспешно вышли из реки Хан и стали на якоря близ берегов.

Море побелело от парусов американских кораблей — так их было много.

Тогда адмирал отдал распоряжение взять богатый Сеул штурмом с суши. Пошли американцы, идут и думают: «Теперь-то возьмем город, поживимся корейским добром». Они уже видели богатые корейские шелка и драгоценные камни, яркие нефриты, золото, серебро, изделия из слоновой кости…

Сеул — столица, прекрасный богатый город. Богаты в нем дворцы и торговля.

Взволновался древний город. Только тигробойцы могли остановить заокеанских пришельцев. Но все лучшие стрелки страны — тигробойцы — были на охоте в тайге, где их там найти, как их быстро позвать? А лучше их стрелков в Корее не было, стреляли тигробойцы так, что пули попадали только в глаз, — чтобы не портить дорогих шкур тигров…

И тогда невеста тигробойца Хе Бон Гира, прекрасная и смелая Кан Юн Хи на вершине горы, на куче камней, разожгла костер… Так у них было условлено. Тигробоец, уходя, говорил ей: «Если понадоблюсь, подай сигнал — разожги костер на горе…» Она знала: ее возлюбленный, увидев костер, поймет — случилось что-то важное, надо скорее вернуться домой.

Увидел Хе Бон Гир тот костер на горе и поспешил к дому.

Но в это время на многих горах, по примеру Кан Юн Хи, зажгли костры и другие женщины. Старики и дети помогали им складывать большие кучи из камней на вершинах гор, чтобы дальше было видно костры. Тигробойцы один за другим поспешили к городу, думая, что бы это значило, что это за зов?



Быстро собирались тигробойцы, так быстро, как только могли лишь они — люди, знающие самые короткие горные тропы страны…

А тому, кто любит родину и хочет ее защитить, и в горах все дороги ровные.

На окраине столицы тигробойцев встретило все население города, прося их прогнать пришельцев. Тут же было собрано много пищи и боеприпасов.

Узнав об угрозе, тигробойцы, взяв боеприпасы и пищу, скрылись в ущельях и лесах, даже в рисовых полях, на подступах от моря к Сеулу.

Как раз в это время уже и американцы начали подходить. Идут они шеренгами, высокомерно и самонадеянно. Но что это? То в одном, то в другом ряду падает мертвый американский солдат. Осмотрят — раны нигде нет, только глаз закрыт, почернел. И с каждым шагом больше и больше падает мертвых американцев. И кого ни осмотрят — нет ран, только выбит глаз… И напала оторопь на американцев, заговорили о горных духах, о черных драконах. Американские солдаты в чепуху верили; где им понять, что их бьют свободолюбивые и меткие стрелки-корейцы. Оторопь, страх, паника. Струсили американцы и побежали. Побежали к своим кораблям. Поскорее вскочили в шлюпки и, как мыши, на корабли начали взбираться. А тут еще Кан Юн Хи, она тоже была метким стрелком, со своим женихом Хе Бон Гиром начали стрелять по веревкам, трапам и перебивать якорные канаты. Американцы обрывались и падали в воду, а корабли, словно и вправду сами, освобождаясь от якорей, начали отходить, уплывая по течению. И от этого страх еще больше охватил американцев. Матросы поспешно подняли паруса, убегая к себе за океан, откуда и пришли. Море и то разозлилось на бесцеремонных пришельцев, забурлило, заволновалось…

И паруса тех чужеземных кораблей от стыда и бессильной злобы позеленели, от страха, сраму и трусости даже пожелтели…

А затем море так расходилось, так забурлило, что совсем разорвало в клочья паруса американских кораблей, корабли же разбило в щепки. Спасся ли кто из тех воинов — неизвестно, да навряд ли и спасся, так как шли они на несправедливое дело, против честного народа.

Давно то было, не каждый знает, но до сих пор еще на горах лежат груды камней, чтобы выше были те сигнальные костры. Камни эти напоминают о храбрости корейцев и о позоре американцев.

Народ корейский хорошо то помнит, не следует и захватчикам забывать.



Смелый Пак Чен Чу и хвастливый богач



глубокую старину, далеко в тайге, в огромной пещере над пропастью жил старый тигр. Сотни лет охранял сокровища, скрытые в той пещере.

Неподалеку в селении жил смелый и сильный юноша Пак Чен Чу. Он любил девушку Ок Не, но был беден и не мог на ней жениться: не на что было купить свадебный подарок, положенный по обычаю.

Родители Ок Не, помимо ее воли, решили выдать девушку за богача, у которого было много рису, денег и самый красивый дом в селении. Сильно опечалился Пак Чен Чу, узнав, что просватана Ок Не. Задумал юноша отнять сокровища у тигра и сделать достойный подарок Ок Не. Взял юноша копье и отправился в тайгу.

Подошел он к пещере. Старый тигр, увидев юношу, зарычал и прыгнул на него, разинув свою страшную усатую пасть. Ухватив выставленное копье, тигр перекусил его. Тогда Пак Чен Чу руками стал душить чудовищного зверя. Однако сильный был тигр. Почувствовал Пак Чен Чу, что не выдержит…

Богач, заручившись согласием родителей девушки, перед свадьбой захотел показать ей якобы свои богатства. Повел он Ок Не в тайгу.

— Сколько идем — все мой лес, — говорил обманщик-богач.

Расхвастался он и не заметил, как дошли до того места, где Пак Чен Чу с тигром бился.

— Эй, в селенье сбегай, позови людей на помощь, убьем тигра, а то не одолеть, — крикнул юноша богачу.

Богач же хвастливо издали закричал:

— Зачем звать людей, убью я сам, зато шкуру, усы и хвост заберу себе…

Но, увидев огромного страшного свирепого тигра, своим ревом сотрясавшего угрюмые скалы, богач испугался, бросил Ок Не и в страхе попятился. Отступал, отступал да и полетел с обрыва в бездонное ущелье.

А Ок Не быстро подняла обломок копья и подала его Пак Чен Чу. Юноша поразил зверя. Тигр сделал предсмертный прыжок и угодил в пропасть. Там в черном ущелье они с богачом и погибли.

Пак Чен Чу и Ок Не сыграли свадьбу, а сокровища передали своему народу.

Поэтому народ и до наших дней поет о сильной любви юноши Пак Чен Чу и храброй Ок Не.



Отчего в Тэдонгане зеленая вода



давние времена в Пхеньяне жили очень красивая девушка и такой же прекрасный юноша. Они любили друг друга.

В город приехали в то время купцы-японцы. Они наняли юношу на работу и насильно отправили к себе в Японию. Потом напоили пьяным отца девушки, а ее увели к себе.

Юноша встретил в Японии китайских купцов, узнал от них о судьбе своей возлюбленной и на парусном судне вернулся на родину.

Ушел юноша в горы, насобирал много изумрудов цвета чистейшей морской воды и возвратился в родной город.

Долго он ходил, но все не мог встретить свою девушку.

Позволил однажды купец девушке немного погулять, и на высоком берегу реки Тэдонган она увидела любимого.

— Неужели моя любовь для тебя меньше, чем богатство японского купца? — спросил он.

— О, нет! — ответила ему девушка. — Я не люблю ни богатства купца, ни его самого. Он держит меня насильно. Хочет выдать замуж за сына. Ты один мне на свете дорог.

— Если мы с тобой не можем жить вместе, то зачем мне это богатство, — горько сказал он.

Девушка возразила:

— Нет, мое сердце будет всегда твоим, мы теперь никогда не расстанемся, в своей стране нам должно быть место для жизни и работы… Мы его добудем… И если это так, пусть твои изумруды растворятся в реке и окрасят воду в свой цвет; если же я не права, то пусть они превратятся в простые камни…

И они ушли… Больше их никто не видел.

Изумруды же растворились в воде.

С тех пор в Тэдонгане вода и стала такая зеленая, как изумруды.



Достойный подарок



то было давно, много лет назад. Люди тогда не знали полного счастья; им неведомо было чувство любви… В то же время жил один храбрый и смелый юноша-охотник. Ему очень нравилась прекрасная девушка по имени Сунне. Юноша тоже пришелся по сердцу девушке. И решили они стать мужем и женой.

Задумал юноша сыграть свадьбу и ушел на поиски подарка.

По обычаю того времени юноша принес в подарок невесте драгоценный камень топаз, но самоцвет померк перед ее красотой и показался юноше нестоящим.

Ушел юноша за другим подарком. Много раз солнце всходило и вновь заходило, прежде чем он вернулся.

Принес юноша рубин. Принес и смотрит. Рубин показался ему бледным перед ее румянцем.

Тогда он пошел и собрал алмазы. Вернувшись, он встретил девушку Сунне в саду. Она стояла, распустив косы, до этого собранные в гладкий узел. Длинные черные волосы ее рассыпались по розовому шелку платья, доставая до мягкого ковра трав под ее маленькими ногами в зеленых башмачках. Она прильнула к цветущей ветке яблони. На ресницах и волосах Сунне дрожали искристые капли дождя.

Юноша достал из мешочка полную горсть собранных им алмазов и протянул ей. Алмазы отливали всеми цветами радуги, отбрасывая тоненькие нити лучей на цветы и травы. Лучи эти упали на ее волосы, на которых сидела золотая пчелка. Сунне глянула из-под дрогнувших черных ресниц на юношу. Ее губы чуть вздрогнули в улыбке — алмазы поблекли, их сияние по сравнению с солнечным светом, как бы излучаемым Сунне, было ничтожно.

Юноша собрал все драгоценные камни земли, но достойного девушки подарка не было.

Услышал юноша от стариков, что в горах живет мудрец, который знает все на свете. Юноша ушел к нему за советом туда, к синеющим хребтам гор. Прежде чем солнце успело спуститься в вечно рокочущие воды моря, юноша пришел к ущелью. Ущелье поросло деревьями, тут росли березы такие твердые, что спущенная с тетивы тугого лука стрела не могла вонзиться в них. Тут же росли и старые, с обгорелыми верхушками, корявые, дуплистые, обросшие мхом дубы. Красноватые лозы винограда и лимонника оплели ветки деревьев и свисали с обрыва.

Долго шел юноша по этому ущелью.

С обрывистых стен с шумом и гулом ниспадали водопады, сверкая синими струями и белея пеной в темноте. Было страшно среди дикой природы. Вверху среди черных веток деревьев блестела голубая луна, и на колыхающихся листочках трепетали бледные пятна ее света. Ноги мягко ступали по шуршащим листьям, лишайникам, изредка хрустели сухие ветки. К ногам юноши сыпались зеленоватыми искрами светлячки. Он наловил их полную горсть и, любуясь мерцающими огоньками, думал о Сунне.

Всю ночь шел юноша, но вот деревья шелохнулись, точно о чем-то сразу все заговорили. Птицы запели, наполнив трелями, свистом воздух. По веткам, обросшим мхом, скользнули красноватые лучи солнца. Сорвав несколько красных кисточек лимонника, юноша положил их в карман.

Наконец, он вышел в широкую долину, усеянную цветами. Приятный ветерок веял ему в лицо. Юноша пьянел от крепкого запаха трав и душистых цветов.

Высоко за зубцами гор виднелось синее небо. Травы были сизые от утренней росы, и за юношей оставался темный след.

Перейдя долину, он очутился возле пещеры. Юноша поднял камень и постучал о поросшие травами, испещренные письменами плиты. На стук вышел седой старик, борода его была всего из нескольких белых волосинок, длиной до самого пояса. Он, прищурясь, посмотрел на юношу.

Юноша рассказал зачем пришел и попросил совета.

И сказал ему мудрец:

— Вижу, очень нравится тебе девушка Сунне. Ты человек настойчивый, если сумел сюда придти. По силам будет тебе и большой подвиг. Правда, многие пытались совершить его, но безуспешно… Одни из тех смельчаков гибли в пути, не выдержав испытаний, другие, смалодушничав, возвращались, не достигнув цели. Слушай, на луне растет необычайное дерево очень большого счастья, и то дерево может принести на землю лишь честный и сильный человек. Дерево надо вырыть с корнями серебряной мотыгой. Этот подарок будет достойным и девушки и всех людей.

Отблагодарив старика за его совет, юноша ушел далеко в горы, где сдавленное камнями лежало серебро. Добыв серебра, юноша выковал себе мотыгу и поднялся с нею на луну.

На луне росло всего одно дерево, юноша и начал его выкапывать. Долго он работал — мотыга почти вся стерлась, покрыв своей серебряной пылью луну. Засияла луна, и потоки мягкого серебряного света хлынули на землю.

Когда юноша уставал, он съедал по нескольку ягод лимонника, и бодрость и силы возвращались к нему.



…Взяв дерево, юноша вернулся на землю и подарил его девушке Сунне; то дерево было таким, что всякий, кто хоть один раз взглянул на него, навсегда воспламенялся чувством любви.

Встречая юношу, каждый смотрел на чудесное дерево. И матери, и отцы, и дети были счастливы, но больше всех рада была Сунне — подарок для нее был подарком для всех.

Новое чувство, еще не знакомое им, охватило юношу и девушку Сунне — поднимающее, зовущее чувство — оно и было любовью.

Был тот день праздником любви и счастья. И люди веселились. Зажгли цветные фонарики, смолу в медных жаровнях и в раскрытых пастях драконов, что украшали загнутые углы на крышах домов. Огни спорили со светом луны. Но луна была хороша…

Певцы слагали песни, славя любовь, подвиг юноши, красоту девушки. Вторя песням, гремели барабаны, трелями заливались флейты. Люди пели, у всех было легко на сердце. Говорят, что, видя эту радость людей, луна особенно сверкала в тот день, словно улыбалась.

С тех пор на земле появилось и существует то, чего людям не хватало раньше, — появилась и существует любовь.

А то пятно на луне, которое мы видим, вот что значит.

Когда юноша пришел с деревом на землю, было время восхода. Солнце взошло, приветствуя дерево любви. Лучи солнца осветили дерево, тень упала на луну как раз в то место, где оно росло, и осталась там навечно в память о том времени, когда впервые на земле появилась любовь.

Вот почему влюбленные юноши и девушки так любят светлые лунные ночи.



Мудрый секретарь



ород Хамун был в то время маленькой деревней. Вот как это было давно.

И жил в ней богач Ли Дзя Зун, или, по-простому, — Ли.

Соседом его был бедняк Цой.

Цой имел красавицу жену по имени Ин Ок. Всякий, кто встречал Цоя с женой, счастливо улыбался. При виде Ин Ок забывались и горе и невзгоды. Каждый думал, что если существует такая красавица, которая подобна цветку, то, значит, не так уж плохо жить на земле…

Цой был счастлив и горд: его жена — самая красивая и самая добрая женщина.

Богачу Ли не давала покоя мысль, что у бедняка такая прекрасная жена. Пригласил он как-то Цоя и Ин Ок в гости, а сам все думал, как бы завладеть ее вниманием. Но Ин Ок даже и не замечала богача.

Ли зачастил к Цою. Вот уже три месяца, как каждый день он в гостях у него.

Сидит Ли Дзя Зун с Цоем, играет в шахматы, поглядывает краешком глаза на Ин Ок и все думает, как бы забрать ее к себе. И придумал…

Цою нельзя сидеть без дела: он беден, ему надо работать, а иначе жить не на что будет. Ли игрой в шахматы отнимал у него время. Лето прошло, а у Цоя ничего не припасено на зиму.

Зная о положении Цоя, богач предложил ему торговлей заняться и начал уговаривать вступить с ним в компанию и поехать на ярмарку.

— У меня денег нет, — говорит Цой.

— Это ничего, у меня денег много.

Цой не хотел торговать. Чуяло его сердце недоброе.

— Все равно ехать не могу.

Однако богачу удалось уговорить Цоя. Уехали Ли Дзя Зун с Цоем на ярмарку. Год прошел, никаких вестей нет от них.

На чужой земле, на широкой дороге богач Ли Дзя Зун убил Цоя, а потом написал письмо своей жене Иден Шин:

«Послал я домой Цоя: не хватило денег. Он верно загулял с женой. Дай ему денег да пошли сюда, а то проторгуемся».

…Прошло три года. Богач Ли Дзя Зун вернулся в свою деревню пьяный и сразу с дороги идет к дому Цоя и кричит:

— Эй, Ин Ок, дома ли Цой?

А у Цоя была дочь Он Сен. Открыла она дверь, увидела богача и, оглянувшись, крикнула матери:

— Ли Дзя Зун приехал. Иди же скорей, верно, отец вернулся.

А сама богача спрашивает:

— Мой отец тоже приехал?

Богач говорит:

— Разве его не было? Я его послал домой за деньгами. Он их утаил, он вор. Я вас заставлю работать на меня. Ай, ой, он ограбил меня…

Жена Цоя сразу догадалась в чем дело. Дрожь пробежала по ее телу, когда она мысленно увидела в грязных лапах богача себя и юную дочь. Слезы навернулись на глазах. Она понимала, что богач Ли Дзя Зун убил мужа и хитростью хочет завладеть ими. Но как доказать правду? Ночей не спала, все думала.

В деревне был судья. Решила Ин Ок подать на Ли Дзя Зуна в суд. У судьи был секретарь. Судья всегда говорил одно лишь слово, остальное секретарь обязан был дописать сам; если же не мог написать так, как хотелось судье, секретаря казнили.

Получив прошение Ин Ок, судья сказал: «У дверей».

Но секретарь не смог дописать остальное… Его казнили. Вызвали другого и тоже казнили; то же самое случилось с третьим.

И уже больше никто не хотел идти в секретари к судье.

Истекал срок. Ин Ок и ее дочь должны были стать, рабынями богача…

В деревне жил честный и грамотный человек по имени Се Ен Ман. Был он бедняк. Судья пригласил его. Се Ен Ману жаль стало Ин Ок и юную ее дочь, и сказал он:

— Ладно, я согласен быть секретарем…

Вышел Се Ен Ман на улицу, посмотрел кругом. Небо яркое; вдали сопки голубеют в мареве; зеленеют рисовые поля; белеют цапли; солнце над морем; много народу.

И подошел он к судье, вытер о подол рубахи свои заскорузлые руки и смело написал:

«У дверей стоя, Ли Дзя Зун позвал Ин Ок. Он знал уже заранее, что дома ее мужа нет. Если бы ему это было неизвестно, он бы Цоя позвал».



И богачу отрубили голову, так как правда стала ясна после мудрой и правдивой записи бедняка Сен Ен Мана.

Так благодаря ему в старое время один раз был вынесен справедливый приговор.



Камни-самоцветы



древние времена в Алмазных горах жил богач.

Отправился он однажды на охоту. Поставил капкан, пришел и видит: попался бурундук, да не простой, а серебряный. Так весь и сияет.

Заметив богача, бурундук заговорил человеческим голосом:

— Не убивай, выпусти меня, что хочешь проси.

Богач был жаден.

— Ладно, говорит, отпущу. Только сделай так, чтобы все, к чему я ни притронусь, превращалось в камни-самоцветы.

— Ладно, — ответил бурундук, — будет по-твоему.

Выпустил богач зверька.

Пришел домой. И к чему ни притронется, всё превращается в самоцветы. К двери притронулся, она засияла. Богач рад-радёшенек.

Пригласят богача в гости, он сядет за стол, а есть ничего не может. Что ни возьмет в руки, всё в камни-самоцветы превращается. Яблоки на блюдце розовым пламенем отсвечивают, переливаются, а есть нельзя — каменные они.

Видят все, что богач все тоньше и тоньше становится. Стал очень худым.

Пришел он домой, сел на постель и до бороды дотронулся. Волосы засияли. За постель взялся, засверкала и постель. Ночью богач от истощения да от холода в постели из драгоценностей и умер.

— В каком почете смерть нашел, — говорили завистливые жадные богачи, собравшиеся на похороны, — глядите, какое вокруг богатство!

Мимо проходил старик. Посмотрел он, усмехнулся.

— Жадность и довела его до гроба. Вы посмотрите: вот куст розы возле гроба, а запаха от нее нет никакого. Роза мертва, жизни в ней нет, каменная она и не сто́ит вон тех живых цветов. Чувствуете, какой приятный от них аромат…

Большая настоящая красота только в жизни.



Вор и жаба



ор решил украсть ценности. Но не успел взломать запоры, как на него набросился сторож.

Вор вырвался и побежал в кукурузное поле.

Кукуруза стоит высокая, как молодой лес, но и здесь он не остановился, все бежал, запыхался. И вот усталый, тяжело дыша, широко открыв рот, с выпученными от страха глазами присел в кустах…

Осмотрелся кругом, видит напротив сидит жаба, широко открыла белый рот, выпятила блестящие глаза и боками, точно мехами, разводит — тяжело дышит от жары.

Вор подумал: видно я на нее похож… Она, верно, так же, как только что я, убегала от кого-нибудь, чтобы спрятаться здесь. Какой же я, однако, некрасивый, плохой, если так похож на жабу.

Тут вор и сказал:

— И ты что-нибудь хотела украсть, если так тяжело дышишь…



О трех ученых братьях



о времена царствования Корё у одного очень богатого и кичливого корейца было три сына. Богач везде хвастался, что даст сыновьям самое высшее образование… Пошлет он своих сыновей учиться заграницу.

Сыновья его подросли, и он, действительно, послал их учиться.

Старший сын, попав в старинный китайский город, ничему не учился, а только праздно проводил время, а было чему поучиться в древней стране. Прошло время, положенное ему на ученье, и по требованию отца он вернулся домой, усвоив привычки богатого человека да научившись важности. Он узнал только одно слово «во-минь», что значит «мы»… И о чем бы дома его ни спрашивали, он говорил неизменно: «во-минь». Все думали, что он очень умен, образован и не знали, как с ним держаться.

После этого отец послал в Китай учиться второго сына.

Через положенный срок сын вернулся из заграницы домой, в Корею. Он выучил всего только одно предложение: «Бу-чжи-дао-ли», что означало: «не знаем причины».

Поехал третий и через положенный срок также вернулся, выучив слово «дуйла, дуйла!», значившее: «правильно», или «конечно, конечно».

Собрал отец сыновей и говорит им:

— Вы теперь образованные, вы так учено говорите, что, я думаю, теперь вам подходящее место для деятельности — заграница… Идите и работайте там, где учились.

Прибыли три ученых брата заграницу. Идут и видят: вороны кружатся над кустом, каркают…

Переглянувшись, братья и говорят: «Где кружится ворона, там что-нибудь да есть, надо посмотреть…»

Зашли они в кусты и видят лежит убитый человек. Остановились они и разговаривают между собой. В это время появился чиновник и спрашивает их:

— Кто убил человека?

Старший, желая блеснуть своей ученостью, знанием языка, сказал:

— Во-минь…

Чиновник и спросил:

— За что же вы убили человека?

Настала очередь среднего показать, что и он ученый человек. Приосанился он. Прошелся важно, медленной походкой, развел руками. Сделал вид, что думает. Даже присел, затем встал, подошел к чиновнику.

— Бу-чжи-дао-ли, — ответил средний брат.

Чиновник, нахмурясь, говорит:

— В таком случае мне придется вас арестовать!

Младший и отвечает:

— Дуйла, дуйла!

Чиновник и арестовал их.

Вот какие ученые были братья!



О храбром юноше Юн Гир Су и прекрасной девушке Цен Сун Не



ил-был бойкий мальчик Юн Гир Су. Он рано остался без отца и матери, и богач взял его к себе.

Богач и его жена ничего не делали. Всю работу выполнял мальчик. Кормить его почти не кормили, а работы прибавляли с каждым днем все больше и больше.

Однажды мальчика послали в тайгу за дровами. Собрал он две вязанки хвороста и направился домой. Дорога шла по сопкам, тяжелая дорога. Устал Юн Гир Су, сел, да так с хворостом за спиной и уснул.

Долго ли, мало ли он спал, только слышит кто-то его будит. Открыл глаза, а перед ним старик-волшебник.

— Ты что, малец, в мои земли забрел? Что тебе за это — смерть или жизнь? — спрашивает старик.

— Я еще молод, и столько работы у меня впереди… И все лучшее у меня тоже впереди… — отвечает мальчик.

Улыбнулся старик:

— Ответ мне твой понравился. Бедняки, как им ни тяжело, все радуются жизни, не то что богачи, те только жалуются, успокоения просят…

— Уж такие они люди… Боятся труда, а мы к труду привычны и хотим жизнь лучше сделать.

По сердцу пришлись волшебнику смелые, ясные слова мальчика, и говорит он:

— Чего бы ты хотел — богатства ли, золота ли столько, сколько у тебя хвороста, или силу богатырскую?

— Если не шутишь, то дай мне силу, да такую, чтобы дрова мне лебединым пухом казались. Остальное же я сам все добуду.

— Хорошо, — говорит старик. — Иди, да не оглядывайся.

Исчез волшебник. Поднял мальчик дрова — они стали легче легкого. Почувствовал мальчик в себе огромную силу… Теперь он как много ни работал — не уставал…

Прошло несколько лет. Мальчик стал юношей. Однажды, возвращаясь из гор, подошел он к быстрой и глубокой реке Сун Чен-чан. Река вилась среди ущелий, перламутром блестела на солнце.

Взошел юноша на мост Тадонгио, самый большой мост в стране, и увидел — стоит дивная девушка в шелковом белом, как снег, платье, тонкими пальцами косы расплетает, а по щекам ее слезы льются.

— О чем ты плачешь?

Девушка ему и отвечает:

— Старики решили по древнему обычаю меня в жены тигру отдать, а я не хочу. Лучше в воду брошусь!

Сказала это девушка и еще горше заплакала.

— Как тебя зовут?

— Цен Сун Не.

Юноша говорит:

— Не бросайся в реку. Иди за мной.

И девушка пошла.

Входят они в деревню. Старики, нахмурясь, спросили у девушки:

— Почему вернулась? Разве у тебя мужества нет умереть одной, чем губить всех, трусливая? Все красивые девушки нашей деревни тысячи лет шли к тигру в жены — таков закон. Будь ты проклята! — закричали они. — Ты хочешь, чтобы тигр рассердился и погубил всю деревню?

Тогда юноша Юн Гир Су сказал:

— Вы каждый год отдаете тигру самых лучших девушек. Зачем? Вы назвали Цен Сун Не трусливой. Это неправда. Я увидел ее на самом большом и высоком мосту, куда и не всякий мужчина решится подняться. Трусы вы сами. Цен Сун Не хочет жить. Погибнуть в пасти тигра, — что может быть ниже и трусливее?

— А что же делать? — спросили люди, привыкшие смиренно переносить злодеяния.

— Возьмите копья, мечи и для спасения девушек, для общего блага убейте тигра. Тогда все наши девушки будут живы, а жизнь счастливой. А если кто погибнет в борьбе с тигром, — такая смерть почетна.

Призадумались старики, молчат, а молодые охотники зашептались.

Поглядел на них Юн Гир Су и сказал:

— Я первый пойду.

— Ты молод еще, — говорят старики.

— Верно, молод. Но я так много испытал, жизнь меня многому научила, и силу я чувствую в себе для битвы…

Охотники и Юн Гир Су взяли копья, мечи и ушли в тайгу к самой высокой сопке Пектусан. По дороге некоторые охотники отстали и вернулись домой. Лишь Юн Гир Су дальше всех пошел. Идет. Видит сопки синими цветами усыпаны. На лозах чернеют тяжелые кисти винограда. Воздух запахов приятных полон.

В сопках сияет озеро Чеди, солнце в синем небе блестит, а на берегу сидит старик лысый, голова трясется.

Юноша к нему — хочет спросить, где живет тигр.

Увидел на пути прекрасный цветок и остановился. «Вот сорву и отнесу в подарок Цен Сун Не».

А у цветка зайчишка сидит и говорит ему:

— Моя мама убежала далеко, а меня беречь цветок оставила. Если ты сорвешь — мне попадет. Будь добр, не рви цветок, я тебе что-то скажу. Ладно?

— Ладно.

— То не старик, а тигр притаился, от злости головой трясет.

Не дослушал юноша зайца.

Поднял меч — и на тигра.

Озеро нахмурилось, волнами заходило, ветер зашумел, дождь пошел, гром загремел, молнии засверкали. Это юноша Юн Гир Су с тигром в бой вступил. Долго бились.

Обессилел тигр, стал просить пощады, но юноша знал, что щадить врага нельзя, ударил мечом, и тигр упал мертвый.



Сжег его юноша и по ветру пустил пепел… Так были спасены люди от тигра.

Идет домой, а навстречу заяц с цветком.

— Пока ты боролся с тигром прошло три года, я вырос и много цветов таких теперь у меня. Смотри, все сопки словно в пламени алеют. Это все тебе за то, что уважил меня, бери! Преподнеси прекрасной Цен Сун Не, она достойна такого цветка.

Юноша вернулся домой. Всей деревней к нему вышли с поклоном:

— Самая красивая у нас девушка Цен Сун Не, ты спас ее, она любит тебя, так пусть она будет твоей невестой.

Юноша поднес Цен Сун Не чудный цветок; нежно запели бамбуковые флейты.

Цен Сун Не сказала:

— Ты даришь мне цветок свободы, спасибо тебе. — И, прижавшись плечом к плечу юноши, запела:

Ясна светлая луна.

Едем на лодке в царство весны,

В реке отражается небо, а в небе — луна.

Милый, вылови эту луну, положи ее в лодку,

Ею любуясь, будем плыть по чистой реке,

Пусть будет светло и радостно в краю моем.

Ей-дон-ариран, ариран…


Зажили они очень счастливо, и народ до наших дней поет о них песни.



С каких пор двери в фанзах решетчатые



корейских фанзах двери напоминают решётку. Это вот после чего начали их так строить.

Давно то было… Жил бедняк Ли Хон Дю. У всех бедняков плохая одежда, плохо был одет и Ли Хон Дю.

Как-то раз вечером, после прополки рисовых полей, его жена Хвак Силь сидела в фанзе и нашивала новые заплаты на старую одежду мужа.

Шьет, а возле, на цыновке, муж лежит. Лежит Ли Хон Дю, на тансо[4] играет сердечные песни, а жена так чудесно поет:


Гора на горе — тысячи вершин.

Вода с водой — течет река,

Цветы и травы, что растут на южных склонах гор,

Увидев моего любимого, приветливо кланяются.


Кажется, голубые звезды в темном небе застыли, слушая песню. В сопках эхо на песню отзывается. Птицы защебетали. Из костра искры ввысь полетели, дымок заструился, отгоняя комаров. Через открытую дверь фанзы далеко видно.

Услыхал ту песню тигр; пришел, увидел —дверь открыта. Прыгнул и схватил Ли Хон Дю.

Хвак Силь была смелая. Вцепилась она в тигра, за уши да за шкуру крепко держится. Тигр в сопки бросился, а Хвак Силь крепко за тигра держится и кричит:

— Отдай моего мужа!

Тигр с перепугу Ли Хон Дю бросил, а Хвак Силь крепко держится, не может тигр сбросить ее. А она все кричит:

— Отдай моего мужа!

И на какую сопку ни взбежит тигр — везде слышит:

— Отдай моего мужа!

И в сопках эхо со всех сторон отзывается, куда ни взбежит тигр — везде слышит:

— Отдай моего мужа!

В деревне услыхали крик и бросились в сопки на помощь.

Тигр испугался. Все сопки показались ему наполненными страшным криком. С перепугу тигр умер…

Смелая же Хвак Силь, усталая, измученная, но счастливая, тихо пошла домой.

Увидели все возле дома раненого Ли Хон Дю и измученную Хвак Силь, отнявшую у самого царя зверей своего мужа и торжественно приветствовали ее.

Долго жила Хвак Силь, окруженная почетом и уважением, а когда она умерла, люди в центре поселка поставили памятник смелой женщине, а чтобы все могли узнать о ее подвиге, на памятнике выбили надпись:

«Здесь жила смелая женщина Хвак Силь, чья любовь к мужу была сильнее страха смерти. Чтобы спасти мужа, она без оружия победила и повергла насмерть страшного тигра».

Однако с тех пор, чтобы тигры боялись заходить в фанзы, и делают двери решетчатые[5], ведь звери решетки боятся, к тому же через такие двери в жаркие дни свежий воздух в комнату проникает.



О братьях Хын Бу и Нор Бу



провинции Чолла жили два брата: старший, по имени Нор Бу, — богатый, и младший, по имени Хын Бу, — бедный.

Старший брат Нор Бу был злой, ненавидел всех людей и особенно бедных, в колодцы соседей плевал и сорил, притеснял слабых, слепых, немых, калек, но больше всех обижал младшего брата Хын Бу. И чем богаче становился Нор Бу, тем больше ненавидел людей… Добро всех захватывал.

Младший брат Хын Бу был очень добрый, и жена его добрая. У них было много детей. Семья ютилась в тесной, темной хижине. Но жили дружно. Вместе переносили голод. А голодать приходилось нередко. Хын Бу негде было работать. Однажды он пошел к старшему брату попросить немного чумизы.

Как только Хын Бу появился перед двором брата, тот сразу догадался, что младший пришел с просьбой. Набросился Нор Бу с бранью на своего младшего брата.

Хын Бу, не сказав ни слова, вернулся домой. По его бледному лицу жена поняла все, но не проронила ни одного слова жалобы либо укора и была еще ласковее с ним.

— Когда-нибудь и мы будем жить хорошо, — говорила она Хын Бу.

Пришла весна, и прилетели первые ласточки. Они без устали описывали круги над домами. Щебетом наполнился воздух. Одна из ласточек свила гнездо под кровлей хижины младшего брата-бедняка. Хын Бу, увидев ласточку, спросил ее:

— Зачем ты лепишь гнездо под такой бедной кровлей? У меня нет ни зерен, ни крошек, нечем тебя кормить, не найдешь ты здесь защиты от ветра.

Но ласточка свила гнездо, и у нее вывелись птенцы. Шло время. Птенцы росли, и ласточка радостно щебетала.

Однажды ночью удав подполз к гнезду и начал пожирать птенцов.

Хын Бу, увидев это, ударил в гонг, закричал…

Один птенец выпал из гнезда. Падая, он сломал себе крыло, но все-таки не достался удаву, который, заслышав звуки гонга и крики, ускользнул в осыпи камней.

Хын Бу подобрал птенца и начал лечить его. Из своей рубахи он выдернул нитки и перевязал птице сломанное крыло. Распустил свои единственные зеленые носки и из мягкой пряжи сделал гнездо для птенца, и положил гнездо на теплое место у печки.

Птенец быстро поправился, вырос. Тогда Хын Бу выпустил ласточку на волю, сказав:

— Ты, ласточка, лети в свою страну и будь счастливой.

Ласточка поднялась, пролетела несколько раз мимо Хын Бу и его хижины, покружилась, прощаясь, затем скрылась, точно растаяла в синеве.

К вечеру чуть заморосил мелкий дождик. Солнце то показывалось, улыбаясь и освещая мокрые деревья, сопки, хижину, поля, — то скрывалось. Наконец, оно ушло, стало темно, и Хын Бу острее почувствовал грусть: он привык к ласточке. Теперь ее не было.

Долго вилась высоко в небе ласточка. Но ни одной из своих подруг не увидела, все они собрались в стаи и улетели в теплые края, в свою страну. Пришлось ласточке лететь одной. В своей стране она сразу же явилась к старшему страны ласточек.

Тот спрашивает ее:

— Почему ты прилетела одна?

Ласточка рассказала о себе, о помощи доброго человека — бедняка Хын Бу…

Выслушав ее, старший сказал ей:

— Надо отблагодарить такого человека.

Следующей весною ласточки вновь прилетели в деревню, где жили братья Хын Бу и Нор Бу. Хын Бу сидел на купхане[6] задумавшись; земли у него нет и нечего было делать… Вокруг пробивалась первая зелень, суетились муравьи, букашки, выползшие на солнцепек.

Ласточка закружилась над хижиной Хын Бу и защебетала свою песню:

«Енди-поди-хади-види-рио…»[7]

Прощебетав, она уронила перед Хын Бу семя тыквы — бага и улетела.



— Что же это она уронила? — воскликнули Хын Бу и его жена.

И как велико было их удивление, когда они увидели обыкновенное семя бага — тыквы. Поговорив, они взяли семя и посадили у своей хижины.

Вся семья заботливо ухаживала за своей тыквой.

Баг очень быстро рос, своими стеблями он обвил всю крышу. Вскоре распустились три белых цветка, затем появилась завязь. К осени на крыше выросли три бледно-зеленых бага. Хын Бу с женой очень обрадовались: все-таки это были свои плоды. Сколько раз бедняки мечтали о том, что сделают из тыкв. И когда все три бага поспели, Хын Бу с женой их бережно сорвали и начали распиливать, желая сделать кувшины для воды.

Только они распилили первый баг, появились всякие кушанья; были такие яства, что как только положишь их в рот, сразу же начинали таять, и были кушанья, что как только их скушаешь, то все болезни, недомогания исчезали, и человек становился здоров, бодр, жизнерадостен. Все сто болезней излечивались от этих кушаний…

Распилили второй баг. Там были всякие-всякие одежды — из шелка, из золотых тканей, были даже и такие, что и представить невозможно. Как только распилили третий — перед Хын Бу и женой его засияло золото, серебро и засверкали драгоценные камни.

Узнав об этом, старший брат Нор Бу от жадности и злости не мог спать. Как это Хын Бу повезло. Да тут еще жадная жена Нор Бу не давала ему покоя. И вот, пошептавшись со своим мужем, жена Нор Бу пошла к его младшему брату, сгорая от любопытства и зависти. Ей хотелось выведать, откуда это у них такое богатство…

Жена Нор Бу вся затряслась от жадности, подойдя к красивому дому, украшенному резными драконами; губы ее были крепко сжаты, глаза быстро всё оглядывали, и голова поворачивалась из стороны в сторону.

Младший брат Хын Бу был добр, да ему и скрывать-то не для чего было, он и рассказал историю с ласточкой.

Жена Нор Бу вернулась, чуть не лопнув от злости, и поспешно пересказала всю историю своему мужу, прибавив при этом, каких трудов разузнать это ей стоило, так как Хын Бу зазнался и не желал даже не то что в дом, а и к дому ее подпустить, не хотел ни под каким видом сообщить ей ни слова о происшедшем; но, несмотря на это, она все-таки все выведала. Тут она послала тысячи проклятий Хын Бу.

Богач Нор Бу с нетерпением ждал наступления весны.

Пришла весна. Всё покрылось молодой зеленью. Горизонт стал как бы шире, далеко уходя к морю, и краски неба и зорь — нежнее и теплее. Прилетели ласточки.

Под крышей Нор Бу ласточка слепила гнездо. Нор Бу ждал появления птенцов.

Время шло. Однажды, когда из разорванных облаков выглянуло солнце и засмотрелось в холодные воды моря, ласточка куда-то улетела, в гнезде остались одни птенцы. Ветер трепал крышу, клонил к земле деревья, по небу гнал серые тучи. Богач Нор Бу просунул руку в гнездо, достал птенцов и убил всех, кроме одного. Когда вернулась ласточка, он убил и ее, а оставшемуся в живых птенцу переломал крылья… Затем он перевязал птенца. Вылечив, так же как младший брат, он выпустил на волю ласточку, сказав:

— Лети куда угодно, только мне сокровищ за доброту мою доставь еще больше, чем Хын Бу, и сделай так, чтобы богатство его перешло ко мне. Ведь я вылечил тебя.

И он перечислил множество лекарств, якобы купленных им и израсходованных, чтобы вылечить ласточку.

Ласточка улетела не защебетав.

Попав в свою страну, она рассказала старшему страны ласточек обо всем происшедшем с нею и о злом богаче Нор Бу.

Старший в гневе на богача Нор Бу, не дослушав еще рассказа, велел ласточкам не оставлять безнаказанным жестокий поступок Нор Бу.

Вновь пришла весна. Опять ласточки прилетели в деревню, где жили братья Хын Бу и Нор Бу.

Нор Бу давно уже сидит у своего дома — ему нечего делать, Нор Бу богат. Сидит в своей сетчатой волосяной черной шапке с маленьким сплюснутым верхом, в белой шелковой кофточке с тесемками, в таких же белых широких штанах, заправленных в шелковые чулки.

Нор Бу курит маленькую трубочку на длинном тонком чубуке. Лицо, заплывшее жиром, лоснится, маленькие глазки закрываются от удовольствия, на лоб свешиваются волосы.

Сидит так, смотрит. Вдруг прилетела ласточка; покружившись, защебетала и, бросив семя бага, улетела.

Нор Бу, озираясь по сторонам, чтобы никто не увидел, схватил поспешно семя и посадил его у своего дома. Вокруг привязал на цепи злых собак, чтобы никто не мог подойти.

Быстро рос баг. Так же, как тогда у Хын Бу, он покрыл стеблями всю крышу дома, обвил ее кругом.

Наступила осень, на крыше Нор Бу поспело три огромных бага. Нор Бу сорвал их и темной беззвездной ночью стал распиливать. Тут же была его жена. Она дрожала от жадности. Подкравшись, все богачи завистливо подглядывали в щели изгороди.

Как только Нор Бу распилил первый баг, появились гусеницы, одноглазые чудовища и принялись пожирать хозяйство богача. Не успел он распилить второй баг, как появились пираты; они отобрали все, что было у Нор Бу и уплыли в море.

Нор Бу поспешно распилил третий баг, надеясь найти в нем сокровища. И только распилил, как из бага вырвалось страшное клокочущее пламя. Оно сожгло, испепелило всё; не спаслись от того пламени и злой Нор Бу, и его жадная жена, и все богачи.

Так всегда бывает с тем, кто захочет захватить сокровища лишь для одного себя…

Хын Бу и все бедняки теперь ни в чем не нуждались, были счастливы, выстроили восьмикомнатные дома под черепицей. Не забыли люди и ласточек, устроили уютные, загнутые по краям и вверху карнизы для их гнезд (с тех пор все так делают в Корее, Китае) и стали жить без всякой нужды, помогая всем тем, кто к ним обращался за помощью. Теперь у Хын Бу, так же как и у всех тружеников, была земля, были сады, и он вместе с женой и детьми всегда работал, так как очень любил труд и к безделью не был привычен. В труде он находил счастье и радость. Осенью крыша его дома краснела от перца и желтела от тыкв.

…И каждую весну навещали его ласточки, селились под черепицей, в карнизах его дома и в домах соседей и весело щебетали свои радостные беззаботные птичьи песни.

Тут и сказке конец.



Аист, черепаха и змея



Корее почти в каждом доме можно увидеть картину или статуэтку с изображением человека; около него черепаха, у ног — змея, а выше их — аист.

…Это для того, чтобы человек всегда помнил:

Аист находится выше других потому, что у него самые длинные ноги, и он дальше всех видит и всегда — и в древности и теперь — вовремя предостерегает человека о появлении чужеземного нашествия…

Черепаха по своей форме напоминает очертания Кореи… У черепахи же самый крепкий панцырь, напоминающий щит.

Черепаха также всегда напоминает в рисунке клеток панцыря очертания огорода, разбитого на множество грядок, а это значит, что корейцы должны всегда садить и сеять разные овощи и растения… Пойдет дождь — вырастет рис, будет засуха — вырастет брюква или другое растение, и люди всегда будут сыты.

Змея напоминает, что враги могут быть рядом и об этом не надо забывать.

Змея может греться теплом человека, но она может и убить человека своим ядом.



Чей подарок лучше?



самого Восточного моря, в Долине роз, у города Вонсана, стоял дом. В нем жила красивая и умная, солнечная девушка Ан Рён Дю. Полюбили девушку три юноши, три друга.

Ан Рён Дю долго думала за кого же выйти ей замуж? Пошла она к старому мудрому предсказателю, что жил на перевале Черного дракона. Мудрец вынул из ларца три золотых монеты и велел, чтобы она их отдала юношам, пусть они купят подарки и чей будет лучше — тот и избранник.

Девушка возвратилась домой и позвала юношей к себе.

Ан Рён Дю вручила каждому юноше по золотой монете и сказала:

— Купите свадебные подарки, чей будет достойнее, за того я выйду замуж. Ждать буду год. Возвратиться вы должны все вместе в один день.

Ушли они все трое далеко. За Великую Китайскую стену, за монгольские пустыни и степи, в страну огромных просторов, чудесных садов и ясного солнца.

Уже в пути один из них купил в Китае зеркало. Зеркало было чудесное, если пожелаешь кого увидеть, посмотришь в зеркало — и в тот же миг увидишь и узнаешь, что с ним, что он делает… Юноша думал: «Всегда буду видеть Ан Рён Дю, где бы я ни находился, а потом и она будет всегда видеть меня, где бы я ни находился».

Другой юноша в Монголии купил верблюда, — такого, что если пожелаешь где быть, садись на верблюда — сразу же там будешь. Он решил, что лучшего подарка, доказывающего любовь, и не надо. Ведь стоит только пожелать — будешь около красавицы Ан Рён Дю.

А третий юноша в стране яркого солнца, огромных просторов и чудесных садов купил яблоко. Если кто заболеет, то надо ему съесть это яблоко, и он сразу же выздоровеет. «А вдруг заболеет Ан Рён Дю?» — думал юноша…

Собравшись в условленном месте, они заговорили о своей Ан Рён Дю и о подарках для нее.

Юноши так тосковали о девушке (да как раз и год исполнился с тех пор, как они ушли из дому), что сразу же решили поглядеть в зеркало, увидеть красавицу Ан Рён Дю и узнать, что она делает.

Посмотрели и побледнели все. Девушка Ан Рён Дю умирала.

В тот же миг они сели на верблюда и в тот же миг были у ее дома. Сойдя с чудесного верблюда, они вошли в дом и остановились у ее постели. Ан Рён Дю угасала, но, увидев юношей, она кивнула им, точно прощаясь, и слезы покатились из ее глаз.

— Принесли подарки, а зачем они?

Но третий юноша протянул ей яблоко и сказал девушке, чтобы она его быстрее съела. Ан Рён Дю съела яблоко и сразу порозовела, оживилась, улыбнулась юношам, как прежде, и у каждого на сердце стало светло.



Ан Рён Дю поднялась, подошла к открытому окну, посмотрела на высокие пики горных вершин, на цветущие яблони, на сверкающий простор моря и, обернувшись к юношам, попросила каждого из них рассказать о себе, о своём подарке; ведь прошел год.

Выслушав рассказы, Ан Рён Дю спросила юношей:

— За кого же мне выходить замуж?

Но друзья не смогли ответить. Тогда Ан Рён Дю, вздохнув, сказала им:

— Решите сами. Все вы помогли мне своими подарками.

Три дня и три ночи, сидя у костра на самом берегу моря, думали юноши… И не могли решить: не будь яблока, как бы они спасли девушке жизнь, но не будь зеркала, как бы они узнали о страшной болезни Ан Рён Дю, а не будь такого быстро бегающего верблюда, как бы они прибыли во-время?.. Кому же из трех отдать предпочтение?

Тогда Ан Рён Дю позвала их.

— Если я сделаю выбор правильно, — сказала она, — то пусть древний колокол, в который всегда звонили, когда надо было решать сложный и трудный вопрос, зазвонит сам. Вы настоящие товарищи и друзья, вы это доказали своими подарками, и лишь вместе вы, благодаря дружбе, смогли оказать мне помощь в тяжелую минуту. Но выйду я замуж за того, кто подарил мне яблоко. У вас остались ваши подарки, вы, выбирая подарки, думали и о себе, а у владельца чудесного яблока ничего не осталось, да он и не думал о себе, а только обо мне. Я выйду за него.

В этот же миг раздался в воздухе звон древнего колокола. И солнечная Ан Рён Дю вышла за юношу, подарившего яблоко. Ведь он думал о девушке, о ее жизни, а не только о том, чтобы ее скорее увидеть, или о том, чтобы скорее быть возле нее.



Почему море шумит



оре все время желает быть властелином, покорить землю.

А люди, чтобы не допустить этого, делают молы, дамбы, каналы и покоряют море, не спрашивая хочет оно того или нет.

Поэтому море вечно сердится и шумит, но все-таки покоряется человеку.



О царе, о мудром каменотесе и о художнике



или по соседству каменотес Ли Дон Гю и художник Се Ги Чен. Каждый день они работали не покладая рук. В праздники же навещали друг друга. Один любовался мраморными и нефритовыми колоннами, плитами с кружевами резьбы, на которые можно было без устали смотреть; другой — картинами, искусно написанными по серебристому шелку: казалось, что краски перенесены художником из самой жизни.

Дружно жили каменотес Ли Дон Гю и художник Се Ги Чен.

Жители городов и поселков любили каменотеса Ли Дон Гю и художника Се Ги Чена и прислушивались к каждому их слову. Особенно запоминали и распространяли по всей стране их остроты о слугах царя, да — чего там скрывать! — и о самом царе.

Царские слуги и задумали поссорить каменотеса и художника.

Пустили слух, что каменотес за глаза ругает и хулит художника, а себя считает самым лучшим мастером Страны Утренней Свежести. Дошли те слухи до художника, опечалился он: «Что же это за друг, — думал он, — почему же не скажет мне прямо в глаза, если у меня что-нибудь плохо».

Жители же, прослышав об этой молве, пошли смотреть работы каменотеса.

Слуги царские тем временем тут как тут, все подсматривали да подслушивали. Плохо приходилось тем, кто хотел зайти к художнику. Вскоре у него все перестали бывать, не стало и заказов. Художник голодал.

Но царским слугам этого было мало. «Надо свести и каменотеса со света», — думали они. Особенно старался один злой и завистливый слуга. Заказал он художнику Се Ги Чену картину и направился с ней во дворец.

Пришел слуга к царю, поклонился, развернул картину, нарисованную на шелку и говорит:

— О мой повелитель! На этой картине воспроизведен сон, виденный мною. Царь небесный строит себе дворец. Ему так нужен каменотес. Лучший же каменотес — Ли Дон Гю, что живет в нашей стране и нашем городе. И вот небесный царь велел передать: «Если царь будет так добр и согласится послать ко мне своего каменотеса, то для этого надо его сжечь на костре, вон у той скалы; он с дымом и пламенем улетит и попадет прямо ко мне».

И царь, чтобы все придворные слышали, чтобы все знали, как он добр к всевышнему, что для него он любого человека своей страны не пожалеет, — ответил:

— Разве можно сомневаться в моей доброте к всевышнему? Я сегодня же отошлю к нему каменотеса Ли Дон Гю…

Пошел царский слуга домой, по пути забежал к каменотесу и передал ему якобы нечаянно услышанное им решение царя. Сам же поспешил домой — руки от радости потирает!

Каменотес начал собираться в дальний путь. Оделся в белую одежду, свой инструмент сложил в белую чистую сумку. Простился с детьми, с женой, сходил на кладбище, поклонился могилам предков…

Когда вернулся домой, там его уже ожидала стража.

Пришел каменотес к месту сожжения. Видит большое ущелье, на дне же его несколько вязанок дров. Спустился вниз Ли Дон Гю, стал на дрова и давай покрикивать на царских слуг:

— Больше, больше тащите дров. А то остановлюсь на полдороге и буду висеть в воздухе, тогда будет плохо вам.

Захлопали бичи, заревели буйволы, заскрипели колеса телег. Опять начали подвозить дрова. Вскоре над ущельем выросла огромная куча. Каменотес же среди вязанок дров, никем не видимый, подобрался к расщелине в стене ущелья и ну долотом да кайлом ход пробивать.

На заходе солнца вспыхнули вязанки дров, поленья, облитые смолой. Ли Дон Гю в это время далеко в стороне сидел в расщелине, покуривал трубочку.



Прогорел костер, погасли угли, люди разошлись от костра. Каменотес тихо вылез из щели и ушел в горы. Там, в горах, вдалеке от дома, он прожил сто дней и ночей. На сто первый день вышел бледный и худой и прямо к царю.

Слуги, как увидели его, так и ахнули. Забегали, спеша один перед другим, чтобы поскорее царю доложить о столь небывалом происшествии.

— Каменотес прибыл от царя небесного, — понеслось из зала в зал царского дворца.

Каменотес прошел мимо слуг и только буркнул: «Дров маловато было, еле-еле долетел».

— Готов дворец-то? — спросил царь, увидев его.

— Готов… Всевышний благодарит вас за помощь.

— А расписан его дворец так же, как мой? О, всевышнему, верно, требуется художник?

— Да нет, — хотел возразить каменотес, — он желал бы видеть…

Но царь не пожелал больше слушать его и, радуясь своей предусмотрительности, повелел немедленно отправить художника Се Ги Чена на небо. «Вот всевышний будет доволен», — думал царь.

Повеление царя передали художнику. Прибежал он к царю, взмолился со слезами:

— Пощади, мой повелитель, без меня погибнет вся моя семья.

Не внял царь его мольбе и велел быстро собираться. Слуги нашептывали царю: «Правильно, повелитель, правильно. Это лучший художник страны. Всевышний вознаградит тебя за него».

Пришел художник домой, собрал краски, кисти и еле живой, чуть ноги переставляя, понурый, поплелся к месту, где приготовлены были дрова.

Навстречу ему каменотес:

— Идешь? Желаю успеха! — А сам быстро нагнулся к нему и шепнул на ухо, чтобы никто не услышал: — Не горюй. В левой стене ущелья есть щель. Как завалят тебя дровами, ты среди вязанок, никем не замеченный сможешь вылезти в эту щель. Сперва трудно будет, но дальше я расширил ход, и ты легко выберешься в лес. Ночью я встречу тебя там и что-нибудь придумаем вместе. Я так спасся, спасешься и ты.

Легче стало у художника на душе, смелее пошел. Но все-таки посматривал кругом словно навсегда прощался со всем. Опасался все-таки погибнуть на костре из-за царской глупости.

Но когда пришел к месту сожжения, то закричал, чтобы побольше дров тащили. И каменотес тут как тут — больше всех кричит, поторапливает слуг, чтобы те дров не жалели, побольше кучу собирали.

Как и велел каменотес ему, художник, когда его закрыли вязанки дров, залез в щель. На заходе солнца загорелся костер, но художник был уже далеко. Ночью его встретил каменотес и спрятал в пещере в горах. Туда же принес ему пищу.

Сто дней и ночей провел в горах художник, а на сто первый спустился в долину — и прямо к царю.

— Расписал ли дворец? — спросил у художника царь.

— Готов дворец, мой повелитель. Да только царь небесный без тебя и твоих слуг не желает праздновать новоселье, приглашает тебя к себе, — ответил художник, — так он условился с каменотесом ответить царю.

Царь обрадовался и тут же повелел собирать его, а также и слугам готовиться в путь. Приуныли слуги, да делать нечего. Слово царя — для них закон, нельзя не исполнить.

Три дня и три ночи все население возило дрова. Целую гору дров навозили.

Забрался царь на дрова, а с ним и его слуги. Музыкантов согнали со всей страны… Стонут и охают барабаны, свистят флейты… Тут и зажгли костер. Сгорели дрова, а с ними и глупый царь и его надменные слуги. Налетел на пепелище ветер и развеял пепел.

Прошло сто, двести, триста, тысяча дней, и никто не слышал, чтобы царь и его слуги вернулись на землю.

Счастливо без царя и его слуг зажили люди на земле. Урожай с полей и садов, уловы рыбы теперь были их. Кто трудился, тот и кушал. А кто же не будет трудиться для себя, для своей жизни?! Красивой стала жизнь тружеников. Начали люди воздвигать великолепные дворцы, города, строить дороги, каналы… И везде так нужно было чудесное мастерство каменотеса Ли Дон Гю и художника Се Ги Чена.

Друзья — каменотес Ли Дон Гю и художник Се Ги Чен — здравствуют и по сей день, дружат еще крепче, работают, радуя людей своим искусством. Люди их очень любят, учатся их умению.

А в праздничные дни мудрый Ли Дон Гю и Се Ги Чен собираются за столом и выпивают по нескольку рюмочек хорошего вина за процветание жизни в своей стране.



Почему у японцев башмаки без задников



ри столетия тому назад японцы переплыли на кораблях море, высадились на берегу Кореи и начали войну против ее народа. Идут, гремят оружием. А корейцы поднялись и начали бить да теснить врага, — японцы и струсили.

Сначала генералы, а за ними и солдаты стали отступать. Машут мечами, грозят, а сами все пятятся и пятятся…

Сам микадо — император японский — повелевает войскам: «Вперед!»

А они не слушают и все пятятся. Микадо подкрепления шлет одно за другим, но и подкрепления тоже пятятся, пятятся, пятятся…

«Что делать? — думает микадо. — Как мне войско свое остановить, чтобы оно не пятилось?»

Думал, думал и придумал. Написал приказ: «Повелеваю всем сапожникам шить башмаки без задников».

Сапожники обрадовались: «Чего проще — шить такую обувь!»

Обул японский микадо все свое войско в башмаки без задников и радуется: «Ну, уж теперь не будут отступать! Если у них храбрости нет, зато жадность есть. Как начнут пятиться — с них башмаки и свалятся. Им и башмаков жалко станет и колко по колючей траве и камням босиком пятиться. Теперь волей-неволей вперед пойдут».

Вот какой умный был микадо!

Только он недолго радовался. Глянул на войско, а оно башмаки растеряло и всё пятится, пятится, пятится…

Так и прогнали корейцы тогда, в давным-давно минувшие годы, из своей страны японцев.

А в Японии и по эту пору сапожники шьют башмаки без задников… Микадо стыдно было отменить свое повеление, чтобы народ не узнал о том, как он глуп.



Золотая свирель



а острове Черепахи, в княжестве Синла, рос загадочный бамбук. Днем он раздваивался, а ночью срастался…

Многие об этом знали, но объяснить, почему так происходит, не могли.

Жил на побережье, неподалеку от острова, старый рыбак. Никто не мог точно сказать, сколько ему лет, да он и сам этого не знал.

По всей Стране Утренней Свежести шла молва, что один лишь тот старый рыбак посвящен в тайну бамбука. Вызвал царь Корё рыбака к себе во дворец и повелел ему раскрыть секрет.

На атласных расшитых подушках, посреди огромного ковра из леопардовых шкур, сидел царь Корё, а перед ним на самом краю ковра стоял старый рыбак и медленно рассказывал:

— Кому нужен бамбук раздвоенный? Никому. А целый, да если еще и тонкий — на палочки нужен; толстый, окрепший — на шест для лодочника надобен. Бамбук раздваивается днем, а ночью срастается, чтобы скорее подняться, окрепнуть…

Говорят еще и так:

— …Вырос бамбук там, где похоронен был храбрый юноша. Было то в древние времена. В битве с пришельцами из-за моря остался юноша один. Враги обещали ему сохранить жизнь, если он покорится. Но юноша отверг все посулы и продолжал храбро сражаться. И вот у врагов тоже остался только один воин; он изловчился и ударил мечом юношу и надвое рассек его… Падая, успел юноша бросить в пришельца свое копье, и враг рухнул на землю мертвым. Сердце юноши еще билось, когда пришли девушки и женщины нашей страны… Они в благодарность за спасение похоронили юношу на откосе острова Черепахи, рассчитывая на следующий день позвать каменотесов, чтобы те высекли достойный памятник герою.

Но каково же было их удивление, когда на следующий день они не нашли могилы юноши, а увидели на том месте стройный бамбук, издававший при каждом дуновении ветра звуки, подобные песне свирели.

Бамбук этот вырос там, где сердце юноши в последний раз билось…

И если срезать этот бамбук лунной ночью, в то время, когда он срастается, и сделать свирель, то будет обладать она чудесной силой: и тысячи волн усмирит она, упрятав их в пучину, и в туман корабль мореплавателя и лодку рыбака к берегу приведет, и жестокого врага, напавшего на родину, поможет победить; с нею любая цель достигнута будет! Но стоит лишь вывезти свирель в чужую страну, на чужую землю, или замыслить недоброе, несправедливое, как тотчас она потеряет свою силу.

Еще сказал старый рыбак, что лишь у того она заиграет, кто ни в помыслах, ни в делах не имеет ничего плохого для людей…

Многих царь посылал в полнолунные ночи к острову Черепахи, но всякий раз поднималась такая буря, вздымались на море такие волны-громадины, что посланцы возвращались ни с чем.

Шли годы, а бамбук на откосе всё рос, поднимался все выше и выше. И лишь однажды один отважный юный рыбак смог преодолеть волны и достичь скалы. Только срезал он бамбук, как поблекла луна и взошло солнце. Мгновение длилось это, и вновь разыгрался тайфун, и черные тучи закрыли солнце, и опять наступила ночь.

Несколько раз пытался юноша на своей лодчонке выйти в пролив, отделяющий остров от материка, но ветер разрывал в клочья паруса. Однажды он выбрался уже на средину пролива, но ветер разорвал в клочья паруса, и юноша едва спасся, выброшенный на остров Черепахи.

Тогда догадался он вырезать из бамбука свирель. И как только заиграл, волны усмирились, упрятались в пучине: море задымилось, засинело, стихло, и он благополучно пересек пролив.

Юноша-рыбак вручил свою свирель царю Корё. Положили ее в ларец, сделанный из черепахового панцыря и перламутровых раковин искусными мастерами; для охраны поставили лучших стрелков.

В первые дни хотел было царь поиграть на свирели, но не решился, потому что, как и у всех царей, у него далеко не все дела были чисты. Со временем Корё и вовсе забыл о ней…

Прошло много лет. И вот однажды из-за моря приплыли люди, чтобы завоевать Страну Утренней Свежести, разграбить ее сокровища, а народ поработить. Враг уже подходил к столице.

Но тут рыбак, что достал бамбук и сделал свирель — был он теперь уже старый-старый — вспомнил о ней и поспешил во дворец. Нашел он там свирель в забытом ларце, достал ее, заиграл на ней и бросился впереди своих воинов на врага. Вражеские солдаты, услыхав звуки свирели, оторопело остановились, а затем обратились в бегство…

Узнав о чудо-свирели, заморский царь решил хитростью завладеть ею. Послал он переодетого своего молодого воина — хитрого и коварного. Прибыв в Страну Утренней Свежести, воин начал ходить из дома в дом, выбивать пыль из ковров и расспрашивать о ларце, о свирели, о том, где она хранится. Наконец, добрался и до дворца. Заметив ларец, он украдкой вытащил свирель, завернул ее в огромный ковер и, якобы для чистки, предложил вынести ковер в сад. Тут он усердно принялся выколачивать пыль из ковра, а слугам предложил отдохнуть, покурить, угостил их табаком, в который подсыпано было снотворное зелье.

Слуги закурили и вскоре уснули. Тогда чужеземец вытащил из ковра свирель, спрятал ее под одежду и, крадучись, выбрался из дворцового сада. Вскоре с подосланными купцами он приплыл в свою страну.

Царь заморский устроил великий пир в честь хитрого воина. Много шума было в заморской стране, со стороны можно было подумать, что кто-то там совершил великое открытие, а не подлое воровство, как было в действительности. Произносились пышные славословия… Воина царь сделал приближенным своим, а свирель приказал оберегать пуще глаза. «Вот теперь я всех сильнее, всех завоюю!» — злорадно ликовал он.

Но вот удивительно: как ни старался царь поиграть, свирель издавала только стон… Не ведал заморский царь, что на чужбине она теряла свою чудесную силу, Долго, нахмурив брови, сидел он и, наконец, воскликнул:

— Обманщик! Привез поддельную!

И повелел с высокой скалы сбросить воина в море вместе со свирелью.

Воин разбился, утонул. Свирель же много-много лет носилась по волнам. Утеряла она свой янтарно-золотистый цвет, побелела на солнце, стала похожа на обычный прутик пла́вника, которых немало в море.

Однажды один рыбак из Страны Утренней Свежести, занесенный с дочерью далеко в море, увидел этот прутик, подобрал.

— Да это же свирель!

Подул в нее рыбак, и она заиграла, да так, что дочь рыбака заслушалась.

Долго она в раздумье смотрела на нее, а затем, вздохнув, сказала:

— Была бы это золотая свирель, о которой рассказывают старики, пожелали бы мы сейчас попутного ветра, пожелали бы мы иметь парус и все появилось бы у нас. Как жаль, что это простая…

И, говоря так, девушка тоже подула в свирель. Напевные звуки наполнили тишину, и девушка заметила, что лодка вдруг быстро понеслась к берегам, точно и впрямь на ней были паруса из невидимого шелка.



Задумалась девушка: «А не волшебная ли это свирель? И не ей ли мы с отцом обязаны своим спасением и возвращением? О! Если это и вправду чудо-свирель, то пусть я стану самой видной, богатой и красивой девушкой в нашем поселке и пусть все подруги завидуют мне».

Но как она ни пробовала сыграть еще раз, ничего не получилось, свирель уже не имела силы, не играла, и девушка со злостью забросила ее в заросли азалий и мусунхва.

Так люди опять утеряли чудесную свирель. Многие с тех пор искали, но не находили её.

Шло время, и вот, говорят, нашел ее в наши дни Ким Ир Сен, и в его руках свирель вновь обрела чудесную силу свою, ибо он тот человек, который для народа живет!

Кто знает, что в этой сказке — правда, что — вымысел. Но мы так думаем, что чудо-свирель в самом деле есть на свете и до сих пор служит она своему родному народу…




КИТАЙСКИЕ СКАЗКИ[8]

Зерна мудрости



днажды юноша нашел три зерна и свиток, в котором было записано, что если человеку захочется что-либо узнать, стоит загадать желаемое и съесть одно зерно — всё сразу же сбудется. Так как зерен только три, то и сбудется не больше трех желаний.

Захотел юноша в совершенстве овладеть географией. В ней весь мир описывается. Съел он одно зерно и стал знать весь мир, как будто сам везде побывал. Но многое ему все-таки было непонятно.

И тогда юноша пожелал проникнуть в тайны далеких веков. Съел второе зерно и узнал историю, но другие науки остались неизвестными. И задумался юноша, что же еще пожелать, чтобы знать все.

Долго он сидел под дубом на краю обрыва и глядел в воды океана. Шум, рокот и всплески волн доносились к юноше беспрестанно, отвлекали, и он никак не мог ничего придумать. Математику? Она везде применяется, но есть науки и кроме нее. Всего не узнаешь… Ремесло? Музыку? Нет! Что же пожелать?

Совсем опечалился юноша, как вдруг услышал над головой шелест, взглянул вверх и видит: белая голубка опустилась в кусты и в тот же миг превратилась в девушку невиданной красоты. Так прекрасна была она, что юноша, зачарованный ею, не смел проронить ни слова. Девушка и говорит:

— Пожелай познать труд, чтобы самому выращивать зерна мудрости…

Сказала и исчезла.

Печаль покинула сердце юноши. С трепетным ощущением радости он задумал то, о чем говорила девушка. Съел третье зерно и познал радость труда. Теперь он сам мог выращивать зерна мудрости! Труд раскрыл ему двери в любую науку.

Но девушку он мог видеть только один раз в три года — в тот день, когда солнце над землей всходило тысячный раз.

Однако юноша был так неутомим и знал так много, что и это долгое время для него протекало незаметно. Зато как чудесен был тот день, когда он мог видеть любимую девушку.



Богач, нищий и груши



упец привез на базар груши. Они были очень сладкие и ароматные, и он дорого просил за них. Тао Чей — нищий фокусник в разорванной шапке, в лохмотьях — собирал милостыню на базаре. Попросил он милостыню и у богача, но тот ему отказал и оскорбил. Тогда Тао Чей сказал:

— У тебя много груш, если ты мне дашь одну, то от этого не обеднеешь.

Но купец стоял на своем.

Крестьяне, собравшиеся на базаре, уговаривали богача дать фокуснику одну, хоть самую плохую грушу. Тот упорно отказывался. Тогда они вскладчину купили грушу и дали ее Тао Чею.

— Подождите немного, — сказал Тао Чей, — я не такой скупой, как он, придет время и вы попробуете моих груш.

Сказав это, нищий съел грушу, тщательно собрал семечки. Затем вытащил нож, который носил при себе, сделал небольшую ямку в земле на базарной площади и бросил туда семена; присыпал их землей и полил водой. Вскоре появился росток из земли; он быстро увеличивался и на виду у всех превратился в дерево, с которого свисали спелые груши. Тао Чей срывал их по одной и раздавал присутствующим, которые и съели все груши до последней.



Затем Тао Чей подрезал ножом ствол дерева, взвалил его на плечо и пошел.

Затея фокусника привлекла внимание всех находившихся на базаре. Даже богач оставил свои груши, чтобы посмотреть на чудо.

Когда он вернулся к своей повозке, то увидел — все его груши исчезли и у повозки недостает дышла.

Рассерженный богач побежал искать Тао Чея, чтобы посчитаться с ним. У поворота одной из улиц он нашел дышло, но искусного фокусника Тао Чея нигде не было.

С тех пор все на базаре, завидев богача, от души смеялись.



Искусная мастерица Ок Сун и награда богдыхана



авно, в старые годы то было, в Корее жила девушка Ок Сун.

Девушка Ок Сун была искусной мастерицей. Слава о ней распространилась далеко-далеко. Прослышал богдыхан — китайский царь — о мастерстве Ок Сун и велел слугам во что бы то ни стало привести девушку к нему во дворец. Слуги исполнили повеление. Тем более, что и корейский царь решил услужить соседнему царю. Девушка явилась к богдыхану в платье из тончайшего шелка, похожего скорее на туман, чем на ткань.

Богдыхан приказал ей выткать для него кружева. А для того, чтобы девушка не убежала, повелел её заключить в подземелье.

Каждый день работала Ок Сун по пятнадцати часов. В свете единственного луча, проникавшего через бойницу, сверкал серебряный крючок и нитка. В подвале — сыро, со стен то и дело с глухим звоном падали капли: влажность нужна была для гибкости нитки из диких неизвестных трав.

Через три года богдыхану на золотом блюде принесли чудо рукоделия — застывшее, словно морская пена, тончайшее по красоте рисунка кружево, сделанное из ниток только крючком. Матовый жемчужный тон почти невесомой паутины радовал глаз. В нитках, как мельчайшие капли росы, искрились алмазы.

Богдыхан был потрясен красотой рисунка. «Надо так сделать, чтобы больше ни у кого не было таких кружев», — подумал богдыхан и приказал слугам выколоть девушке глаза, но не простыми палочками, а золотыми… Пусть знает, что я ее награждаю…

Когда слуги и палачи пришли исполнить приказ жестокого богдыхана, они увидели, что девушка от трехлетней напряженной работы в темноте ослепла.

Увидя, что девушка ослепла, слуги открыли железные двери. Скрипнули засовы, как будто кто-то застонал.

Вывели Ок Сун в горы и бросили на съедение тиграм. Но даже тигры не посмели ее тронуть.

И теперь в зимние дни Ок Сун часто разрисовывает стекла окон чудесными узорами, которые напоминают людям о ее прекрасном искусстве.



О смелом юноше и коварном царе



авно это было. Жила огромная птица — десятиголовый орел. Над землей и под землей — везде она летала.

В то время жил один царь, и у него была дочь семнадцати лет — красавица.

Однажды дочь царя гуляла в своем саду. Сколько чудес в нем было: невиданные цветы, ягоды, птицы — все цвело, пело, смеялось, радуясь жизни. Дочь царя пошла далеко-далеко к серебряному водопаду. Остановилась, прислушалась к песне падающей воды. А в это время мимо пролетала птица, десятиголовый орел Кау Те-тойв[9].

Увидел он прекрасную девушку, с чьей красотой не могло сравниться ни одно чудо на свете, схватил ее и под землю в свой дворец понес.

Стража увидела орла, уносившего царскую дочь, натянула луки, выпустила свистящие стрелы, но поздно было, улетел десятиголовый орел; лишь из отверстия горы, куда он скрылся, вырвались клубы желтого дыма, огня и дождь раскаленных докрасна камней.

Все же одна маленькая стрела с наконечником из нефрита попала в голову орла, поранила ее.

В глубоком подземелье заставил орел красавицу-девушку ухаживать за своей простреленной головой.

Запечалился отец о дочери, его послы по всей земле разнесли царское послание:

«Кто найдет дочь царя, за того человека царь и замуж её отдаст».

Шло время, но смельчаков не находилось. Однажды пришел к царю плохо одетый, но сильный и мужественный юноша и сказал:

— Я найду вашу дочь, но правда ли, царь, что за бедняка отдадите свою дочь?

— О, презренный! Как ты можешь сомневаться в моих словах? — закричал царь…

Слуги царя рассказали юноше: «Девушка та бесподобной красоты и доброго сердца и такая мастерица, какой еще не видывал мир». Юноша и сказал:

— Царь, я иду; что же касается свадьбы, то пусть решит сама девушка. И как она скажет — так и будет.

Со всей страны собрали веревки, целую гору веревок навезли. Кругом пыль, колеса скрипят, ревут буйволы, хлопают бичи — все везут веревки.

Принесли к горе корзину, прикрепили колокольчик, в корзину сел юноша. Начали опускать корзину с юношей.

Очень долго опускали корзину, много веревок ушло, а колокольчик все звенит и звенит. Целый день опускали, и только ночью колокольчик умолк.

Вышел юноша из корзины, видит — лежит перо чудесного рисунка — то сделала искусная пленница; в нем бриллиантами, изумрудами, рубинами выложила она надписи и указания о том, где находится и как ее найти. Юноша понял по узорам куда ему надо идти. Долго шёл, и вот видит свет. Пошел юноша на огонек, и перед ним встал дворец весь из камней-самоцветов, слоновой кости и золота; пошел дальше — видит в саду десятиголовый орел — страшная птица сидит. Девушка-красавица за ним ухаживает, моет теплой водой раненную голову, расчесывает алмазным гребешком перышки…

Юноша подкрался к ним. Девушка, увидев его, испугалась и тихонько сказала ему:

— Ты зачем сюда пришел? Как проснется орел, он уничтожит тебя…

— Я пришел спасти тебя. И это сделаю, ведь я дал слово всем людям. Здесь под землей перо твоей работы помогло мне…

Птица чуть шевельнула крыльями, повеял страшный ураган. Девушка быстро спрятала юношу.

Проснулся десятиголовый орел и спросил:

— Почему здесь чужим человеком пахнет?

Девушка ответила:

— Ведь я так недавно от людей…

Голова птицы качнулась, и страшный орел вновь уснул. Девушка позвала юношу и сказала:

— Самая страшная у орла — главная голова, возьми вон тот меч, и какую голову я буду причесывать алмазным гребешком, ту и руби.

Юноша так и сделал. Отрубил он главную голову, а вся сила у птицы в ней и находилась.



Юноша и победил страшную птицу — десятиголового орла.

Кругом стало темно. Юноша хорошо запомнил все ходы; привел он девушку к отверстию в горе, посадил ее в корзину, позвонил, и корзину с девушкой подняли.

Отец обрадовался ее возвращению и приказал открыть винные погреба и кладовые, выкатить бочки… Затем он сказал дочери:

— Я обещал этому юноше выдать тебя в жены за него. Как поступить: поднять ли его из подземелья или оставить, ведь он бедный, безвестного рода. Не следует его поднимать…

Девушка опечалилась, а коварный царь стал ее уверять:

— О! Стоит ли грустить… Столько богатых женихов вокруг — выбирай любого…

Юноша же сидел в глубоком подземелье и ждал: не зазвонит ли колокольчик.

В это время на земле по повелению царя начался пир. Все гуляли и веселились, позабыв о юноше, сидящем в подземелье, о его подвиге.

Но недолго радовался коварный царь. Его дочь от тоски по юноше, что спас ей жизнь, умерла.

И в это время вырвалось из подземелья, где сидел юноша, страшное пламя, оно расплавило дворец коварного царя и сожгло его.

И теперь иногда горы выбрасывают огонь, дым и огненный дождь, как бы напоминая всем о том времени, когда в Китае были цари, от которых народ теперь избавился.



Дочь моряка и богдыхан



древнем Китае богдыхан издал закон, по которому отрубали руки тому, кого уличали в обмане.

Однажды обвинили в обмане одного китайского мореплавателя. Богдыхан разгневался на него за то, что он не доставил ароматного масла и вин. Корабль не мог вместить всего груза, и мореплаватель закупил много козьих и овечьих бурдюков, наполнил маслом и вином и пустил по реке в расчете, что течением их принесет к месту. Сам же, подняв паруса, поспешил вперед. Приплыв, доложил богдыхану, что к сроку все будет доставлено. Богдыхан не поверил. Ни он, ни его приближенные не знали и в старинных книгах не читали о таком виде перевозок и заподозрили мореплавателя в обмане. Богдыхан велел отрубить моряку руки.

Все уже было приготовлено к казни, как вдруг во дворец богдыхана пришла Сиу Лиен — юная дочь мореплавателя и стала умолять придворных допустить ее к богдыхану.

Нелегко это было сделать, но Сиу Лиен с такой настойчивостью упрашивала придворных, что они, наконец, смягчились и согласились.

Когда Сиу Лиен увидела перед собой богдыхана в серебре, золоте и алмазах, она упала перед ним на колени.

— Великий государь, — сказала она, — говорят, что мой отец заслужил наказание и должен лишиться рук. Возьми отруби взамен мои.

И она протянула к богдыхану свои маленькие руки.

— Эти руки, — продолжала она, — принадлежат моему отцу. Они еще не способны прокормить слабую мать, больного брата и маленькую сестру. Отруби же их, но оставь руки отца — они кормят семью!

— Пусть будет так, как ты просишь! Пусть отсекут твои.

И богдыхан повелел отвести девочку во двор казней. Девочку возвели на лобное место. Палач с обнаженным мечом приблизился к ней. Вот он поднял сверкающий, с насеченными золотыми драконами меч над детскими руками…

Сиу Лиен побледнела, но, сжав губы, не вымолвила ни слова о пощаде. Тогда выступил вперед вельможа, посланный богдыханом. Он махнул платком, палач опустил меч, но руки его дрогнули, меч скользнул и не задел даже пальчиков девочки.

В это время раскрылись ворота и девочка увидела своего отца, который взволнованно простирал к дочери свои объятия.

А еще через миг вбежали дозорные и доложили богдыхану, что по реке приплыли и продолжают подплывать тысячи бурдюков, наполненных маслом и вином…

Так с тех пор до наших дней этим способом в Китае грузы доставляют…

Девочка, узнав все, воскликнула:

— О! Они не имеют права отрубить ни твои, ни мои руки… Мы честные и правдивые люди…

Но жестокий богдыхан не отменил своего повеления…

Тогда народ, возмущенный несправедливостью, восстал, сбросил богдыхана, вельмож и палача в реку, а девочку и её отца спас…

После, когда уже не стало богдыхана, среди этого двора народом была воздвигнута бледно-зеленая нефритовая колонна, на которой золотыми иероглифами выбито:

«Здесь Сиу Лиен, юная дочь мореплавателя Чхун-га, готова была отдать свои руки для спасения рук отца. Такую дочь — гордость своего народа — мог вырастить честный человек, как это и было».[10]





Загрузка...