Трещал огонь, съедая жаром сучья.
Летели искры, пепелом – зола,
Текло лицо, воняли плотью кости,
Но вечная душа была жива.
Не крик, не вопль, а весть освобожденья
От плоти и от тьмы, и от тюрьмы.
– Какая женщина, – шушукались в совете.
– Кто же донес?
– Не знаем. Но не мы.
То утро было хмурым и печальным.
Крик ворона, меж посвиста пичуг.
Трепались, как знамена на флагштоке,
Рекламные растяжки: «Всем свой срок!
Вы все там будете. Лишь с тем различьем:
С наличностью кто, кто с безналичьем.
И всем заступницей, вам выступит душа.
А что за нею? Грош иль ни шиша?
Пока не поздно, прямо спозаранку,
Ждем вас в лицензионном банке.
Пусть будет грош, иначе – ни шиша.
Кому нужна душа, что без гроша?».
Высок костер. Высок и сам помост.
Подняться выше – только выше звезд.
И полетела ввысь. Остался крик.
Палач был не жесток, но в суть проник.
Он денег не просил, и мог бы сам
Помочь уйти лазоревым глазам,
Что с Солнцем говорили на Рассвете,
Тем, что смотрели в мир как дети,
Читали Звезды, верили Весне,
Летать могли при пахотной Луне.
– Заплатят за бессмертие души, -
Он передал.
– Души не дам. Верши.
Мне все перенести достанет сил.
– Храни вас Бог!
Звон стали известил, что на порог,
Ступила падшей грешницы нога.
Крестился всяк, кто сам вкусил греха.
Молился за себя, не за нее.
У каждого, свое житье – бытьё.
Стонал огонь, ныл, плакал, завывал.
Крик жизни стих, а пепел догорал.
***
Черна смола от углей бересты.
На пепелище, после праздной суеты,
Нет никого. Поземка лишь да сор,
Что нанесло с угла, где мусорный котел.
Вот тонкий столб стоит, замотанный в тряпье.
Что это – чучело? Оно давно сгорело.
Тут ветер налетел, и оказалось, что,
То не столб – в тряпье. А человек… и –
Женщина – Дочь той, что догорела.
Стояла словно идол–истукан.
Потом упала в пепел на колени:
– Прости. Я не хотела.
Ты сама всему виной!
Теперь остались тени.
Весь Свет с тобой,
И Радость, и Любовь.
А мне достались Зависть,
Соль, да кровь,
Из оголенной вечной раны.
Ты и теперь моя, лишь – боль.
И в сотни тысяч раз, чем прежде,
Огромней.
Дай мне луч надежды.
Пойми, я дочь твоя!
И что же?
Поземка замела подножье,
Вокруг позорного столба.
«Что это? Я схожу с ума?».
– Не горься, дочь моя, не плачь.
И верен слову был палач.
Боль не страшна, страшна разлука.
И жалок мне твой скорбный плач.
Я, милое мое дитя,
Тебя укрою волей Бога.
И на подкошенном пороге,
Сумею планку удержать.
Живи, родная, и не бойся.
Я и теперь, и здесь вам – мать.
Вьюн рухнул в прах, всё стало тихо.
И средь нависших облаков,
Пронзив свинцовые обиды,
Луч Солнца осветил остов
Столба и кучку пепла.
– Опять на все ответ готов.
Ты неизменна. Что-же: "браво"!
Я счастлива, но я устала.
Тяжелый день. Зачем? И, ветер…
И кто теперь за все в ответе?
– Никто! Не ты. Верь мне, родная.
Душой своею заклинаю:
Люби теперь, любимой будь,
О дне тяжелом позабудь.
Всему свой срок, и стать счастливой,
За жизнь мою – тебе урок.
Довольно много говорили,
О том былом, что пережили.
Вдвоем.
Их ветер слушал.
Вдруг, как зимой завыл,
Пропал.
Потом все стихло.
И в ладошку
Упрямой дочери упал
Кусочек пепла -
Видно сердца.
И сердцем, сердце удержал.
***
Все это Сказка.
Но однажды,
Развеяв утренний туман,
Кусочек сини в тучном небе,
Жизнь чью – то в жизни удержал.
А сини нет. Есть только Небо.
Дорога белым Облакам.