Скила и Товифа

Доктор Скилас очень торопился. Посадка на самолет уже была объявлена. Он опаздывал на десять минут, как минимум, хотя выехал в аэропорт заблаговременно. Неудачное стечение ряда обстоятельств задержало его очень сильно: сначала сломался эскалатор в метро, потом в такси лопнуло колесо, в следующем у водителя прихватило живот, да так, что он умолял пассажира сойти и даже не взял платы за проезд, хотя до аэропорта оставалось совсем немного. Создавалось впечатление, что действует какой-то тайный сговор, неминуемо добивающийся того, чтобы доктор Скилас опоздал к вылету.

Доктор Товифах, напротив, в этот день везде успевал, и это было очень кстати, поскольку его самолет, как ни странно, вылетел на целых десять минут раньше положенного. К тому же в воздухе он находился меньше обычного, так что в аэропорту доктор Товифах оказался раньше на целых двадцать минут, чем следовало. Он входил в здание аэровокзала со стороны летного поля как раз в тот момент, когда доктор Скилас забегал в это же здание со стороны автостоянки.

В ту же самую минуту из двери с надписью «служебное помещение» вышел рослый юноша с приятным лицом, одетый в ослепительно-белую одежду, которая очень напоминала форму высших должностных лиц авиапредприятия за исключением необычной белизны, которая затронула все детали одежды, включая пуговицы, нашивки и даже обувь. С этой одеждой резко контрастировал ярко-красный туристический рюкзак за его плечами. Юноша взмахнул рукой, и мгновенно в аэропорту всё замерло. Впрочем, не только в аэропорту, а и за окном птицы замерли на лету и капли фонтана повисли в воздухе. Мгновенно остановился транспорт, и люди застыли в тех позах, в которых были. Только эти трое не были подвержены чудесному торможению.

Юноша окликнул пожилого медика словами:

— Доктор Товифах, позвольте представить вам доктора Скиласа, — а затем обратился к молодому программисту: — Доктор Скилас, это доктор Товифах.

Оба названных человека крайне удивились при упоминании имен представляемых.

— Сам доктор Скилас? Неужели? Наконец-то!

— Доктор Товифах! Я уже стал думать, что нам никогда не удастся свидеться!

И два доктора столь различных профессий стали так радостно трясти друг другу руки, что совсем забыли о юноше в белом, который между тем вышел из здания аэропорта, снял невозможно красный рюкзак, из-под которого показались два огромных лебединых крыла, и, бросив рюкзак в урну у входа, легко взмыл в небо, с каждым взмахом крыльев удаляясь все выше и выше. Неизвестно, в какой именно момент чудесное торможение всего окружающего прекратилось столь же внезапно, как и возникло. Люди, животные и машины двигались, как ни в чем не бывало, продолжая прерванную траекторию. И никто из них не обратил внимания на познакомившихся столь странным образом двух мужчин, которые по всем законам расписания самолетов никак не должны были встретиться сегодня в это время и в этом месте.

На протяжении пяти лет доктор Скилас пытался встретиться с доктором Товифахом. Каждый раз мешала какая-то драматическая мелочь. Интерес программиста к медику был основан на увлечении собственной работой. Дело в том, что он давно и всерьез занимался борьбой с компьютерными вирусами. Как-то раз он через поиск в интернете натолкнулся на интервью доктора Товифаха в электронном журнале о вирусологии. Оказалось, что речь шла не о компьютерных вирусах, а об обычных, нападающих на человека. Скилас уже собирался бросить чтение, как вдруг у него блеснула идея. Борьбой с вирусами занимаются некие антитела, которые вырабатываются в организме человека в ответ на вирусную атаку. Сам человек порой даже не подозревает, что его организм борется с вирусом. Скилас подумал: «А что, если придумать такой класс программ, которые сами бы размножались и передавались по компьютерной сети точно так же, как и вирусы, а при вирусной атаке компьютерной сети они бы включались в борьбу с ними?» Эта идея показалась очень плодотворной. Нужно было переговорить с кем-то, и самым подходящим человеком для этого был доктор Товифах. Он написал электронное письмо Товифаху. Ответа не последовало. Сервер сообщил, что письмо не доставлено. Но не таков был Скилас, чтобы успокоиться. Он писал письма заказные, ценные, слал факсы, оставлял сообщения на автоответчике, и все безрезультатно. Скилас был уверен, что Товифах не получил ни одного его сообщения. Почему он был в этом уверен, он не знал. Но он понимал каким-то внутренним чутьем, что дело обстояло именно так. Казалось, сам Сатана вмешался для того, чтобы помешать доктору Скиласу встретиться с доктором Товифахэм.

Доктор Товифах уже четыре года стремился встретиться с доктором Скиласом. Он видел его по телевизору в программе новостей. Скилас давал интервью о борьбе с вирусами, и это слово привлекло профессиональное любопытство врача. Однако, оказалось, что речь шла всего лишь о зловредных компьютерных программах. Товифах уже собирался переключить телевизор на другую программу, как вдруг его осенило: «А что, если бы удалось разгадать секрет действия антител и научиться их программировать? Ведь тогда, возможно, они могли бы бороться не только с теми вирусными болезнями, с которыми они умеют бороться, но и с теми, с которыми сейчас не умеют! Да что там вирусные болезни! Ведь можно помечтать и о том, чтобы другие болезни, не вирусного типа, могли бы излечиваться с помощью антител, которые, подчиняясь сложной программе, организуют изменения в организме в нужном направлении! Ведь тогда можно было бы программным путем избавиться от многих врожденных пороков организма! Ведь организм зародыша отращивает все необходимые органы — для этого необходимо лишь питание и некоторая программа развития эмбриона. А если научиться читать и изменять эту программу, организм мог бы заращивать раны, переломы. Да что там раны! Люди могли бы научиться отращивать утраченные органы!» И доктор Товифах решил во что бы то ни стало обсудить эти перспективы со Скиласом. Но тут неудачи начали преследовать его. Никакая связь не устанавливалась со Скиласом. Он наводил справки, рассылал письма, электронные и обычные, но, казалось, корреспонденция не просматривалась доктором Скиласом годами. Этого, конечно, не могло быть. Будто сам Дьявол мешал доктору Товифаху установить связь с доктором Скиласом!

Вот и на этот раз, казалось, шанс был упущен. Товифах специально приехал в город, где проживал Скилас, однако тот уехал в неизвестном направлении на неопределенный срок. Личный секретарь Скиласа, который был в курсе всех его перемещений, на этот раз лежал в больнице со сломанной ногой и ничего определенного сообщить не смог. Он лишь сказал, что Скилас отправился на встречу с кем-то, на очень важную для него встречу. Кажется, с каким-то доктором и определенно в другой город.

И вдруг в аэропорту какой-то странный юноша, видимо, из общества «Красный крест» так неожиданно познакомил их.

— Я познакомился с программистом, доктором Скиласом. Оказывается, его фамилия имеет французское происхождение, и его следует произносить как Скила́, с ударением на последнем слоге. Но он привык, что в результате преобладания англоязычных ученых его все произносят на английский лад.

— Папа, это поразительно!

— О чем ты, Джини?

— Папа, но ведь ты сам говорил, что в нашей фамилии буква «Эйч» на конце тоже не читается!

— Ну и что из этого?

— Как ну и что? Ты не понимаешь? Ты — Товифа!

— Стало быть, так, ну и что же?

— Как это ну и что? Скила и Товифа! Это я где-то уже слышала! Но я никогда не увязывала нашу фамилию с этим сочетанием, а теперь, как прорезалось!

— Где ты могла это слышать?

— Что-то библейское.

— В Библии нет ни Скилы, ни Товифы.

— А я говорю, что есть!

— Ты ошибаешься.

— Нет.

— Даже если и нет, это ничего не меняет.

— Папа. Послушай же меня, наконец! Это меняет очень многое. Потому что это — не простое сочетание.

— Малышка, ты сегодня устала, наверное, в школе трудный день. Напрасно ты так горячишься. Пускай это что-то значит в Библии. Надеюсь, это не какое-нибудь дьявольское заклинание? А, впрочем, что бы ни было… Ты же знаешь, что я не суеверный. Я так рад, что познакомился с этим гениальным человеком! Сколько идей! На его фоне мои мысли мне кажутся мелкими и суетными. Впрочем, кое-что и папка твой смыслит!

— Жан-Поль, вы не против, если я вас буду так называть?

— Можно просто Жан.

— Отлично, тогда меня просто Хаим.

— Мне как-то не ловко. У нас такая разница в возрасте.

— Без церемоний, прошу Вас. Ведь мы — одна команда. Лучше было бы даже попросту перейти на «ты».

— Не знаю. Попробую.

— Хорошо. Итак, Жан. Ваши идеи меня увлекли всерьёз и надолго. Но я не готов отказаться от своих задумок.

— То же самое я бы сказал и о себе.

— Так значит, решено? Будем действовать в обоих направлениях?

— Разумеется.

— А силенок хватит?

— Хватило бы времени.

— Понимаю намек, но не бойтесь, во мне ещё полно жизненных сил.

— Простите, я не об этом.

— Не важно. В моем возрасте приходится считаться, что на тебя смотрят как на кандидата на тот свет, и я даже уже и не обижаюсь на это.

— Нет, Хаим, я не имел этого в виду.

— Забыли и не тратим время на это. Итак, моё предложение: понедельник, вторник, среда — работаем на вашу программу, четверг, пятница, суббота — на мою, воскресенье — резервный день, по обстоятельствам. Принято?

— А как же насчет вашей субботы?

— Точно так же как насчет вашего воскресенья. Святому делу святые традиции да не помешают. Годится?

— Нормально. Но, прошу учесть, ночи остаются за мной.

— Ночью надо спать, молодой человек!

— Вот вы и спите.

— И вам советую.

— Программеры по ночам не спят. Они днем полуспят, а ночью самая молотьба!

— Значит, зачтите часть вашего ночного времени в мою программу.

— Ладно уж, не обижу. Мы с вами, док, такую примочку завернем! Мир ахнет!

— Не сомневаюсь.

— Ну не может, не может быть такое большое количество информации записано на уровне генов! Ведь это счетное число сочетаний сложных молекул. Соображать надо, батенька! Как же вы не понимаете! Более тупого программиста я не видел в своей жизни никогда. А в силу моего почтенного возраста уж и не чаю встретить большего олуха, чем вы, юноша!

— А я ещё и не говорил вам, сколько информации должно храниться в ваших антителах. Это так — маленький тестик. На вшивость. А на самом деле надо памяти порядков на шесть больше.

— Что значит, на шесть порядков? Это в миллион раз, что ли?

— Ну не в тысячу же!

— Бросьте думать о тысяче. А тем более о миллионе! Не получится. Некуда такое количество информации вместить.

— Вот куда записана информация о том, как организму развиваться, туда и надо записывать. А вы куда хотели?

— Как это куда? В структуру гена, разумеется!

— Да уж. Я и раньше предполагал, что под старость у людей наступает разжижение мозга, но что так рано и так заметно — и помыслить не мог! При чем тут ген?

— Как это при чем, батенька? А кто носитель информации о наследственности?

— Вы мне будете сказать за информацию! Да уж не гены, во всяком случае!

— Как это не гены?

— Так это — не гены!

— Не нами с вами замечено, что отличие организмов однозначно связано с генной структурой!

— Это всё равно как если бы вы утверждали, что отличие компьютеров однозначно связано с их конфигурацией.

— Поясните свою мысль, не исключаю, что в ней есть гомеопатическая доза здравого смысла.

— Гены — это всего лишь хардвеир, а надо искать, куда занесены софты.

— Говорите на человеческом языке, юноша.

— А я на каком говорю? Ах, да, я же с чайником общаюсь. Короче, гены — это всего лишь машинка для чтения программы развития особи. Для сложной программы нужна сложная машинка, для простой программы годится машинка попроще. Но дело не в том, какая машинка, а в том, какая программа. Наследование черт живого организма происходит не простой передачей генного набора, а передачей программы, которая записана на субгенном уровне.

— С чего вы это взяли?

— Да из простого анализа количества информации! Ведь программа должна содержать не только, к примеру, сколько глаз у кролика, а каким конкретно образом эти самые глаза сформируются и вырастут из обыкновенных клеток. Причем не просто глаза, а как там всё это устроено — зрачок, стекловидное тело, хрусталик, ревы и всё такое. То же самое касается и других органов. Да ещё добавьте к этому индивидуальные отличия. Ведь эмбрион, когда растет, он же ни к какой базе данных не подключается! Это, надеюсь, вам понятно, господин расчленитель трупов?

— Какая ещё база данных?

— Да в том-то и дело, что никакая! Хорошо было бы организму прочитать: «Так, глаза голубые, размер тридцать восьмой, острота зрения ноль девять. Подайте шестую папочку с восемнадцатой полочки, там про глаза всё расписано, как их растить, и что есть хрусталик, и что такое стекловидное тело, и как его надо деформировать, чтобы получить эту самую ноль девять!» Ан нет! Всё надо с нуля прописать — как растить этот самый глаз. Как, стало быть, одна разъединственная клетка должна начать делиться и преобразовываться, чтобы вырос в результате глаз, и не жабий, заметьте, не стрекозиный, не кроличий и не собачий, а в данном конкретном случае — глаз профессора Хаима Товифаха, карий еврейский глаз со склонностями к глаукоме.

— Я тебе дам глаукому! Нет у меня никакой глаукомы!

— Тем более — без признаков глаукомы даже. То же самое имеем по почкам, печени, селезёнке и всем прочим материальным ценностям. Не дай бог что-нибудь забыть. Кстати, тот факт, что мутации происходят довольно редко, можно определить, что система имеет достаточно большую помехозащищенность. Из количества здоровых особей на одну мутацию даже очень легко можно вычислить кодовое расстояние. Классиков надо читать. Шеннона, например. А классики, они чему учат? Чтобы получить заданное кодовое расстояние необходимо увеличить избыточность кода. Стало быть, вводятся запрещенные комбинации, то есть суть такие комбинации, которые ни чему не соответствуют. Прочитает, например, ваш ген число 34 987, а оно ничему не соответствует. Вместо этого должно было быть число 34 972! На целых -15 ошибочка вышла! Не страшно, ибо кодовое расстояние между ближайшими разрешенными комбинациями равно 1024. Стало быть, ген автоматически поправит это число и использует правильный результат. А вот уж если он прочтет 36 987, то есть ошибется на +2000, тогда кранты! Тогда поправить не сможет и выберет другое ближайшее число. Ну, разумеется, там не в числах информация, а по-другому, но моделировать можно и на числах.

— Мне кажется, что вы ещё не совсем безнадёжны, юноша. Но тем не менее. Скажите, что дальше-то ген делает с этим числом?

— А вот это, док, нам с вами необходимо выяснить. Но прежде надо найти материальный носитель, на котором записана генная информация. Если мы его найдем, то и гены переставлять научимся.

— Вы полагаете?

— Точно знаю! А как же иначе? Ведь гены — рабы, а программа — хозяин. Если программу научимся читать и редактировать, то, считайте, генные мутации будут нам прислуживать: «Чего изволите? Не прикажите ли ноги удлинить? Или грудь нарастить? Перья не сделать ли? Крылья заказывать будете? К крыльям рекомендую хвост а ля буревестник — очень на вираже себя показал! А то ещё многие рожки заказывают — аккуратненькие такие, очень в моде нынче!»

— Ну, будет, мечтатель!

— Реально на вещи смотрю. Только вы уж, док, отыщите мне этот носитель программы. На субгенном уровне, слышите? Физиков надо бы привлечь. Глубже электронов копать надо. Значительно глубже. Электроны — слуги. Молекулы хардвеир. Копайте, док, копайте! Слава богу, не средневековье, не двадцатый же век — есть же технологии!

— Молодой человек, у вас довольно оригинальный взгляд на то, как работают антитела, но, поверьте мне, они работают совсем иначе.

— Ну, так как же они работают?

— А так работают, что, окружая вирус, они блокируют его, кроме того, температура крови повышается до такой величины, чтобы организм хозяине ещё был жизнеспособным, а вирус погибал, ли, во всяком случае, резко снизил скорость размножения.

— Так почему же хозяин не выздоравливает мгновенно?

— Потому что в крови здорового человека антител не так много, как требуется для борьбы с болезнью. Им ещё надо успеть размножиться. А, кроме того, антитела бывают разные. Я не вижу никакой аналогии с вашими так называемыми программными вирусами.

— А вам и не надо видеть никакой аналогии. Вы мне про антитела рассказывайте подробнее.

— Что вас интересует конкретно?

— Всё.

— Всё — это ничего.

— Нет, меня интересует всё. Я терпеливый. Прежде всего, как они обучаются тому, какие болезни были ими побеждены, как определяют наличие вируса, как передаются по наследству, что делают, когда болезнь побеждена?

— Зачем вам это?

— Я хочу придумать такие маленькие программки, наподобие антител, которые бы неминуемо наследовались вместе со всеми видами программного обеспечения, и чтобы они не зависимо от пользователя компьютера постоянно прочесывали память, и рассылались по почте, и размножались подобно тому, как размножается вирус. Если компьютер заразился вирусом, пусть эти программки активизируются, окружают каждый фрагмент вирусы, погибают вместе с ним и выводятся, то есть стираются, а другие программки будут учиться и при обнаружении подобного вируса у них будет иммунитет. Понимаете, как это здорово? Заразился компьютер — поболел немного и вылечился! Ну, пусть у него поначалу температурка повысится, то есть пусть на некоторое время снизит скорость. Пусть даже не выполняет основную программу некоторое время, зато потом здоровенький и с иммунитетом — красота! А то меня эти вирусы так достали! Да и не только меня. Со мной-то им не справиться, но сколько ко мне народу идет лечиться — ужас! А так я бы им всем вколол инъекцию антител, и будьте любезны! Не кашляй, приятель!

— Если бы я не дал вам обещания о разделении времени на мое и ваше, ни за что бы не стал тратить время на эту чепуху! Подумаешь, компьютер! Ведь мы занимаемся такой глобальной проблемой — расшифровка генетического кода! А вы носитесь с этими вашими компьютерными вирусами, будто они — центр Вселенной! В конце концов, проблема человека гораздо важнее проблемы машины.

— В наше время проблема машины очень легко может стать проблемой человека.

— Не думаю, что бы вы были правы, но это не имеет значения. Я готов рассказывать вам про антитела и про вирусы, сколько хотите. В конце концов, это ваше законное время.

— Док, что случилось? У вас болит зуб? Вы уже полчаса на меня не ругаетесь!

— В этой полупустой черепушке, как выяснилось, всё же завалялось несколько грамм серого вещества! Поздравляю, юноша! Ваш прогноз блестяще подтвердился!

— Нашли носитель? Выделили субгенные частицы?

— Нашли? Выделили? Находят археологи, а выделяют надпочечники. А мы с вами — открыли!

— Где ж эти частицы? Выкладывайте.

— А вот они, видите?

— Что это?

— Генограмма.

— Ага. Понял. Фотокарточка с документов ваших приятелей генов, стало быть.

— Сами вы фотокарточка! Это две генограммы одного и того же гена.

— Ну и что?

— Они различаются!

— Чем? Я не вижу.

— И я не вижу, но анализ показал, что они различаются весьма кардинально.

— И о чем же это говорит?

— О том, что генный набор — это ещё не всё. Как вы там говорили — не важно, какой марки «мерседес», а важно, кто сидит у него за рулем, так кажется?

— Я говорил про «студебеккер».

— Это ещё что за авто?

— Эх, не читали вы «12 стульев»…

— А вы уже и стулья читаете? Вот что значит, батенька, работа по ночам!

— Да при чем тут! Короче, когда начнем считывать программу?

— Экий вы резвый! Нам ещё только удалось нащупать нить, а вы уж клубок мотать.

— Хорошее дело отлагательства не терпит.

— Но ведь завтра — воскресенье. А послезавтра понедельник, и мы работаем на вашу программу?

— Док, не будьте формалистом! Воскресенье, понедельник! Кому это нужно! Скоро начнем программировать ген человека! Вы понимаете, что с этим можно делать?

— Думается, что получше вашего. Можно будет излечивать наследственные заболевания.

— Заболевания. Шалишь! Тут шире мыслить надо! Тут ключ к регенерации недостающих органов, тут бессмертием попахивает! Хотя и заболевания тоже, конечно, лечить будем.

— Бессмертие, батенька, это вы замахнулись, брат Жан!

— А что стесняться, брат Хаим?

— Я такой цели не ставлю. Мне бы дочку вылечить.

— Да, док, она у тебя заслуживает счастья. За это стоит и с природой повоевать, и с самим сатаной.

— Спасибо, Жан.

— Проклятье! Я — осёл! Хуже! Я — олух царя небесного! И — ничтожество!

— О чем убиваешься, док?

— Столько наработок! Вся база данных, все генограммы — всё, что было в моем компьютере — всё пропало!

— Да что случилось?

— Вирус! Оказывается, в моем компьютере был вирус. Ума не приложу, откуда он взялся! Я ведь даже не открываю с него почту. Никаких новых файлов, кроме генограмм.

— А генограммы откуда?

— С рабочего оборудования, разумеется.

— А на него никакие файлы не поступали?

— О, боже! Какой же я болван!

— Не переживай, док. Вылечим.

— Что значит — вылечим? Ведь исчезли все файлы!

— Попробуем. Мои антитела уже готовы. Вот на твоем компе и опробуем.

— Ты полагаешь, что это поможет?

— Терять нам с тобой, док, нечего…

— Папа, я боюсь.

— Не бойся. Ты — красавица.

— Я боюсь. Я ненавижу зеркала. Я помню, как я испугалась в семь лет.

— Ты была больна, теперь ты полностью здорова. Не веришь мне, спроси у Жан.

— Жан?

— Ты прекрасна, девочка моя, и я намерен сделать тебе предложение, если Док не возражает.

— Вы нарочно утешаете меня, да?

— Посмотри, вот это — ты!