Скорость побега. Чародей поневоле

Часть первая Катапина из рода Плантагенетов

Астероид вылетел из-за Единорога, обогнул солнце типа G и устремился к пятой планете его системы. Такая траектория несколько нетипична для астероидов.

Он попал в сети притяжения планеты, трижды облетел ее по трем разным орбитам и ворвался в атмосферу, подобный прекрасной падучей звезде.

На высоте ста футов астероид притормозил, а потом помчался к поверхности планеты. Именно к поверхности, заметим: он не вызвал пожара, не оставил кратера и вообще не совершил ничего ужасного — только траву примял. Его собственная поверхность была искорежена и обожжена дочерна из-за страшного трения при падении, и все же астероид, в общем и целом, остался невредим.

А глубоко внутри него звучали слова, которые призваны были изменить судьбу планеты:

— Будь прокляты твои паршивые припадки!

Голос утих, его обладатель нахмурил брови и прислушался.

В кабине стояла непроницаемая тишина, не слышалось привычного гула, сопровождающего переход из одной среды в другую.

Молодой человек выругался, сорвал с себя ремни, защищающие от перегрузок, выбрался из кресла пилота, постоял, покачиваясь, на плохо слушавшихся его ногах, раскинул руки и наконец добрел до обитой пластиком стенки.

Держась за нее одной рукой, другой он коснулся панели на противоположной стенке круглой кабины. Нажал на защелки, проклиная на чем свет стоит старомодный дизайн, открыл дверцу, нажал кнопку, развернулся и, не удержавшись на ногах, упал в кресло.

Кабина огласилась негромким гудением. Приглушенный голос, звучавший то быстрее, то медленнее, то выше, то ниже, поинтересовался:

— Вввззее лллии (ик!) в ббборяаадггее… мммлорд Родни?

— Почему-то другим везет, — процедил сквозь зубы милорд, — и им достаются классные роботы, а мне вот эпилептик попался!

— Еззли эдцо вазз уддежжит, ммлорд, вважж ггенеррад-дор можжно…

— Заменить, — закончил фразу Родни, — а все твои микросхемы можно вырвать с мясом и перебрать. Нет уж, спасибо, твоя личность мне симпатична такая, как есть, за исключением тех случаев, когда ты выбираешь такие посадочные площадки, что у меня ключицы наружу вылезают!

— Еззли ммлорд брозздид бедя… дцело в ддом, ждцо вв ззаммый ггриддиджжезгий бобенд бризземледдия я бболуд-жил оддид одцжень оззобеддый раддиоззигнал, годорый…

— И тебя это отвлекло, ты это хочешь сказать?

— Ммлорд, ббыло гграйне вважждо бброанализзирро-вадь…

— Стало быть, некая часть тебя занималась анализом радиоволн, а другая часть совершала посадку корабля, и подобное напряжение умственных усилий оказалось чересчур большим, и, как следствие, ослабевший генератор… Веке! Сколько раз я тебе говорил: не отвлекайся от главного!

— Ммлорд ввыраззил жжелание ббыдь дагим, гаг…

— Как герои саг времен освоения космоса, все правильно. Но это вовсе не означает, что я жажду мириться с тем дискомфортом, что приходилось терпеть им.

Электронная система Векса почти оправилась после пережитого спазма.

— Но… ммлорд, бонядие героиззма бредуззмаддриваедд…

— Ой, хватит тебе, — простонал Родни. — Забудь и не вспоминай.

Веке послушно стер из памяти часть данных.

Веке вообще был на редкость покладист. И еще он был подлинной реликвией — одним из немногих уцелевших роботов системы ВКС (Верных Кибернетических Спутников), первые модели которых уже две тысячи лет назад как вышли их употребления. Роботы этой системы были запрограммированы на исключительную верность своим владельцам, и, как следствие, многие из них погибли смертью храбрых, защищая хозяев в кровавый период Межвластия, который продолжался от падения древнего Галактического Союза вплоть до создания Пролетарской Изолированной Социалистической Коммуны (ПИСК) на Терре.

Векс (чье имя образовалось вследствие попытки прочесть аббревиатуру как одно слово) уцелел только благодаря поразившей его эпилепсии. Его генератор был дефективен и в моменты перенапряжения выдавал накопленную энергию массированным импульсом, длящимся несколько миллисекунд. Как только появлялись первые симптомы этого электронного паралича — проявлявшиеся первым делом в ошибках в расчетах, — срабатывал главный контур, и дефективный генератор вырабатывал энергию в полной изоляции от других микросхем Векса, но робот выходил из строя вплоть до полного восстановления системы.

Поскольку эти припадки случались с Вексом исключительно в самые экстремальные моменты — при попытке совершить посадку звездолета, больше похожего на астероид, при стараниях расшифровать сложный радиосигнал или защитить хозяина от трех покушений одновременно, — Векс более или менее благополучно пережил период Межвластия: когда пролетарии напали на своих господ, робот мужественно сражался в течение двадцати пяти секунд, после чего просто-напросто вырубился. Вот так он превратился в раритет и стал отважным слугой, оставшимся в живых благодаря собственной дефективности. Векс был одним из пяти до сих пор работавших роботов системы ВКС.

Вследствие всего вышеуказанного он стал семейной реликвией дома д’Арманов, почитаемой и за немыслимую древность, но еще более — за верность, а истинная верность в аристократических семействах всегда ценилась на вес золота.

И потому, когда Родни д’Арман решил покинуть родовое гнездо в поисках славы и приключений (а что ему еще оставалось делать, когда он был младшим сыном младшего сына?), его отец настоял на том, чтобы он захватил с собой Векса.

Общество Векса Рода большей частью радовало, но случалось, роботу весьма недоставало тактичности. Ну, к примеру… Вот хотя бы сейчас, после крайне резкого приземления, Рода просто-таки наизнанку выворачивало, а услужливый Веке возьми да и поинтересуйся:

— Не желаете ли отобедать, милорд? Ну, скажем, как насчет эскалопа со спаржей?

Род побагровел, скрипнул зубами, сражаясь с тошнотой.

— Нет, — проскрипел он, — и никакой я тебе не милорд. Мы на задании, не забывай.

— А я никогда ничего не забываю, Род. Разве что только при получении соответствующей команды.

— Да знаю я… — с мукой проговорил Род. — Это я так, фигурально выразился… — Род опустил ноги на пол и, болезненно морщась, встал. — Надо бы мне свежим воздухом подышать, Веке, чтобы так не мутило. Есть у нас хоть немного в запасе?

Робот некоторое время задумчиво щелкал, затем сообщил:

— Атмосфера для дыхания пригодна. Но лучше надеть свитер.

Род, ворча, натянул куртку пилота.

— Неужели у всех старых слуг формируется комплекс наседки?

— Род, если бы ты прожил так долго, как я…

— Я бы мечтал о том, чтобы меня дезактивировали. Понимаю. Робот всегда прав. Открой люк, Веке.

Двустворчатые двери небольшого люка разъехались в стороны, образовался черный круг, испещренный звездами. В кабине пахнуло прохладным ветерком.

Род запрокинул голову, с наслаждением вдыхая свежий ночной воздух. Он даже глаза прикрыл от удовольствия.

— О, благословенные ароматы земли! И кто же тут обитает, Веке?

Веке заурчал, обрабатывая сделанные с орбиты электронным телескопом снимки и интегрируя визуальную информацию в сравнительное описание планеты.

— Массивы суши представляют собой пять континентов, один крупный остров и множество более мелких островов. На континентах и мелких островах наблюдается сходная растительность — экваториальный тропический лес.

— Что, даже на полюсах?

— Примерно в ста милях от обоих полюсов. Полярные шапки на редкость малы по площади. Фауна ограничивается амфибиями и роями насекомых. Можно предположить, что моря населены рыбами.

Род потер подбородок:

— Похоже, мы угодили в какую-то раннюю геологическую эпоху.

— В каменноугольную эру, — уточнил робот.

— А как там насчет этого единственного крупного острова? Мы ведь именно на него приземлились, наверное?

— Именно так. Нативной флоры и фауны здесь нет. Все формы жизни типичны для позднего терранского плейстоцена.

— И насколько позднего, Веке?

— Времен истории человечества.

Род кивнул:

— Иначе говоря, сюда нагрянула орда колонистов, выбрала себе островок, истребила тут местную флору и фауну, засадила почву терранскими растениями, развела своих животных. А почему они выбрали именно этот остров, не догадываешься?

— Он достаточно велик по площади, чтобы тут могла разместиться многочисленная популяция, но при этом достаточно мал для того, чтобы свести к минимуму экологические проблемы. Кроме того, остров расположен вблизи полярного океанического течения, которое несколько снижает среднюю местную температуру по сравнению с общетерранской.

— Как удобно! — отметил Род. — Никаких забот с созданием искусственного климата. Ну а как тут с остатками городов времен Галактического Союза?

— Никаких следов, Род.

— Никаких?! — Род от изумления выпучил глаза. — Что-то тут не сходится. Ты уверен, Веке?

Картина развития затерянной или отсталой колонии — такой, что выпала из контакта с галактической цивилизацией на тысячелетие и более, — делилась на три четко очерченные стадии: первая стадия состояла в организации поселения вокруг современного города с развитой техникой, вторая характеризовалась утратой связи с галактической культурой, за чем следовала перенаселенность города, которая, в свою очередь, вела к массовой миграции в незаселенные районы и переходу к аграрной, натуральной экономике. Третья стадия отличалась потерей знаний о технике, что сопровождалось ростом предрассудков, проявлявшихся в отказе, а со временем и в объявлении табу на угольно-паровые технологии. В этот период ужесточались социальные отношения, появлялась кастовая система. Мода и архитектура чаще всего представляли собой карикатуру на тенденции Галактического Союза: к примеру, бывали распространены небольшие деревянные домики в форме полусферы — имитации галактических геодезических пунктов.

Но всегда, на всех стадиях, существовали руины городов — непременный символ и основа мифологии. Всегда.

— Ты уверен, Веке? Ты совершенно уверен в том, что никакого города здесь нет?

— Я всегда уверен, Род.

— Это точно, — кивнул Род и потеребил нижнюю губу. — Иногда ты ошибаешься, но сомнения тебя никогда не терзают. Ну ладно, вопрос с городом пока отложим. Может, его смыло приливной волной. Давай-ка уточним насчет терранских форм жизни.

Род просунул голову в отверстие люка диаметром в три фута, спрыгнул, приземлился на четвереньки, встал на колени, вытащил из чехла на ремне походный нож. Надо сказать, ножу была придана такая нейтральная форма, чтобы его нельзя было отнести ни к одной из известных этнических культур.

Чехол для ножа представлял собой тонкий конус из белого металла с небольшой кнопочкой возле рукоятки. Род срезал ножом несколько травинок, сунул их в чехол и нажал на кнопку. Миниатюрный анализатор, встроенный в чехол, принялся исследовать травинки с помощью ультразвука. Изучив молекулярную структуру травинок, анализатор передал полученные сведения Вексу, а тот должен был определить, есть ли в составе травы какие-нибудь молекулы, несовместимые с метаболизмом человека. Если бы трава оказалась ядовитой для Рода, Веке передал бы анализатору соответствующий сигнал, от чего чехол для ножа стал бы лиловым.

Однако на сей раз серебристый металл сохранил полную и бесповоротную первозданность.

— Понятно, — заключил Род. — Терранская травка, скорее всего посеянная здесь терранами, и это — терранская колония. Но где же все-таки город?

— Есть большой город… его население около тридцати тысяч… в предгорьях хребта на север отсюда, Род.

— Ну… — Род поскреб подбородок. — Это не совсем то, что я имел в виду, но все же лучше, чем ничего. Ну и что за город?

— Он стоит на пологих склонах высокого холма, на вершине которого возвышается высокая каменная постройка, сильно напоминающая терранский средневековый замок.

— Средневековый! — вырвалось у Рода.

— Сам же город застроен бревенчато-каменными домами. Вторые этажи нависают над узкими улочками, я бы даже сказал — аллеями.

— Наполовину бревенчатые дома? — Род поднялся на ноги и выпрямился. — Минуточку, минуточку! Веке, а тебе ни о чем не напоминает такая архитектура?

Робот пару мгновений молчал, затем изрек:

— О северноевропейском Ренессансе.

— А это, — заметил Род, — крайне нетипично для отсталой колонии. И насколько эти дома похожи на те, что строили в эпоху Возрождения, Веке?

Робот помолчал и немного погодя ответил:

— Сходство полное до мельчайших деталей, Род.

— Значит, это сделано намеренно. А как насчет замка? Он тоже из эпохи Возрождения?

Робот снова помолчал.

— Нет, Род. Он представляется мне точной копией германского стиля тринадцатого века после Рождества Христова.

Род взволнованно кивнул:

— А одеваются тут как?

— Мы в данный момент находимся на ночном полушарии планеты и приземлились также в ночное время. Три спутника планеты неплохо освещают ее отраженным светом, но на улицах людей совсем немного… Но вот небольшой отряд солдат верхом на терранских лошадях. Форма на них… точная копия английских бифитеров.

— Прекрасно! И больше никого?

— Гм-м-м… Пара мужчин, одетых… в балахоны, камзолы и обтягивающие штаны… и еще… группа крестьян в смокингах и ботинках на шнурках…

— Вполне достаточно, — прервал его Род. — Сущий компот, смешение стилей. Наверняка кто-то тут пытался воплотить в жизнь свои представления об идеальном мире, Веке. Ты об эмигрантах-романтиках слыхал когда-нибудь?

Робот немного помолчал, копаясь в банках памяти. Затем он забубнил:

— К концу двадцать второго столетия нашей эры обстановка накалилась. Устав от жизни в условиях «комфортабельного отчаяния», люди поначалу обратились к мистицизму, а затем к литературе эскапистского толка и буйным развлечениям. Постепенно псевдо-Средневековье стало преобладающей разновидностью досуга.

Наконец группа богачей в складчину приобрела списанный сверхсветовой звездолет. Они заявили всему миру о том, что нарекают себя эмигрантами-романтиками, что они намереваются возродить былую славу средневекового образа жизни на ранее не заселенных планетах и выражают готовность принять на борт корабля некоторое число эмигрантов на должности слуг и торговцев.

Желающих лететь оказалось, естественно, больше, нежели посадочных мест. Отбирали их по принципу «поэтичности душевного настроя» — что бы это ни значило.

— Это значило, что они любили слушать сказки про привидения, — буркнул Род. — И что случилось потом?

— Список пассажиров был заполнен быстро. Тринадцать миллиардеров, организовавших эту экспедицию, объявили, что отныне они отрекаются от своих прежних фамилий и принимают имена великих аристократов Средневековья — Бурбонов, Медичи и так далее.

А затем корабль стартовал, но цель его назначения намеренно не разглашалась, дабы успех предприятия «не был запятнан вмешательством материалистического мира». Больше об эмигрантах-романтиках никто никогда ничего не слышал.

Род мрачно усмехнулся:

— Похоже, мы как раз их и разыскали. Как твоим диодам нравится такая догадка?

— Они не против, Род. На самом деле статистический анализ вероятностей того факта, что здесь расположилась колония эмигрантов-романтиков, дает следующие…

— Лучше не надо, — поспешно прервал Векса Род. Статистика была коньком робота. Дай ему только возможность выговориться, он бы завелся на несколько часов.

Род поджал губы и придирчиво осмотрел ту часть обшивки, под которой располагался мозг Векса.

— Вообще-то, если задуматься, ты мог бы направить в АБОРТ свои статистические выкладки, сопроводив их сообщением о том, что мы обнаружили колонию романтиков. Приступай к этому прямо сейчас. Мне бы хотелось, чтобы они были в курсе того, где мы находимся, — так, на всякий случай.

АБОРТ — Ассоциация Борцов с Ростками Тоталитаризма — была организацией, ответственной за поиск затерянных колоний. Пролетарская Изолированная Социалистическая Коммуна проявляла самый вялый интерес к любым колониям, где отсутствовала современная техника, и потому затерянные колонии оставались затерянными до тех пор, покуда ПИСК не сменился ДДТ, то бишь Децентрализованным Демократическим Трибуналом. ДДТ быстро консолидировал свое правление на Терре, а править стал в соответствии с практически недостижимыми установками афинской демократии.

Давным-давно было известно, что неэффективность демократических форм правления большей частью проистекает из-за неадекватности систем связи и распространенности предрассудков. Между тем лет за двести ячейки ДДТ уподобились шумливым школьным классам и в результате добились всеобщей и полной грамотности и того, что семьдесят пять процентов населения могли похвастаться степенями магистров. Предрассудки же пополнили перечень излечимых заболеваний наряду с полиомиелитом и раком. Проблемы связи были решены посредством разработки в лабораториях ДДТ субмолекулярной электроники, которая понизила объем и стоимость оборудования для связи до такой степени, что впервые представилась возможность практического применения этого технического новшества. В итоге каждый индивидуум получил возможность выскакивать на трибуну с речью в любое мгновение, а будучи людьми образованными, индивидуумы проявляли тенденцию высказываться исключительно по общим вопросам, что нисколько не вредило демократии.

Выступления по радио оказались наиболее эффективными вследствие их автоматической записи. Проблемы записи и прочих бюрократических закавык решали с помощью ленты нового типа, ширина которой равнялась одной молекуле, а также за счет развития систем обработки информации такой эффективности, что запоминание фактов стало стопроцентным. В итоге образование превратилось в изучение общих понятий, и успех демократии тем самым был гарантирован.

По истечении двух столетий такой вот подготовительной деятельности ДДТ-революция стала пустой формальностью.

Однако по окончании революций революционеры сразу становятся не нужны и чаще всего превращаются в головную боль для полицейских сил нового правительства.

И потому лидеры ДДТ решили не проявлять эгоизма, а проявили они полную готовность поделиться благами демократии с прочими остатками былого Галактического Союза.

Но вот беда: демократов не слишком жалуют на планетах, где имеют место тоталитарные режимы, не больно их любят и там, где воцарилась анархия, — это заложено в самой природе демократии, которая является единственным приемлемым компромиссом между тоталитаризмом и анархией.

Словом, потребовалась постоянно действующая организация революционеров, закоренелых демократов-республиканцев. Поскольку в ту пору безработных революционеров было пруд пруди, организация такая была сформирована в мгновение ока, и нарекли ее Ассоциацией Борцов с Ростками Тоталитаризма. Закоренелые революционеры по-прежнему доставляли властям беспокойство — тем большее, что их по-прежнему было довольно много, вот их-то и отправляли в одиночку разыскивать затерянные колонии.

Так и образовалась АБОРТ, организация, чья цель заключалась в поиске отсталых планет и выведении их на светлый путь демократии.

И поскольку Род отыскал средневековую планету, скорее всего ему предстояло подтолкнуть ее к переходу в фазу конституционной монархии.

Род, урожденный Род д’Арман (у него было еще пять промежуточных имен, но перечислять их все — замучишься), появился на свет на планете, где обитали исключительно аристократы и роботы, вступил в ряды АБОРТ в нежном возрасте восемнадцати лет. За десять лет рачительных трудов на этом поприще он превратился из угловатого сутулистого юноши в стройного, крепкого и некрасивого мужчину.

Лицо у него было аристократичное — тут следовало отдать ему должное, но не более того. Редеющие волосы сменялись плоским низким лбом, заканчивавшимся выступавшими надбровными дугами, немного скрываемыми за счет кустистых бровей. Под бровями прятались запавшие глазницы, а на их дне примостились чуть припухшие суровые глаза — ну, то есть это Роду хотелось верить, что суровые.

Скулы у Рода были высокие и плоские, а острый крючковатый нос вполне сгодился бы орлу. Широкий тонкогубый рот — даже во сне губы Рода кривились в сардонической усмешке. Квадратный вздернутый подбородок.

Род предпочитал считать свое лицо сильным и мужественным, однако черты его необычайно преображались и смягчались, стоило какой-нибудь девице улыбнуться Роду. То же самое обычно происходит с собаками и детьми, только гораздо чаще.

У Рода была Мечта (некогда была у него и Девушка Его Мечты, но теперь она была замужем за его приятелем), а Мечта эта заключалась в установлении единого галактического правительства (демократического, естественно). Межзвездная связь по-прежнему хромала и никак не приличествовала истинно демократической федерации. В действительности ДДТ представлял собой довольно-таки произвольное и не очень прочное объединение планет, являвшееся скорее неустойчивым сообществом и сервисной организацией, чем бы то ни было еще.

Однако в один прекрасный день должны были появиться адекватные средства связи — в этом у Рода не было ни малейших сомнений. И когда такие средства появятся, звезды будут к этому готовы. Уж об этом Род собирался позаботиться.

— Ладно, Веке, пора браться за дело. А то мало ли, вдруг кто-то набредет на нас.

Род подтянулся, забрался в люк и прошел в кабину. Подойдя к стенной панели, он отстегнул скобы. За панелью находился небольшой пульт, а над пультом — белая тусклая металлическая сфера с тупым выростом размером примерно с баскетбольный мяч. На верхушке сферы торчал толстый кабель, соединенный со стенкой.

Род отсоединил кабель от стенки, отвернул крепежные детали и осторожно приподнял сферу.

— Полегче, — предупредил Рода голос Векса из наушника, имплантированного в кость черепа над ухом. — Я же хрупкий, ты знаешь.

— Мог бы не предупреждать, — пробормотал Род. Микрофон, вмонтированный в его нижнюю челюсть, донес его слова до Векса. — Я ведь тебя пока не уронил, верно?

— Пока нет, — отозвался робот.

Род взял мозг робота под мышку, а свободной рукой открыл люк. Снова выбравшись из корабля, он нажал на выступ на наружной обшивке. Потайная панель в боку псевдоастероида скользнула вверх. Внутри на антиперегрузочных ремнях висел большой черный конь. Голова его свисала между передних ног, глаза были закрыты.

Род нажал на кнопку, и из грузового отсека выдвинулась стрела крана, приподняла коня и опустила на землю. Род крутанул седельную луку, и в боку коня открылось отверстие.

Род поместил электронный мозг в это отверстие, подсоединил его к внутренним кабелям, снова повернул седельную луку, и панель закрылась. Конь медленно поднял голову, прянул ушами, дважды моргнул и издал негромкое, робкое ржание.

— Все в полном порядке, — произнес голос за ухом Рода. — Если ты выпутаешь меня из этой «колыбели для кошки», я проверю двигательные функции.

Род усмехнулся и снял с коня спасательные ремни. Конь встал на дыбы, помотал передними ногами в воздухе и пустился галопом. Род не без удовольствия наблюдал за тем, как скачет его верный робот. При этом он внимательно обозрел окрестности.

Корабль-астероид приземлился посреди луга, поросшего густой травой. Луг обрамляли дубы, орешник, липы и осины. Стояла ночь, но свет трех лун ярко озарял все вокруг.

Робот рысью вернулся к Роду, встал на дыбы и остановился перед хозяином. Передние копыта ударили по земле, огромные карие глаза смотрели на Рода.

— Я готов, — сообщил Веке.

Род снова усмехнулся:

— Поблизости — ни единого конника, так что можешь сильно не выпендриваться.

— Так-таки ни единого?

— Ну… почти. Пойдем-ка, надо спрятать корабль.

Род нажал на выступы на обшивке. Грузовой отсек закрылся, герметично запечатался входной люк. Корабль начал вращаться — поначалу медленно, потом все быстрее и быстрее и в конце концов ввинтился в землю. Вскоре на его месте осталась только воронка, окаймленная кольцом дерна, из которой фута на три торчала верхушка астероида.

Род вытащил из притороченного к седлу Векса мешка походную лопатку, разложил ее и взялся за работу. Конь не остался в стороне, он подбрасывал землю с краев кольца копытами. За десять минут стенки кольца понизились до шести дюймов. Посередине возвышался земляной холм двадцати футов в поперечнике и фута два высотой.

— Отойди-ка, — распорядился Род, вынул кинжал, повернул его рукоятку на сто восемьдесят градусов и навел острие на холм. Загорелся красный огонек на рукоятке, дерн полыхнул ярко-алой вспышкой и растаял.

Род медленно повел лучом по окружности воронки. Наконец почва на месте, где был спрятан корабль, стала ровной. Род подровнял остатки кольца. Остался еле заметный ров, но он должен был исчезнуть после первого же дождя.

— Ну вот и все, — заключил Род и отер пот со лба.

— Не совсем.

Род опустил плечи. У него противно сосало под ложечкой.

— Тебе еще нужно обзавестись одеждой, соответствующей этому обществу и исторической эпохе, Род.

Род закрыл глаза.

— Я предусмотрительно упаковал дублет в левую седельную сумку, покуда ты проводил опыты с травинками, Род.

— Послушай, — сказал Род, — а по-моему, моя форма тут вполне сойдет, или тебе так не кажется?

— Штаны в обтяжку и солдатские ботинки — да. Но вот летную куртку твою за камзол вряд ли кто примет. Нужны еще аргументы?

— Да нет, пожалуй, — вздохнул Род и подошел к седельной сумке. — Конечно, успех дела — прежде всего, прежде и выше всех соображений личного комфорта, гордости и… эй!

Он уставился на нечто длинное и тонкое, свисавшее с седла.

— «Эй» — что, Род?

Род снял с седла странный предмет. На одном его конце имелась рукоятка, которая довольно громко дребезжала. Род поднес предмет к морде Векса:

— Это еще что такое?

— Это шпага елизаветинских времен, Род. Древнее оружие, нечто вроде длинного ножа, годится как для режущих, так и для колющих ударов.

— Оружие? — Род глянул на робота так, словно сомневался в его вменяемости. — Я что, должен носить его?

— Конечно, Род. По крайней мере если ты решил действовать в рамках одной из своих обычных легенд.

Род изобразил жест, приличествующий христианскому мученику, и вытащил из седельной сумки камзол. Напялив его, он приторочил шпагу к поясу справа.

— Нет-нет! — запротестовал робот. — Она должна быть слева. Выхватывать следует противоположной рукой.

— Чего только не выстрадаешь ради демократии… — Род закрепил шпагу на поясе слева. — Векс, а тебе никогда не приходило в голову, что я — фанатик?

— Естественно, Род. Классический случай сублимации.

— Я спросил, каково твое мнение на этот счет, и не требовал от тебя психоанализа, — проворчал Род. — Эй! А ведь недурно, ей-богу, недурно! — Он расправил плечи, вздернул подбородок, выпрямился. Алый с золотом камзол ярко сверкал в лучах лун. — Как тебе, Веке?

— Выглядишь потрясающе, Род, — отметил робот, и в его металлическом голосе прозвучали нотки изумления.

Род нахмурился:

— Надо бы еще плащ для полного комплекта…

— В седельной сумке, Род.

— Ну, все продумал, а?

Род покопался в сумке и вынул оттуда просторный плащ цвета электрик — в тон с обтягивающими форменными штанами.

— Там цепочка, — сообщил Веке. — Она проходит под левой подмышкой и выходит к шее справа, Род.

Род запахнул и застегнул плащ и развернулся лицом к ветру. Плащ, ниспадая с его широких плеч, заплескался на ветру.

— Ну, вот это то, что надо! Ну чем я не хорош, а?

— Просто-таки иллюстрация из томика Шекспира, Род.

— За лесть получишь двойную порцию смазки, — усмехнулся Род и вспрыгнул в седло. — Скачи к ближайшему городу, Веке. Не терпится покрасоваться в новом наряде.

— Ты забыл засеять место посадки, Род.

— Что? Ах да! — Род вытащил небольшой мешочек из седельной сумки и высыпал его содержимое на круг черной земли. — Вот так! Пусть только прольется один скромный ливень, и тут все так зарастет, что от остального луга будет не отличить. Будем надеяться, что в ближайшие пару дней сюда никого не занесет…

Конь вздернул голову, навострил уши.

— В чем дело, Веке?

— Слушай, — отозвался робот.

Род тихонько выругался и прикрыл глаза.

Издалека ветром донесло веселые молодые голоса и радостный смех.

— Похоже, компания каких-то молокососов устроила пикничок.

— Они приближаются, — негромко сообщил Веке.

Род снова закрыл глаза и прислушался. Звуки действительно приближались.

Он развернулся к северо-востоку — похоже, звук доносился именно с той стороны — и обозрел горизонт. Ничего — только три луны на небе.

По диску одной из них проползла тень. За ней еще три.

Смех слышался гораздо ближе и громче.

— Примерно семьдесят пять миль в час, — пробормотал Векс.

— Что-что?

— Семьдесят пять миль в час. Скорость их приближения.

— Гм-м-м… — изрек Род и пожевал нижнюю губу. — Векс, а давно ли мы приземлились?

— Примерно два часа назад, Род.

Что-то просвистело у Рода над головой. Он вскинул голову:

— Ты видел, Векс?

— Видел, Род.

— Они летают, Векс!

Пауза.

— Род, я вынужден попросить тебя мыслить логично. В цивилизации, пребывающей на данной стадии развития, еще не могут быть развиты воздушные перевозки.

— Я не про транспорт говорю. Они сами летают.

Снова пауза.

— Люди сами летают, Род?

— Ну да, — упавшим голосом подтвердил Род. — Хотя мне показалось, что та дама — она только что пролетела над нами — сидела верхом на метле. Кстати, она была очень недурна собой. И жутко похожа на даму из покерной колоды… Веке?

Ноги коня окостенели, голова повисла.

— О, черт! — выругался Род. — Только не это опять!

Он наклонился, пошарил под лукой седла и щелкнул переключателем. Конь медленно поднял голову и помотал ею. Род ухватился за поводья и пустил коня по лугу шагом.

— Жддо ззлуджилоззь, Рооддд?

— Да припадок у тебя опять, Веке. Так что теперь, что бы то ни было, ни за что не смей ржать, понял? Эта воздушная вакханалия направляется прямой наводкой в нашу сторону, и не исключено, что они отправились на поиски падучей звезды. А мы со своей стороны держим путь вон к тому густому высокому лесу — и очень тебя прошу, потише.

Как только Векс доскакал до деревьев на краю луга, Род обернулся, чтобы посмотреть на летающую флотилию.

Примерно в полумиле в небе кружила молодежь, издавая радостные вопли и выкрикивая приветствия. Ветер доносил до Рода обрывки фраз.

— Возрадуйтесь, чада! Это леди Гвен!

— Явилась ли ты наконец во имя того, чтобы стать матерью нашего шабаша, Гвендилон?

— Краса твоя не увяла, о прекрасная Гвендилон! Как ты поживаешь?

— Покуда я еще не качаю младенцев в люльке, Рандаль…

— Такое ощущение, что на вечеринку в Ведьминский Колледж угодила какая-то домохозяйка, — проворчал Род. — Ну, ты как там, Веке, протрезвел?

— В голове прояснилось по крайней мере, — отозвался робот. — В моей основной программе возникла новая директория.

— О! — вздернул брови Род.

— Целиком и полностью. Они действительно летают.

Воздушная пляска мало-помалу упорядочилась. «Ведьмы», некоторое время пометавшись над лугом с криками и хохотом, запорхали над кругом не заросшей травой земли и одна за другой опустились на землю.

— Что ж, не приходится сомневаться, с какой целью они сюда слетелись, верно? — вздохнул Род, спрыгнул на землю и уселся по-турецки, прислонившись спиной к передним ногам Векса. — Делать нечего, будем ждать. — Он повернул печатку своего перстня на девяносто градусов и навел его на сборище. — Давай, Веке, транслируй.

Перстень с печаткой теперь работал как мощный, узконаправленный микрофон. Его сигнал транслировался через Векса в наушник за ухом Рода.

— Следует ли нам принести весть об этом королеве?

— Не думаю. Это доставит ей излишние треволнения, а хлопот у нее и без того в избытке.

Род нахмурился:

— Ты что-нибудь понимаешь, Векс?

— Только то, что они беседуют на английском елизаветинской эпохи, Род.

— Вот почему, — сказал Род, — в такие экспедиции АБОРТ всегда отправляет человека в сопровождении робота. Ладно, давай начнем с самого очевидного: их речь подтверждает нашу догадку, и мы угодили в колонию эмигрантов-романтиков.

— Ну да, естественно, — пробормотал Веке несколько обиженно и недоуменно.

— Ну ладно тебе, старый симбиот, не злись. Я же понимаю, ты не станешь говорить о самом очевидном, а между тем невнимание к самым очевидным фактам порой приводит к тому, что проходишь мимо тайн, которые лежат прямо на поверхности и видны невооруженным глазом, верно?

— Ну…

— Верно. Так вот… Они упомянули о королеве. Следовательно, здешняя форма правления представляет собой монархию, как мы и предполагали. Эта группа подростков объявила себя «шабашем», следовательно, они считают себя ведьмами… Учитывая их способ передвижения, я склонен с этим согласиться. Но…

«Но» на некоторое время повисло в воздухе. Веке навострил уши.

— А еще они говорили о том, сообщить о чем-то королеве или не стоит. Следовательно, они имеют доступ к королевскому уху. Что же это значит, Веке? Что королева поощряет колдовство?

— Совсем не обязательно, — рассудительно возразил Веке. — Показательным примером может служить история царя Саула и Аэндорской волшебницы…[1]

— Однако не исключена вероятность того, что эти дамочки вращаются при дворе.

— Род, ты делаешь слишком поспешные выводы.

— Отнюдь. Просто на меня снизошло озарение.

— Вот почему, — заключил робот, — АБОРТ всегда отправляет с людьми роботов.

— Один — один. А еще они говорили о том, что сообщение доставит королеве ненужные треволнения. Треволнения — это что такое, Веке?

— То же самое, что волнения, Род.

— Ага. Значит, эта королева, видимо, особа экзальтированная.

— Видимо. Может быть, — уклончиво проговорил робот.

Со стороны луга зазвучала музыка — шотландские волынки аккомпанировали старинной цыганской песне. Молодежь устроила пляску на расчищенном круге земли и в нескольких футах над кругом.

— Баварский крестьянский танец, — рассудил Векс.

— «Все флаги в гости будут к нам», — процитировал Род и вытянул вперед затекшие ноги. — Аггломератная культура, старательно смешавшая все дурное, что было накоплено Древней Землей.

— Несправедливое суждение, Род.

Род приподнял бровь:

— А тебе что, нравятся волынки?

Он сложил руки на груди и опустил голову, оставив в дозоре всевидящего и всеслышащего Векса.

Пару часов робот послушно нес стражу, терпеливо пережевывая полученные сведения. А когда музыка утихла, Веке коснулся передним копытом бедра своего господина.

— Ох! — вырвалось у Рода, и он проснулся мгновенно, как и подобает тайному агенту.

— Вечеринка окончена, Род.

Участницы шабаша взлетали в воздух и направлялись на северо-восток.

Одна из метел стартовала под прямым углом к остальным. За ней устремилась другая. Фигурка у ее «наездника» была мальчишеская.

— Негоже тебе вновь отдаляться от нас на долгий срок, Гвендилон.

— Рандаль, будь ты мышью, стал бы ты задирать слонов? Прощай же, и впредь не увивайся за дамами старше тебя на шесть лет!

Метла устремилась прямо к Роду, пролетела над деревьями и исчезла из виду.

— Вот это да! — Род облизнулся. — Хороша девица! Судя по тому, как она разговаривает, она должна быть постарше этих недоростков…

— А я думал, что ты уже выше дешевых завоеваний, Род.

— Это ты в завуалированной форме даешь мне понять, что у нее не может быть со мной ничего общего? Ну, знаешь… Полюбоваться-то на витрину мне еще можно, хотя в лавочку входить не обязательно.

Юные ведьмы летели вдали, над линией горизонта, их веселый смех мало-помалу стихал.

— Ну, ладно. — Род снова уселся по-турецки. — Вечеринка окончена, но ничего нового мы узнать так и не успели. — Он встал на ноги. — Что ж, по крайней мере наше появление осталось в тайне — никто не ведает, что под этим кругом земли спрятан космический корабль.

— О нет, это не так, — произнес кто-то писклявым голосом.

Род замер и в ужасе обернулся.

У подножия старого дуба стоял широкоплечий мужчина ростом всего в двенадцать дюймов и усмехался. Одет он был в дублет и лосины разных оттенков коричневого цвета.

Зубы у него были ослепительно белые, и от него просто-таки веяло коварством.

— Король эльфов будет изумлен, узнав о вашем прибытии, лорд Чародей, — изрек незваный гость и хохотнул.

Род бросился к нему.

Но маленький человечек исчез, только его смех остался.

Род стоял вытаращив глаза и слушал, как ветер шелестит листвой дуба. Последние отголоски издевательского хохота умолкли между разлапистыми корнями старого дерева.

— Веке, — еле шевеля губами, проговорил Род. — Веке, ты видел?

Ответа не последовало.

Род нахмурился и оглянулся:

— Веке? Веке!

Голова робота склонилась чуть не до самых копыт и вяло моталась из стороны в сторону.

— О, черт!

Басовитый колокол сообщал о наступлении девятого часа в большом, на вид не слишком симпатичном городе, где, как рассудили Род с Вексом, располагалась база молодежной организации ведьм. В свете высказанного ведьмами упоминания о королеве Род надеялся на то, что этот город одновременно окажется столицей островного государства.

— Но это только догадка, — поспешно заверил он робота.

— Конечно, — пробормотал Векс. Сказал он это так, что возникло полное впечатление смиренного вздоха.

— Кстати, если вернуться к более насущным проблемам… Как мне себя именовать в этой цивилизации?

— Почему бы тебе не назвать себя Родни д’Арманом Седьмым? Один из немногих случаев, когда твое настоящее имя вполне годится.

Род покачал головой:

— Слишком претенциозно. У моих предков сроду не было аристократического снобизма.

— Но они все же были аристократами, Род.

— Да, как и все прочие, кто жил на той планете, Векс, за исключением роботов. И они так долго прожили в этом кругу, что имели право на кое-какие там почетные штуки…

— Этого почета вполне достаточно для того, чтобы…

— Потом, — прервал робота Род. У Векса на этот счет был пунктик, как и у прочих роботов, произведенных на Максиме. Все они обожали читать проповеди на тему noblesse oblige, стоило только хоть каким-то боком затронуть эту тему. — Мы еще не решили, какое имя мне все-таки выбрать, помнишь?

— Ну, если ты так настаиваешь… — обиженно пробурчал Векс. — Ты снова будешь воином-наемником?

— Да. Это неплохое объяснение для моей склонности к дальним странствиям.

Векс моргнул.

— Мог бы представиться странствующим менестрелем.

Род покачал головой:

— Менестрели должны быть в курсе всех последних новостей. Да, спору нет, неплохо было бы прихватить с собой арфу… особенно если страной правит дама. Иной раз песней можно добиться того, чего не добьешься мечом…

— Каждый раз мы об этом говорим… А как тебе «Гэллоугласс», Род? Так в Ирландии называли воинов-наемников.

— Гэллоугласс… — задумчиво проговорил Род. — Недурственно. Есть даже некий блеск, я бы так сказал.

— Как и у тебя самого.

— Мне показалось или ты это сказал с насмешкой? Да нет, хорошее, крепкое имя… а главное — его не назовешь таким уж милым…

— Как и тебя — это уж точно, — негромко прокомментировал робот.

— Я согласен. Род Гэллоугласс. Решено. Ну-ка, стой!

Род натянул поводья и нахмурился. Откуда-то спереди донесся приглушенный ропот толпы.

— Что это за собрание?

— Род, не мог ли бы я порекомендовать тебе проявить осторожность…

— Идея недурна. Двигай вперед, но топочи потише, пожалуйста.

Веке пошел шагом по озаренной лунами узкой улочке, держась ближе к обшарпанной стене дома. Миновав дом, он остановился и заглянул за угол.

— Что ты видишь там, сестрица Анна?

— Толпу, — коротко отозвался Веке.

— Очень зоркое наблюдение, Ватсон. А еще?

— Факелы. Молодого человека, взобравшегося на помост. Если ты простишь мне эту аналогию, это очень напоминает предвыборные дебаты в твоей alma mater.

— Очень может быть, что так оно и есть на самом деле, — кивнул Род и спешился. — Ладно, постой тут, старина. Обследую окрестности.

Род свернул за угол, пошел маршевым шагом, держа руку на рукояти шпаги.

Судя по виду толпы, идея выдать себя за воина была очень даже к месту. Не исключено, что перед Родом предстал митинг местного Союза Бомжей. Все до одного были в дублетах с заплатками. Род поморщился. С личной гигиеной у участников митинга было так же неважно, как с приличной одеждой. Да, наверняка тут собрались отбросы общества.

Собрание имело место на просторной открытой площади, по одну сторону от которой протекала река. У пристаней стояли на приколе деревянные корабли. Других три стороны площади замыкали полуразрушенные гостиницы, лавки со всякой всячиной для моряков, прочие дешевые магазинчики и склады. Только склады и имели более или менее прочный вид. Все постройки были наполовину бревенчатыми, с характерным вторым этажом, сильно выступавшим над первым.

Вся площадь была заполнена кричащей волнующейся толпой. Горящие факелы отбрасывали на лица людей зловещие отблески.

Приглядевшись к бунтующим получше, Род рассмотрел запавшие глаза, искореженные руки и ноги, головы без ушей — все эти люди выглядели жутко в сравнении с тем, что забрался на наспех сколоченный помост.

Человек этот был молод, широкоплеч, светловолос. Лицо у него было круглое, почти невинное, открытое и честное, глаза горели праведным огнем Мессии. Дублет и штаны у него были на удивление чистые, и сшиты они были из дорогой ткани. На бедре у незнакомца висел меч.

— Этот малый явно с другой стороны дорожки, — задумчиво проговорил Род. — Что же он, хотел бы я знать, делает в этой крысиной норе?

Юноша вскинул руки, толпа взревела, взметнулись факелы, озарили фигуру на помосте.

— На чьих плечах лежит самое тяжкое бремя? — вопросил юноша.

— На наших! — дружно вскричала в ответ толпа.

— Чьи длани заскорузли и потрескались от черной работы?

— Разве вы не заслуживаете того, чтобы они поделились с вами этим богатством и роскошью?

— Заслуживаем!

— Так почему же, — взревел юный оратор, — даже в одном из этих замков накоплено столько богатств, что хватило бы всем вам на королевское житье?

Толпа забесновалась.

— Слышишь, Веке?

— Слышу, Род. Похоже на помесь Карла Маркса с Хью Лонгом[2].

— Странноватый синтез, — пробормотал Род. — А хотя, если задуматься, не такой уж странный.

— Это ваше богатство! — вскричал юноша. — Вы имеете право на него!

Толпа ответила ему дружным ревом.

— Но отдадут ли они вам вашу долю?

Толпа неожиданно притихла, потом противно зароптала.

— Нет! — прокричал юноша. — А если нет, то вы должны потребовать у них того, что вам полагается по праву!

Он снова вскинул руки.

— Королева давала вам хлеб и вино, когда был голод! Королева давала мясо и очень хорошее вино ведьмам из гаваней!

Толпа умолкла. Побежал по рядам шепоток:

— Ведьмы! Ведьмы!

— О да, — взревел оратор. — Она не брезговала даже ведьмами, отверженными и изгоями! Так сколь же больше даст она вам, рожденным для света дня? Она даст вам то, что вам причитается!

Толпа отозвалась дружным ревом.

— И куда же вы направите стопы свои? — вопросил юный Демосфен.

— В замок! — крикнул кто-то, и другие голоса подхватили:

— В замок! В замок!

Скоро уже вся площадь скандировала:

— В замок! В замок! В замок!

Но тут чей-то визгливый вой перекрыл скандирование. Толпа притихла. Какой-то тощий калека взобрался на крышу портового склада и крикнул:

— Солдаты, целый отряд, а то и больше!

— Уходите проулками и подворотнями! — вскричал оратор. — Встретимся через час у Дома Кловиса!

К изумлению Рода, толпа встретила этот приказ молча. Потоки людей быстро потянулись в стороны, растекаясь по узким кривым переулкам. Ни паники, ни давки.

Род притаился в дверном проеме. Демонстранты спешно гасили факелы. Мимо Рода десятками быстро и бесшумно пробегали нищие оборванцы и исчезали в темных жерлах подворотен.

Вскоре площадь опустела, стих вдали негромкий топот ног. Во внезапно наступившей тишине Род расслышал цоканье копыт. То приближались солдаты, призванные охранять покой верных подданных королевы.

Род вышел на мостовую, на цыпочках дошел до угла, за которым его поджидал Веке.

Не мешкая, Род взлетел в седло.

— В какой-нибудь престижный район, — шепотом распорядился он. — Быстро и тихо.

Получая подобный приказ, Веке мог нарастить свои копыта резиновыми подушечками. Кроме того, город он знал наизусть, поскольку в его мозгу были запечатлены результаты аэрофотосъемки. Да, робот-конь имел свои преимущества.

Они мчались по городу. Мостовые шли под уклон вверх, и вскоре уже стал виден холм, на котором возвышался королевский замок. Дома становились все прочнее и красивее. Род и Веке продвигались к более привилегированным районам.

— Какие у тебя выводы, Веке?

— Вне всяких сомнений, тоталитаристское движение, — отозвался робот. — Во главе — подстрекатель, наверняка рвущийся к власти, который пытается сподвигнуть народ на выдвижение требований к правительству — требований, которые правительство ни за что не выполнит. Отказ будет использован для того, чтобы спровоцировать толпу на применение силы. Вот тебе и революция.

— А не может ли этот парень просто-напросто быть амбициозным аристократом, вознамерившимся узурпировать престол?

— Узурпация черпает поддержку в высшем обществе, Род. Нет, это чистейшей воды пролетарская революция — прелюдия к тоталитарному правлению.

Род поджал губы.

— Не хочешь ли ты сказать, что тут имеет место вмешательство со стороны более развитого общества? Я это к тому, что пролетарские революции на такой стадии цивилизации происходят редко.

— Редко, Род, а если и происходят, то формы пропаганды носят зачаточный характер. Агитаторы в средневековом обществе никогда не используют в качестве аргументов основные права человека — это понятие чуждо цивилизации, пребывающей на этой, стадии развития. Вероятность вмешательства чрезвычайно велика…

Губы Рода растянулись в зловещей ухмылке.

— Что ж, это старый, испытанный прием, и похоже, мы явились как раз вовремя для того, чтобы тут потрудиться.

Ближе к верхней окраине города всадник и его верный конь подъехали к высокому двухэтажному зданию, буквой «П» замыкавшему освещенный факелами двор. С четвертой стороны стоял бревенчатый забор с воротами. Из ворот вывалилась компания смеющихся, богато одетых молодых людей. Род уловил обрывок пьяной песни. Звенела кухонная утварь, слышались голоса людей, криками требовавших мяса и пива.

— Похоже, старая железяка, мы разыскали одну из лучших здешних гостиниц.

— Я бы сказал, что это очень приблизительное определение, Род.

Род откинулся на заднюю луку седла.

— Думаю, заночевать тут очень даже можно. Как думаешь, в этой цивилизации водятся колбаски с чесноком, Веке?

Робот поежился.

— Род, у тебя жуткие пристрастия в еде!

— Дорогу! Дорогу! — послышался голос у Рода за спиной.

Обернувшись, он увидел отряд кавалеристов. Позади отряда ехала золоченая резная карета.

Отряд возглавлял герольд.

— Уйди с дороги, парень! — крикнул он. — Дорогу карете королевы!

— Королевы?! — Род вздернул брови. — О да, да, конечно! Сию же минуту!

Он ударил Векса коленом в бок. Конь сошел на обочину и встал так, чтобы Роду была хороша видна процессия.

Занавески в окошке кареты были задернуты наполовину, но кое-что разглядеть было все-таки можно. Фонарь лил мягкий желтоватый свет, и Роду удалось мельком заглянуть внутрь кареты.

Он увидел стройную хрупкую фигурку в темном дорожном плаще с капюшоном, бледное лицо с мелкими чертами, обрамленное светлыми, почти платиновыми волосами, большие темные глаза и маленькие ярко-алые недовольно надутые губки.

Королева была молода, очень молода — совсем девочка, так показалось Роду.

Она сидела подчеркнуто прямо и казалась невероятно хрупкой, но при этом очень решительной. В ее позе и выражении лица было что-то заносчивое и враждебное, что обычно сопутствует страху и одиночеству.

Род проводил взглядом удалявшуюся процессию.

— Род.

Род вздрогнул, покачал головой и понял, что карета уже давно скрылась из виду.

Сердито взглянув в затылок своего коня, он поинтересовался:

— В чем дело, Веке?

— Я подумал: уж не заснул ли ты?

Черная голова повернулась к хозяину. Большие глаза смотрели лукаво, насмешливо.

— Нет. — Род развернулся и устремил взгляд к тому повороту, за которым исчезла карета.

Веке, придав голосу смирение, спросил:

— Снова размечтался, Род?

Род ругнулся.

— А я думал, у роботов нет эмоций.

— Нет. Но у нас есть врожденная антипатия к отсутствию такого качества, которое частенько именуется здравым смыслом.

Род одарил своего спутника кислой усмешкой.

— Ну и конечно, вы в полной мере наделены положительным отношением к такому качеству, как ирония, поскольку в иронии изначально присутствует логика. А ирония требует…

— …чувства юмора, это верно. И ты должен признать, Род, что есть нечто поразительно смешное в том, что человек гоняется за созданием своего собственного воображения по всей галактике.

— О да, это, конечно, достойно всяческого осмеяния. Но разве не в этом и состоит главное различие между людьми и роботами, Веке?

— В чем? В способности формировать воображаемые конструкции?

— Нет. В способности привязываться к ним. Ладно, давай-ка поглядим, найдется ли здесь для тебя уединенное стойло, где бы ты мог в тишине и спокойствии пережевать полученную информацию.

Веке развернулся и зарысил к воротам постоялого двора.

Как только Род спешился, от конюшни к нему бегом припустился грум. Род бросил ему поводья и сказал:

— Воды ему много не наливай.

С этими словами он направился к гостинице и вошел в просторный общий зал.

Род и не предполагал, что в помещении, где никто не курит, может быть настолько дымно. Видимо, здесь еще не додумались до строительства дымоходов.

Однако это обстоятельство, похоже, ничуть не удручало завсегдатаев. В зале звучал заливистый смех, грубые шутки, громкие разговоры. В просторном зале стояло около двадцати больших круглых столов и несколько столиков поменьше. За ними сидели люди, чьи наряды выделяли их из общей массы, хотя было видно, что положение их в обществе не так высоко, чтобы они могли найти приют в замке. Освещен зал был сосновыми факелами, добавлявшими дыма, длинными свечами, добросовестно поливавшими завсегдатаев воском, и огромным очагом, на котором можно было запросто зажарить быка, что, собственно, в данный момент и происходило.

Между столиками сновала стайка мальчишек и полногрудых девиц, разносивших еду и напитки. Многие из них демонстрировали настоящие рекорды перемещения по пересеченной местности.

Крупный лысоватый мужчина в фартуке, повязанном поверх выдающегося брюшка, выскочил из кухни с большим дымящимся блюдом. Скорее всего то был хозяин. Дела у него сегодня явно шли на славу.

Оторвав взгляд от блюда, хозяин заметил Рода, несомненно, оценил его алый с золотом камзол, меч и кинжал, а также общий важный вид и туго набитый кошелек (главным образом, конечно, кошелек) и передал блюдо первой попавшейся служанке, после чего устремился к Роду, вытирая на ходу фартуком руки.

— Чем могу услужить вам, добрый господин?

— Кружкой эля и отбивной толщиною в два твоих больших пальца. А также столиком на одного, будь так добр, — улыбнувшись, ответил Род.

Хозяин постоялого двора выпучил глаза, губы его сложились в букву «О». Наверняка Род сказал что-то необычное.

Но вот глаза толстяка приобрели расчетливое выражение — такое Роду уже не раз случалось наблюдать. Как правило, за таким взглядом следовало еле слышное распоряжение официанту: «Слюнтяй. Надо вытрясти из него все, что у него в загашнике».

Род улыбнулся.

Вежливость. Вот в чем была его ошибка. Промашка вышла. Род преобразил улыбку в злобный оскал.

— Ну, чего ждешь? — рявкнул он. — Живо тащи все на стол, а не то я с твоей жирной задницы срежу себе кусок на отбивную!

Хозяин вздрогнул, сгорбился и принялся быстро и часто кланяться:

— Сию минуточку, господин, сию минуточку! В мгновение ока все будет готово, вот увидите!

Он повернулся к кухне.

Рука Рода легла на его плечо.

— Про столик не забыл? — напомнил он толстяку.

Тот судорожно вдохнул, кивнул и провел Рода к столику, возле которого стояла отесанная колода, заменявшая стул, после чего поспешил на кухню, наверняка тихонько ругаясь на чем свет стоит.

Род ответил ему любезностью, только выругался погромче, расширив предмет ругани довольно-таки значительно и не забыв упомянуть о продажной природе человечества.

Ну и конечно, завершил он тираду мысленно, проклиная себя за то, что невольно услужил Маммоне, ступив на путь грубости и хамства.

Но что он мог поделать? Агенты АБОРТ должны были оставаться вне подозрений. Вежливый, мягкосердечный средневековый буржуа? Одно по определению противоречило другому.

«Сию минуточку», — пообещал хозяин и исполнил свое обещание. Отбивная и эль возникли на столе, как только Род уселся. Хозяин стоял у стола, нервно вытирая руки фартуком и выглядя в высшей степени озабоченно. Наверное, ждал, что скажет Род о его стряпне.

Род открыл было рот, чтобы приободрить беднягу, но вовремя спохватился, правда, слова так и встали у него поперек горла. Он наморщил нос, и по лицу его расползлась медленная ухмылка. Он взглянул на хозяина.

— Уж не запах ли колбасок с чесноком я чую?

— О да, ваше благородие! — Хозяин снова принялся кланяться. — Они самые, колбасочки с чесночком, и притом самые что ни на есть расчудесные, вы уж мне простите мою похвальбу. Ваше благородие желает?..

— Мое благородие желает, — сказал Род. — Presto allegro, эй, ты!

Хозяин смутился, как смущался, бывало, Веке, слыша от Рода всякие силлогизмы, и бегом припустил на кухню.

«Теперь-то что не так?» — гадал Род. Наверное, опять он что-то не то ляпнул. А он так гордился этим «эй, ты».

Он попробовал отбивную и только успел с нею покончить, когда на стол с грохотом опустилась тарелка с колбасками.

— Славно, — похвалил хозяина Род. — И отбивная была недурна.

Лицо хозяина озарилось облегченной улыбкой. Он было поплелся прочь от стола, но вдруг вернулся.

— Ну? В чем дело? — поинтересовался Род с набитым колбаской ртом.

Хозяин снова нервически вытирал руки фартуком.

— Прощеньица просим, господин хороший, только вот… — Губы у него скривились, и он выпалил: — Вы уж не чародей ли, часом, будете, г-господин, а?

— Кто, я? Чародей? Что за чушь!

Для пущей выразительности Род схватил столовый нож и нацелил его острие в живот хозяина. Живот сразу поджался и исчез, унося вместе с собой своего владельца.

«С чего это вдруг он принял меня за чародея? — гадал Род, с аппетитом уплетая колбаску. — Лучше колбасок мне еще ни разу не доводилось пробовать, — решил он. — Это, наверное, потому, что они подкопченные. Интересно, каким деревом они тут пользуются при копчении? Наверное, это он из-за presto allegro смутился. Небось подумал, что это какие-то магические слова».

Что ж, в данном случае слова эти действительно произвели чудо.

Род откусил кусок колбаски, запил элем.

Он — чародей? Ни за что! Пусть он младший сын младшего сына, но чтобы такое… нет, никогда!

Помимо всего прочего, колдовство предполагало заключение контракта, подписанного кровью, а Род не имел права тратить ни капли крови попусту, хоть, бывало, и терял. Он осушил кружку и со стуком опустил ее на стол. Хозяин тут же материализовался рядом со столом и наполнил кружку Рода новой порцией эля из кувшина. Род уже начал было благодарно улыбаться, но вспомнил о своей роли и преобразил улыбку в оскал. Покопавшись в кошельке, он нащупал неправильной формы золотой самородок — вполне сносную валюту для Средневековья, вспомнил о том, как превратно ценится в таком обществе щедрость, и не стал доставать самородок. Вместо него он сунул хозяину небольшой слиток серебра.

Хозяин уставился на лежащий на его ладони слиток, и его глазные яблоки предприняли отчаянную попытку обратиться в полушария. Издав булькающий хрип, он протараторил не слишком разборчивые слова благодарности и поспешил прочь.

Род раздраженно кусал губы. Видимо, даже такой маленький кусочек серебра здесь способен был произвести сенсацию.

Однако раздражение быстро унялось. Пара фунтов говядины, наполнившей желудок Рода, сделали свое дело, и мир вокруг казался куда как симпатичнее. Род вытянул ноги в проход между столами, скрестил их, откинулся назад и принялся ковырять в зубах острием ножа.

Что-то с этом зале было положительно не так. В веселье что-то нарочито профессиональное: голоса звучали чуть громче, чем следовало бы, смех — немного напряженно и отзывался мрачноватым эхом. А вот угрюмость — у тех, что были угрюмы, — напротив, была самая что ни на есть неподдельная.

И еще — страх.

Взять хотя бы вон ту парочку за третьим по счету столиком справа: о чем бы они там ни перешептывались, их нельзя было заподозрить в актерстве. Род тайком повернул печатку в перстне и направил его на спорщиков.

— Что проку от этих сборищ, если королева то и дело посылает против нас своих солдат?

— Все ты верно говоришь, Адам, все верно. Она нас слушать не станет. Когда все будет позади, она нас и близко не подпустит, и слова вымолвить не даст.

— Ну тогда надо будет заставить ее выслушать нас!

— Да? А от этого какой будет прок? Ну выслушает, так ее вельможи не позволят ей дать нам то, чего мы потребуем!

Адам стукнул ладонью по столу:

— Но ведь мы имеем право быть свободными и не обязаны всю жизнь быть ворами и попрошайками! Пора положить конец долговым тюрьмам, а вместе с ними и поборам!

— Это точно, и еще чтобы уши больше не отрезали за то, что ты спер каравай хлеба! — Собеседник Адама глубокомысленно поскреб место отсутствующего уха. Вид у него был как у затравленного пса. — Только она ведь все-таки кое-что для нас сделала…

— Ну да, теперь она своих судей насажала везде! Теперь вельможи не смогут сами вершить правосудие на свой аршин.

— Благородные господа этого не потерпят, тебе ли этого не понимать. Долго это судейство не протянет.

Одноухий был мрачен. Его указательный палец вычерчивал круги на мокрой от пролитого пива крышке стола.

— Верно говоришь! Вельможи ни за какие коврижки не станут слушать королеву! — Адам со злостью воткнул нож в крышку стола. — Неужели Логир этого не понимает?

— Нет, ты про Логира дурного не говори! — Физиономия одноухого еще сильнее помрачнела. — Ежели б не он, мы и по сю пору были бы ордой бродяг и не ведали бы, зачем мы вместе собрались! Про Логира ты плохого не болтай, Адам. Не будь его, откуда бы нам хотя бы медяков наскрести, чтобы тут посидеть, а тут и солдаты королевские — такие же гости, как мы с тобой.

— Ну это да, это да, это ты верно говоришь. Он из нас, воришек, людей сотворил. Только теперь он нас держит в ежовых рукавицах, не дает сражаться за то, что нам по праву принадлежит!

Одноухий строптиво поджал губы.

— Ты, видать, наслушался глупой и завистливой болтовни Пересмешника, Адам!

— Но мы должны сражаться, послушай меня! — вскричал Адам и сжал кулаки. — Должна пролиться кровь, только так мы сумеем добиться своего! Кровь за кровь, кровь господ…

Тут на Рода налетела какая-то ожившая глыба, притиснула к столу. Пахнуло потом, луком и дешевым вином.

Род уперся локтем в стол и оттолкнул пьяного плечом. Тот, охнув, откачнулся. Род выхватил кинжал и вернул печатку в исходное положение.

Пьяный верзила навис над ним. Роста в нем было футов восемь, и в плечах он был широк неимоверно.

— Эй, ты! — проревел он. — Ты че не смотришь, когда я иду?

Кинжал Рода сверкнул и пролил свет, который ударил в глаза пьяницы.

— Держись подальше, дружище, — посоветовал ему Род негромко. — Дай порядочному человеку спокойно эля попить.

— Порядочный? Вот оно что? — хихикнул пьяный крестьянин. — Солдат, а туда же, в порядочные записался!

Эхо его хохота прокатилось по залу.

Род понял, что чужаков здесь, мягко говоря, недолюбливают.

Смех забулдыги резко оборвался.

— Ты ножичек-то свой убери, — посоветовал он Роду. — Тогда я тебе покажу, как порядочный крестьянин положит вояку на лопатки.

У Рода мурашки по спине побежали. Он понял, что хозяин кабачка натравил этого пьяницу на новенького с тугим кошельком.

— Я на тебя не в обиде и ссориться с тобой не желаю, — пробормотал Род и тут же понял, что сморозил глупость.

Верзила осклабился и проревел:

— Ага! Теперь он, значит, не в обиде у нас! Иду это я, значит, качаюсь маленько, а он мне дорогу заступил так; что мне деваться некуда, как только на него налететь, а он говорит: «Я на тебя не в обиде. Ссориться, — говорит, — не желаю». Да ты хоть знаешь, с кем связался-то? Я ж Большой Том! — Громадная мясистая ручища ухватила Рода за ворот, рывком подняла на ноги. — Я тебе щас покажу, как со мной не ссориться!

Род резко взмахнул правой рукой, рубанул верзиле по сгибу локтя и отдернул руку. Лапища Тома обмякла и упала. Верзила тупо уставился на собственную руку, как бы обвиняя ее в подлом предательстве.

Род сжал губы и убрал кинжал в ножны. Отступил, согнул ноги в коленях, потер левой рукой сжатую в кулак правую. Да, спору нет, крестьянин отличался внушительными габаритами, но в искусстве боксирования явно ни черта не смыслил.

Рука Тома ожила, ему стало больно. Верзила злобно взревел, сжал кулак и замахнулся на Рода. Кулачище его стал подобен тяжеленному молоту, готовому расплющить все, по чему бы он ни угодил.

Но Род увернулся, а когда кулак просвистел мимо него, заскочил за плечо Тома и нанес ему удар сзади, тем самым поспособствовав движению, намеченному замахом.

Большого Тома развернуло по кругу. Род ухватил его за правое запястье и вывернул руку за спину, после чего вздернул ее повыше. Большой Том взвыл от боли, а Род завел руку под подмышку Тома — то бишь исполнил то, что у борцов зовется полунельсоном.

«Неплохо», — думал Род. Пока, строго говоря, боксировать ему не пришлось.

Отпустив Тома, Род дал ему хорошего пинка под задницу. Тома швырнуло на открытое пространство перед очагом. Он попытался удержаться на ногах, но это ему не удалось. С оглушительным стуком попадали перевернутые столы, завсегдатаи кабачка повскакали на ноги и стали разбегаться в стороны, с готовностью уступая место у очага Большому Тому.

Тот поднялся на четвереньки, помотал головой, поднял ее и узрел перед собой Рода. Тот стоял в борцовской стойке, мрачно ухмылялся и обеими руками манил к себе обидчика.

Том басовито зарычал и, оттолкнувшись от бортика очага, бросился к Тому, по-бычьи нагнув голову.

Род отступил в сторону и выставил ногу. Большого Тома швырнуло к ближайшим столам. Род закрыл глаза и стиснул зубы.

Раздалось четыре оглушительных удара подряд. Род съежился, потом открыл глаза и заставил себя посмотреть на результат.

Голова Большого Тома высунулась из груды обломков. Глаза верзилы были выпучены, челюсть перекошена.

Род печально покачал головой, щелкнул языком:

— Ночка у тебя нынче неудачная выдалась, Большой Том. Почему бы тебе не пойти домой да не проспаться?

Том с трудом поднялся на ноги, собирая себя по частям. Болезненно морщась, потер бедро, запястье, ключицы.

Убедившись, что все у него цело, он топнул ногой, упер руки в боки и воззрился на Рода.

— Послушай, малый! — с упреком воскликнул он. — А ты дерешься не как порядочный джентльмен!

— Да никакой я не джентльмен, — согласился Род. — А что, может, еще попробуем, Том? Давай, а?

Верзила придирчиво оглядел себя, словно сомневаясь в своих физических способностях. Не слишком решительно поддел ногой обломок дубового стола, согнул руку в локте, ударил кулаком по внушительному бицепсу и кивнул.

— Я не против, вот только охолону маленько, — объявил он. — Давай, малявка.

Он шагнул на расчищенное пространство перед очагом, осторожно пошел по краю, зорко поглядывая на Рода затекшим глазом.

— Наш добрый хозяин, видать, сказал тебе, что у меня в кошельке полным-полно серебра, так ведь? — прищурившись, поинтересовался Род.

Большой Том молчал.

— И еще он тебе сказал, что я слабак и что управиться со мной — пара пустяков. Ну, он и тут промашку дал.

Большой Том вытаращил глаза и разочарованно крякнул:

— Что, серебришка нету у тебя?

Род кивнул:

— Я так и думал. Он тебе сказал.

Взгляд его метнулся к хозяину кабачка. Тот, с лицом землистым от страха, дрожа, прятался за опорным столбом.

Отведя от него взгляд, Род заметил ножищу Тома, которая была нацелена прямо ему под ложечку.

Род отпрыгнул назад, обеими руками ухватил Тома за лодыжку и резко вздернул его ногу вверх.

Нога Тома описала аккуратную дугу. Мгновение он висел в воздухе, отчаянно размахивая руками, а потом с диким воем грохнулся об пол.

Род с искренней болью наблюдал за тем, как корчится на полу несчастный верзила, как хватает он ртом воздух.

Род шагнул к нему, схватил его за рубаху на груди, уперся ногой в ступню Тома и рывком поднял его с пола. Том незамедлительно набросился на Рода, но тот успел подставить плечо ему под мышку и снова привел соперника в вертикальное положение.

— Эй, хозяин! — крикнул он. — Бренди, да поживей!

Роду всегда нравилось считать себя человеком, на которого можно было опереться, но не до такой же степени!

Когда Большой Том был несколько реанимирован и препровожден к столу, где его радушно встретили подвыпившие приятели, когда гости навели в зале кое-какой порядок и вернулись на свои места, а Род так и не продемонстрировал ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего намерение расквитаться с хозяином, в глазах того наконец вспыхнул огонек надежды на лучшее. Он снова возник перед Родом. Подбородок его был выпячен, уголки губ стыдливо опущены.

Род заставил себя вынырнуть из глубин циничной оценки добродетелей хозяина и взглянул на того:

— Ну, чего тебе?

Хозяин сглотнул подступивший к горлу ком:

— Если ваше благородие не будет сильно гневаться, то… сломано несколько столов… и стульев.

— Столов, — эхом повторил Род, не шевелясь. — И стульев. — Он вскочил и ухватил хозяина за шею. — Ах ты, скользкий, никчемный сквалыга! Ты натравил на меня этого бугая, ты пытался меня ограбить, а теперь у тебя еще хватает наглости явиться и заявить, что я тебе денег должен? — Ругаясь, Род не забывал сопровождать некоторые слова ударами по шее хозяина, коего он вдобавок подталкивал к столбу. Хозяин предпринимал отчаянные попытки сопротивляться и возражать, но добился только того, что, прижавшись спиной к столбу, утратил свою дородность и превратился в подобие блина.

— Мало этого, так у меня эль нагрелся! — прокричал Род. — Хозяин ты тут, говоришь? Это так ты тут принимаешь достойных воинов?

— Простите меня, господин, простите! — верещал хозяин, безуспешно пытаясь ухватить Рода за руку. — Я не желал вам ничего дурного сделать, ваше благородие, я только хотел…

— Только ограбить меня ты хотел! — фыркнул Род, отшвырнул от себя толстяка, и тот грохнулся спиной на стол. — Берегись таких, как я! Обманешь — мы становимся жестоки! А теперь вот что: кубок подогретого крепкого вина, покуда я не успею сосчитать до трех, тогда я, так и быть, не отрежу тебе уши и не привяжу их к твоему подбородку. Давай, двигай ногами!

Род сосчитал до трех с паузами в две секунды, и в руке его возник кубок. Хозяин, пятясь, поспешил прочь от стола, предусмотрительно зажав уши руками. А Род уселся за стол, отхлебнул вина, попутно гадая, что означает употребленное им оскорбление «сквалыга».

Немного придя в себя, он заметил на столе половинку чесночной колбаски. Он тяжелой рукой взял ее и сунул в кошель. Колбаску он здесь оставлять не хотел — она стала бы единственным приятным воспоминанием об этом мерзком заведении.

Род поднялся и крикнул:

— Эй, хозяин!

Хозяин трусцой подбежал к столу и вытянулся по струнке.

— Отдельную комнату с теплыми одеялами!

— Отдельную комнату, сэр! Сию секундочку, сэр! — Хозяин опрометью бросился прочь, на ходу кивая. — С теплыми одеялами, сэр! Не извольте беспокоиться, сэр! Будет исполнено, сэр!

Род скрипнул зубами и развернулся к выходу. Выйдя, он прислонился к притолоке, опустил голову на грудь, прикрыл глаза.

— Закон джунглей, — пробормотал он. — Кусай того, кто слабее тебя. А тому, кто сильнее тебя, кланяйся, пусть он тебя кусает — авось не сожрет целиком.

— И все же все люди наделены гордостью, — негромко прозвучал голос за ухом Рода.

Род вскинул голову и улыбнулся:

— А, ты здесь, старый крот!

— Выругайся, полегчает, — посоветовал ему Веке.

Род разразился ругательством, которое сделало бы честь матросу, мучающемуся невыносимым похмельем.

— Полегчало? — не без изумления осведомился Веке.

— Не очень. Только ты мне скажи, как глубоко этот человек упрятал свою гордость? Что-то я не заметил, чтобы он ее выказал хоть капельку. Угодливость я заметил, трусость заметил, но гордость, честолюбие? Нет. Нету в нем этого.

— Гордость и честолюбие не всегда синонимы, Род.

Кто-то подтолкнул Рода под локоть. Он резко обернулся, готовый к отражению атаки.

Это оказался Большой Том, старательно пытавшийся уменьшить свой огромный рост и оказаться на одном уровне с Родом.

— Добрейший вам вечерочек, господин.

Том пару мгновений, не мигая, смотрел на верзилу, лишившись дара речи.

— И тебе добрый вечер, — отозвался он наконец, стараясь придать голосу как можно больше сдержанности. — Чем могу служить?

Большой Том смущенно пожал плечами и поскреб пятерней затылок.

— Такое дело, господин, — жалобно проговорил он. — Вы тут меня вроде как на смех подняли…

— О? — Род вздернул бровь. — И что? Говори!

— Да я и говорю, вроде… Так что… — Он стянул с головы шляпу и смял ее в здоровенных ручищах. — Короче говоря… словом, господин, вы меня наповал сразили, и теперь все надо мной смеются.

Род выпрямился.

— Видимо, ты хочешь сказать, что я должен тебе помочь? Отплатить за твои страдания?

— Да нет, господин! — Большой Том попятился. — Не в этом дело, господин, не в этом вовсе! А в том дело, что… ну… Я тут подумал было… что вот если бы вы могли… то есть… что я…

Он настолько виртуозно завертел свою шляпу, что любой наблюдавший за его движениями жонглер наверняка утратил бы рассудок, и вдруг слова просто посыпались с его губ.

— А подумал я, не нужен ли вам, часом, слуга… ну, там… грум, или лакей, или… — Он смутился и замолчал, робко, искоса глядя на Рода с нескрываемой надеждой.

Род на миг окаменел, изучая открытую, почти подобострастную физиономию своего недавнего врага.

Затем он скрестил руки на груди и снова прислонился к притолоке.

— Это как же получается, Большой Том, а? Еще и получаса не минуло с тех пор, как ты намеревался меня ограбить! А теперь я, стало быть, должен тебе поверить и взять тебя в оруженосцы, так?

Большой Том закусил нижнюю губу и сдвинул брови.

— Поверить, оно, конечно, трудно, спору нет, господин. Это мы очень даже понимаем, только… — Он беспомощно развел руками. — Только… вот какая штука… Окромя вас, никому еще не доводилось меня одолеть, ну и…

Дар речи вновь изменил ему. Род медленно кивнул, не спуская глаз с верзилы:

— И потому теперь ты должен служить мне.

Том выпятил нижнюю губу и мотнул головой:

— Не то чтоб должен, господин, — ежели сам захочу.

— Воришка, — сказал Род. — Пьяница и забияка. И я должен тебе верить.

Том снова безжалостно скрутил шляпу.

— Но лицо у тебя честное, — задумчиво проговорил Род. — Оно не похоже на лицо человека, который прячет камень за пазухой.

Том широко улыбнулся и с готовностью кивнул.

— Это, конечно, ровным счетом ничего не значит, — возразил Род. — Знавал я пару-тройку на вид невинных девиц, которые на поверку оказались записными шлюхами.

Том помрачнел.

— Так что ты можешь быть как честным малым, так и первосортным пройдохой. У-Векс-ательная задачка.

Голос за ухом у Рода еле слышно произнес:

— Предварительная обработка имеющейся информации указывает на наличие фундаментально простейшей структуры личности. Вероятность того, что этот индивидуум послужит надежным источником информации относительно местных социальных переменных, значительно превышает вероятность того, что оный индивидуум проявит ярко выраженную двойственность поведения.

Род понимающе склонил голову. Его бы устроил даже вариант пятьдесят на пятьдесят.

Он выудил из кошелька кусочек серебра, чуть пропахшего чесноком, и вложил в ручищу верзилы.

Том уставился на серебро, перевел взгляд на Рода, потом снова на блестящий металл.

Его рука быстро сжалась в кулак и едва заметно задрожала. Пытливый взгляд вновь устремился к Роду.

— Ты взял у меня монету, — сказал Род. — Теперь ты мой.

Большой Том улыбнулся от уха до уха и радостно поклонился Роду:

— Да, господин! Вот спасибочки-то, господин! Уж как я вам благодарен, и не сказать, господин! Да я…

— Я все понял, — оборвал его излияния Род. Ему было здорово не по себе смотреть, как унижается перед ним этот взрослый сильный мужчина. — К исполнению своих обязанностей приступишь прямо сейчас. Скажи мне, трудно ли поступить на службу в королевское войско?

— И вовсе даже не трудно, господин! — ухмыльнулся Большой Том. — Им завсегда новые солдаты требуются.

«Дурной знак», — решил Род.

— Ладно, — сказал он вслух. — Давай топай обратно, погляди, какую там нам комнату отвели, да проверь, не притаился ли какой головорез в шкафу.

— Слушаюсь, господин! Будет исполнено! — С этими словами Большой Том спешно ретировался обратно в гостиницу.

Род улыбнулся, зажмурился и прижался затылком к дверному косяку. Покачал головой из стороны в сторону, беззвучно смеясь. Он не уставал изумляться людской психологии. И как только этот здоровяк ухитрился меньше чем за десять минут сменить наглость на услужливость?

И тут чей-то приглушенный дрожащий вой разорвал ночную тишину, прибавил громкость и превратился в хриплый вопль.

Род вздрогнул, распахнул глаза. Сирена? Здесь?

Вой доносился слева. Род посмотрел в ту сторону и увидел возвышавшийся на холме замок.

Там, у подножия башни, что-то светилось и раскачивалось подобно спальному вагону, скорбящему об утрате остального состава.

Из гостиницы толпой повалили постояльцы, запрудили двор, устремили взоры в сторону замка и принялись тыкать пальцами:

— Это баньши!

— Опять!

— Да нет, все будет хорошо. Разве она не появлялась уже трижды? А королева все еще жива!

— Веке, — осторожно и тихо проговорил Род.

— Да, Род?

— Веке, там баньши. На стене замка. Баньши, Веке.

Ответа не последовало.

Затем за ухом у Рода послышалось жуткое шипение и треск, от которых у него чуть голова не треснула. А потом стало тихо. Род помотал головой и потер висок тыльной стороной ладони.

— Нет, надо поосторожнее с ним, — пробормотал он себе под нос. — Раньше у него хотя бы тихие припадки случались.

Отправиться к конюшне и вывести Векса сейчас, когда двор был полон зевак, — это было бы неразумно, это выглядело бы в высшей степени подозрительно.

Посему он отправился в отведенную ему комнату, дабы отлежаться, пока все не утихомирится. Ну а когда все разошлись со двора, Род уже устроился с таким удобством, что ему лень было вставать и тащиться в конюшню. Ночь, судя по всему, предстояла тихая, так что нужды беспокоить робота не было.

В комнате было темно, только от окна по полу тянулась светлая дорожка — то был свет самой большой из трех лун. Снизу доносились приглушенные голоса и дребезжание кухонной утвари — засидевшиеся постояльцы все не расходились. А в комнате у Рода было тихо.

То есть относительно тихо. Большой Том, свернувшийся калачиком у изножья кровати хозяина, храпел, что твой бульдозер с невыключенным двигателем. В сонном состоянии он производил намного больше шума, нежели в состоянии бодрствования.

Вот ведь загадка — Большой Том. До сего дня Роду еще ни разу не удавалось ни с кем подраться так, чтобы ему самому хоть разок не заехали. Большой Том во время драки то и дело раскрывался, и попасть по нему труда не составляло ввиду его габаритов, и все же ему вовсе не обязательно было быть настолько неуклюжим. И такие дюжие молодцы порой бывают куда как ловки…

Но почему Большой Том вдруг так переменился?

Затем, чтобы Род принял его на службу?

Ну а как насчет Адама и Одноухого? Судя по их разговору, они участвовали в сборище на площади у пристаней, а это означало, что оба они — члены пролетарской партии. Как там ее назвал этот молодой провокатор? «Дом Кловиса», вот как.

Но если считать Адама и Одноухого репрезентативными образчиками, следовательно, Дом Кловиса был организацией, разделенной внутри себя. Похоже, в партии существовало две фракции. Одна из них поддерживала… как его звали, этого желторотого оратора? А вторую возглавлял Пересмешник, кто бы он такой ни был. Две типичные фракции. Одна состояла из непротивленцев, вторая из поборников применения силы. Речь и меч.

Так… И все-таки зачем это Большому Тому вдруг резко понадобилось искать место слуги? Решил подняться на ступень вверх по социальной лестнице? Да нет, на карьериста он явно не смахивал. Думал огрести жалованье побольше? Тоже вряд ли — судя по его одежде, он не прозябал в нищете.

Не затем ли, чтобы шпионить за Родом?

Род перевернулся на бок. Не исключено, что Том был одним из видных участников здешнего революционного движения. Но с чего бы Дому Кловиса шпионить за Родом? Не могли же они его в чем-то заподозрить? Или могли?

Если Веке не ошибался, если Дом поддерживали извне, тогда революционеры действительно могли что-то такое заметить — а вот как, об этом можно было только гадать.

А может быть, у Рода просто обострилась хроническая паранойя?

Он окончательно проснулся. Мышцы напряглись. Род вздохнул и слез с кровати, понимая, что больше не заснет. Лучше перезарядить Векса да поговорить с ним по душам. Роду сейчас до зарезу была необходима электронная объективность робота — своей у него почти не осталось.

Род приподнял ржавую задвижку, и Большой Том пошевелился и проснулся:

— Господин? Куда это вы?

— Да я что-то насчет коня своего забеспокоился, Большой Том. Схожу на конюшню да посмотрю, задали ли ему корма, как я велел А ты спи.

Большой Том на миг задержал на Роде полусонный взгляд.

— Вы такой заботливый, господин. — С этими словами он повернулся на бок и опустил голову на свернутый плащ, служивший ему подушкой. — Это надо же — так за конягу переживать, — пробормотал он и снова захрапел.

Род усмехнулся и вышел из комнаты.

В нескольких шагах обнаружилась лестница — грязная и скользкая, однако, спустившись по ней, до конюшни можно было добраться быстрее, чем воспользовавшись парадным входом.

Дверью, что выводила во двор, явно пользовались нечасто. Когда Род приоткрыл ее, она застонала, словно жаба, мающаяся в жаркий день на солнце.

Постоялый двор был залит мягким золотистым светом трех лун. Самая большая из них лишь немного уступала размерами терранской луне, но располагалась значительно ближе к планете. Ее диск заполнял тридцать градусов небосвода. Похоже, она всегда пребывала в фазе полнолуния.

— Славная планетка для влюбленных, — мечтательно проговорил Род. Он смотрел на луну и потому не заметил обрывка серой бечевки, протянутой чуть выше ступеньки крыльца. Род запнулся.

Он раскинул руки и выставил их перед собой, дабы смягчить падение. Что-то тяжелое стукнуло его по затылку, и мир растворился в облаке искр.

Очнулся он неизвестно где. Полумрак. Красноватый тусклый свет. Пульсирующая боль в затылке. Что-то холодное и мокрое скользнуло по лицу. Род поежился и очнулся окончательно.

Он лежал на спине, над ним нависал сводчатый известняковый потолок, испещренный пятнами отраженного света. Шершавые известняковые колонны тянулись от потолка к зеленому ковру, словно сталактиты соединялись со сталагмитами. Зеленый ковер растекался во все стороны не меньше чем на милю. Свет, казалось, лился отовсюду — танцующий, колеблющийся, и его блики исполняли на потолке замысловатый танец.

Род лежал на ковре. Он ощущал его спиной — холодный, упругий, сырой… Мох толщиной в три дюйма. Род попытался вытянуть руку и потрогать мох, но обнаружил, что не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой. Приподнял голову, поискал взглядом путы, но не увидел даже тончайшей ниточки, которая бы связывала его.

Он тряхнул головой, пытаясь прогнать боль, которая мешала ему соображать.

— Векс, — морщась, проговорил он. — Где я?

Ответа не последовало.

Род прикусил губу.

— Ну, давай, железный конь! Что у тебя там, переключатель отказал?

Переключатель…

У Векса ведь случился очередной припадок! И Род направлялся к нему, чтобы перезарядить робота.

Значит, он предоставлен сам себе.

Он вздохнул и опустил голову на ковер зеленого мха.

Где-то справа послышалось пение. Род повернул голову в ту сторону.

В каменном круге мерцал огонь. Над очагом возвышалась тренога, а на ней — котел, накрытый крышкой. Котел весело побулькивал. Из отверстия в его крышке тянулась трубка. Капли воды стекали по ней в ковшик.

Примитивный перегонный аппарат.

А рядом — самогонщик ростом футов в восемнадцать, широкоплечий и крепкий, в дублете и лосинах. Лицо у самогонщика было круглое и приветливое, глаза — зеленые, с озорными огоньками, нос приплюснутый, а рот — широкий, улыбчивый. На голове у него красовалась самая что ни на есть робингудовская шапочка с алым пером.

Взгляд зеленых глаз устремился к Роду.

— Ба! — воскликнул коротышка раскатистым баритоном. — Ты очнулся, чародей!

Род поморщился:

— Чародей? Я вовсе не чародей!

— Ну да, — хмыкнул коротышка. — Не чародей. Являешься на падучей звезде, с конем, сделанным из холодного железа…

— Минуточку, минуточку, — прервал его Род. — С чего ты взял, что мой конь — из холодного железа?

— Мы — Маленький Народец, — как ни в чем не бывало сообщил коротышка. — Мы живем под дубами, осинами и терновыми кустами, наши стихии — дерево, воздух и почва. А те, что владеют холодным железом, хотят погубить наши леса. Холодное железо — это знак тех, кому мы ненавистны, и потому нам ли не знать холодного железа, в какие бы наряды оно ни рядилось. — Он отвернулся к котлу, поднял крышку и взглянул на варево. — Ну и потом… ты умеешь слышать то, о чем говорится в доброй полумиле от тебя, твой конь способен скакать бесшумно как ветер и быстрее сокола, если потребуется. И ты не чародей, да?

Род покачал головой:

— Нет, не чародей. Я пользуюсь наукой, а не колдовством.

— Конечно, — понимающе кивнул коротышка. — «Как розу ни зови…» О нет, ты — чародей, и об этом ведает всякий и каждый вдоль и поперек в Грамерае!

— В Грамерае? Это еще что такое?

Коротышка изумленно вытаращил глаза:

— Как — что? Это наш мир, чародей! Тот мир, в котором мы живем, земля между четырьмя морями, царство королевы Катарины!

— О… она правит всей страной?

— Воистину так, — сказал эльф и искоса глянул на Рода.

— А как зовется ее замок? И тот город, что стоит у подножия холма?

— Раннимед. Честно говоря, ты на редкость необразованный чародей.

— Что я, собственно, и пытаюсь тебе втолковать, — вздохнул Род.

Человечек отвернулся, качая головой и что-то бормоча себе под нос. Он открутил краник пипетки, которой заканчивалась трубка, и собрал немного дистиллята в маленькую кружку.

Род только сейчас понял, как сильно хочет пить.

— А-а-а… скажи-ка, что ты там варишь? Не бренди ли, часом?

Эльф покачал головой.

— Джин? Ром? Aqua vitae?

— О нет. Это спиритусы иного сорта. — Он наклонился к Роду и поднес миниатюрную кружку к его губам.

— Спасибо. — Род отпил глоток, устремил взгляд к потолку, облизнулся. — Похоже на мед.

— Чем кормятся дикие пчелы, тем кормлюсь и я, — отозвался эльф и одним прыжком оказался у огня.

— Совсем недурно. Рецептик не дашь?

— Что ж не дать? Дам, — осклабился эльф. — Чего не сделаешь для гостя!

— Гостя! — фыркнул Род. — Не хотелось бы упрекать тебя, но я бы не назвал гостеприимством связывание по рукам и ногам.

— Ну… об этом можно и поспорить…

Эльф поднял крышку и помешал варево.

И тут Рода озарило. У него даже волосы на затылке дыбом встали.

— Погоди, а скажи-ка… Мы вроде бы не познакомились, но… тебя, случайно, не Робином ли Добрым Малым кличут? И еще — Элиасом Паком?

— Это ты верно сказал. — Эльф с громким звоном водрузил крышку на место. — Я — веселый ночной странник.

Род откинулся на мшистый ковер. Какая будет чудная сказка — здорово будет ее внукам на ночь рассказывать. Кроме детишек, вряд ли кто и поверит.

— А скажи, Пак… ты не будешь возражать, если я стану звать тебя Паком?

— О нет, нисколько.

— Благодарю… А меня зовут Род Гэллоугласс.

— Мы знаем об этом.

— Ну, я подумал, что неплохо бы представиться официально. Послушай, ты, похоже, мне зла не желаешь, так вот я спросить хочу… почему это я двигаться не могу?

— Ах, вот ты о чем, — догадался Пак. — Мы должны уяснить, какой ты чародей — злой или добрый.

— А-а-а… — понимающе протянул Род и пару мгновений жевал щеку. — Ну а если я окажусь добрым, вы меня отпустите?

Пак кивнул.

— А что будет, если вы решите, что я злой колдун?

— Тогда, Род Гэллоугласс, ты будешь спать до Судного Часа.

— До Судного, говоришь? Почему бы не сказать просто и откровенно: «Мы тебя кокнем»?

— Нет. — Пак выпятил нижнюю губу, покачал головой. — Мы не станем убивать тебя, Род Гэллоугласс. Ты должен будешь уснуть навеки и видеть приятные сновидения.

— Ясно. Анабиоз?

Пак нахмурился:

— Это слово мне неведомо. Ты будешь спать. Мы, Маленький Народец, не любители виселиц.

— Ну, ладно, допустим, вы мне обеспечите длительный отдых. Но как мне доказать вам, что я — добрый волшебник?

— Очень просто, — ответил Пак. — Мы тебя воздвигнем.

Род вытаращил глаза:

— Это еще зачем? Разве я памятник?

Мордашка эльфа озарилась широченной улыбкой.

— Нет, нет! Воздвигнем! Снимем с тебя обездвиживающее заклинание!

— О… — Род улегся и испустил вздох облегчения, но тут же рывком приподнял голову. — Вы меня освободите? Вот так я докажу вам, что я — добрый волшебник?

— Это ты докажешь не самим своим освобождением, — уточнил Пак. — Весь вопрос в том, где оно произойдет.

Он хлопнул в ладоши, и Род услышал топот множества маленьких ног. На глаза его легла темная плотная ткань, кто-то завязал тряпку у него на затылке.

— Эй! — протестующе вскричал Род.

— Не волнуйся, — посоветовал ему Пак. — Мы только лишь перенесем тебя туда, где ты обретешь свободу.

Десятки маленьких рук подняли Рода. Он смирился и решил наслаждаться путешествием.

И вправду этот вид передвижения очень приятен. Роду казалось, будто он едет на пружинном матрасе, водруженном на четыре колеса.

Через некоторое время он почувствовал, что ноги его приподнялись выше головы, несущие его эльфы зашагали медленнее. Судя по всему, они спускались под склону холма.

Сырой ночной воздух коснулся лица Рода. Он слышал, как шелестит ветер в ветвях деревьев, как ему аккомпанирует целый оркестр сверчков. Время от времени опорные ноты аккордов задавали то сова, то кроншнеп.

На землю Рода опустили довольно-таки бесцеремонно, после чего с глаз его сдернули повязку.

— Эй! — выругался он. — Я вам что — мешок с картошкой?

Где-то слева журчал ручей.

— Теперь ты свободен, Род Гэллоугласс, — проговорил ему на ухо Пак. — Да поможет тебе Господь!

С этими словами эльф ретировался.

Род сел, пошевелил руками и ногами и убедился в том, что они вновь обрели подвижность. Огляделся по сторонам.

Вокруг расстилалась залитая лунным светом лесная поляна. Слева под деревьями бежал ручей. Стволы деревьев, казалось, отливали сталью, листья выглядели так, словно были выкованы из жести, а между стволов притаились черные тени.

Одна из них зашевелилась.

Шагнула вперед. Высокая фигура в черном монашеском балахоне с клобуком…

Род поднялся на ноги.

Фигура медленно двигалась к нему. В десяти футах от него остановилась и отбросила с головы клобук.

Растрепанные волосы, длинное, костлявое лицо, глубокие впадины под скулами, глазницы, подобные жерлам пещер, а на их дне — горящие уголья глаз. Страшная физиономия кривилась и корчилась.

Зазвучал голос — плоский и тихий, почти шепот:

— Неужто ты настолько изнемог от жизни, что явился в клетку к оборотням?

Род выпучил глаза:

— Ты… оборотень?

А почему бы, собственно, и нет? Если тут существовали эльфы, то…

Род нахмурился.

— В клетку? — Он придирчиво оглядел окрестности. — А по мне — так тут полная воля, гуляй — не хочу.

— Эту рощу окружает магическая стена, — прошипел оборотень. — Это тюрьма, в которую меня засадил Маленький Народец. Засадили, а кормить, как положено, не кормят, гады.

— Вот как? — Род искоса глянул на оборотня. — А «как положено» — это как?

— Сырым мясом, — оскалился оборотень и продемонстрировал полный рот клыков. — Сырым мясом и кровью, чтоб это мясо запивать.

У Рода не то что мурашки по спине побежали — по ней словно протопали сотни маленьких ножек.

— Давай договаривайся со своим Богом, — посоветовал Роду оборотень. — Ибо твой час пробил.

Тыльные стороны ладоней страшилища вмиг поросли густой шерстью, ногти удлинились и превратились в острые крючковатые когти. Лоб и щеки тоже покрылись шерстью, нос, рот и подбородок слились и выпятились, обратившись в волчью морду. Уши переехали на макушку, встали торчком, заострились.

Оборотень сбросил темный балахон. Теперь все его тело было покрыто серебристой шерстью, а ноги превратились в задние лапы.

Он встал на все четыре. Плечи у него вжались, а предплечья, наоборот, удлинились — руки стали передними лапами. Появился и пушистый длинный хвост.

Серебристый волчище прижался к земле, угрожающе зарычал и прыгнул.

Род увернулся, но волк ухитрился в прыжке изменить курс, и его зубы разорвали руку Рода от локтя до запястья.

Приземлившись, волк развернулся, издав радостный вой. Собрался для нового прыжка, высунул язык и снова прыгнул на Рода. Род пригнулся, припал на одно колено, но волк скорректировал траекторию полета и упал прямехонько на спину человека. Задние лапы сомкнулись на груди Рода, могучие челюсти были готовы вцепиться в спину.

Род с трудом поднялся на ноги, резко наклонился к земле и, изо всех сил упершись плечами в брюхо волка, толчком сбросил его с себя. Волк полетел кувырком, но успел-таки разодрать Роду спину.

Чудище упало на землю вверх лапами, сильно ударилось и взвыло от боли. Затем волк вновь встал на все четыре лапы и пошел по кругу возле Рода, кровожадно рыча.

Род разворачивался, стараясь держаться лицом к волку. Как же с ними положено сражаться, с этими оборотнями? Веке бы подсказал, но Веке был не в порядке.

Волк рыкнул и бросился к Роду, целясь клыками в его глотку.

Род пригнулся пониже и выбросил вперед распрямленную руку. Его вытянутые пальцы угодили волку аккурат в солнечное сплетение.

Род отскочил назад и принял борцовскую стойку. Волчара рвал когтями землю, переводя дух и собираясь с силами для продолжения атаки. Род кружил возле него, всей душой надеясь на удачу.

Как же одолеть оборотня?

Наверное, пригодились бы волчьи ягоды.

Но Род ни за что не сумел бы отличить волчьи ягоды от ядовитого плюща без ботанического справочника-определителя.

Волк хрипло вдохнул и встал на задние лапы, зарычал и принялся обходить Рода по кругу, ожидая, когда тот раскроется.

«Хороша тактика», — выругал себя Род и изменил направление, пошел по часовой стрелке, намереваясь обойти волка и подобраться к тому сзади.

Волк прыгнул.

Род отскочил в сторону и влепил волку в нижнюю челюсть с левой, но волчище вцепился клыками в его кулак.

Род взвыл от боли и пнул зверюгу ногой в брюхо. Чудище задохнулось и выпустило руку Рода. Клыкастые челюсти судорожно хватали воздух.

Серебряные пули. Химическое оружие вышло из употребления тысячи лет назад. ДДТ отменил серебряный стандарт сравнительно недавно.

Распятие. Род принял твердое решение в ближайшее же время обратиться к религии. Нужно же было иметь хоть какое-то хобби.

Тем временем его лохматый друг собрался с силами. Волк оттолкнулся от земли задними лапами и прыгнул.

Род шагнул в сторону, но волк, похоже, предвидел такой маневр противника и потому упал на грудь Рода. Его роняющие слюну клыки тянулись к сонной артерии.

Род упал на спину, согнул ноги в коленях, уперся ступнями в брюхо волка и изо всех сил оттолкнул оборотня. Волк отлетел и шмякнулся оземь, не успев выпростать лапы.

Что они еще не любят, оборотни эти, будь они трижды прокляты?

Чеснок!

Род закружил возле волка, шаря в кошеле — там у него лежал кусок чесночной колбаски, припасенный после ужина на постоялом дворе.

Волк раззявил пасть и громко чихнул.

Род сунул колбаску в рот и хорошенько разжевал.

Волк поднялся на лапы и издал мерзкий, весьма решительный рык. Лапы спружинили, чудовище вновь прыгнуло на свою жертву.

Род ухитрился ухватить зверюгу за передние лапы, покачнулся под весом тела врага и изо всех сил выдохнул в его мерзкую морду, после чего отпустил волка и отпрыгнул в сторону.

Волк покатился по земле, плюясь и кашляя, судорожно вдохнул и замер.

Вот он вытянулся, обмяк, потом снова медленно вытянулся… а в следующий миг на земле уже лежал долговязый тощий человек, зарывшись лицом в траву. Его обнаженное тело сотрясали судорожные, мучительные вздохи.

Род опустился на колени. Его спасла чесночная колбаска. Подумать только!

Возле его коленей зашелестела трава, и Род увидел смеющиеся глазки Робина Добряка.

— Если хочешь, можешь вернуться вместе с нами, Род Гэллоугласс, ибо наши тропы теперь и твои тропы. Теперь можешь ходить по ним без страха.

Род устало усмехнулся.

— Он ведь мог меня прикончить, — сказал он, указав на бесчувственное тело оборотня.

Пак покачал головой:

— Мы присматривали за вами и не позволили бы ни одному из вас погибнуть. Что же до твоих ран — мы их быстро излечим.

Род поднялся на ноги, недоверчиво качая головой.

— И потом, — добавил Пак, — мы ведь знали, что ты такой могущественный чародей, что непременно одолеешь его… если конечно, ты добрый волшебник.

— Правда? — Род вздернул брови. — А если нет? Если бы я оказался злым?

— Тогда, — усмехнувшись, ответил Пак, — ты был бы с ним заодно, вы бы объединились против нас и стали бы замышлять, как бы вызволить его из плена.

— Ага. — Род задумчиво закусил губу. — Однако тем самым вы поставили бы себя в весьма деликатное положение.

— Вовсе нет, — снова усмехнулся Пак. — Колдовство десятка эльфов до сих пор ни разу не уступало колдовству двоих злых колдунов.

— Понятно, — кивнул Род и потер подбородок. — Вы небось об заклад бились, да? Правда, предупредить меня вы ни о чем не могли. Ну, так что, стало быть, одним тем, что я тут во тьме бился с оборотнем, я уже доказал вам, что я — хороший парень?

— Отчасти.

— Да? А что еще осталось?

— Видишь ли, Род Гэллоугласс, ты несколько раз приводил волка в беспомощное состояние, но не убивал его.

— А это доказывает, что у меня доброе сердце.

— Точно, — кивнул Пак, — и еще это доказывает, что ты настолько уверен в своем могуществе, что способен снизойти до милосердия. А вот это и есть самое веское доказательство того, что ты — добрый человек, но это же и есть еще более веское подтверждение того, что ты — чародей.

Род в отчаянии зажмурился. Сдерживаясь изо всех сил, он проговорил:

— Между прочим, все вышеупомянутое может означать, что я всего-навсего силен в боевых искусствах.

— Может, — не стал спорить Пак, — но одолел ты его все-таки колдовством.

Род вдохнул поглубже.

— Послушай, — сказал он осторожно, — я вовсе не чародей. И никогда чародеем не был. И не желаю я никаким чародеем быть. Я всего-навсего солдат-наемник, знающий пару-тройку хитрых фокусов.

— Несомненно, господин чародей, — весело подхватил Пак. — Не откажешься ли вернуться вместе с нами в пещеру? А потом мы проводим тебя в твою гостиницу.

— Ну ладно, — проворчал Род.

Но прежде чем покинуть поляну, он обернулся к беспомощной кучке костей и кожи — спящему оборотню.

— Господин Гэллоугласс? — недоуменно и встревоженно окликнул его Пак. — Что тревожит тебя?

Род покачал головой, стряхнул раздумья.

— Да нет, ничего, — отозвался он. — Просто вспомнилось кое-что.

— Что же, чародей?

— В школе меня звали «одиноким волком». Ладно, не обращай внимания. Ну, где там твоя пещера?

Когда Род, спотыкаясь и пошатываясь, шагал по двору к конюшне, занимался рассвет.

Ряд стойл освещала единственная свеча. Толку от нее было чуть — только тени ложились плотнее. Род обхватил рукой круп Векса, чтобы удержаться на ногах. Другой рукой он пробежался по спине коня и наконец нащупал увеличенный позвонок, служивший кнопкой включения робота. Он нажал на позвонок, и стальное туловище под конской шкурой пошевелилось. Бархатно-черная голова поднялась, конь пару раз мотнул ею, оглянулся через плечо и в упор взглянул на Рода большими карими глазами. Мгновение робот молчал, а потом за ухом у Рода зазвучал его голос, в котором прослеживались укоризненные нотки:

— Ты надолго оставил меня в бездействии, Род. Отрицательные последствия спазма у меня отсутствуют.

— Прости, старая железяка, — проговорил Род, придерживаясь за спину коня. Ноги его плохо слушались — Я как раз собрался включить тебя, когда меня похитили.

— Похитили?! — Голос Векса был полон искреннего стыда. — Пока я спал! О, пусть моя оболочка ржавеет на свалке металлолома до скончания веков! Пусть весь германий, что входит в состав моего сплава, будет отправлен на переплавку с сопроводительной рекламацией! Пусть мои…

— Ой, хватит тебе! — проворчал Род. — Ты ни в чем не виноват. — Он отошел от коня и расправил плечи. — Никакая опасность мне не грозила. Просто выдалась напряженная трудовая ночка, вот и все.

— Это как, Род?

Род собрался было ответить, но передумал.

— Утром расскажу, Векс.

— Я переориентировал мои микросхемы для восприятия противоречий между общепринятой теорией и фактическими событиями, Род. Можешь довериться мне и поведать всю правду, не опасаясь перегрузить меня информацией.

Род покачал головой и развернулся к выходу из конюшни.

— Утром, Векс. Ты-то, может, и поверишь во все, что со мной стряслось, но я сам пока не в силах.

Род уселся за накрытый к завтраку стол. Он заказал себе неимоверное количество еды, но по сравнению с Большим Томом его можно было назвать человеком, сидящим на диете. Тот окружил себя настоящими горами продуктов.

Некоторые из них Роду были знакомы — яйца, оладьи, ветчина. Правда, у оладий был какой-то немного чужеродный привкус, а желтки яиц имели в диаметре три дюйма. На населенных людьми планетах всегда произрастали какие-нибудь злаки, как правило, это были потомки терранских зерновых культур, однако почва, на которой они росли, порой производила со знакомым зерном удивительные метаморфозы. Точно так же всегда на таких планетах можно было встретить одомашненных птиц, но чаще всего то были какие-нибудь местные птахи. Естественно, всегда в избытке были свиньи — их в терранских колониях бывало побольше, чем собак. Порой Рода терзали смутные сомнения относительно биологической чистоты собственного вида.

Вся еда, спору нет, была вполне съедобна и скорее всего питательна: генетический дрейф не мог чересчур сильно повлиять на метаболизм человека. А вот микроэлементы — это дело другое, и потому Род на всякий случай перед едой проглотил универсальную пилюлю.

Большой Том заметил это и поинтересовался:

— Это что такое вы скушали, хозяин?

Род вымученно улыбнулся:

— Так, маленькое заклинание. Ты, главное, не волнуйся, Большой Том.

Том задержал взгляд на хозяине, перевел его на свою тарелку и пробормотал краткую молитву, после чего бросился в атаку на оладьи вилкой, которая судорожно тряслась в его руке.

Верзила собрался было что-то сказать, но слова, похоже, застряли у него в глотке. Он прокашлялся и предпринял новую попытку:

— Что у вас на уме, господин мой?

— Визит в замок, — ответил Род. — Поглядим, не нужен ли королеве новый воин.

Том протестующе вскричал:

— Наняться в войско королевы? О нет, хозяин, это не работа для честного человека!

Род выгнул дугой бровь:

— Не хочешь ли ты сказать мне, что один из нас — честный человек?

Большой Том заткнулся.

У хозяина постоялого двора нашлась лишняя лошадь — то ли она и вправду была лишняя, то ли он неожиданно вспомнил об этом, когда Род выразительно сжал рукоятку кинжала. Она оказалась старой серой кобылой с прогнувшейся спиной, чуть более длинной шеей и чуть более короткими ушами, чем средняя терранская представительница этого вида. Кобыла… Это было не слишком удачно, так как она, по идее, просто обязана была привлечь к себе пристальное внимание Векса. Как-то они поладят? Как она среагирует на стального жеребца?

Когда Род с Большим Томом выезжали с постоялого двора, зазвенели церковные колокола. Их звон напомнил Большому Тому о том, что поднялись они слишком, по его разумению, рано, и он немного поворчал на предмет того, что некоторые господа почему-то выбирают для начала путешествия не самое подобающее время.

Его жалобные причитания, однако, утихли, когда всадники въехали на склон холма за городом, откуда открывался чудесный вид до самого горизонта, где восток уже беременел восходящим солнцем.

Том глубоко вдохнул рассветного воздуха и, обернувшись через плечо, усмехнулся Роду:

— Э, хозяин! Денек будет славный нынче!

— И прохладный, — отметил Род и поднял воротник, поскольку ветер дул ему в спину.

— Ну да, ну да! Сказал же я — славный будет денек!

— Знаешь, что-то я не вполне разделяю твоего энтузиазма по поводу показателей термометра, — проворчал Род. — Давай, Том, поживее, до замка уже недалеко.

— Стойте! Назовите себя! — крикнул дозорный на подъемном мосту.

— О боги! — воскликнул Род и закатил глаза.

— Назовите свои имена и скажите, что вам нужно в королевском замке.

— Что-то ты чересчур усердствуешь, а? — Род искоса глянул на дозорного.

Дозорный строптиво поджал губы.

— Не твое дело, — рявкнул он. — Я служу королеве, а ты давай отвечай с подобающим уважением.

— Это вряд ли, — отозвался Род, еле заметно улыбнувшись. — Мое имя — Род Гэллоугласс.

— Гэллоугласс? — Дозорный нахмурился. — Не трать времени понапрасну. У королевы уже есть шут.

— На тебя поглядеть, так у нее их много, — проворчал Род. — Я — солдат, и мой слуга тоже. Позови сюда начальника стражи, пусть он примет меня на службу.

Дозорный одарил Рода гневным взглядом:

— Стать королевским воином не так просто!

— Ну и как им стать? — гаркнул Род. — Я что, доказать должен, что я — воин?

Он спрыгнул с седла, оказавшись всего в ярде от дозорного.

— Если ты воин, то, стало быть, так себе воин, — с ухмылкой констатировал дозорный, — потому что добрый воин не бросил бы коня без привязи.

Род одарил его сладенькой улыбочкой и крикнул:

— Векс, отступи назад на четыре фута, сделай полшага влево, потом пройди четыре фута с половиной вперед и стой, пока я не позову тебя.

Дозорный, раззявив рот, смотрел за тем, как Векс послушно и четко исполнил все маневры с точностью хорошо отлаженной машины.

— Так что я воин, — заметил Род. — И притом хороший.

Рот дозорного по-рыбьи захлопнулся. Чуть выпучив глаза, он смерил взглядом с головы до ног стройную фигуру Рода, задержал взгляд на черной перчатке, лежавшей на рукояти меча.

— Видишь ли, — пояснил Род. — Конь мой мне может понадобиться. Проще пропустить его в крепость вместе со мной.

С этими словами Род сделал ловкий финт правой рукой. Дозорный крякнул от изумления и попятился, но в это же мгновение Род поддел его ступней под лодыжку. Дозорный брякнулся на булыжники. Его доспехи звякнули подобно связке пустых консервных банок.

Род выхватил из рук дозорного пику и зашвырнул ее под мостик.

— Ну, что, еще попробуем или как? — осведомился он.

— Славно сработано, ой как славно, господин мой! — Большой Том от восторга хлопнул свою кобылу по крупу, ухмыляясь при этом от уха до уха.

Дозорный, кряхтя, поднялся на ноги и завопил:

— На помощь! На помощь!

— О нет! Только не это! — Род сокрушенно прижал ладонь ко лбу и покачал головой.

Он прислонился к плечу Векса и сложил руки на груди. Из ворот выбежали трое стражников с пиками на изготовку. Главный из троих глянул на дозорного, потом на Рода и нахмурился:

— Кому тут помощь понадобилась?

Дозорный дрожащей рукой указал на Рода:

— Этот человек…

— Ну-ну? — улыбнулся Род.

— Ну… он сбил меня с ног, вот что он сделал, и отобрал у меня пику!

— Я бы на твоем месте этим не похвалялся, — пробормотал Род. Большой Том припал к голове своей клячи, сотрясаясь от беззвучного хохота.

— Он говорит правду, незнакомец? — гневно вопросил начальник караула сэр Марис.

— Истинную правду, — почтительно склонил голову Род.

— Что ж… — Начальник приосанился, уперся кулаками в бедра и выругался.

— Что ж — что? — Род непонимающе вздернул брови.

Начальник, похоже, начал нервничать.

— Ладно, говори, зачем явился.

— Хочу поступить в королевское войско. А этот воин мне сказал, что меня следует испытать.

Начальник караула глянул на пристыженного дозорного, перевел взгляд на Рода и кивнул.

— Будет тебе испытание, — буркнул он. — Проезжай.

Испытание ожидало Рода в виде здоровенного стражника, вооруженного широченным мечом и боевым топориком.

— А ты, парень, что, топора не возьмешь? — прорычал старый рыцарь, который, как выяснилось, был командиром королевской гвардии.

— Спасибо, обойдусь, — покачал головой Род и вынул из ножен кинжал. — Мне и этого за глаза хватит.

— Маленький кинжальчик и меч — одно название, что меч… И это против меча и топора? — Сэр Марис печально покачал головой. — Ты, видать, и вправду собрался помереть во цвете лет!

Род широко открыл глаза.

— Благодарю, — сказал он. — Никто мне не говорил, что я выгляжу молодо, с той поры, как мне минуло тринадцать.

— Что ж, скрестите ваши мечи, — вздохнул сэр Марис. Род и рыцарь повиновались. Сэр Марис шагнул вперед и своим мечом разъединил их клинки.

Широкий меч рыцаря описал в воздухе дугу. Род воспользовался этим и уколол рыцаря в живот. Тот поддержал топором свой меч, а кончик лезвия меча Рода проехался по предплечью рыцаря и порвал ткань его дублета прямо над сердцем.

— Стойте! — вскричал сэр Марис, и меч рыцаря замер, не успев опуститься. Рыцарь выронил топор и, обескураженно рыская глазами по сторонам, вопросил:

— Что стряслось?

— А то стряслось, что ежели бы этот Гэллоугласс не в игрушки с тобой играл, — проворчал сэр Марис, — быть бы тебе нынче мертвецом, сержант Хэпвид. Кто бы мог только додуматься не рубить мечом, а колоть? — в изумлении проговорил он, глядя на Рода.

— Может, еще попробуем? — Род залихватски рубанул мечом воздух и плашмя ударил себя по голени.

Сэр Марис не спускал глаз с Рода. Брови его сошлись на переносице.

— Нет, — сказал он и вздернул подбородок. — Я готов объявить тебя лучшим мечником.

— Что да, то да, — негромко проговорил Большой Том. Сэр Марис зыркнул на детину снизу вверх, но тот только светился от гордости за хозяина.

Начальник стражи развернулся и поднял с мостовой куотерстаф.

— Держи! — крикнул он Роду. — Испытаем, как ты владеешь этим оружием.

Род убрал кинжал в ножны и, поймав куотерстаф, ухватил его посередине. Затем убрал в ножны меч.

Здоровяк сержант упражнялся в нанесении быстрых ударов собственным куотерстафом на счет «раз-два-три».

— Сходитесь! — крикнул сэр Марис, и сержант на согнутых в коленях ногах пошел на Рода, закрывшись куотерстафом. Род последовал его примеру.

А потом на него посыпался настоящий дубовый дождь. Сержант осыпал ударами его голову и плечи, ожидая, когда Род раскроется. Он постоянно опережал защиту Рода на полсекунды.

Род стиснул зубы, приноровился к шагам сержанта и принялся отражать удары один за другим. Удавалось ему это с превеликим трудом. У него под ложечкой засосало от досады — настолько неприятна ему была роль защищающегося.

Род закрылся от удара в пах, перехватил удар, нацеленный по макушке, быстро опустил куотерстаф, чтобы не получить удар в живот, но удара не последовало. Это был финт.

Род отчаянно вскинул оружие, чтобы закрыть голову, но сержант воспользовался секундным замешательством соперника. Краем глаза Род видел тяжеленный дубовый куотерстаф, опускающийся на его макушку.

Род попятился, но от удара уйти не сумел. Куотерстаф сержанта опустился на его череп с жутким треском, подобным раскату грома.

Род отступал, блокируя удары сержанта чисто рефлекторно, и слышал, как уже вопят, предвкушая победу товарища, собравшиеся возле ворот солдаты.

«Никуда не годится!» — в отчаянии думал Род. Он ведь учился бою на куотерстафах, вот только практики у него не было почти целый год, а вот у сержанта это, похоже, было излюбленное боевое оружие. Для него бой на куотерстафах был игрой, как для Рода — сражения на мечах. Перевес был на стороне сержанта, и тот это отлично понимал.

Оставался последний шанс. Род отпрыгнул назад, руки его скользнули к середине куотерстафа. Оружие начало вращаться.

Род стиснул зубы и приложил всю силу, на какую только был способен. Его куотерстаф начал описывать круги в воздухе, издавая противный вой.

Это была французская забава — верчение палки, под названием «мулен» — «мельница». Не исключалось, что сержант тоже был с ней знаком, но вряд ли был таким же непревзойденным мастером, как Род. Искусство это было довольно экзотическим, если только не сойтись в нем с французом. Имея же фамилию Хэпвид…

Сэр Марис и компания хором ахнули. Сержант в испуге попятился. Но вот физиономия его помрачнела, и он тоже завертел своим куотерстафом.

Стало быть, стиль этот был ему известен. Вот только большим мастером мулена он явно не числился, стало быть, Род приобретал над ним преимущество. Он вращал палку так, что та гудела почище циркулярной пилы, превосходя оружие сержанта в скорости вращения, а следовательно — и в силе удара.

Сержант Хэпвид это тоже понимал. Мышцы у него на шее завязались в узлы — такие титанические усилия он прилагал, чтобы заставить свой куотерстаф вращаться быстрее.

Куотерстафы ударились друг о друга с треском, подобным ружейному выстрелу. От сотрясения у Рода зубы заломило. Он пришел в себя на долю секунды быстрее сержанта и два раза подряд рубанул своим куотерстафом по оружию соперника. Ему сопутствовал успех: сержант выронил свой куотерстаф.

Род выпрямился, глубоко вдохнул и, мало-помалу успокоившись, оперся о свой куотерстаф.

Сержант тупо таращился на собственные руки.

Род шагнул к нему и легко коснулся кончиком своего куотерстафа его виска.

— Бэнг! Ты покойник!

— Стоять! — громко распорядился сэр Марис, придав происходящему официальный характер. Род опустил куотерстаф и снова оперся на него.

Сэр Марис сердито смотрел на Рода. Глаза его под кустистыми бровями недобро сверкали.

Род натянуто улыбнулся ему.

Тот ответил медленным кивком.

— Не испытать ли тебя во владении луком?

Род нарочито небрежно пожал плечами. Арбалет — это еще туда-сюда, но лук…

Из-под крыши послышался оглушительно громкий хохот. Начальник стражи и его подчиненные вздрогнули. Большой Том упал на колени и закрыл руками лицо.

Род запрокинул голову, высматривая весельчака.

На одном из толстенных дубовых стропил, идущих под крышей зала, восседал карлик, барабаня пятками по бревну. Голова у него была большая, как у Рода, плечи — шире, чем у Рода, руки и ноги — такие же мускулистые. Выглядел он так, словно кто-то взял нормального человека, да и укоротил его на пару-тройку футов в разных местах.

Карлик был широк в груди и в плечах, а шея у него была мощная, как у быка. Голова с растрепанными черными волосами казалась невероятно большой для такого приземистого тела. Черные курчавые волосы закрывали шею, косматые черные брови топорщились на плоском покатом лбу. Глаза у карлика были большие и черные, словно угольки. Сейчас они искрились насмешкой. Еще у него был крючковатый, с горбиной, нос и толстые мясистые губы, прятавшиеся в зарослях густой черной бороды. Улыбаясь, карлик скалил ослепительно белые зубы.

Ну, как будто кто-то вздумал смастерить из великана затычку для бочки, и надо сказать, почти в этом преуспел.

— Лук! — выкрикнул карлик гулким басом. — Ой, нет, из него стрелок, как из барана весной!

Сэр Марис одарил карлика гневным взглядом:

— Чума возьми тебя и твои паскудные речи, Бром О’Берин! Мало ли у меня седин, так тебе надо прибавить мне еще своими шуточками?

— О бесчестный старец! — вскричал карлик. — Бесчестный, и недальновидный притом! Будь у тебя хоть капля гордости, сэр Марис, ты бы должен был благодарить меня за то, что я указываю тебе на недостаток бдительности!

— Бром, — пробормотал Род и вытаращил глаза, — О’Берин?

Карлик повернул голову к Роду и сердито зыркнул на него:

— Черный Бром О’Берин, вот так будет верно!

— Но это же смесь датского и ирландского с русским, если я ничего не путаю!

— Что это он городит? Что за бессмысленные словечки?

— Да нет, это я так… — Род отвернулся и покачал головой. — Это надо было предвидеть. Чего тут только не встретишь, в этой безумной стране… как ее… в Грамерае.

Карлик предательски усмехнулся:

— Поправь меня, если я ослышался, но что-то мне показалось, будто ты насмехаешься над великой страной Грамерай?

— Вовсе нет! Я вовсе не… Я хотел… — Род запнулся, вовремя вспомнив о том, что извинения вовсе не к лицу воину в этой цивилизации. Он выпрямился, выпятил подбородок. — Ладно, — кивнул он. — Если хочешь, можешь счесть мои слова оскорблением.

Карлик победно взвыл и прыжком встал на стропиле.

— Теперь тебе придется сразиться с ним, Гэллоугласс, — проворчал сэр Марис. — И для этого тебе понадобится вся твоя искусность.

Род непонимающе уставился на начальника стражи. Неужто он это всерьез сказал? Разве карлик мог оказать Роду достойное сопротивление?

А карлик басовито хихикнул и соскользнул со стропила. Оттуда до пола было двенадцать футов, то бишь втрое больше роста Брома, однако на пол он приземлился мягко, даже спружинил ногами и тут же принял бойцовскую стойку. Затем выпрямился и крадучись пошел на Рода, злорадно хихикая.

За спиной у Рода послышался рев, вперед рванулся Большой Том.

— Это ловушка, хозяин! — кричал он. — В этой стране царствует злое колдовство, а он — самый страшный колдун! Еще никому не удавалось победить Черного Брома! Но я…

Все солдаты, что собрались в зале, бросились на Большого Тома с криками злобы.

На мгновение Род остолбенел. Потом отбросил куотерстаф и кинулся в толпу дерущихся, раздавая направо и налево удары карате. Солдаты один за другим попадали на пол.

— Разойтись! — громом прогремел приказ Брома.

В зале воцарилась тишина.

Бром уже успел каким-то образом снова взобраться на стропила.

— Спасибо, парни, — пророкотал Геракл в миниатюре. — Но этот верзила не хотел мне зла. Не трогайте его.

— Не хотел зла?! — хором выкрикнул с десяток голосов.

Бром вдохнул поглубже и выдохнул:

— Да, зла он мне не хотел. Он только хотел защитить своего господина. А этот Гэллоугласс только хотел защитить своего слугу. Теперь не троньте их, ни того ни другого не в чем винить.

Солдаты неохотно повиновались.

Род похлопал Тома по плечу и пробормотал:

— Спасибо тебе, Большой Том. А за меня не бойся: этот датский ирландец всего лишь человек — такой же, как мы с тобой. А раз он человек, я его могу одолеть.

Слух у карлика, судя по всему, был необычайно острый.

— Вот как? Можешь? — вскричал он. — Поживем — увидим, бойцовый петушок!

— Хозяин! — простонал Большой Том, выпучив глаза. — Вы сами не знаете, о чем говорите! Этот карлик в союзе с самим дьяволом!

— Злой колдун, что ли? — фыркнул Род. — Да не бывает никаких колдунов!

Сэр Марис отступил к своим подчиненным. Взгляд его стал холодным и гневным.

— Пусть только волос с его головы упадет, и мы зажарим тебя заживо!

— Не бойтесь, — хихикнул Бром О’Берин. — И ты, Гэллоугласс, не бойся. Покажи все, на что способен, попробуй сделать мне больно. Не сомневайся, ничегошеньки у тебя не получится. А теперь — сам смотри. — Карлик вспрыгнул на стропило и вскричал: — Начали!

Род согнул ноги в коленях, руки — в локтях.

Бром стоял на стропиле, уперев руки в бока и кивая большущей головой.

— Ага, изготовься! Вот только… — Глаза карлика недобро сверкнули. — Вот только Бром О’Берин не такая уж пушинка!

И он спрыгнул со стропила и готов был упасть прямо на голову Рода.

Род отступил, застигнутый врасплох неожиданностью нападения карлика. Однако рефлексы сделали свое дело: рука взметнулась, ухватила карлика за лодыжки и рванула его ногами вверх.

Затем, ожидая, что его противник брякнется спиной о гранитный пол, Род бросился вперед, чтобы подхватить его, но карлик сделал в воздухе сальто и пружинистым прыжком встал на ноги.

Вытянутые руки Рода он резко оттолкнул.

— Жест благородный, — проворчал он. — Но глупый, ибо ты забыл о защите. Прибереги свое благородство для тех, кто в нем нуждается, голубчик Гэллоугласс.

Род отступил и закрылся, глядя на маленького человечка с некоторым уважением.

— Похоже, я недооценил тебя, господин О’Берин.

— Не зови меня господином! — проревел карлик. — Никому я не господин, я всего лишь шут королевы!

Род медленно кивнул:

— Шут. Дурак, стало быть. — Он поманил к себе карлика. — Ну все, хватит, иди сюда, мудрый дурак.

Бром пару мгновений не трогался с места, пытливо и злобно пялясь на Рода. Он что-то проворчал, растянул пухлые губы в улыбке и кивнул. А потом подпрыгнул, перевернулся в воздухе и нацелился ступнями в подбородок Рода.

Род снова выбросил вперед руку, намереваясь ухватить Брома за лодыжки.

— Я думал, ты хоть чему-то научишься…

Он снова вскинул вверх ноги карлика, но на этот раз карлик ухитрился завести голову под подбородок Рода и дернуть ею. Голова у карлика оказалась твердая, как камень.

Род покачнулся, но успел цепко обхватить руками туловище карлика.

Карлик весело болтал ногами.

— И что теперь? — хихикал он. — Ты заполучил меня, а теперь что станешь делать со мной?

Род, тяжело дыша, медлил.

Вопрос, спору нет, был хорош. Ослабь он руки хоть на миг, можно было не сомневаться: Бром заедет ему ногой в живот. Он мог бы выпустить карлика. Мог бы его отшвырнуть, но он уже убедился в том, как ловко Бром умеет подпрыгивать. А следовательно, в очередном прыжке карлик мог нанести Роду очередной удар макушкой под нижнюю челюсть.

Правило у Рода было такое: когда сомневаешься, сначала предприми хоть что-то, а уж потом думай. Род упал на пол, стараясь держать карлика под прямым углом, цепко сжав его колено и шею.

Но Бром оказался ловчее, чем думал Род. Его правая рука обвилась вокруг левой Рода. Он цепко зажал ее и потянул.

Спина Рода выгнулась от боли в локтевом суставе. Теперь у него был единственный выбор: разжать левую руку или потерять сознание от боли.

Решение надо было принять срочно! Решение!

Род решил рискнуть и крепче зажал шею карлика.

Бром удивленно проворчал:

— Другой бы на твоем месте возопил от боли и удрал бы от меня подальше, голубчик Гэллоугласс.

Карлик согнул ногу в колене. Его ступня уперлась в грудь Рода, скользнула к подбородку и жутко надавила.

Род издал приглушенный стон. Его шейные позвонки давили друг на друга с такой силой, что шею словно пламенем жгло. В глазах потемнело, заплясали разноцветные искры.

— Лучше бы отпустил меня теперь, Гэллоугласс, — мурлыкнул Бром. — А не то свет померкнет, и ты уснешь.

Неужели этой треклятой полупинтовой кружке суждено было всегда говорить последнее слово?

Род вздумал было ответить виртуозной дерзостью, однако в зале смеркалось с угрожающей скоростью, искры превратились в веретена. По всем показателям нужно было как можно скорее выбираться.

Род разжал руки, оттолкнулся ими от пола и, покачиваясь, встал на ноги. В ушах у него звенело от издевательского утробного хохота карлика.

Бром продолжал держать Рода за руку, а другой рукой вцепился в ворот камзола Рода и тянул его к полу.

Вот ступни Брома коснулись пола. Он оттолкнулся и швырнул Рода назад.

Род покачнулся, не удержал равновесия и упал, однако навыки и тут не подвели его. Он прижал подбородок к груди и уперся в пол руками, тем самым смягчив падение.

Бром весело взвизгнул, увидев, что Род все еще в сознании, и прыгнул к сопернику.

Род судорожно вдохнул и выбросил вперед ноги. Его ступни угодили Брому в живот, после чего Род ухватил его за руку и отшвырнул.

Бром кувыркнулся в воздухе, пролетел в двадцати футах от Рода и приземлился на каменные плиты пола, издав изумленный вскрик. Приземлился он, само собой, на ноги и, заливисто хохоча, крутанулся на каблуках.

— Ловко получилось у тебя, парень, очень даже ловко! Но этого маловато будет…

Род успел встать. Тяжело дыша, он тряхнул головой. Бром бросился к нему и подпрыгнул.

Род пригнулся пониже, тщетно надеясь на то, что карлик промахнется хотя бы на этот раз… Но длинная рука Брома резко выпрямилась, и он обхватил Рода за шею, после чего забросил ноги ему за плечи.

Одной пяткой карлик пребольно надавил на лопатку Рода, обеими руками сжал его горло.

Род захрипел, распрямился и прогнулся назад под весом карлика. Он сумел ухватить врага за руки, а потом резко наклонился вперед и дернул изо всех сил.

Бром пролетел над головой Рода и, сделав очередное сальто, отлетел вперед. Встав на ноги, он крикнул:

— Ну, ты храбрец, малый! Всем храбрецам храбрец! — Он развернулся к сопернику, злобно сверкая глазами. — Только подустал я от этой игры. Пора бы ее закончить.

— П-попробуй, — тяжело дыша, выговорил Род.

Бром бросился в атаку, бешено размахивая длинными ручищами и намереваясь одолеть оборону Рода.

Поняв, что карлик намерен ухватить его под колени, Род опустил правую руку и закрылся ею, затем обхватил левой рукой плечи Брома и попытался рвануть противника на себя, дабы тот утратил равновесие, но карлик ухитрился каким-то образом снова уцепиться за ворот камзола Рода.

Род напряг мышцы, пытаясь сбросить с себя цепкого коротышку. Он изо всех сил молотил руками по локтям карлика, но тот только еще крепче держался.

А потом карлик изогнулся и ударил Рода ступнями под ложечку. Род покачнулся и понял, что падает.

Бром отпрыгнул и в прыжке ухватил Рода за ногу. Род полетел на пол, но все же каким-то чудом ухитрился выставить перед собой руки и не расшибить голову.

Он попытался подняться, но к его плечам словно бы мельничный жернов привязали, а вокруг левой руки, казалось, обвилась змея и сжала руку мертвой хваткой.

Род пытался подняться и вырваться из этого полунельсона, но злобный карлик применил тот же прием и к его левой руке.

— Сдавайся, парень, — прошипел на ухо Роду Бром. — Сдавайся, ибо теперь ты от меня никак не избавишься.

И, дабы доказать Роду, что это так и есть, он вздернул вверх его зажатую руку. Род от боли заскрипел зубами.

И все же ему чудом удалось подняться на ноги. Он отчаянно пытался стряхнуть с себя карлика. Но тот обвил ногами талию Рода.

— Не-ет, — мерзко хихикнул карлик. — Сказал же я тебе, что ты от меня не избавишься!

Род отряхивался, словно терьер после купания, а Бром вцепился в него бульдожьей хваткой. На миг у Рода мелькнула мысль: упасть на спину и раздавить карлика. Уж очень постыдная получалась картина: над ним брал верх человечек втрое ниже ростом. От мысли этой Род сразу отказался. На протяжении боя у Брома была масса возможностей прибегнуть к грязным приемам вроде того, что задумал Род.

Следовательно, карлик был за честную драку. Будь проклят Род, если он уступит ему в благородстве.

А голос карлика урчал над ухом:

— Неужто не сдашься, парень?

Его рука потянулась к кадыку Рода. Род хрипло вдохнул.

А потом карлик резко ударил ребром ладони чуть ниже затылка Рода. Голова Рода дернулась, подбородок ударился о ключицы. Род зашатался и выставил ногу, чтобы не упасть. Мышцы спины и шеи готовы были треснуть от напряжения. Правая рука, казалось, молила о пощаде. Диафрагму свело судорогой, она упорно отказывалась расслабиться и помочь Роду сделать вдох. Трахею скрутил спазм, легкие отчаянно просили хоть глотка воздуха. На краткий, отрешенный миг Роду показалось, что снова сгущается ночь и на небе загораются первые звезды…

В лицо его ударила струя холодной воды, к губам прикоснулось горлышко бутылки, показавшееся величиной с тележное колесо. Жидкость стекла по языку, огнем обожгла желудок.

Род помотал головой и обнаружил, что лежит на холодных камнях. Что это ему вздумалось улечься спать на каменном полу, интересно?

Голоса эхом звучали в ушах. Род открыл глаза и увидел круглую физиономию с большими карими глазами в облаке курчавых черных волос, черную густую бородищу.

Голова убралась, каменные плиты завертелись по кругу. Род судорожно вдохнул, сосредоточил взгляд на блестящем наконечнике копья. Мало-помалу голова у него перестала кружиться.

Громом прогремел голос:

— Да он просто чудо, сэр Марис! Ведь он меня заставил попотеть!

Чья-то сильная рука подхватила Рода под плечи и оторвала от каменного пола. Перед ним возникло лицо Большого Тома. Брови его слуги от тревоги завязались на переносице в узел.

— Вы как, господин?

Род промычал что-то нечленораздельное, вяло махнул рукой и кивнул.

А потом в поле зрения снова возникла курчавая голова, прилепленная к туловищу шимпанзе, и руку Рода пожала мускулистая рука.

— Ты славно дрался, парень, — прогремел Бром О’Берин. — Такой трепки мне еще никто не задавал с той самой поры, как я вступил в пору зрелости.

Род пожал руку карлика и попытался улыбнуться.

А потом к нему склонилось покрытое шрамами седобородое лицо сэра Мариса. Старик сжал предплечье Рода и помог ему подняться на ноги.

— Давай, парень, встань во весь рост! Ибо отныне ты солдат войска королевы!

— Войска королевы! — возмущенно прогрохотал Бром, уже непостижимым образом снова взобравшийся на стропила. — О нет, сэр Марис! Я готов замолвить словечко за этого парня! Он должен стать личным стражем самой королевы!

— Проклятие! Нет, говорю тебе, Большой Том! Убери от меня подальше эту штуковину!

— Но хозяин! — Том бросился за Родом, сжимая в руках стальной нагрудник. — Должны же вы надеть хоть какие-нибудь доспехи!

— Тогда объясни подоходчивее, на кой черт они мне сдались, — буркнул Род.

— Как это — на кой черт? Чтобы отражать стрелы и мечи, господин мой!

— Что до мечей, то их я и своим отобью без особого труда. От стрел можно уклониться. Ну а если по мне начнут палить из арбалета, то тут никакие доспехи не помогут. Нет, Большой Том! Эта железяка только стеснит меня, не более того.

Дверь комнаты стражи застонала петлями и со стуком захлопнулась. На господина и его слугу воззрился Бром О’Берин. Он стоял подбоченившись, перебросив через плечо какую-то серебристую одежду.

— Как это так, Род Гэллоугласс? Ты отказываешься надеть королевскую форму?

— Тогда я напялю на себя эту форму, когда ты ее напялишь, пестрая кукла!

Карлик ухмыльнулся, его ослепительно белые зубы блеснули в густой черной бороде.

— Ну сострил, вот уж сострил! Я-то ведь не стражник, Род Гэллоугласс, а шут, а шутам пристало рядиться в пестрое. Это и есть наша форма. Давай же, воин, наряжайся в подобающие цвета!

— Да не имею я ничего против цветов королевы. И вообще пурпур с серебром мне всегда нравились. Вся беда в том, что это форма. Вот это мне и не по сердцу. Ладно, надену, так и быть. Только, Бром, учти: не желаю напяливать на себя эти жестянки, которые вы доспехами зовете!

Физиономия карлика стала серьезной. Он медленно кивнул, не сводя глаз с Рода.

— О да. Я так и думал, что ты окажешься таким упрямцем.

Серебристое одеяние слетело с плеча Брома и устремилось к Роду. Тот поймал его и, нахмурившись, разглядел.

— Кольчугу-то хоть наденешь, Род Гэллоугласс?

— Я скорее бы во власяницу облачился, — проворчал Род, но все же, хоть и неохотно, натянул на себя плетенную из стальных колечек рубаху. — Неплохо пригнана, — отметил он. Кольчуга не стесняла грудь, Род мог свободно шевелить руками. — Это как же понимать, Бром? Неужто ты позволишь мне обойтись без нагрудника? Это же получается, что я не в полном боевом облачении?

— Не совсем так, — пробурчал карлик. — Доспехи у нас носят под верхней одеждой, так что никто не заметит, что ты — без нагрудника. Вот только ты первый, кто от него отказался.

Род искоса глянул на Брома:

— А почему ты решил, что я от него отказываюсь?

Бром усмехнулся в бороду:

— Я же дрался с тобой, Род Гэллоугласс, и ты славно дрался со мной, по-моему дрался, я так скажу. — Он перестал улыбаться, — Нет, доспехи тебе должны быть так же противны, как и мне.

Род нахмурился и пытливо вгляделся в лицо Брома:

— Ты, похоже, мне не до конца доверяешь, верно?

Бром насмешливо усмехнулся:

— Род Гэллоугласс, я не доверяю никому, и всякий стражник королевы мне подозрителен до тех пор, покуда он не отдаст за нее свою жизнь.

Род понимающе кивнул:

— И много ли было таких?

Бром обжег его гневным взглядом.

— Семеро, — ответил он. — За минувший год я стал доверять семерым стражникам.

Род криво усмехнулся, взял серебряный с пурпуром камзол и надел его.

— Стало быть, для того чтобы ты стал обо мне высокого мнения, ты можешь приказать мне, к примеру, отведывать блюда с королевского стола, дабы проверить, не отравлены ли они.

— Нет, — покачал головой Бром. — Это удовольствие предоставлено мне, и только мне.

Мгновение Род молчал и смотрел в глаза карлику.

— Что ж… — Он пожал плечами и, отвернувшись, накинул на плечи пурпурный плащ. — Как я посмотрю, ты до сих пор жив.

Бром кивнул:

— Хотя несколько раз хворал, и сильно хворал, парень. Но похоже, у меня особый дар — яды я чую за версту, и мне нет нужды помирать, чтобы окончательно убедиться в том, что еда была отравлена. — Он ухмыльнулся и, быстро подойдя к Роду, хлопнул того по затянутому кольчугой животу. — Ну, полно, нет причин печалиться! Тебе-то придется только от мечей отбиваться, ну, может, порой от арбалетов, так что — не впадай в тоску!

— Какая там тоска, что ты! Я просто весь трепещу от предвкушения, — пробурчал Род.

Бром развернулся и зашагал к двери.

— Теперь нам пора в зал Королевского Совета! Пойдем же, я покажу тебе, где твой пост.

Обернувшись, он указал на Большого Тома.

— А ты, Том, ступай в казармы. Твой господин покличет тебя, когда ты ему понадобишься.

Том вопрошающе взглянул на Рода. Род утвердительно кивнул.

Бром распахнул дверь и торопливо вышел. Род улыбнулся, покачал головой и поспешил за ним.

Зал Королевского Совета представлял собой просторную круглую комнату, большую часть которой занимал круглый стол двадцати футов в поперечнике. Массивные двери располагались по сторонам света, только на северной стороне виднелся глубокий камин, где был разведен не слишком жаркий огонь.

Стены были увешаны яркими гобеленами и богатыми мехами. Над камином красовался большой щит с королевским гербом. Потолок изгибался дугой, формируя почти куполообразный свод, покоившийся на мощных выгнутых стропилах.

Стол был сработан из полированного ореха. Вокруг него сидели двенадцать Великих лордов Королевства: герцог Медичи, князь Романов, герцог Глочестер, принц Борджиа, граф Маршалл, герцог Стюарт, герцог Бурбон, принц Габсбург, граф Тюдор, барон Рудцигор, герцог Савойский и престарелый герцог Логир.

Собрались все, слушая, как герольд зачитывает их имена, глядя в свиток пергамента, — все, кроме самой королевы, Катарины Плантагенет. Размышляя об именах, которые элита эмигрантов-романтиков избрала для себя, Род решил, что они были не только романтиками, но еще и полными идиотами. Это надо же — возвести на престол Плантагенетов!

Рядом с каждым из Великих лордов восседал тощий, сутулый, морщинистый старикан. Лица у всех были почти одинаковые, с горящими голубыми глазами, да и лысины у всех старикашек выглядели как у близняшек.

«Советники, что ли?» — подумал Род. Странно, что все они были на одно лицо…

Все собравшиеся восседали на тяжелых резных стульях из темного дерева. Напротив восточной двери стоял единственный свободный стул — выше остальных, золоченый.

Забил барабан, запела фанфара, лорды и советники поднялись.

Створки массивной восточной двери распахнулись. В зал вошла Катарина.

Род стоял у западной двери. Отсюда королева была ему прекрасно видна, и сердце его замерло при виде ее.

Облачко серебристых волос обрамляло овальное, с тонкими чертами, лицо с огромными синими глазами и губками, подобными розовому бутону. Стройная девичья фигурка, едва наметившиеся груди, по-кошачьи изящные бедра облегало легкое платье из тонкого, струящегося шелка, схваченное на поясе широким поясом.

Королева опустилась на золоченый стул, положила руки на подлокотники, села гордо и прямо.

Бром О’Берин вскарабкался на табурет справа от Катарины. Прямо напротив нее сидел герцог Логир. Его советник наклонился к самому его уху и что-то прошептал. Герцог раздраженно шикнул на него.

Бром О’Берин кивнул герольду.

— Большой Королевский Совет собрался! — выкрикнул герольд. — Высочайшие и величайшие мужи страны Грамерай съехались сюда! Так пусть же все они, кто желает изложить свои жалобы королеве, сделают это перед лицом равных себе пэров королевства!

В зале наступила мертвая тишина.

Герцог Бурбон смущенно заерзал на стуле и кашлянул.

Бром повернул к нему голову.

— Милорд Бурбон, — пророкотал карлик. — Вы желаете обратиться к королеве?

Герцог медленно поднялся. Его камзол был расшит ирисами, но волосы и усы у него были светлые.

— Ваше величество, — сказал герцог и торжественно поклонился королеве, — и вы, лорды, собратья мои, — поклонился он всем собравшимся, затем вздернул подбородок и расправил плечи. — Я желаю выразить свой протест.

Катарина вздернула головку так, что возникло полное впечатление, будто она смотрит на герцога свысока.

— Что вызывает у вас протест, милорд?

Герцог Бурбон уперся взглядом в стол.

— С тех самых пор, как предки наши прилетели со звезд, крестьяне были подданными своих господ, а их господа были подданными великих лордов. Великие же лорды, в свою очередь, всегда были вассалами короля… королевы, — поправил он себя и поклонился Катарине.

Губы королевы вытянулись в тонкую ниточку, однако она смиренно снесла намек.

— Это, — продолжал герцог, — есть естественный порядок: то, что всякий человек является подданным другого, который выше него, и этот порядок и справедливость должны быть заботой господина. В своей вотчине он должен олицетворять закон, повинуясь, несомненно, своей королеве.

Он снова отвесил Катарине учтивый поклон, и она снова сдержалась, однако пальцы ее так крепко сжали подлокотники стула, что костяшки побелели.

— И вот теперь ваше величество готовы отменить этот величайший многовековой порядок и поставить над нами судей, которых вы желаете назначать самолично, дабы они чинили суд в наших вотчинах, и судьи оные, по вашему разумению, не должны повиноваться никому, кроме самих себя. Это, однако, противоречит мудрости вашего отца, благородная королева, и мудрости вашего деда, и всех ваших предков от начала вашего рода. Если мне будет позволено выразиться проще, я бы сказал, что я нахожу настоящее решение насмешкой над вашими великими и благородными пращурами, а от себя скажу прямо: мне невыносимо присутствие этого крестьянина, этого вашего простолюдина, который считает себя моим господином, пребывая под крышей моего родового поместья!

Свою тираду герцог закончил чуть ли не криком. Побагровев, он воззрился на королеву.

— Вы все сказали, милорд? — осведомилась Катарина тоном столь холодным, словно она хранила его в леднике как раз для такого случая.

Герцог Бурбон медленно кивнул.

— Все, — ответил он и сел.

Катарина на миг прикрыла глаза, затем глянула на карлика и еле заметно кивнула.

Бром встал.

— Желает ли кто-нибудь высказаться в поддержку милорда Бурбона?

Вскочил молодой человек с ярко-рыжими волосами.

— Я согласен со всем тем, о чем только что говорил милорд Бурбон. И еще я желал бы добавить: королеве следовало бы поразмыслить о том, что назначаемые ею судьи могут быть подкуплены, ибо человек, не владеющий ни землей, ни деньгами, не имеющий благородного имени, честь которого ему дорога, очень легко может впасть в искушение и продать свою судейскую неподкупность.

— Если это произойдет, — вырвалось у Катарины, — они будут повешены на самых высоких виселицах, и палачами их станут те люди, с которыми они несправедливо поступили.

Она молча смотрела на молодого аристократа. Затем Бром О’Берин пробасил:

— Приносим нашу благодарность благородному герцогу Савойскому.

Молодой человек поклонился и сел.

— Кто еще скажет в поддержку милордов Бурбона и Савойского?

Один за другим встали остальные десять лордов. Большой Королевский Совет единогласно объединился против королевы.

Катарина на миг закрыла глаза и крепко сжала губы. Открыв глаза, она гневно обозрела лордов.

— Милорды, я глубоко огорчена тем, что вы так противитесь справедливости вашей королевы. — Она горько усмехнулась. — Благодарю вас за вашу искренность и честность. Однако я не привыкла отступать от намеченных целей. Мои судьи останутся в ваших уделах.

Лорды заняли свои места и, ерзая на стульях, принялись негромко переговариваться между собой. Все вместе они напоминали одного большого, встревоженно рычащего зверя.

Старый герцог Логир медленно встал и тяжело оперся о стол.

— Моя королева, — проговорил он, — задумайтесь: даже королям порой отказывает истинность в суждениях, а вы покуда совсем недолго вершите дела государства. Общеизвестно, что одна голова — хорошо, а две лучше. Здесь же собрались двенадцать мужей, представляющих самые древние и почтенные роды королевства, чьи семейства издревле искушены в государственных делах. Многие из членов совета немолоды, а прожитые лета, как известно, приносят с собою мудрость. Неужели вы готовы упрямиться в избранном вами деле, когда столь многие уверены, что вы неправы?

Катарина побледнела — можно сказать, мертвенно побледнела. Глаза ее яростно сверкали.

— Готова, — сказала она негромко, но решительно.

Лорд Логир долго испытующе смотрел на нее, затем медленно опустился на стул.

Катарина обвела взглядом своих приближенных, стараясь заглянуть в глаза каждому из них.

Затем, вздернув подбородок, она изрекла:

— Мои судьи останутся в ваших уделах, милорды. Что же до их продажности, вы вскоре поймете, что в своем отношении к деньгам они почти святые и точно так же относятся к вину и… прочим удовольствиям. Они пекутся об одном лишь — о высшей справедливости.

Она помолчала, ожидая, как будут восприняты ее слова. От Рода не укрылось, как побагровели при этом физиономии у нескольких лордов. По всей вероятности, дела по части высшей справедливости на их родовых землях были не так уж чисты.

Герцог Логир не попал в число покрасневших. Единственной эмоцией, которую мог Род прочесть на его лице, было сожаление.

— Однако разговор о судьях — это не самое важное, ради чего я созвала вас нынче, — улыбнулась Катарина, не пытаясь скрыть злорадства.

Лорды встревоженно вздрогнули и вскинули головы. Бром О’Берин, казалось, был изумлен не меньше остальных. По всей вероятности, королева не переговорила заранее со своим главным советником.

Затем лорды дружно склонили головы и перебросились парой слов со своими консультантами. Тревожное выражение их лиц сменилось выражением нескрываемого гнева.

— В каждом из ваших поместий, — сказала Катарина, — есть монастырь. Вы издавна назначаете пастырями своих подданных монахов из этих монастырей. — На миг королева опустила глаза, но тут же продолжала: — Здесь, в моем замке, я собираю лучших богословов изо всех монастырей. Вы изберете молодых монахов из братии ваших обителей, по одному от каждого монастыря, и отправите их ко мне в замок, где их будут обучать мои богословы. Если случится так, что я не одобрю ваш выбор, я отправлю ваших избранников назад и потребую, чтобы вместо них были присланы иные. Когда они закончат обучение и примут сан, я пошлю их обратно в ваши уделы, дабы они стали вашими епископами.

Лорды повскакали на ноги, принялись кричать и размахивать руками и стучать кулаками по столу.

Катарина гневно вскричала:

— Довольно! Уймитесь!

Медленно, один за другим, лорды умолкли и заняли свои места, гневно переглядываясь.

А вот физиономии их советников, как ни странно, озарились скрытной радостью. Глаза у них весело сверкали, и все они улыбались — нет, скорее, усмехались.

— Я все сказала, — резюмировала Катарина ледяным тоном. — Это будет исполнено.

Старик Логир поднялся, дрожа, как в ознобе.

— Не желает ли ваше величество…

— Не желаю.

Бром О’Берин прокашлялся.

— Если ваше величество позволит…

— Не позволю.

В зале Совета сгустилась зловещая тишина. Катарина вновь обвела взглядом собравшихся.

Затем она повернулась влево и склонила голову.

— Милорд Логир.

Старик встал. Губы его, прячущиеся в седой бороде, были крепко сжаты, руки, испещренные старческими веснушками, дрожали от плохо скрываемого гнева.

Он отодвинул назад высокий золоченый стул, Катарина встала. Логир вернулся на свое место. Королева отвернулась, створки дубовых дверей распахнулись настежь. Стражники окружили Катарину. В дверях она помедлила и обернулась.

— Подумайте, милорды, — сказала она. — И смиритесь, ибо вам не выстоять против меня.

Массивные двери со стуком закрылись за нею.

Зал Совета превратился в настоящий пандемоний.

— Ну ладно, будет тебе. Классическая схема от начала до конца, вплоть до гневного взгляда напоследок!

Освободившись после трудового дня, Род ехал верхом на Вексе к постоялому двору, где хотел послушать свежих сплетен и хорошенько заправиться пивом. Большой Том остался в замке, где ему было поручено поддерживать огонь в очагах и держать ушки на макушке.

— Я не согласен, Род. Схема классическая, но с кое-какими добавками.

— Ерунда! Самая тривиальная преждевременная попытка централизации власти. Она пытается объединить Грамерай под эгидой единого закона и единоличного правителя, а ей противостоят двенадцать почти независимых герцогств. Именно на это и направлена ее затея с судьями, и больше ни на что. Готов об заклад побиться: кое-кто из этих герцогов в своих поместьях являет собой настоящих богов. Наверняка они заставляют половину женщин спать с ними, нещадно обирают всех и каждого. Катарина — реформатор, вот и все. Она хочет излечить Грамерай от всех пороков, став единственной носительницей закона в стране, но это ей не удастся. Лорды этого не потерпят. Номер с судьями у нее, глядишь, и проскочит, но вот этот фокус со священниками наверняка приведет к бунту. Священники на такой стадии развития общества пользуются гораздо большим авторитетом, чем любые другие представители власти. Если она добьется того, что священство будет подотчетно ей и только ей, она вырвет у лордов зубы, и они это понимают и без драки не сдадутся.

— На этот счет я с тобой согласен, — отозвался робот. — Пока все действительно развивается согласно классической схеме и весьма напоминает попытку английского короля Джона объединить нацию до того момента, когда такое объединение было бы реальным.

— Вот-вот, — кивнул Род. — Посему можно надеяться на то, что здешние великие герцоги, как и вельможи короля Джона, станут настаивать на принятии Хартии Вольности.

— Но…

Род принял смиренный вид мученика.

— Но — что, Веке?

— Но существует инородный элемент: группа советников при лордах. Мне она представляется весьма сплоченной.

Род нахмурился:

— Да. Есть такое дело.

— А судя по тому, что ты мне рассказал о поведении Совета после ухода Катарины…

— Ой… — неприязненно поежился Род. — Казалось, она швырнула им приманку и все лорды с нетерпением ждали, кто клюнет на нее первым. Эта девчонка кое-что соображает в азах политики, но вот с дипломатией она точно не знакома! Она их просто самым дерзким образом раздразнила!

— Верно, а советники их горячо поддерживали: каждый советовал своему господину не выступать против королевы, поскольку у него на то не хватит сил… а затем говорил, что если уж он решил выступить против королевы, то должен объединиться с другими лордами, ибо ему не выстоять в одиночку. Весьма изысканное использование реверсивной психологии. Так и хочется заподозрить советников в стремлении полностью избавиться от централизованного правления.

— Точно… — Род нахмурился и задумался. — А ведь это не совсем типично для этой стадии развития общества, верно, Веке?

— Совсем нетипично, Род. Анархические учения возникают при переходе на более высокие уровни развития техники.

Род пожевал губу.

— Может быть, и вправду вмешательство извне?

— Не исключено. И тут следует снова вспомнить о народном тоталитаристском движении — это еще одна аномалия. Нет, Род, никакая это не классическая схема.

— Не классическая, будь она проклята. Что мы имеем? Мы имеем три группы, борющиеся за власть: беднота, герцоги со своими советниками и королева со своими сторонниками. Вот только из числа ее сторонников я могу назвать одного-единственного: Брома О’Берина.

— Тоталитаристы, анархисты, а посередине — королева, — пробормотал Веке. — А ты кого намерен поддерживать, Род?

— Катарину, естественно! — усмехнулся Род. — Я планирую посеять здесь семена демократии, и похоже, единственный шанс сделать это — создать конституционную монархию.

— Может быть, я ошибаюсь, — мурлыкнул Веке, — но у меня такое впечатление, что ты рад тому, что вынужден поддерживать королеву.

Редкие огни еле мерцали в пелене ночного тумана, а в тридцати футах туман стоял сплошной стеной. Род ехал в полном одиночестве по затянутому дымкой миру, эхо цокота копыт Векса звучало тревожно в непроницаемой тишине.

И вдруг тьму ночи разорвал одинокий крик, за которым последовал лязг мечей.

— На помощь! На помощь! — в отчаянии взывал юношеский голос.

Род замер, рука его сжала рукоять меча. Он вогнал каблуки в металлические бока Векса, и огромный черный жеребец поскакал в ту сторону, откуда донесся крик.

У въезда в проулок сквозь туман виднелся красный отсвет факела. Там, в дыму и пламени, один человек отбивался от троих, прижавшись спиной к стене.

Род взревел и направил коня в самую гущу драки. Повернув меч плашмя, он начал дико размахивать им, завывая на манер индейца, готовящегося сокрушить ряды конфедератов. Он выхватил из ножен кинжал и едва успел отразить удар шпаги слева. Его меч описал широкую дугу и ударил по мечу противника.

А потом он оказался посреди клинков, наставленных на него, словно стебли осоки. Род вынужден был обороняться и отбивать мечи противников.

В это время жертва нападения издала боевой клич, который посрамил бы баньши, и ринулась в бой с тыла.

Все три клинка вместе с их обладателями как ветром сдуло. Нападавшие удрали вверх по проулку. На миг Род замешкался от изумления, но тут же вскрикнул и погнал Векса вдогонку за убегавшими.

Но они исчезли в темноте в конце проулка, и к тому времени, когда Веке доскакал дотуда, беглецов уже и след простыл. Проулок, увы, заканчивался тупиком. Враги ретировались в одну из мрачных, мерзко пахнущих подворотен.

А их потенциальная жертва нагнала Рода. Оглядевшись по сторонам, юноша, тяжело дыша, проговорил:

— Ушли. Искать их без толку. Они уже в нескольких лигах отсюда.

Род выругался и убрал меч в ножны. Поморщившись, потрогал руку выше кисти. Кто-то из недавних противников сумел-таки рассечь его камзол и порезать кожу.

Он обернулся к незнакомцу:

— Ты в порядке?

Юноша кивнул и вложил свой меч в ножны.

Род всмотрелся в открытое курносое синеглазое лицо. Белозубая ухмылка была видна даже в тумане. Высокие скулы, большие, широко расставленные глаза, выражение которых было совершенно невинным. Светлые волосы, стриженные «под горшок». Лицо юного, неопытного человека, и притом человека очень красивого. Роду было искренне жаль беднягу.

Он спешился. Парень оказался на полголовы ниже Рода. Да, ростом он не вышел, но зато был широк в плечах и по этим параметрам опережал Рода дюймов на шесть. Ручищи у него были такие мускулистые, что сделали бы честь медведю или горилле, голени напоминали стволы деревьев, но бедра при этом были стройные.

Поверх белой рубахи, подпоясанной широким черным ремнем, на незнакомце была надета кожаная куртка. Обтягивающие лосины были заправлены в высокие мягкие сапоги.

Юноша нахмурился, заметив кровь на рукаве Рода:

— Вы ранены.

Род фыркнул:

— Пустяки, царапина, — и сунул руку в седельную сумку, чтобы достать антисептическую повязку. Перевязывая рану, он мрачно усмехнулся юноше: — Вот если бы ты счет от портного оплатил, я бы не возражал.

Юноша кивнул. Голубые глаза смотрели с искренним сожалением.

— С радостью оплачу. Ведь они бы меня, как пить дать, прикончили, если бы вы не подоспели мне на помощь. Туан Макреди в долгу перед вами.

Род смерил юношу взглядом с головы до ног. «Славный малый», — подумал он и протянул руку новому знакомцу:

— Род Гэллоугласс, к вашим услугам, и ни о каком долге и речи быть не может. Я всегда рад оказать помощь человеку, который один бьется против троих.

— Ну нет, я все же в долгу перед вами! — возразил юноша и с чувством пожал руку Рода. Наверное, будь слесарные тиски наделены эмоциями, они пожали бы руку друга с такой же силой. — Вы хотя бы должны позволить мне угостить вас кружкой эля!

Род пожал плечами:

— Почему бы и нет? Я как раз направлялся на постоялый двор, так что продолжим путь!

К его изумлению, Туан растерялся.

— С вашего позволения, добрый господин Гэллоугласс… меня привечают только в одном заведении в этом городе. А во всех остальных знают, на что я способен, ну и… — Круглое лицо юноши озарилось усмешкой. — Короче говоря, мирных и добропорядочных граждан мой образ жизни не очень-то устраивает.

Род понимающе ухмыльнулся и кивнул:

— Post jocundam juventutem. Что ж… Подойдет и любой другой кабачок.

Путь до излюбленного питейного заведения Туана, судя по всему, был вполне во вкусе юноши. Туан и Род миновали два темных проулка, нырнули в подворотню в выщербленной кирпичной стене и оказались на широком, залитом лунным светом внутреннем дворике, который в лучшие времена, наверное, выглядел весьма уютно. Вот только лучшие времена, судя по всему, наблюдались здесь лет сто, а то и двести назад. Посреди потрескавшейся булыжной мостовой негромко булькал полуразвалившийся фонтан, источая ароматы, неопровержимо свидетельствующие о плачевном состоянии водопровода. Повсюду из трещин между булыжниками торчала трава, не блещущая свежестью. Кирпичные стены, окружавшие дворик, расшатались и растрескались, раствор между кирпичами рассыпался. Возле стен и по углам гнили кучи мусора. Тут и там издавали жуткое зловоние выгребные ямы.

Сам же кабачок представлял собой двухэтажный дом из гранита с покосившимся карнизом. Нависающий над первым второй этаж подпирали грубо отесанные бревна, ввиду своей дряхлости не производившие впечатления надежности. Потрескавшиеся, изъеденные жучком и заплесневелые ставни были закрыты. Единственным крепким куском дерева во всей постройке была дубовая дверь, да и та разбухла от сырости и покосилась.

— Ага, значит, вот тут терпят ваши выходки? — осведомился Род, озирая вонючий дворик. Туан постучал в дверь рукояткой кинжала.

— Ну да, терпят, — откликнулся Туан. — Хотя порой и здешнее гостеприимство дает трещины.

У Рода спина похолодела. Он гадал, что же за мерзавец его новый знакомец.

Туан снова постучал в дверь. Род удивился — какого тут можно было ждать ответа, когда сквозь щелястые ставни не пробивалось ни искорки света? На его взгляд, дом был необитаем. Но вот дверь качнулась, ржавые петли простонали мольбу о смазке. Наконец дверь приоткрылась настолько, что двое человек смогли бы с трудом протиснуться в образовавшуюся щель.

— Вот и наш хозяин, — весело сообщил Туан. — Пересмешник.

Из-за двери, недовольно, утробно ворча, выглянул уродливый горбатый мужчина. Одно ухо у него напоминало кочанчик цветной капусты, а второе попросту отсутствовало. Редкие пряди жиденьких волос едва прикрывали усеянную струпьями лысину. Нос картошкой, щель рта посреди уймы бородавок, злобные маленькие глазки. Уродец был одет в груду заплатанного тряпья, которое некогда звалось камзолом и лосинами.

Тролль попятился во мрак своего логова. Туан торопливо скользнул в дверь следом за ним. Род вдохнул поглубже и оглянулся через плечо, дабы убедиться, что Веке стоит на месте, у фонтана. Робот опустил голову, создав полное впечатление мирно пасущейся коняги. На миг Род позавидовал способности робота отключать обонятельные рецепторы.

Род вздернул подбородок и следом за Туаном вошел в забегаловку.

Дверь со стоном закрылась за ним. Впереди послышался скрип — это Пересмешник отворил другую дверь.

Эта, в отличие от первой, открылась легко, со стуком ударилась о стену. Гостей ослепил свет факелов, оглушил грубый хриплый хохот. Род вытаращил глаза.

Они перешагнули порог, Род огляделся по сторонам. Он очутился в просторном зале, где весело гудели четыре открытых очага. По стенам были развешаны десятки факелов. Над очагами жарилось мясо, между столиками сновали слуги с кружками эля и кувшинами с вином, которые наполняли из двух огромных бочек с кранами, занимавшими почти всю дальнюю стену зала.

Посетители кабачка явно были из городских низов. Наряжены все они были в латаные-перелатаные обноски. Судя по внешности завсегдатаев, многие из них в свое время стали жертвами примитивных форм судейства. У кого-то не хватало уха, у кого-то — глаза. Физиономии многих были обезображены болезнью или покрыты шрамами. Но здесь, в своем логове, они чувствовали себя как дома и веселились от души. Глядя на Рода, они усмехались, но в глазах их таилась злоба.

Однако злоба тут же отступала, стоило им перевести взгляд на юного Туана.

— Говорят, — улыбнулся юноша, — что воришкам честь неведома, но здесь, среди нищих Грамерая, хотя бы дружбу можно найти. Добро пожаловать, Род Гэллоугласс, в Дом Кловиса.

У Рода мурашки по спине побежали. Ему вспомнилось сборище на площади у пристаней, которое он видел прошлой ночью.

Широко открыв глаза, он посмотрел на Туана. Не он. Этого не может быть!

Нет, может. Очень даже может быть.

Туан Макреди был тем самым молодым подстрекателем, который призывал толпу пойти штурмом на замок.

Этот румяный красивый юноша был самой главной крысой в городской клоаке.

Толпа грубоватыми радостными выкриками приветствовала своего Галахада. Туан улыбался, махал рукой. От его шеи к щекам пополз румянец. Казалось, он почти изумлен таким радушным приемом.

Он провел Рода в темный дальний угол. Пересмешнику Туан не сказал ни слова, но на столе, как только они уселись, появились две дымящиеся кружки с подогретым вином. Хозяин, и не подумав потребовать уплаты, уковылял прочь.

Род проводил его взглядом, придирчиво вздернув бровь. Обернувшись к Туану, он поинтересовался:

— Вы что, тут без денег обходитесь?

— Обходимся, — кивнул юноша. — Все, кто приходит в Дом Кловиса, приносят с собой свои скудные сбережения. Денежки эти складывают в общий ящик, потом на них покупают мясо и вино и каждому дают, когда нужно.

— И ночлегом обеспечивают, наверное?

— Точно. И одеждой. Конечно, по меркам благородных господ одежда не бог весть какая, но для этих моих бедных братьев это настоящие наряды.

Род пытливо вгляделся в глаза Туана и понял, что, произнеся слово «братья», его спутник нисколько не покривил душой.

Род откинулся на спинку стула и положил ногу на ногу.

— А вы — верующий человек?

— Я? — Туан попытался сдержать смех, и это ему почти удалось. — О нет! Какой же я верующий, если уже тридцать с лишним воскресений не заглядывал в церковь!

«Следовательно, — мысленно отметил Род, — его мотивы помощи беднякам, каковы бы эти мотивы ни были, скорее всего не носят лицемерного характера».

Род перевел взгляд на свою кружку.

— Стало быть, вы кормите и одеваете всех этих людей на те жалкие гроши, что они приносят сюда?

— Нет, это только начало. Однако, располагая такими надежными доказательствами наших добрых намерений, наша благородная королева сочла, что мы достойны помощи.

Род выпучил глаза:

— Не хотите ли вы сказать, что королева ссужает вас деньгами?

Туан хитро усмехнулся:

— Ссужает, вот только она не догадывается, кому в руки попадают эти денежки. Она ничего не знает о Доме Кловиса. Деньги она дает добренькому Брому О’Берину для оказания помощи беднякам.

— А Бром отдает их вам.

— Верно. А он, со своей стороны, несказанно рад тому, что в темных проулках стало меньше краж и убийств.

Род кивнул:

— Ловко придумано. И все это — ваша идея, не так ли?

— О нет! Это все Пересмешник придумал, только его-то вряд ли бы кто послушал.

Род вытаращил глаза:

— Пересмешник? Неужели этот урод у вас самый главный?

Туан нахмурился, покачал головой:

— Люди не пойдут за ним, дружище Гэллоугласс, в нем нет ни капли властности. Он хороший хозяин, неплохо управляется с этой ночлежкой, раздает вещи и еду тем, кто в этом нуждается. Он слуга — хороший слуга, но только и всего. Ловкий чиновник. Половчее и пооборотистее, чем даже главный казначей королевы.

— Ну ясно, просто слуга. — «А еще человек, у которого все остальные на крючке, — мысленно добавил Род. — И еще у него извращенный ум отверженного. Быть может, Туан знает, как заставить людей делать то, чего хочется ему, но знает ли он сам, чего хочет? Конечно, знает. Разве Пересмешник не подсказал ему? А следовательно, Пересмешник — местный политэкономист, а также, по всей вероятности, сочинитель речей для Туана».

Род отстранился от стола и потер подбородок.

— Стало быть, вам удается обеспечивать вашим сторонникам эту скромную роскошь на их жалкие медяки и шиллинги королевы?

Туан смущенно усмехнулся и, кивнув, склонился к столу.

— Это нелегко, дружище Гэллоугласс. Эти нищие никому не позволят собой управлять. Это тяжкая работа, изматывающая, опасная, от нее впору изнемочь. И все же она стоит того.

Род кивнул:

— Для такого труда не годится человек с ложной гордыней, а еще меньше годится тот, кто страдает ложным самоуничижением. На такое способен лишь тот, кто знает сердце своего ближнего, как свое собственное. — Туан зарделся. — Такой человек, — добавил Род, — мог бы стать королем нищих.

Но Туан, прикрыв глаза, покачал головой:

— Нет, здесь у нас нет никаких королей, дружище Гэллоугласс. Владелец дома, пожалуй, но не более того.

— И вы не хотели бы стать королем?

Туан пожал плечами и рассмеялся:

— Бедняки и слышать бы о таком не пожелали!

— Я вас не об этом спросил.

Туан в упор посмотрел на Рода. Улыбка покинула его мальчишеское лицо. Наконец он понял намек собеседника, и взгляд его стал тяжелым.

— Нет! — бросил он. — Я не стремлюсь взойти на престол!

— Тогда почему же вы пытаетесь повести бедняков против королевы? — резко вопросил Род.

Туан снова улыбнулся и откинулся на спинку стула, весьма довольный собой.

— А, так вам ведомы мои замыслы! Тогда да будет мне позволено спросить вас прямо, без обиняков, друг Род: присоединитесь ли вы к нам, когда мы пойдем брать штурмом замок?

Род почувствовал себя так, словно на его лицо легла гипсовая маска. Глаза его встретились с глазами Туана.

— Я-то вам зачем? — спросил он негромко и спокойно.

— Чем больше у нас будет друзей из числа стражников королевы, тем лучше…

— Видимо, кое-какие друзья у вас уже имеются, — проворчал Род, — если вам уже известно, что я поступил на службу в королевскую гвардию только сегодня.

Туан осклабился, притворно смущенно опустил ресницы.

Тут Рода озарило.

— А скажите, если бы мне вздумалось как следует пошарить по этому заведению, не отыскал ли бы я тут, случаем, тех троих мерзавцев, что напали на вас нынче ночью?

Туан кивнул, в глазах его плясали чертики.

— Ловко сработано, — покачал головой Род. — Маленький спектакль, разыгранный только для того, чтобы заманить меня сюда и прочесть мне проповедь с целью обратить в свою веру. А вы и вправду знаете, как управлять людьми, Туан Макреди.

Туан покраснел и опустил глаза.

— Ну а если я откажусь встать на вашу сторону, Туан Макреди? Покину ли я тогда Дом Кловиса живым и невредимым нынче ночью?

Туан вскинул голову, встретился взглядом с Родом.

— Только в том случае, — отвечал он, — если вы — опытный мечник и искусный чародей.

Род медленно кивнул, и в памяти его пронеслись события двух последних дней. На миг у него мелькнуло искушение согласиться и встать на сторону повстанцев: он не сомневался, что после революции имел бы все шансы взойти на престол.

Но нет, Туан был прав. Для того чтобы управлять беднотой, нужно было иметь врожденный дар массового гипноза. Занять престол — это бы у Рода получилось, но бедняки во главе с Пересмешником и тем, кто стоял за ним — кто бы это ни был, — ни за что не позволили бы ему на престоле удержаться.

Нет, здешняя система власти должна была остаться такой, какой была сейчас. Единственной надеждой на спасение демократии на этой планете оставалась конституционная монархия.

И еще — еще была Катарина…

Эта мысль в аккорде событий оказалась диссонирующей нотой. Видимо, он влюбился в Катарину. Она была женщиной его Мечты.

Но Туан ему тоже приглянулся с первого взгляда. Как же он мог симпатизировать им обоим, если они были соперниками в борьбе за власть?

Не исключено, что все объяснялось всепобеждающим обаянием Туана, но почему-то Род в этом сильно сомневался.

Нет. Если бы Туан действительно вынашивал планы захвата престола, он бы вызвал королеву на бой и непременно одолел бы — в этом у Рода сомнений не было.

Следовательно, на самом деле Туан королеву поддерживал. Каким образом, по его представлениям, он мог поддержать ее своей демагогией — этого Род пока не понимал, но чувствовал, что Туан видит дело именно в таком свете.

Но зачем тогда весь этот хитрый план? Зачем ему понадобилось заманивать Рода в Дом Кловиса?

Для того, чтобы посмотреть, что он за птица, естественно. Чтобы убедиться, можно ли ему доверять так же, как королеве.

И это имело свой резон, если учесть, что юнец крутил делишки с Бромом О’Берином. Очень могло быть, что карлик таким путем добивается у народных масс поддержки для королевы. Одно непонятно — к чему эта агитация взять замок штурмом?

Наверное, Туан мог бы ответить на этот вопрос. Но для начала ответить следовало Роду.

Он злорадно ухмыльнулся Туану и поднялся из-за стола, сжав рукоять меча:

— Нет уж, благодарю вас. Лучше я рискну и попытаю счастья мечом и колдовством.

Глаза Туана радостно засверкали, он схватил Рода за руку:

— Славно сказано, дружище Гэллоугласс! Я надеялся, что вы именно так и ответите! А теперь сядьте, прошу вас, и выслушайте, в чем воистину состоит мой замысел.

Род отбросил его руку.

— Выходи на бой, — процедил он сквозь стиснутые зубы.

— Нет, нет! Я не стану драться с другом! Да, я обманул вас, но вы не должны держать зла на меня, ведь это был обман во благо. Сядьте же, и я вам все растолкую.

— Наслушался уже, — буркнул Род и потянул меч из ножен.

Туан снова ухватил его за руку — на этот раз крепко. Нечего было и думать вырваться. Род смотрел Туану в глаза, сжав зубы. Мышцы его руки до боли напряглись. Меч медленно, но верно скользнул в ножны.

— Сэр, — укоризненно проговорил Туан и усадил Рода на стул так, словно имел дело с раскапризничавшимся ребенком. — А теперь выслушайте же, что я задумал, — сказал Туан и улыбнулся так, словно ничего не произошло. — Королева ссужает нас деньгами, и бедняки знают, что она дает нам денег, но принятие подачки только еще сильнее распаляет тех, кто эту подачку принимает. И для того, чтобы у королевы было больше друзей, нам нужно преобразить этот гнев в благодарность.

Род кивнул и нахмурил брови.

— Следовательно, нам нужно представить шиллинги королевы не как подачку, а в каком-то ином виде.

— И вы придумали, как это сделать.

— Не я, — признался Туан. — Пересмешник. «Когда подачка перестает быть подачкой? — спросил он у меня и сам ответил: — Когда эти деньги получены по праву». — Туан откинулся на спинку стула и развел руками. — Вот видите, как все легко и просто получается. Бедняки пойдут к замку и станут кричать королеве, что она должна дать им хлеба и мяса, потому что это положено им по праву. И она даст им то, о чем они просят, и они будут благодарны.

Род улыбнулся.

— Очень умно, — отметил он и понимающе кивнул, но подумал вот о чем. Если сработает. Но не сработает ни за что. Люди, у которых водятся денежки, с радостью отдают их на нужды благотворительности, но не выложат ни цента, если им сказать, что они обязаны это сделать. И насколько же благодарны будут нищие своей королеве, если она им откажет и созовет войско, дабы оно прогнало их прочь?

Но даже если королева внимет требованиям бедняков, что тогда? Как быть с тем вкусом власти, который они почуют? Бедняки добились своего от королевы! Они не удовлетворятся хлебом и мясом — нет, через неделю они явятся к замку с новыми требованиями — с Туаном во главе или без него.

Спору нет, план Туана был очень хитер. Его попросту ловко провели. Пересмешник в любом случае не остался бы в проигрыше, а вместе с ним те межзвездные тоталитаристы, которые стояли за всей этой заварушкой.

Но Туан искренне желал добра. Он просто-таки излучал благие намерения. Вот только в политической теории он подкован был слабовато, а с намерениями у него все было в полном порядке.

Род поднял кружку и порядочно отхлебнул.

— А вот некоторые поговаривают, будто бы Дом Кловиса готов сбросить Катарину с престола.

— О нет, что вы! — возмущенно вскричал Туан. — Я люблю королеву!

Род пытливо взглянул в искреннее, открытое лицо юноши и по-своему интерпретировал это заявление, после чего вновь принялся разглядывать вино в кружке.

— Я тоже, — сказал он, и прозвучало это куда более правдиво, чем ему самому хотелось бы. — Но при всем том я вынужден признать, что она, скажем так, ведет себя не слишком мудро.

Туан громко, выразительно вздохнул и всплеснул руками:

— Это верно, это очень верно сказано. Желает блага, но получается просто ужасно.

«Давно ли вы смотрели на себя в зеркало, мистер Кеттл?» — мысленно съязвил Род, а вслух спросил:

— Это как же понимать?

Туан печально улыбнулся:

— Она желает за один день передать все то, что веками строили ее пращуры. В нашем королевстве много дурного, не буду спорить. Однако навозную кучу не сметешь одним взмахом метлы.

— Это верно, — согласился Род. — А скопившаяся в глубине такой кучи селитра может и взорваться.

— Великие лорды не понимают, что она играет с огнем, — продолжал Туан. — Они видят одно: что она хочет, чтобы в этой стране звучал только один голос — ее голос.

— Ну, что же. — Род поднял кружку, и лицо его приняло выражение непоколебимой решительности. — Выпьем за нее и будем надеяться, что она преуспеет в этом.

— Вы полагаете, что такое возможно? — вздохнул Туан. — Значит, вы еще больший глупец, чем я. А меня повсеместно считают самым большим глупцом на свете.

Род поставил кружку на стол.

— Вы это просто так сказали или у вас на уме какие-то особые мысли на сей счет?

Туан скрестил указательные пальцы.

— Трон покоится на двух ножках. Первая из них — аристократы, которые противятся всему новому и потому противостоят королеве.

— Благодарствую, — ехидно усмехнулся Род, — за то, что вы открыли мне эту страшную тайну.

— Если бы аристократы действовали сами по себе, — продолжал Туан, — они бы, пожалуй, поберегли королеву из уважения к ее отцу. Однако нельзя забывать о существовании советников.

— Вот-вот. — Род закусил губу. — Насколько я понимаю, лорды во всем слушаются своих советников и делают только то, что те им советуют?

— И наоборот, не делают того, от чего их советники отговаривают. И все советники поют под одну дудку — под дудку Дюрера.

— Дюрер? — нахмурил брови Род. — Это еще что за птица?

— Советник милорда Логира. — Туан брезгливо скривился. — Он имеет кое-какое влияние на Логира, и надо признаться, это чудо, поскольку Логир отличается завидным упрямством. Словом, покуда жив Логир, Катарина может спать спокойно. Но как только Логир умрет, Катарине конец, ибо наследник Логира ее ненавидит лютой ненавистью.

— Наследник? — Род вздернул брови. — У Логира есть сын?

— Двое сыновей, — с натянутой улыбкой отозвался Туан. — Младший — дурачок, готовый полюбить даже своего злейшего врага, а старший — горячая голова, который обожает подхалимаж Дюрера. Так что Ансельм Логир сделает все, что ему присоветует Дюрер.

Род снова приветственно поднял кружку:

— Так пожелаем же Логиру долгих лет.

— Охотно, — с чувством кивнул Туан. — Ибо Ансельм издавна затаил злобу на королеву.

— За что? — нахмурился Род.

— Я не знаю, — покачал головой Туан и поскучнел. Лицо его стало похожим на морду гончей, страдающей хроническим гайморитом. — Не знаю.

Рот откинулся назад, положил руку на рукоять меча.

— Стало быть, они с Дюрером мечтают о свержении королевы. А другие лорды пойдут за ними — если старый Логир помрет. Ничего не скажешь, одна ножка у трона надежна на диво. А что вторая?

— Вторая, — отозвался Туан, изобразив приветственный жест скаута, — это народ — крестьяне, торговцы, купцы. Они любят королеву за то, что она пытается облегчить их скорбное житье. Однако они опасаются ее из-за ее ведьм.

— А… Ну да. Из-за ее… ведьм. — Род прищурился, попытавшись придать своему лицу выражение полной осведомленности в данной проблеме. На самом же деле мысли у него в мозгу бешено метались: «Ведьмы — политическая сила? Что за бред?»

— Много веков, — продолжал Туан, — ведьм подвергали жестоким пыткам, покуда они не отрекались от дьявола либо не выдерживали испытания водой. Если же не помогало ни то ни другое, их сжигали на кострах.

На миг Роду стало искренне жаль погибшие из-за людской близорукости и суеверий целые поколения эсперов.

— Но теперь королева покровительствует им, и некоторые поговаривают, будто она и сама ведьма.

Род стряхнул туман раздумий и проворчал:

— Пожалуй, это не слишком вдохновляет народ. Вряд ли такие мысли могут поспособствовать безоглядной борьбе за королеву и ее благие начинания.

Туан покусал губы.

— Скажем так: народ не слишком уверен…

— То есть чертовски напуган, — уточнил Род. — Однако от меня не укрылось, что, говоря о народе, вы не упомянули об этих нищих.

Туан покачал головой:

— Эти бедолаги всеми отринуты. Однако именно из этой забракованной древесины я надеюсь выточить третью ножку для трона королевы.

Род переваривал эту мысль, изучая лицо Туана.

Он откинулся на спинку стула и поднял кружку.

— Не исключено, что вы располагаете именно тем, что больше всего нужно королеве. — Род отпил вина, опустил кружку и сказал: — Верно ли я понимаю, что советники из кожи вон лезут, дабы подогреть в народе страх?

Туан покачал головой, озадаченно наморщил лоб:

— Нет, они ничего такого не делают. И вообще впечатление такое, будто они совсем не замечают существования простонародья. — Он хмуро заглянул в кружку, покачал ею. — Да, собственно, людям и не надо напоминать о том, что они обязаны бояться.

— То есть они и так об этом хорошо знают?

— Ну да. Они ведь своими глазами видели, что королевским ведьмам не удалось изгнать баньши с крыши замка.

Род изумленно сдвинул брови.

— Да хоть бы она себе гнездо свила там, на крыше! От нее ведь никому никакого вреда, или я не прав?

Туан удивленно глянул на него:

— Разве вам неведомо, что означает появление баньши, Род Гэллоугласс?

У Рода засосало под ложечкой. Нет ничего хуже с точки зрения сохранения конспирации, чем незнание местной мифологии.

— Когда на крыше появляется баньши, — сказал Туан, — это означает, что в доме кто-то скоро умрет. И всякий раз, когда баньши появлялась на крыше, Катарина была на волосок от смерти.

— Вот как? — Брови Рода взлетели вверх. — Что ей грозило? Клинок? Кирпич на голову? Яд?

— Яд.

Род откинулся на спинку стула.

— Яд. Оружие аристократов. Беднякам это не по карману. И кто же из Великих лордов настолько сильно ненавидит Катарину?

— Никто! — возмущенно воскликнул Туан. — Никто из них не унизился бы до попытки отравить королеву. Это было бы бесчестно!

— А тут честь еще что-то значит, да? — Заметив, как в глазах Туана вспыхнул праведный гнев, Род поспешил исправить оплошность. — Стало быть, дворяне исключаются, и тем не менее на это способен только кто-то из окружения королевы. Не советники ли?

Туан помрачнел. Отстранился от стола, кивнул.

— Но чего они добьются, умертвив ее? — нахмурился Род. — Ну разве что только если один из них вынашивает мечту короновать своего повелителя и заодно стать при нем канцлером…

Туан кивнул:

— А об этом может мечтать любой из советников, дружище Гэллоугласс.

Род вдруг отчетливо представил картину Грамерая, поделенного на двенадцать отдельных королевств, которые непрерывно воюют друг с дружкой, и каждым из них правит полководец, которым манипулирует его советник. Узурпация по японскому типу — человек, стоящий за троном, плюс полная анархия.

Анархия.

В Грамерае орудовали посторонние силы — агенты, располагавшие техникой более высокого уровня и владевшие изощренными политическими методами. Верховных аристократов мало-помалу разделяли, народ настраивали против господ посредством Дома Кловиса. Двенадцать картонных королевств затем будут разбиты на воюющие княжества, княжества — на поместья. И так далее, до тех пор, пока не воцарится полная анархия.

Советники представляли собой стороннюю силу, старательно ведущую страну к состоянию анархии. Но какова была их цель?

С этим вопросом можно было повременить. Сейчас самым злободневным делом было то, что налицо — целенаправленное промывание мозгов, а главный промыватель сидел за столом Совета рядом с лордом Логиром, и звали его Дюрер.

А первоочередной задачей этого мерзавца была смерть Катарины.

Громада замка чернела на фоне неба. Род ехал обратно. Как ни странно, перекидной мостик и надвратная башенка были озарены пламенем множества факелов. Копыта Векса гулко прогрохотали по мостику. Чья-то тень отделилась от тьмы, сгустившейся под воротами, поспешила навстречу. На бедро Рода легла рука.

— Стой, Род Гэллоугласс!

Род опустил глаза и, улыбнувшись, кивнул:

— Приятная встреча, Бром О’Берин!

— Может, и приятная, — уклончиво проговорил карлик, пытливо вглядываясь в лицо Рода. — Так это или нет, ты узнаешь, представ перед королевой. Она желает расспросить тебя о твоих ночных проделках.

Когда они вошли в кабинет королевы, Род так и не догадался, как карлику удалось проведать о том, где он побывал. Наверняка у Брома был лазутчик в Доме Кловиса, но как этот лазутчик сумел так быстро вернуться в замок?

В кабинет вела массивная дубовая дверь, обитая железом и задрапированная зеленым с золотом бархатом — цветами королевского дома. Бром окинул придирчивым взглядом двоих стражников — хорошо ли у тех начищены сапоги, сверкают ли алебарды. Род кивнул стражникам. У тех физиономии были словно каменные. Неужто его подозревают в государственной измене?

По кивку Брома один из стражников трижды стукнул по створке дверей и только после этого распахнул их. Род следом за Бромом вошел в кабинет. Дверь со стуком закрылась за ними.

Кабинет был невелик, но потолок тут был высокий. Стены были забраны панелями темного дерева. Горели только четыре высоких свечи в канделябре на столе, покрытом бархатной скатертью, что стоял посередине комнаты, да не слишком жарко разведенный камин. Каменный пол покрывал пушистый ковер, стены были увешаны гобеленами. Дальнюю стену целиком оккупировал высокий шкаф, доверху набитый книгами.

Два тяжелых резных кресла стояли по обе стороны от камина. Еще два были придвинуты к столу. В одном из них сидела Катарина, склонив голову над большим фолиантом в кожаном переплете. На столе перед ней лежало еще пять-шесть книг. Светлые волосы королевы струились по плечам и казались еще светлее на фоне темного платья.

Катарина оторвала взгляд от книги, и глаза ее встретились с глазами Рода.

— Подойди, — произнесла она мягким, чуть хрипловатым контральто. Этот тембр голоса настолько разительно отличался от суховатого сопрано, звучавшего в зале Совета, что на миг Род задумался: та ли же самая женщина перед ним?

А глаза сердитые и дерзкие. Нет, это была Катарина собственной персоной.

Правда, тяжелая корона лежала на столе, и почему-то королева без нее казалась необычайно маленькой и беззащитной.

— Ты побывал в Доме Кловиса? — требовательно вопросила Катарина. Взгляд ее был подобен лучам рентгеновского аппарата.

Род смущенно усмехнулся и склонил голову в поклоне.

— Как вы и думали, ваше величество, — угрюмо буркнул Бром. — Вот только как вы проведали об этом…

— Это тебя не касается, Бром О’Берин, — гневно посмотрела на карлика Катарина.

Бром застенчиво улыбнулся и повесил голову.

— Как? — фыркнул Род. — Благодаря лазутчикам, само собой. И надо сказать, шпионство у вас тут поставлено блестяще. Как быстро успели вынюхать и донести!

— О нет, — озадаченно нахмурился Бром. — Лазутчиков у нас совсем немного, ибо в наше смутное время крайне трудно найти для такой работы верных людей. А в Доме Кловиса у нас подсадных уток и вовсе нет.

— Лазутчиков нет, — согласилась Катарина, — и все-таки мне ведомо, что нынче ночью ты беседовал с Туаном, предводителем попрошаек. — Голос ее смягчился, и взгляд немного оттаял. Она взглянула на карлика и негромко сказала: — Бром…

Карлик улыбнулся, поклонился и, дошагав до двери, ударил по ней тыльной стороной ладони. Дверь отворилась, Бром шагнул за порог, на прощанье одарил Рода гневным взглядом из-под косматых бровей, а потом дверь за ним захлопнулась.

Катарина встала и изящной походкой отошла к камину. Она остановилась там, глядя на пламя, обняв руками талию. Плечи ее были опущены, она казалась такой маленькой и одинокой — и такой красивой сейчас, когда отсветы пламени струились легкой дымкой по чертам ее лица, по плечам… Горло Рода так знакомо сжалось…

Но вот Катарина расправила плечи и повернула голову к нему:

— А ты не тот, за кого себя выдаешь, Род Гэллоугласс.

Род вытаращил глаза.

Рука Катарины скользнула вверх. Она принялась наматывать на палец прядь волос.

Род несколько нервно откашлялся.

— Да я простой солдат, ваше величество. Повинуюсь приказаниям, получаю свое жалованье, а меня вот уже в третий раз за тридцать часов пробуют обвинить в чем-то загадочном.

— Если так, то я склонна поверить, что обвинения справедливы. — Катарина насмешливо улыбнулась.

Она опустилась в одно из больших дубовых кресел, крепко сжала подлокотники и несколько мгновений изучающе смотрела на Рода.

— Кто ты такой, Род Гэллоугласс?

Род развел руками, пытаясь разыграть полную невинность:

— Пустой лист, моя королева! Солдат удачи, не более!

— «Не более», — передразнила его Катарина, и глаза ее угрожающе сверкнули. — Каково твое ремесло, Род Гэллоугласс?

Род нахмурился, чувствуя себя в роли мелкого грызуна в разгар игры в «кошки-мышки».

— Я воин, моя королева.

— Это твоя служба, — сказала Катарина. — Твоя радость, твоя игра. Скажи мне, каково твое ремесло.

«Эта женщина а) опасна и б) стерва» — так решил Род. Беда была в том, что она была прехорошенькой стервой, а по части женской красоты Род всегда давал слабину.

— Мое ремесло — охранять жизнь вашего величества.

— Воистину! — Катарина насмешливо смотрела на него — И кто же обучил тебя этому ремеслу? Кто тот мой верноподданный, что подослал тебя ко мне?

И вдруг Род увидел Катарину сквозь пелену насмешливости и дерзости. Это была маска, ширма, а за ними пряталась напуганная и очень одинокая маленькая девочка, которой ужасно, отчаянно хотелось кому-то довериться. Однако она пережила много измен и предательств и больше не могла верить никому.

Род взглянул в ее глаза, стараясь придать взгляду как можно больше доброты и искренности, и сказал в своей излюбленной сверхскромной манере:

— Я никого не зову своим господином, моя королева, и пришел сюда сам, ведомый любовью к моей королеве Катарине и верностью народу Грамерая.

Что-то отчаянное мелькнуло во взгляде королевы. Ее пальцы судорожно сжали подлокотники кресла.

— Любовью… — пробормотала она, и глаза ее вновь приобрели насмешливое выражение. — О да, любовью к королеве. — С этими словами она отвернулась к камину. — Что ж, да будет так. Хотя о тебе я думаю более как о друге — вот только почему я верю, что ты мне друг, я сама не понимаю.

— О, можете не сомневаться, я вам воистину друг! — улыбнулся Род. — Вы знали, что я побывал в Доме Кловиса, хотя сами не понимали, откуда узнали об этом, и в этом тоже не ошиблись!

— Помолчи! — фыркнула Катарина и медленно обернулась. — Но что привело тебя в Дом Кловиса нынче ночью?

Уж не телепатка ли она, случаем?

Род поскреб подбородок. Вживленный в височную кость микрофон должен был уловить этот звук…

— Одна мысль пр-векс-следует меня, — проговорил он, сделав вид, что запнулся. — Как вы узнали о том, что я побывал в Доме Кловиса?

— Я на связи, Род, — прозвучал голос за ухом у Родни.

Катарина одарила его взглядом, полным презрения:

— Я знала о твоем разговоре с Туаном Логиром. Так где же еще ты мог побывать, как не в Доме Кловиса.

Очень ловко. Но все равно — откуда ей было знать, что он общался с Туаном… Логиром?!

Логиром!

Род весьма удивился:

— Прошу прощения… а-а-а… вы сказали — «с Туаном Логиром»? Я не ослышался?

Катарина сдвинула брови.

— А мне казалось, что его фамилия — Макреди.

Катарина едва удержалась от смеха:

— О нет! Он — младший сын милорда Логира! Разве ты не ведал об этом?

Младший сын? Значит, Туан и был тем самым парнем, которого сам назвал последним глупцом?

А старший его братец был тем человеком, что затаил давнюю злость на королеву и представлял самую страшную угрозу для монаршего престола.

— Нет, — покачал головой Род. — Этого я не ведал.

Голос Векса промурлыкал за ухом у Рода:

— Имеющаяся информация позволяет судить о разветвленной сети шпионажа.

Род мысленно застонал. Ох уж эти роботы! Помощи от них — как от козла молока.

Род поджал губы и пристально посмотрел на Катарину:

— Вы сказали, ваше величество, что у вас нет лазутчиков в Доме Кловиса, и если верить вам, то это означает…

Он не договорил, ожидая, что фразу ему поможет закончить Веке.

Пауза. Беспорядочный гул и громкий щелчок.

Род мысленно выругался. Если у Катарины нет шпиков, значит, по логике вещей, она не должна знать того, о чем знает. В итоге он выдал бедолаге Вексу очередной парадокс, отчего того снова зашкалило. Что и говорить, трудно иметь дело с роботом-эпилептиком.

Катарина метнула в Рода гневный взгляд:

— Конечно, я говорю правду!

— О, в этом у меня нет сомнений! — торжественно поднял руку Род. — Но вы — монарх, вас так воспитали, и одним из первых полученных вами уроков наверняка был урок того, как лгать с правдивым лицом.

Лицо Катарины окаменело. Она медленно склонила голову и уставилась на свои руки. Когда она подняла глаза, лицо у нее было беспомощное. С него словно спала маска. Королева смотрела на Рода будто затравленный зверек.

— Повторяю: я знала правду и говорила правду, — пробормотала она. — А ты ведаешь более того, что положено солдату, Род Гэллоугласс.

Род тяжело кивнул. Он снова допустил промашку: бравые вояки ничего не смыслят в политике.

— А теперь отвечай, — негромко повелела королева, — как ты попал нынче ночью в Дом Кловиса?

— Моя королева, — торжественно ответствовал Род, — дело было так: в темном проулке трое напали на одного. Я помог ему отбиться, а он отвел меня в Дом Кловиса, дабы отблагодарить стаканчиком вина. Вот так я познакомился с Туаном Логиром.

Королева наморщила лоб.

— Если бы я могла тебе верить… — Она встала понурившись, ссутулив плечи. — В грядущий час мне будут надобны все мои друзья, — негромко проговорила она. — И мне кажется, что ты — самый верный из моих друзей, хотя сама я не ведаю, почему мне так кажется. — Она подняла голову, посмотрела на Рода, и он в ужасе заметил, что в глазах ее стоят слезы. — Еще есть те, кто готов защитить меня, — еле слышно произнесла Катарина, сверкая глазами сквозь слезы. Невидимые путы стянули грудь Рода, сжалось его горло, вспыхнули глаза. Катарина отвернулась, кусая костяшки пальцев. Минуло мгновение, и она дрожащим голосом заговорила вновь: — Вскоре пробьет час, когда каждый из Великих лордов скажет, кто из них со мною, а кто — против меня, и я думаю, что мало будет из них таких, кто встанет под мои знамена.

Она обернулась, подошла к Роду. Глаза ее смягчились, на губах трепетала робкая улыбка. Род поднялся ей навстречу. Сердце его оглушительно громко билось. Он как зачарованный смотрел на Катарину.

Она остановилась перед ним, смущенно накрутила на палец светлый локон и прошептала:

— А ты будешь ли на моей стороне в этот день, Род Гэллоугласс?

Род неуклюже кивнул и пробулькал нечто утвердительное. Спроси она у него сейчас, готов ли он продать ей свою душу, он бы без колебаний ответил точно так же.

А в следующее мгновение она была в его объятиях — гибкая и податливая, и ее влажные губы прижались к его губам.

Потом, когда миновало неведомо сколько времени, она опустила голову и неохотно отстранилась, придерживаясь за его руки.

— О, я всего лишь слабая женщина, — взволнованно пробормотала она. — Ступай теперь, Род Гэллоугласс. Твоя королева благодарит тебя.

Она сказала что-то еще, но Род почти ничего не понял и сам не заметил, как оказался по другую сторону двери. Она шагал по широкому, холодному коридору, залитому светом факелов.

Род остановился, встряхнулся, предпринял геройскую попытку собраться с мыслями и продолжил свой путь нетвердым шагом.

«Что бы ты там ни думал насчет ее политических талантов, уж что-что, а как привязать к себе мужчину — это она точно знает».

Род споткнулся, а не замеченное им препятствие протянуло руку и помогло удержаться на ногах.

— Ну и ножищи же у тебя… — проворчал Бром О’Берин.

Карлик с пытливым нетерпением вглядывался в глаза Рода. Что-то, видимо, отыскал в самой глубине — между зрачком и сетчаткой, и довольно кивнул:

— Что ты получил от Катарины, Род Гэллоугласс?

— Получил? От нее? — Род нахмурился, взгляд его стал рассеянным. — Ну… она приняла у меня клятву верности.

— А! — кивнул Бром, словно бы донельзя довольный этим сообщением. — Чего еще желать, Род Гэллоугласс?

Род резко тряхнул головой, шире открыл глаза. И правда — чего еще он мог желать и просить? И чего, о Господи, он ожидал? И с чего он вдруг так размечтался, как будто Цербер сменил гнев на милость и одарил его сладкой улыбочкой?

Он крепко сжал губы. В сердце его закипала глухая злоба. Эта девчонка ничего не значила для него — она была всего лишь пешкой в Большой Игре, тем орудием, с помощью которого можно было бы установить демократию на этой планете. Ну да. А разозлился-то он с чего? На это он тоже не имел никакого права.

Вот черт! Как ему сейчас был нужен объективный, беспристрастный анализ!

— Веке!

Он-то хотел произнести это слово еле слышно, но оно сорвалось с его губ выкриком. Бром О’Берин мрачно воззрился на Рода:

— Что такое «веке»?

— Товарный поезд с поломанным локомотивом, — сымпровизировал Род. И в самом деле, где этот треклятый робот?

И тут он вспомнил, что с Вексом приключился очередной припадок.

Но Бром стоял и с крайней подозрительностью всматривался в лицо Рода:

— Что это за слова такие, Род Гэллоугласс? Ты здоров ли? Что такое товарный поезд? Что такое локомотив?

Род сжал губы и мысленно процитировал книги Библии. «Осторожнее, старина, осторожнее! Так ты влипнешь! И все испортишь!»

Он рискнул взглянуть Брому в глаза.

— Товарный поезд — это вьючный мул, которого рыцарь нагружает своими доспехами и оружием, — проворчал он. — А локомотив — это полоумный оруженосец.

Бром в изумлении нахмурился:

— Полоумный — как это?

— Ну… такой… с заскоком. В моем случае все вышесказанное относится к моему коню.

— К коню? — окончательно обескураженно переспросил Бром.

— Ну да. К моему коню, Вексу. Он один являет собой все мои пожитки и прислугу. И еще он — та единственная душа… вернее — тот единственный разум, которому я могу поведать о своих бедах.

Бром понял последнюю фразу и ухватился за нее, словно утопающий за соломинку. Взгляд его смягчился, он добродушно улыбнулся:

— Теперь ты с нами, Род Гэллоугласс, — с теми немногими, что стоят за королеву.

Род заметил сочувствие во взгляде карлика, задумался о том, что привязывает этого уродца к королеве, и вдруг его снова охватила жуткая ненависть к Катарине за то, что эта стервозная особа так наслаждается эксплуатацией людей во имя своих целей.

Род размашисто зашагал по коридору. Бром семенил рядом, стараясь не отставать от него.

— Если я хоть что-то понимаю в людях, — процедил Род сквозь зубы, — у королевы есть еще один дружок в Доме Кловиса, но она зовет его врагом. Как же это, Бром? Он враг ей только потому, что сын ее врага, герцога Логира?

Бром задержал Рода, ухватив за бедро, и с полуулыбкой взглянул в его глаза.

— Он не враг ей, Род Гэллоугласс, он тот, кого она очень любит. Он ее дядюшка, кровный родственник. Он дал ей кров и нянчил ее пять лет, пока ее отец усмирял мятежных северных лордов.

Род медленно опустил голову и встретился взглядом с Бромом.

— Странно же она выказывает свою любовь.

Бром кивнул:

— Это верно, воистину странно, но не изволь сомневаться: она любит и старика, и его сына Туана.

Пару мгновений он, не мигая, молча смотрел на Рода, а потом отвернулся и медленно пошел вперед по коридору. Род постоял, провожая карлика глазами, и пошел за ним.

— Это долгая и печальная история, — пробормотал карлик, когда Род нагнал его. — Ее начало, ее конец и самая сердцевина — это Туан Логир.

— Король нищих?

— Да, — тяжело кивнул Бром. — Повелитель Дома Кловиса.

— Он любит королеву.

— О да! — Бром запрокинул голову, закатил глаза. — Еще как любит, не сомневайся. Он так и говорит!

— Но ты ему не веришь?

Бром сцепил руки за спиной, склонил голову и, тяжело ступая, продолжил путь.

— Либо он честен, либо самый изощренный лжец. А если он лжет, то слишком быстро этому научился, ибо он был взращен там, где его учили всегда говорить правду — в доме отца. Однако он возглавляет Дом Кловиса — тех бродяг и отверженных, которые твердят, что правителя страны должно избирать, как был избран в незапамятные времена король Кловис — ну, то есть так говорят, что его выбрал народ.

— Ну, тут они, пожалуй, немного погрешили с историей, — негромко вставил Род. — Если я правильно понял, они замышляют свергнуть Катарину?

— Верно. Ну и как же мне верить ему, когда он говорит, будто любит ее? — Бром печально покачал головой. — Такой достойный юноша, такой благородный… А трубадур какой — вмиг сочинит дивную песню, о чем хочешь: хоть о красоте жемчужных зубок какой-нибудь прелестницы, и выйдет это у него столь же быстро, как выбить в драке меч шпагой из рук соперника. Он всегда был аристократом до мозга костей, и его никогда нельзя было заподозрить в измене.

— Похоже, ты его хорошо знаешь.

— Мне ли его не знать! Знавал я его когда-то очень даже хорошо! — Бром издал судорожный вздох и покачал головой. — Вот теперь я знаю ли его? Они с королевой познакомились, когда ей было семь лет, а ему — восемь, в замке милорда Логира, на юге страны. Туда отец Катарины отправил ее, поручив заботам герцога. Двое детишек весело резвились и играли друг с дружкой — под моим надзором, конечно, я с них глаз не спускал. Они такие маленькие одни во всем замке были, ну а я… — он усмехнулся и горько рассмеялся, — я им казался чудом во плоти: взрослый, а ростом с них.

Бром улыбнулся, запрокинул голову и уставился на стену, словно увидел сквозь нее те далекие годы.

— Какие невинные они были тогда, Род Гэллоугласс! Какие невинные и какие счастливые! Он ее просто боготворил. Он рвал цветы, а она плела из них венки-короны, хотя садовник ворчал на него за это. Слишком жарко светило солнце? Он устраивал ей навес из листьев! Она разбила хрустальный кубок миледи? Он брал вину на себя!

— Вот он ее и избаловал, — буркнул Род.

— Верно, но не он был первым, кто готов был стать ее шутом. Уже тогда она была красавицей принцессой, Род Гэллоугласс. Но над их счастьем нависла зловещая тень — мальчишка четырнадцати лет, наследник замка и земель, Ансельм Логир. Он забирался на башню и подглядывал за ними, следил за тем, как они играют в саду, и весь кривился от злости и зависти. Он один во всей стране ненавидел Катарину Плантагенет — а почему, никто этого не скажет.

— И ненавидит до сих пор?

— Да. И потому нам стоит пожелать лорду Логиру долгих лет. Почти пять лет Ансельм пестовал свою ненависть, и наконец настал час ему возрадоваться. Мятеж северных лордов был подавлен, и отец был готов вновь принять дочь в королевском замке. И тогда они поклялись — Туан и Катарина (ей было тогда одиннадцать, а ему — двенадцать), что никогда не забудут друг друга и что она будет ждать его приезда. — Бром печально покачал головой. — И он приехал. Ему было девятнадцать. Принц в расшитом золотом камзоле прискакал с юга на великолепном белом скакуне — широкоплечий, золотоволосый красавец, такой статный, что у любой женщины просто слюнки бы потекли. Трубадур с арфой за спиной и мечом на боку, у которого всегда были готовы тысячи мадригалов, в которых он бы восславил красоту своей избранницы. А смех его был так же чист, сердце так же открыто и нрав столь же весел, как тогда, когда ему было двенадцать.

Карлик улыбнулся Роду.

— Ей тогда только-только минуло восемнадцать, Род Гэллоугласс, и жизнь ее была покойна и безмятежна, как воды реки посреди лета. Ей было восемнадцать, и она созрела для замужества, и ее хорошенькую головку наполняли божественные золоченые грезы, какие обычно черпают девушки из баллад и книжек. — Он прищурился, но в голосе его звучала странная нежность, словно эхо пустоты прожитых лет. — А ты никогда не мечтал ли о принцессе, Род Гэллоугласс?

Род зыркнул на него и сглотнул подступивший к горлу ком.

— Продолжай, — сказал он.

Бром отвернулся и пожал плечами:

— Что говорить? Она любила его, несомненно, и какая бы женщина устояла перед ним? А он не знал, зачем ему нужна женщина, готов голову дать на отсечение, не знала и она, но могло статься так, что вместе они бы поняли, зачем нужны друг другу, у них на то были все возможности. — Бром покачал головой и нахмурился. — Случись так, этим счастьем были бы коронованы последние дни ее юности, ибо той весной ее отец умер, и скипетр был передан в ее руки.

Карлик умолк. Он мерно шагал вперед по коридору и молчал так долго, что Род решил вставить словечко:

— Пока я не вижу повода для ненависти.

— О да! Но ты дослушай эту историю до конца! Лишь тогда, когда Катарина была коронована, она вдруг уразумела, что Туан — младший сын Логира и наследовать может только фамильную честь и ничего больше. Тогда она обвинила его в том, что он ее не любит и лишь вожделеет о престоле. Она не желала видеть его. В гневе и ярости она прогнала его, хотя достойной причины для этого не было, но об этом знали только они двое, и более никто. Она выслала его на Дикие Пустоши, назначив цену за его голову, и в этих краях ему суждено было либо выжить посреди оборотней и эльфов, либо погибнуть.

Карлик снова умолк.

Род поторопил его:

— И тут милорд Логир разгневался?

— Да, — проворчал карлик. — И он сам, и его приближенные, и половина благородных господ в королевстве. Логир говорил о том, что королева имела право отвергнуть ухаживания Туана, имела право гневаться на него, сколько ее душеньке угодно, но отправлять человека в ссылку можно только за измену. А Катарина в запальчивости вскричала: «Разве это не измена — охота за короной?»

Тогда Логир оскорбился до глубины души и холодно ответствовал, что Туан искал только любви Катарины, но слова его были напрасны, ибо тот, кому королева отдала бы свою руку, неизбежно стал бы править страной вместе с ней, и ведь именно об этом сказала ему Катарина.

Логир перестал гневаться и стал увещевать королеву, убеждать ее в том, что сын его — не изменник, а всего лишь дурачок, которому взбрело в голову влюбиться в глупую избалованную девчонку. И тогда Катарина снова вскричала бы: «Измена!», не отговори я ее.

— И все же ты утверждаешь, что она любит их обоих — и Туана, и старика Логира?

— Конечно, любит. Откуда бы еще такие страсти?

Бром снова погрузился в молчание. Род кашлянул и сказал:

— Но у меня такое подозрение, что Туан не отяготил себя пребыванием в ссылке…

— Угу, — кивнул Бром и поджал губы. — Этот балбес заявил, что готов остаться рядом с королевой, пусть и ценой своей головы. Но ведь за его голову был назначен выкуп, и потому впредь ему была уготована жизнь убийцы или вора.

Род кисло усмехнулся:

— И некто подсказал ему мысль о том, что от нищих стране будет меньше вреда, если кто-то возьмет на себя заботу о них.

Бром кивнул:

— Вот так и вышло, что у нищих, считай, появился предводитель, но при всем том Туан клянется, что готов бросить все силы на защиту королевы. Он божится, что до сих пор любит ее, что будет любить ее даже тогда, когда она повелит отрубить ему голову.

— Ну а она, само собой, — заключил Род, — твердит, что он имеет все причины ненавидеть ее.

— И тут она права, но только мне все-таки кажется, что Туан по-прежнему ее любит всем сердцем.

Они дошли до двери, что вела в комнату караула. Род опустил руку на засов, улыбнулся карлику и печально покачал головой.

— Они безумцы, — сказал он, — эта парочка.

— Безумно любящие друг друга враги, — устало улыбнулся Бром. — Ну, вот ты и дома. Доброй ночи.

Карлик развернулся на каблуках и поспешил прочь.

Род проводил его взглядом и мысленно выругал себя.

— Какой же я идиот, — пробормотал он. — Я-то думал, что он на ее стороне только потому, что влюблен в нее. Ну, что ж… Веке, бывает, тоже ошибается…

Большая свеча в казарме почти догорела. Время в Грамерае измеряли с помощью таких вот высоких красно-белых полосатых свечей — шесть белых полос и шесть красных. Одну свечу зажигали на рассвете, вторую — двенадцать часов спустя.

Судя по этой свече, сейчас было три часа пополуночи. У Рода вдруг отяжелели веки, а потом и вовсе налились свинцом, когда он вспомнил, что грамерайский час равняется часу и двадцати минутам по галактическому стандарту.

Род доплелся до кровати и на что-то наступил. Это «что-то» издало сдавленное ворчание: Род совсем забыл, что Том имеет обыкновение укладываться у изножья кровати, на полу.

Верзила сел, зевая и почесываясь. Поднял голову, разглядел Рода:

— Привет вам, хозяин! А который час?

— Девятый час ночи, — негромко ответил Род. — Спи, Большой Том. Я не хотел тебя будить.

— Так я ж тут для того и нахожусь, чтоб вы меня будили, хозяин. — И Том помотал головой, пытаясь прогнать сонливость.

«Странно, — подумал Род. — Глаза-то у него вовсе не сонные». Тут у Рода мелькнула неприятная догадка, и у него самого сонливость как рукой сняло. Он вновь превратился в агента, которому всегда подобало быть начеку.

И потому, дабы не пробудить у Тома ненужных подозрений, он притворился еще более сонным, чем был на самом деле.

— Ну и ночка выдалась, Большой Том, — промямлил он и повалился на кровать ничком. Он надеялся, что Большой Том немедленно уснет снова, однако от изножья кровати донеслось негромкое добродушное прищелкивание языком, и Большой Том принялся стаскивать с Рода сапоги.

— Погуляли на славу, а, хозяин? — бормотал слуга. — Небось за парочкой девиц приволокнулись?

— Разбуди меня, когда будут зажигать утреннюю свечу, — буркнул Род в подушку. — Я должен заступить на стражу, когда королева будет завтракать.

— Слушаюсь, господин, — ответствовал Большой Том, стащил с Рода второй сапог и, похохатывая, улегся на свое место.

Род выждал, когда его слуга снова захрапит, перевернулся на бок и оглянулся через плечо. В общем и целом Том отличался непоколебимой верностью и непроходимой тупостью, однако бывали моменты, когда у Рода возникали кое-какие сомнения…

Он опустил голову на подушку, закрыл глаза и попытался заставить себя уснуть.

К несчастью, с аутотренингом нынче у него ничего не вышло. Все чувства у Рода обострились до предела. Он мог бы поклясться, что ощущает щекой все волокна наволочки, что слышит, как под полом тихонько скребется мышь, как квакает во рву лягушка, как порывом ветра доносит радостный смех.

Глаза Рода резко открылись. Радостный смех?

Он скатился с кровати и поспешил к высокому узкому окну. Кто это, интересно, тут устраивает празднества посреди ночи?

Луна зашла за зубчатую северную башню. На ее фоне плясали силуэты юных фигурок. Некоторые из них, похоже, восседали верхом на метлах.

Ведьмы. В северной башне…

Род взбирался по разбитым ступеням винтовой лестницы. Гранитные стены, казалось, с каждым шагом сжимаются. Род шел и убеждал себя в том, что, будучи объявленным эльфами чародеем — ох уж эти эльфы, паршивцы! — он имел полное право принять участие в торжествах этой компании.

Вот только желудок его почему-то не желал смиряться с этой мыслью и жалобно клянчил таблеточку драмамина. Во рту у Рода пересохло. Ну хорошо, эльфы к нему отнеслись благосклонно, но вот сообщили ли они о своей благосклонности ведьмам?

Припомнились все древние сказки, которые он слышал и читал в детстве, перемешались с эпизодами появления ведьм в «Макбете». Сейчас, когда Род впервые в жизни всерьез задумался об этом, ни единой ведьмы с филантропическими наклонностями он, как ни силился, припомнить не мог, кроме Доброй Глинды, которую и ведьмой-то можно было назвать с большой натяжкой.

Одно преимущество у него все-таки имелось: похоже, ведьмы пребывали в благодушном настроении. Вдоль по лестнице гуляла мелодия старинной ирландской джиги, к которой примешивался веселый молодой смех.

Впереди на стену падали отблески факелов. Род совершил последний виток по спирали и оказался в просторном зале на вершине башни.

Танцующие кружились в танце, но ходили не только по кругу, но и над ним — эдакий трехмерный хоровод. Сквозь клубы дыма Род видел парочки, танцующие на стенах, на потолке, в воздухе и изредка — на полу. Тут и там болтали и смеялись группы людей в ярких, блестящих одеждах. Большинство держало в руках кружки, которые периодически наполнялись из большого бочонка, стоявшего возле лестницы.

Все, как на подбор, молоденькие — можно сказать, подросткового возраста. Сколь Род к ним ни приглядывался, ни одного совершеннолетнего не обнаружил.

Он остановился на пороге, чувствуя себя в высшей степени не в своей тарелке — кем-то вроде классной дамы на школьных танцульках, эдаким неизбежным злом.

Какой-то юнец, затыкавший бочонок затычкой, заметил незваного гостя и ухмыльнулся.

— Эй! — крикнул он. — Что ты так припозднился?

В руке Рода оказалась наполненная до краев кружка.

— Да я и не собирался сюда в общем-то… — промямлил Род.

— Да собирался, мы-то знаем, — осклабился юнец. — Молли напророчила, вот только она сказала, что ты тут еще полчаса назад появишься.

— Прошу прощения, — проговорил Род. — Пара-тройка неотложных дел, вот я и…

— Да ладно, ты не переживай так уж сильно. Это она, видно, подвыпила, да и ошиблась чуток. А вообще мы поджидали тебя с тех самых пор, как ты явился в замок. Эльфы сказали нам прошлой ночью, что ты — чародей.

В голове у Рода прояснилось.

— Чушь! Никакой я не чародей. Такой же из меня чародей, как из вас… То есть я хотел сказать…

— О, ты — чародей, — торжественно кивнул юноша. — Чародей. И притом самый искусный. Разве ты явился к нам не на падучей звезде?

— Да это наука, а никакое не колдовство! Я не чародей, повторяю!

Юноша весело улыбнулся.

— Знаешь ты сам об этом или не знаешь, но ты все равно чародей. — Он приветственно поднял кружку. — И потому — один из нас.

— А-а-а… Что ж, благодарю. — Род также поднял кружку и пригубил напиток. В кружке оказался глинтвейн, подогретое вино, приправленное специями.

Он окинул взглядом зал, пытаясь свыкнуться с непрерывным мельканием танцоров и наглым нарушением законов Ньютона.

Взгляд его остановился на парочке, сидевшей под одним из окон. Молодые люди вели увлеченную беседу, вернее, она говорила, а он слушал. Юноша пожирал девушку взглядом, а она была тоненькая, натянутая как струна, и глаза ее горели жарким пламенем.

Род цинично усмехнулся и призадумался о том, что же на самом движет этим преданным юношей.

Девушка ахнула и метнула в Рода гневный взгляд.

У Рода нижняя челюсть отвисла. Он принялся бормотать извинения, но еще до того, как он успел вымолвить подобающую случаю фразу, девушка улыбнулась, грациозно кивнула ему и вернулась к своему театру одного зрителя.

Род так и остался стоять с открытым ртом. Он ухватил за руку виночерпия, не спуская глаз с девушки.

Виночерпий обнял Рода за плечи и обеспокоенно поинтересовался:

— Что встревожило тебя, друг мой?

— Эта… девушка, — пробормотал Род. — Она что, умеет читать мысли?

— О, еще как умеет! Да мы все немного умеем, но у нее это получше получается, чем у остальных.

Род прижал ладонь ко лбу, надеясь, что это поможет его голове перестать кружиться. Телепаты. Полный зал телепатов. А ведь во всей разведанной галактике их насчитывалось не более десятка!

Он вновь обвел взглядом пирушку. Мутация, генетический сдвиг, что-то еще…

Он встряхнулся, откашлялся:

— Скажи-ка, парень… да, а как твое имя, кстати говоря?

— И правда, что же это я! — Юноша ударил себя по лбу тыльной стороной ладони. — Чума меня возьми — совсем забыл представиться. Меня зовут Тобиас, магистр Гэллоугласс, и вам непременно нужно здесь со всеми познакомиться.

С этими словами он взял Рода под руку и повел к ближайшей компании.

— Но я… я только хотел спросить…

— Это Нелл, это Андреев, это Брайэн, а это Дороти.

По прошествии получаса, перезнакомившись еще с пятьюдесятью тремя участниками вечеринки, Род без сил опустился на деревянную скамью. Он поднял кружку и жадно осушил ее до дна.

— Ну вот, — сказал он, — и я, и моя кружка опустошены.

— А, так позволь, я наполню ее!

Тоби выхватил у Рода кружку и улетел с ней к бочонку. Улетел в буквальном смысле слова.

Род глядел на то, как Тоби летит через весь зал, паря в десяти футах над полом, и качал головой, не веря собственным глазам. Он уже ничему не удивлялся.

Похоже, он угодил в нарождающееся племя эсперов, людей, наделенных удивительными, невероятными способностями — дарами левитации, ясновидения и телепатии.

Но если все они умели телепортироваться, тогда почему девицы разъезжали на метлах?

Вернулся Тоби, с шумом рассек воздух при приземлении. Род ошарашенно принял из рук юноши полную кружку.

— Вот спасибо. Стало быть, вы умеете левитировать и телепортироваться?

— Прошу прощенья? — непонимающе нахмурился Тоби.

— Летать умеете, говорю? Ну и еще по собственной воле можете перемещаться из одного места в другое?

— О да! — осклабился Тоби. — Это мы все умеем!

— Что — летать?

— Нет, все мы умеем по желанию с одного места перемещаться в другое. Летать умеют все юноши, а вот девушкам это не дано.

«Полозависимый ген», — подумал Род, а вслух сказал:

— И поэтому они летают на метлах?

— Да. Они умеют приказывать неживым предметам исполнять их желания. А мы, мужчины, лишены этого дара.

Ага! Еще одна завязка! Способность к телекинезу передавалась через Y-хромосому, а к левитации — через хромосому X.

Между тем телепортироваться они умели все. И мысли читать.

Бесценное племя эсперов. И если их жизнь была хоть в чем-то похожа на жизнь тех немногочисленных телепатов, что были известны галактике…

— Простой народ ненавидит вас за это?

Юная мордашка Тоби стала мрачной и тоскливой.

— О да, и благородные господа тоже. Они говорят, будто мы заключили союз с дьяволом. Нам грозило испытание водой или сожжение на кострах, покуда к власти не пришла наша добрая королева Катарина. — Тоби обернулся и крикнул: — Эй, Бриджит!

Девушка лет тринадцати покинула своего партнера по танцу и в одно мгновение оказалась рядом с Тоби.

— Друг Гэллоугласс хочет узнать, как с нами обходятся люди, — объяснил ей Тоби.

Радостная мордашка девушки стала печальной. Она широко раскрыла глаза, прикусила губу.

Потом завела руки на спину, расстегнула пуговицы на блузке от шеи до корсажа и повернулась к Роду спиной. Спину ее исполосовали шрамы. Они алой паутиной покрывали ее нежную девичью кожу. Бриджит били семихвостой плеткой.

Она повернулась к Роду. Тоби застегнул ее блузку. Глаза у девушки были по-прежнему широко раскрыты и полны горя.

— Так меня избили, — сказала она, — только потому, что заподозрили в колдовстве. Мне тогда было всего-то десять лет.

Желудок у Рода чуть было не выскочил наружу через пищевод. Он дал ему мысленный приказ оставаться на месте, и желудок не слишком охотно повиновался. Язык опалило изжогой.

Бриджит крутанулась на месте и исчезла. Через долю секунды она уже была рядом со своим партнером по танцу — веселая и живая как ни в чем не бывало.

Род хмуро и задумчиво наблюдал за ней.

— Так что можешь понять, — сказал Тоби, — как мы благодарны нашей доброй королеве.

— Она упразднила испытания водой и сожжение на кострах?

— Она издала королевский указ, но сожжения ведьм продолжались тайно. У нее оставалась единственная возможность защитить нас, и она дала убежище всем тем из нас, кто был готов явиться сюда и просить об этом.

Род медленно кивнул:

— Ей не откажешь в мудрости.

Его взгляд вновь устремился к Бриджит, танцующей на потолке.

— Что заботит тебя, друг Гэллоугласс?

— Ведь у нее нет к ним ненависти, — рассеянно проговорил Род. — У нее есть все причины ненавидеть обычных людей, но она не ненавидит их.

Тоби покачал головой, тепло улыбнулся:

— Ни она, ни кто-то другой из нас. Все, кто явился, чтобы обрести кров в замке королевы, первым делом дают клятву жить по христианским заповедям.

Род медленно развернулся к юноше.

— Понятно, — сказал он не сразу. — Собрание добрых волшебниц и волшебников.

Тоби кивнул.

— И все ведьмы и колдуны в Грамерае таковы?

— Как ни постыдно говорить о таком, но это не так. Есть некоторые, которым было суждено пережить большие страдания, нежели тем, коим подверглись мы — те, у кого отрезали ухо или выкололи глаз, кто потерял возлюбленного или подругу, а быть может, пережил все сразу. Они прячутся на Диких Пустошах, в горах, и обрушивают накопившееся зло на всех людей без разбора.

Губы Рода вытянулись в тонкую мрачную линию, уголки их скорбно опустились.

— Таких чуть более десятка, — продолжал Тоби. — Лишь трое из них — в расцвете лет, а все прочие — дряхлые старухи и ветхие старцы.

— Настоящие ведьмы и злые колдуны из сказок, — пробурчал Род.

— Воистину так, и слухов об их злодеяниях столько, что из-за них никто не замечает наших добрых дел.

— Следовательно, в Грамерае существует две разновидности ведьм и колдунов: старые и злобные, что живут в горах, и добрые молодые, что поселились в королевском замке.

Тоби покачал головой и улыбнулся, в глазах его вспыхнули огоньки.

— Не совсем так. Есть еще около трех дюжин добрых волшебниц и волшебников, кроме нас, которые не верят в обещания королевы предоставить нам безопасный кров. Им по тридцать — сорок лет, и они все очень хорошие и добрые, вот только никак не могут поверить, что здесь нам ничто не грозит.

Понимание было подобно озарению. Род откинулся назад, губы его сложились в трубочку. Он резко кивнул, наклонился вперед и сказал:

— Так вот почему вы все так молоды! Приглашение королевы приняли только те из вас, в душе которых все еще жила вера в добро! Она приобрела стайку подростков!

Тоби ухмыльнулся от уха до уха и резво закивал.

— Стало быть, взрослые волшебники и волшебницы — народ добрый, но при этом очень осторожный!

Тоби утвердительно кивнул.

— Однако среди них нашлись одна-две, которые все же осмелились явиться сюда. Среди них была одна, самая мудрая из волшебниц, она прибыла с юга. Однако она уже постарела. Ей сейчас уже под тридцать!

Последняя фраза прозвучала, когда Род пил вино. Он закашлялся, захрипел, прослезился и протер глаза.

— Что с тобой, друг Гэллоугласс? — вопросил Тоби с такой заботой, словно перед ним был дряхлый восьмидесятилетний старик.

— Да нет, ничего, — с трудом проговорил Род. — Просто… пищевод и трахея утратили взаимопонимание. Мы, старики, здоровьем слабы, сам понимаешь. Ну и почему же эта мудрая колдунья не осталась здесь?

Тоби улыбнулся, излучая понимание и доброту.

— Она сказала, что, глядя на нас, начинает стесняться своего возраста, и вернулась на юг. Но если тебе здесь будет грозить беда, ты только произнеси ее имя — Гвендилон, — и она окажет такую услугу, о какой ты и не мечтал.

— Я запомню твой совет, — пообещал Род, но тут же напрочь забыл о нем, так как слишком ярко представил себе, как он, агент со стажем, призывает себе на подмогу какую-то женщину. Он чуть было опять не закашлялся, но расхохотаться не решился, памятуя о том, каким и сам был чувствительным созданьем в подростковом возрасте.

— Еще один вопрос, — проговорил он. — Скажи, почему королева опекает вас?

Тоби в удивлении вытаращил глаза:

— А ты не знаешь?

— Понятия не имею, — ласково улыбнулся ему Род.

— Да потому, что она и сама волшебница, добрейший друг Гэллоугласс!

Улыбка Рода угасла.

— Гм-м-м, — неловко промычал он и почесал кончик носа. — Доходили до меня такие слухи… Стало быть, это правда?

— Истинная правда. Она необученная волшебница, но все же волшебница.

Род вздернул брови:

— Необученная?

— Ну да. Ее дар нуждается в укреплении и упражнении, муштре и закалке, дабы он смог проявиться во всей силе. Катарина — колдунья, но ремеслу нашему не обучена. Она способна слышать чужие мысли, но не всегда, когда пожелает, и не слишком ясно.

— Гм. А еще что она умеет?

— Ничего такого, о чем бы мы ведали. Только мысли слышать.

— Стало быть, располагает необходимым минимумом для вступления в ваш профсоюз, — кивнул Род и почесал за ухом. — А ведь такой дар — совсем не роскошь для королевы. Получается, что ей ведомо все, что происходит в замке.

Тоби покачал головой:

— Ведь ты бы не смог ничего уразуметь, если бы слышал, как пятеро разговаривают разом, друг Гэллоугласс? А слушать разговоры всех подряд весь день напролет? А передать своими словами все, о чем было сказано?

Род нахмурился:

— Хоть один разговор смог ли бы ты пересказать? — Тоби застенчиво улыбнулся и покачал головой. — Конечно, не смог бы. Вот и королеве это не дано.

— Она могла вести записи…

— Верно. Но не забывай: она не обучена, а для того, чтобы переводить мысли в слова, нужно либо хорошее обучение, либо блестящий дар.

— Погоди. — Род предостерегающе поднял руку. — Ты хочешь сказать, что мысли вы слышите не в виде слов?

— Нет, нет. Одна краткая мысль может равняться целой книге слов, друг Гэллоугласс. Разве тебе приходится обращать в слова свои мысли для того, чтобы мыслить?

Род кивнул:

— Ясно. Квантовая механика мышления.

— Странно, — негромко прозвучал чей-то голос. Род оторвал взгляд от своего собеседника и обнаружил, что их с Тоби окружила довольно-таки многочисленная компания юных ведьм и колдунов, слетевшихся, чтобы послушать интересный разговор.

Род устремил взгляд на крепко сложенного юного экстрасенса и чуть насмешливо улыбнулся.

— Что тут странного? — спросил он, пытаясь вспомнить, как зовут этого юношу.

Тот усмехнулся.

— Меня зовут Мартин, — сообщил он и, смеясь, пронаблюдал за реакцией Рода, который пока еще не мог свыкнуться с телепатическими способностями здешней молодежной тусовки. — А странно мне то, что ты, будучи чародеем, незнаком с азами чтения мыслей.

— Верно, — согласно кивнул Тоби. — Ты единственный из ведомых нам чародеев, друг Гэллоугласс, который не умеет слышать чужие мысли.

— А-а-а. Ну да. — Род смущенно провел рукой по поросшей щетиной щеке. — Но собственно, как я уже упоминал ранее, на самом деле я — не чародей. Понимаете…

Его прервал единодушный взрыв смеха. Род вздохнул. Хочешь не хочешь, а приходилось смириться с навязанной ему репутацией.

Он решил вернуться к ранее затронутой теме:

— Насколько я понимаю, некоторые из вас все же могут слышать мысли, оформленные в слова?

— О да, — отвечал Тоби, вытирая полные слез глаза. — Есть у нас одна такая. — Он обвел взглядом круг своих товарищей. — Олдис здесь?

Вперед протиснулась пухленькая миловидная девушка лет шестнадцати.

— Чьи мысли мне послушать для вас, сэр?

В бездне разума Рода сверкнула искра. Глаза его приобрели зловещий блеск.

— Дюрера. Советника милорда Логира.

Олдис сложила руки на груди, опустилась на скамью, села подчеркнуто прямо. Она смотрела на Рода, но вот взгляд ее стал отстраненным. А потом она заговорила писклявым, гнусавым монотонным голосом:

— Как скажете, милорд. И все же не могу усомниться: воистину ли вы верны королеве?

Затем тембр голоса девушки стал на две октавы ниже, но при этом сохранил монотонность.

— Низкий человек! За что ты бросаешь мне в лицо такие оскорбления?

— О нет, милорд! — поспешно отозвался обладатель писклявого голоска. — Я вас вовсе не оскорбляю, я всего лишь позволяю себе некоторые сомнения в мудрости ваших поступков.

«Дюрер, — понял Род. — Писклявый голосок принадлежит Дюреру. Он репетирует свой разговор с герцогом Логиром, продумывает, как будет им манипулировать».

— Не забывайте, милорд, ведь она еще совсем дитя. Разве тот, кто любит дитя, позволит ему капризничать и совершать опрометчивые поступки? Разве не мудрее отшлепать ребенка за плохое поведение?

Минутная пауза. Затем прозвучал более низкий голос герцога:

— В твоих словах есть доля истины. Верно, в том, что она решила сама назначать духовников, есть нечто от каприза избалованной девчонки.

— О, — проворковал высокий голос. — Это отречение от древних традиций, от мудрости людей, которые намного старше ее. Я бы назвал это поведением не капризного, а взбунтовавшегося ребенка.

— Можно и так сказать, — проворчал Логир. — Но все же она — королева, а королевские указы должно исполнять.

— Даже тогда, когда королева издает порочные указы, милорд?

— Ее поступки непорочны, Дюрер. Она не желает зла, — зловеще произнес более низкий голос. — Быть может, ее деяния легкомысленны, необдуманны, и то доброе, что они принесут сегодня, завтра может обернуться катастрофой. Это глупые указы — но нет, я не вижу в них злого умысла.

Обладатель писклявого голоска вздохнул:

— Быть может, так оно и есть, милорд. Однако такое поведение королевы — угроза чести и доброму имени ее вельмож. Разве в этом нет зла?

— Не понимаю, — буркнул Логир. — О да, она была резка, высокомерна, это так, она взяла на себя слишком много — больше того, что может себе позволить даже королева, однако пока она не сотворила ничего такого, что можно было бы счесть оскорблением чьей-то чести.

— О да, милорд, пока.

— О чем ты?

— Близок тот день, милорд.

— Какой день, Дюрер?

— Когда ома поставит крестьян выше благородных господ, милорд.

— Мне опостылели твои изменнические речи! — вскричал Логир. — На колени, ничтожество, и благодари своего Бога за то, что я не отрублю тебе голову!

Род, не отрываясь, смотрел на Олдис. Он еще не вполне оправился от потрясения. Как только она могла говорить голосами двоих разных людей?

Мало-помалу взгляд Олдис перестал блуждать. Она устало выдохнула и улыбнулась Роду:

— Вы все слышали, друг Гэллоугласс?

Род кивнул.

Олдис развела руками, пожала плечами:

— Только я сама ни слова не помню из того, что говорила.

— Не переживай, а я как раз все запомнил слово в слово. — Род задумался. — Ты выступала в роли канала связи, была медиумом в самом буквальном смысле.

Он запрокинул голову, залпом допил вино и бросил кружку одному из юных колдунов. Тот ловко поймал кружку, исчез и, появившись вновь, подал полную до краев кружку Роду. Тот в притворном отчаянии покачал головой.

Род прислонился к стене и, прихлебывая вино, стал внимательнее рассматривать лица сгрудившихся возле него молодых людей. Они улыбались и просто-таки светились от осознания своих талантов.

— А прежде вы такое проделывали? — спросил он, обведя всех рукой с зажатой в ней кружкой. — Слушали мысленные разговоры вроде того, что прозвучал сейчас?

— Только мысли врагов королевы, — ответила Олдис, проворно кивнув. — Дюрера мы подслушиваем часто.

— Вот как? — Род приподнял бровь. — И что-нибудь пронюхали?

Олдис снова кивнула:

— В последнее время его очень тревожат крестьяне.

На пару мгновений Род застыл, потом склонился вперед, уперся локтями в колени.

— С чего бы это ему тревожиться о крестьянах?

Тоби понимающе ухмыльнулся:

— А ты послушай, что он недавно вытворил! Как заморочил голову двоим крестьянам из королевской вотчины! Один молодой крестьянин пожелал жениться на дочери старика крестьянина, а старик был против. Парень уже готов был развести руками от отчаяния и уйти с разбитым сердцем.

— Но тут вмешался Дюрер.

— Да. Он с парня глаз не спускал. Слухи об этой истории ветром пролетели по окрестным деревням, а Дюрер следил за тем, чтобы это были не просто слухи, а чтобы к ним был добавлен один вопрос: может ли парень считать себя мужчиной, если какой-то старый идиот не отдает ему в жены любимую девушку, а он с этим смиряется?

Род кивнул:

— Ну а другие крестьяне, само собой, стали подзуживать незадачливого жениха.

— Ну конечно. Посыпались шуточки, издевки. Словом, парень этот как-то раз выкрал эту девушку посреди ночи да и обрюхатил ее.

Род поджал губы.

— Наверное, папаше это не очень-то по нраву пришлось.

Тоби кивнул:

— Он поволок парня к деревенскому священнику и потребовал, чтобы того повесили за изнасилование.

— А священник сказал…

— Он сказал, что это не изнасилование, а любовь и что самым подобающим наказанием за это будет не виселица, а женитьба.

Род усмехнулся:

— Готов об заклад побиться, молодые ужасно огорчились.

— О, они так ужасно огорчились, что просто-таки в пляс пустились, — хихикнул Тоби. — Ну а старик тяжко вздохнул, счел происшедшее мудростью Господней и благословил их.

— Ну а Дюрер, само собой, снова тут как тут.

— А как же! Является он к королеве, когда она сидит за столом со своими придворными, и принимается верещать, что королева, дескать, должна доказать справедливость своих новых порядков и объявить, справедливым ли был такой суд, ибо не из королевской ли вотчины эти самые крестьяне?

Род усмехнулся и шлепнул себя по ноге:

— Она небось ему в глаза плюнуть была готова!

— О, ты, видно, не знаешь, какова наша королева! — Тоби закатил глаза к потолку. — Плюнуть в глаза? Да она ему клинок под ребра вонзить была готова! Однако на такой вызов следовало ответить. Теперь королеве придется выслушать эту тяжбу самолично, когда в следующий раз соберется Открытый Совет.

— Открытый Совет? — воскликнул Род. — Это еще что такое?

— Каждый месяц один час в день королева принимает всех своих подданных, которые желают о чем-либо поговорить с нею. Крестьяне, дворяне и духовенство приходят в парадный зал. Большей частью Великие лорды прослеживают за тем, как мелкопоместные дворяне и крестьяне излагают свои жалобы. Ну а под их бдительным надзором те жалуются только на всякие безделицы.

— Вроде этого самого недоразумения, — понимающе кивнул Род. — И когда же должен состояться этот следующий прием?

— Завтра, — вздохнул Тоби. — И я так думаю, что Великие лорды все подстроят так, что подставные служки и крестьяне станут оговаривать новых судей и священников. Ну а народ попроще станет им вторить.

Род снова кивнул:

— То бишь все будет звучать как бы гласом народа. Но чего надеется добиться Дюрер раздуванием этой истории с соблазнением девушки?

Тоби пожал плечами:

— Это только ему самому ведомо.

Род откинулся к стене, нахмурился и отхлебнул вина. Рассеянно обведя взглядом лица молодых людей, он почесал затылок.

— Сдается мне, что королева была бы не прочь узнать про такое. Почему же вы ей не скажете?

Молодежь помрачнела. Тоби кусал губы, уставясь в пол…

Род повысил тон:

— Почему вы не скажете ей, Тоби?

— Мы пробовали, друг Гэллоугласс! — Юноша умоляюще взглянул на Рода. — Мы пробовали, но она не пожелала нас слушать!

— Как же так? — спросил Род с каменным лицом.

Тоби беспомощно развел руками.

— Тот паж, которого мы послали к ней, вернулся и передал нам ее ответ. А ответ был такой, что мы должны быть ей благодарны за то, что она нас приютила, и потому с нашей стороны непростительно дерзко и неучтиво вмешиваться в ее дела.

Род быстро, резко закивал, понимающе поджав губы:

— Да, это очень похоже на Катарину.

— Быть может, — задумчиво проговорил один из юношей, — все к лучшему: у нее забот хватает и без наших мрачных пророчеств.

Род невесело усмехнулся:

— Это точно. С одной стороны нищие, с другой — благородные господа. Не соскучишься.

Тоби кивнул. Взгляд его широко раскрытых глаз был необычайно серьезен.

— О да, забот у нее и вправду предостаточно. Советники, Дом Кловиса, баньши на крыше замка… У нее есть все причины страшиться.

— Верно сказано, — напряженно, с хрипотцой отозвался Род. — Да, причин хоть отбавляй, и напугана она не на шутку.

Большой Том, судя по всему, спал необычайно чутко. Как только Род на цыпочках пошел к кровати, слуга тут же вскинулся.

— Вы здоровы ли, господин мой? — хрипло прошептал он, и потаенности в его шепоте было не более, чем в кваканье перепуганной жабы.

Род замер и хмуро глянул на Тома:

— Вполне здоров. С чего бы мне хворать?

Большой Том смущенно улыбнулся.

— Да спите маловато, — пробормотал он. — Вот я подумал, уж не лихорадка ли на вас напала.

— Нет. — Род облегченно улыбнулся и, покачав головой, обошел Большого Тома. — Не лихорадка.

— А что же?

Род упал навзничь на кровать и закинул руки за голову.

— Ты слыхал, игра такая есть, крикет?

— Крикет? — нахмурился Том. — Не-е, не слыхал.

— Когда в эту игру играют, расставляют на площадке воротца, и игроки должны в эти воротца мячик закатывать. А другие игроки должны этот мячик отбивать битой.

— Чудно как-то, — проговорил Большой Том, вытаращив глаза от изумления. — Непонятная игра какая-то, хозяин.

— Это верно, — согласился Род. — А потом еще непонятнее становится. Потом игроки меняются местами. И та команда, что нападала, переходит в защиту.

Он приподнял голову и поглядел на круглую обескураженную физиономию Тома.

— Ой, нет, — промямлил верзила и ошарашенно покачал головой. — Ну и какой же во всем этом толк, хозяин?

Род потянулся, расслабился.

— Толк какой? Да никакого. Кто бы ни выиграл, воротцам достается на полную катушку.

— Угу! — яростно кивнул Том. — Видно, здорово им достается.

— Ну так вот… есть у меня такое подозрение, что тут словно все собрались в крикет поиграть, вот только играют сразу три команды: советники, нищие…

— Дом Кловиса, — пробормотал Том.

Род удивленно вздернул брови:

— Вот-вот, Дом Кловиса. Ну и королева, само собой.

— Но тогда кто же, — поинтересовался Большой Том, — будет… вроде как воротца.

— Да я, кто же еще? — вздохнул Род, повернулся на бок, взбил кулаком подушку и устало опустил на нее голову. — А теперь спать буду. Доброй ночи.

— Господин Гэллоугласс, — прозвенел тут звонкий голос пажа.

Род закрыл глаза и взмолился о ниспослании ему сил.

— Чего тебе, паж?

— Вас зовут. Пора. Королева садится завтракать.

Род не без труда приоткрыл один глаз и глянул в окно. Небо на востоке розовело. Занималась заря.

Род зажмурился, сосчитал до десяти, чуть было не уснув в процессе счета. Испустив вздох столь тяжкий, что таким объемом воздуха можно было бы до краев заполнить бездонную пропасть, он свесил ноги с кровати и сел.

— Так что у того, кто воротца охраняет, ни сна, ни отдыха. Ну, где там моя треклятая форма, Том?

Род был вынужден признать: Катарина Плантагенет обладала неплохими актерскими данными. Более того, она знала, как оными данными пользоваться в общении со своими придворными. Еще до рассвета все стражники в пиршественном зале были расставлены по своим постам. Все лорды и леди, кто был удостоен радости (вернее говоря, несчастья) разделить с королевой столь ранний завтрак, прибыли в зал сразу же после первого крика петуха. Катарина вошла только после того, как все расселись и обозрели накрытый к завтраку стол.

Появление королевы выглядело до предела эффектно, невзирая на ранний час. Двери распахнулись настежь. Катарина стояла на пороге, озаренная пламенем факелов. Шестеро трубачей дунули в фанфары. Все лорды и леди поднялись, а Род зажмурился (о вкусах, понятное дело, не спорят, но, похоже, народ тут более чем терпимо относился к звукам высоких октав).

Затем Катарина шагнула в зал, горделиво подняв голову и расправив плечи. Пройдя вдоль стены, она остановилась подле высокого золоченого стула во главе стола. Герцог Логир подошел и отодвинул стул. Катарина опустилась на него с изяществом и легкостью пушинки. Логир сел по правую руку от королевы, прочие придворные заняли свои места. Катарина взяла со стола двузубую вилку, остальные гости последовали ее примеру. От четырех углов зала к столу поспешили ливрейные лакеи с огромными блюдами, на которых лежали горы бекона и колбасы, маринованной сельди, белых булочек, дымились чайники и супницы.

Каждое из блюд сначала подносили Брому О’Берину, который восседал по левую руку от королевы. Бром отрезал по кусочку от каждого угощения, откусывал и жевал, а остатки укладывал на тарелку. Затем лакеи расставляли блюда. Бром, убедившись в том, что жив и здоров, в конце концов передавал тарелку королеве.

Наконец вся компания жадно набросилась на угощение, а желудок Рода ворчливо напомнил ему о том, что всю ночь напролет его потчевали исключительно глинтвейном.

Катарина ела без особого аппетита — клевала, можно сказать, как птичка. Если верить слухам, то она имела обыкновение до официальных трапез завтракать в своих покоях. Учитывая необычайную стройность королевы, можно было заподозрить распространителей этих слухов в наглом вранье.

Слуги сновали вокруг стола с кувшинами вина и блюдами с высоченными мясными пирогами.

Род стоял на посту у восточных дверей. Отсюда ему были хорошо видны Катарина, сидевшая у северного края стола, герцог Логир, сидевший справа от королевы, Дюрер, восседавший по правую руку от Логира, и затылок Брома О’Берина.

Дюрер наклонился и что-то прошептал своему господину. Логир нетерпеливо отмахнулся и кивнул. Затем откусил мяса, прожевал, проглотил и запил солидным глотком вина. Опустив кубок на стол, он повернул голову к Катарине и довольно громко проговорил:

— Ваше величество, я озабочен.

Катарина холодно взглянула на него:

— Мы все озабочены, милорд Логир, но должны смиряться с нашими заботами, как умеем.

Логир поджал губы, и они почти исчезли между усами и бородой.

— Моя забота, — сказал он, — о вас и о процветании вашего королевства.

Катарина сосредоточила взгляд на тарелке, старательно отрезая кусочек жареной свинины.

— Надеюсь, процветание королевства и вправду зависит от того, насколько благостно живется мне.

Шея у Логира побагровела, однако он упрямо продолжал гнуть свое:

— Я рад, что ваше величество понимает: угроза вашей жизни есть и угроза для королевства.

Катарина наморщила лоб и хмуро глянула на Логира:

— Это я воистину понимаю.

— Когда народ видит, что жизнь королевы в опасности, он начинает беспокоиться.

Катарина отложила вилку и откинулась на спинку стула. Голос ее прозвучал мягко, даже, пожалуй, вкрадчиво:

— Стало быть, моей жизни грозит опасность, милорд?

— Похоже, что это так, — осторожно отозвался Логир. — Ибо прошедшей ночью на крыше замка снова являлась баньши.

Род навострил уши.

Катарина закусила губы, прикрыла глаза. Все сидевшие за столом разом умолкли. Во внезапно наступившей тишине гулко прозвучал голос карлика:

— Баньши частенько появлялась на крыше, однако ее величество до сих пор жива и здравствует.

— Умолкни! — шикнула на Брома Катарина, расправила плечи, наклонилась и взяла со стола кубок. — Я не желаю слушать о баньши, — заявила она, залпом осушила кубок и протянула руку в сторону. — Слуга, еще вина! — крикнула она.

Дюрер в мгновение ока вскочил и оказался рядом с королевой. Взяв из ее руки кубок, он развернулся к подбегавшему слуге. Слуга наполнил кубок вином. Придворные, замерев, не спускали глаз с Дюрера. Подобная учтивость в адрес королевы с его стороны, по всей видимости, была крайне нетипична.

Советник повернулся к королеве, опустился на одно колено и протянул ей кубок. Катарина недоуменно посмотрела на советника и нерешительно взяла у него кубок.

— Благодарю тебя, Дюрер. Должна признаться, никак не ожидала от тебя такой любезности.

Глаза Дюрера сверкнули. С насмешливой улыбкой он поднялся и отвесил королеве низкой поклон:

— Пейте до дна за ваше здоровье, моя королева.

Род был не так доверчив, как Катарина. Кроме того, он заметил, что Дюрер, прежде чем подать кубок королеве, провел над ним левой рукой.

Он, не медля ни мгновения, покинул свой пост и выхватил у Катарины кубок, как только она поднесла его к губам. Королева уставилась на него. Во взгляде ее закипал гнев.

— Я не звала тебя, стражник!

— Прошу простить меня, ваше величество, — смиренно склонил голову Род, отстегнул от ремня кинжал, вытряхнул на стол клинок, а конические ножны наполнил вином из кубка. Хвала Небесам: он перезагрузил Векса перед тем, как заступить на пост!

Приподняв серебристый рожок, он сказал:

— Я воз-Векс-щаю, принося глубочайшие извинения вашему величеству, что действую исключительно из опасения за вашу драгоценную жизнь!

Гнев Катарины как рукой сняло. Она, словно зачарованная, наблюдала за действиями Рода.

— Что, — спросила она, указав на серебристый конус, — это такое?

— Рог единорога, — отвечал Род и в упор взглянул на Дюрера, пожиравшего его злобным взором.

— Анализ завершен, — проворковал голосок за ухом у Рода. — Обнаружено ядовитое вещество, смертельное для организма человека.

Род угрюмо ухмыльнулся и мизинцем нажал на кнопку в основании ножен.

«Рог единорога» стал лиловым.

Все придворные дружно ахнули в ужасе. Всем тут явно была знакома эта примета: рог единорога лиловеет, если в него налить яду.

Катарина побледнела и сжала кулаки, чтобы не было заметно, как у нее дрожат руки.

Рука Логира, лежавшая на столе, также сжалась в кулак. Он прищурил глаза и метнул в Дюрера взгляд, полный праведной ярости:

— Низкий, подлый мерзавец! Если ты хоть самую малость причастен к этому…

— Милорд, вы же видели! — надтреснутым голоском пискнул Дюрер. — Я всего только держал кубок!

Но его злобный взгляд был по-прежнему устремлен на Рода. Он словно бы подсказывал ему: выпей сам из этого рога и избавишь себя от неприятностей и пыток.

Род был назначен одним из четверых стражников, сопровождавших Катарину от ее покоев в главный зал, где должен был состояться Открытый Совет. Все четверо ожидали у дверей. Наконец двери открылись, и оттуда, предваряя королеву, вышел Бром О’Берин. Двое стражников встали позади Брома, впереди королевы, а Род и еще один стражник замкнули шествие.

Они медленно шли по коридору, приноравливаясь к шагу Катарины, закутавшейся в тяжелый плащ на меху и немного ссутулившейся под весом тяжелой золотой короны. Между тем она все равно выглядела никак не неуклюже, а напротив — торжественно.

Неподалеку от дверей, ведущих в главный зал, перед эскортом неожиданно появилась тощая сгорбленная фигурка в бархатном камзоле. То был Дюрер.

— Приношу мои глубочайшие извинения, — пискнул он и трижды поклонился, — но я должен переговорить с вашим величеством.

Губы его были поджаты, глаза гневно сверкали.

Катарина остановилась и выпрямилась во весь рост.

«Еще одна беда на ее бедную голову», — подумал Род.

— Говори же, — приказала королева, глядя сверху вниз на сгорбленного Дюрера. — Но говори быстрее, слышишь, ты?

Дюрер сверкнул глазами от такого оскорбительного обращения.

Правда, ему все же удалось удержаться в рамках приличий.

— Ваше величество, умоляю вас, не мешкая, выслушайте жалобу Великих лордов, ибо они весьма и весьма встревожены.

Катарина нахмурилась:

— С какой стати мне мешкать?

Дюрер прикусил губу и отвел взгляд.

Глаза Катарины гневно полыхнули.

— Говори, смерд, — бросила она. — Или ты хочешь сказать, что королева страшится выслушать своих дворян?

— Ваше величество… — с большой натугой выговорил Дюрер, а потом слова потоком хлынули с его губ. — Я слыхал, будто бы сегодня будет слушаться тяжба двоих крестьян…

— Это верно. — Катарина поджала губы. — В этой тяжбе именно ты и просил меня разобраться.

Горбатый коротышка зловеще сверкнул глазами, но тут же опомнился и принял позу, полную смирения и униженности.

— Я думал… Я слыхал… Я опасался…

— Чего ты опасался?

— В последнее время ваше величество с особой заботой печется о своих крестьянах… — Дюрер растерялся, но продолжал, спотыкаясь на каждом слове: — И я опасался того… что ваше величество могли бы… быть может…

Взгляд Катарины стал суров и мрачен.

— Что я могла бы выслушать этих двоих крестьян прежде, чем заслушаю жалобы моих вельмож?

— Ваше величество не должны! — Дюрер упал на колени, театрально заломив руки. — Нынче вам никак нельзя рисковать и нанести оскорбление Великим лордам! Самая ваша жизнь будет под угрозой, если вы…

— Смерд, ты позволил себе заподозрить меня в трусости?

Род закрыл глаза. Сердце у него ушло в пятки.

— Ваше величество, — вскричал Дюрер, — я желал всего лишь…

— Довольно! — Катарина отвернулась и брезгливо обошла стороной жалкую фигуру советника. Бром О’Берин и стража тронулись с места вместе с ней. Массивные дубовые двери распахнулись перед ними.

Род рискнул бросить взгляд через плечо.

Физиономия Дюрера светилась зловещей радостью, глаза победно сверкали.

Самый верный способ вынудить подростка что-либо сделать заключается в том, чтобы попробовать уговорить его не делать этого.

Бром вышел вперед и возглавил королевскую процессию. В огромный сводчатый зал свет проникал сквозь стрельчатые окна, вырезанные в стенах по обе стороны. Наверху, под потолком, через весь зал, подобно хребту, тянулось главное стропило, от которого к гранитным стенам ребрами отходили перпендикулярные. С потолка свисали две величественные люстры из кованого железа. В их подсвечниках ярко горели свечи.

Процессия взошла на подиум, возвышавшийся в десяти футах над полом. На подиуме стоял высокий золоченый трон.

Бром повел всех за собой через весь подиум. Они обогнули трон сзади. Стражники выстроились в ряд за троном. Катарина грациозно взошла на ступеньку и встала перед троном, глядя на множество собравшихся в зале людей.

Толпа представляла собой нечто вроде репрезентативной социальной выборки. Люди заполняли зал от ступеней, ведущих к возвышению, до трехстворчатых дверей в дальнем конце.

В первом ряду, в двенадцати футах от подиума, на расставленных полукругом деревянных стульях в форме песочных часов восседали двенадцать Великих лордов. За ними стояли сорок — пятьдесят пожилых людей в коричневых, серых и темно-зеленых камзолах с бархатными воротниками и небольших квадратных фетровых шляпах. Тяжелые золотые и серебряные цепи украшали их внушительные животы. «Бюргеры, — догадался Род. — Наместники, купцы, главы гильдий — одним словом, местная буржуазия».

За ними выстроились представители духовенства в черных рясах с клобуками, а дальше — целое море народа в тусклой, заплатанной одежде. «Крестьяне, — решил Род, — большую часть которых согнали сюда с дворцовой кухни, дабы на Открытом Совете были представлены все сословия».

Между тем в гуще крестьян выделялись четверо солдат в зеленой с золотом форме — цветах королевы, а между ними стояли двое крестьян, молодой парень и старик. Вид у них обоих был донельзя напуганный и несчастный. И тот и другой отчаянно мяли в заскорузлых руках потертые шляпы. У старика была длинная седая борода, молодой был гладко выбрит. Оба были одеты в тусклые домотканые рубахи и некое подобие штанов из такой же грубой ряднины. Рядом с ними стоял священник, который явно чувствовал себя столь же не к месту здесь, как и двое крестьян.

Все взгляды были обращены к королеве. Катарина это прекрасно видела. Она вытянулась во весь рост и стояла так, покуда в зале не воцарилась полная тишина. Затем она медленно опустилась на трон. Бром, скрестив ноги, уселся подле нее.

Его голос пронесся по залу подобно раскату грома.

— Кто сегодня желает воззвать к справедливости королевы?

Вперед вышел герольд со свитком пергамента и зачитал перечень из двадцати жалобщиков. Первым из них значился один из двенадцати лордов, последними — те самые двое крестьян, подставленных Дюрером.

Катарина крепче сжала подлокотники трона и ясным, чистым голосом произнесла:

— Господь наш говорил: униженные возвысятся, последние станут первыми, и посему давайте сначала выслушаем свидетельства этих двоих крестьян.

Наступило короткое затишье, но тут же разразилась буря. Герцог Логир вскочил и вскричал:

— Свидетельства? Неужто у вас такая великая нужда выслушивать их свидетельства, что вы готовы предпочесть эти комья грязи высочайшим из ваших приближенных?

— Милорд, — процедила сквозь зубы Катарина, — вы забываетесь.

— О нет, это вы забываетесь! Вы забыли об учтивости, о вековых традициях, обо всех законах, которым вас учил ваш батюшка еще в ту пору, когда держал вас на коленях! — Старик лорд запрокинул голову и устремил на королеву гневный взор. — Никогда бы, — пророкотал он, — наш былой король не унизил настолько своих приближенных!

— Открой глаза, старик! — холодно и дерзко ответствовала Катарина. — Жаль, что моего отца нет в живых, но он мертв, и теперь царствую я.

— Царствуете? — брезгливо скривился Логир. — Это не царствование, но тирания!

В зале воцарилась могильная тишина. Потом пополз шепоток, разрастаясь, превращаясь в слова:

— Измена! Измена-измена-измена! Измена!

Бром О’Берин поднялся, весь дрожа:

— Милорд Логир, вы должны встать на колени и просить прощения у миледи королевы, либо вы на веки вечные будете сочтены изменником престола.

Лицо Логира окаменело, он вздернул подбородок, расправил плечи, но прежде, чем он успел произнести хоть слово, заговорила Катарина — сдавленным, дрожащим голосом:

— Я не требую извинений и не предоставлю их. Ты, милорд Логир, за оскорбления, нанесенные нашей королевской особе, отныне изгоняешься из королевского двора и не смеешь впредь к нам приближаться.

Старик герцог в смятении смотрел на королеву.

— Как же это… девочка моя… — пробормотал он, и Род с ужасом заметил слезы в его глазах. — Дитя, неужто ты обойдешься с отцом так же сурово, как обошлась с сыном?

Катарина мертвенно побледнела. Она привстала с трона.

— Ступайте прочь, милорд Логир! — вне себя от ярости воскликнул Бром. — Ступайте прочь, или я прогоню вас!

Взгляд герцога медленно скользнул вниз.

— Прогонишь? О да, гнать — это твое ремесло! Ты ведь — цепной пес нашей милостивой королевы! — Логир вновь поднял глаза к Катарине. — Леди, леди, — укоризненно проговорил он. — А я надеялся служить вам, как верный пес-грейхаунд, до самой смерти.

Катарина опустилась на трон и гордо вскинула голову:

— У меня теперь есть пес пострашнее — мастиф, милорд, и пусть мои враги трепещут в страхе!

Старик медленно кивнул, не спуская с королевы печального взгляда:

— Так теперь вы зовете меня врагом…

Катарина выше вздернула подбородок.

Глаза Логира из печальных стали суровыми и гордыми.

Он развернулся на каблуках и направился к выходу. Толпа расступалась, давая ему дорогу. Стражники встали по обе стороны от двери, распахнули створки.

Герцог остановился на пороге, повернулся и бросил прощальный взгляд на Катарину. В последний раз прогремел под сводами зала его надтреснутый старческий баритон:

— И все же прими от меня скромный дар, Катарина, которую я некогда звал своей племянницей: покуда я жив, ни один волос не упадет с твоей головы. Можешь не опасаться войска Логира.

Мгновение он не шевелился, не отрывая глаз от королевы.

А потом он развернулся — качнулись перья на его шляпе — и вышел из зала.

Три секунды в зале стояла тишина, а потом все одиннадцать Великих лордов поднялись со своих мест и вслед за герцогом Логиром прошествовали по образовавшемуся посреди толпы проходу — они удалялись, как и старик, в изгнание.

— Ну а как же она решила тяжбу двоих крестьян? — поинтересовался Веке.

Род ехал верхом на своем коне-роботе по склону холма за пределами замка — решил «дать коняге немного размяться», — по крайней мере так он сказал мальчишке-груму. На самом же деле ему до зарезу были необходимы советы Векса по массе вопросов.

— О, — ответил он, — она утвердила вердикт приходского священника и сочла, что самым подходящим наказанием для парня будет женитьба. Старику это не очень-то пришлось по душе, однако у Катарины в рукаве был припрятан козырь: она повелела сыну проявить заботу о престарелом отце. Тут старик разулыбался, а у парня, когда уходил, видок был такой, словно он сильно сомневается в том, в его ли пользу решилось дело.

— Блестящее решение, — проворковал Веке. — Пожалуй, этой юной леди стоило бы попытать счастья на поприще юриспруденции.

— Да на каком угодно, лишь бы подальше от политики… Слушай, до чего же прекрасны закаты на этой планете!

Они ехали в сторону заката. Угасающее светило раскрасило небо в пурпур и золото по линии горизонта и вверх, почти до зенита.

— Да, — не стал спорить робот. — Красота закатов объясняется плотностью атмосферы, которая равна почти одной целой и пяти десятым от плотности атмосферы Терры. Однако на данной широте, в связи с наклоном оси планеты, который равняется…

— Да-да, я все это записал в бортжурнале, когда мы совершили посадку. Будь так добр, помолчи… Лучи солнца стали почти кроваво-алыми…

— Очень точное определение оттенка цвета, — отметил Веке.

— Да… Кстати, о крови… Что ты там мне болтал насчет очередного убийства?

— Не убийства, Род. Насчет покушения.

— Ладно, пусть будет покушение. Прости меня за неточности и давай выкладывай все по пунктам.

Веке пару мгновений молчал — искал в памяти заранее подготовленный отчет.

— Политическая ситуация на острове Грамерай характеризуется наличием трех отчетливо выделяющихся партий, одна из которых — роялистского толка, а две — антироялистского. Роялистская партия состоит из королевы, ее главного советника — некоего Брома О’Берина, духовенства, королевского войска, королевской гвардии и группы эсперов, бытующей под местным наименованием «ведьмы».

— А как же судьи?

— Я как раз собирался сказать, что к роялистской партии можно было бы отнести и гражданских служащих, за исключением тех чиновников, которые погрязли в коррупции и потому противятся реформам королевы.

— Гм-м-м. Да, об этой мелочи я как-то подзабыл. Еще кто-нибудь есть на стороне дома Плантагенетов?

— Да. Подвид homo sapiens, характеризующийся крайне малым ростом и обозначаемым местным термином «эльфы».

— Ну, эти-то точно не против королевы, — пробормотал Род.

— Антироялистские партии явно не объединены своим общим противостоянием престолу. Первой из этих партий является аристократия, возглавляемая двенадцатью герцогами и графами, которых, в свою очередь, возглавляет герцог Логир. Следует заметить, что аристократы единодушны в своей оппозиции к королеве. Подобное единодушие дворян в феодальном обществе — явление беспрецедентное, и потому его следует рассматривать как аномалию.

— И откуда же он взялся, этот странный объединенный фронт?

— Вышеупомянутое единодушие можно объяснить наличием группы, обозначенной термином «советники», каждый из членов которой служит в качестве консультанта при каждом из двенадцати Великих лордов. Физическое единообразие этой группы указывает на…

Род прервал любование красотой заката и уставился на уши своего скакуна.

— Кстати, а это как понимать?

— В данном случае единообразие проявляется в нарушении осанки, выраженной худобой, редким волосяным покровом головы, бледностью кожных покровов и общим габитусом, свойственным старческому возрасту.

Род поджал губы.

— Оч-чень интересно! А я этому особого значения не придал.

— Подобная внешность характерна для цивилизации с высоким уровнем развития техники, где решены проблемы увеличения продолжительности жизни, регулирования обмена веществ и воздействия ультрафиолета.

— Современная медицина и баротерапия, — кивнул Род. — А вот как ты при этом объяснишь сгорбленные спины?

— Мы можем предположить, что она является частью маскировки, предпринимаемой этой группой. Этот внешний признак проявляется настолько ярко, что кажется неестественным для вышеупомянутых людей.

— Закон Финагля. Заключение от обратного, — кивнул Род. — Давай дальше.

— Цель роялистского движения состоит в том, чтобы усилить могущество централизованной власти. Цель же советников, судя по всему, состоит в ликвидации централизованного правления, что в итоге приведет к созданию формы политической организации, в которой правят так называемые полководцы.

— А это, — заключил Род, — своего рода анархия.

— Вот именно, и, следовательно, мы не должны исключать вероятности того, что советники могут стремиться к тому, чтобы перейти от этапа феодальной раздробленности к междоусобице, за которой последует полная анархия.

— И потому они пытаются устранить Катарину. Убить ее.

— Весьма точное заключение. Они готовы воспользоваться любым шансом ликвидации централизованной власти.

— А это означает, что она в опасности. Давай вернемся в замок.

Он натянул поводья, но Веке разворачиваться отказался.

— Ей не грозит опасность, Род. Пока не грозит. Согласно мифологии данной культуры смерть должна быть предсказана. На крыше здания должно появиться существо, известное под названием «баньши». А баньши не может появиться до наступления темноты.

Род глянул на небо. Смеркалось. Над горизонтом догорал закат.

— Ладно, Веке. Даю тебе пятнадцать минут. Ну, так и быть, полчаса.

— На основании свидетельства о том, что советники происходят из цивилизации с высоким уровнем развития техники, — затараторил робот, — резонно предположить, что они родом с другой планеты, поскольку на данной планете существует только одна форма цивилизации, представленная королевством Катарины и характеризующаяся средневековым общественным укладом. Другая антироялистская группировка также имеет признаки инопланетного происхождения.

— Похоже, это я уже слышал, — буркнул Род. — Только сейчас давай поподробнее, ладно?

— С превеликим удовольствием. Вторая антироялистская группировка бытует под названием «Дом Кловиса». Это название проистекает, вероятно, из древнего ритуала избирания королей народом. Классовый состав Дома Кловиса таков: нищие, воры и прочие преступники и изгои. Номинальным лидером этой группировки является отверженный аристократ, Туан Логир.

— Стоп, — сказал Род. — Ты сказал: «номинальным»?

— Именно так, — подтвердил робот. — Если рассматривать структуру Дома Кловиса поверхностно, то можно подумать, будто эта группировка представляет собой стихийное сборище, однако дальнейший анализ показывает, что перед нами организация с четкой и строгой дисциплиной, одной из целей и задач которой является обеспечение питанием и одеждой ее членов.

— Но ведь именно этим и занимается Туан!

— Разве? Но кто в Доме Кловиса решает проблемы снабжения, Род?

— Ну… Туан передает деньги хозяину кабачка, этому уродцу по прозвищу Пересмешник.

— Вот именно.

— Стало быть, ты хочешь сказать, — протянул Род, — что Пересмешник использует Туана в качестве поставщика денег и на самом деле главный босс в Доме Кловиса он, а вовсе не Туан.

— На это, — отозвался Веке, — указывают полученные данные. Какова внешность Пересмешника, Род?

— Отвратительна.

— А откуда у него такое прозвище — Пересмешник.

— Ну… Он скорее всего из тех, кого зовут имитаторами. Человек с тысячей лиц. Что-то вроде того.

— И все-таки: как он выглядит, Род? Опиши его в общих чертах.

— Гм-м-м… — Род запрокинул голову, прикрыл глаза и постарался представить себе Пересмешника. — Значит, так: рост — пять футов десять дюймов, жутко горбится, словно у него искривление позвоночника, телосложение субтильное, просто-таки очень субтильное — похоже, в его дневном рационе не более двухсот калорий. Волосы жиденькие… — Род изумленно открыл глаза. — Эй! Да ведь он как две капли похож на советников!

— И потому скорее всего также является представителем цивилизации с высоким уровнем развития техники, — резюмировал Веке. — Данное заключение можно дополнить его политическими воззрениями, на что указывают речи, произносимые Туаном перед толпой…

— Значит, Туан плюс ко всему еще и «говорящая голова», — задумчиво проговорил Род. — Собственно, чему тут удивляться? Сам он ни за что не додумался бы до идеи пролетарского тоталитаризма.

— Следует также отметить, что Пересмешник — единственный представитель Дома Кловиса с таким габитусом.

— Ага! — кивнул Род. — Здесь он играет в одиночку. А его штат сотрудников — местные представители, науськанные на то, чтобы обеспечивать ему поддержку.

— Долгосрочную программу Пересмешника, — продолжал Веке, — можно предположительно определить как установление диктатуры. Следовательно, с его стороны вполне резонно планировать возвести на престол того, кем он сможет манипулировать.

— То есть Туана.

— Совершенно верно. Но прежде ему надо избавиться от Катарины.

— Стало быть, ее крови жаждут и советники, и Дом Кловиса.

— Точно. Однако мы не имеем веских доказательств того, что они действуют согласованно. Пока впечатление такое, словно эти две силы независимо противостоят королеве.

— Разделение сил. Крайне неэффективная политика. И все же, Веке, по сути: что они тут затевают?

— Мы можем предположить, что они происходят из двух оппозиционных друг другу цивилизаций, каждая из которых стремится взять под свой контроль некие ресурсы Грамерая.

— Что-то я не слыхал, — нахмурился Род, — о месторождениях каких-либо сверхценных полезных ископаемых в округе…

— Я имел в виду людские ресурсы, Род.

Род широко раскрыл глаза:

— Эсперов! Ну конечно! Все они сюда, как мухи на варенье, слетелись из-за ведьм!

— Или из-за эльфов, — добавил Веке.

Род сдвинул брови:

— Эльфы-то им на что сдались?

— Пока у меня на этот счет нет оформленных предположений, и все же над такой логической вероятностью стоит поразмышлять на досуге.

Род фыркнул:

— Ну, ладно. Размышляй себе на здоровье над этой логической вероятностью, а я займусь ведьмами. Любой, кому удастся стать монополистом на рынке торговли телепатами, может править галактикой. Ого! — Он в ужасе выпучил глаза. — А ведь они и вправду смогут править галактикой!

— Ставки, — пробормотал Веке, — очень высоки.

— Я не премину сделать свою ставку… — начал было Род, но договорить не успел — его прервал неприятный, визгливый стон — будто кто-то вел ногтем по стеклу.

Веке развернулся на сто восемьдесят градусов. Род устремил взгляд в сторону замка.

На крыше, чуть ниже восточной башни, что-то тускло мерцало. Не то светящаяся гнилушка, не то блуждающий огонек. Судя по всему, источник свечения был довольно велик, так как кое-какие детали Роду были видны даже с большого расстояния. Светящееся существо было одето в лохмотья — нечто наподобие изодранного савана, под которым проглядывало тело красивой женщины, однако голова у странного создания была кроличья, с пастью, снабженной острющими клыками.

Баньши снова застонала, начав с низких нот и перейдя на душераздирающий вопль, который затем перешел в визг такой неимоверной пронзительности, что у Рода чуть барабанные перепонки не лопнули.

— Веке, — ахнул он, — что ты видишь?

— Баньши, Род.

Род погнал Векса к замку галопом. Промчался по двору, спешился, потом — бегом по залам, по пути расталкивая стражников, и наконец добрался до королевских покоев. У дверей ему встретилось непроходимое препятствие в лице Брома О’Берина, который стоял, поставив ноги на ширину плеч и сурово подбоченившись.

— Не больно же ты торопишься, — проворчал карлик. Физиономия его побагровела от злости, но в глазах его прятался самый настоящий страх.

— Постарался примчаться так быстро, как только смог, — тяжело дыша, оправдался Род. — Она в опасности?

— Да, в опасности, — проворчал Бром, — хотя с виду этого и не скажешь. Ты должен стоять на посту подле ее ложа в эту ночь, чародей.

Род напрягся.

— Я, — процедил он сквозь зубы, — не чародей. Я самый простой воин, которому, на счастье, знакомы кое-какие науки.

Бром раздраженно вздернул подбородок.

— Не время сейчас вести споры. Называй себя, как тебе вздумается: хочешь — поваром, хочешь — плотником, хочешь — каменщиком. Все равно наука чародейства тебе ведома. Однако мы понапрасну теряем время.

Он постучал в дверь. Дверь распахнулась, из покоев королевы вышел стражник, отсалютовал и посторонился.

Бром мрачно усмехнулся и, пятясь, переступил порог.

— Что, до сих пор не рискуешь поворачиваться ко мне спиной?

— Можно и так сказать, — буркнул карлик.

— А я так и сказал.

Стражник вошел в комнату следом за ними и прикрыл за собой дверь.

Комната оказалась просторной, с четырьмя окнами-бойницами, закрытыми ставнями, вдоль одной стены. Пол покрывали звериные шкуры, стены были задрапированы шелком и бархатом и увешаны гобеленами. В небольшом камине негромко потрескивали поленья.

Катарина, одетая в бархатный, отороченный горностаем пеньюар, сидела на большой кровати с балдахином, укрытая по грудь простынями и мехами. Ее распущенные волосы ниспадали на плечи. Королеву окружала стайка горничных и гувернанток, присутствовали также двое пажей.

Род подошел к королевскому ложу и опустился на одно колено:

— Ваше величество, прошу простить меня за опоздание!

Катарина одарила его ледяным взглядом.

— Я и не ведала, что за тобой посылали, — фыркнула она и отвернулась.

Род нахмурился и окинул ее пытливым взором.

Катарина сидела, откинувшись на горку из десятка атласных пуховых подушек. Веки ее были полуопущены в сладкой истоме, на губах играла легкая улыбка. Судя по всему, она откровенно наслаждалась чуть ли не единственными приятными мгновениями после напряженного трудового дня.

Вероятно, ей грозила смертельная опасность, но она наверняка понятия об этом не имела. Бром, оберегая королеву, хранил от нее страшные тайны.

Катарина протянула руку одной из гувернанток, та подала ей дымящийся кубок с глинтвейном. Катарина грациозно поднесла его к губам.

— Погодите! — Род вскочил, выхватил губок из рук королевы, сжал его ножку в левой руке, а правой поспешно снял с пояса «рог единорога».

Катарина нахмурилась, потом прищурилась и покраснела.

— Что это значит, отвечай!

Род смотрел не на нее, а на ножны от своего кинжала — они же «рог единорога». За ухом у него послышался голосок Векса:

— Обнаружено токсичное вещество, смертельно опасное для человеческого организма.

Но ведь Род еще не успел плеснуть в ножны ни капли вина. Ножны были пусты. В них ничего не было.

Кроме воздуха.

Род нажал на кнопку. Рог приобрел лиловый оттенок.

Катарина в ужасе смотрела на поменявшие цвет ножны.

— Говори, — выдохнула она. — Что это значит?

— Воздух отравлен, — процедил сквозь зубы Род, передал кубок гувернантке и придирчиво осмотрел комнату. Откуда-то распространялся ядовитый газ.

Из камина?

Он поспешил к камину, присел и подержал ножны над пламенем. Цвет ножен стал нежно-сиреневым.

— Нет, не здесь. — Род развернулся, поднялся и принялся ходить по комнате, держа перед собой «рог», словно свечу. Ножны сохраняли сиреневый цвет.

Род нахмурился, потер затылок. Куда же можно было запрятать капсулу с ядовитым газом?

Наверняка ее разместили как можно ближе к королеве.

Род повернулся и медленно пошел к королевскому ложу. Как только он оказался рядом с Катариной, ножны стали темно-фиолетовыми.

Катарина смотрела на них с восторгом и ужасом.

Род медленно опустился на колени. Ножны приобрели темно-лиловый оттенок, затем стали почти черными.

Род откинул простыни, заглянул под кровать. Там, на каменном полу, дымилась большая сковорода, поставленная, судя по всему, в целях согревания ложа королевы.

Род ухватился за длинную рукоятку и выволок сковороду из-под кровати, после чего поднес ножны к одному из отверстий в крышке. Вообще, если ему не изменяла память, в крышках таких сковород-грелок никаких дырок не должно было быть и в помине…

Ножны окончательно почернели.

Род поднял глаза и посмотрел на Катарину. Она прикусила костяшки пальцев, чтобы не закричать.

Род обернулся и протянул сковороду стражнику.

— Возьми эту пакость, — распорядился он, — и выкинь в ров.

Дозорный выронил пику, схватил сковороду и поспешил прочь, держа опасную грелку на вытянутых руках.

Род медленно развернулся к Катарине:

— Мы снова одурачили баньши, моя королева.

Катарина отняла от губ дрожащую руку, крепко сжала губы, зажмурилась, так сжала кулаки, что костяшки ее пальцев побелели.

Затем веки ее медленно разжались. Глаза королевы полыхали бешеным огнем, губы скривились в едва заметной улыбке.

— Господин Гэллоугласс, останься при мне! Все остальные ступайте прочь!

Род сглотнул подступивший к горлу ком. Ощущение у него было такое, будто все его суставы переходят из твердого агрегатного состояния в жидкое. Сейчас Катарина казалась ему самой прекрасной женщиной на свете.

Стражники, служанки и пажи уже спешили к двери, и возле нее создалась пробка.

Бром принял на себя командование, и пробка быстро рассосалась. Через полминуты королевская опочивальня опустела. В ней остались только Род, Катарина и Бром О’Берин.

— Бром, — проговорила Катарина, недвусмысленно глядя на карлика, — Бром О’Берин, оставь нас наедине.

Бром на миг задержал на королеве возмущенный взгляд, затем понурился и низко поклонился:

— Слушаюсь и повинуюсь, моя королева.

Он тихонько прикрыл за собой дверь.

Катарина медленно откинулась на подушки, грациозно, зазывно потянулась, протянула руку, сжала руку Рода. Пальцы у нее были нежные, мягкие.

— Вот уже дважды ты спас мне жизнь, Гэллоугласс, — бархатно промурлыкала Катарина.

— Это честь для меня, моя королева, — дежурно отозвался Род, мысленно ругая себя на чем свет стоит. Он смущался, словно подросток, тайком читающий «Фанни Хилл»[3].

Катарина очаровательно нахмурилась, вздернула подбородок и прижала к губам указательный палец.

А потом улыбнулась и повернулась на бок. Бархатный пеньюар распахнулся. Видимо, здесь было принято спать нагишом.

«Не забывай, парень, — твердил себе Род, — ты — всего-навсего бродячий торговец. С утра продерешь глаза — и снова в путь. А здесь ты для того, чтобы дать дорогу демократии, а не для того, чтобы волочиться за королевой. Это бесчестно — воспользоваться ее слабостью, если ты не собираешься здесь задерживаться, дабы пользоваться ее слабостью в дальнейшем… Бред какой-то…»

Катарина кокетливо наматывала на палец прядь волос и покусывала нижнюю губу. На Рода она смотрела, как кошка на канарейку.

— Отважные воины, — проворковала она, — славятся тем, что…

Ее пухлые губы влажно блестели.

Род, силясь что-то ответить, промямлил:

— Как моя королева полна стремления излечить от пороков свою страну, так и я стремлюсь к тому, чтобы все, чем славятся воины, было во благо стране и королеве. Я готов служить вашему величеству только верой и правдой и обещаю никогда не причинить вам зла.

На миг — так показалось Роду — у Катарины словно бы кровь застыла в жилах, настолько неподвижно она лежала.

Затем взгляд ее стал суровым. В опочивальне сгустилась тревожная тишина.

Королева села и укуталась в пеньюар.

— Твое поведение заслуживает наивысших похвал, магистр Гэллоугласс. Мне необычайно повезло, что меня окружают только верные слуги.

Учитывая обстоятельства, и самой королеве за поведение надо было бы поставить пять с плюсом. В голосе ее лишь едва заметно проскользнула насмешка.

Ее глаза снова встретились с его глазами.

— Прими же благодарность королевы за спасение ее жизни.

Род опустился на одно колено.

— Мне воистину везет, — продолжала Катарина, — на верных слуг. Ты спас мне жизнь, но я думаю, что не многие воины услужили бы мне так, как услужил ты.

Род вздрогнул.

Катарина улыбнулась, злорадно и довольно, и перевела взгляд на собственные руки.

— А теперь оставь меня, ибо завтра мне предстоит день полный трудов и мне надо хорошенько выспаться.

— Как пожелает ваше величество, — отвечал Род, покраснев до самых кончиков волос. Он встал, развернулся и пошел к двери, злясь на чем свет стоит — на себя самого. Разве Катарина виновата в том, что он такой осел?

Он закрыл за собой дверь, обернулся и изо всех сил стукнул кулаком по каменной стене. Нив чем не повинные нервные окончания выразили неподдельное возмущение.

Род, кривясь от боли, зашагал прочь от опочивальни королевы и вскоре наткнулся на Брома О’Берина. Физиономия у карлика была красная, как свекла. Он весь дрожал.

— Ну, как? Я должен встать перед тобой на колени? Не ты ли наш будущий король?

Род был готов обрушить с трудом сдерживаемый гнев на Брома О’Берина. Он скрипнул зубами и, прищурившись, воззрился на карлика.

— У меня и получше развлечения найдутся, Бром О’Берин, чем королевскую колыбельку качать.

Бром пялился на Рода. Кровь мало-помалу отхлынула от его щек, а вместе с нею отступила злость.

— Это верно, — пробормотал он, кивая. — Клянусь всеми святыми, это правда, ибо по твоему лицу я вижу, что гнев переполняет тебя, что ты ненавидишь себя за то, что ты — мужчина!

Род до боли зажмурился и с такой силой сжал зубы, что просто удивительно, как они не потрескались.

Но что-то определенно должно было дать трещину и поддаться…

Откуда-то, как бы из далекой дали, прозвучал голос карлика:

— Этот посланец принес тебе весть от тех ведьм, что обитают на башне…

Род заставил себя открыть глаза и уставился на Брома.

Бром опустил глаза к полу. Проследив за его взглядом, Род заметил возле левой ноги карлика эльфа, сидевшего на камнях, скрестив ноги по-турецки. Это был Пак.

Род расправил плечи. Хватит злиться, с этим можно было и погодить. Если ведьмы послали ему весточку, значит, дело срочное.

— Ну, говори, — сказал он. — Что там за весть от ведьм?

Но Пак только покачал головой и негромко произнес:

— Господи, ну до чего же глупы порой бывают эти смертные!

Он отскочил в сторону в мгновение ока, и кулак Рода со всего размаху врезался в стену.

Род взвыл от боли и завертелся на месте. Нашел взглядом Пака и снова бросился к нему.

Но Пак сказал:

— Тише!

И в коридоре откуда ни возьмись появился громадный лилово-розовый дракон, самый настоящий, в натуральную величину, огнедышащий. Дракон встал на дыбы и пыхнул на Рода жарким языком пламени.

Род закашлялся, выпучил слезящиеся глаза и злорадно оскалился.

Дракон тут же метнул в него очередную порцию пламени. Род пригнулся, проскочил под огнем и выпрямился прямехонько под мордой огнедышащего зверя. Пальцы его сжались на чешуйчатой шее, ища сонные артерии.

Дракон вскинул голову и мотнул шей, словно хлыстом. Род упрямо держался, а дракон швырял его то в одну, то в другую сторону. Род при этом пребольно ударялся о гранитные стены. Стукнувшись головой, он взвыл от боли. Из глаз у него словно посыпались искры, но он только усилил хватку.

Могучая шея дракона опустилась, и к животу Рода потянулись громадные жадные клыки. Дракон добился своего: клык рассек кожу Рода от ключицы до бедра. Кровь хлынула ручьем. В глазах у Рода потемнело, но он держался, твердо вознамерившись утащить дракона с собой на тот свет.

«Я умру», — подумал он и изумился этой мысли и возмутился тому, что умрет из-за глупой злости на какую-то стервозную девицу.

Ну, ничего. В царство мертвых он прибудет не пешком, и то хлеб. Темнота навалилась с новой силой, она словно засасывала Рода, но все же в полузабытьи он чувствовал, что шея чудовища клонится книзу, ниже… еще ниже… в потусторонний мир…

Его ноги коснулись пола и — о чудо! — выдержали его вес. Забрезжил свет во мраке, стал ярче, еще ярче… и вот Род увидел у своих ног поверженного дракона.

Темнота отступила окончательно, свет озарил гранитные стены, плетеные украшения. Стена прекратила кружение, застыла на месте.

Окраска дракона, валявшегося у ног Рода, померкла, его очертания сгладились, замерцали, и вскоре он исчез, как будто и не было его. Там, где только что лежало чудовище, Род видел только серые каменные плиты.

Он осмотрел себя. Камзол цел — ни дырочки. На нем самом — ни пятнышка крови, ни царапинки.

Род ощупал локоть, ожидая, что ощутит боль от ушиба. Никакой боли.

Голова ясная, не кружится, не болит.

Род медленно разыскал взглядом Пака.

Эльф смотрел на него, выпучив полные сострадания глаза. Как ни странно, он не улыбался.

Род закрыл лицо ладонями, отнял руки, снова посмотрел на эльфа.

— Волшебство? — спросил он.

Пак кивнул.

Род отвел взгляд.

— Ну, спасибо, удружил, — процедил он сквозь зубы.

— Это было необходимо тебе.

Род расправил плечи и, поглубже вдохнув, осведомился:

— Если я не запамятовал, тебя просили что-то мне передать.

Пак снова кивнул:

— Тебя призывают на шабаш.

Род нахмурился, покачал головой:

— Я — не их поля ягода.

Бром хохотнул, и звук его хохота был подобен грохоту переворачивающегося вверх тормашками дизельного грузовика.

— Как раз наоборот. Очень даже их поля! Ты ведь чародей!

Род собрался было ответить, но передумал и закрыл рот, клацнув зубами. Примирительно подняв руки, он сказал:

— Ладно, будь по-вашему. Вы только не ждите, что я сам в это поверю.

— О, хотя бы ты не отрицай этого. — Тоби налил Роду полную кружку горячего, пахучего глинтвейна. — О том, что ты — чародей, мы знали еще до того, как узрели тебя.

Род пригубил вино и огляделся по сторонам. Если он принял прошлое ночное сборище за вечеринку, то тем лишь продемонстрировал свое невежество. То были — так, мелкие посиделки. Вот на этот раз ребятки и вправду решили повеселиться на славу.

Род обернулся к Тоби. Для того чтобы слышать собственный голос, ему пришлось перейти на крик.

— Ты меня пойми правильно, я вовсе не намерен выступать в роли грелки со льдом, но по какому случаю такое празднество?

— Как так — по какому? Королева жива! — воскликнул Тоби. — А ты — герой нынешней ночи! Ведь это ты изгнал баньши!

— Герой… — эхом отозвался Род и кисло улыбнулся. Поднял кружку, прихлебнул вина.

И вдруг резко опустил кружку, расплескал глинтвейн, закашлялся.

— Тебе дурно? Что с тобой? — участливо осведомился Тоби и принялся колотить Рода по спине. Тот хрипел и задыхался.

— Не надо, — наконец проговорил он и заслонился рукой. — Я в порядке. Просто подумал кое о чем, вот и все.

— И что же за мысль посетила тебя?

— Что эта ваша баньши — не настоящая.

Тоби выпучил глаза:

— Что ты такое городишь?

Род обнял Тоби за плечи и притянул к себе.

— Послушай, — прошептал он юноше на ухо, — баньши ведь появляется только перед чьей-нибудь смертью, верно?

— Верно, — заинтригованно отозвался Тоби.

— Перед чьей-нибудь смертью, — повторил Род, сделав ударение на последнем слове, — а не всякий раз, когда кому-то только грозит гибель. И королева жива по сей день!

Тоби отстранился, зачарованно глядя на Рода.

Тот улыбался, в глазах его танцевали отблески пламени факелов.

— Баньши должна появляться только тогда, когда смерть неизбежна.

С этими словами он развернулся и окинул взглядом огромный башенный зал. Ведьмы плясали на стенах и потолке, изредка — на полу, в воздухе, послав куда подальше все законы гравитации, и выделывали при этом такие выкрутасы, от которых бы у змеи уже в трех местах позвоночника начался бы злейший радикулит.

Род вернулся взглядом к Тоби, задумчиво приподнял бровь.

— А тут, как я погляжу, на похороны и вовсе не похоже.

Томи нахмурился было, но тут же усмехнулся:

— Эх, не видал ты лучших деньков в Грамерае… — проговорил он. — Однако ты прав, нынешней ночью мы празднуем жизнь, а не смерть.

Род ухмыльнулся, снова солидно отхлебнул из кружки и отер губы тыльной стороной ладони.

— Теперь другой вопрос. Если эта ваша плакальщица фальшивая, кто ее сюда засылает?

У Тоби отвисла челюсть, он в ужасе вытаращил глаза.

— Приведи мне Олдис! — крикнул ему Род.

Тоби закрыл рот, судорожно вдохнул и кивнул, потом прикрыл глаза, и через мгновение рядом с ними откуда ни возьмись появилась Олдис. Она ловко спланировала на пол и оперлась на древко своей метлы.

— Что вам угодно? — тяжело дыша, проговорила она, раскрасневшись, глаза ее весело сверкали. Глядя на нее, Род вдруг затосковал о прошедшей юности.

Он склонился к девушке:

— Попробуй настроиться на Дюрера, главного советника Логира.

Девушка кивнула, зажмурилась. Миновало несколько мгновений. Она открыла глаза и в страхе уставилась на Рода:

— Они очень злы из-за того, что королева не умерла. Но еще больше они злы из-за того, что не ведают кто возвел баньши на крышу замка этой ночью.

Род кивнул. Губы его вытянулись в ниточку. Он залпом допил остатки глинтвейна, развернулся и направился к лестнице.

Тоби догнал его и схватил за рукав:

— Куда ты?

— На крышу, — откликнулся Род. — Где же еще искать баньши?

Ночной ветер, забираясь под одежду, леденил кожу. Род вышел на крышу и пошел вдоль зубчатого парапета. Перед ним ползла его длинная тень — одна из лун освещала его со спины.

Зубцы раскинулись во все стороны, словно ряды клыков какого-то громадного чудовища.

— Веке, — негромко окликнул Род.

— На связи, Род, — отозвался голосок у него за ухом.

— Тебе не кажется, что баньши предпочитает какой-то особый участок крыши?

— Так и есть, Род. За период нашего пребывания в Грамерае баньши появлялась исключительно у подножия восточной башни.

— Всегда?

— Всегда, хотя наблюдений для точного ответа недостаточно.

Род повернул налево и направился в сторону восточной башни.

— Ладно, давай накапливай наблюдения. А я пока попытаюсь что-нибудь предпринять.

— Хорошо, Род, — ответил робот, неизвестно каким образом придав своему синтезированному голосу смирение мученика.

Род подошел к зубчатому парапету, посмотрел вниз, на раскинувшийся вокруг крепостного холма город. Длинная белесая дорога вилась от края города к подъемному мосту. Тут и там горели тусклые окна придорожных кабачков.

Где-то дальше, в самом гниющем чреве города, словно базальтовая надгробная глыба, таился Дом Кловиса.

Чьи-то шаги за спиной, какой-то скрежет. Род пригнулся, принял боевую стойку, выхватил кинжал.

Одолев последнюю ступень винтовой лестницы, на крышу выбрался Большой Том. Он что-то держал на согнутой в локте руке. Слуга Рода стоял, стреляя по сторонам глазищами, с хрипом вдыхая ночной воздух.

Развернувшись, он заметил Рода и пустился к нему бегом. Физиономия его выразила искреннее облегчение.

— Ой, хозяин, вы целы и невредимы!

Род успокоился, выпрямился, сунул кинжал в ножны.

— Конечно, невредим! Но ты здесь что забыл, Большой Том?

Верзила остановился. На губах его играла неловкая усмешка. Он уставился в каменные плиты крыши, зашаркал подметками.

— Да я… хозяин… слыхал, будто… Словом. Я… — Он поднял глаза к Роду и затараторил: — Нельзя вам связываться с баньши, хозяин, а уж ежели связываться, то одному — ну никак нельзя!

Род долго изучающе глядел на верзилу, гадая, откуда у того такая самоотверженная преданность.

Наконец Род добродушно усмехнулся:

— Да у тебя поджилки трясутся от одной только мысли об этом чудовище, и все-таки ты решил не пускать меня одного? — Он похлопал Тома по плечу. — Ладно, тогда пошли, Большой Том. Если хочешь знать, я искренне рад тому, что ты будешь сопровождать меня.

Том неловко улыбнулся и снова потупился. При лунном свете судить наверняка было трудно, но Роду показалось, что его верный слуга слегка покраснел.

Род развернулся и направился к башне. Том поплелся рядом с ним.

— Вы, хозяин, накинули бы плащик, а то еще простудитесь ненароком, — сказал слуга и набросил на плечи Рода плащ.

«Какая теплая, дружеская забота», — подумал Род, поблагодарив Большого Тома. Он на самом деле был до глубины души тронут тем, что этот неуклюжий орангутанг так печется о нем. Однако он прекрасно понимал и другое: в плаще ему будет куда труднее орудовать кинжалом. Наверняка Том это тоже отлично понимал.

— Вам не страшно, хозяин?

Род сдвинул брови и задумался над вопросом слуги.

— Да не так чтобы очень. В конце концов, пока ведь баньши никому ничего дурного не сделала. Ведь она… скажем так… всего лишь предвестница беды, верно? Пророчит смерть и всякое такое.

— И все равно это дивно, что вы не страшитесь. Куда разумнее вам пойти там, где башня отбрасывает тень, а, хозяин?

Род нахмурился и присмотрелся к густой тени у подножия башни.

— Нет. По возможности буду держаться на свету. Мне это как-то всегда больше нравилось.

Большой Том помолчал, неотрывно глядя на тень.

— И все-таки, — сказал он, — порой бывает так с человеком, что и сквозь тень пройти надобно.

Том изумленно глянул на своего слугу. Это ведь была самая настоящая аллегория! Из уст безграмотного крестьянина. Вот это да!

Он кивнул, придав своему лицу настолько серьезное выражение, что глянь на него сейчас кто-то со стороны, непременно расхохотался бы.

— Верно, Большой Том, — согласился Род. — Случается так, что приходится выбрать ту или иную сторону дороги. Я-то больше привык на обочину не сходить. Свет мне больше по душе. — Он усмехнулся. — Хорошая защита от злых духов.

— Духов! — фыркнул Том и быстро, не очень весело улыбнулся. Отвернувшись и нахмурившись, он добавил: — Только знаете, хозяин, посередине дороги ходить не всегда так уж спокойно. Напасть-то ведь на тебя с обеих сторон могут. Вот тогда уж не скажешь, какая сторона тебе милее — правая иль левая.

— Это точно, — согласился Род. — Зато можно честно сказать: «Мне милее середина». Что же до нападения… ну, знаешь, если дорога правильная, то посередке всегда повыше получается. Мостовая уходит вправо и влево под уклон, и тот, кто шагает по самой середине, может заметить, где устроили засаду его враги. А вот обочины отличаются предательскими свойствами. Нет, это ненадежная позиция. Вот почему немногие осмеливаются ходить по обочинам.

Они еще немного продвинулись вперед в молчании, а потом Род спросил:

— Ты про диалектический материализм когда-нибудь слыхал, Том?

— Чего-чего? — Верзила даже вздрогнул от изумления, настолько его шокировал вопрос хозяина. Он выругался, помотал головой и, придя в себя, пробормотал: — Нет, хозяин, нет, сроду не слыхивал!

«Ну естественно», — подумал Род, а вслух сказал:

— Эта философия, Большой Том, когда-то была распространена на Терре. Ее корни уходят глубоко в Темные века, но некоторые люди до сих пор ее придерживаются.

— А «Терра» — это что такое, хозяин? — смущенно осведомился Том.

— Мечта, — вздохнул Род. — Легенда.

— И вы — один-единственный человек, кто ею живет, хозяин?

Род непонимающе глянул на слугу:

— Чем живет? Мечтой о Терре?

— Да нет, вот этой самой фи-ло-со-фи-ей. Как вы там сказали-то? Диалек… Что это за колдовство такое, я не понял?

— Диалектический материализм? — усмехнулся Род. — Да нет, я бы не сказал, что я живу по его законам, но нахожу некоторые из понятий этого учения очень удобными. К примеру, идею синтеза. Ты знаешь, что такое синтез, Том?

— Нет, хозяин, не знаю. — Большой Том ошарашенно помотал головой, широко раскрыл глаза.

Изумление по крайней мере было неподдельным. Наверняка меньше всего Большой Том ожидал, что его хозяин сейчас примется выкладывать ему азы тоталитаристской философии.

— А это как раз и есть середина дороги, — сказал Род. — Правая сторона — тезис, то бишь утверждение, а левая — антитеза, противоречие. Соедини их — вот тебе и синтез.

— Понял, — яростно кивнул Большой Том.

«Туповатый крестьянин, а на редкость сообразителен», — подумал Род и продолжал:

— И тезис, и антитеза частично ошибочны. Надо отбросить все фальшивое, а истинные части соединить, то есть отобрать из того и другого самое лучшее, назвать результат синтезом, вот тебе и истина. Понятно?

Взгляд Тома стал настороженным. Он начал догадываться, к чему клонит хозяин.

— Так что синтез — это середина дороги. И честно говоря, жутко неудобная вещь. — Род взглянул вверх. Над ними возвышалась громада восточной башни. Том и Род стояли в ее тени. — Ну, ладно. Хватит философствовать. Пора браться за дело.

— Воззовем к Небесам, чтобы баньши не явилась нам! — простонал Большой Том.

— Не бойся. Она появляется только раз в день, по вечерам, дабы предсказать смерть в ближайшие сутки, — успокоил его Род. — Так что до завтрашнего вечера можно не опасаться ее появления.

В тени послышался шорох. Большой Том отпрыгнул назад, в руке его неожиданно блеснул нож.

— Баньши!

Род тоже выхватил клинок, обшаривая взглядом тени. И вот он заметил две красные точки у самого подножия башни.

Род пригнулся и крадучись, медленно тронулся вперед, на ходу перебрасывая клинок из левой руки в правую.

— Объявись, — процедил он сквозь зубы, — или тебе конец!

Послышался писк и скрежет, и мимо людей пробежала большущая крыса. Она тут же затерялась в тени, отбрасываемой парапетом.

Большой Том судорожно выдохнул:

— Святые да хранят нас! Это просто крыса!

— Угу, — кивнул Род и, всеми силами стараясь унять дрожь в руках, убрал кинжал в ножны. — Тут, похоже, крыс — хоть пруд пруди.

Большой Том выпрямился. Тревога на оставила его.

— Но что-то я такое заметил, когда крыса пробежала мимо меня… — Род умолк, опустился на колени возле парапета и осторожно пробежался по камням кончиками пальцев. — Вот оно!

— Что там такое, хозяин? — спросил Большой Том, обдав Рода запахом чеснока.

Род взял верзилу за руку и приложил к своей находке. Том охнул и отдернул руку.

— Холодное чего-то, — дрожащим голосом выговорил он. — Холодное, гладкое и… оно меня укусило!

— Укусило? — переспросил Род, нахмурился и провел пальцами по поверхности металлической коробки. И действительно: он почувствовал легкий удар током и отдернул руку. Кто бы ни собирал эту штуковину, видимо, это был не слишком опытный любитель. Даже нормального заземления не предусмотрел.

Если знать, где искать коробку, найти ее не составляло особого труда. Она была изготовлена из светлого металла, имела восемь дюймов в длину и два в высоту и при этом была так врезана в камень, что ее верх и передняя панель шли вровень с ним. Коробка была спрятана ровнехонько посередине между двумя зубцами стены.

А вообще, если задуматься, быть может, огрех с заземлением был предусмотрен — чтобы отпугнуть любопытствующих.

Род вынул из ножен клинок и порадовался тому, что кожаная рукоятка обеспечит ему изоляцию. Он осторожно подцепил кончиком лезвия переднюю панель коробки.

Панель довольно легко открылась, стала видна серебристая паутина печатной микросхемы, а также плоская квадратная коробочка питающего устройства. Но какое все миниатюрное — не больше ногтя на большом пальце!

У Рода волосы на затылке встали дыбом. Кто бы ни собрал эту штуковину, он наверняка гораздо лучше был подкован в молекулярной электронике, чем инженеры на родине Рода!

Но зачем было упаковывать такое крошечное устройство в такой большой корпус?

Остальное пространство металлического ящика было заполнено каким-то механизмом, на вид Роду совершенно непонятным.

Он осмотрел верх ящика. Посередине располагался прозрачный круг. Род нахмурился. Ничего подобного он прежде в глаза не видел. По всей вероятности, это устройство являлось частью системы с дистанционным управлением, а ее механическая часть представляла собой… что?

— Хозяин, что это такое?

— Понятия не имею, — пробормотал в ответ Род. — Но есть у меня смутное подозрение, что это каким-то образом связано с баньши.

Он принялся осторожно зондировать механизм кончиком кинжала, пытаясь обнаружить подвижные детали. Ощущения у него были самые невеселые: эта штуковина запросто могла оказаться взрывным устройством, способным разнести весь замок вдребезги.

Но вот кончик лезвия наконец что-то обнаружил. Устройство издало негромкий щелчок и еле слышно зажужжало.

— Бегите, хозяин! — крикнул в ужасе Большой Том. — Это злое колдовство!

Но Род с места не тронулся, боясь пошевелить рукой и потерять найденную точку контакта.

Из прозрачного круга потянулась струйка дыма, поднялась на десять футов в воздух и опустилась. Менее чем за минуту над устройством образовалось плотное облачко дыма.

Послышался новый щелчок — на сей раз он прозвучал дальше, откуда-то спереди, и от наружной поверхности стены вверх устремился лучик света, озаривший облако дыма. Затем луч развернулся, приобретя форму веера.

Большой Том в страхе взвыл:

— Баньши! Бегите, хозяин, спасайтесь!

Род поднял глаза и увидел, что над ним возвышается десятифутовая фигура баньши. Ему показалось, что он даже чувствует исходящий от ее изодранного, истлевшего савана трупный смрад.

Открылась кроличья пасть, обнажились острые длинные клыки. Ожил скрытый динамик. Еще чуть-чуть — и страшное видение примется выть и стонать.

Род на четверть дюйма приподнял клинок. Луч света померк, шипение механического дымового устройства утихло.

Над крышей свистел ветер. Он быстро разогнал последние остатки дыма.

Род неподвижно стоял на коленях. Взгляд его был по-прежнему устремлен вверх. Наконец от встряхнулся, поднял с крыши переднюю панель и установил ее на место.

— Хозяин, — прошептал Большой Том. — Это… что такое… было?

— Колдовская мерзость, — отвечал Род. — А баньши, которую вызывали с ее помощью, была ненастоящая.

Он встал и забарабанил по камню кончиками пальцев, потом в сердцах ударил по зубцу стены кулаком.

— Делать нечего, — вздохнул он. — Иди сюда, Большой Том. Держи меня за ноги, да покрепче.

Род лег на живот между двумя гранитными зубцами. Колени его при этом оказались выше дымового устройства.

— Что мне делать, хозяин?

— За ноги меня держи, сказал! — буркнул Род. — Мне надо стену снаружи осмотреть. Держи крепче, а не то я в ров свалюсь, и поминай как звали! — Том не отозвался. — Ну, давай же, чего стоишь? — Род оглянулся через плечо. — Не всю же ночь нам тут торчать?

Большой Том медленно приблизился. Силуэт его в свете луны смотрелся довольно-таки зловеще. Его здоровенные ручищи крепко обхватили лодыжки Рода.

Род пополз вперед. Наконец его голова оказалась за краем стены.

Там, прямо под его подбородком, обнаружилась маленькая квадратная коробочка с коротким цилиндром, направленным вверх. Миниатюрный проектор, пускающий в облако дыма видеозапись изображения баньши и создающий трехмерную иллюзию. Очень компактный проектор, подвижный экран. Полная возможность дистанционного управления.

Откуда, вот вопрос.

Род выгнул шею. Ничего. Кругом сплошной серый камень.

— Крепче держи, Большой Том.

Род продвинулся на дюйм вперед, всей душой надеясь, что слуга не обманет его ожиданий.

Род замер только тогда, когда высунулся за стену по пояс. Внизу, под ним, тускло мерцала вода во рву.

Он посмотрел вниз.

Высоко, ох, как высоко! А вдруг он заблуждается на предмет верности своего слуги? Вдруг тот возьмет да и разожмет пальцы?

Что ж… если такому суждено случиться, Веке отправит сообщение в штаб-квартиру АБОРТ, и оттуда пришлют нового агента. Волноваться положительно не о чем — в плане успеха общего дела.

За спиной слышалось хриплое, натужное дыхание Большого Тома.

«Давай шевелись, парень!» — мысленно поторопил себя Род и внимательно осмотрел стену.

Вот она! Прямо под проектором — глубокая серебристая чаша, вмурованная глубоко в стену. Гиперболическая антенна.

«А почему гиперболическая?» — задумался Род.

А потому, что тот радиосигнал, благодаря которому приводился в действие механизм проектора, должен был быть очень слабеньким — таким, чтобы его невозможно было засечь на прямой линии между передающей антенной и принимающей.

Стало быть, для того, чтобы обнаружить передающую антенну, нужно было всего-навсего провести прямую линию вдоль оси антенны принимающей.

Род так и сделал. Взгляд его устремился вдоль этой самой оси. Сделав скидку на параллакс, он обнаружил, что видит перед собой полуразрушенную громаду Дома Кловиса.

Мгновение он просто остолбенело смотрел в ту сторону. Значит, все-таки не советники!

Но тут он вспомнил попытку Дюрера отравить королеву за завтраком и предыдущую мысль несколько подправил: советники, но не всегда.

А если задуматься хорошенько, то фокус со сковородой-грелкой куда легче было провернуть кому-нибудь из прислуги, чем любому из советников.

Размышления Рода резко прервались. Он почувствовал, как дрожат от натуги руки Большого Тома, сжимавшие его лодыжки.

«Черт подери, не так я много вешу», — возмутился он мысленно и подался назад.

Похоже, втянув его на крышу, Большой Том облегченно вздохнул, а может быть, Роду это просто послышалось.

Он встал на ноги и обернулся. По физиономии Большого Тома стекали струйки пота, а сама физиономия сильно напоминала плохо вымытое блюдо. Нижняя губа слуги Рода выразительно дрожала, он шумно выдохнул.

Род пристально смотрел в глаза Тома, не говоря ни слова.

Наконец он еле слышно буркнул:

— Спасибо.

Том еще пару мгновений глядел на хозяина, а потом отвел взгляд и, отвернувшись, пошел прочь от стены.

Род нагнал его.

На полпути до лестницы, ведущей вниз, Том отважился поинтересоваться:

— А знаете, кто там поставил эту колдовскую штуковину, хозяин?

Род кивнул:

— Дом Кловиса.

Подметки их сапог, стуча по камням, издавали гулкое эхо.

— А почему же вы не изничтожили это дьявольское творение?

Род пожал плечами:

— А зачем? По нему так хорошо судить, что королеве грозит опасность.

— А кому вы про это расскажете?

Род задумчиво посмотрел на звездное небо.

— Моему коню, — растягивая слова, отозвался он.

— Коню? — нахмурился Большой Том.

— Ну да, моему коню. И больше никому, пока точно не пойму, за кого стоит Туан Логир — за королеву или против нее.

— Угу, — кивнул Большой Том. Похоже, это объяснение его вполне удовлетворило.

Род мысленно приподнял на ступень выше свою оценку в отношении Большого Тома. Видимо, тот понимал, что происходит, и понимал получше самого Рода.

А Большой Том молчал до самой лестницы. Только тогда, когда они подошли к люку, ведущему к лестничному колодцу, Том решился подать голос:

— А ведь вы нынче ночью были на волосок от смерти, хозяин.

— Да нет, вряд ли, — покачал головой Род и прислонился спиной к стене. — Это ведь была ненастоящая баньши, она не могла причинить нам зла. Да и потом, я знаю такое заклинание, с помощью которого от нее можно избавиться.

— А я не про баньши, хозяин.

— Знаю, — в упор посмотрел на Тома Род, развернулся и пошел вниз по лестнице.

Он одолел шесть ступеней и только тут понял, что Большой Том за ним не пошел.

Род оглянулся через плечо. Том, раззявив от изумления рот, пялился на него.

Но вот рот его закрылся, лицо похолодело.

— Вы знали, какая опасность вам грозила, хозяин?

— Знал.

Том медленно, заторможенно кивнул, потупился и последовал за Родом.

— Хозяин, — сказал он, когда они с Родом одолели первый пролет, — вы или самый храбрый человек на свете, или самый большой дурак.

— Скорее всего и тот, и другой, — отозвался Род, внимательно глядя на освещенные факелами ступени.

— Вам бы надо было прикончить меня, как только вы догадались, — сокрушенно проговорил Том.

Род молча покачал головой.

— Почему вы не сделали этого?

Род запрокинул голову назад и вздохнул:

— Давным-давно, Том, далеко-далеко отсюда…

— Не время сейчас сказки рассказывать!

— А это не сказка. Это легенда такая, хотя… кто знает? Может, и чистая правда. Словом, император по имени Хидэёси[4] правил страной под названием Япония, и был в этой стране самый великий князь по имени Иэясу[5].

— И этот князь пожелал стать королем.

— Как я посмотрю, ты в этом кое-что смыслишь. Но Хидэёси не желал убивать Иэясу.

— Ну и дурак, — проворчал Том.

— Нет. Просто он нуждался в поддержке Иэясу. И вот как-то раз он позвал Иэясу прогуляться с ним вместе по саду. Пошли только они вдвоем, больше никого не было.

Том остановился и посмотрел на Рода. Глаза его в свете факелов сверкали.

— И они подрались.

Род покачал головой:

— Нет. Хидэёси стал говорить о том, что он постарел и стал слаб, и попросил, чтобы Иэясу понес вместо него его тяжелый меч.

Том выпучил глаза, сглотнул слюну и кивнул:

— Ага. И что потом?

— Ничего особенного. Они поболтали о том о сем, а потом Иэясу отдал Хидэёси его меч, и они вместе вернулись во дворец.

— И?..

— И Иэясу был верен императору до самой его смерти.

Большой Том, не мигая, смотрел на Рода. Казалось, он целиком вырезан из дерева.

Наконец он кивнул, поджав губы:

— Риск, но с расчетом.

— А ты высокопарно выражаешься, хоть ты простой крестьянин, Том.

Том скривился, отвел взгляд и обогнал хозяина. Род пару мгновений смотрел ему вслед, потом последовал за ним.

До комнаты стражников оставалось несколько шагов, когда Том остановился и робко положил руку на плечо Рода. Род обернулся и посмотрел на слугу.

— Кто вы такой? — басовито проворчал Том.

Род усмехнулся краешком губ:

— Хочешь спросить, кому я служу? Только себе самому, Большой Том.

— Нет. — Том покачал головой. — В такое я ни за что не поверю. Только я вас не про то спросил.

— А про что? — вздернул брови Род.

— Я про то, что вы за человек такой?

Род нахмурился:

— А что во мне такого странного?

— Да есть кое-что. Вот не убили же вы крестьянина, хоть и было за что.

Род пожал плечами:

— А что, это не по правилам?

— Еще как не по правилам. И еще… вы готовы за слугу заступиться. Вы ему доверяете. И разговариваете с ним, а не только приказы даете. Так кто вы такой, Род Гэллоугласс?

Род покачал головой и растерянно развел руками:

— Человек. Просто человек.

Том долго не сводил с него глаз.

— Это точно, — кивнул он наконец. — Считайте, вы мне ответили.

Он отвернулся к двери и распахнул ее перед Родом.

— Гвардеец Гэллоугласс, — возвестил ожидавший Рода паж, — тебя зовет королева.

Одно из величайших и совсем недорогих сокровищ на свете — предрассветные сумерки. Мир покоится под светлеющими небесами в ожидании солнца — прохладный, полный свежести, осененный трепетным щебетом птиц.

Большой Том радостно, глубоко, словно впервые в жизни, вдохнул утренний воздух.

— Эй, хозяин! — воскликнул он, обернувшись через плечо. — Вот ведь красотища какая!

Род ответил слуге вымученной, вялой усмешкой. Том ехал впереди, что-то весело и с чувством напевая, хотя и жутко привирая.

Увы, Род пребывал совсем не в том расположении духа, какое способствовало бы любованию красотой рассвета. За последние двое суток он спал всего-то часа три.

А еще Катарина…

Их беседа была короткой и невеселой. Королева приняла Рода в кабинете и все время разговора смотрела на пламя в камине, а на своего телохранителя даже не взглянула. Лицо ее было холодно, губы плотно сжаты.

— Я в тревоге за моего дядю Логира, — сказала она. — В его окружении есть люди, которые возрадовались бы, если бы его старший сын стал герцогом.

Род отозвался столь же холодным, формальным тоном:

— Если он умрет, вы потеряете самого верного друга среди лордов.

— Я потеряю того, кто дорог мне, — строго бросила королева. — Дружбой лордов я не дорожу, но меня очень тревожит судьба моего дяди.

На взгляд Рода, это вполне походило на правду и делало честь Катарине как человеку, а также говорило о ее гуманности как правительницы.

— Изволь, — распорядилась она, — отправиться нынче же на юг, в вотчину Логира. И изволь проследить, чтобы с ним не случилось никакой беды.

Вот, собственно, и все — за исключением холодных, опять-таки формальных прощальных фраз. Нет никого упрямее оскорбленных женщин. Вот ведь глупость, глупее не придумаешь: решила отослать куда подальше своего самого надежного телохранителя!

— Веке?

— На связи, Род.

Конь повернул голову и посмотрел на седока.

— Веке, знаешь, по-моему, я самый большой осел на свете.

— Ты — великий человек, Род, ты происходишь из семейства великих людей.

— О да, уж так я велик — дальше некуда! Явился сюда, чтобы преобразить это несчастное королевство в конституционную монархию, и вот теперь плетусь на юг — в то время, когда советники разносят в пух и прах последнюю возможность какой-либо конституционности, а Дом Кловиса того и гляди прикончит монарха!

Тащусь на юг в сопровождении слуги, который с превеликой радостью вгонит мне нож под ребро, ежели чувство долга в нем возобладает над совестью хоть на полминуты.

А чего я добился? Выяснил, что тут кишмя кишат призраки, эльфы, ведьмы и уйма прочих чудищ, которых и быть на свете не должно. Тебя сколько раз до припадков довел, а самое главное — такая красотка сама бросилась мне в объятия, а я ее оттолкнул! Вот оно — мое величие, во всей своей красе! Будь я хоть капельку поумнее, я бы уже сейчас сумел все сделать, как надо. Веке, а может, лучше было бы бросить все, к чертям собачьим?

Робот в ответ негромко запел:

— О-о-о! — простонал Род. — Заткнись лучше!

Часть вторая Мелкопоместная колдунья

Рассвет застиг спутников посреди наполовину скошенных заливных лугов. Траву покрывала утренняя роса. Въехав на пригорок, Род обозрел окрестности. Во все стороны тянулись поля, обрамленные невысокими плетнями. Там и сям виднелись купы деревьев, черневшие на фоне рассветных небес.

— Большой Том!

Том повернулся в седле и оглянулся. Увидев, что Род остановился, слуга тоже придержал свою кобылу.

— Завтракать! — прокричал Род и, спешившись, повел Векса под уздцы к груде валунов на краю зарослей граба. Том пожал плечами и развернул лошадь.

К тому времени, когда Том расседлал свою клячу и отпустил пастись, Род успел развести костерок. Верзила с изумлением понаблюдал за тем, как Род вытаскивает из седельной сумки сковороду и кофейник, а потом отвернулся, недоверчиво покачал головой, отошел в сторонку и уселся на поваленное дерево. Принюхавшись к запаху жарящейся ветчины, он вздохнул и вытащил из-за пазухи сверток с дорожными припасами.

Род глянул на слугу, нахмурился. Большой Том сидел на бревне, жуя сухарь и запивая его элем из кожаного бурдюка. Род негромко выругался и крикнул:

— Эй!

Его окрик пришелся не совсем кстати. Бедняга Том захлебнулся элем, поперхнулся сухарной крошкой и закашлялся.

— Чего, хозяин? — наконец выдавил он.

— Ты что, брезгуешь моим пропитанием?

Большой Том от удивления раскрыл рот.

— Ну давай, иди сюда! — Род нетерпеливо махнул рукой. — И сухари свои прихвати, мы их обжарим в жире от бекона — пальчики оближешь!

Большой Том несколько раз открыл и закрыл рот, став от этого похожим на большую рыбину, выброшенную на берег. Наконец он растерянно кивнул и поднялся.

Вода закипела. Род приоткрыл крышку кофейника и всыпал туда пригоршню кофе. Большого Тома он встретил взглядом из-под нахмуренных бровей.

— Ты на что пялишься, Том? Костра не видал?

— Вы… вы позвали меня поесть вместе с вами, хозяин!

Рот ругнулся.

— Это что же, чудо какое-то немыслимое? Ну-ка, дай мне хлебнуть из твоего бурдюка, а то я пыли наглотался — будь здоров.

Том кивнул, не спуская глаз с Рода, и послушно протянул ему бурдюк. Род отхлебнул эля, глянул на слугу и снова нахмурился:

— Да в чем дело-то? Ты что, в первый раз видишь, как человек эль пьет? А я кто такой, по-твоему? Чудище из сказки?

Том захлопнул рот, взгляд его помрачнел.

А потом он усмехнулся, расхохотался и уселся на камень.

— Да нет, хозяин, нет! Просто вы на редкость добрый человек, вот и все. Вот и все, ей-богу!

Род сдвинул брови.

— Это что же во мне такого редкостного?

Том бросил на сковородку два сухаря и, ухмыляясь, поднял глаза к Роду.

— А в нашей стране, хозяин, господа со слугами вместе не кушают.

— А, вот ты о чем! — отмахнулся Род. — Так ведь тут больше нету никого, Большой Том, так что к чему морочить себе голову такими глупостями?

— Ну вот, — хихикнул Большой Том. — Я и говорю: такого человека, как вы, хозяин, еще поискать надо.

— И такого дурака, верно? — Род выложил жареный бекон на деревянные тарелки. — Есть придется с ножей, Большой Том. Давай угощайся.

Ели молча. Род не отрывал взгляда от тарелки, Том рассеянно жевал и обозревал окрестности.

Перед ними простиралась небольшая долина. Кое-где, в низинах, еще клубился предутренний туман, ловивший, словно в силки, солнечные лучи. Солнце уже встало за холмами и золотило клубы тумана.

Том, жуя, улыбнулся и указал большим пальцем на долину:

— Гляньте-ка во-он туда, хозяин. Туда, где радуга концом в траву упирается.

— Гм? — Род вскинул голову и кисло усмехнулся. Он искренне полагал, что не заслуживает даже того, чтобы любоваться природой.

Том выразительно рыгнул и поковырялся в зубах концом кинжала.

— Золотой туман, хозяин, а за туманом небось золотые барышни прячутся.

Род торопливо проглотил кусок мяса и запротестовал:

— О нет! По дороге туда — никаких шур-мур, Большой Том! Нам нужно как можно скорее доскакать на юг!

— Ой, хозяин! — вскричал Том обиженно. — Да что такого стрясется, коли мы передохнем пару-тройку часов? И потом, — он подвинулся ближе к Роду и шутливо поддел его локтем, — вы-то меня точно обставите. Какая барышня устоит против чародея? Ой, чего это с вами, хозяин?!

Род захрипел и принялся колотить себя по груди:

— Да… крошка не в то горло… попала! Том, будь ты неладен! В тридесятый раз тебе повторяю: никакой я не чародей!

— Ну, ясное дело, кто спорит? — с широченной улыбкой кивнул Том. — Только врун из вас такой же хороший, как палач.

Род сдвинул брови.

— Да я тут еще ни одного человека не убил!

— А я про что?

— О-о-о… — беспомощно простонал Род и устремил взгляд вдаль. — Знаешь, Том, любовник из меня тоже никудышный.

Верзила наклонился, нахмурился и пытливо всмотрелся в глаза Рода:

— Провалиться мне на этом самом месте, а ведь вы не врете!

— Вот те крест — не вру.

Том отодвинулся. Задумчиво поглядывая на хозяина, он подбрасывал свой кинжал, ловя его попеременно то за кончик, то за рукоятку.

— Правду вы говорите, это верно. Только вам оно так кажется. — Он наклонился и доверительно проговорил: — А потому осмелюсь я, хозяин, дать вам совет один.

Род от души рассмеялся:

— Ладно, чего там! Давай советуй. Расскажи мне, как это делается.

— Нет. — Том помахал рукой. — Как делается — это вы, поди, и так знаете. Я вас, хозяин, хочу остеречь по части крестьянских девушек.

— Вот как?

— Угу. Они… — Том многозначительно ухмыльнулся. — Ой, они очень даже хороши, хоть и глупенькие. Только… — он нахмурился, — обнадеживать их ни за что нельзя.

Род непонимающе наморщил лоб:

— Это почему же?

— А потому что, оглянуться не успеешь, как тебя схомутают и под венец потащат. И потому любить их — оно, конечно, можно, но только разок, а потом — уноси ноги, да не оглядывайся. А обнадежишь — все, пиши пропало. Так прилипнут, что ни за что не отвяжешься.

Род фыркнул:

— Вот еще! Стану я еще об этом переживать! Ну все, давай допивай кофе да седлай свою клячу.

Они загасили костер, уложили мешки и поехали туда, где клубился золотой туман.

Не успели они проехать и сотни ярдов, когда услышали долгий звонкий окрик.

Род напряженно и встревоженно оглянулся.

Возле стога сена с вилами в руках стояли две пышногрудые молодые крестьянки. Они смеялись и размахивали руками.

Большой Том буквально пожирал их глазами.

— Эй, хозяин! — воскликнул он. — А ведь аппетитные малышки, а?

Девушки и вправду были прехорошенькие, это Род вынужден был признать, вот только малышками он бы их никак не назвал. Обе были широкобедрые, грудастые, на обеих были блузы с низким вырезом и пышные юбки, волосы у девушек были подобраны под косынки, а юбки подоткнуты повыше, чтобы не замочить подол в утренней росе.

Они манили к себе незнакомцев, вызывающе смеясь. Одна подбоченилась и зазывно покачала бедрами.

Большой Том со свистом втянул в себя воздух. Глаза его просто-таки готовы были вылезти из орбит.

— Ой, ну ладно вам, хозяин, — умоляюще проговорил он. — Неужто мы и вправду так спешим?

Род вздохнул, закатил глаза, покачал головой:

— Что с тобой делать… Да и их невниманием обижать негоже. Ладно, Большой Том, так и быть. Поезжай.

Том, испустив радостный вопль, пришпорил свою конягу, та перескочила через придорожную канаву и галопом помчалась по лугу. Том спрыгнул на землю еще до того, как его лошадь пошла трусцой, подбежал к девушкам, ухватил их под бока, приподнял и закружил.

Род покачал головой, помахал рукой Тому и его подружкам и поехал дальше, в поисках ближайшего стога, где смог бы мирно выспаться.

— Род, — прозвучал осторожный голос у него за ухом.

— Да, Веке?

— Твое поведение тревожит меня, Род. Оно неестественно для здорового молодого мужчины.

— Ты не первый, кто мне это говорит, Веке. Однако я последователен и не могу думать о двоих девушках сразу.

Ближайший стожок обнаружился за следующим же плетнем. Род припарковал Векса в тени, и тот, притворившись всамделишным конем, принялся усердно пастись. Род спрыгнул со спины своего верного робота прямо на верхушку стога и, испустив блаженный вздох, провалился в душистое сено. Он наслаждался ароматом свежескошенной травы, этот аромат приносил воспоминания детства — время сенокоса на полях в поместье отца. Вот где был истинный рай, где не было никаких дурацких проблем… ну да, вот таких хорошеньких проблем с бархатными ручками… Одни только роботы…

Род лежал на спине и любовался позолоченными солнцем облаками, плывшими по безмятежно голубому небу, и сам не заметил, как заснул.

Проснулся он довольно внезапно и некоторое время лежал, не шевелясь и гадая, что разбудило его. Он перебрал весь список ощущений, пытаясь понять, которое из них сработало подобно будильнику в его подсознании.

Кто-то находился совсем рядом.

Род резко открыл глаза. Все его мышцы были напряжены и готовы к драке.

Взгляд его уперся в женскую грудь, кокетливо приоткрытую низким вырезом блузки.

Оторвав глаза от этого пасторального зрелища, что потребовало от него недюжинных волевых усилий, Род увидел огромные глаза цвета морской волны, участливо глядящие на него. Глаза были влажные, с длинными ресницами.

Потом Род мало-помалу рассмотрел все остальное: выгнутые дугами брови, вздернутый веснушчатый носик, широкий рот, пухлые алые губы, округлое лицо, обрамленное длинными волнистыми рыжими волосами.

Губки были надутые, а глаза встревоженные.

Род улыбнулся, зевнул и потянулся:

— Доброе утро.

Надутые губки улыбнулись.

— Доброе утро, прекрасный господин.

Девушка сидела возле Рода, упершись в сено одной рукой, и пытливо вглядывалась в его глаза.

— Что же это вы тут почиваете один-одинешенек, господин, когда поблизости женщина только и ждет, чтобы вы кликнули ее?

Род почувствовал себя так, словно в его кровь плеснули какой-то горькой пакости. Его зазнобило, и не сказать, чтобы это был приятный озноб.

Он улыбнулся, всеми силами постаравшись придать улыбке теплоту:

— Благодарю тебя, девушка, но мне нынче не до услад.

Она усмехнулась, но лоб ее по-прежнему был нахмурен.

— И вам спасибо за вашу учтивость, господин, но только слова ваши мне не совсем понятны.

— Почему же, — вздернул брови Род. — Неужто это так уж невозможно, чтобы человек отказался от любовных утех?

Девушка гортанно хохотнула:

— О, отчего же невозможно? Возможно, милорд, да только случается редко. И с крестьянами редко случается, а уж с лордами — и того реже.

— Я не лорд.

— А все-таки человек благородный, это сразу видно. И потому кому, как не вам, девушками интересоваться?

— Вот как? — хмыкнул Род. — И почему же?

Девушка печально усмехнулась.

— Да потому, милорд, что крестьянин боится, как бы его ненароком не оженили против его воли, а лорды такого вовсе не боятся.

Род сдвинул брови и рассмотрел девушку более внимательно. При ближайшем рассмотрении она оказалась не так уж молода. Наверное, ей было лет двадцать девять — тридцать. А для крестьянки при таком общественном строе остаться незамужней в тридцать лет…

Он протянул руку:

— Поди ко мне, красотка.

На миг в глазах девушки зажглась надежда, но тут же сменилась решимостью. Она со вздохом упала в сено рядом с Родом, легла на бок, опустила голову на его плечо.

«Надежда… — думал Род, чувствуя, как девушка все теснее прижимается к нему. — Оставь надежды, отбрось их прочь…»

Он поежился. Девушка приподняла голову и озабоченно спросила:

— Вы озябли, милорд?

Он повернулся к ней, улыбнулся, и его вдруг охватило несказанное чувство благодарности — настолько сильное, что ком к горлу подступил. Род крепко обнял девушку, прижал к себе и прикрыл глаза, чтобы лучше насладиться прикосновением ее тела. Аромат вскружил ему голову — о нет, не аромат розового масла или сирени, а просто солено-сладкий запах женщины.

Боль, о существовании которой он и не догадывался, вдруг отступила.

Девушка льнула к нему. Она сжала в пальцах ткань его камзола, уткнулась лицом в плечо.

Но вот мало-помалу Род расслабился, мышцы его обмякли. Он лежал неподвижно, позволив своему сознанию впитывать окружающий мир. Издалека доносилась птичья трель, ветер о чем-то шептался с листвой деревьев, посвистывал в переплетениях лоз изгородей. Где-то совсем рядом в сене стрекотал кузнечик.

Девушка лежала рядом — мягкая, податливая, руки ее тяжело давили на грудь Рода.

Род не открывал глаза. Солнце пробивалось сквозь ресницы, и он лежал как бы окутанный алым светом и «видел» мир слухом.

Зашуршало сено. Девушка отстранилась и села. Наверное, сидела и смотрела на него сверху вниз. В глазах — боль, губы дрожат, по щеке стекает слеза.

Жалость охватила Рода. Жалость к девушке и злость на себя. Разве она виновата в том, что сейчас ему хотелось только покоя, а никак не любовных утех?

Род открыл глаза, повернулся на бок и осторожно взглянул на незнакомку.

Но нет, в ее взгляде не было обиды, только глубокое, серьезное понимание и забота.

Она стыдливо притронулась к щеке Рода кончиком пальца — легко, почти не касаясь кожи. Он взял ее за руку, прижал к щеке и поразился тому, какая маленькая у нее рука.

Снова закрыл глаза, крепче сжал ее руку.

Вдалеке замычала корова, ветер растревожил поле пшеницы.

Голос девушки прозвучал тихо и очень нежно:

— Милорд, делайте со мною, что хотите. Большего я не прошу.

«Большего я не прошу…» Любви, она хотела любви, пусть всего на минуту, пусть за ней по пятам кралась разлука, пусть, оглянувшись назад, она поймет, что то была вовсе не любовь, а похоть. Пусть ей достались бы только тоска и боль, но она отчаянно хотела любви.

Род смотрел в ее глаза — в ее глазах стояли слезы.

Он снова закрыл глаза и увидел лицо Катарины, а рядом с нею — лицо Туана. Он придирчиво всмотрелся в эти лица и признался себе в том, какая это чудесная пара — прекрасная принцесса и галантный молодой рыцарь.

А потом рядом с лицом Туана возникло его собственное лицо, и некая часть разума Рода приказала: «Сравни!»

Пальцы Рода судорожно сжались, он услышал, как бедная крестьянка негромко вскрикнула от боли.

Он разжал пальцы, посмотрел на нее. И рядом с ней отчетливо увидел лицо Катарины.

Он смотрел на них обеих. Одна принимала от него услуги, другая была готова оказать услугу ему. Внезапный гнев сдавил грудь Рода, гнев на Катарину за ее себялюбие, за ее намерение подчинить весь мир своей воле. Он злился и на эту несчастную крестьянку за ее тупую покорность и решимость отдаться первому встречному, он злился на нее даже за ее тепло и нежность. Злость давила грудь Рода все сильнее. Он злился и на себя самого, на того зверя, что жил внутри него. А его пальцы уже цепко сжали плечи крестьянки, он схватил ее и швырнул на сено. Она ахнула от боли и сдавленно вскрикнула. Но вот его губы с силой прижались к ее губам. Род сам поражался своей звериной жестокости: он кусал губы девушки, буквально вгрызался в них, потом, грубо надавив на ее подбородок, заставил разжать губы, прижал язык к ее языку. Его руки сновали по ее телу, пальцы цепко сдавливали плоть.

А потом ее ногти вонзились в его спину, и все ее тело изогнулось в одном страшном пароксизме боли. Но вот она обмякла, и грудь ее сотрясли сдавленные рыдания.

Злость Рода превратилась в ничто, но при этом что-то всколыхнула в его душе, и Род ощутил прилив угрызений совести.

Он скатился в сено. Губы его вдруг стали мягкими, нежными, молящими, руки — мягкими и заботливыми. Род тихо, как ребенка, гладил девушку.

Она судорожно вдохнула, тело ее снова напряглось.

«Идиот, — издевательски хохотал внутренний голос. — И зачем тебе вздумалось ее ласкать? Ты ей только еще больнее сделал!»

Род, готовый сгореть со стыда, собрался отвернуться, но все же отважился взглянуть в глаза девушки… и увидел в них неприкрытую страсть, требовательную, призывную. Эта страсть манила его, затягивала в водоворот чувств, охвативших незнакомку. Ее губы, влажные и теплые, разжались, и Род, припав к ним, погрузился в полные света бездны, где не было ни зрения, ни слуха, а одни только прикосновения…

Род оперся на локоть и посмотрел на девушку. Та лежала рядом с ним обнаженная, прикрытая его плащом. Ткань плаща почти не скрывала ее форм, и Род любовно скользил по ним взглядом, впитывая ее красоту, фиксируя ее в памяти. Это было зрелище, которое ему не хотелось бы забыть.

Он нежно ласкал ее. Она улыбалась, бормотала что-то, потом закрыла глаза, повернула голову набок.

А потом открыла глаза и искоса глянула на него. Губы ее припухли и покраснели.

— У тебя изумрудные глаза, — прошептал Род.

Она томительно потянулась, улыбнулась, обвила руками его шею и притянула к себе. Поцелуи ее были медленными, долгими.

Род смотрел в ее глаза, чувствуя себя невероятно счастливым и совершенно примирившимся с миром. Мир? Да пошел этот мир куда подальше!

Не спуская глаз с девушки, Род приподнялся, неторопливо огляделся по сторонам. Над головой — купол голубых небес, рядом — вороха одежды.

Он опустил глаза. Ничего не существовало сейчас, кроме нее, и что удивительно — это Роду было по душе. Его переполнял покой, он чувствовал всю полноту жизни, он был совершенно счастлив, его радовало все — этот мир, эта жизнь, он был един с ними, с Богом, а больше всех — с ней.

Род пробежался пальцами по ее прикрытой плащом груди. Девушка закрыла глаза, сладко заворковала, а когда его рука замерла, открыла глаза и посмотрела на него. Улыбка застыла на ее губах, во взгляд прокралась тревога.

Она испуганно спросила:

— Вам нехорошо, господин?

Он улыбнулся, но взгляд его был серьезен. Приоткрыв глаза, он медленно кивнул:

— Нет. Мне очень хорошо. — Род наклонился и поцеловал девушку — медленно, почти бережно, и отстранился. — Да, мне хорошо, и притом как-то странно… так хорошо мне никогда в жизни не бывало.

Улыбка вновь озарила ее лицо. Но вот она отвела взгляд, посмотрела на свое обнаженное тело, а когда глаза ее снова встретились с глазами Рода, в них затаился страх.

Род заключил ее в объятия и перевернулся на спину. Тело девушки на миг напряглось, но тут же расслабилось. Она тихонько вскрикнула — то ли всхлипнула, то ли вздохнула, уткнулась лицом в плечо Рода и замерла.

Род залюбовался гривой ее огненно-рыжих волос, разметавшихся по его груди, лениво улыбнулся и закрыл глаза.

— Род, — прошептал у него за ухом голос Векса, и мир нахлынул со всех сторон.

Род вздрогнул и еле слышно щелкнул зубами в знак того, что слышал робота.

— Большой Том уже оделся и направляется к этому стогу.

Род рывком сел и, прищурившись, взглянул на солнце. Судя по всему, день близился к полудню.

— Что ж, пора вернуться в мир живых, — проворчал Род, вздохнул и потянулся за одеждой.

— Милорд? — Девушка печально улыбалась. Глаза ее были полны тоски, но эта тоска быстро сменилась смирением и решимостью. — Мне будут дороги воспоминания о нашей встрече, милорд, — прошептала она, прижимая к груди плащ Рода.

Ее широко раскрытые глаза не мигая смотрели на него.

Это была молчаливая мольба о надежде, но он не мог подарить ей этой надежды, потому что ему больше никогда не суждено было с ней увидеться.

И тут Род понял, что она ждет от него вовсе не надежды, а совсем иного: грубости, выговора за дерзость, за то, что она возомнила, будто чего-то стоит — хотя бы благодарности.

Она понимала, что это принесет ей боль, и все же молила, ибо всякая женщина живет любовью, а она была тридцатилетней женщиной в стране, где девушки выходят замуж в пятнадцать. Она уже успела свыкнуться с мыслью о том, что большой и долгой любви в ее жизни не будет, что ее удел — довольствоваться жалкими крохами.

Сердце Рода дрогнуло, потянулось к ней, пусть к этому чувству и примешивались угрызения совести.

Ну и конечно, он промямлил ей одну из тех заученных фраз, которые мужчины говорят женщинам только для того, чтобы успокоить их, и только потом понимают, что все сказанное было чистейшей правдой.

Род поцеловал ее и сказал:

— Это была не жизнь, милая, но это было то, ради чего живут.

Позже, когда Род уже сел верхом на Векса и оглянулся, когда рядом с ним уже восседал на своей кобылке Большой Том и сердечно махал рукой своей подружке, Род взглянул в глаза девушки и увидел в них отчаяние, страх от грядущей разлуки и вновь — эту бессловесную, страстную мольбу о даровании хоть капли надежды.

Если верить Тому, то и капли было многовато, но ведь Роду наверняка было не суждено увидеть ее вновь… Нет, то будет даже не искра надежды — так, легкий блик. Разве от этого кому-то станет плохо?

— Скажи мне, как твое имя, милая!

Даже не искра — а глаза девушки вспыхнули праздничным костром.

— Меня зовут Гвендилон, милорд!

А когда они отъехали подальше и девушки скрылись из глаз за холмом, Том тяжко вздохнул и сказал:

— Переборщили вы маленько, хозяин. Теперь она от вас, как пить дать, не отстанет.

Вот что значит всласть побарахтаться в сене: всегдашняя энергичность Большого Тома куда-то подевалась, он даже не напевал. Ну, то есть что-то он там бубнил, но ехал далеко впереди, и Род его не слышал.

Род ехал молча, не в силах забыть огненные волосы и изумрудные глаза. Он мысленно проклинал это видение, однако самой придирчивой части его разума казалось, что проклятиям как бы чего-то недостает — ну, к примеру, злости. И уж точно — искренности. Эта самая придирчивая часть разума описывала душевный настрой Рода как крайне вялую попытку самобичевания.

И Род был вынужден это признать. Он и сейчас чувствовал необычайную гармонию со всем сущим, и даже обижаться на зловредную часть своего разума не мог — вот это-то его и тревожило.

— Веке.

— Слушаю, Род, — тише, чем обычно, прозвучал голос робота.

— Веке, что-то мне не по себе.

Робот помедлил и отозвался:

— А как тебе, Род?

Веке задал этот вопрос каким-то особенным тоном… Род резко взглянул на голову своего псевдоконя:

— Веке, не насмехаешься ли ты надо мной?

— Насмехаюсь?

— Ага, насмехаешься. Ты меня слышал. Хихикаешь в бороду.

— Данный корпус не оборудован бородой.

— Прекрати паясничать и отвечай на поставленный вопрос.

Издав звук, отчетливо напоминающий стон, робот отозвался:

— Род, я вынужден напомнить тебе о том, что я — всего лишь машина. К проявлению эмоций я не способен… Просто я отметил некоторые противоречия, Род.

— Да что ты говоришь! — хмыкнул Род. — Да позволено мне будет поинтересоваться, какие именно?

— В данном, конкретном случае противоречие лежит между тем, что собой человек представляет на самом деле, и тем, каким бы ему хотелось себя видеть.

Род прикусил верхнюю губу.

— И каким бы мне хотелось себя видеть?

— Тебе хотелось бы верить в то, что ты эмоционально независим от этой крестьянки.

— Ее имя — Гвендилон.

— От Гвендилон. Да и от любой женщины, если на то пошло. Тебе хочется думать, что ты эмоционально независим, что ты более не умеешь наслаждаться тем, что называется «влюбляться».

— Знаешь что? Любовью я наслаждаюсь на всю катушку, тут ты не прав.

— Это совсем другое дело, — проворковал робот. — Я про влюбленность говорил.

— Проклятие! И я не про секс говорил!

— Я тоже.

Род строптиво поджал губы.

— Стало быть, ты толкуешь про эмоциональную интоксикацию. И если ты говоришь именно об этом — да, действительно, я не влюблен и влюбляться не желаю. И если мое слово хоть что-то значит, то я со всей ответственностью заявляю: я больше никогда ни в кого не влюблюсь!

— Ну, вот, что и требовалось доказать. Это как раз то самое, во что тебе хотелось бы верить, — глубокомысленно изрек робот.

Род скрипнул зубами, заставил себя успокоиться и поинтересовался:

— И какова же правда?

— Правда такова, что ты влюблен.

— Черт подери! Человек либо влюблен, либо нет, и ему ли не знать, так это или не так!

— Согласен. Однако человек может не хотеть признаваться в этом себе самому.

— Послушай, — процедил сквозь зубы Род. — Я бывал влюблен раньше, и я знаю, что это такое. Это… ну…

— Продолжай, — поторопил его робот.

— Ну, это когда… — Род поднял голову и огляделся по сторонам. — Это когда понимаешь, что вокруг тебя — целый мир, когда ты знаешь, что он реален, но тебе до этого нет ровным счетом никакого дела, потому что тебе точно известно, что ты — центр мироздания, самое главное, что в нем существует.

— Посещало ли тебя в последние дни подобное ощущение? — осведомился Веке.

— Ну… да, проклятие! — скривившись, ответил Род.

— С Катариной?

Род удивленно уставился в затылок коня.

— Какого черта? Откуда ты знаешь? — спросил он и подозрительно прищурился.

— Элементарно, Род. — В голосе робота прозвучали издевательские нотки. — Простая логика, больше ничего. А какие ощущения ты испытывал рядом с Гвендилон?

— О… — Род расправил плечи, потянулся. — Ощущения восхитительные, Веке. Лучше мне никогда в жизни не бывало. Мир казался чище. И сейчас я чувствую себя таким здоровым, в голове так ясно, что просто не верится. Это совершенно непохоже на состояние влюбленности, но мне нравится. — Род нахмурился и глянул в затылок коня. — Ну?

Робот помалкивал.

— У тебя что, кошка язык откусила?

— Я не оборудован языком, Род.

— Не увиливай.

Конь еще немного помолчал и наконец отозвался:

— Я ошибся, Род. Ты любишь и любим, но не влюблен.

Род хмуро смотрел на дорогу.

— Это почему же, Веке?

Робот издал звук, смутно напоминающий тяжкий вздох.

— В чем различие между двумя вышеупомянутыми женщинами, Род?

— Ну… — Род пожевал щеку. — Гвендилон… В ней все просто. Она самая обычная, земная женщина, как и я — обычный, простой мужчина.

— А Катарина — нечто большее?

— О, она — та женщина, которую я готов возвести на пьедестал, дабы поклоняться ей, но не ухаживать за ней…

— И не любить? — продолжил мысль робот. — Род, из этих двоих женщин какая лучше по части человеческих качеств?

— А-а-а… Гвендилон.

— Комментарии, — резюмировал конь-робот, — как говорится, излишни.

Родовое поместье Логиров представляло собой обширную равнину между горами и морем. С севера и востока равнину замыкали невысокие покатые горы, на юге широким полукругом тянулось морское побережье, на северо-востоке море с силой било в отвесные скалы высотой в сто футов, с противоположной стороны с гор струился водопад. Длинная усталая река змеилась по равнине к морю.

Сама равнина была, словно ткань заплатками, покрыта квадратиками полей. Тут и там виднелись кучки крестьянских домиков — обиталищ крепостных Логира.

Том и Род стояли на краю горного леса — в том месте, где дорога с севера спускалась в долину.

Род медленно повернул голову, озирая окрестности.

— А где же, — задумчиво проговорил он, — замок, хотел бы я знать?

— А за водопадом, хозяин.

Род обернулся, посмотрел на Тома и устремил взгляд туда, куда вела дорога.

Дорога вилась по долине к водопаду. Там, у подножия скалы, в камне были вырезаны огромные ворота, снабженные надвратной башней и подъемным мостом, нависавшим над природным рвом, образованным излучиной реки. Предки Логиров некогда обжили недра скального массива.

Между бровями Рода залегла ложбинка, похожая на восклицательный знак.

— А по другую сторону от моста — это плотина, что ли?

— Точно, плотина, хозяин, и говорят, будто в ней — чертова уйма пороховых зарядов.

Род медленно кивнул:

— Ага, а перед надвратной башней земля идет под уклон. Стало быть, если в ворота постучатся непрошеные гости, надо только взорвать дамбу, и тогда вода перед воротами поднимется на тридцать футов. Очень хитро придумано. А ты себе сидишь спокойненько и пережидаешь осаду. Водопад обеспечивает замок свежей водой в неограниченном количестве. Только с пропитанием проблемы.

— Говорят, в замке есть сады и огороды, — подсказал хозяину Том.

Род выпятил губы и восхищенно покачал головой:

— В общем, неприступность обеспечена. Можно хоть десять лет в осаде просидеть. Это местечко хоть раз захватывали, Том?

Верзила покачал головой.

— Ни разу, хозяин, — усмехнулся он.

— А может, тот старикан, что тут впервые обосновался, паранойей страдал? А как думаешь, приютят тут двоих усталых путников, а, Том?

Большой Том поджал губы.

— Приютят, хозяин, ежели путники благородных кровей. Логиры издавна славятся своим гостеприимством. Да только для таких, как я, и даже для таких, как вы, хозяин — вы-то ведь, считай, сквайр, не выше того, — гостеприимство будет попроще. Поселят нас в какой-нибудь каморке.

Солнце на миг померкло. Род выругался и посмотрел на небо:

— Опять эта треклятая птица! Вот ведь привязалась! Неужто она не понимает, что мы слишком велики для того, чтобы она могла нами перекусить?

Он снял с седла арбалет и принялся заряжать его.

— Не надо, хозяин, — протянул к Роду руку Большой Том. — Вы уж четыре стрелы на эту птицу попусту истратили.

— Понимаешь, терпеть не могу, когда меня преследуют всякие летучие твари, Том, и между прочим, они — не всегда те, кем кажутся, — заметил Род. Том непонимающе нахмурился, заслышав это загадочное объяснение. Род прижал арбалет к плечу. — И потом… последние четыре дня я раз в день стреляю в эту надоедливую птаху, так что это уже, можно сказать, в привычку вошло…

Тетива загудела, стрела взлетела ввысь, но птица опередила ее. Стрела миновала то место, где только что была цель, взлетела вверх еще на пятьдесят футов, то бишь — достигла амплитуды полета, и стала падать. Птица, парившая на пятьдесят футов выше этой точки, спокойно наблюдала за падением стрелы.

Большой Том глубокомысленно приподнял бровь, скривил губы:

— Не попасть в нее вам, хозяин. Эта мерзавка кое-что смыслит в арбалетах.

— А ведь похоже на то, — буркнул Род и забросил арбалет за плечо. — Что же это за страна такая, где под каждым деревом по эльфу, а ястребы в небе за тобой шпионят?

— А это и не ястреб вовсе, хозяин, — возразил Том. — Это скопа.

Род недоверчиво покачал головой.

— Она за нами уж четвертый день как увязалась. Неужели птица, охотящаяся за рыбой, станет так далеко от воды улетать?

— Кто знает? Это вы у нее спросите, хозяин.

— Между прочим, я бы не так сильно удивился, если бы она мне на этот вопрос ответила, — задумчиво проговорил Род. — Ну да ладно. Похоже, вреда от нее никакого. Сейчас у нас и поважнее дела имеются. Мы сюда забрались для того, чтобы в замок попасть. Ты ведь петь умеешь, Большой Том?

Том закашлялся:

— Петь, хозяин?

— Ну да, петь. Ну или на волынке играть. Или еще что-нибудь в таком духе?

Том прикусил губу и нахмурился:

— Ну, я того… Могу, конечно, на дудке пастушьей подудеть, да только полумертвые сказали бы, что это на музыку смахивает. А что вы такое задумали, хозяин?

— Да так… — Род распустил шнурки на горловине седельного мешка и вынул из него небольшую арфу. — Теперь мы с тобой будем менестрели, Том. Будем надеяться на то, что обитатели замка до смерти соскучились по музыке. — Он извлек из мешка альтовую блок-флейту и подал ее Тому. — Думаю, эта штука не сильно отличается от пастушьей свирели. Попробуй, а вдруг получится?

— Да вроде и вправду похоже на свирель, хозяин. Только…

— О, не волнуйся, нас впустят. В такой глуши, вдали от столицы, народ наверняка просто изголодался по последним вестям и новым песням, а у менестрелей всегда в запасе и то и другое. «Эддистонский маяк» знаешь?

— Не слыхал ни разу, хозяин.

— Плоховато. В приморских городках эта песенка всегда «на ура» идет. Ну да ладно. Я тебя по пути выучу.

И они тронулись в путь, распевая во всю глотку и пользуясь при этом таким обилием случайных диезов и бемолей, какое и не снилось ни одной тональности или ладо-тоническому ряду. Скопа дико вскрикнула и спешно улетела прочь.

— Привезли вести с севера? — взволнованно спросил дозорный.

Род, памятуя о том, что средневековые менестрели были теми, кого в его время было принято называть журналистами-репортерами, ответил утвердительно.

И вот теперь они стояли перед вельможами в количестве двадцати восьми человек, вкупе с их женами и слугами. Возраст аудитории колебался в пределах от шестнадцати — семнадцати лет (к этой категории относились хорошенькие горничные) до девяноста (эту возрастную группу составлял граф Валлендери). Глаза у всех собравшихся, независимо от возраста, взволнованно, голодно сверкали, а Роду положительно нечего было им сообщить.

«Ну да ладно, — решил он. — Сымпровизирую по ходу дела». Будем к нему справедливы: он был не первым репортером в истории, принявшим такое смелое решение.

Старый сухощавый герцог Логир восседал на массивном дубовом стуле посреди толпы. Рода он, похоже, не признал. А вот Дюрер узнал его с первого взгляда. Он стоял, сгорбившись, слева от Логира, и метал в Рода гневные взгляды. Однако советник скорее всего понимал, что обличение Рода ему ничего хорошего не даст. Логир, хоть и повздорил с племянницей, но по-прежнему любил ее и потому только восславил бы Рода за спасение жизни королевы.

Логир задал Роду вопрос от имени всех присутствующих, а Род, помня о том, что герцогом в желании узнать последние новости о Доме Кловиса движут мотивы самого что ни на есть личного свойства, отвечал, что пока на севере все спокойно. То есть о Доме Кловиса сплетничают, что-то там такое происходит вроде бы, но все это слухи, только слухи — пока.

А потом они с Томом грянули развеселую аранжировку «Эддистонского маяка». Пару мгновений слушатели хранили изумленное молчание. А потом заулыбались и стали хлопать в такт.

Воодушевившись такой реакцией, Большой Том ускорил темп и прибавил громкости. Род, с трудом поспевая за ним, пристально разглядывал аудиторию.

Старик герцог всеми силами старался придать своему лицу неодобрительное выражение, но это ему удавалось не слишком хорошо. Высокий молодой человек, почти ровесник Рода, стоял справа от герцога. Он усмехался, и глаза его блестели. Судя по усмешке, этот желчный малый был чем-то весьма недоволен и питал нескрываемую жалость к собственной персоне. «Старшенький, — догадался Род, — неисчерпаемый кладезь всяческих слабостей. Подлинная находка для Дюрера».

Различить среди слушателей лордов — вассалов Логира, труда не составляло. Все они были богато одеты, а рядом с ними — еще более богато разодетые горбуны — советники, свора Дюрера.

Род почему-то был непоколебимо уверен в том, что любое предложение Дюрера способно получить горячую поддержку всех южных лордов и только один Логир может выразить сомнения.

Но при всем том одного голоса Логира хватило бы, чтобы перекрыть голоса всех вассалов, вместе взятых. Род не забыл о том, как Логир благородно пообещал Катарине: «Пока я жив, ни один волос не упадет с твоей головы…»

«Пока я жив…»

Представление имело поистине оглушительный успех. Роду удалось удержаться на романтическом уровне и не скатиться до политического. При этом он балансировал на тонкой грани между эротикой и порнографией. Слушателям это было по душе. Кроме того, как понял Род, в Грамерае такой болезнью, как абсолютный слух, никто не страдал — наоборот, похоже, тут всем медведь на ухо наступил. И еще от него не укрылось, что с него и Большого Тома девушки-служанки просто-таки глаз не сводят. Подобный успех Роду был не слишком понятен, но он решил, что самолюбию Тома от этого никакого вреда не будет.

Правда, увы, время от времени тот или иной советник встревал с каким-нибудь вопросом, не ответить на который было нельзя, и когда Род сказал, что ходят такие слухи, будто бы Дом Кловиса замышляет неладное по адресу монаршего престола, в глазах советников вспыхнула страстная, едкая радость.

Это Роду, в общем и целом, было понятно. В революции самое главное, чтобы она началась. А уж потом ее можно взять под контроль.

Это ему было более или менее понятно, однако о другом вопросе, более насущном, предстояло поразмышлять. Род шагал в отведенную им с Томом комнатушку, вспоминая о восторженных взглядах женской половины прислуги. В успехе Тома, равно как и в плодах оного, у Рода сомнений не было, и он понимал, что к его приходу комнатушка, как пить дать, будет занята, поскольку Том покинул публику раньше Рода.

Между тем на него самого служанки смотрели как-то иначе — ну разве только из-за того, что искусство менестрелей в этой стране было еще более престижным, чем ему казалось.

Словом, Род сильно сконфузился, хотя и не очень удивился, когда на его пути возникла одна из служанок с кубком вина.

— Смочите свое пересохшее горло, господин менестрель, — смущенно проворковала она и с сияющими глазами протянула Роду кубок.

Род искоса глянул на нее и неохотно взял кубок. Не отказываться же, в конце концов, — это было бы неучтиво.

— И… — промурлыкала девушка, пока Род пил, — я могла бы согреть ваше ложе, если пожелаете.

Род захлебнулся вином, закашлялся, опустил кубок и сердито уставился на служанку. Затем окинул ее взглядом с головы до ног. Широкобедрая, полногрудая, пухлые губы… Чем-то очень похожа на Гвендилон…

Заподозрив неладное, Род внимательнее пригляделся к девушке. Но нет, у этой глаза были миндалевидные и нос длинный и прямой, а не вздернутый. К тому же волосы у нее были никак не рыжие, а черные как смоль.

Род сухо усмехнулся, допил вино и вернул девушке кубок:

— Премного благодарен, милочка.

«А ведь это о чем-то говорит, — подумал Род. — Она явилась ко мне, а не к Большому Тому». На взгляд Рода, Том как мужчина должен был действовать на женский пол более притягательно, но Род был повыше рангом. «Такая же стерва, как все они, — думал Род. — Им плевать с высокой колокольни, что ты за человек, лишь бы был благородных кровей».

— Премного благодарен, — повторил он. — Однако я устал с дороги и желал бы отдохнуть. — «Вот ведь как красиво заливаю, — подумал он. — Давай двигай дальше, пусть она разочаруется в моих мужских достоинствах, лишь бы оставила меня в покое».

Служанка опустила глаза, закусила губу.

— Как пожелаете, добрый господин, — негромко пробормотала она, отвернулась и пошла прочь. Род проводил ее взглядом.

Вот и все. Так просто и легко отказался. Немного по-хамски, правда, но… не почудилось ли ему, будто во взгляде девушки было нечто вроде победной радости?

Род пошел по коридору дальше, гадая, не угодил ли, часом, на страницы книги Макиавелли.

Дверь в комнату, как и предполагал Род, была заперта. За дверью послышался приглушенный женский вскрик и басовитый хохот Тома. Все ясно.

Род философски пожал плечами, забросил арфу за плечо, повернулся и отправился к длинной витой лестнице. Он чувствовал, что скучать ему не придется. Замок, судя по всему, действительно был выстроен параноиком, и потому наверняка тут в изобилии имелись всевозможные потайные ходы.

Род, насвистывая, шагал по главному коридору. Гранитные стены были выкрашены охрой, кое-где в нишах стояли в полный рост рыцарские латы, висели красочные гобелены. Некоторые из них были просто огромны — от пола до потолка. Род старательно запоминал эти гобелены, поскольку именно за ними могли прятаться потайные двери.

От главного коридора под прямыми углами расходились в стороны двенадцать боковых. Дойдя до седьмого по счету, Род заметил, что к звуку его шагов примешивается эхо, и при этом эхо прелюбопытное: на каждый шаг Рода приходилось по два отзвука. Род остановился — якобы для того, чтобы получше рассмотреть гобелен. Эхо издало два отзвука и умолкло. Скосив глаза, Род заметил сгорбленную фигурку в расшитом золотом камзоле. Похоже, это был Дюрер, но судить наверняка было трудно.

Род развернулся и зашагал дальше по коридору, мурлыча песенку «Я и моя тень». Эхо шагов вновь зазвучало.

Род начал злиться. Он, в принципе, был не против компании, вот только готов был побиться о заклад, что в сопровождении Дюрера он никаких тайн и загадок этого замка не выведает. Следовательно, ему нужно было каким-то образом избавиться от этого навязчивого спутника. Задачка не из легких, если учесть, что Дюрер небось знает все ходы и выходы как свои пять пальцев, а Род здесь впервые.

Но вот девятый по счету боковой коридор показался Роду вполне подходящим для того, чтобы отделаться от «хвоста». А показался он ему подходящим потому, что не был освещен. Это представилось Роду довольно странным: во всех остальных коридорах на стенах через каждые несколько шагов висело по факелу. А тут стояла такая темень, как в Карлсбадском замке до того, как туда нагрянули полчища туристов. Кроме того, на полу лежал толстенный слой пыли, по которому, судя по всему, давным-давно не ступала нога человека. С потолка свисали полотнища паутины, по стенам сочилась вода, питающая сочные подушки мха.

Но главное — темнота. Ясное дело: Род мог оставить в пыли заметный след, но темнота давала ему шанс ускользнуть в какую-нибудь комнатушку или боковой проход. При этом Дюреру вряд ли удалось бы легко соврать, заявив, что он, дескать, тут случайно проходил мимо.

Род быстро свернул в коридор и исчез в облаке пыли. Позади послышались торопливые шаги, цепкие пальцы сжали его плечо. Род резко развернулся и уставился на горбатого старикашку, готовый как следует заехать ему по физиономии.

Точно. Это был Дюрер. Горбун с всегдашней ненавистью и подозрением таращился на Рода.

— Что тебе тут понадобилось? — каркнул он.

Род стряхнул с плеча костистую руку советника и прислонился к стене.

— Да ничего такого. Так… хожу, смотрю. Делать мне сейчас особо нечего. Ну разве что песенку вам спеть?

— Будь оно трижды проклято, это твое кошачье завыванье! — вскричал Дюрер. — И хватит притворяться, будто ты менестрель! Я отлично знаю, кто ты такой!

— Да ну? — Род вздернул брови. — И как же вы догадались, что я — не менестрель?

— Так менестрели не поют. А теперь ступай в свою каморку, если тебе больше нечем заняться!

Род задумчиво почесал кончик носа.

— Кстати… насчет комнаты, — тактично проговорил он. — Дело в том, что мой спутник… Как бы это поделикатнее выразиться… Словом, он нашел себе дельце поинтереснее, чем сон. Словом, деваться мне некуда — надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю?

— Подкуп! — прошипел советник.

— Да нет, что вы! Большой Том и без денег у дам успехом пользуется. Ну а поскольку деваться мне положительно некуда, вот я и решил побродить, погулять, так сказать, искренне полагая, что никому этим не помешаю.

Дюрер устремил на него взгляд, остротой подобный лазерному лучу, затем медленно, крайне неохотно отступил на пару шагов.

— Верно, — сказал он, — тут ты никаких секретов не выведаешь.

Роду удалось подавить приступ смеха — только его диафрагма судорожно сократилась.

— Но знаешь ли ты, — ехидно осведомился советник, — что эта часть замка населена призраками?

Брови Рода взлетели вверх.

— Не может быть! — воскликнул он, прикусил губу и пытливо взглянул на Дюрера. — А вы, похоже, хорошо знаете замок.

Глаза Дюрера метнули в Рода вольтову дугу.

— Это тебе любой в замке скажет. Но я — Дюрер, советник герцога Логира, и обязан знать замок как свои пять пальцев — а вот ты вовсе не обязан!

Но Род отвернулся и внимательно вгляделся во мрак.

— Знаете, — задумчиво и мечтательно произнес он, — а я ни разу в жизни не видел ни одного привидения…

— Никто не видел, и потому все живы по сей день и могут говорить об этом! Только последний глупец отважится пойти туда!

Род обернулся к советнику и весело улыбнулся:

— Ну, значит, это местечко для меня — в самый раз! А повстречаюсь с привидением — потом ведь какую балладу можно будет сочинить!

Горбун-коротышка, не мигая, пялился на Рода. Потом губы его скривились в презрительной усмешке. Он рассмеялся, и звук его смеха был поразительно похож на звук скрежещущего ржавого железа.

— Ну, так ступай, тупица! Мне-то, сам понимаешь, все равно, но я тебя предупредил!

Род усмехнулся, пожал плечами и шагнул в темный коридор.

— Погоди! — окликнул его Дюрер.

Род со вздохом обернулся:

— Ну, чего вам еще?

— Прежде чем уйти навстречу своей смерти, — прошипел Дюрер, зловеще сверкая глазами, — ответить мне: кто ты такой?

Спина у Рода похолодела. Старикашка, похоже, видел его насквозь.

Он, придав лицу выражение невыносимой скуки, прислонился к стене и отозвался:

— Да менестрель же, кто еще?

— О нет, тупица! Думаешь, я слепой? Ты шпион!

Рука Рода скользнула к рукоятке кинжала. Он был хорошо отбалансирован и вполне приспособлен для метания.

— Шпион из Дома Кловиса! — взвизгнул Дюрер.

Род разжал пальцы и шумно выдохнув, понял, что, оказывается, затаил дыхание.

— Еще одна попытка, старичок.

Дюрер прищурился:

— Ты не их лазутчик? Но тогда… Нет, ты их лазутчик, только признаваться не хочешь — даже сейчас!

В сером веществе мозга Рода сработал синапс.

Он прислонился к стене, сложил руки на груди и усмехнулся:

— А что это вас так сильно интересует Дом Кловиса, милейший советник? И с какой бы стати Дому Кловиса любопытствовать на предмет того, какие делишки вы тут обстряпываете?

— О нет! — прошипел Дюрер. — Глупец! Неужто ты возомнил, что я стану отвечать на такие… Ай-ай-ай! Позор на мою седую голову! Как же я раньше не догадался! Ты — шпион королевы!

Род отошел от стены и наполовину выдвинул кинжал из ножен. Ему было почти все равно, на самом ли деле Дюрер знал о том, что его сюда послала Катарина, но он не отказался бы услышать ответ.

— Я вам вопрос задал, — негромко напомнил он.

Страх наполнил прищуренные глазки старикашки. Он проворно попятился и прижался спиной к противоположной стене.

— Не подходи! По первому моему зову сюда сбежится десяток солдат!

Род изобразил нечто среднее между ласковой улыбкой и злобным оскалом.

— А толку-то, если вы будете покойником, когда они сюда примчатся? — Он указал в сторону темного прохода. — Да и я уже успею далеко уйти.

Старик советник несколько мгновений не отрывал взгляда от Рода. Потом задрожал с головы до ног.

И все же следовало отдать должное его выдержке. Голос у него стал подобен стрекоту цикады осенью, но дара речи он не утратил:

— Быть может… Быть может, так оно и есть, как ты говоришь… Быть может, ты и вправду не из Дома Кловиса! А если ты послан королевой… тогда… тогда ты друг нам!

Род искоса, испытующе посмотрел на старикашку.

— Я скажу тебе все, что ты хочешь узнать! — воскликнул советник и патетически поднял руки. В глазах его появился странный свет. — О да, я расскажу тебе все-все, я назову тебе день, когда мы тронемся в поход на королевскую столицу! Можешь сказать ей об этом, и пусть она выступает на юг, чтобы встретиться с нами на полдороге! Даже об этом я готов сказать тебе! — Дюрер скакнул вперед, протянул к Роду крючковатые пальцы. — Только уйди из этого коридора! Если ты явился от королевы, я не хочу, чтобы ты погиб!

Лицо Рода обратилось в камень.

— Ну уж нет! Вы там что-то прячете, и у меня есть сильные подозрения, что это будет поважнее даты начала вашего мятежа. Так что я все-таки взгляну.

С этими словами он развернулся и зашагал по темному коридору.

Дюрер побежал за ним, чуть ли не вопя:

— Нет! Нет! Ты должен сообщить вести на север! Вернись, глупец!

Род упрямо шел вперед.

Позади все тише слышался визгливый голос Дюрера:

— Ну так иди, встреться со своей гибелью! Ты никому не нужен! Я сам доставлю вести на север! Умри же смертью глупца, ибо ты и есть глупец!

Его истеричный, хриплый смех отлетал эхом от влажных стен, ударял в уши Рода, удалявшегося в сырые мрачные глубины замка Логира.

Но вот Род повернул за угол, и смех смолк. Тьма сгустилась окончательно. Сюда не проникал даже тусклый отсвет факела из главного коридора.

Род двинулся дальше, нервно покусывая губы. Похоже, зловредный старикашка на самом деле верил, что он погибнет… и это странно, поскольку при этом он все же отговаривал Рода от опасного путешествия. А это означало, что Дюрер действительно хотел, чтобы Род привез Катарине весть о начале мятежа. Но с чего это вдруг Дюрер решил предать повстанцев?

Может быть, речь шла даже не о двойной, а о тройной измене?

И потом: он явно что-то прятал в этих коридорах и потому боялся, что Род это «что-то» найдет, но при том ухитрится выбраться из лабиринта целым и невредимым.

Но все-таки он не исключал возможности гибели Рода, а уж это могло значить одно-единственное: Большой Секрет Дюрера был окружен автоматической защитой.

Если только, конечно…

Род остановился, внезапно поняв, что не знает обратной дороги. Он смутно помнил, что, погрузившись в раздумья, успел сделать несколько поворотов, но куда поворачивал — не запомнил, и сколько раз — тоже.

Дрожащим голосом он проговорил:

— Веке.

— Да, Род, — в то же мгновение прозвучал спокойный голос у него за ухом, и Род сразу успокоился.

— Веке, я нахожусь в той части замка, где обитают привидения.

— Привидения?

— Ну да, так говорят.

Последовала пауза, потом робот отметил:

— Род, анализ звучания твоего голоса указывает на то, что ты испытываешь легкий страх. Наверняка ты не веришь в привидения.

— Да нет, не верю. Но я просто вспомнил, Веке… в эльфов-то я ведь тоже не верил. И в баньши тоже. И…

— Эльфы, — монотонно пробубнил Веке, — это мифологические персонажи.

— Но, Веке…

— Что, Род?

— Я же видел несколько эльфов с тех пор, как мы прибыли на эту планету. Совсем немного, правда, но видел своими глазами.

— Малочисленные наблюдения, — не слишком охотно отозвался робот, — с результатами которых я вынужден согласиться. Пока я не располагаю достаточным объемом данных для того, чтобы объяснить природу вероятного конфликта с известными принципами.

— Толку от тебя, как от католика, — проворчал Род. — Ну хотя бы припадков у тебя на этой почве больше не случается?

— Не-е-т, — озадаченно протянул робот. — Только первоначальная информация вызвала перегрузку, но с тех пор полученные сведения подверглись ассимиляции.

— Поскольку ты уверен в том, что рациональное объяснение все же существует.

— Именно так.

— Стало быть, ты способен решать практические задачи?

— Вполне способен.

— Потому что не сомневаешься в том, что время от времени сможешь апеллировать к научным законам.

— Очень точно подмечено, Род.

— Что-то в этом такое… иезуитское, — проворчал Род. — Но сейчас практическая задача состоит в том, что мне страшно. И для этого у меня есть вполне веская причина. Веке…

— Слушаю тебя, Род.

— Если на этой безумной планете могут существовать эльфы, почему бы тут не быть и привидениям?

Последовала новая пауза, затем Веке согласился:

— Данных, которые бы напрямую противоречили конкретному предположению, нет.

И именно в это мгновение послышался стон — низкий, еле слышный, но при этом настолько резкий, что Род вздрогнул. Стены туннеля сотряслись.

Род ахнул:

— Что это было?

— Сложный рисунок звуковой волны, характеризовавшийся низкой частотой и высокой амплитудой, — послушно отозвался Веке.

— Благодарю вас, доктор Всезнайка. Ты мне скажи, кто его издал?

— Пока я не располагаю достаточным объемом данных для того, чтобы…

Стон послышался вновь, и прямо над головой у Рода повисло облако белесой дымки с пустыми черными глазницами и бездонным провалом рта. Чудище резко отлетело в конец туннеля, но через мгновение вновь нависло над Родом.

Род вскрикнул и прижался к стене. От страха у него скрутило желудок, руки и ноги стали как ватные, мозг словно превратился в горстку желе, сердце до боли сжалось.

И снова жуткий стон, на этот раз чуть более высокого тона. Род запрокинул голову. Справа над ним висело еще одно привидение.

Опять… Род вытаращил глаза от ужаса. Третий призрак присоединился к своим собратьям.

Призраки, зловеще паря в вышине, теснили Рода с трех сторон, хотя куда ему было бежать? Их рты-пропасти приняли форму громадных, непроницаемо-черных букв «О», холодные костлявые пальцы потянулись к Роду.

Сквозь сковавший Рода по рукам и ногам страх отчаянно пробивалась мысль: «Веке не верит в привидения!»

— Привидения! — вскричал Род. — Веке, привидения!

— Привидения, — пробубнил робот, — нематериальны, даже если они существуют на самом деле. Они не являются ни продуктом энергии, ни продуктом материи и не способны причинить вреда живому существу.

— Им скажи! Скажи это им! — взвизгнул Род.

Невидимая рука еще сильнее сжала сердце Рода. Он задыхался, кашлял. Грудь словно стальным обручем сдавило. Туже. Еще туже… Страх обратился в физическое существо, он угнетал своим присутствием, он вооружен и полон ненависти. Страх мог парализовать, мог убить…

— Род, заткни уши.

Род попытался повиноваться приказу робота, но не смог.

— Веке! — задыхаясь, прокричал Род. — Я… не могу… шевелиться.

Черепную коробку Рода сотряс оглушительно громкий гул, перекрывший стоны призраков. На его фоне прозвучали монотонно произнесенные слова:

— 3-А-Т-К-Н-И-У-Ш-И.

И страх исчез — ну, то есть почти исчез. Остался только холодок под ложечкой. Род обрел способность двигаться — так же легко, как прежде. Он заткнул уши пальцами. Гудение прекратилось, и он снова услышал завывания призраков, но стоны их стали приглушенными, доносились как бы издалека. Страх снова сжал его горло, но на этот раз обездвижить Рода ему не удалось.

— Ты их слышишь, Род?

— Слышу, но теперь стало полегче. А что ты сделал, Веке?

— Ничего, Род. Просто их стоны имеют гармоническую частоту инфразвукового уровня, а звуки такого характера способны вызывать страх у представителей твоего вида.

— Вот оно что…

— Тон, вызывающий страх, представляет собой частоту колебаний, продуцируемую за счет одновременного испускания инфразвуковых гармоник тремя источниками звука.

— Значит, для того, чтобы меня напугать, их должно быть трое?

— Верно, Род.

— Но на самом деле они не пугают меня, а только заставляют пугаться?

— И это верно.

— Ну хоть какое-то утешение. А то, честно говоря, было у меня такое неприятное подозрение, что я вдруг превратился в самого настоящего труса.

— Все люди чего-то боятся, Род.

— Да, но только трус позволяет страху остановить его.

— Не слишком достоверное утверждение, Род.

— Ой, ладно, гори она огнем, эта теория! Ты уж извини, но я лучше попробую претворить ее в практику.

Род отделился от стены, заставил себя двигаться. Он направился прямо вперед, намереваясь пройти сквозь одно из привидений. Стоны неожиданно смолкли, а потом, горько взвыв от отчаяния, призраки испарились.

— Они… исчезли, — хриплым от волнения голосом проговорил Род.

— Конечно, Род. Как только ты показал им, что они не способны тобой управлять, они начали тебя бояться.

— Угу, — облегченно выдохнул Род, расставил ноги пошире, упер руки в бедра, запрокинул голову и ухмыльнулся. — Ладно, призраки поганые! Ну, кто кого, а?

Род стоял, прислушиваясь к отзвукам своего голоса, которые прокатились по темным коридорам и стихли вдалеке. Да, что и говорить: громкие выкрики звучали тут весьма впечатляюще.

Тоскливый загробный голос ответил Роду из ниоткуда:

— Оставь нас, смертный. Не тревожь нас в наших могилах. Мы никому не причиняем зла здесь, в наших хладных упокоищах.

— Ну да, никому, кроме тех, кто сюда забредет, — хмыкнул Род. — Таких вы убиваете, как убили бы меня — одним только страхом.

— Немногих, — простонал призрак. — Очень, очень немногих, смертный. Лишь безумцев и глупцов.

— Если вы убили хоть одного человека здесь, в этих туннелях, считайте, что и этого слишком много! — возмущенно воскликнул Род.

— Разве ты не убил бы того, о смертный, кто покусился бы на твое обиталище?

Род фыркнул:

— А у вас какое право на эти коридоры?

Призрак неожиданно проявился и навис над Родом.

— Некогда мня звали Горацио, и я был первым герцогом Логиром! — гневно прогремел его голос. — Это я воздвиг эту твердыню! Так неужто теперь у меня нет права обитать хотя бы в этих жутких холодных туннелях?

От страха у Рода опять засосало под ложечкой. Он отступил на шаг, но, стиснув зубы, снова шагнул вперед.

— Тут ты прав, — признал он. — А право на частную собственность — это девять десятых свода законов. Но скольких ты убил, чтобы завладеть этой собственностью?

— Никого, — не слишком радостно признался призрак. — Все в страхе бежали от меня.

Род кивнул и переменил мнение о призраке. Судя по всему, Горацио действительно по возможности воздерживался от убийства. Но представься ему такой шанс — кто знает, может, он и воспользовался бы им с превеликой радостью…

— Я не желаю тебе зла, Горацио, — сказал Род и вдруг горько усмехнулся. — И какое бы зло я смог тебе причинить, даже если бы захотел?

Голова призрака взметнулась, пустые глазницы уставились на Рода.

— Ты не ведаешь этого, смертный?

— Призраков, — затараторил за ухом у Рода Веке, — как и всех прочих сверхъестественных существ, можно одолеть с помощью холодного железа, или серебра, либо любого другого материала с хорошей проводимостью. Вот только золото, как правило, считают слишком дорогостоящим для этой цели.

Призрак, разрастаясь на глазах, грозно навис над Родом.

Род отступил, сжимая в руке кинжал.

— Не подходи, — предупредил он. — Холодное железо, не забыл?

— И еще, — добавил Веке, — тебе известна тайна силы призраков. Ты сюда можешь привести целое войско с затычками в ушах.

— И еще, — храбро объявил Род, — мне известна тайна вашей силы. Я могу привести сюда целое войско с затычками в ушах.

Призрак замер, уголки его рта разочарованно опустились.

— А я думал, что тебе это неведомо.

— Ведомо, ведомо. Сделай шаг назад, если нетрудно.

Призрак неохотно попятился и простонал:

— Что за призрак охраняет тебя и дает тебе советы?

Род обнажил зубы в усмешке.

— Черный жеребец, изготовленный из холодного железа. Он в конюшне, но может разговаривать со мной оттуда.

— Фантом, — проворчал Горацио, — дух коня, изменивший миру призраков.

— Ошибаешься, — мрачно покачал головой Род, — никакой он не дух. Я же сказал: он сделан из холодного железа!

Призрак решительно покачал головой:

— Такого не бывает.

Род вздохнул:

— Есть многое на небесах и на земле, Горацио, такого, что и не снилось тебе и твоим собратьям. Но это я так, к слову. Для тебя же главное то, что я не собираюсь чинить тут никакого зла. Просто я кое-что ищу. Найду — и поминай как звали. Договорились?

— Ты господин. Чего же ты меня спрашиваешь?

— Из вежливости, — объяснил Род. И тут ему в голову пришла одна дерзкая и смутная идея. — О, между прочим, я — менестрель.

У призрака отвисла челюсть, и он бросился к роду, протянув руки:

— Музыка! О, дивные переливы мелодий! Только сыграй и спой нам, смертный, и можешь повелевать нами!

— Погоди минутку. — Род предостерегающе поднял руку. — Ты воздвиг этот замок, Горацио Логир, и потому я спрашиваю твоего дозволения на то, чтобы пройти по этим коридорам в безопасности. Пообещай мне это, и тогда я сыграю и спою для тебя.

— Ступай, ступай, куда пожелаешь! — с чувством ответствовал призрак. — Только спой и сыграй, смертный!

«Ай да молодец, — похвалил себя мысленно Род. — Вот как надо выкручиваться из безвыходных ситуаций. Право слово, по-моему, это мой самый большой успех на этом поприще!» И действительно — зачем наживать себе врагов, если можно завести друзей?

Род отвел взгляд от Горацио и в ужасе вытаращил глаза. Со всех сторон его окружили призраки, встав по трое в затылок, если не больше, и взгляды у всех них были словно у жутко голодного человека, попавшего на макаронную фабрику.

Род сглотнул подступивший к горлу ком, снял с плеча арфу и мысленно возблагодарил Бога за то, что инструмент при нем.

Он пробежался пальцами по струнам, и призраки отозвались восторженным стоном, похожим на звон погребальных колоколов, раскачиваемых полночным ветром.

И тут Роду пришло в голову, что теперь он бы запросто мог и поторговаться с привидением.

— А что, лорд Горацио, если я вам не одну, а две песенки спою, не покажете ли вы мне, где находятся потайные ходы?

— Покажу, отчего не показать? — Призрак был просто вне себя от нетерпения. — Весь замок к твоим услугам, все мое поместье, все, чем я владею! А хочешь — и все королевство! Только сыграй и спой нам, смертный! Уже десять сотен лет, как мы не слышали ни звука людской музыки! Только сыграй — и весь мир станет твоим!

Род принялся перебирать струны. Призраки затрепетали, словно школьницы перед первым поцелуем.

Род спел им «Зеленые рукава» и «Пьяного моряка» — это были самые древние песни из тех, что он знал. Затем он перешел к «Полдневному призраку» и «Незадачливой мисс Бейли». Он уже собрался было спеть и «Призрачных всадников в небесах», но тут ему пришло в голову, что призраки вряд ли так уж обожают песни о призраках. Если на то пошло, люди ведь рассказывают истории про привидения по причине эскапизма, а если следовать этой логике, призракам должны были нравиться песни о самой заурядной, обычной, повседневной жизни, что-нибудь такое умиротворяющее и спокойное — про зеленые поля и журчащие ручьи, про тучные стада, лениво бредущие по заливным лугам…

И тогда Род попробовал сыграть все, что помнил из Шестой симфонии Бетховена, а изобразить это произведение на ирландской арфе было ой как непросто.

Смолкли последние звуки в пустых туннелях. Призраки пару мгновений молчали, а потом по их рядам пронесся сдавленный, печальный вздох.

Рядом с Родом прозвучал приятный голос Горацио Логира.

— Ты так много спел и сыграл и заслужил то, о чем просил, но… — Голос призрака зазвучал заискивающе: — А еще что-нибудь можно, смертный?

Род с печальной улыбкой покачал головой:

— Ночь не вечна, милорд, а мне еще столько надо успеть до рассвета. Я приду сюда будущей ночью и снова сыграю и спою для вас, но сейчас мне пора уходить.

— Воистину так, — кивнул Горацио и горестно вздохнул. — Что ж, ты был честен с нами, смертный, и без страха выказал нам учтивость. Разве мы вправе отказать тебе в гостеприимстве? О нет! Пойдем же, и я покажу тебе двери к потайным ходам, что проложены в стенах этой твердыни, и поведаю тебе обо всех изгибах и поворотах этих ходов.

Все призраки, кроме Горацио, исчезли. Стих в тишине звук их шагов — легкий, как шорох опавшей листвы под лапками мышей. Горацио резко развернулся и полетел впереди Рода. Род стремглав бросился за ним.

На бегу он на всякий случай считал шаги. После пятидесятого призрак совершил поворот под прямым углом, тем самым продемонстрировав полное пренебрежение к силе инерции, и влетел в дверной проем. Род предпринял мужественную попытку повторить этот трюк, и это ему почти удалось — он только чуть-чуть поскользнулся.

Голос призрака в комнате, похожей на пещеру, издавал гулкое эхо.

— Это и в самом деле пещера, сотворенная Господом нашим за много столетий до того, как я попал в эти края. Дав клятву возблагодарить Его за этот дар, я устроил здесь большой пиршественный зал. — Призрак-патриарх испустил глубокий вздох, и по залу шуршанием тысячи змей расползлось эхо. — Множество развеселых пиров отшумело в этом великолепном зале, смертный. Прекрасны были дамы, храбры и галантны рыцари. — Голос Горацио зазвучал громче, взволнованнее. — Сверкали огни, лилась музыка в те давние дни, звучали баллады и саги, более древние и более живые, нежели песнопения той поры. Вино умывало лица моих придворных, в висках их билась кровь, наполняла их слух барабанным боем! Зовом жизни звучал он… — Голос призрака стал тише, его эхо затерялось посреди холодных камней пещеры, и наконец воцарилась непроницаемая тишина глубокой полночи.

Где-то вдалеке ударилась о камень капля воды, и тишина огласилась многократным эхом.

— Все ушли, о смертный, — тоскливо проговорил призрак. — Ушли, опочили, и после меня этими землями правили три десятка моих потомков, и все они затем вернулись сюда, в мои покои. Все ушли, все мои отважные товарищи, любящие подруги — все ушли и обратились в прах и пыль, что лежит у нас под ногами.

Плечи Рода напряглись — будто бы ледяной ветер коснулся его спины между лопатками. Он непроизвольно переступил с ноги на ногу, стараясь легче ступать по скопившейся на полу пещеры пыли.

— А теперь! — Голос призрака наполнился нескрываемым гневом. — Теперь здесь правят иные — свора шакалов, гиен, позорящих память моих старых товарищей, тварей в человеческом обличье!

Род навострил уши.

— Это вы о чем, милорд? Кто-то отобрал у вас этот зал?

— Порочные, извращенные, злобные люди! — проскрипел отсутствующими зубами призрак. — Свора наглых, никчемных мерзавцев, чей предводитель служит советником у моего потомка, герцога Логира!

— Дюрер, — вырвалось у Рода.

— Да, так он себя называет, — проворчал призрак. — И это имя ему годится как нельзя лучше, ибо сердце его жестко, а душа ломка. Но запомни, смертный. — Горацио обратил к Роду взгляд пустых глазниц, и Роду показалось, будто кожа у него отслаивается от черепной коробки: на дне черных провалов зажглись пылающие уголья. — Запомни хорошенько, — нараспев произнес призрак, поднял руку с вытянутым указательным пальцем, — что жесткая и ломкая сталь может быть сокрушена одним ударом кованого железа. И потому эти злобные карикатуры на истинных людей могут быть уничтожены человеком, который достоин этого великого звания — человек! — Рука призрака упала, плечи понурились, голова склонилась — Если, — сказал он печально, — если хоть кто-то из живущих в эти темные времена еще может называться людьми…

Род оторвал взгляд от призрака и неторопливо осмотрел огромную пещеру. Повсюду тьма — глубокая, непроницаемая. Род моргнул. Покачал головой, пытаясь избавиться от ощущения, что темнота давит на его веки.

— Милорд Логир, — начал он, помедлил немного и продолжал: — Милорд Логир, быть может, я и есть то самое кованое железо — по крайней мере прежде, бывало, меня сравнивали с чем-то в этом роде. Но если мне суждено одолеть советников, я должен узнать о них как можно больше. И потому скажите мне: чем они занимаются в этих катакомбах?

— Колдовством, — проворчал призрак. — Злейшим, чернейшим колдовством! Увы, что оно собою являет, растолковать я не смогу…

— Расскажите мне все, что сможете, — умоляюще проговорил Род. — Буду благодарен вам за любые сведения.

— Речь твоя схожа с речью исповедника, — фыркнул призрак. — Ну да ладно, поведаю тебе все, что мне известно. Знай же, смертный, что эти порочные люди устроили себе здесь громадный алтарь из сверкающего металла, но металл этот — не сталь, не серебро и не золото. Это металл, который мне неведом. Свое богомерзкое капище они водрузили здесь, посреди моего зала, где некогда танцевали мои приближенные!

— О… — Род поджал губы. — И что же за ритуалы они проводят перед этим алтарем?

— Какие ритуалы? — Призрак задумчиво запрокинул голову. — О, я бы сказал, что их ритуалы похожи на церемонию самопожертвования, ибо они ступают внутрь своего колдовского святилища и исчезают. А потом — глядь! — появляются вновь, целые и невредимые. Разуметь это я могу лишь так: они отдают свою жизненную силу темному демону, что живет внутри их сверкающего алтаря, ибо выходят они из него изможденные, дрожащие. Иначе, — глубокомысленно изрек призрак, — почему бы все они были такие старые, дряблые, сгорбленные?

Род ощутил крайне неприятное покалывание в затылке. Мурашки побежали ниже, по спине.

— Я должен увидеть это святилище, милорд, — храбро объявил Род и сжал в пальцах рукоятку кинжала. — Давайте осветим зал хоть немного.

— Нет!!! — взвизгнул призрак так громко, что у Рода чуть было барабанные перепонки не лопнули. Призрак дрожал, он то сжимался, то разрастался, контуры его расплывались и колебались подобно пламени свечи. — Неужто ты хочешь изничтожить меня, смертный? Неужто ты отправишь меня в еще более мрачный мир, где я буду стенать от немыслимых страданий?

Род потер затылок, стараясь разгладить мышцы, сведенные судорогой из-за визга призрака.

— Прошу прощения, лорд Логир, я забылся. Я не стану возжигать свой светильник, но тогда вам придется провести меня к этому алтарю, дабы я мог хотя бы ощупать его.

— Так ты собрался совершить поклонение у этого богохульного алтаря? — Пустые глазницы зловеще прищурились.

— О нет, милорд, но я должен познать его, чтобы уничтожить, когда пробьет роковой час.

Призрак немного помолчал, затем торжественно кивнул и, взлетев, плавно заскользил вперед.

— Идем же.

Род осторожно тронулся вслед за призраком, вытянув руки перед собой. Наконец ладони его коснулись чего-то холодного и твердого.

— Берегись, смертный, — опасливо предупредил Рода призрак, — ибо тут обитает темная сила.

Осторожно переставляя руки, Род ощупывал металлическую поверхность, озаренную тусклым свечением призрака. Наконец его правая рука соскользнула в пустоту. Род продолжал обследование, убедился, что обнаружил угол, и пожалел о том, что призраки не светятся ярче. Наконец он нащупал дверь — вернее, дверной проем высотой в семь футов и в три — шириной.

— Что там внутри, милорд? — шепотом спросил он.

— Это склеп, — простонал призрак. — Металлический склеп, гроб без крышки, стоящий короткой стороной вверх, и ты нашел вход в него.

Род гадал, что может случиться, если он войдет внутрь металлического параллелепипеда. Почему-то ему вдруг отказало страстное желание истинного ученого поэкспериментировать.

Он осторожно ощупал края дверного проема, обнаружил чуть выступавший над поверхностью металла кружок.

Справа от входа в «святилище» Род нашел множество кружочков, выступов и кнопок. Возле них поверхность была глаже и теплее на ощупь. «Стекло, — решил Род, — или пластик». Он нашел пульт управления.

— Милорд Логир, — негромко окликнул он призрака. — Приблизьтесь ко мне, молю вас, ибо мне нужен свет.

Призрак подлетел поближе и завис в воздухе над Родом. В холодном люминесцентном свечении, исходившем от него, Род разглядел несколько шкал, циферблат, снабженный переключателем, и несколько кнопок разных цветов.

Голос призрака прозвучал мягко, почти сочувственно:

— Отчего ты дрожишь, смертный?

— Холодно тут у вас, — буркнул Род. — Милорд Логир, боюсь, я вынужден разделить ваше мнение об этом чудовищном устройстве. Я не знаю, что оно собой представляет, но выглядит крайне несимпатично.

Призрак согласно проворчал:

— А то, что выглядит зловеще, в деяниях своих может быть зловеще вдвойне.

— Что ж… — задумчиво протянул Род. — Я не понимаю, каков принцип действия этого устройства, но он может мне открыться, если я проникну внутрь него. Милорд, прошу вас, не обращайте внимания на мои бормотания в ближайшие несколько минут. Я должен… произнести заклинания против темных сил, которые могут исходить от этого… устройства.

Род сосредоточил взгляд на пульте управления неведомой машиной. Призрак в испуге подрагивал.

— Веке, ты здесь?

— Да, Род.

— Ты все слышал?

— Естественно, Род.

— Ага. Ну, тогда слушай дальше: передо мной глыба металла, имеющая форму прямоугольного параллелепипеда, имеющего следующие измерения: длина двадцать футов, высота… примерно десять, ширина — пожалуй что, тоже десять. Изнутри имеется полость, вместимостью приблизительно равняющаяся гробу.

— Исключительно корректное описание, — пробормотал робот.

— Не паясничай, прошу тебя. Устройство изготовлено из серебристого металла с тусклой поверхностью, на ощупь жутко холодного — по крайней мере сейчас. Справа от входа — пульт управления. Длинная шкала и движок.

— Какова калибровка шкалы, Род?

— Похоже, логарифмическая, Веке. Арабские цифры. Ноль расположен примерно в трех четвертях расстояния от левого края. В самом конце, слева, стоит цифра «десять тысяч». Справа цифры до… сейчас-сейчас… до двух тысяч трехсот восьмидесяти пяти. Знакомо тебе что-либо подобное?

После небольшой паузы робот отозвался:

— Создан файл для последующего анализа. Продолжай описание.

Род скрипнул зубами. Видимо, Вексу столь же неведомо было назначение этой адской машины, как и ему самому.

— Круглый циферблат с регулятором посередине, справа от продольной шкалы. Точка отсчета сверху, на месте цифры «двенадцать», слева — цифры с минусом, справа — с плюсом. То есть это я так предполагаю, что это цифры. Справа от точки отсчета что-то вроде французской кривой или какой-то безумной синусоиды. Потом… потом какой-то знак, похожий на перевернутую грушу. Потом — два кружка, соединенных прямой линией. Предпоследний значок — вопросительный знак, лежащий на боку, а за ним, на месте цифры «шесть» — знак бесконечности. Левая сторона циферблата маркирована точно так же, только все знаки — с минусом.

Робот какое-то время негромко, монотонно наигрывал какую-то мелодию. Род узнал ее: «Sempre libera» из «Травиаты». Веке, видно, решил себя приободрить.

— Данные переведены в разряд файлов для анализа и проверки, Род. Продолжай описание.

— Пока не врубаешься?

— В области математики подобные знаки прецедентов не имеют. Но если в их последовательности есть какая-то логика, я их расшифрую. Продолжай.

— Так… Еще тут семь кнопок, вровень с поверхностью, все они расположены по прямой ниже горизонтальной шкалы, разноцветные. Цвета… Ба, да это же цвета спектра!

— То, чего я так опасался, — сокрушенно отозвался робот. — Использование цветов спектра в цветовом кодировании предполагает произвольное наименование величин. И никаких отклонений в последовательности цветов?

— Ну, краска вроде люминесцентная…

— Я не это имел в виду, говоря об отклонениях. Файл создан. Дальше давай.

— А это, собственно говоря, все.

— Как — все? Только три устройства на пульте?

— Да.

Робот молчал.

— Есть какие-нибудь соображения, Веке?

— Ну… — Робот явно пребывал в растерянности. — Судя по внешнему виду пульта, он разработан для дилетантов, Род.

— Почему? Потому что так прост?

— Именно поэтому. Однако сведений недостаточно для того, чтобы…

— Ну хоть угадать попробуй, проклятие! Пусть это будет самая дикая догадка!

— Род, гадания лежат за пределами способностей кибернетических устройств, поскольку предусматривают задействование интуитивного…

— Ну, хорошо, назовем это иначе: произведи экстраполяцию на основании имеющихся данных!

Снова послышалась мелодия из «Травиаты», исполняемая подсевшим аудиогенератором. Наконец Векс изрек:

— Скорее всего неровное число «две тысячи триста восемьдесят пять» обозначает год, поскольку противопоставлено числу «десять тысяч».

— Это почему же?

— Число «десять тысяч», — голосом лектора начал Веке, — имеет несколько вероятных значений, одним из которых является период изученной истории человечества.

— Минуточку, Веке. Записанная история человека датируется никак не раньше чем двухтысячным годом до нашей эры. Это даже мне известно.

И это поистине удивительно, Род, если учесть, как ты противился получению образования в детстве.

— Ладно, ладно. Проехали! Я был очень нехорошим мальчиком и не делал уроки! Прости! Каюсь! Только продолжай, умоляю. Давай экстраполируй дальше!

За ухом у Рода послышалось последовательное негромкое щелканье нескольких реле — этот звук всегда напоминал ему смех. Веке заговорил снова:

— Можно вести отсчет истории человечества несколько иначе. До появления письменности история излагалась в виде мифов и легенд, то есть в устной традиции, в таких произведениях, как, например, «Сказание о Гильгамеше». В подобных произведениях охвачен более обширный отрезок времени существования человечества, он равняется приблизительно четырем тысячелетиям. Если это число сложить с теперешней датой летоисчисления, мы получим цифру «девять тысяч четыреста тридцать два», каковая не так далеко отстоит от точки отсчета в десять тысяч.

— Гм-м-м… — Род закусил губу. — Ну, если так посмотреть, то «две тысячи триста восемьдесят пять» и вправду тянет на обозначение года. Но что же из этого следует?

— Вывод напрашивается сам собой, Род.

— Ну, значит, я полный идиот. Произнеси вслух свой вывод.

Робот растерялся.

— Точность вывода имеет весьма значительную погрешность.

— Так ведь я просил тебя только о догадке. Ну, пожалуйста, не тяни!

— Данное устройство, Род, согласно этому предположению, может являться средством для хрональных перемещений.

Род, не мигая, уставился на горизонтальную шкалу.

— Ты… ты хочешь сказать… что это — машина времени?

Движок был сдвинут вправо до упора и застыл возле цифры «2385».

— Род, ты не должен забывать о том, что индекс вероятности данного предположения…

— Машина времени! — воскликнул Род. У него даже голова закружилась. — Значит, эти подонки — из будущего!

— Род, сколько раз я тебя предостерегал и указывал на твою склонность к опрометчивым выводам на основании недоказанных гипотез!

Род тряхнул головой:

— Нет-нет, Веке, не бойся. Это всего лишь догадка, и быть может, ошибочная. Я помню об этом. — Он отвел взгляд от пульта. Глаза его возбужденного сверкали. — Машина времени! Вот это да!

Тут он заметил слева от себя тусклое свечение. Он и забыл про призрака. Горацио Логир озабоченно склонился к Роду:

— Что это за колдовское творение, смертный?

Род сдвинул брови и вернулся взглядом к машине.

— Оно странно, милорд, темно и странно. Я владею познаниями о разной… магии, но именно с этой совсем незнаком.

— И что же ты станешь делать?

Род задумчиво посмотрел под ноги, поднял глаза к призраку и вяло усмехнулся:

— Спать. И размышлять об увиденном.

— А когда же ты изничтожишь эту сатанинскую игрушку?

— Когда уверюсь в том, — пробормотал Род, обернувшись к машине, — что это действительно беда для этого обездоленного мира — беда, а не панацея.

Логир сурово нахмурился и начал на глазах возрастать в размерах и росте. Род казался себе карликом по сравнению с ним, и у него возникло пренеприятное чувство: будто бы на него на всех парах мчится средневековый локомотив.

Голос призрака прозвучал далеким раскатом грома:

— Повелеваю тебе изгнать злого беса из этого святотатственного алтаря и изничтожить мерзопакостных жрецов этого культа.

«Старикан, — решил Род, — совсем сбрендил».

А призрак между тем выхватил меч из ножен. Род против воли занял оборонительную позицию. Правда, он тут же выпрямился и мысленно отругал себя: какой вред ему мог причинить призрачный меч?

Меч парил в воздухе перед ним, рукоятка его была опущена. Древний клинок светился зеленоватым светом и смутно напоминал распятие.

— Поклянись же теперь на моем мече, что ты не будешь ведать сна и покоя до того часа, как избавишь эту страну от продажных властителей, что ты очистишь этот темный алтарь, изничтожишь тех, кто поклоняется ему, и что ты никогда не покинешь сей остров Грамерай, если ему будут грозить беды, до самой смерти.

У Рода рот сам собой раскрылся от восхищения — столь могущественным и величавым стал призрак. Под ложечкой у него препротивно засосало. Неведомый доселе страх закрался в сердце. Волосы на затылке встали дыбом.

Он попятился.

— Милорд… в этом нет никакой нужны. Я так… сильно люблю остров Грамерай! И я никогда…

— Возложи десницу свою на этот клинок и поклянись! — сурово и непоколебимо приказал призрак.

Род совершенно откровенно струсил, отчетливо осознавая, что клятвой привяжет себя к этому острову на всю оставшуюся жизнь.

— Милорд, вы просите, чтобы я присягнул вам на верность? Честно говоря, я несколько задет тем, что вы сомневаетесь в моей…

— Клянись! — прогремел под сводами пещеры голос призрака. — Клянись! Клянись!

— Вот ведь бред… — пробормотал Род еле слышно. Нет, ему было положительно не до смеха.

Он как зачарованный смотрел на светящийся клинок и суровое лицо призрака. Почти непроизвольно он сделал шаг вперед, потом — еще один, опустил глаза и увидел, как его рука сама сомкнулась на рукоятке меча. Пальцы ничего не чувствовали, они не касались прочного металла, но воздух под ними был так холоден, что костяшки пальцев онемели.

— А теперь клянись мне! — приказал Горацио.

«Ну ладно, ладно, — уговаривал себя Род. — Это ведь всего-навсего слова. И потом, я ведь агностик, верно?..»

— Я… клянусь, — выдавил он не без труда. И тут его озарило, и он легко, непринужденно добавил: — И еще клянусь в том, что не буду знать сна и покоя до тех пор, пока королева и все ее подданные единогласно будут править вновь.

Он отнял руку от меча, очень довольный собой. Последняя фраза клятвы открывала ему прямую дорогу к цели его миссии, независимо от того, считал ли Горацио демократию благом для Грамерая.

Призрак нахмурился.

— Странная, — проворчал он, — очень странная клятва. — Он повернулся и, обернувшись через плечо, сказал: — Следуй за мной, и я проведу тебя по коридорам внутри этих коридоров.

Род последовал за призраком. Когда они добрались до стены, призрак указал на нее костлявым пальцем:

— Ощупывай стену, пока не найдешь камень, который подастся под твоей рукой.

Род вскоре нашел камень, о котором говорил призрак, и надавил на него всем весом. Камень с недовольным скрипом ушел в глубь стены. Отчаянно скрипнули дверные петли — их наверняка давненько не смазывали. Холодный, сырой воздух хлынул в лицо Рода.

— Теперь покинь меня, — сказал призрак, царственно высясь над Родом, — и возвратись к делам своим. Но помни о своей клятве, смертный, и знай, что, если забудешь о ней, первый герцог Логир встанет у изголовья твоего ложа и не уйдет, пока ты не умрешь от страха.

— Нечего сказать, ободрил, — проворчал Род. Негромко напевая «Не будет путь твой одинок», он тронулся в путь по поросшим мхом ступеням.

На этот раз дверь в каморку оказалась открытой. Каменные стены с трудом выдерживали громоподобный храп Большого Тома.

Род помедлил на пороге, постоял, кусая губы. Вернулся в коридор, вынул из скобы на стене факел и, вернувшись к каморке, предварительно осветил ее и осторожно заглянул. Ему очень хотелось удостовериться в том, что Большой Том спит в гордом одиночестве.

Колеблющееся пламя факела осветило внушительную фигуру крестьянина-слуги, по пояс укрытого плащом. Согнутой в локте медвежьей ручищей он обнимал пухлую блондинку, укрытую (или раскрытую) до такой же степени. Голова женщины лежала на плече Тома, длинные волосы разметались по его груди.

Род глубокомысленно сдвинул брови, осторожно приблизился и получше рассмотрел женщину. Лицо узкое, нос курносый, рот маленький, на губах, даже во сне, счастливая улыбка.

Это определенно была не та брюнетка, что приставала к Роду в коридоре. Род удивленно хмыкнул. Стало быть, девица не стала клеиться к слуге после того, как ей отказа хозяин.

Правда, Том к тому времени уже был не один, но, зная его, Род не сомневался: этот бы и от второй подружки не отказался.

Род вышел в коридор, вставил факел в скобу, вернулся в каморку, восхищенно покачал головой, глядя на Большого Тома, и, не имея сил даже снять камзол, повалился на кипу сена, брошенного на пол. Запах сена пробудил приятные воспоминания. Род зевнул, положил руку под голову и задремал.

— Смертный Гэллоугласс!

Окрик гулко прозвучал в тесной каморке. Род рывком сел, подружка Тома вскрикнула, а сам Том выругался.

Перед ними в воздухе висел призрак, холодно светясь в темноте.

Род вскочил на ноги, искоса взглянул на Тома и женщину. Та в страхе прижималась к широченной груди Тома. На физиономии слуги запечатлелось выражение страха пополам с мрачной решимостью.

Род перевел взгляд на привидение, обряженное в полный комплект рыцарских доспехов. Лицо — если тут можно было говорить о лице — у призрака было невероятно длинное и худое. На боку у него висела шпага, а не меч. Короче говоря, это был не Горацио Логир.

Род мысленно напомнил себе о том, что он — хозяин положения. Правда, забыть об этом было очень легко. Он как можно более сурово взглянул в пустые глазницы призрака.

— В каком стойле тебя воспитывали, — гневно прорычал Род, — что ты так бесцеремонно врываешься в покои к джентльмену?

Глазницы призрака расширились, нижняя челюсть практически провалилась в глубь ямины рта. Он в ужасе смотрел на Рода.

А Род решил не упускать достигнутого преимущества.

— Отвечай, и отвечай учтиво, а не то я спляшу на твоих костях!

Призрак сжался от страха. Род попал в самое больное место. Видимо, существовала некая эктоплазматическая связь между призраком и его бренными останками. Род взял это на заметку и решил, что нужно будет выяснить местонахождение могил самых вредных и несговорчивых призраков.

— П-прошу п-прощения, милорд, — заикаясь, выговорил призрак. — Я не желал оскорбить вас, я только…

Род не дал ему договорить.

— Но теперь, когда ты уже прервал мой сон, можешь говорить. Что привело тебя ко мне?

— Вам велено явиться…

Род снова прервал его:

— Никто не имеет права повелевать мной.

— Прошу прощения, милорд. — Призрак низко поклонился. — Милорд Логир просит вас прийти.

Род еще на мгновение задержал на призраке суровый взор и со вздохом поднял с пола арфу.

— Да уж, — вздохнул он, — коли уж свяжешься с призраками, будь готов к тому, что позвать тебя могут в самое неподходящее время. — Он склонил голову набок. — Горацио Логир?

— Истинно так, милорд.

Девушка-служанка ахнула.

Род вздрогнул. Он и забыл о том, что они с призраком беседуют не тет-а-тет. Теперь к полудню все в замке будут знать о том, что он — на короткой ноге с привидениями.

— Ладно, — сказал он и забросил арфу за плечо. — Веди.

Призрак снова отвесил ему поклон, повернулся к стене, вытянул руку.

— Постой! — одернул его Род. — Пусть тайные ходы останутся тайными. Отправляйся к милорду Логиру и скажи ему, что я вскорости к нему прибуду. Ты забываешь о том, что я не способен, как ты, проходить сквозь стены.

Призрак обернулся и нахмурился.

— Ступай к милорду Логиру! — строго приказал ему Том.

Призрак в испуге попятился.

— Как пожелаете, милорд, — поспешно пробормотал он и в мгновение ока исчез.

Во внезапно наступившей темноте девушка издала дрожащий, долгий вздох, а Том спокойно, лишь немного удивленно поинтересовался:

— Это как же, хозяин? Вы теперь… того… с призраками… вояжируете?

— Приходится, — буркнул Род и, распахнув дверь настежь, обернулся на пороге, гадая, где это Том подцепил такое мудреное словечко. Выразительно прищурившись, он сказал парочке на прощанье: — Если хоть слово выйдет за пределы этой каморки, я вам обещаю массу пренеприятных гостей посреди ночи.

«Вот и славно, — решил Род. — Ее я точно припугнул основательно. Теперь не проболтается».

Он развернулся на каблуках и закрыл за собой дверь. Большой Том ее успокоит, ну а тот факт, что господин якшается с призраками, никак не должен принизить достоинства его слуги в глазах девушки.

Ну и конечно, она будет помалкивать.

И это неплохо, поскольку, не веря в магию, Род уже успел натворить дел предостаточно для того, чтобы прослыть заправским чародеем.

Он шел по коридору, пока не нашел пустую комнату, откуда можно было пройти в потайной туннель. Гранитные плиты одной стены здесь украшал барельеф, изображавший флейту, сжигаемую на костре. По всей вероятности, Логиры слишком серьезно воспринимали значение своей ирландской фамилии. Род отыскал среди вырезанных из камня поленьев одно, выполненное более рельефно, и с силой навалился на него, стараясь сдвинуть вправо. Древний механизм издал утробное ворчание, и потайная панель поползла от пола вверх.

Род осторожно шагнул в образовавшийся проем, нащупал с другой стороны потайной панели массивное кольцо, потянул за него. Панель опустилась. Род тронулся вниз по лестнице. Она оборвалась возле тяжелой дубовой двери. Миновав ее, Род попал в большую пещеру, где стоял зловещий алтарь. Тут его уже поджидал призрак-проводник.

Он подчеркнуто учтиво поклонился.

— Не будете ли вы настолько добры, милорд, и не будете ли возражать против того, чтобы последовать за мною? — проговорил он и устремился к перекрытому аркой выходу в коридор.

Род последовал за ним, бормоча:

— Ишь, какой обидчивый выискался! Еще и подсмеивается…

Выйдя в коридор, Род увидел у правой стены компанию призраков. Они не шевелились, головы их были склонены, и они смотрели на что-то лежащее на полу у их ног. Род расслышал абсолютно человеческое и очень испуганное всхлипывание.

Горацио встретился взглядом с Родом, отделился от остальных призраков. Его жутковатая физиономия была искажена гневом.

— Милорд Логир! — поприветствовал его Род и отвесил ему самый учтивый поклон, на какой только был способен. — Зачем вы звали меня?

Взгляд призрака немного смягчился и даже, пожалуй, стал несколько смущенным.

— Смертный Гэллоугласс, — пробурчал Горацио, — почему ты утаил от меня то, что явился в наши покои не один?

— Не один? — удивился Род. — А что, я был не один?

Логир, похоже, искренне изумился:

— За тобой кто-то крался, и это стало ясно мне, когда я покинул зал, где возвышается темное святилище.

— Час от часу не легче! — пробормотал Род.

— Как ты справедливо заметил, — продолжал призрак, — тут у нас довольно прохладно. Если к нам сюда валом повалят смертные, мне придется распорядиться на тот счет, чтобы эти туннели начали отапливать. Итак, как и сказал, выйдя из зала, я наткнулся на смертное создание. Оно принадлежит тебе.

— Принадлежит? — нахмурился Род. — Слуга, что ли?

— Это создание подслушивало под дверью. А когда мы приблизились к нему, оно прокричало твое имя.

— Да уж… — Род почесал затылок, сдвинул брови. — Мое имя, говорите?

— Да. В противном случае мы бы его не пощадили. И потому я послал за тобой.

Логир отлетел в сторонку, призраки расступились, Род шагнул вперед. На полу, озаренная зеленоватым светом, исходившим от привидений, в страхе корчилась девушка, отчаянно пытаясь вжаться в стену. Лица ее видно не было. По плечам разметались черные волосы. Белая блузка, пышная юбка, черный корсаж, обтягивающий высокую грудь.

— Милорд Логир, — проговорил Род, но голос его сорвался. — Милорд Логир, — начал он снова, более решительно, — это уж никак не «оно». Взгляни на меня, девушка, — окликнул он незнакомку как можно нежнее и заботливее.

Девушка вскинула голову, глянула на Рода широко раскрытыми глазами, разжала губы. Лицо ее озарилось радостью и облегчением.

— Милорд! — вскричала она, вскочила и так крепко обняла Рода, что он едва не задохнулся. Девушка прижалась к нему, уронила голову на его плечо. Тело ее сотрясали рыдания. — Милорд! О милорд!

Род пытался хоть немного отстраниться, дабы не задохнуться. Он, конечно, узнал ее: это была та самая горничная, которая предлагала ему провести с ней ночь.

— Ну-ну, милая, все хорошо, успокойся, — бормотал он, поглаживая ее по спине. У него закружилась голова, и чтобы устоять на ногах, он нашел фиксированный источник света в виде призрака Горацио Логира и уставился на него.

Физиономия призрака скривилась от отвращения.

— Уведи ее прочь из моих покоев, смертный. Тут и так сыро.

Род только теперь отметил, что объятия девушки ему очень приятны. Он прикрыл глаза, наслаждаясь ее теплом и близостью, и кивнул:

— Да-да, милорд, сейчас я уведу ее. Ну-ну, милочка, не надо плакать. — Он вытащил из-под манжеты носовой платок и отер им щеки девушки. — Хватит слезы лить. Видишь, как тут и без того сыро? А у Горацио — артрит… если он, конечно, помнит, где лежат его косточки… ну вот, умница…

Голова девушки лежала у него на груди. Она закрыла глаза, успокоилась. Казалось, задремала. Рода охватила невыразимая нежность, которая в немалой степени подогревалась чувством достоинства и инстинктом защиты тех, кто слабее его. Между тем разум его исподволь проклинал чувства, которые пробуждают у мужчин плачущие дамочки.

Род взглянул в задумчивые пустые глазницы Логира.

— А ведь ты влип, смертный.

— Кто, я? — Род хмыкнул и небрежно отозвался: — Да я в огне сгореть семь раз мог, а не сгорел!

— Знать, это пришлось тебе по нраву, — съехидничал Логир, — если ты столько раз попадал в огонь. Уводи ее из моих покоев, смертный.

Род на прощанье одарил призрака возмущенным взглядом и обратился к девушке.

— Пойдем, милая, — сказал он, — нам пора.

Он поднял обессилевшую от рыданий девушку на руки. Она вздрогнула, что-то сонно пробормотала, прижалась головой к плечу Рода и крепче обвила руками его шею.

«Дети и женщины, — подумал Род, — это будет пострашнее зыбучих песков».

— Милорд, — попросил Род Логира, — не могли бы вы проводить меня? А то что-то я вдруг дорогу забыл.

— Ясное дело, — кивнул призрак, но, прежде чем он развернулся и полетел вдоль по коридору, Род успел заметить, что черный провал его рта растянулся в весьма выразительной усмешке…

Род вышел в освещенный факелами коридор — тот самый, где расстался с Дюрером. Противного старикашки не было — видимо, понадеялся на самое худшее, возрадовался и убрался восвояси.

Род опустил девушку, ступни ее коснулись пола. Она пробормотала какое-то неразборчивое возражение и крепче прижалась к своему спасителю.

Род обнял ее, потерся щекой о ее волосы, стараясь продлить приятные мгновения.

Но вот он печально улыбнулся, отнял одну руку, провел кончиками пальцев по щеке девушки, приподнял ее подбородок. Обрамленные длинными ресницами глаза были закрыты, пухлые алые губы вытянулись и разжались — едва заметно…

Род мысленно призвал себя к сдержанности и негромко проговорил:

— А теперь ты должна все рассказать мне, милая. Зачем ты пошла за мной?

Девушка распахнула глаза. Взгляд ее был испуганным. Она прикусила губу, опустила голову, отстранилась. Только ее пальцы по-прежнему судорожно стискивали ткань камзола Рода.

— Ты должна ответить мне, — негромко повторил Род. — Кто послал тебя шпионить за мной?

Девушка вскинула голову, с искренним изумлением посмотрела на Рода, покачала головой:

— Никто, милорд. Никто не посылал. Я пошла сама.

— Вот как? — Род невесело усмехнулся. — Сама, по доброй воле, ты последовала за мной в ту часть замка, где обитают привидения?

Она вновь потупилась:

— Я не боюсь духов, господин.

Род удивленно поджал губы. Если так, то, будучи простой служанкой, эта девушка обладала недюжинной храбростью. Она не струсила до тех пор, пока не увидела призраков собственными глазами, и тут Род ее вполне мог понять — ведь он слышал их жуткие стоны и понимал, что можно напугаться до смерти.

Кроме того, девушка могла увязаться за ним в надежде, что он передумает и откажется от своего решения лечь спать в гордом одиночестве. А может быть, подумала, что сумеет помочь ему, если он попадет в беду. Последняя мысль вызвала у Рода улыбку. Однако ему все же нужно было внести ясность в происшедшее.

— Ты так и не ответила мне: зачем ты пошла за мной?

Девушка снова в растерянности прикусила губу. Лицо ее исказила гримаса отчаяния. Род терпеливо ждал ответа.

— Я… — медленно, делая паузу после каждого слова, отозвалась девушка, — я… боялась… за вас, милорд.

Род вытаращил глаза. Губы его скривились в усмешке. Он медленно покачал головой:

— Ты… боялась за меня?

— Да, боялась! — Девушка резко вскинула голову, ее глаза сверкнули. — Я же не знала, что вы чародей, а… простому смертному в этих подземельях…

Голос ее сорвался, она потупилась.

Род вздохнул и обнял ее. Она на миг напряглась и прижалась к нему.

— Милая, милая! — бормотал Род. — Ну чем, чем, скажи на милость, ты могла мне помочь?

— А я… я немножко умею разговаривать с кое-какими духами, господин, — отозвалась девушка, уткнувшись лицом в камзол Рода, отчего голос ее звучал приглушенно. — Вот я и подумала…

Род нахмурился. Неужели на этой безумной планете умение общаться с духами — чуть ли не норма жизни?

Он бережно гладил девушку по спине, прижимаясь щекой к ее пышным волосам. Конечно, она могла обманывать его, но это означало бы, что она — великолепная актриса, а для актерства она, пожалуй, была слишком проста и искренна.

Род вздохнул и обнял ее крепче. Девушка томно застонала и теснее прижалась к нему.

Род закрыл глаза и постарался забыть обо всем на свете. Обнимать ее было так сладко, так приятно. Почти как ту крестьянку-красавицу, Гвендилон…

Глаза Рода открылись сами по себе. Он вгляделся в сумрак коридора, тускло освещенного факелами, и попробовал представить себе оба женских лица, одно рядом с другим.

Если рыжие волосы выкрасить в черный цвет, немного приподнять уголки глаз, выпрямить нос…

Девушка почувствовала его волнение и подняла к нему глаза:

— Что с вами, милорд?

Тембр голоса немного другой — чуть выше, это верно, но похож, как похож…

Род пристально всмотрелся в лицо девушки. Кожа чистая, белая, ни единой веснушки, но хорошенько напудриться — это ведь так просто!

Род прижал указательный палец к переносице девушки.

— Ты, — сказал он сурово, — обманываешь меня.

Его палец скользнул к кончику ее носа.

В глазах ее мелькнуло разочарование, но тут же сменилось выражением полной невинности.

— Обманываю вас, милорд? Я… я не пойму, о чем вы…

Род отнял палец. Кончик носа девушки отклеился. Род мрачно усмехнулся и кивнул:

— Крахмал с водой. Но это ты, положим, сделала зря. Твой курносый носик мне нравился больше.

С этими словами Род легонько прикоснулся к наружному краю века девушки. Глаз ее тут же утратил миндалевидную форму, а кончик пальца Рода испачкался в чем-то черном.

— Крахмал с водой, а еще — сажа. Щеки ты вымазала мукой, к которой добавила немного жженой умбры, волосы выкрасила хной.

Девушка строптиво поджала губы, гневно покраснела.

Род покачал головой, вздернул брови.

— Но зачем, милая? Твое настоящее лицо куда красивее!

Комплимент, к счастью для Рода, пришелся девушке по душе. Гнев ее сменился нежностью и желанием.

— Я, — пролепетала она, опустив глаза, — не могла покинуть вас, господин.

Род закрыл глаза, скрипнул зубами. Колоссальное усилие воли потребовалось для того, чтобы удержаться и не обнять ее.

— Но… — Он помедлил, с шумом выдохнул. — Но как тебе удалось незамеченной следовать за мной?

Девушка подняла голову и устремила на Рода невинный взгляд:

— Я обратилась в скопу, милорд.

Род моргнул, и ему показалось, что веки его при этом издали щелчок.

— Ты… ведьма? Ты? Но…

— Ведь вы не станете презирать меня за это, господин? — взволнованно спросила Гвендилон. — Вы ведь и сами чародей!

Взгляд Рода стал блуждающим.

— Что? Я? Чародей? — Он помотал головой. — Я… Да нет, какой я чародей? Вот… некоторые мои друзья… А-а-а…

— Милорд, — пытливо всмотрелась в его глаза Гвендилон. — Здоровы ли вы?

— Кто, я? Какое там — «здоров»! О-о-о, нет, погоди! — Он умолк и набрал в легкие побольше воздуха. — Послушай. Ты — колдунья. Так… Подумаешь? Ничего особенного. Красота твоя меня куда сильнее интересует, нежели твои таланты.

Глаза Гвендилон стали подобны тлеющим угольям — дунь, и вспыхнут.

Род сделал еще один глубокий вздох и призвал свои мужские гормоны к порядку.

— Итак, — мужественно проговорил он. — Давай все-таки кое-что проясним, и немедленно.

Она прижалась к нему и прошептала:

— Давайте, милорд.

— Нет, нет! Я не об этом! — Род отступил на шаг, заслонился руками. — Послушай! Итак, ты последовала за мной единственно из страха за меня, потому что боялась, что я могу сам не справиться с грозящей мне бедой. Верно?

Гвендилон отозвалась не сразу. Свет в ее глазах угас от холодного порыва ветра разочарования.

— Верно, милорд.

То, как она ответила, заставило Рода подумать, что ответ ее слишком краток и за ним может крыться очень многое. Однако он поспешил перейти к следующему вопросу:

— Но теперь ты знаешь, что я — чародей. Верно?

— Верно, милорд, — еле слышно откликнулась Гвендилон.

— Стало быть, тебе ясно, что я ничего не боюсь? И потому у тебя нет никаких причин и дальше следовать за мной, верно?

— Нет, милорд! — вскричала девушка и устремила на Рода взволнованный, горящий взгляд. Она горделиво, упрямо запрокинула голову. — Я все равно пойду за вами, Род Гэллоугласс. В этом мире есть такое колдовство, которому вы не сможете противостоять!

«Самое неприятное, — подумал Род, — это то, что она всегда права, вот ведь проклятие!» В этом безумном мире, перевернутом вверх тормашками, он и в самом деле мог столкнуться с кое-каким «колдовством», которого и представить-то был не в силах.

Между тем, с другой стороны, она наверняка тоже не всесильна. Колдунья-любительница, что скорее всего, и притом слишком взрослая для того, чтобы войти в местный профсоюз. Ей было примерно столько же лет, сколько Роду. Пока все ее «колдовство» выражалось в искусстве макияжа, умении превращаться в птицу (в чем Род еще не был вполне уверен) и высочайшей отваге, крайне нетипичной для представительницы слабого пола.

В одном она была права: причины волноваться за Рода у нее были. Да, ему грозили опасности, но и она сама была от них никак не застрахована.

Род медленно повел головой из стороны в сторону, потом решительно тряхнул ею. Он не мог позволить, чтобы Гвендилон погибла. Нужно было каким-то образом отпугнуть ее, и он, пожалуй, знал, как это сделать.

Род изобразил кривую, презрительную ухмылку.

— Стало быть, правду говорят про крестьянок: стоит только обойтись с ними подобрее, и от них сроду не избавишься. Ты, милочка, в этом смысле всех за пояс заткнешь.

Девушка ахнула, отшатнулась, лицо ее исказилось болью. Она прижала руку к губам, глаза ее залились слезами. Она развернулась и побежала прочь.

Род стоял, потупившись и слушая, как вдалеке стихают рыдания Гвендилон. Он чувствовал, как в душе его разрастается пустота.

Кто-то барабанил кулаком по тяжелой дубовой двери. Род с трудом очнулся, заворочался на куче сена, сел.

Большой Том и его подружка лежали не шевелясь и смотрели на дверь с нескрываемым страхом.

Род выругался и неохотно встал.

— Не бойтесь, — проворчал он. — Призраки входят без стука.

— Эй, менестрель! — послышался из-за двери грубоватый окрик. — Выходи! Тебя кличет мой господин!

Род напялил камзол, взял арфу. Подошел к двери, распахнул ее, помотал головой, пытаясь прогнать сонливость.

— Неужто непременно надо так орать с утра пораньше? — пробурчал он. — И кто же, черт бы его подрал, твой господин, хотел бы я знать?

Тяжеленный кулак ударил его по уху. Род отлетел, стукнулся спиной о стену. Ему до смерти захотелось сломать нахалу шею, но он сдержался. Сквозь звон в ушах Род расслышал негромкий издевательский смешок.

— Учись, как разговаривать с теми, кто благороднее тебя, шут несчастный! Вот первое правило для простолюдина!

Род пришел в себя, оттолкнулся от стены и рассмотрел своего обидчика. Перед ним стоял просто солдат-пехотинец в кожаных одеждах и кольчуге, которые давно надо было бы почистить и помыть, как и их владельца, впрочем. «Тоже мне, важная птица, — мысленно выругался Род. — Самомнения — выше крыши, да еще и несет от него, как от помойного ведра. Вон зубы какие гнилые!»

Род вздохнул, выпрямился и решил, что роль свою ему лучше играть до конца. На самом деле, трепку он заработал, поскольку сбился с текста. Массовики-затейники в Средние века служили средством для снятия стресса, но не только за счет того, что увеселяли публику, а и за счет того, что на них можно было выместить скопившуюся злобу.

— Ладно, — примирительно буркнул он. — Считай, ты меня проучил. Пошли.

На этот раз кулак угодил ему в нижнюю челюсть. Удар был силен, Род закачался и едва устоял на ногах, а солдат злорадно проговорил:

— Видать, плохо я тебя проучил. Есть еще такое правило: тех, кто повыше тебя будет, надо звать «господин», понял?

Род преобразил переполнявшую его злость в холодный, спокойный, размеренный гнев и, шагнув к солдату, нанес тому три ловких резаных удара в солнечное сплетение.

— Я знаю одно хорошее правило для солдат, — сообщил он рухнувшему к его ногам пехотинцу. — Сначала разберись, кто повыше тебя. А теперь веди меня к своему господину.

Господином, как выяснилось, был Логир. Рода провели в просторную, но не слишком большую комнату с высокими потолками, увешанную гобеленами.

В одной из стен было прорезано три высоких узких окна. В них пробивался рассветный свет солнца, сверкавший множеством крошечных радуг: прямо за окнами низвергался водопад. Комната была наполнена приглушенным ревом его могучих струй. Приглядевшись получше, Род понял, что на окнах — двойные рамы, да и глубина оконного проема была немаленькая — три фута. Кто-то здесь вспомнил о древних строительных приемах.

На стенах — гобелены, под ногами — толстый ковер. Середину комнаты занимал большой овальный стол. Во главе его восседал Логир, справа от него — старший сын, а слева — Дюрер. Остальные восьмеро гостей показались Роду знакомыми личностями. Род присмотрелся и чуть не ахнул: герцог Медичи, князь Романов, герцог Бурбон и принц Габсбург в сопровождении своих советников.

После Логира — четверо самых могущественных из Великих лордов. А если собрались эти пятеро, не резонно ли предположить, что и остальные семеро где-то неподалеку?

Стол был накрыт к завтраку, но гости ели как-то рассеянно. Ну, взять хотя бы Ансельма, сынка Логира, — этот поглощал пищу с равнодушием машины, не отрывал глаз от тарелки. На лице его застыла гримаса холодной ярости.

Его отец сидел с опущенной головой, тяжело положив руки на стол.

Род решил, что скорее всего только что тут произошла какая-то ссора между сыном и отцом и победителем из нее вышел старик, но победы добился только тем, что велел сыну помалкивать.

А Рода позвали, дабы он развеял мрачное настроение. О, какие немыслимые надежды иные возлагают на людей искусства!

Физиономия Дюрера светилась тайным, мстительным злорадством, лица других советников выражали злорадство не менее, а иногда и более мстительное. Что бы тут ни стряслось, стряслось именно то, чего желал Дюрер. На самом деле скорее всего он и спровоцировал ссору. Этот тип был искусным катализатором — так решил Род, и никогда не вмешивался в вызываемые им реакции.

Логир с тайной укоризной глянул на своего старшего сына. Однако Ансельм не желал смотреть на него. Лицо Логира стало каменным.

Обернувшись, старик заметил Рода.

— Менестрель! — рявкнул он. — Что ты там встал как чурбан? Увеселяй нас!

Дюрер повернул голову и в упор уставился на Рода. Физиономия его исказилась гримасой ужаса, затем во взгляде полыхнула убийственная, закоренелая ненависть.

Род весело улыбнулся, кивнул и приветственно коснулся лба кончиками пальцев, попутно гадая, какая же песня могла бы развеять сгустившееся напряжение. У него было очень сильное подозрение, что здесь было принято изрядно поколачивать менестреля, не справившегося с этим ответственным поручением.

Он заиграл «Мэтти Гроувса», решив, что единственный шанс отвлечь присутствующих от мрачных дум — это исполнить им нечто еще более мрачное.

Вступление он сыграл подлиннее, дабы иметь возможность внимательнее приглядеться к четверым лордам. Их настроение колебалось от глубокой задумчивости до откровенного (но маскируемого) презрения, питаемого, по всей вероятности, к старику Логиру. Похоже, верных сторонников у герцога тут не было. Чаша весов отчетливо клонилась в сторону его сыночка.

— Менестрель! — Это Ансельм окликнул Рода. Физиономия у молодого человека была такая кислая, что пролей на нее молоко — оно бы свернулось. — Знаешь ли ты песню о кавалере, которого одурачила дама, а тот настолько глуп, что все еще любит ее?

— Полно! — бросил Логир, но, не дав Ансельму ответить отцу, Род поспешно заверил его:

— Таких песен превеликое множество, милорд, — о том, как мужчина продолжает хранить любовь к той женщине, что отвергла его. И во всех этих песнях дама возвращается к тому, кто воздыхает о ней.

— Возвращается! — фыркнул Ансельм. — Ну да, она его милостиво принимает, чтобы потом с позором повесить на воротах своего замка!

Старый герцог поднялся и вскричал:

— Хватит! Я по горло сыт твоими клеветническими речами!

— Клеветнические речи?! — Ансельм вскочил так резко, что его стул с грохотом упал на пол. — А то, что она наплевала на гордое имя Логиров, это тоже клевета? Наплевала уже не единожды, а дважды, и готова поступать так вновь и вновь! О нет! — Он ударил кулаком по столу, готовый испепелить лордов взглядом. — Эта злобная гордячка научится тому, что ей не дано посягать на честь пэров королевства! Мы должны сбросить ее с монаршего престола и растоптать!

Логир побагровел, вены на его шее вздулись, но не успел он возразить, как Род негромко проговорил:

— Нет, милорд, не стоит так спешить. Не унизить бы надо, но призвать к послушанию.

Род попал в перекрестие взглядов отца и сына, подобных лучам лазера. К его изумлению, Логир вскричал:

— О да! — И в восклицании его прозвучали великая радость и облегчение. — Он не имел права говорить, но изрек истину! Наша юная королева упряма, но так же упряма молодая кобылица, пока ее не обуздают. Она должна познать, что ее власть не абсолютна, что и на ее власть есть управа, но она — наш законный сюзерен, и свергать ее ни у кого нет права!

Ансельм издал нечленораздельный клекот и жутко покраснел. Он закашлялся и не сразу вновь обрел дар речи.

— Нет же! Нет, говорю я! Женщина — сюзерен? Это насмешка. Издевательство над нами! Наглая, дерзкая сучка…

— Молчать! — прогремел Логир, и даже четверо лордов боязливо вжали головы в плечи — такая властность прозвучала в его голосе.

Ансельм точно сдрейфил не на шутку. Он в страхе взирал на седобородого великана, а тот словно бы вырос прямо на глазах.

Наконец Логир медленно, с необычайным достоинством — истинно царственным достоинством, которого не купишь ни за какие деньги — опустился на стул, не спуская при этом взгляда с сына.

— Удались в свои покои, — ледяным тоном, не допускающим возражений, приказал старик. — И не показывайся мне на глаза до заката, когда соберется военный совет.

Ансельм каким-то чудом ухитрился собраться с силами и вздернул подбородок, однако получилось это у него помпезно и карикатурно. Он развернулся на каблуках и зашагал к двери. Поравнявшись с Родом, он не удержался и размахнулся, намереваясь отвесить менестрелю увесистую пощечину.

— Нет! — вскричал Логир, и Ансельм замер с поднятой для удара рукой. — Этот человек, — медленно цедя слова, произнес Логир, — сказал правду. И я не позволю, чтобы его оскорбляли.

Ансельм бросил на отца злобный взгляд, не выдержал и опустил глаза. Отвернулся и вышел, хлопнув дверью.

— Менестрель! — проворчал Логир. — Играй!

Род пробежался пальцами по струнам и заиграл «Старика из Тор Таппана», попутно размышляя о случившемся.

Итак, нынче вечером — военный совет, вот оно как? И главным вопросом повестки дня, по всей вероятности, будет выбор между конституционной монархией и феодальной раздробленностью, хотя об этом догадывались только сам Род и Дюрер. Ну а Род знал, на чьей он стороне.

Он задержал взгляд на сидевшем гордо и прямо старом герцоге. Тот вернулся к прерванному завтраку, но ел понемногу, не торопясь. Брови его были чуть нахмурены, а в глубоких глазах затаилась едва заметная печаль.

Да, Род точно знал, на чьей он стороне.

Совет собрался в главном зале — громадном, вполне способном послужить ангаром для большого звездолета — если бы грамерайцы знали, что такое звездолеты.

На каменном полу разноцветными плитами был выложен фамильный герб Логиров. Через каждый ярд на стенах горели факелы, вставленные в серебряные скобы. С позолоченного сводчатого потолка свисала огромная серебряная люстра. Окон в зале не было, да это было и не важно, поскольку был поздний вечер.

Логир сидел на высоком резном стуле в одном конце зала. Стена позади него была забрана знаменем рода Логиров. Стул стоял на четырехфутовом возвышении, и потому собравшиеся лорды вынуждены были взирать на хозяина замка снизу вверх.

А собравшихся было немало: явились не только двенадцать пэров королевства, но и великое множество их вассалов: графов, баронов, рыцарей.

Возле каждого из дворян стоял тощий сгорбленный человечек.

Род окинул взглядом зал и беззвучно присвистнул. Он и не предполагал, что советников так много. Сейчас их тут было пятьдесят, а то и семьдесят.

Запросто некоторые из них могли находиться за пределами поля зрения Рода, а поле его зрения было ограничено. Скобы, в которые были вставлены освещавшие зал факелы, крепились к стенам тремя толстыми болтами. Но в одной скобе, как раз за спиной у Логира, одного болта недоставало. С обратной же стороны тот камень, к которому крепилась скоба, был выщерблен так, чтобы в образовавшееся углубление легко вошла голова человека. В данный момент это была голова Рода. Он стоял в полной тьме, в узком проходе за стеной зала.

Глазок позволял Роду во всех подробностях видеть затылок Логира и лица всех, кто к нему обращался.

Правая рука Рода лежала на рычаге. Если бы он нажал на него посильнее (и если механизм не проржавел окончательно), большая каменная плита повернулась бы и превратилась в дверь, которой можно было бы воспользоваться в случае необходимости. Судя же по тому, какими глазами собравшиеся на совет смотрели на герцога, такая необходимость очень скоро могла возникнуть.

Ближе всех к старику стоял Ансельм. По обе стороны от него встали Бурбон и Медичи. Дюрер, само собой, торчал по левую руку от Логира.

Логир тяжело поднялся со стула.

— Мы собрались, — сказал он, — Здесь, в этом зале, собрались все аристократы крови Грамерая, истинная сила страны. — Он медленно обвел взглядом лица собравшихся, заглянув в глаза каждому из своих собратьев лордов, — Мы собрались, — продолжал он, — дабы решить, как нам достойно наказать нашу королеву Катарину.

Герцог Бурбон переступил с ноги на ногу и приосанился, Он был широкоплеч и мускулист, похож на черного медведя. Косматые брови нависали над его глазами, на груди лежала черная борода.

Он сжал кулаки, стиснул губы, В позе его была какая-то неуверенность.

Бурбон устремил взгляд на Логира.

— О нет, любезный дядя, вы не правы. Мы собрались, чтобы поговорить о том, как нам свергнуть ее — ту, что дерзнула опорочить нашу честь и посмеяться над могуществом наших благородных родов!

Логир вздернул подбородок, возмущенно раскрыл глаза.

— Нет! — сказал он. — Это не причина для того, чтобы…

— Не причина?! — Бурбон выпрямился во весь рост, вскинул голову. — Она обложила наши вотчины тяжелейшими податями, о каких и не слыхивало прежде наше королевство, а тратит эти деньги на грязных крестьян, она посылает к нам своих судей каждый месяц, дабы те выслушивали жалобы всякого и каждого, кому не лень жаловаться. Мало этого — так теперь она взялась еще и самолично назначать настоятелей наших церквей, а вы говорите, что это не причина? Она лишает нас нашего законного права, не дает нам править собственными уделами, она нанесла всем нам тягчайшее оскорбление тем, что взялась выслушивать жалобы презренных крестьян прежде, чем удосужилась обратить внимание на наши прошения!

Медичи склонился к своему советнику, тот что-то шепнул ему на ухо. Герцог выпрямился, едва заметно усмехнулся и негромко проговорил:

— Разве это слыхано, чтобы монарх выслушивал жалобы крестьян в главном зале своего замка?

— Никогда такого не бывало! — громогласно взревел Бурбон. — А теперь наша добрейшая королева еще и возвысила над нами это грязное отребье! А это, о высокородный герцог, тягчайшее и наглейшее из оскорблений, это самое дерзкое попрание традиций королевства! А ведь она еще дитя! Что же будет, милорд, когда она подрастет? — Бурбон умолк, покачал головой и выкрикнул: — Причин более чем достаточно! Мы должны свергнуть ее!

— Должны! — негромко повторил Медичи.

— Должны, — в унисон произнесли остальные лорды.

— Должны! — эхом прокатилось по залу, и вскоре уже все собравшиеся скандировали:

— Должны! Должны! Должны!

— А я говорю: нет!!! — воскликнул Логир, перекричав дружный хор.

В зале воцарилась тишина. Логир встал во весь рост, расправил плечи и стал больше похож на короля, нежели на герцога.

Лишь самую толику спокойнее — так, что звучание его голоса было подобно ударам боевого колокола, — он проговорил:

— Она — законная правительница страны. О да, она капризна и тороплива в суждениях, она вспыльчива и упряма — все верно. Но все это — грехи молодости, поступки ребенка, которому следует втолковать, что его власть имеет пределы. Теперь мы должны указать ей на те пределы, которые она нарушила. Только это нам позволено сделать, но не более того.

— Женщина не способна мудро править страной, — прошелестел голос советника Медичи, и герцог подхватил:

— О мой добрый и мягкосердечный двоюродный братец, Господь не дал женщине мудрости правления страной!

Бурбон ухватился за эту мысль.

— Верно, добрейший дядя. Почему она не подарит нам короля? Если хочет, чтобы у страны был славный и мудрый правитель — вышла бы замуж!

«Уж не из числа ли отвергнутых Катариной ухажеров этот Бурбон?» — задумался Род. Герцог, судя по всему, был отъявленным распутником, и романтика в его душе явно не ночевала.

— Престол принадлежит ей по праву! — взревел Логир. — В ее жилах течет кровь Плантагенетов, а этот род царствовал в нашей стране со времен ее зарождения! Что же, добрейший мой племянник, ты успел так легко позабыть клятву верности, которую принес этому благороднейшему из родов?

— Династии вырождаются, — злобно стреляя глазками, подсказал Бурбону его советник.

— О да! — обрадованно прогремел Бурбон. — Кровь Плантагенетов истончилась и прокисла, милорд!

«Ага, вот оно как пошло… — заметил Род. — Теперь он уже не „дядя“, а „милорд“».

— Их кровь ослабла, милорд! — не унимался Бурбон. — Она ослабла настолько, что Плантагенеты не оставили наследника мужского пола, и нами правит женщина, почти девчонка, вздорная и взбалмошная! Кровь Плантагенетов истощилась, выдохлась. И теперь нашим королям нужна новая кровь!

— Кровь Бурбонов? — Логир презрительно усмехнулся, приподнял бровь.

Бурбон покраснел, собрался было ответить дерзостью, но тут на выручку ему пришел Медичи:

— О нет, добрейший двоюродный брат мой, не кровь Бурбонов. Разве отыщется в нашем королевстве кровь благородней, чем у тех аристократов, что обитают на юге?

Логир, не мигая, смотрел на Медичи. Кровь отхлынула от его лица. Он смертельно побледнел.

— Я не пойду на это!

— О нет, милорд, это нам ясно, — масленым голоском продолжал Медичи. — Однако нам нужна новая, свежая кровь, нам нужен человек отважный и решительный, молодой, который знает, как поступать, и который без растерянности поступит так, как должно. — Медичи возвысил голос. — Какого же короля нам еще желать, как не Ансельма, сына Логира?

Голова Логира дрогнула так, словно его ударили по щеке. Он не спускал взгляда с Медичи, лицо его из бледного стало землисто-серым.

Он опустил руку, ища подлокотник кресла. Годы тяжким грузом вдруг легли на его плечи.

Логир опустился на стул, крепко сжал подлокотник. Глаза его в отчаянии искали сына… нашли, а потом он обвел всех собравшихся гневным взглядом.

— Злодеи! — прошептал он. — Кровожадные, наглые злодеи! Вы решили отобрать у меня сына…

Ансельм дерзко вскинул голову, выпятил подбородок, однако взгляд его был полон страха и вины.

— Нет, милорд… — запинаясь, вымолвил он. — Я с самого начала… был с ними.

Опустошенный взгляд Логира вернулся к сыну.

— И ты… даже ты… — прошептал он, и вдруг голос его окреп. — О нет, ты — более других! Прежде всех и всего — ты!

И тут вперед вышел Дюрер и встал рядом с Ансельмом. Ухмылка на его губах стала победной улыбкой.

Логир медленно перевел взгляд на советника. Их глаза надолго встретились.

По залу прокатился приглушенный ропот — это советники старались получше разглядеть происходящее.

— Нет, — прошептал Логир. — Это был ты… — Он медленно выпрямился. Затем взглянул в глаза каждому из Великих лордов и снова вернулся взглядом к Дюреру. — Вы все заодно. — Голос его вновь обрел силу, но теперь в нем звучали горечь и сожаление. — Все обсудили заранее, верно? Вы все согласны, ибо каждый среди вас повздорил со своей совестью и переспорил ее. — И еще более скорбно проговорил он: — Какая же оса вас всех укусила и так отравила ядом ваши души?

Глаза Дюрера метали молнии. Он открыл было рот, чтобы вставить слово, но Логир не дал ему.

— Ты! Ты, человек со звезд! Ты явился ко мне пять лет назад, а я, старый дурень, решил, что ты действуешь во благо нашей страны, а потом твои презренные приспешники-горбуны один за другим прокрались в наши замки, а я все радовался — несчастный старый глупец! — Он поискал взглядом Ансельма. — Ансельм, ты, кого некогда звал я своим сыном, очнись и открой глаза свои! Берегись человека, который пробует подаваемое тебе мясо, ибо он способен отравить его!

Род вдруг понял, как может окончиться это сборище. Советники не могли рисковать, оставив Логира в живых. Старик был еще силен и бодр, а потому опасен. Он еще мог склонить лордов к лояльности, к верности престолу. Шансы были невелики, конечно, но они существовали, и Дюрер не мог этого допустить.

Ансельм раздвинул плечи, в глазах его вспыхнул мятежный огонь. Он опустил руку на плечо Дюрера, даже не заметив, что под тяжестью его руки горбун скрипнул зубами.

— Я верю этому человеку, — заявил Ансельм, видимо, искренне веря, что голое его звучит торжественно. — Он с самого начала был со мной. И я высоко ценю его мудрость, как оценю и твою, если ты встанешь на нашу сторону.

Логир прищурился.

— Нет! — вскричал он. — Прочь от меня, вероломное чадо, я не желаю слышать твои изменнические речи! Лучше умереть, чем быть заодно с тобой!

— Ты получишь то, чего хочешь, — прошипел Дюрер. — Скажи, какой смертью ты предпочитаешь умереть.

Логир гневно взглянул на советника и в мгновение ока встал во весь рост.

Ансельм пару мгновений таращил глаза, потом выпалил:

— Молчи… Не смей, Дюрер. Он… Он глупец, он изменник, но он… он мой отец, и никто не смеет тронуть его!

Брови Дюрера вздернулись.

— Пожелали пригреть клубок ядовитых змей у себя на ложе, милорд? Однако это не в вашей воле, а в воле всех остальных лордов, и потому это должно быть сделано. — Дюрер возвысил голос и прокричал: — Что вы скажете, лорды? Заслуживает ли смерти этот человек?

Возникла тягостная пауза. Род крепко сжал рычаг. Он обязан был вытащить Логира! Он запросто мог открыть дверь и утащить старика в потайной ход, и никто бы не успел понять, что произошло…

Но успел ли бы он закрыть дверь и предотвратить погоню? Вряд ли. Врагов было чересчур много, и находились они слишком близко. Дюрер, как минимум, отреагировал бы на такое развитие событий мгновенно.

Ох, только бы петли и пружины были в порядке! У Рода было сильное подозрение, что за ними вряд ли образцово ухаживали в последние несколько веков.

— Заслуживает, — ответил нестройный хор.

Дюрер обернулся к Логиру и учтиво склонил голову:

— Приговор — смерть, милорд.

Он обнажил шпагу и шагнул к старику.

И тут погас свет.

Род на миг остолбенел. Как это могло…

Но он тут же навалился всем весом на рычаг, а как только каменная глыба со стоном шевельнулась, выхватил кинжал. Сначала действовать, думать — потом.

Скрежет каменной двери заставил всех в испуге умолкнуть, но через пару мгновений в зале воцарился сущий хаос. Закричали все разом: одни от страха, другие от гнева, третьи воплями призывали слуг, дабы те снова запалили факелы.

Шум был весьма неплохим прикрытием. Род вынырнул из-за двери, и наконец его пальцы уткнулись в чьи-то ребра. Их обладатель взревел и размахнулся. Род дежурно пригнулся и избежал удара по макушке. Он нажал на кнопку выше рукоятки и в свете, исходившем от клинка, разглядел герцога Логира.

С яростным воем на Рода налетел кто-то другой, костлявый, невысокого роста. Род ахнул от боли и покачнулся. Острая сталь пронзила его плечо. Клинок был тут же отдернут, Род почувствовал теплую пульсацию вытекающей из раны крови и развернулся. Дюрер, судя по всему, тоже заметил огонек.

Мерзкий горбун был готов снова броситься на него. Род пригнулся и, на счастье, успел перехватить руку, сжимавшую клинок.

Однако горбун оказался на удивление силен. Он давил на руку Рода, она опускалась все ниже, ниже, и вот Род почувствовал, что кончик клинка уперся ему в горло.

Он попробовал защититься другой рукой. Плечо сводило от боли, рука не слушалась.

Острие вонзилось в шею Рода еще на дюйм. Род почувствовал, что кровь стекает по шее, страх сковал его.

Жуткий, парализующий страх… но тут он услышал леденящий душу стон.

Дюрер ахнул, клинок выпал из его пальцев, он отпустил Рода.

Зал наполнился страшными стонами, сопровождаемыми вскриками ужаса.

Во мраке повисли три огромных белесых силуэта, увенчанные черепами. Черные провалы ртов были зловеще округлены. Горацио и еще двое бывших лордов Логиров не теряли зря время, отпущенное им в загробной жизни.

Род с превеликим трудом ухитрился отдать распоряжение роботу:

— Род! Шестьдесят циклов!

Голова у него едва выдержала вибрацию страшенного гула, но страх отступил. Он снова нажал кнопку на кинжале, отыскал взглядом герцога Логира. Род одним прыжком оказался рядом со стариком и нанес тому меткий удар под ложечку. Старик испустил усталый выдох и повалился на плечо Рода — к счастью, на здоровое.

Род развернулся и побежал — всей душой надеясь, что бежит туда, куда надо.

За его спиной слышались визги Дюрера:

— Уши заткните, тупицы! Тупицы! Тупицы!

Род продвигался вперед, не разбирая в темноте дороги, пригибаясь под весом Логира. Он никак не мог найти двери! А потом — цоканье чьих-то каблуков, прерывистое, хриплое дыхание за спиной — это Дюрер искал его во мраке. Теперь, заткнув уши, Дюрер снова превратился в опасного врага. Помимо всего прочего, как Род мог отбиться от него, когда одно плечо ранено, а на другом возлежал Логир?

Холодным ветерком обдало его щеку, мимо пронесся белесый силуэт.

— За мной! — крикнул Горацио Логир.

Род послушно последовал за призраком.

Он бежал, прихрамывая, за Горацио, вытянув вперед здоровую руку, словно бегун на эстафете. Увы, это не спасло его: он на полном ходу врезался раненым плечом в край дверного проема, взвыл от боли, чуть не уронил Логира, но все же устоял на ногах и прижался спиной к стене узкого потайного коридора, тяжело, хрипло дыша.

— Поспеши, смертный! — вскричал Горацио. — Рычаг! Ты должен закрыть дверь!

Род кивнул, судорожно хватая ртом воздух, и стал шарить рукой по стене в поисках рычага, надеясь, что не уронит герцога Логира. Наконец его ладонь легла на поверхность проржавевшего металла. Род дернул рычаг вверх, дверь со скрежетом закрылась.

Он стоял согнувшись, еле дыша.

Миновала, казалось, целая вечность. Логир зашевелился. Род, собрав последние силы, опустил старика на пол. Задыхаясь, поднял взгляд к Горацио.

— Премного благодарен, — выдохнул он, — за чрезвычайно своевременную помощь.

Горацио отмахнулся и улыбнулся — если это можно было назвать улыбкой.

— Будет тебе, смертный! Как бы ты сумел исполнить данную мне клятву, погибнув?

— Чего не знаю, того не знаю, — покачал головой Род, без сил припав к стене. — Но вышло у вас все просто здорово. Вот только… хотелось бы узнать, где вы нашли рубильник, чтобы отключить все факелы разом?

— Рубильник? Отключить? — непонимающе перепросил призрак.

— Ну… как вы проделали этот фокус с факелами?

Призрак нахмурился:

— Но… разве это не твоих рук было дело?

Род поднял руку:

— О нет… Погодите, погодите! Так… Значит, вы решили, что это сделал я… А я решил, что вы.

— Верно.

— Но это сделали не вы.

— Воистину так.

— И я этого не делал.

— Похоже, что так.

— Тогда, — поморщился от боли Род, — кто же?

— Кто это? — сдавленно проговорил Логир, пришедший в себя.

В глазок проник луч света.

Горацио в страхе простонал и исчез.

Род прижался к глазку. Факелы снова горели, Дюрер взобрался на возвышение. Он размахивал кинжалом и вопил:

— Где? Где они?!

Род отошел от глазка и хитро усмехнулся Логиру:

— Думаю, нам не стоит торчать здесь, ожидая, пока они это выяснят, милорд. Пойдемте?

Он развернулся, чтобы идти, но пальцы Логира цепко сжали его плечо. Род охнул, скривился от боли.

— Прошу вас, милорд, если вам, конечно, не трудно… воспользуйтесь другим моим плечом.

— Что это был за человек? — сурово вопросил Логир.

— Человек? — Род непонимающе огляделся по сторонам. — Какой… человек?

— Тот, что только что стоял здесь рядом с нами. В белых одеждах.

— А-а-а! — Род пристально вгляделся в лицо старого герцога. Видно было, что Логир все еще не вполне оправился после случившегося и еще не готов был встретиться лицом к лицу с реальностью. — А это… так, один родственник.

— Твой родственник? Здесь?

— Нет, милорд, не мой. Ваш. — Род отвернулся и, ведя рукой по стене, пошел вперед по коридору.

Немного помедлив, за ним последовал Логир.

Свет, проникавший в туннель через глазок, вскоре померк. Род, чертыхаясь, продвигался на ощупь. Спускаться по узкой лестнице за углом предстояло в кромешной тьме.

Род свернул за угол, нащупал было кинжал и уже был готов нажать на кнопку, но вдруг увидел перед собой светящийся блуждающий огонек. Род уставился на него с нескрываемым страхом, но как только глаза его привыкли к тусклому свечению, разглядел лицо, потом — фигуру (рассмотреть всего человека целиком возможности не представлялось, однако каждая часть сама по себе была так прекрасна, что ею можно было любоваться и по отдельности). Вытянутая рука, а на ладони — блуждающий огонек. Лицо, полное тревоги.

— Гвендилон, — проговорил Род.

Тревога девушки сменилась радостью и облегчением, но лишь на миг. Затем в глазах ее вспыхнул огонек затаенной обиды.

Она притворно учтиво поклонилась:

— Милорд.

— Ничего себе! — буркнул Род. — Какого черта ты тут делаешь?

Гвендилон изумленно смотрела на него:

— Я шла за вами, господин.

— Нет, нет, нет! — Род зажмурился. — Мы так не договаривались! Теперь ты должна меня ненавидеть и прекратить таскаться за мной!

— Ни за что, господин, — еле слышно отозвалась девушка.

Род открыл глаза. Может, она шутит? Нет. Не тут-то было. Род снова вспомнил наставления Тома насчет девиц-крестьянок.

— А это, — спросил Род, кивком указав на блуждающий огонек, — что у тебя такое?

— Это? — Гвендилон посмотрела на огонек. — Это всего лишь маленькое колдовство, которому меня научила моя матушка. Этот огонек осветит нам дорогу и поможет выбраться из подземелий.

— Осветит, пожалуй, — не стал спорить Род. — Да позволено мне будет поинтересоваться, как ты ухитрилась погасить факелы в главном зале?

Гвендилон не сразу собралась ответить.

— Быстро не расскажешь, господин. Разве у нас есть время?

Род, поджав губы, смотрел на нее:

— Но это твоих рук дело?

— Моих, господин.

— Это еще одно маленькое колдовство, которому…

— Выучила меня моя матушка, верно. — Она весело кивнула.

— Ну, ладно, — процедил сквозь зубы Род. — Почему бы, собственно, и нет? Пошли, малышка.

Род тронулся в путь по узкой лестнице, кривясь от боли всякий раз, когда задевал плечом стену.

— Милорд! — ахнула Гвендилон и робко коснулась его плеча. — Вы ранены!

Род повернулся к ней вполоборота, придерживаясь за стену, и отбросил ее руку. Гвендилон мгновение непонимающе смотрела на него, потом опустила ресницы, томно улыбнулась, схватила Рода за руку и притянула к себе.

— Милорд, вам не нужно так…

— Отпусти! — Род потянул руку к себе, прислонился спиной к стене. Девушка проворно прижалась к нему.

— Любезная леди!..

— Меня так никогда не называли… — проворковала она теплым, гортанным, хрипловатым голосом и теснее прижалась к Роду.

— О, женщина, прошу тебя! — Род предпринял отчаянную попытку провалиться сквозь стену. — Я просто не в силах представить себе более неэстетичного места для…

— Когда вы рядом со мной, ни время, ни место для меня ничего не значат, — прошептала она ему на ухо и ласково прикусила мочку зубами.

«А я еще думал, что у меня есть какие-то принципы…» — подумал Род.

— Послушай, — пытаясь увернуться, проговорил он, — у нас нет ни времени, ни места… — Он ахнул и скривился: рука Гвендилон легла на его рану. — Послушай, малышка, даю тебе слово: дай только выбраться отсюда, и я твой!

Гвендилон затаила дыхание, немного отстранилась, пытливо заглянула в глаза Рода:

— Правда, господин?

— Ну… — Род яростно оттолкнул ее. — Двадцать четыре часа обязуюсь исполнять все твои желания.

— Мне хватит, — кокетливо мурлыкнула Гвендилон и столь же кокетливо улыбнулась.

Род мгновение сердито смотрел на нее, потом буркнул:

— Знаешь, киска, ты бы лучше выплюнула перышки канарейки да поскорее вывела нас отсюда!

— Слушаюсь и повинуюсь, господин! — Гвендилон развернулась, взмахнула пышными юбками и легко сбежала вниз по мшистым ступеням.

Род проводил ее взглядом и, немного помедлив, бросился за ней.

Миновав три пролета, он нагнал ее, схватил, развернул и крепко обнял.

Гвендилон встретила его изумленным взглядом, который тут же сменился выражением наигранной наивности.

— Милорд, нам ведь нельзя задерживаться…

— Это нас задержит совсем ненадолго, — прошептал Род, притянув Гвендилон к себе. Губы у нее были теплые и влажные…

Она радостно вздохнула и отстранилась:

— Славно… Но зачем?

— А это задаток, — усмехнулся и подмигнул ей Род.

Гвендилон коротко рассмеялась, повернулась и потащила Рода за собой по коридору:

— Скорее! Нам надо спешить!

Род высвободил руку и проводил девушку взглядом.

Позади него послышался негромкий веселый смех.

Род обернулся и одарил Логира возмущенным взглядом.

— Старый пошляк, — проворчал он и бросился следом за Гвен.

Стены по обе стороны туннеля были скользкие, а сам туннель настолько узкий, что до стен оставалось всего-то дюйма три. Подъем по лестнице на один пролет, поворот, новый пролет, камни, покрытые слизью и влагой, просачивавшейся в подземелья из озера. На стенах — кочки бледного, белесого мха, под низко нависающим потолком — давно покинутые паучьи сети.

Одолев двенадцатый лестничный пролет, Род услышал где-то впереди журчание воды.

— Выход к озеру, — объяснила ему Гвендилон. — Мы пройдем по его краю. — Она оглянулась. — Как ваше плечо, господин Род?

— Ничего, терпимо, — проворчал он.

— Кровь еще сочится?

— Да нет, похоже, впиталась в камзол. Вот будет морока отмывать…

— Гм-м-м, — многозначительно протянула Гвен и поспешила вперед. — Значит, с этим придется потерпеть, покуда мы не доберемся до берега реки. Поспешим, господа, нам надо уйти подальше, пока нас не стали искать в конюшнях.

Род нахмурился:

— Почему? Мы разве там выйдем на поверхность?

— Нет, мы выйдем у реки, но когда враги явятся в конюшни, то обнаружат, что там нет вашего черного жеребца и пегого коня герцога.

— Да ну? — Род прокашлялся и спросил чуть громче, чем надо было бы: — И куда же, скажи на милость, подевался мой жеребец?

— Я у реки, Род, — негромко прозвучал голос Векса, — вместе с Большим Томом и двумя настоящими лошадьми.

Гвендилон собралась было ответить, но Род не дал ей сказать ни слова:

— Да-да, он у реки, и другие лошади тоже. Я знаю.

Гвен, судя по всему, немного удивилась.

— Но вот вопрос, — продолжал Род, — откуда Большой Том проведал, что нам понадобятся лошади?

Гвендилон нахмурилась и отвела взгляд.

— Я ему сказала, милорд. Просто подумала — а вдруг? Дурного-то ведь в этом ничего нет. Просто показалось мне, что они понадобятся.

— Показалось, — эхом отозвался Род. Так она еще и ясновидица? Час от часу не легче!

— Да, господин, показалось, — подтвердила Гвендилон и вдруг сбавила шаг. — Осторожнее, господа. — И она опасливо перешагнула через что-то, лежавшее на полу.

Род остановился, взглянул.

Это был маленький человеческий скелет — всего футов восемнадцать в длину, однако пропорции соответствовали телосложению взрослого человека, а никак не ребенка. Кости позеленели от плесени.

Род взглянул на Гвендилон.

— Похоже, он тут не так давно лежит, — сказал он. — Кто это такой?

— Один из тех, кого зовут Маленьким Народцем, господин, — скорбно поджала губы Гвендилон. — В этом замке с некоторых пор поселилось злое колдовство.

Рода настолько поразило то, каким тоном это было сказано, что он более внимательно присмотрелся к Гвендилон, пропустив мимо ушей возмущенное восклицание Логира.

Лицо девушки обратилось в камень, губы были горестно сжаты.

— Бедняжка, — прошептала она. — А мы даже не можем задержаться, чтобы совершить его погребение, как подобает. — Гвен отвернулась и поспешила вперед.

Род осторожно перешагнул через маленький скелет и пошел за ней.

— Что за колдовство? — поинтересовался он, нагнав девушку.

— Такое… что-то вроде… пения… в воздухе, господин, но слухом не слышно этого пения, а только разумом. Если бы мы с вами попытались пройти сквозь него, оно бы нас задержало, а вот Маленький Народец от этого пения погибал.

Род сдвинул брови:

— Пение, говоришь?

— Пение, господин. Но его не слышно ушами.

Силовое поле! Но это же невероятно! Спроси любого физика, и он скажет тебе, что…

— А давно это случилось?

— Пять лет миновало с тех пор, милорд. Тянулось это не больше месяца, а потом я одолела это колдовство, сняла чары с подземелий, но злой колдун не то не заметил этого, не то просто не стал снова напускать свои чары.

Род остановился так резко, что сзади на него налетел Логир. Он довольно долго простоял, провожая взглядом хрупкую женскую фигурку, торопливо уходящую вперед по коридору. В конце концов Род закрыл рот, сглотнул накопившуюся слюну и тронулся в путь.

Силовое поле! И когда — пять лет назад, как раз тогда, когда здесь появился Дюрер…

Род вспомнил о шкале на странном устройстве, похожем на машину времени, залюбовался пышными рыжими волосами Гвендилон, развевавшимися за ее спиной.

И она отключила силовое поле? Машина из будущего — а простая крестьянская девушка одолела ее?

Род нагнал свою подружку и взглянул на нее с нескрываемым уважением:

— А-а-а… Гвен, дорогая…

— Что, милорд? — Она посмотрела на него удивленно, но довольно и едва заметно покраснела.

Род непонимающе нахмурился. В чем дело? Ах да. Понятно. Он назвал ее «Гвен», да еще и «дорогая».

— Да, милорд, я изгнала это злое колдовство. Но Маленький Народец больше не вернется сюда, и я так думаю, что им не стоит возвращаться.

«Это точно, — подумал Род, — не стоит». Дюрер&Со вряд ли отнесутся благосклонно к крошкам-шпионам и наверняка уже понаставили для них тут всяких пренеприятных сюрпризов. Он не спускал изумленного взгляда с шагавшей впереди девушки. Похоже, у той в запасе тоже было немало сюрпризов…

— Уже недалеко, господа!

Род оторвал взгляд от Гвендилон и увидел впереди тусклое пятнышко света. Блуждающий огонек на ладони девушки угас.

Вскоре спутники вышли из поросшего мхом и травой устья туннеля и оказались под ночными небесами. Все три луны ярко светили. В нескольких ярдах отсюда текла река, берега которой заросли ивами и кипарисами. После затхлости туннеля воздух казался необычайно свежим и прохладным. Логир поежился.

— Хозяин! — послышался неподалеку негромкий окрик, и из тени под деревьями вышел Большой Том, ведя под уздцы трех лошадей.

Род схватил Гвендилон за руку и уже был готов бегом броситься навстречу Тому… но был вынужден остановиться, поскольку девушка с силой, поразительной для столь хрупкого создания, удержала его.

— Нет, милорд, — решительно заявила она. — Сначала нужно позаботиться о вашей руке.

— О которой из них? — проворчал Род, разминая здоровую руку и кривясь от боли. — Послушай, у нас времени нет…

— Рано или поздно ваша рана задержит нас в пути, — твердо проговорила Гвендилон. — Уж лучше подлечить ее сейчас, да и уйдет на это всего пара мгновений.

Род вздохнул и сдался. С интересом мужчины, знающего толк в женщинах, он проводил взглядом девушку, убежавшую к реке, гадая, что же за странное и приятное чувство поселилось в его сердце.

— Она права, — низким баритоном сказал герцог Логир и развернул Рода лицом к себе. — А теперь стисни зубы, да покрепче.

Он расстегнул камзол Рода. Род собрался было что-то возразить, но еще мгновение — и ему стало не до возражений: Логир резко распахнул камзол, сорвал с раны запекшуюся корочку, и Род издал беззвучный вопль.

— Пусть вытечет немного крови, — проворчал Логир и стащил рукав с раненой руки.

Тут как раз появилась Гвендилон с пучком какой-то травки и небольшим бурдюком. «Наверное, Большой Том приберег», — решил Род. А пять минут спустя он уже подсаживал Гвендилон в седло. Как только девушка села, Род вспрыгнул и уселся у нее за спиной. Он пришпорил Векса, и Гвендилон вздрогнула, услышав приглушенный лязг металла. А когда Веке припустил вперед бодрым галопом, девушка обернулась и устремила на Рода вопросительный взгляд.

— Вот почему я зову его Старина-Железный-Бок, — пояснил Род. — Отдохни, откинься назад. Путь предстоит неблизкий.

— Но, милорд, мне вовсе не обязательно…

— Лошадей всего три, Гвен. Кому-то же надо ехать вдвоем. Не бойся, Веке не заметит разницы.

— Но, милорд, я…

— Ну все, тише. Милорд Логир! — крикнул Род через плечо. — Поезжайте впереди, милорд, вы лучше нас знаете дорогу.

Логир молча кивнул и пришпорил своего пегого скакуна. Тот прибавил шагу и обошел Векса. Род поскакал вперед, слыша за спиной топот копыт лошаденки Тома.

— Прошу вас, милорд, но мне нет нужды…

— У нас будет время поговорить, — буркнул Род. — Меня другое волнует: след мы оставляем уж слишком заметный. Нужно как можно быстрее оказаться подальше, чтобы нас не догнали.

Гвендилон вздохнула:

— А вы оглянитесь, милорд.

Род послушно обернулся и увидел… что не менее сотни эльфов заметают их следы крошечными метлами. Мало того: эльфы еще приподнимали каждую травинку, примятую копытами коней.

Род зажмурился:

— Нет… О нет! Господи, за что? За что это мне? — Он повернулся к Гвендилон. — Гвен, это ты позвала этих… Гвен?

Седло опустело. Она исчезла.

— Гвен! — прокричал Род и резко натянул поводья.

— Честное слово, Род, — укоризненно проговорил Веке, — я должен заметить, что твоя манера управления…

— Гвендилон!!! — крикнул Род во всю глотку.

С высоты донесся крик, похожий на крик чайки.

Род запрокинул голову.

Скопа. Та самая. Он был готов поклясться. Да что там «готов»! У него и сомнений не было!

Птица снизилась и закружила над головой Рода, торопя его своим криком.

Но как она только умудрилась вложить в клекот скопы столько женственности?

Птица умчалась прочь и, летя над самой землей, устремилась вслед за конем Логира.

Вернулась, снова сделала круг над головой Рода и вновь устремилась вперед.

— Ладно, ладно, — проворчал Род. — Я тебя понял. Мне пора трогаться и перестать задерживать остальных. Веке, ступай за этой птицей. Веке? Веке!

Конь стоял на негнущихся ногах, голова его неподвижно повисла.

Что ж… Векса можно было понять. Психика Рода тоже подверглась недюжинному испытанию. Он вздохнул и нажал кнопку перезарядки робота.

Через полчаса лошадей пустили рысью, а к рассвету старый герцог уже устал настолько, что с трудом держался в седле.

Честно говоря, и Род был не в лучшей форме. Поравнявшись с герцогом, он сказал:

— Вон на том поле есть стога, милорд. Нам нужно остановиться и передохнуть. Скоро рассвет, а при свете дня нам ехать опасно.

Логир, полусонно моргая, поднял голову:

— О да, да. Конечно.

Он натянул поводья своего коня. Род и Том последовали его примеру.

Преодолев придорожную изгородь, спутники направили лошадей к ближайшему стогу. Род спешился и успел подхватить герцога, иначе бы тот без сил соскользнул наземь. Большой Том расседлал коней и пустил пастись, а Род отвел (даже скорее отволок) старого аристократа к стогу, после чего втащил его наверх.

Уложив Логира на мягкое сено, Род отошел в сторонку и еле слышно проговорил:

— Веке.

— Да, Род.

— Уведи своих сородичей подальше отсюда — куда-нибудь в такое местечко, где бы вас троих было трудно заметить, а на закате возвращайтесь сюда.

— Хорошо, Род.

Род немного постоял, прислушиваясь к удаляющемуся конскому топоту.

Опустил глаза, посмотрел на Логира. Старик крепко спал. Нервное напряжение, долгий путь верхом, не говоря уже о том, что он столько времени провел, не ведая сна.

Род забросал спящего лорда сеном, поискал глазами Большого Тома и успел заметить исчезающие в сене сапоги своего слуги. Сбрую и седла Том уже спрятал. Вскоре из сена высунулась обветренная физиономия Тома.

— Вам бы лучше спрятаться поскорей, хозяин. Скоро солнце взойдет, нельзя, чтобы нас увидели крестьяне.

— А они не подойдут к этому стогу?

— Нет. Это поле далеко от замка, так что за этим сеном явятся еще только через несколько дней.

Род кивнул, раскинул руки, подпрыгнул и съехал со стога на спине. Том уже заканчивал маскировку.

— Доброй ночи, Большой Том.

— Доброго утра вам, хозяин, — отозвался приглушенный голос из глубины стога.

Род усмехнулся, покачал головой и отправился к соседнему стогу. Взобрался наверх, утрамбовал сено так, что получилась вмятина, и, испустив блаженный вздох, улегся и вытянулся.

Но тут послышался свист крыльев, и рядом с Родом на сено опустилась скопа, легла набок… и через мгновение подле Рода уже лежала Гвендилон.

Она хитро усмехнулась и принялась распускать шнурки на корсаже.

— Двадцать четыре часа, милорд. От рассвета до рассвета. Вы дали слово повиноваться мне все это время.

— Но… но… но… — Род, выпучив глаза, смотрел на Гвендилон. Она сорвала с себя корсаж и отбросила его в сторону, затем принялась снимать блузку. — Но… должен же кто-то стоять в дозоре!

— Не бойтесь, — проворковала она. Снятая блузка взлетела вверх и упала на сено. — Об этом позаботятся мои друзья.

— Твои друзья? — рассеянно спросил Род, думая совсем о другом: он заметил, что здешняя цивилизация еще не додумалась до изобретения бюстгальтера.

— Да, Маленький Народец.

В одно мгновение к кучке снятой одежды прибавились юбка и сабо.

Когда Род высунул голову из стога, садилось солнце. Его лучи окрасили сено в алый цвет.

Род огляделся по сторонам, вдохнул прохладный, свежий вечерний воздух и с наслаждением вздохнул.

Чувствовал он себя просто прекрасно.

Он одним движением руки отшвырнул сено, вспомнил о том, как чудесно прошел день, и пробежался любовным взглядом по изгибам тела Гвендилон.

Род наклонился, и их губы соединились в долгом глубоком поцелуе. Гвен проснулась.

Род отстранился, девушка приоткрыла глаза. Губы ее тронула неторопливая, счастливая улыбка.

Она потянулась — медленно, по-кошачьи. Род поразился тому, как тут же участился его пульс, и мысленно поднял свою оценку на балл.

Гвендилон он и так уже выставил самую высокую оценку и вдруг не без тревоги поймал себя на мысли о том, что сожалеет о своем бродяжничьем образе жизни. И еще его жутко грызла совесть. Гвен заглянула в его глаза и серьезно спросила:

— Что вас печалит, господин?

— Скажи, Гвен, ты никогда не сожалеешь о том, что тобой пользуются?

Она лениво улыбнулась:

— А вы сожалеете, господин?

— Да нет… — Род нахмурился, отвел взгляд. — Но я — другое дело. Я мужчина.

— Правда? Ни за что бы не догадалась, — проворковала она, покусывая мочку его уха.

Род усмехнулся, попробовал было вернуться к прерванному разговору, но Гвен пока не желала отпускать его ухо.

— До чего же глупы мужчины, — тихонько приговаривала она. — Вы вечно болтаете о том, чего нет, вместо того, чтобы говорить о том, что есть. Прошла ночь, так надо жить нынешним утром, покуда оно длится…

Гвен смотрела на него из-под припухших век с радостью женщины, получившей то, чего она хотела.

«Ну, хватит, — подумал Род. — Я уже предостаточно расплатился за единственную попытку сдержать слово».

— Умолкни!

В конце концов, эту самодовольную улыбку с ее губ можно было стереть одним-единственным способом.

И именно этот момент Большой Том избрал для того, чтобы крикнуть:

— Хозяин! Солнце село! Пора в путь!

Род с недовольным ворчанием оторвался от Гвен.

— Этот малый на редкость пунктуален… — Он начал натягивать штаны. — Поднимайся, дорогая, пора.

— Может, не надо? — капризно спросила Гвендилон.

— Надо, — вздохнул Род. — Долг зовет — или по меньшей мере Большой Том. «Вперед, вперед, сыны отчизны! Нас Франция…» Ну, это я так.

Две ночи спутники спешили вперед, то пуская коней галопом, то переводя на шаг, и вот наконец добрались до столицы.

Когда они подъехали к мосту через реку, излучиной огибавшую город, Род изумился, завидев двоих пехотинцев, вооруженных пиками. Шел седьмой час ночи, и по обе стороны от стражников горели факелы.

— Сейчас я с ними разберусь, — негромко проговорил Большой Том и объехал герцога Логира. — Посторонитесь! — крикнул он стражникам. — Дайте проехать моим господам!

Пики, звякнув, скрестились и загородили проезд на мост.

— Кто твои господа? — вопросил один из стражников. — Мятежники или люди королевы?

— Мятежники? — нахмурился Большой Том. — Что стряслось в столице, покуда мы были юге?

— На юге? — подозрительно прищурился стражник. — Так ведь южные лорды и взбунтовались.

— Да знаем мы, знаем, — нетерпеливо взмахнул рукой Большой Том. — Мы там побывали по приказу королевы — если честно, она нас туда на разведку посылала. Мы везем королеве весть о том, что южные лорды затевают бунт, нам даже ведом день, когда они в поход выступают, но скажи, как вышло, что эти вести обогнали нас?

— Что за шутки? — возмутился Логир, подъехав вместе с Родом ближе к стражникам. — Посторонитесь, вы, и дайте дорогу благородным господам!

Стражники дружно перевели взгляд на Логира, развели пики и нацелили их острия в грудь герцога.

— Спешивайтесь и ни с места, милорд герцог Логир! — решительно, но немного испуганно возвестил первый стражник. — Нам приказано арестовать вас по приказу ее величества королевы.

А второй стражник крикнул:

— Начальник! Начальник караула!

Логир был не в силах поверить собственным ушам. Род объехал его и гневно воззрился на стражников.

— Назовите мне преступление, за которое королева приказала арестовать милорда Логира!

Взгляд стражника заметался между Родом и Логиром. Он растерянно ответил:

— За подлую измену ее королевскому величеству.

Логир от изумления раскрыл рот, но тут же взял себя в руки, сурово нахмурил брови. В свете факелов его побагровевшее лицо казалось залитым кровью.

— Я непоколебимо верен ее величеству! — вскричал он. — Приказываю вам прекратить пререкания и дать нам дорогу!

Стражник судорожно сглотнул слюну, но с места не сошел.

— Вести такие, милорд, что бунт возглавляет Логир.

— Послушай, солдатик, — проговорил Род негромко, но так, как говорит со своими подчиненными старый сержант. Взгляд стражника метнулся к нему, но пика его не дрогнула. — Ты ведь меня знаешь, — сказал Род с угрозой человека, уверенного в своей силе.

Это заявление произвело куда больший эффект, нежели возмущенные фразы Логира. Стражник нервно облизнул губы и отозвался:

— Знаю, господин.

— Кто я такой?

— Вы — господин Гэллоугласс, бывший гвардеец королевы.

— Нынешний гвардеец королевы, — все так же негромко поправил стражника Род. — Неделю назад посланный на юг с приказом охранять милорда Логира.

Логир резко вскинул голову и, сверкая глазами, взглянул на Рода.

— Мы… мы знали, что вы уехали, — промямлил стражник.

— А теперь знаете и то, зачем я уезжал, — сдерживаясь изо всех сил, продолжал гнуть свою линию Род, стараясь вбить в голову стражника мысль о том, что тому сильно не поздоровится, если он навлечет на себя гнев королевы. — Милорд Логир молит свою кровную родственницу и сюзерена, — ее королевское величество, об убежище. Она придет в ярость, если узнает, что ему в этом отказано. Дай нам дорогу.

Стражник крепче сжал пику, кашлянул и упрямо вздернул подбородок:

— Приказ таков: схватить милорда Логира и бросить его в королевскую темницу, добрый господин. Больше мне ничего не известно.

— В темницу?! — покраснев еще сильнее, проревел Логир. — За кого меня принимают? За воришку-курокрада, пойманного с поличным у плетня? Вот так королева приветствует своего верноподданного? О нет, нет! Честь Плантагенетов не могла так низко пасть! Я вырву твой лживый язык за такие речи, презренный кнехт!

Рука герцога метнулась к кинжалу, стражник попятился, но Род остановил старика аристократа.

— Успокойтесь, милорд, — негромко проговорил он. — Это Дюрер опередил нас с вестями. Королева просто не знает о том, что вы верны ей.

Логир не без труда сдержал переполнявший его гнев. Род наклонился и шепнул Тому:

— Том, ты не смог бы отыскать безопасное местечко, где можно было бы спрятать старика?

— Мог бы, хозяин, — сдвинув брови, ответствовал Большой Том. — Там, где его сын. Но зачем?..

— В Доме Кловиса?

— Да, хозяин. Чтоб выкурить их из Дома Кловиса, королеве понадобится вся ее рать и немало пороха.

— Да ну? А я бы сказал, что для этого хватило бы легкого ветерка, — пробормотал Род, — но на лучшее рассчитывать не приходится. Так что…

— Говори громче, чтобы все слышали! — прозвучал новый голос.

— Это кто-то знакомый, — сказал Род погромче и прищурился.

Пройдя мимо стражников, испытавших недюжинное облегчение, вперед вышел сэр Марис.

— Славно, славно, Род Гэллоугласс! Ты доставил и передал в наши надежные руки самого опасного бунтовщика!

Логир был готов испепелить Рода яростным взглядом.

— Не переговаривайтесь между собой, — предупредил сэр Марис. — Я запрещаю вам это. И повинуйтесь моим приказаниям, ибо все вы на прицеле у дюжины арбалетчиков.

Логир выпрямился в седле — стройный, величавый старик. Лицо его приобрело выражение горделивой покорности судьбе.

— Их целая дюжина, говорите? — усмехнулся Род сэру Марису краешком губ. — Всего дюжина для того, чтобы убить Логира? Любезный сэр Марис, в своем ли вы уме?

Окаменевшая маска на лице Логира дала трещину. Он озадаченно взглянул на Рода.

А Род спешился и шагнул к мосту.

— Сэр Марис, сэр Марис, — укоризненно качая головой, произнес он. — Любезный сэр Марис, это ведь подумать только… — Тут он резко обернулся и громко крикнул: — Поворачивайте и скачите отсюда! Мигом!

Сэр Марис и его подчиненные оторопели, раззявили рты, а Большой Том и герцог живо поворотили коней и поскакали прочь. Мгновение спустя на то место, где только что стояли лошади, упали стрелы арбалетчиков.

Только один из стрелков оказался проворнее своих товарищей: его стрела ударилась о круп Векса и, отскочив, упала в реку.

На миг наступила сдавленная тишина, затем лучники испуганно зашептались, по их рядам прокатился ропот:

— Колдовская лошадь! На ней заклятье!

— Следы заметай, Веке, — еле слышно распорядился Род, и его огромный черный скакун встал на дыбы, яростно взбил воздух копытами, развернулся и в одно мгновение исчез в ночном мраке. Вдали стих цокот его могучих копыт.

Род мрачно усмехнулся. Он знал, что след, оставленный Вексом, так перепутается со следами коней герцога и Большого Тома, что даже самый лучший повар, искушенный в приготовлении спагетти, эти следы не распутает.

Род поднял глаза к небу. В свете факелов разглядеть что-либо было трудновато, но ему послышался негромкий клекот скопы.

Он улыбнулся, на сей раз более добродушно. «Пусть Катарина попробует арестовать старика. Пусть только попробует».

Затем он с кислой усмешкой обернулся к сэру Марису.

Старый рыцарь мужественно старался придать своей физиономии гневное выражение, но страх в его глазах был красноречив, как телевизионная реклама. Дрожащим голосом он проговорил:

— Род Гэллоугласс, ты помог бежать мятежнику.

Род молчал, весело сверкая глазами.

Сэр Марис сглотнул подступивший к горлу ком и продолжал:

— За наглую и подлую измену ее королевскому величеству королеве Грамерая, Род Гэллоугласс, я обязан арестовать тебя.

Род учтиво склонил голову:

— Попытайтесь.

Стражники в страхе зароптали и попятились. Никто не желал связываться с чародеем.

Сэр Марис успел схватить одного из стражников за руку:

— Эй, ты! Солдат! Ну же, солдат! Беги и отнеси весть королеве! Скажи ей о том, что тут творится!

Стражник рванул с места в карьер, явно несказанно радуясь возможности поскорее смыться.

Сэр Марис вернулся взглядом к Роду.

— Теперь ты должен явиться на суд королевы, господин Род Гэллоугласс.

«Ого! — отметил не без удовольствия Род. — Я уже господин? Это что-то новенькое!»

— Пойдешь ли ты сам, по доброй воле, — осторожно поинтересовался сэр Марис. — Или я должен силой отвести тебя?

Род еле сдержался от смеха — настолько потешным казался ему испуг в голосе старого рыцаря. Заработанная репутация сулила ему явные преимущества.

— Я пойду по доброй воле, сэр Марис, — ответил Род и шагнул вперед. — Ну, пойдемте?

В глазах сэра Мариса отразилась нескрываемая благодарность. Неожиданно его потянуло на откровенность.

— Не завидую я тебе, Род Гэллоугласс. И зря ты, на мой взгляд, так хорохоришься. Тебе предстоит разговор по душам с королевой, а ты сам знаешь, какой у нее язычок.

— Знаю, как не знать, — согласился Род. — Да только и у меня есть что сказать ей, верно? Ну, так пошли, сэр Марис.

К несчастью, путь до замка дал Роду время поразмыслить над поведением Катарины, и к тому моменту, когда они с сэром Марисом подошли к королевским покоям, Рода буквально трясло от злости.

Вдобавок (что отнюдь не способствовало поднятию духа) оказалось, что за работу взялась комиссия по встрече в составе двоих стражников и гонца, высланного вперед. В грудь Рода нацелились две пики.

Процессия остановилась.

— И что же, — ледяным тоном произнес Род, — это означает?

Гонец, заикаясь, возвестил:

— К-королева в-воспретила ч-чародею входить в ее п-покои б-без оков.

— Ага. — Род на миг поджал губы, затем, чуть приподняв бровь, учтиво осведомился: — Стало быть, меня собрались заковать в кандалы?

Гонец кивнул, еле живой от страха.

Род отшвырнул от себя пики, со стуком упавшие на пол, ухватил гонца за ворот и отшвырнул прямо на бросившихся к нему стражников. Затем он пнул дверь с такой силой, что она сорвалась с прочнейших металлических петель, не церемонясь, наступил на нее и маршевым шагом прошествовал в покои королевы.

Катарина, лорд-мэр столицы и Бром О’Берин, сидевшие за столом, на котором была расстелена большая карта, в испуге вскочили на ноги.

Бром ловко прыгнул и встал на пути у Рода:

— Какой демон овладел тобою, Род Гэллоугласс, что ты посмел…

Но Род уже обошел карлика и, не сбавляя шага, двигался к столу.

Дойдя до стола, он остановился и устремил на королеву взгляд, от которого она запросто могла бы обратиться в льдышку.

Катарина попятилась, прижала руку к шее — воплощенный страх и растерянность.

Бром вспрыгнул на стол и громогласно вопросил:

— Что означает это дерзкое вторжение, Род Гэллоугласс? Поди прочь и не смей входить, покуда королева не призовет тебя!

— Я бы предпочел не являться перед ее королевским величеством в оковах, — чеканя слова, отозвался Род. — И я не допущу, чтобы благороднейшего и достойнейшего из дворян швырнули в грязную, кишащую крысами темницу вместе с низкими воришками!

— Ты не допустишь? — в гневе выдохнула Катарина.

— Да кто ты такой, чтобы здесь распоряжаться! — взревел Бром. — В тебе нет даже жалкой капли благородной крови!

— В таком случае я позволю себе заключить, что благородная кровь порой сочетается с неблагородными поступками, — небрежно бросил Род, рывком отодвинул в сторону стол и шагнул к королеве. — Я почитал вас благородной особой, — с насмешкой проговорил он. — Но теперь я вижу, что вы ополчились против своей родни, против того, кто заменил вам отца! О да, вступив в схватку с любым из ваших вельмож, вы неизбежно бросаете вызов кровнику, но драться с родным дядей?! Одумайтесь, женщина! Да будь он даже злейшим убийцей, и то вам подобало бы отнестись к нему с почетом и уважением, коего требует его высокий титул! Не темницу вы должны были предложить ему, но лучшие из ваших покоев — вот ваш долг крови! — Род оттеснил Катарину к камину, он говорил, глядя ей прямо в глаза: — Да-да, будь он убийцей, вы бы, несомненно, оказали ему подобающие почести! Но нет, он совершил более страшное, на ваш взгляд, преступление: он выказал несогласие с вашими высокомерными, жестокими законами и еще более разгневал вас тем, что с честью и достоинством не ответил на ваши хорошо продуманные обвинения. Он не желает уронить своей чести в то время, когда страной правит мстительная, взбалмошная, капризная девчонка, наделенная титулом королевы, но при том лишенная любых добродетелей. И за это, только за это он стал преступником и изгоем?

— Умолкни, презренный! — выдавила Катарина, смертельно побледнев. — Как ты смеешь так разговаривать с леди?

— Тоже мне — леди! — презрительно фыркнул Род.

— Урожденной леди! — отчаянно, испуганно вскрикнула Катарина. — Неужто ты тоже изменил мне? Ты ли глаголешь устами Дома Кловиса?

— Пусть я говорю, как крестьянин, но вы ведете себя никак не лучше! И теперь мне понятно, почему все отворачиваются от вас, ибо вы без зазрения совести отвернулись от Логира — единственного изо всех лордов, что остался верен вам!

— Верен?! — вскричала Катарина. — Он верен мне? Он, возглавивший бунтовщиков?

— Ансельм Логир возглавил бунтовщиков! Только ради того, чтобы сохранить вам верность, старый герцог отрекся в пользу своего сына!

Нескрываемый ужас и чувство вины зародились в глазах Катарины. Род горько усмехнулся и, отвернувшись, отошел — пусть королева осознает всю глубину своей ошибки. За спиной его послышался тяжкий шелестящий вздох. Бром бросился на помощь к своей повелительнице. Скрипнул стул — значит, Бром усадил королеву.

Лорд-мэр смотрел мимо Рода, широко раскрыв глаза. Род кашлянул, взгляд мэра метнулся к нему. Род кивком указал мэру на дверь. Тот в растерянности перевел взгляд на королеву. Род недвусмысленно положил руку на рукоятку кинжала. Мэр заметил это, побледнел и бросился наутек.

Род обернулся к смертельно напуганной девушке.

Бром, стоявший подле Катарины, одарил Рода взглядом полным ненависти и прорычал:

— Уймись! Неужто ты не ранил ее слишком глубоко!

— Пока нет, — сказал Род как отрезал и поджал губы. Он снова шагнул к королеве и продолжал: — Этот благороднейший, честнейший человек, герцог Логир, ваш родной дядя, из любви к вам восстал против всей аристократии Грамерая и даже против собственного сына! — Голос Рода сорвался. Катарина в страхе смотрела на него. — И повинны в этом вы. Это вы издавали необдуманные указы, у вас напрочь отсутствуют такт и дипломатия, и именно из-за этого Ансельм ополчился против собственного отца. У герцога было двое сыновей, и вы лишили его обоих!

Катарина отчаянно замотала головой. Губы ее произносили беззвучные возражения.

— Но он все равно остался верен вам! — негромко проговорил Род. — Он верен вам, хотя за это ему грозила смерть. Он был на волосок от гибели!

Взгляд королевы был полон ужаса.

Род похлопал себя по раненому плечу:

— Вот куда пришелся удар клинка, который целил в его сердце. И все же только чудо да помощь одной колдуньи, которая не пользуется вашей благосклонностью, помогли мне спасти герцога и живым и невредимым привезти в столицу!

Бром запрокинул голову и пытливо всмотрелся в глаза Рода. Род нахмурился и продолжал:

— Итак, я сопроводил его сюда, сам будучи в великой опасности. И что же я вижу? Его собрались бросить в темницу! Однако и здесь ему отказано в почестях, приличествующих его высокому титулу! Вы готовы приравнять его к простолюдинам и швырнуть в грязную каталажку!

Ради вящего эффекта Род помедлил, тайно гордясь последней тирадой.

Но видимо, он несколько переусердствовал. Катарина овладела собой, вздернула подбородок, утерла набежавшие слезы.

— Перед моими законами, подданный, все равны!

— О да, — согласился Род. — Однако это означает, что вы обязаны обращаться с крестьянином, как с лордом, но не наоборот! — Он склонился, приблизил лицо к лицу Катарины. — Скажите мне, королева, почему Катарина всех так ненавидит?

Это было неправдой. Она ненавидела только лордов. Но в глазах королевы отразились не только гнев, но и очевидные сомнения в собственной правоте.

Правда, ей все же удалось еще на дюйм приподнять подбородок и заявить:

— Я королева, и все должны склоняться перед моей властью!

— Склоняются, все и склоняются! До тех пор, пока вы не отвешиваете им пощечин! Тогда вам дают сдачи! — Род отвернулся, уставился на пламя в камине. — И не могу сказать, чтобы я винил тех, кто так поступает, когда вы лишаете их свободы.

Катарина возмутилась:

— Свободы? Что ты такое говоришь, подданный? Я только тем и занимаюсь, что стараюсь дать закрепощенным больше свобод!

— Ага, стараетесь, — кисло ухмыльнулся Род. — Но как вы это делаете? Вы только еще сильнее привязываете их к себе. Обкрадываете их сегодня, чтобы завтра щедро одарить? — Род ударил кулаком по подлокотнику стула, на котором сидела королева. — Но завтра не наступит никогда, разве вы этого не видите? В вашей стране слишком много зла, и сколько его ни искореняй, всегда найдется новое зло, и слово королевы должно быть непререкаемым законом — приказом для войска сражаться со злом. — Род медленно отнял руку, глаза его яростно сверкали. — И потому он не настанет никогда — тот день, когда вы даруете своим подданным свободу. В вашей стране никто не будет свободен — кроме королевы.

Он заложил руки за спину и принялся расхаживать по комнате.

— Это ведь штука непростая — свобода… Если у одного человека ее больше, то у другого неизбежно меньше. Если один отдает приказы, другой обязан эти приказы исполнять. — Род поднял руку, медленно сжал пальцы в кулак. — И вот, мало-помалу, вы отбираете у людей свободу, дабы они повиновались малейшей из ваших прихотей. Вы станете обладать полной свободой — сможете делать все, что вашей душеньке угодно, но только вы и будете свободна. А для народа у вас свободы ни капли не останется. Все достанется одной Катарине. — Род разжал кулак и коснулся горла королевы. — Но человек не способен жить, не имея хоть малой толики свободы, — прошептал он. — И люди либо добьются свободы, либо погибнут в борьбе за нее. — Его пальцы медленно сжались. — Они восстанут против вас, их объединит борьба с общим врагом — с вами. А потом они выжмут из вас свою свободу — вот так, медленно, по капле…

Катарина вцепилась в руку Рода, пытаясь оторвать ее от своего горла. Бром бросился было ей на выручку, но Род уже отнял руку.

— Вас повесят на воротах вашего замка, — прошептал он. — А править вместо вас станут лорды. Все ваши труды пойдут насмарку. Можете даже не сомневаться, что все будет именно так, ибо такова судьба всех тиранов.

Катарина запрокинула голову. Глаза ее были полны жуткого страха. Она судорожно вдохнула и отчаянно замотала головой.

— Нет, нет, я не такая! — наконец выкрикнула она. — Нет! Я вовсе не тиран!

— Всегда были тираном, — негромко поправил ее Род. — С самого рождения. Вы всегда тиранили тех, кто окружал вас, вот только не осознавали этого до сих пор.

Род отвернулся, снова заложил руки за спину.

— Но теперь вы знаете это, знаете также, что во вспыхнувшем бунте вам некого винить, кроме себя самой. Вы упорно подталкивали лордов к мятежу — на благо народа, как вы об этом говорили. — Род оглянулся через плечо. — Но быть может, вы это делали для того, чтобы поглядеть, кто из них скажет вам «нет»? Чтобы убедиться, кто из них — настоящие мужчины?

Презрительная усмешка скривила губы Катарины.

— Мужчины! — фыркнула она. — В Грамерае не осталось мужчин — одни мальчишки, готовые стать игрушками в женских ручках!

Род криво усмехнулся:

— О нет, мужчины здесь еще водятся. Они есть на юге, есть и в Доме Кловиса — по крайней мере один. Они мужчины, моя королева, но они истинные джентльмены, любящие свою королеву и неспособные ополчиться против нее.

Катарина опустила ресницы. На губах ее играла презрительная улыбка.

— Я же сказала: мужчин в Грамерае не осталось.

— А я вам говорю: они — настоящие мужчины, — спокойно, даже чересчур спокойно отозвался Род. — И они выступили в поход на север, дабы доказать это.

Катарина, не мигая, уставилась на него, затем медленно откинулась на спинку стула.

— Ах, так, значит, они идут на север? Что ж, в таком случае я встречу их на Бреденской равнине. И все же среди них нет ни одного, кого я назвала бы мужчиной. Презренные скоты, все до одного.

— Ну, конечно, кто спорит, вы встретите их. — Род насмешливо, приторно улыбнулся. — Но что у вас будет за войско? И кто им будет командовать?

— Я буду командовать! — с горячностью выпалила Катарина. — Я и Бром. У нас будет пять сотен королевских гвардейцев и семь сотен воинов и еще три дюжины рыцарей.

— Шестьдесят рыцарей! — скорбно покачал головой Род. — Да ведь этого южным рыцарям будет мало даже для того, чтобы слегка размяться перед атакой! Шестьдесят рыцарей? А сколько их всего в вашем королевстве? Все остальные — против вас! И двенадцать сотен пехотинцев против тысяч мятежников!

Катарина судорожно сжала подлокотники, чтобы не было заметно, как у нее дрожат руки. Кровь отхлынула от ее лица.

— Мы победим, защищая честь Плантагенетов и Грамерая, или умрем!

— Что ж, стало быть, мне предстоит увидеть, как гибнут в бою лучшие люди вашей страны, — сквозь зубы проговорил Род. — Вот только пока они не с вами, ваше величество.

— Умолкни! — рявкнула Катарина, закрыла глаза, склонила голову. Костяшки ее пальцев, сжимавших подлокотники, побелели.

Она встала — снова гордая и сдержанная. Род не мог не восхититься ее умением брать себя в руки.

Катарина села за стол, придвинула к себе лист пергамента, взяла перо, что-то написала, свернула пергамент и протянула Роду.

— Отнеси это моему дяде Логиру, — приказала она. — Это приказ явиться ко мне, который послужит ему охранной грамотой. Ибо я так думаю, что все, кто верен мне, теперь должны быть рядом со мною.

Род взял у Катарины свиток и методично скомкал его в кулаке, после чего, не сводя глаз с королевы, швырнул в огонь.

— Вы напишете письмо герцогу, и я это письмо ему доставлю, — сказал он голосом, холодностью подобным льдам Антарктиды, — но в письме своем вы должны просить его оказать вам любезность почтить вас визитом.

Катарина вздрогнула, надменно вздернула подбородок. Род поспешно сбавил тон и, улыбнувшись, проговорил:

— Ну, полно, полно, моя королева! Вы ведь и так владеете полной свободой, так разве вам жалко потратить хоть крошечную ее частицу на маленькую любезность? — Глаза его потемнели, улыбка исчезла. — Или вы снова поддадитесь мелочной гордыне, дабы ваша свобода стала предметом торговли? — Род шагнул ближе к столу, грозно встал рядом с Катариной. — Кто заплатит за вашу гордыню, моя королева? Ваш народ? Или вы?

Катарина была готова испепелить Рода гневным взором. Однако что-то в его речах заставило ее задуматься. Она опустила глаза и несколько мгновений сидела не шевелясь. Потом взяла новый кусок пергамента и принялась писать.

Дописав письмо, она сложила пергамент, приложила к нему печать и подала Роду. Он взял письмо, отвесил королеве сверхучтивый поклон, развернулся на каблуках и направился к двери.

Не успев переступить порог, он краешком глаза заметил, как что-то мелькнуло вдоль плинтуса. Род обернулся и увидел, как под гобелен нырнула мышь и затаилась там.

Род стиснул зубы, в два шага оказался возле гобелена, приподнял его.

Мышь смотрела на него очень большими, очень зелеными и слишком умными глазами.

— Терпеть не могу шпионов, — сообщил мыши Род.

Мышь вздрогнула, однако не убежала.

Внезапная мысль мелькнула у Рода. Его суровый взгляд смягчился. Он бережно взял мышь, поднял повыше и заглянул в ее глаза со всей нежностью, на какую только был способен, — а это было нелегко, поскольку зол он был не на шутку.

Он покачал головой:

— Уж не думала же ты, что мне и тут понадобится помощь?

Мышка опустила голову. Усики ее едва заметно дрогнули.

— О боже… — прошептала Катарина. — Этот человек одержим!

— Ваше величество, — задумчиво отозвался Бром, понимающе блеснув глазами, — вы, пожалуй, более правы, чем сами о том догадываетесь.

Род быстро прошагал по подъемному мостику, резво сбежал с холма и углубился в ельник.

— Веке, — негромко окликнул он.

— Я здесь, Род, — послышался отзыв, и из-за деревьев вышел величавый черный стальной конь.

Род улыбнулся и любовно потрепал металлической бок своего верного товарища.

— А как ты, интересно, узнал, что я пойду этой дорогой?

— Элементарно, Род. Анализ типа твоего поведения в сочетании с тем фактом, что этот ельник расположен в непосредственной близости от…

— Проехали, — проворчал Род. — Большой Том отвез Логира в Дом Кловиса?

— Ответ утвердительный.

Род кивнул:

— В нынешних обстоятельствах, пожалуй, для герцога это самое безопасное место. Но какое унижение для титулованной особы!

Он вспрыгнул в седло, сунул руку за край камзола и вытащил оттуда маленькую мышку. Та с обожанием смотрела на него.

— Ладно, — вздохнул Род. — Похоже, совершенно бесполезно тебя воспитывать. Ты все равно все сделаешь по-своему.

Мышка опустила глазки, стараясь придать себе виноватый и пристыженный вид, но при этом усики ее довольно топорщились.

Она потерлась головкой о ладонь Рода.

— Подхалимаж тебе ничего хорошего даст, — проворчал Род. — А теперь слушай меня внимательно. Я еду в Дом Кловиса, отправляйся-ка и ты туда же. Это приказ.

Мышка смотрела на него широко открытыми невинными глазками.

— И думаю, этот приказ ты исполнишь, — продолжал Род, — поскольку ты и сама туда собиралась, не правда ли? Но послушай… — В голосе его появились нотки беспокойства. — Будь осторожна, ладно?

Он поднес мышку к губам и нежно чмокнул в носик.

Та подпрыгнула на его ладони, весело заплясала, кувыркнулась, подпрыгнула выше, и ее лапки превратились в крылья, хвостик оперился, носик вытянулся, превратился в клюв, и вот уже на ладони у Рода с лапки на лапку переступал крапивник.

Род ахнул от удивления.

— Ну да, — выдавил он немного погодя. — Понимаешь, трудновато к этому привыкнуть. Ну, ничего, со временем освоюсь.

Птичка упорхнула с его ладони, описала круг у него над головой, зависла в воздухе и наконец стрелой устремилась ввысь.

Род проводил крапивника глазами и пробормотал:

— Как думаешь, а на этот раз она все сделает, как я ей сказал, а, Веке?

— Сделает, — ответил робот каким-то странным тоном.

Род искоса глянул на величавую черную голову:

— А я думал, роботы смеяться не умеют.

— Кто-то из нас ошибался на этот счет.

— Вперед, — распорядился Род и вогнал каблуки в стальные бока своего скакуна. Тот поскакал вперед стремительным, методичным галопом. — А что мне еще было делать? — проворчал Род.

— С этой дамой, — отозвался Веке, — делать тебе было нечего. Но ты не переживай, Род. Тактика поистине блестящая. К ней и многие короли прибегали.

— Угу, — задумчиво буркнул Род. — И в конце концов, это ведь немаловажно — когда тебе повинуются, верно?

Веке, беззвучно ступая микропористыми подушками, на полном скаку влетел в залитый лунным светом внутренний дворик и резко остановился. Род ударился грудью о затылок коня.

— Уйййй! — Он скривился от боли и откинулся назад. — О, моя ключица! Слушай, Веке, ну ты хоть бы предупреждал, когда собираешься так резко тормозить, а? Для тебя инерция — это так, пустячок, а мне из-за нее порой достается по самому больному месту.

— Это по какому же, Род?

— Не будем уточнять, — проворчал Род и спешился. — Скажем так: я только что понял, почему кавалеристы пользовались седлами с разрезом.

Он зашагал по двору и по пути взглянул на одну из лун. Луна висела низко над горизонтом. До рассвета оставалось совсем немного.

Он постучал в дверь. За нею что-то зашаркало, и дверь открылась. На пороге возникла изуродованная, горбатая фигура Пересмешника.

— Чего желаете, милорд?

Не следовало показывать ему, что Род в курсе всех его грязных делишек. Он решительно переступил порог, как бы не особо замечая присутствие горбуна.

— Отведи меня к лорду Логиру, приятель.

— Слушаюсь и повинуюсь, милорд. — Пересмешник опередил Рода и распахнул перед ним следующую дверь. Род вошел, на ходу стягивая с рук перчатки… и оказался лицом к лицу с вставшими плотным тройным полукольцом нищими и воришками, вооруженными ножами и дубинками.

Они злобно скалились, глаза их голодно сверкали, время от времени кто-то из них плотоядно облизывался.

Физиономии у них были грязные, изуродованные бесчисленными шрамами и прыщами, одеты они были в драное рубище, но при этом ножи у них были в превосходном состоянии.

Род сунул перчатки за пояс, принял стойку карате и развернулся к Пересмешнику. Рядом с тем уже выстроились пять-шесть весьма репрезентативных образчиков отбросов общества.

— Я пришел сюда с миром, — не моргнув глазом, заявил Род.

— Да что ты говоришь? — осклабился Пересмешник, обнажив кровоточащие десны, и каркающе расхохотался. Глаза его полыхнули ненавистью. — Так назови себя, лордишка!

Род нахмурился:

— Назвать себя? В каком смысле?

— За кого ты? За лордов, за королеву или за Дом Кловиса?

— Хватит языком трепать! — рявкнул Род. — Терпеть не могу, когда меня пичкают всякой требухой. Меня уж того гляди вытошнит! Отведи меня к Логиру, и немедленно!

— О, конечно, отведем, как не отвести? Сейчас, милорд, не извольте гневаться, сию секундочку и отведем! — Он потер руки, злорадно осклабясь. Глянул на кого-то поверх плеча Рода и кивнул.

Род повернулся, но получил страшнейший удар по затылку. Из глаз у него посыпались искры, а потом навалилась полная, непроницаемая чернота.

Он не знал, сколько времени прошло, но вот друг за другом появились ощущения: розоватый свет, боль, звук тысячи расстроенных контрабасов, которые кто-то настраивал у него в голове.

Миновало какое-то время, и Род почувствовал прикосновение чего-то холодного и скользкого к щеке и догадался, что розовый свет — это свет солнца, проникающий, сквозь его сомкнутые веки.

Боль перестала растекаться по телу и сосредоточилась в голове. Род скривился, предпринял героическое усилие и приоткрыл глаза, после чего снова скривился от боли.

Перед глазами все плыло, никак не желало принимать четких очертаний — только свет солнца и разноцветные пятна.

Скользким оказался мох у его щеки, холодным — камень, на котором рос этот мох.

Род с силой оттолкнулся руками. Скользкая поверхность уплыла в сторону, голова у него закружилась, он снова уперся в камень руками, чтобы не упасть. Его жутко мутило.

Он потряс головой, зажмурился от боли, потом решился моргнуть несколько раз подряд. Веки царапались о глазные яблоки, словно те стали шершавыми, но вот наконец в глазах у Рода немного прояснилось, и взгляд его остановился на… лице Туана Логира.

Туан сидел, прислонившись спиной к черному выщербленному камню. В камень были вбиты тяжелые железные скобы. Идущие от них цепи заканчивались кандалами, а кандалы обхватывали запястья и лодыжки Туана. Он сидел на кипе грязной гнилой соломы, освещенный тусклым, безрадостным лучом солнца.

Туан усмехнулся с насмешкой столь же тяжелой, сколь опутывавшие его оковы, приподнял руку в приветствии. Звякнули цепи.

— Добро пожаловать.

Род отвел взгляд, осмотрелся. У стены сидел и старик герцог, прикованный рядом с сыном.

— Не могу приветствовать тебя тепло, Род Гэллоугласс, — тяжело выговорил старик. Взгляд его был тосклив и мрачен. — В хорошенькое же убежище отвел меня твой слуга!

Измена! Не следовало доверять Большому Тому.

— Большой Том, ах ты…

— Я здесь, хозяин.

Род повернул голову и увидел возле дальней стены Большого Тома — точно так же закованного в цепи, как и все остальные.

Том печально улыбнулся, устремил на своего господина полный тоски взгляд, какой бывает у собак породы бладхаунд, и сказал:

— Я-то думал, вы нас вызволите, хозяин, а глядишь — и вы здесь, и вас заковали, как и всех нас.

Род негромко выругался, опустил глаза. Его запястье было оковано толстым ржавым железным обручем. Точно такие же обручи обхватывали его лодыжки и второе запястье.

Род взглянул на Тома, усмехнулся, поднял руку, позвенел цепью:

— А ты слыхал когда-нибудь о том, что каменные стены — это еще не тюрьма?

— Кто так сказал, тот большой дурак, — горько вымолвил Том.

Род поднял глаза к небольшому зарешеченному окошку, прорубленному в стене чуть не под самым потолком. Только в него и проникал свет, озаряя тюремную камеру шириной футов десять, пятнадцать длиной и десять высотой. Отсыревшие камни повсюду поросли мхом, на полу валялись кучи гниющей соломы.

Единственным, так сказать, украшением служил скелет, обтянутый высохшей кожей и прикованный к стене, как и живые узники.

Род угрюмо уставился на безмолвного сокамерника.

— Ну и к чистюлям же мы угодили… Могли бы хоть кости перетащить в соседнее помещение. — Род снова перевел взгляд к окну. — Веке, ты где?

— Я в самом грязном и безобразном стойле, какое мне когда-либо доводилось лицезреть, — отозвался робот. — Кроме меня, тут еще пятеро лошадей. Это рядом с цехом, где делают клей. Скорее всего мы должны стать основой кавалерии Дома Кловиса, Род.

Род негромко прищелкнул языком:

— А скажи-ка, Веке, там нигде не пробегала, случайно, мышка такая… с зелеными глазками?

— Нет, Род, не пробегала. Но у меня на голове птичка сидит. Крапивник.

Род усмехнулся:

— Спроси-ка, Веке, у этой птички, умеет ли она управляться с холодным железом.

— Но как мне с ней заговорить, Род?

— Транслируй свою речь на частоте человеческих мыслей, естественно. Она же телепатка, тупая ты машина!

— Род, я вынужден сделать тебе замечание. Я категорически возражаю против грубых инсинуаций и намеков на мои возможности в областях, которые лежат за пределами заложенных в меня программ…

— Ну, ладно, прости, виноват! Ты гений, ты вундеркинд, Эйнштейн! Но ты все-таки задай ей этот вопрос, ладно?

Последовала пауза, затем Род расслышал негромкое чириканье.

— Это кто там расчирикался, Веке?

— Гвендилон, Род. Это она так бурно реагирует на новый для нее способ телепатического общения с лошадью.

— Хочешь сказать, что она чуть не свалилась с твоей буйной головушки? Но сказать-то она сказала хоть что-нибудь?

— Конечно, Род. Она говорит, что уверена в том, что ты — чародей.

Род застонал и возвел глаза к потолку.

— Послушай, ты ее постарайся по-деловому настроить, а? Спроси, может она избавить нас от этих цепей и перепилить решетку на окне?

Последовала новая пауза, затем Веке проинформировал Рода:

— Она говорит, что у нее нет власти над холодным железом, как и у любого из знакомых ей эльфов и ведьм. Она предлагает прибегнуть к услугам кузнеца, но боится, что это не слишком практичное предложение.

— О боги!.. Ладно, скажи ей: я рад, что она не утратила чувства юмора. И спроси, как же она, проклятие, намеревается вытащить нас отсюда?

— Она говорит, что бранные выражения употреблять ни к чему. Род.

— Я же тебя не просил передавать сказанное мной слово в слово!

— Она думает, что вас смог бы освободить принц эльфов. Она думает, что он придет вам на выручку, но он находится на некотором расстоянии отсюда, так что придется немного потерпеть.

— Но ведь эльфы не могут прикасаться к холодному железу!

Очередная пауза. Затем Веке сообщил:

— Она говорит, что принц эльфов — как бы не совсем эльф, что он наполовину человек.

— Только наполовину?.. Минутку, минутку! То есть он полуэльф-получеловек?

— Именно так, Род.

Род попытался представить себе, каким же экзотическим образом могли зачать младенца эльф восемнадцати дюймов ростом и земная женщина, или наоборот, но так и не представил.

— Теперь она отбывает, Род, чтобы позвать его, и вернется так быстро, как только сможет. Она призывает вас к терпению и стойкости.

— Куда уж больше! — буркнул Род. — Ладно, передай ей, что я ее… Нет, просто скажи, что я ей очень признателен.

Вроде бы ему послышался еле слышный вздох. Робот чуть разочарованно отозвался:

— Я ей передам, Род.

— Спасибо, Веке. Ты там тоже не скучай.

Род вернулся взглядом к товарищам по несчастью. Сын и отец Логиры в испуге прижались к стене и смотрели на него с нескрываемым страхом.

— Он разговаривает сам с собой, — пробормотал Туан. — Он одержим, этот человек!

— Что-то в этом духе я уже слышал… — задумчиво проговорил Род.

— Но так, — опасливо вымолвил Логир, — разговаривают одни только безумцы!

Большой Том негромко хохотнул:

— Да нет, милорды. Этот человек беседует с духами.

Род вяло усмехнулся:

— С чего это вдруг ты так развеселился, Большой Том?

Верзила потянулся, звякнули его цепи.

— Да подумал было, что вас и вправду поколотили шибко, хозяин. Теперь вижу — вы в добром здравии.

— Ты зря так радуешься, Том. Холодное железо, братец мой, это, понимаешь, такая штука — его не так просто расколдовать.

— Да что ж тут не понять. — Большой Том лениво опустил веки. — Только вы обязательно придумаете, как это сделать.

Он сцепил руки на животе, откинулся к стене и вскоре безмятежно захрапел.

Род улыбнулся, посмотрел на Логиров, кивком указал на Тома:

— Вот вам пример уверенности. Покуда я продумываю план нашего спасения, он мирно посапывает.

— Будем надеяться, что его вера в вас не напрасна, — сказал Туан, с сомнением поглядывая на Рода.

— Будем, — мрачно отозвался Род и кивнул герцогу. — Возобновляете знакомство?

Логир улыбнулся:

— Я несказанно рад видеть моего сына, хотя и ожидал, что встреча наша будет несколько иной.

Туан хмуро уставился на свои закованные в кандалы руки.

— Печальные вести поведал мне отец, печальные и постыдные. — Он поднял к Роду глаза, полные праведного гнева. — О да. Я знал, что брат мой — человек злой и рвущийся к власти, но никогда я не думал, что он унизится до измены.

— О, не стоит так строго судить беднягу. — Род прислонился к стене и устало прикрыл глаза. — Его околдовал Дюрер. А уж если он своим колдовством отца того и гляди грозил опутать, так что же дивиться тому, что он так преуспел с сыном?

— Верно, — со вздохом согласился Туан. — Сам же я пал жертвой Пересмешника.

— О? — Род приоткрыл один глаз. — Стало быть, вы наконец все поняли?

— О да! Он притворнейший из злодеев! Будет вам кланяться и льстить, а его подручный в это время украдет ваш кошелек. Вот так он обошелся со мной!

Род поджал губы.

— Это он уговорил вас стать во главе нищих?

— Он, — тяжело кивнул Туан. — Поначалу я хотел только одного: избавить их от голода и холода, но он уговорил меня задуматься о том, чтобы создать из нищих войско для защиты королевы. А все, что я слышал и видел на юге, заставило меня уверовать в то, что такое войско вполне может понадобиться.

Старый герцог хрипло кашлянул.

— Прости, отец, — сказал Туан, склонив голову. — Но я понимал, что даже тебе не удастся долго сдерживать их. Но я никак не ожидал, — срывающимся голосом проговорил он, — измены от Ансельма.

Род пошевелился. Сидеть в оковах было положительно неудобно.

— Ну… как я уже сказал, его нельзя судить слишком строго. Если на то пошло, он все же пытался помешать Дюреру убить вашего батюшку.

Род вытянул ноги и скрестил их.

— Итак… Когда Пересмешник узнал о том, что юг вооружился и готов выступить в поход на столицу, он решил, что пора взять все в свои руки и свергнуть королеву. Верно?

— Верно. — Туан скривился так, словно впервые в жизни отведал чистого вермута. — А когда я возразил и сказал, что пробил час защитить королеву, он назвал меня изменником, и… — он умолк, говорить ему было явно тяжело, — и один из нищих был готов убить меня на месте. Но Пересмешник не желал и слышать об этом, и меня бросили сюда и теперь морят голодом. — Туан взглянул на Рода и нахмурился. — И ведь это очень странно, Род Гэллоугласс. Ведь, по идее, ему следовало самолично расправиться со мной.

— Нет. — Род прикрыл глаза, покачал головой. — Ему нужен кто-то, кто стал бы марионеточным королем после свержения Катарины.

— Нет, не король им нужен, — вздохнул Туан. — Он твердит, что у нас впредь никогда не будет короля, а будет кто-то вроде вождя, которого будет избирать народ.

— «Кто-то вроде вождя», — с издевкой произнес Род. — И как же именно Пересмешник называет того, кто получит этот высокий пост?

— Диктатор, — отозвался Туан и задумчиво пожевал губу. — Очень странный титул. Не будет ни дворян, ни короля — только диктатор. Воистину это странно.

Род кисло усмехнулся:

— На самом деле ничего странного в этом нет. Но не хотите же вы сказать, Туан, что нищие уверены в том, что им под силу взять замок приступом?

— Нет, но известно, что юг взбунтовался, а Катарина не из тех, кто будет сидеть и ждать, когда мятежники подойдут к крепостным стенам.

— Ага. — Род ненадолго задумался. — То есть Пересмешник почти не сомневается: она выступит на юг, дабы дать южанам сражение?

— В этом нет никаких сомнений. А Пересмешник тронется к югу следом за ней.

Род понимающе кивнул:

— Следовательно, когда войска вступят в бой, Пересмешник атакует армию королевы с тыла.

— Только такой подлости и можно от него ожидать, — проворчал Логир.

Туан кивнул:

— И, будучи зажатым между двумя противниками, войско королевы не простоит и получаса.

— А как Пересмешник предлагает поступить с дворянами и советниками после окончания битвы? Дюрер, кстати говоря, намерен сделать королем вашего брата.

— Похоже, что так, — согласился Туан. — Но у Пересмешника на этот счет уже заготовлен ответ.

— Вот как? — Род заинтересованно вздернул брови.

— Да. Всего-навсего трубка из металла, прилаженная к ложу арбалета, но это оружие пускает свинцовые ядра, способные пробить самые крепкие доспехи.

— И он намерен вооружить этими орудиями каждого из своих воинов?

— О нет, — нахмурился Туан. — Таких орудий у Пересмешника всего пять. Одно для него самого, три для командиров и еще одно — для еще одного командира. — Туан кивком указал на мирно храпящего Тома. — Но этот в последние дни впал в немилость. А Пересмешник говорит, что этих пяти трубок хватит, чтобы противостоять всему войску, которое соберут дворяне и советники.

Род, не мигая, смотрел на Тома.

— Большой Том? — ахнул он. — Командир?

— Да. — Туан озадаченно сдвинул брови. — А вы не знали, что он из Дома Кловиса?

Том приоткрыл один глаз и глянул на Рода.

Род отвел взгляд, кашлянул и поджал губы.

— Что ж, это кое-что объясняет. — Он вернулся взглядом к Большому Тому. — Стало быть, ты — большая шишка?

Большой Том кисло усмехнулся и красноречиво поднял закованную в кандалы могучую руку. Цепи выразительно звякнули.

— Был, — пробасил он.

— Он восстал против них, — вступил в разговор Логир, — восстал против своих собратьев и этого — как вы его зовете? Пересмешник? Он восстал против Пересмешника и троих его приспешников, когда они начали кричать, что меня надо бросить в темницу вместе с моим сыном. «Нет, — сказал Том, — я должен отвести его к моему господину, тогда он сможет помочь вам в осуществлении ваших замыслов». — «Замыслы теперь другие», — стали кричать они и не желали слушать о том, чтобы отпустить меня, и тогда этот ваш слуга, Том, стал драться плечом к плечу со мной и уложил наповал многих врагов.

Последние слова старый герцог произнес уважительно и удивленно.

Том усмехнулся. Род заметил, что у его «слуги» не хватает одного зуба.

— Да вы и сами не промах, — хохотнул Том. — Вот не думал, не гадал, что дворянин может так здорово драться без меча и доспехов.

Род вгляделся более пристально и рассмотрел Большого Тома получше. Один глаз у верзилы был подбит, лиловел кровоподтеком, по щеке тянулась глубокая ссадина.

Род откинулся к стене, криво усмехнулся:

— Скольких же ты сразил нынче, Большой Том?

— Да поменьше дюжины, — недовольно пробурчал Том. — Дрались-то мы на пару с этим пожилым джентльменом, а народу против нас было многовато.

Род ухмыльнулся, гадая, осознал ли Логир, каким комплиментом его только что одарил Большой Том.

Он потянулся, зевнул.

— Что ж, что было, то было. Теперь деваться некуда. Надо ждать. Ни у кого, случайно, покерной колоды нет с собой?

Отец и сын Логиры озадаченно нахмурились, а вот по глазам Большого Тома было видно, что слово «покер» ему знакомо.

Род злорадно улыбнулся верзиле. Физиономия у того вытянулась и окаменела. Он не спускал глаз с Рода.

— Ну, ладно, будет тебе, Том! — небрежно бросил Род. — Твоя тайна уже всем известна. Не имеет смысла притворяться, верно?

Том еще пару мгновений пожирал Рода гневным взглядом, но вот в глазах его появилось мечтательное, задумчивое выражение.

Он прислонился к стене, полуприкрыл глаза.

— Ну да, чего там… — проворчал он. — Вы все правильно говорите, а когда вы говорили неправильно?

Рода охватило пренеприятное чувство: он начал догадываться, что Большой Том видит в нем не только господина и не только участника игры.

— Я теперь, считай, с вами в одном котле варюсь, — буркнул Том. — Так чего же мне лицемерить?

— «Лицемерить»? — Род, выгнув бровь, смотрел на своего слугу. — Выражаешься ты что-то чересчур высокопарно для простого крестьянина, Большой Том?

Том нетерпеливо махнул рукой:

— Да хватит вам в игрушки играть! Я сбросил маску, так окажите такую любезность, снимите и свою.

Род замер, помолчал, потом улыбнулся:

— А ты сообразительнее, чем я думал, Том. И давно ты догадался?

Логиры, ничего не понимая, изумленно следили за ходом этого странного диалога.

Большой Том коротко хохотнул:

— Да еще тогда, господин, когда вы применили против меня приемы дзюдо.

— Ага. — Брови Рода взметнулись. — Стало быть, с самого начала. Так вот почему ты решил ко мне в услужение наняться…

Том лениво ухмыльнулся.

— По приказу?

Том кивнул.

Род опустил глаза и принялся внимательно разглядывать свои наручники.

— Кто вы такой, господин?

— Чародей, — ответил Род, мысленно содрогнувшись. Но лучшего ответа он сейчас дать не мог.

Большой Том сплюнул.

— Опять в игры играете, господин? А ведь сами сказали — хватит. Вы не из советников, иначе вы бы не выкрали у них лорда Логира, и вы не из Дома Кловиса, а то бы я вас издавна знал. Так кто вы такой?

— Чародей, — повторил Род. — Новый игрок в вашей игре, Большой Том, честно и откровенно стоящий на стороне королевы. Я — X, неизвестное число в уравнениях советников и Дома Кловиса, и оказался здесь вследствие чистой случайности и ряда совпадений.

— Ну да, так я вам и поверил! — снова презрительно сплюнул Большой Том. — Вот во что я не верю, господин, так это в случайности. Что вы за королеву, это я понял, а вы мне вот что скажите: кто за вами стоит?

— Странные речи… — ошарашенно вымолвил старый герцог. — Чтобы слуга вот так разговаривал со своим господином!

Род хитро усмехнулся:

— А слуга и сам странный, милорд.

— Ага, и господин тоже, — осклабился Том. — Ну, так на кого вы работаете, Род Гэллоугласс?

Род задержал взгляд на верзиле, пожал плечами. Слово, которое он собирался произнести, Логирам не скажет ровным счетом ничего, а Том уже был на его стороне.

— АБОРТ, — ответил он.

Том вытаращил глаза, раскрыл рог и проговорил почти шепотом:

— А я-то думал, что никого из них уже нет в живых. — Он с трудом сглотнул слюну, прикусил губу. — А вы, стало быть, живы. Можно подумать — призрак, ан нет, вы живой, а не то бы ведьма навряд ли к вам привязалась… Я слыхал, что после победы вы рассеялись, но можно ведь было и догадаться! Это была тайна, большая тайна… наверное… никто ее не знал, но вы выжили.

— После победы? — нахмурился Род.

Том в ответ нахмурился еще сильнее.

А потом верзила просиял, усмехнулся, прислонился к стене и громоподобно расхохотался.

Отец и сын Логиры смотрели то на него, то на Рода. Род развел руками и покачал головой. Том протирал слезящиеся от смеха глаза.

— Ну да, ну да, теперь я все понимаю, и какой же я дурак, что раньше не понял. Которого вы века, господин?

— Века? В каком смысле? — непонимающе переспросил Род. — Сколько мне лет, в смысле? Тридцать два, а что?

— Да нет же, нет! — раздраженно замотал головой Том. — Из какого вы века?

Рода озарило. Губы его сложились в букву «О».

— Так это все-таки была машина времени!

Большой Том замер, поняв, что означает реакция Рода.

— И, — ухватился за свою догадку Род, — еще одна такая же спрятана в этом здании, верно?

— Хватит! — буркнул Большой Том. Взгляд его стал суровым и холодным. — Вы и так уже знаете больше, чем нужно, Род Гэллоугласс.

От страха у Рода засосало под ложечкой, по спине поползли мурашки — таким леденящим душу ужасом повеяло от взгляда Большого Тома.

— Большой Том. — Род прокашлялся и заговорил монотонной скороговоркой: — Большой Том, теперь твои собратья ополчились против тебя. Ты не обязан впредь хранить им верность. То, чего хотят добиться они, по плечу и мне. Вернешься к ним — они убьют тебя. Я этого делать не стану, это тебе известно.

Злоба и ненависть растаяли в глазах Большого Тома, могучие мышцы великана мало-помалу расслабились.

— Нет, не станете, — проворчал Том. — И вы опять правы, даже сами не знаете насколько. Меня вытянули, призвали для свершения великих подвигов и снова призовут, ибо я слишком ценен для них, чтобы так легко отказаться от меня. Но это верно — они убьют меня — через год, через два, через пять, когда я стану им не нужен. А я хочу жить.

Род скептически вздернул брови.

— Они что же, ни капельки не сомневаются в твоей верности делу?

Большой Том басовито хохотнул:

— А чего сомневаться-то, господин? Я ведь с ними не согласен только в средствах, а по части цели у нас полное согласие. Но даже за это несогласие они меня рано или поздно кокнут.

— Род, — прозвучал негромкий голос, слышный только Роду.

Род поднял руку:

— Тихо! Я слушаю выпуск последних известий!

— Род, прибыл принц эльфов. Он ведет в вашу темницу целый отряд.

В голосе робота слышались смешливые интонации.

— Ну, хорошо, и что ты в этом нашел такого смешного?

— Тебя ожидает сюрприз, Род.

К зарешеченному окошку прильнули две морщинистые седобородые мордашки. Род нахмурился:

— Веке, это же гномы, а не эльфы.

— Гномы? Ах, ну да, это эльфы, знающие толк в металлах. Чистой воды семантика, Род. С холодным железом им все равно не управиться.

Гномы извлекли откуда-то молоток и зубило с бронзовым отливом, отошли от окошка и передали инструменты стоящему у окна человечку повыше ростом. Тот подошел и загородил собой оконный проем.

Логиры, прикованные к стене под окном, выгнули шеи, пытаясь рассмотреть, что происходит, как только прозвучал первый удар молотка.

Большой Том нахмурился:

— Кого-то мне напоминает этот тип за окошком… Вот бы лицо его увидеть!

Род сдвинул брови:

— Да что там за лицо такое может быть? Наверняка уродец, каких поискать.

Том хмыкнул, осклабился.

— Так ведь какую историю можно будет детишкам рассказать, добрый господин, ежели я успею их народить… Ни одному смертному еще не посчастливилось узреть эльфийских правителей, хотя поговаривают, что лет им просто немыслимо сколько. Они… а… а-а-а… м-м-м-м-м…

Голова Тома упала на грудь, и он громко захрапел.

Еще мгновение — и еще двое узников сладко засопели. Род обернулся и увидел, что оба Логира мирно, безмятежно спят.

Металлический прут отделился от решетки и упал на пол.

Род присвистнул. Этот принц эльфов, невзирая на преклонный возраст, отличался недюжинной силой и ловкостью, если сумел так быстро разделаться с железным прутом толщиной в дюйм с помощью одного только молотка и зубила.

Вскоре на пол со звоном упал третий прут. Послышался шорох, и в окошко влез и спрыгнул вниз приземистый широкоплечий человечек.

Род зажмурился, помотал головой и открыл глаза — он догадался, почему Том и Логиры так внезапно уснули.

Он сглотнул подступивший к горлу ком, постарался придать себе спокойный вид и улыбнулся:

— Рад видеть тебя, Бром О’Берин.

— К вашим услугам, — буркнул карлик, не слишком добродушно улыбаясь. — Надо бы тебе подзатыльник хороший отвесить, Гэллоугласс, за то, как ты с королевой разговаривал. Вот только сам никак не решу — не то подзатыльник отвесить, не то большущее спасибо сказать.

Бром отвернулся к окну и что-то негромко произнес на странном, певучем наречии. В проем окна влетело зубило и упало у ног Брома. Следом за зубилом влетел и молоток — Бром поймал его на лету.

— Ну, вот… — Он опустился на колени, взял Рода за руку и прижал ее плашмя к полу. — Не шевелись, а не то я тебе запястье перебью. — Бром приставил зубило к первому звену цепи и легко ударил по нему молотком. Звено распалось. Бром довольно хмыкнул и перебрался к другой руке Рода. — Браслетики у тебя пока что останутся, а вот цепи я удалю. А с браслетиками разделаемся, когда до дворцового кузнеца доберемся.

— А-а-а… Крепкая, однако, тут у вас бронза, — растерянно пробормотал Род, наблюдая за тем, как зубило входит в железо, словно в сливочное масло.

— Еще какая крепкая, — согласился Бром, уже приступивший к кандалам на лодыжках Рода. — Древний рецепт, испокон веков известный нашему семейству.

— А-а-а… твоему семейству?

— Ну да. — Бром взглянул на Рода снизу вверх. — Эльфы ведь и в Древней Греции водились, Род Гэллоугласс. Ты разве не знал?

Род этого действительно не знал, хотя совсем не ожидал, что зайдет такой разговор.

Наконец, освободившись от оков, Род поднялся на ноги и стал наблюдать за тем, как Бром освобождает остальных узников. Принц эльфов… Это кое-что объясняло… Хотя бы рост и телосложение.

— Вот не знал, что ты — королевская особа, Бром.

— А? — Бром оглянулся через плечо. — А я думал, ты догадываешься. Откуда бы еще у меня такое имечко взялось?

Он вернулся к работе, а Род задумался. Имя? При чем тут имя? Бром? О’Берин? Ну и что? Род не видел в этом сочетании ничего необыкновенного.

— Ну вот, последняя окова, — объявил карлик, перебив цепь возле лодыжки Большого Тома. — А теперь, будь так добр, подсоби мне, Род Гэллоугласс.

Бром подпрыгнул и выскочил в окошко. Род поднял Большого Тома и, согнувшись под его чудовищным весом, все же ухитрился дотащить верзилу до окна. Оттуда уже свисала веревка. Род обвязал одним ее концом руки Тома, другой конец забросил в окошко и крикнул:

— Тяните!

Он услышал, как крякнул от натуги Бром, и в который раз поразился необыкновенной силе карлика: Большой Том заскользил вдоль стены к окошку, продолжая самым мирным образом похрапывать.

Между тем Родом овладели сомнения. Как же удастся протащить Большого Тома с такими плечищами и пузом в узкое окошко.

— Почему бы… не разбудить его… и пусть бы он сам пролез, а? — ворчал Род, упершись плечом в железобетонную ягодицу своего слуги.

— Потому, что я не желаю, чтобы смертные проведали о том, кто я такой, — последовал приглушенный отзыв Брома.

Большой Том, на взгляд Рода, безнадежно застрял в проеме окна. Род прикинул: не дать ли спящему верзиле хорошего пинка, но эту мысль быстро отверг.

— Ну… а меня вы почему… не усыпили? — осведомился он, обессиленно подталкивая Большого Тома вверх.

— Должен же был кто-то из вас мне подсобить, — ответил Бром, но у Рода осталось сильное подозрение, что дело не только в этом.

Вопросы он решил оставить до того момента, когда все его товарищи и он сам окажутся по ту сторону темницы. Плечи Туана оказались не менее серьезным барьером, чем пузо Тома. Пришлось втащить молодого Логира обратно и вытянуть его руки вперед. Род с нетерпением ждал, когда же очередь дойдет до более худощавого папаши.

Наконец Бром вытянул наверх самого Рода, ворча на предмет того, что рыбка нынче пошла больно крупная. Род пробурчал в ответ нечто в этом же духе, а потом склонился чуть не до самой земли.

— Ты чего это? — проворчал Бром.

— Давай отвешивай свой подзатыльник. Ты же сам сказал, что я его заслужил?

Карлик рассмеялся и хлопнул Рода по плечу:

— Ладно тебе, парень. Ты ведь сделал только то, что мне следовало сделать давным-давно, вот только все духу не хватало. А теперь пошли, мешкать нельзя.

Бром взвалил на плечо Туана. Гномы подхватили его за руки и за ноги и потащили к разрушенному фонтану посреди двора.

Из-под булыжников мостовой вылезли еще несколько гномов и подставили свои плечи под неподъемное тело Большого Тома.

Род изумленно покачал головой, наклонился и поднял с земли спящего герцога Логира.

Бром повозился с камнем в основании фонтана, поворочал его и оттащил в сторону. Открылся вход в темный туннель — всего три фута в диаметре.

Род потрогал Брома за плечо.

— Может, лучше все-таки разбудить их?

Бром одарил его возмущенным взглядом, глаза его потемнели.

— Мы отправляемся в страну эльфов, Гэллоугласс! Ни одному смертному нельзя войти в нее и запомнить свое странствие.

— Мне же можно.

— Это верно, — согласился Бром и начал втаскивать в туннель Туана. — Но ты не настолько смертен, как прочие. Ты — чародей.

С этими словами карлик исчез в туннеле.

Род собрался было возразить, но передумал и ограничился еле слышным ворчанием насчет дискриминации и обещаниями доложить об оной в Комиссию по правам человека. Ворча, он втащил в туннель герцога Логира.

Двое гномов уже были готовы закрыть вход камнем, но Род поднял руку и остановил их.

— Веке, — пробормотал он, устремив взгляд в сторону конюшни. — Мы отбываем. Выбирайся из этой вонючей дыры. Встретимся в замке.

Через мгновение со стороны конюшни послышался грохот и треск ломаемого дерева. Ворота с громким стуком распахнулись настежь, и оттуда под лучи утреннего солнца выбежал огромный черный жеребец, гордо подняв голову и размахивая длинной шелковистой гривой.

Из узких окон кабачка высунулись головы заспанных постояльцев, из открытых ворот конюшни выбежал растрепанный мальчишка-конюший, отчаянно вопя и приказывая удравшему жеребцу остановиться.

— Давай скорее же! — взревел Род, но Веке неожиданно остановился и оглянулся на конюшего через плечо.

Мальчишка, крича, подбежал к коню, протянул руку, намереваясь схватить его за уздечку.

В этот миг шкура Векса озарилась синеватой вспышкой. В ладонь мальчишки ударил электрический разряд.

Конюший вскрикнул, упал, сжимая пострадавшую руку другой рукой, и принялся со стоном кататься по мостовой. А Веке развернулся и был таков.

— Показуха, — проворчал Род, когда конь скрылся с глаз.

— Вовсе нет, Род, — последовал спокойный ответ робота. — Просто-напросто демонстрационный открытый урок. Сила тока была невелика. Его тряхануло, конечно, но не слишком сильно, зато твоя репутация чародея значительно возросла.

Род медленно покачал головой:

— Куда уж больше…

— Почему, магистр Гэллоугласс, — проговорил один из гномов голоском, до боли напоминающим скрежет ржавой открывалки для консервных банок, — вы не желаете, чтобы мы верили, что вы — чародей?

— Что-что? А-а-а, да я… я… — Род оглянулся и посмотрел в глубь туннеля. — Чародей? Ну, конечно, я чародей! По крайней мере — на время нашего странствия по Эльфландии. Ну, что, в путь, братцы?

Довольно скоро они уже сидели у камина в кабинете королевы. Катарина принесла искренние извинения Логиру, но Туана при этом нарочито игнорировала. Покончив с выражением любезностей, королева и герцог заговорили о делах.

Туан сидел слева от камина, устремив задумчивый взгляд на языки пламени.

Катарина сидела в углу, за большим дубовым столом — как можно дальше от Туана. За столом, кроме нее и герцога, восседал и Бром О’Берин.

— Вот каково истинное положение дел на юге, моя королева, — сказал Логир. Рассказ свой он вел, ожесточенно жестикулируя и пересыпая его подробностями, суть которых Роду была совершенно непонятна. — Я более не герцог, а мятежные лорды уже выступили в поход.

Катарина поерзала на стуле.

— Ты снова станешь герцогом Логиром, — холодно заявила она, — когда мы победим этих изменников!

Логир печально улыбнулся:

— Победить их будет не просто, Катарина.

— «Ваше величество»! — вспыхнула она.

— «Катарина»! — рявкнул Род.

Она гневно зыркнула на него.

Он ответил ей взаимностью.

Катарина поспешно отвела взгляд.

— Как следует меня называть, Бром?

— «Ваше величество», — ответил Бром, пряча улыбку в бороде. — Но для вашего дяди и его сына, вашего кузена, вы должны оставаться Катариной.

Катарина сердито откинулась на спинку стула. Род с трудом сдержал улыбку.

Она овладела собой и одарила Брома самым выразительным взглядом типа «И ты, Брут?» из своего арсенала.

— Я думала, ты за меня, Бром О’Берин!

— Конечно, за вас, — улыбнулся Бром. — И этот охотничий сокол тоже. — Он кивком указал на Рода.

Катарина удостоила Рода ледяным взором.

— Охотничий сокол — да, — надменно кивнула она и проговорила: — А как насчет попугайчика?

Туан вздрогнул, как от пощечины, и посмотрел на Катарину глазами полными обиды и боли.

Но вот он поджал губы, и между бровями его залегла складка.

«В один прекрасный день, — подумал Род, — она ударит его чересчур сильно, и это будет самый счастливый день в ее жизни — если она, конечно, доживет до него!»

— Я — за тебя, — выдохнул Туан, — за тебя, Катарина, моя королева, даже теперь.

Она улыбнулась — надменно и презрительно:

— А я и не сомневалась.

«Стерва! — подумал Род и сжал кулаки. — Нет, какая стерва!»

Катарина заметила, как шевельнулись его губы.

— Что ты там бормочешь, подданный?

— О? Это я просто выполняю дыхательные упражнения, коим меня некогда выучил мой учитель риторики. — Род прислонился к стене, сложил руки на груди. — Вернемся, однако, к мятежникам, любезная королевушка. Как вы все-таки намерены с ними поступить?

— Мы выступим на юг, — фыркнула Катарина, — и дадим им бой на Бреденской равнине!

— Нет! — Логир вскочил на ноги. — Их вдесятеро больше!

Катарина уставилась на дядю, крепко сжала губы.

— Мы не станем тут сидеть, затаившись, словно крысы в норе!

— Тогда, — сказал Род, — вы проиграете.

Катарина презрительно глянула на него (а это было не так просто, поскольку она сидела, а Род стоял).

— Поражение — это не бесчестие, Род Гэллоугласс.

Род стукнул себя по лбу и закатил глаза.

— А как же мне быть, по-вашему? — вспыхнула Катарина. — Готовиться к осаде?

— Ну, если вас интересует мое мнение, — съязвил Род, — я бы сказал: да.

— Кроме того, — вставил Туан, цедя слова сквозь зубы, — кто будет прикрывать ваши тылы от наступления Дома Кловиса?

Королева скривилась:

— Подумаешь? Сборище никчемных попрошаек!

— Попрошаек и отъявленных головорезов, — уточнил Род. — С очень острыми ножами.

— Пристало ли королеве страшиться жалких нищих? — фыркнула Катарина. — О нет! Они — всего лишь пыль у меня под ногами!

— В пыли у вас под ногами вьется змея, — проворчал Бром, — и ее зубы остры и ядовиты.

Катарина прикусила губу, растерянно потупилась, но тут же надменно запрокинула голову и гневно воззрилась на Туана:

— Ведь это ты ополчил их против меня, собрал из них войско, это ты обратил их в клинок, нацеленный мне в спину! Какой беспримерный подвиг верности, о король бродяг!

Род вскинул голову, медленно повернул ее к Туану. В глазах юноши пылало пламя.

— Я выступлю в поход, — решительно объявила Катарина. — Пойдешь ли ты со мною, милорд Логир?

Старик медленно, утвердительно кивнул:

— Ты поступаешь глупо, Катарина, и сложишь голову в бою, но я погибну вместе с тобой.

Катарина на миг растерялась, на глаза ее набежали слезы.

Она поспешно перевела взгляд к Брому.

— А ты, Бром О’Берин?

Карлик развел руками:

— Я был сторожевым псом вашего отца, миледи, останусь и вашим.

Катарина любовно улыбнулась, прищурилась, посмотрела на Туана.

— Говори ты, Туан Логир.

Юноша медленно отвернулся, устремил взгляд на пламя в камине.

— Как странно… — задумчиво проговорил он. — Прожить на свете всего двадцать два года — ведь это так мало… Оглянуться назад, а сколько же было сделано глупостей!

Катарина сдавленно ахнула.

Туан решительно хлопнул по колену:

— Что ж… решено! Я жил глупо, так же глупо и погибну. — Он обернулся. Взгляд его был нежен и задумчив. — Я готов умереть рядом с тобой, Катарина.

Лицо королевы стало землисто-серым.

— Глупость… — проговорила она еле слышно.

— Он сам не понял, как умно сказал, — проворчал Бром и глянул на Рода поверх плеча Туана. — Что ты скажешь о глупости, Род Гэллоугласс?

Род внимательно вгляделся в глаза Брома.

— «Мудрый дурак, храбрый дурак», — пробормотал он.

— Как ты сказал? — непонимающе нахмурился Бром.

— Я сказал, что нам, глядишь, еще удастся уцелеть! — усмехнулся Род. В глазах его вспыхнули веселые огоньки. — Эй, король бродяг! — воскликнул он и хлопнул Туана по плечу. — Если бы не стало Пересмешника и его подручных, сумел ли бы ты уговорить нищих драться за королеву?

Туан ожил.

— Верно… Еще как смог бы! Но это если бы их не стало…

Род растянул губы в злорадной ухмылке:

— Не станет.

Луна стояла высоко. Род, Туан и Том перебежали из тени у полуобрушенной стены в тень бортика фонтана во дворе Дома Кловиса.

— Взломщики из вас аховые, — пробурчал Большой Том. — Я бы вас лиги за три услыхал.

Уговорить Тома отправиться на эту вылазку было непросто. Род сначала избрал неверную тактику: он решил, что верность Тома пролетарским идеям испарилась, как только того заковали в кандалы. Он хлопнул Тома по спине и поинтересовался:

— Ну, скажи, не хотел ли бы ты вернуться к своим товарищам?

Том нахмурился:

— Вернуться к ним?

— Ну да. Они же вышвырнули тебя, упрятали в каталажку. А теперь они жаждут твоей крови, верно?

Том хмыкнул:

— Ну уж нет, господин. Вот уж нет! Они бы меня потом выпустили, как пить дать!

— Вот как! — вздернул брови Род. — Понятно. Да, трудно договориться с политически подкованным человеком.

Том помрачнел.

— На мой вкус, уж слишком вы скоры на язык, господин.

— Ладно, пусть все остается как есть… — Род обнял верзилу за плечо. — Но тогда… за что же тебя в кандалы-то заковали?

Том пожал плечами:

— Да не сговорились мы…

— На предмет способов достижения цели?

— Ну да. Они-то размечтались убрать и королеву, и дворян сразу, а ведь это бы означало разделение сил.

— Да, рискованно, пожалуй. А ты что предлагал?

— Я предлагал для начала разделаться с дворянами и их советниками под видом верности престолу. Потом мы могли постепенно перевести всю страну под власть Дома Кловиса, а когда бы нас поддержал весь народ, можно было бы мгновенно разделаться с королевой и Бромом О’Берином. Два метких удара кинжалом — и готово.

У Рода во рту пересохло. Он не без труда напомнил себе о том, что сейчас Том — на его стороне.

— Ловко задумано, — похвалил он и хлопнул Тома по широченной спине. — Говоришь ты, совсем как заправский большевик. Но ты мне скажи, много ли все это стоит для тебя?

Большой Том пристально, изучающе посмотрел на Рода:

— Вы о какой цене говорите, господин?

Род усмехнулся:

— Не бросить ли нам четверых твоих соратничков в ту темницу, что они заготовили для тебя?

— Да славно было бы… — задумчиво протянул Том. — А потом что, господин?

— А потом, — отозвался Род, — потом Дом Кловиса выступит на стороне королевы, против дворян. Шансы на победу над дворянами и советниками возрастут. Ну а потом можно продолжить осуществление твоих задумок.

Том медленно кивнул.

— Но станут ли нищие драться за королеву?

— А тут уж Туану Логиру карты в руки.

Губищи Тома растянулись в довольной ухмылке. Он запрокинул голову, расхохотался и весело стукнул Рода по спине. Проявление дружеских чувств получилось таким сильным, что Род не удержался на ногах. Поднявшись, он услышал, как Большой Том говорит в промежутках между взрывами хохота:

— Ну как же я не додумался, господин? Ну конечно, этот парнишка их уговорит! Вы сами не знаете, что за сила в его посеребренном язычке! Этот малый заставит леопарда поверить, что у того на шкуре пятен нет!

Род, потирая ушибленную спину, попытался вспомнить, встречались ли ему в Грамерае леопарды.

— Эдак вы руку вывернете, — осклабился Том, развернул Рода и принялся массировать его спину. — Только знаете что, господин хороший… Если мы все вместе одолеем советников и дворян, третьим после королевы и Брома будете вы.

Род закрыл глаза, обдумывая эту приятную перспективу.

— Вот драка-то будет… А теперь чуть-чуть левее… Спасибо, Большой Том.

Они стояли в ночной тени возле фонтана, в компании с Туаном Логиром и с намерением совершить дерзкий налет на каменную развалюху, черневшую в дальнем конце двора.

Род прислушался к тому, как бьется его сердце, и поразился — пульс был на удивление спокойным. Наконец Том прошептал:

— Все тихо. Нас не заметили, господа хорошие. Приготовьтесь.

Том подобрался и стал похожим на дизельный грузовик, решивший превратиться в кота-воришку.

— Пошли! — рявкнул он и отбежал от фонтана.

Род и Туан побежали за ним. Тихо, бесшумно они перебежали к стене, прижались к ней спинами. Сердца их учащенно колотились, они напряженно прислушивались — нет ли признаков тревоги.

Миновала вечность продолжительностью в три минуты. Большой Том испустил шумный выдох.

— Все тихо, ребята, — прошипел он. — Пошли дальше.

Они, крадучись, прошли вдоль стены, осторожно повернули за угол. Большой Том растопырил пальцы, уперся локтем в стену, отметил ногтем то место, куда пришелся кончик среднего пальца, приставил к этому месту локоть.

— Большой Том! — возмущенным шепотом одернул его Род. — У нас нет времени на…

— Тс-с-с! — Туан цепко сжал плечо Рода. — Тише, умоляю вас! Он меряет локтями!

Род умолк, чувствуя себя в высшей степени по-дурацки.

Том произвел еще несколько замеров и в итоге, похоже, нашел то, что искал. Он вытащил из-за пояса железную палку и подвел ее под основание трехфутовой каменной плиты.

Род не скрыл своего удивления — ведь на то, чтобы подкопать такую глыбину, уйдет вся ночь и большая часть дня. Что же задумал Большой Том?

Том поднатужился и подхватил вывалившуюся из стены плиту. Толщины в ней было не больше дюйма.

Он уложил плиту за землю и, глянув на спутников, весело подмигнул им.

— Было у меня такое подозрение, — сказал он, — что в один прекрасный день мне понадобится тайный ход. А теперь тихо, джентльмены.

Он просунул голову в дыру, оттолкнулся ступнями от земли и исчез.

Род сглотнул слюну и последовал за Томом. Следом за ним в дыру в стене влез Туан.

— Все здесь? — прошептал Том, когда Туан твердо встал на пол. — Посветите мне, — шепнул он Роду.

Род прикрыл ладонью рукоятку кинжала, нажал на кнопку. Тусклый лучик света проникал между двумя пальцами. Том присел, крякнул, вынул из каменного пола изъеденную червями плиту и водрузил ее на место той, что вынул из стены.

— Теперь пусть гадают, как мы сюда проникли, — ухмыльнулся он. — За работу, господа.

С этими словами он зашагал вперед. Род последовал за ним, озираясь по сторонам.

Они попали в большую комнату, стены которой некогда были забраны деревянными панелями. Панели большей частью отвалились и валялись на полу. Здесь не было ничего, кроме паутины, ржавой железной посуды да длинных столов, разбухших от сырости.

— Тут когда-то кухня была, — еле слышно сообщил Том. — Теперь еду готовят на очаге в общей комнате. А сюда уже лет тридцать никто не заглядывал.

Род поежился:

— И как только такого славного парня, как ты, занесло в такую дыру, Том?

Большой Том фыркнул.

— Нет, я не шучу, — торопливо проговорил Род. — О Боге, об идеале судят по тем, кто им поклоняется, Том.

— Молчите! — огрызнулся Большой Том и развернулся столь резко, что Род налетел на него. Огромная ручища толщиною с добрый окорок ухватила его за камзол у самого горла. В лицо пахнуло чесноком и элем. — А насчет королевы как? Что тогда сказать о ее божках?

Он отпустил Рода, легонько отшвырнул (но этого хватило, чтобы Род врезался спиной в стену), а сам продолжил путь.

Род, придя в себя, зашагал за ним, но успел поймать направленный в спину Большого Тома взгляд Туана, полный холодной ненависти.

— Сейчас за угол поворачивать будем, — прошептал Том. — Гасите свет.

Род выключил фонарик, а через пару мгновений стена под его левой рукой закончилась. Род повернул за угол и увидел тусклое пятнышко света в конце темного короткого коридора.

Большой Том остановился:

— Там снова поворот, а за ним дозорный стоит. Так что — на цыпочках, братцы.

И он, исполняя собственное распоряжение, пошел вперед, ступая мягко, по-кошачьи. Род пошел за ним, чувствуя затылком горячее дыхание Туана.

Приблизившись к углу, спутники услышали доносившееся справа, из нового коридорчика, ритмичное негромкое посапывание.

Большой Том злобно, по-волчьи оскалился и прижался спиной к стене. Род последовал его примеру… и отшатнулся, ахнув и невольно содрогнувшись.

Том гневно зыркнул на него, призывая к молчанию.

Род взглянул на стену и увидел какую-то плотную бело-серую блямбу, приклеившуюся к камню. Это ее он коснулся затылком. Блямба была рыхлая, холодная и влажная.

Род, глядя на нее, снова брезгливо поежился.

— Это же всего-навсего ведьмин мох, — шепнул ему на ухо Туан.

Род нахмурился:

— Ведьмин мох?

Туан недоверчиво глянул на него:

— Чародей, а не знаешь ведьминого мха?

От ответа Рода спасло то, что посапывание за углом неожиданно стихло.

Все трое разом затаили дыхание и прижались спинами к стене. Род при этом всеми силами старался не прикасаться к ведьминому мху. Том метал в него гневные взгляды.

Тишина таила в себе какие угодно неожиданности.

— Стой! — прокричал голос за углом.

Все трое окаменели, как парализованные.

— Куда это ты плетешься в такой час? — ворчливо поинтересовался дозорный.

У Рода по спине мурашки побежали.

Дозорному ответил гнусавый, дрожащий голос:

— Да я вот… уборную ищу.

Все трое разом облегченно выдохнули.

— Говори «сэр», когда с солдатом разговариваешь.

— Сэр, — послушно отозвался гнусавый.

— Ты зачем мимо поста пройти хотел, отвечай?

— Так ведь… уборную ищу… сэр!

Часовой ядовито захихикал:

— А с каких это пор у нас уборная рядом с женской половиной? Вот и врешь ты все. Иди, спи дальше. Не видать тебе нынче подружки, как своих ушей.

— Но я же…

— Нет! — рявкнул дозорный. — Правила тебе известны. Сначала Пересмешника спроси. — Тут голос дозорного стал почти что доверительным и сочувствующим. — Да тут ничего такого нет. Он тебе бумагу даст, а там все прописано будет: разрешено, дескать, когда и где. Он насчет этого мужик очень даже покладистый.

Гнусавый закашлялся и сплюнул.

— Ну все, топай, — проворчал дозорный. — Спроси у него разрешения, а мне-то чего?

— Угу, — буркнул гнусавый, — и потом вот так всякий раз дозволения просить, всякую ночь, когда я ее видеть пожелаю? Вот ведь была на свете одна-единственная вещь, что так дешево доставалась, а теперь…

Голос часового снова стал суровым.

— Слово Пересмешника — закон, и если ты меня плохо понял, то сейчас моя дубинка тебе получше все втолкует!

Последовала пауза, затем прозвучал сердитый, отчаянный вскрик и звук поспешно удаляющихся шагов.

Снова воцарилась тишина, а через некоторое время часовой вновь мирно засопел.

Род глянул на Туана. Лицо юноши было мертвенно-бледным, а губы он сжал с такой силой, что они побелели.

— Верно ли я понимаю, Туан? Вы ничего не знали об этом? — шепотом спросил у него Род.

— Не знал, — прошептал в ответ Туан. — А они тут времени зря не теряли с тех пор, как избавились от меня. По часовому в каждом коридоре, письменное разрешение требуют на то, чтобы двое могли разделить ложе… это будет похуже, чем у лордов на юге!

Том вскинул голову.

— Нет! — сердито прошипел он. — Это всего лишь неудобства! Цель, ради которой все это делается, оправдывает средства.

Род был согласен с Туаном. Полицейское государство, жесткий контроль за всеми аспектами жизни человека — марксистские взгляды Пересмешника демонстрировались во всей красе.

— Какая же цель может оправдывать такие средства? — фыркнул Туан.

— Ну… — проворчал шепотом Большой Том, — больше еды для всех, больше хорошей одежды, чтобы не было бедняков и голодающих.

— И все это благодаря планированию рождаемости, — пробормотал Род, бросив красноречивый взгляд за угол.

— Но как же этого добиться? — еще громче спросил Туан, не обращая внимания на отчаянные безмолвные призывы Рода говорить потише. — Письменными разрешениями на любовные утехи? Я не понимаю — как?

Губы Тома презрительно скривились.

— И не поймешь. А вот Пересмешник знает как!

Туан вытаращил глаза, выпятил подбородок, рука его скользнула к кинжалу.

— Ты ставишь себя выше дворянина, смерд?

— Не надо, джентльмены! — в отчаянии прошептал Род.

Большой Том напрягся, ухмыльнулся, в глазах его заплясали насмешливые огоньки.

— Пусть кровь рассудит нас, — сказал он в полный голос.

Туан выхватил кинжал и бросился к обидчику.

Том обнажил небольшой меч.

Род выставил согнутые в локтях руки, чтобы сдержать задир.

— Джентльмены, джентльмены! Я понимаю: вас обоих очень тревожат насущнейшие вопросы, но я обязан напомнить вам, что совсем рядом спит — и к тому же не слишком крепко — часовой, который может поднять на ноги весь Дом Кловиса!

— Но это… это нестерпимо, Род Гэллоугласс!

— А как же! — хмыкнул Большой Том. — Правду терпеть — это всегда трудновато.

Туан рванулся к нему, пытаясь нанести удар через голову Рода. Род уперся локтем в ключицу молодого Логира и пригнулся. Лезвие клинка просвистело у него над головой.

Том негромко рассмеялся:

— Вот они, благородные господа! Последний дурак — и тот бы понял, что до меня не дотянуться! А благородный знает, что проиграет, а все равно пыжится изо всех сил.

Род искоса глянул на Тома:

— Ты непоследователен, Большой Том. — Можно сказать, это прозвучало почти как комплимент.

— Ну уж нет! — прошипел Том. Глаза его метали молнии. — Пытаться совершить невозможное — так только дураки поступают! Все дворяне — дураки, а дороги к их утопиям вымощены костями крестьян!

Туан сплюнул:

— А на что еще они…

— Тихо! — Род гневно посмотрел на обоих. — Неужели мне так и не удастся уговорить вас забыть о разногласиях ради общей цели хоть на время?

Том выпрямился во весь рост и сверху вниз глянул на Туана.

— Малявка, — презрительно процедил он сквозь зубы.

Род отпустил Туана, развернулся к Большому Тому и обеими руками ухватил того за ворот. Том ухмыльнулся и продемонстрировал Роду огромный кулак.

— Чего угодно, хозяин!

— Сейчас здесь что за утопия, Большой Том? — решительно спросил Род.

Ухмылка Тома исчезла. Он нахмурился.

— Ну… чтобы народ Грамерая сам правил своей страной.

— Правильно! — Род разжал пальцы, потрепал Тома по щеке. — Умница! Хороший мальчик! За эту неделю заработал серебряную звездочку! И что же надо сделать в первую голову?

— Убить советников и дворян! — осклабился Большой Том.

— Совсем хорошо! Золотую звездочку этому умному мальчику! Ты подаешь большие надежды, Большой Том! Ну а теперь, если ты хочешь стать совсем-совсем хорошим мальчиком, скажи своему учителю, что надо сделать до того?

Том посерьезнел:

— Взять в плен Пересмешника.

— Пять с плюсом! А еще раньше?

Брови Большого Тома скрутились на переносице в узел.

— Что? — обескураженно спросил он.

— Рты закрыть, вот что! — шепотом рявкнул ему прямо в лицо Род и развернулся к Туану. — Так. Что нам делать с этим часовым? — А под нос, чтобы никто не слышал, Род прошептал: — А ведь я тут политическое перемирие заключаю, елки зеленые!

Туан упрямо выпятил подбородок.

— Прежде, чем мы сделаем хоть шаг вперед, этот человек должен признать меня лордом и соответственно обращаться ко мне!

Том набычился и набрал в легкие воздуха, готовясь парировать это заявление.

— Ну все, тихо, уймись! — принялся увещевать его Род. — Людям с твоей комплекцией нельзя так волноваться — давление может подскочить. Скажи, Том, Туан Логир — урожденный дворянин?

— Да, — буркнул Том. — Но это вовсе не значит…

— Род Логиров — величайший из благородных родов?

— Да. Но…

— А твои мать и отец были крестьяне?

— Но это не значит, что…

— И тебе никогда ни капельки не хотелось родиться дворянином?

— Никогда! — прошипел Том, сверкая глазами. — Пусть меня повесят на самой высокой виселице в Грамерае, если я хоть раз пожелал такого!

— И ты бы не пожелал стать дворянином, если бы смог?

— Хозяин! — умоляюще проговорил Большой Том, раненный в самое сердце. — Неужели вы меня совсем не уважаете, что могли такое обо мне подумать?

— Да нет, я-то тебе верю, Большой Том, — кивнул Род и похлопал верзилу по плечу. — Но нужно было втолковать все это Туану. — Он обернулся к молодому дворянину. — Вы удовлетворены, милорд? Он знает свое место, верно?

— Да, — кивнул Туан и улыбнулся, словно любящий отец. — С моей стороны было глупо не доверять ему.

Том от изумления и обиды раззявил рот. Его медвежья ручища сжала горло Рода.

— Ах ты, кусок де…

Род вздернул руку и, ухватив Тома за локоть, нажал на нервное сплетение. Том отпустил его. Он закричал бы от боли, если бы мог кричать.

— Ну, — небрежно бросил Род. — Теперь мы наконец разделаемся с этим дозорным, или как?

— Ах ты, поганец! — выдохнул Том. — Ах ты, скользкая пиявка, и папаша твой демократ!

— Попал в точку, — кивнул Род.

— Скажите же мне, — прошептал на ухо Роду Туан. Глаза его восторженно сверкали. — Ведь вы даже не прикоснулись к нему, а…

— А-а-а… Это такая колдовская хитрость, — отозвался Род, избрав самое невинное, хоть и самое претящее ему объяснение. Затем он придвинул к себе головы Туана и Большого Тома и ласково поинтересовался: — Ну а теперь говорите: как нам снять этого часового?

— А как же еще? — пробормотал Туан. — Разбудить и вызвать на бой.

— Чтобы он поднял тревогу? — в ужасе прошептал Том. — Нет, нет! Надо тихонечко подкрасться к нему и дать по башке как следует!

— Это бесчестно, — мрачно заявил Туан.

Том в сердцах сплюнул.

— Большой Том дело говорит, — рассудительно проговорил Род. — Вот только… как быть, если он возьмет да и проснется, покуда мы будем к нему красться? А ведь это вполне возможно, что доказал тот похотливый нищий.

Том пожал плечами.

— Ну, тогда — быстрота и натиск и надежда на лучшее. Погибнем — знать, такова наша судьба.

— А из-за нас погибнет королева, — проворчал Род. — Ничего хорошего.

Том обнажил короткий меч и покачал его на пальце:

— Вот этим мечиком я ему в глотку попаду с пятидесяти шагов.

Туан в ужасе воскликнул:

— Он же твой соратник!

— Одним соратником больше, одним меньше, — пожал плечами Том. — Ведь для общего дела стараемся.

Туан сокрушенно покачал головой:

— Это еще хуже, чем удар в спину! Нет, мы должны дать ему возможность защищаться!

— Ну конечно! — фыркнул Том. — Пусть защищается и пусть всех в доме на ноги поднимет своими воплями. Милое дело!

Род прикрыл им обоим рты ладонями, искренне радуясь тому, что не взял с собой троих. Он зашипел на Большого Тома:

— Потерпи, ладно? Он ведь впервые на партизанской вылазке.

Том смирился.

Туан обиженно набычился, взгляд его был холоден как лед.

Род наклонился к Тому и прошептал ему в самое ухо:

— Скажи, а если бы ты не знал, что он аристократ, ты бы что о нем сказал?

— Сказал бы, что он храбрец и воин отчаянный, — признал Том. — Но при всем том молодой, глупый, и идеалов у него слишком много.

Род укоризненно покачал головой.

— Предвзятое суждение, Большой Том. Дискриминация! А я думал, ты веришь в равенство!

— Точно подмечено, — неохотно проворчал Большой Том. — Ладно, так уж и быть, я готов его терпеть, но если он опять заведет свои высокопарные причитания, то…

— Если мы быстро управимся, у него не будет такой возможности. Так вот. У меня есть предложение…

— Так зачем вы тогда нас спрашивали? — пробурчал Большой Том.

— Потому что я не придумал бы, как быть, пока вы не стали препираться. Нам нужен какой-то компромисс, верно? Туану претит удар в спину и убийство спящего, да и вообще убийство потенциального союзника, который завтра может пригодиться в бою. Верно?

— Верно, — согласился Туан.

— А Большой Том не желает, чтобы часовой поднял переполох, да и мне это не по душе, если честно. Мы все — неплохие бойцы, но чтобы мы втроем выстояли против набитого отъявленными головорезами Дома Кловиса — это, простите, из области фантазии. Итак, Том! Если этот часовой неожиданно выскочит из-за угла, можешь ты его легонько стукнуть?

— Это можно! — усмехнулся Том.

— Легонько, я сказал! Это не будет бесчестно, Туан?

— Нет, ибо он будет лицом к нам.

— Отлично! Стало быть, все у нас получится, если мы вынудим его погнаться за мышью, которая забежит за этот угол.

— Да, но… откуда же возьмется мышь, которая с готовностью исполнит наше пожелание?

— А господин ее сотворит, — проворчал Том.

— Сотворю? — вытаращил глаза Род. — Если бы у меня был механический цех и…

— Нет, нет! — усмехнулся Туан. — Я в заклинаниях не мастак, но вот ведь он — ведьмин мох, а вы — чародей! Так что же вам еще нужно?

— А? — озадаченно переспросил Род. — Ведьмы, что же, из этой штуки что-то творят?

— Да, да! Разве вы не знаете? Всяких маленьких зверушек — вроде мышей!

Недостающий кусочек грамерайской головоломки занял свое место.

— А-а-а, и как же они это делают?

— Да очень просто! Посмотрят на кочку этого мха, и он тут же превращается в то, что они пожелают!

Род медленно кивнул:

— Ловко, ничего не скажешь, оч-чень ловко. Только вей беда в том, что это — не мой стиль колдовства.

Туан загрустил.

— Вы не пользуетесь ведьминым мхом? Тогда как же мы?.. И все-таки это очень странно, что вы ничего о нем не знаете.

— Да что странного? — хмыкнул Том. — Не просветили перед отправкой, вот и…

— Ой, заткнись, — буркнул Род. — Мышью можно и по-другому обзавестись. — Он сложил руки «чашечкой», прикрыл рот и тихо окликнул: — Гвен! Гве-ен!

В то же мгновение на паутинке прямо перед ним повис паук.

Род вздрогнул:

— Ой, нет! Только не это!

— Он ядовитый! — прошипел Том и размахнулся, готовый пришлепнуть паука.

Род двинул ему кулаком под ложечку.

— Ты что! Ты что, не знаешь? Убить паука — это плохая примета. И она сбудется, я тебе это гарантирую. — Он подставил ладонь, паук опустился на нее. Род нежно погладил его. — Ладно еще, хоть в «черную вдову» не обратилась. Ты — самый красивый паучок, которого я когда-либо видел.

Паук весело заплясал на ладони Рода.

— Послушай, милая, мне нужна мышка, чтобы выманить этого часового за угол. Поможешь?

Паук утратил очертания, превратился в крошечную дымку, и в одно мгновение на ладони Рода оказалась мышь.

Она спрыгнула на пол и побежала.

— Да погоди, не так быстро! — Род накрыл ее рукой и осторожно поднял. — Прости, милая! Ведь на тебя могут наступить, а если с тобой что-нибудь такое случится, я этого просто не переживу. — Он поцеловал мышь в носик и услышал, как за его спиной давится от смеха Большой Том. Мышка же была просто вне себя от радости. — Так вот. Ты лучше сотвори мне мышку из этой кочки ведьмина мха. Ты ведь сумеешь, малышка, правда?

Мышь кивнула, повернулась на ладони Рода и уставилась на белесый нарост на стене.

Кочка мха мало-помалу сжалась, выпустила длинный вырост — хвостик, затем усики, потом цвет ее стал коричневым, и вот уже по стене вниз сбегала самая настоящая мышь.

Том ахнул и перекрестился.

Род сдвинул брови.

— А я думал — ты атеист.

— Не в таких случаях, господин.

А мышка, сотворенная из ведьмина мха, уже сворачивала за угол.

Большой Том вынул кинжал, перевернул его, сжал в кулаке лезвие. Тяжелая рукоятка превратилась в некое подобие дубинки.

Храп за углом утих, сменился недовольным ворчанием.

— У-у-у-й! Так ты кусаться вздумала? Ах ты, мелкая тварь!

Табурет, на котором восседал часовой, со стуком повалился на пол. Часовой дважды топнул, оба раза промахнулся, и вот поджидавшие за углом злоумышленники услышали приближавшийся к ним топот ног.

Том приготовился.

Мышь выбежала из-за угла.

Часовой, чертыхаясь, выскочил следом за ней, поскользнулся, поднял глаза, увидел Тома и даже испугаться толком не успел, как рукоятка кинжала Тома угодила ему по затылку, издав при этом выразительный, хоть и приглушенный стук.

Род испустил вздох облегчения:

— Ну, наконец!

Часовой послушно повалился на подставленные руки Туана. Молодой дворянин посмотрел на Рода и улыбнулся:

— Кто сражается заодно с чародеем, всегда побеждает.

— Ну… это так, мелочь, — смущенно пробормотал Род.

Том подмигнул и вынул из кошеля на ремне моток черной бечевки.

— Нет, это он вмиг разорвет! — запротестовал Туан.

Том только усмехнулся в ответ.

— Рыболовная леска? — поинтересовался Род.

— Лучше, — отозвался Большой Том, опустился на колени и принялся связывать часового. — Плетеный синтетический паучий шелк.

— Без тебя у нас бы ничего не вышло, — сказал Род и ласково погладил уютно устроившуюся на его ладони мышку.

Мышка наморщила носик и проскользнула между двумя пуговицами камзола Рода.

Род с трудом удержался от смеха, прижал руку к животу:

— Эй, осторожнее! Щекотно!

Том надежно связал часового, заткнул его рот кляпом, который для верности обвязал шнурком.

— А где мы его спрячем? — прошептал Туан.

— Тут поблизости есть надежное местечко, — отозвался Том. Прикусив язык, он закрепил шнурок узлом — не иначе как гордиевым.

— Эй! — Род прижал руку к пряжке ремня. — Все, прекрати!

— Тут на стене скоба для факела, — сообщил Туан.

— Она-то нам и нужна, — проворчал Том, поднял с пола бесчувственного часового и перебросил петлю через скобу.

Род покачал головой:

— А вдруг сюда кого-нибудь занесет? Нельзя, чтобы он вот так висел. — Он сунул руку за пазуху и прервал увлекательное странствие мыши по его торсу. — Послушай, малышка, ты знаешь, что такое дименсиональная воронка?

Мышка удивленно заморгала и растопырила усики. Затем решительно помотала головкой.

— Ну а… временной карман?

Мышка энергично закивала, ее мордочка выразила глубочайшую сосредоточенность… и часовой исчез.

Туан задохнулся от ужаса, раскрыл рот.

Большой Том поджал губы, помолчал пару мгновений, затем выпалил:

— Ну… вот! Ну все, пора трогаться.

Род усмехнулся, опустил мышь на пол, развернул и подтолкнул:

— Ну а теперь спрячься, прелестная зверушка. Но держись неподалеку — как знать, может, ты мне еще понадобишься.

Мышь поспешила прочь, весело пискнув на прощанье.

— Не сомневаюсь, Пересмешник теперь спит в бывшей комнате Туана, — негромко проговорил Том. — Будем надеяться, что и приспешники его ближайшие где-то неподалеку.

— Не может ли быть так, — прошептал Туан, — что один из них не спит? А быть может, кто-то из них назначен начальником караула?

Том медленно обернулся, по-новому взглянул на молодого Логира.

— А что? — сказал он, прищурясь. — Молодец. Догадка правильная. За мной, — распорядился он, и троица тронулась в путь.

По дороге им попался еще один часовой — его они просто обошли.

Общий зал, по обыкновению грязный и запущенный, был темен. Только угли в очаге догорали да еле чадили факелы, но и при их тусклом свете была видна широкая каменная лестница, что, с трудом являя свое было изящество, вилась вдоль дальней стены.

Лестница вела к галерее, нависавшей над залом. Поднявшись на галерею, можно было попасть в отдельные комнаты.

Рядом с очагом на огромном стуле восседал, развалившись, и громко храпел широкоплечий верзила с лицом пыточных дел мастера. У подножия лестницы стоял часовой, сонно моргая и позевывая. Еще двое часовых стояли по обе стороны от двери, расположенной в центре галереи.

— Невесело, — сообщил Том, вернувшись в коридор. — Их четверо, нас трое, да и расстояние между ними такое, что двое запросто могут поднять тревогу, пока мы будем возиться с другими двумя.

— Притом до любого из них еще добраться надо, — добавил Род.

— Можно было бы прокрасться за столами и стульями, — предложил Туан. — А тот, что возле лестницы стоит, того и гляди уснет.

— Тогда те двое, что внизу, исключаются, — согласился Род. — Но как быть с парочкой на балконе?

— Ну… — смущенно проговорил Туан. — У меня с собой праща имеется.

Он вытащил из сумки обрывок кожи, к которому были прикреплены два сыромятных ремешка.

— Где это ты… вы выучились с рогаткой обращаться? — проворчал Том, глядя на то, как Туан распутывает ремешки. — Это же крестьянское оружие, а не забава для сынков аристократов.

Во взгляде, которым Туан одарил Тома, просквозил упрек.

— Рыцарь должен быть обучен владению любым оружием, Большой Том.

Род нахмурился.

— А я не знал, что рыцарей учат владеть рогаткой!

— Не учат, — признался Туан. — Но так уж было заведено у моего отца. И я этому выучился тоже. Вот увидите: оба дозорных рухнут на пол и даже не поймут, что сразило их.

— Не сомневаюсь, — мрачно буркнул Род. — Ладно, пошли. Я возьму того, что у очага.

— Э нет, — возразил Том. — Вы лучше возьмите того, что возле лестницы.

— О? Личные счеты?

— Ага, — по-волчьи оскалился Большой Том. — Который у очага развалился, — тот самый командир, которого наш Туан вычислил. Он был среди тех, кто меня в кандалы заковал. Так что это — моя добыча, господин.

Род заглянул в глаза Тома, и по спине у него побежали мурашки.

— Ладно, мясник, — пробормотал он. — Только помни: королеву я тебе пока не отдам.

— «Пусть каждый хоронит своих мертвецов по своему разумению», — процитировал Том. — Так что вы своих хороните, господин, а мои останутся мне.

Все трое легли на пол и поползли — каждый к своему противнику.

Роду показалось, что он целую вечность пробирается между ножками столов и стульев, по полу, усыпанному всевозможными огрызками. При этом его не покидал страх: а вдруг кто-то из его товарищей доберется до цели первым и успеет заскучать.

Послышался громкий звон, по залу эхом разлетелись его отзвуки.

Род замер. Ну, точно, кто-то из двоих его спутников за что-то задел.

Тишина. Потом вскрик:

— Это что такое было?

Потом…

— Эй, ты, там! Эгберт! А ну продери глаза, скотина. Чай, лестницу охраняешь!

— А? Чего? Что такое? — промямлил сонным голосом часовой.

— Вы чего разорались? — хрипловатым басом осведомился тот, что спал у очага. — Чего это вы вздумали будить меня по пустякам?

Пауза. Затем первый голос заискивающе произнес:

— Так ведь… шум был, начальник. Что-то там звякнуло под столом.

— Звякнуло, говоришь? — пробурчал начальник караула. — Да мачо ли что там звякнуть могло? Небось крыса явилась за объедками, а вы меня из-за этого будить вздумали? Еще раз разбудите, вот тогда я вам звякну по башкам вашим пустым, дождетесь у меня. Звякнуло у них, ишь ты… — потише проворчал начальник и умолк.

И снова стало тихо — только немного погодя один из часовых переступил с ноги на ногу.

Род беззвучно, облегченно вздохнул и стал ждать, когда засопит и «его» дозорный.

Потом он вновь пополз вперед и наконец затаился под столом, ближайшим к лестнице.

Ему показалось, что лежит он там целую вечность.

Но вот от очага донесся еле слышный свист и стук: Большой Том заехал своей жертве табуретом по макушке.

Род вскочил и бросился к часовому.

Краешком глаза он видел Туана. Тот выстрелил из рогатки. Камень описал красивую дугу. Род налетел на часового, врезал ему правой рукой, сжатой в кулак, под ложечку, а левой сдавил глотку.

Часовой сложился пополам. Род метко и резко ударил его ребром ладони по шее — чуть ниже края железного шлема. Часовой мешком рухнул на пол.

Когда он оглянулся, второй часовой на балконе, обмякнув, повалился ничком. Первый уже корчился на полу, сжимая руками горло.

Род в пять прыжков одолел лестницу и врезал ему апперкотом под нижнюю челюсть. Часовой закрыл глаза и потерял сознание.

Камень угодил ему по шее сбоку. Не сказать, чтобы зрелище это было такое уж эстетичное, но малому явно повезло: если бы удар был прямым, ему бы пришлось распрощаться с целостностью трахеи.

А вот напарнику его повезло меньше. Ему камень угодил в лоб. Лицо залило кровью, она ручейком стекала на пол.

— Прости меня, дружище, — прошептал Туан, созерцая дело рук своих. Еще ни разу Род не видел его таким сокрушенным.

— Издержки войны, Туан, — прошептал Род.

— Это верно, — вздохнул молодой Логир. — И, будь он мне ровней, я бы не так сожалел. Но мой титул обязывает меня защищать крестьян, а не убивать их.

Род взглянул на опечаленное лицо юноши и решил, что именно такие люди, как Логиры, снискали для аристократии уважение в веках.

Том оглянулся и тут же отвернулся, дабы связать поверженного начальника караула. Физиономия у него была грозная.

Итак, вылазка закончилась одной-единственной жертвой. Вскоре начальник караула и тот часовой, что стоял у лестницы, были надежно связаны крепким черным шнуром из запасов Тома.

Том поднялся по лестнице, глянул на Туана.

— Славно поработали, — проворчал он. — Двоих уложили, и притом одного в живых оставили. Это, спору нет, благородно с вашей стороны. А о втором не сожалейте так уж сильно. Вряд ли у вас время было прицелиться получше.

Туан явно смутился. Аргументированно возразить Тому он не мог, но все же ему было весьма не по себе из-за того, что простолюдин дает ему отеческие советы и как бы прощает за содеянное.

Род решил, что пора вмешаться.

— Вы здесь прежде спали, Туан? — И он, не оборачиваясь, указал большим пальцем на дверь, которую охраняли дозорные.

Вопрос вывел Туана из задумчивости. Он обернулся и кивнул.

— Стало быть, теперь тут почивает Пересмешник. — Род взглянул на Тома. — Твой клиент — из приближенных Пересмешника?

— Да.

— Значит, командиров осталось только двое. Не исключено, что они дрыхнут в комнатах по обе стороны от этой. — Том потянул себя за нижнюю губу и кивнул. Род продолжал: — Значит, по одному на каждого. Вы, ребята, поработайте с командирами. А я возьму на себя Пересмешника.

— Это почему? — недовольно проворчал верзила. — Почему это Пересмешник — твоя добыча, а не моя?

Род усмехнулся:

— А я — центровой игрок, не забывай. И потом, у тебя какой пояс?

— Коричневый, — признался Том.

— А у Пересмешника?

— Черный, — неохотно буркнул Том. — Пятый дан.

Род кивнул:

— А у меня черный и восьмой дан. Так что бери себе командира.

Туан нахмурился:

— Что за пояса? О чем это вы говорите?

— Да это мы так, о расстановке сил поспорили, не обращайте внимания.

Род развернулся к двери.

Большой Том схватил его за руку.

— Господин, — сказал он, на этот раз без издевки, — когда мы со всем этим покончим, вы должны будете обучить меня.

— О, с радостью обучу всему, что знаю сам. Я тебе степень магистра обеспечу, дай только дело сделать.

— Спасибочки, — ухмыльнулся Том. — Только у меня уже докторская степень имеется.

У Рода челюсть отвисла.

— И… в какой же области?

— В богословии.

Род кивнул:

— Подходяще. Надеюсь, твоя диссертация посвящена не каким-нибудь новомодным атеистическим теориям?

— Господин! — уязвленный в самое сердце, воскликнул Том. — Как кто-то может доказать или опровергнуть существование нематериального существа на основании материальных данных? Это же главное противоречие…

— Джентльмены, — насмешливо проговорил Туан, — мне очень неловко прерывать ваш ученый спор, но Пересмешник того и гляди может проснуться.

— А? О! О да! — Род повернулся к двери. — Встретимся через несколько минут, Большой Том.

— Да, надо будет продолжить этот разговор, — ухмыльнулся Том и направился к двери справа.

Род онемевшими руками толкнул дверь в комнату Пересмешника.

Дверь скрипнула. Застонала. Взвизгнула. Можно сказать — выразила официальный протест.

Род бросился в комнату, успев сообразить, что Пересмешник нарочно не смазывает петли, пользуясь их плачевным состоянием, как примитивной системой сигнализации. В этот же миг Пересмешник вскочил с кровати с криком:

— Грязный убийца! — и ожесточенно замахал руками, исполняя мастерские блоки.

Род закрылся от рубящего удара, нацелил собственный удар в солнечное сплетение. Ответом ему был грамотный блок и вопль Пересмешника:

— На помощь!

Только Род успел подумать о том, как это смешно, что обладатель черного пояса зовет кого-то на помощь, как понял, что сейчас получит сильнейший удар в пах.

Он отскочил назад, Пересмешник прыгнул за ним и одарил его таки задуманным ударом.

Род, сгруппировавшись, упал на спину, скорчился от боли, увидел ступню, летящую к его нижней челюсти, и в последнее мгновение ухитрился откатиться в сторону. Ступня вскользь задела его щеку.

Алые искры засверкали на черном фоне. Род отчаянно затряс головой.

Сквозь звон в ушах он услышал еще один зов на помощь и рев Большого Тома:

— Заряжай рогатку, Туан! На крик сбегутся часовые!

А потом великан склонился к Роду. Лицо его выражало искреннюю озабоченность.

— Вы сильно ранены, господин?

Никогда еще пивной перегар и запах лука не казались Роду поистине райскими ароматами.

— Я в порядке, — выдохнул он. — Слава богу, удар пришелся вскользь.

— Встать сможете?

— Через минуту. Правда… Гвен будет несколько огорчена. Как же ты его уложил, Большой Том?

— А я его за ногу ухватил, когда он замахивался, — усмехнулся Том, — и задрал ее повыше. А потом апперкот ему отвесил, он и вырубился.

Род вытаращил глаза:

— Что-что ты ему отвесил?

— Апперкот.

Род перекатился на бок, встал на колени, восхищенно покачал головой:

— «Апперкот убирает черный пояс». Репортеров сюда!

За дверью послышался крик, но тут же прервался.

Род поднял голову, прислушался, поднялся на ноги, зажал руками пах и, невзирая на яростные протесты Тома, буквально вывалился из двери.

На каменном полу в общем зале лежали еще три тела.

Туан стоял у поручня балкона, растянув в руках рогатку. Губы его были скорбно сжаты, глаза потемнели от горя.

— Сначала один явился, — монотонно проговорил он, — потом другой, за ним — третий. Первых я уложил, они и крикнуть не успели, а с третьим замешкался. — Туан повернулся спиной к поручню. Помолчал и сказал — медленно, с тоской: — Ненавижу убивать.

Только тут он увидел Рода.

Род, тяжело дыша, кивнул. Острый приступ тошноты заставил его ухватиться за поручень.

— Ни одному человеку, если он, конечно, достоин того, чтобы зваться человеком, это не по душе, Туан. Но не стоит так сокрушаться. Это ведь война, как-никак.

— О нет, мне и прежде случалось убивать, — покачал головой Туан и закусил губу. — Но… убить тех, кто всего лишь три дня назад пил за мое здоровье!..

Род кивнул и прикрыл глаза:

— Понимаю. Но если ты надеешься стать королем или хотя бы хорошим герцогом, Туан, тебе придется научиться забывать об этом. — Он взглянул на юношу. — И потом, не забывай: будь у них такая возможность — они бы убили тебя.

На балкон вышел Том. На руках он, словно ребенка, нес Пересмешника.

Выглянув за поручень, он помрачнел.

— Новые жертвы? — Он отвернулся, осторожно уложил Пересмешника на пол рядом с его приспешниками и вздохнул. — О Господи! Такие времена, такие нравы — что тут поделаешь?

Том принялся связывать первого из командиров — долговязого, тощего мужчину с рубцом на месте одного уха — образчиком королевского правосудия.

Род посмотрел на того, кивнул. Пересмешник мудро подбирал себе соратников. Они имели все причины ненавидеть королеву.

Род медленно выпрямился, кривясь от боли.

Туан смотрел на него.

— Вам бы надо посидеть, передохнуть, Род Гэллоугласс.

Род охнул и покачал головой:

— Все нормально, только больно немного. Не лучше ли поскорее оттащить этих троих в темницу?

Тут глаза Туана сверкнули.

— Нет. Свяжем их и оставим здесь. Мне они понадобятся.

— Что значит — понадобятся? — нахмурился Род.

Большой Том поднял руку:

— Не спрашивайте, господин. Раз Туан так сказал, значит — так надо. Этот парень свое дело знает. Говорят, бывали такие люди, чтобы еще вот так умели толпой управлять, только лично я их ни разу не видал.

Он развернулся, сбежал по лестнице, послушал, не бьется ли сердце у тех троих, которых Туан уложил последними, обнаружил-таки одного живого, связал его, затем быстро перетащил всех на балкон. Потом снова сбежал вниз, подобрал третьего командира, лежавшего на полу возле очага, и уложил на плечо.

— Том! — окликнул его Туан. Верзила задрал голову. — Захвати рог, что висит над каминной доской, и барабан — он висит рядом.

Том кивнул и снял с гвоздя покореженный охотничий рог, потом выбрал один из грубых барабанов — обычный небольшой бочонок, обтянутый кожей с двух сторон.

Род нахмурился:

— На что вам понадобились рог и барабан?

Туан ухмыльнулся.

— На роге играть умеете?

— Ну, не сказал бы, что я владею этим инструментом в совершенстве, но…

— Сгодится, — кивнул Туан. Глаза его весело блестели.

Большой Том взошел вверх по лестнице, таща на плече третьего командира. На другом плече у него болтались рог и барабан.

Он бросил на пол инструменты и уложил связанного рядом с его товарищами. Выпрямился, подбоченился, ухмыльнулся:

— Ну, господа хорошие, и что же мы теперь с ними со всеми делать будем?

— Ты возьми барабан, — распорядился Туан, — а когда я дам знак, надо будет свесить этих четверых с балкона, но только не за шеи. Для нас будет гораздо лучше, если мы оставим их в живых.

Род выгнул бровь:

— Не старую ли я слышу песню? Кто-то чувствует себя достаточно сильным для того, чтобы проявить милосердие?

Ответа он не услышал: Большой Том ударил в барабан.

Род поспешно схватил рог.

Туан улыбнулся, вспрыгнул на поручень, расставил ноги пошире, сложил руки на груди.

— Созовите их, сударь мой Гэллоугласс!

Род поднес рог к губам и выдул «Общий сбор».

Сигнал прозвучал довольно экзотично в исполнении на охотничьем роге, но эффект таки возымел. Не успел Род исполнить сигнал вторично, как зал уже наполнился нищими и калеками, грабителями с большой дороги, городскими карманниками и убийцами.

Их ропот, похожий на предгрозовой порыв ветра, наполнил зал и стал недурственным фоном для барабанного боя и пения рога. Все явившиеся на зов вид имели сонный и соображали, что происходит, не слишком отчетливо. Они переговаривались, задавали друг дружке глупые вопросы, ошарашенно смотрели на Туана, который, по идее, должен был сидеть в темнице, а вот, гляди, стоял гордо и независимо в том самом зале, где его схватили.

На их взгляд, он должен был бояться их и вернуться не смел иначе как тайком, под покровом ночи.

А Туан стоял, никого не боясь, у всех на виду и зачем-то созвал всех… Но где же Пересмешник?

Они были изумлены и не на шутку напуганы. Эти люди, которых никогда не учили думать, столкнулись с невероятным происшествием.

Род доиграл сигнал до конца и отнял рог от губ, крутанул его залихватски на пальце и сунул за пояс.

Большой Том нанес последний, сокрушительный удар по барабану.

Туан протянул руку к Тому и принялся негромко, ритмично прищелкивать пальцами.

Барабан снова забил — не так громко, как раньше, но настойчиво и тревожно.

Род смотрел на Туана. А тот стоял подбоченясь и улыбался — ни дать ни взять — эльфийский король, вернувшийся в свое королевство из долгих странствий. Он обвел толпу глазами.

Все взгляды были устремлены на него — испуганные, затравленные, беспомощные.

Род вынужден был признать, что лучшую обстановку для произнесения речи придумать было бы сложно.

Туан раскинул руки. В зале наступила тишина. Только барабан Тома продолжал выбивать негромкую дробь.

— Вы отвергли меня! — вскричал Туан.

Толпа отшатнулась назад, в страхе зароптала.

— Отвергли и бросили в темницу! — воскликнул Туан. — Вы отвернулись от меня, отвернулись и думали, что глаза ваши больше никогда не узрят меня!

Ропот нарастал. Толпа явно была близка к отчаянию.

— Вы изгнали меня? — вскричал Туан, но тут же добавил: — Молчите!

О чудо! Толпа мгновенно притихла.

Туан устремил на собравшихся указующий перст и снова вопросил:

— Вы изгнали меня?

Некоторые осмелились робко ответить:

— Да.

— Изгнали?

Около десятка голосов ответили погромче:

— Да!

— Изгнали?

— Да! — рокотом прокатилось по толпе.

— Вы назвали меня изменником?

— Да! — взревела толпа.

— Но я снова здесь, — воскликнул Туан. — Я цел и невредим. И я снова во главе Дома Кловиса.

Никому и в голову не пришло спорить с этим.

— А где настоящие изменники, которые мечтали только о том, чтобы вас всех разорвали в клочья в бою, где вы были бы обречены на поражение? Где те изменники, которые обратили Дом Кловиса в тюрьму в мое отсутствие? Где они теперь, почему не оспаривают мое главенство?

Туан вновь уперся руками в бедра и стал ждать ответа. Толпа отчаянно искала его, а Том тем временем привязал к опутывавшей Пересмешника веревке еще футов десять, а другой ее конец ловко обвязал вокруг одного из столбиков балюстрады. В толпе уже слышались выкрики «Пересмешник!», «Где он?», а Том проделал то же самое с тремя командирами.

Туан ждал. Только тогда, когда выкрики достигли максимальной амплитуды, он дал Тому знак.

Том и Род подхватили связанных под мышки, и вот они все повисли под балконом — по двое по обе стороны от Туана. Пересмешник очухался и принялся извиваться и вырываться.

Толпа мгновенно притихла.

Туан усмехнулся и сложил руки на груди.

И тут все разом взревели, подобно огромному хищному зверю, и рванулись вперед. Те, что стояли поближе, принялись подпрыгивать, пытаясь дотянуться до болтавшихся в воздухе ног горбуна. Слышались весьма нелестные эпитеты, которыми толпа награждала Пересмешника и его холуев.

— Берегитесь! — вскричал Туан, вскинул руки вверх, и толпа мигом умолкла. — Берегитесь их, этих изменников, которых вы некогда звали господами! Остерегайтесь этих предателей, этих жалких воришек, которые похитили у вас всю свободу, которую я даровал вам!

Большой Том довольно улыбался, восхищенно глядя на молодого лорда, и бил в барабан в такт словам Туана.

А тот словно стал вдвое выше ростом.

— Разве вы родились на свет не для того, чтобы не было над вами господ?

— Да! — ответила ему толпа.

— Вы родились для свободы! — вскричал Туан. — Ваша свобода — бесправие и нищета, но вы родились свободными!

— Да! — взревела толпа.

— Но разве я отнимал у вас вашу свободу?

— Нет! Нет!

Скрюченный горбун с фингалом под глазом прокричал:

— Нет, Туан! Ты дал нам больше свободы!

Толпа поддержала горбуна дружным ревом.

Туан сложил руки на груди, выжидая, пока собравшиеся откричатся.

Стоило крику уняться самую малость, он снова раскинул руки и вопросил:

— Разве я приказывал вам?

Мгновенно наступила тишина.

— Разве я говорил вам, что вам нужно мое письменное дозволение на ночные утехи?

— Нет! — в унисон прокричали мужчины и (на сей раз) женщины.

— И никогда я не потребую от вас такого!

Ответом был дружный довольный рев.

Туан усмехнулся и почти застенчиво склонил голову.

— И что же? — негромко, но грозно вопросил Туан, пригнулся, сжал одну руку в кулак, занес ее над толпой. — И что же я вижу, вернувшись сюда среди ночи? — Он яростно вскричал: — Вы позволили этим жалким мерзавцам отобрать у вас все, что я дал вам!

Толпа испуганно зароптала.

Туан взмахнул левой рукой. Том громко ударил в барабан. Тут же воцарилась тишина.

— Мало этого! — возопил Туан, нацелил в толпу указательный палец. Взгляд его искал какие-то конкретные лица. Голос его зазвучал холодно, сдержанно. — Я вижу, что в трусости своей вы позволили им отобрать даже ту свободу, что была дана вам от рождения!

Толпа неуверенно, устрашенно зашепталась. Первые ряды попятились назад.

— Да, даже эту свободу вы позволили им похитить у вас!

Поразительно, какого потрясающего эффекта добивался Туан своими речами.

— Вы готовы поступиться даже свободой делить ваше ложе с теми, кто мил вашему сердцу!

Он снова взмахнул рукой, Том снова ударил в барабан.

— И вы зовете себя людьми!

Туан рассмеялся — горько и язвительно.

По толпе волной прокатились возмущенные выкрики.

— Мы — люди! — крикнул кто-то, толпа подхватила:

— Мы — люди! Мы — люди! Мы — люди!

— Да! — воскликнул горбун с подбитым глазом. — Ты только отдай нам этих мерзких скотов, Туан, и мы докажем, что мы — люди. Мы их так отделаем — мать родная не узнает. Ни крошки мяса не оставим на их жалких костях! Кости переломаем, мозг вытрясем!

Толпа поддержала его кровожадным ревом.

Туан выпрямился, сложил руки на груди, печально улыбнулся, привлек к себе внимание толпы. Народ мало-помалу притих, рев сменился гомоном, в нем появились виноватые нотки, потом на смену гомону пришло перешептывание, и наконец все стихло.

— Разве так поступают настоящие люди? — негромко вопросил Туан. — Свора бродячих псов и та милосерднее вас!

Это его обвинение толпе по душе не пришлось. Люди снова загомонили — протестующе, злобно, все громче и громче.

— Вы бы поосторожнее, — предостерег Туана Род. — Эдак они и нас в клочья разорвать могут.

— Не бойтесь, — ответил ему Туан, не отрывая глаз от толпы. — Пусть погомонят немного.

Толпа между тем разбушевалась не на шутку. То один, то другой грозили Туану кулаками.

Туан вскинул руки и вскричал:

— Но я зову вас людьми!

Толпа утихла.

— Есть другие, кто унижает вас, но я зову вас людьми! — Он обвел собравшихся взглядом. — И кто посмеет сказать, что я не прав?

Последовала короткая пауза, потом кто-то выкрикнул:

— Никто, Туан!

— Никто! — послышалось несколько выкриков.

— Никто! — разом прокричало еще больше людей.

— Никто! — наконец дружно возопила вся толпа.

— Готовы ли вы доказать, что вы — люди? — вопросил Туан.

— Готовы! — вскричала толпа и снова прихлынула к балкону, движимая жаждой крови.

Туан развел руки в стороны, ладонями вниз, растопырил пальцы.

Люди замерли.

Туан произнес негромко, нараспев:

— Вы родились в грязи и боли!

— Да! — отозвалась толпа.

— Вы родились для тяжкого, изнурительного труда!

— Да!

— Вы родились с пустыми животами и жаждой обрести кров над головой!

— Да!

— Но кто накормил вас? Кто дал вам приют в этом самом доме?

— Ты!

— Кто даровал вам защиту?

— Ты!

— Кто?

— Ты!

— Имя! Назовите мое имя!

— Туан Логир! — взревела толпа.

— Да! — вскричал Туан, вскинув руки вверх. Глаза его метали молнии. — Я лишил вас этих бед. Но кто наделил вас ими от рожденья? Кто унижал вас от века до века, ваших отцов и дедов?

Толпа ответила на этот вопрос неуверенным ропотом.

— Крестьяне?

— Нет!

— Воины?

— Да! — Толпа как бы снова ожила.

— А кто правит воинами?

— Дворяне!

Род вздрогнул — столько ненависти прозвучало в отзыве толпы.

— Да! Это были дворяне! — прокричал Туан и сжал в кулак поднятую руку.

Толпа забесновалась.

Туан дал ей пару-тройку мгновений побушевать и снова призвал к молчанию.

— Кто? — требовательно вопросил он. — Кто? Кто та единственная из высокородных особ, что встала на вашу сторону? Кто давал вам пищу, когда вы просили о том, кто выслушивал ваши жалобы? Кто послал к вам справедливых судей, дабы те защитили вас от произвола дворян?

Его кулак взметнулся ввысь.

— Королева! — вскричал он.

— Королева! — эхом отозвалась толпа.

— Она заткнула уши и не слушает дворян, чтобы слышать ваши мольбы!

— Да!

— Она проливала слезы о вас!

— Да!

— Но ведь, — вмешался горбун, — она изгнала тебя, Туан Логир!

Туан горько усмехнулся:

— Изгнала? А быть может, послала меня к вам? — Он раскинул руки, и ответом ему был рев толпы, подобный шуму горной лавины.

— Королева вернула вам то, что было положено вам от рожденья!

— Да!

— Вы — люди? — вопросил Туан.

— Да!

— Вы будете сражаться?

— Будем! Будем!

— Вы будете сражаться против дворян?

— Да!

— Вы будете сражаться за свою королеву?

— Да!

— Вы готовы сразиться с дворянами, защищая свою королеву?

— Да! Да-а-а-а-а!

Шум поднялся невообразимый. Одни вопили, другие прыгали от радости, третьи обнимали подружек и вертели их, словно в танце.

— Есть ли у вас оружие? — крикнул Туан.

— Есть! — Ввысь взметнулась тысяча кинжалов.

— Собирайте же мешки, укладывайте сухари! Покиньте этот дом и выходите из города через южные ворота! Королева даст вам еды, она даст вам шатры. Ступайте на юг, по большой дороге к Бреденской равнине, и там поджидайте дворян! Не мешкайте! Вперед! За королеву!

— За королеву!!!

Туан взмахнул рукой. Барабан заговорил частой дробью.

— Охотничий зов! — не оглядываясь, бросил Роду Туан.

Род поспешно поднес рог к губам и выдул несколько быстрых, призывных нот.

— Вперед! — взревел Туан.

Люди со всех ног бросились прочь из зала и быстро разбежались — кто по комнатам, кто — в арсенал. Через десять минут все уже были готовы тронуться в путь.

— Дело сделано! — весело воскликнул Туан и спрыгнул с поручня. — До Бреденской равнины они доберутся за два дня! — Он улыбнулся, ударил Большого Тома по плечу. — Мы сделали это, Том!

Том оглушительно захохотал и заключил Туана в медвежьи объятия.

— Уф-ф-ф! — выдохнул Туан, когда Том отпустил его, и, обернувшись к Роду, сказал: — Теперь, дружище Гэллоугласс, отправляйтесь к королеве, расскажите ей все, да проследите за тем, чтобы о походе узнало королевское войско. Скажите ей, пусть как можно скорее пришлет еды, шатров, эля. А этих мерзавцев, — он ткнул пальцем в Пересмешника и его приспешников, — в самые глубокие королевские темницы. Прощайте! — Он развернулся и, перепрыгивая через несколько ступеней, помчался вниз по лестнице.

— Эй, погодите минуточку! — вскрикнул Род и подбежал к поручню. — Вы-то куда собрались?

— На Бреденскую равнину, само собой! — крикнул, обернувшись, Туан. — Я должен проследить за моими людьми, а не то они встряхнут всю округу почище стаи саранчи, да еще друг дружку поубивают в драках. Передайте Катарине, что я ее… — он умолк, на глаза его набежала тень, — что я верен ей.

С этими словами он выбежал из зала и возглавил толпу, которая уже вываливалась из больших парадных дверей.

Род и Том переглянулись и, не сговариваясь, взбежали по черной лестнице на крышу.

Распевающая во все глотки толпа двигалась к южным воротам. Каким-то образом дружное пение помогло Туану придать движению организованный порядок: толпа шла почти в ногу.

— Как думаешь, ему помочь не надо? — пробормотал Род.

Том запрокинул голову и расхохотался:

— Ему, господин? Ну уж нет! Вы уж лучше помогите тем, кто выступит против него, когда у него за спиной такое войско!

— Он ведь один, Том! Он один повел две тысячи разбойников!

— И вы еще сомневаетесь в нем, господин, — теперь, когда видели, какова его власть? Или вы не видели?

— Да видел, — кивнул Род. Голова у него слегка кружилась. — Знаешь, Большой Том, а колдовства в этой стране, пожалуй, побольше будет, чем я думал. Да, я все видел.

— Разбуди королеву и моли ее явиться в кабинет, где мы будем ждать ее! — велел Бром заспанной горничной. — Поторопись!

Он захлопнул дверь и вернулся к камину, где сидели Род и только что разбуженный Тоби. Ему и часу поспать не дали, а вечеринка на башне сегодня затянулась. Глаза у Тоби были красные, голова болела нестерпимо. В руке он сжимал кружку с дымящимся глинтвейном.

— Несомненно, — торопливо бормотал он. — Мы будем только рады помочь королеве, чем только сумеем, но какая от нас может быть польза в бою?

— Предоставь это мне, — улыбнулся Род. — Уж я найду для вас работенку. Главное, чтобы все королевские ведьмы оказались на Бреденской равнине…

— Через три дня, — сказал Бром и усмехнулся. — Мы выступаем на рассвете и на походе будем три дня.

Тоби рассеянно кивнул.

— Через три дня будем непременно, господа. А теперь, с вашего позволения…

Он приподнялся, охнул и снова опустился на стул, прижав руку ко лбу.

— Ты потише, парень! — Род подхватил его под локоть, а не то Тоби свалился бы со стула. — Неужто у тебя впервые похмелье?

— Да нет же! — Тоби поднял голову, заморгал слезящимися глазами. — Просто меня впервые разбудили в то самое время, когда опьянение переходит в похмелье. Прошу прощения…

По барабанным перепонкам Рода и Брома со свистом ударил воздух, ринувшийся, чтобы заполнить то место, где только что находился Тоби.

— А-а-а… ну да, — промямлил Род, покачал головой и взглянул на Брома. — Он телепортировался.

Бром нахмурился:

— Теле… что?

— Ну… — Род прикрыл глаза, мысленно распекая себя за то, что проговорился. — Он… это… спать пошел.

— Ну да.

— Значит, он может вот так запросто исчезнуть и появиться?

— Со скоростью мысли, верно.

Род кивнул:

— Я так и думал. Что ж, это нам пригодится.

— Что ты намереваешься им поручить, Род Гэллоугласс?

— О, пока не знаю. — Род рассеянно поболтал вино в кружке. — Может, пощекотать южных рыцарей под доспехами. Ну, или еще что-нибудь такое вытворить, ради смеха. Пусть они от смеха и помрут.

— Сам не знаешь, что им поручить, но призываешь их на подмогу?

— Да, думаю, что немного колдовства порой не помешает.

— Ясно. — Бром хитро усмехнулся. — Она-то ведь уже дважды тебе жизнь спасла, считай.

Род резко развернулся к карлику:

— Она? Кто? Ты о ком? О чем ты?

— О Гвендилон, само собой, — язвительно усмехнулся Бром.

— Ах да! А… ты знаешь о ней? — Род опасливо вздернул брови, но тут же успокоился и улыбнулся. — Ну конечно, ты с ней знаком. Она ведь на дружеской ноге с эльфами.

— Да, она мне знакома, — сурово нахмурился Бром. — Ты мне лучше вот что скажи: любишь ли ты ее?

— Люблю ли? — уставился на него Род. — А тебе-то, прости, какое дело до этого?

Бром нетерпеливо махнул рукой:

— Меня это заботит, и хватит с тебя. Так ты любишь ее?

— Нет, с меня этого никак не хватит! — Род откинулся на спинку стула с видом оскорбленного достоинства.

— Я — принц эльфов! — фыркнул Бром. — Неужто я не должен проявить заботу о самой могущественной колдунье в Грамерае?

Род не поверил своим ушам:

— Самой… как ты сказал?

Бром кисло усмехнулся:

— А ты и не знал? Да-да, Род Гэллоугласс. С более опасной дамой судьба тебя еще не сводила. Так отвечай мне: ты любишь ее?

— Ну… а-а-а, я… я не знаю! — Род согнулся, сжал голову ладонями. — Понимаешь, это все так неожиданно, и я..

— Так ты не знаешь? — В голосе Брома появились угрожающие нотки.

— Нет, проклятие, не знаю!

— Как же можно не знать? Ты что, младенец в пеленках? Разве ты не знаешь собственного сердца?

— Да нет, знаю вроде бы. Желудочки там, предсердия… О-о-о!

— Так как же мне узнать, любишь ли ты ее? — взревел Бром.

— А мне, мне как узнать? — прокричал в ответ Род. — Ты лучше у коня у моего спроси!

В дверь просунул голову дрожащий от стража паж и несмело шагнул в кабинет:

— Милорды… Ее величество королева!

Бром и Род развернулись, встали, поклонились.

Катарина явилась в алом пеньюаре, растрепанная. Вид у нее был очень усталый и сонный.

— Ну, милорды, — проворчала она, усевшись у камина, — что за важные вести заставили вас разбудить меня в столь ранний час?

Род кивком указал пажу на дверь. Мальчик побледнел, поклонился и ретировался.

— Дом Кловиса поднялся, вооружился и выступил в поход, — сообщил Катарине Род.

Катарина прикрыла глаза и со вздохом откинулась на спинку кресла:

— Хвала Небесам!

— И Туану Логиру, — уточнил Род негромко.

Она открыла глаза.

— Верно. И Туану Логиру, — добавила она не слишком охотно.

Род отвернулся, провел рукой по каминной полке.

— Им нужно послать еды и питья, чтобы они не грабили деревни по дороге. Кроме того, вперед нужно выслать гонца, дабы он предупреждал солдат не чинить им препятствий.

— Хорошо, — кивнула королева, — непременно. — Ее взгляд устремился к огню. — И все же это странно, — задумчиво произнесла она. — Те, что всегда ругали меня, теперь готовы за меня сражаться…

Род посмотрел на Катарину с еле заметной насмешливой улыбкой.

— Туан… — еле слышно проговорила она.

Бром кашлянул и шагнул к королеве, заложив руки за спину.

— Нынче ночью, — негромко сообщил он, — я говорил с королем эльфов. Все его легионы — к нашим услугам.

— Что такое — легионы эльфов? — кисло усмехнулась Катарина. Она снова стала самой собой.

— О, не стоит их недооценивать. — Род почесал затылок, вспомнив полученный некогда удар, а также плененного эльфами оборотня. — Кроме того, на нашей стороне — ваш персональный ведьминский шабаш.

— И самая могущественная колдунья в Грамерае, — напомнил Бром.

— Ну да. И еще она, — согласился Род, бросив на Брома взгляд, от которого бы мигом изжарился шашлык. — Все они в полной готовности услужить единственной правительнице в истории, которая покровительствует ведьмам.

Катарина слушала их, и глаза ее открывались все шире. Но вот она задумалась и устремила взгляд на пламя в камине.

— Мы победим, — пробормотала она. — Мы победим!

— При всем моем уважении к вашему величеству, я рискнул бы сказать так: скорее всего нам удастся свести исход сражения к ничьей.

Бреденская равнина представляла собой речную дельту, открывающуюся к югу, а с севера ограниченную течением двух сливающихся рек. Берега их поросли густым лесом, обрамлявшим поле. Поле поросло высокой травой и лавандой.

«Не видно ни хрена…» — думал Род, сидя у костра. Поле окутала густая холодная дымка. Ну, то есть, на взгляд Рода, знавшего, что такое городской смог, это была именно дымка. А Туан, гревший руки у костра напротив Рода, качал головой и сокрушался:

— Какой густой, непроницаемый туман, сударь Гэллоугласс! Он угнетает боевой дух войска!

Род хмуро глянул на Туана и прислушался к развеселым разговорам, долетавшим с той стороны, где разместились пикеты армии Туана. Ведьмы уже прибыли. Их обычная вечеринка из-за тумана началась сегодня в полдень.

Плечи Рода задергались. Он с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться в голос.

— Ладно тебе, Туан, не переживай так сильно. Наши метео… наши ведьмы утверждают, что завтра будет чудесный солнечный день.

— Хвала святому Георгию, если нам не придется вступить в бой раньше! — вздохнул Туан и плотнее завернулся в плащ.

Согласно последним донесениям от миниатюрных разведчиков Брома, которых Род тут же окрестил «Объединенным Ополчением Хобгоблинов», южное войско находилось в полудне пути до равнины. Катарина вместе с Бромом и своим войском прибыла накануне вечером, а войско нищих и бродяг уже целые сутки отдыхало. Они были в такой отличной форме, что Туану с трудом удавалось сдерживать их. Все они рвались в бой и жаждали немедленно совершить бросок на юг и закатить южанам трепку, не дожидаясь их прибытия на равнину.

— Но, — глубокомысленно изрек Род, — я не вижу, почему бы нам ждать утра. Мы можем напасть на них и под покровом ночи.

— Напасть во тьме? — возмущенно воскликнул Туан.

Род пожал плечами:

— А почему нет? Они устали после дневного перехода, нападение застанет их врасплох. Тогда наши шансы на победу значительно возрастут.

— О да! У нас будет куда больше шансов убить спящих!

Род вздохнул и не стал говорить о том, что однажды поступил именно так и что убитый им человек был профессиональным киллером, устроившим охоту на него. На самом деле были в его жизни эпизоды, когда он прибегал к более бесчестным методам расправы с врагами в случаях, когда это было менее оправданно, но сейчас говорить об этом ему не хотелось.

— Я всегда думал, что цель сражения — победа, — сказал он.

— Верно, — кивнул Туан, вглядываясь в туман. — Но не такими подлыми средствами. Кто будет верен королеве, которая добилась победы таким путем?

«Вот она, истина, — подумал Род. — На этой планете превыше всего — престиж, а честь — краеугольный камень престижа».

— Ладно, — сказал он. — Считай, ты меня вылечил.

— Вылечил? — непонимающе переспросил Туан. — У меня нет дара целительства.

— Зато ты прекрасный психолог-самоучка. Так что — когда дело дойдет до управления людьми, я к тебе обращусь за советом.

Туан печально улыбнулся и покачал головой:

— Дружище Род, у меня нет дара править людьми.

Род позволил себе в этом усомниться:

— Может, и нет, но ты — прирожденный вождь.

— Хо! — послышался чей-то веселый басок.

Род обернулся и улыбнулся. Из тумана вынырнула великанская фигура.

— Ну, что там, все счастливы?

Большой Том подошел к костру, ухмыльнулся:

— Еще как счастливы, господин. Они ведь в жизни такого винца не пивали, да еще так много.

— Гм-м-м, — задумчиво протянул Род. — Лучше бы, пожалуй, откатить бочонки подальше через некоторое время. Нельзя же, чтобы они напились в стельку перед боем.

— Нет, не надо, — почти автоматически отозвался Туан. — Пусть выпивают вволю — скорее уснут. А утром разбудим их пораньше, дадим по паре кружечек, и они у нас будут драться как демоны.

Что ж, с этим трудно было не согласиться. Собственно, никто не ждал от войска нищих особой точности в сражении. Их дело было выйти на бой и драться, не более того.

Черная ткань ночи была расцвечена пятнышками костров. Туман приглушал их свет.

На юге появились огоньки — это устраивалась на ночлег подошедшая армия южных дворян и советников.

С прибрежного луга доносились веселый хохот и крики — это нищие предпринимали отчаянные попытки напиться до последней степени.

На холме, дальше от реки, царила чопорная тишина. Неярко горели светильники в шелковых шатрах. Войско королевы улеглось спать на трезвую голову.

Но вот в самом большом шатре — королевском — тишины не было и в помине.

— Нет, нет и еще раз нет! — воскликнула королева, сердито расхаживая по шатру. Она развернулась, хлопнула в ладоши. — И не желаю больше вас слушать! Я сказала: завтра я поскачу в бой впереди моего войска!

Род и Бром переглянулись.

Туан побагровел от гнева, отчаяния и волнения за возлюбленную.

— Ступайте, — распорядилась Катарина и отвернулась.

Все трое поклонились и неохотно вышли из шатра.

— Как сказала, так и сделает, — проворчал Бром. — Стало быть, всем нам придется защищать ее, а сражением будет руководить сэр Марис.

— Ну, тогда мы точно проиграем, — буркнул Род. — Его военная стратегия так же стара, как римская фаланга.

Бром вздохнул, потер глаза:

— Я обещал ей погибнуть рядом с ней. Но быть может, мы все уцелеем, ибо есть у меня кое-что на уме.

И он исчез в темноте, не дав Роду и Туану ни о чем спросить его, из чего Род сделал заключение: на уме у карлика было единственное — поднять ему и молодому Логиру настроение, подарив надежду на лучшее.

— Мы погибнем, защищая ее, — прошептал Туан, изможденный и бледный. — Но и она падет в бою, без сомненья. — Он беспомощно развел руками. — Но что я могу поделать?

— Ну… — Род поджал губы и оглянулся через плечо на освещенный шатер. — Знаю я один способ, как сделать так, чтобы она не смогла завтра сесть в седло…

— Так скажи! — умоляюще воскликнул Туан.

— То есть она вообще сидеть не сможет.

Туан медленно покраснел, но тут же побледнел и задрожал от возмущения:

— Что ты… о чем это ты?!

Голос его звучал надтреснуто и грозно. Он поднял сжатую в кулак руку.

Род непонимающе нахмурился.

— Да выпороть ее надо хорошенько. Отшлепать так, чтобы она до следующего воскресенья только стоять могла. А как иначе?

Кулак Туана медленно опустился, он снова залился краской.

— О… — смущенно проговорил он и отвел взгляд. — Верно. Это было бы неплохо.

— Либо это, либо она погибнет.

Туан кивнул, собрался с силами, развернулся к королевскому шатру, минуту помедлил, потом расправил плечи.

— Так я и сделаю, — решительно заявил он. — А ты прости меня, дружище Гэллоугласс, за мой гнев. Просто… на миг мне показалось, что ты разумеешь… что-то другое.

Он вдохнул поглубже и поспешно зашагал к шатру.

У входа Туан остановился, кивнул стражникам и вошел.

Род изумленно улыбнулся:

— А я-то думал, что я тут один грешу задними мыслями!

Он крякнул, покачал головой и направился к походным кострам ведьм, по пути размышляя о том, что годы, проведенные Туаном в Доме Кловиса, кое-чему научили молодого дворянина.

Из темноты неожиданно материализовалась (в буквальном смысле) Гвендилон. Она смущенно улыбалась:

— О чем задумались, милорд?

Род усмехнулся, обнял ее за талию, прижал к себе. И их губы слились в долгом влажном поцелуе.

— Милорд! — воскликнула она, мило покраснев и поправляя растрепавшиеся волосы.

Ночной ветерок донес до них резкий, хлещущий звук, визг и вскрик.

Стражники у шатра вытянулись по струнке и кинулись ко входу. Один из них был готов распахнуть полотнище, но второй схватил его за руку:

— Вашему величеству нужна наша помощь?

— Не смейте входить! — ответил им испуганный крик. — Если вам дорога жизнь, не вздумайте войти!

Стражники обменялись недоуменными взглядами, пожали плечами и вернулись на пост, продолжая, впрочем, время от времени нервно оглядываться через плечо.

Крики стали приглушенными, затем сменились рыданиями. Хлещущие звуки утихли.

А потом и вообще наступила тишина.

Род опустил глаза и посмотрел на Гвен.

— Что это ты усмехаешься?

Она кокетливо, искоса глянула на него:

— Я же говорила вам, милорд, что могу прочесть не только ваши мысли.

— О?

— Да. И там, в шатре, мысли сейчас просто-таки дивные…

В шатре погас свет.

Гвендилон негромко рассмеялась и отвернулась.

— Пойдемте, милорд. Дальше слушать неприлично. Пойдемте. Вам нынче надо лечь пораньше.

— Проснись, Род Гэллоугласс!

Кто-то тряс его за плечо.

Род заворчал и с трудом открыл глаза:

— Какого черта? Что тебе…

Он умолк. Перед ним стоял Бром О’Берин.

— Это я, — на всякий случай уточил Бром. — А теперь одевайся и иди за мной.

— Между прочим, в ночь перед сражением у меня нет привычки спать раздетым, — проворчал Род и осторожно приподнялся, стараясь не разбудить Гвендилон.

При взгляде на нее его лицо смягчилось. Он легко коснулся губами ее щеки. Она пошевелилась, что-то пробормотала во сне и улыбнулась.

Род встал. Бром уже отошел в сторону и настойчиво манил его за собой.

— Ну, говори, что стряслось? — рявкнул Род, догнав карлика.

— Помолчи, — огрызнулся Бром и молчал, покуда они не взобрались на холм над лагерем.

Здесь он резко развернулся к Роду и сурово проговорил:

— А теперь отвечай мне! Ты любишь ее?

Род ошарашенно смотрел на него.

— Ты меня разбудил только для того, чтобы спросить об этом? — спросил он угрожающе тихо.

— Это важно для меня, — буркнул Бром. — Ты ее любишь?

Род сложил руки на груди:

— Тебе-то какое дело до этого? И какое ты имеешь право копаться у меня в душе?

Бром отвел взгляд. На скулах его задвигались желваки. Наконец он ответил так, словно слова из него тянули силой:

— Она моя дочь, Род Гэллоугласс. — Он смотрел в глаза Рода. — Что? — насмешливо спросил он. — Не верится, да?

Он отвернулся, устремил взгляд вдаль. Голос его смягчился, стал задумчивым.

— Она была простой служанкой в королевских покоях, но я любил ее, Род Гэллоугласс. Ростом она была невысока, коротышка, можно сказать, и все же на голову выше меня. И смертная к тому же. А как она была хороша, как хороша! И знаешь — вот ведь что странно — за ней волочились все придворные, но она, — восторженно и удивленно проговорил Бром, — выбрала меня. Только она одна, из всех женщин на свете, эльфиек и смертных, видела во мне не карлика, не эльфа, не принца — а просто мужчину. Она желала меня… Она меня любила…

Он умолк, покачал головой, вздохнул:

— И я любил ее, Род Гэллоугласс, только ее одну. И она зачала от меня дитя.

Лицо Брома помрачнело. Он заложил руки за спину и уставился в землю.

— Когда же стало ясно, что она беременна, и скоро это заметили бы все, и тогда ее стали бы позорить грубыми насмешками, хотя мы с ней были обвенчаны… Я отослал ее в густые леса, к моему народу. И там, в окружении эльфов и лепрехунов, она произвела на свет чудесное дитя, девочку, в которой течет кровь эльфов.

Глаза его затуманились. Он поднял голову и, не глядя на Рода, продолжал:

— Она умерла. Когда нашей дочери исполнилось два года, она умерла от простуды. И мы похоронили ее под деревом в лесу. Каждый год я хожу на ее могилу… — Он вернулся взглядом в Роду. — А девочка осталась. Мое дитя.

Он отвел взгляд.

— А что я мог поделать? Растить ее, чтобы она видела, что ее отец — урод и скопище грубых шуток? Чтобы она стыдилась меня? Потому она росла в лесу, среди эльфов, и знала могилу матери, но ничего не ведала об отце.

Род принялся было протестовать, но Бром отмахнулся:

— Молчи! Так было лучше для нее! — Он медленно обернулся, взгляд его был грозен. — Так все и осталось по сей день. И если ты проговоришься, Род Гэллоугласс, я вырву твой язык и отрежу уши.

Род только смотрел на него, окаменев, и не знал, что сказать.

— И потому сейчас ты дашь мне ответ! — Бром ударил кулаками по бедрам и вздернул подбородок. — Знай же: я наполовину смертный, и потому меня можно убить. Быть может, нынче я погибну. — Он понизил голос. — Так скажи же мне, несчастному отцу, душу которого снедает тревога: ты любишь мое дитя?

— Да, — тихо отозвался Род, помолчал и спросил: — Так она не случайно встретилась мне по дороге на юг?

Бром хитро улыбнулся:

— Нет, конечно, не случайно. Как ты только мог так подумать?

Заалел разбуженный зарей восток, начал рассеиваться туман. Род въехал в лагерь нищих, чтобы разбудить их.

Но Туан, оказывается, опередил его. Он переходил от одного человека к другому и будил своих подопечных. Его сопровождал солдат, который ставил возле каждого кружку с подогретым вином.

Туан выпрямился, заметил Рода и поспешил к нему, раскинув руки в стороны и улыбаясь от уха до уха.

Он похлопал Рода по плечу, крепко, до боли сжал его руку. Глаза его светились глубокой, спокойной радостью.

— Прими мою благодарность, дружище Род, — сказал он безыскусно. — Ты заслужил ее! Теперь я у тебя в долгу.

Род улыбнулся и подмигнул Туану:

— Как я понимаю, одной поркой ты не ограничился? Ну, оно и к лучшему.

Похоже, в лагере у Туана все шло, как надо. Род развернул Векса к стоянке ведьм.

Тут тоже царил образцовый порядок: стояли в рядок корзины с веревками и упряжью. Из рук в руки передавались кружки с утренним напитком. Напиток был весьма бодрящий: что-то вроде крепкого чая с небольшой примесью бренди. Он был призван активизировать колдовской потенциал ведьм.

Повсюду сновали эльфы, путаясь у всех под ногами и раздавая направо и налево добрые пожелания и охранные заклинания всем, кто согласен был их принять. Ведьмы не ведьмы — так говорили эльфы, а лишнее доброе волшебство не повредит. Вреда от заклинаний никакого, а глядишь, и польза будет…

Словом, тут Роду делать тоже было нечего, и потому он отправился на поиски Гвендилон.

Он нашел ее посреди компании колдуний, которые по грамерайским меркам считались старыми — то бишь всем им было за двадцать.

Похоже, Гвендилон им что-то взволнованно внушала и чертила палочкой на земле какие-то рисунки. Товарки слушали ее так внимательно, словно от каждого ее слова зависела их жизнь.

Род решил, что прерывать это производственное совещание не стоит.

Он поворотил Векса и, миновав костры, от которых доносились аппетитные запахи, выехал к пикетам, проехал мимо них и оказался на Бреденской равнине.

На южном ее краю поблескивали наконечники копий, сверкали начищенные до блеска доспехи. Ветер доносил до Рода лязг металла, ржание коней, гомон пробуждавшегося лагеря. Советники нынче тоже поднялись рано.

Послышались торопливые шаги. Род обернулся и увидел, что по лугу в его сторону бежит паж.

— Что новенького, приятель? — крикнул Род и помахал мальчишке рукой.

— Вы должны явиться к королеве, господин Гэллоугласс, — проговорил паж, еле дыша, и ухватился за стремя. — Милорд О’Берин и лорды Логиры уже там. Военный совет!

Военный совет прошел быстро. Он представлял собой краткое повторение уже известного всем плана сражения, после чего прозвучало сообщение о том, что Катарина в итоге на коня не сядет и войско не возглавит. Род заметил, что во время совета королева стояла.

Затем все разошлись по местам: сэр Марис в центр, старик Логир — на правый фланг, Род — на левый. Бром должен был остаться на вершине холма с Катариной и Гвендилон, дабы они оттуда руководили ходом сражения. Это предложение последовало от Рода, и Бром принял его, не раздумывая ни секунды. Боец он был изрядный, но кавалерист, вследствие маленького роста, никудышный.

Тому было предложено на выбор: драться вместе с бродягами или остаться рядом с Родом. Он выбрал последнее — может быть, потому, что хотел побывать в самой гуще сражения.

Туан, естественно, остался со своими подопечными.

Когда молодой Логир взлетел в седло, Катарина остановила его, коснулась рукой его колена и обвязала шелковой лентой правую руку Туана.

А потом она протянула к нему руки. Туан взял ее руки, прижал к губам, склонился, поцеловал Катарину в губы, затем пришпорил коня, проскакал с десяток ярдов, придержал коня…

Они на миг замерли, глядя друг на друга, — королева и белый рыцарь. Но вот Туан снова пришпорил своего скакуна, развернул его и поскакал вслед за своим войском оборванцев.

Род еле заметно улыбнулся.

— Рано еще смеяться, Род, — напомнил ему Веке.

Род скорчил рожу:

— А ты кем себя считаешь? Уж не мудрым ли сверчком из «Пиноккио»?

Он обернулся, бросил последний взгляд на Гвендилон, стоявшую возле королевского шатра, и поскакал к левому флангу.

Он был единственным всадником без доспехов.

Прочие же были одеты в латы с головы до ног, как это было принято в четырнадцатом веке, вот только южане являли собой сплошную, непроницаемую стальную стену, а рыцари Катарины были расставлены пореже, между ними было по двадцать ярдов — только так их линия могла сравняться с линией южан по длине.

«Да, дырок предостаточно», — сокрушенно думал Род. А единственная шеренга пехотинцев и вовсе не шла ни в какое сравнение с плотной массой воинов, стоявших за спинами рыцарства мятежных лордов. Словом, зрелище не вызывало энтузиазма.

Но бродяг почему-то видно не было. Если на то пошло, и ведьмы куда-то пропали, и эльфы тоже.

Видимо, мятежников ожидали кое-какие малоприятные сюрпризы.

На южном краю поля запел рог…

Мятежные рыцари взяли копья наперевес.

Рыцари королевы сделали то же самое.

Наступила долгая тягостная пауза, но вот кони сорвались с места.

Конский топот звучал ревом горной лавины. Стальные ряды противников сошлись, и южные рыцари тут же начали теснить рыцарей королевы…

Запахло легкой победой, и мятежники радостно вскричали, полагая, что теперь им не составит труда рассыпаться, окружить войско королевы с флангов и взять в кольцо.

В центре отчаянно дрались рыцари королевы. Многие из них были сброшены с коней и залиты кровью, но продолжали биться.

С победным ревом мятежники растянулись по полю, погнали коней к флангам северян…

Но вдруг их победный рев сменился криками ужаса: земля стала проваливаться под копытами коней.

Рыцари и их скакуны увязли в канаве глубиной в шесть футов.

Эльфы ночью зря времени не теряли.

На выручку конникам бросились пехотинцы, но тут из-за деревьев со страшным воем выскочили бродяги и нищие, вооруженные ножами, мечами и кинжалами, и яростно набросились на пехотинцев.

Все бы хорошо, но числом противник все равно намного превосходил силы королевы.

И тогда в бой вступили воздушные силы. По небу полетели бравые команды, в каждой из которых было по четыре чародея и по одной ведьме. Чародеи поддерживали корзины, а в корзинах сидели ведьмы. Чародеи пускали во врагов стрелы: руки у них были свободны, поскольку поддержка корзин осуществлялась за счет хитроумных кожаных креплений на поясах, а ведьмы осыпали мятежников камнями. Камни, управляемые ведьмами, не только безошибочно выбирали цель, но и удары наносили посильнее обычных. Южане принялись обстреливать их из луков и арбалетов, но ведьмы ловко отгоняли стрелы, а порой им даже удавалось развернуть их в полете и направить в обратную сторону.

Так что… Вскоре вместо привычного и понятного боя на поле поднялась невообразимая суматоха.

При всем том рыцари южан сдаваться не собирались. Согласно кодексу чести, рыцарь мог драться только с другим рыцарем, и пехотинца могли убить за одну лишь попытку схватиться с рыцарем, и лишь Божья воля могла подарить такому смельчаку победу!

Рыцари Катарины в итоге были вынуждены драться не только по центру, но вдоль всей линии фронта, и многие из них пали. Мятежников было намного больше, да и с кодексом чести у них было явно не так строго, как в королевском войске.

Тоби, юный чародей, вдруг возник в воздухе прямо перед Родом:

— Господин Гэллоугласс! Герцога Логира окружают, вы должны прийти к нему на выручку!

Он исчез так же внезапно, как появился. Не сказать, чтобы это была самая совершенная форма связи, но уж, во всяком случае, у мятежников и такой связи не было.

Род, на момент появления Тоби занятый поединком с вражеским рыцарем, завершил его, вогнав свой меч между нагрудником и шлемом противника, и погнал Векса прочь из гущи сражения.

Он поскакал к противоположному флангу. Там сквозь толпу сражавшихся к герцогу Логиру пробивалась юркая фигурка, с головы до ног закованная в латы и вооруженная сверкающим мечом. Кто-то из советников решил не ударить в грязь лицом и убрать одного из главных действующих лиц. Сверкал меч как-то странно, скорее — светился. Род пока не понимал, что это значит, но догадывался, что это только с виду меч, а на самом деле какое-то гораздо более мощное оружие.

Род врубился в толпу сражавшихся и принялся пробиваться к герцогу, словно мощный бульдозер, разгоняя по пути всех без разбора.

Логир заметил опасность и закрылся щитом от грозящего ему меча. Меч советника беззвучно и легко прошел сквозь щит, но до Логира не достал. Старик вскричал от боли: страшный жар проник к его коже от разогретого щита и раскалившихся доспехов. Логир выронил щит.

Советник занес свой меч для решающего удара.

Но тут Веке на полном скаку налетел на лошадь советника. Та, естественно, упала, упал и советник, вопя как оглашенный. Меч выпал из его руки.

Солдаты поспешно расступились, боясь прикасаться к заколдованному мечу.

Род, ни в малейшей степени не терзаясь угрызениями совести, развернулся и затоптал советника насмерть железными копытами Векса. Предсмертный вопль мерзавца еще долго звучал в ушах у Рода, и совесть заговорила было, но Род решил отложить переговоры с нею до конца сражения.

Он подъехал к лежавшему на траве мечу, слыша, как солдаты шепчутся:

— Колдовство!

— Да нет, всего лишь чудо, — прокричал Род, спешился, подобрал меч и снова сел верхом. — Ничего удивительного, верно?

Он бросил меч Логиру, тот поймал его за рукоятку и приветственно поднял, а Род ускакал и снова угодил в самую гущу боя.

Сражение было в разгаре. Сталь ударяла о сталь, слышался костный хруст, лилась кровь, но никто не просил пощады. Сошедшиеся в бою войска растекались по полю подобно странной, огромной пульсирующей амебе.

Воздушная эскадрилья ведьм-эсперов развернулась и умчалась прочь — они уже были не в силах отличить своих от чужих.

Род метался вдоль рядов сражавшихся. Веке без труда пробивал себе дорогу стальными боками и копытами. Род прикрывал троих полководцев и рыцарей, где только мог, руководил выносом раненых, разнимал соперников, сошедшихся в смертельной схватке.

Бродяги и нищие, похоже, напрочь обескуражили мятежных воинов полным отсутствием какой-либо боевой выучки и выигрывали именно за счет боя без правил. Многие из них были убиты, но прежде уложили шестерых врагов, а то и побольше. Они орудовали кольями, ржавыми мечами, кривыми ножами и демонстрировали полное и бесповоротное презрение к возрасту и рангу своих соперников.

Род припомнил Карла Маркса и мысленно содрогнулся.

Он давно не видел Большого Тома и искренне надеялся, что с его «слугой» все в порядке.

И тут он услышал его голос. Он донесся из тыла мятежного войска.

— Ко мне! — ревел Большой Том. — Ко мне!

Тысячи голодранцев бросились к нему и принялись вламываться в ряды мятежников с тыла.

Идея эта была быстро подхвачена. Группы мятежников быстро рассредоточились вдоль всего вражеского войска, и амеба сражения начала сжиматься.

А Большой Том рвался вперед — похоже, к какой-то конкретной цели.

Род нахмурился, приподнялся в стременах, стараясь вычислить маршрут Тома.

Там, в самом центре битвы, двадцать стариков горбунов в отчаянной спешке собирали какую-то машину… Треножник на тонких ножках, а наверху — какая-то непонятная конструкция. Советники прибегли к своей последней надежде…

Род пришпорил Векса, и Веке послушно подпрыгнул и взлетел, но среагировал на команду чуть позже, чем следовало бы. Род в ужасе осознал, что на роботе начало сказываться напряжение боя.

Стальной конь перелетел через головы сражавшихся и пробился к советникам как раз в тот момент, когда с противоположной стороны до них добрался Том в сопровождении жалких остатков войска оборванцев.

Советники, суетившиеся возле машины, умолкли и замерли, завидев своих заклятых врагов.

А потом они взвыли, попятились, окружили машину плотным кольцом. Глаза их злобно сверкали. Еще миг — и советники обнажили светящиеся мечи.

Подопечные Тома окружили советников и пошли на них.

Оружие советников было смертельно опасным, но для того, чтобы убить, оно должно было коснуться жертвы, и голодранцы в этом смысле являли собой отличные мишени.

Многие из них упали, рассеченные пополам, но многие уцелели. Их было вчетверо больше, чем советников, и они были готовы дорого продать свою жизнь.

Советники вопили, размахивали мечами, но и они гибли один за другим.

В самом центре круга Род разглядел одинокую фигурку. Дюрер предпринимал отчаянные попытки наладить зловещее устройство и запустить его.

В живых осталось только пятеро советников.

Дюрер отскочил от машины с диким воплем и что-то выхватил из нагрудного кармана.

Лазерный пистолет.

Род соскользнул с коня, укрылся за крупом Векса, зная, что робота можно сразить только прямым попаданием в голову, и торопливо открыл потайную дверцу в боку коня. Здесь лежало оружие, припасенное на самый крайний случай: лазерный пистолет последней модели.

Род схватил пистолет, слыша вопли оборванцев. Они падали наземь, подкошенные лучами лазера. Род перебежал к голове Векса, присел и выстрелил.

Разряд угодил Дюреру в ногу. Горбун сжал руками колено и, воя, упал на траву.

Том победно взревел.

Оборванцы пошли в атаку, бешено размахивая кольями и сбивая с ног последних уцелевших советников.

Колья взметнулись и разом опустились, с противным, чавкающим звуком пронзив плоть врагов.

Большой Том злорадно расхохотался и подхватил с земли меч одного из поверженных советников.

Дюрер приподнялся, встал на одно колено и выстрелил.

Луч алого света угодил Тому в плечо. Том взревел от боли, завертелся на месте и упал.

Хромая и волоча раненую ногу, Дюрер двинулся к нему, пытаясь прицелиться получше.

Род выстрелил в него и промахнулся.

Дюрер злобно взвыл и спрятался за чьим-то трупом.

Род пришпорил Векса:

— Скорее! Пока он не успел выстрелить!

Конь подпрыгнул: луч лазера угодил ему в брюхо, что было не так уж опасно: брюхо у Векса было пустое и не содержало жизненно важных деталей.

И все же ноги коня-робота вдруг прямо в воздухе перестали гнуться, голова повисла…

Род поспешно вылетел из седла. Веке с грохотом упал наземь и покатился кувырком.

Род тоже кувыркнулся, приподнялся, нашел взглядом Дюрера и прицелился в него.

…Но тут на Дюрера, успев попутно толкнуть Рода, налетел Том.

Дюрер закачался, пистолет вылетел из его руки.

То же самое из-за полученного толчка произошло и с пистолетом Рода. Он отчаянно искал глазами утерянное оружие.

Том перекатился по земле, поднялся, бросился к Дюреру, подхватил выроненный одним из советников меч… и упал, зацепившись ногой за чей-то труп.

Юркий, словно угорь, Дюрер мгновенно вскочил, схватил меч, замахнулся…

Род взвыл и, пригнувшись, бросился вперед.

Его плечо угодило в живот Дюреру. Горбун взлетел в воздух, а меч выпал и вонзился в землю.

Дюрер ухватился за него, поднялся на ноги, выхватил меч из земли, поднял и развернулся к Роду.

Род упал на колени. Смертоносное оружие было так близко…

Том взревел и оттолкнул Рода в сторону.

А лучистый меч опустился и отсек плечо Тома вместе с третью грудной клетки.

Род дико закричал, вскочил и развернулся. Согнутой в локте рукой он обхватил шею Дюрера, изо всех сил пнул его коленом в спину.

Послышался глухой хруст. Дюрер вскрикнул и обмяк. Пальцы его разжались, меч выпал.

Род швырнул советника наземь.

Тот все еще кричал и пытался дотянуться до меча.

Род опустился на одно колено и ребром ладони резко ударил Дюрера по шее.

В горле у Дюрера заклокотала кровь. Он в последний раз дернулся и затих.

Род, тяжело дыша, встал, обернулся и увидел, как из разрубленного плеча Тома фонтаном хлещет кровь. Великан молчал, только кривился от страшной боли.

Род встал на четвереньки. Взгляд его отчаянно метался среди мертвых тел и луж крови.

Наконец он нашел лазерный пистолет и бросился к Тому.

Сюда же подступали и уцелевшие в схватке с советниками бродяги. Не дав им подойти ближе, Род дотянул спусковой крючок и срезал лучом лазера полдюйма мышц вокруг раны Тома. Том вскрикнул.

Бродяги со злобными воплями накинулись на Рода.

— Нет! — вскричал Том, но как слаб стал его крик в сравнении с былым могучим басом. — Тупицы, не троньте его! Разве вы не видите? Он остановил кровь!

Он откинулся на траву. Бродяги расступились, умолкли. Род, заработавший порядочно синяков и ссадин, скривился, потирая только что зажившее плечо, и вернулся к Тому.

Он встал на колени рядом с товарищем. Тот все еще корчился от боли. От запаха жженой плоти у Рода кружилась голова.

Том с трудом немного приоткрыл глаза и попытался улыбнуться:

— Это вы… здорово придумали… господин. Две минуты назад… это бы… могло… меня спасти.

Род сорвал с себя плащ, быстро скатал его, подсунул под голову Тома.

— Лежи, не шевелись, — проговорил Род с натугой. — Ты такой здоровяк, ничего, сдюжишь. Не вся же кровь из тебя вытекла.

— Нет… — еле слышно отозвался Том. — Слишком… много. А еще… болевой шок…

Лицо его исказила гримаса боли. Род бегом бросился к Вексу, нажал на кнопку перезарядки, открыл еще одну дверцу в боку стального друга, пошарил и нашел наполненный шприц.

Бегом вернулся к Тому и сделал укол прямо в обожженную мышцу.

Том с громким вздохом расслабился — заработало обезболивающее средство.

— Вот спасибо, господин, — еле слышно проговорил он. — Хотя бы умру без боли.

— Не говори так, — покачал головой Род, с трудом шевеля онемевшими губами. — Ты у нас еще поваляешься с красотками в стогах!

— Нет, господин… — Том мотнул головой, прикрыл глаза. — Пришел мой час.

— Ты не умрешь. Тогда я останусь в долгу перед тобой, а мне это не по душе.

— Плевать я хотел на то, что тебе по душе, а что не по душе! — неожиданно взорвался Большой Том. — Теперь ты мне не указ, господин какой выискался! У меня поважнее тебя начальники есть, и настанет тот день, когда они тобой покомандуют!

Он откинулся назад, тяжело, с присвистом дыша.

Род молча стоял на коленях возле него.

Том вытянул уцелевшую руку и схватил Рода за локоть:

— Да, теперь ты у меня в долгу, хотим мы оба этого или нет.

— Хочешь ли ты? — возмутился Род. — О чем ты говоришь? Ты мне жизнь спас!

— Верно, а свою потерял. Но будь я в ясном уме, я бы этого ни за что не сделал.

— В ясном уме?

— Да. В бою человек грешит поспешностью. Либо я спас бы тебя, либо сам остался бы в живых и служил бы дальше Дому Кловиса. В пылу сражения по глупости я избрал твое спасение. — Он немного помолчал, полежал, хрипло дыша. Но вот его пальцы снова цепко сжали руку Рода. — Пусть я умру, но ты всю жизнь будешь в долгу передо мной. Мне ты не отплатишь, но отплатишь моему народу.

Род попытался выдернуть руку:

— Нет!

— Да! — Том смотрел на него, гневно сверкая белками. — Вот та плата за твое спасение, какой я требую от тебя! Твоя жизнь — за мою жизнь. Ты должен остаться здесь, в Грамерае, и трудиться на благо моего народа.

— Я сам себе не хозяин…

— Еще какой хозяин, — устало проговорил Том и опустил голову на свернутый плащ. — Еще какой, и если ты не знаешь этого, то ты воистину глупец.

— Цена слишком высока, Том. Погибнуть в бою — что ж, с радостью. Но прожить здесь до конца жизни — нет, не могу, уволь. Я ведь тоже служу Мечте…

— И мой выбор был таким же, — вздохнул Том. — Кому служить? Мечте или человеку? Так выбирай же сам!

— Я связан обязательствами…

— Ну, так вот тебе новое обязательство, и пусть оно освободит тебя от прочих! Теперь ты обязан исполнить мою волю… — Лицо умирающего помрачнело. — Я думал, что знаю, что лучше всего для них… но теперь… когда смерть моя близка…

Том резко приподнялся, все его огромное тело свело судорогой, он закашлял кровью. Род обнял великана, поддержал.

Спазм миновал. Том, ослабев, вяло сжал руку Рода.

— Но ты… ты умнее меня… ты мыслишь… ясно… и ты должен решить…

— Успокойся, — умолял его Род, пытаясь уложить на траву. — Не надо так напрягаться… Сил у тебя совсем немного!

— Нет, — мотнул головой Том. — Дай мне сказать! Эсперы… Трибунал… они дадут им работу… Мы тут… с ними боремся… а они…

— Тише, не надо, — уговаривал его Род. — Помолчи, я понимаю, что ты хочешь сказать.

Том запрокинул голову, посмотрел на него:

— Ты…

Род кивнул:

— Да. Ты только что сказал мне именно то, чего мне недоставало для полной ясности. А теперь ляг.

Том повис на его руках.

— Скажи мне… Я должен убедиться… что ты все понял правильно…

— Да, я все понял, — пробормотал Род. — ДДТ победит в будущем. И предотвратить его победу вы можете только здесь. А вы еще и друг с другом бьетесь.

— Верно, — вяло кивнул Большой Том. — Ты… должен решить… сейчас… и… господин…

Он что-то прошептал еле слышно, судорожно вдохнул, взволнованно, широко открыл глаза…

Род склонился к нему, прижался ухом к его губам.

— Не погибай… за мечту…

Род нахмурился.

— Не понимаю! — Он подождал немного и спросил: — Ты о чем, Большой Том?

Ответа не было.

Род медленно отстранился, взглянул в остекленевшие глаза.

Осторожно прикоснулся к сонной артерии, задержал руку… отнял и бережно опустил веки умершего.

Медленно встал и отвернулся. Сначала он ничего не видел перед собой.

Затем мало-помалу в глазах у него прояснилось. Он взглянул на растерянных оборванцев, не спускавших глаз с тела Большого Тома.

В их круг робко протиснулась стройная фигурка.

— Г-господин Гэллоугласс?

Роб обернулся и отступил. Оборванцы нерешительно шагнули к телу Тома.

Род, понурив голову, отошел подальше, поднял глаза:

— Чего тебе, Тоби?

— Милорд… — Тоби искоса устремил полный тоски взгляд на кучку нищих. — Милорд, они… Они просят пощады, милорд. Ответим ли мы на их мольбу?

— Пощады? Ах да… Они решили сдаться. — Род кивнул и закрыл глаза.

Потом обернулся, взглянул на коленопреклоненных нищих:

— Честно говоря, не знаю. А Бром что говорит?

— Милорд О’Берин говорит, что надо их пощадить, а королева говорит — не надо. Лорды Логиры согласны с Бромом.

— А королева все равно не согласна, — кивнул Род, горестно поджав губы. — И они хотят, чтобы я решил их спор, так?

— Так, милорд.

Оборванцы немного расступились, и Род мельком увидел застывшее, словно бы восковое лицо Тома.

Он обернулся к Тоби:

— Так вот… Я говорю: да! Их надо пощадить.

Солнце опустилось за холмы. Небо нежно розовело на западе, а на востоке потемнело.

Двенадцать Великих лордов стояли, закованные в кандалы, перед Катариной.

Рядом с ней сидели Туан и Логир, Бром и сэр Марис.

Род стоял чуть поодаль, прислонившись спиной к боку Векса, опустив голову и сложив руки на груди.

Старый герцог Логир сидел понурясь. Глаза его были полны печали, ибо на шаг впереди остальных пленных стоял его сын Ансельм — прямо перед королевой.

Катарина держалась гордо, глаза ее победно сверкали, на щеках играл румянец. Она явно упивалась своей властью.

Род взглянул на нее, и его замутило от отвращения: вместе с победой к королеве вернулись упрямство и высокомерие.

По знаку Брома О’Берина двое герольдов затрубили в фанфары, а когда фанфары отзвучали, вперед вышел третий герольд и развернул свиток пергамента.

— Сим оповещаем всех, кто имеет уши и слышит, что в этот день неверный вассал, Ансельм, сын Логира, учинил подлый мятеж против Катарины, королевы Грамерая, и потому подлежит королевскому суду и казни за государственную измену! — Герольд свернул свиток и возгласил: — Кто выступит в защиту Ансельма, предводителя мятежников?

Все молчали.

Потом поднялся старик Логир.

Он низко поклонился Катарине. Она встретила его поклон гневным взглядом.

— Сказать в защиту мятежника нечего, — прозвучал зычный голос Логира. — Но многое можно сказать в защиту человека, который в силу горячности и легкомыслия своего восстал против того, что счел оскорблением для отца своего и всего рода своего. О да, его деяния были поспешны и даже опасны, но он был ведом чувством оскорбленной чести и сыновнего долга. Более того: теперь, видя, к чему привели его горячность и злоба, он, нося высокий отцовский титул герцога, способен осознать потребность в истинной верности и долге перед королевой.

Катарина улыбнулась и медоточиво проговорила:

— Следовательно, милорд, вы просите меня пощадить этого человека, на совести которого гибель многих тысяч ни в чем не повинных подданных моих, и желаете, чтобы я вновь препоручила его вашей опеке и покровительству, — вы, милорд, который, как мы теперь знаем, однажды уже нарушил свой долг перед королевой?

Логир вздрогнул.

— О нет, любезный милорд! — воскликнула Катарина. Она побледнела, губы ее вытянулись в ниточку. — Вы уже единожды возглавили мятежников, а теперь пытаетесь проделать это вновь!

Лицо Логира окаменело.

Туан привстал со стула. Он побагровел от негодования.

Катарина обернулась к нему и одарила его надменным взором:

— Повелитель оборванцев желает что-то сказать?

Туан, сдерживаясь изо всех сил, скрипнул зубами, он встал и низко поклонился Катарине:

— Моя королева, сегодня за вас самоотверженно сражались отец и сын Логиры. Так неужели вы не даруете жизнь сыну моего отца и моему брату?

Катарина побледнела еще сильнее, прищурилась.

— Благодарю вас, брат мой и отец мой, — тихо проговорил Ансельм.

— Молчи! — взвизгнула Катарина, обернувшись к нему. — Молчи, злобный изменник, трижды ненавистный пес!

Глаза Туана и его отца гневно сверкнули, но оба они промолчали.

Катарина, тяжело дыша, откинулась на спинку походного трона, сжала кулаки, чтобы никто не видел, как дрожат ее пальцы.

— Говорить будешь, когда я повелю тебе говорить, изменник! А покуда я повелеваю тебе молчать!

— Я не стану молчать! Вы не можете унизить меня сильнее, чем я уже унижен! Вы, злобная королева, обрекли меня на смерть и не помилуете меня! Что ж, убейте меня. Наказание за измену — смерть; и я знал о том задолго до того, как взбунтовался против вас. Так казните меня и покончим с этим!

Катарина опустила плечи и процедила сквозь зубы:

— Он сам вынес себе приговор. По закону нашей страны мятежник и изменник должен умереть.

— Законы диктует королева, — негромко проговорил Бром. — Если королева помилует изменника, он останется в живых.

Катарина устремила на карлика гневный взгляд:

— Неужто и ты готов изменить мне? Неужто никто из моих ближних не встанет со мною рядом в этот день?

— Ну все, хватит! — взорвался Род, подбежал к трону и ухватился за его спинку, грозно нависнув над Катариной. — Да, если хотите: никто из ваших приближенных с вами не согласен, и, на мой взгляд, это должно хотя бы немного убедить вас в вашей неправоте. Но как же с этим согласиться? Разве королева способна передумать? К чему ей справедливый и милосердный суд? Вы ведь уже все решили — он умрет! — Род отвернулся и сплюнул. — Ну так давайте, кончайте ломать комедию.

— И ты, и ты тоже?! — ахнула Катарина. — И ты взялся защищать изменника, повинного в гибели трех тысяч моих…

— В гибели трех тысяч ваших подданных повинны вы сами, — взревел Род. — Благороднейший человек из простонародья пал замертво в этом бою, и теперь стервятники расклевывают его плоть, а ради чего он погиб? Ради того, чтобы защитить капризную девчонку, воссевшую на троне, хотя ее жизнь не стоит жизни даже одного оборванца! Дрянную девчонку и дрянную королеву, которая только одна и повинна в мятеже!

Катарина, дрожа, скорчилась на троне.

— Молчать! — ахнула она. — Разве это я учинила мятеж?

— А кто вынудил дворян взбунтоваться, спрашивается? Кто побудил их к этому своим высокомерием и поспешными реформами. Повод, я спрашиваю, каков был повод, Катарина?! Без повода никто не взбунтуется, а кто дал этот повод, как не королева?

— Молчи, молчи же! — Катарина прикрыла рот ладонью, чтобы не закричать от страха. — Ты не смеешь так говорить с королевой!

Род смерил ее взглядом и презрительно скривился.

— Была охота! — бросил он небрежно. — Я уже по горло сыт этими разговорами. Но искренне вам советую: даруйте им жизнь. Хватит смертей на сегодня, хватит! Даруйте им жизнь. Они будут верны вам — теперь, когда больше нет советников, которые морочили им головы. Пусть все останутся в живых, заклинаю вас! Они-то получили урок, хотя вы ничему не научились.

— Это неправда! — выдохнула Катарина.

— Да, неправда! — Вперед шагнул Туан, его рука легла на рукоять меча. — Королева дала повод для бунта, это верно, но ведь не она же сама его учинила.

Катарина устремила на Туана взгляд полный мольбы и благодарности.

— Когда ты говоришь правду, — продолжал Туан, — ты волен винить ее. Но винить ее в том, в чем она неповинна… — Он Медленно покачал головой. — Этого я тебе не позволю.

Роду нестерпимо хотелось плюнуть Туану в лицо.

Но он сдержался и обернулся к Катарине. Та пришла в себя и снова приняла горделивый вид.

— Не забывайте, — бросил ей Род, — что королева, которая не в силах совладать со своими прихотями, — это слабая королева.

Катарина вновь побледнела.

— Берегись! — крикнул Туан.

Ярость волной захлестнула Рода. Напряжение росло и росло, но вот словно что-то оборвалось у него внутри, и осталось только ледяное спокойствие и понимание — понимание того, что ему нужно делать и почему… и каковы будут последствия для него самого.

Катарина праздновала победу, видя, что Род растерялся от угрозы Туана.

— Есть у тебя еще что сказать? — надменно вопросила она.

— Есть, — процедил сквозь зубы Род. — Что это за королева, если она предает собственный народ?

Он размахнулся и ударил Катарину по щеке.

Она вскрикнула, съежилась, а Туан бросился к Роду и готов был въехать ему кулаком в лицо.

Род пригнулся, крепко обхватил Туана за пояс и крикнул:

— Веке!

Туан молотил кулаками по животу Рода, но Род мужественно сносил побои. К нему, зловеще сдвинув брови, сходились другие военачальники.

Но Веке опередил их.

Род постарался забыть о том, какой славный парень Туан, и пнул его коленом в пах, отшвырнул от себя и вскочил верхом на Векса. Туан упал, сложившись пополам от боли и хрипя.

Веке подпрыгнул и взлетел над головами сбежавшихся стражников.

Приземлившись, он пустился прочь стремительным галопом. Род услышал, как Катарина взволнованно окликает Туана, и злорадно ухмыльнулся.

Однако недолго он ухмылялся. Острейшая боль в плече заставила его беззвучно вскрикнуть и обернуться. Из плеча его торчало охвостье пущенной из арбалета стрелы.

Позади, посреди стражников, окруживших трон, Катарина склонилась к Туану. Тот стоял на коленях и кривился от боли. Один из стражников опустил арбалет.

Когда стемнело, Род, сделав круг по полям и лесам и пустив Векса вброд через реку, дабы замести следы, вернулся к холму.

Когда Веке подскакал к краю рощицы, Род остановил его и спешился. Он прижался к стволу толстого дерева и опустился на землю. Здесь, в сгустившихся сумерках, никто не должен был его увидеть.

Он сидел и смотрел на костры, горящие на поле, и слушал радостные голоса победителей.

Наконец он вздохнул и занялся насущной проблемой — то бишь своим раненым плечом. Расстегнул камзол, осторожно потрогал плечо и скривился от боли, сохранившейся, невзирая на то, что по пути он вкатил себе солидную дозу анестетика.

Стрела прошла, чудом не задев крупный сосуд и кость.

Неожиданно послышался негромкий шелест, похожий на вздох, а когда Род поднял глаза, он увидел Гвендилон. Она склонилась к нему, глаза ее были полны слез.

— Милорд! Милорд! Вы сильно ранены?

Род улыбнулся, обнял ее за шею, притянул к себе и долго-долго не отпускал.

— О нет, — покраснев, отстранилась она. — Стало быть, не так уж вы сильно ранены, как я того боялась.

— Ах, милая моя, — пробормотал Род и откинулся на спину, нежно гладя волосы Гвендилон. — Как одиноко мне было в пути!

— Я бы явилась к вам раньше, — сокрушенно проговорила она. — Но решила подождать, пока вы отдохнете. А теперь займемся вашим плечом, — деловито заявила она. — Будет немножко больно.

Род стиснул зубы. Гвендилон стащила с его плеча вымокший в крови рукав.

— Бинты в седельной сумке, — выдохнул он.

Она сбегала к Вексу, принесла небольшой металлический ящичек.

— Что означает этот красный крест, милорд?

— Это просто такой знак, — соврал Род. — Он означает… что в коробке… принадлежности для целительства.

Гвендилон опустилась на колени рядом с ним и замерла в неподвижности.

Род нахмурился, гадая, чем она занимается.

Но тут его снова скрутила боль, и он почувствовал, что стрела покидает рану, выходит из его плеча по ею же проделанному руслу — причем как бы сама по себе.

Сквозь боль и туман в глазах пробилась мысль: «А эти ведьмы могли бы дать фору любому хирургу!»

Стрела двигалась все дальше и дальше и наконец вылетела из плеча Рода, отскочила в сторону и упала, ударившись о камень.

— Вот так, — прошептала Гвендилон, — я могу защитить вас от всякого, кто решит причинить вам боль, милорд.

Роду стало не по себе от осознания того, с какой могущественной силой он имеет дело.

Гвендилон потянулась за бинтом.

— Нет, погоди! — Род схватил ее за руку здоровой рукой. — Сначала возьми белый порошок в серебристом пакете. Он остановит кровь.

— Я бы лучше примочку из трав приложила, — с сомнением проговорила Гвендилон. — Но пусть будет, как вы скажете, милорд.

Род скривился — под действием антибиотика рану защипало.

Но вот боль притупилась, И Гвендилон приступила к перевязке.

— Похоже, тебе на роду написано перевязывать это плечо, — пробормотал Род.

— О да, милорд. Вам надо беречь его.

Тут кто-то тактично, осторожно кашлянул неподалеку.

Род обернулся и увидел в темноте, под деревьями, знакомую маленькую фигурку.

Род поджал губы.

— Ба, да это его высочество усушенный Аякс к нам пожаловали!

Гвендилон укоризненно покачала головой и приложила палец к его губам.

Род коротко кивнул, злясь на себя за свой злой язык. Гвендилон отняла руку.

Род поманил пришедшего здоровой рукой:

— Подходи, присоединяйся, Бром. Вот только боюсь, плоды победы нынче несколько скисли.

Бром шагнул ближе, склонив голову и заложив руки за спину, и уселся на торчащий из земли корень.

Род нахмурился. В том, как держался карлик, было что-то смущенное, даже заискивающее.

— Что тебя мучит? — проворчал он.

Бром вздохнул, положил руки на колени.

— Из-за тебя у меня весь день нынче болело сердце, Род Гэллоугласс!

Род криво усмехнулся:

— Да ну? А поглядеть на тебя, так подумаешь — живот. Насколько я понимаю, ты не слишком доволен тем, как все обернулось?

— О нет, я был очень доволен! Но только… — Бром опустил голову на стиснутые руки и смущенно проговорил: — Должен тебе признаться, поначалу я был несправедлив к тебе.

— Да что ты говоришь?

— Да. Пока не понял, что ты так поступил намеренно.

— О? — Род скептически приподнял бровь. — Но ты все-таки догадался, что у меня было на уме?

— Нет, — покачал головой Бром. — Я уже стар, Род Гэллоугласс.

Род фыркнул.

— Спасибо, — склонил голову Бром. — Но это правда, я старею, и порой мне надо, чтобы кто-то ткнул пальцем и показал, что к чему.

— Ну и что же тебе показали?

— О, это была такая трогательная сцена! — Бром улыбнулся немного язвительно. — Поначалу Катарина только кричала: «О мой возлюбленный!», причитала, велела позвать целителей и травников, но потом Туан поднялся и сказал, что ему лишь немного больно, а она припала к его плечу и стала плакать и называть его своим повелителем и защитником и опорой ее чести, и еще она сказала, что не успокоится до тех пор, покуда он не поклянется взять ее в жены! — Улыбка Брома смягчилась. — О да, сцена была поистине трогательная.

Род устало кивнул, закрыл глаза.

— И когда свадьба?

— Как только их имена будут трижды произнесены в храме. Катарина-то была готова обвенчаться немедленно, но Туан воспротивился, принялся говорить, что она королева и самая прекрасная женщина на свете и что замуж ей должно выйти так, как это приличествует ее высокому титулу.

— Начало многообещающее.

— О, более чем многообещающее, ибо это еще не все! Потом Туан обернулся к двенадцати мятежным лордам и вопросил: «Как же мы поступим с ними?» А Катарина вскричала: «Да будет так, как ты скажешь, господин мой! Лишь бы только поскорее покончить со всем этим и вернуться домой!»

— Очень мудро, — согласился Род. — И как же поступил Туан?

— Он велел снять с мятежников кандалы и позволил им вернуться в их уделы. Однако он потребовал, чтобы каждый из них оставил заложника не младше двенадцати лет из числа своей родни, дабы те жили в замке у королевы.

Род нахмурился и кивнул:

— Должно сработать. Он обретет сдерживающий фактор и возможность воспитать новое поколение в верности престолу. — Он прислонился спиной к шершавому стволу, изможденный до последней степени. — Что ж, я рад, что все так вышло.

— Да, — кивнул и сверкнул глазами Бром. — Наша страна в неоплатном долгу перед тобой, Род Гэллоугласс. Ты спас монарший престол, навсегда изгнал зловещий призрак долгой и кровавой междоусобицы. Более того, ты наконец подарил нам короля.

— А сам стал врагом общества номер один, — с горечью проговорил Род.

Тень набежала на глаза Брома.

Род искоса взглянул на него:

— Ты же не станешь спорить с тем, что я стал в некотором смысле persona non grata?

— Не стану, — проворчал Бром. — Но ты всегда можешь найти прибежище в стране эльфов.

Род вяло усмехнулся:

— Спасибо за приглашение, Бром.

— Но скажи мне! — Бром наклонился вперед, сдвинул брови. — Как ты попал сюда? Как это вышло? Именно тогда, когда над нашей страной сгустились тучи, когда не осталось никакой надежды, явился ты, свалился с небес, словно бы в ответ на наши молитвы, — ты, не владеющий ни пядью нашей земли, не имеющий здесь дома, который жаждал бы защитить. Наши заботы не были твоими заботами, но ты взял их на себя. — Он еще ближе склонился к Роду и вопросил, сверкая глазами: — Ради чего ты спас нас?

Род печально улыбнулся:

— Ради Мечты.

Бром нахмурился:

— Как это?

Род запрокинул голову, посмотрел на звезды, на миг растерялся, потом сказал:

— Веке, запиши это. — Он взглянул на Брома, перевел взгляд на Гвендилон, поднял здоровую руку и указал на небо. — Посмотрите. Видите эти звезды? Вокруг каждой из них вращаются планеты, такие же миры, как ваш. Там тоже находят друг друга влюбленные, живут люди, правят короли. Но большая часть этих миров объединена под началом единого правительства — Децентрализованного Демократического Трибунала. И главный голос в этом правительстве — голос народа.

— Нет! — ахнул Бром. — Как такое возможно?

— Возможно, потому что там слышен голос каждого человека, и его мнение прибавляется ко мнению его единомышленников. Вот это главное — связь между людьми. Здесь у вас такого правительства быть не может, потому что связь между людьми плохая, но это странно, поскольку у вас есть для этого удивительное средство — вам только использовать его.

Род сложил руки на груди и откинулся назад.

— Но там, среди звезд, беда. Планет, присоединяющихся к Трибуналу, с каждым днем становится все больше. Того и гляди средства связи достигнут предела своих возможностей. И тогда миры погрузятся в пучину диктатуры.

— Но почему это так тревожит тебя? — проворчал Род.

— Потому что я работаю на них. Можете считать меня бродячим торговцем. Я из тех, кто отправляется в путь, чтобы подготовить новые планеты к вступлению в сообщество… если они пожелают этого, а этого они всегда хотят, но только тогда, когда готовы к этому!

— Но какова она, эта готовность? — напряженно улыбнулся Бром. Он напрягался изо всех сил, стараясь уловить смысл в словах Рода.

— Это средства связи, как я уже сказал, но этого мало. Еще нужна наука. Образование. — Он вздохнул. — Что касается образования, то с этим тут у вас пока полная безнадега. То есть решить эту задачу можно, но нужно время. А вот со связью — это дело совсем другое…

Потому что у свободы есть еще одна составная часть: фронтир. Он препятствует стратификации общества — я не стану объяснять тебе, что значит это мудреное слово, милорд О’Берин, король эльфов. А стратифицированное общество — это еще один верный путь к тоталитаризму.

И потому Трибунал непременно должен расти, раздвигать свои границы. Но если он вырастет непомерно, проблема ухудшения связи станет причиной его гибели. И лично мне этого бы очень не хотелось. Потому что у моей Мечты есть имя. Ее зовут Свобода. И именно поэтому Грамерай так много значит для меня.

Бром покачал головой:

— Не понимаю…

Род с улыбкой взглянул на него:

— Ведьмы. Их способность слышать мысли. Вот та система связи, которая нам так нужна.

Он понаблюдал за тем, как в глазах Брома появляется понимание, как она сменяется страхом, и отвел взгляд.

— Они нужны нам. Нам нужно, чтобы их было как можно больше. До сих пор число их росло катастрофически медленно. Но теперь, под опекой Катарины, они будут множиться, их станут уважать за то, что и они внесли большой вклад в сегодняшнюю победу, и вскоре каждый родитель станет мечтать о том, чтобы в его семье родился такой удивительный ребенок. И тогда их станет очень, очень много.

Бром нахмурился:

— Но почему же только на этой планете, только на ней изо всех, о которых ты сказал, есть ведьмы?

— Потому что те люди, что принесли жизнь на эту планету, — ваши предки, что явились сюда со звезд, взяли с собой только тех, у кого была хоть капля такого дара. Они и сами не догадывались о том, что обладают такими способностями. Способности эти были скрыты, они дремали и не проявлялись до поры, но в результате браков и рождений потомства эти малые крохи выросли, и росли до тех пор, пока на свет не появилась первая ведьма.

— И… когда же это случилось?

— Примерно тогда, когда появились эльфы. А еще баньши, оборотни и прочая сверхъестественная фауна. Потому что на вашей планете есть удивительное вещество, которые вы называете ведьминым мхом. Оно способно превращаться во что угодно по желанию ведьмы. И если ведьма задумает эльфа, из мха родится эльф.

Бром побледнел.

— Не хочешь же ты сказать…

— Не стоит так сильно расстраиваться, Бром, — поспешно успокоил карлика Род. — Все люди когда-то, давным-давно, представляли собой всего-навсего пульсирующие сгустки материи, плавающие в толще океана. Просто в случае с твоим далеким предком этот процесс несколько ускорился за счет вмешательства ведьм. И именно твоему самому первому предку ты должен быть обязан тем, что смог появиться на свет наполовину смертным и иметь потомство от смертной женщины. — Он вздохнул. — Так что у тебя есть все основания для гордости, Бром. Ты и твой народ — единственные, кто может со всем основанием заявить, что вы — истинные коренные обитатели этой планеты.

Бром долго молчал. Наконец он изрек:

— Что ж, ты убедил меня в том, что я знал и сам: это наша земля. И что же ты хочешь сделать с ней, чародей с небес?

— Сделать? — Род выгнул брови. — Только то, чего вы и сами пытаетесь добиться, Бром, за счет тех реформ, на которые вы сподвигли Катарину. Равенство превыше закона — разве не такова ваша цель?

— Верно, такова.

— И моя цель точно такая же. А работа моя состоит в том, чтобы указать вам наименее кровавую дорогу к этой цели. И работу эту я только что завершил.

Он нахмурился и неожиданно помрачнел.

Бром не спускал глаз с него. Гвендилон коснулась его лба, обеспокоенно пригладила волосы.

Род взглянул на нее и, вымученно улыбнувшись, перевел взгляд на Брома.

— Вот почему я сражался за Катарину, понимаешь? Потому что она опекает ведьм и потому что она готова провести реформы. Слава богу, к этому готов и Туан. И именно поэтому против нее сражались Пересмешник и советники.

Бром непонимающе нахмурился:

— Нет, видно, и вправду старею я… Объясни мне, Род Гэллоугласс.

Род снова устремил взгляд к звездам.

— Настанет день, когда Трибунал будет править всеми звездами, которые вы видите, и еще многими, которых не видно отсюда. И почти все люди, живущие на этих планетах, будут волшебниками, потому что в их жилах будет течь грамерайская кровь. Ну, как тебе такая роль, Бром? «Отец галактики»…

Почти — но не все. А те, кто волшебниками не будет, из-за этого будут их ненавидеть, и их самих, и их правление, и злоба их будет так велика, что вы и представить себе не можете. Таких людей зовут фанатиками.

И они будут согласны на любое правление, лишь бы это не была демократия. А с демократией они будут драться до последнего вздоха.

— Если все будет так, как ты сказал, — проворчал Бром, — они проиграют, ибо как же им одолеть столько миров?

— Не одолеть, — кивнул Бром, — если только им не удастся погубить все это в зачатке.

— Но как же? Ведь для того, чтобы убить колдунью в материнской утробе, нужно найти эту утробу — здесь в Грамерае, и попытаться… попытаться… убить…

Бром в ужасе вытаращил глаза.

— Катарину, — договорил за него Род и печально кивнул, — Все верно, Бром. Советники и самый главный тип из Дома Кловиса — это чьи-то прапрапра и еще пятьдесят раз праправнуки.

— Но как же это? — ахнул Бром. — Какому же человеку под силу повидаться с собственными предками?

— Им — под силу. У них есть штуковина под названием «машина времени». Одна такая машина спрятана в Доме Кловиса, другая — в подземелье замка Логиров. И потому стерегите четверых узников из Дома Кловиса хорошенько, Бром. Не исключено, что у них в запасе — неприятные сюрпризы!

— Не сомневайся, я с них глаз не спущу!

— Советники мертвы, все до единого. — Род прижался спиной к стволу, прикрыл глаза. — Вот и славное окончание для отчета. Отправь его домой, Веке. Ну да, и сопроводительный материал, само собой: описание машины времени, да еще не забудь добавить краткое изложение способностей ведьм — телекинез, левитация, телепор…

— Все помню, Род, — прервал его голос робота.

— Ну да. Я и забыл, что ты ничего не забываешь. Ну все, отправляй отчет.

Мощный передатчик, упрятанный в самой сердцевине мозга Векса, отправил к звездам двухсекундный сигнал.

На миг все умолкли, а потом Гвендилон растерянно проговорила:

— Милорд?

Род открыл глаза и улыбнулся:

— Тебе не следовало бы меня так называть. Но мне это так нравится…

Девушка смущенно улыбнулась:

— Милорд, вы завершили свои труды здесь, и…

Род помрачнел.

Он отвернулся и потупился.

— Куда ты отправишься теперь, Род-чародей? — негромко спросил Бром.

— Ой, хватит тебе! — огрызнулся Род и посмотрел на Брома. — Я не чародей, — проворчал он. — Я агент из высокоразвитого сообщества, и потому у меня действительно в запасе есть масса всяких фокусов, в которые вам трудно поверить, хотя все они произведены из холодного железа и его производных. Во мне не течет ни капли колдовской крови, потому и талантов таковых я напрочь лишен. — Он снова посмотрел в небо. — Никакой я не чародей, я не ровня даже самому простому из ваших крестьян, и потому мне не место здесь.

И словно что-то оборвалось у него в груди, когда он сказал это.

— Я сам выбрал такую жизнь, — буркнул он. — Я выполняю приказы, это верно, но делаю это по доброй воле.

— Это довод, — признал Бром, — но довод слабый. Твой это выбор или нет, но ты все равно закрепощен.

— Верно говоришь, — согласился Род. — Но должен же кто-то поступиться собственной свободой ради свободы своих потомков.

Надо сказать, что последнее заявление не убедило даже его самого.

Бром вздохнул и, встав, хлопнул себя по бедрам. Он смотрел на Рода глазами усталого старика.

— Если тебе надо уйти — стало быть, так надо. Долг есть долг, и негоже от него отказываться. Отправляйся к своим звездам, Род Гэллоугласс, но помни: если ты когда-нибудь возмечтаешь об убежище, здесь ты найдешь его.

Он отвернулся и зашагал вниз по склону холма.

Гвендилон тихо сидела рядом с Родом, сжав его руку.

— Скажи мне, — проговорила она немного погодя, — только ли эта твоя мечта уводит тебя от меня?

— Да. О да, — отозвался он и крепче сжал ее руку. — Все прочие мечты ты развеяла.

Она повернула голову, робко улыбнулась. В глазах ее стояли слезы.

— Если так, то не могла бы и я улететь с тобой к звездам, о господин мой?

Род сжал ее пальцы. У него перехватило дыхание.

— Жаль, что я не могу этого сделать, но твоя судьба — отцвести и увянуть здесь, подобно цветку, крепко пустившему корни. Твое место здесь — где в тебе нуждаются. А мое — там. Вот как все просто.

— Нет. — Она покачала головой. — Ты уходишь не потому, что там твое место, а потому, что там — твой долг. Но, добрый мой господин, — всхлипнула она, заливаясь слезами, — разве мой долг не так же силен, как твоя мечта?

— Послушай, — выдавил Род. — Постарайся понять. У человека непременно должна быть мечта. В этом его отличие от зверей. А человек, потерявший мечту, — это не человек, и он не достоин ни одной женщины на свете. Так какое же право я буду иметь на тебя, если я не смогу назвать себя человеком и мужчиной?

Прежде чем возыметь право обладать женщиной, мужчина сам себе должен доказать, что он — мужчина и настоящий человек, и мечта — вот главное тому доказательство. Покуда он трудится ради осуществления своей мечты, он имеет право на свою возлюбленную — только потому, что сам чего-то стоит. Я мог бы остаться здесь и быть счастлив, очень счастлив с тобой. Но в глубине души я бы всегда помнил о том, что недостоин тебя. Я стал бы пустышкой, ничтожеством. Как бы я мог стать отцом семейства, как бы я растил детей, зная, что их мать более ценна для мира, нежели я?

— Тогда бы ты отцвел и увял? — тихо спросила Гвендилон.

Род кивнул.

— Но ведь не только у меня есть долг перед будущим, милорд! Разве не ради исполнения своего долга погиб Большой Том? Разве не долг — забота о старом герцоге Логире? Разве все это не уравновешивает твой долг перед звездами?

Род сидел не шевелясь.

— Они молили тебя позаботиться об их народе, — негромко проговорила Гвендилон. — А что станется с народом, если снова явятся эти враги из будущего? А ведь они непременно явятся сюда, ибо ты сам сказал, как велика их ненависть.

Род медленно, очень медленно кивнул.

— И что же тогда будет с твоей Мечтой, господин мой?

Мгновение Род был подобен камню.

— Веке, — тихо промолвил он.

— Да, Род?

— Веке, отправь домой мое прошение об отставке.

— Твое… что?

— Прошение об отставке! — рявкнул Род. — Да поспеши!

— Но Род… твой долг… честь семейства…

— Заткнись, Веке. Советники могут вернуться, даже если мы в пух и прах расколотим их машины времени. Явились же они однажды, значит, это им под силу. Отправляй прошение, я тебе сказал!

Веке покорно включил передатчик.

Род медленно опустил голову.

— Милорд! — выдохнула Гвендилон.

— Нет-нет, я в порядке. Я поступил правильно, и вдобавок буду несказанно счастлив. Впервые в жизни я буду работать сам по себе. Вот так. Мосты сожжены. Теперь я ни с кем не связан — ни с домом, ни с кланом, и никто мне не указ…

— Здесь у тебя будет дом, господин, — проворковала Гвендилон.

— Знаю, знаю… Тоска пройдет, и скоро я стану счастливейшим смертным на свете. Но сейчас… — Он взглянул на Гвендилон и грустно улыбнулся. — Ничего, все будет хорошо.

— Род, — негромко окликнул его Веке.

Род поднял голову:

— Да, Веке?

— Есть ответ, Род.

Род вздрогнул:

— Читай, Веке.

— «Отчет принят. Просьба выслать координаты для рекогносцировки».

Род кивнул:

— Отправь. Дальше читай.

— «Просьба пересмотреть решение об отставке и принять временное назначение на планету Грамерай наблюдателем для предотвращения возможных вторжений из будущего».

Род рывком выпрямился:

— Что?

— Они хотят придать твоему выбору официальную форму, Род, — пояснил робот.

— Что с тобой, милорд?

— Они хотят, чтобы я остался, — рассеянно отозвался Род и обернулся к Гвендилон. — Они хотят, чтобы я остался! — более осмысленно воскликнул он.

— Остался — где, милорд? — спросила она.

— Остался здесь! — вскричал он, вскочил и раскинул руки, готовый обнять всю планету. — Здесь, на Грамерае! Как агент-наблюдатель! Гвен! Я свободен! И я дома! — Он опустился на колени, поднял глаза, взял ее за руки. — Я люблю тебя! — воскликнул он. — Будь моей женой!

— С радостью и навсегда, милорд! — отвечала она, обняла его голову и залилась слезами.

Род поднялся с колен и крепко обнял ее, но она отстранилась и шутливо прикрыла его губы ладонью.

— Нет-нет, милорд, нельзя! Только чародей может поцеловать колдунью!

— Ладно, тогда я чародей, чародей! Только поцелуй меня, ладно?

И она поцеловала его.

Род откинул голову и, прищурившись, посмотрел на Гвендилон.

— Послушай, — спросил он, — а это правда — ну, то, что болтают насчет крестьянских девушек?

— Чистая правда, милорд. — Она опустила глаза и принялась расстегивать его камзол. — Теперь вам от меня ни за что на свете не избавиться.