Скромница для злодея

Глава вторая

Сердце Фелисити Фэрклот колотилось невероятно сильно так долго, что она подумала, что ей может потребоваться доктор.

Оно колотилось с тех пор, как она выскользнула из освещенного бального зала Марвик-Хауса и застыла перед запертой дверью, стараясь не обращать внимания на почти невыносимое желание сунуть руку в прическу и вытащить шпильку.

Понимая, что она ни в коем случае не должна вытаскивать шпильку. Понимая, что ни в коем случае не должна вытаскивать две… и вставлять их в замочную скважину, находящуюся в неполных шести дюймах от нее, и терпеливо пытаться зацепить кулачки внутри замка.

«Мы не можем себе позволить еще один скандал».

Она слышала голос своего брата-близнеца Артура так отчетливо, словно он стоял рядом с ней. Бедный Артур, давно отчаявшийся передать свою сестру-старую деву – двадцать семь лет, давно задвинута на самую высокую полку, – под опеку другого мужчины, выразившего готовность содержать ее. Бедный Артур, чьи молитвы никогда не будут услышаны, даже если она перестанет вскрывать замки.

А другие голоса она слышала еще отчетливее. Насмешливые замечания. Имена. «Жалкая Фелисити». «Неудачливая Фелисити». И самое ужасное… «Конченая Фелисити».

«Что она вообще здесь делает?»

«Уж наверное, она не думает, что кто-то ее захочет».

«Бедный ее брат, отчаявшийся сбыть ее с рук».

«…Конченая Фелисити».

Когда-то давно подобный вечер мог стать мечтой Фелисити – вернувшийся в город молодой герцог, долгожданный бал, дразнящее обещание помолвки с новым, красивым, завидным холостяком. Это было бы восхитительно. Платья, драгоценности, оркестр, сплетни, болтовня, танцы, карты и шампанское. В бальной карточке Фелисити вряд ли остался бы хоть один свободный танец, а если бы и остался, то только потому, что она захотела бы немного времени для самой себя, чтобы насладиться своим пребыванием в этом сверкающем мире.

Больше этого нет.

Теперь она избегала балов, если могла, зная, что придется часами скрываться в углах зала, а не танцевать. Да еще жаркое смущение, охватывающее ее всякий раз, когда она сталкивалась с кем-нибудь из прежних знакомых. Воспоминание о том, как весело было смеяться с ними. Важничать с ними.

Но не было никакой возможности уклониться от бала, который давал блестящий молодой герцог, поэтому она втиснулась сперва в старое платье, а затем в карету брата и позволила Артуру притащить ее в бальный зал Марвика. И сбежала в ту же секунду, как брат отвернулся.

Фелисити пробежала по темному коридору. Сердце ее отчаянно колотилось, когда она вытащила из прически две шпильки, аккуратно согнула их и вставила сначала одну, а потом и другую в замочную скважину. Когда послышался негромкий щелчок и покорный ее воле язычок отскочил, ей показалось, что сердце сейчас выскочит из груди.

Но если подумать, весь этот грохот имел место до того, как она встретила того мужчину.

Хотя слово встретила не совсем точное.

Столкнулась с ним – тоже не очень-то правильно.

Ближе всего тут будет прочувствовала. Едва он заговорил, низкое гуденье его голоса окутало ее, как шелк в темный весенний вечер, он искушал ее, как сам порок.

При этом воспоминании щеки заалели – он словно пытался притянуть ее к себе, как если бы они были связаны одной нитью. Он будто мог вобрать ее в себя, и она бы подчинилась, не сопротивляясь. Он сделал даже больше – вытащил из нее правду, и она с легкостью все выложила.

Перечислила все свои недостатки так, будто говорила об изменениях в погоде. Едва не призналась вообще во всем, даже в том, в чем не признавалась никогда и никому. Потому что это не казалось ей признанием. Казалось, что он уже и так все знает. А может, и правда знал. Может, он не был человеком в темноте. Может, он был самой темнотой. Эфемерной, таинственной, искушающей – куда более искушающей, чем дневной свет, где все недостатки, отметины и неудачи ярко освещены, и скрыть их невозможно.

Темнота – неведомое – всегда ее соблазняла. Замки. Преграды. Невозможное. Может, в этом вся суть? Фелисити всегда хотела невозможного, но не относилась к тем женщинам, кто это невозможное получал.

Но когда таинственный мужчина предположил, что она женщина, имеющая значение?.. На мгновение она ему поверила. Словно не смехотворна сама идея, что Фелисити Фэрклот, невзрачная незамужняя дочь маркиза Бамбла, на которую по причине ее собственной несчастливой судьбы и вопиющего несоответствия этому роскошному балу, на котором красавец-герцог ищет себе жену, не посмотрели дважды многие завидные холостяки, вдруг сможет одержать победу.

Невозможно.

Вот она и сбежала, вернувшись к своим прежним привычкам, и спряталась в темноте, потому что в темноте все кажется более вероятным – вероятнее, чем под холодным резким светом.

И казалось, что он тоже это знает, этот незнакомец. Знает, что она не хотела оставлять его в темноте. Знает, что она едва не присоединилась к нему там. Потому что в те короткие, мимолетные мгновенья она задавалась вопросом: может быть, ей хочется не вернуться в знакомый, отвергающий ее мир, а шагнуть в новый, темный, где все можно будет начать сначала? Где она станет кем-нибудь другим, а не Конченой Фелисити, старой девой, подпирающей стенку. И мужчина на балконе показался ей как раз тем, кто сможет предоставить ей такую возможность.

Что, разумеется, было абсолютным сумасшествием. Никто не сбегает прочь со странным мужчиной, случайно встреченным на балконе. Во-первых, именно так и случаются убийства. А во-вторых, мать этого не одобрит. И еще есть Артур. Степенный, безупречный, бедный Артур со своим: «Мы не можем себе позволить еще один скандал».

Поэтому она поступила так, как поступаешь после минуты безумия в темноте, – повернулась к нему спиной и направилась к свету, стараясь игнорировать укол сожаления, который почувствовала, завернув за угол огромного каменного фасада и шагнув в свет бального зала, находящегося за большими окнами, где бурлил и кружил водоворотом весь Лондон, смеясь, сплетничая и соперничая за внимание красивого таинственного хозяина.

Где без нее продолжал вращаться мир, частью которого она когда-то была.

Она долго смотрела в самый центр этого водоворота. Мельком увидела в дальнем конце зала герцога Марвика – высокого, светловолосого, невозможно красивого, с аристократической внешностью. При виде такого мужчины ей следовало бы вздохнуть, но на самом деле она осталась равнодушной.

Ее взгляд скользнул прочь от героя дня, на мгновенье остановился на медном отблеске волос ее брата. Тот стоял у дальней стены бального зала, погрузившись в разговор с группой мужчин, выглядевших гораздо серьезнее их окружения.

Интересно, что они обсуждают – может быть, ее? Неужели Артур пытается убедить очередную партию мужчин в пригодности Конченой Фелисити?

«Мы не можем себе позволить еще один скандал».

Они и предыдущего себе позволить не могли. И предпредыдущего тоже. Но семья не желала этого признавать. Поэтому они и находились здесь, на балу у герцога, притворяясь, что правда вовсе не является правдой. Притворяясь, что все возможно.

Отказываясь верить, что невзрачная, несовершенная, всеми отвергнутая Фелисити никогда не завоюет сердце, разум и, самое важное, руку герцога Марвика, каким бы сумасшедшим отшельником он не был.

Впрочем, когда-то она могла бы. Герцог-отшельник рухнул бы перед ней на колени, умоляя леди Фелисити заметить его. Ну, возможно, не совсем рухнул бы и умолял, но потанцевал бы с ней точно. И она бы его рассмешила. И может быть… они бы друг другу понравились.

Но все это относится к тем временам, когда ей бы и в голову не пришло наблюдать за обществом со стороны – когда она даже представить себе не могла, что у общества есть другая сторона. Тогда она находилась внутри, юная и веселая, завидная, титулованная невеста.

У нее было несколько дюжин друзей и сотни знакомых, предостаточно приглашений на домашние приемы и прогулки по Серпентайну. Ни один прием не считался стоящим, если его не посещала Фелисити со своими друзьями.

Она никогда не оставалась одна.

А потом… все изменилось.

Однажды мир перестал сверкать. Или, точнее, Фелисити перестала сверкать. Друзья отдалились и, что еще хуже, повернулись к ней спиной, даже не пытаясь скрыть своего презрения. Они получали удовольствие от того, что откровенно ее игнорировали. Словно раньше она не была одной из них. Словно они никогда не были друзьями.

«Пожалуй, и не были», – думала она. Как она этого не замечала? Почему не видела, что на самом деле они ее никогда не хотели?

И самый ужасный вопрос – почему они ее не хотели?

Что она такого сделала?

Да уж, глупая Фелисити.

Ответ больше не имел никакого значения – все это случилось так давно, что она сомневалась, помнит ли об этом хоть кто-то. Значение имело только то, что теперь на нее почти никто не обращает внимания, разве что посмотрят с жалостью или презрением.

В конце концов, невозможно любить старую деву меньше, чем ее любит создавший ее мир.

Фелисити, когда-то бриллиант аристократии (ладно, пусть не бриллиант, а рубин; ну, или сапфир), дочь маркиза с хорошим приданым, превратилась в настоящую старую деву с дополнением в виде будущего, полного кружевных чепцов и приглашений, присланных ей из жалости.

Если бы только она вышла замуж, говаривал Артур… то смогла бы избежать всего этого.

Если бы только она вышла замуж, говаривала ее мать… они смогли бы избежать всего этого. Потому что какой бы позорной ни была участь старой девы для нее самой, она являлась позором и для ее матери, в особенности учитывая, что мать в свое время удачно вышла замуж за маркиза.

Поэтому семейство Фэрклот делало вид, что не замечает происшедшего с Фелисити, и старалось сделать все возможное, чтобы найти для нее приличную партию.

Игнорировали они и желания самой Фелисити – те самые, о которых ее тут же спросил мужчина в темноте.

Ее желания. А она хотела ту жизнь, которую ей всегда обещали. Хотела снова стать ее частью. А если это невозможно (будем честными, она знала, что это невозможно, в конце концов, она вовсе не была дурой), то хотела чего-то большего, чем простое утешение в супружестве. В этом-то и состояла главная сложность. Она всегда хотела больше, чем могла иметь.

И в результате осталась ни с чем, верно?

Фелисити испустила совершенно неподобающий леди вздох. Сердце ее больше не колотилось. Надо полагать, это хороший знак.

– Хотелось бы знать, могу я покинуть бал так, чтобы этого никто не заметил?

Едва слова сорвались с ее губ, как массивная стеклянная дверь, ведущая в бальный зал, распахнулась, и наружу высыпало с дюжину смеющихся гостей. В руках они держали бокалы с шампанским.

Настала очередь Фелисити попятиться в тень, прижимаясь к стене. Гости, задыхаясь, в шумном возбуждении подбежали к каменной балюстраде.

Фелисити знала этих людей.

«Ну конечно же».

Аманда Фейрфакс и ее муж Мэтью, лорд Хейгин вместе с Джаредом, лордом Фолком и его младшей сестрой Наташей, и еще двое – семейная пара, молодые, блондинистые, сияющие, как новенькие игрушки. Аманда, Мэтью, Джаред и Наташа любили коллекционировать новых клевретов. В конце концов, когда-то они взяли в свою коллекцию Фелисити.

Когда-то она была пятой в их квартете. Любимой – до тех пор, пока все не кончилось.

– Отшельник он или нет, но Марвик невероятный красавчик, – сказала Аманда.

– И богач, – заметил Джаред. – Я слышал, он только на прошлой неделе закончил меблировать дом.

– Я тоже слышала, – отозвалась Аманда, едва не задыхаясь от возбуждения. – А еще я слышала, что он устраивает посиделки с дамами – завсегдатаями чайных лавок.

Мэтью застонал.

– Уж если это не делает его подозрительным, я даже не знаю, что тогда делает. Кому захочется пить чай в компании двух десятков вдовушек?

– Мужчине, которому требуется невеста, – ответил Джаред.

– Или наследник, – мечтательно произнесла Аманда.

– Кхм, жена, – поддразнил ее Мэтью, и все они засмеялись, а Фелисити на долю секунды вспомнила, как славно было принимать участие в их шутках, сплетнях и поддразниваниях. Быть частью их сверкающего мира.

– Ему пришлось встретиться со вдовами и прочими знатными дамами, чтобы собрать тут сегодня весь Лондон, нет? – вмешалась третья женщина. – Без их одобрения никто бы и не пришел.

Краткий миг молчания, а затем основная четверка расхохоталась, и смех этот звучал скорее жестоко, чем дружески. Фолк подался вперед и постучал молодую блондинку пальцем по подбородку.

– А ты не особенно умная, верно?

Наташа шлепнула брата по руке и фальшиво нахмурилась.

– Джаред, ладно тебе. Ну откуда Аннабель знать, как все происходит среди аристократов? Она вышла замуж за человека гораздо выше себя по положению и раньше никогда ни с чем таким не сталкивалась!

Прежде чем Аннабель сумела в полной мере прочувствовать злые, жалящие слова, Наташа тоже подалась вперед и прошептала, медленно и размеренно, будто бедная женщина была не в состоянии понять даже самую простую вещь:

– Все до единого пришли бы, чтобы увидеть герцога-отшельника, голубушка. Он мог бы появиться тут нагишом, и мы все радостно танцевали бы вокруг него, делая вид, что ничего не замечаем.

– Если учитывать, что все утверждают, будто он сумасшедший, – вмешалась Аманда, – я думаю, мы все почти ожидали, что он появится нагишом.

Муж Аннабель, наследник титула маркиза Уоппинга, кашлянул и попытался замять оскорбление, нанесенное его жене.

– Что ж, сегодня вечером он потанцевал с парой десятков дам. – И взглянул на Наташу. – Включая вас, леди Наташа.

Наташа приосанилась, а все остальные захихикали – все, кроме Аннабель, с прищуром смотревшей на своего смеющегося мужа. Фелисити сочла этот взгляд в высшей степени удовлетворительным, потому что муж этот, безусловно, заслуживал любого наказания от своей жены за то, что не бросился на ее защиту. Но теперь уже слишком поздно.

– О да, – промурлыкала Наташа с видом кошки, досыта наевшейся сливок. – И я должна добавить, что он в высшей степени приятный собеседник.

– В самом деле? – спросила Аманда.

– Еще какой. Ни намека на сумасшествие.

– До чего интересно, Таша, – небрежно вставил лорд Хейгин и для вящего драматизма сделал глоток шампанского. – Мы внимательно наблюдали за вами на протяжении всего танца и не заметили, чтобы он заговорил с тобой хотя бы раз.

Все язвительно засмеялись, а Наташа побагровела.

– Ну, было очевидно, что он хочет со мной поговорить.

– Приятно побеседовать, разумеется, – насмешливо бросил ее брат, салютуя ей шампанским.

– И, – продолжала Наташа, – он обнимал меня очень крепко. Я чувствовала, что он с трудом сдерживает желание притянуть меня к себе ближе, чем это считается приличным.

– О, вне всякого сомнения, – язвительно отозвалась Аманда, даже не пытаясь скрыть недоверие. Она возвела глаза к небу, а остальные опять засмеялись. Ну, то есть все, кроме одного.

Джаред, лорд Фолк, в это время внимательно смотрел на Фелисити.

«Проклятье!»

Его взгляд сделался восхищенным и голодным, и желудок Фелисити устремился к камням под ее ногами. Она тысячу раз видела у него этот взгляд. Раньше у нее даже дыхание перехватывало, потому что этот взгляд означал – Джаред собирается своими остроумными репликами кого-нибудь жестоко высмеять. Но сейчас у нее перехватило дыхание совсем по другой причине.

– Послушайте! Я думал, что Фелисити Фэрклот ушла с бала тысячу лет назад.

– Я думала, мы ее выгнали, – сказала Аманда, еще не увидевшая того, что видел Джаред. – Честное слово. В ее возрасте, да еще без друзей, достойных упоминания, уже бы стоило перестать ездить на балы. Никому не хочется видеть, как рядом околачивается старая дева.

Аманда всегда обладала удивительным умением выбирать слова, жалящие, как зимний ветер.

– И, однако, она здесь, – объявил Джаред, презрительно усмехнувшись и махнув рукой в сторону Фелисити. Вся группа медленно обернулась и перед Фелисити предстала отвратительная живая картина – шесть самодовольных усмешек, четыре отточенных и две несколько неловких. – Притаилась в темноте и подслушивает.

Аманда начала рассматривать пятнышко на своих перчатках, словно созданных из морской пены.

– Право же, Фелисити. Это так надоедливо. Неужели здесь нет никого другого, к кому можно вот так подкрасться?

– Может быть, какого-нибудь лорда, чьи комнаты тебе захотелось бы исследовать? – Это сказал Хейгин, наверняка считая себя в высшей степени остроумным.

Остроумием он не блеснул, чего остальные, похоже, и не заметили, потому что презрительно усмехались, давясь от смеха. Фелисити с отвращением ощутила, как ее окатило жаром, даже щеки заполыхали – сочетание стыда от услышанного и стыда за собственное прошлое, когда она точно так же давилась презрительным смехом.

Она спиной вжалась в стену, жалея, что не может просочиться сквозь нее.

Соловей, которого она слышала раньше, запел снова.

– Бедняжка Фелисити, – произнесла Наташа, обращаясь ко всей группе сразу. От фальшивого сочувствия в ее голосе по коже Фелисити поползли мурашки. – Она всегда хотела быть кем-то, имеющим большее значение.

И внезапно, из-за одного этого слова – значение – Фелисити вдруг поняла, что с нее довольно. Она шагнула в свет, выпрямив спину и отведя назад плечи, и ледяным взглядом смерила женщину, которую когда-то считала подругой.

– Бедняжка Наташа, – сказала она, в точности передразнивая ее тон. – Да ладно, неужели ты думаешь, что я тебя не знаю? Я знаю тебя лучше, чем все остальные здесь. Не замужем, в точности, как и я. Невзрачная, в точности, как и я. В ужасе от того, что тебя могут задвинуть на полку. Как меня. – Глаза Наташи широко распахнулись от этого описания. И Фелисити нанесла последний удар, больше всего на свете желая наказать эту женщину – женщину, так умело изображавшую ее подругу, а потом сделавшую ей так больно. – И когда это произойдет, вот эти люди не захотят тебя знать.

Соловей снова свистнул. Нет, не соловей. Это был совсем другой свист, долгий и негромкий. Она никогда не слышала такого птичьего пения.

А может быть, ее сердце колотилось с такой силой, что все звуки сделались странными. Подстегиваемая бешеным биением сердца, она повернулась к двоим новичкам в группе, устремившим на нее взгляды широко распахнутых глаз.

– Знаете, моя бабушка советовала мне остерегаться дурных людей – она любила говорить, что сущность человека можно понять по его друзьям. Ее слова более чем верны по отношению к этой группе. И вам следует быть осторожнее, если не хотите замараться в их саже. – Она повернулась к двери. – Лично я считаю, что мне повезло – я сумела уйти от них, только начав пачкаться.

Направляясь к двери бального зала, преисполненная гордости за то, что сумела противостоять этим людям, так долго ее унижавшим, она снова мысленно услышала сказанные ранее слова: «Вы человек, имеющий серьезное значение».

На ее губах заиграла легкая улыбка.

И в самом деле. Так оно и есть.

– Фелисити? – окликнула ее Наташа, когда она уже шагнула на порог.

Фелисити остановилась и обернулась.

– Ты от нас не уходила, – рявкнула Наташа. – Это мы тебя выгнали.

Наташа Корквуд такая… такая… неприятная.

– Мы тебя больше не хотели видеть рядом, поэтому и вышвырнули, – добавила Наташа холодных, жестоких слов. – Так же, как и все остальные. И так же они будут поступать и дальше. – Она повернулась к своим приятелям и засмеялась слишком жизнерадостно. – И только гляньте на нее, явилась и думает, что может соперничать за внимание герцога!

Такая неприятная!

«Это все, на что вы способны?»

Нет. Она способна на большее.

– Герцога, которого намерена завоевать ты, верно?

Наташа самодовольно улыбнулась.

– Герцога, которого я завоюю.

– Боюсь, ты уже опоздала, – без малейших колебаний произнесла Фелисити.

– Это почему же? – спросил Хейгин. Хейгин, со своим самодовольным лицом и волосами, как у принца из сказки. Который задавал вопросы так, словно снисходил до разговора с ней.

Как будто все они не были когда-то друзьями.

Позже она будет винить во всем воспоминания о былой дружбе, заставившие ее проявить несдержанность. Шепот прежней жизни, которую она потеряла в один миг, даже не поняв, за что. Сокрушительную печаль, уничтожившую ее.

В конце концов, должна же быть какая-то причина, по которой она сказала то, что сказала – учитывая, что это было чистым идиотизмом. Абсолютным безумием. Такой огромной ложью, что она затмила солнце.

– Ты опоздала с герцогом, – повторила Фелисити, даже в эту минуту понимая, что нужно немедленно замолчать. Остановить эти слова. Да только они словно превратились в понесшую лошадь – оборвавшую узду, свободную и дикую. – Потому что я его уже заполучила.