Скрытые картинки

– Ну что, так лучше?

– Намного. Может, еще что-нибудь подскажете?

– Нет, я только что дал тебе самый свой лучший совет. Плавание – единственный вид спорта, в котором тренеры ругают тебя за то, что неправильно дышишь. Но если ты будешь практиковаться, у тебя будет получаться все лучше и лучше.

– Спасибо.

Я подплываю к лестнице и вылезаю из бассейна. На сегодня с меня хватит. Мой купальник задирается, и я поправляю его, но, видимо, недостаточно быстро.

– О, «Флаерс», вперед! – говорит Тед.

Он имеет в виду небольшую татуировку у меня на бедре. Это безумная физиономия Гритти, мохнатого оранжевого талисмана филадельфийской хоккейной команды. Все это время я очень старалась, чтобы Максвеллы ее не увидели, и сейчас ругаю себя за то, что не уследила за купальником.

– Это ошибка юности, – говорю я Теду. – Как только у меня будут деньги, я сведу ее лазером.

– Но ты любишь хоккей?

Я качаю головой. Я никогда не играла в хоккей и никогда в жизни даже не видела ни одного матча. Но два года назад я свела знакомство с мужчиной намного меня старше, который очень любил спорт и имел неограниченный доступ к рецептурным лекарственным средствам. Айзеку было тридцать восемь, и его отец в 1970-х играл за «Флаерс». Он заработал кучу денег и умер молодым, и Айзек потихоньку спускал его состояние. Мы с парочкой еще таких же, как я, жили в его кондоминиуме, спали у него на полу, периодически как-то незаметно оказываясь у него в постели, и эту татуировку я набила главным образом ради того, чтобы произвести на него впечатление в надежде на то, что он решит, что я классная, и позволит мне жить у него и дальше. Но мой план провалился. Мне пришлось ждать пять дней, прежде чем снять повязку, но к этому времени Айзека уже арестовали за хранение наркотиков, и его квартирный хозяин выставил нас всех обратно на улицу.

Тед все еще ждет моих объяснений.

– Сделала когда-то по глупости, – говорю я. – Сейчас сама не понимаю, чем я думала.

– Ну, тут ты не одинока. У Каролины тоже есть татуировка, от которой она хочет избавиться. В колледже у нее был богемный период.

С его стороны это, конечно, очень мило, но мне от его слов легче не становится. Я уверена, что Каролинина татуировка являет собой образчик утонченного вкуса. Это наверняка роза, или полумесяц, или китайский иероглиф, означающий что-нибудь особенное, а не дурацкое пучеглазое страшилище. Я спрашиваю у Теда, где она прячет свою татушку, как вдруг раздается еще одно громкое «крак».

Мы оба как по команде поворачиваемся в сторону леса.

– Там кто-то есть, – говорю я. – Я уже слышала раньше, как он тут ходит.

– Кролик, наверное, – отмахивается Тед.

И тут снова слышится громкий треск и беспорядочный шум, как будто какое-то небольшое животное в панике, не разбирая дороги, напролом мчится сквозь подлесок.

– Это в самом деле был кролик. Но раньше, до того, как вы вышли, шум был громче. У меня сложилось впечатление, что это был человек.

– Может, подростки? Уверен, этот лесок пользуется популярностью у старшеклассников.

– По ночам хуже всего. Иногда я лежу в постели и мне кажется, что они прямо у меня за окном.

– Может, стоит поменьше слушать Митци с ее бреднями? – подмигивает мне Тед. – Каролина рассказала мне о вашей встрече.

– Она своеобразная женщина.

– Я бы на твоем месте держался от нее подальше, Мэллори. Вся эта ее эзотерическая белиберда, этот вечный проходной двор у нее дома, эти ее мутные клиенты, которые приходят к ней через заднюю дверь и платят наличными… Как по мне, это попахивает незаконными вещами. Я ей не доверяю.

Теду, судя по всему, не слишком часто доводилось иметь дело с экстрасенсами. Когда я росла, у нас была соседка, миссис Грубер, которая гадала на картах таро в подсобке местной пиццерии. Она прославилась тем, что предсказала одной из официанток выигрыш в сто тысяч долларов в моментальную лотерею. Кроме того, она также давала консультации по брачным предложениям, неверным бойфрендам и прочим сердечным делам. Мы с подругами называли ее Пророчицей и доверяли ей больше, чем первой полосе «Инквайрера».

Впрочем, я не рассчитываю, что Тед отнесется ко всему этому с пониманием. Этот человек не готов даже поддерживать легенду о существовании зубной феи. Когда несколько дней тому назад у Тедди выпал молочный зуб, Тед просто открыл бумажник и выдал сыну доллар – и никакого тебе флера тайны, никакой торжественности, никаких попыток ночью прокрасться на цыпочках в спальню, чтобы положить банкноту под подушку.

– Она безобидная.

– Я думаю, она приторговывает наркотиками, – говорит Тед. – У меня нет никаких доказательств, но я наблюдаю за ней. Держи с ней ухо востро, ладно?

Я вскидываю вверх правую руку.

– Слово скаута!

– Я серьезно, Мэллори.

– Я знаю. И очень вам за это благодарна. Я буду осторожна.

Я открываю воротца защитного ограждения, чтобы уйти, и вижу, что по двору идет Каролина – в той же самой одежде, в которой пришла с работы, с блокнотом и карандашом в руках.

– Мэллори, постой. Нам что, вчера звонили? Из школы?

И тут я понимаю, что крупно проштрафилась. Я помню звонок и помню, как записывала номер директрисы на клочке бумаги. Но потом в кухню вошел Тедди с этим своим странным рисунком, и все остальное попросту вылетело у меня из головы.

– Да, директриса, – говорю я. – Я записала ее телефон и сунула в карман. Он, скорее всего, у меня в шортах, в коттедже. Сейчас сбегаю принесу…

Каролина качает головой.

– Не надо. Она только что написала мне по электронной почте. Но я предпочла бы узнать о ее звонке вчера.

– Я понимаю. Простите, пожалуйста.

– Если мы не подадим документы вовремя, Тедди потеряет место. У них тридцать человек в листе ожидания в подготовительный класс.

– Я понимаю, понимаю…

– Хватит уже твердить «я понимаю», – обрывает меня Каролина. – Если бы ты действительно понимала, ты не забыла бы сказать мне о звонке. В следующий раз, пожалуйста, прояви чуть больше ответственности.

Она разворачивается и идет обратно к дому. Я потрясенно провожаю ее взглядом. Впервые за все время Каролина по-настоящему на меня накричала. Тед торопливо выбирается из бассейна и кладет руку мне на плечо.

– Послушай, не расстраивайся.

– Простите меня, Тед, я чувствую себя просто ужасно.

– Она злится на школу, а не на тебя. Они требуют от нас какую-то немыслимую прорву документов. Прививки, аллергии, психологические профили. У них в анкете больше страниц, чем в моей налоговой декларации!

– Это просто случайность, честное слово, – говорю я. – Я записала телефон, но потом отвлеклась на одну вещь, которую дал мне Тедди.

Мне так отчаянно хочется оправдаться, что я принимаюсь описывать Теду рисунок, но он перебивает меня. Видимо, ему хочется поскорее вернуться в дом. Я вижу на пороге силуэт Каролины – она стоит в раздвижных дверях, наблюдая за нами.

– Она успокоится, не переживай, – говорит он. – Завтра она об этом даже не вспомнит.

Его голос звучит спокойно, но он поспешно уходит вслед за женой и вскоре превращается в двухмерный силуэт в дальнем конце двора. В следующее мгновение он подходит к Каролине и обнимает ее. Она тянется к выключателю на стене, и больше я ничего не вижу.

Поднимается легкий ветерок, и меня пробирает дрожь. Я заворачиваюсь в полотенце и иду к себе в коттедж. Я запираю дверь и переодеваюсь в пижаму, и тут снова слышатся чьи-то шаги, мягкая поступь по траве – только на этот раз прямо за моим окном. Я отдергиваю занавеску и выглядываю наружу, но сквозь антимоскитную сетку могу разглядеть только склизких мотыльков.

Это олень, говорю я себе. Это всего лишь олень.

Я задергиваю занавески, выключаю свет и забираюсь в постель, натянув одеяло до самого подбородка. Снаружи кто-то или что-то шебуршит прямо рядом с моей кроватью – я слышу, как он копошится с внешней стороны стены, исследуя дом, обходя его по периметру, как будто пытается отыскать способ проникнуть внутрь. Я сжимаю руку в кулак и с размаху бью в стену, надеясь, что грохот спугнет незваного гостя.

Однако вместо этого он ныряет под дом и принимается разрывать землю, внедряясь под дощатый настил. Не представляю, как кто-то вообще может там поместиться. Высота свай, на которых держится дом, от силы восемнадцать дюймов. Это никак не может быть олень, но, судя по шуму, это кто-то большой, размером как раз с оленя. Я сажусь на кровати и принимаюсь молотить по полу пятками, но все без толку.

– Ну, давай, иди сюда, – кричу я в надежде, что в конце концов шум все-таки спугнет его.

Однако непонятное существо продвигается все дальше и дальше, пробиваясь к центру комнаты. Я встаю и зажигаю свет, потом опускаюсь на четвереньки и прислушиваюсь, пытаясь определить, в каком направлении движется звук. Мне приходится откинуть ковер, и под ним в половицах обнаруживается квадратная прорезь – крышка люка, сквозь который вполне может протиснуться взрослый человек. Ни петель, ни ручки нет, лишь две овальные выемки, за которые можно поднять крышку.

Наверное, если бы все это происходило не в такое позднее время – и если бы Каролина и без того не была уже на меня сердита, – я могла бы позвонить Максвеллам и попросить их о помощи. Теперь же я полна решимости справиться самостоятельно. Я иду на кухню и набираю в пластмассовый кувшин воды. Это существо, кем бы оно ни было, не может быть таким большим, как кажется. Поговорку про то, что у страха глаза велики, придумали не зря. Я плюхаюсь на колени рядом с люком и пытаюсь поднять крышку, но она не поддается. От сырости дерево разбухло, и панель застряла намертво. Я что было сил обеими руками тяну крышку на себя, не обращая внимания на боль в пальцах и на то, что острые щепки вонзаются в нежную кожу под ногтями. Наконец, издав громкий хлопок и подняв облако серой пыли, крышка выскакивает из пола, точно пробка из бутылки шампанского. Я хватаю ее и прижимаю к груди, держа перед собой на манер щита. Потом наклоняюсь и заглядываю в дыру.

Там слишком темно, чтобы можно было хоть что-нибудь разглядеть. Внизу чернеет земля, сухая и безжизненная, точно остывшее кострище. Все тихо. Мой гость, кем бы он ни был, исчез. В дыре ничего нет, лишь кучи серой пыли, испещренной черными точками. Я понимаю, что все это время сдерживала дыхание, и выдыхаю с облегчением. Видимо, моя возня с крышкой люка спугнула непонятное существо.

Но тут серая пыль начинает шевелиться, черные точки моргают, и до меня доходит, что я смотрю прямо на него – встав на задние лапы, оно тянется ко мне уродливыми розовыми когтями, оскалив длинные острые зубы. Я истошно визжу, забыв про позднее время. Потом захлопываю крышку люка и всем телом наваливаюсь сверху, чтобы забаррикадировать проход. Я молочу по краям кулаками, пытаясь заставить разбухшую крышку встать обратно на место, но она не влезает в люк. Через минуту в моем коттедже, открыв дверь своим ключом, появляется Каролина. Она в ночной сорочке, позади нее в одних пижамных штанах стоит Тед. Они слышат шум, несущийся из-под моего домика, грохот под половицами.

– Это крыса, – говорю я им, до смерти обрадованная, что они тут, что я больше не одна. – Огромная крыса, никогда в жизни такой не видела.

Тед берет пластиковый кувшин с водой и несет его на улицу, а Каролина, обняв меня за плечи, успокаивает и говорит, что все будет хорошо. Мы совместными усилиями поворачиваем крышку люка на девяносто градусов, так что она встает обратно, и я держу ее, а Каролина утрамбовывает по краям, чтобы они встали на место. Но даже после того, как она заканчивает, я боюсь отойти из опасения, что крышка выскочит обратно. Каролина стоит рядом, обнимая меня за плечи, пока сквозь открытое окно до нас не доносится плеск воды.

Через миг возвращается Тед с пустым кувшином.

– Это опоссум, – с ухмылкой говорит он. – Не крыса. Он улепетывал со всех ног, но я его догнал.

– Но как он оказался под домом?

– В обшивке обнаружилась дыра. В западной стене. Похоже, одна из досок прогнила. – Каролина хмурится и открывает рот, чтобы что-то сказать, но Тед опережает ее. – Я знаю, знаю. Завтра же все починю. Придется съездить в строительный магазин.

– Завтра первым же делом, Тед. Этот паршивец напугал Мэллори до полусмерти! А вдруг он бы ее укусил? А вдруг у него бешенство?

– Я в полном порядке, – заверяю я ее.

– Она в полном порядке, – повторяет мои слова Тед, но Каролина не желает успокаиваться. Она смотрит на люк в полу. – А вдруг он вернется снова?

Несмотря на то что на часах почти полночь, Каролина настаивает, чтобы Тед сходил в большой дом за инструментами и заколотил крышку люка гвоздями – тогда никто уже точно не сможет пробраться ко мне в коттедж. Пока мы ждем, когда он закончит, она ставит на кухне чайник и заваривает нам троим ромашковый чай. После всего Максвеллы задерживаются у меня еще ненадолго, чтобы убедиться, что я успокоилась и мне ничто не угрожает. Мы втроем сидим на краю моей постели, болтая и рассказывая забавные истории, так что в конце концов смеюсь даже я, и кажется, что никакой выволочки из-за телефонного звонка и не бывало.

Следующий день – жаркое и душное Четвертое июля, и я заставляю себя выйти на длинную пробежку, восемь миль за семьдесят одну минуту. На обратном пути я прохожу мимо дома, который мы с Тедди окрестили Цветочным замком. Это расположенный в трех кварталах от дома Максвеллов огромный белый особняк с подъездной дорожкой в виде буквы U и двором, засаженным умопомрачительно яркими цветами: хризантемами, геранями, лилейниками и еще множеством других. Я замечаю, что на шпалерах перед домом появились какие-то новые оранжевые цветы, и подхожу чуть ближе, чтобы получше их рассмотреть. Они выглядят так странно и непривычно – ни дать ни взять крошечные дорожные конусы, – что я делаю несколько фотографий на телефон. Но тут входная дверь распахивается и на пороге появляется мужчина. Я краем глаза вижу, что на нем костюм, и решаю, что он вышел, чтобы накричать на меня за вторжение на чужую территорию и прогнать прочь.