10

Карине воспитывала свою собаку.

– Шейн, – кричала она. – Ко мне! Он удивленно смотрел на нее, лежа в уголке дивана. «Что это она такое надумала?» – говорили его глаза.

– Ко мне!

Шейн не шевелился. Она подошла, сняла его с дивана, посадила на пол и дала ему кусочек печенья, которое он не заслужил. Собаку следовало поощрять только за усердие, говорилось в книге по собаководству, которую ей дал Давид.

– Сидеть, – сказала Карине. Шейн терпеливо смотрел на нее. Она прижала к полу его заднюю часть.

– Молодец, – сказала она. – Вот тебе еще кусочек!

Но что должен делать человек, если собака отказывается от угощения? В книге об этом ничего не было написано.

Немного поупражнявшись, они сделали перерыв.

– А теперь мы будем учиться идти на место. На место, Шейн! Нет, не кусай меня за пятку, дурачок!

Эта игра явно понравилась Шейну. Он прыгал, вертелся, хватал ее за рукав.

– Шейн, рядом!

Значит это вовсе не игра? Сделав несколько шагов, Шейн снова лег, и когда она его приподняла и произнесла новое непонятное слово «Стоять!», он укоризненно посмотрел на нее и вздохнул.


Вернулся домой Йоаким, и Карине встретила его у ворот.

– Я научила Шейна сидеть! Хочешь посмотреть? Смотри же! Ко мне, Шейн!

Собака подошла, чтобы приветствовать Йоакима.

– Сидеть! – строго произнесла Карине. Шейн улегся на землю.

– Нет, поднимись! Я же сказала, сидеть!

С этими словами она безжалостно приподняла его. Он был так растерян, что невольно сел, чтобы посмотреть на нее. Она возликовала, погладила его и угостила. Шейн не понимал, чего от него хотят, но охотно принял угощение. Ее дальнейшие попытки оказались безрезультатными.

Смеясь над Карине, Йоаким сказал:

– В книге написано, что, если собака не идет, когда ее зовут, то бежать за ней не нужно. Иначе собака примет это за игру и улизнет. Вместо того, чтобы бежать за ней, следует бежать в противоположном направлении. И тогда собака побежит за тобой, а ты ее за это похвалишь.

Карине тут же сделала так, как он сказал.

И пес покорно поплелся за ней. Йоаким смеялся от всей души.

– В жизни не слышала таких глупых шуток, – невольно усмехнулась Карине. – Ведь в последний раз, когда я пошла от него прочь, он стоял в саду и спокойно нюхал цветок!

Вытерев на глазах слезы, Йоаким сказал:

– Давай я буду дрессировать его! Мы сделаем все, как надо, пойдем за дом на лужайку. Где его поводок?

Они приготовились к занятию. Йоаким взял Шейна за поводок, и пес весело прыгал, считая это игрой.

– Место! – строго скомандовал Йоаким. Шейн удивленно посмотрел на него и тут же бросился к соседскому коту, так что Йоаким чуть не упал, запутавшись в поводке. И пока он освобождался, Карине давилась со смеху.

Шейну показалось все это вовсе не забавным. Он мог бы, конечно, позволить Йоакиму поупражняться в команде «На место», если бы это не было связано с тем, что его без конца заставляют садиться, чего ему делать совсем не хотелось.

– Сейчас ты увидишь, как он выполняет эту команду, – сказал Йоаким Карине. Взяв собаку за короткий поводок, он быстро зашагал по лужайке.

Но, обнаружив какие-то привлекательные запахи в траве, Шейн уперся. Тут не помогли даже крики хозяина.

– Подними голову, Шейн!

Теперь и его хозяину все это перестало казаться забавным.

– Вот видишь, ничего не получается, – едва удерживаясь от смеха, сказала Карине.

– Давай попробуем команду «Стоять» и «Лежать», – с оптимизмом произнес Йоаким. – Стоять, Шейн! Нет, я говорю, стоять! Господи, наконец-то он научился сидеть, хотя этого от него сейчас не требуется!

Йоаким старательно пытался уложить Шейна, но тот немедленно вскакивал, считая при этом, что помогает своему хозяину упражняться в произнесении команд. Занятная игра!

Наконец Йоакиму удалось уложить Шейна на землю.

– А теперь я отойду в сторону. Смотри, Карине! Лежать, Шейн!

Он повернулся, чтобы уйти, и Шейн решил, что ему тоже нужно это сделать. Но опять он оказался не прав. «Как все это занудно», – говорили собачьи глаза.

– Сидеть! – скомандовал Йоаким.

Шейн сел прямо на шмеля. Последовала бурная сцена. Им пришлось уйти с этого опасного шмелиного места. Шейна снова усадили, на этот раз на колючий осот.

Наконец хозяевам это надоело. И они буквально услышали, как пес вздохнул с облегчением.

– Ты хорошо поработал сегодня, Шейн, – сказал Йоаким и погладил его по спине.

Шейн тоже так считал.

Увидев счастливое, сияющее лицо Карине, Йоаким непроизвольно обнял ее.

– Это было здорово, – сказал он. – Завтра мы продолжим.

Она тут же отстранилась.

– Мне уже пора возвращаться в больницу, – сдавленным голосом произнесла она. – Я слишком долго отсутствовала, Ионатан наверняка уже заждался меня.

– Ионатан? – изумленно произнес Йоаким. – Ты хочешь сказать, что ничего не знаешь? Нет, конечно, тебе, в твоем состоянии, никто не осмеливался об этом говорить.

– О чем говорить? – испуганно спросила она. – Что случилось с Ионатаном?

– Да нет, ничего.

Карине схватила его за руку и посмотрела прямо в глаза.

– Я хочу все знать! – сказала она. Йоаким вздохнул.

– И зачем я только сболтнул? – сокрушенно произнес он. – Но, ладно, придется сказать все: Ионатана схватили. И теперь он находится где-то в Германии.

Карине побледнела.

– Когда… это произошло?

– В тот же самый вечер, когда ты… когда у тебя был нервный срыв.

Она окаменела. Ее безоблачной радости как ни бывало. Все было омрачено этим известием. Йоаким хотел взять ее за руку, но она отстранилась. Война отняла у нее брата.

Все снова стало мрачным и запутанным.


И пока все сокрушались о судьбе Ионатана, он жил в условиях, близких к роскоши. В материальном смысле он просто благоденствовал. Но Ионатан никогда не придавал особого значения материальной стороне жизни.

Он чувствовал себя псом в человеческом обличии. Все вокруг так ухаживали за ним, но стоило ему спросить, что все это означает, как на него смотрели с изумлением или вообще делали вид, что не слышат.

Никто не хотел давать ему никаких пояснений.

Людей он встречал совсем немного. Нескольких служанок, угловатых и мужеподобных, одетых в унылую коричневую униформу с такого же цвета галстуком, а также врачей, проходивших мимо в развевающихся белых халатах и болтающих о чем-то, не обращая внимания на окружающих.

И еще посетителей или пациентов, или клиентов, или как их там еще можно было назвать…

Но Ионатан слышал их голоса только на расстоянии или видел, как они прогуливались по парку. Это были мужчины различных возрастов и молоденькие белокурые девушки, флиртовавшие с ними. Все они говорили по-немецки.

Когда Ионатан спрашивал, почему он не встречается с ними, ему неизменно отвечали:

– Позже!

Но, прислушиваясь к разговорам, он понял, что они не уверены в нем. Он был иностранцем. «Пусть пока исполняет свой долг», – сказал один голос. «А потом уж…» И воцарялось весьма зловещее молчание.

В другой раз человек в униформе сказал другому: «Почему не Ульрика?»

И другой кивнул.

Ионатану предоставили отдельное помещение: спальню и небольшую прихожую, в которой стоял диванчик.

Дважды в день его водили в столовую, где он ел в одиночестве после всех остальных.

Затем его запирали.

Из окна комнаты он видел парк и простирающиеся за ним поля. Неподалеку – сбитый самолет. Нос его зарыт в землю, а крылья и хвост торчат в воздухе. Судя по виду, это немецкий самолет. Когда Ионатан слышал переливчатый смех играющих в крокет людей и сопоставлял это с происходившей совсем рядом трагедией, он чувствовал бессильную ярость. Ему не хотелось быть тут. Здесь все было фальшиво.

Но на кормежку он не жаловался, и аппетит у него был отменным. Кто знает, что ждет тебя завтра?

Больше всего он страдал от неведения. Он был настроен на трудовую повинность, но не на это. Сама атмосфера дома казалась ему болезненной. С борцом сопротивления из Норвегии не должны были обращаться так, как с ним. Его содержали почти по-княжески. Да, он пленник, но это не обычная тюрьма.

Среди других «гостей» он не встречал больше той молоденькой девушки. Она куда-то исчезла.

Но на следующий день явилась другая. Ионатан снова был заперт в своей спальне.

Снова всю ночь горела лампочка под потолком.

Но этот раз он решил не спать. Ему хотелось посмотреть, что произойдет.

Если вообще что-то произойдет.


Почти целый час Ионатан сидел на венском стуле, глядя на дверь.

Наконец, он услышал, как в замке поворачивается ключ. Осторожно.

Послышался шепот, хихиканье. Дверь открылась и в комнату проскользнула девушка.

Она была такой же белокурой, как и первая, но на этом их сходство кончалось. Если предыдущая девушка была испуганной и несчастной, то эта – на все сто процентов уверена в себе. Она принадлежала к типу пышнотелых, крупных и сильных женщин. Очень красивая, свежая и кокетливая. И она хорошо знала цену своему очарованию.

– Ты не спишь? – сказала она по-немецки. – Почему?

– Что-то не спится, – пробормотал Ионатан.

Он был страшно рассержен. Опять ему придется спать в одной комнате с девушкой? Что это еще за выдумки?

И хуже всего то, что она уже наполовину раздета. В шелковом халате, напоминающем кимоно, под которым видна обольстительная ночная рубашка из черных кружев.

Совершенно неподходящий костюм для этой упитанной деревенской бабы из Великой Германии.

– Меня зовут Ульрика, – не моргнув глазом, представилась она.

Ульрика? Этого ему следовало ожидать. Чего же они хотят от него?

– А тебя зовут Ионатан?

– Да. Фрекен Ульрика, я понимаю, что вам это очень неприятно. Делить комнату с мужчиной. Люди здесь такие невнимательные!

Изумленно уставясь на него своими большими, круглыми глазами, она звонко расхохоталась.

– Ах, мой милый Ионатан! – прощебетала она, снимая с себя кимоно.

Отвернувшись, он сказал:

– Я могу посидеть на стуле, если вы хотите лечь спать.

– О, в этом нет нужды, мы можем провести время вместе!

С этими словами она решительно уселась к нему на колени, задрав кружевную ночную рубашку так, чтобы он видел, что под ней ничего нет.

Ионатан резко отпрянул от нее, чуть не опрокинув стул. Его одурманивал запах ее духов, а еще больше – ее близость. Крепко прижавшись к нему всем телом, она обхватила его руками.

Ему очень хотелось рывком сбросить ее с себя, но тогда она упала бы на пол, а он был джентльменом.

– Фрекен Ульрика… я думаю… что я хочу… лечь в постель…

– Потом, потом, – проворковала она, касаясь своими волосами его щеки. – Нам ведь хорошо так сидеть, не правда ли? Хочешь шнапса?

– Господи, неужели это бордель? – испуганно произнес он.

– Бордель? – сердито повторила она, на миг забыв о своем искусстве обольщения. – Ты называешь борделем передовой научный проект Фюрера? Значит, по-твоему, я шлюха? Нет, это уж слишком! Я – одна из специально отобранных, одна из наиболее ценных… Ах, милый, давай забудем твои слова! Ты не подумал!

И она принялась ласкать своими белыми пальцами его шею и подбородок. Ионатан не знал, как себя вести в подобной ситуации.

– Вы сказали, научный проект? Если бы хоть кто-нибудь объяснил мне, почему я нахожусь здесь! – в отчаянии воскликнул он, пытаясь освободиться из ее рук, теребящих волосы у него на груди.

– Ты хочешь знать, почему? Потому что в мире должна появиться чистая, нордическая раса господ. И мы станем родоначальниками этой расы!

Она прижалась бедрами к его паху. Ионатану удалось, наконец, схватить ее за руки, высвободиться и встать.

– Вы, что, сумасшедшие? – воскликнул он по-норвежски. – Додуматься до такого!

– Не вздумай вести себя глупо, – прошептала она. – За нами наблюдают. Разве мысль об этом тебя не вдохновляет?

Он снова перешел на немецкий.

– Та, вчерашняя девушка… – нетерпеливо произнес он. – Куда она подевалась?

– Она ни на что не способна, – равнодушно ответила Ульрика. – Никто ее не хочет. Мне же никто еще не отказывал, так что и ты не подводи меня!

Ионатан посмотрел ей в глаза, они были жесткими и холодными. Она знала, что за ними наблюдают, и не хотела сдаваться.

Он понял, что протестовать бесполезно. Он никогда не видел прежде таких воинственных женщин. К тому же он был заперт на ключ.

– Подожди, – как можно более спокойно сказал он. Теперь ему важно было выиграть время… Протянуть так всю ночь. Ведь не могла же она его изнасиловать!

Но, снова взглянув на нее, он засомневался в этом.

– Я не говорю, что отказываю вам… – осторожно начал он, но она тут же оборвала его.

– Значит, я не произвела на тебя… впечатления? – мягко сказала она, снова протягивая к нему руки. Он хотел увернуться, но не успел. И она схватила его за ширинку.

– Ха-ха! – бесстыдно засмеялась она. – Вот я и произвела на тебя впечатление!

– Это просто условный рефлекс, – холодно произнес он. – Это ничего не значит.

Отгородившись от нее спинкой стула, он примирительно сказал:

– Но, прежде чем заниматься всем этим, мне хотелось бы побольше узнать. Я хочу получить исчерпывающие разъяснения. Я слышал выражение «Лебенсборн». Что это такое?

Прочистив горло, как семиклассница перед чтением стихотворения, она сказала:

– На тебя кто-то повлиял. Признайся, что ты находишься под чьим-то влиянием. Тронув его за руку, она сказала:

– Успокойся, за нами наблюдают! Ведь я же не предлагаю тебе ничего ужасного.

– В самом деле, – язвительно ответил он, напрочь отметая все понятия о рыцарстве. – И что же будет с теми детьми, которые появятся на свет? В результате этого детопроизводства? Вы что думаете, что я собираюсь наплодить детей, которых не смогу сам воспитывать? Ведь не могу же я жениться сразу на всех этих женщинах! Да и не хочу. В нашей семье родители сами воспитывают своих детей, все остальное считается позором.

– Дети, появившиеся на свет в результате совокупления специально подобранных партнеров, – холодно и деловито произнесла она – получат, естественно, самый лучший уход, так что тебе не придется беспокоиться на этот счет. Это дети Фюрера, из них будет воспитываться элита в духе национал-социализма.

Ионатан был уже совершенно спокоен. Стоя в другом углу комнаты, он смотрел на нее, все еще прерывисто дыша после недавнего приступа ярости.

– А вы сами? – провоцирующим тоном спросил он. – Если вы такой сверхчеловек, почему вы по-прежнему здесь? Никто не хочет вас? Или, возможно, вы не можете иметь детей?

Он старался сознательно оскорбить ее. Ему была настолько отвратительна эта женщина, что он даже смотреть на нее не мог.

– Я прекрасно подхожу для того, чтобы иметь детей, – прошипела она в ответ. – Я уже родила одного. Абсолютно совершенного ребенка!

– О, Господи, – прошептал Ионатан. – Господи, что же это за кошмар? Что это за сумасшедший дом?

Ульрика поняла, что ей нужно быть помягче с этим упрямым норвежцем. Она нервозно посмотрела на дырку в стене. Все шло не так, как нужно.

– Дорогой друг, – приветливо сказала она. – Давай забудем обо всех этих сложностях, по крайней мере, на одну ночь! Признаюсь, что я вела себя несколько прямолинейно, но ведь я же не знала, что ты обо всем этом не информирован.

«Врешь, – подумал Ионатан. – Тебя впустили сюда для укрощения упрямца. Но он оказался в полной боевой готовности».

– Не посидеть ли нам и не поболтать немного? – мягко спросила она. – Узнать друг друга получше. Я не так опасна, как ты думаешь.

Он не имел ни малейшего желания разговаривать с этой женщиной-монстром.

– Я устал. Может быть, мы ляжем спать?

На ее лице появилось игривое выражение, словно она спрашивала: «Каждый в свою постель?» Но тут она вспомнила, каким несговорчивым он был, и с улыбкой произнесла:

– Давай ляжем. Мы можем разговаривать лежа.

– Если вы ничего не имеете против, я бы предпочел спать. И прошу не беспокоить меня во время сна. Спокойной ночи!

Ложась в постель и поворачиваясь к ней спиной, он слышал ее сердитое фырканье.

Вскоре после этого Ульрика покинула его спальню.


На следующий день с Ионатаном никто не разговаривал. Он попал в немилость.

Но если они думали, что его можно было сломить, они ошибались.

Он знал, что следующей ночью у него опять будет гостья. Ульрика или кто-то другой. Но этого не должно было быть! Он вполне мог противостоять этим женщинам. Если он будет продолжать в этом духе, он, скорее всего, будет наказан, и наказан жестоко. Возможно, его ждет смерть. От них всего можно ожидать.

Положение Ионатана в этой роскошной тюрьме было незавидным.

И вот, среди дня, ему представился благоприятный случай.

Началась воздушная тревога. И в момент всеобщего хаоса он не упустил своего шанса. Проход на кухню оказался свободным, вахтерша побежала за кем-то в другой конец коридора. И прежде чем она успела вернуться, он выскочил в узкий проход и запер за собой дверь. Убегая, он слышал, как она в ярости колотила в дверь.

Коридор был коротким. Заглянув на кухню, он увидел, что люди там бегают взад-вперед. Туда он не мог зайти, пока там были люди, но потом могло быть поздно. В коридоре были две двери, он рванул одну из них, но это оказался чулан, рванул другую…

Там была лестница в подвал.

Он понимал, что это не самый лучший вариант, но опрометью бросился вниз по ступеням. Он слышал голоса бегущих следом людей. Они вряд ли видели его, они спешили в бомбоубежище.

Вот черт! Ему не следовало туда спускаться!

Он заметил небольшое углубление в стене, бросился туда, сел на корточки.

Мимо пронеслась толпа людей, что-то кричащих на ходу. Потом все затихло. Все были там?

Да, он был уверен, что все. Он слышал, как по другой лестнице спускались люди, направляясь в то же самое убежище.

Со второй лестницы послышался резкий женский голос:

– Норвежец удрал. Вы не видели его?

Устрашающий, воющий звук с воздуха заставил всех замолчать. Вблизи особняка послышался взрыв бомбы. Ионатан решил, что теперь самое время сматываться. Выскочив из своего закутка, он снова поднялся по лестнице. Сейчас или никогда!

В жилые помещения ему идти не следовало, двери там всегда заперты.

Кухня…

Там никого не было. Он пробежал через нее, слыша, как вторая бомба разорвалась поблизости. «Если бомба попадет в здание, мне конец», – подумал он, рванув на себя дверь. Бомба взорвалась совсем рядом, так что весь дом затрясся.

Дверь была заперта, но в замке торчал ключ. Он открыл дверь, и в это время кто-то вбежал на кухню из другой двери, возможно, направляясь в убежище. У Ионатана не было времени выяснять, заметили его или нет, он не хотел привлекать к себе внимание, снова запирая дверь, поэтому просто потихоньку выскользнул через задний ход наружу. Входная дверь тоже была заперта, но он без труда открыл ее ключом.

Он вышел из этого дома!

Но он еще не свободен. Ведь поблизости могут быть сторожа. И как пройти через усиленно охраняемые ворота?

Он побежал в парк, скрываясь среди деревьев, слыша над головой рев самолетов и взрывы бомб. Он слышал немецкую воздушную артиллерию и мысленно молился за летчиков, готовых в любой момент сбросить на него бомбу.

Он побежал не к воротам. Он побежал вглубь парка, хорошо зная, что вся территория охраняется огромными доберманами. Особого желания встретиться с ними он не испытывал.

Но собаки, видимо, были в убежище вместе со сторожами.

В воздухе стоял такой грохот, что он больше ничего не слышал. Шел дождь – находясь в доме, он этого не заметил – и трава была мокрой. Ионатан бежал и бежал. Бежал со всех ног. Прочь от Лебенсборна, прочь от Ульрики!

Стена!

Она возвышалась прямо перед ним.

Самолеты уже летели в сторону, времени на размышления у него не было. Воздушная атака закончилась, люди выйдут из убежища и обнаружат его отсутствие.

Ионатан был крепким парнем, и страх придавал ему силу и решимость. Дома он хорошенько бы подумал, прежде чем лезть на такую стену, и наверняка отказался бы это делать.

Теперь он даже не задумывался, он просто взлетел на нее, поразительно быстро оказавшись на самом верху. Там он наткнулся на что-то острое – на колючую проволоку или битое стекло. Но у него не было времени обращать на это внимание. Порезавшись и разорвав на коленях брюки, он, наконец, спрыгнул вниз с другой стороны.

Приземлился прямо в кусты терновника.

И надо было там расти именно терновнику! Словно на его теле мало было царапин и ссадин!

Брюки придется выбросить, так что нечего сокрушаться!

Он огляделся по сторонам. Поблизости было хлебное поле.

Это не так уж плохо. Пшеница достаточно высокая, чтобы скрыть ползущего человека.

А фермер потом пусть говорит, что хочет.

Но, может быть, это поле видно из окна особняка?

Нет, не похоже. Нельзя терять ни минуты, ведь по следу могут пустить собак.

Ионатан пополз через поле, усеянное ромашками, клевером и васильками. Конечно, это были сорняки, но как здесь красиво! Тем более, что все это символизировало для него свободу.

Казалось, он ползет уже целую вечность. Он осторожно оглянулся назад. Стена и деревья скрывали первые два этажа, но с чердака его наверняка можно было увидеть в подзорную трубу. Он мысленно благословлял любимый мрачный цвет национал-социалистов.

Еще через некоторое время он снова остановился и посмотрел вперед. Неужели это поле никогда ни кончится?

Впереди дорога, но там его сразу заметят, словно сосну на равнине. Нужно перебежать дорогу и ползти дальше по другому полю, за которым начинается лес. Это как раз то, что нужно.

Он услышал рокот мотора. Многих моторов. Несколько машин выехало из имения.

Было ли это случайностью? Или они начали за ним погоню?

Вряд ли он был такой важной персоной. Для них он был просто самец, каких много. С присущим ему оптимизмом он подумал, что им наверняка наплевать на него.

Ионатан даже не задумывался над тем, как ему удастся выбраться из Германии. Всему свое время. А пока ему нужно одолеть поле.

Перебежав через дорогу, он снова пополз. Позади себя он услышал гул мотора, и пока автомобиль не проехал по дороге, он лежал, не шелохнувшись.

Когда он, наконец, добрался до леса и встал, ладони его были стерты в кровь. Он весь был в репьях и колючках, по одежде его ползали муравьи. Но теперь он был в безопасности – на некоторое время.

Имение осталось далеко позади. Ионатану был ненавистен даже его вид. Прекрасный, комфортабельный дом, наполненный безумием. Никогда, никогда в жизни!..

Может быть, ему следовало спрятаться в лесу? Лес лиственный, с густым подлеском, здесь легко найти себе убежище.

Нет, это слишком опасно. Ему следует уйти отсюда как можно дальше, окунуться в воду или сесть на какой-нибудь транспорт, чтобы сбить со следа собак.

Продираясь через лес, он размышлял, что может находиться там, на другой стороне.

И он инстинктивно двигался на север. Домой, в Норвегию.

Что ему было делать на юге Германии?

Он даже не задумывался о том, как ему удастся добраться до Норвегии. Полагал, что его немецкий достаточно хорош, чтобы общаться с местным населением, а коричневая униформа – еще лучше.

Ионатан никогда не подделывался под простачка. Ему нравилось показывать свой ум – да и кто этого не любит?

Лес был красивым. Тропинка петляла между заросших диким виноградом деревьев, в тени которых пестрели цветы. Вдыхая запахи леса, Ионатан почувствовал прилив сил. Хорошо, что он плотно пообедал, ведь до следующей еды далеко.

Но все оказалось совсем не так.


Лес неожиданно кончился. Впереди была дорога.

И на этой дороге стоял военный грузовик, полный солдат в отвратительных круглых касках.

Они как раз и ждали его!

Только он собрался повернуть назад, как на него направили автомат.

– Иди сюда! – рявкнул офицер.

Ионатан готов был заплакать. Под угрозой автомата ему пришлось сесть в машину, которая тут же тронулась с места.

Имение. Ульрика.

Нет, он этого не вынесет! Лучше умереть!

Сидя в кузове, он думал, не выпрыгнуть ли ему на ходу, чтобы его пристрелили на месте. И вдруг обнаружил, что они едут не в имение. Они направлялись по другой дороге, ведущей в деревню.

Казнь?

В глубине души он уже чувствовал себя мертвецом. Его мозг отказывался думать, и так было даже лучше. Ему не хотелось, чтобы кто-то замечал его страх.

Грузовик остановился перед зданием, напоминающим ратушу. Его вытолкнули из машины и повели вверх по ступеням.

Он оказался в кабинете высокого начальства. Большинство из присутствующих вышли.

Человек, сидящий за столом, посмотрел на него холодными рыбьими глазами.

– Вы говорите по-немецки? – спросил он.

Ионатан ответил утвердительно.

– В имении вас держать больше не хотят, вы им не нужны, – презрительно произнес он. «Слава Богу», – подумал Ионатан.

– Поэтому Вы переводитесь в Заксенхаузен, – с нескрываемым злорадством произнес начальник. – Так что вы теперь поймете, что значит отказываться от тех благ, которыми вас осыпали в имении. А теперь прочь отсюда!

Двое солдат повели его к другому грузовику. Ионатан оказался в грязном кузове, к его виску приставили дуло автомата.

«Лучше уж так, – подумал он. – Во всяком случае, это будет настоящая тюрьма. Это куда лучше, чем осуществлять низменную гитлеровскую идею „очищения“ расы. Никто не заставит меня насильно делать детей. Детей, которых я никогда не увижу и которых ждет жуткое, да, просто мрачное будущее. Будущее элитарных солдат в армии рехнувшегося военачальника!»


Летом 1941 года Ионатан прибыл в концлагерь Заксенхаузен, расположенный к северу от Берлина. Тех, кто был молодым и сильным, сразу же посылали на тяжелую работу в большое хозяйство, расположенное поблизости.

Да, он был молодым и сильным. Но когда он увидел своих товарищей, пробывших в концлагере уже долгое время, он ужаснулся.

Неужели этого никто не видит? Почему власти не вмешаются и не прекратят это издевательство над ослабевшими людьми.

Плохая еда, смехотворно маленькие порции, в бараках болезни.

Каждый день на работу гнали старых, изможденных людей, которые на самом деле не были стариками, просто из них выжали все соки.

До Ионатана доходили слухи о газовых камерах и тому подобных ужасах, но он отказывался в это верить.

Почему никто не сообщает властям о том, что здесь происходит? Власти должны вмешаться!

Ах, каким наивным был Ионатан! Много дней прошло, прежде чем он понял, что все происходит с разрешения и под покровительством властей.

Он замечал, как силы постепенно покидают его. К постоянному голоду он привык, но никак не мог привыкнуть к дьявольской радости охранников, мучающих пленных.

Лично он подвергался преследованиям за свой юный возраст, красивую внешность и откровенную неприязнь к охранникам.

Он не желал становиться на колени. Но однажды вечером, когда человек, с которым он работал и уже подружился, умер от потери крови после жестоких побоев, юноша не мог больше сдержаться: лежа на нарах, он приглушенно рыдал от скорби и бессилия.

Вдруг он услышал грохот подъезжавших к лагерю грузовиков.

Новая порция несчастных.

Уже через полчаса пленные были распределены по баракам. И на место только что умершего приятеля Ионатана поступил новый человек.

В бараке было темно, лампа, висевшая у входа, не освещала дальние углы. Смертельно уставший, Ионатан видел перед собой смутные очертания вновь прибывшего.

Внезапно Ионатан сел на нарах.

– Но…

Человек обернулся к нему.

– Этот голос… – произнес он с характерной каркающей интонацией. – Ионатан, неужели это ты?

На глазах юноши снова появились слезы. Уже от радости.

Перед ним стоял Руне, угловатый, хромой Руне с растрепанными волосами.

Его лучший друг из Норвегии.

Загрузка...