Скрюченный домишко

Глава 3

Я всегда интересовался работой отца в полиции, но ничто не предвещало наступление того момента, когда у меня появится к ней непосредственный и личный интерес.

Я еще не виделся со стариком. Его не было дома, когда я приехал, а потом, приняв ванну, побрившись и переодевшись, отбыл на свидание с Софией. Однако когда я вернулся домой, Гловер сообщил мне, что отец у себя в кабинете.

Он сидел за письменным столом и хмуро перебирал многочисленные бумаги. Когда я вошел, он вскочил.

– Чарльз! Ну-ну, давно же мы не виделись.

Наша встреча после пяти лет войны разочаровала бы француза. В действительности же она сопровождалась всеми эмоциями воссоединения. Мы со стариком очень любили друг друга и очень хорошо друг друга понимали.

– У меня тут есть немного виски, – сказал он. – Скажешь, когда хватит. Прости, что меня не было дома, когда ты добрался сюда. Работы по горло. Как раз сейчас появилось чертовски сложное дело.

Я откинулся на спинку, закурил сигарету и спросил.

– Аристид Леонидис?

Его брови быстро сошлись над переносицей. Он бросил на меня быстрый, оценивающий взгляд. Голос его был вежливым, но стальным.

– Почему ты это сказал, Чарльз?

– Значит, я прав?

– Откуда ты об этом знаешь?

– Получил информацию.

Старик ждал.

– Я получил информацию, – объяснил я, – из первых рук.

– Брось, Чарльз, говори.

– Тебе это может не понравиться, – сказал я. – Я познакомился с Софией Леонидис в Каире. Я полюбил ее и собираюсь жениться на ней. Сегодня вечером я с ней встретился. Мы вместе поужинали.

– Поужинали? В Лондоне? Интересно, как ей это удалось! Членов семьи просили – очень вежливо – никуда не выходить.

– Совершенно верно. Она спустилась по водосточной трубе из окна ванной комнаты.

Губы старика на мгновение дрогнули в улыбке.

– По-видимому, – заметил он, – она весьма находчивая юная леди.

– Но твои полицейские сработали очень эффективно, – сказал я. – Приятный тип военной наружности проследил за ней до ресторана Марио. Я буду фигурировать в докладе, который ты получишь. Пять футов одиннадцать дюймов, каштановые волосы, карие глаза, темно-синий костюм в узкую полоску и так далее.

Старик пристально посмотрел на меня.

– Это серьезно?

– Да, – ответил я. – Серьезно, папа.

На минуту воцарилась тишина.

– Ты против? – спросил я.

– Я бы не был против – неделю назад. Это почтенная, богатая семья, у девушки будут деньги… И я знаю тебя: ты не из тех, кто легко теряет голову. Собственно говоря…

– Да, папа?

– Все может быть в порядке, если…

– Если что?

– Если это сделал соответствующий человек.

Вот уже второй раз за этот вечер я слышал эту фразу. И заинтересовался.

– А кто именно этот соответствующий человек?

Старик бросил на меня проницательный взгляд.

– Что ты обо всем этом знаешь?

– Ничего.

– Ничего? – удивился он. – Разве девушка тебе не рассказала?

– Нет. Она сказала, что предпочитает, чтобы я увидел все это с точки зрения постороннего.

– Интересно, почему?

– Разве это не очевидно?

– Нет, Чарльз. Я так не думаю.

Старик прошелся по комнате, хмуря брови. Он курил сигару, и она уже потухла. Это мне показало, как встревожен отец.

– Что ты знаешь об этом семействе? – резко спросил он меня.

– Все, черт возьми! Я знаю, что она состоит из того дедушки, множества его сыновей, внуков, внучек и родственников со стороны их жен и мужей. Я не очень-то понял их родственные связи. – Я помолчал, потом прибавил: – Лучше введи меня в курс дела, папа.

– Да. – Он сел. – Ладно, я начну с самого начала, с Аристида Леонидиса. Он приехал в Англию, когда ему было двадцать четыре года.

– Грек из Смирны.

– Тебе это известно?

– Да, но больше почти ничего.

Открылась дверь, вошел Гловер и доложил, что пришел старший инспектор Тавернер.

– Он ведет это дело, – сказал отец. – Надо его пригласить. Он проводил проверку членов семьи и знает о них больше меня.

Я спросил, вызвали ли местные полицейские людей из Скотленд-Ярда.

– Это в нашей юрисдикции. Суинли Дин входит в состав Большого Лондона.

Я кивнул, и в комнату вошел старший инспектор. Я знал Тавернера много лет. Он тепло поздоровался со мной и поздравил с благополучным возвращением.

– Я ввожу Чарльза в курс дела, – сказал старик. – Поправьте меня, если я ошибусь, Тавернер. Леонидис приехал в Лондон в тысяча восемьсот восемьдесят четвертом году. Он открыл небольшой ресторанчик в Сохо, который стал приносить доход. Потом открыл еще один. Вскоре их у него было уже семь или восемь. Все они приносили хорошую прибыль.

– Он никогда не допускал ошибок в том, чем занимался, – вставил старший инспектор.

– У него талант от природы, – сказал отец. – В конце концов он завладел большей частью известных ресторанов в Лондоне. Затем организовал крупную компанию по обслуживанию банкетов на дому.

– У него также было много других предприятий, – сказал Тавернер. – Торговля подержанной одеждой, дешевые ювелирные магазины… много всего. Разумеется, – задумчиво прибавил он, – он всегда был ловкачом.

– Вы хотите сказать, что он был мошенником? – спросил я.

– Нет, я не это имел в виду. Ловчил – да, но не жульничал. Никогда не нарушал законы. Но он был из тех людей, которые придумывают всевозможные способы, как обойти закон. Таким способом он сорвал большой куш и в этой, последней войне, хотя и был уже старым. Ни одно его дело не было нелегальным, но как только он брался за него, приходилось принимать новый закон, если вы меня понимаете. Однако к этому времени он уже переходил к следующему делу.

– Он выглядит не слишком привлекательным персонажем, – заметил я.

– Как ни странно, он был привлекательным. Личность, знаете ли. И это чувствовалось. На вид ничего особенного – просто уродливый человечек, похожий на гнома, но магнетически притягательный, его всегда любили женщины.

– Он заключил потрясающе удачный брак, – сказал отец. – Женился на дочери деревенского помещика, представителя земельной аристократии.

Я удивленно поднял брови:

– Деньги?

Старик покачал головой.

– Нет, это был брак по любви. Она познакомилась с ним, договариваясь насчет обслуживания свадьбы подруги, и влюбилась в него. Ее родители встали на дыбы, но она твердо решила его заполучить. Говорю вам, у этого человека было обаяние; нечто экзотичное и динамичное, что ей нравилось. Ей было смертельно скучно в своем кругу.

– И брак был счастливым?

– Он был счастливым, как ни странно. Конечно, их друзья между собой не общались (то было время, когда деньги еще не смели классовые различия), но их это, по-видимому, не волновало. Они обходились без друзей. Он построил довольно нелепый дом в Суинли Дине, и они жили там и родили восемь детей.

– Вот уж воистину семейная хроника.

– Старый Леонидис проявил мудрость, выбрав Суинли Дин. Тогда этот район только начинал входить в моду. Второе и третье поля для гольфа еще не были построены. Там обитали «старожилы», страстно влюбленные в свои садики, которым нравилась миссис Леонидис, и богачи из Сити, которые хотели подружиться с мистером Леонидисом, так что супружеская пара имела возможность выбирать своих знакомых. Они были совершенно счастливы, мне кажется, пока она не умерла от пневмонии в тысяча девятьсот пятом году.

– И оставила его с восемью детьми?

– Один ребенок умер в младенчестве. Двое из его сыновей погибли на войне. Одна дочь вышла замуж, уехала в Австралию и там умерла. Незамужняя дочь погибла в автомобильной аварии. Другая умерла год или два назад. В живых остались двое: старший сын, Роджер, женатый, но бездетный, и Филипп, женатый на известной актрисе; у последнего трое детей – твоя София, Юстас и Джозефина.

– И все они живут в… как их там – «Трех фронтонах»?

– Да. Дом Роджера Леонидиса разбомбили в начале войны. Филипп с семьей жили с отцом с тридцать седьмого года. И есть престарелая тетушка, мисс де Хевиленд, сестра первой миссис Леонидис. Очевидно, она всегда ненавидела своего зятя, но когда умерла ее сестра, сочла своим долгом принять его предложение переселиться к нему и воспитывать детей.

– Мисс де Хевиленд ревностно исполняет свои обязанности, – вставил старший инспектор. – Но она не из тех, кто меняет свое мнение о людях. Она никогда не одобряла Леонидиса и его методы…

– Ну, – сказал я, – похоже, это хорошая, большая семья. И кто, по-вашему мнению, его убил?

Тавернер покачал головой.

– Слишком рано, – сказал он, – слишком рано об этом говорить.

– Бросьте, Тавернер, – возразил я. – Держу пари, вы считаете, что вам уже известно, кто это сделал. Мы же не в суде.

– Не в суде, – мрачно согласился старший инспектор. – И возможно, до суда это дело никогда не дойдет.

– Вы хотите сказать, что его, может быть, не убили?

– О, его убили, это точно. Отравили. Но вы же знаете, каковы эти дела об отравлении. Очень сложно добыть улики. Очень сложно. Все может указывать в одном направлении, а на самом деле…

– Это я и хочу выяснить. У вас в голове все это уже выстроено, не так ли?

– Версия очень вероятная. Все кажется очевидным. Идеальный план. Но я не знаю, не уверен… Очень сложное дело.

Я умоляюще посмотрел на старика. Тот медленно произнес:

– В деле об убийстве, как тебе известно, Чарльз, очевидное обычно является истинным. Старый Леонидис снова женился, десять лет назад.

– Когда ему было семьдесят семь лет?

– Да, он женился на молодой женщине двадцати четырех лет.

Я присвистнул.

– Что за молодая женщина?

– Молодушка из кафе. Абсолютно респектабельная, хорошенькая, несколько анемичная и апатичная.

– И она является самой большой вероятностью?

– Я спрашиваю у вас, сэр, – сказал Тавернер. – Ей сейчас всего тридцать четыре года, а это опасный возраст. Она любит спокойную жизнь. А в доме живет молодой человек, учитель внуков. Он не воевал по причине слабого сердца или чего-то подобного. Они стали большими друзьями.

Я задумчиво смотрел на него. Несомненно, это была старая и знакомая история. Все перемешалось, как зачастую и бывает. А вторая миссис Леонидис, как подчеркнул мой отец, очень респектабельная женщина. Во имя респектабельности совершалось много убийств.

– Что это было? – спросил я. – Мышьяк?

– Нет. Мы еще не получили отчет от лаборатории, но доктор считает, что это эзерин.

– Несколько необычно, правда? Наверняка легко проследить, кто его купил.

– Не в данном случае. Это его собственное лекарство. Глазные капли.

– Леонидис страдал диабетом, – сказал отец. – Ему регулярно делали уколы инсулина. Инсулин выпускается в маленьких бутылочках с пробками из резины. Подкожной иглой протыкают резиновую пробку и набирают в шприц лекарство.

Дальше я догадался.

– И в бутылочке оказался не инсулин, а эзерин?

– Вот именно.

– А кто сделал ему этот укол? – спросил я.

– Его жена.

Теперь я понял, кого имела в виду София под «соответствующим человеком».

– Семья в хороших отношениях со второй миссис Леонидис? – спросил я.

– Нет. Насколько я понимаю, они почти не разговаривают.

Все постепенно прояснялось. Тем не менее старший инспектор Тавернер явно был этим недоволен.

– Что вам в этом не нравится? – спросил я его.

– Если она это сделала, мистер Чарльз, ей было бы легко потом заменить эту бутылочку на настоящую. Собственно говоря, если она виновна, не могу себе представить, почему она не совершила подобной подмены.

– Да, это действительно кажется странным. Там было много инсулина?

– О, да – и полные бутылочки, и пустые. И если бы она это сделала, десять шансов против одного, что доктор этого не заметил бы. Нам очень мало известно о посмертных признаках отравления человека эзерином. Но, как бы то ни было, он делал проверку на инсулин (на тот случай, если доза была слишком большой, или что-нибудь в этом роде) и поэтому, конечно, быстро обнаружил, что это был не инсулин.

– Создается впечатление, – задумчиво произнес я, – что миссис Леонидис или очень глупая, или, возможно, очень умная.

– Вы хотите сказать…

– Что она могла рассчитывать на то, что вы придете к такому выводу: никто не смог бы поступить так глупо, как поступила она. Какие еще варианты? Есть другие… подозреваемые?

Старик тихо произнес:

– Практически любой человек в доме мог это сделать. Там всегда имелся большой запас инсулина, по крайней мере на неделю. Одну из бутылочек могли подменить, зная, что она рано или поздно будет использована.

– И любой человек в принципе имел к ним доступ?

– Их не запирали. Хранили на специальной полке в медицинском шкафчике в ванной комнате на его части дома. Все в доме входили туда и выходили оттуда свободно.

– Есть веский мотив?

Отец вздохнул.

– Мой дорогой Чарльз, Аристид Леонидис был чудовищно богат. Он давал хорошие деньги своей семье, это правда, но, возможно, кому-то захотелось иметь еще больше.

– Но та, кому хотелось денег больше всех, должна стать теперь вдовой. А у ее молодого человека есть деньги?

– Нет. Беден как церковная мышь.

Что-то щелкнуло в моем мозгу. Я вспомнил цитату Софии из того детского стишка.

– Какое она производит на вас впечатление, эта миссис Леонидис? – спросил я Тавернера. – Что вы о ней думаете?

Он медленно сказал в ответ:

– Трудно сказать, очень трудно. С ней не так-то легко. Она очень молчалива, поэтому неизвестно, о чем она думает. Но ей нравится спокойная жизнь, в этом я готов поклясться. Она напоминает мне кошку, знаете ли, – большую, ленивую, мурлыкающую… Я не имею ничего против кошек. Кошки хорошие… – Он вздохнул. – Что нам нужно, – это доказательства.

Да, подумал я, нам всем нужны доказательства того, что миссис Леонидис отравила своего мужа. Софии они нужны, и мне тоже, и старшему инспектору Тавернеру.

И тогда все будет прекрасно!

Но София не была уверена в этом, и я не был уверен, и думаю, старший инспектор Тавернер тоже не был уверен.