Глава первая

Планета Сарния

Лунная дата: Гамма 17. 3.

НАЗАД ПУТИ НЕ БЫЛО.

Изучив все голограммы в секретных правительственных архивах, не раз выбрав и переменив цель путешествия, проведя пять долгих солнечных циклов за работой над своим телепортом, Брэм Старбак – сарнианский астрофизик и одаренный межгалактический исследователь – приступил к эксперименту.

Огни – красные, зеленые, желтые и синие – вспыхивали под его плотно закрытыми веками. Пучки световых волн всевозможных диапазонов сходились на нем и отражались во всех направлениях. В тело как будто вонзили свои жала сотни, тысячи злющих нитропчел.

Призвав на помощь метод медитации многовековой давности, приобретенный еще Древними Отцами на планете Джанос из Стратума Одиннадцать, Старбак сконцентрировал все мысли и направил их на цель своего путешествия – планету Земля в галактике Млечный Путь.

Старбак выбрал именно Землю, потому что ее атмосфера и гравитация были поразительно схожи с сарнианскими. Кроме того, он в мельчайших подробностях помнил – хоть и был тогда совсем ребенком – путешествие с родителями и сестрой на семейном космолете.

Поводом послужил четырехсотлетний юбилей родины его матери. Сарнианин и глазом не моргнул бы, услышав о подобной дате, но американцы, и его мать в том числе, считали ее крупным событием.

Старбак выбрал местом назначения Калифорнию, потому что этот южный штат в Северной Америке запомнился ему гармоничным и одновременно достаточно сумбурным районом. В частности, Венеция была таким местом, где внезапное появление незнакомца среди на удивление разношерстной толпы местных жителей никого не насторожило бы.

Была и еще одна причина, по которой он избрал Землю. Причина в высшей степени неразумная и крайне несарнианская, чрезвычайно человеческая и эмоциональная.

Это путешествие можно было назвать его личным паломничеством на родную планету его матери. И хотя надежда – это самая настоящая ересь, антиразум и полное отсутствие логики, а тем самым и отрицание самых основ сарнианской философии, все же в самом дальнем, скрытом уголке сердца Старбак надеялся, что путем изучения планеты, которую его мать хоть и оставила добровольно, но так и не забыла, ему удастся лучше разобраться в себе самом.

Во время подготовки к его путешествию мать рассказала ему о своей планете все, что смогла вспомнить. Но если не считать того единственного визита, Рэчел Вальдериан, к сожалению, более сорока лет провела вдали от родины. А Старбаку требовались более подробные и совершенные сведения, чем те, которые она могла ему сообщить.

Вопреки Уставу конфедерации сарнианские власти нашли лазейку в межгалактическом соглашении и запустили вне радиуса действия улавливающих датчиков несколько спутников-шпионов, маскировочные средства которых позволяли им обращаться вокруг Земли незамеченными.

В течение более чем ста солнечных циклов спутники посылали видео– и аудиозаписи с планеты Земля.

Десятки клерков – женщин, в чью задачу входило выполнение нудных, бессмысленных обязанностей, свойственных правительственной бюрократии во всей Вселенной, – переносили поступающие данные на голограммы, которые затем оседали в правительственных архивах.

Сестра Старбака, Джулианна, высокопоставленный правительственный ксеноантрополог и единственная женщина-профессор в Сарнианском Институте науки, с самого начала высказывала мрачные сомнения как относительно теории Старбака, так и его мотивов.

Не сумев убедить брата отказаться от опасного плана, Джулианна смягчилась и даже, рискуя собственным положением, предоставила ему засекреченные данные правительства, значительно более подробные, чем те голограммы, что ему разрешено было просмотреть в Сарнианской Государственной библиотеке.

Это обилие информации позволило Старбаку досконально изучить язык и традиции жителей Калифорнии.

И вот теперь, используя свою непроверенную теорию молекулярного астроброска, Старбак намеревался стать первым межгалактическим путешественником, совершившим перелет без защиты – и обузы – космического корабля.

Джулианна, с мрачным выражением на лице, сидела за компьютером, и ее пальцы летали над клавиатурой, превращая сложнейшие математические алгоритмы в зримые научные образы.

На ней было тонкое, мягко облегающее фигуру серебристо-голубое платье с нашивкой академика пятого уровня на груди; очень светлые волосы, как обычно, туго заплетены и уложены короной.

Но хотя в облике его сестры абсолютно все – прическа, классические линии одежды, четкие манеры ученого – было тщательно продумано и демонстрировало холодную сдержанность, все равно аура не свойственного сарнианам возбуждения окружала ее как мерцающее альфа-поле.

За окнами кварцевого стекла луна заливала Сарнию бледно-розовым светом. Внутри же Старбак и Джулианна следили за янтарным экраном дисплея, пока компьютер прокладывал путь длиной в биллионы миль и в тысячи световых лет.

Четырехмерные изображения Вселенной проносились ослепительной чередой яростных фейерверков: звезды загорались и умирали в ледяных черных дырах, а из останков возрождались новые миры; закрученные спиралью галактики изрыгали раскаленные газы, искрилась звездная пыль, слепили глаза болиды, и с бешеной скоростью вращались пылающие квазары.

На тысячи световых лет, как пыль от комет, были разбросаны планеты; материя и свет исчезали, втянутые жадными ртами черных дыр, чтобы больше никогда не появиться.

– Приближаемся к Млечному Пути, – провозгласила Джулианна, хоть в этом и не было особой надобности, когда на дисплее высветилась мерцающая звездным светом спиральная лента.

От их слитного напряженного ожидания атмосфера в помещении, казалось, готова была расколоться. Старбаку вдруг пришло в голову, что сейчас не помешал бы «вальдокс».

Он, разумеется, ни за что не прибегнул бы в этот момент к популярному транквилизатору. Потому что если когда-нибудь ему и требовались все его способности, так именно сейчас.

Из клубка света протянулись спиральные щупальца, напомнив об одной забавной игрушке детей Земли.

В его сознании вспыхнуло милое воспоминание давно прошедших дней. Старбак чуть изогнул губы в улыбке, припомнив, как мама купила ему причудливую красно-белую игрушку в одном сказочном королевстве, которое терране неясно почему называли Диснейлендом.

Память вернула ему тот безмятежно тихий день с такой ясностью, как будто это было вчера. Он ощущал на себе теплый мамин взгляд, вдыхал привычный нежный запах ароматизированного масла из лунных цветов, которые Рэчел Вальдериан выращивала в своей оранжерее. Этим же ароматом благоухал весь их дом, потому что она не забывала оставлять сухие лепестки в каждой комнате.

И хотя ни у одного из друзей его матери не позволяли себе такого легкомысленного занятия, как выращивание цветов, Старбак втайне восторгался их ярко-красными соцветиями. Без них он просто не мог себе представить свою мать.

Улыбка исчезла с его лица, между бровей пролегла морщинка, когда он вспомнил, как вернулся с Земли на Сарнию и как Хотек Вентуриан, злобный сарнианский мальчишка с зеленой кровью, вырвал у него игрушку и раздавил каблуком тяжелого ботинка из кожи крокогатора.

Ничто не дается даром – это Старбак усвоил. Эйдетичная память, как бы полезна она ни была, тоже обходилась недешево.

Любые переживания – приятные ли, плохие ли – автоматически и навечно откладывались в банке его памяти и ждали лишь, чтобы их вызвали к жизни.

Старбак вздохнул и снова сконцентрировал внимание на дисплее Джулианны, всмотрелся в пылающий внутри одной из спиралей галактики шар.

Он обменялся с сестрой многозначительными взглядами. Величественное раскаленное светило было солнцем планеты Земля.

– Теперь уже скоро, – сказал он.

Красивое лицо Джулианны выражало сейчас все что угодно, только не то спокойствие, к которому ее приучали с младенчества. Обычно безмятежные светлые брови нахмурились, прозрачные янтарные глаза – наследство их матери – светились напряженной тревогой, а в уголках губ залегли озабоченные морщинки.

– Еще есть время передумать, – посоветовала она.

Старбак не ответил. Это было ни к чему. Пусть Джулианна и не обладала способностью к телепатии, но Старбак знал, что сейчас ей вовсе не требовалось уменье читать мысли, чтобы понять, о чем он думает. Его сестричка, в чьих жилах тоже текла земная кровь их матери, тонко ощущала то неистовое стремление, что грызло Старбака всегда, сколько он себя помнил.

Отсюда, с самой выгодной позиции, Старбаку видны были все планеты: Плутон, стремительная искорка, мелькнул и исчез; ледяной Нептун с его восемью спутниками и облаками метанового льда; туманно-голубой Уран со спутниками-близнецами Обероном и Титанией; устрашающе грозный Юпитер; охваченный кольцами Сатурн и Марс, чей багровый ландшафт казался с этого расстояния до боли похожим на ландшафт его родной планеты.

И вот наконец она, Земля.

Предварительное скрупулезное изучение позволило Старбаку сразу распознать окруженные голубыми морями материки, ослепительную белизну полярных шапок, неровные, убеленные снегами зубцы Гималаев, Альп, Анд и Скалистых гор.

Вдохнув поглубже, он наклонился к дисплею, всматриваясь в тончайшую сероватую ленту, извивающуюся на поверхности Азии, и понял, что обнаружил Великую Китайскую стену. Ему припомнился рассказ матери о том, как люди собственными руками возвели чудовищных размеров стену, чтобы отразить нападение завоевателей, но тогда он был слишком мал и не смог до конца воспринять идею существования вооруженного смертельно опасного врага.

На Сарнии уже много поколений царил мир. Точнее, прошло более шестисот солнечных циклов с тех пор, как его планета в последний раз переживала войну.

Сердце его учащенно забилось, когда он ступил в центр воображаемого круга. Его пальцы сомкнулись на компактном квантовом ускорителе. На разработку этого устройства ушли годы, но в конце концов ему все же удалось уменьшить молекулярный ускоритель до размеров достаточно малых, чтобы он умещался в мужской ладони. Однако и эти небольшие размеры позволили встроить в ускоритель миниатюрное переводящее устройство. Голосовой модуль для переводчика был имплантирован в среднее ухо Старбака. Ни одному опытному космолетчику и в голову бы не пришло покинуть Сарнию без собственного универсального переводчика или без голограммного кредит-диска.

Старбак сконцентрировал всю свою энергию на экстрасенсорное восприятие. Эта способность была одной из немногих врожденных черт, генетически роднившая его с сарнианами. Для того чтобы полностью понимать людей, населяющих планету его матери, он должен вести себя так же, как и они. И если он намерен жить среди них, не привлекая к себе ненужного внимания, он должен быть уверен, что его внешность ничем не будет отличаться от наружности местных жителей.

И, учитывая, что его собственная одежда сшита из неизвестной на Земле материи и по последней моде сарниан, ему необходимо было изменить ее на соответствующую обычаям землян.

Обратившись к силам воображения – любой сарнианин делал это так же естественно, как и дышал, – Старбак представил, что ощущает на своем теле тепло солнечных лучей, слышит шум прибоя Тихого океана у берегов Венецианского залива в штате Калифорния. В лицо ему словно подул солоноватый, прогретый солнцем бриз.

От медленно вращающегося изумрудно-голубого шара Земли до него доносилась разноголосица звуков и странным сумбурным эхом отражалась у него в ухе.

Перед глазами, как кадры лазерного фильма, вспыхивали образы, сверкая в туманном, призрачном луче белого огня.

Ему только-только удалось выхватить из общего хаоса мысли женщины-землянки, как изумленный возглас Джулианны прервал его сосредоточенное напряжение.

– Что ты хочешь сказать – ошибка в расчетах? – кричал он, но его уже мощным потоком несло все ближе и ближе к белому огню.

Старбак чувствовал глухую яростную пульсацию внутри своего тела, ее нарастающие удары в одном ритме со вспышками огня, который теперь переливался всеми цветами радуги.

Он разлетался на кусочки, распадался на атомы, растворялся в ослепительном золотом огне.

– О нирвана! Да где же этот Касл-Маунтин, штат Мэн?!

Это были последние слова, которые произнес Старбак, прежде чем исчезнуть из лаборатории. И со своей планеты.

Остров Касл-Маунтин,

штат Мэн, 17 января.

СНЕГ ИДЕТ уже пять дней.

Влажные белые хлопья почти двадцатидюймовым слоем накрыли Касл-Маунтин, и если прогноз погоды хотя бы близок к истине, на очереди еще дюймов десять, пока не утихомирится буран, прозванный «Канадский Экспресс».

Черити выросла на уединенном острове у скалистых берегов Мэна, но за шесть прожитых в Калифорнии лет совсем забыла, каким холодным бывает временами ее родной штат.

Она налила кофе в чашку с выщербленным краем, опустилась в кожаное кресло, забросила ноги в высоких ботинках на старый исцарапанный стол, принадлежавший, как и кресло, ее отцу, подула, чтобы остудить кофе, и уставилась в окно, на круговерть белого пуха.

Стараясь не забывать, что устала от вечного калифорнийского солнца, что именно ностальгия по смене времен года была одной из причин, по которым она покинула полицию в Калифорнии и приколола отцовский значок здесь, в Касл-Маунтин, Черити тем не менее лелеяла надежду, что затянувшийся буран хотя бы позволит ей вернуться домой.

Откинув голову на спинку кресла, она прикрыла глаза и позволила мыслям унести себя отсюда. Воображение вернуло ее в Венецию, на прогретый солнцем песок пляжа перед бунгало, которое она там снимала.

В мечтах вместо несуразной темно-зеленой униформы на ней было желтое бикини, куда более соблазнительно узенькое, чем она когда-либо осмеливалась надеть. Она нежилась в золотистых лучах солнца, а юноша с внешностью кинозвезды, в одних лишь тугих теннисных шортах, без рубашки, втирал в ее тело масло для загара.

Она вздохнула, мысленно представив себе, как его широкие, опытные ладони медленно скользят по ее плечам, спине, по нежной коже на внутренней поверхности бедер, распространяя масло и одновременно зажигая тело чувственным теплом.

Он развернул ее к себе лицом, прядь выгоревших на солнце светлых волос упала ему на бронзовый лоб, и Черити – в мечтах – протянула руку, чтобы смахнуть эту прядь.

Нет. Только не светлые, тут же подумала она. Стив был блондином, и если на белом свете и существовал один-единственный человек, которого она совершенно определенно не желала впускать в свою сказку, так это был именно Стив.

Он будет темным, решила Черити. У мужчины ее мечты будут черные как ночь волосы. И глаза у него тоже будут черными, цвета обсидиана, только мягче. Нос у него будет не пуговкой, как у Стива, а решительный и прямой как стрела.

А рот у него будет крупный, но четко очерченный, ничуть не женственный, и на нем всегда будет играть легкая, лишь ей одной предназначенная улыбка. Остановив подольше мысленный взор на этих соблазнительных губах, Черити затем по достоинству оценила смелую линию подбородка – и мечты унесли ее дальше.

Она глубоко вдыхала тропический аромат кокосового масла, которое его загорелые руки втирали в ее тело. Она слышала шум прибоя Тихого океана, легкие вздохи солоноватого летнего бриза, звон колоколов.

Колокола?

Возвращенная из мечты в реальность, Черити поспешно спустила ноги на пол и схватила трубку.

– Департамент полиции. О, привет, Дилан. – В ее приветствии брату проскользнула улыбка. – Только посмей мне сообщить, что не придешь к ужину! Я же с ног сбилась, чтобы приготовить твое любимое… Вот именно, знаменитое тушеное мясо бабушки Прескотт.

Она с хохотом запротестовала, когда ее брат-близнец завопил в притворном ужасе.

– Довожу до твоего сведения, что рецепт мне дала Фэйт.

Из трех сестер Прескотт самая старшая, Фэйт, была всегда и самой домовитой. Черити отнюдь не обладала таким даром.

– Она пообещала, что это проще пареной репы, так что можешь не волноваться, что закончишь ужин в «неотложке».

Черити вернула ноги на столешницу, откинулась назад в кресле и принялась накручивать на палец телефонный шнур.

– Ну? Если этот звонок не для того, чтобы отвергнуть мое мясо, тогда в чем дело? Очередной взрыв в мозговом центре?

Дилан Прескотт большую часть дневных, да и ночных часов проводил за стенами лаборатории, расположенной в укромном месте среди лесов островка. Пару раз пообщавшись с друзьями своего гениального брата – не менее гениальными, но слегка чокнутыми, – Черити отказалась от мысли расспрашивать их о работе.

Дилан наконец объяснил причину своего звонка, и улыбка Черити растаяла.

– Нет, я ни слова не слышала. Твой звонок – первый после жалобы мистера Маккарти на Джона Дэя, который своим снегоочистителем загородил ему дорогу. А что за огни?

Перебросив трубку к другому уху, она потянулась вперед и включила полицейский передатчик. Настроившись на полицейскую волну, Черити сквозь шум и потрескивание услышала целый хор голосов, наперебой утверждавших, что в небе над островом Касл-Маунтин наблюдалось нечто странное.

– Если кто-то из вас, великие мыслители, опять запустил опытную ракету, не поставив меня заранее в известность… Дилан, лучше скажи сразу…

В ответ на другом конце провода раздалась гневная, возмущенная тирада.

– Ладно-ладно. Я тебе верю, не стоит откусывать мне голову. Наверное, это просто северное сияние, – предположила она. – Знаю, время года для него неподходящее, но синоптик по четвертому каналу говорил, что все это из-за вспышек на солнце, да ты сам ведь объяснял мне, что именно вспышки вызывают всякие помехи на радио и телевидении. Так что, хоть я была бы счастлива увидеть на городской площади приземлившуюся тарелку – знаешь, для разнообразия неплохо! – не думаю все же, что это произойдет.

Оба рассмеялись, но Черити не могла не заметить, что смех ее брата звучал куда менее уверенно, чем ее собственный.

– Короче говоря, что бы это ни было, – решительно добавила она, – непременно найдется разумное объяснение. Всегда находится.

Она повесила трубку, предварительно заставив его пообещать, что на пути к ее дому он будет вести машину очень осторожно.

Едва трубка коснулась рычага, как телефон опять зазвонил.

И опять.

Спустя час, переговорив, казалось, с каждым из ста сорока жителей Касл-Маунтин, Черити тяжко вздохнула, изумляясь про себя, что же все-таки всем им взбрело в голову.

Их рассказы различались, но каждый, от мэра и Энди Келли – чья резьба по дереву сделала его знаменитостью среди туристов, готовых платить немалые деньги за дикобразов в натуральную величину, мастерски сооруженных из зубочисток, – до Агнес Адамс, городской библиотекарши с сорокапятилетним стажем, каждый утверждал, что на острове приземлились инопланетяне.

Описания якобы прилетевшего к ним космического корабля варьировались: то это был мерцающий голубой свет, то вытянутый сигарой слепяще белый свет, то серебристая плоская тарелка.

Сын Энди, Джонни Келли, разносивший по домам еженедельник «Касл-Маунтин янки обсервер», заявил, что видел, как группа существ семи футов высотой, одетых в нечто, напоминающее фольгу Рейнолдса, прошагала по Центральной улице. Семидесятидевятилетний Скотт Макинтайр, с незапамятных времен владеющий автозаправкой на шоссе Кленов, заявил, что зеленые человечки, ростом не выше трех футов, с единственным светящимся глазом во лбу, вырыли яму на футбольном поле школы Эвергрин.

А истеричная Милдрид О'Коннор, владелица «Салона красоты Милдрид», утверждала, что видела прозрачное, похожее на дым существо, которое опустилось прямо в трубу соседнего дома.

– А вы не думаете, что это был дым, который поднимался из трубы? – мягко поинтересовалась Черити. И улыбнулась, услышав, что пулеметная очередь лепета на том конце провода тут же захлебнулась. – Не волнуйтесь, – успокоила она косметичку, когда та принялась извиняться за звонок. – Это моя обязанность.

Должно быть, все дело в полнолунии, решила она после двадцатиминутного молчания телефона. А еще – во вспышках на солнце и в буране. Пять дней взаперти кого угодно с ума сведут.

Черити чувствовала, что и сама уже близка к этому.

Мысленно отметив, что нужно спросить у Дилана, бывали ли случаи массовых галлюцинаций, вызванных вспышками на солнце, Черити натянула перчатки, надела куртку на меху, переключила телефон на домашний и сквозь мягко падающий снег зашагала к своему джипу-«чероки».

ХОЛОД ПРОНИЗЫВАЛ насквозь, как на ледяных равнинах Алгора.

Брэм Старбак энергично потер руки онемевшими ладонями, пытаясь возобновить бег по венам своей совершенно застывшей земной крови.

Где бы он сейчас ни был, абсолютно очевидно, что с координатами произошла путаница. Потому что если согласиться, что это Венеция в штате Калифорния, – значит, кто-то из архивного управления сыграл с ним адскую шутку, подменив голограммы. Что же касается одежды, то по какой-то непостижимой причине на нем оказалась всего лишь пара коротеньких белых брюк, оставлявших обнаженными грудь, руки и большую часть ног.

Пусть все провалится в царство теней! Видимо, вопреки здравому смыслу и несмотря на долгие годы, посвященные подготовке, он все-таки допустил серьезную ошибку в расчетах.

Старбак знал, что в научных кругах Сарнии абсолютно все сочли его ненормальным, когда он задался вопросом: почему управляемые космические корабли считаются единственным способом преодолеть расстояние между солнечными системами? Почему считается невозможным, что не технология, а физика окончательно решит проблему космического путешествия?

В конце концов, напомнил Старбак на ежегодной межпланетной встрече астрофизиков, любому сарнианину первого уровня развития не составляет ни малейшего труда мысленно связаться с сотнями, тысячами созвездий.

Достигнув четвертого уровня, средний сарнианин уже может отправить свое мысленное послание в форме трехмерной голограммы. А уж сарнианин восьмого уровня способен при помощи телекинеза мгновенно появляться в любой точке родной планеты.

Так почему же мыслящее существо, оснащенное карманным телепортационным ускорителем, не может путешествовать по галактикам в своем астральном или эфирном теле?

Почему Брэм Старбак не может распасться на составляющие его атомы и в таком виде – в согласии с теорией квантовой электродинамики – перенестись в любую точку Вселенной и уже на месте назначения слиться заново? Более того, почему бы этим атомам не соединиться затем в другую, совершенно отличную от нашей, форму жизни?

Несмотря на непрекращавшееся противодействие – сначала со стороны ученых мужей, а позже, когда его еретические взгляды приобрели широкую известность, со стороны Правящего совета Сарнии, – Старбак упорно не желал отказаться от своей теории.

Проявив ослиное упрямство и настойчивость, которые в избранном кругу интеллектуалов посчитали просто-напросто неприличными, Старбак окунулся в работу.

Результатом подобного недостойного поведения явилось смещение его с весьма лестного поста советника по космосу. И хотя подобный исход не был для него неожиданностью, Старбак не предполагал, что его друзья и сослуживцы – те самые ученые умы, которые провозгласили его одной из самых гениальных личностей планеты, – станут его избегать.

Однако именно так они и поступили.

А после публикации его научного трактата, вопрошающего, почему бы не пересмотреть законы физики, раз они, эти законы, не отвечают новым требованиям, по планете начали распространяться слухи, что его фамильные гены – и так достаточно подпорченные женитьбой Ксантуса Вальдериана на терранке – вконец искалечены неясно как попавшей туда низкой кровью воина с планеты Джануриан.

Старбак с малолетства привык к попрекам относительно его сомнительного происхождения. Всю свою жизнь, сначала студентом, потом преподавателем в Институте Науки, он из кожи вон лез, чтобы доказать, что он – истинный сарнианин.

И все же, делая все возможное, чтобы полностью соответствовать облику сарнианина, никогда, ни разу за все свои тридцать лет, он не попытался отрицать свое наполовину земное происхождение.

Подобный поступок означал бы отказ от собственной матери, а следовательно – учитывая, что все дети на Сарнии воспитывались в уважении к родителям, – не имел ни малейшего смысла.

Старбак, кроме того, инстинктивно чувствовал, что такое отрицание причинило бы ему боль. Правда, не понимал почему.

Тем не менее слухи порочили родовое имя и подвергали опасности и без того шаткое положение его сестры в Институте.

Старбаку плевать было на все сплетни, но он приходил в бешенство при мысли о тех, кому только и дела было, что нападать на Джулианну за поступки ее брата.

Яростно ругаясь, поминая всех богов древности, давным-давно вычеркнутых из официальных сарнианских календарей, Старбак прокладывал себе путь в липком месиве снега. Зубы его отчаянно стучали, а полуголое тело медленно, но верно превращалось в кусок льда.

Случались минуты – и сейчас определенно настала одна из них, – когда он почти жалел, что вопреки советам родителей не стал Мудрейшим двенадцатого уровня, как отец его, дед и каждый из его предков мужского пола, вплоть до Флавиана Вальдериана – одного из Древних Отцов.

– Ладно, сейчас уже все равно поздно, – бурчал себе под нос Старбак, гадая, сколько он продержится в таких полярных условиях.

Выбрав местом назначения Калифорнию, он не уделил должного внимания тому, как земляне приспосабливаются к более холодным местам своей планеты. Подобное легкомыслие оказалось безрассудным, не говоря уж о том, что потенциально опасным.

Кроме того, оно было неоспоримо человеческим.

Но глубоко коренившееся упрямство, доставившее ему столько неприятностей на родной планете, снова заявляло о себе, и ноги несли и несли его вперед.

Старбак миновал то, что летом, как он догадался, было ручьем, а сейчас – сверкающей, искрящейся ледяной лентой. Вода на Земле, припомнил Старбак, замерзает при нуле градусов. Ему даже не нужен был термометр, чтобы понять, что воздух вокруг него был куда холоднее.

К несчастью, его тело, как и тело его матери-землянки, на семь десятых состояло из воды. Неужели это означает, что ему суждено превратиться в лед, застыть, повторить судьбу этого замерзшего ручья?

Нет. Подобная участь не для него, снова и снова твердил про себя Старбак. Тяжелое дыхание белым облачком колыхалось перед ним и оседало на лице ледяными крупинками.

Сначала тело, а потом сознание отказали ему, и его последней мыслью было, что он скорее провалится в преисподнюю, чем умрет, не доказав свою правоту.