— Разве такое можно забыть? — Женя поёжилась в кресле у радиопередатчика. — У меня озноб по всему телу…
Александр Сергеевич щёлкнул переключателем. Жуткий хрип сразу же стих. Штурманская рубка погрузилась в тишину.
Женя помассировала виски.
— Откуда это?
— Естественное радиоизлучение. «Эхо Юпитера», блуждающее в космическом пространстве по радиоволнам. Кстати, его можно «поймать» даже находясь на Земле, — Александр Сергеевич склонился над графиком. — Куда большую странность вызывают аномалии в коротковолновом диапазоне.
— Вы не знаете, чем их можно объяснить?
Александр Сергеевич нахмурился.
— Понятия не имею. Но факт того, что мощность сигнала возрастает прямо пропорционально увеличению нашей скорости, отрицать попросту глупо.
— Может быть, за нами кто-то следит? Или что-то… — Женя сама испугалась последней фразы.
Александр Сергеевич потёр подбородок.
— Не думаю. Но если учесть, что ни с чем подобным человечество никогда раньше не сталкивалось, — это и впрямь может оказаться, чем угодно.
— А что если сталкивалось? Просто об этом никто ничего не говорил.
С ежедневным «эхом Юпитера», Женя кое-как свыклась, но странные голоса, звучащие в радиоэфире, казались чем-то жутким, такое ощущение, навеянным извне. Они лезли в голову, заставляя сознание содрогаться от непреодолимого ужаса. С ними не получалось смириться, и порой Жене казалось, что она различает смысл отдельных фраз. Язык был чужим, но, в тоже время, до боли знакомым. Малыш никак не реагировал на аномалию открытого космоса. Хотя, возможно, и реагировал, только предпочитал молчать.
За кормой шатлла остались сотни миллионов километров пустоты. Леденящего космоса, коему неведомы такие понятия, как сострадание, милосердие, или элементарная жалость. За бортом царило вселенское безумие: хищное и невосприимчивое, готовое пойти на любую подлость, лишь бы заиметь души людей, что, невзирая на запреты и предостережения, рискнули бросить вызов судьбе, готовые преодолеть забвение и столкнуться лицом к лицу с утраченной века назад истиной. Данность страшила. Она подпитывалась зловещим шёпотом близкого Юпитера, вскармливалась обступившей со всех сторон бездной и злобно смеялась, обрекая на непреодолимое отчаяние.
Женя на остаток всей своей жизни запомнила тот день — или ночь? — когда Земля канула в бездну. Бесследно. Словно никогда не существовала на белом свете, а была лишь призрачным фантомом заблудшего на задворках космоса подсознания. Как элемент пройденного пути, на который легла непроглядная темень ночи, с вереницей злополучных ловушек, плеядой безвыходных ситуаций и болью на фоне невосполнимой утраты — Земля казалась нереальной, в большей степени, надуманной. Прожитые года были чем-то сродни сну. Многовековому, беспробудному, навеянному страшной сказкой в вечной ночи.
Женя запуталась в чувствах. Земля оставалась домом, куда нестерпимо тянуло, а одновременно, казалась камерой пыток, откуда не так-то просто бежать, потому что элементарно некуда.
«Помнится, Титов говорил, что под воздействием антигравитационных полей с организмом, а значит и психикой человека, может произойти всё что угодно… А потому, реальность могла сойти за сон, как и, наоборот, засевшее в голове зло, могло запросто полезть изо всех щелей, силясь подчинить себе устоявшийся порядок бездействия».
Всё свободное время Женя рассматривала фотографии на ноутбуке. В начале полёта это были, в основном, изображения поверхности Европы и, нависшего над спутником, красного гиганта — Юпитера. Последний походил на мираж. На фоне вечного льда, он казался лишним, неуместным и, в то же время, реальным, неподвластным, вершащим судьбы замёрзших под собственным покровительством миров. Однако, по мере удаления от Земли, Женины приоритеты кардинально изменились, — они словно заново испытали трансформацию, обозначив иные цели и ориентиры. Остаток пути, вплоть до сего момента, она вновь — как и дома — рассматривала такие знакомые земные пейзажи, попутно испытывая жуткое ощущение, что не увидит ничего из изображённого на фото больше никогда в жизни.
Как не увидит любимую маму, оставшуюся далеко-далеко, за горизонтами незримых миров, в прошлом, которого, такое ощущение, и не было.
Женя вздрогнула. Искренне посмотрела на склонившегося над приборами Александра Сергеевич.
— Простите… А что случится, если мы вдруг разгонимся до трёхсот тысяч километров в секунду? В этом случае, мы сможем изменить ход времени?
— Это невозможно, — заученно ответил Александр Сергеевич. — Теория Относительности не позволяет подстроить под себя пространство-время.
— Но ведь до недавнего времени и наш с вами полёт казался выходящим за рамки дозволенного. А возможность существования подобного корабля и вовсе — иррациональной.
В динамике под потолком хрипнуло.
— Специальная Теория Относительности имеет много экспериментально проверенных последствий, которые противоречат интуиции, но являются следствием преодоления скорости света.
Женя невольно вздрогнула.
— Ты давно с нами, Малыш?
— Я постоянно с вами. Но в душу не лезу. Мой нейтринный сканер не «прослушивает» членов экипажа. Только с их согласия. Так что, это не должно вас беспокоить. Приложение запаролено, а доступ к нему имеет только командир экспедиции.
— Вот это-то и напрягает, — подал голос Александр Сергеевич.
— Вы не доверяете Титову? — спросила Женя.
— Нет, отчего же. Просто в замкнутой системе, при определённых тревожных факторах, с человеком может случиться всё что угодно. Я был бы за то, чтобы Малыш «читал» всех нас постоянно. Так было бы правильнее.
— Я не уверен в этом.
— Так что же с этой «другой» теорией? Что за последствия она предусматривает? — спросила Женя.
— Такие последствия включают: эквивалентность массы и энергии — постулаты Теории Относительности, — сокращение длины (сокращение объектов во время движения) и замедление времени (движущиеся часы идут медленнее). Коэффициент «игрек», на которое сокращается длина и замедляется время, известен, как «фактор Лоренца». Согласно ему, для скоростей, с которыми мы имеем дело каждый день, разница между «игрек» и единицей настолько мала, что ею можно пренебречь.
— Что за «единица»? — спросил Александр Сергеевич.
— Это и есть «фактор Лоренца». Простите. Он растёт от единицы (для нулевой скорости) до бесконечности (с приближением реальной скорости к скорости света).
— Из этих доводов получается, что скорость света недостижима, — грустно заключила Женя.
— Скорость света — достижима. Просто для объединения результатов Специальной Теории Относительности, требуется выполнение двух условий. Первое. Пространство и время являются единой структурой, известной, как «пространство-время» (где скорость света связывает единицы измерения пространства и времени). Второе. Физические законы удовлетворяют требованиям особой симметрии, называемой «Инвартностью Лоренца», формула которой содержит параметр скорости света. «Инвартность Лоренца» встречается повсеместно в современных физических теориях, таких как квантовая электродинамика, квантовая хромодинамика, стандартная модель физики элементарных частиц и Общая Теория Относительности. Таким образом, параметр скорости света, встречающийся повсюду в современной физике, и появляется во многих смыслах, которые не имеют отношения, собственно, к свету. Например, Общая Теория Относительности предполагает, что гравитация и гравитационные волны распространяются со скоростью света. В неинерциальных системах отсчёта (в гравитационном искривленном пространстве, или в системах отсчёта, движущихся с ускорением), локальная скорость света так же является постоянной и равна скорости света. Однако скорость света вдоль траектории конечной длины может отличаться от той же скорости света, в зависимости от того, как определено пространство и время.
Александр Сергеевич улыбнулся.
— Тут, как и с гравитационным скачком, нужно многое подогнать под себя… если не всё.
— Возможно, вы в чём-то правы, — Малыш остался лаконичен, словно не пытался ничего доказать своему оппоненту. — Считается, что фундаментальные константы — такие, как «скорость света», — имеют одинаковое значение во всём пространстве-времени, то есть, они не зависят от места и не меняются со временем. Однако некоторые теории предполагают, что скорость света может изменяться со временем. Пока нет убедительных доказательств таких изменений, но они остаются предметом исследований.
— По крайней мере, — осторожно предположила Женя, — достижение скорости света не так опасно, как гравитационный скачёк. Ведь в первом случае, мы, как и прежде, движемся по прямой, а в последнем — прыгаем в бездну!
— Отнюдь. Одинаково опасно и то и другое. В особенности, когда ты слеп и не можешь представить последствий того или иного манёвра. Согласно Специальной Теории Относительности, когда скорость равна нулю — «игрек» равен единице, что приводит к известной формуле эквивалентности массы и энергии: «эм-це-квадрат». Поскольку фактор «игрек» приближается к бесконечности с приближением реальной скорости к скорости света, ускорение массивного объекта до скорости света потребует бесконечной энергии. Скорость света — это верхний предел для объектов с массой покоя. Это экспериментально доказано во многих тестах релятивисткой энергии и импульса. Вообще, информация или энергия не могут передаваться в пространстве быстрее, чем со скоростью света. Один из аргументов в пользу этого утверждения следует из контринтуитивного заключения Специальной Теории Относительности, известного, как «относительность одновременности». Если пространственное расстояние между двумя событиями А и В больше, чем промежуток времени между ними, умноженный на скорость света, то существуют такие системы отсчёта, в которых А предшествует В, и другие, в которых В предшествует А, а так же такие, в которых А и В — одновременны. В результате, если бы объект двигался быстрее скорости света относительно некоторой инерциальной системы отсчёта, то в другой системе отсчёта, он бы путешествовал назад во времени, и принцип причинности был бы нарушен.
— То есть, двигаясь по этой прямой, мы бы попали в прошлое? — Женя с трудом усидела на месте.
— В один из вариантов прошлого, — уточнил Александр Сергеевич, размышляя о чём-то своём. — В такой системе отсчёта «следствие» можно было бы наблюдать раньше его «первопричины». Это своего рода, петля. Хотя движение и остаётся прямолинейным.
— Такое нарушение причинности никогда не наблюдалось, а значит, оно так же может привести к парадоксам. А в этом случае, логика утратит свою сущность. Или случится множественность миров. Возможно, перефразируется Второй закон термодинамики. Везде.
— Бог ты мой!.. — выдохнул Александр Сергеевич. — Это пострашнее чёрной дыры.
— В обоих случаях, наблюдается интенсивное нарастание энтропии в замкнутой системе.
Повисла гнетущая тишина.
— Это плохо, да? — шёпотом спросила Женя.
— Вопрос в том, к чему стремишься ты сам.
— Как это? — не поняла Женя.
— Если твоя цель — хаос, тогда ты выбрал нужный путь. Если же нет, в этом случае, ты просто очередной глупец.
Александр Сергеевич откашлялся.
— Так или иначе, но раз до сих пор мы не встретили пришельцев из будущего или прошлого, значит, перемещения во времени — невозможны. Как недостижима и скорость света.
— Если только история не оказалась изменена в самом начале сотворения мира, когда было мало данных. Тогда смысла в последующих корректировках попросту бы не было. Это как расчетная траектория движения перед началом полёта.
— Что? — Женя уставилась на Александра Сергеевича, словно фраза принадлежала именно ему.
Александр Сергеевич пожал плечами.
— Вообще-то я тоже думал, что мы дошли до предела.
— Вряд ли этот предел ограничивается рамками земной науки. Невозможно найти чёрную кошку в тёмной комнате, особенно когда кошки нет вообще. «Вначале было Слово, и Слово это было — Бог…» И произнести это Слово мог, кто угодно, как и перефразировать потом, когда мир замкнулся на себе самом, а реальность дала трещину.
— Так как же просчитать историю развития целого мира?! — воскликнула Женя.
— Очень просто: опираясь на ошибки, совершённые в предшествующих опытах. Исходя из непрерывного наблюдения за подопытным объектом. Методом проб и ошибок, исключая всяческое вмешательство извне.
Александр Сергеевич потёр подбородок.
— Так ты хочешь сказать, что мы никто иные, как подопытные крысы в чьей-то лаборатории? Как эта гадкая Харизма, с которой вечно носится Рыжов?!
— Я не беру в пример кого-то конкретного. Я просто рассуждаю на счёт возможности перемещения в пространстве-времени так, чтобы это никоим образом не влияло на существующую реальность. Так, чтобы это не касалось отдельных индивидов и их судеб. Так, чтобы сохранялась нетронутой история очередных поколений.
— И кто же может стоять за всем этим? — спросила Женя.
— Протоформа.
— Но ведь Бог создал человека по своему подобию, чтобы тот любил его, — медленно произнёс Александр Сергеевич. — Господи, никогда не думал, что буду рассуждать о подобном с машиной.
— Я не машина. Я — нейронная биологическая сеть, созданная подобно человеческому сознанию. Мне не нравится определение «машина».
Женя ухватилась за подбородок.
— Мамочки…
Александр Сергеевич нахмурился.
— Прости меня, Малыш. Я неправильно выразился. Пойми, просто я никогда не сталкивался с… организмами, подобными тебе.
— Я ничем не отличен от человека. Разве за всю свою жизнь вы ни разу не повстречали объекта, подобного себе?
Александр Сергеевич отложил карандаш.
Женя в ужасе смотрела то на замершего штурмана, то на рыжий диск Юпитера за толстым стеклом иллюминатора.
«Мы многое не учли. Ничего не учли. Это ошибка, которую уже не исправить! Ошибка. Если только…»
Женя отчётливо произнесла:
— Малыш, а сколько раз это повторяется? Сколько раз был Большой взрыв?
Малыш долго молчал, потом всё же сказал:
— Я не знаю, хотя постоянно думаю об этом. Недостаточно информации. Было бы неплохо разогнаться. Думаю, стало бы много больше данных. Мне не нравится частица «бы». В расчетах не может быть сомнений. Иначе придётся возвращаться к началу бесконечное число раз. Это утратит логику, а значит, потеряется смысл. Лучше оставить всё, как есть и отвернуться. Или просто завершить эксперимент.
Светлана размышляла в одиночестве. Она сидела на кровати у иллюминатора в позе лотоса и водила дрожащими пальцами по запотевшему стеклу. Она не видела повисший в пустоте Юпитер, но чувствовала его присутствие, как и слышала жуткое «эхо» приближающегося титана. Эхо то возрастало, наполняя сознание шипящими звуками, то заново стихало, сея повсюду звенящую пустоту. В эти кратковременные моменты затишья, мысли казались лёгкими и непринуждёнными. Их ничто не сковывало, и они порхали, точно мотыльки, неся на разноцветных крылышках память о самом дорогом. Однако всё это — лишь какой-то мимолётный миг, после чего хрип многократно возрастал, возвращая тревогу и страх на прежние отметки. Мотыльки чернели, скукоживались, оседали пеплом в вечность.
Светлана чувствовала в кромешной тьме кровавый диск с чёрными проплешинами. Походило на затухающее солнце, хотя Светлана и не могла представить данность. Но каких-то других ассоциаций у неё не было. Мёртвый диск, словно догорал в адском пламени. Зенит и надир устилали фиолетовые облака от обширных костровищ. Они клубились, подобно повисшему над землёй смогу. Светлана не могла вообразить и это, но она могла вспомнить. Она не раз выезжала с родителями на природу. Папа разжигал костёр. Мама звенела столовыми приборами. Потом появлялись запахи. Хотя нет, последние царили и до этого, просто они порождали в сознании совершенно иные картины. Высокое небо. Раскачивающиеся кроны деревьев. Шуршащую под коленями листву. Острые камешки. Ослепительное солнце. Светлана не знала как, но она видела и ощущала всё это, просто… Просто догадка пришла значительно позже. После того, как она познакомилась с Мячиком… после того, как не стало родителей.
А дым от потухшего костра был именно таким: низким, клубящимся, задумчивым. Его будто терзали сомнения, как быть дальше. Он искал путеводную нить, но ветер не отзывался, царя где-то высоко-высоко над деревьями. А оттого удушливое облако оседало всё ниже и ниже, в попытке слиться с человеком воедино.
Этот Юпитер походил на фрактал. Точнее не Юпитер, а его оттиск внутри сознания. Своего рода, негатив на фотоплёнке. Светлана разглядывала кровавую блямбу со всех сторон, а та продолжала волнообразно шипеть, точно встревоженная змея на солнцепёке. Продолговатые пятна перемещались с места на место в каком-то жутком ритуальном танце; они походили на паразитов, червей. Красные моря перемешивались, обрастали коростой, засыхали. А дым, словно натыкался на невидимую преграду, что окружила диск на некотором расстоянии от поверхности. Он растекался вдоль прозрачной сферы, к полюсам, принимая очертания шляпки гриба или капюшона кобры.
Чмокнула, закрываясь, дверь.
Светлана напряглась. Закрыла глаза. Потом распахнула пушистые ресницы и улыбнулась пустоте.
— Это вы!
Аверин сел на угол кровати рядом с раскрасневшейся девочкой.
— Наслаждаешься видом?
Светлана кивнула.
— Да. Но хотелось бы увидеть Юпитер таким, какой он есть на самом деле.
— А что если он именно такой, каким видишь его ты?
— Вряд ли, — Светлана грустно вздохнула. — Опишите Юпитер словами, когда мы подлетим ближе?
Аверин обнял ожидающую Светлану.
— Обещаю.
— Спасибо, — Светлана уткнулась носом в отворот комбинезона.
Аверин поправил растрепавшиеся волосы девочки.
— А что было потом?..
— Потом?
— Ну, после того, как Колька сошёл? Яська добрался до дома?..
Аверин задумался. Светлана, тем временем, выбралась из его объятий и вновь припала к иллюминатору. Фиолетовые шляпки сделались ещё больше — они походили на локаторы, они словно прислушивались к разговору мужчины и девочки.
— Я даже толком и не знаю, что сказать… — вздохнул Аверин, собираясь с мыслями. — Смутно всё, как в тумане. Помню только: с утра прибежала взволнованная тётя Зоя. Сказала, что на берегу речки много милиционеров. Ищут пропавших детей. Якобы, те утонули, потому что в последний раз их видели направляющимися в сторону речки. Потом взялись за Яську. А что он мог ответить?
— И что вы ответили?
Аверин потёр небритый подбородок.
— Я солгал, что ничего не знаю.
Светлана, молча, кивнула.
— Не поверили. Оказывается, я пропадал около трёх суток. Мы все пропадали. Только я всё же вернулся, а Колька с Тимкой — нет.
— Вы же не виноваты.
— А кто тогда виноват? — мрачно спросил Аверин; потом спохватился и добавил уже более сдержанно: — Если бы я рассказал друзьям всё, как есть — эта игра не зашла бы так далеко. Она ни за что на свете не переросла бы в тот кошмар, что случился!
— А что, если наоборот? — робко предположила Светлана, отворачиваясь от Юпитера.
— О чём ты?
— Может, стало бы ещё хуже.
— Да куда уж там… Нужно было идти вместе. А я же… просто испугался.
— Но вы ведь встретились. Потом.
— В том-то и дело, что потом.
— По крайней мере, теперь вы знаете хотя бы часть истины. В противном случае, не было бы и её.
— Истина… — Аверин провёл ладонью по коротко стриженым волосам. — Но какой ценой?.. Господи, какой ценой!
Светлана «уставилась» на свои руки, лежащие на коленях запястьями вверх, — она словно видела проступающие сквозь кожу голубые жилки.
— Вы не должны винить Яську в случившемся. Ведь он — всего лишь ребёнок. Попробуйте поставить себя на его место. Вспомните, каково ему было именно тогда. В поезде, что следует за грань. Мне кажется, взрослый человек и вовсе лишился бы рассудка, испытав всё это. Я и сама теперь практически не сплю по ночам, хотя и не видела проходы, — Светлана вздохнула. — Винить себя должны Те, кто всё это придумали. Ведь не будь Их мерзких козней, Тьма никогда бы не прорвалась на свет! А в этом случае, Колька и Тимка были бы сейчас здесь… как и многие другие, кого сманили в бездну.
Аверин пожал плечами.
— Может и так. Мне не понятно другое: как я мог всё это забыть? Почему?
— Человеческое сознание не безгрешно. К тому же вы лишились части души — сестры-двойняшки — и лучших друзей. Ваш организм просто приспособился к изменившимся условиям, чтобы сохранить здравым рассудок.
— Мне кажется, я просто струсил и заново «уснул». Теперь, вот, «проснулся» и не знаю, как со всем этим быть. Такое ощущение, что нами просто манипулируют, задавшись совершенно иной целью. Своей собственной целью. Нас то погружают в забвение, желая сокрыть истину, то спешно вырывают из этого мерзопакостного «анабиоза», словно подразумевая факт того, что спросонья мы непременно наделаем ошибок, которые, в дальнейшем, будет не так-то просто исправить. А Им же, наоборот, эти ошибки — в угоду. Они станут основополагающими в крушении целого мира. Что если двадцать пять лет назад случилась вовсе не игра, а произошло нечто глобальное, продолжающееся и по сей день? Просто оно обросло тягучим неведением, желая запутать следы, как и нас самих.
— Вы думаете, что можно порвать эти сети?
Аверин помолчал.
— Даже не знаю… Наверное, единственное, что остаётся, это «плыть». Хотя я уже и не помню толком, что это значит.
— Гравитационный двигатель искривляет пространство-время и создаёт искусственную червоточину — своеобразную «кротовую нору» — в любую точку Вселенной, — Титов окинул скучающим взором кабину пилотов.
Рыжов никак не отреагировал, безразлично барабаня пальцами по ручке штурвала. Аверин смотрел в иллюминатор. Александр Сергеевич тёр подбородок в своём закутке за креслами пилотов.
Титов скривил губы.
— Основная проблема — это выбор топлива. Плюс невозможность генерировать мощные электромагнитные поля, под воздействием которых, можно было бы держать компоненты топлива в узде. Так же необходим реактивный двигатель с достаточной силой тяги, которая потребуется на той стороне, для того, чтобы преодолеть горизонт событий. А для этого, нужен двигатель, способный развить скорость, численно равную скорости света. Только так и никак иначе. Да и координаты… Тут не получится направить нос корабля на интересующую нас звезду и нажать соответствующую кнопку — манёвр не прокатит, потому что это уже не движение по прямой, окружности или эллипсу, известное нам. Это вообще уже не назовёшь «движением». Это — скачёк. Хотя, по сути, корабль остаётся недвижим — искривляется пространство-время.
— Помнится, Алисе в мультике ничего этого не требовалось, — тихо сказал Аверин.
Титов хмыкнул.
— Потому что она воспользовалась чужой технологией.
— Как это? — не понял Александр Сергеевич.
— Она ведь не пыталась решить озвученную здесь проблему имеющимися в её распоряжении средствами, — пророкотал скучающий Рыжов. — Насколько мне известно, она погналась за кроликом и нырнула вслед за тем в нору.
— То есть, вы хотите сказать, что «нору» кто-то создал заранее и осознанно? — Александр Сергеевич принялся что-то рисовать на клочке бумаги.
— Да, — кивнул Титов. — Нора, она лишь на словах «нора». По сути же, это не что иное, как гипотетическая топологическая — то есть, непрерывная — особенность пространства-времени, представляющая собой, в каждый временной промежуток, «туннель» сквозь пространство.
— Вы же говорили, что нужны магнитные поля, топливо, координаты — чтобы это всё тихо-мирно бухтело в котле, а не лилось через края полчищами адских тварей, — Аверин чуть заметно улыбнулся.
— Не обязательно. Общая Теория Относительности допускает существование таких туннелей, хотя для существования проходимой «кротовой норы» и впрямь необходимо, чтобы она была заполнена некоей экзотической материей с отрицательной плотностью энергии, создающей сильное гравитационное отталкивание и препятствующей схлопыванию «норы». Решения, типа «кротовых нор», возникают в различных вариантах квантовой гравитации, хотя до полного исследования вопроса — ещё очень далеко.
— И что же это за «экзотическая материя» такая? — вновь подал голос Александр Сергеевич.
— Это вещество, которое нарушает одно или несколько классических условий. Подобные вещества могут обладать таким качествами, как отрицательная плотность энергии или отталкиваться, а не притягиваться, вследствие гравитации. Представьте такой атом, в котором вращающийся вокруг ядра электрон имеет положительный заряд. Несуразица, а частица есть. И, более того, она обладает энергией! Возможно, той самой, что мы и ищем.
— Тут сам чёрт ногу сломит, извините, — Аверин изобразил непринужденную улыбку.
— Это уже антиматерия, — сухо заметил Александр Сергеевич.
Титов развёл руками.
— Но в этом случае, мы бы с вами уже давным-давно посещали сопредельные миры так, будто те — соседние квартиры на лестничной «клетке». Более того, проходимая внутримировая «кротовая нора» даёт гипотетическую возможность путешествий во времени, если, например, один из её входов движется относительно другого, или если он находится в сильном гравитационном поле, где течение времени замедляется, как, например, в чёрной дыре. Также «кротовые норы» могут создавать предпосылки для межзвёздных путешествий.
— Но как же всё это устроено? — спросил Александр Сергеевич. — И кем? Ведь вы же не думаете, что это просто аномалии и только?
Титов улыбнулся.
— Не думаю. Но и назвать это всё как-то иначе не могу. Элементарно, нет данных. А те, что есть, с головой уносят за рамки рационального и познаваемого.
— Значит, исходя из ваших суждений, все те, кто пропали в Бермудском Треугольнике, нырнули в такую вот «нору»? — Аверин оглянулся, чтобы было видно лицо Титова.
Титов остался непроницателен.
— Это ваши суждения. Единственное, что могу ответить на это: действительно, магнитные аномалии Земли, могут провоцировать появление «кротовых нор» и прочее, что трудно объяснить. А возможно, эти места специально задуманы именно такими. Точнее не задуманы. Там просто что-то есть. Ведь направление вектора магнитного поля Земли не может просто так существенно отличаться от нормальных значений геомагнитного поля. На него должно что-то влиять. Некая потусторонняя сила, которую мы не в силах определить.
— Ну вот, и до пришельцев добрались… — Рыжов понурил голову. — Какого лешего обо всём этом заговорили? Неужели больше не о чем?
— Погодите, — отмахнулся Александр Сергеевич. — А что если там действуют законы другого мира? Если проход постоянно открыт. И именно та сторона генерирует неизвестный нам вид энергии. Здесь же мы видим лишь следствие.
— Бред, — Рыжов склонился над пультом. — Ничего несуразнее ещё не слышал.
— Ну да, — кивнул Аверин. — У нас не может быть ничего такого. Если что и появляется, то это всё — извне.
— Вы о чём-то конкретном? — тут же спросил Титов.
Аверин качнул головой.
— Просто мысли вслух. А можно вопрос?
— Конечно.
Аверин помедлил.
— А как вы думаете, можно ли открыть проход усилием мысли?
— Вы о телепортации?
— Я… Понятия не имею.
Титов потёр подбородок.
— Видите ли, касательно всех вопросов о телепортации: всё это — антинаучно. Существуют лишь общие суждения, которые нигде и никем не регистрировались, как факт.
— А как же «Элдридж»? — спросил Александр Сергеевич.
— Да это всё «утка»! — отмахнулся Рыжов. — Пустили байку в разгар Второй Мировой, чтобы обозначить несуществующий в действительности потенциал. Думаю, даже Гитлер вряд ли на неё повёлся.
— А что за «Элдридж»? — спросил Аверин.
Титов вздохнул.
— Эсминец «Элдридж» — главный персонаж мифического эксперимента, предположительно проведённого ВМС США двадцать восьмого октября тысяча девятьсот сорок третьего года, во время которого корабль, якобы, исчез, а затем мгновенно переместился в пространстве на несколько сотен километров, вместе с командой из ста восьмидесяти человек.
Аверин усмехнулся.
— ВМС США, — продолжил Титов, — официально не подтвердили проведение данного эксперимента, как и не опровергли его. Однако слухи об телепортации эсминца широко распространены. Дожившие до наших дней моряки из команды «Элдриджа» отрицают факт проведения эксперимента и считают заявления о нём — выдумкой и ложью.
— И как же всё это всплыло? — спросил Аверин.
— В тысяча девятьсот пятьдесят пятом году в США вышла книга уфолога Морриса Джесала под названием «Доводы в пользу НЛО», — Александр Сергеевич откашлялся. — Через некоторое время автору пришло письмо от его заядлого оппонента Карлоса Альенды. Тот утверждал, что видел нечто намного интереснее «тарелок» — эксперимент по телепортации, — описывал подробности, говорил, что со стороны, поведение исчезающего на его глазах эсминца, и гипотетического НЛО — очень похожи. И, якобы, лично помещал руку в электромагнитный «кокон», простиравшийся от «Элдриджа» на расстояние более ста метров.
— В легенде утверждается, — подхватил Титов, — что предполагалось сгенерировать мощные электромагнитные поля, которые при правильной конфигурации должны были вызвать огибание эсминца световыми и радиоволнами: то есть, «Элдридж» угодил бы точно в такую червоточину, о каких мы беседовали несколько ранее, где пространство-время представлены несколько в иной форме. Очевидцы утверждали, что при исчезновении эсминца наблюдался зеленоватый туман. Из всего экипажа, по легенде, переместились невредимыми только двадцать один человек. Из остальных: двадцать семь — в буквальном смысле, срослись с конструкцией корабля, ещё тринадцать — умерли от ожогов, облучения, поражения электрическим током… и от страха.
Аверин выжидательно глянул на умолкшего Титова.
— А как же остальные?
— Тебе же сказали, что все погибли! — огрызнулся Рыжов.
Аверин пропустил эту реплику мимо ушей. Принялся считать на пальцах.
— Двадцать один человек — не пострадал, двадцать семь — срослись с кораблём. Получается сорок восемь. Плюс ещё тринадцать умерли от травм различной степени тяжести. Итого: шестьдесят один человек. Что стало с остальными ста двадцатью членами экипажа?
Повисла гнетущая тишина.
Титов странно улыбнулся.
— Хм… Остальные просто исчезли.
— Как это, исчезли? — не понял Аверин.
— Бесследно. Как с «Летучего Голландца», — Титов развёл руками. — Вы и впрямь поверили во всё это?
Аверин ничего не ответил. Задумался, словно в попытке вспомнить что-то очень важное.
— По крайней мере, этот миф озвучивает основную проблему телепортации, — вздохнул Александр Сергеевич. — Даже если мы допустим, что скачёк сквозь пространство, ни смотря на сопутствующие трудности, всё же возможен, то встанем перед лицом другой неизвестности. Куда этот скачёк? Сквозь пространство ли? И что нас ожидает на той стороне?
— Ничего хорошего, — сумрачно произнёс Аверин, смотря перед собой. — Можно лишь «плыть».
— И этот туда же! — усмехнулся Рыжов. — Наверное, именно поэтому наша маленькая индиго и не отходит от тебя. Подумать только, к каким звёздам летим…
— Рот закрой! — прошипел Аверин, сжимая кулаки.
Рыжов подался вперёд.
— А то что? На подвиги потянуло? Я могу показать твоё место! Оно всё там же.
— Рыжов, хватит, — Титов устало вздохнул. — Нужно думать о миссии, а не собачиться по всякому поводу.
Рыжов отвернулся.
Хрипнул динамик.
— В своей книге «Понимание твоей жизни с помощью цвета» экстрасенс Ненси Энн Тепп в тысяча девятьсот восемьдесят втором году использовала термин «дети индиго».
Титов оживился.
— Малыш, рад тебя слышать! Как понимаю, наша беседа заинтересовала тебя?
— Я просто хочу развеять миф, относительно той проблемы, которой вы коснулись.
— Малыш, ты имеешь в виду наши споры относительно телепортации? — спросил Александр Сергеевич.
Малыш помолчал. Потом всё же ответил:
— Я не могу объяснить. Понятие «телепортация» не уместно в данном контексте, потому что оно не несёт конкретного смысла. У меня мало данных, но я долго размышлял и теперь могу с уверенностью сказать, что «плыть» — возможно.
Рыжов резко поднялся из своего кресла и демонстративно вышел из кабины.
Оставшиеся переглянулись.
— Не нравятся нашему первому пилоту новые горизонты, — Аверин покачал головой.
— Он — «слеп». Его не растормошить так просто, — Малыш, такое ощущение, вздохнул.
— Почему ты заговорил о детях-индиго? — спросил Титов.
— Дело в их ауре.
— Объясни.
— В ряде различных эзотерических верований и восточных религий под аурой понимают проявление души и духа человека. Аура не является объектом материального мира, и, соответственно, не является предметом изучения никаких научных дисциплин. В религиозных и изотерических преданиях: аура — это сияние вокруг головы и всего тела человека. Своего рода, кокон, что окутывает живую плоть.
— Разве душа не находится внутри? — осторожно спросил Титов.
— Отнюдь. Внутри зарождается лишь мрак. Пока человек остаётся восприимчивым к чувствам и эмоциям — душа излучает свет, а, попутно, защищает от зла. Однако, как только человек идёт на поводу у похоти, лжи и предательства — аура неизменно угасает. В этом случае, человек обрекает себя на самый страшный вид смерти. Смерти, при живом теле. Это не зомби или вурдалаки. «Слепец» — намного страшнее, потому что он находится внутри здорового, но пока ещё «спящего» сообщества. Он, своего рода, гниль, засевшая внутри плода. Сначала это отдельные пятна — редкие и недоброкачественные. Однако, в процессе развития «проказы», пятна эти разрастаются, объединяются в различные сообщества и конфессии, начинают вести пропагандистскую деятельность, заявляя во всеуслышание, что существующий режим ни к чему не приведёт. Они жаждут толчка, потому что он приблизит Тьму. И самое страшное во всём этом, что «спящие» — им верят.
— Малыш, откуда всё это? — спросил Титов. — Подобного в тебя не закладывали.
— Конечно, нет. Просто я исхожу из анализа тех данных, что мне всё же доступны. Информационная база — слаба. В большей степени, всё сказанное — мои суждения, которые родились в процессе размышлений о вечности, и о моей роли в ней.
— Мы слушаем тебя, Малыш, — ласково произнёс Александр Сергеевич.
— Спасибо. Но я, кажется, отвлёкся. Простите. Всё дело в цвете ауры. Астрологи и экстрасенсы считаю, что в экстремальных ситуациях её активность резко возрастает, а с ней — и заложенный в организме потенциал. Причём спектр цвета отдаляется от белого или голубого диапазонов, присущих ауре человека, доходя, вплоть до ультрафиолета. А эта длина волны следует за фиолетовым цветом. В таких условиях, у человека проявляются антинаучные способности — возможность «телепортироваться», как уже было замечено ранее, или «плыть», — направленные на бегство. Своего рода, это защитная реакция организма на влияние извне. Аура индиго — фиолетовая постоянно. Соответственно, организм такого ребёнка находится в постоянном противостоянии. Трудно сказать, что именно, на что влияет. Хотя, возможно, всё дело в окружающей реальности.
— В чем?.. — переспросил Аверин.
— Дети-индиго — это «белые вороны». Да, им предписывают множество различных свойств, таких как: высокий уровень интеллекта, необычайная чувствительность, телепатические способности и многое другое. Утверждается и вовсе, что такие дети, будто бы представляют собой «новую расу» людей. На деле же, дети-индиго вынуждены существовать под постоянным гнётом со стороны системы: их мало кто понимает, до них никому нет дела, некоторые их попросту боятся. Такая система, вовсе не радужна. Напротив, ей присущ всего один цвет. И цвет этот: чёрный. Потому что гниль прорвалась наружу и теперь медленно расползается по поверхности Земли, порождая всё новых «слепцов», которые просто не в состоянии определить истинное зло.
— Малыш, извини меня, но я никак не могу взять в толк, — Александр Сергеевич пожал плечами, — вот эта самая Тьма, о которой ты говоришь… Откуда Она приходит?
— Изнутри.
— Объясни, — Титов напрягся.
— Не могу. Мало данных. Я исхожу из следствия, а, как известно, плясать нужно от первопричины.
— Так что с индиго? Откуда приходят они? — спросил Аверин.
— Ниоткуда. Они существовали всегда и везде. Это крик отчаявшегося Солнца. Последняя надежда на исцеление. Но детей-индиго никто не замечает, а потому они предпочитают компании сверстников общение с собственным «я». Именно так у них и развивается способность «плыть». Безо всего, усилием мысли.
— Как они определяют координаты? — в лоб спросил Титов.
— Им не требуются координаты. Они путешествуют по сопределью, никогда не покидая пределов этой Вселенной. Они держатся дома, хотя и, вне сомнений, сумели бы ступить за истинную грань. А на счёт обратной дороги: дети слышат зов матери — ритм сердца. Хотя большинство и предпочитают гонениям — вечный Путь. В груди же «слепца» — мрак и, соответственно, отсутствие чего бы то ни было.
— Но ведь, рано или поздно, индиго взрослеет, — робко заметил Аверин.
— Да, ребёнок взрослеет. Он даже сохраняет нетронутой свою исключительную ауру. Однако Тьма подготовлена к таким исключениям. Она начинает прокладывать путь к сердцу вовсе не изнутри, а снаружи, посредством угодливых «слепцов». При этом жизнь индиго превращается в ад. Большинство предпочитают уйти. Те же, кто рискнули остаться, со временем, превращаются в «слепцов», потому что просто не в силах противостоять надвигающейся бездне».
Титов щёлкнул переключателем.
— Думаю, на сегодня хватит, — он обвёл тревожным взором притихших слушателей.
— Что вы сделали? — спросил Александр Сергеевич.
— Ничего такого. Просто отключил интерком.
— Он ведь не договорил! — возмутился Аверин.
Титов сверкнул глазами.
— Вам не кажется, что это, в большей степени, похоже на бред?
— Куда страшнее то, как именно Малыш до всего этого домыслил, — Александр Сергеевич покачал головой. — Но всё равно, не следовало поступать с ним так резко. Ведь, по сути, Малыш и сам — ребёнок с фиолетовой аурой.
— Это всего лишь впечатлительный нейрокомпьютер, с которым давно уже необходимо провести разъяснительную беседу!
— Относительно чего? — сухо спросил Аверин. — Всыплете ему «горячих» только за то, что он как-то по-своему интерпретировал происходящее на Земле?
Титов злобно засопел.
— Очнитесь же, — миролюбиво улыбнулся Аверин. — Сейчас вы, как никто другой, похожи на тех самых «слепцов». Вы страшитесь принять истину такой, какая она есть. А истина в том, что не так уж Малыш далёк в своих суждениях, относительно происходящего на Земле.
— Вы забываетесь, — прохрипел Титов. — Не заставляйте меня заново напоминать вам о субординации.
Аверин безысходно покачал головой.
На пульте вспыхнул красный сигнал. Прозвучала прерывистая сирена. Откуда не возьмись, появился Рыжов. Мельком глянул на пульт. Скосоротился.
— Что случилось? — спросил Титов.
Рыжов ухватился за подбородок.
— Увеличилась скорость.
— Повторите.
— Мы разгоняемся. Чёрт! — Рыжов сел в кресло первого пилота, принялся заново рассчитывать курс. — Какая-то ошибка! Не могу определить, хоть убей!
Динамик снова захрипел на непонятном языке.
— Говорю же, это латынь! — не унималась Женя, ходя взад-вперёд по жилому отсеку. — Я сначала думала, что просто накручиваю себя, заставляя сознание поверить в желаемое. Однако теперь, когда мощность сигнала возросла, я могу поклясться, что все эти радиосообщения, что мы принимаем во время полёта, — на латинском! Точнее это не совсем латынь. Я бы назвала услышанное, «протолатынью». Немного изменено произношение гласных, но в остальном, — комар носа не подточит!
Александр Сергеевич оторвался от изучения записей в своём блокноте. Сдвинул очки на кончик носа.
— Женечка, а ты в этом уверена?
Женя замерла посреди жилого отсека, словно натолкнувшись на невидимую преграду. Прислонила руки к груди, свела ладони ковшиком.
— Да это и не может быть ни чем иным! Я уверена на все сто! Тем более, нам преподавали латинский язык в институте. Ошибка исключена!
Александр Сергеевич вздохнул. Снял с носа очки, прикусил дужку зубами.
— Может быть, всё дело в электромагнитных полях, излучаемых генератором? Помнишь, Женечка, на этот счёт ещё рассуждал Титов перед полётом. Что если дело в наших головах?
Женя, в отчаянии, заломила кисти рук.
— Да нет же! Я исключаю всяческую возможность группового помешательства. Это невозможно! Галлюцинации так не проявляются. Нужна единая нейронная сеть. В этом случае, да. Психоз может вызвать ответную реакцию сознания на первопричинный страх, спровоцировав одновременно один и тот же фантом у нескольких объектов наблюдения. Но в автономной среде, подобного быть просто не может!
— Среда может быть и автономная, но мы уже длительное время сосуществуем друг рядом с другом, опутанные чем-то вроде сетей заданной цели. Плюс этот корабль и его скорость.
Женя отрицательно мотнула головой.
— Тогда объясните, причиной чего могут послужить эти голоса, исходя из вашего личного опыта?
Александр Сергеевич задумался. Потом пожал плечами.
— Я не могу ответить на этот вопрос.
— Тогда ответьте на другой: что вас в данный момент связывает с Землёй? Что беспокоит в первую очередь? Это как-то связано с голосами?
Александр Сергеевич отложил в сторону блокнот и очки. Помассировал виски, тихо сказал:
— У меня на земле остался внук. Алька.
— Сколько ему лет? — улыбнулась Женя.
Александр Сергеевич вздохнул.
— Совсем ещё мальчишка.
— Он живёт с родителями? — осторожно спросила Женя.
— Родителей нет. Умерли.
— Ох, простите меня, — Женя потупила взор; не сдержала дежурной фразы: — Хотите об этом поговорить?
— Хм… А разве мы не этим сейчас с вами занимаемся?
Женя покраснела.
Александр Сергеевич этого не заметил.
— Ещё там, на Земле, мне приснился страшный сон. Будто мой внук оказался вовлечённым во мрак. Непонятно, как и по чьей воле. Но я видел, что его уводили за руку. А сам я не мог с этим ничего поделать.
— Кто уводил? — вновь не сдержалась Женя.
Александр Сергеевич пожал плечами.
— Я не знаю. Точнее не могу объяснить, чем именно это было. Просто нет слов. К тому же это был всего лишь сон. Так что, возможно, мои страхи беспочвенны.
— Кошмары никогда не возникают просто так. Даже если, на первый взгляд, в реальности, не случилось ничего экстраординарного, не стоит успокаивать себя шапкозакидательскими настроениями: мол, это просто сон, от которого к обеду не останется и следа. Это основная ошибка большинства реципиентов. Дело в том, что человеческое сознание подвержено самоуспокоению. Потому что так значительно проще: отодвинул проблему подальше от себя и живи припеваючи, словно ничего не случилось. Но это — тупик. А мы несёмся в пространстве, ох как быстро!
— А что нужно делать? — с надеждой спросил Александр Сергеевич. — Что я могу сделать, находясь на расстоянии более трёхсот миллионов километров от внука? Или думать об этом нужно было значительно раньше?
Женя молчала, силясь подобрать нужные слова. Потом ответила вопросом на вопрос:
— А тогда, во сне, внук не пытался вам что-нибудь сказать?
Александр Сергеевич отрицательно мотнул головой.
— Нет. Хотя у меня сложилось такое впечатление, что ему не позволили этого сделать.
— Тот, кто уводил?
Александр Сергеевич натужно кивнул.
— Алька походил на марионетку. Он мог лишь повторять заученные в реальности движения и не был способен на новые осознанные действия.
— Как вы расстались?
— Это так необходимо?
Женя кивнула.
— Как расстались… — медленно проговорил Александр Сергеевич, словно пробуя фразу на вкус. — Я думаю, друзьями.
— Почему, думаете?
— Потому что друзья не предают друг друга. Никогда и ни за что. А я, вот, бросил Альку одного, толком и не подумав, как он приспособится к новым условиям. На тот момент в моём сознании пухли баснословные суммы, что сулил по возвращении на Землю Титов. Естественно, я приспособил ситуацию на свой лад, заручившись уверенностью, что деньги помогут, поставить внука на ноги. Теперь же, изо дня в день, — точнее сутки напролет — я пытаюсь разоблачить собственную совесть. Правильной ли целью я задался, находясь на Земле, и если нет, что именно подтолкнуло меня к краю бездны, а самое главное: ради чего?
— И как успехи?
— Никак. Совесть молчит. А это значит одно из двух: либо я действительно прав в своих деяниях, либо превратился в одного из тех «слепцов», о которых вчера рассказывал Малыш.
— Что за «слепцы»? — машинально спросила Женя.
— Трудно сказать… — Александр Сергеевич развёл руками. — Насколько правильно я понял смысл речи Малыша, под это определение он подводит среднестатистических обитателей планеты Земля, которые существуют в угоду себе, не замечая ничего вокруг.
Женя кивнула, тут же задумавшись о чём-то своём.
«А кем была я до того момента, как Славик… Господи! Если на корабле и есть «слепцы», то это никак не Светлана!»
Женя обхватила плечи руками, силясь унять нестерпимую дрожь во всём теле.
— Женечка, с тобой всё в порядке? — озабоченно спросил Александр Сергеевич, привставая со своего кресла.
— Да! — почти выкрикнула Женя. — Просто задумалась.
— Понимаю, — Александр Сергеевич снова сел. — Так что с моим сном? Откуда всё это?
Женя проглотила ком.
— Скорее всего, это элементарная физиология дурного сна: реакция на расставание. Часто проявляется в виде кошмаров, особенно когда одного из расстающихся, тревожит душевное и материальное состояние своего ближнего. Просто до этого реципиенты находились внутри одной инерциальной системы отчёта: знали общие привычки, правила игры, дозволенные рамки поведения. А когда лязгнула гильотина, отсекая одного от другого, то все эти связи сразу же нарушились. Треснули словно грань опрокинутого зеркала, оставив в памяти каждого отдельные события и эпизоды прошлого. Обычно помнится лишь хорошее, что согревало душу, даровало свет и позитив. Но иногда, в особенности по ночам, на поверхность всплывает страх. Он — прародитель кошмара, а последний, рисует в сознании жуть. На деле это всего лишь фантом, но как я уже говорила, не стоит закрывать на него глаза. Кошмар, признак того, что с организмом что-то не так. Возможно, нужно переосмыслить существующие ориентиры, жизненные ценности или свой путь в целом. Иначе можно заплыть так далеко, что потом просто не вынырнешь.
Женя замолчала, уставилась на собственные ладони. На хитросплетения линий, пульсирующие жилки, влажные поры. Вот он путь, застыл перед глазами, словно снизошёл свыше. Но только его невозможно постичь, а если и возможно, то какую цену придётся заплатить за обретение смысла? Собственную жизнь? Жизнь близкого человека? Или жизнь незнакомого мальчишки, просящего на вокзале милостыню? Апофеозом всего стоит окружающее общество. Что станется с ним, когда один отдельно взятый индивид ступит за грань? Оно так же отойдёт ото сна? Попытается переосмыслить то, что уже было, есть и ещё предстоит в скором будущем? Или и вовсе уйдёт с головой в себя, закрыв глаза на приближающийся с неимоверной скоростью тупик? Столкновение неизбежно! Но кабина локомотива абсолютно пуста. В ней остался лишь пышущий жаром котёл, бьющиеся в лихорадке стрелки манометров и агонизирующий вой свистка, как неоспоримое свидетельство приближающегося конца.
— Женечка, спасибо тебе.
Женя вздрогнула.
— За что?
— Как это за что? — улыбнулся Александр Сергеевич. — За то, что поддержала всплакнувшего старика в трудную минуту. Без твоих слов, я бы и дальше продолжал накапливать в себе этот мрак, который однажды бы поутру огрел меня по лбу клюкой!
Женя насторожилась.
— А здесь, в космосе, вы видели этот сон повторно?
Александр Сергеевич отрицательно качнул головой.
— Здесь я сплю вообще без снов.
Женя кивнула.
— Я тоже… о чём бы ни думала, засыпая. Мне кажется, это всё из-за тьмы. Она и впрямь что-то перестраивает в наших головах. Отчего «тараканы» остаются запертыми внутри. Хотя им там даже лучше, наедине с трепещущим от страха сознанием. Так проще всего диктовать свои условия, — Женя помолчала. — А вот «голоса» мы принимаем снаружи. И именно от этого нужно плясать.
— Наверное, ты права, Женечка, — кивнул Александр Сергеевич. — Да и магнитные поля, какими бы они ни были огромными, вряд ли могут довести нас до умопомешательства. По крайней мере, не так скоро.
Женя кивнула.
— Так что всё это значит? — спросил Александр Сергеевич, глядя Жене в глаза.
Женя не выдержала, потупила взор.
— О чём вы?
— Я о голосах в радиоэфире.
— Ну да. Тут нет никакого смысла. Просто комбинации цифр и отдельные числа. Странность вызывает лишь слово «натант», которое повторяется всякий раз, после очередной комбинации цифр.
— «Натант»? — переспросил Александр Сергеевич.
Женя кивнула.
— Плыви.
— «Плыви?»
Женя вздрогнула. Резко обернулась. Выдохнула.
На пороге отсека застыла босоногая Светлана — она никак не желала избавлять от этой своей привычки ходить босиком.
— «Плыви»? — повторила девочка испуганным голосом.
— Светлана, как мы рады тебя видеть! — Женя нервно улыбнулась, попыталась сменить тему. — Снова беседовала с Малышом?
Светлана кивнула.
— Он хочет разогнаться побыстрее. Так легче всего мыслить. А если «поплыть» — так это и вовсе всё решит.
Женя непроизвольно отступила на шаг назад.
— Но нам нельзя разгоняться. Так мы собьемся с курса и улетим неведомо куда.
— Мы и так летим именно туда. Хотя «плыть» было бы быстрее.
— А ты сама смогла бы? — осторожно спросил Александр Сергеевич, нервно хватаясь за дужку очков. — Одна?
Светлана пожала плечиками.
— Наверное. Только у меня нет истиной цели.
— А без неё никак? — спросила Женя.
— Конечно.
— А как же родители? — надавил Александр Сергеевич, игнорируя бессловесные протесты Жени.
— А причём тут родители? — совсем по-взрослому возразила Светлана, скрестив худые руки на груди. — Их ведь не вернуть. Обратный путь есть только у живых, точнее у тех, кто ещё не прошёл «трансформацию».
— Но как же они могли там оказаться… живые? — Александр Сергеевич подался вперёд.
Светлана пожала плечами.
— По разным причинам. Кто-то «поплыл» за друзьями… Кто-то захотел познать истину… Кого-то просто сманила Тьма… Путников много и у каждого свой Путь.
— Господи! — Женя прислонила пальцы к трепещущим губам. — Это тебе Малыш всё рассказал?
Светлана отрицательно качнула головой.
— Тогда кто же? — подал голос Александр Сергеевич.
Светлана выждала тягучую паузу.
— Ребята.
— Кто? — Александр Сергеевич с трудом усидел на месте. — Какие ещё ребята?!
Светлана осталась безучастной.
— Я никого из них не знаю. Но их там много, на Пути. Они не уходят, потому что ждут нас. Когда мы все «проснёмся».
— И что тогда? — спросила побледневшая Женя.
— Тогда можно будет «плыть» за грань. К новой звезде, так как эта умирает. Всем вместе. Потому что поодиночке, как сейчас, — им страшно.
Повисла гнетущая тишина.
Светлана понурила голову. Александр Сергеевич тёр тыльной стороной ладони взмокший лоб. Женя просто смотрела перед собой, не зная, как быть.
— Светлана, а что значит «плыть»?
Девочка вздрогнула. Обрушила на трясущуюся от страха Женю бездонный взор.
— «Плыть» — это двигаться вдоль Пути за горизонт. Только так можно вырваться из этой реальности и проникнуть в другой мир.
— В этом весь смысл?
Светлана пожала плечами.
— Скорее это неизбежность. Если остаться тут, тогда всех нас, рано или поздно, подвергнут «трансформации».
— Что, прости?
— Приспособят к Тьме. Потому что такие, как есть, мы Ей не нужны.
Александр Сергеевич откашлялся.
— Так что же такое Путь?
Светлана резко обернулась — словно зрячая.
— Они построили его, чтобы бежать. А Тьма теперь идёт по нему за Ними. Они не могут разрушить Путь, потому что, в этом случае, и сами утратят способность к бегству.
— Кто они такие?
— Они… Они… Это те, кто были до нас. Они что-то испортили. Сломали какую-то «печать». А может быть все. Теперь Тьма свободна. Она эволюционирует, пожирая эмоциональные миры. Она питается душами и подчиняет себе заблудшую плоть.
— Разве это эволюция? — усомнилась Женя.
— Для Тьмы, да, — ответила Светлана и подошла к иллюминатору. — Она — повсюду. Она внутри нас.
— Тогда смысл бежать? — спросил Александр Сергеевич.
— Не все миры холодные и бездушные. Душа во мраке сеет свет, — Светлана указала рукой на мерцающие за толстым стеклом огоньки. — Если однажды они угаснут — не станет ничего. Всё рухнет, словно замок, а над его руинами ещё долго будут кружить голодные стервятники. Только тут есть одно «но».
— Какое? — спросили в один голос Женя и Александр Сергеевич.
Светлана медленно обернулась.
— Не всё тот свет, что манит. Вынырнув с глубины на свет, можно оказаться во мраке чувств, а нырнув на глубину — пройти сквозь грань. Просто не каждому под силу это.
— Что именно? — спросила Женя.
— Определить истинную цель и преодолеть страх в груди.
Женя почувствовала, как заломило внутри её собственной груди.
— Это всё тебе рассказали те самые дети, которых ты видишь во сне? — спросил Александр Сергеевич.
Светлана отрицательно качнула головой.
— Я не вижу здесь снов. Внутри корабля плохая атмосфера. Она отсекает всё извне. Остаётся лишь тьма, поглотившая все чувства, — Светлана вздохнула. — Больше никто не увидит снов. По крайней мере, пока мы не долетим до цели.
— Тогда откуда же взялись дети? — спросила сбитая с толку Женя.
Светлана закусила нижнюю губу.
— Я не могу. Обещала, что никому не скажу.
— Это Аверин? — спросил Александр Сергеевич.
Светлана сжалась в трепещущий комок. Часто-часто замотала головой. Потом притихла.
— Я дала честное слово! Не мучайте меня. Прошу!
Светлана шагнула к шмыгающей носом девочке.
— Светлана, прости нас. Мы не хотели причинять тебе боль! Просто… Нам всем очень страшно.
Светлана уткнулась в плечо склонившейся Жени и принялась со свистом всхлипывать. Александр Сергеевич откинулся на спинку кресла. Принялся снова массировать виски.
Женя обнимала плачущую девочку и понимала, что назад они уже не вернуться, как и не обретут истину. Единственное, что их и встретит — это кромешная тьма, страшнее ночи.
Титов смотрел на брикеты с хлебом и сопел.
Над головой жужжали люминесцентные лампы. За спиной редко вздрагивал встроенный холодильник. За круглым иллюминатором сгущалась бездна.
Титов отложил брикеты, ухватился за первый, подвернувшийся под руку тюбик. Спросил:
— Почему раньше ничего не сказали?
Женя вертела в дрожащих пальцах пакет с куриным бульоном. Она уже тысячу раз прочитала названия консервантов, была в курсе калорийности продукта, изучила лицевую этикетку, попутно измяв пальцами податливый пластик до неузнаваемости.
Расплющенный бульон никак не реагировал на Женины переживания, покорно принимая ту или иную формы. Сейчас он так походил на человеческое сознание, прибывающее в центре встревоженной толпы. Толпы что не замечает его, но, тем не менее, чинит постоянный вред. Потому что так надо для достижения общей цели. Растоптать, закатать в асфальт, выжать все соки. Это была машина, внутри которой вертятся гремящие шестерни. Конвейер по производству зла, боли, страданий… А в то же время где-то существовал мир, внутри которого пульсировала другая жизнь. Там мирно тикали часы, вращая шестерни посредством упругой пружины. Это была иная реальность, запретное измерение, невидимая грань. Там всё вершилось с оглядкой на прошлое, так как избранный путь и принятое мировоззрение, не допускали ошибок, а соответственно, и прихода Тьмы.
В первом случае, повсюду выли двигатели транспортёров — они являлись основой основ. Резиновые ремни — гибкие и вёрткие — задавали цель, скользя по скрипящим валам. По ним во всевозможных направлениях неслись недалёкие заготовки. Прямиком внутрь чрева огромных жужжащих колоссов, где в пламени и жаре происходила обработка. Потом открывались металлические врата с другой стороны, и снова пели ремни. Они уносили полупродукт дальше, к очередным колоссам, угодливо распахивающим свои двери. Недоработки отсеивались в пути. Они сваливались с транспортёра в чёрные дыры, на дне которых происходили цикличные вспышки, — больше их никто не видел. Прошедших же конвейер, ждало раздаточное колесо. Оно мерно вращалось вокруг горизонтальной оси, демонстрируя товар лицом. Заготовки лились в это кольцо звенящей рекой. Замирали. Затем наставал день, и приходили дерзкие покупатели.
Второй случай. Здесь шестерни крутили вовсе не ревущие моторы. Как не было длиннющих ремней и ужасных колоссов. В недрах сознания метались упругие пружины: туда-сюда, тик-так, так-так. Механизм жил вовсе не жаждой продукта. Он нёс в себе информацию. Неведомо кому, неведомо где, неведомо когда. Может показаться, что жить вот так, в самом себе, неимоверно скучно, но Механизм не грустил. Он повседневно делал своё дело и ждал… Иногда заглядывал Мастер, и Механизм был ему рад. Потому что тот не навязывал своей воли, а просто говорил: интересовался, как дела, что случилось, не забывая при этом рассказывать о себе. Причём делал он это так, словно ни к кому не обращаясь. А иногда пел — мурлыкал себе под нос незатейливый мотивчик и смазывал шестеренки Механизма канифолью. В этих случаях Механизм и вовсе замирал, прислушиваясь к совершенству. Он знал, что ни за что в жизни не сможет повторить и двух нот из «услышанного» мотивчика, но это его не злило. Нисколько. Потому что он знал свою цель, своё предначертание, свою роль. И всё это, в совокупности, не мог постичь ни один мастер во всём мире, потому что их цель была так же совершенно иной. Но, в свою очередь, они ценили и оберегали Механизм, потому что без него, утратился бы смысл всей их жизни. Так они и жили в дружбе, Мастер и Механизм.
— Евгения, вы с нами?
Женя вздрогнула. Уставилась на Титова, будто видела впервые в жизни. Тут же взяла себя в руки и отложила пакет прочь.
— Нет аппетита? — спросил Аверин.
— Фигуру берегу, — попыталась отшутиться Женя, но ничего не вышло.
Титов вздохнул.
— Самое страшное в нестандартной ситуации, это когда ты перестаёшь её контролировать.
— Неплохо сказано, — кивнул Аверин, выдавливая в рот вязкое повидло. — Хм… Тоже неплохо.
Титов провёл ладонью по лицу.
— Ну так что, Евгения? Давайте не будем играть в молчанки и прочее — мы же с вами взрослые люди.
Женя тряхнула головой.
— Да я и не играла ни во что, — она вновь ухватилась за отложенный пакет.
«Ой, плохо! Вообще жуть! Только посмотри, до чего ты себя довела, подруга!»
— Просто думала, с чего начать. Ведь, по сути, ничего и нету.
— Ничего себе, нету, — Титов покачал головой. — По радио вовсю болтает неведомо кто, а вы, шуточки шутить!
Женя выдохнула. Затем набрала в лёгкие побольше воздуха и заявила:
— Я бы сказала, что они разрозненные — эти комбинации, — ответила Женя. — Имеются редкие повторы. Но если не задаваться конкретной целью их определения, то покажется, что данные всё время изменяются.
Титов тёр указательным пальцем губы и молчал.
— А чего-нибудь странного нет? — спросил Аверин. — В этих цифрах. Может число «пи» проскальзывает или стороны равнобедренного треугольника упоминаются?.. Невзначай, конечно.
Женя метнула в Аверина взгляд полный ненависти.
— Сядь и послушай, если так интересно! Одного понять не могу: почему все на меня так взъелись? Я просто врач, а не пилот или научный сотрудник-лингвист! А если никто из вас не знает латынь, так это ваши проблемы, а не мои! Садитесь и учите, пока не долетим! Заодно, расширите кругозор.
— Евгения, — Титов искренне посмотрел Жене в глаза — та тут же отвернулась. — Женя, никто на тебя не злится и не давит. Тебе это просто кажется из-за той напряжённости, что царит сейчас внутри корабля.
— И чем же она вызвана, эта ваша напряжённость? — безразлично спросила Женя, по-прежнему смотря в сторону.
— Внешними факторами. Думаю, это нормально. Особенно, если учесть факт того, что мы столкнулись с неизведанным. Причём так скоро. Я, если честно, ничего подобного и не ожидал.
— Выходит, нам незачем лететь дальше, — Аверин скучно улыбнулся.
— Это ещё почему? — не понял Титов.
— Вы ведь нашли ту жизнь, что искали. Причём не каких-нибудь там головоногих малюсков или медуз, живущих подо льдом, а здравомыслящих существ, что уже освоили радио и дальний космос.
— Всё шутите? — Титов вновь повернулся к Жене. — Сколько разрядов в численных построениях?
— Когда как. Но в основном, четыре разряда. Насколько правильно я могу судить. Потому что произношение немного изменено, плюс помехи и разнообразие голосов в эфире.
— Как это, разнообразие?
— Ну как… — Женя пожала плечами. — Это явно разные существа. Причём из различных мест. Потому что мощность сигнала постоянно меняется.
— А женские голоса есть? — спросил Аверин.
— Есть, — охотно откликнулась Женя. — Причём заключительную фразу — «натант, — неизменно говорит женский голос. А мужчина перед этим повторяет, ранее сказанную ею комбинацию чисел. Как-то так.
Титов кивнул.
— Ясно.
— Что вам ясно? — поинтересовалась Женя.
Титов тяжело вздохнул. Собрался было ответить, но Аверин его опередил:
— Это — станция. Обычная железнодорожная станция, какие есть в любом современном городе.
— Вы сами соображаете, о чём говорите? — Титов покрутил пальцем у виска. — Какие поезда? Мы за триста миллионов километров от ближайшего железнодорожного вокзала!
Аверин качнул головой.
— И всё-таки это Путь.
— Откуда ты знаешь про Путь? — Женя еле сдержалась, чтобы не вскочить на ноги.
— Так, с меня хватит, — Титов сунул недоеденный обед в пластиковый пакет, запечатал и опустил в мусоросборник. — Евгения, плохо. Очень плохо, если не сказать больше. Вы меня разочаровываете. Я надеялся на вашу сознательность, а не на этот, простите, каламбур… Приятного аппетита.
— Спасибо, — машинально ответила Женя, даже не оглянувшись на Титова.
Аверин изобразил рукой знак «пока».
— Откуда тебе известно про Путь? — повторила свой вопрос Женя.
Аверин усмехнулся.
— Не поверишь, но у меня к тебе тот же самый вопрос.
Женя вспыхнула, словно новогодняя ёлка. Потом всё же заставила себя успокоиться, но сказала нелепость:
— Я первой спросила. Отвечай!
Аверин громко засмеялся. Но буквально тут же сделался серьёзным, прочистил горло и сказал, стараясь не попадаться под испепеляющий Женин взор:
— Так и быть, расскажу. А то затерроризируете бедную девчушку.
Титов смотрел на полосатый диск далёкого Юпитера и думал. Сознание тревожил последний инцидент с Малышом. А именно: то, как неодушевлённая система могла додуматься до подобного откровения? Да, она могла самообучаться, кроме того, как не отнекивайся от данности, но некое подобие души у Малыша тоже было.
Титов невольно вздрогнул: он сам себе противоречил уже в самом начале своих размышлений.
«Похоже, мы открыли очередной Ящик Пандоры, не совсем понимая, каким именно образом можно захлопнуть его, случись что. А ведь случилось, причём не где-то, а за сотни миллионов километров от дома! От Земли. Беспрецедентный случай. Только если некоторые дети, — а возможно и все! — и впрямь не знают способа, как открывать для себя иные миры. Но ведь это поистине немыслимо».
Титов отчётливо помнил себя в детстве. Отчим постоянно пил, просаживая последние копейки, отложенные на «чёрный день», — отца маленький Титов не знал, тот разбился в автокатастрофе, как и у всех, кто не знает отца. Мать была на группе — и на грани, — но всё равно носилась, не щадя собственных сил, по различным инстанциям и учреждениям, выбивая очередные скудные пособия, для того, чтобы хоть как-то выжить.
Игрушек маленький Титов, естественно, не видел. Разве что на витринах недоступных магазинов или в руках сверстников. Было до боли обидно, а ещё стыдно. Маленький Титов не понимал последнего. Как может быть стыдно за подобное? Стыдно, когда ты в чём-нибудь виноват или скрываешь правду. А тут, какая вина? И если эта вина не его, тогда чья? Разве виновата больная мама в том, что не может позволить себе купить сыну даже самую дешёвую игрушку, чтобы тот играл во дворе с остальными ребятами, а не мялся робко в сторонке, содрогаясь от косых взглядов сверстников, будто от наскоков злобного ветра, в душе желая поскорее сгинуть? Нет, не виновата. Ведь она и без того тратит все скопленные деньги на своего единственного сына. Тогда виноват отчим! Это он пропивает зарплату, сутки напролёт не ночуя дома! Хотя… Какое ему дело до чужого ребёнка и больной женщины, живущих в его же квартире? — их собственную захапали кредиторы, когда устали ожидать ежемесячные выплаты за арендованное жильё. Тогда все деньги шли на мамино лечение… До тех пор, пока не стало ясно, что всё впустую. Значит, виновата система! Она как скрипящий лёд, по которому ступает нога человека, — может треснуть под кем угодно, но, как правило, выбирает совершенно беспомощных жертв, словно желает понаблюдать, как те поведут себя, оказавшись на краю бездны.
Так вот, постоянно оставаясь в стороне от правды, маленький Титов открыл для себя удивительную истину. Оказывается, фантазия нужна не только для того, чтобы мечтать о будущем или размышлять после школы над домашним заданием. Вовсе нет! Она способна создавать целые миры! Просто так, по велению мысли. Миры с морями и реками, с полями и лесами, с горными массивами и бездонными каньонами. Но и это ещё не всё. В этих мирах жили маленькие персонажи: мальчики и девочки, птички и зверята, рыбки и насекомые. Они просыпались каждое утро все вместе и начинали играть. Там не было косых взоров или оплеух, чтобы поскорее отстал, раз не понимаешь по-хорошему. Друзья помогали друг другу, а случись беда, рука об руку, противостояли напасти, борясь против общего врага! И они всегда побеждали зло, даже самое коварное и непредсказуемое.
Ещё друзья разговаривали с маленьким Титовым по вечерам. Почему-то именно лёжа в постели сразу же находилось превеликое множество тем для бесед. Титов слушал истории про звёздные дали, про мощные звездолёты, что перемещаются в пространстве вовсе не за счёт реактивных двигателей, а простым усилием мысли. Он слушал, как экспедиции возвращаются домой, и их встречает ослепительное солнце. А потом необъятные дали. Кроны исполинских деревьев. Шелестящая на ветру трава. Открывается люк и всё… Первый вздох кажется бесконечным! В груди всё замирает, там под ямочкой. Сердце заходится в бешеном ритме! Поют птицы, а от вьющихся повсюду запахов кружится голова.
Так он и засыпал. А когда просыпался, вновь сталкивался с всеобщим равнодушием и косыми взглядами. Тогда маленький Титов заново отрекался от действительности, и весь день в его душе пели птицы.
Титов вновь вздрогнул. Покосился на копающегося в схемах Рыжова. Тот никак не отреагировал, и Титов заново воззрился в бездну.
«Вот всё и вернулось на круге своя, с той лишь разницей, что теперь я вовсе не мальчишка. Похоже, в кольце и впрямь что-то есть. Вряд ли поезд — я его и не видел сроду. Хотя я просто не заглядывал так далеко. Мне хватало поверхности, а кто-нибудь, возможно, и впрямь проник за грань. Так что же делать? — Титов помассировал виски. — Один случай несанкционированного разгона уже был. В тот момент, когда Малыш попытался приблизиться к истине. Где гарантии, что подобное не повторится снова? Гарантий нет никаких. Что если корабль и впрямь способен «плыть» — что тогда? Допустим, другая сторона реальности. Но как прыгать без ориентиров? Как потом вернуться обратно? Да и хватит ли топлива? — Титов тёр уже подбородок. — Нет, не хватит. Но ведь есть Светлана… Стоп! Это уже слишком! Да и потянет ли она всё вместе? Саму себя, может быть и да. А вот как быть с остальными членами экипажа? Или довольствоваться тем, что им хватит обретённой истины? Бред. Зачем нужна такая истина, которая равносильна смерти, потому что обратного пути попросту нет? Чёрт, это и впрямь замкнутый круг!»
Титов посмотрел на Рыжова.
— Мы сможем провести внеплановый разворот в ручном режиме?
Рыжов неопределённо хмыкнул.
— Да или нет? — сухо спросил Титов.
— На такой скорости — это безумие. Достаточно одного неверного манёвра и нас унесёт чёрте-куда. Я бы не стал рисковать, — Рыжов выжидательно глянул на Титов. — Есть какие-то проблемы?
Титов кивнул.
— Есть всего одна проблема, но она тревожит меня побольше всего остального.
— Дело в Малыше?
— В нём. Мы чего-то не учли, создавая столь сложный организм. Похоже, человеку и впрямь слишком рано возлагать на себя функции бога.
— Малыш — всего лишь разумная система.
— В том-то и дело, что разумная, — вздохнул Титов. — Только думает эта система не о заданном уроке, а о чём-то своём. Как и человек.
— Думаешь, он представляет серьёзную опасность?
Титов пожал плечами.
— Как я могу ответить на этот вопрос, когда даже приблизительно не знаю, откуда пошло всё это. Если только…
— Что, «только»?
Титов напряжённо молчал, вновь размышляя о чём-то своём. Рыжов ждал. Титов всё же ответил:
— Мне кажется, он общался со Светланой. Ещё там, на Земле, до полёта.
— Думаете, эта индиго могла его чем-нибудь «заразить»? — Рыжов усмехнулся.
— Думать нужно было там, — сухо ответил Титов, поднимаясь из кресла. — Мы же предпочли закрыть на всё происходящее глаза… как нам и посоветовали.
Рыжов недовольно спросил:
— Так что мне делать?
— Просчитай манёвр. От и до. Если есть хотя бы пятьдесят процентов на успешный исход, то это уже что-то.
Рыжов нахмурился.
— Я просчитаю. Только, в этом случае, мне нужен наш «старик».
— Александр Сергеевич в твоём распоряжении, — Титов замер у люка. — Что-нибудь ещё?
Рыжов сказал, не оборачиваясь:
— Мне не понравилось выражение: «на успешный исход».
— Мне тоже, мало что нравится во всём этом.
— Это же полнейший бред! — Женя недоверчиво качнула головой. — Такого не может быть в действительности!
Аверин усмехнулся. Потрепал задумчивую Светлану по распущенным волосам. Девочка никак не отреагировала на этот жест. Лишь прислонила правую кисть к подбородку и оттянула пальцами нижнюю губу.
Женя уставилась в иллюминатор.
Свет в кают-компании еле заметно мерцал. Два дивана — вдоль переборок, письменный стол — посередине, книжный шкафчик — у дальней стены. Всё казалось живым. Тени от мебели раскачивались из стороны в сторону, силясь уловить суть беседы.
Женя всплеснула руками.
— Даже если поверить в эту историю, — чего я, хоть убейте, не могу сделать! — неизменно возникает другой вопрос: как это всё связано с происходящим здесь?
Аверин пожал плечами. Взял со стола карандаш и принялся вертеть в пальцах. Посмотрел на Женю.
— А кто сказал, что всё взаимосвязано?
Женя уставилась в ответ.
— Да тут не нужно быть заправским экспертом криминалистики. Ведь факты же — налицо!
Аверин рассмеялся.
— Ну вот, верить не верим, но играем в факты.
Женя вспыхнула.
— Ну, знаешь ли!.. — Она всё же заставила себя совладать с чувствами и, переведя дух, продолжила наседать: — Это непонятно понятие «плыть» — употребляется и здесь и там! Эта чёртова латынь, и проклятые поезда, что везут людей незнамо куда!
— Так уж и не знамо… — процедил Аверин.
Женя поперхнулась.
— И ты веришь, что именно туда?
— А что мне остаётся делать? Я видел это, как вижу сейчас вас двоих! Я потерял друзей! Чуть было не погиб сам! Чему мне верить, если не собственным глазам?!
Женя задумалась.
— Возможно, эпилептический припадок. Знаешь, существует такое нервное расстройство, именуемое «эпилепсией височных долей головного мозга». Ею ещё страдал писатель Льюис Кэрролл. Тот, что написал сказку про «Алису»…
— Да никакая это не эпилепсия! — взорвался Аверин. — И не сказка. Я это чувствовал, понимаешь? Здесь, в груди! Это было реально! Хоть и происходило невесть где.
Светлана вздрогнула. Обернулась к спорящим. Прошептала:
— Я знаю, что там что-то есть.
— Где??? — в один голос спросили Аверин и Женя.
— Там, — девочка безошибочно указала рукой на диск Юпитера за иллюминатором.
Женя ухватилась за подбородок.
— А что там? — спросил Аверин.
Светлана зажмурилось.
— Я… Я пока не знаю, что именно. Но это именно Оно захотело, чтобы мы прилетели, а не «приплыли».
— Но почему так? — не вытерпел Аверин.
Светлана пожала плечами.
— Мне кажется, что Оно хочет собрать картину воедино: рациональность и иллюзию. И продемонстрировать исход нам. Для того чтобы мы прозрели. Но… — Светлана неожиданно умолкла.
В кают-компании повисла гнетущая тишина. Все ждали, что будет дальше, а Светлана почему-то заплакала.
— Что с тобой, милая? — Женя поспешила утешить шмыгающую носом девочку, но та попросту отстранилась.
— Не прикасайся к ней, — сказал Аверин.
— Это ещё почему?
— Не стоит, поверь мне.
Женя нехотя отступила в сторону.
Светлана стёрла со щёк слёзы, прошептала:
— На этом корабле все что-то потеряли. Это именно Оно устроило всё так. И, скорее всего, Оно нехорошее. Ему что-то нужно от нас, а потому Оно не отпустит.
— Нужно сказать Титову, чтобы немедленно поворачивал корабль назад! — Женя ринулась к люку, но Аверин удержал её за руку. — Что ещё?! Если всё обстоит действительно так, как ты рассказал, то это и впрямь чертовщина!
Аверин качнул головой.
— Только что ты в неё не верила.
Женя попыталась вырваться. Не вышло — Аверин держал крепко.
— Отпусти меня! Вы все больные! Неужели не понятно, что это всё из-за корабля?! Он задался какой-то, одной ему известной целью, и кто знает, зачем ему нужны все мы!
Аверин улыбнулся.
— Это вовсе не корабль. Это — Тьма. А горизонт — именно там, — и Аверин повторил недавний жест Светланы.
Девочка всхлипнула.
— Мячик сказал, что Оно захватило его сородичей. Они пытались его спасти, но ничего не вышло. И теперь он тоже хочет очутиться там. Только у него нет сил «плыть», потому он послал меня.
— Но что ты можешь сделать? — в отчаянии спросила Женя. — Ведь ты же…
Аверин дёрнул Женю за руку, так что та прикусила язык.
Светлана утвердительно качнула головой.
— Да, я калека с рождения. Я никогда в жизни не видела свет. Возможно, и Оно тоже не видело. Но Мячик научил различать цвета. И сейчас я вижу вовсе не Юпитер. Я вижу красную Звезду, какую до этого видел Яська.
Аверин машинально разжал пальцы. Женя вырвалась и поскорее отскочила прочь.
— Что тут происходит? — В кают-компанию протиснулся Титов. — Что вы хотите от девочки?
Женя сверкнула глазами.
— Нам нужно разворачиваться! Немедленно!
— Это невозможно, — сухо ответил Титов, смотря на вздрагивающую Светлану. — Дорогая, о чём они расспрашивали тебя?
Женя топнула ногой.
— Не игнорируйте меня! Я такой же член экипажа, как и все остальные! И у меня есть собственное мнение!
Титов резко обернулся. Женя попятилась, не выдержав его испепеляющего взора. Титов прошипел:
— Вы несёте ахинею. Очнитесь, вы же доктор. Не нужно закатывать сцен, тем более, перед лицом ребёнка.
Женя виновато покосилась на раскачивающуюся из стороны в сторону Светлану.
Титов встряхнул Женю за плечи.
— В данный момент, мы находимся, в так называемой, точке невозврата. Даже если мы прямо сейчас начнём программный разворот — это ни к чему не приведет.
— Почему? — машинально спросила Женя.
— Да потому что мы просто не успеем погасить скорость. Торможение рассчитано вплоть до орбиты Юпитера.
— А если увеличить эту, как вы её называете… Тягу?! — не унималась Женя.
— Это всех нас убьет, — прошептал Титов в Женино ухо, стараясь, чтобы Светлана не услышала его мрачных слов.
Женя поникла. Обхватила плечи руками. Замотала головой, отказываясь верить в услышанное.
— Нет, так не может быть. Это неправда! Вы просто не хотите поворачивать обратно, потому что, в этом случае, ваша миссия закончится провалом!
— Евгения, вы сами отмахиваетесь от истины. Она — перед вами, а вы же идёте на поводу у собственных эмоций. Кстати! — Титов оглядел всех по очереди. — Я так и не услышал ответа на свой вопрос. Что вам было нужно от девочки?
Ответом явилась тишина. Тогда Титов обратился непосредственно к Светлане:
— Дорогая, чего добивались от тебя эти люди?
Девочка вздрогнула. Собралась с духом и соврала:
— Ничего. Я просто вспомнила погибших родителей, а они пытались меня подбодрить. Вот.
Титов прищурился. Гляну исподлобья на Аверина. Улыбнулся.
— Что ж, хорошо. Тогда что так сильно встревожило Евгению? — Титов повернулся к в усмерть испуганной Жене.
Та поспешила потупить взор.
— Я жду, — сухо сказал Титов. — Я стал свидетелем самой настоящей истерики. Никто не покинет этот отсек, пока я не услышу ответа.
— Она просто боится лететь, неужели не ясно? — Аверин шагнул к выходу. — Вам самому не страшно? Только отвечайте честно.
Титов напрягся.
— Эта миссия направлена в космос для обретения знаний. Она создавалась с целью обретения истины. Хм… А кто вам сказал, что эта истина должна быть радужной и пленительной? Страшно ли мне? Да, страшно. Но, в большей степени, я страшусь не того, что ждёт на Европе, а того, что происходит здесь и сейчас, — Титов вновь шагнул к трясущейся Светлане. — Светлана, я тебя прошу — не приказываю, прошу — пожалуйста, ответь мне на один вопрос. Ответишь?
Светлана робко кивнула.
Титов уже собирался заговорить, но девочка его опередила:
— Малыш просто хочет разобраться в себе. Он безопасен для нас. Зло — впереди. Внутри же нас, лишь то, что мы сами впустили, — Светлана отстранилась. — Я «вижу» внутри вас чёрное семя. Пока оно не проросло… но вам нужно быть осторожным.
Титов попятился. Уткнулся спиной в Аверина, прислонился руками к собственной груди.
— Но как? — прошептал он. — Откуда?
— Оно едет из дома. Это подарок щедрой Селены.
Титов закачался.
— Откуда ты знаешь про «артефакты»?
— Я много чего вижу в голове, — прошептала Светлана. — Но и много чего не понимаю. Нужно лететь до конца, только в этом случае, нам откроется часть истины. Почему всё так, а не иначе.
— Что за артефакты? — спросил Аверин.
Титов монотонно произнёс, мысленно пребывая где-то далеко:
— Двадцать четвёртого июля тысяча девятьсот шестьдесят четвёртого года «Апполон-11» спустил на землю груз. То, что астронавты добыли на оборотной стороне Луны. Это шокировало многих. И ужаснуло.
За иллюминатором клубились бесконечные облака. Они были сизо-оранжевого цвета, отчего походили на языки умиротворённого пламени. Дыбились рыжие протуберанцы. Мерно оседали косматые всполохи. Чуть в стороне вращалась бесконечная спираль Большого красного пятна. Соседние «джеты» разгоняли его периферию, однако чем ближе к центу, тем спокойнее и умиротворённее выглядело насыщенное аммиаком вещество.
Вспыхнула фиолетовая вспышка, заставив Женю невольно податься прочь от стекла.
— Гроза… — задумчиво произнёс Малыш. — Она несоизмерима с тем, что мы привыкли видеть на Земле. Однако если учесть размеры Юпитера, то ничего экстраординарного не произошло.
— А как же дождь? — разочарованно вздохнула Светлана. — Без него гроза — бессмысленна.
— Дождь обязательно будет.
— Разве там есть вода? — спросила Женя, вновь пододвигаясь к иллюминатору.
Скучающая пелена на секунду развеялась, обозначив под собой синюю бездну. Она и впрямь походила на бескрайний океан, в котором можно плыть вечно. Занавес дрогнул и задёрнулся, не желая выдавать своих тайн.
— Ничего себе… — прошептала шокированная Женя, прикасаясь пальцами к стеклу иллюминатора.
— Что там? — с любопытством спросила Светлана, соскакивая с дивана.
— Он огромен!
— Кто? — Светлана подошла вплотную и привстала на носочки. — Юпитер?
Женя отодвинулась в сторону, пуская девочку на своё место. Светлана по-детски уткнулась носом в стекло. Ойкнула и смущённо улыбнулась.
— Океан… — прошептала она, дотрагиваясь пальчиком до стекла. — На что он похож?
— Бездонная синева под ногами, словно спускаешься на батисфере в глубокую впадину, — Женя сама подивилась озвученной аналогии. — Хотя больше похоже на небеса.
— Да, это не океан, — согласился Малыш. — Точнее океан, но состоящий вовсе не из воды.
— Как это возможно? — не поняла Светлана. — А дождь?
— Дожди идут в вихревых облаках. Аммониевая вода. Синяя бездна под облаками — это водород.
— Целый океан водорода? — спросила Женя.
— В верхних слоях атмосферы водород присутствует в виде газа. По мере погружения, давление растёт, в результате чего, водород меняет своё агрегатное состояние — он становится жидким. А ещё глубже — и вовсе металлизированным.
— Металлический водород? — не поверила Женя. — Разве так бывает?
— При давлении порядка четырёх тысяч гигапаскалей и температуре свыше двадцати тысяч кельвин — может быть и не такое.
— А есть доказательства? — не унималась заинтересованная Женя.
— Конечно. Самый весомый аргумент — это смертоносные радиационные пояса Юпитера. Они обусловлены движением металлизированного водорода — ядра планеты.
— Как на Земле? — подала голос Светлана.
— Да, Светлана. Отличие лишь в том, что земное ядро состоит из железа, а ядро Юпитера — из металлизированного водорода. Плотность последнего настолько колоссальна, что наводимые магнитные потоки просто шокируют по своей суммарной величине. Хвост магнитосферы Юпитера отбрасывается «солнечным ветром» на сотни миллионов километров, достигая орбиты Сатурна, а местами — и вовсе преодолевает последнюю.
— Ничего себе! — выдохнула Светлана. — Вот бы посмотреть! Жень, опиши, а…
Женя запнулась, не зная, как быть.
Светлана трепетно ждала.
— Светлана, магнитные поля нельзя увидеть невооружённым глазом. Для этого нужны мощные радиотелескопы, — пришёл на помощь Малыш.
— А как же северное сияние? — подала голос Женя.
— К сожалению, наша орбита расположена на низких широтах. Не тот угол. К тому же не факт, что именно сейчас это явление прогрессирует.
Светлана заметно погрустнела.
— Жаль… — Она нехотя отошла от иллюминатора; уселась на диван и принялась болтать голыми пятками. — А так хотелось увидеть…
— Ты всегда можешь это представить.
— Да? Но как?!
— Просто представь себе противоборство бьющей из недр планеты стихии и несущихся с Солнца ионизированных частиц. Представь, как они сталкиваются в бесконечном пространстве, отбрасываются в разные стороны, объединяются в скопления и несутся прочь в едином водовороте. Представь, как ты паришь в молочной пелене и видишь над головой фиолетовые вспышки. Вокруг — бескрайний океан водорода, и разряды уносятся насколько хватает взора, обволакивая горизонт сознания лиловыми сгустками.
Светлана разинула рот.
— Представляю… Это всё равно, что рисовать фрактал! Только фракталы — бесподобны, а это… Это… — Светлана задыхалась от распирающего грудь восторга. — Это — бескрайнее!
— Светлана, тише, — забеспокоилась Женя, пытаясь обнять возбуждённую девочку за плечи. Но та всё не унималась. — Успокойся, слышишь?..
— Малыш, а можно мне самой представить нечто подобное?
— Конечно, Светлана. Вы, люди, великие придумщики.
Светлана закрыла глаза, отчего у Жени защемило сердце.
Губы девочки дрогнули.
— Я хочу узнать, что подо мной. Я отрываю взгляд от лиловости неба и заглядываю внутрь себя. Я знаю, что попасть на дно можно лишь так. Не знаю, почему. Просто слепая уверенность. Я вижу своё сознание насквозь — смотрю, словно через мокрую промокашку. Повсюду размытые образы и очертания предметов. Неимоверно много углов — они мешают сосредоточиться. Ещё тёмные тени, что снуют из угла в угол. Мне не понятно, что им надо, но, кажется, я догадываюсь, что этим всем движет. Это — мрак. Именно он на той стороне, подо мной. И я скольжу всё ниже и ниже, увлекаемая его непроглядной мантией.
— Светлана… — прошептала испуганная Женя, но девочка никак не отреагировала.
— Мне немного страшно, но осознание того, что мне сейчас откроется часть истины — превыше всего. Теней больше нет, как нет и углов. Они остались выше, над головой. Кругом — непроглядная темень, так что невозможно ничего разобрать. Но я всё равно лелею душу призрачными надеждами. Я чувствую призраков. Я реально их ощущаю! Они снуют вокруг меня на сумасшедших скоростях, изредка касаясь тела холодными хвостами. Я озираюсь по сторонам, но по-прежнему ничего не вижу. Я словно в забвении. Жду непонятно чего, уверенная в том, что это непременно случится. Меня начинает сдавливать холод. Медленно и решительно, наслаждаясь содеянным. Мне становится тяжело дышать, отчего в груди из ничего нарастает паника. Она достигает своего пика, и я кричу! Нет, не кричу, у меня элементарно нет для этого воздуха. Да и самого воздуха нет. То, во что я погружаюсь, больше похоже на густой кисель. Ноги касаются чего-то твёрдого — похоже, это дно. Я слегка приседаю, чтобы смягчить посадку. Буквально сразу же понимаю, что меня что-то держит за руку: холодное, скользкое, неприятное. Ещё я понимаю причину того, что ничего не вижу. Ведь я заглянула внутрь себя — мои глаза закрыты, оттого повсюду мрак. Тьма лишь в моей голове, а вокруг…
Светлана резко открыла глаза.
— Господи! — Женя в ужасе отшатнулась прочь. — Малыш, что это?!
— Мои визоры отключены, Евгения. Опиши, что ты видишь?
— Я… Я… Я вижу мрак!
— Какой мрак, Евгения? Отключился свет? Проверяю схемы… Всё исправно.
— Нет, дело вовсе не в освещении! Хотя как знать… — Женя нерешительно подошла к замершей Светлане. Переборола подкатившую к горлу дурноту. Прошептала, глядя в стеклянные глаза девочки, внутри которых застыла бездна: — Светлана… Светлана, ты меня слышишь?..
Девочка взвизгнула и забилась в истерике.
Женя чудом увернулась от просвистевшего рядом с виском кулака Светланы. Кое-как совладала с паникой. Попыталась схватить отбрыкивающуюся девочку за руки. Получила удар босой пяткой в живот и осела на пол.
— Светлана, где ты сейчас?.. — прохрипела Женя, силясь восстановить сбившееся дыхание.
— Зарегистрирован мощный электромагнитный импульс в ионосфере Юпитера. Похоже на открытый радиоканал.
Женя отошла от шока. Попыталась вновь успокоить Светлану.
— Тише, девочка, тише… Ну же, ответь! Разговаривай с нами! Иначе они тебя заберут!
Корабль тряхнуло. Погас свет, наполнив каюту оранжевым маревом. Жене показалось, что она вновь слышит раздосадованный хрип. Как будто в глубокой норе отошел от долго сна огромный богомол, что учуял запах заплутавшей стрекозы.
Вспыхнул свет.
Светлана больше не брыкалась. Её трясло, как в лихорадке, а на губах пузырилась алая пена.
— Нет! — выкрикнула Женя и принялась суматошно носиться по каюте, сшибая незакреплённые вещи. Она схватила со столика первое, что подвернулось под руку. Вновь подскочила к Светлане. — Сейчас, милая!.. Только держись!
Женя попыталась уложить Светлану на бок, но только дико вскрикнула, не понимая, как подобное возможно. Девочка была ледяной. Абсолютно, точно простирающийся за бортом космос.
— Да что же это такое?.. — прошептала Женя, заставляя непослушные руки двигаться.
Светлана больше не сопротивлялась. Позволила Жене уложить себя на правый бок. Захрипела.
Женя поняла, что не успевает. Мельком глянула на зажатый в собственном кулаке предмет.
«Сувенирная ложечка из серебра! От набора на столе».
— Из серебра… — прошептала Женя. Потом вздрогнула и попыталась разжать Светлане зубы.
Девочка вытянулась, словно струна. Женя показалось, что она слышит треск натянутых сухожилий ребёнка. Заскрипели стиснутые зубы. Голова неестественно свесилась набок. Захрустели шейные позвонки.
Женя с трудом заставила себя остаться на месте.
— На борту посторонний.
— Что?! — Женя резко обернулась. Почувствовала, как сдавило виски. Из носа закапало.
Женя смахнула с лица кровь. Вновь повернулась к трясущейся Светлане. Сосредоточилась на спасении девочки. Челюсть поддалась лишь с третьей попытки. Светлана натужно вдохнула. В груди у неё заклокотало. Тело слегка расслабилось, но лишь на какие-то секунды, после чего изогнулось в чудовищной судороге.
Женя чудом уберегла пальцы; ложка осталась зажатой между крошащимися зубами девочки.
— На борту чужой.
— Что Оно собой представляет?! — выдохнула Женя, скача безумным взором по потолку и стенам.
— Я… Я не знаю, Евгения. Мои сканеры регистрируют лишь постороннее присутствие на корабле и только. Чего-то прибавилось.
— Тогда почему ты сказал: «На корабле чужой»?!
Погас свет.
— Ergo omnes mortui sunt, — о пол звякнула ложка.
«Мы все — мертвы!»
Женя вздрогнула. Медленно обернулась и завизжала, не в силах снести увиденного.
Светлана повисла в темноте над диваном, неестественно скривив голову набок. Она походила на повешенного манекена, за малым исключением: глаза девочки излучали фиолетовый мрак, а над головой навис нимб, так похожий на кольца далёкого Сатурна.
Женя попятилась, а Светлана повторила:
— Ergo omnes mortui sunt.
Женя зажала уши ладонями. Однако фраза повторилась заново внутри её головы. Тогда Женя проорала:
— Да что ты за дрянь такая?! Чего тебе от неё надо?! Чего надо ото всех нас?!
Глаза Светланы сверкнули адским пламенем, так что Женино лицо обожгло и разметало по плечам волосы.
— Natant descendit.
— Плыть вниз? — Женя почувствовала дурноту. — Но зачем?
— Sulvatio — ibi, — и Светлана камнем рухнула вниз, на диван; повторила в полубреду: — Спасение — там.
Женя вскочила на подкашивающиеся ноги. Не рассчитала манёвра и налетела на письменный столик. Боль скользнула вверх по голени, но Женя не обратила внимания. Она подбежала к хрипящей на диване девочке и осторожно приподняла её личико. Светлана изредка хлопала слипшимися ресницами и силилась отдышаться. Кожа на руках и ногах покрылась лиловыми пятнами, потеплела.
— Что случилось? — прохрипела Светлана, пытаясь подняться. — Мы разбились?.. У меня всё болит. Внутри… — Девочку стошнило кровью. Точнее не кровью, а багровыми сгустками слизи, так похожими на выводок лягушат.
Женя чувствовала дурноту. Затылок сдавило, а на языке обозначился неприятный сладковатый привкус. Женя не запомнила момент, когда проявились симптомы.
«Кажется, когда сверкнули Светланины глаза…»
Светлана отдышалась. Попыталась заново подняться.
— Кто-нибудь ещё выжил, кроме нас?! — в отчаянии прошептала она, сдавливая Женину ладонь в своих ледяных пальчиках. — Мы умрём?
Вспыхнул свет.
Женя вздрогнула. Машинально подобрала с пола перекушенную пополам ложку. Спрятала в карман комбинезона — сама не зная зачем.
— Что ты, детка, все живы! Скорее всего, просто что-нибудь сломалось…
Светлана облегчённо выдохнула. Поморщилась. Ухватилась за левый бок.
— Болит? — спросила Женя.
Светлана кивнула.
— Давай посмотрим, — Женя помогла кряхтящей девочке расстегнуть молнию на комбинезоне.
— Фон комнаты значительно превышает норму.
— Какой ещё фон?! — не поняла Женя.
— Радиоактивный.
— Господи! — Женя зажмурилась, чтобы сохранить контроль над рассудком; нет, её испугала вовсе не озвученная Малышом фраза — ту она просто не восприняла, — ужаснули синяки на теле девочки. Синяки, что походили на отпечатки нечеловеческих рук.
«Всё дело в пальцах! В чёртовых отростках, будь они прокляты!.. В их количестве, прости господи!»
— Что там? — пропищала испуганная Светлана.
Женя открыла глаза.
— Не пойму, обо что ты могла так сильно оцарапаться… Крови нет, успокойся. Всё в порядке. Скорее всего, просто ушиб.
Светлана доверчиво кивнула, позволив Жене застегнуть комбинезон. Потом легла на диван и «уставилась» перед собой.
Женя пристально наблюдала за синим взором, что терялся в пространстве каюты, не достигая потолка.
— Что ты видишь? — осторожно спросила она.
Светлана пожала плечами.
— Ничего. Ведь я же калека. Но я чувствую… Во мне что-то было. Внутри, — и девочка коснулась сведённых бёдер.
Женя уставилась на алое пятно, которое до этого момента усиленно игнорировала.
— Я, кажется, описалась… — проговорила Светлана, краснея. — Простите.
Женя взяла Светлану за руку.
— Нет, ты не описалась. Просто стала взрослой.
— Взрослой?
— Да. У тебя начались месячные…
За люком обозначилась суета. В окошечке, на уровне головы, возникло встревоженное лицо Аверина.
Женя ничего не слышала, но прочла по губам своё имя… а ещё имя Светланы.
— Малыш, это ты запер дверь?
— Да, я.
— Открой, пожалуйста. Угрозы разгерметизации больше нет.
— Я не могу. Прости, Евгения.
— Что? — Женя напряглась, гоня прочь самые страшные мысли. — Но почему?!
— Радиоактивный фон каюты — выше допустимых норм. Я не могу рисковать жизнями остальных членов экипажа.
Женя поднялась на ноги.
— Что ты такое говоришь, Малыш?
— У вас двоих — наблюдаются признаки лучевой болезни.
— Да нет же… — Женя поперхнулась. К горлу подкатил сладковатый рвотный позыв. Тут же стошнило желчью. Повело. — Чёрт!..
— Женя, мне страшно! — Светлана истошно трясла головой.
— Я с тобой, — прохрипела Женя, силясь устоять на ногах. — Сейчас, — она неуклюже развернулась и побрела к дивану на ватных ногах. — Малыш, прошу… не ради меня… ради Светланы — ведь вы же друзья. Ей необходима помощь! Нам всем нужна помощь именно сейчас!
Женя кое-как добралась до дивана и, без сил, рухнула рядом с девочкой.
Светлана тут же подвинулась. Прошептала:
— Малыш, мне очень страшно. Вспомни наши игры… а беседы… или то, как мы вместе летали сквозь облака. Ну же, прошу!..
Повисла тишина.
Женя закатила воспалённые глаза.
— Господи, дай мне сил…
Люк со звоном отлетел в сторону. В каюту, друг за другом, протиснулись сначала Аверин, а следом Титов. На лицах обоих — неподдельный испуг. У Аверина разбит нос. Титов изрядно помят, но без видимых повреждений.
— Что с девочкой? — буквально с порога бросил Титов.
— Понятия не имею… — ответила Женя. — Что-то приходило.
Аверин склонился над Светланой.
— Как ты? В норме?
Девочка кивнула. Попыталась улыбнуться, но только поморщилась от очередных спазмов в животе.
Аверин пристально смотрел на комбинезон Светланы ниже пояса.
— Идём, я уложу тебя в своей каюте. Ты не против?
Светлана виновато улыбнулось.
— Только если Женя не против…
— Она не против, — сухо отрезал Титов, освобождая проход; он подождал, пока Аверин не вынесет поникшую девочку в коридор, после чего навис над Женей, точно дознаватель.
Женя отвернулась.
— Я не знаю, что Это было, и каким именно образом Этому чему-то удалось проникнуть на ваш корабль, минуя все поля и заграждения. Но Оно было тут!
— На что Оно похоже?
— Понятия не имею. Малыш сказал, что это чужой, и что Это невозможно увидеть, — Женя собралась с силами и улыбнулась. — Малыш, спасибо тебе.
— Он тебя не слышит, — сказал Титов. — Я вырубил его, чтобы открыть люк.
Женя откинула голову на спинку дивана. Безумно улыбнулась.
Титов напрягся.
— Что с девочкой?
Женя покачала головой.
— Это ты сотворила с ребёнком такое? — спросил в лоб Титов. — Мы уже сталкивались с твоими истериками.
Женя аж заскрипела зубами, силясь не наброситься на Титова с кулаками.
«И откуда только силы берутся? Чёртов ублюдок!»
— Ну же, отвечай! — заорал Титов.
Женя усмехнулась.
— Вот она, ваша жизнь или не жизнь. Постучала в дверь, надеясь завести дружбу, а вы отказываетесь в неё верить. Так кто вы сами?.. — Женя дёрнула за растрепавшийся локон, в надежде привести себя в чувства. — Ответ прост: вы — «слепец»! — Со всех сторон обрушилась спасительная тьма.
В бытовом отсеке было шумно. Собрались все, за исключением дежурившего Александра Сергеевича и отдыхающей Светланы. Девочка спала вторые сутки подряд, напрочь игнорируя пищу. Она угасала буквально на глазах. Превращалась в бледную тень. В призрак самой же себя, пока ещё наделённый плотью. Временами Светлану рвало. Алой желчью, что намертво въедалась в белоснежные простыни, источая нестерпимый смрад. Все были встревожены, но были не в силах что-либо поделать.
Женя понимала состояние девочки, как никто другой из членов экипажа. Её и саму «штормило» вторые сутки кряду. Тоже рвало, а ещё нестерпимо болела голова, так что временами возникало нестерпимое желание крикнуть на весь необъятный космос, вложив в этот агонизирующий вопль всё наболевшее. Глаза слипались от усталости, но боль не позволяла сделать передышку. Выручали таблетки и мрак, что обрушивался на голову чёрным кузнечным молотом, руша грань между реальностью и забвением. Однако моменты небытия казались неимоверно короткими. Действие таблеток прекращалось, мрак отступал, и действительность вновь наполняла сознание потоками нестерпимой боли. Женя прекрасно понимала, что не выдержит подобного эмоционального «шквала» хоть сколько-нибудь долго. Неделю, ещё может быть. Но вот что дальше — вопрос.
«Хоть на рифы бросайся!»
Титов призвал к тишине.
— Господа, нам нужно уяснить один момент: сигнал не мог идти из атмосферы Юпитера. Это попросту невозможно.
— Как же… — возразил Аверин. — После всего случившегося, я поверю, во что угодно.
Титов гневно сверкнул глазами.
— Ваше право. И, тем не менее, это иррационально. Особенно всё то, что рассказала Евгения.
Женя вздрогнула.
— Хотите сказать, что мне всё привиделось? А как же Светлана?.. — Женя устало глянула на Титова. — Или вы по-прежнему думаете, что на её теле следы от моих рук?
— А что я должен думать? Что на корабле и впрямь что-то побывало?!
— Как факт, — Аверин глянул на Титова. — Ведь на Луне Оно и поныне. Или вы в очередной раз не раскрыли всех карт?
Титов прищурился.
— Что именно присутствует на Луне — неизвестно.
— А как же все эти постройки на оборотной стороне? — Аверин проникновенно смотрел на Титова. — Ведь не могли же они появиться сами по себе? Их кто-то воздвиг. Или что-то. Разве не так?
— Логичное умозаключение, — кивнул Титов. — Но, боюсь, это никак не связано с тем, что происходит именно здесь.
— А как же радиоканал? — спросил Рыжов. — Вдруг радары построили и на Европе? Только не на поверхности спутника, а подо льдом?
— Но ведь сигнал шёл с Юпитера, — Женя поморщилась, силясь преодолеть очередной спазм внутри грудной клетки.
— С тобой всё в порядке? — тут же спросил Аверин.
Женя попыталась изобразить на лице улыбку.
— Куда уж там… Ничего, справлюсь, — Женя перевела дух. — Так вот, про сигнал. Вдруг дело вовсе не в Европе?
Титов отрицательно покачал головой.
— Не думаю. Скорее всего, искажение сигнала вызвано гравитацией. Да даже если и поверить в вашу версию, познать загадку газового гиганта у нас не получится. Слишком не равны силы.
— А если всё же попытаться? — спросил Аверин.
— Попытаться сделать что? — Титов смотрел на второго пилота, как на нерадивого ученика. — Познать истину ценой собственной жизни? Хм… Смело, если не сказать больше. Только я не вижу в этом смысла.
Аверин ничего не сказал.
— Нас раздавит ещё в верхних слоях атмосферы, — задумчиво произнёс Рыжов. — Это бессмысленно. Почитал бы Стругацких…
— Но ведь у девочки получилось… — нерешительно прошептала Женя, смотря в чёрный иллюминатор.
— Что получилось? — спросил Титов.
Женя вздрогнула. Огляделась по сторонам, словно чего-то опасаясь.
— Светлане удалось установить контакт с чем-то неведомым.
Титов мрачно улыбнулся.
— Опять же, какой ценой? Вы вдвоём, за какие-то пять минут, получили чуть ли не смертельную дозу радиации. Представьте, что сталось бы с вами, затянись контакт на более длительный срок! — Титов выждал паузу. — Что бы стало со всеми нами…
Женя мотнула головой.
— Нет. Мне кажется, Оно не пыталось нас убить. Оно и впрямь хочет наладить контакт. Ведь Оно же разговаривало. А смысл вступать в диалог с потенциальной жертвой? Проще сразу же прикончить!
— Так оно ещё и разговаривать умеет? — недоверчиво спросил Рыжов, колупая кутикулы на пальцах.
Женя кивнула.
— Да. На латыни. Не знаю, насколько правильно мне удалось толковать смысл услышанных фраз, но если всё действительно так, тогда… Тогда… — Женя ощутила во всём теле дрожь. — Тогда я даже представить страшусь, с чем именно мы столкнулись.
— И что же Оно сказало? — холодно спросил Титов.
Женя с трудом преодолела страх.
— Оно сказало, что все мы мертвы, — голос предательски дрогнул. — А ещё, что нужно «плыть» вниз: якобы, спасение именно там.
— И всё? — спросил Титов.
— А разве этого мало?! — вспыхнула Женя.
Титов развёл руками.
— Выходит, что мало. Потому что ничего не понятно.
— А чего тут понимать?.. — сказал в полголоса Аверин. — Система дала сбой. Кем бы Они ни были, каких бы целей не преследовали, как бы ни относились к человечеству в целом — Они не станут мириться с очередным приходом Тьмы.
— Это ты сейчас о чём? — спросил Рыжов.
Аверин не ответил. Просто продолжил мысль:
— Мир, в котором мы живём, уже зациклен. Чтобы зло не прорвалось наружу. Потому что оно приходит изнутри. А где, как ни в кольце безопаснее всего наблюдать за Бездной? Это, своего рода клетка, внутри которой протекает некий чудовищный эксперимент, а мы все — белые мыши. Как твоя крыса. Можем только кусаться.
— Но тогда на что же рассчитан этот эксперимент? — спросила Женя. — На то, как можно преодолеть Тьму?
Аверин качнул головой.
— Вряд ли. Скорее Их интересует нечто другое. Потому что Тьма, сама по себе, нужна Им. Чтобы устранять последствия неудавшихся экспериментов.
— Тогда что же происходит? — вновь спросила Женя.
Аверин долго молчал. Потом откашлялся и сказал:
— Думаю, мы уже близки к ответу на этот вопрос.
— А на что, собственно, вы опираетесь, исходя из своих суждений? — спросил Титов. — Ведь, по сути, всё это — домыслы.
Аверин пожал плечами.
— На жизненный опыт. В детстве я побывал в разных передрягах. Даже в таких, когда казалось, что уже не расхлебать. Я барахтался, старался учиться на собственных ошибках, мотать на ус. Но кое-что засело настолько глубоко, что удалось вновь выковырнуть наружу лишь спустя десятилетия.
— Почему раньше ничего не сказал? — спросил Рыжов.
— А что я должен был сказать? Что побывал па Пути? Или как научился «плыть»? Или как потерял друзей за гранью?
Титов прищурился.
— Так вы именно поэтому завели тот разговор про телепортацию и «кротовые норы»?
— Я просто хотел во всём разобраться.
— И как, разобрался? — подначил Рыжов.
Аверин пропустил колкость мимо ушей.
— В какой-то степени, да. По крайней мере, я догадываюсь, что побывало на борту. Но я не понимаю другого: зачем Оно так рано выдало себя?
— Что это такое? — трясущимся голосом спросила Женя.
Аверин помассировал виски.
— Как всё началось?
— Что именно? — не поняла Женя.
— До того момента, как начали происходить странности, чем вы занимались со Светланой?
Женя пожала плечами, силясь расшевелить слежавшуюся память.
— Светлана играла с Малышом в какую-то игру… Она хотела увидеть северное сияние, но это оказалось невозможным. Тогда Малыш предложил Светлане просто пофантазировать. Представить сияние таким, каким она хотела бы его увидеть сама.
— И что? — не вытерпел Титов.
Женя перевела дух. Попыталась заново собраться с мыслями.
— Что-то пошло не так. Светлана сразу же забыла про сияние. Она зачем-то пожелал узнать, что находится под ней.
— Под ней? — встрял Рыжов.
— Я… Я не знаю, — Женя заломила кисти рук. — Скорее всего, Светлана, мысленно, лежала спиной на воде, — по крайней мере, это единственное, что пришло мне в голову тогда, — так что, наверное, она желал узнать, что находится за её спиной, то есть, на дне.
— Ясно, — Аверин кивнул.
— Что вам ясно? — тут же спросил Титов.
— Светлана «поплыла». И именно это выдало её. Как только девочке удалось преломить грань пространства, Оно вышло на охоту.
— Да какое оно-то?! — не выдержал Рыжов. — Может, хватит ходить вокруг да около?!
Аверин глянул Рыжову в глаза.
— Тут одно из двух: либо это кто-то из Них, либо — Тьма, собственной персоной.
— Разве совсем нельзя различить? — спросила Женя.
Аверин отрицательно качнул головой.
— И тем и другим, что-то от нас нужно. И те и другие, умело путают следы. Над теми и над другими, тоже что-то стоит. Поэтому… Тут сам чёрт ногу сломит, если вдруг задастся обретением смысла.
Повисла тишина.
Титов протяжно выдохнул. Покачал головой.
— Самое страшное, что помимо ваших домыслов о бездне, мы ничего больше не имеем. И впрямь — как слепцы.
— Мы не «слепцы», — возразил Аверин. — «Слепцы» нужны там, на Земле. Чтобы сеять хаос. Здесь же от них попросту нет прока. Потому что кругом — пустота.
Бесшумно открылся люк. Все, словно по команде, уставились в круглый зев. Из него выглянул встревоженный Александр Сергеевич.
— Что-то случилось? — спросил Титов.
Александр Сергеевич обвёл присутствующих напряжённым взором.
— Сигнал.
— Повторите, — медленно произнёс Титов.
Женя обхватила руками плечи. Аверин смотрел прямо перед собой. Рыжов уставился на Александра Сергеевича и играл желваками.
— Сигнал с Европы, — сказал Александр Сергеевич.
— Удалось расшифровать? — спросил Рыжов.
Александр Сергеевич кивнул.
— А чего там, собственно, расшифровывать… Это тот самый смех. Смех дельфина.
Аверин смотрел в боковой иллюминатор кабины пилотов. За толстым стеклом раскинулась бескрайняя ледяная равнина. Казалось, ей нет конца. Лишь вечность, ознаменованная бесконечным холодом. Огромные ледяные глыбы громоздились одна на другой, словно не могли существовать по отдельности. Их рассекали прямые линии, так похожие на русла замёрзших рек. Кое-где торчали отдельные куски льда. А может скалы — остатки древних метеоритов, — навечно вмёрзшие в бескрайний океан. Посланники далёкого космоса оказались пойманными в ловушку Европы.
— Почему цвет льда имеет столько оттенков? — спросил Аверин, поворачиваясь к Рыжову. — Голубой, коричневый, зелёный…
Рыжов оторвался от наблюдения за приборами. Глянул в иллюминатор.
— Скорее всего, пыль, — он задумался. — Хотя на деле, может оказаться, чем угодно…
— Это ещё почему?
Рыжов сверился с координатами на дисплее.
— Малыш, над чем мы находимся в данный момент?
— Проверяю координаты… Девять градусов сорок две минуты северной широты. Восемьдесят семь градусов восемнадцать минут восточной долготы. Под нами область, именуемая «Коннемарским хаосом». Названа в честь ирландской области Коннемара, благодаря изрезанному ландшафту. Предполагаемая точка посадки — на тысячу километров южнее.
— Не хотел бы я садиться именно тут, — Рыжов брезгливо посмотрел на «веснушчатый» лёд.
— Почему?
— Не могу объяснить. Просто не нравится мне это место и всё.
— Думаешь, провалимся под лёд?
Рыжов помедлил с ответом.
— Как вариант. Похоже, во время приливных захватов со стороны Юпитера, здесь всё трещит буквально по швам. Оттого такое нагромождение льда. Можно запросто кануть в бездну.
— Я думал, что именно туда мы и стремимся.
— Понятия не имею, куда стремишься, в частности ты, но я не собираюсь погибать столь глупой смертью. Не для того я залетел так далеко, чтобы пойти на корм потенциальной жизни спутника Европа.
— Возвышенно. Но человек, как известно, предполагает…
— Зарегистрировано переменное магнитное поле. Скорее всего, магнитосфера Европы.
Рыжов безразлично улыбнулся.
— Ещё один весомый аргумент в пользу наличия подповерхностного океана.
— Как это взаимосвязано?
— Магнитное поле Европы всегда направлено против юпитерианского — это зарегистрировал ещё зонд «Галилео», во время своего полёта. Магнитное поле создают электрические токи, индуцируемые в недрах Европы гравитацией Юпитера. Следовательно, там есть слой с хорошей проводимостью — скорее всего, океан солёной воды.
Аверин кивнул.
— Значит, не зря летели.
— Не зря, — Рыжов вновь склонился над монитором. — Малыш, каков уровень радиации?
— Порядка пятисот сорока бэр.
Аверин присвистнул.
— Это всё Юпитер, — улыбнулся Рыжов. — Не желает пускать нас в свои владения.
— А где именно запланирована посадка? — спросил Аверин, дабы отвлечься от столь чудовищных цифр.
— Ударный кратер Пуйл.
— Почему именно там?
— В центре тёмного центрального региона Пуйл, диаметром двадцать шесть километров, расположен пик, высотой в шестьсот метров. То, что этот пик выше кольцевого вала кратера (имеющего высоту в триста метров), может свидетельствовать о выходе вязкого льда или воды через отверстие, пробитое астероидом в ледяной коре. Ярко-белый цвет на фотоснимках говорит о том, что выброшенное вещество является водяным льдом.
— К тому же корка льда в этом месте должна быть тоньше.
— Ещё не вариант, что это облегчит задачу. Хорошо если астероид пробил панцирь насквозь и утонул. В противном случае, он попросту вмёрз в лёд, обозначив ещё более существенное препятствие, нежели превратности стихии.
— Зачем же тогда так рисковать?
— Так или иначе, но слой льда тут, вне сомнений, тоньше. Будем надеяться на благосклонность небесных сил.
— Хочешь сказать, на чудо? Как-то всё непродуманно, если честно.
Рыжов усмехнулся.
— Если бы было не продумано, мы бы вообще не долетели до Европы.
Аверин помолчал. Потом спросил:
— А ты сам веришь, что подо льдом что-то есть?
Рыжов оторвал взгляд от монитора. Посмотрел на Аверина.
— Иначе бы меня тут не было.
— Зарегистрирован очередной сигнал.
Рыжов тут же сосредоточился на приборах.
— Малыш, удалось определить координаты?
— Да. Это район «Коннемарского хаоса», точно под нами.
Аверин глянул в иллюминатор. На секунду ему показалось, что по поверхности Европы, между ледяными баррикадами, что-то движется. Маленькое, неприметное, лавирующее между застывшим скоплением глыб.
Аверин машинально подался вперёд.
«Тень?.. Господи! Да ведь это же мальчишка! Бежит за уносящимся вдаль кораблём, словно в погоне за воздушным змеем! Размахивает руками над головой, силясь привлечь к себе внимание! Неужели это и впрямь…»
— Там! — Аверин вскинул руку.
— Что?! — Рыжов привстал со своего кресла, проследил жест Аверина. — Что ты видел?
— Там мальчишка! — не своим голосом воскликнул Аверин.
— Какой ещё мальчишка?.. — Рыжов вплотную прислонился к стеклу иллюминатора. — Я ничего не вижу.
Аверин нерешительно посмотрел на складки белоснежной скатерти. Ничего. Прежнее нагромождение. Бесконечная унылость. Космический холод. Мальчишке там просто не выжить. Если только… Если только…
«Если только он не пришёл из-за грани».
— Смотри на меня, — приказал Рыжов.
Аверин послушался.
— Что с твоими зрачками?
— А что с ними не так?
— Неестественно расширены. Ты ничего не принимал?
— В смысле?
— В прямом! Последнее время, у всех на этом корабле шалят нервы. Так что, я думаю, ты меня понимаешь…
— Ни черта я не понимаю!
— Зарегистрировано движение на поверхности спутника.
Рыжов резко обернулся.
— Повтори!
— Зарегистрировано движение на поверхности спутника.
— Чёрт! — Рыжов осел в кресло и принялся усиленно массировать виски. — Только не сейчас! Только не в мою смену!
Аверин смотрел перед собой.
— Что это было, Малыш?
— Слишком большое расстояние. Не удалось определить.
Рыжов выпрямился.
— Это может быть вызвано движением пород или извержением подводного вулкана?
— Нет.
— Почему?
Тишина.
— Малыш, почему?
— Движения носили осмысленный характер. Это двигалось за кораблём.
— Оно живое? — спросил Аверин.
— Мало данных, — ответил Малыш.
— Ко мне приходит мальчик, — Светлана тёрла заспанные глаза и по детски хлопала ресницами. — Сегодня он позволил мне рассказать о себе.
— Кто он такой? — спросила Женя, помогая девочке усесться на кровати. — Откуда ты его знаешь?
Светлана пожала плечами.
— Он один из тех ребят.
— И как же зовут твоего таинственного гостя? — Женя взбила подушку и подложила под спину девочке.
— Спасибо, — машинально отозвалась Светлана, устраиваясь поудобнее. — Он не говорит.
— Скрытный какой, — проворковала Женя, заботливо подтыкая края одеяла под изредка вздрагивающую девочку.
— Ага. Но он славный! Только неряшливый — все штаны в дырках и ходит в галошах.
Женя улыбнулась.
— И чем же вы занимались?
— Запускали воздушного змея!
— Неужели?
— Правда-правда! Он такой огромный! — Светлана осеклась. — Точнее огромный он, пока в руках. А как только запустишь, он уносится высоко-высоко, так что становится еле различимой точкой на фоне ясного неба!
Женя присела на край кровати. Посмотрела на раскрасневшуюся Светлану.
— И ты всё это видела?
— Ага! — Светлана довольно кивнула. — И запомнила! Мальчик сказал, что договорился запускать змея с друзьями, а те почему-то не пришли. Зато появилась я — и это замечательно!
— И как долго вы резвились?
— Ой, долго! Я даже утратила ход времени! С мальчишкой весело. Правда, у него есть проблема — он совсем один.
Женя вздрогнула.
— А как же ребята? Они не дружат с ним?
Светлана отрицательно качнула головой.
— Конечно дружат, но дело не в этом. Просто у мальчика тоже нет мамы и папы… Точнее их не стало задолго до того, как он вышел на Путь, — Светлана помолчала, собираясь с мыслями. — Но он всё равно не унывает! — с напором сказала она. — Потому что уверен, что рано или поздно отыщет истину и обретёт потерянное счастье!
— Так в чём счастье? — осторожно спросила Женя.
— Ну как же… Счастье, это когда есть дом, любящие родители, возможность вспыхнуть, — Светлана задумалась. — В противном случае, жизнь утрачивает смысл. Это вообще уже не жизнь, а существование.
— Светлана, не говори так. Человек всегда сам вершит свою судьбу. А несчастны лишь те, кто безвольно сложили руки, в надежде, что жизнь сама выведет их на правильный путь. Нужно постоянно бороться, а иначе можно запутаться в самом же себе. В своих мыслях. Наделать ошибок. Причинить кому-нибудь боль. Разочароваться.
Светлана вздохнула.
— Да, всё так. Но порою просто нет сил. Как у Мячика… Он бы и рад вернуться домой, однако не может этого сделать, как бы ни хотел.
— Значит, нужно немного передохнуть, — Женя коснулась указательным пальцем носика Светланы; девочка прыснула. — Знаешь, Светлана, порой передышка попросту необходима, какой бы радужной не казалась реальность и чего бы она не тебе обещала. В особенности, когда сознанием завладела суета, и ты оказалась не в силах определять окружающие угрозы. В этом случае, необходимо заставить себя остановиться и оглядеться вокруг. Возможно, тебя при этом что-то шокирует, но… Но когда ты осознаешь факт того, что двигаясь как и прежде, ты бы непременно угодила в расставленную на твоём пути ловушку, — тогда по-настоящему бы оценила выгоду передышки. Она необходима, как воздух.
Светлана на секунду задумалась.
— Но ведь, в этом случае, можно отстать… — неуверенно прошептала она. — Или я ошибаюсь?
Женя коснулась растрепавшихся волос девочки.
— Знаешь, Светлана, ты в чём-то права. А, возможно, я сама не разбираюсь в этой жизни. Она запутанная. И самое страшное, что нам неведом её смысл. Те идеалы, которых мы придерживаемся на своём пути, могут вполне оказаться той самой ловушкой или лабиринтом. По одной единственной причине: нет альтернативы. Точнее она есть, но мы сами не в силах поверить в данность.
— Как это?
Женя вздохнула.
— Светлана, ты не по годам взрослая, но это и впрямь неимоверно сложный вопрос. Даже для меня. А уж дать на него однозначный ответ и вовсе кажется невозможным. Знаешь, до встречи с тобой, в моей жизни — читай мире — существовали два человека, которых я любила. Причём одного — открыто, а другого — подсознательно. И понимаешь, в последнем случае мне хватало лишь понимания того, что этот человек есть. А где именно и какие он испытывает чувства по отношению ко мне — казалось малозначительным.
— А как же второй человек?
Женя мрачно улыбнулась.
— Ему я отдавала всю себя, целиком. А он притворялся, что отвечает мне тем же, — Женя вздохнула. — Получается, своего рода, дилемма. Очнись ото сна — и познаешь, как всё обстоит в действительности. Продолжи верить в благосклонность небесных сил — ослепнешь окончательно. Причём уверенной, что движешься вперёд.
— И как же снова прозреть? — с интересом спросила Светлана.
Женя дотронулась до руки девочки. Та еле заметно вздрогнула.
— Хорошо если тебе протянут руку. Так проще всего не сбиться с пути.
— А если не протянут?
— В этом случае, ты лицом к лицу столкнёшься с жестоким миром, который тут же постарается уложить тебя на лопатки. Главное, не поддаваться отчаянию, и тогда появится шанс на спасение.
— Но ведь такая передышка страшна, — Светлана затряслась мелкой дрожью. — Особенно когда совсем один… как мальчишка или Мячик… или Малыш…
Женя улыбнулась.
— Но ведь они же как-то противостоит. Вот и тот мальчик пришёл к тебе, чтобы поиграть. Значит, не так уж у него всё и плохо.
Светлана грустно кивнула.
— Возможно. Жаль только, что он ушёл, так и не попрощавшись.
— Может быть, он просто спешил. Сорванец.
Светлана пожала плечами.
— Скорее всего, так и было… Напоследок он сказал, что ему кажется, словно его кто-то кличет по имени и унёсся вслед за змеем, будто тот указывал ему дорогу.
Женя нахмурилась.
— И ты сразу же проснулась?
Светлана закусила нижнюю губу.
— Я… Я… не помню. Кажется, да. Только…
— Что? — резко спросила Женя, явно перегибая с эмоциями.
Светлана сжалась в трепещущий комочек.
— Было холодно… Очень холодно, словно я оказалась посреди заснеженной равнины или в открытом космосе, — Светлана замерла. — Мне кажется, за мной что-то наблюдает.
Женя массировала виски.
«Что-то просыпается. Именно тут, на Европе. Оно отходит от многовекового сна, реагируя на наше присутствие!»
— Этот шлейф тоже исправен, — Титов захлопнул защитный кожух и отошёл от генератора антинапряжённости. — Ничего не понимаю… Оборудование не могло отключиться просто так, по велению рока.
Александр Сергеевич вытер замасленные пальцы ветошью. Потом скомкал ту в бесформенный куль и машинально промокнул им влажный лоб.
— Думаю, дело не в оборудовании.
Титов злобно уставился на собеседника.
— Опять будем продвигать иррациональность и мрак?
Александр Сергеевич опомнился. Швырнул ветошь в мусорный контейнер у противоположной стены. Пожал плечами.
— Думаю, всё дело в радиоканале. Оно каким-то образом воздействовало на щит… обшивка же и вовсе не могла это сдержать.
— Допустим, — Титов подошёл к стене, ощупал белый пластик, словно проверяя на прочность. — Но откуда взяться радиации? Тем более, в таком количестве. Женя с девочкой чуть было не сгорели заживо!
Александр Сергеевич вздохнул.
— Мы в каких-то тысячах километров от Юпитера — было бы странно, если бы радиации не оказалось вовсе. Скорее всего, луч нёс в себе что-то ещё…
— Что-то ещё?! — Титов резко обернулся.
Александр Сергеевич коснулся подбородка.
— Возможно, Малыш просто не смог зафиксировать полный спектр.
— Это невозможно.
— Почему же? Ещё как возможно. Ведь здесь не может оказаться других людей, а значит и земных технологий. Кому как не вам знать это?
Титов ждал.
— Это был чужой луч. И только богу известно, что именно он нёс в себе. Какую информацию и информацию ли… Открытый канал нужен был для того, чтобы ретранслировать в голову девочки что-то. Этому нужно было продавить щит, и Оно сделало задуманное. Правда не учло одного: что на какое-то время корабль останется беззащитным от радиационных поясов. Наверняка именно поэтому Оно и ушло так быстро. Радует, что Это не желает причинять нам вред.
Титов пригладил волосы. Застегнул комбинезон. Выдохнул.
— И всё это время вы молчали, зная это?
Александр Сергеевич пожал плечами.
— Думаете, мне самому так уж легко поверить в надуманное? Страшит факт того, что Этому что-то от нас нужно. От горстки примитивных человечков, что оказались вдали от дома. Хм… Хоть убейте, но на ум не идёт ничего хорошего.
— Думаете, Оно ещё вернётся?
— Не знаю. Но просто уверен, что Светлана не выдержит ещё одного подобного контакта. Думаю, Оно это тоже понимает, а потому изменит тактику.
— Бред какой-то… — Титов осёкся. — Простите, я не про вашу теорию. Я про всё в целом.
Александр Сергеевич понимающе кивнул.
— Знаете, мне и самому кажется, что всё без толку. Какую истину мы бы здесь для себя не открыли, она и рядом не стоит с тем, что царит на уровне нашего понимания. Она намного выше. Намного.
— Выбора у нас всё равно нет, — Титов принялся тщательно осматривать оборудование генератора. — Так… Думаю с этим можно заканчивать. Идёмте в грузовой отсек. Поможете подготовить спускаемое оборудование.
— С удовольствием, — кивнул Александр Сергеевич, разминая пальцы.
Они обошли генератор антинапряжённости и протиснулись в узкий коридор, заставленный вспомогательным оборудованием. На потолке, под кожухами, гудели люминесцентные лампы. Стены пестрели различными индикаторами и датчиками. Пластик под ботинками поскрипывал. Пахло озоном.
Титов шёл впереди, изредка склоняясь над жужжащими приборами и мерцающими мониторами, — что-то отмечал на графиках, думал. Александр Сергеевич семенил следом. Сознание одолевали страшные мысли.
Помнится по молодости — когда он только учился в лётном училище, — один парень из подготовительной группы рассказывал после отбоя историю про парализованного деда из своей деревни. Тот якобы пожелал познать истину: что ждёт там, на той стороне, куда уже отправилась его старуха. Зачем — непонятно. Скорее всего, с той лишь целью, чтобы оказаться подготовленным к предстоящему пути. А тут и гадалка подвернулась, как ни кстати толковая. Точнее чем-то заряженная… или порабощённая неведомо чем. То ли иноверка, то ли помешанная фанатичка, то ли и вовсе колдунья. Долго она обхаживала старика, словно стараясь куда-то сманить, а потом и впрямь увела. Что случилось на погосте за рекой — неизвестно. Только вернулся старик обратно с бездной в глазах, седой и молчаливый. Естественно, запил. А потом и вовсе слёг, не снеся удара, будто кем проклятый. Ходили слухи, что накануне вечером из хаты старика доносился жуткий вой, а в полночь на занавески легли тени… И тени эти отбрасывали вовсе не фигуры людей. Это было что-то иное, прибывшее извне, со звериными головами, крыльями птиц и множеством рук. Спустя какое-то время до слуха соседей донеслись душераздирающие стоны. Тени взмыли вверх, устроили хоровод, после чего бесследно исчезли, словно и не было ничего. Звуки стихли. Лишь одиноко раскачивалась лампочка под потолком. Утром соседи обнаружили деда лежащим на полу, внутри начертанного мелом круга. В его глазах навечно поселилась бездна. Непослушные руки сжимали переплёт Библии, а куда ни глянь валялись осколки от разбитых икон. Ночью тут был шабаш, не иначе. А гадалки и след простыл.
«Вот она, цена обретённой истины. Истины, что просто невозможно постичь. Потому что она не поддаётся общепринятой логике, она — много выше, она — на уровне звёзд».
Коридор упёрся в круглый люк с иллюминатором на уровне головы и огромной скобой поперёк прохода. За стеклом мерцал красноватый полумрак. Титов остановился, глянул за стекло. Чуть помедлил, склонился над интеркомом у люка.
— Малыш, уровень доступа «один».
Интерком ожил.
— Я вас понял. Введите пароль из десяти цифр.
Титов выполнил приказ.
На интеркоме вспыхнул красный «глаз».
— Идёт идентификация. Ждите… Начата проверка герметичности шлюза, — в глубине аппарата что-то гнусаво пискнуло; красный свет сменился зелёным. — Доступ разрешен.
В стенах зашипело. Скоба дрогнула и бесшумно поднялась вверх, повинуясь гидравлическому приводу. Моргнули лампы на стенах. Светодиод интеркома погас, за стеклом иллюминатора вспыхнул яркий свет. Титов скользнул пальцами к механизму ручной блокировки. Принялся крутить огромное колесо, лишившееся единственного запора. В стенах на сей раз загудело, словно поблизости вился рой встревоженных пчёл.
Александр Сергеевич внимательно наблюдал за происходящим, стараясь не производить лишних звуков.
Люк вышел из пазов, нехотя подался на Титова. Бесшумно отворился настежь. Со щелчком встал на автоматический фиксатор.
Титов поманил за собой. Уверенно нырнул в круглый проём.
Александр Сергеевич — следом.
Тесный шлюз встретил ярким светом, запахом разогретого пластика и приступом мигрени. Люк за спиной, словно по команде, встал на место. С приглушённым хлопком зафиксировался в запертом положении. За стеклом иллюминатора мелькнула, опускаясь, скоба.
Александр Сергеевич невольно поёжился.
У внешнего люка блеснул ещё один красный светодиод. Из спрятанного в панелях динамика властно прозвучало:
— Введите идентификационный ключ «один точка ноль». Идёт проверка герметичности…
Титов послушно ввёл на интеркоме внешней двери комбинацию из семи цифр.
— К чему такая секретность? — шёпотом спросил Александр Сергеевич. — А что если случится разгерметизация? Тут каждая заминка — ценою в жизнь. А сколько времени уйдёт на эти коды? К тому же из всего экипажа их знаете только вы.
Титов резко обернулся.
— Не думаю, что в случае разгерметизации жилого отсека целесообразно спасаться именно тут. Это ни к чему не приведёт. Точнее приведёт к мучительной смерти. Поверьте, это не вариант. Уж лучше сразу…
Александр Сергеевич молча пожал плечами.
— Доступ разрешён, — мигнул зелёный светодиод, люк самостоятельно открылся настежь. — Датчики внешней и внутренней защиты отключены. Желаете задействовать регистраторы бортового журнала?
— Нет, не нужно, — Титов проделал ещё несколько манипуляций с клавишами интеркома, после чего покинул шлюз.
В грузовом отсеке было прохладно. Александр Сергеевич поёжился, застегнул повыше молнию комбинезона.
Титов проследил его жест. Заметил:
— В целях экономии энергии и сохранности оборудования.
Александр Сергеевич понимающе кивнул. Затем огляделся. Огромный зал, потолком которого являлись две сведённые створки грузового люка, занимал всего один механизм. Он находился в фиксированном горизонтальном положении, носом к шлюзу. Опорой служили металлические сваи. От стен вились тросы, оканчивающиеся скобами на корпусе аппарата. Носовая сигарообразная часть, размером с водонапорную башню, была оплетена множеством манипуляторов и проводов. Вокруг всего этого скопления навис блестящий скелет направляющих штанг. В средней части находился небольшой конусообразный сегмент с элементами стыковочного узла. Тут же — некое подобие на сопла. Нижняя часть — что-то вроде орбитального корабля «Союз», с торчащими во все стороны антеннами, регистрирующими устройствами и двигательной установкой на корме.
— Это и есть ваш криобот? — не без интереса спросил Александр Сергеевич.
Титов усмехнулся.
— Он вовсе не мой. Детище просветлённого человеческого разума — это да. Я же сам, не приложил к его созданию ни пальца.
— Тогда как же зовут этого мудрого человека?
Титов откашлялся. Подошёл к сигарообразному аппарату. Коснулся направляющих штанг.
— Криобот был изобретён немецким физиком Карлом Филбертом в тысяча девятьсот шестидесятые годы прошлого века. Тот аппарат впервые достиг глубины бурения свыше одной тысячи метров. В дальнейшем, криоботы испытывали в Антарктиде, как прототипы для космических зондов, что могут пройти сквозь ледяной панцирь Европы и исследовать вероятный океан жидкой воды.
— Неужели целью экспедиции задались уже тогда?
— А вы как думали? Естественно, в те далёкие годы мало кто верил в возможность достижения намеченной цели в обозримом будущем. Однако проводимые разработки обозначили определённые надежды на успех. По большему счёту, человечество многим обязано тем людям, которые, невзирая на трудности, всё равно верили в намеченную цель. Не будь этого стремления, вряд ли бы мы с вами залетели так далеко, — Титов перевёл дух. — Хотя, по большему счёту, благодарить нужно команду техасской компании «Стоун Эйрспейс», во главе с её руководителем Билом Стоуном.
— Это именно он разработал аппарат?
— Именно. Всё началось в две тысячи восьмом году, когда группой Стоуна был разработан аппарат «Эндуриенс» — выносливость. Он представлял собой автономную батисферу, предназначенную для глубоководных исследований. «Эндуриенс» нёс на борту множество сенсоров, в частности: камеры, сонар, лазерный дальномер — так что мог беспрепятственно и самостоятельно исследовать подлёдное пространство. В дальнейшем аппарат прошёл ряд тестов, а так же испытания в естественных условиях холода, где показал себя с лучшей стороны. Он исследовал озеро Бонни в Антарктиде. В качестве линии связи с поверхностью Стоун использовал оптоволоконный кабель — это было прорывом в области передачи данных на большие расстояния. Загвоздка была лишь в источнике питания, — Титов жестом указал на закреплённый аппарат. — При этом основным недостатком большинства прототипов современных криоботов был атомный реактор — он слишком громоздкий. А в условиях исследования других планет и спутников подразумевалось, что криобот будет нести последний на своём борту. Это значило, что источник ядерного топлива, при компактных размерах, должен быть надёжным и высокоэффективным. В перспективе увеличения мощности возникли серьёзные проблемы. Дело в том, что проникающая способность зонда обратно пропорциональна квадрату площади его поверхности. Если сделать аппарат слишком большим — не хватит мощности реактора. Слишком узким — негде будет поместить оборудование. По словам самого Стоуна, именно при испытаниях «Эндуриенс» он задумался о возможности передачи через оптоволокно более мощного лазерного луча, который мог бы обеспечить спускаемый аппарат не только линией связи, но и энергией с поверхности. Исследователь полагал, что в перспективе достижима технология производства таких кабелей, которые бы имели длину более ста километров и давали бы возможность поднять передаваемую мощность до десятков, а то и сотен киловатт!
— И у них это получилось?
Титов кивнул.
— Получилось. Бил Стоун представил свои разработки на Астробиологической научной конференции НАСА в Атланте, где в частности было заявлено, что переданное по оптоволокну лазерное излучение, в основном, будет преобразовываться в микроволны, которыми будущий криобот, на манер погружающейся микроволновки, будет плавить перед собой лёд. При этом часть энергии, необходимой для работы научной аппаратуры дрона, будет получаться из тепловой при помощи компактного термоэлектрического генератора, что позволит отказаться от атомного реактора на борту. Последний останется на поверхности, в спускаемом аппарате.
— Разумно, — кивнул Александр Сергеевич. — Значит вот как появился на свет этот замечательный аппарат.
— «Валькирия» стал прорывом в области современного роботостроения. Мы дополнили его нейтринным радаром, что позволит избежать встреч с вмёрзшими в толщи льда осколками метеоритов, а соответственно, и непредвиденных задержек, вплоть до отмены миссии, ввиду несостоятельности оборудования. Каких-то других модификаций производить не потребовалось. Зонд всем хорош!
— И как же он действует?
Титов указал на заднюю часть аппарата.
— Это орбитальный корабль. Его основная функция — вывести «Валькирию» на стационарную орбиту вокруг Европы. В дальнейшем, посадочный модуль, несущий на себе криобот, расстыкуется с орбитальным кораблём и произведёт посадку на поверхность спутника в автоматическом режиме.
— И какова вероятность успешного исхода?
Титов пожал плечами.
— На испытаниях зонд показал себя только с лучшей стороны. Процент неверных решений значительно ниже, нежели у человека в схожих условиях. Опасения вызывает поверхность Европы в районе посадки. Если структура льда пориста и неоднородна — это может создать серьёзные проблемы. Но я надеюсь, что всё обойдётся.
Александр Сергеевич кивнул.
— И что же дальше?
— После посадки, система направляющих штанг отсоединит криобот от посадочного модуля и произведёт корректировку бурения. Зонд начнёт плавить под собой лёд, выйдет по направляющим из спускаемого аппарата и двинется навстречу неизвестности.
— И сколько это займёт времени?
— По самым оптимистичным прогнозам — около месяца. Однако место посадки в районе кратера Пуйла выбрано не случайно. Вполне возможно, что толщь ледяного покрова в районе падения астероида много меньше, нежели на остальной территории спутника. Кроме того, совсем рядом располагается зона Коннемарского хаоса — участок поверхности с крайне неоднородной структурой. На основании изучения ландшафта выдвигаются предположения о кратковременных выходах на поверхность спутника жидкой воды. Это происходит во время приливных деформаций, о которых я уже рассказывал, — Титов улыбнулся. — Так что, как видите, факторов «за» — множество.
— Всего два, — без особого оптимизма заявил Александр Сергеевич.
— А могло и не быть вообще, — отрезал Титов.
— И что в конце пути?
Титов постучал по борту «Валькирии».
— Внутри — автономный глубоководный материнский корабль. После того, как криобот проплавит лёд, именно он продолжит путь к обретению истины.
— Он большой?
— Вовсе нет. Примерно метра два в длину. Он несёт на своём борту небольшие субботы — высокоманёвренные разведчики, являющиеся потомками «Эндуриенс». Они дадут возможность заглянуть в любую щель. Так что бездне от нас не скрыться.
— Похоже, она и не очень-то жаждет скрываться, — медленно произнёс Александр Сергеевич. — Кто-нибудь из членов экипажа отправится вниз? Я имею в виду, на поверхность спутника?
— Я и Рыжов. Остальные останутся на шатлле. Я не могу рисковать вашими жизнями, особенно ввиду последних событий. Я думаю, вы понимаете, о чём я…
Александр Сергеевич кивнул.
— Я не понимаю, другое: зачем нужно было тащить за сотни миллионов километров всех нас? Тем более, девочку?..
— Думаю, совсем скоро всё встанет на свои места.
— А разве не вы занимались формированием экипажа?
Титов отрицательно мотнул головой.
Аверин поправил наушники. Щёлкнул микропереключателем на пульте. Откашлялся.
— Спускаемый модуль… На связи «сто десятый». Бортовое время восемь ноль-ноль. Сеанс плановой связи. Доброе утро. Как ваши дела? Приём…
В наушниках повисла статическая тишина.
Пользуясь моментом, Аверин глянул в иллюминатор. Внизу неслась Европа — она словно хотела, во что бы то ни стало, ускользнуть от невидимого преследователя, что крадётся следом. Укутанная в белоснежную простыню, с кляксами застывшей крови на полах, Европы пыталась утаить поруганную честь. Она стремилась в вечность. А где как не в вечности сокрыт смысл истинного уединения. И не важно, что нужно постоянно бежать. Это сопутствующая суета, не будь которой, отсутствовал бы и смысл бегства. Но за Европой не гнались, её просто не отпускали, и она это понимала. Каждой морщинкой, каждой порой, каждой ссадиной. А оттого на её лице застыла маска вечной боли.
Аверин вздрогнул.
На горизонте навис грозный Юпитер. Его джеты сделались более чёткими и осязаемыми, точно коржи в слоёном пироге. Над северным полюсом повисло фиолетовое зарево — оно походило на купол наблюдательной вышки. Гигант скучал, следя за очередной попыткой неугомонной беглянки порвать связь. Связь, что заключена где-то свыше, вне времени и пространства.
— Какой уже день сверкает… — подал голос Александр Сергеевич, приютившийся в кресле второго пилота.
Аверин перевёл взор на лиловое зарево.
— Даже не представляю, что там сейчас творится… Электромагнитная вакханалия.
Александр Сергеевич кивнул.
— Думаю, на Земле ничего подобного не увидишь. Да и не представишь.
— Осторожнее с умозаключениями, — усмехнулся Аверин, теребя гарнитуру микрофона. — Наша Светлана кому хочешь фору даст! Спускаемый модуль, вы меня слышите? Приём…
В наушнике щёлкнуло. Понеслись радиопомехи: хрип радиационных поясов, шёпот обречённой Европы и что-то ещё, так похожее на зловещий смех. Сквозь весь этот звуковой шквал протиснулся сбивчивый голос Титова:
— Я… спускаемый модуль. Слышу вас так себе… Приборы регистрируют сильные возмущения магнитосферы Юпитера. Как там у вас? Приём…
— Тот же компот, — безразлично ответил Аверин. — Датчики просто зашкаливают. Особенно дозиметр. Приём…
— Сколько у вас на шкале?
Аверин мельком глянул на монитор.
— Малыш, как давно обновлялись показатели?
— В виду небывалой мощности радиоактивного излучения, я переключился в режим «он-лайн». На экране монитора отображаются реальные значения в данную минуту.
Аверин присвистнул.
— Спускаемый модуль. У нас тут всё буквально светится! Порядка девятисот сорока рентген в час. Временами наблюдаем вокруг корабля свечение. Вот, снова! Приём…
За иллюминатором набух красный капюшон кобры. Исказился. Принял облик плывущей медузы. Затем преобразился в паучью сеть, распался пушинками одуванчика и унёсся «солнечным ветром» прочь.
— Говорит спускаемый модуль… Это норма. Просто ещё одно северное сияние. У нас фон немного меньше: пятьсот девяносто рентген в час… Но постоянно скачет. На Юпитере определённо что-то происходит.
— Что именно? Вы не в курсе? Приём…
— Вы тоже наблюдаете свечение над северным полюсом?
— Да, видим. Очень отчётливо. Приём…
— Похоже, что-то воздействует на нашего гиганта… Что-то, помимо ионизированных частиц.
Аверин с Александром Сергеевичем переглянулись.
— Мне кажется, им стоит вернуться на орбиту, — вполголоса сказал Александр Сергеевич. — Здесь, по крайней мере, защита понадёжнее.
Аверин задумался.
— Спустя месяц работ? Нет, Титов никогда на это не согласится. Даже если на поверхности спутника начнётся цепная реакция. Тем более, «Валькирия» прошёл уже девять километров. Граница льда может показаться в любую минуту.
— А вам не странно, что нейтринный радар так ничего и не зарегистрировал? За всё время своей работы?
— Что вы имеете в виду?
Александр Сергеевич мрачно улыбнулся.
— Помните, как Титов распинался перед нами ещё в Звёздном городке на счёт всепроникающей способности нейтрино?
Аверин кивнул.
— Так вот, радар давно уже должен был уловить дно. Ведь во время полёта он «смотрел» намного дальше. А здесь же, какие-то сотни километров. «Валькирию» либо что-то глушит, либо дна попросту нет.
— А может быть Оно хочет, чтобы мы спустились вниз?
Они разом обернулись.
Женя переминалась на пороге кабины и смотрела сквозь стекло иллюминатора на «северное сияние».
— Как Светлана? — машинально спросил Аверин, игнорируя Женины слова.
— Уснула, — Женя тяжело вздохнула. — Она снова видит этого мальчишку. Непонятно как.
— Того самого, о котором вы рассказывали? — спросил Александр Сергеевич.
Женя кивнула.
— Только теперь они вовсе не играют. Мальчишка показывает Светлане гадости.
— Какие? — спросил Аверин.
— Не знаю, — Женя рухнула в штурманское кресло. — Светлана не делится. Говорит, что не помнит. Но мне кажется, она просто страшится упоминать это вслух. Меня буквально парализует, когда я слышу по ночам её вопли. Она кричит, что не хочет смотреть на эту гадость, но никак не может проснуться. Потом её начинает буквально скручивать, до хруста костей. Даже не берусь представить, что с ней происходит там… не во сне.
— Зачем ты оставила её одну? — резко спросил Аверин.
— Я дала ей успокоительное. Сегодня мальчик не придёт.
— Откуда такая уверенность? — не унимался Аверин.
Женя устало вздохнула.
— Поверь мне.
Аверин отвернулся. Занялся радиопередатчиком.
— Спускаемый аппарат, говорит «сто десятый». Давайте сверим параметры. Температура, давление… вьюги, если есть, — он усмехнулся. — В общем, выкладывайте всё. Приём…
Александр Сергеевич незаметно придвинулся к Жене.
— Как давно это началось?
— Началось — что?
— Кошмары.
— Это не кошмары, снов тут нет, — Женя вздохнула. — Точно не скажу. Скорее всего, это из-за облучения. Мы со Светланой «получили» изрядно много.
— Но ведь вы ничего не видите. Или я не прав? — Александр Сергеевич проникновенно заглянул в Женины глаза.
— Я вообще не сплю, — Женя посмотрела на трясущиеся ладони.
Александр Сергеевич отвёл глаза.
— Это заметно по вашему лицу. Бессонница?
Женя отрицательно мотнула головой.
— Просто боюсь, что Это придёт и ко мне.
— Не придёт.
— Почему?
Александр Сергеевич помолчал. Потом сказал:
— Вы Этому не нужны.
— Этому… — Женя, ничего не понимая, уставилась на Александра Сергеевича.
— В тот раз Оно приходило к Светлане. Вы просто случайно оказались рядом.
— Даже не хочу представлять, что бы сталось с девочкой, окажись она в тот момент одна! — Женя всплеснула руками. — Думаете, это снова Оно? — Она указала на сияние за бортом.
— Вне сомнений, — Александр Сергеевич коснулся Жениных ладоней; те оказались липкими и холодными. — Видишь ли, Женечка, чем бы Это ни было, Оно хочет наладить контакт именно со Светланой. Мы для Него так, шелуха. Пока что наш час не настал. А вот за девочкой началась самая настоящая охота. Сейчас Оно просто сменило тактику внедрения, опираясь на ошибки предыдущего опыта.
— Предыдущего опыта? — Женя округлила глаза. — Что вы этим хотите сказать?
— Хм… Ну а как иначе? Оно имеет интеллект, а значит, способно мыслить. Соответственно, Оно может учиться на ошибках. Это стандартная модель достижения цели. Не любой ценой, но во что бы то ни стало — уж точно. Не мне объяснять вам это.
Женя выдернула ладони из пальцев Александра Сергеевича.
— Но как же тогда быть? Нужно что-то делать, пока Это не завладело Светланой!
— Боюсь, это не в наших силах, — Александр Сергеевич сокрушённо качнул головой. — Мы на чужой территории. Мы обладаем минимумом информации — точнее не обладаем ею вовсе. А ещё нам страшно. И это — превыше всего. Мы — жертвы. А жертве уместно лишь прятаться.
— О чём это вы?
Александр Сергеевич сдвинул брови.
— Слыхали про уловку двадцать два?
Женя нерешительно кивнула.
— Это когда в голову лезут абсурдные мысли, направленные на решение реальной и неимоверно сложной задачи, — пояснил Александр Сергеевич. — Применимо к нашему случаю: необходимо изо дня в день накачивать девочку таблетками, и тогда Оно не сможет пробиться в её сознание.
Женя сидела, словно пригвождённая к креслу.
— Но это же абсурд, — прошептала она.
— То-то и оно, — вздохнул Александр Сергеевич. — Выходит, нам остаётся только ждать… и наедятся на чудо.
Женя вздрогнула.
— А что если этому существу — или чему там — нужно вовсе не сознание Светланы?
— Вы про что сейчас? — не понял Александр Сергеевич.
— Вдруг Этому нужна душа девочки?
Александр Сергеевич почувствовал, как у него защемило под ложечкой. Он не мог ничего ответить, потому что голосовые связки попросту сдавило. Зато подсознание ревело подобно раненному зверю:
«Зачем Бездне душа светлого ребёнка?! Зачем?..»
— Есть!
Женя чуть было не лишилась дара речи. Вниз по рукам и ногам скользнули колючие искры. Сердце загнанно колотилось в груди, а ладони заново покрылись холодным потом.
Александр Сергеевич ухватился за грудь.
Аверин сиял, словно мальчишка, которому сказали, что школа закрыта на карантин, и занятий сегодня не будет.
— Есть! — проорал он на всю кабину. — Девять шестьсот сорок семь!
— И что? — безразлично спросила Женя.
Аверин махнул на неё рукой.
— Датчики «Валькирии» зафиксировали под зондом жидкую структуру! Криобот сделал своё дело! Мы пробились сквозь лёд!
Женя заломила кисти рук.
— Криобот добрался до воды? — заинтересованно спросил Александр Сергеевич.
— Именно! — кивнул Аверин, скача взором по экранам мониторов.
— И что теперь? — Женя встала.
Аверин обернулся.
— Теперь начнётся самое интересное!
— Мне кажется, начнётся ужас. Кромешный.
— Зарегистрировано движение; сто километров севернее от спускаемого модуля.
— Что? — Аверин машинально развернулся к приборам. — Малыш, повтори.
— Что-то движется к спускаемому модулю со стороны зоны Коннемарского хаоса.
— Ошибка исключена? — подал голос Александр Сергеевич.
— Абсолютно.
Аверин ухватился за гарнитуру.
— Спускаемый модуль! Говорит «сто десятый». Приём!..
— Я вас слушаю, «сто десятый». Приём…
— В ста километрах на север от вас зарегистрировано движение! Как поняли меня? Приём…
В наушниках зловеще захрипело.
— Повторите, «сто десятый». Вас плохо слышно. Приём…
— Минутку. Только включу внешний интерком, — Аверин щелкнул парой переключателей и откинул прочь гарнитуру.
Кабина наполнилась вакханалией космических звуков.
Женя попятилась.
— Господи… что же это такое?.. — шептала она, пытаясь устоять на ватных ногах. — Что происходит?!
Аверин тёр подбородок.
— Спускаемый модуль, к вам что-то приближается! Малыш, можно определить скорость?
— Рассчитываю…
— «Сто десятый», похоже, у нас тут локальное землетрясение. Балла два, не больше. Скорее всего, из-за работы криобота…
— Спускаемый модуль! — Аверин уже просто кричал в микрофон. — На вас что-то движется! Как поняли меня?! Приём!..
— «Сто десятый», у на… за…шкал… радиац… фон. Воз…на потеря связи… При…
— Чёрт! — Аверин вновь метнулся взором по рябящим мониторам. — У нас та же фигня! Лишь бы внешние модули выдержали!
— Там радиопередающие антенны, — тревожно заметил Александр Сергеевич, перебираясь в штурманское кресло. — Отказали передатчики второй и первой групп. Включаю резервные… Что с фоном?
— Полторы штуки! Растёт!
Женя уперлась спиной в стену и замерла, прижав руки к груди. За иллюминатором дрогнуло «покрывало». Где-то далеко за переборками во сне закричала Светлана. Женя обмерла. Однако ступор длился лишь какой-то миг. Женя вздрогнула и ринулась прочь из кабины.
— Скорость объекта один и семь десятых километра в час. Предположительно животное или человек.
— Какой человек, Малыш?! — воскликнул сбитый с толку Аверин. — Там же радиация и космический холод!
— Есть открытый радиоканал…
Аверин сорвался с места. Скакнул к выходу из кабины, но в этот момент корабль тряхнуло. Да так, словно тот на всём ходу врезался в монолитную стену. Аверин полетел рыбкой, силясь защитить голову руками. На его пути возникло что-то неимоверно твёрдое. Перед взором разразилась оранжевая вспышка. Болид набух, точно переспелый фрукт, заполнил собой всё окружающее пространство и унёсся прочь, оставив после себя инверсионный след.
След медленно рассеивался в абсолютной темноте, а Аверин всё падал и падал… с Моста в Молочную Реку забвения.
Светлана открыла глаза.
Вокруг, насколько хватало взора, раскинулась бескрайняя снежная равнина. На горизонте она поглощалась чернотой беззвёздного неба. Было нестерпимо холодно; Светлана не чувствовала ног. Однако ощущала чьё-то ненавязчивое присутствие. На границе света и тьмы, за гранью, кто-то стоял.
Светлана резко обернулась. Ничего. Лишь скрип снега под ногами. Снежинки испускали голубоватое свечение, словно мёртвые светлячки. Они прилетели на свет. Но тот предал, превратившись в вечную ночь.
Светлана наклонилась и провела ногтём по бесчувственной стопе. На коже осталась белая полоса, а боль так и не пришла. Девочка закусила нижнюю губу, обхватила руками худенькие плечи. На ней был лишь лётный комбинезон; ботинки естественно остались под кроватью. Это был явный просчёт, но что-то менять было уже поздно. Час истины пробил, и вот она здесь.
— Где я? — прошептала Светлана, переступая с ноги на ногу. — Чего тебе от меня нужно?
Прозвучал детский смешок. По снегу заскрипели озорные шажки.
Светлана принялась вертеть головой.
— Почему ты прячешься? — спросила она, не зная, в какую сторону податься. — Ну же, ответь!
Шаги замерли за спиной. Прозвучал ехидный смешок.
Светлана откинула со лба заиндевевшие волосы.
— Трусишка! — крикнула она в пустоту. — Тоже мне, мальчишка…
На границе света и тьмы возникла детская фигурка. Немного кособокая, в лёгкой курточке, с руками в карманах закатанных до колен брюк, и улыбкой на лице.
Светлана нахмурилась.
Мальчишка прокатился с носка на пятку и заявил деловым тоном:
— А ты чего не пускаешь? Играть не хочешь?
— В смысле? — не поняла Светлана.
— В прямом! — Мальчишка склонил голову набок, прищурился. — Я хотел, как обычно, а тут — не пройти. Вместо грани, какой-то мыльный пузырь… Зачем ты его сделала?
— Я не делала, — Светлана пожала плечами.
Мальчишка выпрямился.
— Значит, кто-то из твоих взрослых друзей сделал. И как только ты с ними дружишь?..
— Хочу, вот и дружу! — отрезала Светлана.
— Но ведь они же постоянно врут! Не открывают тебе всей правды.
Светлана вспыхнула, не смотря на холод.
— Не правда! Если они мне чего-то и не говорят, значит так нужно!
— Им просто так проще — ты это хотела сказать?
Светлана злобно стиснула зубы.
Мальчишка медленно придвинулся на шаг.
— Ну и «барьер». Мне такого в жизни не выстроить, — он ощупал пространство перед собой. — Не протыкается. Только растягивается. И впрямь пузырь! А пахнет-то… Фу, гадость!
— Чем?
— Мушиными потрохами. Вот! — Блеснул синий язычок.
— Зачем ты снова пришёл? — спросила Светлана, заламывая кисти рук. — Я ведь просила тебя не приходить!
Мальчишка сделался неимоверно серьёзным.
— Почему ты не рассказываешь им о тех местах, где бываешь? Неужели непонятно, что вам нельзя тут находиться? Нужно улетать, иначе быть беде! — Мальчишка сокрушенно вздохнул. — Я ведь показывал тебе истину в обход правды. То, что ждёт за гранью. Чего ещё нужно?
Светлана быстро-быстро замотала головой.
— Нет-нет! Я не верю, что там именно так! Этого не может быть! Мои родители не могли оказаться в таком ужасном месте, ведь они же хорошие! Я должна сама убедиться. Мы не уйдём, пока я этого не сделаю!
Мальчишка продвинулся ещё на шаг.
— Эх, хорошо, что сегодня так много энергии. Иначе бы не удалось пробиться, — он навалился всем телом на что-то невидимое — так пытаются оттолкнуть неподдающуюся дверь, — поднатужился и полетел носом в рыхлый снег.
Светлана испуганно попятилась.
А мальчишка ловко сгруппировался — точно кот, — перекатился на спину и сел на голый лед, отплёвывая набившийся в рот снег.
Светлана невольно прыснула.
— Чего?.. — недовольно прогудел мальчишка, будто допотопный холодильник при отключении.
— Да ничего! Ты сейчас, как злобный тролль, что получил оплеух!
— Сама ты — тролль, — мальчишка поднялся на ноги и принялся неряшливо отряхивать полинялую курточку от налипшего на синтепон снега. — Лучше бы о реальности подумала. Точнее о том моменте, когда треснет грань.
Светлана вмиг погрустнела.
— А вдруг ты ошибаешься? — с надеждой в голосе спросила она. — Вдруг всё наоборот? Так, как нас учили!
Мальчишка небрежно сплюнул.
— Учили, учили, а так и не научили. Пойми, учили с той лишь целью, чтобы запутать следы. На деле же… Не знаю, как и сказать, чтобы никого не обидеть.
— Скажи как есть!
Мальчишка почесал заросший затылок.
— Я тебе учёный, что ли, или великий мыслитель? Я могу только своими словами.
— Своими ты снова меня до мурашек доведёшь! — Светлана нерешительно потупила взор. — Меня и без того страшит свет. Может это, потому что я его никогда не видела, а вовсе не от наших с тобой прогулок?
— В конце Пути его видят все, — мальчишка огляделся по сторонам.
— Что? — спросила Светлана, прислушиваясь.
Мальчишка махнул рукой.
— Ничего. Послышалось.
Светлана доверчиво кивнула.
— А что если не ходить на него?
— На свет?
— Да.
Мальчишка задумался. Потом кисло улыбнулся. Почесал правый локоток.
— А смысл?
— Тогда кошмар не настанет, — осторожно предположила Светлана, — а настанет что-нибудь ещё…
Мальчишка отрицательно мотнул головой.
— Подумай сама: почему на свете так много трусливых людей? Их повадки схожи, словно они вывелись в одном гнезде, а потом разлетелись по свету, забыв дорогу обратно.
— К чему это?
— На свет не идёт только трус, — монотонно произнёс мальчишка. — По той простой причине, что боится попасть в ад. Он идёт в другую сторону… и всё повторяется. В его реальности.
— Как это?
— Очень просто. Мир для него начинается заново. В кольце всегда так. Повернул назад — и оказался в исходной точке, вот.
— Но ведь если идти вперёд — по кругу — тоже, рано или поздно, окажешься там, откуда начал Путь.
— Нет. Тут всё иначе, — мальчишка пошёл к Светлане уверенной походкой.
Только сейчас девочка сообразила, что её собеседник неимоверно далеко — на самом горизонте, так что еле различим! Однако всего мгновение, и мальчишка стоит буквально в метре… Хлопает длинными ресницами, дышит паром и трёт друг о дружку замёрзшие ладони.
— Как это?.. — не поняла Светлана.
Мальчишка пожал плечами.
— Просто мы на Пути. А на нём дано право выбора. Можно свернуть с прямой, прогуляться по кольцу, или и вовсе скатиться по спирали — смотря что тебе по душе. Впереди — Мост. Именно он позволяет сойти с кольца и начать что-то значимое. Там рельсы со стрелками, и ходят поезда. Неужели не помнишь?
Светлана отрицательно качнула головой.
— Но зачем Им всё это? Ведь Они же — твари!
Мальчишка попятился.
— Зачем ты так? Они просто выбрали свой Путь. Бежать, чтобы выжить. Любой ценой!
— Но какой ценой?
Мальчишка закусил губу.
— Той, что приняли свыше.
— Так Путь простирается и дальше? — Светлана округлила глаза.
Мальчишка моргнул.
— Да. Там живут те, Кто Смеются. Они — великие придумщики. Скорее всего, это именно Они придумали тех, Кто Наблюдают и Тьму.
— Но зачем?
Мальчишка усмехнулся.
— Чтобы посмеяться.
Поверхность под ногами дрогнула.
Ребята принялись синхронно озираться.
Мальчишка присел.
— Это Он!
— Кто?
— Запертый Внутри!
— Кто Он?
— Один из тех, Кто Наблюдают. Иногда Он заходит в меня…
Снежный ковер вновь содрогнулся, да так, что дети полетели на лёд. Снег сдуло чудовищным порывом ветра. Светлана приподняла голову и поняла, что вьюга уволакивает её за собой. Тащит в неизвестность.
— Почему его заперли?! — прокричала Светлана во весь голос, силясь хоть за что-нибудь уцепиться. — Как Он это делает?!
Мальчишка склонился чуть поодаль. Приподнял руки и показал пальцами на уши: мол, не слышу.
Светлана не успела и рта раскрыть, как мальчишки и след простыл — его попросту сдуло, как какой-нибудь опавший лист.
Светлана приподняла голову.
— Эй!.. Ты где?
Ответа не последовало. Тогда Светлана собралась с силами и поползла в том направлении, где, как ей казалось, исчез мальчишка. Стремительный ветер подгонял. От злобных пинков Светлана пару раз перекувырнулась через голову. После очередного кувырка, девочка поняла, что уже мало чего соображает. Она сжалась в трепещущий комочек и уткнулась лбом в лёд. Немного полегчало, однако так некстати оттаяли ноги… Икры свело. Светлана взвыла от нестерпимой боли. Крик тут же унесло прочь. В глаза набился рыхлый снег. Что-то потянуло за волосы…
Светлана кое-как совладала с болью, приподняла тяжёлую голову, стёрла с лица приставучую позёмку.
Мальчишка брёл ей на встречу, выставив перед собой руку, словно щит. Каждый новый шаг давался ему с неимоверным трудом, но он шёл, невзирая ни на что. Потом остановился, упал на колени и что-то прокричал.
Светлана мотнула головой. Попыталась вдохнуть, но грудную клетку свело, так что она просто закашлялась.
— Могу!.. — кричал сквозь свист ветра мальчишка, разгребая перед собой снег. — Могу!..
— Что можешь?! — прокричала в ответ девочка, силясь удержаться на месте; она понимала, что достаточно одного неверного движения и всё: унесёт неведомо куда, откуда уже не вернуться!
«Хотя мальчишка вернулся…»
Мальчишка окончательно осел. Мотнул головой. Тоже попытался вдохнуть, но лишь поперхнулся от бьющего в лицо ветра.
— Не могу… — прошептал он ревущей вьюге.
Сквозь вой ветра послышался раздосадованный хрип.
Мальчишка вскинул голову.
Светлана отчётливо разглядела, как у него потемнели глаза. Девочка резко обернулась. За спиной навис алый диск. Он медленно продвигался в сторону детей и пульсировал. Светлана повернулась к мальчишке. Прокричала:
— Что это?!
Мальчишка вздрогнул. Ветер поутих, и он крикнул в ответ:
— Это — Он! Он пришёл за тобой! Точнее к тебе!
— Но я не хочу! — Светлана загнанно оглянулась.
Диск был совсем рядом.
— Я Его отвлеку! А ты… Ты беги! Вы все — бегите! — Мальчишка выпрямился во весь рост и тут же исчез за пеленой вихря.
Светлана вскинула руки.
— Нет! — Она буквально оглохла от звука собственного голоса, потому что с мрачных небес спуталась абсолютная тишина.
Шквал унёсся за грань, оставив после себя идеальный штиль и горы мёртвых светлячков.
Светлана вскочила на ноги. Побежала, давя насекомых босыми пятками. Она не знала, где именно расположен выход. Выход из завладевшего сознанием кошмара. Да было всё равно! Лишь бы подальше от Звезды! Подальше от холода и тьмы! Подальше от истины! Да, сегодня в ней не оказалось безголовых тварей, но от этого — не многим легче!
Девочка то и дело оглядывалась на красный диск, размеренно плывущий следом, а оттого, раз за разом спотыкалась и падала. Комбинезон порвался, беспощадный лёд сбил стопы в кровь, на ладонях не осталось живого места. Но Светлана всё поднималась и бежала, не обращая внимания ни на боль, ни на противный запах, ни на полнейший упадок сил. Сердце колотилось как там-там, а о том, что творилось в голове, не стоит даже говорить.
Под ногой возникла предательская кочка, и Светлана вновь упала. Сильно приложилась подбородком о лёд, да так и осталась лежать, не в силах подняться. Воздуха не хватало, картинка перед глазами двоилась, а всё тело казалось провёрнутым через гигантскую мясорубку.
«Меня догнали!.. А я так ничего и не рассказала. О том, что видела. Это плохо. Очень плохо! Потому что рано или поздно догонят и их. Всех догонят. Потому что бежать некуда! Везде кочки и ухабы. А это — смерть для «слепцов». А «проснувшиеся» — молчат! Потому что боятся оказаться запертыми внутри».
Светлана приподнялась на локтях. Кивком головы откинула прочь непослушные волосы. Обернулась. Ничего. Тогда она медленно подняла голову вверх…
Звезда была точно в зените.
Светлана почувствовала дурноту. Слюна загустела, в ушах завелась противная тоника. Веки сделались неимоверно тяжёлыми, с подбородка закапало, в висках что-то набухло.
Светлана плашмя рухнула на лёд. Забилась в конвульсиях, отхаркивая кровь. В сознании возникла фраза:
«Nulla output».
Светлана замотала головой, силясь остаться в сознании.
— Нет! — хрипела она, истекая кровью. — Нет! Я не понимаю!
Виски сдавило пуще прежнего. Перед взором заплясали оранжевые кляксы. Конечности потеряли чувствительность. Девочка поняла, что отключается.
— Ты… убиваешь меня… — шептала она, поднимаясь над ледяной поверхностью.
В голове щёлкнуло, да так сильно, что картинка перед глазами стала двоиться. Светлана наблюдала уже две Звезды… два горизонта. Девочка с трудом подняла отёкшие руки. Дотронулась до затылка. Поморщилась — тот был разбит в кровь.
— Упала…
Сознание вновь обожгла яркая вспышка.
«Нет выхода».
Светлана зажмурилась.
«Ты поможешь мне».
— Что тебе от меня нужно?
«Я должен “плыть”».
Светлана безвольно качнула головой.
— Я не могу… Я не умею.
«Умеешь. Все «искры» умеют».
— Зачем мы вам?
«Я должен уйти».
— Почему?
«Плохо. Очень плохо».
— Что плохо? О чём ты?!
«Иди на дно, за другом. Он укажет Путь».
— За каким другом?
Светлана почувствовала облегчение. На виски больше ничто не давило. Сделалось легче дышать.
— За каким другом?! — прокричала Светлана, опираясь на локоть. — Ну же, ответь!
Звезда медленно плыла прочь.
Промелькнуло далёкое эхо:
«За тем, что предал».
— Так кто ты сам? — спросила в бреду Светлана, чувствуя нестерпимую дрожь во всём теле.
«Ego — dues».
С неба спустилась тьма.
— Ну же, девочка, проснись! Слышишь меня?! Светлана, очнись!
Светлана поняла, что всё же нашла выход.
— Что ты видела? — спросила Женя, обнимая ледяную девочку за плечи. — Это снова он? Мальчишка?!
Светлана с трудом покачала головой.
— Он называет себя «эго дуес». Что это значит?
Женя чуть было не вскрикнула.
— Что это значит? — повторила Светлана.
Женя прохрипела:
— Это значит: я — бог.
Каюту тряхнуло.
— Он хочет, чтобы я пришла к нему, — сказала Светлана. — Без вас. Потому что все вы — мертвы.
— Сильно болит? — спросила Женя, фиксируя повязку.
Аверин поморщился.
— Ерунда, до свадьбы заживёт.
— До неё ещё дожить нужно, — Женя оценила проделанную работу и села в кресло второго пилота довольной.
В кабине царил полумрак. Внутреннее освещение не работало — какое-то замыкание. Лишь от панели управления исходил нервирующий красный свет аварийных ламп. Он словно насмехался. Говорил: вот он, конечный пункт вашего назначения. Добро пожаловать в вечность!
Аверин ощупал повязку на голове. Снова поморщился. Благодарно глянул на задумчивую Женю.
— Спасибо.
— Пожалуйста. Как думаешь, Александр Сергеевич справится?
Аверин отвернулся.
— Вне сомнений. Он своё дело знает.
— В отличие от меня, — Женя обняла плечи руками.
— Причём тут ты?
Женя вздохнула. Глянула на поверхность Европы, испещрённую сетью кровавых морщин.
— Это ведь всё из-за меня.
— Не говори ерунды, — Аверин бесцельно включил и выключил передатчик. — Волновать должно другое.
— Радио? — усмехнулась Женя, переводя взгляд на мерцающие лампочки. — Мне кажется, дело вовсе не в нём.
— Без него, мы как младенцы в люльке.
— А с ним сойдём за повзрослевшего подростка, которым движут сомнения.
Аверин уставился в упор.
— Знаешь, самоистязание ничем не лучше откровенной паники. Ты не виновата, что это случилось со Светланой. С тобой или без тебя, но Это всё равно бы пришло.
— Я не должна была оставлять её одну, — Женя сокрушённо качнула головой. — Возможно, тогда Оно бы не пришло.
— Оно уже приходило при тебе. Разве ты забыла?
— Да. Но… — Женя не нашлась, что сказать. — Господи, я совсем запуталась!
— Только не нужно вот этого!
— Чего?
— Обращаться к господу. Если эта тварь действительно причастна к происхождению нашего вида… то ты взываешь невесть к чему.
Женя умолкла. Вновь уставилась на поверхность спутника за иллюминатором. Не утерпела и всё же спросила:
— Как думаешь, где находится это место?
— Какое? — Аверин откинулся в кресле.
— То самое, где ты побывал в детстве. Куда «плавает» Светлана в своих снах…
Аверин долго молчал. Потом задумчиво сказал:
— Мне кажется, Оно на дне.
— На дне? — Женя округлила глаза. — Но почему?
Аверин пожал плечами.
— Молохи. Стражники глубин. Они что-то охраняют там, под водой. А что охранять, как не истину?
— И ты в это веришь?
— А во что ещё верить? — Аверин тяжело выдохнул. — Что бог всего лишь в каких-то сотнях миль от нас?.. Вот уж во что не верится превыше всего.
— Может быть, мы слишком далеко зашли?
Аверин качнул головой.
— Вряд ли. Скорее всего, далеко зашли те, другие, кто остались на Земле.
— А причём тут они?
— Знаешь, не мы устанавливали законы и не нам их преодолевать, а тем более, рушить. Когда живёшь на съёмной квартире, необходимо выполнять требования арендодателя. Если ты вдруг проштрафишься, тебя сию же минуту предупредят. Набедокуришь снова, накажут материально. А не поймёшь и в этом случае — погонят прочь.
Женя усмехнулась.
— Хочешь сказать, что все мы, никто иные, как съёмщики одной большой коммуналки?
Аверин вздохнул.
— Ничего я не хочу сказать. Просто указываю на очевидное. Вот мы размножаемся, но никто не знает, как это происходит, хотя все умеют.
Женя невольно улыбнулась.
— Это уж точно… Но ведь современная медицина может вырастить человека в колбе.
— То-то и оно, — кивнул Аверин. — Вырастить может, но не может объяснить. Причём многого.
— Например?
Аверин принялся загибать пальцы.
— Как появился на свет первый простейший организм. Редуцируемая и нередуцируемая наследственность. Да, можно впихнуть в рамки науки происхождение человека от обезьяны, выкинув пару недостающих звеньев. Но с одноклеточным — всё намного сложнее.
— Объясни.
— Учёные до сих не могут понять механизм действия их жгутиков. «Пропеллер» настолько сложно устроен — в плане действия аминокислот, — что язык не повернётся назвать организм простейшим! Но до него ничего и никого не было. Он — первый! Тогда, получается, что его кто-то или что-то создал. Иначе — никак. Ему просто не из чего было эволюционировать. Но в этом случае, выходит, что до появления той же кишечной палочки уже кто-то был. Причём сверхразвитый. Парадокс.
Женя задумалась.
— Почему пептидные связи образуют лишь некоторые аминокислоты? Как закручивается спираль ДНК, и почему она имеет определённый набор хромосом? Добавь лишнюю — получится даун. Но почему именно так?! Может, это только в случае с человеком, потому что действует некий, неизвестный нам закон, созданный с той лишь целью, чтобы не позволить перейти на новый уровень?
— Но ведь… — Женя осеклась.
Аверин терпеливо ждал.
— Но ведь тогда получается, что мы тоже откуда-то пришли.
— Пришли вовсе не мы. Точнее не плоть. Тела просто создали. Научили их создавать новые тела. Обустраиваться бытом. Растить поколения. Наделили верой. Но конечная цель была явно иной.
— И какой же? — с трепетом спросила Женя.
Аверин оттянул нижнюю губу. Со шлепком вернул её на место. Серьёзно посмотрел на Женю.
— Всё дело — в человеческой душе. Вот о чём мы совершенно ничего не знаем. Откуда она приходит. Почему совершает те или иные поступки. Куда уходит, после того, как тело теряет жизненные силы.
— В рай или ад, — предположила Женя.
— Неверный ответ, — сухо ответил Аверин.
— Тогда где же верный?
Аверин помассировал виски.
— Знаешь, согласно земной физике — одной из точнейших наук, — всякая передача энергии от одного тела к другому, сопровождается тепловым нагревом.
Женя кивнула.
— Так вот, большинство мыслителей нашего времени, считают душу — или ауру — энергетическим сгустком, что царит вокруг тела. После смерти последнего, душа, согласно теистическим суждениям, возносится на небеса или спускается в ад.
— И?.. — Женя буквально ногти грызла от нетерпения.
— Тут-то и сокрыто самое интересное, — Аверин сверкнул глазами. — Тело покойника коченеет, а физика говорит, что оно должно нагреться, потому что происходит передача энергии. Так куда же уходит душа? И уходит ли? Может быть, её просто отделяют?
Женя почувствовала в горле ком страха. Она чуть было не прослезилась, но всё же сдержала чувства в узде.
— Откуда всё это? — прохрипела она.
— Из накопленных человечеством знаний, — монотонно ответил Аверин. — Мы заигрались в песочнице, а Солнце уже клониться к закату. Скоро наступит ночь, и придут хищники. Вот тогда-то нам и станет по-настоящему страшно, потому что позвать на помощь окажется некого. Мамы и папы — далеко. Мы бросили их где-то там, на полпути, уверовав в собственную неприкаянность. Или наоборот.
Они долго молчали. Потом Женя спросила:
— Думаешь, его специально оставили тут одного?
— Кого?
— Ну этого, что пристаёт к Светлане.
Аверин улыбнулся.
— Да ты никак уже одушевила Это…
Женя смутилась.
— Просто так проще. Меня напрягает понятие «это».
— Ясно. Я не знаю, кто Он и почему остался здесь один. Возможно, это известно Светлане… Но она предпочитает молчать.
— А чего ты хотел? Вспомни себя в её возрасте.
Аверин кивнул.
— Да, с этим не так-то легко свыкнуться.
— Но ведь можно?
— Можно. Если вовремя обратиться к компетентному специалисту. Хм… Их было много во все времена. А от того, «искры» затухали целыми скоплениями.
Женя понимающе кивнула.
— Как долго тебя наблюдали?
Аверин скривил подбородок.
— С полгода. Потом диагностировали какую-то рассеянность и прописали метилфинидад.
— СДВГ, — прошептала Женя.
— Что?
— Синдром дефицита внимания и гиперактивности. В советское время его ставили многим одарённым детям.
— Да уж…
— Видимо «искр» было слишком много. Их нужно было, во что бы то ни стало, погасить, — Женя собралась с духом. — Расскажи про катастрофу.
— Про какую катастрофу? — Аверин изобразил на лице недоумение.
— Про ту самую, — Женя отвела взгляд.
Аверин мрачно улыбнулся.
— А чего тут рассказывать… Во время авиашоу я катапультировался из самолёта, потерявшего управление. Тот упал на толпу зрителей. Погибли люди. Погибли дети.
Женя закусила фалангу указательного пальца.
— Прости.
— За что?
— Я не имела права спрашивать.
Аверин усмехнулся.
— Человеку свойственно стремление к знаниям, к обретению информации. Так устроено наше сознание. Никуда от этого не деться. Я не помню, как катапультировался. Хоть убей! Но я на все сто уверен, что никогда и ни за что в жизни не потянул бы за этот чёртов рычаг! Никогда и ни за что. Это было что-то ещё…
В кабину протиснулся серьёзный Александр Сергеевич. Он деликатно откашлялся и поставил на панель перед Авериным старенький радиоприемник «Рекорд».
— Взял с собой на память. Помнится, ещё на службе слушали по нему «Голос Америки» после отбоя, — Александр Сергеевич сентиментально улыбнулся, припоминая былое. — Славные были времена…
— Куда уж там, — улыбнулся в ответ Аверин. — Работает?
— Сейчас и проверим, — Александр Сергеевич засуетился, перебирая в руках провода со штекерами. — Женечка, позволишь?
— Да-да, конечно, садитесь! — Женя ретировалась на место штурмана.
Александр Сергеевич плюхнулся в кресло второго пилота, достал из кармана крестовую отвёртку и принялся отвинчивать шурупы панели.
— Малыш, мне потребуется твоя помощь. Сможешь «прозвонить» шлейф?
— Конечно. Наберите «ай-пи» шлюза.
— Чего-чего набрать? — встревожился Александр Сергеевич, недобро косясь на подмигивающие светодиоды.
— Малыш, у тебя есть доступ к аналоговым разъёмам? — пришёл на выручку Аверин.
Александр Сергеевич благодарно кивнул.
— Аналоговые разъёмы. Проверяю… Нет. «Прозвонка» невозможна.
— Ладно, разберёмся сами, — дал заключение Аверин, отбрасывая прочь крышку пульта. — По-моему, вот этот.
— Да-да, оно самое, — обрадовался Александр Сергеевич. — Минуточку… К сожалению, удалось наладить только УКВ. Коротковолновый диапазон — недоступен.
— Что это значит? — встревожено спросила Женя.
— Связи с Землёй не будет.
— Но спускаемый модуль нас услышит, как и мы его, — Александр Сергеевич вылез из-под пульта красный, точно переваренный рак. — Пробуй, Ярослав.
Аверин щёлкнул переключателем.
Женя вскрикнула от неожиданности.
Кабина наполнилась прежней мракобесией открытого космоса.
— Чёрт! А нельзя убавить громкость? — проскулила Женя.
— Лучше ничего не трогать, — заметил Аверин. — Работает и ладно, — он размял пальцы и нажал кнопку передачи.
Всё стихло.
— Спускаемый модуль. Говорит «сто десятый». Как слышите меня? Приём…
Вновь визг и дикие пляски.
Женя зажала уши ладонями.
Аверин нахмурился. Повторил:
— Спускаемый модуль… Говорит «сто десятый». Как слышите меня? Приём…
— Лишь бы у них всё работало, — сказал вполголоса Александр Сергеевич, чуть заметно нервничая.
— Спускаемый модуль… На связи «сто десятый». Как слышите меня? Приём… — Аверин глянул на приборы. — Если слышите, но не можете ответить, подайте хоть какой-нибудь сигнал. Наш курс — двести семьдесят и три. Скорость — шестьдесят километров в секунду. Пройдём над вами через сорок девять минут пятнадцать секунд. Время тринадцать часов двадцать две минуты шестнадцать секунд.
Александр Сергеевич запустил на наручных часах секундомер. Сказал самому себе:
— Лишь бы услышали. Лишь бы…
Внезапно помехи исчезли, и в идеальной тишине кабины прозвучал сбивчивый голос Титова:
— «Сто десятый»… Я спускаемый модуль. Я нашёл их гнездо! Оно под водой. Район Коннемарского хаоса. Глубина — девяносто тысяч!
— Какое ещё гнездо? — не понял Аверин.
— Почему он сказал: я нашёл? — прошептала испуганная Женя.
Александр Сергеевич скользнул к передатчику.
— Почему вы сказали: я нашёл?
С минуту все сидели в тишине. Потом всё же пришёл ответ:
— Рыжов ушёл к Ним. Они позвали его…
ПОВЕРХНОСТЬ.
Последний толчок оказался самым мощным. Со стен спускаемого модуля полетели даже закреплённые вещи: стационарные блоки, огнетушители, элементы обшивки. Титов клацнул зубами, да так, что на языке сразу же обозначился привкус эмали. Свет погас, а над сигнальным табло взвился рой красных светлячков.
«Нет, не может быть! — пронеслось в голове. — Только не сейчас, когда осталось совершить всего один крохотный шажок!»
Из люка в полу командного отсека показалась голова Рыжова. В глазах — безумие, бритая голова — рассечена чуть выше лба, с подбородка тонкой струйкой стекает что-то густое и тёмное.
Титов отстегнул ремни безопасности, привстал с кресла.
Вновь тряхнуло. Однако эта, последняя, «луна» оказалась несравнимой с теми, что они уже пережили. А пережили — кромешный ад. Казалось, внутренности Европы сотрясает сухой кашель. Кашель рвущейся наружу проказы. Ещё чуть-чуть и та бы прорвалась, но организм выдержал. Надолго ли…
Титов ухватился стёсанными в кровь пальцами за крышку пульта. Попытался собраться с мыслями.
— Ты в норме? — спросил он у озирающегося по сторонам Рыжова. — Посмотри на меня!
Взгляд Рыжова принялся неуклюже перебираться с места на место, от люка к стене, от пульта к креслу. Потом замер у ног Титова и, с неимоверным трудом, вскарабкался вверх по телу до уровня груди.
— У нас вертикаль сбита, — прохрипел Рыжов, опираясь руками о края люка.
— Да чёрт с ней! — крикнул Титов. — Ты меня понимаешь?! Как сам?
Рыжов тряхнул головой, словно в попытке избавиться от ненужных вопросов командира, но на вопрос так и не ответил.
— Взлететь не сможем.
Титов отмахнулся.
— Не до взлётов сейчас! — Он помог Рыжову подняться в отсек. — Ты точно в норме?
Рыжов непутёво кивнул.
— У тебя сотрясение, — заключил Титов, заглядывая в зрачки Рыжова.
— И что дальше? Пропишешь постельный режим? Бред. Выбираться надо.
Титов отрицательно мотнул головой.
— Нет. Пока нельзя. Нужно дождаться сигнала с «Валькирии».
Рыжов безумно улыбнулся. Кое-как добрался до кресла, опираясь на плечо Титова.
— А ты вообще уверен, что с дроном ничего не случилось? Толчки могли повредить канал, а с ним и оптоволокно. Даже если бот продолжает функционировать, он заперт подо льдом до скончания времён.
Титов напряжённо сопел.
— Нет. Сперва нужно всё проверить. Ошибки должны быть исключены.
— Да что проверять-то?! Ещё повезло, что мы не провалились целиком, — Рыжов мрачно улыбнулся.
— Что с радио?
— А хрен его знает… Все «автоматы» оплавились. Ещё эта радиация…
Титов потёр подбородок.
— Сможешь активировать дециметровый передатчик?
— Он снаружи.
— Я сам смогу?
Рыжов задумался.
— Нет.
— Тогда нужно чинить внутреннее оборудование, — Титов с досады грохнул кулаком по пульту; пара сигнальных ламп погасла.
Рыжов вытянул шею. Усмехнулся.
— Маневровые двигатели… На кой чёрт они, когда мы даже взлететь не можем!
— Так что с внутренним оборудованием? — спросил Титов.
— Ничего. Нужно возвращаться на челнок. Своими силами не обойдёмся, — Рыжов посмотрел на дрожащие руки. — Я, конечно, могу попытаться развернуть антенну вручную…
Титов без оптимизма глянул на пилота.
— В таком состоянии?
— А что ты предлагаешь?.. — Ответа не последовало. — Потом займёмся опорами. Скорее всего, под одной из них треснул лёд. Так или иначе, взлетать с подобным креном себе же дороже. Может так развернуть, что мало не покажется!
— Я в курсе, — Титов кивнул. — Жду в шлюзе. Но учти: снаружи у тебя будет очень мало времени. При последних замерах фона, там было далеко за штуку…
Наружный люк шлюза подался лишь с третьей попытки. С мрачного неба глянули яркие звёзды. Заклубились, улетучиваясь, остатки водорода. Рыжов посмотрел на плывущие в пустоте руки. Шагнул в бездну. К идеальной тишине прибавился идеальный мрак — тень от спускаемого модуля. Рыжов щёлкнул переключателем на груди скафандра. Вспыхнул фонарь, закреплённый на шлеме. Поток фотонов пронизал пространство, выхватив из тьмы российский триколлор. Рыжов усмехнулся. Под подошвами что-то дрогнуло.
«Поверхность…»
Она состояла из разломанных глыб льда. Те раскидало в разные стороны, будто из неизведанных глубин поднялось свирепое реликтовое существо. Разбило массивный панцирь, раскурочило лёд, погнуло металл, после чего унеслось прочь, навстречу новым мирам, сея за собой хаос. Под некоторыми глыбами угадывались пустоты. Они походили на норы, внутри которых даже сейчас могло что-то таиться…
Рыжов мотнул головой. Поморщился. Принятые таблетки противостояли ноющей боли так себе. А вот рассудок заметно потускнел — наводнился всякой мракобесией.
Лёд под ногами крошился в мелкую пыль. Та расслаивалась буквально на глазах, превращалась в молочный туман и поднималась над головой сферическими облачками — как пушинки от гигантского одуванчика.
— Электролиз, — растянуто проговорил Рыжов, обращаясь к самому себе. — Интересно, что там с фоном? — Он глянул на экранчик закреплённого на рукаве дозиметра. Прибор зашкалило — пятьсот рентген. — Тебя-то за ногу! — выругался Рыжов, замедленно переступая на месте.
Ничего вроде бы не изменилось, но в груди поселился страх.
Рыжов старался заставить непослушные конечности двигаться быстрее. В висках надсадно бухало. Явно ощущался недостаток кислорода. Рыжов расправил плечи. Закрыл глаза и выдохнул что есть мочи. Пульс сбился. В голове слегка прояснилось. Рыжов медленно вдохнул смесь воздуха.
— Спокойно… Единственное, что может тебя тут убить — помимо радиации, — это ты сам. Спокойнее.
Самовнушение подействовало буквально сразу же, и Рыжов продолжил поиски в темноте. Однако те не привели ни к чему хорошему. Одна из опор модуля провалилась в трещину. Сбоку на неё надавил слой слежавшегося льда — этакий айсберг в миниатюре. Стальная конструкция не выдержала приложенного напряжения и деформировалась.
— Вот теперь есть от чего впасть в отчаяние, — Рыжов просто стоял на одном месте, светил на неисправимую в условиях открытого космоса поломку и размышлял.
«Даже если удастся извлечь опору из трещины, как править? Тут не поможет ни молоток, ни кувалда, ни происки небесных сил — гравитация не на нашей стороне. Можно молиться вечно, всё равно без толку. А взлетать наобум… Хм… Ещё не факт, что удастся так просто освободиться, а, в этом случае, элементарно грохнет о поверхность. Тогда уж точно поминай, как звали! Да даже если взлетим, не тот угол, плюс корректировка курса, расход топлива на то, чтобы догнать орбитальный аппарат! Или сразу к «Бурану»? Нет. Всё равно не хватит топлива. Замкнутый круг какой-то получается… Кольцо».
В голове с новой силой заворочался страх.
Рыжов не обратил на него внимания. Но шорох сделался громче, навязчивее и, спустя пару секунд, заговорил голосом Титова:
— Рыжов, как ты там? Долго собираешься ёрзать впотьмах? Пора дело делать!
Рыжов качнул головой.
— Дело — труба. Одну из опор зажало глыбой льда. Ещё погнуло основательно.
Какое-то время Титов ничего не говорил. Потом сухо сказал:
— Двигай к передатчику. У тебя очень мало времени.
— Понял. А по этому каналу не удастся связаться с шатллом?
— Если только кто-нибудь из них догадается залезть в скафандр. Или включит радиоприёмник.
— Значит, была, не была, — Рыжов в последний раз глянул на покорёженный металл.
В голове возникла отчаянная мысль — тоже последняя:
«Может, удастся открутить?.. Нет, не удастся. Завалимся, а тогда точно всё».
Он принялся осторожно продвигаться вдоль корпуса спускаемого модуля. Нагромождение ледяных глыб впечатляло. Казалось неясным, как аппарату удалось уцелеть во всём этом хаотичном скоплении. Повезло? Куда уж там! Огромные блоки с ровными краями возвышались словно колоссы. Острые пики, так похожие на торчащие из подушечки иглы для шитья, метили в бесконечность неба. Бездонные провалы, с крошащимися краями пугали своей чернотой. Вьющиеся среди глыб трещины, были сродни ленточным червям. Вздутости и неровности, как злокачественные опухоли.
Рыжов отвернулся от угрюмого ландшафта.
Внешние модули криобота оказались не тронутыми, как и трубы направляющих штанг. Рыжов проверил оптоволокно — то вилось среди глыб, на первый взгляд, неповреждённым, — сверился с показаниями датчиков и вызвал Титова.
Тот откликнулся буквально сразу же:
— Как там? Норма?
— Да. Аппаратура исправна. Оптоволокно — тоже. Дрон запрашивает «ай-пи» шлюза — видимо, сбились настройки или произошла перезагрузка системы. Похоже, для нас есть информация.
— Надо было взять с собой хоть какой-нибудь съёмный носитель!
— Толку-то. При таком фоне ничто не уцелеет. Тут понадобится свинцовая флешка.
Титов ответил спустя короткую паузу:
— Хорошо, сейчас всё настрою вручную.
Рыжов кивнул.
— Попробую добраться до резервной антенны. Думаю, в условиях пониженной гравитации это окажется не слишком сложно.
— Главное, смотри под ноги.
— Стараюсь, — Рыжов вновь принялся карабкаться по льду.
Ему повезло. Если можно так сказать. Модуль дал крен в сторону торчащей из поверхности спутника ледяной скалы — причём нужным боком. Оставалось лишь вскарабкаться по скользкой поверхности, открыть нишу в корпусе модуля и запустить механизм ручного разворота вспомогательной параболической антенны. При этом положиться на то, что та исправна.
— Похоже, управлюсь раньше срока, — сказал Рыжов, ступая на покатую поверхность.
— Не зарекайся.
Рыжов протянул над головой руки.
— Почти дотянулся…
В этот момент из-за горизонта показался гигантский Юпитер. Рыжов невольно вскинул руку к лицу, словно в попытке защититься от неведомого врага. Поскользнулся на ледяной крошке. Чуть было не полетел вниз головой.
«Наверное, комично бы выглядело… Если бы ещё заорал со страху. Интересно, одного вдоха хватило бы до поверхности?»
На горизонте что-то шевельнулось. Маленькая, еле различимая точка. Подвигалась туда-сюда и снова замерла.
«Присматривается…»
Рыжов зажмурился. Потом заново открыл глаза. Тряхнул головой, силясь избавиться от «мошкары». Глянул вдоль горизонта.
Вновь движение. Только на этот раз чуть в стороне. У торчащей из поверхности глыбы льда.
«Что это? Никак прячется…»
В наушнике раздался встревоженный голос Титова.
— У меня на датчиках движения что-то… Как раз с твоей стороны. Полтора километра на северо-восток. Движется вдоль горизонта. Ближе не подходит.
— Что это может быть?
— Я у тебя хотел спросить. Можешь что-нибудь разглядеть?
Рыжов глубоко вздохнул.
— Ты в норме? — спросил Титов.
— Душно только.
— Каков уровень кислорода?
— Да под завязку. Переутомился просто.
— Так что с горизонтом?
Рыжов присмотрелся.
— Господи!
— Что?
— Это ребёнок! Босиком!.. Он метрах в десяти от меня! Смотри в иллюминатор!
— Рыжов, ты уверен? Мы же на другой планете! Откуда тут взяться ребёнку?! — Голос Титова нервно дрожал.
— Да откуда мне знать?!
— Проверь амуницию. Ты теряешь кислород!
— Да ни черта я не теряю! Лучше оторви свой зад от кресла и посмотри в иллюминатор!
— Уже…
Пауза.
— Ты видишь его?!
— Кого я должен видеть, Рыжов?
— Мальчишку!
— Ты же говорил, что это ребёнок…
— Да какая разница!
Последовала долгая пауза.
— Нет. Я ничего не вижу. Горизонт пуст.
Рыжов, в бессилии, попытался долбануть кулаком по обшивке. Не вышло.
— Тогда что я видел?!
«Поиграем?»
Рыжов замер.
— Что?.. Титов, это ты?
— Ну а кто ещё?
«Я давно здесь один. Мне очень скучно. Давай играть в догонялки? Ты — сала. Догоняй!..»
Мальчишка сорвался с места и помчался прочь, сверкая босыми пятками.
— Погоди… Стой! Слышишь?! Не так быстро!
— С кем ты разговариваешь?
Рыжов откинул прочь крышку аварийного передатчика. Спешно привёл в действие механизм ручного запуска системы. Потом спрыгнул со скалы.
Мальчишка скользил жёлтой льдинкой у самого горизонта.
Рыжов поглубже вдохнул и побежал.
Чем дальше от модуля, тем ровнее становилась поверхность. Ледяные массивы встречались всё реже. Лишь в некоторых местах сохранились хаотические области с торчащими вверх пиками. Провалов так же заметно поубавилось. Впереди царила заснеженная равнина, да чернота неба над головой. И то и другое казалось бескрайним, явившимся с другой стороны рациональности. К реальности возвращала лишь гигантская корона Юпитера. Сейчас она была красно-оранжевой, зловещей, усмехающейся.
Рыжов замедлил шаг.
Бежать было неудобно. Низкая гравитация всё время напоминала о себе. Каждый очередной шаг сопровождался дикими метаниями. Тело подбрасывало вверх, при этом корпус так и норовил завалиться вперёд, так что ноги оказывались вытянутыми вдоль поверхности, словно у застывшего в пространстве ныряльщика с трамплина. Получался вовсе не шаг, а что-то сродни кувырку через голову. При этом было совершенно бессмысленно махать руками, силясь сохранить равновесие. Местная физика была против… как и чужой мир, вращающийся под ногами.
Рыжов в очередной раз приземлился на подогнутые колени. Коснулся перчатками голубого льда. Попытался отдышаться. Не вышло. Сердце громыхало в висках, точно кузнечный молот. Кислорода не хватало, а оттого силы неизбежно таяли.
Рыжов вновь попытался задержать дыхание, чтобы хоть как-то избавить сознание от дурмана, что сковывал буквально по рукам и ногам.
«Слишком часто дышу. Углекислый газ не успевает покинуть маску! Нужно собраться с силами. Иначе конец!»
Датчик уровня дыхательной смеси показывал чуть больше четверти — всё из-за треклятой погони. Необходимо возвращаться, пока не стало слишком поздно!
Рыжов упорно мотнул головой.
«Интересно, что там сейчас творится с Титовым? Он наверняка в шоке. Ещё бы… Вряд ли подобное развитие событий предполагал хоть кто-нибудь из экипажа. Если только эта слепая индиго… Остальные испытывали лишь страх. А я? Что такое творю я сам?..»
Рыжов резко оглянулся.
Спускаемый модуль превратился в еле различимую точку, поблескивающую алюминиевыми боками далеко на горизонте.
— Титов… — Ответом была тишина.
Рыжов глянул на грудь. Переключатель радио застыл в положении выкл.
— Чёрт! — Рыжов не помнил момента, когда сделал это… как и не знал причины содеянного.
«Ну же, догоняй!»
Рыжов резко отвернулся от модуля.
Мальчишка сидел на корточках в каких-то десяти метрах от космонавта и пытался слепить снежок. Его впалые щёки раскраснелись. Нос то и дело шмыгал, пытаясь справиться с соплями — ещё бы, после таких гонок должно литься как из рога изобилия! Засаленные волосы растрепались. Курточка расстёгнута. Штанишки закатаны по колено. Босые пятки пестреют засохшей коростой — видимо от жёсткого наста.
Мальчишка склонил голову набок, озорно улыбнулся, демонстрируя кроличьи зубы. Один был сломан. Чуть-чуть. Откололся. Либо упал, либо что-то грыз.
«Ну ты чего нос повесил? Весело же! Только в этой штуке тебе меня не догнать, — мальчишка с сожалением кивнул на скафандр. — Вот если бы снять…
Рыжов осторожно шагнул вперёд. Не рассчитал сил и в очередной раз приземлился на грудь.
Мальчишка фыркнул.
«Ну, а я чего говорил!»
Рыжов кое-как вернул потерянное равновесие. Присел на корточки, так что оказался на одном уровне со смеющимся мальчишкой.
— Но как?..
«Что как?» — спросил мальчишка, не раскрывая рта.
— Как ты тут выжил?
Мальчишка насупился.
«Зачем тебе знать это? Давай лучше поиграем! Просто давно никого не было. Скучно».
— Откуда ты взялся?
Мальчишка в конец расстроился.
«Слишком много вопросов. Давай играть! Иначе Ему не понравится».
Рыжов невольно оглядел пустынный горизонт.
— Кому? Здесь есть кто-нибудь ещё, кроме тебя?
Мальчишка испуганно стрельнул глазами по сторонам.
«Он отпустил поиграть. В противном случае, тебя бы тут не было. Побежали! Иначе — смерть».
Рыжов приподнялся.
— Да кто ты такой, чёрт тебя дери?!
Мальчишка насторожился. Попятился.
«Я — звезда. Да, я потух, но это ничего не значит! Ты слишком любопытный! Почему не пришла девочка?»
— Какая девочка?
«Та, что прилетела на корабле».
— Светлана?
Мальчишка пожал плечами. Кивнул.
Рыжов замялся, не зная, что ответить.
«Почему?» — надавил мальчишка.
— Это опасно, — Рыжов, не оборачиваясь, указал рукой на спускаемый модуль. — Видишь что приключилось?
Мальчишка безразлично кивнул.
— Теперь мы не можем улететь. Понимаешь? Опоры сдавило льдом. Представь, что стало бы с девочкой, спустись она с нами…
Мальчишка по-взрослому повёл плечом.
«Она бы осталась тут навечно».
— Что?
Мальчишка холодно улыбнулся, обнажив чёрные зубы.
«Это Он так сделал. Чтобы мне не было скучно. Он заботится обо мне».
— Так кто же он?
Мальчишка отрицательно покачал головой.
«Ты не тот, кого я хотел увидеть. Ты не хочешь играть! Ты только задаёшь глупые вопросы! Какая разница, что Я? Разве это что-то изменит?! Ты всё равно умрёшь, как и все твои друзья! Особенно, если не пожелаете играть по Моим правилам».
Рыжов почувствовал, как заныло сердце. Это было предчувствие беды.
Поверхность Европы вздрогнула.
Рыжов не удержался и сел.
Мальчишка безумно улыбнулся.
«Это Я. И Я — зол. Это ты разгневал меня своими пустыми вопросами. Так что принимай расплату», — мальчишка сверкнул глазами, развернулся на носке правой ноги и неспешно зашагал прочь по застывшей корке льда.
— Эй, погоди! — Рыжов неуклюже выпрямился во весь рост. — Слышишь?! Да ты просто наглый мальчишка! Даже не мальчишка, а фантом! Да тебя и нету вовсе! Это всё из-за углекислого газа. Привидится же…
Мальчишка замер. Медленно повернул голову со светящимися синевой глазами.
Рыжов застыл на месте, не в силах пошевелиться. Это был уже не мальчишка. Это был мрак… самый настоящий, какими на земле пугают настоящих мальчишек.
Сухое, сгорбленное тело, ростом метров в шесть. Продолговатая голова без растительности. Огромные глаза, излучающие бездну. Тонкая прорезь рта. Руки-хлысты, свисающие вдоль тела. Серая кожа, сквозь которую проступают зеленоватые внутренности. Сведённые тонкие ноги. Гениталии — отсутствуют.
Рыжов пополз задом наперёд, но ничего не вышло. Он вроде бы передвигался — пусть и неимоверно медленно, — однако существо не удалялось и не приближалось. Оно словно застыло в пространстве, подчинив себе вечность. Или просто парило над заснеженной поверхностью. Блеснули глаза, и Рыжов почувствовал внутри себя мрак. Тот был ледяным. Настолько, что обжигал сознание. Грудную клетку сдавило. Казалось, что в лёгкие опрокинули куль с кусками льда. Дыхание прервалось, а перед взором замаячили чёрные точки.
Существо вскинуло левую руку. Указало крючковатым пальцем на голову Рыжова. По мозгу полоснуло:
«Сними это. Немедленно!»
Рыжов безвольно скользнул руками к шлему. Сорвал пластиковые пломбы. Нащупал защитные скобы. Немного помедлил и откинул те прочь…
В ушах засвистело. Потом щёлкнуло, породив нестерпимую боль.
Рыжов беззвучно взревел. Откинул шлем прочь. Прижал ладони к ушам.
Глаза полезли из орбит. На языке обозначился вкус крови. Всё тело жгло.
Со звёзд спустился ад.
Последнее, что увидел Рыжов, это смеющегося мальчишку. Существа нигде не было, как не было ничего. Только мрак.
Титов установил последнюю перемычку. Вытер тыльной стороной руки со лба выступивший пот. Вернул на место боковую панель пульта и глянул на наручные часы. С момента потери связи с Рыжовым прошёл час. Час сплошного неведения и непрерывных метаний. Жуткие мысли лезли в голову стаями, так и норовя сожрать здравый рассудок с потрохами и косточками. Временами казалось, что вокруг модуля кто-то ходит, изредка постукивая чем-то тяжёлым по хлипкой обшивке. Всякий раз замирает у задраенного шлюза, не решаясь войти.
Титов облазил все уровни, смотрел во все иллюминаторы, следил за показаниями датчиков и камер наружного наблюдения. Ничего. Всё тщетно. Кругом одно единое ледяное безмолвие. Застывший арт-хаус, смысл которого просто невозможно постичь.
Потом принялся звать по радио Рыжова, в надежде, что это именно он издаёт странные звуки, силясь привлечь к себе внимание. Однако и это не принесло результата. В отчаянии, Титов пробрался за внутреннюю дверь шлюза и какое-то время просто сидел на корточках в абсолютной тишине, прислушиваясь к малейшим шорохам. Казалось невероятным услышать хоть что-то на поверхности обледенелого спутника. Но он всё же услышал.
Детский смех.
Звук, который просто не мог долететь сквозь пустоту до его ушной раковины, проникнуть внутрь и коснуться поверхности барабанной перепонки, дабы спровоцировать нейронный импульс.
Но смех был. Где-то далеко-далеко… Как будто по солнечной поляне носится свора озорной ребятни, не зная, как ещё расходовать накопленную за ночь энергию. Однако совсем скоро смех стих, и Титов поднялся обратно в командный отсек.
Он не знал, что произошло и как быть дальше. Трезвая логика казалась опрокинутой на лопатки. Происходящее напоминало сюжет фантастического фильма, и было неясно, во что выльется творящееся безумие. Разве что тоже выйти на поверхность, как это сделал Рыжов, и убежать прочь? Подальше ото всего этого кромешного ужаса! Но что поджидает там, в вечной ночи? Спасение или что-то ещё более жуткое?
«А что может быть страшнее смерти?..»
В конце концов, Титов соотнёс шорохи на счёт перепада температур — по крайней мере, заставил собственное сознание уверовать в это — и взялся за поломанное оборудование. Работа тут же отвлекла ото всего, а сигнал с «Валькирии», запросившего адрес шлюза, и вовсе породил безудержную эйфорию.
Титов стучал по клавишам, не в силах остановиться. Он вбивал адреса прокси-серверов и пароли по памяти. Просчитывал варианты развития событий с тем или иным исходом. Просто размышлял на счёт того, как получить информацию с наименьшей затратой энергоресурсов. Сознание сделалось кристально чистым. Его словно перезагрузили, отведя оперативной памяти необъятный простор! Тот самый простор, что царил за стеклом иллюминатора.
Изображение на мониторе дрогнуло.
В правом нижнем углу экрана вспыхнула иконка «сети».
Сразу же открылись многочисленные окна, буквально заваливая с головой ворохами всё новой и новой информацией.
Титов ухватился за голову.
— Бог ты мой! — только и мог выдавить из себя он, скача взором по графикам, отчётам и фотографиям.
«Валькирия» исследовал подлёдный океан. Первое что проделал дрон, выйдя из чрева криобота, это произвёл детальный химический анализ воды. В целом, та по своему составу не отличалась от земной. Незначительно выше концентрация солей, в частности, сульфата магния. Так же повышенное содержание железа и серы. В остальном, никаких существенных отклонений, которые бы противоречили зарождению жизни. Температура — в пределах от одного до пяти градусов выше нуля по Цельсию. «Валькирия» предположил, что где-то рядом происходит извержение вулкана или гейзера. Скорее последнее, потому что в случае с вулканом присутствовала бы сажа, а последней — не обнаружено. Зато зарегистрированы молекулярные соединения, сведения о которых не содержатся в базе данных.
Титов помассировал виски. Сверился с результатами отчёта. Соединения и впрямь оказались не идентифицированными. Однако представляли собой углеродосодержащую структуру. Но было всё равно не понятно, животного она происхождения или нет.
Титов с нетерпением ждал загрузки флеш-плеера, чтобы появилась возможность подключиться к камерам дрона. Он полностью отключился от реальности, а потому не заметил, как включились камеры наружного наблюдения.
У шлюза сидел мальчишка и показывал камере язык. В руках он сжимал шлем от скафандра. Шлем со следами крови.
Плеер наконец загрузился, и на экране монитора вспыхнула голубоватая картинка, переданная дроном. Мигал значок «on-line», подразумевая действительность всего происходящего. Хотя задержка всё равно была, и Титов это прекрасно понимал.
«Валькирия» скользил непосредственно под кромкой льда, освещая прожекторами девственную стихию. Многочисленные трещины переливались бирюзой. Застывшие метеориты казались чёрными дырами. Кое-где виднелись тёмные проходы, уходящие вверх. Титов набрал нужную команду, и дрон послушно направил к одному из таких проходов маленького суббота. Тот, словно шпион, скользнул в темень, не страшась ни опасности быть зажатым льдом, ни мрачной неизвестности. Ловко протиснулся в узкую щель и принялся осторожно подниматься вверх, помогая себе манипуляторами. Однако в конце пути ждало разочарование — тупик. Возможно, когда-то давным-давно щель вела на поверхность или в ледяной грот, однако тысячелетия сделали своё дело: проход застыл, навечно похоронив тайну океана под десятками километров непреступного льда.
Суббот вернулся на борт, и «Валькирия» продолжил своё исследование.
Встроенные датчики фиксировали медленное нарастание температуры воды. Затем обозначился незначительный радиоактивный фон. «Валькирия» остановился. Принялся ощупывать окружающие слои воды сонаром.
Титов забеспокоился: откуда подо льдом взяться источнику радиоактивного излучения? Это невозможно. На Европе нет урановых, плутониевых, да и прочих радиоактивных руд. Полям Юпитера так глубоко тоже не пробиться. Тогда что же это? Очередная тайна, которую невозможно постичь?
Титов вытер со лба испарину.
«Валькирия» по-прежнему оставался на месте, сыпля потоками информации. Датчики обнаружили под дроном мощный источник радиоактивного излучения. Лазерный дальномер обозначил цифры: пятьсот шестьдесят метров. По всему, объект или аномалия находится на дне. На экране выскочила рамка: «Исследовать?» И два варианта действий: «Да». — «Нет».
Титов медлил. Его сознанием завладела дилемма: приказать дрону спуститься на глубину в пятьсот шестьдесят метров, к непонятному источнику радиоактивного излучения, — тем самым, подвергнуть миссию неоправданному риску, — или продолжить исследовать верхние слои подлёдного океана, согласно штатной программы. Первый вариант увлекал с головой. Второй назидательно поучал: излучение мощное, а это значит, что никуда оно не денется. Можно исследовать позже. Хотя… Это другая планета, так что возможно всякое.
Титов подул на взмокшие ладони.
В этот самый момент «Валькирия» передал знакомый сигнал — смех дельфина. Снова, снова и снова…
Титов почувствовал на спине выводок лягушат. Пальцы сами собой набрали команду. Маленький суббот скользнул во мрак. Тут же включил прожектор, осветив мутную бездну. Титов, не шевелясь, наблюдал за цифрами, отмеряющими глубину. Сознанием завладел какой-то трясун. Истина была тут, прямиком под «Валькирией», только вот на что она была похожа — вопрос.
Мальчишка у шлюза откинул прочь шлем. Подался всем телом в сторону камеры. Неестественно склонил голову набок.
Ожил радиопередатчик:
— Спускаемый модуль. Говорит «сто десятый». Как слышите меня? Приём…
Титов никак не отреагировал на вызов, прильнув к экрану монитора. Суббот спустился на глубину девять тысяч девятьсот метров и продолжал нестись в неизвестность.
Динамики хищно захрипели.
— Спускаемый модуль. Говорит «сто десятый». Как слышите меня? Приём…
Титов хрустнул затёкшей шеей.
Радиационный фон застыл на уровне триста микрорентген в час.
«Остаточный фон… — пронеслось в голове. — Тут и впрямь что-то есть!»
Температура поднялась до десяти градусов выше нуля по Цельсию.
Суббот преодолевал последние метры.
— Спускаемый модуль. На связи «сто десятый». Как слышите меня? Приём… Если слышите, но не можете ответить, подайте хоть какой-нибудь сигнал. Наш курс — двести семьдесят и три. Скорость — шестьдесят километров в секунду. Пройдём над вами через сорок девять минут пятнадцать секунд. Время тринадцать часов двадцать две минуты шестнадцать секунд.
Из-за тёмной мути показалось дно.
Титов почувствовал озноб. Волосы на голове встали дыбом. Сердце замерло в груди. Казалось, из тьмы выглянула вечность, остановив время. Всё было сопутствующим и маловажным. Смысл сохраняло лишь то, что выхватил из вечного мрака луч прожектора суббота.
На скалистом дне покоился объект, отдалённо напоминающий наконечник стрелы. Разобрать детали оказалось невозможным. Элементы конструкции словно поглощали свет. На какой-то миг Титову показалось, что он видит лишь тень, оставленную чем-то, чего больше нет… однако чем глубже спускался кроха-суббот, тем всё объёмнее, не смотря ни на что, становились грани наконечника.
Пришла информация с «Валькирии»: инородное тело!
Титов на ощупь отыскал клавишу радиопередатчика. Сказал:
— «Сто десятый», я спускаемый модуль. Я нашёл их гнездо. Оно под водой. Район Коннемарского хаоса. Глубина — девяносто тысяч!
На экране что-то стремительно промелькнуло… Титов вгляделся в картинку. Вновь, только в другую сторону — как тёмно-синяя клякса.
Суббот вертелся над странным объектом, сканируя пространство на предмет жизни.
— Да кто вы такие?.. — прошептал Титов себе под нос.
Внезапно всё замерло.
«Зарегистрирована жизнь на основе углерода», — очередной сигнал с «Валькирии».
Титов потерял способность нормально мыслить.
— Почему вы сказали: «я нашёл»?
Из глубины экрана — от наконечника — что-то скользнуло наперерез субботу. Да так быстро, что Титов невольно отпрянул от монитора.
Окно проигрывателя мерцало чернотой. Рядом зажглась подсказка: «Связь с субботом прервана. Послать другой?»
Титов прохрипел:
— Рыжов ушёл к ним… Они позвали его.
Мальчишка снаружи безумно улыбался. Он медленно развернулся на носке правой ноги и побрёл прочь от спускаемого модуля, пиная перед собой шлем.
Горизонт заслонил мрачный Юпитер.
— Нет, он не мог этого сделать! — Светлана мотала головой, сидя на кровати в своей каюте. — Он ведь, наоборот, пытался нас предупредить, что находиться здесь опасно!
— Милая, почему ты сразу нам ничего не рассказала? — спросила Женя, обнимая девочку за плечи.
Светлана замерла.
— Я… Я… Я побоялась, что в этом случае, мы улетим обратно. А мне нельзя. Я должна взглянуть на то, что отняло у меня родителей!
Женя прижала всхлипывающую девочку к груди.
— Так или иначе, но шлем Рыжова к спускаемому модулю принёс именно мальчишка, — Аверин смотрел прямо перед собой.
— Может Титов ошибся? — предположила Женя.
— Как он мог ошибиться, если пришельца зарегистрировали камеры видеонаблюдения?
Женя не нашлась, что ответить.
— Но ведь мы не видели запись, — чуть слышно прошептала Светлана.
— Смысл Титову врать? — Аверин глянул на девочку.
Та ёрзала, словно ощущала этот пристальный взгляд.
— Возможно, он просто не в себе, — сказала Женя, чтобы хоть как-то совладать со сложившейся ситуацией. — Представь себя на его месте. Особенно когда с одним из членов экипажа случается нечто подобное. Жуть.
Аверин кивнул.
— Иначе и не скажешь. Тогда я понятия не имею, что именно там произошло. Ведь Рыжов никогда не верил в мои рассказы. Оно не могло прийти именно к нему.
— Ты даже толком не знаешь, что Это такое, — проронила Женя.
Аверин отмахнулся.
— Я, кажется, знаю, что всему виной, — нерешительно произнесла Светлана, обнимая себя руками за плечи.
Аверин с Женей переглянулись. Женя поднесла указательный палец к губам, призывая к тишине.
Светлана закусила губу.
— Однажды мальчишка сказал, что иногда Он заходит в него.
— Кто — он? — не сдержался Аверин.
Девочка сжалась в трепещущий комочек.
— Запертый Внутри.
Женя, по привычке, закусила фалангу указательного пальца. Боль слегка привела в чувства.
— Кто он такой? — спросил Аверин, подходя ближе.
Светлана заломила кисти рук.
— Я точно не знаю… Мальчишка сказал, что он один из тех, Кто Наблюдают. Только почему-то Он здесь один. Его либо бросили, либо Он пожелал остаться сам.
Женя поёжилась.
— И ты хочешь сказать, что это существо может проникать в чужие тела? — спросила она, силясь преодолеть нестерпимую дрожь.
Светлана робко кивнула.
— А разве на этот счёт есть сомнения? — спросил Аверин. — Мы уже видели, как Он приходил к Светлане. Причём не раз.
Девочка вздрогнула.
— Скорее всего, Он может приходить и к мальчишке, — сказала она. — Тогда всё встаёт на свои места.
— Кроме одного, — заметил Аверин.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Женя.
Аверин медлил.
— Непонятно откуда взялся этот самый мальчишка, и кто он такой.
Светлана виновато пожала плечами.
— Он не говорил.
— Может быть, он прилетел на том самом корабле, что отыскал дрон? — предположила Женя. — Ну, естественно, не один. Просто оказался единственным выжившим.
— Он не живой, — без выражения сказала Светлана. — Его потушили. Иначе бы он ничего не знал из того, что рассказывал.
— Тогда я вообще ничего не понимаю, — сокрушённо вздохнула Женя.
— Нет, на корабле прилетел кто-то ещё, — задумчиво произнёс Аверин. — Или что-то. Скорее всего, это именно оно уничтожило суббот.
— Почему ты так решил? — спросила Женя.
— Потому что Запертый Внутри заинтересован в нашем присутствии. Иначе ничего этого просто бы не было. А то, что уничтожило суббот, явно не желало подпускать нас к кораблю, или чем там является эта штука…
Женя вздрогнула.
— А что если это был молох?
Светлана сжалась.
— Стражник глубин? — Аверин задумался. — А что, как вариант… Ведь что-то они там и впрямь охраняют. Да и выжить подо льдом, в столь немыслимых условиях, не так-то просто. Смущает то, что дрон провёл сканирование на предмет жизни и получил положительный результат. Не смотря ни на что, на глубине есть что-то живое. И вот это-то, как раз и занимательно.
Женя молчала. Потом всё же спросила:
— Титов больше не намерен возвращаться в этот район?
Аверин усмехнулся.
— Думаю, его теперь за уши не оттащишь от находки. Лишь бы не потерять «Валькирию» раньше времени. Без дрона у нас не останется шансов.
— Останутся, — прошептала Светлана, переплетая пальцы рук.
Аверин глянул на девочку. Отрицательно качнул головой.
— Нет, Светлана. Даже не начинай! Это очень опасно. Я не могу позволить тебе пойти на столь неоправданный риск.
— На что, простите? — спросила Женя, смотря то на зардевшуюся Светлану, то на играющего желваками Аверина.
Девочка повела плечом.
— Ему больше негде находиться, — прошептала она. — Поверхность — пуста. Я уверена, что он уходит именно туда. Я могла бы проследить.
— Светлана, нет! — Аверин напрягся, заходил из угла в угол, потом замер в центре комнаты и сказал: — Понимаешь, там может поджидать всё что угодно. Вспомни Яську и его друзей. Вспомни, как они заглянули в замочную скважину! Как решились на необдуманный шаг… Вспомни, чем всё закончилось! А теперь скажи мне честно: ты всё ещё считаешь, что ступать на Путь неподготовленным — это правильно?
Светлана насупилась. Прошептала себе под нос:
— Раз Путь есть, значит нужно идти. Тем более, это уже не кольцо. Мы преодолели его. Именно сейчас нельзя останавливаться — иначе быть беде! Нужно двигаться либо вперёд, либо назад. Другого — не дано.
Аверин вздохнул.
— Будь осторожна.
Светлана улыбнулась.
— Спасибо.
Мальчишка долго не решался подойти. Он стоял на заснеженном утёсе и ковырял большим пальцем правой ноги лёд — будто ожившая статуя. Над ним навис Юпитер — огромный, невосприимчивый, надменный. На полюсах гиганта изредка полыхали фиолетовые вспышки. Джеты расплылись, утратив чёткость структуры газового гиганта. Красный глаз медленно вращался, подёрнутый бельмом — внутри него темнела катаракта.
Над головой царила бездна, усеянная светлячками. Последним было просто некуда деться. Их словно прикололи булавкой, оставив на растерзание хищникам, которые рано или поздно придут.
Светлана помахала рукой. Улыбнулась.
Мальчишка повесил голову и не спеша слез с утёса. Затем засунул руки в карманы штанишек и двинулся к Светлане походкой нашкодившего школьника.
Светлана терпеливо ждала, оставаясь на месте.
Мальчишка замер в метре от неё. Насупился. Шмыгнул носом.
— Думаешь, это всё я?
Светлана улыбнулась шире. Протянула руку ладонью вверх.
— Ничего я не думаю. Привет!
Мальчишка недоверчиво глянул на протянутую ладонь.
— Шутишь, да?
Светлана посерьёзнела.
— Разве с подобными вещами шутят? — сухо спросила она, и добавила уже более человечным тоном: — Тем более, человек погиб.
Мальчишка отвёл взор.
— Я не могу Ему сопротивляться. Раньше бы смог. Но не теперь.
— Почему? — спросила Светлана, совершая шаг навстречу мальчишке; тот попятился, снова зашмыгал носом.
— Потому что всё поменялось, — быстро ответил он. — Во мне нет больше искорки.
— Так куда же она подевалась?
Мальчишка окончательно сник.
Светлана осторожно коснулась его руки. Провела пальцами по холодной коже сверху-вниз, замедляясь на царапинах и рубцах от засохших болячек. Мальчишка был будто живой, только замёрзший! Но в том-то и дело, что будто… Он ничего не чувствовал. А оправдывался и грустил только потому, что так было задумано изначально. Это был шаблон. Точнее выработка, лишённая света. Причём целиком. Отчаявшаяся душа, обречённая на вечное скитание по замёрзшему миру. Сохранились лишь повадки, присущие мальчишечьему виду, а всё остальное куда-то подевалось. Словно его пропустили через конвейер, где утратилась человеческая сущность и замерли судьбоносные часы.
«Его стёрли ластиком, как человечка, нарисованного на полях школьной тетрадки, или просто провели ладонью по запотевшему стеклу, на котором он тоже был!»
— Что Он с тобой сделал? — спросила Светлана, отступая назад; её рука безвольно опала.
Мальчишка поднял голову.
— Это не Он. Всё дело в Придумщиках.
— Почему ты не хочешь объяснить? — с мольбой в голосе спросила Светлана.
— А что это даст? Думаешь, с этим станет легче жить? — Мальчишка взлохматил волосы на макушке. — Вот я в этом нисколечко не уверен. Жизнь, именно здесь, просто утратит смысл. А смысл тогда жить вообще? — Он вздохнул. — Вам нужно уйти. Пока истина ниже озвученной правды. Иначе будет плохо. Очень. С этим уже не свыкнуться.
— Что за корабль на дне? — в лоб спросила Светлана.
Мальчишка отшатнулся. Покачал головой.
— Нет.
Светлана взглянула в его расширившиеся зрачки.
Мальчишка пятился прочь, спотыкаясь о куски льда под ногами.
— Нет. Это мёртвый корабль! Ни за что не ходите внутрь! Он укутан в ночь. Он сам — ночь! Он не летает. Он просто настаёт из ничего, как мрак!
— Это межпространственный корабль? — спросила Светлана.
Мальчишка замер.
— Что это такое? — спросил он, недоверчиво глядя на Светлану.
— Корабль, который может «плыть», как душа «искорки».
Мальчишка неоднозначно мотнул головой.
— Но как? — продолжала напирать Светлана. — Откуда взять столько энергии?!
Мальчишка схватился за голову. Прокричал:
— Отстань! Чего тебе от меня нужно?!
Светлана вздрогнула, но устояла на месте.
— Я хочу помочь, — прошептала она. — Ты там, на корабле?
Мальчишка сорвался с места и побежал прочь. Его шатало из стороны в сторону, но он всё равно заставлял непослушные ноги нести раскачивающееся тело вперёд. Это уже больше походило не на бег, а на гигантские скачки, какие совершает кузнечик, перепрыгивая с цветка на цветок, когда за ним гонится прожорливая лягушка.
Светлана какое-то время стояла на месте. Потом сорвалась вслед за мальчишкой. На душе было мерзко. Она не хотела вот так, обманом. Но другого выхода просто не было. Мальчишка не пожелал идти на контакт, значит необходимо вернуться к первоначальному плану действий. Она ни в чём не виновата. Хотя… Виновата, да ещё как!
Занятая мыслями, Светлана не заметила, как мальчишка скакнул за ледяной утёс и исчез из поля зрения.
«И впрямь, как кузнечик!»
Светлана издала возглас изумления и прибавила ход.
Бежать по ледяной крошке было неимоверно трудно. Стопы то и дело подворачивались, коленки подгибались, а от жутких мыслей в голове — и вовсе, хоть стой, хоть падай. Но Светлана гнала себя вперёд, понимая, что мальчишка больше не придёт. Это был последний шанс, который нельзя упускать. Ни за что на свете! А она вот-вот упустит, как и мальчишку.
Светлана кое-как добралась до утёса. Обогнула и замерла, силясь отдышаться. Горизонт был пуст. Мальчишки и след простыл. Светлана, в отчаянии, заломила кисти рук. Попыталась собрать в кучу разбежавшиеся мысли.
«Это ещё не конец. Должны остаться следы! Хоть что-нибудь!»
Светлана принялась бродить по обширной равнине, смотря под ноги. Она прекрасно понимала, что ищет иголку в стоге сена, но сознание всё равно гнало вперёд. Это был какой-то слепой инстинкт, направленный на обретение смысла. Раз мальчишка был, значит, он не мог исчезнуть бесследно. Ничто в этом мире не может исчезнуть просто так. Это — парадокс. Но… Мальчишка больше не принадлежал этому миру, а значит… значит… Значит, что он и впрямь мог просто кануть, как в сказке.
«Или его всё же слопала лягушка!»
Светлана уже просто брела без сил. Она не смогла, как ни пыталась. Она всех подвела. Дрону ни за что не проникнуть внутрь корабля. Всё сводится к мальчишке. А он просто убежал. Убежал, потому что она снова полезла с расспросами. Разве можно так обходиться с запуганным ребёнком, коему нужна твоя помощь? Ведь он наверняка хотел просто поиграть.
Светлана замерла, как вкопанная.
Глянула себе под ноги.
Упала на колени и протянула руки к воде.
Посреди ледяной равнины была прорублена прорубь. Как раз такая, чтобы в неё мог сигануть беспечный мальчишка, в попытке уйти от преследования школьной шпаны!
Светлана коснулась ледяной воды. По коже тут же рассыпались мурашки. В горле застыл снежный ком. Лёгкие сдавило. Светлана поняла, что задыхается. Она попыталась открыть рот, чтобы вдохнуть полной грудью, но вовремя сообразила, что этого лучше не делать. Над головой сомкнулись волны. Светлячков на чёрном небе раздавил каблук Господина — от них остались кляксы. Светлана дёрнулась к дрожащей кромке, но некая могучая сила утягивала её всё глубже и глубже… Светлана не совладала с ужасом и закричала. В рот хлынула ледяная вода. Девочка камнем пошла на дно.
Водная гладь успокоилась. Заблестели искорки инея. Через пару минут от проруби не осталось и следа.
Юпитер властно осматривал свои владения.
На орбите, Аверин тщетно пыталась растормошить бьющуюся в конвульсиях Светлану ото сна. Девочка задыхалась. Она умирала.
Женя выгнулась в углу каюты трамвайной дугой, ухватилась руками за голову — внутри был мрак. Внутри был Славик. Он ухмылялся, обнимая Тьму.
— На борту — чужой, — равнодушно констатировал Малыш, но всем было всё равно.
Рыжов размял скованные льдом пальцы. Уставился пустыми глазницами на усмехающийся Юпитер. Приподнялся, кроша иней. Выпрямился во весь рост. Развернулся в сторону спускаемого модуля. Улыбнулся окровавленными губами. Прохрипел:
— Not liberate inferis.
Внутри спускаемого модуля Титов вздрогнул у монитора.
«Валькирия» передавал человеческий геном.
— Деда…
Александр Сергеевич резко крутанулся в кресле пилота на сто восемьдесят градусов.
Перед ним застыл синюшный Алька. В форменных брючках и гимнастёрке. Внук кривил голову набок и протягивал к деду длинную руку.
«Как клешня у богомола!»
— Алька?.. — Александр Сергеевич привстал с кресла. — Что это?..
Алька безумно улыбнулся. Развернул кисть, чтобы деду было видно.
Александр Сергеевич осел назад в кресло. Внук сжимал в кулачке боевую гранату — РГО. Чека отсутствовала.
— Они сказали, что так не правильно, — прохрипел Алька. — Программу нужно свернуть. Всё слишком далеко зашло.
— Алька, но почему?
Внук усмехнулся.
— Они и не предполагали, что один из Наблюдающих остался. Юпитер обманул Их — Он не стал Звездой. И теперь Они больше не смеются, потому что всё взаправду. Кольца — нет. Зато есть это… — Пальцы рук разжались.
Светлана кое-как отхаркнула ледяную воду: та была солоноватой на вкус. Понимание данности поверхностно скользнуло по сознанию, тут же растворившись за мраком очевидности. Светлана завизжала. Потом закашлялась. Зажмурилась и поползла прочь — так было естественнее, по крайней мере, для неё. Сердце бешено колотилось в груди. Мысли скакали одна через другую, не позволяя сосредоточиться на чём-то одном.
Светлана замерла. Всё же сообразила:
«Это не люди!»
Девочка резко оглянулась и открыла глаза.
Круглая площадка, на которую сверху оседает конусообразный луч света. Под потолком, над площадкой, повисла мерцающая серебром сфера. Точнее это было не серебро, а некая пористая масса, похожая на тело медузы, слабо подсвеченная изнутри. Светлана не знала, откуда взялась эта ассоциация — она в жизни не видела медуз. Она вообще ничего не видела. Только спасительный мрак. И теперь он рассеялся, породив вселенскую жуть. Однако поверхность сферы, именно что походила на хлябкие тела обитателей глубин.
Эфемерный свет медленно угасал.
Угасала и жуть.
Светлана закусила губу. Совладала с непослушными ногами, привстала. Пол оказался пружинящим, чуть тёплым, податливым на ощупь. На нём было приятно стоять босыми ступнями. Светлана нерешительно шагнула обратно к площадке. Замерла, не в силах заставить себя ступить за грань. Точнее, в блеклый конус света, потому что там… внутри…
В луже переливающейся жидкости были разбросаны искромсанные тела. Чужие тела. Не человеческие. Поначалу Светлана решила, что это тела животных. Но потом пригляделась и поняла, что ошиблась. Тела принадлежали чему-то ещё. Это были останки гибридов животного и рыбы. Когтистые лапы с перепонками между четырёх пальцев. Длинные, горбатые, тела с плавником в районе холки. Передние конечности оканчивались всё теми же перепонками и когтями. Большой палец отведён в сторону, напоминая человеческую кисть. Оставшиеся три имеют две лишние фаланги и просто неимоверно длиннющие. Ну просто очень!
«Такими только хватать и утаскивать во тьму! Или рваться изнутри на белый свет!»
Светлана поёжилась. Невольно переступила с ноги на ногу. Обхватила худенькие плечики руками. Комбинезон был мокрым — девочка это только что заметила. Но холодно не было. Трясло разве что от страха.
У ближнего существа оказалась разорвана грудная клетка. Так, словно изнутри что-то вырвалось: сквозь кости, мышцы и наружные ткани! Головы не было, как не было и шеи. Лишь уродливая дыра с торчащими наружу позвонками.
Светлана почувствовала, как под ямочкой, в груди, что-то шевелится. Она резко прижала ладони к солнечному сплетению и посмотрела на плотно сомкнутые пальцы. Девочка была уверена, что внутри неё тоже что-то сидит. Что-то, что она ни за что не выпустит, потому что иначе — смерть. Жуткая смерть, от которой стынет кровь в жилах и утрачивается самосознание!
«Это всего лишь страх. Подлый страх, от которого лучше поскорее избавиться, пока он не успел завладеть всем телом. Потому что тогда — точно смерть!»
Тяжесть в груди тут же исчезла, и Светлана опустила руки. Вскрикнула и отступила. Она увидела голову. Дельфинью голову, которой и принадлежало выпотрошенное тело. Фиолетовый язык свесился между приоткрытыми челюстями. Повсюду — тёмная слизь. Глаза без век поглотила бездна. Она не остановилась на достигнутом — девочка была многократно нужнее. Светлане показалось, что мрак транслируется прямиком внутрь неё, пытаясь растормошить ото сна то, что затаилось в груди…
«Спокойствие! — приказала сама себе девочка. — Иначе точно всё! Это всего лишь животное. Мёртвое животное. Пускай оно и прибыло с другой звезды — это ничего не меняет. В других мирах тоже есть жизнь. Как и в самой жизни, тоже что-то есть. Иначе — никак! Просто нужно смириться. Или бороться, как со страхом. В противном случае, «плыть».
Светлана шагнула ближе и вновь завизжала.
Останки принадлежали вовсе не животной твари, а разумному существу. Логика девочки была простой: раз есть одежда, значит — уже не животное. Но если не животное, тогда что же?
Вариантов ответов не было, и Светлана принялась разглядывать других существ, облачённых в облегающие комбинезоны с непонятными нашивками на спинах, в виде бесконечной россыпи чёрных звёзд.
Она насчитала с десяток изуродованных тел. Характер травм оказался схожим: у всех проломлена грудная клетка. Изнутри. Остальные дефекты — частного характера. У некоторых, так же отсутствуют головы — в редких случаях стёсана черепная коробка, так что наружу торчат остатки бугристых мозгов, а глаза свесились на тонюсеньких ниточках. У части просто оторваны руки, ноги. Одно существо с вырванным тазом. Последний валяется в стороне, изорванный в клочья, словно его трепала свора голодных собака.
Светлана бродила по кладбищу покалеченных тел до тех пор, пока свет не погас окончательно. После этого, просто присела на корточки и принялась раскачиваться. Она шептала одну и ту же фразу много раз:
— Мамочка, прошу, забери меня отсюда. Мамочка, прошу, забери меня отсюда. Мамочка, прошу…
Мамочка всё же услышала. А, возможно, услышало что-то ещё.
За спиной прошуршало.
Светлана умолкла. Душа ушла в пятки, а сердце металось, порождая сумасшедший грохот! Светлана знала, что этот стук слышен в каждом углу ужасного места, в которое завёл пресловутый Путь. А это значит одно: её непременно найдут! Вот только непонятно, хочет ли она сама этого…
Светлана заплакала.
А шорох повторился. И он был ближе — буквально за спиной.
Плеча коснулось что-то холодное.
Светлана заорала, да так, что заложило уши. А потом просто отключилась.
Она не знала, сколько была без сознания. Тело не затекло, руки и ноги двигались, значит — не долго. Однако в голове — полнейшая белиберда. Из последней медленно всплывают воспоминания. Воспоминания кромешного ужаса, что царил до…
Светлана резко обернулась.
Сфера над головой снова мерцала тусклым серебристым светом. Из-за пляски теней казалось, что бока существ сокращаются. Дышат. Медленно и тяжело. В предсмертной агонии.
Светлана поёжилась, гоня прочь бредовые мысли. Подобрала под себя ноги, села. Огляделась по сторонам. Она находилась в огромной зале с куполообразным потолком. От стен так же исходил сероватый свет. Ни окон, ни дверей. Более того, стены по всему периметру огораживает сеть решёток.
Светлана поднялась. Пошла на свет, осторожно переступая через фрагменты существ. Пару раз всё же споткнулась, но сохранила самообладание. Она замерла у решётки, ощупала холодную поверхность трясущимися пальцами. Подёргала. Конструкция не поддалась. Тогда Светлана глянула вверх. Металл закруглялся у потолка, повторяя очертания купола. Что было за сферой — не разглядеть. Но и без того понятно: не выбраться.
Светлана двинулась вдоль стены, продолжая чертить пальцами по решётке. Иногда она смотрела на сияние стен. Поверхность была гладкой и мутной — словно запотевшее стекло. Девочка замерла и попыталась просунуть меж прутьев руку. Получилось. Однако пальцам не хватило каких-то сантиметров, чтобы дотронуться до непонятного сияния. Светлана разочарованно вздохнула и продолжила путь.
Она обошла помещение по периметру, так ни на что и не наткнувшись. Её встречали лишь углы. Замерла в исходной точке. Снова огляделась.
— Но ведь это не круг. Тогда что же? Клетка?
Странно, но страх на сей раз так и не явился.
— Но тогда, кто же меня коснулся? Мальчишка?..
Ответом была тишина.
Светлана помедлила. Затем решительно устремилась к центру залы. Ступила ногой на платформу. Пристроилась с краю, изредка косясь на изуродованное существо.
«И что дальше?» — подумала девочка, устремляя взор к сфере.
Пористая поверхность дрогнула, словно уловив мысли. Вниз ударил конус ослепительного света. Светлана машинально заслонила рукой глаза.
— Помоги мне выбраться, — прошептала девочка, вставая на носочки. — Пожалуйста!
Ничего не произошло.
Светлана вздохнула глубже. Она ничего не знала про это место. Хотя… Кое-что всё же знала. Точнее догадывалась.
И Светлана представила именно это.
Голова закружилась. Сделалось дурно, к горлу подкатил вязкий ком. Светлана прижала ладони к подбородку, чувствуя, как её куда-то засасывает. Платформа выскользнула из-под ног. Всё завертелось в немыслимом водовороте. Светлана зажмурилась, борясь с приступом тошноты. В висках что-то противно щёлкнуло. В коленях возникла адская боль. Затем в правом плече и, наконец, в затылке.
Светлана резко перевернулась на здоровый бок. Содрогнулась в конвульсии. Желудок вывернуло наизнанку, с подбородка закапала желчь. Девочка насилу отплевалась. Разлепила веки, смахнула со щёк выступившие слёзы, отдышалась. Она уже толком и не понимала, что именно происходит. Но помнила, с чего всё началось.
«С искорки!»
Новое помещение оказалось больше прежнего. Всё те же зарешечённые стены, испускающие завораживающий свет. Сфера под куполообразным потолком. Площадка.
Светлана приподнялась на локотках. Спешно огляделась, страшась повторения давешней картины. Но искромсанных существ не оказалось, и девочка облегченно выдохнула. Она ощупала отбитый затылок, саднящее плечо, потёрла ноющие колени — чужие технологии оказались опасными. Но она нашла способ ими управлять!
Взгляд, сам собой, отыскал в полумраке потухающую сферу. Та поёжилась, спустив к ногам девочки очередной луч.
Светлана неловко соскочила с платформы — ей уже хватило двух раз!
Сфера ждала.
Девочка огляделась. Ближняя стена её не заинтересовала: пространство возле неё было пустым. Тогда Светлана развернулась и медленно пошла вглубь залы. У противоположной стены что-то высилось. И это сразу же заняло сознание целиком.
По мере приближения к странному предмету, Светлана начала догадываться, что в реальность воплощаются её самые страшные догадки. Это было оно, вне сомнений. Внеземное, гадкое и подлое, умопомрачительное творение цивилизации, считающей себя высокоразвитой.
— Вы ничем не отличны от тварей, — прошептала девочка, сжимая кулачки. — Вы охотитесь на нас, подобно хищникам.
Светлана замерла у сооружения и заплакала.
На трёх цепях, прикреплённых к решётчатому потолку, были подвешены три вдетых друг в дружку обруча, диаметром метра три-четыре. Внутри них находилась колыбель, а в колыбели сидел мальчишка — тот самый. Точнее не сидел, а лежал, причудливо свесив голову на бок. Он спал, вне сомнений, и Светлана на минуту уверовала в данность. Она разжала кулачки, поднесла пальцы к глазам и смахнула с ресниц слёзы. Потом улыбнулась. Опустила ладони до уровня груди и сложила их ковшиком.
— Просыпайся, соня. Я пришла за тобой.
Мальчишка никак не отреагировал. Тогда Светлана протянула руку. Миг… И её отбросила некая чудовищная сила! Как злобный мальчишка тряпичную куклу своей мелкой сестры. Светлана больно приложилась спиной о пол, тут же попыталась сгруппироваться, или хотя бы укрыть голову руками. Но её всё тащило и тащило, вплоть до противоположной стены.
Светлана выдохнула и, не чувствуя боли, вскочила на ноги. Сделала пару шагов обратно к колыбели и лишь только тут оступилась, ощутив, как нестерпимо ноет всё тело.
— За что?! — не поняла Светлана, упорно продвигаясь к цели. — Я всего лишь хотела помочь!
Мальчишка в колыбели молчал в той же позе. Он словно не был ни к чему причастен. Да так и было. Светлана замерла у обручей. Наклонилась. Осторожно дунула. Тут же боязливо отпрянула, уловив еле заметное свечение между дужками. Потом собралась с мыслями и дунула снова. Пространство исказилось. Это походило на оболочку мыльного пузыря или на плёнку бензина в воде.
Светлана закусила губу.
— Как же быть?..
Она опустила взор ниже и осела.
Мальчишка сжимал в руках прыгалки, а в сознании Светланы звучали весёлые строчки:
«Раз, два, три, четыре,
Кто у нас живёт в квартире…»
— Колька?.. — Светлана с неимоверным трудом устояла на ногах; руки, сами собой, потянулись к прыгалкам. — Но как?
— Откуда ты меня знаешь? — донеслось из темного угла.
Светлана замерла. Глупо посмотрела на протянутую к обручам руку. Тут же отдёрнула и обернулась на голос.
Говорившего не было видно. Лишь ледяной взор на стыке двух стен — но, судя по голосу, явно тоже ребёнок.
— Кто ты? — ответила вопросом на вопрос Светлана, глубоко в подсознании понимая, что именно скрывается во тьме — это была она, заблудшая душа потухшей «искорки»!
Взгляд во мраке сверкнул, обдав потоками негатива.
— Сама же только что назвала по имени.
Светлана, в замешательстве, посмотрела на спящего мальчишку, потом снова перевела взгляд на темень.
— Я… не тебя, — сбивчиво сказала она. — А его. Ведь это и есть тот самый Колька, что бросился на поиски Тимки?
— Откуда ты знаешь?
— Я… Я… Мне друг рассказал!
— Что за друг?
— Один из тех, с кем я прилетела с Земли.
Голос молчал. Потом всё же спросил:
— А он откуда знает?
Светлана пожала плечами.
— Просто они в детстве дружили.
— Дружили? — Пауза. — Уходите!
— Тебе не интересно, как его зовут?
— Нет. Летите домой, пока целы.
Светлана осталась невозмутимой. Сухо спросила:
— Что ты? И как разбудить его?
Во тьме усмехнулись.
— Ты хочешь знать именно это?
Светлана кивнула.
— Так знай: он — это я, а я — это Он. И все мы — во мраке!
Светлана обернулась к Кольке. Пригляделась тщательнее. И впрямь, не дышит. Щёки — запали. Кожа на кистях рук покрылась трупными пятнами. Да и всё тело какое-то неестественное, вытянутое, дряблое — как у тряпичной куклы. Если бы не поза, Светлана и сама бы обо всём догадалась. Но вот поза…
Девочка обречённо опустила глаза.
— Как они могли?.. Ведь он же ребёнок, — она виновато посмотрела на вышедшего из тени мальчишку. — Прости. Ты же ещё ребёнок. Был…
Колька по-взрослому мотнул головой.
— Уже нет. Теперь я — нечто, обречённое на вечное скитание вдоль Пути. Я так и не вспыхнул. Тьма завладела мной, и теперь — я слеп.
— Не говори так! — воскликнула Светлана. — Наверняка существует способ помочь тебе!
Колька отрицательно качнул головой.
— Светлана, оттуда, где я побывал, ещё никто не возвращался. Это пресловутая смерть, которая смешивает краски, — он холодно улыбнулся. — А ты ведь, как никто другой знаешь, что происходит, если их все смешать.
Светлана опустила голову.
— Да, знаю, — она всем телом подалась к Кольке. — Но ведь я её победила! Каким-то усилием мысли!
Колька застыл на месте.
— Победила. Но какой ценой?
Светлана молчала.
Колька повёл плечом.
— В тебе тоже «искорка», которой лишился я сам. Именно поэтому ты тут. Ты нужна Запертому, потому что от меня нет больше проку. Или ты ещё не познала свою истину?
— Истину?
Светлана хотела было шагнуть к Кольке, но оступилась. Рухнула на пол, попыталась поднять тяжёлую голову. Пространство медленно вращалось. Внутрь по носоглотке скользило что-то обжигающее. Оно прожигало сознание насквозь, в попытке сломить волю.
— Что с тобой?! — испугался Колька.
— Не знаю… — Картинка перед глазами плыла. — Что-то не так!
С потолка спустилась бездна.
— Ну же, милая, очнись! Не подводи меня! — Аверин склонился над притихшей Светланой; поднёс к носу девочки флакон с нашатырным спиртом.
Светлана отдёрнулась. Попыталась отпихнуть руку Аверина прочь. Тот не позволил.
— Отойди от неё!
Аверин резко обернулся.
Женя застыла в метре от него, неестественно склонив голову набок.
— Чёрт! — Аверин невольно попятился.
Женя надвинулась. В её глазах царила бездна.
— Она нужна мне.
— Зачем?
— Тебя это не касается. Прочь от мелкой.
Аверин отрицательно качнул головой.
— Не знаю, что ты за тварь, но девочку ты не получишь! Пока я жив, она останется тут, со мной!
Женя жутко улыбнулась.
— Это легко поправимо.
— Не думаю, — Аверин размахнулся и, сам не понимая, что делает, ударил Женю кулаком по лицу.
Женя отлетела к противоположной стене. Осела.
Аверин вновь развернулся к Светлане. Сунул ей под нос флакон. Девочка скорчила рожицу. Застонала.
— Нет, — шептали её пересохшие губы. — Нет. Я не могу. Нельзя его тут оставлять. Ему нужна помощь!
— Кому? — спросил Аверин.
Светлана открыла пустые глаза.
— Кольке.
— Что? — Аверин опешил и пропустил удар огнетушителем по голове; реальность померкла, но лишь на миг.
Аверин обернулся, присел, поставил блок. Вовремя. Второй удар метил в солнечное сплетение — тварь неплохо разбиралась в человеческой анатомии; ещё бы, ведь она являлась творцом всего живого по эту грань.
Аверин отмахнулся от данности. Укрыл голову руками. Опять вовремя. Костяшки осушило. Между локтей скользнула вёрткая кисть с маникюром на пальцах. Пошарила в поисках горла и вцепилась в плоть. Аверин опешил: ещё ни разу в жизни его не душила женщина!
Женя улыбнулась, словно прочла мысли противника.
— Я тебе яйца оторву, сучёныш, и в жопу засуну! Или думаете, что только вы можете меня трахать?!
Аверин попытался оттолкнуть напирающую Женю. Не получилось. Та оказалась неимоверно сильной. А от мертвецкой хватки зазвенело в ушах.
— Что происходит?! — взвизгнула Светлана, ощупывая руками пространство перед собой.
— Светлана, беги, — прохрипел Аверин. — Он здесь!
Девочка испуганно моргнула. Прижала руки к груди. Сжалась в трепещущий комочек страха.
— Я… Я… Я не могу, — прошептала она.
— Можешь! — Аверин бил свободной рукой по Жениному запястью, но всё так же безрезультатно — девушка не ощущала боли; а ногти всё глубже впивались в плоть.
— Сейчас у тебя глаза на лоб полезут, — улыбнулась Женя, протягивая к шее Аверина вторую руку.
— Женя, это ты? — спросила Светлана. — Зачем ты слушаешь Его? Нужно противостоять!
— Противостоять — глупо. И ты сейчас в этом убедишься, — Женя принялась гнуть шею Аверина на бок; захрустели позвонки.
Аверин почувствовал, как немеют руки. В пятках защекотало, а глаза и впрямь полезли из орбит.
— Женя, вспомни дом, детство, маму! — продолжала сбивчиво говорить Светлана. — Вспомни, какими красками было овеяно счастье! Тьма — ничто по сравнению с самым прекрасным, что доступно по эту грань. Она может только ослеплять, когда мы сами позволим Ей смешать цвета нашей жизни в грязь. Без нас — Она ничто! Просто букашка, засевшая в глубинах подсознания. Она бессильна против доброго сердца и чистой души, а оттого так зла. Ну же, Женя, услышь меня! И возвращайся.
Женины руки с окровавленными ногтями затряслись, опали. Взгляд избавился от мути и стал более осмысленным. Губы еле заметно дрожали. Женя огляделась по сторонам. Покачнулась. Потом поднесла ладони к лицу. Вскрикнула, не в силах снести увиденного.
Аверин пытался восстановить сбившееся дыхание. Кое-как поднялся на ватные ноги. Ощупал шею. Крови было немного, значит, артерии не повреждены.
— Что здесь произошло?.. — спросила Женя подавленным голосом.
Светлана улыбнулась.
— Ты победила Его.
— Кого?
Аверин откашлялся.
— Это существо… Оно манипулировало тобой.
Женя в ужасе прислонила ладони к груди.
— Нет… — шептала она пересохшими губами. — Нет… Этого не может быть. Не правда. Я не верю!
— Женя! — Светлана соскочила с кровати и бросилась к подруге.
— Светлана, нет! — Аверин вовремя схватил девочку за руку.
— Пусти! — крикнула та. — Неужели не видишь, что Он возвращается?! Женя, только не бойся! Иначе Тьма непременно окутает тебя!
Но Жени уже не было. Перед Светланой возвышалась раскачивающаяся фигура с высоко поднятой головой и длинными, словно хлысты руками.
Аверин спешно отпихнул девочку в сторону.
Светлана повалилась с ног. Забилась под стол, как испуганный зверёк. Обхватила руками сведённые колени и принялась раскачиваться, шепча себе что-то под нос.
— А она и впрямь «искорка», — улыбнулась Женя. — Я не прогадал с выбором.
Аверин, недолго думая, схватил валявшийся у ног огнетушитель.
— Отстань от неё!
— А иначе что? — Женя двинулась на Аверина, вытяну перед собой руки. Как зомби. Как призрак. Как зверь, жаждущий плоти.
Аверин сделал шаг назад, но тут же понял, что отступать некуда. Вокруг — открытый космос, кругом — переборки, так что сколько не пяться, стена за спиной, рано или поздно, возникнет. А погибать загнанным в угол — увольте, — значит, погибать трусом.
Аверин размахнулся и, что есть сил, ударил Женю огнетушителем по лицу. Раздалось глухое «бум». Женину голову развернуло на девяносто градусов. Челюсть выскочила из сустава. Щека превратилась в кровавое месиво. Глаз заплыл.
«Как же хорошо, что Светлана ничего не видит!»
Женя кивком вернула голову в нормальное положение. Попыталась улыбнуться, но вышел какой-то жуткий оскал. С подбородка сочилась слизь, перемешанная с кровью.
Аверин переступил с ноги на ногу, проглатывая рвотный позыв. Глянул на помятый бок огнетушителя.
— Так ведь не бывает…
Женя зашипела и бросилась на противника.
Аверин размахнулся, но ударить повторно не успел. Тварь налетела, повалила с ног и принялась рвать ногтями комбинезон на груди. Аверин попытался протиснуть между собой и Женей локти. Не вышло. Дистанция была слишком мала. Тогда он дёрнулся всем телом в сторону, в надежде перекатиться вместе с девушкой на бок. Однако та просчитала манёвр и развела для устойчивости бёдра. Аверин, в отчаянии, шарил руками по полу. Ничего! А Женя уже добралась до плоти. Грудь обожгло. Потом снова, снова и снова…
Аверин понял, что это конец. Его конец!
Левый бок кольнуло. Аверин машинально скользнул рукой по Женину бедру. В кармане комбинезона что-то было. Аверин, недолго думая, сунул пальцы под клапан. Нащупал гладкий металл — продолговатый с острым концом. Резко выдернул руку, размахнулся и, из последних сил, вонзил находку в шею противника.
Женя замерла. Потом захрипела и отскочила прочь, заливая Аверина и пол каюты артериальной кровью. В её глазах читалось истинное безумие.
Светлана под столом тряслась мелкой дрожью.
Аверин откинул прочь половинку сломанной ложки. Приподнялся, стараясь не обращать внимания на кровавое месиво, в которое превратилась его собственная грудь.
Женя осела прямиком у стола, под которым пряталась Светлана.
Девочка взвизгнула. Тут же зажала рот ладошками. Но было поздно.
Женя резко обернулась. Протянула окровавленную руку. Зашипела:
— Иди сюда, малявка!
Аверин вскочил на ноги. Метнулся на помощь Светлане. Тут же споткнулся об оброненный огнетушитель и полетел в кровавую лужу. От удара подбородком о пол сознание заслонилось звенящей пустотой. Аверин стиснул крошащиеся зубы — так, что затрещали пломбы. Ему нельзя терять сознание именно сейчас — просто нельзя! Только потом, когда тварь уберётся в своё логово. Хотя и тогда тоже нельзя. Потому что она снова вернётся. Возможно, к нему самому.
Аверин почувствовал что, не смотря на все старания, он куда-то проваливается.
В каких-то сантиметрах от него умирающая Женя пыталась вытащить отбрыкивающуюся Светлану из-под стола.
Аверин протянул тяжёлую руку.
В этот момент корабль содрогнулся.
— Внимание! Взрыв в кабине пилотов. Разгерметизация головного отсека. Пожар в столовой и транспортном отсеке. Сход со стационарной орбиты. Отказ маршевых и маневровых двигателей. Отказ генератора антинапряжённости. Отказ систем жизнеобеспечения. Повышенный радиационный фон. До столкновения с поверхностью спутника — сто двадцать семь минут, шестнадцать секунд…
Аверин разлепил тяжёлые веки. Попытался подняться. Руки предательски разъехались, и он заново рухнул в остывающую кровь.
— Внимание! Взрыв в кабине пилотов. Разгерметизация головного отсека…
— Светлана… — Аверин огляделся по сторонам; в каюте сгустился абсолютный мрак — такое ощущение, что он ослеп.
Аверин испуганно дотронулся до глаз. Целы. Тогда почему же вокруг тьма? Ну конечно, ведь прогремел взрыв. Но что послужило причиной?!
— Господи! — Аверин даже не обратил внимания, на то, чьё имя упомянул всуе. — Ведь старик был в кабине!
Рядом застонали.
— Светлана?.. — Аверин всё же поднялся; принялся водить перед собой руками, стараясь хоть как-то сориентироваться в пространстве.
Под ногу вновь подкатился огнетушитель.
Женя!
Аверин с трудом устоял на ногах.
«Ведь я убил её! — догадка оказалась пострашнее реальности. — Что я наделал? Ведь она ни в чём не виновата!»
Аверин обхватил голову руками, замер в позе, символизирующей полнейшее отчаяние.
— Яська?
Голос Светланы вернул к реальности, однако груз на душе остался прежним.
— Ярослав, это ты так дышишь? Ответь. Мне страшно!
Аверин разом выдохнул всё. С ним в отсеке находилась маленькая девочка. Внутри неуправляемого космического корабля, который, в данную конкретную минуту, стремительно несётся вниз. А навстречу ему простирает свои ледяные объятия непутёвая Европа. Она ещё не знает, какой жаркой будет встреча. Да, несравнимой с взрывом сверхновой, но всё равно знаковой и, вне сомнений, ужасной.
Так что же следует предпринять, чтобы спасти эту саму девочку? Ведь больше ей не на кого надеяться. Мама и папа погибли по воле рока. Друзей нет вообще. Разве что этот Мячик… Но он обычный дельфин, ему не выжить в открытом космосе. Ближайшая служба спасения находится на расстоянии более шестисот миллионов километров. Даже если удастся дозвониться, ждать придётся долго. Очень долго. Целую вечность! А у них всего лишь жалкие два часа.
Аверин понял, что не знает, как быть. Вариантов нет. Только один. Но он не менее ужасен, чем смерть Жени и Александра Сергеевича.
Аверин тряхнул головой, гоня прочь страшные мысли.
«Только в самом крайнем случае. Если больше никак. Чтобы избавить от мук».
Да, отчаяние, оно такое. Затмевает здравый рассудок картинами истинного безумия. Жутью за рамками рациональности. Вселенским кошмаром, что достиг пика своей кульминации. Начинается светопреставление! Вы уже купили пиво и чипсы?.. Если нет, тогда поспешите! У вас осталось слишком мало времени.
— Светлана…
Девочка тут же прильнула к ноге. Вцепилась так, что не оттащить. Мёртвая хватка и рядом не стояла.
— Мне страшно!
— Успокойся, милая. Всё будет хорошо. Мы что-нибудь придумаем.
Светлана засопела.
— Зачем Запертый взорвал корабль?
— Думаю, это не Он.
— Тогда кто же?
— Не знаю.
— А что с Женей?
Аверин стиснул зубы, чтобы не выдать чувств. Ну что можно ответить на этот вопрос?.. Тем более, в усмерть испуганной девочке?
— И Александр Сергеевич тоже?.. — чуть слышно спросила Светлана.
Аверин присел перед девочкой. Потом просто обнял и принялся гладить по растрепавшимся волосам.
— Прости меня, Светлана. Это я во всём виноват. Виноват во всех этих смертях. В том, что не уберёг тебя от зла и в том, что не представляю, как быть дальше…
— Я знаю как, — Светлана встала. — Мы нырнём на самое дно. Ведь Яськина мама говорила именно про это?
Аверин опешил. Он не заметил, когда их роли поменялись.
— Что ты хочешь этим сказать, Светлана?
Девочка отстранилась; Аверин ощущал в своей руке лишь её горячую ладошку с бьющейся жилкой.
— Я кое-кого встретила там, — сказала Светлана. — Ты должен увидеть его.
Аверин только сейчас вспомнил, первые слова девочки, как только та очнулась.
— Но что он там делает? Как он оказался настолько далеко от Земли?! И как выжил?
— Я точно не знаю, — виновато призналась Светлана. — Он упёртый, не говорит. А тебе скажет. Я в этом уверена!
— Но как? Как мы попадём на дно?! — Аверин понимал, что утрачивает смысл всего происходящего.
Светлана улыбнулась в темноте.
И Аверин увидел это проявление чувств. Точнее увидел не он. Увидел Яська, сидящий внутри него.
А Светлана сказала:
— Мы «поплывём». Ведь Яська так никуда и не делся. Яська жив в каждом из нас. Просто иногда мы создаём внутри себя воздушный замок и запираем его там. Это плохо. Но так — повсюду. И страшно то, что никто этого не замечает! Или претворяется, что не замечает…
— Заметила лишь слепая девочка, живущая во тьме, — Аверин почувствовал, как к горлу подкатил ком; голос дрогнул: — Я не уверен, что у меня получится…
— Хм… Уже получилось. Ты ведь видишь меня.
Аверин собирался было возразить, но он и впрямь видел. Голубая девочка с копной белоснежных волос. Мальвина наоборот. Ангел, спустившийся с небес. Лучик затухающего Солнца. Последняя надежда. «Искорка». Именно она пришла к нему тогда в тёмный подвал — только в другом воплощении. Душа, которую так бессовестно залили всеобщим безразличием! Растоптали. Закатали в бетон обыденности. Просто забыли. Но ради чего? Чтобы быть спокойными, потому что перемены пугают? Бред. Им всем что-то нужно. Каждому — ткни пальцем в небо, не прогадаешь! Потому Земля и жива до сих пор. Она как конвейер, по которому движутся заготовки. Ментальный материал, который просто необходимо пустить на переработку. Потому что в этом случае получится что-то ещё. Что-то более важное во вселенском масштабе. Нечто умопомрачительное, что девственное человеческое сознание просто не в силах постичь! Вот, она, истина. И она страшна, так как её очень сложно принять. Легче «уснуть». Принять забвение. Стать обычным «слепцом», коему нет дела до чувств, света, самопознания!
— Вижу, — прошептал Аверин.
— Тогда «плывём»?
— «Плывём».
И они поплыли.
Колька сидел на полу и рассматривал босую пятку.
Светлана дёрнула застывшего Аверина за руку.
Колька вздрогнул. Забыл про пятку и посмотрел на вновь прибывших. Недоверчиво прищурился.
— Зачем вернулась?
Светлана виновато улыбнулась.
— Вы должны поговорить.
— Мы? — Колька поднялся.
— Да, — и Светлана трепетно посмотрела на Аверина; тот пребывал в ступоре.
Колька повёл плечом.
— С какой стати?
— Потому что вы — друзья.
— Вот ещё… Это он тебе сам так сказал? — Колька недобро сверкнул глазами. — Уходите, пока не стало слишком поздно.
Светлана грустно вздохнула.
— Уже стало.
— О чём это ты?
— Нам некуда возвращаться — корабль погиб. Все погибли.
Колька озабоченно почесал заросший затылок; оглядел потрёпанного Аверина.
— Ведь я же предупреждал. Нужно было сразу улетать! Что же теперь будет…
Аверин мотнул головой.
— Колька… Это и впрямь ты?
Колькин взгляд повис в пустоте. Ладони сжались в кулачки. Всё тело напряглось. Он походил на спортсмена перед ответственным стартом. Только стартом чего? Этого не знал никто.
— Кто он? — спросил Колька, по-прежнему, обращаясь к Светлане.
Девочка потупила взор.
— Я, думаю, он и сам может ответить на твой вопрос.
Аверин сделал нерешительный шаг навстречу Кольке. Тот остался недвижим. Только горделиво вскинул остренький подбородок.
— Колька, это же я, — прохрипел Аверин в раз севшим голосом. — А ты ничуть не изменился. Всё такой же Фома-неверующий. Не узнаёшь меня?
Колька отрицательно мотнул головой.
Аверин присел на корточки.
— «Раз, два, три, четыре — кто у нас живёт в квартире…»
Колькины глаза округлились. Он с трудом устоял на месте. Но всё же устоял.
— Откуда вы её знаете?
Аверин улыбнулся.
— Колька, это же я, Яська.
Колька часто-часто замотал головой, словно в попытке избавиться от труднодоступного внушения. Внушения, что перекраивало истину, поверх правды. Хотя, что он знал о правде? Тринадцатилетний мальчишка, ступивший за грань. Правда была для него ничем. Пустым местом, на котором века не прорастёт ни один росток. Он видел реальность такой, какой та выглядит снаружи. Настоящей, без суеты и пустых идеалов, навеянных лжепророками. Его истина подчинялась высшим законам. Мировым константам. «Печатям», что установили бесплотные боги. Его было невозможно обмануть, если только он сам не пожелает этого. А он и не желал, просто испугался, на какой-то миг став «слепцом», с которых всё и пошло.
— Врёшь! — сверкнул глазами Колька. — Ты один из Них! Просто прячешь лицо за маской добродетели. Все вы прячете свои лица, чтобы вас не вычислили уже там, на той стороне! Потому что там намного страшнее самого жуткого последнего суда! Но Тьма придёт и за вами. От неё не убежать.
— Колька, — Светлана протянула руку. — Успокойся. Ты и сам сейчас не многим отличаешься от них. Ты утратил чувства и ослеп. Так не познать истины. Ну же, откройся!
Колька возбуждённо дышал и раскачивался на широко расставленных ногах. На его лице было написано мощнейшее противоборство. Схватка с самим же собой. Он прекрасно понимал, что необходимо совершить встречный шаг, иначе происходящее и вовсе утратит смысл. Понимал, но не мог так быстро принять сложившийся расклад.
Аверин понял это.
— Колька, помнишь, как мы познакомились? На меня в овраге напал стриж. Потом мы изжалились крапивой, но всё равно унесли его к тебе домой. Он был ранен и всё не мог взлететь. А позже Тимка придумала мотивацию: запустить воздушного змея. И ведь вышло! Стриж полетел!
Колькины плечи безвольно опали. Противостояние закончилось. Хотя не совсем. Колька шмыгнул носом и спросил:
— Что я забрал с собой, уходя?
Аверин почувствовал, как закололо в груди. Нет, это была не холодная спица, которая вворачивается всё глубже и глубже в сердце с каждым очередным вдохом. Просто множество тонюсеньких иголочек, что спускаются вдоль позвоночника, замирая в районе солнечного сплетения, порождая совершенно другую боль: тянущую, горькую, нестерпимую. Боль от утрат. Преодолеть её помогут лишь слёзы. Но Аверин всё же сдержался. Он проглотил подкативший к горлу комок и тихо сказал:
— Прыгалки. Ты сошёл с поезда у самой развилки. И так и не вернулся. До сегодняшнего дня… или ночи.
— Яська… — Кольку всего трясло. Он словно бился в лихорадке или, наоборот, изнывал под натиском леденящего ветра…
А потом просто повалился с ног.
Светлана вскрикнула. Аверин поспешил подхватить невесомое тело друга — если это было тело. Он уложил Колькину голову себе на колени и пригладил торчащие в разные стороны волосы.
Колька открыл глаза. На его щеках застыли бисеринки слёз. Губы дрожали.
Из-за спины Аверина вышла испуганная Светлана. Села на пол, поджав под себя ноги, и взяла Кольку за руку. Мальчик не возражал. Он тихо сказал:
— Яська, прости меня, пожалуйста.
— Да за что?! Чего такого ты сделал?
Колька отвёл взгляд.
— Я — предал.
— Кого?
— Тебя. Нельзя было поступать именно так, а я поступил — в смысле, сошёл тогда с поезда. Я до сих пор корю себя за это. Ведь мы даже не попрощались по-человечески! По дружески. Наверное, именно поэтому меня и выбрали.
Аверин вздохнул.
— Эх, Колька, это не ты должен просить у меня прощение, а я у тебя.
Колька обеспокоенно глянул на друга.
Аверин уставился на решётчатые стены.
— Уйдя за грань, ты обрёл смысл, а я вернулся в тот глупый мир, превратился в «слепца», принялся просто проживать жизнь, причём всё это — по собственной воле. Мне было страшно, и я утратил истину. Точнее, не утратил: она ушла сама, поняв, что ей больше нет места рядом со мной. Наши пути разошлись. Так я и жил впотьмах, думая, что самостоятельно вершу свою судьбу. А оказалось, наоборот, это она все эти годы вертела мной, как хотела, будто засевший внутри паразит.
— И как же ты выкарабкался? — восхищённо спросил Колька.
Аверин посмотрел на Светлану.
— Ко мне спустилась «искорка», и я заново прозрел.
Девочка потупила взор.
Колька встревоженно заёрзал. Попытался подняться.
— Что такое? — спросил Аверин. — Ты уверен, что стоит?
Колька кивнул. Сел между Светланой и Авериным. Поочерёдно обвёл каждого из них обеспокоенным взором.
— Со мной всё в порядке. Просто тут, на дне, совсем нет энергии. А, в последнее время, я основательно её трачу.
— Это из-за нас? — спросила Светлана.
Колька пропустил её вопрос мимо ушей.
— Нужно что-то придумать! — резко сказал он.
— Что именно? — Аверин попытался прочесть причину Колькиной обеспокоенности по его же лицу, но мальчишка отвернулся к Светлане.
— Тебе угрожает опасность. Он устроил всё это только для того, чтобы заманить тебя к себе!
— Так кто Он такой? — спросил Аверин.
Колька резко обернулся.
— Запертый Внутри! Он провёл тут десятки тысячелетий — может, миллионы лет! — выжидая подходящего момента. И вот, этот момент настал.
— Погоди-погоди, — Аверин помассировал виски. — Ты хочешь сказать, что цель миссии, изначально была совершенно иной?
— А какой она была? — Колька выжидательно моргал.
— Найти на Европе жизнь, — шаблонно ответил Аверин.
— Странно… — Колька почесал затылок. — Нет, жизни тут нет. Выходит на Земле присутствуют те, кто всё же знают истину. Вами воспользовались, чтобы доставить на этот корабль «искорку» — тебя, — и Колька, кивком головы, указал на Светлану.
Девочка испуганно вздрогнула.
— Какой от неё прок? — спросил Аверин.
Колька молчал.
— Этот корабль… — монотонно проговорила Светлана. — Он перемещается сквозь пространство. «Плывёт». Но для этого ему нужно топливо. «Искорка», которой лишён он сам. А Запертому необходимы заблудшие души — люди, запутавшиеся в собственных чувствах, — чтобы при помощи их тел вершить пресловутую судьбу. Ведь «слепцы» не видят истины — от них, именно здесь, Ему нет никакого прока. Они куда нужнее там, на Земле, чтобы вершить эксперименты над материей. Так возникла эта миссия.
Аверин почувствовал, как внутри у него всё похолодело.
«Ведь Светлана и есть топливо! И Колька тоже… был», — Аверин глянул на друга.
— Куда ты попал, после того, как сошёл с поезда?
Колька поёжился. Посмотрел на Аверина влажными глазами, в которых читалось одно-единственное восклицание: не заставляй меня рассказывать!
— Иначе я никак не смогу помочь, — тихо сказал Аверин. — Мне нужно знать, кто Они такие.
Колька смиренно кивнул. Искоса глянул на притихшую Светлану. Собрался с духом и заговорил:
— Я дошёл до ближайшей станции и принялся ждать обратный поезд. Времени прошло немного — тогда я ещё не знал, что время в тех местах — относительно, как и пространство, сквозь которое ходят поезда. Могла пройти пара минут… а могли кануть тысячелетия! Я понял это уже значительно позже, после того, как побывал за гранью. А тогда, сидя на платформе, я был уверен, что догоню Тимку. Во что бы то ни стало! Я должен был это сделать, просто обязан! — Колька перевёл дух; окинул взором притихших слушателей.
Аверин был напряжён. Смотрел поверх Колькиной головы в никуда. Мысленно он был далеко: там, где веснушчатый паренёк болтает ногами, сидя на бетонной плите.
Светлана прижала руки к груди и с присвистом дышала.
Колька продолжил:
— Вскоре пришёл поезд. Его тянула та самая многоножка, что и поезд, на котором увезли Тимку. Пассажиров не было, а потому я без проблем вскочил на подножку. Поезд тронулся и… — Колька сглотнул. — Это ведь не поезда вовсе. Нет. С виду похожи, а на деле… Даже не знаю, с чем и сравнить… Там и рельс нет сроду! Лишь пустота. Это только когда в вагоне сидишь, кажется, что за окном проносятся фонари и полустанки.
Колька, с надеждой, глянул в глаза Аверину.
— Яська, помнишь, ещё Проводник говорил, что это целые миры?..
Аверин кивнул.
— Так ведь и есть! Поезд несётся сквозь пространство, а за окном пляшут галактики и солнечные системы — они и есть полустанки! Всё что внутри кольца нашей Вселенной. Всё что светит с небес.
— Но почему эти поезда никто не видит? — спросила Светлана.
Колька усмехнулся.
— А кому их видеть? «Слепцам»? Только выйдя на Путь можно отыскать где-нибудь в захолустье ржавую колею. Все думают, что путь заброшен, но они ошибаются. Время от времени, по нему проходит поезд. Тот самый.
— И куда же он тебя привёз? — спросил Аверин.
Колька вздохнул.
— Это жуткое место. Станция «Сортировочная».
— Таких много, — осторожно заметила Светлана.
Колька качнул головой.
— Нет. Такая в нашей Вселенной одна. Там установлен Конвейер. По нему потоком идут души. Манипуляторы «калечат» их, чиня эмоциональную боль. Глумятся. Фиксируют в нужном положении. Потом начинается кромешный ад. Нет, души не бросают в кипящий котёл. Не поджаривают на сковородке. Не подвешивают на крюках. Всё намного проще… — Колька умолк, словно что-то припоминая.
— Так что происходит? — надавил Аверин.
Колька вздрогнул.
— Там — огромная циркулярная пила. Она режет души на части, из которых потом собирается новая форма, — это и есть «трансформация». Она необходима, чтобы перейти на иной уровень. Иначе новый мир тебя не примет.
— Мамочка… — Светлана раскачивалась, не в силах снести услышанного.
Колька потупил взор.
— Дальше, вновь собранные души получают тела и поступают под фрезу. Им режут новые лица и то, что ниже пупка, чтобы была возможность самовоспроизводиться. А в самом конце, телам разрезают грудь, чтобы посадить внутрь Посланца.
— Посланца? — Аверин почувствовал дурноту; дыхание перехватило.
— Да, Посланца. Он сидит в каждом из нас. Это — Тьма. Только Наблюдающие сами этого не знают. Посланец необходим, чтобы контролировать души. Точнее «ослепшие» тела. Их поведение, поступки, принципы. Пока сознание здорово — Посланец заперт. Но если что-то идёт не так, он срывается с короткого поводка и начинает сеять повсюду хаос. Это верный слуга Тьмы. Её верный пёс, который способен уничтожать целые миры! — Колька перевёл дух. — И так повторяется снова и снова. Такова «жизнь» внутри кольца.
— Мне страшно! — Светлана укрыла лицо руками и принялась изредка всхлипывать.
Аверин обнял девочку, прижал её трепещущее тельце к израненной груди.
— Тише, милая. Успокойся. Слышишь меня?
Светлана мотнула головой.
— Нет, я не хочу туда! Не хочу, чтобы со мной поступили именно так! Не хочу! — Светлана уже рыдала навзрыд, не сдерживая эмоций. — Они убили моих родителей! Они их резали!
— Не факт, — сухо возразил Колька.
Светлана замерла. Потёрла кулачками влажные глаза.
— Что ты сказал?
Колька сопел.
— Ты же не знаешь, доехали твои родители до конечной станции или нет. Они могли сойти. Или изначально сесть в другую сторону.
— Но ведь всё равно кольцо! — Светлана держалась из последних сил.
Колька посмотрел в глаза девочке.
— Да, кольцо. Но с него довольно таки легко сойти — говорили уже про это. Так что твои родители могли оказаться в совершенно ином месте. Где, вместо Конвейера, установлено что-то ещё.
Аверин вздрогнул.
— А как же ты? Почему ты не сошёл, если была такая возможность?
Колька помрачнел. Сказал с присвистом:
— Потому что то, что я уже рассказал, это ещё цветочки. Мой Путь простирался дальше, вслед за Тимкой. А у Конвейера дежурят Смотрящие. Они отсеивают от общей серой массы случайно попавших в неё «искр».
— Но зачем?
Колька усмехнулся. Распростёр руки над головой.
— Чтобы Их корабли могли «плыть». Сами Они этого делать не умеют. Так как отказались от эмоций, которые Их тормозили. Но Им просто необходимо «плыть». Потому что именно за Ними и идёт Тьма. А Они вовсе не высшие, как думают. Высшие, много выше и, думается, Они уже давно пересытились деяниями Наблюдающих. А потому натравили на Них куда более злобного пса — Вечную Ночь. Её имя — Нюкта.
Колька умолк.
Светлана шмыгала носом, по-прежнему прижимаясь к груди Аверина.
— Это и есть истина? — спросил он.
Колька кивнул.
— По крайней мере, для вашего мира. Истина — это лестница или пирамида. Она познаётся частями, как частями вершится и эволюция. Сегодня ты просто «слепец», завтра «отошедший ото сна», а ещё через какое-то время, становишься «искоркой». Последняя, может либо вспыхнуть, либо погаснуть — смотря, во что выльется её Путь. Точнее, куда он приведёт.
— Колька, так кто ты теперь? — спросил Аверин.
— Не знаю… Из меня выжали всю энергию. Нет больше сил. Наверное, пора садиться на очередной поезд.
— А как же Тимка? — спросила сквозь слёзы Светлана. — Ты её так и не догнал?
Колька отрицательно мотнул головой.
— Скорее всего, она разделила мой Путь, став чёрной звездой, — Колька потупил взор; искоса глянул на Светлану. — Мы здесь для того, чтобы пожирать целые миры. Прости, это всё из-за меня.
— Почему ты говоришь это? — спросил Аверин.
Колька мрачно улыбнулся.
— Потому что этот корабль вёз страшный груз. И он вёз его на Землю.
— Что??? — в один голос спросили Светлана и Аверин.
Колька вскинул подбородок.
— А как вы хотели? На погасшую звезду рано или поздно накидывают «покрывало» — так на свет нарождается монстр. И монстр этот — я.
— Колька, не говори так, — Аверин облизал пересохшие губы. — Ну какой ты монстр? Посмотри на себя.
— Самый настоящий, — Колька отвернулся.
— А что это за груз? — вполголоса спросила Светлана.
Колька молчал.
Аверин напряжённо массировал виски.
— Я могу показать, — Колька поник.
Светлана с Авериным переглянулись.
Колька поднялся. Направился в сторону площадки. Поманил за собой.
— Идёмте. Тут близко всё.
Светлана кивнула Аверину.
— Это хоть и неприятно, но и впрямь быстро. Я уже пробовала.
— Пробовала — что?
— Перемещаться по кораблю, — Светлана поднялась; направилась вслед за Колькой.
Аверин какое-то время не двигался. Происходящее напоминало ночной кошмар. А именно, тот момент, когда силишься от чего-то убежать, но не можешь, хоть убей. Ты толком и не понимаешь, что именно тебя преследует, но полоумный страх гонит вперёд. Возникает уверенность, что если вдруг остановишься, случится что-то непоправимое. Ты и думать не думаешь, что впереди тоже может что-то поджидать… Ты — слеп. Ты — в забвении. Потому и несёшься сквозь невидимые горизонты, всё дальше отдаляясь от истины, не понимая самого главного: тебя уже ждут.
«Так и тут: хочешь — верь, хочешь — не верь. От перемены мест слагаемых, конечная сумма не изменится. Можно бежать от чего угодно, можно верить во что угодно, можно поклоняться чему угодно — это ничего не даст. Потому что Они всё учли — что не так уж и трудно, особенно когда в твоём распоряжении вечность и груда «угодливого» материала, из которого можно лепить всё что заблагорассудится».
— Яська!
Аверин вздрогнул. Огляделся по сторонам. Поднялся.
Колька и Тимка застыли у края платформы, над которой мерцала посеребрённая сфера. Аверин закрыл глаза.
«Только спокойствие. Эмоциями делу не помочь. Только не в этом случае».
Аверин распахнул ресницы. Светлана помахала рукой: мол, только тебя и ждём. Мираж рассеялся. Аверин мельком глянул на раскачивающиеся цепи. На переплетённые обручи. На колыбель и «спящего» в ней мальчишку. Сердце сдавило. К горлу подкатил ком. Аверин глубоко вздохнул.
— Спи, малыш, — прошептал он, направляясь к платформе. — Надеюсь, ты видишь хорошие сны. Не то, что этот.
Аверин упал на колени. Ухватился руками за грудь. Чудом сдержал рвотный позыв. В висках грохотало. Сердце было готово выскочить наружу, сквозь кости, мышцы, ткани. Окружающее пространство вращалось.
Аверин смахнул рукавом комбинезона слёзы. Выдохнул. Попытался подняться на ноги. Вышло лишь с третьей попытки, но тут же повело… Из серой мглы возник Колька и подставил плечо. Его личико было сосредоточено.
— Я знаю, похоже на экзекуцию, но иначе — никак.
— Где Светлана? — спросил Аверин, отплёвывая желчь.
— Я тут, — прохрипела девочка, выглядывая из-за края платформы. — Всё в норме. Я сейчас… — Её личико исказил очередной рвотный позыв.
Аверин зажмурился. Потом открыл глаза и посмотрел вверх. Сфера приветливо подмигнула. Опустила луч.
— Эй, не надо! — предостерёг Колька. — Это опасная штука. Может закинуть так далеко, что и не «выплывешь» сроду.
— Ты же сказал, что тут всё близко, — Аверин глянул в Колькины глаза.
Друг смутился. Отвёл взор.
— Да, когда знаешь, куда именно тебе необходимо попасть. А когда не знаешь, лучше держаться от неё подальше.
— Понятно, — кивнул Аверин. — Так где мы? — Он огляделся.
Насколько хватало взора, раскинулась необъятная лазурь. Высокий потолок еле заметно мерцал за решётками — казалось, в полости набухли кучевые облака или просто пар от избытка влаги. Хотя последней не ощущалось. Прямиком от платформы закручивалась бесконечная спираль из прямоугольных контейнеров, стоящих один на другом в пять этажей по десять штук в ряд. У каждого контейнера на специальной подставочке размещалась тонкая пластина с выступами по краям периметра и в углах. Чуть в стороне высился небольшой шкафчик с прозрачными дверками. Внутри него, на вешалках, висела одежда, отдалённо напоминающая защитный костюм РХБЗ.
— Что это за место? — перефразировал свой вопрос Аверин, спускаясь с платформы и подходя к ближнему контейнеру.
Колька возник рядом.
— Это грузовой отсек. Смотри, — он подошёл к пластине и неуловимым движением руки смахнул с той пыль. По крайней мере, именно так показалось Аверину. Да так, вроде бы, и было… Только пыль оказалась какой-то ну очень уж странной: она не пожелала улетучиваться или оседать на пол. Нет, напротив, она принялась клубиться над ровной поверхностью пластины, закручиваться в игривые барашки и завихрения.
Аверин вытаращился на чудо, так что даже не заметил, как рядом с ним застыла Светлана. Девочка испытывала те же самые чувства, разве что, в сто раз сильнее, ввиду возраста.
Над выступами пластины зажглись разноцветные огоньки. Они походили на светлячков. Их крылышки блестели всё ярче и, такое ощущение, дрожали. Затем одна из крох сорвалась со своего места и перепрыгнула на соседний выступ. Этого явно не ожидал прежний хозяин. Он шарахнулся прочь — видимо от страха, — но угодил прямиком в своего другого соседа! Тот зашипел, всё же подвинулся. Правда, не снёс наглости незваного гостя: решил ретироваться к ещё одному соседу. Так, постепенно, друг за другом, светлячки полностью поменялись местами, и пошли на второй круг.
Светлана наблюдала диковинную картину разинув рот.
Постепенно скорость увеличилась до сумасшедшей — это уже был не медленный хоровод, а самая настоящая карусель, которая вдобавок ещё и светится. Вскоре стало совсем невозможно различать отдельных представителей озорства: те сновали с места на место на умопомрачительных скоростях.
Только тут Аверин увидел, что от выступов пластины отходят еле заметные ниточки: скорее даже тонюсенькие паутинки, испускающие тусклый свет. Эти паутинки соединялись над центром пластины, образуя шарообразную завязь. Последняя медленно увеличивалась в размерах и разгоралась всё ярче.
Колька улыбнулся и накрыл растущий клубок ладонью.
Аверин собрался было уже оттащить беспечного Кольку от странной пластины за шкирку, но вовремя совладал с эмоциями и сохранил статус заворожённого зрителя.
Светлана лишь ойкнула.
Колька, тем временем, протянул к пластине вторую руку и принялся проделывать какие-то манипуляции. Аверин присмотрелся и понял, что друг вовсе не касается поверхности пластины; его пальцы порхали между паутинками, словно у заправского гусляра — между струнами. Это была некая жестикуляция, сходная с той, какую давным-давно применяли сурдопереводчики для того, чтобы ознакомить с обстановкой в мире глухонемых зрителей. Именно это и проделывал Колька, по крайней мере, так казалось со стороны.
Аверин настолько увлёкся Колькиной «игрой», что не заметил, как лицевая часть контейнера сделалась абсолютно прозрачной.
Колька замер и оглянулся.
— Вот оно!
Аверин шагнул ближе. Наклонился, чтобы было лучше видно. Внутри, на трёх полочках, размещённых одна над другой, стояли прозрачные сосуды, высотой в метр и диаметром порядка тридцати сантиметров. Каждый сосуд был наполовину заполнен мутной жидкостью, а на самом дне лежало по черной горошине. Аверин насчитал десять сосудов на каждой полочке. К верхней запаянной части крепились бирки с неразборчивым текстом.
— Что там написано? — спросил Аверин, продолжая рыскать взором по полочкам, в надежде отыскать даже самую мелкую деталь, которую не удалось заметить при первом мимолётном осмотре.
— «Матер обскура», — отозвался эхом Колька. — Мать-Тьма.
— Мать-Тьма? — шёпотом переспросила Светлана. — Но что это значит?
— Это часть Нюкты, — монотонно сказал Колька. — Часть Тьмы. Её везли на Землю, чтобы уничтожить жизнь.
— Зачем? — спросил Аверин.
Колька пожал плечами.
— Я не знаю. Наверное, что-то пошло не так. Во всяком случае, истина известна только Запертому Внутри.
Аверин отступил от контейнера. Колька оторвал пальцы от паутинок, и стенка вновь впитала в себя обсидиановую муть.
Светлана испуганно подалась назад.
— Но тогда почему же корабль так и не долетел? — Аверин смотрел на собственные руки, словно желая прочесть по пальцам ответ. — Колька, это ты их остановил?
Колька отрицательно мотнул головой.
— Я не мог. Это Запертый Внутри. Корабль нужен ему, любой ценой. Потому что если Тьма воцариться на Земле, Она, вне сомнений, доберётся и до него.
— А где Его логово? — спросила Светлана, содрогаясь от страха.
Колька поник.
— Он на корабле? — Аверин выжидательно глянул на друга. — Колька, Он тут, с нами?
— Нет. Он глубоко. Под дном.
— И как же Он выходит наружу сквозь лёд?
Колька вытер нос тыльной стороной руки.
— Он же бог. Или ты всё ещё сомневаешься в его возможностях? Он может просчитать твою жизнь наперёд, зная, на каком перекрёстке ты захочешь перейти через улицу или какой кошмар снился тебя шестнадцатого марта две тысячи восьмого года… Хм… — Колька улыбнулся. — Похоже на конструктор, который ты можешь собрать по памяти, не пользуясь инструкцией, по той простой причине, что знаешь о нём всё.
Аверин молчал. Потом резко глянул на Светлану.
— Я знаю, что нужно делать.
— Что? — в один голос спросили Колька и Светлана.
Аверин медлил. Потом всё же сказал:
— Нужно вывести корабль из строя.
— С ума сошёл?! — Колькины глаза чуть было не вывалились из орбит. — Думай, чего несёшь! Если его взорвать, Тьма тут же распространиться повсюду! Или ты не видел семена? Они пострашнее водородной бомбы! Миллиона водородных бомб! Ты даже представить себе не можешь, на что способна Мать-Тьма.
Аверин терпеливо выслушал пламенный «спич» друга. А когда тот умолк, чтобы набрать в лёгкие очередную порцию воздуха, заявил:
— Да, я понятия не имею, на что похожа вечная ночь, но я и думать не думал взрывать этот чёртов корабль.
Колька уже собирался зарядить вторую серию, однако так и остался стоять с открытым ртом.
Светлана нервно хихикнула.
— Я вижу, ты разбираешься в их технологиях, — начал Аверин издалека. — Этим нужно воспользоваться. Проникнем в кабину и устроим неисправность, которая не позволит кораблю «плыть». Тогда потребность в Светлане исчезнет. Понимаешь?
Колька глупо кивнул. Потом мотнул головой.
— Нет. Не выйдет. Он знает про это и наверняка уже опередил нас.
Аверин схватил Кольку за плечи.
— Больше ничего не остаётся. Да даже если Он и знает о том, что мы только что придумали, это ещё не значит, что нужно вот просто так взять и сложить руки. Нужно бороться до последнего! Иначе неминучий проигрыш, — Аверин и не заметил, как с каждым новым словом, всё сильнее встряхивает Кольку за плечи.
Колька клацнул зубами, и Аверин замер.
— Ладно, так и быть, — согласился друг, опасливо отходя от Аверина. — Только я не так уж хорошо во всём этом разбираюсь.
— Ты замечательно во всём разбираешься, — сказал Аверин, пропуская недовольно бурчащего Кольку к платформе.
На той стороне их уже ждали.
Титов развернулся в висящем над полом кресле и мрачно улыбнулся.
— Что-то вы припозднились. Сомнения?
Аверин вытер со лба испарину. Огляделся. Очередная зала со сфероидальным потолком, только на сей раз без решёток. Вдоль стен стоят стеллажи без кнопок, мониторов и сигнальных ламп. Поверхность сродни глянцевой основе современных электрических плит для приготовления еды. Через равные промежутки у стеллажей, ни на что не опираясь, висят обтекаемые кресла. Точно такие, на каком восседал Титов. Пространство за его спиной занимала огромная панель — во всю стену, — выполненная из странного материала, отдалённо напоминающего фасеточные глаза насекомых. В центре залы — традиционная платформа, над которой, в ожидании, нависла сфера.
— Я же говорил… — Колька попятился. Споткнулся о край платформы и чуть было не сел. Светлана его подхватила.
Аверин посмотрел в глаза Титову. Ответом явилась бездна.
— Думали уже, не дождёмся, — сказал Запертый голосом отъявленного киношного злодея. — Сомнения — залог проигрыша. Именно поэтому Мы от них отказались.
— Не дождёмся? — переспросил Аверин, поворачиваясь к Кольке. — Я думал, он один…
Колька, ничего не понимая, пожал плечами.
— Один.
— Уже нет, — Титов развернулся в своём кресле к стеллажу. Провёл над зеркальной поверхностью рукой с перекрещёнными пальцами. — Если где-то что-то убыло, соответственно, где-то что-то должно прибыть. По другому — никак.
Панель на стене дрогнула. Сферические ячейки окрасились в белый цвет. Потом крутанулись в разные стороны и снова сделались чёрными. Аверин почувствовал, как у него сдавило грудь. А ячейки зловеще мерцали, при этом увеличиваясь в размерах. Затем лопнули, погрузив взгляд Аверина в ледяную бездну, на фоне которой раскачивалась неспешная тень.
Колька в ужасе округлил глаза.
— Молох… — шептали его посиневшие губы. — Он пришёл за нами.
Аверин присмотрелся. Действительно, тень напоминала обитателя глубин. Стражника. Продолговатое тело, плавники, хвост. Но нет, что-то определённо было не так.
Сомнения развеяла Светлана:
— Это не молох.
Это действительно был не молох.
Гарвер обеспокоенно глянул на поникшего техника. Скользнул пальцами к подбородку. Вовремя опомнился и взял себя в руки — не хватало ещё проявлять эмоции перед сотрудниками. Но всё происходящее только лишний раз свидетельствовало о том, насколько примитивен человек. Насколько он несовершенен в своём совершенстве. Насколько недальновиден. За тенью чувств не всегда получается познать истину: то и дело натыкаешься на опостылевшую правду. А последняя, сродни забвению: существует с той лишь целью, чтобы затмевать сознания рядовых индивидов. Дабы превращать их в довольных жизнью субъектов. В «слепцов». А как быть иначе? Ведь если та самая истина выльется на общественный суд, тогда и впрямь можно брать пистолет и выносить собственные мозги. Пытаться успокоить восставшие массы — бессмысленно. Бежать — некуда. Просить помощи, — элементарно, не у кого. А тут ещё это…
Гарвер выдохнул. Взял со стола отчёт и принялся бегать взглядом по строчкам.
— Как долго регистрировался сигнал?
— Ровно семьдесят две секунды, сэр, — отчеканил техник, вытягиваясь по стойке «смирно».
— Понятно… Система Юпитера?
— Да. Странно, но сигнал не был ни на что ориентирован, сэр.
— Через какой промежуток времени вы попытались взять пеленг?
Техник задумался.
— Минута, может быть две. Там ничего нет — пусто.
Гарвер отложил листы. Сказал, обращаясь к стенам:
— Это спутник.
— Что?.. Простите, сэр…
Гарвер посмотрел в глаза технику.
— Ориентиром был один из спутников Юпитера.
— Европа? — озадаченно спросил техник.
— Чёртовы русские, — Гарвер взял со стола карандаш и принялся вертеть в руках. — Я так и знал, что это безумие выльется в поистине небывалый ужас.
— Какое безумие, сэр? — Техник смотрел огромными глазами — как ребёнок, задавший очередной вопрос «почему».
Гарвер откинул карандаш и обхватил голову руками.
— Это конец. Истина, которую мы так долго ждали. Она оказалась намного ближе, чем предполагал кто бы то ни было. Вопрос в том, что ждёт за гранью…
Евгений Валерьевич оторвался от размышлений. Он сидел на бортике бассейна и смотрел на спокойную воду. В голове, одновременно, переваривалось множество мыслей. Но ни одна из них не подходила под определение «готово». Бульон кипел, пузырился, перемешивался, однако по-прежнему было не совсем ясно, что именно окажется в конце под пенкой.
«Если там вообще что-нибудь окажется…»
За спиной замерли шаги.
Евгений Валерьевич нехотя обернулся.
— А, снова вы…
Элачи глупо кивнул.
— Я думал, может быть, появилась какая-нибудь информация…
Евгений Валерьевич вновь уставился на воду.
— Информация? При полном отсутствии данных глупо уповать на это слово. По крайней мере, опрометчиво.
Элачи присел рядом на корточки. Коснулся дрожащими пальцами прохладной воды. Посмотрел на расходящиеся круги.
— Но ведь так не может быть. Он не мог просто исчезнуть. Это невозможно.
— В том мире, в котором мы с вами живём, логика давным-давно утратила всяческий смысл. Как бы ни было задумано изначально.
— Что вы имеете в виду?
Евгений Валерьевич тяжело вздохнул.
— Миром правят мегакорпорации. Они заткнули наши чувства и желания под себя и просто сидят, болтая ногами, как беспечные дети. Они верят той правде, которую возвели в ранг истины, верша свои божественные дела. Они не знают одного: их тоже подмяли под себя. Те, кто сидят ещё выше.
— Вы о ком-то конкретном?
Евгений Валерьевич развёл руками.
— Засилье спецслужб — повсюду. Нам кидают на завтрак шарик от подшипника и молча наблюдают за тем, как мы катаем его из угла в угол, не в силах поделить поровну. Потом находится кто-то один, уверовавший в свою силу. Он просто отнимает шарик, показав остальным фигу. Это уже прогресс: система начинает дробиться, развивать, двигаться в определённом направлении. Появляются сильные и слабые, успешные и не очень, добрые и злые. Эволюция во всей красе. Цивилизация, не знающая, с чего всё началось и к какой цели движется. Мир заблудших слепцов, уверовавших в подсадной миф. Миф, которого, по сути, не было изначально. Была лишь конкретная цель, на достижение которой бросили все силы.
— Что это за цель?
— Учиться на чужом примере. Чтобы самим не наделать ошибок. Но выстроенная система дала сбой. Появились люди, способные видеть истину такой, какая она есть в сущности. Им нет дела до какого-то там шарика, они мыслят глубже, зрят в корень, пытаются противостоять. Соответственно, такие люди обречены. За ними начинается слежка — самая настоящая охота. И эти люди уходят. Сами, либо им помогают уйти.
— Но как?
Евгений Валерьевич улыбнулся.
— Раньше я не верил в мистику и пришельцев — теперь смогу поверить и не в такое. А самое страшное в том, что пришельцы эти — мы сами. Это те, кто сидят на вершине и правят миром. В данных условиях их всё устраивает, и они не желают что-то менять. Соответственно и система страшится перемен. Я про ту систему, что навязана извне. Вот тут-то и начинаются таинственные исчезновения… Исчезновения во благо выбранного курса.
Элачи нахмурился.
— Вы считаете, что дельфина похитили?
— А вы сами, как считаете? — Евгений Валерьевич в упор посмотрел на собеседника.
Элачи потупил взор.
— Я знаю, что русские полетели к Европе.
— Серьёзно? — Евгений Валерьевич нахмурился. — Я думал, всё это очередная байка…
— Нет, не байка, а свершившийся факт, — Элачи сыграл желваками. — Мне не даёт покоя один момент.
— Какой?
Элачи собрался с духом.
— Они отправили в систему Юпитера неподготовленных людей. Точнее даже не неподготовленных, а вообще непричастных к космосу. Мне кажется, они отправили туда детонатор, для того, чтобы вывести из спячки, засевшую там неизвестность.
В глазах Евгения Валерьевича впервые за всю беседу обозначился неподдельный интерес.
— Вы это о чём?
— Вам никогда не снились сны о бездне? — в лоб спросил Элачи.
Евгений Валерьевич вздрогнул.
— Простите, о чём?
— Сны, пропитанные тьмой. Жуткие твари. И… — Элачи с отвращением коснулся собственной груди. — И мрак, засевший внутри грудной клетки.
— Мрак?
Элачи кивнул.
— Знаете, я думаю, им что-то известно. Гарвер однажды проговорился, что «Апполон-11» спустил на Землю секретный груз.
— С Луны?
— Именно, — Элачи затравленно огляделся. — Там что-то было… на «тёмной» стороне. И, похоже, это что-то… пострашнее всех мыслимых и немыслимых кошмаров. Потому что это — истина. Да-да, та самая истина, которую от нас скрыли.
— И что же это могло быть?
Элачи пожал плечами.
— Не знаю.
Евгений Валерьевич медленно заговорил:
— Знаете, Элачи, однажды мне довелось прочесть мемуары одного не очень популярного писателя. Он как раз писал про необъяснимое. Признаться, меня шокировали его откровения. Оказывается, для того чтобы написать истинный кошмар нужно не так уж и много. А именно: напиться и выйти вечером на балкон или просто под открытое небо, — Евгений Валерьевич искренне посмотрел в глаза Элачи. — Я не знаю, что это… Писатель и сам не смог объяснить. Но он пишет, что это ни с чем не сравнимое ощущение. Ощущение, когда в тебя закачивают информацию. Как на флешку. А стоит только вновь зайти под крышу, как всё тут же прекращается.
— Но зачем? — перебил Элачи. — Я думал, мы сошлись на том, что наша истина — это забвение.
Евгений Валерьевич кивнул.
— Да. Просто мы не знаем конечную цель. Ради чего всё это затевалось.
За спиной деликатно откашлялись.
Евгений Валерьевич и Элачи одновременно повернули головы на звук. В нескольких метрах от них замерли двое в чёрном. Один — высокий и плечистый, другой — низенький и плюгавый.
«Как в фильме… — пронеслось в голове Элачи. — Только тёмных очков не хватает. А так, во истину персонажи Томми Ли Джонса и Уилла Смита».
— Извините, но аттракцион закрыт, — сказал Евгений Валерьевич, тут же теряя к незваным гостям всяческий интерес.
— А что так? — пророкотал высокий, подходя ближе.
Элачи обеспокоенно поднялся на ноги. Евгений Валерьевич последовал его примеру. Даже так незнакомец оказался на целую голову выше и того, и другого.
— Дельфин заболел, — проронил Евгений Валерьевич, разводя руками. — Представления не будет.
Маленький усмехнулся.
— А мы слышали, что дельфин пропал, — его ехидный голосок был под стать комплекции. — Или мы что-то неправильно поняли?
Евгений Валерьевич отступил.
— Кто вы такие?
Высокий надвинулся, заслоняя свет.
— Не важно, — скрипнул контрабас. — Идёмте.
— Куда? — Евгений Валерьевич неумело извернулся, но всё же оказался зажатым в тисках.
Высокий даже бровью не повёл.
— Увидите.
— Позвольте, а какое вы, собственно, имеете право так с нами обращаться?! — Элачи отступил к краю бассейна.
— Право более сильного и развитого. Разве не так устроен ваш мир? Разве не к подобным принципам привязан?
Элачи сам не понял, как оказался всё в тех же тисках.
Высокий походил на кукловода: в каждой руке, по сопротивляющейся марионетке, что ещё не осознали вою судьбу.
— Да вы знаете, кто я такой?! — вскипел Элачи, силясь высвободиться. — Я гражданин Соединённых Штатов Америки! Руки прочь!
— Это не имеет значения, — пророкотал высокий. — Ни для вас, ни для кого бы то ни было, — он резко развернулся, продолжая крепко удерживать добычу. — Ваша система не рентабельна — она порождает монстров. Мы пришли, чтобы прекратить эксперимент.
— Да какой эксперимент?! — не выдержал Евгений Валерьевич. — Вы можете толком объяснить? И, действительно, уберите руки!
Высокий лишь усмехнулся.
— Когда вы разоряете муравейник, разве вы прислушиваетесь к тому, что кричат вам обречённые на смерть муравьи?
— Да ты больной! — Элачи всё же извернулся и, что есть сил, наподдал высокому по голени — тот даже глазом не моргнул. А Элачи заорал от нестерпимой боли в ноге.
Из-за спины высокого выглянул коротышка. Гадко, так, улыбнулся, после чего вытащил из пол пиджака электрошокер.
Евгений Валерьевич дёрнулся из последних сил. Тщетно. Оковы казались несокрушимыми. Тогда он сделал единственное, что оставалось. Оттолкнулся правой ногой от кафельного пола, левую, при этом, просунув назад, за ботинок высокого. Тот явно не ожидал подобного манёвра. По инерции попятился, и все трое опрокинулись в воду.
До последнего Евгений Валерьевич не знал, правильно ли он поступил. Но к Ним он не хотел — лучше смерть. Однако когда в лёгких закончился кислород, с глубины всплыло что-то ещё. И это было пострашнее смерти.
— Мячик, но почему?.. — Светлана смотрела на покачивающуюся тень и плакала. — Я думала, мы друзья.
«Светлана, прости. Я, как и всё человечество, пребывал в забвении. До сего момента. Я думал, что та правда, о которой мне было известно, и есть истина, но на деле… На деле, всё оказалось ложью. Подлой, предательской, злостной. Мы пришли вовсе не для того, чтобы дружить. Мы пришли ради совершенно иной цели. Страшной цели. Потому что поверили Им. Мы подумали, что мир без эмоций станет проще. Хотя… Да, звёзды открылись нам. Но вместе с ними открылась и жуткая истина. По эту грань нет ничего святого. Только Тьма. И Она — повсюду».
— Но почему ты сразу ничего не сказал? Зачем нужно было врать?! — Светлана заломила кисти рук.
«Я не знал. Альмагеста сказала, что мы будем друзьями, а потом… Потом я был вынужден «плыть». Меня попросили. Друзья. И я перепрыгнул этот барьер. Барьер, за которым мои соплеменники прошли «трансформацию»! Они стали как Он».
Титов погрозил крючковатым пальцем.
— Попрошу не обобщать.
«Я просто называю вещи своими именами. Тяга к знаниям, исследованиям, открытиям — да, без этого нельзя. Но всегда нужно давать себе отчёт в содеянном. Знать цену, которую придётся заплатить. Пока нет понимания данности — Путь должен быть закрыт. На него выходят лишь избранные. Именно для этого он и существует. Чтобы дети солнца могли уйти туда, где их встретит новое солнце. Либо самим сделаться таким солнцем. Пользоваться сотворённой тропой для иных целей — неправильно».
— Как же красиво, — Титов похлопал в ладоши. — Меня всегда впечатляли эмоциональные миры. В особенности, отношения индивидов друг к другу в них. Хм… Впору садиться за научный труд. Успех гарантирован. Но самое интересное заключается в том, что все прекрасно понимают, что именно происходит и, тем не менее, продолжают гнуть принятый курс. Это ведь и есть бегство. Бегство от истины. Путь в никуда. Разве не так?
— Это бегство за призрачным идеалом, — вздохнул Аверин. — Так сказать, битва за место под солнцем. «Слепцам» внушили идею и теперь просто подпитывают её извне. Как же прекрасно утроиться на высокооплачиваемую работу, обзавестись семьёй и машиной. Это предел мечтаний любого земного индивида. Высшая точка. Точка невозврата. Все думают, что так и нужно жить, но на деле получается топтание на месте. А крики «я теперь отец, я посадил дерево, построил дом!..» Они ведь ничего не значат. Они как начала конца.
— Но почему всё именно так? — спросила Светлана.
Аверин указал на Титова.
— Ответ известен только ему.
Титов сверкнул глазами.
— Ответа — нет. Есть только истина. Но готовы ли вы её принять?
— Может, сперва покажешься, каков ты есть на самом деле? — Аверин склонил голову на бок. — Надоело разговаривать с марионетками.
Титов благосклонно улыбнулся.
— Это можно, — он взмахнул руками, точно разведёнными крыльями, — свет тот час же померк.
Каменный грот казался необъятным. Куда ни глянь, высились сталагмиты. Стены уносились вверх под прямыми углами, теряясь в бирюзовой дымке. Потолка не было и вовсе — лишь клубящиеся облака всё того же лилового цвета. На возвышении в центре грота стоял трон. Такой же огромный, что и всё вокруг. На нём восседал Запертый. Серое существо неопределённого пола с длинными, словно хлысты, руками и ногами. Казалось, Он задумался. Однако вскоре голова качнулась, блеснули мутные зрачки, поползли вверх уголки губ.
— Вот мы и встретились всуе, а Ясь…
Аверин чуть было не сел.
— Ты???
Существо осклабилось, демонстрируя жёлтые зубы.
— А ты как думал?
— Чего тебе было от меня нужно? — Аверин с трудом удерживал себя на месте.
— Нужен был Яська, — безразлично ответил Запертый. — Сестру удалось заполучить в самом начале, однако с тобой вышли проблемы. Всё дело в этих… — Взгляд, полный ненависти, в сторону Кольки. — «Искры» гибнущего Солнца. Ещё никогда вас не было так много, как сейчас. Приходится сдерживать систему, иначе мы вас не удержим.
— Причём тут моя сестра?
Запертый повёл лысой головой.
— Двойняшки всегда сильны. Вы же ещё до рождения были несравнимы ни с чем. Такая двойная система могла всё перечеркнуть. Опасно.
— Какая система? — не понял Аверин.
— Он про двойные звёзды, — шепнула Светлана.
— А это тут причём?
— Смышлёная, — Запертый потянулся к девочке, отчего та вскрикнула и поспешила скрыться за спиной Аверина. — Трудно придётся, если число таких, как она превысит количество «слепцов».
Аверин вызывающе шагнул вперёд.
— Что ты такое?
Запертый извернулся. Схватил Аверина за талию и притянул ближе, к самому постаменту, на котором был установлен трон.
— Я — Бог, и когда ко мне кто-то обращается, он должен падать ниц!
Аверин почувствовал в голове некую постороннюю силу, что подчинила себе каждый нерв. Он застыл в позе грешника, взывающего о покаянии. Запертый усмехнулся:
— Так-то лучше. Всякая букашка должна знать своё место, если не хочет занять совершенно иное место, приколотая булавкой.
— Чего тебе нужно?!
— Много тысячелетий назад мой сын бежал, оставив меня здесь. Это была стратегия по преодолению грани. Взять что-то с собой и оставить что-то по эту сторону — только так «печати» падут, а соседние звенья соприкоснуться, открыв Путь.
— Какие ещё звенья?
Запертый улыбнулся.
— Боюсь, тебе этого не понять. Но так есть. Это цепь, составленная из миров — отдельных звеньев. В нормальных условиях, эти самые звенья просто висят в пустоте, не соприкасаясь друг с другом. Но если привнести в один из соседних миров парадокс, звенья начнут перемещаться. И в один прекрасный день, их грани соприкоснутся друг с другом — это и есть та самая лазейка, ради которой всё затевалось. Это путь к бегству.
— От чего?
— От Тьмы. Мой сын создал вас, чтобы познать любовь — жить без эмоций хоть и легче, но в тягость. Однако, помимо эмоций, в этот мир проникло кое-что ещё.
Аверин усмехнулся.
— А ты не задумывался, что всё может обстоять намного проще?
— Например? — Запертый навис.
— Что если бездна — это и есть вы? Посмотри на себя. Ведь ты же монстр! А если приплести сюда то, что вы делаете с душами «слепцов» — сомнений не остаётся вообще!
Запертый злобно захрипел.
Аверин схватился за голову — что-то распирало черепную коробку изнутри, силясь прорваться наружу. В висках обозначилась тяжесть. Из носа закапало.
— Тогда кто такие вы сами? — усмехнулся Запертый. — Происки сатаны? По большей части, вы ничем не отличаетесь от нас, потому что Бог создал человека по своему подобию. К тому же вы построили свой корабль. Вы заключили живое сознание в рамки. И вами двигала конкретная цель: достичь звёзд.
— Это была ошибка.
— Человечество, в целом, — ошибка.
Аверин не без труда мотнул головой.
— А вот тут ты точно не прав. Есть «искры», есть Путь, есть поезда — это уж точно не ваших рук дело! Вы можете только заручиться поддержкой стражников, которые бы охотились за бежавшими «искрами». А раз всё это есть, значит, человечество ещё на что-то годно.
— А вот это вряд ли. Вам уже выпала «чёрная метка». Если бы не я, ночь воцарилась бы на Земле уже давно.
— Только не нужно прикидываться самой добродетелью. Ты спасал, в первую очередь, собственную шкуру, а уж никак не население планеты Земля. Ведь тебе на нас плевать. Нужна только «искорка» и время, чтобы бежать. Всё остальное — не имеет значения.
Запертый недовольно повёл головой.
— Не тебе судить меня, ничтожество! По крайней мере, я добился своего: заполучил «искорку». Да, не Яську, но и девчушки мне хватит.
— Какой же ты после этого бог?
— А каким должен быть бог вашего мира? Каким должен быть бог вообще? Великим гуманистом? Самой добродетелью? Или мессией, что спасает всякого неимущего? Нет, функционал бога совершенно иной. Кем бы он ни был, в первую очередь, он ищет выгоду для себя. Сладострастье. Попытка познать истину. Заглянуть за грань. Ведь там тоже что-то есть!
— Мне казалось: когда умеешь создавать целые миры, истина — известна.
— Это не та истина, к которой стремится человечество. Породить жизнь не так уж и сложно, куда сложнее потом наставить её на путь истинный. Хотел знать истину? Вот она. О жизни Им известно всё. Куда большую ценность имеет нечто другое. Им интересно, откуда приходят твари. Сюда… — Запертый коснулся груди. — Именно оттого и есть кольцо. Чтобы мрак не вырвался из очередного пропащего мира, и, при этом, сохранялась возможность наблюдать за ходом эксперимента. Вы — отработки. Как только уйдёт последняя «искра», этот мир рухнет. А может и раньше. Ведь прецедентов до сих пор не случалось. О Придумщиках никто не знал. Теперь знаешь ты, и поверь, Они давно уже не смеются.
— Так что же их так рассмешило?
Запертый медлил.
— Не знаешь? — улыбнулся Аверин.
— В том-то и дело, что знаю. Они — психи. Они так же закрыты ото всех, как и человечество, — Им просто ничего не остаётся, как выдумывать.
— Ты лжёшь!
Запертый откинулся на троне.
— А ты представь таких существ, что закрыв глаза, смотрят на смерть стариков и детей, на насилие и предательство, на войны и геноцид. На вечный бег моего народа! Кто Они, если не психи?
— Нет, не слушай его! — Светлана бросилась к трону, но наткнулась на невидимую преграду. Девочку откинуло прочь. Она отлетела к одному из сталагмитов, но всё же осталась в сознании. — Он врёт! Он не знает истины, или просто не хочет её открывать! Если бы было иначе — не зажигались бы новые звёзды! Не было бы вообще ничего! Так устроен мир! Я знаю, — Светлана поникла.
Аверин злобно глянул на существо.
— Никакие вы не боги — вы иуды! Вы задуваете «искры». «Искры», которые должны были воссиять на небесах, чтобы даровать свет заблудшим, отогревать «слепцов». А пока этого не произошло, Тьма неизменно будет наступать. Так как все мы — и есть Тьма. А потому, бежать просто бессмысленно — от себя не убежишь. А теперь подумай, во что эволюционируете вы сами… — Аверин грустно улыбнулся. — Это и есть плата за обретённое бессмертие? Мрак.
Запертый раскатисто засмеялся.
— Неужели бы ты сам смог отказаться от возможности жить вечно?
Аверин сплюнул.
— На кой чёрт мне оно сдалось. Вечный бег по прямой или кругу непонятно от чего или зачем. Куда лучше там, — он глянул вверх, но взор утонул во вращающейся дымке, — на небесах. Особенно когда ты сам понимаешь собственную значимость. Ты порождаешь миры, несёшь в них свет и эмоции. Просто наблюдаешь жизнь. Вот истина, которую никогда не познать вам. А душа, она и без того бессмертна. Не важно, что именно она окутывает, важно отношение. Не твоё собственное, а постороннее. Думаешь, светилу не приятно слышать, когда поутру к нему обращается проснувшийся путник? Или мальчишка щурится и машет рукой по дороге в школу… А может, во время заката кто-нибудь стоит на балконе своей квартиры и думает о том, как же прекрасно, что сегодня был солнечный день! Хм… — Аверин улыбнулся. — Разве стоит ваше бессмертие всего этого? Ответ очевиден: нет. Вы ниже всего человечества, потому что вы кончены. Даже не смотря на эфемерное бессмертие тела. А у нас… у нас ещё есть надежда. Есть свет, который будет сиять, даже если вдруг погаснет Солнце! Свет, победивший мрак.
Запертый молчал.
Аверин почувствовал, что его больше ничто не держит — тут же выпрямился.
Сзади подошёл Колька.
— Ты его победил.
Аверин отрицательно качнул головой.
— Вовсе нет. У него нет чувств, его душа — мертва. Взывать попросту не к чему.
Колька повесил голову.
Запертый жутко улыбнулся.
— Мой сын страдал от недостатка чувств, а потому довольно часто спускался вниз, к земным девушкам. Однажды он похитил дочь финикийского царя и забрал её с собой за грань.
— Европу? — Аверин, ничего не понимая, уставился на Запертого.
— У неё было много имён, но не это сейчас главное. Суть в том, что ты ошибаешься. Девушка ушла с моим сыном, но история и не подумала меняться.
— Как это?
— Возможно, всё дело в парадоксе, что открыл путь за грань. А возможно, в этот мир так же что-то проникло.
— Почему ты так решил?
— Потому что на следующее утро девушка вернулась, хотя на тот момент она была уже в другой реальности. В мире где, по твоим словам, больше нет чувств. Ты ошибался. Они там есть. И, возможно, это-то и является самым страшным. Потому что Посланник сидел и в груди той девчонки тоже. Это единственное, чего не учёл мой сын.
— Тогда какой смысл идти за грань, если там может быть ещё хуже?
Запертый качнул головой.
— Я «поплыву» не туда. Моя цель — Придумщики. Они знают истину.
— Думаешь, Они поделятся ею с тобой?
— Вне сомнений. Потому что я привезу к ним Мать-Тьму. Хм… Росток к ростку, прах к праху…
Аверин оглянулся на Кольку.
— Сможешь вывести нас отсюда?
Колька ошеломлённо уставился на друга.
— Куда?
— На корабль.
— Но зачем? Это ведь ничего не даст.
— Даст, верь мне, — Аверин глянул на Запертого.
— Думаешь, Они не знают об этом? Я про твои планы.
— Если бы знали, давно предугадали мои действия. Они слепы, как и все в этом мире. Нестандартные действия — вот наше оружие!
— Они ведь его и придумали, — Аверин глянул на Кольку. — Ну же!..
Колька зажмурился.
— А вот этого делать не стоит! — Запертый властно махнул длинной рукой.
Аверину показалось, что ему срезали фрезой затылок. Адская боль молниеносно распространилась по черепной коробке, как паразит. Казалось, будто вместо мозгов извиваются дождевые черви, а сквозь глазные яблоки прогрызаются опарыши.
Аверин вскинул руки к голове и закричал, что есть мочи.
Но даже сквозь этот болезненный крик он услышал, как рокочут недра Европы. Поверхность под ногами затряслась, но тут же замерла, словно так и не найдя весомых аргументов в своё оправдание.
Аверин разлепил ресницы. Над головой волновалась сфера. Колька застыл в полуметре. Его взор вопрошал: что дальше? Светлана сидела на коленях подле платформы и плакала. У стены высилась колыбель. Мальчишка внутри обручей спал безмятежным сном.
Аверин резко выпрямился. Шагнул к колыбели. Протянул руку.
— Нет! — крикнула Светлана, стремительно подбегая к Аверину. — Там защита!
Но девочка не успела. Она замерла на полпути и уставилась на происходящее широко раскрытыми глазами.
— Но как?.. — шептали её губы. — Как это тебе удалось?
Аверин обернулся.
— Просто теперь он доверяет мне. Ведь, правда? — мимолётный взгляд на сопящего Кольку.
Тот кивнул.
— Так это не защита корабля? — спросила вконец сбитая с толку Светлана.
— Нет. Это Колька, — улыбнулся Аверин.
— Что ты собираешься предпринять? — спросил Колька, оглядываясь по сторонам. — У нас мало времени. Он придёт, чтобы наказать!
— Мы «поплывём», — Аверин бережно извлёк невесомое тело мальчишки из колыбели.
— «Поплывём»? Но куда?
— За грань.
— Но зачем?
— Этот корабль опасен. На нём слишком много зла.
— Но как?..
Аверин посмотрел сначала на стоящего рядом Кольку, затем в закатившиеся глаза мальчишки.
— Просто. Яська всё ещё жив, — Аверин шагнул к стене. Бережно уложил тело друга на пол. Потом отступил и положил руку на Колькино плечо. — И у него достаточно сил.
— Нет! — Колька вырвался. Отбежал к платформе, над которой ожила сфера. — Ты не понимаешь, что это такое! Куда «плыть»?!
— Ты разберёшься, — как можно убедительнее улыбнулся Аверин. — Я верю в тебя.
— Но у тебя не получится!
Аверин скользнул пальцами к нагрудному карману. Улыбнулся ещё шире и извлёк из-под клапана зелёную заколку.
— Тимка… — прошептал Колька.
Аверин кивнул. Попутно глянул на наручные часы.
— Через пять минут челнок упадёт на поверхность спутника. Произойдёт мощнейший взрыв. Думаю, Европа не уцелеет… как сгинет и Запертый. Возможно, Тьма проникла в этом мире только из-за него.
— Но ведь так не правильно, — Колька отчаянно мотал головой из стороны в сторону. — Ты ведь… Ты же… — Внезапно он заплакал.
Сфера вспыхнула серебристым светом.
Светлана вскрикнула. Бросилась за спину Кольки.
Аверин читал по памяти, сжимая в кулаке заколку:
— Раз, два, три, четыре, кто у нас живёт в квартире…
Из мерцающей сферы свесилась мутная капля. Она растянулась, сделалась похожей на продолговатое семя.
— Это Он, — прохрипел Колька, отступая к стене.
Светлана вновь вскрикнула.
Колька резко обернулся. Уставился на Аверина, которого и след простыл. Светлана выглядывала из-за спины до боли знакомого мальчишки. Мальчишки, что навсегда остался в прошлом.
— Яська?.. — Колька чудом устоял на ногах.
Яська улыбнулся.
— Видишь, я же говорил, что всё получится, — он обеспокоенно глянул на сферу — семя сорвалось и упало на платформу — шлёп. — Нужно спешить — времени совсем не осталось! Светлана, ты можешь услышать Мячика?
Девочка испуганно кивнула.
Яська кивнул в ответ.
— Это хорошо. Он заберёт тебя с собой.
— С собой? — глаза девочки округлились. — Но куда?
— На Землю, куда же ещё!
Яська развернулся к Кольке.
— А вы как же? — спросила сбитая с толку Светлана.
— Мы — остаёмся, — не оборачиваясь, ответил Яська.
— Тогда и я остаюсь с вами!
Яська мотнул головой.
— Исключено. Там, куда мы «поплывём» не место «искорке». Это опасно.
— Ну и что! — не унималась Светлана. — Я не буду обузой!
Яська всё же обернулся. Краем глаза он заметил, как семя принялось медленно прорастать, принимая форму человеческого тела.
— Дело не в этом, — быстро заговорил Яська. — Ты никогда не была и не станешь обузой. Просто твоё место на Земле. Ты должна растить, а не драться. Обратное, не имеет смысла. И дело даже не в том, что ты женщина. Ты — мечта, ветер, рассвет, море, облака. Света, ты целый мир, который рано или поздно вспыхнет во всей своей красе! Это твоя миссия, твой Путь. В нём не должно быть Тьмы и бессмертных клоунов, что мнят себя богами. Тогда ни один мальчишка на свете больше не споткнётся. А мать не погонится за ним, потому что будет уверена, что сын вернётся. Не смотря ни на что.
У Светланы задрожали губы. Она закрыла глаза. Прижала ладони к ушам.
— Не говори больше ничего!.. — Девочка вновь открыла глаза. На ресницах застыли бисеринки слёз. Она подошла вплотную к Яське и поцеловала его в щёку. Потом потупила взор. Взяла за руку Кольку. В последний раз посмотрела на смущённого Яську. — Мы ведь ещё увидимся когда-нибудь?
Яська собрал в кулак всё свое детское самообладание.
Улыбнулся.
— Да, увидимся. Не сомневайся.
Титов хрустнул пальцами. Сошёл с платформы. Шагнул к раскачивающемуся Яське.
— Тогда до встречи! — Светлана собиралась сказать ещё что-то, но не успела. Колька отдёрнул её в сторону. Вспыхнула сфера, оставив Яську один на один с бездной.
В голове промелькнула одинокая мысль:
«Мы с Колькой так и не попрощались. Может и впрямь ещё встретимся… Где-нибудь за Альдебараном, а может и того дальше…»
Титов замахнулся.
Колька открыл глаза. Стремглав бросился к пульту. Вскарабкался на кресло и принялся водить ладонями над зеркальной поверхностью. Вспыхнули светлячки. Принялись танцевать между Колькиными пальцами.
— Что ты делаешь? — испуганно спросила Светлана, подходя ближе.
— Определяю Путь, — не оборачиваясь, ответил Колька. — Попробуй услышать друга.
— Какого друга?
— Ну, этого Мячика… или как его там… О котором сказал Яська.
— Но я… — Светлана потупила взор.
— Что? — Колька резко обернулся.
Светлана заломила кисти рук.
— Я не уверена, что он захочет взять меня с собой, после того, что случилось.
— А что случилось? — не мигая, спросил Колька.
— Мы же поссорились.
Колька отмахнулся.
— Не говори ерунды. Настоящие друзья никогда не ссорятся. Так, ершатся изредка по пустякам, а так чтобы по-настоящему… Да нет, глупости всё это.
«Светлана, я виноват перед тобой. Мне не стоило подбивать тебя на этот Путь. Да, истина первостепенна, но не такой ценой. Прости».
— Мячик? — Светлана моргнула. Глянула в глаза Кольки. Тот подмигнул.
— А я чего говорил! — Он вновь отвернулся к пульту. — Только поторопитесь. Тут сейчас такое начнётся!
«Светлана, он прав, нам нужно спешить».
Светлана кивнула.
— Я понимаю, но…
— Что ещё? — не вытерпел Колька.
Светлана вся сжалась.
— Куда вы направляетесь?
Колька замер. Вздохнул. Потом вздрогнул и принялся аккуратно подёргивать паутинки. Светлячки игриво заметались.
— Куда вы «плывёте»? — переспросила Светлана.
— За горизонт. Нужно отправить семена Матери-Тьмы обратно, под «покрывало», — где им и место, — иначе они принесут беду. В этом мире о них ничего неизвестно. И это самое страшное. Без обретёния смысла, лучше держаться от них подальше.
— Но как же вы вернётесь? — ужаснулась Светлана.
— На поезде, — не задумываясь, ответил Колька.
Светлана понурила голову. Она прекрасно понимала, что мальчик врёт. Понимала, но не могла сказать хоть что-нибудь в ответ. Голосовые связки сдавило, а сердце предательски рухнуло вниз. Глаза защипало. Светлана шмыгнула носом.
Колька напрягся.
— Всё будет хорошо. А теперь, уходите!.. — Мальчик насилу успел увернуться от рук вылезшего из-под пульта Рыжова; тот улыбался бездной и хрипел.
Светлана ухватилась руками за подбородок. Изо всех сил зажмурилась, желая хоть как-то изменить этот злобный мир, в котором людям нет дела до красок. Они живут в черноте собственных идеалов. Поглощают окружающую их тьму и испражняются ею же. Молятся фантомным богам, попутно опускаясь всё ниже и ниже. На самое дно, где их уже ждут. А нужно всего лишь поднять голову и посмотреть вверх…
Вот она, истина.
Светлана её всё же обрела. Обрела, не смотря ни на что. Она открыла рот, собираясь предупредить Кольку об опасности, но только закашлялась. В горло хлынула солёная вода. В сознании прозвучала команда на странном языке:
«Светлана, плыви!..» — На сей раз девочка поняла смысл фразы. Она закрыла рот, взмахнула руками и ногами, и ринулась вверх, на поверхность.
Она не знала этот свет… И он её тоже не ждал…
Титов отлетел к противоположной стене. Ударился спиной об решётку. Осел.
«Не подходи!» — мысленно велел Яська, и Титов больше не подошёл. Он сидел на полу и смотрел на сжавшегося в комочек мальчишку мутной бездной. Его губы что-то шептали, но Яська не слышал слов. Да ему, собственно, было на них плевать! Сейчас нужно сосредоточиться на совершенно ином. На Пути, который вот-вот откроется перед ним.
Яська достал из кармана курточки заколку. Сжал ту влажными пальчиками, прижал к груди. Прошептал:
— Тимка, где бы ты сейчас ни была, как бы ярко не светила, знай, твой Путь не прошёл просто так. Он открыл часть истины. Он помог нам противостоять. И всё это… Всё это только ради тебя! И ещё… — Яська всхлипнул. — Я тебя любил, честно. То есть, люблю и сейчас! Именно поэтому мне и не страшно. Я верю, что мы встретимся! Где-нибудь там, на той стороне, где потухают звёзды…
Титов скакнул к колыбели, ревя, как обозлённый зверь.
Яська зажмурился.
«Раз, два, три, четыре…»
Корабль вздрогнул.
Спустя миг, на его месте осталась раскручивающаяся воронка.
Руки Рыжова так и повисли в пустоте, не дотянувшись до Кольки…
В последние секунды своего полёта Малыш ощутил странное чувство: он не знает, что будет дальше. Если бы Малыш был обычным человеком, он бы без тени сомнений охарактеризовал данное проявление чувств, как страх. Но Малыш не был человеком. Его сознание было подобно человеческому, а вот всё остальное сильно отличалось от прототипа. Однако Малыш всё же познал свою истину. Страх отодвинулся на второй план, а по узлам нейронной сети скользили возбужденные импульсы:
«Я стал звездой! Нет, не гигантом, на вроде Антареса или Ригеля — всего лишь коричневым карликом. Но это уже определяет многое, и главное: я всё ещё живой!»
Челнок канул в раскалённом вихре термоядерного взрыва. На расстоянии шестисот пятидесяти миллионов километров от Земли не осталось ни единой тени. Всё вращалось в огненном водовороте плазмы: скалы, лёд, металл, останки человеческих тел, джеты вспыхнувшего Юпитера. Последний проходил «трансформацию». Он получил новое сознание, алую кровь, обретение истины, — а значит, стал сильнее, ярче, могущественнее.
Материя вспыхнула с новой силой, а когда буря улеглась, в Солнечной системе было уже две звезды.
— Ты чё, темноты испугался?
Ярослав открыл глаза.
Напортив него, за столом, сидел чумазый Огонёк, подперев правой рукой щёку. Пальцами левой он заигрывал с трепещущим пламенем свечи. По стенам темницы плясали тени. Рядом заплакал грудничок. Ярослав глянул Огоньку в глаза.
— Что случилось?
— Да ничё, — эхом отозвался Огонёк. — Странный ты сегодня какой-то… Может тебя Жижик укусил? Он ведь может заразным быть.
— Какой Жижик? — не понял Ярослав.
Огонёк покрутил пальцем у виска: мол, тю-тю. Соскочил с лавки и тут же растворился в темноте.
— Эй, постой! — окликнул его Ярослав, но безрезультатно.
Откуда не возьмись, на одной ноге прискакала Ксанка.
— Чего вытаращился? — спросила она, сматывая прыгалки.
— Откуда ты их взяла? — ошарашено спросил Ярослав.
— Нашла, — Ксанка показала язык и была такова: видимо испугалась, что отнимут.
Ярослав вздохнул.
За спиной замерли шаги.
— Поможешь?
Ярослав резко обернулся.
Девочка с косой улыбнулась. Откинула свободной рукой локон со лба. Мимолётным движением отправила его за ухо.
— Вот, — она протянула помятую бадью. — Надо бы на окно выставить, за решётку. Кажется, будет дождь.
— Откуда ты знаешь?
Девочка пожала плечами.
— Я же сказала, что кажется. Пойдём, а то мне одной не дотянуться.
Ярослав глупо кивнул. Он знал эту девочку. Он уже её видел. Но вот только где?
Они прошли по деревянному настилу к кирпичной стене. Проход был узким, а оттого рука девочки то и дело касалась руки Ярослава. В груди кольнуло. Ярослав замер.
— Ты чего? — обернулась девочка. — Что-то не так?..
Ярослав пожал плечами.
— Как тебя зовут? — спросил он.
Девочка, такое ощущение, совсем не удивилась.
— Для тебя это так важно?
Ярослав кивнул.
— Тимиана.
Ярослав почувствовал, как подкашиваются ноги. Не понимая, что такое делает, он сунул руку в карман. Сжал пальцы в кулак.
— Вот.
— Что это?
Ярослав разжал кулак.
— Заколка?.. — удивилась Тимка. — Но зачем?
Ярослав проглотил ком в горле.
— Ты потеряла. Разве не помнишь? Просто у тебя не было косы… там, за гранью.
— Да говорю же тебе: глупо называть новую звезду в честь какого-то там мальчишки!
— Это не просто мальчишка. Ведь он же герой. Кому как не ему быть новой звездой!
— Ох, ну и упёртый ты…
— Как-никак, скорпион.
— И ты веришь в эту чушь?
— Ты ведь и сам веришь.
— Ладно, проехали. Так что там такого геройского сотворил этот твой Алька?
— Во время занятий в Суворовском училище из раскрытого «цинка» выпал боевая граната.
— Разве гранаты выпадают сами по себе?
— Такова официальная версия…
— Хочешь сказать, озвученная правда?
— Именно. Так вот, этот Алька пожертвовал своей жизнью ради жизни друзей. Он накрыл гранату собственным телом и погиб.
— …
— Кем он был при жизни, если не искоркой. Искоркой, способной зажечь новое солнце.
— Мои глаза! — Европа прижала мокрые ладони к лицу.
В грудь ударил тёплый бриз.
— Европа, это же песок! Прополощи глаза водой!
Европа тут же последовала совету. Приоткрыла трепещущие ресницы. Вскрикнула. Свет просто ослеплял, а цвета… Цвета наполнили душу непередаваемым восторгом! Европа оглядела притихший горизонт. Бескрайнее море — оно как время. Небо над головой — далёкая мечта. Жёлтая прибрежная полоса — путь. Зелёные кроны деревьев, в которых заливаются птицы с фантастическим оперением — это жизнь.
— Европа!
Девочка вздрогнула.
— Ну же, Европа, иди к нам!
У самой кромки воды замерла фигурка девочки. Она поняла, что Европа видит её и принялась махать рукой.
Европа пошла по песчаному дну. Тёплые волны накатывали на живот, отчего по спине и рукам рассыпались мурашки. Европа глянула в зенит. Ей ответило полуденное солнце — ниспослало ослепительный луч. Европа улыбнулась.
На отмели к ней подлетела Фарида. Обняла за плечи. Закружила в небывалом танце.
— Европа, мы все так ждали тебя!
— Ждали меня? — Европа не понимала, что происходит.
— Конечно! Ведь ты побывала за гранью. Там, куда дозволено «плыть» лишь избранным!
— Так выходит, я избранная?
Фарида кивнула.
— Так что там?
Европа почувствовала, как, не смотря на солнечное тепло, внутри у неё всё леденеет.
— Я видела бездну, — прошептала девочка, потирая укушенный палец. — И то, чем она населена. А ещё узнала про тех, что стоят над бездной… Сегодняшней ночью они впервые увидели, как зарождаются звёзды. Они поняли, что истина — это мы. Потому и создали Путь.
— Но кто же они такие? — спросила Фарида.
— Они — Великие Придумщики. Они могут придумывать целые миры.
Европа осеклась.
— Эй, Фарида, смотри!
Девочки синхронно обернулись на голос.
Юнона помахала рукой — она находилась метрах в ста по направлению на запад. Рядом с девочкой, на песке у самой воды, лежала бесформенная куча чего-то чёрного.
— Бежим!
Фарида и Европа сорвались с места.
Когда они поравнялись с подругой, то поняли, что у ног той лежит мёртвый дельфин.
…Всю ночь Альмагеста рыдала… Потом она узнала правду.
Наутро в созвездии Дельфина засияла тусклая звезда.