Глава 7


Миссис Купер приехала с утра, покормила Джеймса и сразу же уехала. Эта добродушная женщина любила малыша, но у нее была и своя семья, которая тоже требовала внимания.

Миранда села в гостиной за маленький столик у окна, склонив голову над расчетами. Если она и дальше будет получать приглашения выступать, как это было прошлым вечером, они с Джеймсом смогли бы жить весьма достойно — с помощью герцога Вайльдхевена или без нее. Джеймс весело сучил ножками и радостно агукал в корзине на полу. Она оторвалась от подсчетов и не смогла сдержать улыбку при виде его невинного веселья — малыш забавлялся, играя с собственными ручками. Но улыбка померкла, стоило ей подумать о том, что хоть она и сможет кормить его и одевать на заработанные деньги, отцовскую любовь заменить она не в силах.

В дверь постучали. Со вздохом отложив перо и взглянув на младенца, чтобы убедиться, что с ним все в порядке, она пошла в прихожую — как раз тогда нетерпеливый стук раздался снова. Она выглянула в окошко рядом с дверью, ахнула и поспешила открыть.

Вайльдхевен с высоты своего роста смотрел на нее с недовольством.

— Мисс Фонтейн, почему вы утруждаете себя открыванием двери? Здесь что, нет слуг?

Она сразу же приготовилась защищаться.

— Это обычное домовладение, ваша милость, а не особняк в Мейфэре. Входите. — Она пошире распахнула дверь. Когда он переступил порог, она выглянула на улицу и увидела, что там ожидают две сверкающие кареты.

— Мисс Фонтейн!

— Да? — Она закрыла дверь и повернулась к нему лицом. — Не обязательно рявкать на меня командирским тоном, ваша милость. Мне всего лишь стало любопытно.

Она скрестила руки на груди и с деланной любезностью поинтересовалась:

— Неужто вы настолько важная птица, что одного экипажа вам мало?

— А вы та еще нахалка, учитывая, что это вы обратились ко мне за помощью.

— Вы слишком высоко себя превозносите.

— Барышня, перед вами герцог Вайльдхевен. Выше меня только звезды!

Он произнес это так надменно, что она даже не сразу заметила, что в его глазах пляшут веселые чертики.

Она прыснула со смеху, оставив свою оборонительную позицию.

— У вас своеобразное чувство юмора, ваша милость.

— Надеюсь, об этом никто, кроме вас, не узнает. — Он снял шляпу и огляделся по сторонам. — Так у вас действительно нет слуг?

— Кухарка на кухне убирает остатки завтрака, а миссис Купер, кормилица Джеймса, придет ближе к обеду. — Она забрала у него шляпу с высокой тульей и повернулась положить ее на столик рядом с дверью. От дорогого бобрового меха повеяло сандалом, и она стремительно развернулась к нему лицом, прячась от этого запаха. — Чем обязана, ваша милость?

— Ради бога, зовите меня Вайльдхевен или просто Вайльд, как вам больше нравится.

— Как вам будет угодно. — Ее внимание привлекло еле слышное хныканье из гостиной. — Пройдемте в гостиную, ваша… то есть, Вайльдхевен. Мне нужно посмотреть, как там Джеймс.

Она бросилась в гостиную, пренебрегая нормами этикета и заставляя его идти следом. Джеймс захлебывался криком. Она выхватила его из корзинки и стала укачивать на руках.

— Тише, тише. Миранда уже пришла.

Герцог вошел в комнату с меньшей поспешностью.

— С ним что-то не так?

Она подняла на него глаза, удивленная нотками беспомощности в его голосе.

— Нет, просто устал. Думаю, он скоро уснет.

— Понятно.

Она покрепче прижала Джеймса к себе и стала убаюкивать, повернувшись таким образом, чтобы видеть герцога.

— Дети в таком возрасте в основном только спят да едят.

— А как вы поняли, что он именно устал?

— По крику. — Она сдержала улыбку при виде того, как нелепо он выглядел, стоя перед стулом. — Присаживайтесь, ваша милость.

— Вайльдхевен, — мягко поправил он. — Я не могу сесть, когда дама стоит.

— Я не могу укачивать его сидя, — сказала она. — Правда, садитесь — для меня это нисколько не оскорбительно, напротив, я чувствую себя неловко, когда вы вот так стоите над душой.

— У вас нет причин испытывать неловкость. Я сам согласился помогать ребенку до тех пор, пока не найдется настоящий отец.

Всего одна фраза — и всей ее непринужденности как не бывало.

— Как же это благородно с вашей стороны — предоставить кров чужому малышу.

Съязвив, она повернулась к нему спиной, делая вид, что нужно вернуть Джеймса в корзину. На самом же деле она хотела скрыть разочарование, которое, без сомнения, появилось на ее лице. Почему всякий раз, стоило ей расслабиться, он тут же напоминал ей, кто он и кем является?

Мужчиной, причем богатым мужчиной. Герцогом. Человеком, которого судьба других людей волновала не больше, чем грязь на ботинках.

Она посмотрела на малыша, снова заставляя себя подумать о том, что было для нее на первом месте. Что действительно имело значение. Джеймс лежал с крепко зажмуренными глазами и яростно сосал кулачок, готовясь вот-вот уснуть. Сердце ее сжалось от любви.

Ради него она сделает все, что сможет.

Миранда аккуратно поправила одеяльце, чтобы ему удобнее спалось. После чего, заняв оборонительную позицию, она наконец смогла повернуться лицом к герцогу Вайльдхевену.

С удивлением она обнаружила, что он наблюдает за ребенком со смесью боли и, может быть, даже тоски, как на миг показалось ей.

«Удивительно, — думал тем временем он, — какими мы все рождаемся маленькими и беззащитными и все равно потом становимся теми, кем нам суждено стать».

Сердце Миранды екнуло в груди.

Нет. Она не даст слабину. Нельзя ему доверять.

— Что ж, такова жизнь, не так ли? — Она снова села на свой стул у окна, и он наконец тоже смог расположиться в кресле. — И все же, ваша милость, чем обязана чести видеть вас?

Ее выпад хоть и не задел его, но и незамеченным тоже не остался. Вайльд помедлил, прежде чем отвечать, — он пытался найти хоть каплю тепла в ее взгляде. Но выражение ее лица оставалось вежливым и безучастным — совсем не таким, каким он хотел бы видеть его.

Черт побери, что же такого он сказал, что она снова восприняла его в штыки? Когда он только приехал, она смеялась с ним и шутила. Теперь же смотрела на него, как на вора в ювелирной лавке. А он хотел, чтобы она чувствовала себя с ним свободно. И не только потому, что, как он считал, она обладала информацией, которая могла бы прояснить его самую насущную проблему. Он просто хотел вызвать у нее симпатию. Почему? Он предпочитал пока не задумываться. Но у нее отчего-то было больше причин видеть в нем врага, нежели друга.

И лгать ей он был не намерен.

— Я здесь, потому что пообещал временно позаботиться о ребенке, по крайней мере, до тех пор, пока не найдется его настоящий отец. Я приехал отвезти вас в ваш новый дом.

— «Мой новый дом»! А чем плох этот?

Он огляделся вокруг и пренебрежительно пожал плечами, будто перед ним был не уютный гостеприимный дом, а захудалая конюшня.

— Я снял для вас неплохой особняк, мисс Фонтейн. В нем вы будете чувствовать себя гораздо комфортнее — там хотя бы имеется прислуга.

Все то время, что он говорил, она сидела прямо, будто аршин проглотила.

— Я не хочу жить за чужой счет.

— Но разве вы не к этому стремились?

— Не совсем. — Она встала и принялась нервно мерить шагами комнату, скрестив руки на груди, тем самым будто отгораживаясь от него. — Я лишь надеялась, что вы признаете сына и будете воспитывать его сами.

— Так бы и было, будь он моим сыном.

Она резко развернулась к нему лицом, глаза ее расширились от гнева, а щеки раскраснелись.

— Как вы смеете это отрицать? Ваша родная бабушка признала его членом семьи.

— Я уже вам говорил, что не могу быть отцом этого мальчика.

— Да-да, потому что вы отгородились от мира в сельском поместье и оплакивали смерть жены. — Она пренебрежительно махнула рукой. — Только, как по мне, это совсем не исключает возможности отцовства, Вайльдхевен. Вот если б вы находились за пределами страны или были тяжело больны — тогда другое дело.

Он крепко вцепился в подлокотники кресла, так что аж костяшки побелели.

— Мое отшельничество было равносильно этому, — медленно произнес он. — В тот период я никого не хотел видеть — ни друзей, ни родных. Ни тем более любовниц.

— Ужасно. — В ее взгляде читалось сочувствие, но вместе с тем и упрямство. — Мне доводилось видеть, как мужчины развлекаются с трактирными девками, пока их жены рожают детей. Так что несложно поверить в то, что герцогу после смерти жены захотелось женской ласки.

Он резко отодвинул стул в сторону.

— И где же вы такого насмотрелись, мисс Фонтейн? Вы строите из себя женщину с высокими моральными устоями. Но где же барышня с такой тонкой душевной и моральной организацией могла видеть подобное?

— Я росла в бедности.

— О, чую, тут повеяло загадкой. — Он подошел вплотную, разглядывая ее лицо. Стоило ему подумать, будто он ее разгадал, как открылась новая, неизвестная сторона медали. — Кто ваши родители, Миранда? Откуда вы родом?

— Мы говорили о Джеймсе.

— Да, но сейчас речь идет о вас. — Он подошел так близко, что от его дыхания зашевелились завитки её волос. — Вы настоящий борец, мисс Фонтейн. Джеймсу очень с вами повезло. Но зачем незамужней женщине с такой изысканной внешностью взваливать на себя заботу о чужом ребенке?

— Больше некому. — Она посмотрела на спящего малыша, затем снова на него. — Летти погибла, мужчина, отец ребенка, ее бросил. Она попросила лишь об одном — чтобы я позаботилась о Джеймсе и добилась того, чтобы он занял достойное место в обществе.

— Вы действительно добивались этого, — признал он. — Настоящая Боудикка.[7]

— Вы смеетесь надо мной?

— Нет. Просто хочу вас понять. — Ее кожа и кокетливо изогнутые локоны хранили легкий аромат розовой воды. Он полной грудью вдохнул этот запах. Как же он хотел вобрать и всю ее целиком! Как столь невинный, воздушный аромат мог пробудить в нем такой плотский, низменный голод?! — Очень смело с вашей стороны вступать со мной в поединок за чужого ребенка.

— Он мне как родной, — прошептала она.

Ее отвага и самоотдача не переставали его изумлять. Кем в действительности она была? Той самоотверженной молодой женщиной с добрым сердцем, какой хотела казаться, или же хитрой авантюристкой, желающей улучшить свое благосостояние?

— Вы хотели бы иметь своих детей? — спросил он, проводя пальцем по внутренней стороне ее руки.

— Большинство женщин этого хотят.

Она деликатно отстранилась от него на безопасное расстояние.

— Но далеко не все, — заметил он. Он скользнул взглядом по ее простенькому платью из муслина, воображение дорисовало скрывающиеся под бледно-зелеными складками пленительные формы. Что таилось в неглубоком вырезе, также можно было догадаться, — и в том, что это выглядит божественно, он не сомневался. — Казалось бы, нет ничего естественнее, женщины должны страстно этого желать, ведь это их природное предназначение. И все же некоторые бегут от материнства как черт от ладана.

— Лично мне это незнакомо. А других я судить не берусь.

— Вот мы сейчас и говорим лично о вас. Откуда вы? Из какой семьи?

— Мои родители погибли. В этом мире я совсем одна, поэтому вы, ваша милость, должны понимать, почему я смотрю на все с опаской.

— Было бы глупо с вашей стороны поступать иначе. Любой негодяй может захотеть обладать такой красивой женщиной.

— Да. — Она пристально посмотрела ему в глаза. — Может.

Вместо того чтобы оскорбиться, он развеселился.

— Очень хорошо, милый ежик. Предлагаю вам собрать все ваши вещи и отправиться со мной в ваш новый дом. Слуги отнесут все во вторую карету.

— Вы очень самоуверенны.

— Я забочусь о ребенке и о вас. Разве вы не этого хотели?

— Ваша милость, обо мне заботиться не нужно — об этом у нас с вами речь не шла. Я всего лишь хотела, чтобы вы взяли Джеймса под свою опеку.

Хоть тон ее и был непреклонен, от него не укрылась тоска во взгляде, украдкой брошенном на ребенка.

— То есть вы хотели, чтобы я просто забрал у вас малыша и воспитывал его самостоятельно? Вы готовы так легко с ним расстаться?

— Так будет лучше для него. — Она решительно подняла вверх подбородок, зеленые глаза упрямо сверкали, но он понял, что, наконец, нащупал ее слабое место.

Он обхватил ее подбородок пальцами.

— Нет, Боудикка, лучшее для него — это вы. Ему еще долгое время будет нужна его принцесса-воин.

Глаза ее наполнились слезами, а пухлая нижняя губка задрожала. Он знал, что поступает глупо, но все же наклонился и припал губами к ее губам.

И она ему ответила, пусть и на короткий, но сладостный миг. Рот ее приоткрылся, она прильнула к нему, а он заключил ее в свои объятия. Он уже так давно не прижимал к себе женщину, что внутри него почти мгновенно вспыхнула страсть. Ее тонкий стан, прижатый к его груди, — что могло быть естественней, чем единение мужчины и женщины? Он хотел в ней раствориться, утолить голод и заглушить одиночество. Ее сладость манила его, искушала, словно мед. И все же она не могла скрыть невинности этого поцелуя.

Она была совсем еще неопытна. Возможно, даже девственна.

Он знал, что должен остановиться. Должен поступить, как джентльмен, и отступиться. Но стоило ей ворваться в его жизнь, как она моментально завладела его мыслями, заставила его впервые за год с лишним обратить внимание на женщину. И он понял, что не готов так просто ее отпустить.

Но тут она сама его оттолкнула, ее маленькие кулачки уперлись ему в грудь. Она смотрела на него своими диковинными глазами, губы все еще были влажными от поцелуя.

— Прекратите. Я вам не домашняя утварь, которую легко можно упаковать и отвезти к себе домой.

Слова эти быстро вернули его к реальности, рассеивая романтический флер, в котором он пребывал. Но он и виду не показал, что задет ее протестом.

Он отступил на шаг и поправил рукава сюртука.

— А что плохого в защите? Будучи одинокой женщиной в Лондоне, вы должны радоваться, что я возьму вас под свое покровительство.

— Я ни за что не лягу к вам в постель, Вайльдхевен!

Он приподнял брови и иронично усмехнулся:

— Разве вас кто-то об этом просит?

Она скрестила руки на груди. У него были все основания, чтобы злиться, но вместо этого он был очарован.

— Если этот поцелуй был приглашением, — заявила она, — считайте, что я его отклонила.

— Это был всего лишь поцелуй, мисс Фонтейн, но никак не предложение.

— В таком случае, было бы лучше, если б вы говорили обо всем откровенно. Я не хочу, чтобы между нами возникли недоразумения.

— Я понял.

— Я здесь ради Джеймса, не более того.

— Как вам будет угодно.

— И не для того, чтобы вам угождать.

— Вы вполне ясно дали это понять.

— И…

— Мисс Фонтейн, на мой взгляд, вы слишком много возмущаетесь.

На ее лице мелькнула гримаса ярости, и хотя она смолчала, не поддавшись на его провокацию, по глазам было видно, что не смирилась. Больше всего сейчас он хотел, чтобы она потеряла над собой контроль и порыв страсти бросил ее прямо в его объятия.

— Наверно, — произнесла наконец она. — Пожалуйста, присмотрите за Джеймсом, пока я соберу вещи.

И не дожидаясь ответа, она решительно вышла из комнаты, оставив его наедине с невоплощенными желаниями и дремлющим младенцем.


Безумие с ее стороны даже думать об этом.

Миранда запихивала свои скромные пожитки в сумку, от досады процесс сборов занимал ее меньше, чем должен был. Она никогда не просила у герцога жилья для себя — она лишь хотела, чтобы он взял к себе в дом Джеймса. Она понимала, что шансы остаться при ребенке невелики, но все же надеялась, что сможет выполнять роль няни — достойная работа, за которую можно было получать жалованье. Она и подумать не могла, что герцог буквально возьмет ее под мышку, как вещь, и перевезет в дом, который он специально для них снял. От нее не укрылся тот факт, что он даже не стал обсуждать с ней подробности своего плана, а воспоминание о том поцелуе и подавно не давало ей покоя.

Господи, неужели печальный пример матери ее так ничему и не научил? Или Летти? Она же знала, с какой легкостью мужчины могут использовать женщин, особенно женщин необеспеченных, таких, как она. Тадеуш все же сумел сохранить хоть некоторую часть ее сбережений, но половина из них уже ушла на сценический гардероб графини. Если она планирует в дальнейшем полагаться только на себя, то ей придется продолжать выступления, пока не удастся скопить на маленький домик где-нибудь в глуши. Добиться этого можно, только находясь в Лондоне, по крайней мере, какое-то время.

И, конечно, быть рядом с Джеймсом.

От одной мысли о том, что можно будет проводить больше времени с этим чудесным малышом, сердце ее переполняла радость. Но для этого нужно было принять предложение герцога жить в доме, за который он платил, на условиях, которые он устанавливал. И кем она становилась в результате?

Содержанкой.

Она очень хотела остаться с Джеймсом, удостовериться, что тот не будет лишен заслуженной любви и ласки. Но что, если герцог воспользуется ситуацией и попытается ее соблазнить? А в случае отказа не будет ли он настолько безжалостен, что сможет выкинуть их на улицу? В свое время он отвернулся от Летти, и уже за это она должна была его ненавидеть.

Но ненависти в ее сердце не было. И это ее больше всего пугало.

Ситуация была из ряда вон выходящей. Если она пойдет сейчас с ним и поселится в снятом им доме, то даст ему повод думать, будто у него есть какие-то права на нее, чего допускать было ни в коем случае нельзя. Но если она откажется переезжать, он может спокойно забрать Джеймса — несмотря на громкие фразы о том, что она нужна малышу, — и она никогда больше не увидит кроху. Никогда не узнает, как сложилась его жизнь, и удалось ли ей сдержать данное Летти обещание.

Она закрыла сумку. Ей нужно быть сильной. Да, герцог был привлекателен. Да, по какой-то необъяснимой причине ее предательское тело пробуждалось к жизни в его присутствии. Но на первом месте все равно был Джеймс — ему принадлежало ее сердце. Она была нужна ему. И она останется с ним, пока не определится его дальнейшая судьба, и к черту герцога Вайльдхевена!


Ожидая девушку в гостиной, Вайльдхевен тревожно взглянул на сладко спящего малыша.

— Тебе очень повезло, что ты все проспал, — шепотом пожаловался он. — Мисс Фонтейн сегодня настроена крайне воинственно.

Ребенок даже не шелохнулся. Успокоившись, Вайльд уселся на место. Если женщина ушла собирать вещи, это может затянуться на неопределенное время, так что ждать придется долго.

Он думал, что не было необходимости создавать себе все эти сложности. Можно было просто дать денег на содержание ребенка, но внутренний голос заставил его позаботиться о достойном жилье для них. К тому же, он не хотел, чтобы Миранда и дальше считала его чудовищем. Конечно, он тут же оставил бы ее в покое и не стал бы ходить кругами, преследуя ее, как одержимый.

Она достаточно ясно дала понять, что пока он будет платить за жилье, ее особа должна быть ограждена от возможных посягательств. Оба шли на это лишь из тех соображений, что так будет лучше для Джеймса. Других причин быть не могло.

Но он не мог отрицать, что пришел сюда большей частью ради того, чтобы убедиться, что она примет его предложение помощи, а не только лишь потому, что бабушка настояла. По-видимому, Миранда действительно говорила правду о ребенке — правду в ее понимании. Он был рад думать, что она, вероятнее всего, не авантюристка, как ему показалось вначале. Она искренне верила в то, что он отец Джеймса. Но для него теперь дело было не только в том, чтобы замять назревающий скандал. Она пробудила в нем чувства, которые он долгое время не испытывал, и он хотел разобраться в себе. Он хотел выяснить, чувствует ли она то же самое.

До сегодняшнего дня он вел себя с ней не самым лучшим образом. Она явно боялась, что он заберет ребенка, хоть он никогда не давал повода так думать. Поэтому он решил доказать, что он не монстр — просто человек, ищущий ответы на те же вопросы, что и она.

И если, в конце концов, они станут любовниками, значит, так тому и быть.

На пороге гостиной возник один из его собственных слуг.

— Прибыл Тадеуш ЛеГранд, ваша милость. Впустить его?

— Да, проводи его сюда.

Буквально через несколько секунд в гостиную ворвался сам ЛеГранд.

— Ваша милость, разрешите поинтересоваться, почему ваш слуга не пускает меня к себе домой? Какого черта вы здесь делаете?

— Жду мисс Фонтейн.

— Для чего? И что это за армия слуг на улице грузит вещи в два экипажа?

— Мисс Фонтейн попросила о помощи для малыша Джеймса. Поэтому я позаботился о доме со слугами для нее и для ребенка, пока мы не решим, что делать дальше. — Вайльд жестом указал на кресло. — Присаживайтесь, мистер ЛеГранд.

— Хорошенькое дело! Мне предлагают присесть в моей же гостиной! — Фыркнув, ЛеГранд плюхнулся в кресло. — Вы слишком много на себя берете, Вайльдхевен, хоть вы и герцог.

— Я считаю, что иногда лучше взять ситуацию в свои руки, если хочешь, чтобы все было сделано как следует.

— Бросая Летти на произвол судьбы, вы явно так не рассуждали.

Вайльд весь подобрался.

— Вы так думаете?

— Я это знаю. — ЛеГранд выдержал взгляд Вайльда. — В отличие от Миранды, я сам являюсь свидетелем вашей интрижки с Летти. Я своими глазами видел, как вы прошлой весной минимум трижды увозили ее из театра. Я пытался ее предостеречь, предупреждал, что мужчина с вашим положением станет воспринимать ее не всерьез, а только лишь как игрушку. Но она меня не слушала. Она думала, что вы ее любите.

Вайльд весь превратился во внимание.

— Вы сами видели этого человека?

— Я видел вас.

Он отрицательно помотал головой.

— Это невозможно, ЛеГранд. Я всего две недели как выехал из своего сельского имения, где до этого два года жил отшельником. Существует негодяй, который уже долгое время разгуливает по городу и, называясь моим именем, творит бесчинства.

— Я видел вас, — упрямо повторил ЛеГранд.

— По-видимому, этот парень очень сильно похож на меня.

ЛеГранд язвительно хмыкнул.

— Крайне правдоподобная история! Имейте в виду, ваша милость, общество может сколько угодно перед вами пресмыкаться, но мы с Мирандой этого делать не станем. В наших глазах вы самый что ни на есть отъявленный мерзавец, который повинен в смерти нашей горячо любимой Летти.

Вайльд стиснул зубы.

— Стоило мне узнать об этом самозванце, ЛеГранд, как я стал его выслеживать. Я даже обратился на Боу-стрит, чтобы их детективы мне в этом помогли. Стал бы я все это затевать, будь я виновен?

— Деньги для вас ничего не значат, поэтому не исключено, что вы специально пошли на все эти ухищрения, лишь бы отвести от себя подозрение.

— Я так сильно вам не нравлюсь?

ЛеГранд посмотрел на него с выражением человека, непреклонного в своей правоте.

— Мне не понравился бы любой мошенник, способный бросить женщину, которая ждет от него ребенка.

— Тут я с вами совершенно согласен.

ЛеГранд недоверчиво усмехнулся.

— Наглости вам не занимать, ваша милость.

Вайльд сжал пальцы.

— Кстати, о мошенниках. Лично мне очень неприятны люди, которые не могут контролировать свою страсть к азартным играм. Особенно, если они занимают деньги, а потом спускают их за игральным столом. Как вы считаете?

Лицо ЛеГранда вытянулось.

— Конечно. Непростительное поведение.

— Согласен. Но если вы так считаете, почему же тогда не далее чем вчера в дом ворвались двое головорезов, работающих на одного дельца, который ссуживает деньги игрокам?

— Что? — ЛеГранд дернулся в своем кресле. — Они были здесь?

— Да. — Вайльд посмотрел на него с мрачным укором. — Кроме того, здесь находилась мисс Фонтейн.

— О боже. — ЛеГранд в отчаянии провел рукой по лицу и сник. — Почему она мне не сказала? И откуда вы, черт возьми, об этом узнали?

— Мои люди следят за домом. С мисс Фонтейн ничего не произошло, но, думаю, вы согласитесь, что, если подобные случаи будут происходить и впредь, их с ребенком безопасность может оказаться под угрозой.

— Да-да. — ЛеГранд достал платок и промокнул лоб. — Господи, подумать только — они были здесь. Все, что угодно, могло случиться. Не могу поверить в собственную глупость!

— Теперь понимаете, почему, на мой взгляд, мисс Фонтейн с ребенком будут в большей безопасности под моей защитой?

— Да-да, конечно.

— Но она что-то артачится, поэтому я рассчитываю на вашу поддержку, ЛеГранд. Если вы сможете убедить ее переехать в дом, который я специально для нее приготовил, тогда она будет ограждена от дальнейших неприятных визитов.

— Я понял. — ЛеГранд затолкал платок назад в рукав и устремил на Вайльда взгляд, полный решимости. — Признаю, я натворил дел и загнал сам себя в угол, подвергая опасности Миранду, но я по-прежнему считаю, что вы лишь меньшее из двух зол, Вайльдхевен. На мой взгляд, это вы убили Летти, отвернувшись от нее. Даже не думайте заманить в свои сети Миранду. Хватит и одной погибшей женщины на вашей совести.

Вайльд сухо кивнул, хотя ему было досадно от того, что даже человек, у которого самого рыльце в пушку, и тот не верит в его невиновность.

— Со мной ее честь в безопасности.

— Лучше бы так, ваша милость, иначе даже ваше высокое положение вас не спасет.

Загрузка...