Слава

Розалия отправляется умирать

Из всех моих персонажей она мудрее всех. Лет семьдесят тому назад Розалия была совсем юна, в школе училась на отлично, затем окончила педагогическое училище, сама стала учительницей, сорок лет преподавала. Дважды была замужем, у нее трое давным-давно взрослых дочерей. Розалия овдовела, пенсии ей на жизнь хватает, а насчет определенных вещей она никогда не тешила себя иллюзиями – поэтому вовсе не была удивлена, когда на прошлой неделе врач сообщил ей, что рак поджелудочной находится в неизлечимой стадии и жизнь ее теперь стремительно подходит к концу.

– Вы ведь хотели знать правду, не так ли, – произнес он с таким выражением лица, словно Розалия была маленьким ребенком и ей стоило гордиться тем, что взрослый человек доверяет ей настолько, что говорит с ней начистоту. – Хорошего могу сообщить вот что: сильные боли вас ожидают только в самом финале.

Она приняла новое положение дел практически с облегчением. Не пришлось ей и проходить через пресловутые семь стадий: не было ни возмущения, ни самообмана, ни медленной борьбы до самого принятия – лишь короткий период неверия, за которым последовала ночь, полная глубокой печали; наутро она уже полезла в интернет смотреть, где находится та самая швейцарская ассоциация, о которой она слышала, будто там помогают людям поскорее свести счеты с жизнью.

Вы, вероятно, знаете, что ассоциация эта и впрямь существует, я ее не выдумал, ее штаб-квартира находится в пригороде Цюриха. Впрочем, ее истинного названия мне адвокат все же посоветовал не раскрывать. В Швейцарии существует несколько организаций, оказывающих помощь в добровольном уходе из жизни, я имею в виду самую известную. Но если вы о ней еще не слышали, учтите: сказка – ложь, да в ней намек. В ассоциацию необходимо вступить, заплатить весьма немаленький членский взнос и предоставить медицинское заключение, просмотрев которое, их собственный врач может подтвердить, что надежды на выздоровление действительно нет никакой. Затем, прибыв на место, клиент размещается на единственной имеющейся в распоряжении у этой организации площади – так называемой «квартире для отхода»: это комната с диваном, кроватью и столиком, на котором волонтер оставляет стакан с помещенным в него пентобарбиталом натрия. Его необходимо выпить, добровольно и без посторонней помощи.

Когда речь заходит о смерти, Розалию вряд ли можно чем-то удивить. Двоюродный брат ее первого мужа пустил себе пулю в голову, не потрудившись выяснить, насколько в реальности трудно убить себя таким способом и каков процент выживаемости. Угол выстрела был выбран неверно, и он еще несколько недель промаялся без нижней челюсти и в состоянии овоща. Сестра ее подруги Лоры четыре раза пыталась наглотаться снотворного. Всякий раз она принимала дозу побольше – и всякий раз приходила в себя в луже собственной рвоты и испражнений. Наш организм силен, а способность к выживанию у него выше, чем мы можем предположить в самые мрачные часы нашей жизни. Племянник Розалии Франк, родной брат Лары Гаспар, повесился одиннадцать лет тому назад. Шея его вся почернела от отметин, а на потолке остались глубокие следы от ногтей. В общем, нет ничего дурного в том, чтобы прибегнуть к помощи профессионалов, подумала Розалия и села на телефон.

На том конце провода трубку снял некий господин Фрейтаг. Говорил он негромко, вежливо, скорее даже учтиво – по всей видимости, опыт в такого рода беседах у него имелся.

Тут следовало бы упомянуть, что господина Фрейтага я выдумал. Сам я в эту организацию не звонил и не знаю, кто у них подходит к телефону и что говорит. Я даже собирался это выяснить, но всякий раз меня останавливал некий смутный страх и возникало такое чувство, словно я вот-вот совершу нечто непристойное – словно я вызываю духа, чтобы тот меня ублажал. Ну и вдобавок, я не отношусь к тому роду писателей, в творчестве которых все соответствует действительности. Кто-то, может, бывает и рад, если ему удается исследовать материал до мельчайших подробностей, а вывеска магазина, мимо которого их персонаж как-то раз прошествовал, не обратив на него ровным счетом никакого внимания, воспроизведена в точном соответствии с реальной. Мне же это совершенно безразлично.

– Все очень просто, – произносит герр Фрейтаг. Он называет ей адрес и номер факса; от нее требуется лишь послать им медицинское заключение, и с ней тотчас свяжется психиатр, чтобы убедиться в ее способности принимать осознанные решения. Затем по факсу ей направят заявку на вступление, которую необходимо заполнить; как только ассоциация получит от нее документы назад, можно назначать дату.

– Имеет ли смысл… – тут он впервые за весь разговор запнулся. – Имеет ли смысл говорить о срочности?

Розалия передала ему слова врача: речь идет о считанных неделях.

С того конца ответили, что в таком случае ее запрос будет обработан со всей возможной поспешностью.

Голос герра Фрейтага звучит невозмутимо – и в то же время в нем слышится участие. Он отлично справляется со своими обязанностями. «Ну а почему бы и нет, – думает Розалия. – Положим, в другом месте он мог бы зарабатывать и больше – но вдруг это и в самом деле его призвание?» Несмотря на обстоятельства, она даже чувствует нечто вроде благодарности.

Ночью ей снятся сны, какие не снились вот уже много лет. В венах пульсирует горячая кровь, а от чувственного возбуждения, воспоминания о котором после пробуждения чуть ли не повергают ее в шок, Розалию бросает в жар. Толпа народа вокруг, много шума, душные объятия. Вдруг возникают люди, о которых она уже лет пятьдесят не вспоминала – те, что, казалось, канули в Лету вечность тому назад; может, никого в живых и не осталось, кто помнил бы ее. Как же все это было давно. Видать, и впрямь пришел ее черед.

И все же она не может полностью покориться судьбе. А потому в этот ранний час Розалия обращается ко мне и молит о снисхождении.

– Но Розалия, это не в моей власти. Я не могу.

– Разумеется, можешь! Ведь это твой рассказ.

– Но это рассказ, в котором ты пускаешься в последний путь! Если бы не это обстоятельство, мне нечего о тебе было бы сказать. Этот сюжет…

– Мог бы принять иной оборот!

– Ничего другого мне в голову не приходит. Не в твоем случае.

Она отворачивается, но так и не смыкает глаз до самого рассвета. В этом ничего удивительного нет – в последний раз ей хорошо спалось более четверти века тому назад.

Проходит еще несколько дней, так, словно бы ничего не случилось и у Розалии еще много времени впереди. Страх постепенно отступает – или, вернее, он все еще присутствует, но ощущения утратили остроту и обернулись неким ровным, тупым, давящим чувством, не сильно отличающимся от болей в животе, с которыми она уже столько времени существует, что не может даже припомнить, каково это – когда у тебя ничего не болит. Вот она – жизнь человека, разменявшего восьмой десяток: тут тянет, там жжет, вечный дискомфорт и скованность суставов.

Дочерям Розалия решила ни о чем не говорить. Надо быть реалистом и понимать, что они давно уже ждут ее кончины. Она абсолютно уверена в том, что они подробно обговорили, на кого лягут заботы по организации похорон и где она должна упокоиться. Из чувства долга они не раз пытались уговорить ее прислушаться к голосу разума и отправиться в дом престарелых, но, поскольку удовольствие это недешевое, а Розалия все это время неплохо справлялась сама, дочери не проявляли достаточной настойчивости. Так к чему было обременять их теперь? К чему устраивать семейные сходки, к чему слезы, объятия и прощания? Будет гораздо лучше и гигиеничнее, если о том, чего все давно уже ждали, их известят из Цюриха официальным письмом.