Следопыт (СИ)

========== Следопыт ==========

Ванисуйю, белые люди из города, наняли Джамбалу, как лучшего следопыта племени нунггубуйю, чтобы тот помог разыскать и арестовать скрывшегося в дебрях буша беглого каторжника-убийцу.

За это семья Джамбалы получила бы несколько мешков муки, риса и вкусного мяса в жестяных блестящих банках, которые надо было вскрывать ножом.

Ванисуйю всегда так делали — оплачивали работу Джамбалы едой. Он однажды слышал, как полицейский, который нанимал его и которого все остальные называли просто «сержант», говорил охотнику Сэму, переводившему с языка нунггубуйю: мол, деньги этот парень, то есть Джамбала, всё равно пропьёт.

Джамбала не обиделся. Он понимал, что склонность пить до упаду вонючую горькую воду, которую сами же ванисуйю сюда и привозили, завладела слишком многими людьми его племени. Даже старым колдуном Махвашей. Но сам он лишь однажды попробовал на язык эту воду, после чего с отвращением выплюнул. Пусть другие пьют её, если хотят, пусть сержант даёт ему в оплату еду, на всё была воля Великого Эму, взиравшего на племя нунггубуйю с небес — над землёй, которую ванисуйю называли Австралией.

Джамбала ещё не был женат, ему недавно сравнялось двадцать зим, но он кормил большую семью: мать и пятерых братьев и сестёр разного возраста, все младше него. Год назад отец умер от укуса ядовитой змеи-барранги, а старый колдун ничем не смог ему помочь.

Что ж, и на то была воля Великого Эму.

Дебри буша вовсе не были для Джамбалы дебрями. Он знал их так же хорошо, как ванисуйю знали все закоулки своих поселений. В одном из таких поселений, где находилась миссия при большом доме, который назывался церковью, Джамбале довелось провести целых три зимы, когда он был мальчишкой и ещё не стал мужчиной. Там он и выучил язык ванисуйю (о чём вообще-то предпочитал помалкивать), а потом с огромной радостью вернулся в буш.

Он навсегда запомнил, как, выйдя за ворота миссии и за границу поселения, скинул колючую и тесную одежду и обувь ванисуйю. Смеркалось. Он свернул в сторону и побежал по бездорожью. Ветер обвевал его разгорячённое тело, а сверху, с тёмного неба, яркими мерцающими глазами звёзд на него спокойно смотрел Великий Эму.

Джамбала был частью буша, такой же, как крикливая кукабарра или мохнатый поссум, мог скользить среди ветвей подобно змее-барранге, красться в чаще подобно лесному динго и никогда не возвращался в свою хижину без добычи. И, если надо было разыскать в буше пропавший скот, заблудившегося ребёнка или, как сейчас, сбежавшего преступника, ванисуйю обращались к нему.

На этот раз задание, которое он получил от сержанта, было довольно трудным. На своём фырчащем джипе сержант привёз Джамбалу к предгорьям, туда, где раскинулись огромные зелёные палатки тех ванисуйю, которые зачем-то ковыряли здесь землю и лазили по пещерам. Сержант, более хмурый, чем обычно, сказал, что эти ванисуйю называются «археологи». И что человека, который возглавлял их, — профессора — ночью убил — зарезал ножом прямо в его палатке — сбежавший из тюрьмы каторжник.

— Поступили ориентировки, что он направляется сюда, но я не сумел прибыть раньше. Прибыл уже после убийства, вызвал вертолёт и отправил труп в город на экспертизу, — пояснил сержант Джамбале, а потом спохватился и с досадой махнул рукой. — Сэм, переведи ему вкратце, — распорядился он, покосившись на охотника, подпрыгивавшего рядом на потрескавшемся сиденье в обнимку со своим ружьём. — Мы не смогли использовать ищейку, тут, как назло, прошёл дождь. Может быть, у парня получится. Беглый был ранен. Жена профессора вбежала в палатку сразу после убийства и выстрелила в него из пистолета — какой-то дамской пукалки, но уложить на месте не смогла. Немногим раньше неё в палатку на шум вошёл ученик профа, Ричард Шекли. Он-то и стал свидетелем убийства. Каторжник сперва пытался взять профа в заложники, а потом, когда понял, что это не получается, просто зарезал его и удрал. Прибежали остальные и затоптали там все следы. Беглого преследовать не стали — стояла глубокая ночь, а эти городские боятся буша.

Всё это сержант рассказывал, сосредоточенно глядя перед собой на дорогу и крутя баранку руля. Джамбала смирно помалкивал на заднем сиденье, цепляясь за скобы на дверце, когда джип запылил по бездорожью. Он не хотел показывать, что понимает язык ванисуйю, по опыту зная, что всё равно никто не станет его слушать. Он был нужен сержанту как двуногая ищейка, только и всего.

Вместо него вопрос с живейшим любопытством задал Сэм:

— Так он что-то спёр у профессора, этот, как его там…

— Джонс, — буркнул сержант, с прищуром вглядываясь в темнеющий горизонт. — Фредерик Джонс. Жена профа говорит, что пропал его бумажник и некоторые важные, откопанные ими находки, например, статуэтка эму, датированная хрен знает каким тысячелетием. Но она не видела, как каторжник их забирал.

Сэм издал некий неопределённый звук, возможно, просто прикусил язык от тряски… а Джамбала ещё сильнее навострил уши, придав лицу выражение полнейшего безразличия.

Великий Эму что-то хотел от него! Раз именно изображение эму было украдено каторжником!

Тем временем джип остановился рядом с высокими зелёными палатками, из которых начали появляться ванисуйю, мужчины и женщины. Джамбала порадовался, что в знак уважения к ненужным лично ему обычаям ванисуйю надел не только шорты вместо набедренной повязки, но и синюю рубашку, и грубые сандалии. Он тихонько выскользнул из джипа вслед за сержантом и Сэмом.

Археологи с любопытством на него глазели, но разговаривали лишь с сержантом, который поднял руку, обрывая их вопросы, и кивком указал на Джамбалу со словами:

— Я привёз следопыта. Паренёк знает эти места как свои пять грязных пальцев. Он великолепно заменит ищейку, поэтому уже к ночи мы разыщем убийцу профа и схватим его. Занимайтесь своими делами, пожалуйста.

— А вы уверены, что справитесь с убийцей, имея под своим началом такое малое количество людей, сержант? — воскликнул высокий широкоплечий ванисуйю, чью светловолосую голову прикрывала кепка козырьком назад. — Этого туземного мальчишку можно вообще не считать, — он пренебрежительно скривился. — В общем, я хочу пойти с вами, и точка. Волонтёром, так сказать.

Он решительно выпятил подбородок, поросший рыжеватой щетиной. Джамбала заметил вдруг, с каким странным выражением на осунувшемся лице поглядела на него молодая ванисуйю в бриджах и широкополой шляпе. Поля шляпы не могли скрыть того, что глаза у неё красные и заплаканные. Вдова профа — вот кто она была, догадался Джамбала. Она очень сильно походила на фотографии красивых ванисуйю в цветных ярких журналах из магазина поселения.

Сержант раздражённо махнул рукой:

— Если мы не справимся, сюда прибудут армейские части. Я вызову их по рации. Говорю же вам, что этот парень, — он подтолкнул Джамбалу вперёд, — лучший следопыт здешних мест, Сэм — вон тот бородач — прекрасный охотник, и все мы вооружены, а у беглого говнюка… кхм… из оружия — только нож. Но если вы настаиваете, мистер Шекли, что ж, пойдёмте с нами. Есть ли у вас разрешение на ношение оружия от властей штата?

Светловолосый кивнул, демонстрируя кобуру на поясном ремне.

— Господи, ну почему при мне не было револьвера тогда, в палатке? Я только и мог, что с голыми руками кинуться на негодяя, когда тот напал на профессора и вонзил в него нож. Я не успел спасти его. Я подхватил профессора, и он умер у меня на руках, – сокрушённо добавил он, понизив голос и бросив короткий взгляд на красивую ванисуйю в шляпе. — Филиппа не смогла убить мерзавца, хотя и попала в него.

Он подошёл к женщине и неловко обнял её за плечи.

— Будь осторожен, Дик, — почти шёпотом проговорила она, так тихо, что её расслышал только Джамбала. — Очень осторожен.

Тот в ответ лишь кивнул и крепко сжал губы.

— Переведи сержанту, что мне надо попасть на место убийства, — быстро сказал Сэму Джамбала, и охотник перевёл его слова.

Полицейский на миг поднял брови и пошёл вперёд, к окраине лагеря, к последней палатке у склона горы, а Джамбала и Сэм поспешили за ним, слыша позади поднявшийся гомон.

Когда сержант отдёрнул полог палатки, внутрь хлынул солнечный свет.

Джамбала присел на корточки, зорко осматривая всё вокруг, не пропуская ни единой мелочи. Всё было перевёрнуто вверх дном, будто здесь резвился взбесившийся динго. Кружка с остатками кофе валялась под складной походной койкой — он запустил туда палец и понюхал. Точно так же он поступил, коснувшись бурой безобразной лужи, расползшейся по полу. Он заметил, что Сэм и сержант переглянулись и поморщились.

Хорошо, что тут сейчас не было красивой ванисуйю.

Он ещё раз, опустив голову и вбирая ноздрями воздух, прошёл по палатке. Вот сюда вбежала красивая ванисуйю. Начала стрелять. Вот поломанные опоры палатки — раненый каторжник выскочил наружу, но разрезов на брезенте не было, беглый попросту дёргал его, крушил и рвал, спасаясь от смерти. А вот здесь, где лужа крови, стоял светловолосый с телом профа на руках.

Джамбала прикусил губу. Картина, нарисовавшаяся у него в голове, не совпадала с рассказом сержанта.

— Это кровь убитого, — сумрачно пояснил тот, хотя Джамбала его ни о чём не спрашивал. — Проф умер мгновенно. Весь их лагерь топтался тут как ошалевшее стадо, — добавил он и с досадой поскрёб лысеющую макушку под форменной шляпой.

— Профессор Генри Монтгомери, — выпалил чей-то голос от входа, — настоящее светило в нашей области, мы все глубоко его уважали и, конечно, немедля принялись осуществлять реанимационные мероприятия.

Это был светловолосый ванисуйю с револьвером. Мистер Шекли, Дик.

— Какие реанимационные мероприятия, — раздражённо отмахнулся сержант, — когда у него горло было располосовано от уха до уха? Овцу и то гуманнее забивают. Ладно, — он повернулся к Джамбале, — что тебя ещё интересует, парень? Сэм, переводи.

Джамбала покачал головой. Ванисуйю бестолково растаптывали тут кровь, но он всё равно чуял — даже если бы не видел, — где именно находился беглый каторжник-Джонс, когда в него попала пуля. Две пули. Кровь другого цвета. Пахнет по-другому. Далеко от входа. Далеко от лужи крови профа.

— У него был нож. Почему он не разрезал палатку ножом? — негромко спросил Джамбала, а Сэм перевёл.

Сержант пожал плечами:

— Ошалел от того, что сотворил, видимо. Почём мне знать?

Джамбала проскользнул в пролом. Недавний дождь действительно почти смыл следы крови каторжника, и он представил, как скулит озадаченная ищейка, потеряв эти следы, скулит и вертится у ног проводника. Но его вело другое чутьё, он сам превратился в беглеца, тяжело дышавшего, оступающегося, зажимающего ладонью рану на плече. Две раны.

Его собственное плечо на миг обожгло острой болью. И отпустило.

Да, он чуял беглеца, становился им, идя по следу. Таков был его дар, ниспосланный Великим Эму.

— Скажи им, пускай идут за мной, — бросил он Сэму и поспешил вперёд, к горам, чувствуя спиной взгляды ванисуйю.

*

Джамбала вытропил каторжника быстро. Тот не придумал ничего лучше, чем отсидеться в ближайшей расселине, а ведь уходить как можно дальше ему следовало именно во время дождя. Очевидно, у него совсем не оставалось сил идти, и он отправился в путь, только когда ливень закончился. Это облегчило Джамбале задачу: после расселины беглец, сам того не зная, будто бы оставлял за собою записки, адресованные ему. То примятые ветки, то несколько пятен крови на валуне, куда он, наверно, присаживался передохнуть, то щедро окроплённый мочой куст.

Единственное, что Джамбала не мог понять — куда и зачем направляется Джонс. Тот просто хотел отсидеться в горах, пока его не бросят искать? Глупо, очень глупо. Ведь Джонс не знал гор, не знал этих мест. Ещё он потерял много крови. «Скоро его раны воспалятся, — думал Джамбала, переходя вброд сильно пересохшую речушку, — и всё его тело охватит огонь лихорадки, знойный огонь, который погубит его».

Сэм, сержант и мистер Шекли о чём-то негромко переговаривались за его спиной, но не окликали, не мешали. И не отставали, хотя Джамбала слышал, как они пыхтят: жирная сладкая еда ванисуйю отягощала их плоть.

Внезапно Джамбала услышал ещё, как сержант сердито прикрикнул на светловолосого:

— А ну-ка, убери пушку обратно в кобуру, сынок! Ещё не хватало, чтобы ты споткнулся и прострелил себе или кому-нибудь ногу!

Тот что-то проворчал, но послушался. Джамбала увидел это краем глаза и окликнул Сэма на языке нунггубуйю:

— Пора сделать привал. Прямо сейчас мы его всё равно не нагоним. Мы остановимся на ночлег, потому что он тоже остановится.

Джамбала предполагал, что мистер Шекли рассердится, и не ошибся. Его красивое лицо побагровело, и он стал похож на индюка, который со своими самками жил во дворе миссии. И заклекотал он, как тот индюк:

— Мы прекращаем преследование, потому что так сказал этот туземный щенок? Но, сержант, вы ведь обещали, что мы настигнем убийцу до заката!

Что всегда нравилось Джамбале — в буше сержант молчаливо признавал его неоспоримое превосходство над собою и никогда не спорил, предоставляя следопыту принимать решения. Вот и сейчас он снял шляпу, привычно потёр лысину и лаконично сообщил мистеру Шекли:

— Парень знает дело лучше вас. Встанем вот тут, у ручья, лагерем, Джонс никуда не денется, мы у него на хвосте.

— Тогда я один продолжу преследование! — выкрикнул мистер Шекли, но сержант в ответ рявкнул так, что у Джамбалы в ушах зазвенело:

— Я вам продолжу! Попробуйте только! Отберу пушку и отправлю в лагерь! Вы волонтёр, вот и подчиняйтесь!

Сэм старательно закивал в подтверждение. Он уже бросил наземь свой вещевой мешок и явно рад был присесть и вытянуть натруженные ноги. Джамбала, на которого тоже упал свирепый взгляд мистера Шекли, привычно придал своему лицу самое деревянное выражение.

Тот яростно сплюнул и опустился на бурый растрескавшийся валун рядом с излучиной ручья. Вид у него сразу стал какой-то пришибленный, словно и не он вот только что тут грозно клекотал. Сэм тем временем начал собирать щепу для костра, и Джамбала споро принялся ему помогать.

После вечерней еды — мясо из жестяных банок и кофейный порошок с кипятком в кружках — Джамбала отправился в кусты помочиться, а потом к ручью — посмотреть на воду и в небо — на звёзды.

Великий Эму, как всегда, спокойно глядел на него сверху, и Джамбале тоже стало хорошо и спокойно.

Он почуял, что к нему кто-то приближается, идёт от костра, но не подал виду. Он и так знал, кто это, и не ошибся. Мистер Шекли, натянуто улыбаясь, протянул ему пачку сигарет и зажигалку, но Джамбала отрицательно помотал головой и так же принуждённо, но широко улыбнулся. Тогда из кармана светловолосого возникла фляга, откуда остро запахло вонючей ядовитой водой, и Джамбала даже отшатнулся. Мистер Шекли хохотнул, пожал плечами и сам глотнул из своей фляги, а потом чиркнул зажигалкой и закурил. Джамбала молчал, незаметно отойдя ещё на несколько шагов и гадая, когда можно будет так вернуться к костру, чтобы не сойти за невоспитанного.

Наконец он с облегчением попятился и услышал, как светловолосый с досадой пробормотал ему вслед:

— Надо же, от какого дикого щенка всё зависит.

Джамбала снова не обиделся. Он был бы не прочь в следующей жизни, по милости Великого Эму, родиться собакой динго. Он улёгся прямо на земле возле костра, не заворачиваясь в одеяло, как это сделал Сэм; сержант остался караулить возле горящих углей, время от времени подкидывая туда щепу.

А Великий Эму всё смотрел и смотрел на Джамбалу, успокаивая. Тот видел это даже сквозь опущенные веки.

*

Они поднялись на рассвете, разобрали бивак и затоптали костёр. Джамбала не сомневался, что беглец ещё ночью учуял преследователей по запаху дыма. Хотя, возможно, он уже заполз в какую-нибудь нору, охваченный пламенем снедающей его лихорадки, и лишился чувств.

Мистер Шекли едва не приплясывал на месте от нетерпения, переминался с ноги на ногу, будто бы ему хотелось по нужде. Его тоже обуяла лихорадка, ведь они вот-вот должны были настичь каторжника.

Когда все начали спускаться по тропе, Джамбала старался как можно незаметнее держаться поближе к мистеру Шекли. Это оказалось несложным: тот вырвался вперёд, обогнав Сэма и сержанта, и буквально прилип к Джамбале, шедшему, как всегда, во главе их цепочки. И увидел он каторжника одновременно с Джамбалой.

Дальше всё произошло очень быстро. Быстро и страшно. Джамбала крикнул сержанту:

— Вот он! — и вскинул руку, указывая на возникшую впереди фигуру вынырнувшего из-за камней каторжника. Тот брёл медленно и пошатывался — его действительно пожирала лихорадка. Он обернулся, скалясь по-волчьи, и тут позади Джамбалы послышался резкий, как удар хлыста, голос сержанта:

— Джонс! На землю! Лежать, мать твою! — и ещё: — Шекли, не смей!

Джамбала, находившийся ближе всех к светловолосому, выхватившему револьвер, успел ринуться на него и толкнуть в бок, но это не помогло. Прогремело два выстрела, похожих на удары грома. Джонс отлетел к скале, перекатился на спину и застыл, безжизненно уставившись в небо. По его подбородку потекла кровавая пена.

От толчка Джамбалы мистер Шекли тоже покачнулся, однако удержался на ногах. Он смерил его яростным взглядом, но тут же это выражение на его красивом лице сменилось злорадным восторгом.

— Что ты натворил! — проорал сержант, пробегая мимо них и устремляясь к распростёртому на камнях телу каторжника. Тот был мёртв, Джамбала не сомневался.

— Подонок сдох! — торжествующе возвестил мистер Шекли, деловито засовывая револьвер в кобуру. — Я готов ответить за это перед законом, — напыщенно добавил он. Уверен, что любой суд присяжных меня оправдает. Тем более все слышали, что он не подчинился вашему приказу, не остановился и, если бы я его не застрелил, сумел бы снова сбежать.

— Да неужели? — гневно выпалил сержант, выпрямляясь — он щупал пульс на шее убитого. — Что это за пальба по людям, словно по куропаткам! Дайте сюда свой револьвер, немедленно!

Шекли неохотно подчинился, заявив:

— Покойный профессор Монтгомери был не только моим учителем, но и другом. Мразь, убившая его, не имеет права называться человеком и ходить по земле.

Джамбала вовсе не собирался говорить такое именно сейчас, но словно со стороны услышал, как произносит на языке ванисуйю:

— Вы же ходите по земле, хотя убили его.

То, как они все выпучили глаза и разинули рты, было даже смешно, словно с ними заговорила скала, возле которой они стояли, или труп каторжника.

Но ведь, возможно, так оно и было: по воле Великого Эму Джамбала стал голосом погибшего Фредерика Джонса.

— Он убил Джонса, — наконец медленно проговорил сержант, всё ещё сжимая в руке револьвер мистера Шекли, и Джамбала внезапно понял, как же ему повезло, что это оружие перекочевало к сержанту.

Потому что взгляд мистера Шекли был взглядом разъярённого хищника. Он-то сразу сообразил, что имел в виду следопыт.

Джамбала покачал головой и объяснил сержанту, как мог:

— Он убил профа и теперь убил Джонса. Потому что тот был свидетелем.

— Да что ты такое порешь, гадёныш черномазый! — закричал мистер Шекли, угрожающе надвигаясь на Джамбалу, но сержант быстро отпихнул его в сторону, всё ещё сжимая в руке револьвер, и снял с пояса наручники, перебросив их Сэму со словами:

— А ну-ка, надень их на него, Сэмми. Ричард Шекли, вы арестованы за убийство Фредерика Джонса… пока что, и вы имеете право хранить молчание, всё, что вы скажете, будет записано и может считаться свидетельством против вас в суде, — добавил он, а потом хмуро повернулся к Джамбале и сказал: — Если ты вдруг решил заговорить, как Валаамова ослица, сынок, то я хочу слышать всё от начала до конца. Все твои соображения.

Под его мрачным взглядом Джамбале захотелось поёжиться. Он покосился на Шекли, которого Сэм всей своей грузной тушей придавил к скале, надевая на него наручники, вздохнул и проговорил:

— Этот Фредерик Джонс вошёл в палатку, ближнюю к горам. Мистер Шекли уже был там с профом. Был там, а не прибежал позже. Они ссорились. То есть проф и мистер Шекли. У Джонса был нож. Он потребовал денег… возможно, еды или автомашину. Схватил профа как заложника. Мистер Шекли начал бороться с ним и одолевал. Он сильный. Так они боролись, а проф был между ними. Пока нож не оказался в руках у мистера Шекли.

— Да что за бред! — закричал Шекли, безуспешно пытаясь вывернуться из хватки Сэма.

— И тогда он этим ножом перерезал горло профу. Он понял, на кого можно свалить за это вину. Вбежала красивая миссис, начала стрелять в каторжника, тот был ранен, но выскочил и убежал, прямо сквозь стену палатки, — одним духом выпалил Джамбала. Подумал и добавил: — Мистеру Шекли надо было тогда же преследовать Джонса и убить его, но он не знал наших гор. И ему ещё надо было объяснить красивой миссис и всем, почему на нём кровь профа. Вот он и принялся таскать мертвеца туда-сюда. И успел спрятать бумажник, нож и статуэтку Великого Эму. Как будто всё это оказалось у каторжника. Как будто бы тот ограбил профа.

— Но зачем ему было всё это делать? — сдвинув брови, требовательно спросил сержант, и Шекли тут же подхватил:

— Вот именно! Зачем мне надо было это делать?!

— Вы спите с красивой миссис, а проф, наверно, это узнал, — исчерпывающе объяснил Джамбала, и над тропинкой повисла абсолютная тишина, нарушаемая лишь отдалённым плеском пробегающего по своему каменистому ложу ручья.

— И как же я должен доказывать твою версию, сынок? — наконец осведомился сержант ровным негромким голосом, но Джамбала чувствовал, что тот наконец-то ему поверил. Поверил! Он пожал плечами и ответил так же негромко:

— У Джонса, — он мотнул головой в сторону мертвеца, — нет никакого ножа. Но нож наверняка можно найти в лагере или в окрестностях, если хорошо поискать. А ещё можно найти бумажник профа… и статуэтку Великого Эму.

Он посмотрел в сторону притихшего Шекли. Тот плотно сжал губы, решив, очевидно, последовать заклинанию, которое только что произнёс сержант, — про то, что каждое слово может быть использовано против него в суде.

— Ясно, — после долгой паузы подытожил сержант, тоже поглядев на Шекли, и взялся за висевшую на поясе рацию. Очевидно, он хотел, чтобы сюда прибыли наконец армейские части, про которые он толковал в лагере. Но, прежде чем их вызвать, он ещё раз посмотрел на Джамбалу и как-то очень устало произнёс:

— Сынок, почему же ты не рассказал этого всего сразу, если подозревал о случившемся?

Джамбала глянул на него как на несмышлёныша и объяснил:

— Я не мог бы ничего доказать раньше. Я же просто чуял. Мне бы никто не поверил, пока этот, — он указал подбородком на Шекли, — не попытался убить ещё раз… Моё слово было бы против его слова. А Джонса всё равно надо было поймать — как беглого и как свидетеля. Но я виноват, — закончил он уже тише, упавшим голосом, низко опуская голову. — Я догадывался, что он попытается убить Джонса, что он для этого пошёл с нами, но я недосмотрел. Я виноват, — повторил он с тоской, — и Великий Эму не будет доволен мною.

*

Дальше всё было просто. Прилетел жужжащий пятнистый вертолёт, блестя лопастями винтов; он забрал арестованного мистера Шекли, а также Джамбалу, сержанта, Сэма и труп Джонса в чёрном мешке. Сержант попросил приземлиться в лагере археологов, и при виде трупа каторжника и Шекли в наручниках красивая ванисуйю, жена профессора, тут же начала рыдать и кричать, что она видела, как Шекли прячет под обрывом какой-то свёрток на рассвете после убийства, но решила смолчать.

— У меня ведь никого не осталось, не осталось, я не виновата, — надрывно повторяла она.

Но вот статуэтки как раз в свёртке и не оказалось. Только нож в запёкшейся крови и бумажник. Джамбала совершенно упал духом.

Великий Эму не простил его.

Пока сержант собирал улики, временами нехорошо ругаясь на ходивших за ним по пятам, охавших и ахавших археологов, Сэм увёз Джамбалу в посёлок нунггубуйю на джипе.

Сам сержант появился возле хижины семьи Джамбалы на следующий день к вечеру. Он возник у входа, поприветствовал всех сидящих у очага и поманил Джамбалу к себе. Тот вышел медленно, неохотно, ибо не ожидал ничего хорошего. Накануне вечером, вернувшись от археологов, он сразу упал на подстилку и заснул мёртвым сном, даже не посмотрев на небо, в глаза Великого Эму.

Ему было очень стыдно.

Но сержант повёл его к джипу, откуда вытащил три больших мешка с мукой и рисом, а также длинную тяжёлую коробку с брякавшими внутри жестянками. Братья и сёстры Джамбалы радостно высыпали из хижины с криками и визгом, но сержант прицыкнул на них и сам потащил два мешка, а Джамбала — оставшийся мешок и консервы.

Пока мать Джамбалы суетилась у очага, собираясь напечь лепёшек, сержант снова кивком головы показал своему следопыту на выход, и они вернулись к джипу. В вечереющее небо Джамбала упорно не смотрел, только себе под ноги. Но сержант тронул его за руку. Джамбала поднял глаза и онемел: на раскрытой ладони полицейского лежала высеченная из камня статуэтка Великого Эму, маленькая, с грубо обозначенными глазами и клювом.

— Бери, — сурово сказал сержант и сунул статуэтку в руки Джамбале. — Я, конечно, превысил свои полномочия, утаив вещдок, но, чтобы осудить этого психа, там хватит всего остального. А это — твоё.

Устало улыбнувшись, он подмигнул остолбеневшему Джамбале, похлопал его по плечу, сел в свой джип и укатил, подняв облако бурой пыли.

Джамбала крепко сжал статуэтку в ладони, она была гладкой и прохладной. Он несмело поднял глаза на небо. Великий Эму смотрел на него оттуда — спокойно и строго, как всегда. Он простил!

Джамбала перевёл глаза на статуэтку у себя в руке и заплакал.

Со стороны селения послышался зов. Кто-то выкликал его имя. Мать стояла возле хижины в своей развевающейся холщовой юбке и звала его протяжно и ласково.

Джамбала утёр глаза кулаком и пошёл ужинать.

========== С помощью Великого Эму ==========

Комментарий к С помощью Великого Эму

Написано для команды Британских детективов на ФБ-22:

https://sfb2022.diary.ru/p221274916.htm?index=2#linkmore221274916m2

Волею Великого Эму, всегда взирающего с небес на своих детей — племя нунггубуйю, Джамбала, молодой следопыт, стал помощником и правой рукой сержанта Хокинса в любом расследовании, которое тот вёл.

С тех пор, как Джамбала выяснил, что на самом деле профессора из лагеря археологов, белых людей-ванисуйю, убил его ученик, а вовсе не беглый каторжник, на розыски которого сержант и отрядил Джамбалу, следопыт даже не пытался отказать полицейскому. И не только потому, что тот втайне от всех отдал ему каменную статуэтку Великого Эму, найденную профессором в раскопе. Джамбале нравилось помогать сержанту в его расследованиях, тем более что тот всегда после этого привозил в посёлок нунггубуйю много мешков с рисом и мукой, а ещё банки с консервированным мясом. Можно было даже сказать, что Джамбала охотился для сержанта и вместе с ним. Хотя иногда во время такой охоты возникали недоразумения.

Например, когда потерялась Энни Гладстон, пятнадцатилетняя дочка богатого ванисуйю Гладстона, у которого был большой красивый дом, много лошадей и коров, ванисуйю решили, что Энни заблудилась в буше. А на самом деле она уехала на мотоцикле с молодым парнем из города. Отец, беловолосый краснолицый великан, собравший на её поиски в буше целый отряд, очень сильно разозлился, когда Джамбала, изучив следы Энни, ему об этом сказал. Он ударил Джамбалу, и, если бы тот не успел увернуться, ходить бы ему без передних зубов, что мешало бы раскусить даже чёрствую лепёшку. Сержант Хокинс оттащил беснующегося Гладстона, а через день приехал в посёлок племени и сообщил, что девчонку нашли, мол, в одном из байкерских клубов. Отец забрал её домой, и с тех пор Джамбала обходил его усадьбу десятой дорогой.

Но вышло так, что молодой следопыт вновь понадобился сержанту Хокинсу, чтобы поработать именно на Гладстона. На этот раз у того не дочка сбежала в город, а угнали лучшую племенную кобылу, занесённую в какой-то там «реестр» — Джамбала так и не понял, в какой. Кобыла ко всему прочему была жеребой, и случка произошла с отменным производителем, так что похититель получал сразу двух породистых животных. Их можно было бы, перебив кобыле клеймо, продать, либо, не рискуя разоблачением, просто получать от кобылы доброе потомство.

— Не хочу я связываться с этим Гладстоном, — угрюмо пробурчал Джамбала, покосившись на сержанта из-под шапки спутанных волос.

— Он сказал, что лично тебе заплатит, если кобыла найдётся, — исчерпывающе высказался Хокинс, и Джамбала закатил глаза.

— Мне-то он вообще ничего не заплатит, — продолжал гнуть своё полицейский. — Его люди уже один раз обошли окрестности, но лошади не нашли. Не упрямься, парень, надо действовать, пока следы не остыли. Сам знаешь.

Джамбала знал. Он вздохнул и сдался. Лошадь-то вовсе не была виновата, что её хозяин — такой камайсойю, вонючка. Она могла погибнуть: не от рук похитителя, так от зубов стаи динго, если никто её не крал, а она убежала сама. И потом, с помощью сержанта Джамбала обрёл каменное изображение Великого Эму, и, возможно, Великий Эму желал, чтобы Джамбала теперь всегда сержанту помогал. Пока тот не состарится.

Он с сомнением поглядел на Хокинса, прикидывая, как скоро тот войдёт в старческий возраст. По всему получалось, что нескоро — ещё зим двадцать. Это было дольше, чем вся минувшая жизнь самого Джамбалы.

Сержант истолковал взгляд следопыта по-своему и торопливо добавил:

— Я тоже с тобой расплачусь. Десять банок мясных консервов.

— Двадцать. И мешок муки, — с достоинством уточнил Джамбала после приличествующей моменту паузы.

— Обдираешь ты меня, сынок, — пожаловался сержант с ухмылкой облегчения на квадратной обветренной физиономии. — Хорошо, по рукам. Но только если кобыла найдётся.

— Она найдётся, — величественно заявил Джамбала.

*

Не теряя больше времени, сержант привёз Джамбалу на своём пропылённом джипе к воротам владений ванисуйю Гладстона — деревянной арке, торчащей посреди рыже-бурой равнины. Джамбала привычно удивился, зачем Гладстон возвёл такую арку, будто бы её нельзя обойти или объехать. Харайе — глупость. Но он, как всегда, держал своё мнение при себе, просто выскочив из джипа и распахнув створки ворот под аркой.

— Сделано как в Штатах на ранчо, — с усмешкой сказал сержант, всё-таки заметив удивление Джамбалы. — Ковбойские фильмы видал, парень?

Джамбала покачал головой. Он не видал.

Сержант подкатил прямиком к конюшням — двум приземистым длинным зданиям, возле которых толклось несколько человек — работники Гладстона, понял Джамбала. Некоторых из них он знал. Все они с любопытством на него поглядывали, приподняв свои широкополые шляпы при виде сержанта, который вылез из джипа вместе с Джамбалой.

— Парни, где хозяин? — нетерпеливо окликнул тот, но сам Гладстон уже выходил из дверей конюшни, отряхивая сюртук и бриджи от соломенной трухи.

— Приветствую, — сумрачно бросил он при виде приехавших.

— Утречка, — коротко ответил сержант, а Джамбала выдавил:

— Хай.

Тут случилось ещё кое-что примечательное. Из тех же конюшенных дверей выскочила и решительно направилась к джипу кудрявая ванисуйю в тёмном свитере и коричневых бриджах для верховой езды. На её хорошеньком детском личике было написано самое упрямое выражение. Беловолосая голова её была гордо откинута, подбородок воинственно выпячен. Энни, беглая дочка Гладстона, определил Джамбала, укрывавшийся за широкой спиной сержанта, и не ошибся.

— Папа, постой, — возбуждённо выпалила девчонка, подбегая к ним. — Вы собираетесь в буш искать мою Красотку? Тогда я с вами!

— Ничего подобного, — сурово возразил отец, но кудряшка отпрыгнула и зашипела, как змея барранга:

— Ты и так держишь меня под замком вот уже второй месяц, — говоря это, она бросила на Джамбалу уничтожающий взгляд, явно будучи в курсе, кто он и какую роль сыграл в её поимке. — Это моя лошадь, я тоже хочу её искать!

Её голубые глаза налились слезами.

Джамбала прекрасно понимал, что Гладстон сдастся — так и вышло.

— Седлай Питера, — проворчал он, нервно постукивая хлыстом по голенищу своего высокого ботинка.

Просияв, девчонка опрометью метнулась обратно в конюшню, а сержант кивком указал Джамбале на заднее сиденье джипа и предложил хозяину поместья:

— Садитесь рядом со мною. Мисс Гладстон тоже можно было бы в машину сесть.

Гладстон полоснул по Джамбале не менее уничтожающим взглядом, чем его дочь, и буркнул:

— Нельзя.

Джамбала не сказать чтобы обиделся. Он знал, что предложить дочке такого богатого и спесивого ванисуйю сесть рядом с «або» — аборигеном — сущее оскорбление. Сержант как будто не понимал этого.

Так они все вчетвером и направились на пастбище, откуда пропала кобыла: впереди джип с ними троими, позади на вороном мерине — беловолосая кудряшка.

Пастбище было пустым: видно, Гладстон распорядился перегнать лошадей в другое место. Прошедший здесь не так давно дождь канул в бурую землю, но всё равно облегчил задачу Джамбале. Он выпрыгнул из джипа, едва сержант затормозил. Все остальные тоже вылезли, спешилась и девчонка.

Пастбище было истоптано следами лошадиных и коровьих копыт. Джамбала на миг закрыл глаза и заставил себя всецело сосредоточиться на наблюдении. Он присаживался то возле одной, то возле другой цепочки следов, неразличимой для глаз ванисуйю, но он, да ещё благодаря дождю, видел эти следы так, будто они были буквами в книгах ванисуйю.

Он поглядел на Гладстона и негромко спросил, уже не прикидываясь, будто не понимает чужого языка:

— Здесь были не только лошади, но и коровы?

Гладстон замялся, словно не желая отвечать, но, поскольку все на него смотрели, неохотно бросил:

— Очевидно.

— Папа? — тут же вмешалась Энни. — Я не видела здесь никаких коров, когда приходила проведать Красотку.

— Я разрешил главному скотнику запустить сюда двух наших стельных айрширок, — объяснил ей отец, — если будет такая необходимость.

— И это было сделано? — как ни в чём не бывало осведомился сержант.

— Возможно, — нетерпеливо бросил Гладстон. — Повторяю, этим должен был заниматься главный скотник Морган.

— Вижу коровьи следы, — дождавшись, пока он замолчит, сообщил Джамбала.

— И что с того? — снова вспыхнул Гладстон, в упор уставившись на него своими блекло-голубыми глазами.

Под этим сверлящим взглядом тот крепче сжал статуэтку Великого Эму в кулаке. Занимаясь расследованиями, он всегда носил её в кармане, завёрнутой в лоскут ткани.

— Значит, здесь всё-таки были коровы, — раздражённо продолжал Гладстон. — И, кроме Красотки, ещё две кобылы — Мартина и Чёрная Джози. После случившегося я, как уже говорил вам до этого, сержант, велел перегнать их на другое пастбище. Что и проделал один из моих работников, Боб Стенли, который ранее обнаружил отсутствие Красотки.

— Да, я уже допрашивал его, — кивнул сержант. — Он сказал, что беспокоился о кобылах, оставленных на пастбище, ведь ночью шёл дождь. Потому он и заявился сюда на рассвете.

— Если с Красоткой что-то случится, немедля уволю этого чёртова остолопа, — процедил мистер Гладстон. — И даже расчёт не подумаю ему выплачивать, пускай потом хоть в суд подаёт, мне всё равно.

Мисс Энни, слушая отца, покусывала губы и ковыряла траву носком своей белой кроссовки. Джамбала видел это так же хорошо, как коровьи следы на земле.

— Поищи, сынок, откуда вывели кобылу и куда она потом подевалась, — негромко приказал сержант, и Джамбала ещё раз медленно обошёл небольшое пастбище.

Он понимал, почему для своих самых ценных животных мистер Гладстон выбрал именно этот участок: много травы, неподалеку ручей. Почва более влажная, и вкупе с недавним дождём это облегчало Джамбале задачу. Он вернулся к группе терпеливо ожидавших его людей и поднял глаза на сержанта со словами:

— Если по следам судить, отсюда только те лошади ушли, про которых говорил мистер Гладстон. Две лошади рядом с верховым. Они все направились вон туда. Три цепочки следов, и одна в той стороне. Но там не лошадь вовсе была.

— Что за чёртова чушь! — сердито перебил его Гладстон, снова полоснув по Джамбале жёстким взглядом. — А кто же тогда? Кенгуру, что ли? — он позволил себе даже усмехнуться углом рта.

Джамбала тоже посмотрел на него в упор и пояснил:

— Вон туда, — он указал рукой в сторону плоскогорья, — увели двух лошадей. А в сторону дороги увели корову.

Гладстон нахмурился, а потом выдавил из себя короткий пренебрежительный смешок со словами:

— Сержант, ваш следопыт немного того. Он порет ерунду. У меня украли лошадь. Лошадь, а вовсе не корову!

Энни тем временем подошла к отцу и встала за его плечом, в свою очередь искоса поглядывая на Джамбалу.

Сержант кашлянул и предложил в некотором замешательстве:

— Давайте сперва проедем по следам уведённых Бобом Стенли лошадей, сэр. Проверим ещё раз, что там с ними.

Гладстон пожал плечами:

— Пожалуйста, Хокинс, но это потеря времени, предупреждаю вас. Не знаю, какая муха укусила вашего мальчишку.

— Папа, можно, я оставлю вороного здесь, а сама сяду в машину, — внезапно выпалила Энни, не глядя на Джамбалу. Помедлив, Гладстон кивнул, хотя ясно было, что ему это не нравится.

Если он во всём потакает своей взбалмошной дочке, как же он ухитряется удерживать её дома до сих пор, удивился про себя Джамбала. Но это, конечно, было не его делом.

Энни уселась на заднее сиденье джипа — не рядом с Джамбалой, разумеется, а почти что вжавшись в дверцу. Он отвернулся с показным безразличием.

Несколько раз ему пришлось просить сержанта остановиться, чтобы вылезти со своей стороны и проверить, не прерываются ли цепочки следов. Но нет, они продолжали литься, словно буквы в книге ванисуйю, и привели прямёхонько ко второму пастбищу, где пасся добрый десяток лошадей.

— Вот мои лошади, — указал на них Гладстон, когда сержант затормозил. — И среди них те, что были вместе с Красоткой, Мартина и Джози, как я уже упомянул. Чтобы внести полную ясность, сообщаю: Красотки здесь нет, — саркастически добавил он.

Хокинс вопросительно глянул на Джамбалу через плечо:

— Что скажешь, парень?

— Вернёмся обратно, — коротко отозвался Джамбала, а Гладстон едко заметил:

— Верно толкуют, что непонятно, кто у нас в полицейском участке главный — вы или этот ваш або. А ещё толкуют, будто вы не зря называете его сынком, — он гулко хохотнул.

— Папа, — прошептала Энни с явной укоризной.

Сержант смотрел только вперёд, будто не слышал. На таком бездорожье главное — не попасть в осыпающийся овражек, поэтому ему правда не стоило отвлекаться. Но Джамбала видел, как крепче сжались пальцы Хокинса на баранке руля.

Джамбала в очередной раз выпрыгнул из джипа и подошёл к тому месту, откуда в сторону уводила цепочка коровьих следов. В ту сторону, где лежала грунтовая просёлочная дорога, через несколько миль соединявшаяся с шоссе.

— А все ли ваши коровы на месте, мистер Гладстон? — поинтересовался сержант, встав позади Джамбалы, которому теперь предстояло идти пешком, чтобы смотреть, смотреть, смотреть, что здесь происходило на рассвете.

— Если бы какая-то корова пропала, мне бы доложили мои парни, — отрезал Гладстон, хмурясь всё сильнее. — Я, право, не понимаю, что происходит, сержант. Чего добивается ваш або?

Уже не обращая на него внимания, Джамбала спешил, продолжая напряжённо вглядываться в следы. Человек ведёт корову за собой. Не верховой. Идёт пешком. Но кому бы понадобилось угонять корову? Когда она тут очутилась? Почему Боб Стенли, названный «чёртовым остолопом», ни словом про неё не упомянул, раз Гладстон о ней не знает? И где следы пропавшей кобылы, этой самой Красотки?

— Какого дьявола происходит? — повысил голос Гладстон.

Джамбала повернулся к нему и снова посмотрел прямо в лицо, покрасневшее от возмущения и напряжения.

— Вот тут шёл человек в подбитых подковами ботинках, — он указал на следы, которые увидел в нескольких местах на тропинке. — А вот шла корова. Копыта раздвоены, — он опять ткнул пальцем вниз.

— Меня, — с ударением на каждом слове заявил мистер Гладстон, едва посмотрев на следы, — не интересует корова, чёрт бы её подрал вместе с тобой, або. Где моя призовая кобыла?

— Папа, — снова с мольбой прошептала Энни, тронув его за рукав. Отец с досадой отмахнулся.

— Предстоит выяснить, когда на этом вашем пастбище были коровы и не пропала ли одна из них, — вмешался сержант и развернулся к Джамбале: — Сынок, ты утверждаешь, что это свежие следы?

— Сами взгляните, — лаконично отозвался тот. — Ночью же шёл дождь.

— Я не желаю ничего больше слышать ни про какую чёртову корову! — взревел Гладстон, наливаясь краской так, что Джамбала испугался — вдруг у него в голове лопнет жила от натуги. — Если, как вы говорите, какой-то мифический человек увёл отсюда мифическую корову, то куда подевалась моя Красотка? Улетела?

— Я не знаю, — честно ответил Джамбала, понимая, что ему не видать ни денег от этого беснующегося ванисуйю, ни припасов от сержанта. Великий Эму не желал помогать ему в этом деле. — Может, и улетела, если у неё были крылья, — добавил он, не сдержавшись, но тут же спохватился и придал своему лицу самое деревянное выражение.

Гладстон испепелил его взглядом и собрался было что-то сказать, но Хокинс его прервал:

— Пойдёмте дальше и узнаем, куда поведут следы этой злосчастной коровы и того, кто её увёл.

Они медленно двинулись по тропке: впереди — Джамбала, за ним — все остальные. Следы оборвались, как Джамбала и предполагал, на грунтовой дороге, где сменились следами шин.

— Грузовик или фургон, — Джамбала указал на них пальцем. — Подъехал и ждал тут. Корову завели по сходням внутрь. Человек сел в кабину. Машина уехала.

Больше ему нечего было добавить. Оставалось вернуться к усадьбе Гладстонов и выяснить насчёт коровы. На сей раз Энни снова ехала позади джипа на своём вороном Питере, а Гладстон всю дорогу ворчал и насмехался над Джамбалой. Тот притворялся глухонемым, сержант тоже сумрачно отмалчивался.

Всё это ужасно не нравилось Джамбале, но делать было нечего. Он мог только напряжённо размышлять (с прежним деревянным выражением на лице), куда и в самом деле подевалась кобыла и откуда взялась корова.

Во дворе усадьбы главный скотник Гладстонов, седой и сухощавый Билли Морган, только замахал руками в ответ на расспросы сержанта о корове: мол, никто бы не впустил коров за изгородь к такой ценной жеребой кобыле, как Красотка, мало ли как она могла повести себя, иное дело — лошади, которых она знала.

— Я снова отправлю в горы своих ребят, пусть продолжают поиски, — закончил Морган.

— А мне придётся доставить из города ищейку, — скучным голосом произнёс сержант, не глядя на Джамбалу. Тот знал: Хокинс понимает, как ему обидно.

Но до того как привезли городскую ищейку, сержант снова явился в посёлок нунггубуйю за своим следопытом, потому что в предгорьях нашли мёртвую лошадь.

*

— Я платить этому вашему або не буду, — отрывисто заявил Гладстон, едва джип с сержантом и Джамбалой затормозил возле конюшни и они вылезли наружу. — Зачем вы его опять сюда притащили? Он не нашёл мою Красотку, её нашли другие — мёртвой. А он всё толковал про какую-то чёртову корову!

Казалось, он едва сдерживается, чтобы снова не кинуться на следопыта с кулаками. Джамбале сильно захотелось укрыться в джипе, но он только крепче сжал в кармане статуэтку Великого Эму.

Тут уже не из конюшен, а из дома появилась Энни, бледная, заплаканная, растрёпанная, в том же рабочем наряде, что и накануне, и прямо на бегу накинулась на отца:

— Папа, ты не имеешь права меня к ней не пускать! Ты сам туда едешь… и они вот… — она ткнула пальцем в сторону джипа. — Это моя лошадь! Моя… девочка… — как бы она ни сдерживалась, слёзы градом хлынули по её круглым щекам. — Я хочу видеть её и знать, что с ней слу… случилось…

— Только если ты успокоишься, — отрезал Гладстон, на чисто выбритых скулах которого снова проступили красные пятна. — Как я могу взять тебя туда, если ты закатишь там истерику? Ты будешь мешать… м-м… сержанту.

На Джамбалу он больше не смотрел.

— Я не буду, — залепетала Энни, в волнении прижимая к груди стиснутые кулачки и переступая с ноги на ногу. — Честное слово, клянусь! Красотка же моя лошадь!

Она, видимо, считала это неоспоримым аргументом, хотя кобыла-то принадлежала её отцу, устало подумал Джамбала. У него щемило сердце, когда он глядел на Энни, беспомощно вытиравшую щёки бумажным платком.

Все они загрузились в джип и покатили к предгорьям.

— Кто нашёл мёртвую лошадь и почему вы решили, что это ваша Красотка? — негромко и сухо спросил сержант у Гладстона, глядя перед собой на дорогу. — Вы там уже были?

Энни, уныло скукожившаяся в углу на заднем сиденье, вздрогнула.

— Ещё не был, а кобылку нашёл Боб Стенли, — после паузы так же сухо сообщил Гладстон. — Парень, видимо, боится увольнения… или чувствует свою вину, в общем, он в одиночку принялся рыскать по горам в поисках Красотки. Вот, он её нашёл и сразу же поспешил в усадьбу. Билли хорошо знает эту лошадь, у меня нет оснований не доверять ему.

Джамбала услышал, как Энни втянула воздух носом, видимо, опасаясь опять заплакать.

— Кроме того, на… кхм… останках можно видеть моё клеймо, — гораздо тише добавил Гладстон.

— Останках? — сержант повернул к нему голову.

— Её растерзали динго, я полагаю, — устало бросил Гладстон. — Энни, я предупреждал, что тебе нечего там делать, — проворчал он, услышав, как вскрикнула дочь.

«Мог бы тогда запереть её в комнате», — с досадой подумал Джамбала. Он вообще не понимал этих ванисуйю. Они очень сильно баловали своих детей и вместе с тем были к ним неоправданно жестоки. Куда хуже показывать дочке растерзанную лошадь, чем запирать в комнате. Но это опять же было не его дело.

Его делом стал лошадиный труп, к которому они наконец подошли, оставив джип на дороге. Гладстон ориентировался по приметам, описанным ему Бобом Стенли — мол, у второй излучины пересохшего ручья Стэнд-Крик. Ручей не совсем пересох — воды туда добавили недавние дожди, и Джамбала снова возблагодарил за такую милость Великого Эму. Потому что он нашёл на раскисшей земле несколько чётких отпечатков подошв чьих-то ботинок — ещё до того, как они подошли к нужному месту.

Кровавая куча была видна издалека. Кобылку гнедой масти и правда самым жестоким образом раскромсали острые зубы целой стаи динго. Торчали рёбра, внутренности были съедены, морда запачкана кровью. Джамбала раньше не раз видел такие картины, но и ему стало не по себе. Даже сержант и мистер Гладстон побледнели. Гладстон попытался увести дочь обратно к джипу, но она вырвалась и убежала за ближайший валун. Судя по доносившимся звукам, её там рвало. Вернулась она нескоро, снова утираясь платочком и горько, но почти беззвучно плача.

Джамбала несколько раз обошёл вокруг туши, над которой уже вились насекомые, присел, внимательно вглядываясь в жалкие останки, а потом поднял голову и спросил у Гладстона, державшего Энни в объятиях:

— Вот это ваше клеймо?

Белёсое тавро в виде треугольника, перечёркнутого стрелой, ясно виднелось на крупе, ближе к лошадиной репице.

Гладстон посмотрел на Джамбалу поверх кудрявой головы прильнувшей к нему дочери и кивнул.

Сержант тоже нетерпеливо глянул на следопыта и негромко спросил:

— Ну, что скажешь, парень?

Тот сжал губы, отвечать ему не хотелось. Но только заговорив, он мог как-то утешить Энни. Впервые он обратился прямо к ней:

— Мисс, вы же хорошо знали свою лошадь?

Продолжая судорожно всхлипывать, Энни повернула голову и припухшими глазами посмотрела на Джамбалу.

— Д-да… — выдавила она. — И что?

Ему надо было дать ей надежду, чтобы она сделала то, что он от неё хотел. То, что она должна была сделать.

— Это, может быть, вовсе не ваша Красотка, — мягко, но настойчиво проговорил Джамбала, не обращая внимания на Гладстона, который набрал в грудь воздуха, явно готовясь разразиться бранью. — Пожалуйста… подойдите и посмотрите на неё.

— Что ты опять городишь? — обрушился на него Гладстон. — Ты что, не понимаешь, какая это для неё травма? Энни не в состоянии…

— Дайте ей опознать лошадь, — резко перебил его сержант. Его серые глаза сузились, словно он целился из своего пистолета, подумал Джамбала, незаметно переводя дух. Уж на сержанта-то он всегда мог положиться.

Девушка тем временем вывернулась из объятий отца и посмотрела на Джамбалу. Её губы дрожали, лицо побелело ещё сильней.

— Энни, не надо! — снова яростно запротестовал Гладстон. — Ты, або, убери от неё свои грязные руки!

Джамбала перестал его слушать. Он знал, что за его спиной сержант справится с кем угодно, даже если для этого придётся дать в челюсть этому богатому ванисуйю. Великий Эму и сержант — они были на стороне Джамбалы, на стороне правды. Он неловко сжал локоть Энни, поддерживая её, и подвёл к мёртвой лошади.

Энни присела на корточки возле её оскаленной в агонии морды и безо всякой боязни или отвращения погладила слипшуюся от крови шерсть. Провела ладонью по лбу, коснулась правого уха, левого и вдруг выпалила, вскакивая на ноги:

— Это не она! Господи… это не Красотка!

— Боже, да с чего ты взяла?! — выкрикнул её отец, и сержант, подбегая к ней и Джамбале, застывшему рядом, тоже быстро спросил:

— Почему ты так решила, девочка?

Энни снова заплакала, но сквозь слёзы ответила:

— Левое ухо. Когда она была жеребёнком, она пыталась пролезть в дыру в изгороди и повредила ухо. Помнишь, папа? — она живо повернулась к отцу. — Остался рубец. Его почти не было видно, но на ощупь… — она пошевелила пальцами. — И зубы… и у Красотки было совсем не такое выражение… — она запнулась и решительно подытожила: — Это не она. Какая-то другая лошадь, тоже наша, очень похожая.

— Энни, ты уверена? — снова начал было Гладстон, но тут сержант опустил руку на плечо Джамбалы и напрямик спросил:

— Ты догадался, что это не Красотка. Как? Давай выкладывай всё как есть, сынок.

Ну, Джамбала и выложил.

— Тут есть следы, — начал он, поглядывая то на Энни, то на сержанта, но не на Гладстона. — Те же ботинки с подковками, что я видел на тропинке, по которой вели корову.

— Опять эта корова! — перебил его Гладстон с неприкрытой яростью. — Ты, грязный тупой…

— А ну-ка, заткнитесь, — оборвал его сержант таким тоном, что тот поперхнулся и действительно замолчал. — Продолжай, парень.

Джамбала продолжал. Статуэтка Великого Эму нагрелась в его ладони.

— И такие же подковки были на башмаках того человека, что уводил от загона двух других лошадей. Он там не спешивался, у загона, но спешился, когда перегнал их на новое пастбище. И там, и в старом загоне много таких следов. Похожих.

— Боб Стенли, — определил сержант, а Гладстон снова не вытерпел и рявкнул:

— Что за чушь! Ваш парень хочет сказать, что Боб был здесь? Да, он был, ведь он же нашёл Красотку… эту дохлую лошадь, — поправился он, быстро глянув на Энни.

— Здесь и старые следы, и свежие. Этот человек был тут не так давно… и раньше — возможно, ночью, — пояснил Джамбала не ему, а сержанту. — И он же увёл корову… только это была вовсе не корова, а кобылка маленькой мисс, — он покосился на Энни, которая слушала его, широко раскрыв свои голубые глаза. Веки её распухли, волосы спутались, на щеках чернели полосы грязи, но она всё равно была очень, очень красивая.

Джамбала сглотнул и продолжал, не удивляясь тому, что не слышит новых возмущённых воплей мистера Гладстона, который и правда будто в рот воды набрал:

— Сверх её подков на неё были надеты подковы, похожие на коровьи копыта. И в загоне, и на тропе я видел только следы этих копыт и никакого коровьего навоза. Только лошадиный.

Он долго размышлял обо всём этом нынче ночью… и наконец его осенило, так что если бы сержант за ним не приехал, он бы сам отправился в участок, чтобы всё ему рассказать.

— Так-так-так… — задумчиво произнёс тот. — В прошлом веке это проделывали конокрады в буше, я видел такие штуки в каком-то музее.

Энни вдруг опустила голову и шагнула вперёд, пройдя мимо отца и подойдя вплотную к Джамбале и сержанту.

— У нас дома есть такие подковы, — чётко проговорила она. — Там, где у папы хранятся всякие редкости… ну… исторические, которые он показывает гостям. Вроде бумеранга, — она прямо посмотрела в лицо Джамбалы и добавила так же чётко и громко: — Прости меня, пожалуйста, я плохо о тебе думала и говорила. — Потом она повернула голову к отцу и гневно спросила: — Папа, где Красотка?

Тот лишь покачал головой под её взглядом.

— Я не понимаю, о чём ты… о чём вы все толкуете, — процедил он.

— Хорошо, я разберусь, — спокойно обронил сержант после тяжёлого молчания, которое длилось, как показалось Джамбале, целую вечность. — Вернёмся в усадьбу.

В джипе они снова каменно молчали, все четверо. Энни глядела в окно невидящими глазами, пока джип пылил по бездорожью среди кустов и колючек. Едва только сержант затормозил у конюшен, как она распахнула дверцу и опрометью кинулась к дому. Отец не стал её останавливать.

Вернулась Энни буквально через минуту.

— Их там нет, — твёрдо, с вызовом бросила она. — Нет коровьих подков.

И снова выжидательно уставилась на отца. Привлечённые этой мизансценой, из конюшен понемногу начали выглядывать работники, с любопытством уставившись на происходящее. Гладстон сердито махнул Билли Моргану: мол, убери всех, и парни мгновенно испарились.

Он повернул голову и из-под набрякших век устало посмотрел на сержанта.

— Хокинс, вы мне больше тут не нужны. Полиция не нужна. Произошло недоразумение. Моя племенная кобыла нашлась. Красотка завтра же окажется в своём стойле. — Теперь он смерил тяжёлым взглядом ахнувшую дочь. — Помолчи, Энн, ты достаточно сказала, — в его голосе лязгнула сталь. — Тушу погибшей лошади закопают в буше. Инцидент исчерпан, а теперь оставьте мою семью в покое.

Не дожидаясь ответа, он повернулся и направился в дом, высоко держа голову.

Энни, закусив нижнюю пухлую губу, отчаянно посмотрела на сержанта, потом — на Джамбалу, крутанулась на месте и побежала вслед за отцом.

Джамбала крепче сжал в кармане статуэтку Великого Эму.

*

На следующий день к вечеру сержант опять наведался в посёлок нунггубуйю. Джамбала сидел на пороге хижины, глядя, как ребятишки в замурзанных рубашонках взапуски гоняются за чёрным щенком. Щенок тявкал и делал вид, что он большой и страшный. Джамбала ухмылялся.

Он встал с порога, когда по дороге запылил джип сержанта. Хлопнула дверца, ребятишки и щенок помчались к машине. Сержант выволок из багажника картонный ящик с жестянками и два мешка муки.

— Это типа премия, — пояснил он Джамбале, проворно подхватившему мешок, сам взял второй, а ребятишки разобрали жестянки с консервами. Мать Джамбалы выглянула из хижины и подбоченилась, одобрительно глядя на сына. Охотник. Добытчик. Ловит плохих людей. Она была довольна своим старшим: теперь их семья никогда не будет голодать. Пора, пожалуй, ему жениться. Она потрепала проходившего мимо Джамбалу по плечу, улыбаясь всем своим морщинистым плоским лицом. С тех пор, как отца её детей укусила змея и тот умер, старший сын стал настоящим главой семьи.

Сержант дотащил свой мешок до закопчённой печурки и повернулся к своему следопыту:

— Пошли. Поговорим.

Они отправились в пустыню. Никто не увязался за ними, даже щенок. Жители посёлка молча смотрели им вслед.

Для Джамбалы и сержанта это стало определённого рода ритуалом: после каждого удачно проведённого дела и полученной платы они обсуждали все обстоятельства и обдумывали выводы.

— В общем, я выяснил, что мог, — неспешно проговорил сержант, вытаскивая пачку сигарет и традиционно предлагая одну Джамбале, а тот так же традиционно покачал головой. Сержант чиркнул зажигалкой и закурил сам. — Я не могу взять за жабры этого ферта Гладстона, уж больно он влиятельная задница. К сожалению, но что уж… — он вздохнул. — Боб этот Стенли — сиделец, отбыл срок за карманную кражу, прибыл сюда из Аделаиды, никаких противозаконных действий тут не совершал, спокойно работал на Гладстона. Но тот, видать, прознал о прошлом парня и нажал на него, когда понадобился человек, способный обстряпать всё быстро и чисто. Но вот благодаря тебе, — он одобрительно ткнул Джамбалу локтем, — быстро и чисто не получилось. И вообще ничего не получилось.

Джамбала изобразил улыбку, растянув уголки губ. На самом деле ему было вовсе невесело. Одна хорошая лошадь погибла, другая — неизвестно где, маленькая кудряшка Энни Гладстон ужасно расстроена, и немудрено: ей достался отец, который хоть и балует её, но по сути своей — камайсойю, вонючка.

— Короче, Джеку Гладстону нужны были деньги, — задумчиво продолжал сержант, затянувшись и выпустив струйку дыма в чернеющее небо. — Прогорели кое-какие его делишки, он влез в долги к серьёзным людям… словом, возникли проблемы, которые он намеревался решить с помощью страховых выплат за исчезнувшую породистую лошадь. Идея эта, скорее всего, пришла ему в голову, когда он смотрел на исторические коровьи подковы, так сказать, фамильные реликвии. У него и в самом деле на первом этаже — настоящий музей истории этих мест, про него не раз писали в газетах и телепередачу снимали, — сержант коротко усмехнулся. — Любимая кобыла дочки — что с того? Убивать лошадь он не собирался, хотел потихоньку вывезти куда-нибудь, а потом рассказать дочери об этом. Деньги были бы уже получены, проблема решена. Жеребята от этой Красотки были бы не племенные, заносить их в соответствующие реестры он не имел бы права, раз Красотка официально погибла, но с фальшивыми документами они могли бы побеждать на скачках, к примеру. Лошадь-то отличная, в родословной одни чемпионы. Не суть. Боб Стенли всё сделал, как велел хозяин: «переобул» кобылу в коровьи подковы, вывез её с выгона и где-то припрятал. Потом увёл оттуда же двух оставшихся кобыл и поднял тревогу на ранчо: мол, Красотка пропала. И тут Гладстон сделал одну ошибку — он попросил меня, чтобы кобылу искал ты, как мой лучший следопыт, и, если бы ты облажался, никто больше не стал бы связываться с этими поисками. Но ты не облажался, — он ещё раз шутливо ткнул Джамбалу в бок. — Ну, чего ты такой, а, парень? Расслабься, ты молодец.

Джамбала снова вымученно усмехнулся и сказал:

— Он был так уверен, что я ничего не обнаружу и что дочь его не выдаст. Она ведь быстро догадалась про подковы, думаю.

— Умненькая девочка, — кивнул Хокинс. — Но он не принял во внимание её эмоции, больше того, ему нужно было, чтобы они проявлялись как можно ярче, для пущего правдоподобия. Раскрывать ей всю подоплёку он не стал, отложил это на потом. Тем временем Боб Стенли отыскал среди лошадей хозяина одну, подходящую по масти и возрасту и… убил.

— Да, я думаю, он её зарезал, а потом на запах крови и мяса сбежались динго, — подтвердил Джамбала.

— Создал видимость, что они загрызли именно элитную кобылу, а что та была жеребая, так что с того, все знают, что динго в первый черёд начинают с внутренностей, ни один ветеринар бы не догадался, что перед ним не та кобыла, в этой-то куче ошмётков, — сержант поморщился. — Ладно, но как догадался ты?

Джамбала пожал плечами:

— Я тоже, наверно, когда-то и где-то слышал про эти коровьи подковы. Неважно. Мисс Энни должна была очень хорошо знать свою кобылу, я и попросил её опознать. Подумал, что она справится, так и получилось. Но самое главное — следы от башмаков Стенли.

— Им с хозяином стоило понагнать туда побольше народу на поиски, — хмыкнул сержант. — Всё затоптать, а тут получилось, что Боб этот как бы нашёл кобылу в одиночку. Что уже было подозрительно. Но не думаю, что я бы справился без твоей помощи.

Сержант дружески похлопал Джамбалу по спине и встал:

— Пойду уже. Устал я.

«Без помощи Великого Эму мы бы оба не справились», — подумал Джамбала и задрал голову, всматриваясь в тёмную бездну неба.

Великий Эму, как всегда, спокойно и сурово глядел на него сверху. Джамбала вдруг вспомнил долгий взгляд маленькой мисс Гладстон и улыбнулся.

Она любит эти края. Великий Эму присмотрит и за нею.

========== По воле Великого Эму ==========

Комментарий к По воле Великого Эму

Написано для команды Британских детективов на ФБ-22:

https://sfb2022.diary.ru/p221314246_fandom-british-detectives-2022-midi-r-nc-21-po-vole-velikogo-jemu.htm

Джамбала, молодой следопыт из племени нунггубуйю, знал все тропинки в буше — подобно тому, как белые люди — ванисуйю — знают улицы и проулки своего родного города. Но не только потому сержант Хокинс, отвечающий за порядок в городке Абердино и близлежащих посёлках, нанимал Джамбалу для полицейских расследований. Он не раз во всеуслышание заявлял, что у мальчишки есть логическое мышление, интуиция и цепкий ум и потому, мол, если бы Джамбала не был аборигеном, он сделал бы в полиции отличную карьеру, куда там самому сержанту.

Обычно такие речи Хокинс вёл после второй банки пива, если вообще позволял себе выпить в конце напряжённого дня, а Джамбала в ответ лишь отмалчивался да улыбался. Он-то знал, что он — дитя Великого Эму, взирающего на племя нунггубуйю с небес, и правильнее этого ничего в мире быть не могло. Что же до полицейской карьеры, то следопыта вполне устраивало благоволение к нему сержанта, который в качестве жалованья расплачивался с ним мешками с кукурузной мукой и банками с консервированной ветчиной. Получалось, что Джамбала, вместо того чтобы охотиться в буше за кенгуру и опоссумами, охотился для сержанта за беглыми преступниками, заблудившимися детьми и лошадьми. Семья Джамбалы — преждевременно постаревшая мать, младшие братья и сёстры — тоже были всем довольны. С тех пор, как их отец умер от укуса ядовитой змеи-барранги, Джамбала стал кормильцем и добытчиком, как самый старший из сыновей. Прежде чем это случилось, он учился в школе при миссии ванисуйю и потому хорошо знал их язык, но предпочитал помалкивать.

— Да ты хитрец, парень, — как-то со смехом сказал ему сержант Хокинс. — Ты специально носишь маску этакого туповатого або, который по-английски и двух слов связать не может. И это помогает тебе обводить вокруг пальца всех, кто действительно считает вас, аборигенов, тупицами. Так им и надо, — он похлопал Джамбалу по плечу, а тот, конечно, молча улыбнулся. Не мог же он сказать: «Всё верно, сэр». — Кроме того, это помогает тебе в расследованиях, — уже серьёзно закончил сержант, и тут Джамбала наконец кивнул в подтверждение.

Когда он был в маске добродушного туповатого або, способного только сосать дешёвую сивуху да пасти коров у ванисуйю, белых людей, те не считали нужным что-то от него скрывать. И он спокойно выводил из тьмы все их тайны, многие из которых оказывались довольно грязными. Он-то знал себе цену, и то, что думают про него ванисуйю, его нисколько не волновало.

Так обстояли дела у Джамбалы, молодого следопыта нунггубуйю, когда в их посёлок нагрянула съёмочная группа Би-Би-Си.

*

Киношники приехали в Абердино из Аделаиды, а туда прилетели аж из самого Лондона, столицы Соединённого Королевства. Всё это крайне заинтересовало Джамбалу: в школе при миссии он больше всего любил изучать географию, смотреть на очертания разных континентов и мечтать о том, как однажды поедет в неведомые земли и страны. Хотя с тех пор, как он ушёл из миссии, ему на глаза не попадалась ни одна географическая карта, сейчас он ясно представлял себе, где находится Лондон и Аделаида и как пролегал по миру путь съёмочной группы. Скорее всего, они летели через Индию или Арабские Эмираты.

Даже произносить про себя эти слова ему было приятно.

Если на то будет воля Великого Эму, Джамбала однажды тоже сможет посетить эти места.

Но пока что люди из Лондона приехали в Абердино.

Словно стая галдящих попугаев, они высыпали из взятых в аренду машин и заполонили пансион миссис Стоун, оккупировав его вплоть до мансарды. Их главному режиссёру потребовалось аж две комнаты со всеми удобствами, а оператору — дополнительное помещение для работы с оборудованием, но ведь в пансионе жили ещё и другие постояльцы! Джамбала слышал, как в бакалейном магазинчике миссис Стоун жаловалась на это продавщице миссис Грэшем, а та сперва поджала губы, а потом с ехидцей сказала:

— Ну что ж, Бетси, пусть у тебя в доме по утрам нет ни одной свободной уборной, зато ты на этом хорошо заработаешь.

Тогда миссис Стоун тоже поджала губы и промолчала. На Джамбалу, покупавшего бурый рис, они при этом обратили не больше внимания, чем на пирамиду банок с консервированным томатным супом.

Как понимал Джамбала, у киношников был какой-то сценарий их будущего документального фильма, и на другой же день после приезда они заявились в посёлок племени нунггубуйю.

Джамбала как раз сидел на пороге своей хижины и лущил бобы, помогая матери. По справедливости, этим должны были заниматься меньшие, но он пожалел усаживать за эту нудную работу сестрёнок и братишек, беззаботно носившихся сейчас друг за другом и вздымавших босыми пятками пыль. Зато они первыми заметили приближавшуюся к посёлку кавалькаду киношников на двух джипах и ровере.

Все нунггубуйю от мала до велика сразу побросали свои домашние дела и кинулись к картинно развернувшимся на окраине посёлка автомобилям ванисуйю. Поднялся со своего места и Джамбала.

— Кто это там, сын? — озабоченно спросила мать, высовываясь из хижины и близоруко щурясь в сторону доносившегося от дороги гвалта. Джамбала же с беспокойством подумал, что надо спросить сержанта, где и как можно достать для матери очки. Сейчас стоял солнечный день, а она всё равно видела плохо, а после захода солнца и вовсе не выходила за порог, боясь споткнуться и упасть.

— Это ванисуйю из Лондона, мама, — мягко ответил он. — Из самой Англии.

— Зачем они здесь? — ахнула она.

Джамбала с любовью посмотрел на её покрытое сеточкой морщин круглое доброе лицо, на статную фигуру в полосатой юбке и бесформенной кофте. Несмотря на бедность одежды и босые ноги, держалась она не менее величественно, чем английская королева, но для приезжих ванисуйю была не более чем дикаркой. Он коротко вздохнул:

— Наверно, хотят нанять проводников для поездки в буш. Видишь ли, они собираются снимать здесь кино, как сказала миссис Стоун из пансиона. Они там остановились. Я слышал это вчера в магазине. Снимают кино про наш буш.

— Ты пойдешь с ними? — продолжала допытываться мать, вытягивая жилистую шею, чтобы хоть что-то рассмотреть. Она не настаивала, у них в доме была еда, но Джамбала кивнул в знак согласия, зная, что призрак голода после смерти отца всегда незримо витал под их кровлей:

— Да, если они захотят нанять меня. И, — он усмехнулся, — судя по тому, что сюда со всех ног несётся Ирлуна, они уже этого хотят.

Действительно, самый младший из семьи, пятилетний Ирлуна, которого, видимо, послали сюда остальные дети, не желавшие разлучаться с ванисуйю, споро пылил к родной хижине, вопя при этом во всё горло:

— Джамбала! Джамбала! Старейшина сказал, чтобы ты сейчас же шёл сюда.

Джамбала помахал ему рукой: дескать, всё понял, не надрывайся, вернись к машинам и получи свою порцию конфет и жвачки, потом улыбнулся матери, потрепавшей его по плечу, и не спеша направился к автомобилям.

Киношников было четверо — и с ними вездесущий, вечно с похмелья и заросший седой щетиной проводник из ванисуйю, охотник Сэм. Все они, кроме Сэма, были в коротких шортах и майках, в сланцах на босу ногу, яркие, как попугайчики. Ярче всего выглядели две женщины с вытравленными краской пышными волосами и обгоревшими на солнце плечами и шеями. Они собрались идти в буш, эти сумасшедшие, — вот так, как есть? Буш сожрёт их.

Джамбала немедля заявил об этом Сэму — на языке нунггубуйю для пущей важности. Он интуитивно угадывал, что для киношников это — экзотика, и именно потому они его послушаются. Сэм вскинул брови, досадливо морщась, но перевёл слова Джамбалы толстяку в тёмных очках и соломенной шляпе, которого остальные называли главреж Алан.

— Вот, парень говорит, что вы все помрёте, если отправитесь в буш в том, в чём приехали, — без обиняков сообщил Сэм, и возле хижин наконец воцарилась благословенная тишина. На пару минут. А потом киношники завопили с удвоенной громкостью. Точно, попугаи.

Главреж сдвинул с покрытого испариной лба соломенную шляпу и сердито глянул на Сэма сквозь очки:

— А вы почему нас не предупредили, что мы неподобающе одеты?

— Не моё дело, — лаконично ответил Сэм, а главреж побагровел ещё пуще и выпалил, как выплюнул:

— Вы уволены!

— А? — оторопел охотник и заметно протрезвел.

— Вместо вас я нанимаю вот этого парня, — короткий палец главрежа с аккуратно наманикюренным ногтем ткнул в сторону застывшего столбом Джамбалы. — И мне плевать, что он не знает английского!

— Да знаю я английский, — с досадой пробурчал Джамбала, попавшийся в собственную ловушку. — Просто… э-э… ну…

Он в затруднении потёр скулу. Все они теперь пялились на него: женщины с красными плечами, долговязый бородатый мужик, стоящий возле выгруженной из джипов кучи мешков и ящиков, и главреж Алан. А также все до единого нунггубуйю в главе со старейшиной Хоакуну, беззубо ухмылявшимся.

— Тем лучше, — не растерялся Алан. — Так, парень, ты нанят по контракту со студией Би-Би-Си, и тебе причитается… эм… ну, контракт я составлю новый, — он покосился на Сэма, который в сердцах плюнул в пыль и зашагал к своему роверу. — А пока что объясни, какую одежду и обувь нам надо купить для съёмок в буше. Мэделайн, записывай, будешь искать в местных магазинах.

Джамбала прекрасно знал, что по вновь составленному контракту он получит вдвое меньшую сумму, чем обещанная Сэму, но никак не показал, что понимает это. Маска туповатого, вечно улыбающегося або давным-давно приросла к его лицу при общении с незнакомыми ванисуйю.

Он вздохнул и принялся диктовать список резво подбежавшей к нему женщине, которую главреж назвал Мэделайн.

*

Эта Мэделайн Хаксли была самой странной из всех них, размышлял Джамбала, лёжа ночью у костра и задумчиво глядя в звёздное небо, откуда на него взирал Великий Эму. В чём именно заключалась её странность, он не смог бы объяснить, но чуял её, как звери чуют изъян или болезнь сородича. Возраст Мэделайн сложно было определить, её соломенные волосы напоминали паклю, обгоревшие плечи пошли пузырями, под серыми глазами с вечно размазанной на жаре тушью залегли синяки. Всё это делало её гораздо старше. Но когда-то она была очень красива — иногда эта красота так явственно проглядывала на её измождённом лице, что Джамбала готов был рот раскрыть.

Её должность называлась «помощница режиссёра», и все остальные обращались с нею крайне пренебрежительно, гоняя её по всяким пустякам то туда, то сюда: принести из трейлера забытую бутылку воды или крем от загара, например. Да, они наняли огромный трейлер, чтобы отдыхать, а иногда и ночевать в нём во время съёмок в буше, и Мэделайн то и дело ныряла туда, бегом возвращаясь. И она всегда заискивающе улыбалась, спеша исполнить чужие поручения. Однако частенько Джамбала подмечал на её лице гримасу настоящей, неподдельной ненависти, когда она смотрела на остальных, — мелькавшую и тут же исчезавшую гримасу.

— Мы взяли Мэдди на борт в Аделаиде, — лениво жуя резинку, объяснил как-то Джамбале оператор Грег. — На подхват.

Вторая девушка, Рэйчел, прилетела с ними из Англии, она была звукооператором. Вот эта походила на хорошенького котёнка, вернее, кошечку, капризничала и гоняла Мэделайн по каким-то своим надобностям чаще всех.

— Надо же дать бабе возможность подзаработать, — снисходительно закончил Грег, хотя Джамбала ни о чём таком его не спрашивал. — У неё же пацан. Она его у кого-то оставляла перекантоваться, а сейчас Алан согласился, чтобы он пожил в нашем трейлере с нею.

Да, у Мэделайн был ребёнок, тихий, как мышка, мальчик по имени Эдди, и Джамбала застал его прибытие.

Мэделайн привезла сына с автостанции вместе с рюкзаком пожитков, вытащила за руку из джипа и поставила перед всеми.

Он был очень на неё похож: такой же белобрысый, худенький, с серыми круглыми глазами-блюдцами. Но характером он, видимо, совсем не походил на суетливую и шумную мать — был незаметным, как тень.

Мэделайн так и заявила:

— Он не будет никому мешать. Эдди очень спокойный мальчик. Вы и не заметите, что он здесь.

— Ну-ну, Мэдди, — добродушно проронил главреж, — мальчишки должны быть шустрыми, на то они и мальчишки. Вот мне, бывало, удержу не было. Сколько ему лет? Пять?

— Скоро исполнится семь, — поспешно затараторила Мэделайн, — он болел в раннем детстве и потому выглядит меньше своих лет, но он очень развитый и больше всего на свете любит читать и рисовать. Он будет сидеть в трейлере и раскрашивать свои раскраски, да, малыш?

Эдди молчал, как убитый, не поднимая белобрысой головы, уставившись на носки своих старых, слишком больших для него кроссовок.

— Вот видите, я же говорю, он тихий, — торопливо заключила мать, и Грег неприязненно проворчал себе под нос:

— Зато ты балаболишь за двоих, Мэдди. Ты его совсем зашугала.

Та расплылась в широкой улыбке, будто ей какой-то комплимент сказали. И снова дёрнула мальчика за руку, на сей раз в направлении трейлера. Эдди, загребая пыль кроссовками, поплёлся туда.

Под мышкой у него была зажата кукла или зверушка: нечто тряпочное, коричневого цвета, замусоленное донельзя. Споткнувшись, он выронил её на ступеньки трейлера, и Джамбала, оказавшийся ближе других, проворно поднял игрушку и вручил ему. Мальчик невнятно, не подымая глаз, поблагодарил его и торопливо нырнул в трейлер. Но Джамбала успел заметить, кого изображала игрушка.

Это был тряпочный эму.

*

Великий Эму посылал ему свой знак, Джамбала в том не сомневался. Великий Эму уже делал так и раньше. Взять хотя бы то каменное его изображение, которое досталось Джамбале, когда он по указанию сержанта Хокинса расследовал убийство профессора в палаточном лагере археологов. Великий эму желал тогда, чтобы Джамбала нашёл истинного преступника, он и нашёл.

Но что же сейчас хотел Великий Эму от Джамбалы как следопыта нунггубуйю? Он не знал.

Но с Эдди ему следовало поговорить. Он сделал это следующим вечером, когда вместе с киношниками вернулся из буша к трейлеру.

— Хай, — приветливо сказал он, заглянув туда и увидев Эдди в душном полумраке. Мальчик вскинул голову. Весь день он просидел тут один. Мать уже приходила к нему, накормила, судя по стоящей на низком столике пустой жестянке из-под консервированного супа, и снова умчалась куда-то по поручению главрежа. — Тебе не скучно тут одному?

Эдди предсказуемо промолчал. Но он хотя бы глядел на Джамбалу глазами-блюдцами, хоть и робко, но с явным интересом.

— Если твоя мама разрешит, — поколебавшись, сказал Джамбала, — я могу взять тебя в наш посёлок и познакомить со своими братьями и сёстрами. Они примерно твои ровесники и захотят с тобой подружиться.

Выпалив эти слова, он уже о них пожалел. Конечно, Мэделайн не разрешит сыну водиться с грязными детишками або. Да он и сам не захочет.

Но мальчик прошелестел едва слышно:

— Вы абориген, сэр?

Никто в жизни не называл Джамбалу «сэром». Он даже растерялся на миг, а потом ответил с запинкой:

— Да. Мы принадлежим к племени нунггубуйю… и мы жили здесь всегда.

— А у вас есть собаки динго? — живо поинтересовался Эдди, поднимаясь с места и подходя поближе, чтобы лучше видеть и слышать Джамбалу, так и продолжавшего стоять у входа в трейлер. Но, рефлекторно оглянувшись, он подхватил с пола свою игрушку.

— У нас есть собаки, — дипломатично отозвался Джамбала, — собаки буша. Бушдоги, в них течёт кровь динго.

Глаза у мальчика загорелись от любопытства, и Джамбала поспешно сказал:

— Нами правит Великий Эму, он смотрит на нас с ночного неба. Ты же знаешь эму? Вот, у тебя игрушка.

Он протянул руку и указал на неё, не решаясь коснуться и предполагая, что Эдди отпрянет и снова замкнётся в себе. Но тот так же живо ответил:

— В небе над австралийским континентом находится огромное пылевое облако. Звёздное облако в форме эму, это в энциклопедии написано. А моего страуса зовут Шу. А вас как зовут, сэр?

Джамбала назвался. Этот странный разговор со странным мальчиком удивлял его всё больше и больше. Тот знал о Великом Эму, хоть и называл его по-другому. Да, это был знак для Джамбалы, но в чём его суть?

На Джамбалу и Эдди упала тень, следопыт оглянулся — позади него стояла Мэделайн и смотрела в упор, поджав губы.

— Прошу прощения, мэм, — быстро сказал он, — мы с вашим сыном беседовали про эму и динго.

Она улыбнулась, будто через силу, и поправила взбитые ветром волосы. Загар уже довольно прочно лёг на её кожу.

— Бросьте это. Я устала от странных тварей, которых с таким упоением выслеживает наш Алан. Он просто маньяк. Кстати, завтра запланированы съёмки в вашем посёлке, знаешь? — она криво усмехнулась уголком накрашенных губ.

Джамбала кивнул. Он знал. И это его совершенно не радовало. Он прекрасно понимал, какими предстанут в фильме Алана его соплеменники — немногим отличающиеся от зверей буша, демонстрирующие странные обычаи и обряды, полуголые дикари с раскрашенными лицами, — а ведь они сделают это ради приезжих гостей-ванисуйю, стремясь принять их как можно лучше и учтивее. Он вздохнул.

Эдди выбрался из фургона и прижался к матери, продолжая крепко сжимать в руке своего Шу.

Тут Джамбала счёл нужным сказать:

— Если вы не против, мэм, я пригласил вашего сына немного поиграть с моими братьями и сёстрами там, в посёлке, — он кивнул в сторону селения нунггубуйю. — Ему, наверное, скучно сидеть здесь одному целыми днями. Моя мама — очень добрая женщина, она присмотрит за вашим малышом.

Эдди поднял на мать тревожные глаза. Ему явно хотелось в гости, ради собак динго или чего-то другого, что он вычитал в своих книжках.

Джамбала ожидал, что Мэделайн высокомерно вздёрнет бровь и заявит, что её сын не нуждается в подобном присмотре, но она растерянно моргнула и посмотрела на Джамбалу с признательностью. А в улыбке, которой она его наградила, не было и тени притворства.

— Что ж, я не возражаю, мне и самой бывает не по себе, когда он так надолго остаётся один. Но я же зарабатываю деньги для нас обоих. Видишь ли… — она помедлила, потом тряхнула головой и продолжала: — Если я не смогу как следует обеспечивать Эдди, социальные службы могут отобрать его у меня и поместить в приют. Ну-ну, сынок, — она погладила кудряшки вздрогнувшего мальчика, — я же сказала «если». Твоя старушка мать вполне способна тебя прокормить, одеть, обуть и выучить. Скоро ты пойдёшь в школу и целый день будешь с учительницей и другими малышами. Тебе некогда будет скучать.

— Никакая ты не старушка! — горячо, с негодованием возразил Эдди, и Мэделайн рассмеялась вместе с Джамбалой.

— Сколько у тебя сестёр и братьев? — отсмеявшись, полюбопытствовала она.

— Пятеро, — отозвался Джамбала. — Я самый старший. Наш отец погиб в буше, его укусила змея-барранга.

Мэделайн испуганно ахнула:

— Господи, это ужасно. Значит, твоя мама — вдова? Я тоже вдова — потеряла мужа четыре года назад.

— Папа умер, — еле слышно прошептал Эдди, и Джамбала сочувственно кивнул.

Да, эта семья, бесспорно, знала, что такое лишения. Одежда и обувь на Эдди были не по возрасту и не по размеру. Может быть, Мэделайн получила их в миссии после благотворительной распродажи. Братья и сёстры Джамбалы тоже были одеты в обноски ванисуйю. Всем нам в этом мире приходится нелегко, со вздохом подумал Джамбала.

*

Эдди очень понравился матери Джамбалы. Она была от него просто в восторге, как и ребятишки посёлка, которых ей приходилось отгонять от Эдди с причитаниями, что они, мол, совсем замучили несчастного малыша. Эдди же явно гордился такой неожиданной популярностью. Он читал детям вслух, принёс им раскраски, карандаши и настольные игры, и теперь их было не вытянуть из хижины, где он восседал, будто маленький король.

Тем временем в посёлке появились киношники, снимавшие «священную церемонию мбарутанга», как торжественно пояснил им старейшина Хоакуну. Если бы лондонцы хоть немного пошевелили мозгами, то сообразили бы, что священная церемония, если она действительно священна, никоим образом не предназначена для посторонних глаз. А само слово «мбарутанга» вообще-то означало «вкусная еда». Перед съёмками старый хитрец Хоакуну величаво приказал главрежу купить тушу целого поросёнка, которого и запекли в специально вырытой яме, после чего все нунггубуйю наелись до отвала. Но, хотя всё это было чистой воды инсценировкой, люди посёлка предоставили киношникам всё, что те желали: раскрашенные цветной глиной лица и тела, набедренные повязки вместо штанов и юбок, длинные песнопения под удары колотушек по пустотелому стволу дерева ноа-ноа. Киношники извели, наверное, километры плёнки, с улыбкой думал Джамбала. Сам он на «священной церемонии» не присутствовал, отправился в буш, где оставался наедине со звёздным небом, высокими деревьями и своими мыслями.

И там его отыскал сержант Хокинс. Джамбала издали заметил клубы пыли, поднятые колёсами полицейского джипа, и вышел навстречу из зарослей.

— У вас там в посёлке цирк какой-то, ты потому и удрал? — осведомился сержант, вылезая из джипа и утирая лоб клетчатым носовым платком. — Окей, я просто хотел узнать, работаешь ли ты на этих ребят из Би-Би-Си и не замечал ли в их поведении чего-нибудь странного.

Сержант Хокинс никогда не любил ходить вокруг да около.

Джамбала мысленно хмыкнул, подумал и пожал плечами.

— Работаю проводником, показываю им буш… там, куда они вообще могут пройти. Ведут себя как обычные заполошные ванисуйю-приезжие, — кратко отозвался он и стал ждать объяснений, не утруждая себя вопросом «А что?».

Так и не дождавшись этого вопроса, сержант усмехнулся и сказал:

— Ну ты и гусь. Вы все гуси. Видал, что там устроил ваш старейшина?

— Не только видал, но и слыхал, — ухмыльнулся и Джамбала, поскольку песнопения «священной церемонии» доносились даже сюда. — Так что стряслось-то?

— Кто-то залез в приходскую церковь к пастору Джексону, — лаконично сообщил сержант, доставая из пачки сигарету и предлагая пачку Джамбале. Тот, как всегда, отказался. Было похоже, что сержант не теряет надежды когда-нибудь увидеть, как курит его следопыт. — Ничего не взято, но видно, что кое-что сдвинуто со своих мест, а за последним рядом скамеек кто-то пытался поднять половицы. Пастор пошёл в уборную, выглянул в окно, заметил в церкви свет вроде как от фонарика и поспешил туда. Но там никого не было.

Джамбала покрутил головой. Теперь он уже не мог делать вид, что ему неинтересно.

— Мы с пастором, — неспешно продолжал сержант, с удовлетворением поглядывая на его изумлённую физиономию, — доделали то, что не успел сделать этот вор, — вскрыли полы и обнаружили там нечто вроде тайника. Пустого, — прибавил он после некоторой паузы. — Итак, логически рассуждая, коли до приезда этих бибисишников ничего такого в городке не происходило, то это кто-то из них, знавший о существовании тайника и решивший пошарить в церкви. Что он там искал, бог весть. Ну?

— Что «ну»? — пробормотал Джамбала, почесав в затылке. — Надо установить в церкви дежурство. Ведь если вор не успел вскрыть тайник, он вернётся. Он же не в курсе, что вы уже туда залезли.

— Именно, — сержант одобрительно кивнул. — Надо его поймать. Но торчать в церкви каждую ночь я не намерен, я, в конце концов, женатый человек, и моя Глори меня не поймёт. А переложить эту миссию на пастора тоже не могу — а ну как злоумышленник разнервничается и саданёт его чем-нибудь тяжелым по голове?

Джамбала понял, что сержант желает отправить на дежурство в церковь именно его, и не ошибся. Правда, просьба полицейского, прозвучавшая как приказ, была сформулирована так:

— Ты же всё равно около них ошиваешься, вот и приглядывай, кто из них ночью куда-то пойдёт. Хватать его не надо, просто проследи, кто это будет, и всё, а потом расскажешь мне.

«А сам я спать когда буду?» — собрался было спросить Джамбала, но вместо этого спросил:

— Ну а если в церковь влезли не они, а например, миссис Грэшем из бакалейного?

И триумфально направился в посёлок, оставив позади обескураженного сержанта Хокинса.

Этот вопрос был риторическим, ради удовольствия увидеть выражение лица сержанта. Джамбала тоже ставил на то, что в церковь лез кто-то из киношников, больше некому. Но зачем? И что было в тайнике под половицами? И почему этого «чего-то» теперь там нет?

*

Когда Джамбала вернулся в посёлок, оказалось, что киношники уже устраиваются на ночлег в своём трейлере. Грег заявил, что отснятый материал он будет отсматривать завтра в пансионе. Джамбала ехидно подумал: сержант, давая ему задание, не предусмотрел, что группа может разделиться, — и что бы он тогда делал?

Но они все остались в своём разбитом на перегородки трейлере, а малыш Эдди — Джамбала глазам своим не поверил — отпросился ночевать в хижину к его матери. Туда должен был прийти старейшина Хоакуну, пообещав рассказывать детям сказки у очага, и Мэделайн отпустила сына. Услышав это, Джамбала невольно заулыбался. Он тоже вырос на сказках Хоакуну, который уже тогда казался ровесником родных холмов, и именно от него он впервые услышал про Великого Эму, взирающего на нунггубуйю с небес.

Он поглядел на Эдди, сидевшего на глинобитной лежанке рядом с Ирлуной. Мать Джамбалы заботливо укутала обоих полосатым покрывалом. Страусёнок Шу смирно лежал рядом на подушке. Джамбала ещё раз улыбнулся всем и отправился за дверь — он предпочитал ночевать под открытым небом.

После полуночи все в посёлке и в трейлере окончательно угомонились. Ночь была полна обычных звуков буша: какой-то возни, шорохов, птичьих вскриков, треска цикад. Джамбала точно мог бы сказать, кто именно издаёт эти звуки: вот вомбат тяжело шлёпает к ручейку, вот прыгнула с камня лягушка, вот сова пикирует на мышь, но безуспешно, и, с досадой взмахнув мягкими крыльями, улетает прочь. И надо всем живым в буше царил в высоком небе Великий Эму.

Джамбала сам не заметил, как начал засыпать. Но тут его будто кто-то толкнул в бок. Он поднял голову с одеяльной скатки и посмотрел вниз, туда, где темнели хижины посёлка и трейлер киношников. Кто-то выходил оттуда! В темноте маячила неясная тень, старавшаяся двигаться бесшумно, но в ночи звуки разносились далеко.

Джамбала сам не заметил, как оказался на ногах. Пригнувшись так, чтобы слиться с темнотой, он заскользил вниз по берегу ручья, к трейлеру, в то время как вышедший оттуда человек, напротив, очень осторожно продвигался по направлению к зарослям, то есть навстречу Джамбале. И он был не один. Две тени спешили прочь от трейлера. Кто-то из них споткнулся, полушёпотом выругался. Голос был мужским, низким, и Джамбала с удивлением узнал оператора Грега.

— Тихо ты! Вдруг кто услышит, — сердито одёрнул его второй голос, женский.

— Да кто услышит-то, — так же полушёпотом, с досадой, возразил Грег. — Все дрыхнут, и наши, и або. Как хорошо, что ты подкинула им своего парнишку, а то с тех пор, как ты его привезла, у нас не было никакой возможности перепихнуться.

И он с тихим смешком ухватил женщину за грудь, жадно ощупывая.

Так это была Мэделайн!

Джамбала понимал, что ему не следует подсматривать за ними, это гадко. Но он не мог сдвинуться с места, его босые ноги будто приросли к каменистой земле. Он знал, что может сейчас услышать нечто важное, нечто такое, что прольёт свет на попытку кражи в церкви или на прошлое этих двоих, в котором, возможно, было немало секретов. Таких же, как тот, что он сейчас разгадал: Мэделайн спала с оператором, по доброй ли воле или ради того, чтобы удержаться в съёмочной группе.

Она не оттолкнула грубо лапавшего её мужчину, но настойчиво проговорила:

— Зайдём поглубже в кусты, вон туда. Давай-давай.

— Да брось ты, Мэдди, — зашептал Грег между поцелуями, — в этих сраных кустах вечно ползают разные твари. Да сними же ты этот чёртов топ, или я порву его.

— У меня не так много одежды, чтобы ты её рвал, Грег Стокер! — огрызнулась Мэделайн, но вскинула руки, снимая свой топик через голову. Белая грудь, казалось, отразила свет вышедшей из-за облаков луны, а Джамбала, проклиная себя за бесстыдство, даже не отвернулся. Это было выше его сил.

— Я куплю тебе разного барахла, клянусь, Мэдди, — голос Грега совершенно охрип. — Ну и сиськи у тебя, ты что, пластику делала?

Грудь Мэдди, освободившаяся от ткани, действительно была красивее всего, что Джамбале доводилось видеть в жизни. В привычках его племени было полуобнажаться, как мужчинам, так и женщинам, но груди женщин нунггубуйю из-за ранних родов, частых беременностей и вскармливания младенцев походили на пустые мешочки, жалко обвисшие. Пышная грудь Мэделайн, увенчанная торчащими сосками, гордо сияла, будто луна на небе. Женщина повела плечами, принуждённо усмехнувшись:

— Откуда у меня деньги на пластику, сам подумай, я еле концы с концами свожу.

Она тихо вскрикнула, когда губы Грега жадно прильнули сперва к одному, потом к другому её соску, он мял и щупал её груди, урча, будто огромный кот.

— Ляжем, — прорычал он наконец. — Я взял одеяло, вот оно.

— Да видела я, что ты тащишь эту тряпку, но я боюсь тут раскладываться, как в спальне, — Мэделайн тряхнула головой. Они продолжали разговаривать шёпотом, но Джамбала слышал каждое слово.

Ему пора было убираться отсюда. Ни о какой церкви, ни о каких потайных делишках речи не шло. Но он обречённо понимал, что не уйдёт. Он вёл себя просто как последний подонок.

Грег тем временем торопливо расстелил на земле одеяло, и Мэделайн улеглась, вырвавшись из его рук. Он тут же плюхнулся сверху, видимо, придавив её, потому что она гневно зашипела и отпихнула его.

— Поаккуратнее, ты, мужлан, я не хочу утром краснеть, объясняя, откуда у меня синяки. Слышишь? Я не шучу, парень!

— Да слышу, слышу, — обиженно пробурчал Грег. — Заткнись ты уже.

И он закрыл ей рот поцелуем. Джамбала наконец отвернулся, но ушей не заткнул, поэтому до него долетал каждый их вскрик и грубое словцо, шлепки тела о тело, сдавленные стоны и всхлипы, непристойное хлюпанье. Краем глаза он видел, как безостановочно двигаются бёдра Грега, как жадно его ладони сжимают приподнятые ягодицы Мэделайн. Потом он перевернул её и со словами: «Я же знаю, как ты любишь, сучка», — вошёл в неё сзади.

У Джамбалы горели щёки и уши. Да чего там, он весь горел. Его рука невольно потянулась к собственному набухшему естеству, но он, опомнившись, её отдёрнул. Ему казалось, что он, как пёс, чует запах секса: запах женской влаги, выплеснувшегося мужского семени и пота. Они кончили дважды.

Мужчина и женщина шумно переводили дыхание, затем до оцепеневшего в кустах Джамбалы донёсся запах табачного дыма. Они лениво шептались, целовались, а потом Грег неохотно встал.

— Пойду отолью и в трейлер, — пробормотал он сквозь зевоту. — Не надо, чтобы нас заметили вместе. Умотала ты меня, Мэдди. Ну и горячая же ты штучка.

Мэделайн гортанно рассмеялась. Она так и лежала на одеяле, не поднимаясь и не натягивая разбросанную одежду. Джамбала отметил, что всё это время она вела себя совершенно по-другому, нежели раньше: не заискивала, не пыталась угодить, сознавая свою власть над этим человеком.

— А то, может, повторим, — Грег застыл в полурасстёгнутых шортах, не в силах отвести глаз от неё — голой, растрёпанной, распластавшейся на одеяле.

«Какая же она красавица», — заворожённо подумал Джамбала.

— Проваливай, — хохотнула Мэделайн и повернулась на бок, разыскивая собственные шорты и топ. — А то нас точно запалят.

Но Грег не уходил, всё топтался рядом.

— Слушай, Мэдди, — внезапно вымолвил он, откашлявшись. — Мы бы с тобой могли замутить по-настоящему, надолго, понимаешь? Может быть, я бы даже взял тебя с собой в Лондон. Но…

Мэделайн, натягивавшая шорты, вдруг замерла. Сперва Джамбала решил, что от радости, но нет, она вся напряглась, как волчица, почуявшая опасность.

— Но? — сдавленно переспросила она.

— Э-э… — невнятно промычал Грег и вдруг, решившись, бухнул: — Вот если бы ты была одна… имею я в виду, без своего пацана. Его я не потяну, да и что это за веселье, со спиногрызом под боком. Он же вроде у твоей бабки жил, ты говорила, так что… э-э-э… ты не можешь вернуть его ей?

— Не могу, — подозрительно ровно отозвалась Мэделайн после недолгого молчания и встала. — Бабушка сейчас в больнице. И вообще… я не хочу его никому больше отдавать. Хочу быть вместе со своим сыном. Это мой ребёнок, а таких хуёв, как твой, я сотню найду! Легко! Ты понял?!

Её голос опасно завибрировал, пальцы согнулись, как птичьи когти, — ещё секунда, и она вцепилась бы оператору в рожу. Тот мгновенно это сообразил и поспешно отступил назад.

— Ладно, ладно, чего ты… я же только спросил… Только предложил… я ничего такого…

— Иди ты нахуй с такими предложениями, — выкрикнула Мэделайн, с размаху швыряя в него свои сабо — один и второй. — Мудила!

Грег поднял руки ладонями кверху, повернулся и стремглав помчался к трейлеру, а Мэделайн, гневно фыркая и то и дело повторяя «Вот же мудак», принялась искать свою разлетевшуюся обувь. В темноте это было сложно сделать, и Джамбала замер, как кролик, в панике сообразив, что она направляется прямёхонько к нему.

Мэделайн снова свирепо ругнулась себе под нос, наступив на колючку, и тут же сама замерла, увидев Джамбалу.

Мечтая провалиться сквозь землю, он безмолвно наклонился и подал ей её сабо — сперва один, потом второй: он хорошо видел, куда именно они отлетели, срикошетив о плечи Грега.

Мэделайн тоже молчала, хотя он ожидал от неё ехидных вопросов или гневных реплик. Но она только обулась и выпрямилась, встав перед ним, гордая, как королева. У него даже в носу защипало, так она была красива.

— Я не мог уйти, — честно сказал Джамбала, пересилив себя. — Вы бы меня заметили. Но я отвернулся, — торопливо добавил он.

Хотя всё слышал. Джамбала знал, что эта сцена не изгладится из его памяти никогда.

Мэделайн принуждённо усмехнулась:

— У тебя уже были девушки? Вы, або, рано начинаете, я знаю.

— Неважно, — сдержанно проронил Джамбала, и Мэделайн снова усмехнулась:

— Хочешь меня? Давай перепихнёмся, — она кивнула на всё ещё расстеленное на земле одеяло и вдруг добавила: — Ты гораздо лучше этого идиота Грега.

Джамбала проглотил комок в горле и так же прямо ответил:

— Хочу. Но не буду. Потому что вы мама Эдди, а он мой друг. — И он брякнул невпопад, видимо, от смущения: — И у него есть Шу, это эму, это… знак.

Мэделайн с досадой закатила глаза:

— Какой ты смешной с этим вашим священным эму. На самом деле я купила Эдди этого Шу, когда он ещё говорить-то толком не научился. Он его повсюду за собой таскает… — Она оборвала себя, мотнув головой: — Ладно, чёрт с тобой, праведник несчастный. — Она подобрала одеяло, свернула и зашагала к трейлеру, пробормотав себе под нос: — Если кто заметит, скажу — загорать ходила.

Тут Джамбала не выдержал и нервно прыснул, и она тоже засмеялась, на миг обернувшись. А он сел на землю — его отчего-то не держали ноги.

На самом деле девушек у него пока что не было.

*

Утром киношники раскочегарили свой трейлер и направились в Абердино, заявив, что, мол, всё необходимое отснято и теперь им требуются цивилизованные условия, чтобы отсмотреть плёнки — не придётся ли что-то дополнить и переснять. Но вообще им уже пора уезжать, съёмочные сроки и без того безобразно превышены, продюсеры недовольны, как объявил главреж Алан.

Джамбала философски решил, что на всё воля Великого Эму, но расставаться с Эдди ему и его семье было очень жаль. Понятно, что мальчуган должен был отправиться в город с матерью. Сам Эдди, усаживаясь в трейлер, едва сдерживал слёзы, крепко прижимая к себе Шу. Мать устало цыкнула на него, а Джамбале пришлось вмешаться и пообещать Эдди, что он обязательно навестит его в гостинице, а как же.

В город его, однако, привёз не кто иной, как сержант Хокинс, который немедля решил, что, если киношники вернулись, кто-то из них снова непременно полезет в церковь. «Дались ему эти лондонцы», — уныло думал Джамбала, которому страсть как не хотелось торчать ночью в пустой холодной церкви ванисуйю, где, как они считали, незримо присутствует их Господь Иисус. Возможно. Джамбала и не собирался это оспаривать, но вот Великому Эму в их церкви не было места, он просто смотрел на неё сверху, снаружи.

Но размышлять о том, кто главнее, Господь Иисус или Великий Эму, Джамбале было некогда. Сержант заставил его подробно пересказать планы киношников относительно превышения сроков съёмок и скорого отъезда и решительно заявил, что, дескать, интуиция подсказывает ему — вторжения в церковь можно ожидать нынешней же ночью.

— Не куксись, парень, — добавил он, похлопав приунывшего Джамбалу по плечу, — я пойду с тобой, а моя леди нам ещё и перекусить с собою даст, так что, считай, у нас там будет пикник.

Всё-таки эти ванисуйю были очень странными, в очередной раз удивлённо подумал Джамбала. Пикник в церкви? Что ж, если сержант этого хочет, пусть так и будет.

Им удалось отправить пастора Джексона на боковую, а самим расположиться между длинными рядами отполированных за многие годы скамеек. Леди сержанта, то есть миссис Глория Хокинс, чрезвычайно расположенная к Джамбале и без конца кудахтавшая над тем, какой он худенький, положила им в школьный рюкзак сына столько еды, что можно было накормить всё племя нунггубуйю. Там были даже пирожные с клубникой — в отдельной коробочке. Чтобы не помялись. Джамбала решил, что отнесёт пирожные матери. Только матери, а не братьям и сёстрам, та никогда не посмела бы баловать себя чем-то подобным. И Джамбала будет стоять надо нею, пока она не съест всё до крошки.

Тут сержант схватил его за руку, и Джамбала едва не выронил коробочку с пирожными. Он и сам услышал, что на крыльце церкви кто-то есть.

Было уже за полночь. Тонкий луч карманного фонарика скользнул в приоткрытую дверь и заплясал по стенам, а потом по длинному ряду скамеек. Джамбала и сержант, скорчившись за ними, затаили дыхание. Заскрипели половицы — некто приближался. Следопыт глянул в проход краем глаза, но заметил только фигуру в чёрном, медленно и неуверенно идущую к концу зала. Казалось, пришелец не помнит, что он тут уже был, и сызнова распознаёт окружающее. Когда луч фонаря упал на Джамбалу, тот инстинктивно зажмурился, а незнакомец коротко, придушенно вскрикнул и выронил фонарь. Ударившись об пол, тот погас, а чужак, конечно, тут же дал дёру.

— А ну, стой! Полиция! — властно крикнул сержант и кинулся за беглецом. Раздался грохот — это оба налетели в темноте на противоположный ряд скамей. Сержант свирепо выругался, а Джамбала подобрал фонарик и включил его. Вспыхнул свет, и в луче этого света появилось перепуганное бледное лицо Мэделайн Хаксли, которую сержант крепко держал за предплечья.

Встретившись взглядом с Джамбалой, она отчаянно закусила нижнюю губу. На ней были чёрные джинсы и тёмная водолазка, как на заправском воре.

— Чёрт меня дери, — проворчал запыхавшийся сержант, выпуская её. — Не вздумайте больше бегать от нас, дамочка. Всё равно догоним. И потом, мы уже знаем, кто вы. Киношница, не так ли? Что это взбрело вам в голову? За каким рожном вы уже второй раз сюда лезете? Отвечайте.

Мэделайн молчала, глядя в сторону. По упрямству её сын пошёл в неё, подумал Джамбала. Так и не дождавшись ответа, сержант продолжал:

— Уж не это ли вы искали? — он чуть отступил, чтобы женщина могла увидеть раскуроченные ими половицы. Хокинс поднял одну из них за угол, показывая тайник в полу. — Там пусто, — сухо закончил он. — Но что там должно было быть? Не молчите же, а то я привлеку вас к суду за незаконное вторжение и осквернение церкви. И назовите уже своё имя.

— Это Мэделайн Хаксли, помощница режиссёра, сэр, — не выдержал Джамбала.

Мэделайн переступила с ноги на ногу и длинно выдохнула. Потом прямо посмотрела Хокинсу в лицо:

— Какое ещё осквернение? Вы же сами вскрыли эти полы. Там и правда ничего не было? — голос её дрогнул.

— Абсолютная пустота, — подтвердил сержант. — Но что там должно было быть? Что вы искали тут ночью?

Её плечи опустились, она посмотрела в пол и вдруг покачнулась. Джамбала быстро ухватил её за локоть и помог устроиться на скамье. Он подумал, что она так и будет запираться и отмалчиваться, чем может сильно разозлить сержанта, и тогда тот действительно упрячет её за решётку, но она тихо вымолвила:

— Там должно было лежать наследство моего сына. Моего Эдди, — и, видя, что сержант не понимает её, бесцветным голосом уточнила: — Наша настоящая фамилия — Хоксли, а не Хаксли. Мне удалось её сменить.

Сержант озадаченно переглянулся с Джамбалой, и Мэделайн скривилась:

— Вот, воистину так и проходит слава земная, — она даже хмыкнула. — Мой муж Эдвин Хоксли был проповедником, основателем Храма Истинной Веры, — она махнула рукой.

— А-а, это та секта? Пастор Хок? — сержант покрутил головой и, видя, что Джамбала по-прежнему ничего не понимает, пояснил: — Он объездил несколько штатов со своим шоу. Говорили, просто зомбировал паству и обирал её. В конце концов поднялась шумиха, и его арестовали.

— Я тоже была в числе его овечек, — устало бросила Мэделайн и потёрла ладонями измученное лицо. — И тоже отдала ему всё своё имущество, но я была красотка хоть куда, и он даже женился на мне. Он был очень обаятельным, гадина.

Сержант кивнул:

— Понятно. Теперь я всё вспомнил. Шумная и грязная была история с его осуждением и смертью. Так он и здесь успел побывать?

— Он действительно умер? Здесь? — подал голос Джамбала.

— Нет, здесь его арестовали, а через неделю он умер в тюрьме. Инфаркт. Я называю это божьей карой, — сухо проговорила Мэделайн. — У нас с Эдди отобрали последнее, описали имущество, чтобы вернуть деньги тем, кого он обобрал. Был страшный скандал, нас полоскали все, кому не лень. Не было смысла доказывать, что и я стала его жертвой. Я сменила фамилию, переехала к бабушке и… где и кем только не работала, чтобы Эдди ни в чём не нуждался.

Джамбала чувствовал, что она говорит чистую правду. Она и раньше ему не врала, когда рассказывала о себе, просто умолчала обо всех этих неприглядных подробностях.

— А эта церковь, при чём она тут? Тайник? — резко спросил сержант. — Как вы о нём узнали? Ведь вы не знали о нём, верно? Что там лежало?

— Я ведь уже сказала, — хмуро проронила Мэделайн. — Наследство Эдди. Последнее, что у нас ещё оставалось: ценные бумаги на кругленькую сумму. Да, вы правы, сержант, я не знала о существовании этого тайника. Иначе помчалась бы сюда ещё четыре года назад, — она со всхлипом втянула в себя воздух. — Но на меня вышел подельник Хока.

— Подельник? — перебил её сержант, нахмурившись, и женщина кивнула, заметив, как его покоробило это жаргонное словцо:

— Митч. Он сидит в тюрьме, где должен был сидеть и Хок, просто он там как-то ещё отличился, кого-то пырнул ножом, что ли. Он был гадкий человечишка, я всегда его боялась, — вырвалось у неё. — А он смотрел такими масляными глазками… впрочем, неважно. — Она глянула на Джамбалу: — Важно, что он разыскал меня через администрацию тюрьмы, бог знает каким образом, я думала, меня уже никто не найдёт. Вдова Хоксли тоже умерла. Но Митч сказал по телефону, что неизлечимо болен, из тюрьмы не выйдет и хочет мне кое-что сообщить. — Она перевела дух и посмотрела на свои исцарапанные жёсткие ладони. Да уж, она действительно бралась за любую работу, с уважением подумал Джамбала.

А Мэделайн продолжала почти бесстрастно:

— Я приехала туда… в Грейстоун… знаете, где это? Ну вот, и нам разрешили поговорить. Через перегородку, по телефону. И Митч сказал, что, мол, Хок оставил кое-что в этой церкви. Под полом за скамьями. Мол, Хок мне — ну то есть мне, своей жене, — не доверял, хотел со мной развестись, считал меня шлюшкой. — Она снова скривилась, будто проглотила что-то горькое. — И припрятал кое-что на чёрный день тут под полом, как раз перед тем, как его арестовали. Значит, наврал. Подонок, чтоб ему обосраться. У вас не будет закурить? — внезапно спросила она сержанта, и тот без слов протянул ей початую пачку сигарет и зажигалку.

Сам тоже взял одну. Они курили, а Джамбала смотрел на них. Тяжёлая, однако, жизнь у женщин ванисуйю. Без помощи Великого Эму, без помощи общины. Одни в целом свете.

— Я прошу прощения, — Мэделайн гордо вскинула голову под его сочувственным взглядом. — Я могу извиниться и отработать урон, нанесённый этой церкви. Я напугала пастора? — Она снова посмотрела на свои руки, в пальцах у неё тлела сигарета. — Я могу тут, например… полы помыть.

— Идите, — хмуро проворчал сержант. — И впредь не грешите. Идите к сыну. Моё почтение, мисс Хаксли.

Она кивнула и легко направилась к двери, тенью проскользнув в неё. Секунда — и её как будто здесь не было.

— Вы тут курили?! — с укоризной спросил кто-то от порога. Вспыхнул свет — это был пастор Джексон, помятый, зевающий, моргающий отёкшими веками. Он походил на внезапно разбуженную сову, пришло Джамбале в голову.

— Я искренне извиняюсь, — сержант прижал руку к груди. — Мы… э-э-э… раскаиваемся. Злоумышленники больше не придут, вас никто не потревожит. Джамбала? Бери свои пирожные и пошли. Мамке, что ли, отнесёшь? Пошли, пошли к нам, переночуешь, утром съешь их с чаем, а Глори тебе ещё напечёт, — он похлопал следопыта по плечу. — Мы с тобой молодцы.

Джамбала был с этим согласен. И пирожных ему хотелось, и выспаться в мягкой чистой постели. И ещё ему было необходимо поговорить с Эдди наедине. И с его матерью.

*

Он нашёл их в гостинице, сперва учтиво осведомившись у хозяйки, миссис Браун, может ли он подняться наверх, в комнаты киноэкспедиции. Миссис Браун так удивилась, услышав от него это слово, что пропустила на второй этаж, бросив вслед:

— А-а, так ты следопыт сержанта? Я тебя и не узнала. Кто из них тебе нужен?

— Вообще я пришёл к сыну Мэделайн Хаксли, — дипломатично ответил Джамбала. Для ванисуйю все або были на одно лицо, к этому он издавна привык.

Он постучал в дверь указанной ему хозяйкой комнаты, услышал «Войдите» и вошёл.

Мэделайн с удивлением подняла на него глаза от раскрытого чемодана, а Эдди, сидевший за низким столиком и что-то увлечённо малевавший на листе бумаги, вскинулся и засиял, узнав Джамбалу. Потом вскочил и бросился ему навстречу.

— Ты пришёл, ты пришёл, — повторял он взахлёб.

— Эдди, — укоризненно одёрнула его мать. — Веди себя прилично.

Джамбала внимательно посмотрел на неё. Она была бледна и словно осунулась, но под его взглядом гордо вздёрнула подбородок.

Джамбала мягко сказал:

— Простите, мэм, я могу кое-что у вас спросить? — И, дождавшись её озадаченного кивка, продолжал: — Расскажите мне, а где были вы, когда… м-м… когда ваш муж был задержан? Где был Эдди?

Мэделайн тоже взглянула на сына, который вздрогнул и прижался к ней. Она ласково положила руку ему на макушку.

— Он выгнал меня, Хок то есть. Сказал, чтобы я уезжала. Я, мол, дурно влияю на сына. — Она глубоко вздохнула. — Я вынуждена была уехать и как раз собиралась подать в суд, когда всё это произошло. Я услышала новости по телевизору, немедля кинулась сюда и забрала Эдди. Собственно, в этом городе я пробыла мало времени… сильно изменилась, и потому сейчас меня никто здесь не узнаёт. Тебя это интересовало?

Джамбала напряжённо размышлял. Да, он мог ошибаться, но что он теряет?

— А ты, Эдди? — он посмотрел на мальчика. — Ты помнишь, как всё это было?

Тот помотал низко опущенной головой, но потом поднял глаза на Джамбалу.

— Я был маленький, — с сожалением сказал он. — Помню, что я плакал, когда мама уехала, но потом она вернулась, и мы поехали к бабушке Лиз.

— А твой Шу у тебя тогда был? — быстро спросил Джамбала.

У Эдди округлились рот и глаза.

— О… Да. Он всегда со мной, мама купила мне его, я его очень люблю.

— Господи, — развела руками Мэделайн, — опять этот эму. Честное слово…

Она не договорила, Джамбала её перебил:

— А можно мне посмотреть на него поближе? Эдди? — он перевёл взгляд на мальчика. — Ты доверишь мне своего Шу ненадолго?

— О… — повторил Эдди озадаченно. — Конечно! Вот он.

Он кинулся за смирно лежавшим на столике Шу и торжественно вручил его Джамбале.

Тот повертел страусёнка в руках, внимательно изучая. Шу так же внимательно смотрел на него блестящими чёрными глазами. Его клюв и лапы когда-то были жёлтыми, туловище — коричневым.

— Боже. Мне стыдно, — снова вздохнула Мэделайн. — Его просто необходимо постирать.

Джамбала пощупал игрушку. Ему показалось или?..

— Эдди, — сказал он с прежней мягкостью, но непреклонно. — Ты видишь, вот тут, на спинке у Шу, есть шов? Кто-то когда-то распорол его по шву, а потом зашил, не очень аккуратно. Я бы справился лучше. Я думаю, Шу хотел бы, чтобы этот шов опять распороли и зашили правильно.

Эдди совершенно растерялся, снова взглянул на мать, на Джамбалу. Тот ожидал, что мальчик будет возражать, плакать, но в его серых глазах было только безграничное доверие.