Семейная традиция

За тревожной напряженной службой время бежало незаметно, да я и не вел ему счет. Жил не временем, а числом обезвреженных бандитов. И вот пришел конец службе: мой год увольнялся в запас. Когда объявили мне это, я в первое мгновение серьезно не осознал происходящего, подумал только об Аргоне. Как же он? Без меня? Только потом представил себе гражданскую спокойную жизнь, и стало как-то не по себе. Я уеду, а друзья мои, товарищи, останутся и будут служить дальше…

Наверное, смятение мое заметил командир и поспешил добавить:

— Если хотите, Александр Николаевич, оставайтесь, на сверхсрочную, мы очень ценим ваши знания и ваш опыт.

— Да… я хочу остаться, — выпалил я и будто тяжелый груз свалил с плеч.

Так я снова начал служить на границе.

Шла первая послевоенная зима. Застава проводила операцию по очищению населенного пункта от бандитов-националистов. Мы взяли в плен двоих. Начальник заставы приказал отконвоировать их в комендатуру. Ехали на санях по морозцу мимо полей и перелесков, иногда приходилось останавливаться: лошади вязли в сугробах.

Показался хуторок. Дорога стала накатаннее. Лошади побежали резвее. Я подумал: «Ну, вот и половина пути позади».

Хуторок в два рубленых дома, окна разрисованы морозцем, дым из труб валит — мирная картина. И только подумалось так — навстречу нам женщина бежит и причитает: «Помогите, люди добрые!».

Я приказал остановиться, соскочил с саней, и к ней.

— В чем дело? — спрашиваю.

— Забежал сейчас бандит, — торопливо начала она, — забрал хлеб, сало, яички, избил меня сильно и убежал.

— Куда?

— Вон в ту хату, — показала она на дом под нависшей крышей, неподалеку от нас. — Говорит, Ястребом его кличут.

Я как только услышал это, обрадовался: ведь мы за этим «Ястребом» давно гонялись, он один остался из банды «Сокола».

— Быстро привязывай к дереву лошадей, — скомандовал я напарнику, — пленных привяжи веревкой к саням — и за мной!

Вошли в дом, где по словам женщины, скрывался Ястреб. Из коридора в комнату вела стеклянная дверь, сквозь нее бандит увидел нас и схватил гранату. Мы выскочили во двор. Граната взорвалась в коридоре, а Ястреб с другой стороны выпрыгнул в окно и побежал к лесу.

Пока определяли, куда бандит мог деться, Ястреб уже был метрах в трехстах от нас. Я поставил пограничникам задачу вернуться к связанным бандитам, а сам побежал за Ястребом.

Бежать по глубокому снегу тяжело, я сбросил полушубок и мчался за Ястребом. Ни о чем не думал в ту пору, только бы не дать ему уйти.

Расстояние между нами быстро сокращалось. Ястреб тоже сбросил с себя одежду, швырнул в сторону мешок с награбленными продуктами, пытался вытащить из кармана гранату, да так и не успел. Я залег и выстрелил. Ястреб упал.

Подошли товарищи, принесли мой полушубок. Я не мог отдышаться от погони, не мог успокоиться…

За эту операцию меня первого в пограничном округе наградили Почетной грамотой ЦК ВЛКСМ. Командование предоставило отпуск на родину.

Десять суток, не считая дороги, — это же целая вечность, казалось мне!

Приехал на станцию Ужовка — ту самую станцию, с которой меня отправляли в армию.

Снега в ту зиму стояли большие, морозы крепкие. Транспорта никакого, а до моей деревни — сорок километров. Пошел пешком — благо пограничная служба сделала легким на ноги, и часов через восемь, уже к ночи, подошел к нашей избе.

Полузамерзшие окна. Сквозь них еще светится огонек керосиновой лампы. Вижу, мать сидит, носки вяжет. Стучу в дверь, слышу:

— Заходите!

Вошел. Стою.

— Здравствуйте, — говорю.

Она оторвала взгляд от вязания, посмотрела на меня.

— Шурик?! Ты ли это?…

— Я, мама.

Братья не отходили от меня все эти десять суток. О чем я им только не рассказывал! И о том, как фашистов на фронте бил, и о том, как охранял границу, и за что дали мне этот отпуск. Может быть, эти рассказы запали им в душу, а только все они по очереди отслужили в пограничных войсках.

Так что пограничные войска — наша семейная традиция.

Загрузка...