Невозможно запечатлеть на телефон масштаб монументального здания Хиршхорна – приподнятого бетонного колеса, возвышающегося среди других музеев на Национальной аллее. После нескольких неудачных попыток я решила заснять хотя бы известную скульптуру, стоящую у входа: черный «додж-спирит» 92-го года, раздавленный огромным валуном с нарисованной мордочкой. Я отметила местоположение, добавила анимированное сердечко и загрузила фотку в сторис.
Убрав телефон в сумку, я посмотрела сквозь стеклянные стены и заметила, что Аяла, моя новая начальница, уже ждет меня внутри. Она была так же эффектна, как и во время собеседования, – белоснежное платье-футляр, черные волосы забраны в пучок, на губах ярко-красная помада. Я едва удержалась, чтобы не помахать ей, и вместо этого заставила себя кивнуть и улыбнуться. Надо было сохранять внешнюю невозмутимость, как бы на самом деле я себя ни чувствовала. Во-первых, стояла ужасная жара, а влажность зашкаливала. Наряд, который я так тщательно выбирала – укороченные свободные черные брюки, черный облегающий топ и тонкая накидка-кимоно с дерзким рисунком в виде птичек – прилип к телу, едва я вышла на улицу, а волосы распушились от влажности.
Во-вторых, я вся была на нервах. Меня ждала работа в одном из лучших музеев страны, о такой я могла только мечтать, но вдруг я не справлюсь? Вдруг я не готова? Тем более у меня нет магистерской степени. А если меня сочтут самозванкой? Не возвращаться же мне в Нью-Йорк, умоляя Иззи пустить меня в мою прежнюю комнату. Мне захотелось поискать в сумке успокоительные таблетки, припрятанные там вместе с крекерами… Но Аяла стояла в дверях, и я не осмелилась. Я глубоко вдохнула и, наклеив на лицо улыбку, вошла в образ уверенной в себе элегантной женщины, которой была в интернете.
– Одри, рада снова тебя видеть. – Длинные неоново-зеленые ногти Аялы впились в мою ладонь, когда она пожала мне руку.
– Я тоже очень рада. Как же здорово оказаться здесь.
– Мы от тебя в восторге, – продолжила она, и ее дружелюбный тон помог мне хоть немного успокоиться. – Один мой знакомый из Нью-Йорка, владелец галереи, дал мне ссылку на твой профиль в Инстаграме еще несколько лет назад, и я просто влюбилась в твой стиль. Так дерзко. Увидев твое резюме, я сразу поняла, что ты создана для этой работы. Ты не воспринимаешь себя чересчур серьезно. – Аяла замолчала, слегка нахмурившись, и я незаметно оглядела свой наряд – что не так? – Сразу признаюсь, что не все меня поддержали. Кое-кто придерживается более традиционного мнения и предпочел бы найти человека с соответствующим образованием и опытом работы в музее. – Она положила руку мне на плечо и сжала так, что я дернулась. – Но я отстояла твою кандидатуру.
Я нервно сглотнула и улыбнулась пошире.
– Очень вам благодарна. Вы не пожалеете. У меня есть некоторые идеи…
– С удовольствием их выслушаю, – перебила Аяла. – Только сначала – приветственная экскурсия.
Познакомив меня с постоянной экспозицией и новыми коллекциями, Аяла остановилась у выставочного зала, вход в который преграждал серый занавес. На небольшой черной табличке было написано: «ВЫСТАВКА ЗАКРЫТА».
– Хочешь потрясающую новость? Полагаю, ты слышала об Ирине Венн?
– Конечно. Я была волонтером в Музее современного искусства, когда там проходила ее выставка «Пропущенные звонки» – разобранные на части телефоны и все такое.
– Да-да, – кивнула Аяла. – И что ты о ней думаешь?
– По-моему, она чертовски гениальна.
Аяла склонила голову набок, точно кошка, заметившая птичку, и внутри у меня все сжалось. Вот идиотка! Можно было бы не чертыхаться в разговоре с начальницей в первый же рабочий день. Суперпрофессионально. Рука так и тянулась за успокоительным, но я сдерживалась, а на лицо нацепила маску усталого равнодушия. Вроде как ничего и не случилось, все в порядке.
Внезапно Аяла широко улыбнулась.
– Тогда тебе понравится. – Она сдвинула часть занавеса в сторону и скользнула за него, приглашая меня следом. – Вот оно – место для новой инсталляции Ирины Венн, – с благоговением произнесла раскрасневшаяся Аяла, обводя взглядом тусклое помещение.
Выставка еще не была готова – никаких табличек и подписей. В зале поставили несколько пьедесталов, на которых разместились диорамы в стеклянных витринах. На первый взгляд, они напоминали миниатюрные комнаты из Чикагского института искусств, куда я ездила с семьей еще в начальной школе. Меня тогда поразила детально проработанная обстановка этих комнат, и, вернувшись домой, я создала свою коллекцию: расставила кукольную мебель по обувным коробкам. Просуществовала моя выставка ровно до того момента, как Мэгги обнаружила, что ее тщательно обставленный кукольный домик был разграблен.
– Кукольные домики? – предположила я.
– В каком-то смысле, – ответила Аяла с улыбкой. – Идем.
Она отвела меня в дальний угол зала, где стояла одна из последних диорам, и я заглянула внутрь. В этой комнатке, в отличие от идеальных экспонатов в институте искусств, царил беспорядок: смятое белье на маленькой кровати, крошечные тюбики из-под косметики разбросаны по миниатюрному туалетному столику, кукольного размера платье висит на спинке стульчика.
– Это же…
Я замолчала, увидев темно-красное пятно на ворсистом ковре, и наклонила голову, чтобы получше все рассмотреть. Под малюсенькой кроваткой лежало что-то бледное и…
От неожиданности я отскочила.
Аяла засмеялась.
– Познакомься, это Розалинда.
– Она что… мертва? – спросила я, снова подаваясь вперед, чтобы присмотреться к окровавленной кукле. По спине побежали мурашки.
– Да. Бедняжка Розалинда. Выставка называется «Жизнь и смерть Розалинды Роуз», – сказала Аяла, разводя руки в стороны, будто разворачивала баннер. – Розалинда – персонаж вымышленный, но в основу легла история о настоящем убийстве француженки по имени Колетт Буше.
– Я про нее читала, – кивнула я, все еще разглядывая застывшее лицо куклы. – Актриса, которую убил помешанный на ней фанат?
– Верно. Как видишь, нашу несчастную Розалинду ждет та же участь. Когда все диорамы будут установлены, посетители смогут проследить за ее жизнью. Вот девочка уезжает из родного города в Лос-Анджелес, стремится к успеху, наконец добивается славы, – только представляла она все совсем не так. И в финале – безвременная кончина.
– Это невероятно. – Я с восхищением смотрела на миниатюры. – Хотя история жутковатая.
– Именно. Думаю, популярность художницы, ее несравненная работа и провокационный сюжет привлекут на выставку толпы. – Аяла сложила ладони вместе и широко улыбнулась мне. – Как раз тут в игру вступаешь ты. Это будет отличный материал для соцсетей.
– Когда открытие? – спросила я, осматривая зал и пытаясь понять, сколько здесь еще предстоит работы.
– Через два месяца. Но тебе нужно уже сейчас активно взяться за продвижение во всех наших социальных сетях. – Нахмурившись, она добавила: – Не стану вдаваться в детали, но у нас возникли некоторые проблемы, и теперь мы ужасно отстаем от графика. Главная задача – успех Розалинды. Я уверена, ты представляешь, какой мы понесем урон, если выставка такого масштаба провалится.
– Естественно. Можете на меня рассчитывать.
– Рада слышать. – Аяла прошептала, наклонившись ближе: – Кстати, между нами: если все получится, тебя ждет повышение.
– Повышение?
Час назад я переживала, что буду уволена в первый же день, а мне уже говорят про новую должность.
– Знаю, так не принято, – продолжила Аяла с улыбкой на ярких губах, – но ходят слухи, что директор по цифровому контенту скоро займет более высокий пост. А у меня хорошее предчувствие на твой счет … Если тебе удастся меня впечатлить…
– Приготовься удивляться, – бодрым голосом ответила я, хотя внутри у меня все дрожало. Социальные сети кое-чему меня научили: напускная уверенность иногда не менее – а то и более – важна, чем истинная.