Глава 1 Решение

Старенький автобус, скрипя тормозами, остановился.

– Дитятки. Конечная, – объявил усатый водитель.

Немногочисленные пассажиры уже толпились в проходе, спеша покинуть пропахший соляркой автобус. Я с наслаждением потянулась – аж в груди щелкнуло – и, дождавшись, когда людской поток схлынет, обратилась к водителю:

– Не подскажете, где здесь воинская часть?

Он махнул рукой:

– Прямо по дороге иди, километра через три в нее упрешься. Только сейчас тебя не пустят уже.

Я посмотрела на закатное небо за окном. Да, время позднее. Пора о ночевке думать, и желательно не в поле.

– А гостиница здесь есть?

– Есть. – Водитель махнул рукой в направлении, откуда мы приехали. – Метров пятьсот. Там две пятиэтажки стоят, тебе в правую. В левой общежитие, офицеры с семьями живут.

– Спасибо.

Я спрыгнула на раздолбанный асфальт и, когда автобус, с шипением закрыв двери, пополз на разворот, не торопясь побрела следом. Странно. Для деревни, название которой с завидным постоянством мусолят новости, Дитятки имели вид вполне обычный. Ни тебе двухголовых коров в возвращающемся с пастбища стаде, ни гноящихся язв на шкуре собаки, которая деловито обнюхивает угол забора. А ведь всего в нескольких километрах к северу располагается знаменитая Зона отчуждения возле Чернобыльской АЭС, про которую слухи ходят один другого страшнее. Здесь же – аккуратные домики, ухоженные огороды, квохтанье кур, мир и покой. На мгновение мне даже показалось, что я снова, как в детстве, приехала в гости к бабушке, и вот-вот покажется справа знакомый дом небесно-голубого цвета.

Но иллюзию быстро развеял настигший меня военный патруль. Трое в камуфляже, потребовав документы, строго поинтересовались целью моего прибытия.

– У меня брат здесь служил, Стас Федоров, пропал весной, – честно ответила я. – Приехала с его начальством поговорить.

– В Зоне пропал? – спросил старший. – Если в Зоне, то вы зря приехали. Ничего нового не узнаете.

Я пожала плечами.

– Если так, то завтра же и уеду.

Он вернул мне документы.

– У нас с десяти вечера до шести утра комендантский час, на улицу в это время не выходите. Всего хорошего.

В гостинице обнаружился магазин. Я, вспомнив, что в рюкзаке осталась банка тушенки, решила купить на ужин макарон и впервые за последнюю неделю поесть нормально. Но стоя на кассе и от скуки крутя головой по сторонам, вдруг заметила в очереди смутно знакомое лицо. Присмотрелась. Невысокий жилистый мужчина лет тридцати с погонами капитана. Где же я его видела…

Точно. На фотографии!

Карточку размером с ладонь Стас прислал мне в одном из последних писем. Там был он сам и его друг Женя Карпов, оба во «флоре», стоящие над тушей здоровенного чернобыльского кабана. Брат написал, что Женя тогда первым заметил прущую на них клыкастую махину и всадил в кабана сразу полрожка, чем спас жизнь им обоим.

Это было полгода назад. Через месяц из части, где Стас служил, мне пришло сухое извещение о том, что он пропал без вести при выполнении особо важного задания. Неведомый штабной писака прозрачно намекал на дезертирство и полагающуюся за это ответственность. Я, слишком хорошо зная брата, не поверила, но больше на мои письма не отвечали ни в части, ни в министерстве… нигде. Брата словно вычеркнули. И тогда мне написал Карпов. Письмо было сумбурное, почерк неразборчивый; единственное, что я смогла понять, – не все так просто.

Расплатившись за макароны, я вышла из магазина, решив дождаться капитана на свежем воздухе. Если кто и сможет мне рассказать, что случилось со Стасом, то только он.

* * *

Сколько я себя помню – Стас всегда был рядом. Еще будучи совсем маленькой, я везде ходила за ним хвостом, и он не гнал малявку от себя, а вместе с друзьями учил меня лазить по деревьям, прыгать с гаражей и ничего не бояться. С ним я делилась своими детскими секретами, у него просила помощи, заставляя маму даже чуть-чуть ревновать. Потом вместе с мамой ждала, когда он вернется с чеченской войны, и с восторгом рассматривала красивый кругляш с таинственным названием «орден Мужества», который висел на его потрепанной форме. Гордилась им и любила я его невероятно, за ним готова была идти хоть на край света. И когда шесть лет назад родители погибли в автокатастрофе, только Стас смог достучаться до меня, вытянуть из депрессии. Я без проблем окончила брошенную было школу и поступила в медицинское училище по специальности «фельдшер СМП».

А потом ему предложили работу на периметре Чернобыльской зоны отчуждения, и он, подумав и посовещавшись со мной, согласился. Отпускать его было страшно, но я знала, что жизнь «на гражданке» Стасу скучна и неинтересна, он контракт на службу в Ставрополе разорвал только ради того, чтобы меня на ноги поднять. Теперь же детдом мне не грозил, смерть от голода тоже – учебу я успешно совмещала с подработкой, и, проводив его на поезд, следующие полтора года я общалась с ним только письмами, потому что ездить домой в увольнительную ему запрещалось по условиям контракта…

* * *

Ждать Карпова пришлось недолго. Через пять минут он стремительно прошагал мимо меня, направляясь к общежитию.

– Товарищ капитан, – позвала я. Он удивленно обернулся.

– Интервью не даю!

Я опешила.

– Да и не надо. Мне про Стаса Федорова бы узнать.

– Не знаю такого, – отрезал он и отвернулся, пробурчав что-то вроде «долбаные журналисты».

– Я его сестра. Ты мне писал, помнишь? – выдала я последний аргумент в удаляющуюся спину. Если это не поможет, то сегодня мне останется только в гостиницу заселяться, а уже завтра идти в часть.

Но Карпов замер и медленно обернулся.

– Люба? – спросил неуверенно.

Я молча протянула ему паспорт и фотографию. Он тщательно изучил и то, и другое, прежде чем протянуть мне руку.

– Стас показывал твои фотографии. Прости, не признал. Будем знакомы.

Еще через пять минут мы сидели на скамейке в сквере рядом с гостиницей.

– Валяй рассказывай, – тяжело выдохнул капитан, крутя в руке незажженную сигарету. Перехватил мой взгляд, усмехнулся: – Бросить хочу, да все никак не получается.

Я вздохнула:

– Нечего рассказывать. Я в часть ворох писем написала, а мне только и ответили, что он без вести пропал. Но человек ведь не иголка, следы всегда остаются.

Он скептически хмыкнул, а я, чувствуя, что вот-вот разревусь, заговорила тише:

– Я спать хочу спокойно, понимаешь? Он мне едва не каждую ночь снится. Ничего не говорит, просто смотрит. Четыре месяца уже! Может, помощи просит? Или… похоронить по-человечески? Я ведь в сны никогда не верила, а здесь… поневоле поверишь!

– Ох, бабы… – покачал он головой. – Есть у нас бабка одна, так ей постоянно псы облезлые мерещатся. К тебе брат приходит. Вот не сидится же вам спокойно!

– А тебе? – спросила я. – Тебе спокойно сидится?

– Да не о том речь! – зло сплюнул он. Помолчал. Потом заговорил, тяжело, словно камни, роняя слова: – Я их всех помню. Всех, кто ушел в Зону и не вернулся… Каждую ночь вижу, как Федю Ермолова разрывает на части «мясорубка»… первый выход в Зону у парня был… Как умирает Лешка Авдотьин, попавший в «топку»… мы его вытащили… обкололи промедолом и вытащили, а может, зря… врачи только руками развели, а он ведь просил пристрелить его, чтобы не мучился… Игнат Панфилов остался прикрывать наш отход… я нашел потом, что это зверье в человечьей шкуре от него оставило… не много там осталось, очень не много. Как думаешь, спокойно мне сидится после всего этого?!

Я ответила не сразу:

– Тогда ты тем более меня поймешь. У меня сейчас два пути – либо попытаться хоть что-то узнать про Стаса, либо сдаться и сойти с ума.

– Понимаю, – невесело усмехнулся он. Щелкнул зажигалкой, жадно затянулся сигаретой. – Только крепче ты после этого спать не станешь, точно говорю.

– Хорошо, – просто ответила я. И капитан, пожав плечами и подумав еще немного, заговорил:

– Когда пришел приказ о доставке особо важного груза в самое сердце Зоны – на Чернобыльскую АЭС, я долго думал, кого из ребят взять с собой. Так далеко мы не заходили еще ни разу и, будь моя воля, не пошли бы и тогда, но приказы не обсуждаются. Собрал самых опытных, объяснил суть, сказал, что никого не заставляю, но если не справятся они – не справится никто. В итоге собралось десять человек. Я поделил их на три группы…

За первой сигаретой пошла вторая.

– Одна нарвалась на засаду «каменщиков» в Мертвячьем городе, вторая вступила в неравный бой в Припяти. До нужного места не добрался никто. Обратно выбрался только я. Хрен знает как. Не помню. Ребята говорят, нашли меня всего израненного и без памяти. Отправили меня в больничку, откуда я сбежал, как только смог, и все силы бросил на поиски оставшихся в живых. Понимал, конечно, что шансов мало, но когда на Смоляном озере расстрелял прыгуна… это мутант с противогазом на голове… И обнаружил у него солдатский жетон на шее… Я номера своих ребят назубок знал. Знаешь… он совпал.

Это как, чуть не спросила я. Прыгун, насколько мне известно, – страшное порождение Зоны. Выходит, когда-то оно было человеком?

– Рубаха у него изодранная вся была… На чем и держалась-то, непонятно. Так вот на плече у прыгуна я татуировку увидел. Змея, морским узлом обвивающая якорь… Я в свое время этой татуировкой долго восхищался. Гидра. Веселый был парень, на гитаре неплохо играл…

Сигареты исчезали из пачки одна за другой, табачный дым поднимался в небо, отгоняя комаров, а капитан ничего не замечал. Он снова был там, в Зоне.

– Дальше – больше… В очередном рейде мы наткнулись на охотников. Слово за слово, и черт меня дернул спросить их про жетоны. Они сначала замялись, но потом рассказали, что за последний месяц поймали уже семерых таких… как Гидра. Он так и спросил: твои, что ли, капитан?

– И? – не выдержала я.

– Восемь ребят, – почти простонал капитан. – Восьмерых моих ребят кто-то… или что-то… превратило в тварей Зоны. Врагу такой смерти не пожелаю, но я найду, кто за этим стоит, – и тогда он пожалеет, что вообще появился на свет.

Я посмотрела на сжатые кулаки капитана и поверила. А он продолжил:

– Единственный, кто остался, – твой брат, но думаю, это ненадолго. Прости. Думаю, что еще неделя, может, две, и в Зоне обнаружится очередной прыгун из той… моей группы. Последний. Так что делать тебе тут больше нечего. Переночуешь, а завтра первым же автобусом дуй обратно.

Я промолчала, пытаясь переварить услышанное. Мой брат стал прыгуном? Тот, который защищал меня от дворовой шпаны, учил кататься на велосипеде, прикрывал от родителей мои шалости, теперь превратился в монстра, руководствующегося только кровожадными инстинктами? Нет, в голове это не укладывалось.

А когда я представила родные выгоревшие глаза, в которых теперь плещется только жажда крови, в голове и вовсе что-то перемкнуло, почти физически.

– Нет, – упало в тяжелую тишину короткое, и задумавшийся о своем Карпов удивленно повернул голову:

– Что – нет?

– Ты прав. Крепче я после твоего рассказа спать не буду. Особенно если сейчас развернусь и уеду.

– И что ты собираешься делать? – прищурился он.

Я ответила не сразу. Все, что мне было известно о Зоне, явно и недвусмысленно намекало на то, что самым правильным решением сейчас будет смириться. Забыть Стаса, вернуться домой и просто жить. А что мне еще остается? В Зоне мрут как мухи подготовленные ко всем сюрпризам военные. Чудом оставшийся в живых Карпов за несколько месяцев не нашел даже следов Стаса – что собираюсь найти я?

Вот только Стас меня учил идти до конца и никогда не сдаваться. А спокойно жить, зная, что струсила в решающий момент, у меня точно не получится. Изведусь от бесконечного «а что было бы, если…».

– Пойду за ним.

– Что?! – Карпов чуть не выронил сигарету.

Иногда, чтобы чудо случилось, ему тоже надо помочь, решила я и повторила громче:

– Пойду за ним.

Карпов долго молчал, потом спокойно констатировал:

– Сдурела девка… Ты ж понятия не имеешь, о чем говоришь. Читала в интернете про собак-телепатов? А про выведенных в секретных лабораториях монстров, которым человека голыми руками разорвать – раз плюнуть? Думаешь, приукрасили журналюги? Ни хрена! – повысил он голос. – Наоборот, их статьи такой цензуре подвергаются, чтоб чего лишнего не проскочило, – мама не горюй! А знаешь, сколько в Зоне того, о чем не напишут никогда? Просто потому, что эти писаки дальше Кордона не забираются!

Я упрямо промолчала. Пусть решение, принятое мной только что, здравомыслием не отличается, но я не отступлюсь. Ведь это ко мне, а не к Карпову Стас каждую ночь приходит во сне и словно чего-то ждет…

– А ведь я тебя закрыть могу, – не дождавшись ответа, проговорил Карпов. – За попытку проникновения на закрытую территорию. Посидишь в КПЗ, глядишь, головушка остынет, успокоишься да домой поедешь, личную жизнь устраивать.

– Закрыть можешь, – отстраненно кивнула я. И посмотрела ему прямо в глаза: – Только я сбегу. И в Зону все равно проникну, с твоей помощью или без. Угадай сам, в каком случае шансов выжить у меня больше?

Он снова надолго замолчал. Потом смял полупустую пачку сигарет в руке и жестко заговорил:

– Помереть не терпится? Ладно… Времени сколько? Девять вечера? Тогда слушай внимательно. Идешь сейчас по дороге в сторону автобусной остановки. Слева увидишь забор с воротами, на которых кони вырезаны, сразу за этим забором сворачиваешь на тропинку и идешь до самого конца. В конце упираешься в заросший бурьяном участок, огибаешь его опять же слева. Он весь в колючей проволоке, поаккуратнее. Найдешь в проволоке проход, там будет покосившийся домик. Подойдешь, стукнешь четыре раза, вот так, – капитан отбил по скамейке «тук-тук, тук-тук». – Скажешь, что ты к Седому от Карпыча. А дальше уже как с ним договоришься. Тысяч десять готовь, не меньше. И про комендантский час не забывай. Ночью засечет патруль – не отбрешешься.

На меня капитан теперь не смотрел.

– Спасибо.

Он махнул рукой и, вскочив со скамейки, не оглядываясь пошел в сторону общежития.

– Обещаю – если найду Стаса, то ты об этом узнаешь в первую очередь, – сказала я ему в спину, не особенно заботясь о том, слышит он меня или нет.

Загрузка...