Следы невиданных зверей

Глава I. Гигантский ленивец Патагонии

Когда конкистадоры впервые ступили на берега Южной и Центральной Америки, они предполагали встретить там огромных чудовищ, подобных толстокожим гигантам и крупным хищникам Африки и Индии, поскольку им казалось, будто они сошли на земли, лежащие где-то далеко на Востоке, однако их ожидало некое разочарование. И если в трудах тогдашних летописцев мы не находим тому никаких подтверждений, то объясняется это, по всей вероятности, тем, что главным предметом их восхищения была удивительная окраска представителей тамошней фауны. Пораженным путешественникам не доставало слов, чтобы описать все великолепие пестрого, отливающего всеми цветами радуги оперения попугаев, туканов, колибри, кетцалей и манакинов. Теперь понятно, что именно благодаря восторженным впечатлениям первопроходцев Бразилию нарекли Землей попугаев.

Хотя Новый Свет — а своеобразие его животного мира неоспоримо свидетельствовало о том, что он действительно новый — считался прежде всего раем разноцветных пернатых, тем не менее и насекомые, и земноводные, и пресмыкающиеся также отличались богатством расцветки. Даже обезьяны, известные во всем мире как неприглядные твари, поражали несравненной грациозностью и невероятным изобилием мастей: тамарины, эти крохотные львиные игрунки розалии, казалось, были покрыты не шерстью, а золотистым, огненно-красным и бледно-розовым шелком; шубки некоторых видов красномордых мармозеток отливали чистейшим серебром; а саймири, дивные беличьи обезьянки с прелестными аспидно-серыми мордочками, благодаря своему зеленоватому наряду с ярко-желтыми манжетами были самыми очаровательными из всех обезьян. Попробуйте отыскать в этом эдеме, полном чудес, чемпионов в тяжелом весе!

Тем не менее факт остается фактом: Южная Америка, Мексика и Антильские острова (образующие, согласно классификации английскою ученого Уоллеса, естественную зоологическую область, или так называемую неотропическую зону) с самого начала предстали перед взором натуралистов как земли, населенные мелкими животными. Лама, самое «высокое» из всех четвероногих этой области, была похожа на маленького, хрупкого безгорбого верблюда: по сравнению с жирафом она выглядела сущим карликом.

Среди оленей встречались только малорослые виды со слабо разветвленными рогами: американский олень (Odocoileus), мазама (Mazama) и пуду (Pudu), самые маленький из всех, поскольку его высота в холке достигает лишь 37 сантиметров. Тапир — самое крупное из местных млекопитающих, оказался совсем невзрачным на вид и не шел ни в какое сравнение со своими далекими африканскими и азиатскими собратьями — слонами и носорогами. Пекари представляли собой не что иное, как мелкую разновидность дикой свиньи. Ягуары и пумы, или кугуары, впечатляли куда меньше, нежели тигры и львы. В неотропической зоне, в эквадорских и боливийских Андах, обитал только один вид медведей — очковый медведь (Tremarctos ornatus), он был небольшой как по весу, так и по росту. Что касается американских обезьян, то ни одна из них не могла соперничать ни по весу, ни по росту с гориллами или орангутанами. Отсчет рекордам здесь ведется скорее с другого конца шкалы роста — и обладателем титула чемпиона в этом смысле является карликовая игрунка (Cebuella pygmaea), которая целиком умещается на ладони.

Зато в мире пернатых наблюдается несколько иная картина: Южная Америка может гордиться тем, что там еще водится самая крупная из килевых (летающих) птиц — знаменитый кондор (Vultur gryphus), достигающий метр 20 сантиметров в длину, с размахом крыльев 2 метра 75 сантиметров. Упомянем также и самую большую из бегающих птиц — страуса нанду. Однако численность этого вида уже сократилась не добрую треть, поэтому наиболее характерным представителем неотропической орнитофауны можно считать колибри: семейство этих птиц распространено здесь повсеместно.

Любопытно отметить, что среди млекопитающих Южной и Центральной Америки, в целом не выделяющихся своими размерами, встречаются и сравнительно крупные экземпляры. Именно там можно увидеть великанов из группы грызунов, так называемых полукопытных: паку, агути, а также главного и бесспорного чемпиона — водосвинку, или водяную свинку (Hidrochoerus capybara), представляющую собой разновидность гигантской перепончатолапой морской свиньи, иногда достигающей метра в длину и весящей до семидесяти килограммов. Среди насекомых, обитающих на Кубе и Гаити, следует упомянуть редчайшего представителя щелезубых — амьмикви (Solenodon paradoxus), внешне похожего на ушастую бурозубку, но весящего, как европейский домашний кролик: один только его хвост достигает в длину двадцати сантиметров.

В этом необыкновенном и удивительном мире великанов можно встретить разве только среди карликов. Такая особенность, в общем-то, характерна и для остальных зоологических групп, в частности, для насекомых и других членистоногих. Размах крыльев некоторых южноамериканских бабочек достигает пятидесяти сантиметров; там встречаются осы и муравьи размерами с мышь (например, страшная «тукандера»), а самые крупный из пауков паук-птицеед (Gramostola), размах лап которого достигает около двадцати семи сантиметров, а длина тела — девять сантиметров, легко справляется с курами и змеями, иногда ему даже удается убить кролика.

Что же это за удивительная страна, где птицы по размерам сродни шмелям, а обезьяны — мышам, где крысы такие же огромные, как свиньи, бурозубки — как кролики, а бабочки — как голуби!

Между тем в неотропической области обитает группа млекопитающих, чьи размеры не идут ни в какой сравнение с представителями фауны других зоогеографических зон: это — ксенартры, к которым относятся муравьеды, ленивцы и броненосцы.

Некогда всех млекопитающих, у которых якобы отсутствовали зубы — на самом же деле у них просто не было заметно передних зубов, — произвольно отнесли к отряду неполнозубых. Однако к этому отряду можно причислить только муравьедов. У всех же остальных представителей, помимо полного отсутствия резцов и клыков, наблюдается дегенерация зубов, поскольку они лишены эмали.

Так, изначально трубкозуб, или «аардварк» (земляная свинья, как его называли трансваальские буры, а также африканский и южноазиатский ящеры оказались в одной группе с американскими «неполнозубыми». Эта классификация существовала до тех пор, пока анатом Джилл не установил, что у американских неполнозубых совсем иное строение позвоночника, нежели у их собратьев из Старого Света: последний грудной и первый поясничный позвонки сочленяются у них совершено особым образом, кроме того, сочленение всех позвонков в позвоночнике обеспечивается за счет дополнительных отростков. Такая особенность позволила объективно разделить отряд неполнозубых на два подотряда — «панголинов», или «номартров», с обычным сочленением позвонков (от греческого «nomos» — «обычный», и «arthros» — сочленение), и «ксенартров», с необычным сочленением позвонков (от греческого «xenos» — странный, необычный).

Тогда же в подотряде панголинов произошло еще одно разделение: трубкозубых, наделенных настоящими копытцами, множеством бугорчатых зубов и рядом других признаков толстокожих, присоединили к большому отряду копытных, а панголины пополнили отдельный, специально образованный для них отряд ящеров, который покуда не нашел себе места на генеалогическом древе млекопитающих. Одним словом, неотропическая область представляет собой единственную в своем роде зону, населенную представителями нового отряда ксенартров. Они действительно органически входят в состав животного мира этой своеобразной зоологической области.

По размерам эти странные, фантастические животные значительно отличаются друг от друга. Среди муравьедов выделим самого крупного представителя данного семейства — гигантского муравьеда (Myrmecophaga jubata), достигающего в длину 2 метра 40 сантиметров благодаря веерообразному хвосту, такому же длинному, как и все тело, и самого маленького — карликового муравьеда (Ciclothurus didactylus), который выглядит не больше белки. Размеры броненосцев, закованных в латы, словно средневековые рыцари, колеблются от 1 метра 50 сантиметров — гигантский броненосец (Priodontes gigas), до 15 сантиметров — карликовый представитель этого семейства плащеносый броненосец (Chlamydophorus truncatus). Что касается ленивцев, самых флегматичных из всех млекопитающих, то по размерам они не превышают молодого шимпанзе.

В общем, среди ксенартров встречаются экземпляры внушительных размеров. Небезынтересно отметить, что лошади и быки, завезенные туда первопоселенцами, вполне достойны того, чтобы называться великанами.

Стало быть, большинство животных неотропической области, как правило, отличаются средними размерами. Вот почему, несмотря на то, что значительная часть Южной Америки до сих пор еще недостаточно хорошо изучена и исследована, ученые менее всего склонны верить априори бытующим здесь легендам о каких-то гигантских животных.

Так, в Патагонии некоторые путешественники слышали от индейцев теуэльче[23] странный рассказ о каком-то крупном ночном звере, о котором нет ни единого упоминания в нынешней номенклатуре животного мира Южной Америки.

Индейцы рассказывали о громадном, как бык, хотя и с короткими лапами, звере, покрытом густой шерстью, проворном, агрессивном и страшном. Как и муравьед, он вооружен огромными когтями, загнутыми наподобие крючьев. С помощью когтей, как утверждают теуэльче, он роет огромные норы и забирается туда спать на целый день — вот почему его редко кто видел.

Согласно некоторым предположениям, таинственный зверь теуэльче отличается повадками земноводного. Насчет его агрессивности высказываются различные мнения, тем не менее все индейцы единодушно считают его существом, которого не берут ни пули, ни стрелы.

Странно, но именно эта, кажущаяся на первый взгляд невероятной, неуязвимость заставляет, как ничто другое, верить в существование чудовища.

Недоверие, с каким иные скептики относятся к подобного рода домыслам, рассеивается, как только они узнают, что в былые времена в Южной Америке действительно водились гигантские млекопитающие. Первые неоспоримые доказательства тому были получены в 1789 году.

Именно тогда в прибрежных топях реки Лухан, неподалеку от Буэнос-Айреса, были обнаружены останки гигантского животного, по размерам напоминавшего слона.

Эта находка поразила всех, кроме пеонов: по их словам, то были кости гигантского крота, который выбрался на поверхность земли и, по несчастью, погиб от солнечных лучей[24].

Такое довольно наивное объяснение, разумеется, мало кого могло удовлетворить. И маркиз де Лоретто, тогдашний вице-регент колонии, распорядился отправить найденные останки королю Карлу IV. А тот передал их в дар Мадридскому королевскому музею, где они были препоручены заботам естествоиспытателя Хосе Корриги.

Хосе Коррига собрал скелет чудовища буквально по косточкам и потом подробно его описал. Результаты проделанной им кропотливой работы, опубликованные только в 1779 году, повергли в изумление весь ученый мир. А Гете даже посвятил этому чудовищу отдельный труд, который кое-кем был оценен как первый опыт в создании теории эволюции. Между тем испанского ученого посетил один французский дипломат, пожелавший приобрести пять гравюр с изображением скелета животного, чтобы передать их Парижскому музею естественной истории; эти гравюры были сделаны Хуаном-Батистой Бру как иллюстрации к предварительному описанию ископаемого гиганта. Молодой натуралист Жорж Кювье, имя которого в то время было предметом всевозможных толков, увидел в этих документах лишний повод, чтобы прославиться еще больше. Обладавший некоторыми познаниями в сравнительной анатомии и отличавшийся необыкновенной дерзостью, этот ученый, которому суждено было стать «отцом палеонтологии», попытался на основании простых рисунков найти чудовищу достойное место в зоологической классификации. Но стоит ли тому удивляться? Ведь, как отзывался о Кювье другой французский зоолог и анатом Анри Бленвиль, «он страстно рассуждал и писал о самых разных науках, даже не удосужившись как следует их изучить; ему было достаточно побеседовать с людьми просвещенными или получить от них соответствующие документы, после чего он со знанием дела принимался что-то связывать или разъединять, отдавая своему занятию столько душевных сил, что иным казалось, будто только ему одному и принадлежит знание истины». Подобное легкомыслие, помноженное на изрядное самомнение, непременно привело бы честолюбца к серьезным заблуждениям, что ему, впрочем, сошло бы с рук, так как он умел всегда выходить сухим из воды, однако на сей раз он попал, что называется, в яблочко, и это только еще больше упрочило его славу.

В достопамятном отчете для Академии наук Кювье торжественно назвал зверя, в котором он распознал разновидность «гигантского ленивца», мегатерием (от греческого «мегас» — большой и «тер» — животное, в смысле «млекопитающее») .

«Судя по зубам, утверждал он, можно считать, что мегатерий употреблял растительную пищу, а сильные передние лапы животного, вооруженные острыми когтями, свидетельствуют о том, что оно питалось главным образом корнями растений. Благодаря внушительным размерам и огромным когтям зверь мог за себя постоять. Передвигался он медленно, так как торопиться ему было некуда, поскольку он никого не преследовал и ни от кого не убегал...»

Убежденный в том, что современная наука располагает исчерпывающими сведениями о гигантских представителях ископаемой фауны, Кювье полагал, будто это чудовище погибло, более того — будто оно погибло вследствие великого катаклизма, потрясшего Землю задолго до появления на ней человека. Поэтому, ничтоже сумняшеся, он вывел следующее умозаключение: «Определить истинные причины исчезновения этого животного, основываясь только на его внешнем описании, довольно сложно. Однако, если чудовище все же сохранилось, почему его не видели ни охотники, ни естествоиспытатели и где в таком случае оно скрывается?

Судя по некоторым признакам, мегатерия можно причислить к различным родам неполнозубых. У него голова и плечи ленивца. А необычной формой лап он напоминаем и муравьеда, и броненосца». Тем не менее тот факт, что мегатерий сочетает в себе признаки разных представителей неполнозубых, может поразить разве что невежду, поскольку, как известно, с точки зрения анатомии, все эти животные устроены почти одинаково. Но во времена Кювье всех удивляли главным образом необычные размеры зверя, действительно похожего на слона. Когда мегатерий вставал на задние лапы, его рост составлял 5 метров!

В отличие от современных ленивцев такое животное не могло жить на деревьях. Судя по тому, что мы знаем о нем сегодня, оно выглядело как огромный лохматый медведь со страшными, точно серпы, когтями. Стоять на задних лапах для него, видимо, было делом привычным. Об этом свидетельствует наличие у чудовища тяжелого мощного хвоста, строение его таза и задних конечностей, служивших ему надежной опорой, а также структура его позвоночника. Впрочем, в Карсон-Сити, штат Невада, были найдены гигантские отпечатки следов, подтверждающие такое предположение[25]. Если иногда зверь и опирался на передние лапы (подобно кенгуру, когда он не скачет, а передвигается не торопясь), то их упор был настолько слабым, что тяжеловесными задними лапами он сразу же затаптывал следы передних.

Реконструкция мегатерия

Благодаря высокому росту мегатерий мог питаться листвой деревьев, за ветви которых, по всей видимости, он крепко цеплялся своими когтистыми лапами, что позволяло ему поглощать пищу неторопливо и без лишних усилий. С помощью острых когтей он, вероятно, был способен вырывать с корнем очень высокие деревья, чтобы полакомиться их листьями. Конечно, у него хватило бы сил свалить дерево, однако валить деревья ему случалось нечасто — видимо, потому, что, отличаясь вялостью, как и его младшие собратья — двухпалые и трехпалые ленивцы, — он просто не хотел перенапрягаться..

Пораженные огромными размерами и необычным видом зверя, естествоиспытатели конца XVIII и большей части XIX века единодушно полагали, что он не мог сохраниться до наших дней. Они установили, что мегатерий вымер в третичном периоде, так же как ископаемый слон — мамонт или носорог, которые, согласно теории «тектонической революции Земли» (Кювье), исчезли в минувшую геологическую эпоху. Во всяком случае, человек не мог застать это чудовище на своем веку.

Как бы то ни было, а восхищенный описанием фантастического животного испанский король Карл IV повелел чиновникам в заморской колонии доставить ему чудовище живым или мертвым. Над этой королевской прихотью потешалось не одно поколение палеонтологов.

Однако с тех пор был сделан ряд открытий, говоривших о том, что монарх оказался куда ближе к истине, нежели ученые мужи. Ни один зоолог не посмел бы нынче поклясться в том, что высочайшую волю короля невозможно было исполнить хотя бы частично, отослав ему, за неимением останков мегатерия, скелет любого другого представителя семейства неполнозубых, только меньших размеров. В самом деле, мегатерий не единственный великан из группы ленивцев, объединенных общим названием «гравиграды». В пампасах и прилегающих к ним областях гравиграды были представлены несколькими видами гигантских животных, среди которых следует назвать милодонов (милодон, глоссотерий, грипотерий), очень похожих на мегатериев, если не считать того, что размерами они были примерно с быка и имели длинный хвост.

Теперь легенда индейцев теуэльче кажется более правдоподобной. И подтверждением тому стали другие, более поздние открытия.

Так, со временем выяснилось, что, хотя гигантские гравиграды и отличались невероятными размерами, они были не самыми древними ископаемыми по сравнению с толстокожими, некогда обитавшими на территории нынешней России. В конце концов зоологи даже признали, что толстокожие, жившие в четвертичный период, были современниками человека, так как в пещерах первобытных людей были обнаружены наскальные изображения этих доисторических животных.

Учитывая явно молодой возраст суглинков пампасов и прилегающих к ним областей, где находили останки мегатериев и других не менее крупных животных, было решено отнести этих ископаемых гигантов к минувшей геологической эпохе, то есть к позднему плейстоцену и даже к современной эпохе — голоцену. Иными словами, считалось, что они жили по меньшей мере 30 000 лет тому назад. Однако, поскольку раньше чуть ли не все ученые полагали, что человек пришел в Америку через Берингов пролив гораздо позже — примерно 12 тысяч, самое большее 20 тысяч лет назад, в XIX веке уже называли не столь отдаленные времена, — сначала никому и в голову не пришло, что человек мог быть современником этих чудовищ. В поддержку данной точки зрения выдвигался следующий «убийственный» довод, по крайней мере, таковым его считали некоторые: никто из специалистов по истории первобытного общества не мог представить ни одного нарисованного изображения гигантских неполнозубых, сравнимого с наскальными рисунками в пещерах Франции, на которых были изображены мамонты и олени.

Тем не менее в 1870 году ученые собрали первые доказательства того, что первобытные люди, некогда населявшие территорию Южной Америки, были современниками некоторых вымерших видов гравиградов. На террасе небольшой долины протока де Фриас, неподалеку от Мерседеса, знаменитый аргентинский палеонтолог Флорентино Амегино обнаружил наряду с плохо сохранившимися останками человека, отточенными камнями, кусками угля и обработанными костями животных скелет гигантского чудовища — глиптодонта.

Глиптодонт (глиптодон) относится к гигантским броненосцам, а не к ленивцам. У этого животного был огромный и крепкий, как у черепахи, панцирь, достигавший в длину 4 метра. Другие части его тела, не прикрытые панцирем, были надежно защищены прочными, словно латы, пластинами, а массивный хвост одного из его видов (додикура) заканчивался, наподобие грозной булавы, усеянным шипами шарообразным наростом.

Короче говоря, своим видом чудовище напоминало в буквальном смысле танк.

В 1881 году неподалеку от Рио-Арресифер профессор Сантьяго Рот обнаружил хорошо сохранившийся скелет человека, лежавший то ли под панцирем глиптодонта, то ли поблизости от него. Другие подобные находки — установленные под углом или перевернутые панцири, безусловно, отмеченные следами человеческой деятельности, заточенные кремни и остатки кострищ, оборудованных под такими куполообразными укрытиями — свидетельствовали, что первые люди Зеленого континента использовали останки глиптодонтов для обустройства жилищ либо мест погребения.

Излишне говорить, что вокруг этих находок, ставивших под сомнение общепризнанные в то время теории, разворачивались самые горячие споры. Примечательно, что в ходе таких ожесточенных обсуждений отстаивались совершенно противоположные точки зрения, в зависимости от принадлежности к той или иной науке: некоторые антропологи были не согласны с тем, что человек появился на Американском континенте в столь древнюю эпоху — в то время, когда там обитали гигантские неполнозубые, а иные палеонтологи не могли допустить, что последние дожили до прихода человека в Южную Америку, то есть до совсем недавнего времени. Первые отказывались признать древность человеческого рода, а вторые — «молодость» гигантских неполнозубых. В действительности, как мы увидим дальше, ошибались и те и другие.

Если вопреки здравому смыслу еще можно было утверждать, что современные индейцы использовали для своих нужд панцири ископаемых глиптодонтов, то после того как были найдены останки гравиградов, обработанные грубыми орудиями, все сомнения разрешились сами собой: было очевидно, что сначала первобытные люди съели мясо животного, а потом раскололи его кости, чтобы извлечь костный мозг.

Однажды на дне глубокой ямы, вырытой, судя по всему, в древние времена, был обнаружен скелет гигантского ленивца, и по его положению удалось весьма точно установить, при каких обстоятельствах погиб этот исполин. Кости четырех лап животного прекрасно сохранились, а почти вся средняя часть скелета была разрушена — от нее остался лишь пепел, перемешанный с древесным углем. Было ясно, что ленивец угодил в западню, и люди, не сумев вытащить великана из ямы, там же его и изжарили, разведя костер прямо под ним.

На сей раз вопрос о том, был ли человек современником мегатерия, удалось решить положительно без излишних споров. Оставалось уточнить лишь одну важную деталь: когда вымер мегатерий?

По самым точным подсчетам, первые люди пришли на Аляску около 12 тысяч лет тому назад, то есть за 10 тысяч лет до рождества Христова. Допустим. Но когда они дошли до самой крайней точки Южной Америки и обосновались там? Вероятно, несколько тысячелетий тому назад. Скажем, за 7 тысяч лет до рождества Христова[26].

Стало быть, предки южноамериканских индейцев могли охотиться на гигантских неполнозубых и питаться их мясом не только в доисторические времена, но и в более близкую к нам эпоху. Однако вопрос о том, когда же вымерли эти чудовища, по-прежнему оставался нерешенным.

Но была ли, в конце концов, такая уж необходимость определять точное время их исчезновения? За несколько столетий ученые уже настолько свыклись с мыслью, что человек не мог быть современником гигантских ленивцев, что, если бы даже и было установлено обратное, они все равно не изменили бы точку зрения, тем более что речь шла о животных доисторических, давно вымерших.

В наши дни, разумеется, еще никому не удавалось выставить хотя бы одного из этих зверей в зоопарке или подстрелить на охоте. Но что это доказывает? Патагония — огромная страна, в свое время она была мало изучена, а расположенная на ее территории Боскоса, лесистая область, протянувшаяся от пампасов до Кордильер, и подавно.

Да и потом, существует легенда теуэльче. Конечно, может показаться, что они унаследовали ее от своих далеких предков, пришедших в эти места в незапамятные времена, однако сами-то индейцы утверждают, что это не так. В чем же тогда дело?

В 1898 году произошло сенсационное событие.

В том году профессор Флорентино Амегино из Национального исторического музея в Буэнос-Айресе пережил самое сильное потрясение в своей жизни — это случилось после того, как один человек показал ему привезенные из южной Патагонии несколько косточек размером с фасоль и попросил определить, какому животному они могли принадлежать.

Кости были извлечены из куска шкуры двухсантиметровой толщины, покрытой длинной бурой шерстью, откуда; они выступали наподобие булыжников, какими мостят улицы. Эта шкура, вероятно, принадлежала крупному земляному ленивцу, однако аргентинский ученый смог установить ее происхождение еще более точно. Действительно, к тому времени в области палеонтологии уже был сделан ряд открытий, благодаря которым естествоиспытателям стало известно, что тело милодона, псевдолестодона и глоссотерия было со всех сторон защищено такими костяными наростами. Согласно предположениям ученых, эти наросты образовались в верхнем слое твердой, как у броненосца, кожи животного. А в остатках мегатерия, лестодона и сцелитодона ничего подобного не наблюдалось. По форме и размерам костных узелков профессор Амегино определил, что кости были извлечены из еще свежих останков животного, родственного милодону.

Выходит, что теуэльче говорили правду. Описываемое ими таинственное четвероногое с когтями, о котором профессору Амегино доводилось слышать не раз, вполне соответствовало представлениям ученых о ленивце-великане, считавшемся давно вымершим.

Для Флорентино Амегино, отличавшегося смелостью и неординарностью суждений, — хотя его хулители зачастую отзывались о нем как о человеке безрассудном, склонном делать скоропалительные выводы — все этого оказалось вполне достаточно. И в 1898 году он опубликовал первое небольшое исследование, посвященное «живому представителю ископаемых неполнозубых гравиградов Аргентины».

Тамандуа, или большой муравьед

Надо сказать, что знаменитый палеонтолог имел все основания, чтобы заявить об этом совершенно определенно. Дело в том, что один из его друзей, Рамон Листа, государственный секретарь Аргентины, а кроме того, известный географ и путешественник, несколько лет тому назад собственными глазами видел зверя, удивительно похожего на животное, описанное Амегино.

Однажды во время экспедиции в глубь провинции Санта-Крус, что на юге Патагонии, дон Рамон и его спутники действительно наблюдали странное четвероногое, по облику и размерам напоминавшее азиатского ящера (Manis). Однако в отличие от всякого уважающего себя ящера этот экземпляр был покрыт длинной бурой шерстью, а не чешуйчатыми пластинами. Листа был уверен, что перед ним не ящер — совершенно неизвестный в Новом Свете, — а некое неполнозубое, родственное, насколько он мог судить, ящеру. Путешественники несколько раз выстрелили в зверя, но выстрелы, видимо, не причинили ему никакого вреда, и он поспешил скрыться в зарослях кустарника — создавалось впечатление, будто пули его совсем не брали.

Выходит, что и в этом случае теуэльче оказались правы. Однако в то время было известно, что некоторые виды гравиградов защищены надежной броней, поэтому неудивительно, что этот зверь мог быть неуязвим для стрел и даже для пуль. Теперь легенда теуэльче уже не выглядела фантастической и невероятной!

«Несмотря на то, что Листа известен как обладающий широкими познаниями путешественник и тонкий наблюдатель, — признавался тогда профессор Амегино, — я всегда считал, что он ошибся и стал жертвой собственного воображения».

Но, как оказалось, никакой игры воображения здесь не было. Собрав воедино все известные ему факты, знаменитый аргентинский ученый пришел к заключению, что гравиград, покровные кости которого попали к нему в руки, и зверь, увиденный его другом, принадлежат одному и тому же виду. Этот зверь, очевидно, был сродни милодонту (милодону) — длиннохвостому земляному ленивцу, поразительно похожему на ящера.

Сразу же уточним, что милодонту было далеко до огромного мегатерия, но по сравнению с китайским ящером он был не такой уж и маленький: размеры его тела вместе с хвостом, достигающим 55 сантиметров в длину, не превышали 1 метра 30 сантиметров. Однако теуэльче рассказывали о довольно крупном звере — быть может, дон Рамон видел молодую особь милодонта? Как бы там ни было, а тот факт, что земляной ленивец мог сохраниться до наших дней, с точки зрения зоологии представлял несомненный интерес. Однако здесь следует отметить, что, давая первое описание этого таинственного зверя в 1898 году, профессор Амегино был далек от того, чтобы сравнивать его с милодонтом, напоминавшим размерами быка.

Как раз в то время, когда у видного аргентинского палеонтолога оказался так поразивший его кусок шкуры, дон Рамон Листа, проводивший научные изыскания на берегах реки Пилькомайо, пал от рук индейцев тоба, которые в 1882 году точно так же убили французского путешественника Крево вместе с двадцатью двумя его спутниками. В память о погибшем друге Амегино назвал восстановленный им экземпляр маленького милодона «неомилодоном Листы».

Работа аргентинского ученого произвела эффект разорвавшейся бомбы, газеты всего мира пестрели сенсационными заголовками типа: «Мегатерий, гигантский ископаемый ленивец Патагонии, жив!»

А в Южной Америке, покуда одни во весь голос восхищались невероятной живучестью доисторического зверя, другие уже чистили карабины, поговоривая, что пора бы уже заполучить «мегатерия» в качестве охотничьего трофея. «Неуязвимый милодон» был у всех на устах, и один журналист, решивший пощекотать нервы читателям, представил этого зверя как некое ужасное чудовище, окрестив его «гигантским страшилищем Патагонии».

Как мы скоро увидим, этот газетчик даже не подозревал, что попал не в бровь, а прямо в глаз.

Необходимо было как можно скорее выяснить, откуда взялся свежий кусок шкуры, о котором профессор Амегино, заметим, пока не мог сказать ничего определенного. Вскоре загадка была разрешена, поскольку обладателями точно таких же кусков шкуры стали многие другие ученые: в частности, один из них в 1896 году попал в руки к знаменитому шведскому исследователю Отто Норденшельду, а другой — к директору Лаплатского музея доктору Франсиско П. Морено, который заполучил его в январе 1899 года.

Оба эти куска были отрезаны от шкуры длиной 1 метр 50 сантиметров и шириной 70-80 сантиметров, висевшей на дереве, которое росло на земле, принадлежавшей немецкому моряку, капитану в отставке Эберхардту, — таким оригинальным способом он обозначил границу своих владений. Эберхардт поселился на крайней точке Южной Америки — в Шеменайкене, что на берегу Рио-Гальегос, впадающей в Магелланов пролив, где он на старости лет решил заняться фермерством.

Какому животному могла принадлежать эта шкура? Корове — говорили одни, ламе — утверждали другие. Во всяком случае, это могло быть животное, пораженное странной болезнью кожи... Никому, однако, так никогда и не удалось узнать, что же это был за зверь. Не знал этого и сам Эберхардт, наткнувшийся в январе 1895 года на его останки в огромной пещере, которую он обследовал вместе со своими друзьями — капитаном корабля Хосе А. Мартином, инженером Луисом А. Альваресом и двумя поселенцами, фон Хайнцем и Гриншильдом.

Эта гигантская, размерами с собор, пещера, где исследователи, кроме того, нашли человеческий скелет, лежавший в небольшом углублении в стене, располагалась на берегу маленького фиорда, который местные жители называли каналом Последней надежды.

Последняя надежда... В этом названии крылось некое предначертание.

Бесспорным было одно: эту шкуру, тщательно свернутую в рулон изнанкой наружу, закопал человек.

С виду она оказалась свежая, но была грубая, и бывший моряк, не найдя лучшего применения, решил украсить ею уголок ранчо. Поскольку эта сотворенная самой природой кольчуга удивительно соответствовала представлению о шкуре самого дьявола, многие путешественники, навещавшие Эберхардта, стремились отрезать от нее кусочек на память, что стоило им немалых трудов, так как вся шкура была сплошь покрыта костяными наростами. Поэтому, чтобы урвать от нее кусок, нужен был топор или пила.

Индийский панголин

Одним из обладателей такого «сувенира» стал доктор Отто Норденшельд, навестивший Эберхардта в 1896 году. Он раздобыл большой кусок шкуры во время первого посещения Огненной Земли во главе шведской экспедиции. Этот дотошный исследователь перерыл «пещеру Эберхардта» — такое название она получила в честь первооткрывателя — всю вдоль и поперек и в один прекрасный день откопал там огромный коготь земляного ленивца. Драгоценную находку он привез в Швецию, где в 1899 году ее описал зоолог Эйнар Леннеберг, коллега Норденшельда по Упсальскому университету.

Шведский приват-доцент полностью разделил точку зрения профессора Амегино по поводу происхождения этого куска кожи: наличие костных наростов, а также размеры когтя свидетельствовали, что животное, которому они принадлежали, было родственным милодону.

Однако, судя по общим размерам кожи, хранившейся у капитана Эберхардта, неомилодон был примерно одинакового роста с маленьким носорогом, что, в свою очередь, соответствовало размерам скелета милодона, найденного в пампасах.

Поэтому доктор Леннберг высказал предположение, что зверь, замеченный доном Рамоном Листой, должен был принадлежать к совершенно особому виду. Но, как нам уже известно, это вовсе не обязательно, потому что носорог, в конце концов, тоже растет, и на определенном этапе развития может быть ростом с теленка!

В заключение скандинавский ученый сделал однозначный вывод, что неомилодонов больше не существует:

«Невозможно предположить, что этот зверь, если он все же сохранился, мог ускользнуть от острых глаз индейцев. Даже если он проявлял активность исключительно в ночное время, а днем прятался в труднодоступных местах, индейские охотники все равно заметили бы его. Время от времени они должны были бы непременно натыкаться на его следы — отпечатки лап, проходы в зарослях кустарника, поломанные ветви деревьев, листвой которых он питался, груды земли рядом с его норами, экскременты и т.д....»

Такой вывод кажется просто поразительным, тем более что в первой работе профессор Амегино ссылался на слухи о некоем таинственном звере, которые ходили среди туэльче. Правда, пока ничего определенного он о нем тогда не сказал, зато во втором исследовании он постарался восполнить пробел более подробными сведениями.

После Отто Норденшельда нескольким лицам, многие из которых являлись чилийскими офицерами, пришлось побывать на ферме капитана Эберхардта. Кое-кто из них привез с собой кусочки чешуйчатой кожи. Можно предположить, что один из таких кусочков попал в конце концов к профессору Амегино.

В 1897 году за поиски взялся доктор Франсиско Морено из Лаплатского музея, которому помогали его ассистент геолог Рудольф Хаутхаль и доктор Эмиль Раковица, зоолог. Их проводником был инженер Луис А. Альварес, один из первооткрывателей пещеры. В ней троим ученым удалось обнаружить лишь остатки одного ископаемого грызуна. Затем Альварес отвел своих спутников на ранчо своего старого друга Эберхардта. Оказавшись, таким образом, перед знаменитыми останками гигантского ленивца, доктор Морено к большому своему сожалению, обнаружил сохранившийся кусок кожи всего около полуметра длиной.

И все же его можно было считать находкой. Получив разрешение законного владельца, доктор Морено тщательнейшим образом упаковал свою реликвию и отправил ее в музей в июле 1898 года. Несколько месяцев спустя разорвалась «бомба» Амегино.

Находясь в этом время в Англии, доктор Морено представил найденный им кусок кожи Зоологическому обществу, члены которого, едва оправившиеся после заявления профессора Амегино, отнеслись к находке восторженно.

Впрочем, доктор Морено утверждал, что его нисколько не шокирует найденный им лоскут кожи. По его мнению, кожа была снята с животного человеком.

Действительно, к тому времени уже было установлено, что милодоны существовали одновременно с людьми, особенно на севере Аргентины. С другой стороны, доктор Морено самолично обнаружил в соседней пещере хорошо сохранившееся мумифицированное тело человека, совершенно несхожего с теуэльче, обитающими в этом регионе

Поддержанный профессором Силеем директор Лаплатского музея высказал предположение, что кожа милодона сохранялась в том виде, в каком была найдена, с очень давних пор, так же как и перья и кожа моа в Новой Зеландии.

Это предположение вызвало всеобщий решительный протест. Ничего подобного не могло быть! Кожа принадлежала животному, существовавшему совсем недавно, пусть даже и вымершему. По краям представленного куска кожи различить остатки мышц и сухожилий, и, кроме того, кожа обладала некоторой эластичностью.

Сэр Артур Смит Вудвард, которому пришлось давать подробное описание бесценного образца, констатировал поразительную его сохранность. Но выдающийся палеонтолог Британского музея счел нужным уточнить:

«Я без колебания отнес бы эту кожу к животному, которого недавно свежевали после охоты, если бы не знал, при каких обстоятельствах она была найдена доктором Морено».

Таковы были мнения ученых, когда появилась вторая статья профессора Амегино.

Но прежде следует разобраться в том, что понимали под таинственным названием йемиш или тигре де агуа, что по-испански означает «водяной тигр», теуэльче, единственные люди, видевшие его живьем. Об этом неуловимом четвероногом профессору Амегино уже приходилось многозначительно упоминать. Наконец, он решил окончательно снять покров тайны с легенды о загадочном существе.

Ему в большой степени помогли исследования и поиски его брата Карлоса, который в течение двух лет безвыездно находился в Патагонии, собирая ископаемые останки, а также проводя геологические исследования. Год назад, по словам профессора, он прислал ему из Санта-Крус письмо и несколько косточек. В письме говорилось:

«Наконец мне удалось собрать некоторые сведения о небезызвестном звере, который, как оказалось, не выдумка. Я видел в руках одного индейца кусок кожи этого животного, в него были вложены косточки, которые я тебе посылаю. По-моему, они напоминают те, что мы нашли окаменелыми рядом со скелетами милодонов. Кроме того, индеец по имени Хомпен рассказал мне, что возвращаясь из Сенгера в Санта-Крус, он встретил по дороге йемиша, который перегородил ему путь. Индеец выстрелил в него из крупнокалиберного ружья и убил. По словам индейцев, этот зверь — амфибия, он так же хорошо бегает по суше, как и плавает. Сегодня его ареал ограничен центральной Патагонией между берегов озер Колхуэ, Фонтана, Буэнос-Айрес и реками Сенгерой, Айзеной и Хуэмулой. Но, по преданиям индейцев, он был распространен раньше гораздо шире: от Рио-Негро на севере до озер на восточных склонах Анд. Где-то в середине века йемиш мигрировал из андийских озер через Рио-Санта-Крус, затем двигался по суше северным берегом этой реки до острова Павон. Напуганные его появлением индейцы покинули свои земли, с тех пор они называют брошенную область Йемиш-ай-кен, то есть место, где обитает йемиш. Зверь ведет ночной образ жизни; утверждают, будто он обладает такой огромной силой, что способен удержать лошадь длинными когтями и затащить ее в воду.

По данному мне описанию, у него короткая голова, длинные клыки и уши без ушных раковин, короткие стопоходящие лапы с тремя пальцами на передних лапах и четырьмя на задних[27], между которыми имеется плавательная перепонка. Пальцы, как указывалось выше, снабжены великолепными когтями. Шея длинная, приплюснутая и гибкая. Все тело покрыто короткой и жесткой шерстью. Размеры его, если верить индейцам, превышают размеры пумы, но лапы короче, а само тело плотнее».

Тогда у всех сложилось впечатление, что профессор Амегино впал в глубокое заблуждение, предположив родство нашумевшей чешуйчатой кожи и чудовищного хищника из Патагонии.

При самом доброжелательном отношении к его версии нельзя не обнаружить очевидного расхождения в описании йемиша и воображаемого наземного ленивца, подобного милодону. Еще можно допустить, что оба зверя походили друг на друга огромными размерами и длинными когтями, но как согласиться с тем, что неоспоримое травоядное забавлялось тем, что нападало на деревенских лошадей и топило их. Да и могут ли быть хотя бы намеки на клыки у неполнозубых.

Пристрастие к водной среде обитания и перепонки между пальцев еще дальше удаляют нас от образа милодона. Конечно, нельзя утверждать, что если в анатомии животного нет признаков, указывающих на околоводное существование, то оно не может обитать в воде. Так, довольно тяжеловесные травоядные тапир и гиппопотам ведут жизнь амфибий, хотя свидетельство этому мы не находим в их строении.

Таким образом, можно допустить, что у полуводного животного имеются в арсенале когти, которым позавидовали бы землероющие животные. Впрочем, разве мало парадоксов в животном мире?

Следом за полемикой, разразившейся между сторонниками версии о современном существовании неомилодона и их оппонентами, в пещеру Эберхардта были снаряжены научные экспедиции с целью собрать как можно больше данных о загадочном существе.

Первыми отправились шведские ученые во лаве с Эрландом Норденшельдом, двоюродным братом знаменитого исследователя, который вел раскопки в той же пещере и вывез оттуда множество различных костей, образцы навоза и искрошенной соломы, которые составляли пол пещеры, где и была найдена кожа неомилодона.

В результате тщательного сравнительного анализа Эрланд Норденшельд пришел к выводу, что кости и окаменелая кожа принадлежали уже известному Glossotherium darwini, ископаемые останки которого была найдены в пампасах, и который был описан Ричардом Оуэном. Не имея точных доказательств того, что кости, на которых строил свою теорию профессор Амегино, были найдены также в пещере Эберхардта, шведский ученый предложил отказаться от названия Neomilodon listae, которое, как он считал, дублирует название Glossoterium darwiny.

Это был жестокий удар для профессора Амегино, который, казалось, был одержим желанием присвоить свое имя как можно большему числу животных. Впрочем, число описанных им существ, особенно ископаемых, было по-истине огромно. Но мысль о том, что кто-то собирается оспаривать его заслуги в открытии всемирно известного милодона, была ему просто невыносима. Я не удивлюсь, если подтвердится, что именно заявление господина Эрланда Норденшельда (к которому вскоре присоединился Рудольф Хаутхаль) заставило Флорентино Амегино поторопиться с ответной публикацией, в которой он уточнял необычное происхождение «своих» косточек. Замечу попутно, что в статье он утверждал, что получил их от человека, обратившегося к нему за разъяснениями насчет их происхождения, тогда как на самом же деле косточки прислал его брат, который и сообщил ему об их принадлежности к загадочному зверю.

После шведов к поискам приступили аргентинские ученые во главе с геологом Рудольфом Хаутхалем, который в апреле 1899 году буквально прочесал фиорд Последняя надежда. На этот раз были сделаны потрясающие открытия.

Пещера, где Эберхардт нашел кожу, а также скелет человека, была отгорожена от внешнего мира завалом из крупных камней, и пробраться в нее можно было лишь через узкий лаз сбоку. Пещера представляла собой вытянутую залу, метров 50 длиной, но в конце ее еще один завал отгораживал глухую комнату. Попасть в нее можно было только с помощью лестницы.

В зале грунт представлял собой слой пыли и щебня толщиной от 230 сантиметров до метра, а посередине находилась насыпь, в которой легко было обнаружить остатки от приготовления пищи: раковины моллюсков, обломки костей гуанако и оленя. Под щебнем, ближе к внутреннему завалу, были обнаружены хорошо сохранившиеся экскременты травоядного животного. Ближе к центральной насыпи вскрыто значительное скопление измельченной соломы.

Под слоем же сухого навоза и остатками «фуража» исследователи нашли многочисленные дробленные кости предполагаемого неомилодона, иначе говоря, глоссотериума, вперемешку с костями животного семейства лошадиных и крупного неизвестного хищника.

И, наконец, недалеко от места, где был найден первый кусок кожи, исследователи обнаружили еще один, размеры которого составляли 1,12 метра на 91 сантиметр.

Особенности местоположения и строение жилища, останки скелета, идентичного тому, что нашел Эберхардт с компаньонами, следы приготовления пищи, искусственные заграждения, залежи навоза и соломы свидетельствовали о том, что гигантский ленивец содержался живьем в этой обжитой людьми пещере.

«Люди, живущие в этой пещере, — заключил доктор Хаутхаль, — использовали заднюю ее часть в качестве стойла для своих домашних животных».

Можно ли поверить в истинное одомашнивание этих лесных животных? Более правомерно было бы предположить, что милодонов отлавливали на воле, а затем помещали в заточение, чтобы таким способом заготавливать впрок свежее мясо. Ибо толщина навозного слоя свидетельствовала о том, что подобная практика повторялась неоднократно (величина навозных масс говорила об огромных размерах животного, сравнимых с размерами слона). Скорее всего, индейцам было несложно загонять безобидного нрава ленивцев в пещеры, как это делают со слонами с помощью сплошной изгороди африканцы.

Как известно, ничто так не препятствует вымиранию вида, как его одомашнивание. Но если неполнозубые гиганты были приручены индейцами, то есть научились размножаться в неволе, то почему же они не дожили до наших дней? Что заставило их исчезнуть? Пожалуй, еще не было такого случая, чтобы одомашненное животное вдруг вымерло; тем более, что его сохранение было так важно для людей, живущих в жарком климате с постоянной угрозой голода.

Как бы то ни было, одомашненные или нет, гигантские ленивцы жили бок о бок с людьми, которые кормили их травой, листьями и кореньями. И все эти новые сведения расходились с описанием жизни ужасного йемиша теуэльче.

Коллега доктора Рудольфа Хаутхаля, доктор Сантьяго Рот, рассмотрел с палеонтологической точки зрения находки в пещере Эберхардта.

Он установил, что «бронированная» кожа и кости гигантского травоядного идентичны тем останкам милодона, которые были найдены в пампасах и описаны в 1879 году Рейнхардтом под именем Grypotherium darwini. Но, понимая, что полного тождества констатировать нет оснований, он предложил назвать новое животное Grypotherium domesticum.

Это новое крещение вызвало обсуждение у ряда ученых, особенно у Смита Вудварда. Он сделал замечание, что имя Grypotherium обозначает то же животное, что и Glossotherium, описанное Р. Оуэном в 1840 году, и что это последнее название, уже предложенное однажды Эрландом Норденшельдом, и есть верное имя травоядного из пещеры Эберхардта. На что профессор Рот ответил, что имена Grypotherium и Glossotherium не синонимичны и принадлежат двум различным милодонам.

В действительности же профессор Рот был одержим той же идеей, что и его соперник Амегино: присвоить знаменитому зверю свое имя.

Но если сенсационного «домашнего» ленивца следовало называть Grypotherium, а не Glossotherium, то почему он не соглашался оставить за ним специфического имени listae, данного зверю Амегино?

Чтобы избежать этого имени, профессор Рот воспользовался двусмысленным толкованием версии Амегино. Из двух вариантов возможен один, — утверждал он, — либо Амегино основывает описание животного на коже и костях, найденных в пещере Эберхардта, либо на костяках, присланных его братом Карлосом. В первом случае следует отказаться от имени Neomylodon, потому что оно является синонимом Gripotherium. Во втором случае название Neomylodon незаконно, так как речь идет о йемише — крупном хищнике. Поскольку в версии Амегино до сих пор нет точности, самое лучшее — отказаться от названия Neomylodon listae.

Одно было бесспорно: животное, останки которого нашли в Фиорде, не отличается анатомически от Grypotherium из пампасов, как показало глубокое изучение. Поэтому Рудольф Хаутхаль предложил в конце концов название Grypotherium darwini, разновидность domesticum.

Профессор Амегино не мог согласиться с таким решением. В новой статье он написал, что необходимо вычеркнуть из зоологической классификации название Grypotherium. Впрочем, Лукас Краглевиш, детально рассмотрев этот спор в 1934 году, пришел к выводу, что, согласно принятым правилам установления имени, единственно название Mylodon darwini будет справедливо для гигантского ленивца из Фиорда. По этому вопросу он поддержал профессора Амегино.

Чтобы сохранить какой-то порядок в этой запутанной истории, профессор Сантьяго Рот решил поместить название йемиш в ранг научных обозначений и отнести его к тому крупному хищнику, обломок бедренной кости которого выкопали из грунта в пещере Эберхардта. «Это животное, — писал он, — во много напоминает описание, данное Амегино своему неомилодону, и, даже если оно ему не соответствует, я предлагаю оставить за ним имя listae вместе Neomylodon, которое не является адекватным названию йемиш.»

Ленивец ай-ай

По поводу упомянутого обломка бедренной кости осторожно напомним, что доктор Смит Вудвард чуть было не отнес ее к ископаемому медведю (Arctotherium), но в конце концов Эрланд Норденшельд определил, что кость принадлежала крупному ягуару, разнообразные останки которого также были найдены в гроте Эберхардта. Как бы то ни было, профессор Рот был твердо убежден, что это «его» йемиш лежит в основе легенды теуэльче. «Вполне возможно, — пояснял он, — что в недалекие времена он обитал по берегам озер и рек в предгорьях Анд и был „науэльчским тигром“, от которого пошло название озера Науэль-Хуапи.»

Хорошо известно, что некоторые кошки хорошо плавают. Например, ягуар предпочитает держаться побережья и лагун. Поэтому вполне вероятно, что в семействе кошачьих нашелся представитель, ведущий полуводный образ жизни.

Профессор аргументировал еще и тем, что у индейцев, без сомнения, легендарный образ сложился из нескольких грозных животных, Не менее вероятно, по его мнению, что таинственная амфибия — не что иное, как огромный грызун, обломок бедра которого и имеется в его распоряжении.

Стоит ли говорить о том, что профессор Флорентино Амегино из Буэнос-Айресского музея пропустил мимо ушей доводы лаплатских коллег? Возмутясь утверждением, что йемиш отнесен к кошачьим, он немедленно опубликовал третью статью, в которой изобретательно объединил описания легендарного животного и милодона из пещеры Эберхардта:

«Что касается неполнозубых, то Карлосом Амегино недавно сделано открытие существования одного из представителей семейства милодоновых, которого до сих пор считали вымершим: мы называем его Neomylodon listae, Амегино. Размерами он напоминает крупного быка, но лапы его короче, от этого он ниже ростом приблизительно на одну треть по сравнению с Mylodon robustus. Тело его покрывает густой волосяной покров, жесткий, как у ленивцев, коричневого цвета. Шерсть вдоль позвоночника, на шее и на передней части тела длиннее и формирует нечто наподобие гривы, тогда как на лапах она постепенно исчезает.

Слой кожи довольно толст и несет в самых плотных участках маленькие дермические косточки, как у найденного захороненного милодона, которые располагаются на внутренней поверхности кожи друг возле друга, что создает впечатление уличного мощения. Голова животного немного длиннее, чем у милодона, и заканчивается удлиненным рылом; ушные раковины очень слабо выражены... Передние зубы чем-то напоминают клыки, они чуть длиннее и загнутее, чем остальные. Лапы немного сплюснуты, пальцы разделены плавательной перепонкой и вооружены длинными серпообразными когтями, как у милодона».

Немного позже появления этого отрывка доктор Рудольф Хаутхаль внес несколько новых замечаний относительно проблемы милодона из пещеры Эберхардта.

«Это животное, — уточняет он, — не имеет ничего общего с неомилодоном профессора Амегино, описанного на основании косточек, добытых его братом Карлосом у индейцев, которые предоставили их ему в качестве доказательства существования крупного животного — йемиша. После описания, сделанного индейцами, — заключил ученый, — это животное, обитающее до последнего времени в Патагонии, ни в коем случае не может быть отнесено к неполнозубым травоядным». Удивляет, что перо доктора Хаутхаля нисколько не клеймит при этом своего коллегу профессора Рота, который приписал «воображаемому» хищнику обломок бедренной кости из пещеры и присвоил ему «ненаучное» название, донесенное из уст индейцев. Напротив, в его рассуждениях сквозит похвала идеям своего коллеги, и это говорит о том, что, нападая на аргентинского геолога, профессор стремится отделаться от соперника в борьбе за название находки.

Заметим, что в первой статье профессора Амегино его животное видится ему размерами с ящера, во второй — рост его снижается до роста пумы, а в третьей — увеличивается до размеров крупного быка на коротких ногах. В крайнем случае можно представить себе, что речь идет об экземплярах различного возраста, но каким образом могла вдруг «короткая голова» сделаться «головой немного длиннее, чем у милодона»? Без сомнения, «удлинение» головы вызвано желанием профессора подогнать внешний вид йемиша под описание, сделанное сэром Смитом Вудвартом: «Это милодон с очень длинной мордой, по бокам которой располагаются ноздри». Что касается зубов животного, то профессор Амегино наконец понял, что у неполнозубого, каким бы крупным оно ни было, не может быть ротовой аппарат хищника семейства кошачьих.

В следующей статье, опубликованной в марте 1900 года на немецком языке, знаменитый ученый вынужден был признать, что слово iemisch на языке теуэльче означает «мелкие камешки» (kleine Steinkornchen), или «тот-кто-несет-на-себе-мелкие-камешки» (etwas, dass kleine Steinkornchen bezitzt oder tragt). Что, впрочем, так и не было подтверждено специалистами по патагонским диалектам.

Не соглашаясь с мнением профессора Амегино, который хотел натянуть на йемиша кожу милодона, а также с доктором Хаутхалем, считавшим патагонского хищника вымышленным зверем, некоторые натуралисты продолжали гадать над его истинной природой.

Вопрос встал снова, когда французский путешественник Андре Турнуае написал своему другу, профессору Альберу Годри, что собственными глазами видел животное, обозначенное ими как химче. Трудно было не поверить свидетельству человека, живущего долгие годы в Аргентине, сделавшего много открытий в Патагонии, где он разыскивал окаменелых млекопитающих по заданию Музея естественной истории. По этой причине профессор Годри, опираясь на полученный текст, сделал доклад в Парижской Академии наук на заседании 14 января 1901 года. Во что писал его ученик:

«Во время своих путешествий мне приходилось слышать от индейцев рассказы о легендарном химче (неомилодоне профессора Флорентино Амегино). Но ужас, внушаемый индейцам этим именем, сотворил, по-видимому, много лишних деталей вокруг его образа. Я остановлюсь только на двух фактах, которые позволили мне убедиться в существовании неведомого животного на исследуемом побережье.

Сидя как-то вечером в засаде у реки неподалеку, я увидел появившуюся посередине течения голову животного, размерами с крупную пуму. Я выстрелил, голова скрылась под водой и больше не появлялась.

Насколько я смог различить в темноте, голова была покрыта густой коричневой шерстью, глаза окружала светло-желтая шерсть, идущая узкой полоской к ушам, которые, впрочем, я не разглядел из-за небольшого их размера.

Я рассказал об этой встрече проводнику-индейцу, который был сильно напуган и уверял меня, что я столкнулся с таинственным химче. Я был вынужден продолжать путь, но на песчаной косе реки в нескольких километрах от лагеря обнаружил крупные отпечатки лап кошки. Индеец уверял меня, что это были следы химче.»

С истинно немецкой дотошностью доктор Роберт Леманн-Ницше, антрополог из Лаплатского музея естественной истории, попытался, с целью идентифицирования загадочного существа, систематизировать груду естественнонаучной литературы, касающейся Патагонии, а также углубиться в диалекты теуэльче и арауканов.

Он заметил в результате, что различные слова, схожие по произношению со словом йемиш, так или иначе связаны с выдрой.

Например, в зоологической разделе «Физической и политической истории Чили» Клаудио Гея, изданной в 1847 году, упоминается обиходное название кошачьей выдры (Lutra felina), описанной Молина: gato de mar (что означает по-испански «морская кошка»), nutria (по-испански «выдра»), chimchimen и chungungo.

Наиболее интересное для нас имя chimchimen уже было использовано в хронике Луиса де ла Круса в 1806 году. В описании природных богатств Анд он упоминает guillin-a, или chimchimen-a, животное, которое, по его словам, относится к разновидности морских кошек.

Обращаясь к более давним источникам, мы снова встречаем нечто похожее в «Словаре арауканов» Андре Фебра, изданного в 1765 году:

«Chimchimen» — морское животное, напоминающее кошку.

Gato de mar (морская кошка): coypu, chimchimen.

Coypu: водное животное, похожее на кошку.

Nutria (выдра): ghuyllin.

В «Патагонском словаре», выпущенном в 1879 году на основе материала, собранного Франсиско П. Морено, попадается слово, еще более близкое к йемиш, которые, кстати, идет из языка теуэльче. Простая выдра называется у них tigre de agua, что означает «водяной тигр».

Доктор Морено рассказывал в той же книге, что ему приходилось встречать на побережье Санта-Крус небольшую выдру, которую индейцы называли «водяной тигр», и что она довольно редка в тех краях, где ее называли также lobito de agua, то есть «маленький водяной волк».

Таким образом, мы убедились, что различные понятия, такие как chimchimen, jemechin и iemisch по-своему указывают на ту или иную выдру. Самой причастной к запутанной истории выглядит, бесспорно, кошачья выдра доктора Леманна-Ницше.

Как бы ни были убедительны этимологические сравнения доктора Леманна-Ницше, неясным остается одно: как мог безобидный нрав выдры породить страшные предания индейцев?

Дотошный ученый замечает также, что прозвище «водяной тигр», данное выдре, ввело в заблуждение английского путешественника капитана Джорджа Мастерса, который неверно определил природу названия одного из островов. Заинтригованный названием патагонского острова Тигровый, он предположил, что виной этому являются многочисленные выдры, живущие вдоль его берегов.

Однако Андре Фебр дает другую расшифровку названия. «Тигровый», по его словам, означает остров, населенный ягуарами. Испанцы называли тиграми всех крупных кошек, встречаемых в Южной Америке. Недоразумение, следовательно, возникло из-за того, что на «Тигровом острове» ягуары давно не встречаются. Капитан не ведал того, что некогда зона распространения ягуаров доходила до самого Магелланова пролива. Именно ягуар, как мы увидим далее, более чем кто бы то ни было заслужил имя «водяной тигр».

Чтобы убедиться в этом, достаточно перечитать некоторые старинные издания.

Так, в «Истории абипонов» (народа крайнего севера Аргентины), вышедшей в 1783 году, ее автор, немецкий иезуит Мартин Добрицхоффер, связывает понятие «водяной тигр» исключительно с ягуаром: «В потаенных заводях прячется животное крупных размеров. Испанцы называют его водяным тигром, а гуараны yaguaro. У него хорошо опушенная шкура, длинный хвост и мощные когти. Лошади и мулы, переплывающие реку, утаскиваются им на дно. После чего захлебнувшееся животное всплывает и плывет по течению.»

Похожее описание мы встречаем у другого иезуита, Р. П. Томаса Валькнера, в его «Описании Магеллановых земель и прилежащих краев», опубликованном в 1787 году:

«Я должен упомянуть о примечательном животном, амфибии, которое живет на реке Паране. В Европе оно не известно, по крайней мере, нигде не описано. О нем не упоминается в трудах о тех местах, какими мы интересуемся. Сведения, которыми я располагаю, сообщены мне индейцами и многими испанцами, которые работают по берегам этой реки. Однажды я своими глазами видел этого зверя.

Это было в 1752 году, когда я отправился на Парану на лесозаготовки. Идя вдоль берега, я услышал, как индейцы хором закричали: „Ягуару, ягуару“. Я обернулся и увидел, как в воду бросилось крупное животное, которое, однако, я не успел хорошо рассмотреть.

Его называют yaguaru или yaguaruigh, что на местном языке означает „водяной тигр“. По словам индейцев, это зверь размерами с осла. У него острые когти, короткие лапы и длинный хвост.

Добычей водяного тигра становятся различные животные, которым приходится переплывать с одного берега на другой. Схватив жертву, он исчезает с ней под водой, где раздирает ее, и вскоре на поверхность всплывают ее внутренности.

Зверь старается держаться укромных и глубоких мест с быстрым течением, спит он в пещерах, вымытых рекой».

Не стоит удивляться, что хищник назван священником амфибией. Ведь ягуары — отличные ныряльщики. Они готовы броситься в воду в любую минуту, преследуя ли добычу (ту же выдру) или спасаясь от опасности. Я вспоминаю случай, описанный знаменитым натуралистом Феликсом де Азара в его книге «Естественная история четвероногих Парагвая» (1801 г.): переплыв широкую реку, ягуар схватил лошадь, тащил ее в зубах шестьдесят метров вдоль берега, а затем переплыл с ней снова реку и скрылся в лесу.

Действительно, кошки не боятся воды!

Теперь нам стало очевидно, что название «водяной тигр» следует применять прежде всего к ягуару, и не менее очевидно, что этой же кошке принадлежат описания йемиша, сделанные теуэльче. Внешность крупной кошки, размеры с крупную пуму, отличные когти, околоводный образ жизни, привычка тащить в реку любую добычу — все это свойственно в первую очередь ягуару.

То, что Патагонию в недалекие времена повсеместно населяли эти хищники, или «тигры», доказывает, по словам Леманна-Ницше, тот факт, что во многих географических названиях присутствует слово nahuel (тигр по-араукански). Есть «тигровые» реки, озера, острова и даже фермы. Только в округе Буэнос-Айрес наш антрополог насчитал 43 подобных названия. Из них 23 принадлежат объектам, расположенным у воды.

С другой стороны, тот же nahuel часто встречается в арауканском фольклоре.

У Магелланова пролива ягуары встречались вплоть до конца XVIII века. С тех пор они мало-помалу откочевали к северу.

Былое присутствие ягуаров на крайней точке континента доказано также несколькими палеонтологическими открытиями, среди которых — находки в пещере Эберхардта, где были обнаружены, как нам известно, останки крупного ягуара.

Наделяя эту грозную кошку именем йемиш, профессор Сантьяго Рот повторил ошибку индейцев, которые присвоили выдре нравы ягуара. Маститый палеонтолог простодушно присвоил ягуару имя выдры.

Легенды о гигантских речных выдрах — не редкость в Аргентине. Напомню, что рассказывает о них Бюффон:

«Господин Обле, ботаник, сведениями которого мы часто пользуемся, и господин Оливье, королевский врач, рассказывали, что поблизости от Кайенны водятся такие крупные выдры, что отдельные их экземпляры весят до 100 фунтов. Они живут по берегам крупных рек, где редко появляется человек, и их головы можно иногда увидеть над водой. Крики их далеко разносятся вдоль реки, мех теплый, но короче, чем у бобра, цвет его светло-коричневый. Эти выдры питаются рыбой и плодами деревьев, упавших в воду».

Добавим к этому, что обыкновенная выдра (Lutra lutra) может достигать пятнадцати килограммов веса и до 1 метра 30 сантиметров от морды до кончика хвоста. Гигантская морская выдра (Enhydra lutris) весит до сорока килограммов, а полная длина ее порой достигает 1 метра 80 сантиметров.

Выдра, между прочим, одно из немногих млекопитающих, которое может совершенно незаметно существовать на заселенных территориях. Так, во Франции не найдется, пожалуй, речки или озера, не населенных выдрами, но попадались ли они в природе вашим знакомым?

Именно из-за скрытного нрава этих зверьков, очевидно, вокруг них и рождается немало таинственных легенд.

Лишение ореола таинственности грозного йемиша не решило спор о существовали наземного ленивца. В конце концов, надо было хотя бы выяснить, кем был тот «лохматый ящер», на которого зря истратил свои пули дон Рамон Листа. Кроме того, не надо забывать, что несколько исследователей слышали из уст теуэльче легенды не только о злом хищнике, но и о безобидном звере, считающемся по преданиям неуязвимым, несмотря на медлительность. Эти предания больше подходят для доказательства существования крупного ленивца, который, в отличие от унау, ведет наземный образ жизни.

Послушаем мнение некоторых исследователей.

Доктор Франсиско Морено не может быть заподозрен в предвзятости, так как он твердо отрицал недавнее существование гигантских ленивцев. Он утверждал, что многие теуэльче и геннаки рассказывали ему о страшном лохматом звере, воспоминания о котором сохранили его предки. В 1875 году старый вождь одного из племен показал ему пещеру, вырытую, как считалось, зверем, называемым Ellengassen. Правда, индейцы не могли сказать, существует ли он до сих пор.

Второй свидетель — дон Рамон Листа, труды которого по этнографии и географии Патагонии до настоящего времени оставались актуальными. Он писал, что индейцы верят в злого духа, живущего в Сьерра Кархуэрне (территория Санта Крус), а также в чудовищных четвероногих, которые, по легенде, похитили одного из индейцев и его семью, когда они пешком возвращались из Шарры.

Профессор Сантьяго Рот свидетельствует, что один из вождей теуэльче Канкель несколько раз повторял ему слова своего деда об очень опасном звере, которые живет в окрестностях озера Буэнос-Айрес. Когда раздавался его рев, все другие звери спасались бегством. Во время такого бегства лошадиного стада и погиб его дед, охотившийся у озера на страусов. С тех пор бедный Канкель так боялся чудовища, что ни за какие посулы профессора Рота не согласился подойти с ним к озеру и на километр!

Четвертым свидетелем выступал Рудольф Ленз, который привлек в качестве иллюстрации к своей версии арауканский фольклор. Он упоминал о каком-то диком животном, которого арауканы называли на испанский манер lofo toro (т.е. lobo toro), что означает «волкобык». Ленз считал, что речь шла прежде всего о быкообразном существе, а слово «волк» добавлялось для придания его образу зловещего оттенка. Заметим здесь, что Ленз опирался на немецкий способ словообразования, где определяющее слово стоит первым. В романских языках, к которым относятся испанский и французский, на первом месте в сложных словах стоит главное слово. А вот другой пример: арауканы называют выдру по-испански Zorro-vibora (лиса-гадюка) и подразумевают лису, плывущую по-змеиному, а не змею, бегающую по-лисьи.

Мне кажется, что если кто-то захотел бы сравнить милодоноподобное животное с каким-либо представителем патагонской фауны, то им в первую очередь оказался бы волк бычьих размеров. Действительно, волк здесь — единственное животное с жесткой всклокоченной шерстью на относительно коротких лапах, а бык — самое крупное животное, которое знают аборигены.

Но вернемся к предыдущим свидетельствам. Вполне вероятно, что индейцы испытывают священный трепет перед легендарным мохнатым чудовищем, ибо из той фауны, которую здесь можно встретить, или из недавно существовавшей ни один зверь не похож на него, за исключением, как мы предполагаем, крупного наземного ленивца.

Странным кажется факт, что страх вселяет животное, которое, как мы убедились, было одомашнено. Но не надо забывать, что одомашнили его не теуэльче и не арауканы, а их предшественники в Патагонии. Точно так же, как в Индии слоны являются источником страха для многих племен, тогда как другие племена их давно одомашнили.

Доктор Леманн-Ницше счел, что изложенные выше легенды вызваны существованием либо того же ягуара, либо одичавшего домашнего быка. По его мнению, в культуре патагонских индейцев никаким образом не запечатлено воспоминание о гигантском неполнозубом; этого и быть не могло, так как со времени существования его, как и исчезнувших людей, приручивших его, прошли тысячелетия.

Мне же такая версия кажется несправедливой. В слишком уж хорошем состоянии были обнаружены останки исчезнувшего животного, чтобы отодвигать дату его исчезновения так далеко в прошлое. И чтобы подтвердить это, я приберег напоследок сильный козырь.

В то время как воспламененные его пророчеством о существовании лесного йемиша исследователи прочесывали патагонские дебри, профессор Флорентино Амегино, более склонный к кабинетной работе, принялся изучать древние рукописи времен открытия Нового Света. Если его милодон жил в Южной Америке совсем недавно, то его должны были хоть раз встретить европейские пришельцы!

В конце концов наш страстный палеонтолог нашел тот убедительный манускрипт, который почти доказал его точку зрения. Это была «История завоевания Парагвая» иезуита-португальца Педро Лозано.

В этом произведении, опубликованном между 1740 и 1746 годами, говорилось, что на границе Патагонии и провинции Рио дела Плата встречается крупный зверь, которого называют Su или Succaralh и который обычно перевозит на себе своих детенышей. В нем отмечалось также, что местные жители охотятся на него и шьют из его кожи пальто и плащи. Все это очень напоминает сведения о милодоне из пещеры Эберхардта. Особенно свойственно ему перевозить на себе малышей. Впрочем, описание Su годится для муравьеда.

Не хватало совсем немногих сведений, которые позволили бы узнать в упоминаемом португальцем звере ленивца.

Кто бы мог подумать, что животное с тем же именем еще раньше было известно в Европе! Между 1551 и 1558 годами был опубликован внушительных размеров труд швейцарского натуралиста Конрада Геснера «История животного мира». Несмотря на то, что в этом произведении множество неточностей и даже вымысла, оно было настолько фундаментальным, что на протяжении более чем двух веков служило отличным справочным изданием для зоологов. Поэтому не удивительно, как в него попало упоминание о диковинном звере из «Описания Америки», данного Андреасом Тоэтюсом (Андре Теве).

Для пущей уверенности я разыскал книгу Андре Теве, полное название которой звучит так: «Особенности обширных земель и островов, открытых за последнее время и называемых Америкой».

Эта малоизвестная книга была первым научным трудом об Америке, написанным на французском языке. Теве, который опубликовал также в 1575 году «Универсальную космографию», был, бесспорно, одним из самых блистательных умов французского Возрождения. Его инициативе принадлежало создание Кабинета естественной истории.

Примечательно, что в книгах этого ученого можно встретить описания редкостных для тех времен птиц и млекопитающих, таких как пингвин, агути, броненосец, но в них совершенно отсутствуют упоминания о сиренах или каких-либо других фантастических чудовищах, о которых так любили рассказывать моряки. Все его сведения о районе Магелланова пролива, касающиеся климата, растений и животных, подтвердились в дальнейшем. Вот отрывок из его описаний:

«В этом краю так же прохладно, как в Канаде или других странах, близких к нашему полюсу, поэтому жители его делают одежду из шкур некоторых животных. Одно из них зовется Су. Оно любит пастись по берегам рек. Оно очень мягкого нрава и имеет необычную черту: когда ему угрожает опасность, су сажает своих детенышей на спину, накрывает их длинным пушистым хвостом и спасается в зарослях. Но дикари ловят этих животных с помощью хитрости: они вырывают глубокий ров, прикрывают его ветвями и листьями и гонят на него несчастную жертву. Свалившись в ров, животное начинает так яростно метаться, что давит своих детенышей. При этом оно громко кричит, чем наводит страх на дикарей, которые, впрочем, убивают его стрелами».

Это описание сопровождает несколько наивный рисунок, на котором изображено подобие тощего льва с пушистым хвостом, несущего на спине своих детенышей. Рисунок, бесспорно, был сделан не прямым свидетелем, а по описанию, как это было принято в те времена. Именно поэтому верные словесные описания зверей сплошь да рядом сопровождают фантастические рисунки. Например, о бизоне Теве пишет как о горбатой, покрытой густой шерстью разновидности быка, в то время как сопровождающий текст рисунок изображает невиданное чудовище.

Можно предположить, что название Su происходит от туземного слова, означающего «вода», «водяной». Профессор Амегино высказал предположение, что su, или suc, означает у теуэльче «накидка» или «одеяло», a earth, или carrath, — «кожа». В результате слово succarath означает «кожаная накидка» и подтверждает, из-за чего это животное отлавливалось индейцами.

Доктор Леманн-Ницше увидел в приведенном описании доказательство того, что упомянутый не может быть гигантским ленивцем. Дело в том, что он не поленился взвесить кусок кожи, найденный в пещере Эберхардта, и установил, что ее вес равен ни много ни мало 17 килограммам 750 граммам. Трудно представить себе пальто из такого плотного материала.

Это возражение встретило ряд замечаний.

Во-первых, ничто не мешает предположить, что если кожа на самом деле была снабжена мелкими косточками, то древние патагонцы применяли ее как военную одежду. Ведь это отличная естественная кольчуга. И не будем забывать, что доспехи европейских рыцарей весили иногда свыше 50 килограммов.

С другой стороны, ничто не подтверждает факта, что если суккарат и был гигантским ленивцем, то в его коже обязательно находились костяные включения: подобные внутрикожные косточки не обнаружились ни у мегатерия, ни у лестодона, ни у скелидотерия. Разумеется, у этих животных толстая шкура, но разве наши модницы не наряжаются только из соображений престижа в пальто и шубы, вес которых достигает 10 килограммов?

Критика доктора Леманна-Ницше не подтверждается анализом. Ничто не мешает нам предполагать, что суккарат Андре Теве был неким наземным травоядным. Можно быть уверенным также, что он жил в Патагонии в незапамятные времена, скажем, еще в средние века.

Был ли «лохматый ящер» дона Рамона Листа позднейшим представителем гигантских ленивцев? Во всяком случае, нельзя этого отрицать. Истиной же было то, что к 1900 году недоверчивость самых осторожных ученых была поколеблена таким нагромождением убедительных и однонаправленных свидетельств: рассказ дона Рамона Листа, находка отлично сохранившейся шкуры, легенды теуэльче и арауканов и, наконец, хроника Лозано.

Директор Лондонского музея естественной истории сэр Рэй Ланкастер предположил, что крупные наземные ленивцы могли сохраниться в малодоступных областях.

Один лондонский еженедельник[28] финансировал даже экспедицию, которой было поручено привезти живого милодона. Ученый мир снова воспрял духом.

Увы, новые исследования ничего не принесли. Руководитель экспедиции Хескет X. Причард не выдержал долгих поисков и заторопился в Англию. Чтобы оправдаться, он объявил, что стал жертвой обмана. Как бы то ни было, но сегодня, более чем полвека спустя, дело так и не сдвинулось с мертвой точки. Экспедиции Кавендиша и Козловского также вернулись ни с чем с охоты на милодона.

Доктор Карлос Рускони из Мендосского музея естественной истории, который последний занимался обобщением материалов по загадочному зверю, пришел к выводу, что, скорее всего, он так и не будет найден. Правда, он признался, что к нему продолжают обращаться люди, извещающие о существовании крупного животного в некоторых горных озерах к западу от Санта-Круса. Жители провинции Мендоса утверждают, что иногда слышат по ночам завывания, которые не принадлежат ни волку, ни лисице, ни пуме.

До сих пор многие натуралисты ждут того часа, когда будут исследованы наиболее глухие уголки Патагонии. Но стоит ли ограничивать поиски Патагонией? И не было ли промахом прежних исследователей, что они не искали гигантского ленивца за пределами этой страны?

Палеонтологическими находками сегодня бесспорно установлено, что многие крупные животные в прошлом мигрировали в Северную Америку.

Начиная с миоцена вплоть до недавнего времени, гигантские ленивцы мигрировали в северные области: в Уругвай, Бразилию, Боливию, затем в Колумбию, Центральную Америку, Мексику, а следом и на некоторые территории Соединенных Штатов, о чем можно судить по остаткам их костей вокруг древних кострищ.

Истребляемые повсюду индейцами, ленивцы могли сохраниться только где-нибудь в тропических джунглях или высокогорных районах. Геологические или климатические изменения не могли стать причиной их исчезновения.

Будем верить, что гонимые отовсюду, наши безобидные гиганты все же нашли себе где-то безопасное пристанище.

Глава II. Огромная анаконда и «морские змеи»

Идет 1906 год. Каучуковая лихорадка охватила Зеленый Континент; стремясь получить прибыль, колонисты не останавливаются ни перед чем: они превращают в рабов индейцев Амазонии, чинят жесточайшие расправы за малейшее неповиновение.

Племена, оказывающие сопротивление, истребляют, их деревни грабят и сжигают. Чиновники и военные, наделенные безграничными полномочиями, соперничают в жестокости с серингейросами (вооруженными отрядами частных предпринимателей). Сок каучуконосов дорожает с каждым днем, и вместе с его ценой усиливаются страдания угнетенных.

Богатые плантации, расположенные вдоль Абунского берега и реки Акры, с недавних пор служат зерном раздора между Западной Бразилией, Северной Боливией и Перу, которые до сих пор не установили между собой четких границ. Назревает каучуковая война.

Призванное сыграть роль посредника Лондонское королевское географическое общество посылает тридцатидевятилетнего майора Перси Фосетта произвести точные топографические исследования на спорных территориях. Именно это неблагодарное назначение в месте с ужасным тропическим климатом способствовало тому, что британский офицер потряс мир неожиданным открытием и вошел в легенды.

В январе 1907 года Перси Фосетт в первый раз услыхал о гигантских змеях, обитающих в окрестностях деревушки, затерявшейся в лесах Иоронги. Точнее, это было крохотное поселение серингейросов недалеко от истоков Акры — последний оплот цивилизации, за которым плотной стеной следовали неизведанные области.

«Чиновник из Иоронги, — писал в воспоминаниях Фосетт, — рассказал мне, что ему пришлось однажды убить анаконду длиной 18 метров. Естественно, я счел это преувеличением, но скоро мне пришлось повстречаться с еще более длинной змеей».

Это случилось два или три месяца спустя на реке Абуне, одном из притоков Мадейры, выше того места, где она встречается с рекой Рапиррао.

«Мы беспечно плыли по ленивому течению, когда неожиданно из-под нашего каноэ показалась треугольная голова, а за ней и кусок змееобразного тела. Это была гигантская анаконда. Я схватил свой карабин, и когда животное выскочило было из воды на берег, почти не целясь выстрелил в нее пулей 44 калибра. Пуля попала змее прямо в позвоночник в трех метрах от головы. Вода тут же вспенилась, и нос нашего каноэ получил несколько сильных ударов, как если бы мы наскочили на риф.

С большим трудом мне удалось уговорить индейцев подвести лодку к берегу. Глаза их были расширены от ужаса; еще когда я готовился стрелять, они в один голос умоляли меня не делать этого, опасаясь, что чудовище бросится на каноэ, что случается с этими змеями, по рассказам, в минуту опасности.

С большими предосторожностями мы причалили к берегу и подошли к рептилии. Она лежала неподвижно, но тело ее вибрировало от судорог. Я сразу же попытался измерить длину змеи. Почти на четырнадцать метров ее тело выходило из воды, в воде же оказалось еще пять метров. В результате вся длина равнялась девятнадцати метрам (62 ступням). Толщина ее была не слишком велика для таких колоссальных размеров: она не превышала 30 сантиметров, но, без сомнения, животное долго обходилось без пищи. Я попробовал проколоть ножом его кожу, но тело тотчас начало вздрагивать, так как змея еще оставалась живой. Между тем вокруг распространилось зловоние: оно было вызвано, безусловно, ее дыханием, которому приписывали гипнотические свойства. Как бы то ни было, но, стоя рядом с ней, я испытывал одно омерзение.

Может быть, попавшийся мне экземпляр довольно редок, но в болотистых местах можно встретить следы анаконды шириной до 1,8 метра (6 ступней), а индейцы и сборщики каучука рассказывают, что в этих краях попадаются змеи невероятной величины, рядом с которыми встреченная мной кажется небольшой. Бразильская комиссия по границам зарегистрировала, например, змею, убитую на реке Парагвай, длина которой составляла двадцать четыре метра!»

Когда майор Фосетт сообщил в Лондон, что ему довелось повстречать анаконду девятнадцатиметровой длины, его единодушно объявили выдумщиком. Между тем можно в любом месте открыть его полевой дневник и нигде не найти малейшего расхождения с истинными размерами зверей, встреченных им в «амазонском аду».

Фосетт был, бесспорно, мечтателем, но он не был лжецом. Все достопримечательности он описывал с прозаической сухостью. Его предположения или интерпретации подвержены некоторой фантазии, но все наблюдения изложены по-военному точно. При чтении его «Воспоминаний» поражает контраст между описаниями «зеленого ада» и великолепных потерянных городов, которые он надеялся отыскать до самой смерти.

Встреча Перси Фосетта с гигантской анакондой

Какие же максимальные размеры анаконды (Eunectes murinus) известны науке? В книгах по зоологии можно было встретить указания о десяти метрах.

«Лично я, — пишет, например, Х. Веррилл, — не верю, что размеры анаконды могут превышать 6,1 метра. Доктор Дитмарс не дает и того: по его мнению, в природе не встречается анаконд длиннее 5,8 метра, но я своими руками убил змею, от носа которой до кончика хвоста было ровно 6 метров 10 сантиметров, то есть она была на тридцать сантиметров длиннее его анаконды. Но больше этой длины мне встречать змей не приходилось, поэтому я утверждаю, что это была самая длинная змея Южной Америки».

Следует подчеркнуть, что снятая змеиная кожа всегда значительно длиннее, чем на живом звере, так как перед тем, как высушить, ее следует стянуть с плоти. Тем не менее трудно поверить, что кожа анаконды длиной 10 метров, которая демонстрируется в Бразильском институте змей, соответствует длине всего шесть метров.

Странно, что Веррилл не допускал длины змеи, превышающей 6,1 метра, на малоизученном материке, тогда как ее превышают питоны Старого Света. «Самая крупная змея, которая когда-либо попадалась человеку, была убита Уильямом Хорнадеем. Ее длина равнялась 9 метрам 15 сантиметрам», — это запись самого X. Берилла, и здесь он также несколько приуменьшает истинные размеры. Герпетолог Ф. Ангель из Парижского музея проявляет большую осведомленность, он пишет: «Французский путешественник Шарль Майер привез в Европу живого сетчатого азиатского питона, длина которого была 9 метров 60 сантиметров».

Хорошо известно, как трудно бывает установить длину живой змеи. Я лично убедился в этом: в каком бы состоянии не находилась змея — спала ли, ползла ли — изгибы ее тела не позволяют сделать точные измерения. Наш глаз не всегда в состоянии точно определить длину прямой линии, а длину волнистой не определит и подавно. Попробуйте попросить кого-нибудь измерить на глаз длину уложенной кругом веревки — и вы убедитесь, насколько велико будет расхождение цифр. Однажды все тот же Веррилл увидел, путешествуя по Гвиане, крупную анаконду, которая свернулась на выступе утеса. Ученый попросил своих спутников определить на глаз ее длину.

«Кинооператор, который впервые попал в джунгли, заявил, что длина рептилии 18 метров; миссионер, который прожил в этих краях семь лет, сказал, что в ней 12 метров; показания индейцев варьировали от 6 до 12 метров, а подросток, которому приходилось сопровождать научные экспедиции, насчитал 9 метров. Когда анаконду пристрелили, послав ей в голову крупнокалиберную пулю, выяснилось, что точная длина ее 5 метров 95 сантиметров. Но что это был за монстр! В самом толстом месте окружность ее тела достигала 85 сантиметров, она весила более 360 фунтов (165 кг). Пятеро индейцев с трудом тащили ее. Нам трудно было поверить, что эта гадина имена „всего“ шесть метров длины.»

Как видим, практика нашего ученого убеждает нас в том, насколько сложно определить длину даже неподвижной змеи. Но эта же практика противоречит некоторым заявлениям самого Х. Веррилла. Если сопровождавшие его индейцы и миссионер, видевшие до того, без сомнения, множество крупных змей, допускали размеры ее до 12 метров, значит, она действительно могла быть такой длины.

Что касается измерений, проведенных Перси Фосеттом с мертвой змеей, лежавшей вдоль берега реки, то вряд ли им следует не доверять. Исследователь писал, что «не смог измерить ее сразу после выстрелов», но это означает, что ему всего лишь была недоступна вначале та часть анаконды, которая оставалась в воде, и кроме того, у него могло не оказаться под рукой измерительного инструмента. Но, по-моему, достаточно уже того, что наземная часть ее тела составляла 14 метров, и была измерена с помощью ступни его ботинок, то есть достаточно точно. Фосетт даже приводит точную цифру: 62 ступни, если бы его расчет был приблизительным, он так и| записал бы: более шестидесяти ступней.

Если мы обратимся за справками к прежним исследователям Амазонии и окрестных территорий, то всякий раз будем встречать упоминание о змеях, явно превышающих размерами 6 метров, доктора Дитмарса и Х. Веррилла. Я приведу здесь лишь свидетельство маркиза де Эврина, о котором другой маркиз, господин де Креки Мантфор писал: «Этот человек, президент Парижского общества американистов, лучше чем кто-либо другой знаком с обширными неисследованными или мало исследованными районами тропической и субтропической Америки».

Маркиз де Эврин не был по образованию зоологом, зоология не входила в перечень основных его увлечений. Но все особенности животного мира фиксировались им с педантичной старательностью.

В частности, много страниц его наблюдений посвящены анакондам:

«Обычно длина тех экземпляров, которые встречаются по берегам рек и ручьев, составляет от 6 до 8 метров. Мне приходилось видеть 10-метровую змею, но здесь встречаются, по рассказам местных жителей, значительно более крупные».

Однажды, плывя в пироге по одному из притоков, маркиз выстрелил в плывущую анаконду длиной приблизительно 8 метров. Он остановил лодку и хотел выловить змею, опустившуюся на дно, но один из индейцев сказал ему, что не следовало тратить порох на такой небольшой экземпляр, а возиться с ним тем более не стоит.

«На реке Гвавиаре, — сказал индеец, в некоторых заводях и окрестных болотах встречаются змеи вдвое длиннее той, что вы подстрелили. Их толщина часто превосходит ширину нашей пироги».

Затем проводники-индейцы рассказали белому пришельцу о различных случаях встречи с анакондой.

«Во время разлива реки группа индейцев пиапоко, возвращаясь в свою деревню в верховьях реки Ува, решила воспользоваться более коротким путем, образовавшимся при слиянии нескольких озер. Когда они пересекали одно из этих озер, сзади послышался плеск. Поверхность озера покрылась волнами, хотя ветра не было. Оказалось, что волны вызваны были движением тела змеи, которая находилась сразу в двух озерах. На том месте, где только что проплыла пирога, вода бурлила особенно сильно, и если бы они не успели миновать его, были бы неизбежно перевернуты, индейцы поклялись никогда больше не показываться здесь».

Можно себе представить, как перепугались индейцы, и можно представить, какое впечатление произвел этот рассказ на маркиза, если в его заметках далее сообщается, что он достиг берегов реки Потумайо с их населенными пунктами на следующий день после того, как гигантская змея утащила у поселенцев быка!

Среди тех, кто верил в существование гигантской анаконды невероятных размеров был директор зоопарка Стеллинген в Гамбурге Лоренц Гагенбек. Не один век путешественники и ловцы зверей присылали ему и членам его семьи описания фауны из стран всего мира. Эти неутомимые натуралисты часто отправляли в зоологические сады таких редких животных, которых давно считали исчезнувшими или вообще никогда не встречали. Одно из замечательных находок Шомбургка, посланца Гагенбека, был карликовый бегемот.

В семейном досье Гагенбеков сохранились сведения о животных, позабытых учеными, а также о таких, существование которых вообще ими отрицалось. Одним из таких животных была водяная змея из Амазонии, размеры которой превосходили длину анаконды, и которую индейцы называли сукурию гиганте, то есть «гигантский боа».

Сделаем некоторые уточнения. Прежде всего напомним, что анаконда сама относится к семейству удавов, ее часто называют водяным удавом. Это не означает, что другие удавы не умеют плавать, но анаконда, ноздри которой способны герметично закрываться, может гораздо дольше оставаться под водой. Да и жить она предпочитает в сырых местах. У этой змеи только один вид окраски: темные пятна и овальные колечки по оливковому, серому или коричневатому фону. Между тем окраска удавов довольно разнообразна: на темном фоне могут быть разбросаны светлые овальные пятна, часто розоватые, но фон обычно остается темнее. Знаменитый боа констриктор — самый крупный из известных удавов. Герпетологи утверждали, что не было случая, чтобы длина пойманного удава намного превышала четыре метра, несмотря на то, что во все времена не было недостатка в историях, посвященных фантастическим удавам, Например, некий Джон Браун, дезертир, заблудившийся в джунглях, утверждал, что ему попалась змея девятиметровой длины. Если это свидетельство не внушает доверия, обратимся к записям знаменитого путешественника Дж. Гарднера, извлеченным из его «Путешествия по лесам Бразилии». После замечания, что боа-констриктор распространен почти повсеместно в штате Гояс, он пишет, что там, по берегам озер и речушек, попадаются особи длиной до 12 метров.

«Самая крупная змея, — пишет он, — которую мне когда-либо доводилось видеть, попалась мне в тех краях. За несколько недель до моего прибытия в Капу пропала с пастбища любимая лошадь сеньора Лагоэйры. Вскоре у реки обнаружили труп гигантской змеи, которая зависла в ветвях дерева, на самой водой. Очевидно, она была застигнута врасплох паводком и, обремененная проглоченной жертвой, утонула. Змею вытянули на берег с помощью двух лошадей. В ней было чуть больше 11 метров длины. Когда ее вскрыли, в ней оказался полуразложившийся труп лошади. Голова лошади была цела, что доказывает, что она была проглочена целиком». Но этот невероятный одиннадцатиметровый удав кажется карликом рядом со змеей, «извлеченной» из досье Лоренца Гагенбека. Сам он писал, что у него нет оснований не доверять двум хорошо знакомым ему священникам, отцу Хейнцу и отцу Фриккелю, от которых он и получил информацию о сукурию гиганте, как назвали ее святые отцы.

Первое свидетельство принадлежит отцу Виктору Хейнцу:

«Во время сильнейшего паводка 1922 года, 22 мая в 3 часа дня, — чтобы быть точным, — я плыл к себе из Обидоса в каноэ по Амазонке. Внезапно мое внимание привлекло нечто необычное. Приблизительно в тридцати метрах от каноэ двигалась огромная змея. Местные жители, которые сопровождали меня, сказали, что называют ее сукурию гиганте, что означает „гигантский боа“. Чудовище мирно покоилось на поверхности воды, медленно приближаясь к берегу. Мой экипаж, перепугавшись, перестал грести. Как зачарованные, мы не отрывали взоров от ужасного змея. Его тело было толщиной с бочку для масла, а длина на глаз равнялась 25 метрам. Когда он достаточно удалился от нас, мои спутники снова взялись за весла и сообщили мне, что змея не перевернула каноэ только потому, что по-видимому, недавно заглотила несколько водяных свиней».

Южнее Обидоса, по словам священника, убили подобного змея в тот момент, когда он расправлялся на прибрежной грязи с водяной свиньей. В нем, как показало вскрытие, уже находилось четыре туши. В другом месте на берегу нашли огромные шары экскрементов, облепленных шерстью животного. Из одного из них торчала кость бычьей ноги.

Следующее свидетельство также принадлежит отцу Хейнцу: «Вторая моя встреча с гигантским змеем произошла 29 октября 1929 года. Я возвращался рекой из Алемкера в 7 часов вечера, когда жара немного спала. К полночи мы были недалеко от устья Пиабы. Внезапно мой экипаж, охваченный непонятным ужасом, принялся грести к берегу.

— Что случилось? — крикнул я.

— Там — огромное животное! — ответил мне взволнованный голос. В этот момент я различил бурлящий звук, напоминающий шум парового двигателя, а затем увидел на высоте нескольких метров над водой два зеленоватых фонарика, похожих на те, которые зажигают на мачтах речных пароходов. Тогда я закричал:

— Остановитесь, это пароход. Гребите в ту сторону, чтобы он не наскочил на нас!

— Это не пароход! — ответили мне. — Una cobra grande!

Застыв от страха, мы смотрели на приближающееся чудовище. Оно удалялось от нас к другому берегу. Чтобы пересечь реку, ему потребовалось около минуты, тогда как мы потратили бы на это раз в 10-15 больше времени.

Почувствовав твердую почву под ногами, мы осмелели и даже стали кричать, чтобы снова выманить его на обозрение. Чуть в стороне на другом берегу возник человеческий силуэт и стал размахивать фонарем. Этот человек решил что кто-то сбился с пути. В этот же момент недалеко от него снова показалась голова змеи, и мы смогли отчетливо увидеть разницу между светом от керосинового фонаря и фосфоресцирующими глазами чудовища. Позднее жители этого края рассказали мне, что в устье Пиабы живет сукурию».

После этих личных встреч Виктор Хейнц, не веривший прежде ни в каких гигантских змеев, страстно увлекся изучением волнующего вопроса. Вследствие его нового увлечения и попали к Лоренцу Гагенбеку столь интересные свидетельства.

К ним он приобщил и сведения своего знакомого, португальского торговца Реймонду Зимы, прожившего девять лет в городе Фаро на реке Ямунде.

«6 июля 1930 года я поднимался вверх по Ямунде в сопровождении жены и подростка, который управлял мотором лодки. Когда спустилась темнота, мы увидели огонек на правом берегу. Решив, что этот тот дом, который мы разыскивали, я направил на него лодку и зажег фонарь. С удивлением мы обнаружили, что огонек приближается к нам с неправдоподобной скоростью. Следом за его приближением на лодку натолкнулась огромная волна, так что нас чуть не перевернуло. Моя жена закричала от страха. Вокруг лодки стали появляться изгибы гигантской змеи. Но животное быстро оставило в покое наше каноэ и устремилось к противоположному берегу. В этом месте Амазонка имела в ширину около километра. Животное неслось с невероятной скоростью, а волны, расходящиеся от него, не могли быть сравнены с волнами здешних пароходов. В любую секунду наше тринадцатиметровое каноэ могло перевернуться. Я выжал из мотора что только можно было, чтобы побыстрее добраться до берега. Жаль, что я не имел возможности выяснить длину этой змеи. Мне кажется, что вследствие какой-либо раны она сделалась одноглазой, так как мы видели всего один огонек. Должно быть, она приняла мой фонарь за глаз своего собрата».

В том же самом месте встретил гигантского змея давний ученик миссии отца Виктора Хейнца, некто Пауло Тарвало. С борта корабля он заметил огромную водяную змею, которая плыла в стороне за несколько сот метров. Длина ее, по его словам, была не менее 50 метров. Это произошло в 1948 году. Францисканский священник Протесиус Фриккель, кюре города Орискима, проявил себя большим храбрецом. Плывя по реке Тромбета, он заметил огромную змеиную голову, высунувшуюся из воды возле пастбища. Он высадился выше того места, вернулся по берегу и осторожно подкрался к покоящейся в иле голове на расстоянии шести шагов. «Ее глаза, — писал он потом, — напоминали тарелки...» Вряд ли кто-нибудь усомнится в том, что животное таких размеров обладает поистине титанической силой. Вот что еще нам рассказал Виктор Хейнц:

«На протоке, которая ведет из озера Маруриказа к реке Игуарапе, бразилец по имени Жуан Пеньа 27 сентября 1930 года очищал берег, чтобы облегчить подъем черепахам. Случайно он заметил позади завала из нанесенных потоком стволов, которые с трудом пробивает пятисоттонное судно, и по которым часто можно, не замочив ног, перейти с берега на берег, два зеленых огонька.

Пеньа решил сначала, что это охотник за черепаховыми яйцами. Как вдруг весь завал взлетел в воздух, а бразильца опрокинуло волной в несколько метров высотой. На шум выскочили двое его сыновей, и все трое увидели огромную змею, выползшую на другой берег. Протока была освобождена, а стволы были разбросаны на десятки метров вокруг».

Досье Лоренца Гагенбека пополнилось не только устными рассказами отца Виктора Хейнца, но и двумя редкими фотографиями, на которых изображены неправдоподобно гигантские змеи. Между этими фотографиями разница пятнадцать лет. Они были опубликованы в одной из газет Рио-де-Жанейро.

Разумеется, фотографии можно подделать. Чтобы убедиться в их подлинности, отец Хейнц не поленился отправиться в Манаус и найти мастерскую, где они были отпечатаны. К счастью, сохранились оба негатива, на которых не нашлось и следа ретуши.

Чиновники, входящие в Комиссию по границам, которые принесли первую фотографию, рассказали ее последнему владельцу, что изображенная змея была убита из пулемета в 1933 году. Извиваясь в агонии, она сломала несколько средних размеров деревьев. Она была длиной около 10 метров, и четыре человека с трудом могли приподнять только ее голову!

Вторая фотография была сделана в 1948 году. Змея, длина которой составляла, про словам очевидцев, 35 метров, заползла в старые укрепления Форта Абуна. Ее умертвили из автоматов, выпустив в нее около 500 пуль. Так как мясо должно было быстро разложиться на жаре, а кожа не имела коммерческой стоимости, змею сбросили в реку.

Опираясь на собранные документальные свидетельства, Лоренц Гагенбек объявил, что сукурию гиганте — не миф, а реальное существо. Он считал, что эта змея достигает длины 40 метров и ширины 80 сантиметров, а вес ее может достигать до 5 тонн! Цвет ее темно-коричневый, снизу грязно-белый, глаза крупные и в темноте светятся зеленоватым светом.

На вопрос журналиста, возможно ли поймать огромного змея, директор зоопарка со смехом ответил:

— Вы отдаете себе отчет в том, насколько сложно технически выполнить эту задачу? Поймать зверя таких колоссальных размеров! Для него нужен такой аквариум, каких еще не существовало во всем мире. Но я знаю, как поступить с ней. Надо снарядить экспедицию, которая выследит, убьет и препарирует гигантское животное, а все перипетии этого героического похода надо заснять на кинопленку. Надо найти того, кто субсидировал бы эту затею...

Допуская, будто размеры, приписываемые чудовищным боа, чаще всего преувеличивались, что можно объяснить приступом страха, охватывающего очевидца при встрече с ними, следует признать — те, кто отрицают их существование, основываются на еще более сомнительных положениях и фактах.

Даже если не говорить о ложных слухах и клевете тех кто решительно отказывается верить в существование гигантского удава, порой некоторые авторы берутся «научно» доказать невозможность его пребывания на планете.

Аргентинский журнал «Mundo argentino» опубликовал два года назад статью Карлоса де Вазеля, названную «Чудовища не всегда являлись только продуктом больного воображения». Сообщая ряд малообоснованных фактов, автор завершил статью описанием поимки двух гигантских боа, которых убили будто бы совсем недавно, и которые до того долго наводили страх на всю Верхнюю Амазонию.

Змеи были, утверждает автор, более 40 метров длины, и одна из них весила 5 тонн. Текст сопровождала фотография, на которой была изображена одна из змей — действительно невероятных размеров. За ее телом стояли два человека, которые были видны только наполовину! Если только это не был эффект перспективы, одна голова животного должна была быть в длину как человеческое тело!

Этой статьей воспользовался эрудированный натуралист Луи Марселлен. На страницах «Французского охотника» он выступил против абсурдных, по его мнению, легенд о «неизмеримых рептилиях». Приведя несколько официально рекордных размеров змей, встречающихся на всех континентах, он предложил математический расчет.

«По сведениям многих авторов, средний вес десятиметровой змеи составляет около 115 килограммов, то есть в среднем один метр тела весит 12 килограммов. Если допустить, что где-то существует змея длиной 40 метров, то ее настоящий вес будет равен максимум полутонне».

Заметим, что сведения натуралиста не отличаются полнотой. Как мы видели выше, Х. Веррилл упоминал о змее, которая при длине в 6 метров весила 165 килограммов.

Но оставим факты. Обратим внимание на способ вычисления Луи Марселлена. Он рассчитывает вес тела в зависимости от его размера, забывая, что живет в трехмерном пространстве. Он полагает; что во время роста животные увеличиваются только в длину. Если бы мы придерживались такого метода счета, то пришли бы к замечательным результатам. Так, человек рождается ростом около 50 сантиметров и весом около 3 килограммов, т.е. в среднем 3 килограмма на полметра. Значит, если рост взрослого человека равен 1,75 метра, то его вес по Марселлену должен быть равен чуть больше 10 килограммов.

На самом же деле, если предположить, что живое существо во время роста сохраняет прежние пропорции, для определения его веса нужно умножить его первоначальный вес на частное от деления его размеров, возведенное в куб. Так, в примере с человеком мы должны умножить 3 килограмма нашего новорожденного на 3,5 в кубе. Таким образом мы получим вес 130 килограммов, который менее чем вдвое отличается от обычного веса человека.

Учтя погрешности этого способа счета, попробуем узнать вес сорокаметровой змеи, исходя из первоначально известных параметров относительно небольших змей, подразумевая, что пропорции при увеличении длины сохраняются.

Если десятиметровая змея, о которой поведал нам Марселлен, весила 115 килограммов, то наш гигант в 4 раза длиннее, поэтому вес его должен быть равен 115×43 = 7360 килограммов! А если взять за начальные данные 165 килограммов шестиметровой змеи Веррилла, то получим 165×6,53 = 47,5 тонны!

В обоих случаях мы далеки от полутонны Луи Марселлена.

Скорее всего, анаконда X. Веррилла была непомерно тяжела, заглотив незадолго перед смертью крупную добычу, и тела змей по мере увеличения их роста принимают более «изящную» форму. Но так или иначе наши расчеты показали, что вес в пределах 5 тонн вполне вероятен для гигантских боа.

Рассказывая о гигантских удавах, мы несколько отвлеклись от темы. Продолжает маркиз де Эврин.

«В верховьях реки Парагвай, — пишет он, — встречаются змеи, которых местные жители называют Миньокао. По их словам, эти мифические существа, толщина которых сравнима с шириной пироги, переродились когда-то из удавов и превратились в водных змей. В верховьях реки Параны мне также рассказывали об огромных змеях, способных утащить на дно пирогу с людьми. Эти чудовища обитают в ненаселенных местах и никогда не удаляются от воды. На жителей края они наводят священный страх».

Миньокао — не те ли это гигантские боа, о которых мы сейчас говорили? На первый взгляд кажется, что это они. Но когда внимательнее прислушиваешься к описаниям очевидцев, начинаешь сомневаться, можно ли отнести этих гигантов к анакондам или удавам констрикторам, да и вообще к змеям.

Первым зоологом, которого заинтересовали легенды о миньокао, был немецкий ученый Фриц Мюллер (1821-1897). Изучая зародыши некоторых ракообразных, он первым обратил внимание на то, что развивающийся эмбрион повторяет все предшествующие формы эволюции. Этот оригинальный вывод помог впоследствии Эрнсту Геккелю открыть знаменитый закон, согласно которому онтогенез повторяется в филогенезе.

Развитие зародышей ракообразных Фриц Мюллер изучал как раз в Бразилии, где он оказался в качестве коммерсанта, и здесь же до него дошли слухи о таинственных чудовищах.

Сначала он не придал значения свидетельствам местных жителей, сочтя их небылицами. Они и правда были похожи на вымысел, так как речь в них шла о существах пятидесяти метровой длины и пятиметровой ширины, вооруженных чешуйчатым панцирем, которые с легкостью переламывают могучие деревья и перекрывают реки, превращая сухие места в непроходимые болота.

Но мало-помалу он собрал значительное количество сведений от разных лиц. Выходило, что все они видели зверей впечатляющих размеров, которые неизвестны науке, но с правдоподобной внешностью. В результате зоолог опубликовал доклад, в котором предполагал существование в Бразилии гигантской амфибии змеевидной формы (или, используя его собственное выражение, «в форме червяка»).

В 1871 году, по его словам, миньокао обнаружил себя недалеко от Лога. Некто Франсиско де Амарал Баррелла встретил в десяти километрах от города необычного зверя огромных размеров, толщина которого равнялась приблизительно одному метру. Свидетель не заметил, были ли у него лапы. Он не осмелился в одиночку нападать на животное, но пока он бегал за спутниками, оно исчезло, оставив на почве глубокую выемку. Неделю спустя на берегу той же реки обнаружили похожую выемку, которая могла принадлежать тому же существу. Обнаружившие след пошли по нему и вышли к болоту. След терялся между еловых корней. Такие же следы находили потом и другие жители края, и всегда они терялись у воды.

Другое свидетельство может также относиться к миньокао. Это наблюдение сделано в провинции Парана. Рано утром одна негритянка пошла за водой и обнаружила, что вода в озере взмучена. Вдали она заметила гигантское существо, которое ползком перемещалось к другому озеру. Прибежавшие на ее крики соседи не успели увидеть чудовище, но они увидели, подойдя ближе, его следы на иле.

Наконец, в «Никарагуанской газете» за 10 марта 1866 года появилась заметка некоего Полино Монтенегро, в которой сообщалось о гигантском «землероющем» звере, принятом за таинственного миньокао. Автор писал, что во время путешествия в Конкордию в феврале того же года, он услышал от попутчика, что тот видел недавно в местечке, называемом Кушилла, огромную змею.

Вместе с друзьями автор тотчас прибыл в указанное место, но вместо змеи обнаружил только ее след, свидетельствующий, тем не менее, о ее небывалых размерах и о землеройных способностях.

Пятью годами раньше крестьянами было замечено странное явление. У подножия горы неожиданно возникла земляная насыпь в виде удлиненной платформы.

Крестьяне посадили было здесь несколько фруктовых деревьев, как в 1863 году они обнаружили, что земля в нескольких местах просела, так что обнажилась горная порода, хотя никакого водного источника, который бы смыл, поблизости не было. Мало-помалу росшие недалеко деревья стали наклоняться, а однажды в долину сорвался пласт холма, завалив дорогу из Чичигаса в Сан-Рафаэль-дель-Норте. На месте отрыва лавины зияли многочисленные пустоты: очевидно, холм был подрыт каким-то существом.

На всех возвышенностях, находящихся у источников Уругвая и Параны, встречаются, по указаниям Фрица Мюллера, рытвины и «нивы», оставленные будто огромной землеройной машиной.

Свидетели утверждают, что они появляются обычно после дождей, а следы всегда берут начало или исчезают в реке или болоте.

Создается впечатление, что знаменитый миньокао заинтересовал и Перси Фосетта, во всяком случае он упомянул в дневнике о животном. После рассказа об акулах, которые, как известно, любят заплывать далеко в устья крупных рек Зеленого Континента, он замечает, что прибрежным хозяйствам наносит иногда вред крупное водное животное.

«В реке Парагвай встречаются пресноводные акулы, огромные, но лишенные зубов, которые, впрочем, имеют репутацию опасных хищников, нападающих на человека. Также здесь рассказывают о другом водном монстре — рыбе или четвероногом, — который может за одну ночь подрыть большой участок берега. Индейцы утверждают, что на берегу попадаются следы гигантского животного, которое живет в реке и окружающих ее болотах, но никто его до сих пор не встречал...

Акулы попадались многим, но огромный землерой продолжает оставаться неуловимым. Поистине еще много загадок в этой таинственной стране. Если здесь на каждом шагу попадаются неведомые науке насекомые, рептилии и млекопитающие, то почему бы не существовать огромным чудовищам, которые не вымерли, найдя пристанище на обширных заболоченных областях, куда еще долго не ступит нога человека?

В Мадиди, например, находят впечатляющие следы, а индейцы рассказывают о гигантских созданиях, появляющихся наполовину из болот».

В приводимых сведениях отсутствуют точные размеры животных. Ни один свидетель не указывает на наличие лап, но, как правило, животное оказывается частично скрыто в воде.

«Если животное не обладает лапами, — замечает доктор Будде, комментировавший работу Фрица Мюллера в своих „Натуралистических этюдах“, — следует признать, что ему остается только ползать, как червяку: его чешуя должна способствовать при случае внедрению в грунт».

Здесь уместно вспомнить, что некоторым змеям действительно свойственна способность зарываться в землю, как, например, рогатой гадюке, живущей в Сахаре.

Таинственный миньокао мог вполне быть броненосцем очень крупных размеров, этим живым танком, о которых мы упоминали в предыдущей главе.

Вынесенные из описания детали, такие, как окостенелый панцирь, вытянутая морда, рога, которые могут являться ни чем иным как ушами — все эти детали подходят для какой-либо разновидности глиптодона.

Если предположить в придачу и мощные когти, то это животное может быть вполне отнесено к землероям, какими и являются броненосцы. Если это так, то между ними должно существовать не только родство, но и сходство. Они должны были достигать около 4 метров в длину, а ходы, прорываемые ими, вполне могли служить причиной обвалов и оползней. Вспомним, что разрушения грунта африканским муравьедом приводят нередко к выходу из строя транспортных магистралей.

Для доктора Будде вполне допустимо, что миньокао принадлежали к группе колоссальных размеров броненосцев, доживших незамеченными до современной эпохи благодаря подземному существованию.

Если миньокао и глиптодон — одно и то же, то между ними все же есть одно большое различие, с которым не могут не согласиться зоологии. Как мы выяснили, таинственным существам полюбились сырые места обитания, что мало похоже на пристрастия броненосцев.

Все же заметим, что напрямую ничто не мешает предположить, что в силу определенных обстоятельств гигантский броненосец стал предпочитать заболоченные места. Мы вообще очень мало знаем о повадках этих бронированных монстров.

Известно достаточно примеров, когда в одном животном совмещались повадки амфибии и землероя. Кроме утконоса, к ним относятся многие насекомоядные, бобры, мускусная крыса.

Кроме того, тяжеловесный гигант мог стремиться облегчить в водной среде свой вес, наподобие динозавров, таких, как диплодок.

И, наконец, присутствие чешуйчатого покрова объясняет, почему ряд свидетелей принимали диковинного зверя за змею шириной в метр и больше.

Не исключено также, что легенды о миньокао создались на основе смешанного образа, родившегося от созерцания одновременно глиптодонов и гигантских удавов, живущих на болотах.

Конечно, не помешали бы более точные описания легендарного гиганта, прежде чем делать какие бы то ни было смелые предположения. Современный взгляд на неоглиптодонов может оказаться далеким от действительности. Но какого бы древнего происхождения ни были эти животные, в их современном существовании я бы не усматривал ничего поразительного.

Глава III. Человекообразная обезьяна Нового Света

Помните ли вы странную историю, происшедшую с Кандидом и его верным другом Какамбо, когда они заблудились, путешествуя по Амазонии?

Услышав крики, которые должны были принадлежать испуганным женщинам, они устремились, готовые прийти на помощь, навстречу кричащим. Какие только неожиданности не случаются в этих диких местах!

Кричали две совсем голые девушки, которые легко бежали по краю лужайки. Их преследовали две обезьяны, старающиеся укусить их за ягодицы.

В благородном порыве Кандид вскинул свое двуствольное испанское ружье и убил обеих обезьян.

Как же был удивлен он, когда спасенные им девицы принялись расцеловывать преследователей и лить по ним слезы.

Еще больше он был поражен, когда Какамбо объяснил ему, что он по ошибке убил любовников этих дам.

— Мой дорогой хозяин, — сказал Какамбо, — вы всему удивляетесь! Почему вам кажется странным, что в некоторых странах обезьянам удается добиться расположения женщин? Ведь они на четверть люди, точно так же как я — на четверть испанец.

— Увы! — ответил Кандид. — Я и забыл, что мадам Панглосс рассказывала мне, что раньше случались подобные истории, и что в результате от таких пар рождались фавны и сатиры, особенно в античную эпоху. Но я всегда принимал эти рассказы за небылицы.

— Теперь вы, должно быть, убедились, — сказал Какамбо, — что это правда, и поняли, как проводят время некоторые особы, которые не получили должного воспитания...

Этот забавный анекдот потерял бы соль, если бы он не имел под собой реального основания.

Вольтер всегда старался увязать произведения с самыми волнующими вопросами своего времени, то есть с научными открытиями или, по крайней мере, с тем, о чем принято было говорить в светских кругах.

За два столетия со времени открытия Южной Америки из нее было привезено в Европу множество разных обезьян, некоторые из которых, как предполагали, могли быть гибридом человека и обезьяны. Вспомним, что в эллинистическом мире подобными гибридами считались сатиры и фавны. Как сегодня стало известно, мифы о них возникли вследствие искаженных рассказов о человекообразных обезьянах. Наука установила, что в Южной Америке живут обезьяны только среднего роста, и все они имеют длинный и цепкий хвост. Ни человекообезьян, ни обезьянолюдей там нет.

Откуда же Вольтер почерпнул сведения об антропоидных обезьянах в Южной Америке? Точных указаний на этот счет нет. Но более чем вероятно, что он знакомился с записями миссионеров-иезуитов, над которыми любил насмехаться.

Одним из таких «воспоминаний» является труд отца Симау ди Вашконселуша «Noticias curiosas е necesarias das casas do Brazil». Трудно ручаться за научную достоверность этой работы. Например, в ней упоминается о монстрах с человеческим телом, населяющих леса Бразилии, о карликах, называемых «гоазисами», о диких людях с кривыми ногами и о бесстрашных великанах высотой в три с половиной метра.

Легко заметить на этих описаниях налет восточных легенд, пришедших в Европу в незапамятные времена. Отсюда возникает очень сильное подозрение, не потому ли так богаты индийским колоритом свидетельства первых покорителей материка, что они были убеждены, будто попали в Индию. Стоит ли тогда удивляться легендам древних индусов о совокуплениях с обезьянами, снова дошедшим до нас, но уже из Америки?

Оказывается, не одни конкистадоры служили источником распространения этих мифов. Их доносили потом индейцы из самых удаленных мест, которые не вступали в контакт с белыми. Многие из их преданий подтверждались.

Нам остается лишь внимательно прислушаться к тому, что рассказывают нам свидетельства древних путешественников, добравшихся до Нового Света.

Так, во время освоения «Гвинейской империи» в 1595 году сэр Уолтер Рейли и его преемник Лоренс Кеймис собрали воедино множество местных легенд, согласно которым и в этих краях обитали фавны. В ту эпоху, когда об эволюционном развитии никто даже не подозревал, было принято считать существо, напоминающее сразу двух животных, гибридом этих животных. В нашем случае это произошло с человеком и обезьяной.

Вот отрывок из «Хроники Перу», опубликованной приблизительно в то же время испанским историком Педро Сиеса де Лионом:

«Рассказывают также, что в некоторых местах живут (хотя я сам их и не видел) очень крупные обезьяны, которые лазают по деревьям, и с которыми местные жители вступают во взаимоотношения как с женщинами. Считается, что в мужчин до совокупления с ними вселяется демон, поэтому и рождается монстр. У него обычно голова и половые органы человека, а руки и ноги — обезьяны. Он весь покрыт шерстью и не умеет разговаривать, только жалобно мычит».

Как мы видим, этот рассказ очень напоминает эпизод с Кандидом, описанный выше.

Правда ли то, что в Южной Америке живут рослые обезьяны, такие, как шимпанзе и гориллы, а, может быть, даже и крупнее?

Еще раз напомним, что часто слухи о человекоподобных обезьянах приходят из районов, куда еще не проникла цивилизация.

Достигнув Верхне-Оринокского водопада, не освоенного переселенцами, Александр фон Гумбольдт узнал от индейцев о «мохнатом лесном человеке», которому приписывались разрушение хижин, похищение женщин и вкус к человеческой плоти. Индейцы региона и даже миссионеры из соседних областей верят в существование этих сказочных созданий, которых называют вазитри, то есть «большими демонами».

Нравы, которые приписываются таинственным людоедам, очень напоминают горилл, но не надо забывать, что в то время о крупных африканских обезьянах совершенно ничего не было известно на Западе.

Согласно Гумбольдту, эта «сказка», как он ее называет, появилась вследствие столкновений со «следами того крупного медведя, которые так напоминают человеческие, и обладателя которых в разных странах обвиняют в охоте за женщинами».

Знаменитый английский натуралист Филипп Госс задал закономерный вопрос: что за «крупный медведь» появился в Венесуэле, где единственный встречающийся медведь обладает довольно скромными размерами. «Его присутствие на южноамериканском континенте также сомнительно и нуждается в доказательствах, как и существование крупных обезьян.» Однако, не приняв во внимание аргументы Гумбольдта, Госс все же допустил, что в Амазонии могут водиться виды обезьян, до сих пор не известные науке. Во многом эта фраза, произнесенная в 1860 году, оказалась пророческой.

Даже в XX веке по Южной Америке, где многие территории продолжают оставаться малоизученными, ходят легенды и слухи о чудищах с человечьим обликом.

А теперь посмотрим, что писал об этом наиболее эрудированный из английских писателей-натуралистов Фрэнк Лейн:

«Искатели золота, основавшиеся на реке Арагвайе, что течет недалеко от Мату Гроссу, несколько раз слышали душераздирающие крики, несущиеся из девственного леса. Потом там находили трупы заблудившихся домашних животных, и каждый раз у них был с корнем вырван язык. На песчаном пляже той реки встречались отпечатки ступней, похожие на человеческие, но в длину они имели около 55 сантиметров».

Странно здесь не столько то, что следы напоминают человеческие, ибо на них могут быть похожи следы обезьяны, медведя или крупной рептилии, но что они оказались такой неимоверной длины. Ни одно животное этого региона не обладает такими следами, если только они не принадлежат доисторическим динозаврам Prestosuchus chiniquensis, остатки который находят в Бразилии. Их следы несколько напоминают человеческие.

Другой интересный момент — вырванные языки. Чтобы схватить и вырвать бычий язык, нужна не только необыкновенная сила, но и определенная ловкость руки. А что касается самой манеры, то она по изощренности должна принадлежать «настоящему» людоеду. Предположение настолько невероятное, что ученому трудно принять его всерьез. Но если допустить, что подобные существа когда-то населяли сушу более-менее повсеместно, то почему бы небольшому количеству их представителей не сохраниться в укромных областях, вроде Гималаев или дебрей Амазонки?

В принципе даже несколько неправдоподобно, что огромный непроходимый бассейн Амазонки и Ориноко, а также высокогорье Анд, не сохранили каких-либо невероятных существ. Но до сих пор большинство свидетельств по поводу существования объектов, загадочных для ученых, не подтверждены бесспорными доказательствами и вызывают скептическое отношение большинства натуралистов. Впрочем, следует исключить отсюда открытие рыжих обезьян, похожих обликом на человека, которые попадались на глаза исследователей несколько раз и были сфотографированы.

Вот что говорят факты. В 1917 году швейцарский геолог Франсуа де Луа углубился с горсткой сопровождающих в горный район Сьерра-де-Перийя, покрытый непроходимыми густыми лесами, между Венесуэлой и Колумбией. Здесь обитали опасные индейцы мотилоны.

Экспедиция длилась три года. Измотанные, изнуренные лихорадкой и стычками с туземцами, они вновь вышли к людям в 1920 году близ реки Кататумбо, на юго-западе от лагуны Маракайбо.

На последнем этапе пути, недалеко от реки, де Луа вдруг натолкнулся на двух обезьян высокого роста, которые двигались на его группу, причем выпрямившись и держась за кусты. Они казались чрезвычайно рассерженными, кричали, жестикулировали, обламывали сучья и размахивали ими как оружием. Наконец, в припадке ярости обезьяны стали испражняться себе в ладони и швырять экскрементами в людей.

Приготовившись к защите, Франсуа де Луа и его компаньоны, привычные к обороне, вскинули ружья, чтобы выстрелить в самца, который явно собирался перейти к атаке. Реакция самца удивила их. Увидев ружья, он ринулся назад, подставив самку под залп, и убежал, оставив ее чужакам.

Сваленную пулями обезьяну дотащили до реки, усадили на ящик из-под бензина и сфотографировали, предварительно уперев ей под подбородок шест, чтобы сохранить вертикальное положение.

«Примечательно то, — писал потом Георг Монтандон, — которому де Луа рассказал о происшествии, и который познакомил с ним ученый мир, — что эти обезьяны оказались совершенно незнакомы креолам, которые сопровождали геолога. Остается неясным пока, в каких отношениях находились с ними мотилоны».

Откуда же взялись эти таинственные обезьяны?

На первый взгляд, судя по фотографии, их следует безоговорочно отнести к коатам, или паукообразным обезьянам. Останавливает лишь разочарованное выражение их морд, совсем человеческое. Такого выражения, пожалуй, не встретить и у антропоидных обезьян.

Если продолжать детальное изучение сфотографированной обезьяны, нельзя не заметить, что ноздри ее широко расставлены и разделены хрящевой перегородкой. В таком случае ее следует отнести к широконосым обезьянам, как и всех обезьян Южной Америки.

«Вообще же, — высказал свое мнение профессор Жоло, — в лице этой обезьяны очень много черт коатов. Особенно очертания глаз, надбровных дуг и скул».

С другой стороны, большой палец этой обезьяны предельно мал, что также свойственно коатам. Наконец, поражает длина ее полового органа, который, как оказалось, был не пенисом, а клитором (напомним, что речь шла о самке).

Однако не стоит удивляться, у самок коатов клитор хорошо развит и ни по длине, ни по толщине не уступает пенису самца. Но у обезьяны Франсуа де Луа клитор еще более развит, чем у самок коатов. Я могу подтвердить сказанное, так как своими глазами видел в Антверпенском зоологическом саду живых черных коатов, у которых клитор не только внешне был сходен с пенисом. На внутренней стороне у него можно различить борозду уретры, через которую поступает моча.

Если примат де Луа действительно был коатом, то как объяснить то обстоятельство, что швейцарский геолог в самый критический момент своего похода принялся фотографировать такое распространенное в Южной Америке животное? Если даже набор черт встреченной им обезьяны напоминает коатов (не исключая кидания во врага свежих испражнений), то нельзя оспорить более крупный рост, более плотное строение тела и отсутствие хвоста. Это последнее обстоятельство кажется самым убедительным, так как у всех коатов есть длинный и цепкий хвост.

Полное отсутствие хвоста у крупных американских обезьян приближает их к антропоидам Африки и Азии, но именно эту деталь нельзя обнаружить на фотографии!

Тело обезьяны де Луа, бесспорно, крупнее и массивнее, чем обычных коатов. Кроме того, ее грудная клетка выглядит довольно плоской, что также характерно для антропоидов. А лицо кажется развитее, чем у коатов. Волосяной покров более густой и жесткий, он напоминает, скорее, шубу гиббона или орангутана. Задние лапы кажутся короче передних, что также придает сходство с антропоидами и удаляет от южноамериканских обезьян. Известно, что у антропоидов задние лапы несколько укорочены.

Есть и другая характеристика, которая служит отличительным признаком между обезьянами Нового Света (Platyrrhinien) и Старого Света (Catarrhinien), и особенно антропоидных. У первых 36 зубов, у вторых, при отсутствии малых коренных зубов в каждом ряду, их всего 32. К кому же с этой точки зрения следует отнести обезьяну де Луа? Увы, это невозможно проверить. Впрочем, если бы такая цифра оказалась точной, никто не мешало бы решить, что у обезьяны обычный для южноамериканских приматов зубной аппарат, но последние коренные зубы еще не прорезались. Хотя это было бы несколько странно для взрослого животного. Здесь же уместно напомнить, что у американских обезьян, как заметил в фундаментальном труде доктор Шарль Беннежеан, прослеживается скорее тенденция к увеличению числа коренных зубов.

Паукообразная обезьяна

Одним словом, чтобы поставить точку в этом вопросе, следовало бы детально рассмотреть рот подстреленной особи. К сожалению, обработанный и приготовленный для хранения череп ее был использован одним из членов экспедиции в качестве резервуара для соли. От сухости и жары он распался на составляющие его кости, которые были затем друг за другом утеряны.

Мы можем довольно точно установить рост животного и сделать затем некоторые выводы.

Самые крупные обезьяны Южной Америки, ревуны, коаты и шерстистые обезьяны, не превышают в полный рост 1 метру 10 сантиметрам. Де Луа утверждал, что его обезьяна была значительно выше. Сначала он назвал по памяти цифру 1,35 метра, то есть 4 ступни и 5 пальцев, но позже, справившись в своих записях, посланных раньше матери, установил, что точный рост убитого животного был равен 1 метр 57 сантиметров от головы до подошв ступней.

Кем бы ни являлась эта обезьяна, в любом случае она представляла собой новое для науки животное. Нашлись скептики, которые не поверили в точность сделанных геологом измерений роста американской обезьяны. Но эти измерения довольно легко проверить, если взять в качестве сравнения ящик, на котором устроили жертву. Надо всего лишь знать его размеры.

Расчет относительно ящика был проверен на заседании Академии наук 11 марта 1929 года, где со своим описанием «обезьяны с антропоидной внешностью» выступил профессор Монтандон:

«Согласно определению господина Синтрака, который рассчитал высоту ящика по количеству досок, его высота составляет около 50 сантиметров, а высота животного равна соответственно около 1 метра 60 сантиметров. Если же исходить из того, что стандартные ящики для хранения бензина имеют высоту 45 сантиметров, рост обезьяны (в три и одну треть раза выше) имеет высоту 1 метр 50 сантиметров».

Вот каков был рост открытых де Луа обезьян. Выходило, что их рост был выше, чем у шимпанзе, у которых самки не превышают 1 метра 30 сантиметров.

На основании одной только фотографии и данных, сообщенных самим Франсуа де Луа, профессор Монтандон тщательно описал новое животное и присвоил ему имя Ameranthropoide loysi, отразив в нем «антропоидность» американской обезьяны и заслугу первооткрывателя.

Некоторых зоологов шокировала та поспешность, с которой малоизученным обезьянам было дано имя «антропоидов». Им хотелось бы сохранить это название для хорошо изученных обезьян Старого Света. Хотя на самом деле это название никак не может быть использовано в систематике: по некоторым характеристикам орангутан ближе стоит к гиббонам, азиатам, как и он, чем к африканским гориллам и шимпанзе.

Проще говоря, термин «антропоиды» охватывает, независимо от происхождения, всех крупных обезьян, лишенных хвоста, задние лапы которых короче передних, а грудная клетка уплощена. Следовательно, если новая американская обезьяна и родственница коатов, то ничто не мешает ей называться одновременно антропоидной.

При описании амерантропоида де Луа доктор Монтандон использовал два любопытных документа, доказывающих, что присутствие на южноамериканском континенте крупных обезьян не такая уж редкость.

Первый принадлежит перу Педро Сьеса де Леона, отрывок из которого мы уже приводили. Можно предположить, что описание чем-то напоминает обезьян де Луа.

Второй впечатляющий документ говорит о возможном существовании крупных обезьян-гермафродитов, как и самки коатов. Речь идет о статье, опубликованной в американском научном журнале «Новые научные документы». В ней говорится об археологической находке, сделанной на полуострове Юкатан в Мексике (цитирую перевод Монтандона):

«Высеченные из камня статуи, напоминающие горилл, найдены в стране, где гориллы никогда не встречались. Они являются одними из загадочных экспонатов Меридского археологического музея (Юкатан). У двух этих статуй отсутствуют ноги, но они изображают стоячие фигуры. Размеры одной из них более 5 ступней, начиная от скола на бедренном уровне.

Одна из статуй кажется двуполой, так как помимо мужских признаков она по-матерински несет на левой руке детеныша. У изваяний определенно обезьяний вид, но одновременно необычный для обезьян. У них хорошо выражены брови, широкая грудь и выгнутая спина. Каких-либо преданий или легенд, объясняющих происхождение этих созданий, обнаружить не удалось. Жители рассказывают, что эти изваяния испокон веков находились в их местности».

Наконец, по словам профессора Монтандона, если верить индейцам мотилонам, их район до последнего времени населяли пигмеи. Профессор считал, что называемые индейцами «маленькие люди» на самом деле крупные обезьяны. Так как внешность последних очень напоминает человеческую и они нередко ходят по земле на двух конечностях.

Последняя гипотеза была отвергнута после того как было доказано, что пигмеи на самом деле являются людьми. Сам маркиз де Эврин долго жил среди индейцев лилипутского роста, зовущихся маракчитосами.

Было собрано множество фотографий и даже снят фильм о них. Это лишний раз доказывает, что легенды о южноамериканских карликах не лишены реальной почвы.

В комментариях о свойствах амерантропоидов де Луа Жорж Монтандон настолько увлекся, что уже не хотел ставить своих любимцев рядом с антропоидами Старого Света. Он ставил их выше. «Если только, — писал он, — хорошо развитый лоб нашего объекта не является следствием оптического эффекта, я не исключаю, что открытое существо принадлежит к гоминидам, аналогичным, скажем, питекантропам».

Мне кажется, что терминология профессора не оправдана, так как термин «гоминиды» следует применять единственно к представителям рода Homo. Питекантропов же, как и, возможно, амерантропоидов де Луа, правильнее называть «прегоминидами».

Сравнение типов лиц «амерантропоида»

Было бы совершенно абсурдно причислять амерантропоидов к «недостающему звену», то есть к переходной группе между человеком и обезьяной. Не только на основании палеогеографических данных, которые исключили Америку из списка возможных колыбелей человечества. С каждым днем все яснее становится, что знаменитый родственник обезьян и человека полностью исчез миллионы лет назад.

Иначе говоря, крупная обезьяна де Луа — примат, который приобрел в условиях, очевидно, сходного развития те же внешние черты, что и питекантроп или его собрат синантроп. Эта версия вполне может быть допустима.

Сегодня хорошо известно, что у синантропа, который был, без сомнения, одной из разновидностей питекантропа, «челюстная кость была сильно выдвинута вперед, нос приплюснут, а во внешности — ярко выражена антропоидность» (профессор С. Арамбур).

Можно без предвзятости обнаружить немало сходства между лицами амерантропоида и питекантропа, реконструированного фон Кенигсвальдом в 1983 году, причем лицо последнего, по моему мнению, излишне «гуманизировано».

Отсутствие волосяного покрова на самом лице, умеренная обволошенность головы, наличие бровей, губ, глазной склеры — все черты сходства бросаются в глаза при одном только визуальном сравнении фотографического изображения. К этому можно прибавить одинаковый овал лица и посадку головы.

Одновременно мы констатируем, что анатомия лица амерантропоида отличается от анатомии лица обычного коата. У первого контур лица овальный, у второго скорее треугольный. К этому прибавляется яркое выраженная массивность головы обезьяны де Луа, тогда как у коатов она намного изящнее, особенно низ лица.

С другой стороны, хотя фотография амерантропоида сделана в фас, налицо различие между профилями его и коата. Его профиль, скорее, должен напоминать профиль морды капуцина, другой южноамериканской обезьяны среднего роста.

У коатов нижняя часть лица вытянута, тогда как у капуцинов она более укорочена, не выпячена, точно так же как у амерантропоидов.

Очень интересно было бы узнать объема мозга обезьяны де Луа. Если он достигает, что было бы сенсацией, объем мозга питекантропа, то можно себе представить, насколько важным для науки стало бы изучение ее психики и поведения. Известно, что череп яванского питекантропа, наиболее хорошо сохранившегося, содержал в себе мозг объемом 775 кубических сантиметров, что является средним объемом между гориллой (600 см³) и современным европейцем (1 320 см³). С этой точки зрения пекинский синантроп, так похожий на яванского питекантропа, представляет более развитую разновидность гоминидов, так как объем его мозга колеблется между 915 см³ и 1 225 см³, то есть в среднем 1 040 см³.

Известно также, что антропологи придают наиважнейшее значение размерам мозга, так как это единственный критерий, по которому можно судить о степени развитости найденного антропоидного существа. Тем не менее, никто не отрицает, что абсолютный объем мозга, как и его вес, не может служить критерием оценки умственного потенциала. Так, мозг слона приблизительно в четыре раза больше мозга человека, а мозг кита больше его в пять раз. Другими словами, более логично судить об интеллекте с помощью относительного объема мозга по отношению к полному весу тела.

Вопреки ожидаю, мозг человека не стоит во главе перечня относительных объемов мозга. Его опередили и американские обезьяны. Тогда как у человека вес мозга составляет 1/46 полного веса тела, у капуцинов и коатов он составляет где-то 1/16 полного веса.

Но так как при этом человек все же «умнее», ученые продолжали предлагать формулы, более или менее удачные, для расчета «умственного показателя», который позволили бы человеку занять подобающее место среди живых существ. В этих формулах продолжают играть существенную роль вес мозга и тела, но многие авторы добавляют еще и рост объекта.

Как бы то ни было, принимая во внимание и рост, и массу тела, приходится согласиться, что мозг обезьян Нового Света кажется «солиднее» мозга обезьян Старого Света, включая антропоидов.

Замечательное развитие мозга южноамериканских обезьян не является следствием их общего физического развития. Как доказали работы по психологии голландского ученого Биренса де Хаана, обучаемость капуцина, размер которого не превышает кошку, не уступает выдающимся возможностям шимпанзе.

Если, как это обстоит в случае с африканскими и азиатскими обезьянами, у их американских сородичей интеллект также пропорционален росту, амерантропоид должен расцениваться по «уму» выше шимпанзе или гориллы. Очень вероятно, что объем его мозга значительно превосходит их объемы. Без сомнения, он больше, чем объем мозга питекантропа, а может быть, и человека. Действительно, если пропорции тела останутся неизменяемыми, коат высотой с человека будет иметь более тяжелый мозг. А у амерантропоида, как мы убедились, рост приближается к росту человека.

Так как, несмотря на это обстоятельство, крупная венесуэльская обезьяна уступает в интеллекте человеку (иначе на планете господствовали бы они, а не люди!), было бы чрезвычайно интересно провести сравнительный анатомический анализ, особенно нервной и эндокринной систем антропоида и человека одного и того же роста и веса. Такое сравнение позволило бы, помимо всего прочего, установить, какую роль играют масса, объем и форма мозга в степени интеллектуальности.

Некоторые крупные ученые, такие как сэр Артур Кейтч, отнеслись к появлению новой обезьяны крайне недоброжелательно. Он безапелляционно назвал рассматриваемое животное банальной разновидностью коатов, хвост которой искусно спрятан фотографом. Сам де Луа был объявлен им мистификатором.

Если даже не брать во внимание рост животного — так как он может быть оспорен недоброжелателями, — одно лишь визуальное наблюдение фотографии говорит о том, что мы имеем дело с новым видом обезьян. Это настолько очевидно, что хочется задать вопрос: видел ли когда-нибудь сэр Артур живого коата?

Знаменитый американский знаток млекопитающих Филлип Херсковиц, который проник во время войны в исследуемый швейцарским геологом район и не обнаружил никаких следов амерантропоидов, предложил выделить его в особую разновидность коатов. По его мнению это был коат-метис (Ateles hybridus). Одну такую разновидность уже знали ученые. В 1826 году Ле Плей добыл ее представителя, с тех пор экспонат хранится в Колумбии в Музее естественной истории. Я имел возможность убедиться, непосредственно созерцая его, что он имеет мало отношения к нашему амерантропоиду. Волосяной покров его несколько напоминает обволошенность обезьяны де Луа, но ни рост, ни особенно, характер лица не имеют с ней ничего общего.

Итак, для окончательного вывода оставалось только поймать живого амерантропоида или по крайней мере сфотографировать его сзади, что убедиться в отсутствии хвоста.

Де Луа не был единственным, кто встречал в Южной Америке крупных обезьян. Равно как Педро Сьеса де Леон не был единственным, кто собирал о нем легенды аборигенов. Их записал сам Гумбольдт. Надо заметить, что такого рода предания бродят на всем протяжении Амазонии, а не только на венесуэльско-колумбийской границе. Даже маркиз де Эврин, один из лучших знатоков бассейна Амазонки и ее притоков, посвятил им несколько строк в дневниках:

«Мне сообщили о существовании крупных обезьян в районе обширнейших лесов к северу от Мату Гроссу, между истоками Парагвая и Амазонки. Сам я их не видел. Хотя об этих крупных обезьянах говорят повсюду в бассейне Амазонки, наиболее часты они со стороны Ориноко. Но попадаются достаточно редко. Их рост, когда они держатся стоя, приблизительно 1 метр 50 сантиметров. Стоя они держатся охотно, так как много времени проводят на земле. Единственный европеец, который вместе с семьей жил в Гавиаре, что в верхнем течение Ориноко, рассказывал мне, что воспитывал молодого марибунду. Эта обезьяна, очень живая, доставляла ему множество хлопот проказами, поэтому ему пришлось в конце концов пристрелить ее, так как ее выходки стали невыносимы.

Крики марибунды странным образом напоминают человеческие. Мне не раз приходилось слышать их, и каждый раз я принимал их за крики индейцев».

Особенно донимали эти крики Эврина и его компаньонов в верхнем Ориноко, они буквально сеяли панику среди сопровождающих исследователя, которые как огня боялись злонравных индейцев гуахарибосов.

Следует ли отождествлять марибунду с обезьянами, встреченными де Луа? Я не думаю. Действительно, марибунда, или маримонда — так индейцы называют рыжих коатов (Ateles belzebuth). Но эти обезьяны, напомним, никогда не превышали 1 метра 10 сантиметров от макушки до ступней.

«Из того, что мне рассказывали индейцы, — уточняет Эврин, — я узнал, что тело этих обезьян стройное, и что они имеют длинный цепкий хвост». Это самая существенная деталь, которая не вяжется с описанием де Луа.

Можно предположить, что де Луа натолкнулся на представителя крупной разновидности рыжего коата, но оправданнее считать, что путаница возникла оттого, что бесхвостая крупная обезьяна тоже была рыжего цвета. Во всяком случае, комментарий маркиза ненамного приблизил решение проблемы.

На первый взгляд, очень полезным оказалось свидетельство другого исследователя — Роже Куртвилля, гражданского инженера, которому уже приходилось бывать в Южной Америке в качестве участника этнографической миссии. Он был первым, кто решился пересечь Зеленый Континент на машине от Рио-де-Жанейро до Лимы в 1926 году.

Это настойчивый исследователь утверждал, что, находясь в районе, где побывал де Луа, он дважды встречал крупную бесхвостую обезьяну, которую окрестил «питекосантропосом». Из тех сведений, которые он сообщил мне лично, эти встречи произошли: первая — в 1938 году, вторая — в конце 1947 года. В свой книге «Неизвестные индейцы Амазонии» он приводит захватывающий фрагмент о встрече с незнакомой обезьяной. Сцена произошла в девственном лесу между реками Катамумбо и Тамандуа (недалеко от венесуэльско-колумбийской границы).

«В нескольких метрах стояло странное создание, похожее на индейца необычной масти, и ошарашенно смотрело на меня. Глаза его, впрочем, выглядели совсем безобидно. Они были серо-голубыми, над ними поднимались хорошо выраженные брови.

Сравнение морд капуцина и паукообразной обезьяны

На вершине лба также были густые волосы, затылок казался тяжеловесным. Все тело и члены покрывала длинная рыжая шерсть. Вся его звериная внешность контрастировала с умиротворенным выражением лица.

Был ли это человек? Или обезьяна? Более правдоподобным казалось, что это нечто среднее, результат сомнительной любви индианки и коата. Его руки казались длиннее, чем ноги, а бедра длиннее, чем голени.

Следы, которые он оставил на песке, потом сказали мне, что ступал он на внешние ребра подошвы, как ходят шимпанзе. На поясе у меня висел охотничий нож, поэтому я был спокоен, что в случае атаки этого мускулистого существа я смогу постоять за себя. Я мягко выпрямился, не спуская глаз с питекантропа, а затем сделал шаг к нему.

Его подвижные глаза метались из стороны в сторону, он не осмеливался взглянуть мне прямо в глаза. Когда между нами осталось два метра, его верхняя губа агрессивно вздернулась. Внезапно он сделал прыжок назад и скрылся в тени зарослей. Ветви сомкнулись и он навсегда исчез.

Его появление длилось не более минуты. Но я думаю, что буду помнить его всю жизнь».

Надо заметить, что Роже Куртвилль знал о встрече швейцарского ученого с бесхвостой обезьяной и сразу же узнал ее по фотографии в своем «питекантропе».

По следам статьи, опубликованной в мае 1951 года в журнале «Калибан», перед появлением его книги, я написал ему, чтобы расспросить кое о чем. В его ответном письме определенно говорилось: обезьяна не имела хвоста, иначе он не принял бы ее за индейца. Роже Куртвилль также любезно сообщил мне, что «индейские племена с бразило-венесуэльско-колумбийской границы, включая племя нингуэносов, знают этих „существ“. Название, данное ими, несомненно, исходит из подражания крикам этих обезьян.»

Его происхождение сходно с именем уакари (Cacajao), небольшой обезьянки размерами с кошку, которая обитает в районе верхней Амазонки и имеет редуцированный хвост длиной 10-12 сантиметров. Ее научное название brachyurus, что означает «короткий хвост», уже не употребляется.

Существует несколько разновидностей уакари, наиболее известны лысый уакари, красный уакари и чернолицый уакари. У этих обезьян по-человечески грустные лица, тело покрыто длинной шерстью, цвет которой варьирует от серебристо-белого до красно-коричневого у разных разновидностей. «Что самое любопытное в обезьянке, — пишет Э. Г. Буленджер, директор Лондонского зоопарка, — ее красное живое лицо. Оно настолько яркое, что кажется освещенным изнутри».

Заметим, что Э. Г. Буленджер, не будучи знаком с фотографией обезьяны де Луа, считал, что «крупная бесхвостая обезьяна, которая напала на него», была ни чем иным как невинным уакари. Он высказал мнение также, что крупные экземпляры уакари служили источником возникновения всевозможных легенд о человекообезьянах, живущих в дебрях Амазонии.

Можно было подумать, что бесценное свидетельство Роже Куртвилля неоспоримо подтверждает описание, сделанное де Луа. На самом же деле — увы! — это не так.

Пусть честолюбивый исследователь считает свою находку средним звеном между человеком и обезьяной или гибридом, результатом скрещивания индианки с коатом или индейца с самкой коата, — мы считаем обе эти версии слишком экстравагантными.

Печальным было то, что ученый решил опубликовать в книге фотографию своего «питекантропа», находящегося среди ветвей. Под фотографией стояла подпись: свидетельство доктора Барля. Мне не составило большого труда убедиться в том, что фотография была поддельной.

Фотография обезьяны де Луа была разрезана на части и составлена вновь так, чтобы у обезьяны получилась угрожающая поза, а затем все было наклеено на фон девственного леса[29].

Это один из тех способов доказательства, которые недопустимы в науке, которые приносят ей огромный вред, Фотография, сделанная де Луа, сама по себе уже бесценна для науки и не нуждается в повторном варианте, сделанном так, чтобы отсутствие хвоста было налицо.

Не говоря о том, что изображение «питекантропа» напоминает на поддельной фотографии молодую гориллу, вызывает сомнение; как удалось снять на пленку лесного зверя в такой опасный для исследователя момент? А что сказать об утверждении, что новое существо оставляло на песке след, похожий на след шимпанзе? Автор, по-видимому, не знает, что у коатов (а нога амерантропоидов в любом случае имеет то же строение) поступь почти такая же, как у человека, то есть они ставят ступню не на внешнее ребро, а почти полностью на всю стопу. Очень может быть, что наш исследователь на самом деле встречал тех же обезьян, что и швейцарский ученый, но из-за допущенной им подтасовки доказательств все его другие свидетельства теряют силу. Как это ни печально для науки, им уже нельзя доверять.

Но существование ложного доказательства не бросает тень на рассказ самого де Луа, который он сопроводил настоящим, неоспоримым документом в полном смысле этого слова.

С давних пор писатель Шарль Девисм и ваш покорный слуга мечтали прочесать леса Сьерры-де-Перийи и попытаться либо поймать одну из загадочных обезьян, либо сфотографировать ее. Мы рассчитывали приступить к осуществлению своего плана, как только решится вопрос с его финансированием.

Ожидая его решения, мой друг Девисм отправился в Колумбию, чтобы на месте заниматься предварительной подготовкой к экспедиции.

Он несколько раз беседовал об амерантропоиде с доктором Парра, директором Этнологического института в Мандалене. Тот познакомил его с Жерардо Рейшелл-Долматоффом из Колумбийского антропологического института, который был хорошо осведомлен о жизни индейцев мотилонов из района Кодаззи. Эти индейцы рассказывали ему о больших бесхвостых обезьянах, которые действительно встречаются в Сьерре-де-Перайе. Они говорят об этих обезьянах как о типичных животных края, таких как ягуар или тапир, и называют их транко.

Шарль Девисм показывал фотографию амерантропоида многим охотникам. Те отвечали, что изображенная обезьяна — не маримонда, но она смутно напоминает ее. Во время предварительного путешествия в Сьерру-де-Санта-Марту мой друг встретил вождя-женщину индейцев аруаков по имени Мария Эфемиа Солис. Она повторила отзывы других охотников.

Среди аруаков он пополнил коллекцию слухов о диких людях с вывернутыми стопами, которые обитают в высокогорных районах вдоль Реки Дьявола.

Это мрачные существа, покрытые черной шерстью, которые питаются крабами, рыбой и ящерицами и не знают ни огня, ни оружия, Аруаки пытались, по их словам, пойти в контакт с ними, но не встретили доброжелательного отношения. Напротив, дикие люди, не умеющие даже разговаривать, бросаются на индейцев, чтобы разорвать их и съесть.

Мария Эфемиа, которая показалась моему другу далекой от помешательства и бегло говорила по-испански, рассказала ему о существовании каннибалов и поведала о встрече с одним из них. В 1941 году во время путешествия в сопровождении мужа ей пришлось остановиться на ночлег в одной пещере. Услышав среди ночи вой «диких людей», она стала подражать ему, пока один из них не приблизился к пещере на несколько метров.

«Было темно, и она не смогла разглядеть его черт. Но наутро она обнаружила возле пещеры следы, которые, как она утверждает, были „вывернуты назад“. Как ей удалось определить это, я не представляю», — писал мне мой друг.

Очевидно, речь идет не о «вывернутости» в чистом виде (которую как раз невозможно выявить с помощью следов), а о подобии ее, возникающем при предельно косолапой ходьбе, как у медведей. В этом случае большой палец оказывается не внутри, а снаружи парного следа. Медведи с такой поступью оставляют следы, напоминающие человеческие.

Характерно, что каждый раз обиталище людей с «вывернутыми» ногами оказывается в малодоступных горных районах. С этим сталкивался Кювье, который шутливо сетовал на то, что у человека не такие совершенные конечности, чтобы гоняться за этими существами. Неизвестно, приходила ли в голову «отцу палеонтологии» мысль о том, что горные области всегда были родной вотчиной различных медведей.

В Южной Америке живет всего один представитель семейства медвежьих. Это очковый медведь (Tremarctos omatus), он обитает в Кордильерах на территории Колумбии, северной части Чили и в Боливии.

Повадки этого некрупного медведя с белыми окружностями вокруг глаз мало изучены, так как он очень пуглив и скрытен, и его практически невозможно встретить в природе. Зато он окружен ореолом таинственности, обвиняется индейцами в похищении скота, тогда как редким натуралистам, которым посчастливилось наблюдать его, удалось выяснить, что чуть ли не единственной пищей медведя являются плоды грушевых деревьев.

Мы несколько удалились от темы, но читателю теперь будет ясно, что даже самые необычные легенды имеют под собой реальную почву.

Когда-нибудь, я верю в это будет найдено и существо, которое породило легенды о южноамериканских людоедах. А что касается амерантропоида, то его существование доказывает фотография, которой мы обладаем.