Слишком много сыщиков

1

В принципе я против женщин-сыщиков. Нет, я не хочу сказать, что в нашей профессии все решают только крутые кулаки и револьверы, но к ним приходится прибегать так часто, что для дружеских чувств и разных приятных пустячков времени и места уже не остается. Сыщица должна обладать дубленой защитной шкурой, а это, признаться, далеко не мой любимый тип кожи; если же у сыщицы покровы понежнее, то в критическую минуту, когда нужен холодный глаз и стальные нервы, она не выдерживает, а коль так, ничего хорошего в нашей профессии ей не светит.

Впрочем, в любом правиле бывают исключения, так и мой принцип о женщинах-сыщицах срабатывает не всегда. Как сейчас, например. Из семи сыщиков, собравшихся в комнате, где находились и мы с Вулфом, двое были женщины — сидели рядышком в углу. Одна — Теодолинда (Дол) Боннер — приблизительно моих лет, с длиннющими махровыми черными ресницами, обрамлявшими глаза цвета жженого сахара с золотистым отливом. Одета она была в отлично сшитый твидовый костюм — видимо, приобретенный в магазине Бергдорфа, как и красовавшийся на ней норковый жакет. У Дол были собственное агентство и лицензия частного детектива, и справлялась с работой она совсем неплохо. Мне и раньше доводилось с ней встречаться, зато другую, Салли Колт, я виден впервые и узнал ее имя лишь потому, что один из собравшихся, Джей Керр, предложил всем представиться.

Я встал со своего места и направился в угол, где расположились дамы. Салли подняла на меня глаза.

— Мисс Колт? Не знаю, запомнили ли вы мое имя. Меня зовут Арчи Гудвин.

— Конечно, мистер Гудвин, — ответила Салли. Да, кожа явно не дубленая, да и голос совсем не жесткий и не грубый. По возрасту она вполне могла бы быть моей младшей сестрой, но в сестрах я острой нужды не испытывал. В отличие от Дол Салли, конечно, выбирала свое шерстяное платье и пальто на верблюжьем меху не у Бергдорфа. Впрочем, я всегда считал, что сумею прожить без шмоток от Бергдорфа.

Я взглянул на часы, потом снова на Салли.

— Уже четверть двенадцатого, — сказал я, — и одному Богу ведомо, сколько они намерены нас здесь еще продержать. Внизу я приметил буфет. Вы не против прогуляться со мной и помочь принести кофе для всей орды? Мисс Боннер, вы ведь не откажетесь от чашечки кофе?

Мисс Колт взглянула вопросительно на мисс Боннер — как-никак та была ее начальницей. Мисс Боннер кивнула и, обратившись ко мне, сказала, что это прекрасная мысль. Я возвысил голос и поинтересовался у всей честной компании, есть ли такие, кто не горит желанием подкрепить кофе свои угасающие силы. Как и следовало ожидать, таковых не оказалось, и мы с Салли отправились вниз.

Что до меня, так я просто изнемогал от желания выпить хоть глоток кофе. В монолите моего отношения к женщинам-сыщикам намечалась серьезная трещина — прежде всего из-за мисс Колт, чья наружность и манера держаться произвели на меня весьма приятное впечатление, и я жаждал проверить его. Но больше всего мне хотелось хоть на время избавиться от созерцания физиономии Ниро Вулфа. В жизни не видел более кислой рожи. Я прекрасно понимал, что его особенно выбило из колеи. Это очень печальная история. Недавние скандалы, связанные с подслушиванием телефонных разговоров, привлекли внимание к некоторым сторонам деятельности частных детективов. Оказалось, например, что всего пятьсот девяносто сыщиков имеют лицензию от секретаря Нью-йоркского отделения госдепартамента; что четыреста тридцать два из них работают в Нью-Йорк-сити; что при получении лицензии никто из них не сдавал письменного экзамена и никаких справок относительно профессиональной квалификации претендентов вообще не наводилось; наконец, что в госдепартаменте не имеют ни малейшего представления о том, сколько оперативников работают под началом у сыщиков — оперативники, работающие по найму, обычно вообще не имеют лицензий; и еще немало в том же роде.

Итак, секретарь госдепартамента решил разобраться в этом вопросе сам. Все пятьсот девяносто сыщиков получили приказание явиться для собеседования. Особое внимание уделялось подслушиванию телефонных разговоров, если подобное практикуется, и общей организации дела, И Вулф, и я лицензиями обладаем, вызвали нас обоих. Что и говорить, приятного в этом было мало, а уж для Вулфа тем более. Впрочем, сознание, что досаду приходится разделять с пятьюстами восемьюдесятью восемью таких же, как он, страдальцев, могло еще примирить Вулфа с подобным издевательством и заставить его ограничиться обычным ворчаньем и рыканьем, конечно, в значительно больших дозах, — если бы не два обстоятельства. Во-первых, собеседование проводили частью в Нью-Йорке, а частью в Олбани; нас же вызвали в Олбани, а просьбу Вулфа перенести для него собеседование в Нью-Йорк оставили без ответа. Во вторых, единственное в практике Вулфа дело, связанное с телефонным прослушиванием, не добавило ему ни славы, ни денег на банковском счете, а потому Вулф вовсе не стремился его вспоминать.

Поэтому, когда в то зимнее утро в пять часов Фриц принес в комнату Вулфа в нашем старом кирпичном особняке завтрак, а я зашел сообщить, что погода хорошая и можно ехать в Олбани на машине, а не рисковать жизнью в поезде, Вулф был настолько подавлен, что даже не пытался ворчать в ответ. За всю дорогу до Олбани, а это ни много ни мало сто шестьдесят миль — четыре часа езды — Вулф, рассевшись на заднем сиденье «седана», чтобы не удариться о ветровое стекло, когда мы куда-нибудь врежемся, произнес не больше двух десятков слов, ни одно из которых нельзя было назвать учтивым. Даже когда я обратил его внимание на новую скоростную автостраду, которую он прежде не видел, Вулф в ответ только закрыл глаза. Мы прибыли на место в девять пятьдесят пять, на пять минут раньше назначенного времени, В здании нас провели в комнату на четвертом этаже и велели подождать. Естественно, в комнате не нашлось ни единого сиденья, подходящего для грузной туши Вулфа. Поозиравшись по сторонам некоторое время и убедившись, что придется примириться с неизбежным, Вулф уныло прокаркал «Доброе утро» тем, кто уже находился в комнате, подошел к креслу у дальней стены, осторожно уселся на него и вот с тех пор дулся в нем уже час с четвертью.

Справедливости ради следует отметить, что и остальные пятеро, поджидавшие в комнате, не выражали особого восторга. Джей Керр, решив, видимо, сделать обстановку более непринужденной, предложил всем представиться, но на этом общение и кончилось, хотя все мы были членами СЛЧСШН — Сообщества лицензированных частных сыщиков штата Нью-Йорк — кроме, конечно, Салли Колт, которая была просто наемным оперативником. Только Джей Керр, круглый, как пончик, с изрядной плешью на голове и в очках без оправы, похоже, пытался хоть как-то расшевелить и сплотить собравшихся. Меня это очень позабавило, поскольку именно он большую часть своей жизни занимался совершенно противоположным: именно он со своими подручными выследил куда больше неверных мужей и жен, чем кто-либо другой из подвизавшихся на поприще сыска во всем штате. Харланд Айд, долговязый, костлявый, с седеющими висками и длинным крючковатым носом, одетый с иголочки и похожий больше на банкира, чем на сыщика, тоже был широко известен в наших кругах, но несколько иначе. Он был профессионал высокого класса с безупречной репутацией. Говорили даже, что его не раз и не два вызывали для консультаций в ФБР — только на меня не ссылайтесь. Третьего, Стива Амсела, я знал не очень хорошо, питаясь в основном случайными слухами — года два назад его уволил Ларри Бэском, после чего Амсел сам получил лицензию и основал собственное дело, сняв офис где-то в центре города. Бэском, владелец одного из лучших сыскных агентств в городе, заметил как-то, что Амсел не волк-одиночка, а скорее одинокий стервятник. Амсел был маленький чернявый живчик, с бегающим взглядом, на вид моложавый, хотя на самом деле лет ему было уже немало. Когда мы с Салли Колт отправились за кофе, он приподнялся было в кресле, словно собираясь составить нам компанию, но потом передумал.

В буфете, заказав кофе, я посоветовал Салли не тревожиться.

— Если вас с вашим боссом зацапают за прослушивание телефонных разговоров, позвоните мистеру Вулфу. Он отошлет вас ко мне, и я все улажу. Бесплатно. Честь мундира превыше всего.

— Замечательно. — Салли наклонила голову, чтобы я вдоволь насладился ее изящной шеей и подбородком. Затем, решив показать, что она не только привлекательная девушка, но и добрая заботливая душа, она добавила:

— Что ж, любезность за любезность. Когда вы и ваш босс влипнете в передрягу, позвоните мисс Боннер. Мой босс утрет нос вашему.

— Правильно, так и надо! — одобрительно воскликнул я. — Преданность всегда и во всем, да? Когда вы умрете, за такую добродетель ангелы вознесут вас на небо. Я начинаю понимать, как вы добиваетесь успеха в сыске. Наверное, завлекаете подозреваемого в темную аллею, очаровываете, и он сам выкладывает вам все, как на духу. Если бы вам вздумалось попрактиковаться таким образом на мне, я бы не возражал, хотя я — стреляный воробей.

Она подняла голову и взглянула на меня в упор. Глазищи темно-синие, умные.

— Да, вы крепкий орешек, — согласилась она. — Мне бы понадобился целый час, чтобы расколоть вас.

Тут нашу беседу прервали — кофе уже сварился. По пути к лифту я придумал сокрушительный отпор, но в лифте было столько народу, что пришлось держать язык за зубами, а уж в комнате, где томились наши коллеги, и подавно. Салли предложила кофе Ниро Вулфу, а я угостил Дол Боннер. После того как и остальные разобрали принесенные нами чашечки, я подсел к дамам в углу комнаты. Конечно, я не собирался разбивать Салли в пух и прах в присутствии ее непосредственного начальника, поэтому мы начали просто болтать о том, сколько еще нам здесь предстоит прождать. Впрочем, для меня это скоро прояснилось. Я еще не успел допить свой кофе, когда в комнату вошел какой-то замухрышка и объявил, что приглашаются Ниро Вулф и Арчи Гудвин. Вулф тяжело вздохнул, отставил чашечку, поднялся и затопал к двери. Я засеменил следом, и мы вышли, провожаемые приглушенным гулом голосов. Вместе с сопровождающим мы спустились вниз на двадцать ступенек, пересекли холл и подошли к какой-то двери. Замухрышка открыл ее, вошел и пальцем показал нам, чтобы мы последовали за ним. Да, служащим госдепартамента явно не мешало поучиться хорошим манерам.

Комната была не очень просторная. Три окна, все в потеках от тающего снега. В центре большой ореховый стол, вокруг расставлены кресла; к стенам придвинуты еще два стола, письменный и такой же, но поменьше, и несколько стульев. На дальнем конце большого стола, около кипы папок, восседал какой-то человек. Увидев нас, он жестом указал на кресла слева от него. Тот, кто нас привел, закрыл дверь и присел на стул около стены.

Сидевший за столом посмотрел на нас без особой враждебности, но и не приветливо.

— Кто из вас есть кто, понятно без пояснений, — обратился он к Вулфу, то ли подразумевая широкую известность Вулфа, то ли намекая на то, что таких толстяков днем с огнем не сыскать, — как хотите, так и истолкуйте, что именно он имел в виду. Он бросил взгляд в раскрытую папку.

— У меня имеется ваш отчет, — продолжал он, — ваш и мистера Гудвина. Думаю, если разговаривать с вами одновременно, это ускорит дело. Меня зовут Альберт Хайетт, я полномочный заместитель госсекретаря штата, и я отвечаю за проводимое разбирательство. Работа комиссии проводится без формальностей, а протокол заводится лишь в том случае, если обнаруживаются какие-то нарушения законности.

Я внимательно изучал его. Лет под сорок или чуть больше, гладенький и прилизанный — гладкая кожа со здоровым румянцем, приглаженные темные волосы, вкрадчивый голос, проворные бесшумные движения и тщательно отутюженный серый габардиновый костюм.

Я, конечно, постарался еще раньше навести справки о той парочке, которая проводила это дознание. Хайетт, как я докладывал Вулфу, был компаньоном в одной из крупных юридических контор, расположенной в центре Нью-Йорка. Я узнал также, что он активно занимается политикой и пользуется репутацией судейского крючка, а значит, любит задавать вопросы, кроме того — необычайно важно — он холост.

Хайетт снова заглянул в лежащую перед ним папку.

— В апреле прошлого, тысяча девятьсот пятьдесят пятого года, вы заключили договор на прослушивание частного квартирного телефона некоего Отиса Росса, проживающего в Манхэттене, на Западной Восемьдесят третьей улице. Правильно?

— Я же написал об этом в своем отчете; — сварливо отозвался Вулф.

— Да, написали. При каких обстоятельствах вы заключили соглашение?

Вулф пальцем указал на папку.

— Если перед вами наши с мистером Гудвином отчеты, то вы найдете в них все, что вас интересует.

— Вы правы, но я хочу выслушать вас лично. Пожалуйста, ответьте на мой вопрос.

Вулф начал было корчить недовольную гримасу, но, сообразив, что это ему ничем не поможет, сдержался и начал рассказывать:

— Пятого апреля тысяча девятьсот пятьдесят пятого года мне позвонил человек, назвавшийся Отисом Россом. Он сказал, что хочет организовать прослушивание своего домашнего телефона. Я ответил, что не занимаюсь супружескими изменами. Он ответил, что супружеские измены тут ни при чем, так как он вдовец, а дело, которое привело его ко мне, касается финансовых интересов его бизнеса. Он заявил, что после вложения в свое предприятие капитала заправляет делами из дома, а не так давно заподозрил своего секретаря в двурушничестве. Он добавил также, что ему часто приходится быть в отлучке день или два, и потому он желает убедиться, справедливы ли его подозрения относительно секретаря, и, чтобы проверить это, хочет организовать прослушивание своего телефона.

Вулф поджал губы. Он терпеть не мог даже вспоминать об этом деле, а тем более — рассказывать о нем. Секунду-другую я даже думал, что он заартачится и не станет продолжать, но он снова заговорил:

— Я, конечно, знал, что законом не возбраняется прослушивать телефон с согласия самого абонента, но я отклонил его предложение, так как не имею ни малейшего опыта в подобной работе. Однако мистер Гудвин, который, как водится, присутствовал при том разговоре в моем кабинете, вмешался и сказал, что он знает одного человека, который мог бы помочь в данном деле с технической стороны. Он вмешался по двум причинам: во-первых, этим делом занимался бы он сам, а оно было ново и сулило некоторое развлечение; во-вторых, он считает необходимым изводить меня просьбами о прибавке к жалованию, и для этого берется за работу, от которой я предпочитаю отказаться. Я признаю, что иногда его требования справедливы. Не хотите ли, чтобы он и сейчас вмешался и подтвердил вам мои слова?

Хайетт покачал головой:

— Сначала вы расскажите все до конца. Итак?

— Отлично. Итак, мистер Росс положил на мой стол тысячу долларов наличными — в качестве аванса и на текущие расходы. Он сказал, что чека не выписывает, так как его секретарь не должен знать о том, что он меня нанял. По той же причине он заявил, чтобы ему не посылали по почте никаких отчетов или чего-нибудь подобного. Он сказал, что будет звонить мне сам или как-то иначе договариваться, чтобы поддерживать связь. И еще он добавил, что мне не следует звонить ему домой, так как он сомневается, не выдаст ли его секретарь себя за него, разговаривая по телефону. Поэтому он желал получать и те отчеты о прослушивании его телефона, когда предполагалось, что говорил он сам, так как вполне могло оказаться, что это был новее не он, но его секретарь.

Вулф снова сжал губы. Да, как ни крути, а приходится каяться в своих грешках.

— Разумеется, все это не только подогрело мое любопытство, но и возбудило известные подозрения. Было бы бессмысленно попросить его показать документы, удостоверяющие его личность, — ведь он мог их подделать либо украсть, — а потому я ответил, что мне придется проверить — тот ли он, за кого себя выдает, и я предложил, чтобы мистер Гудвин зашел к нему домой. Можете не говорить мне, насколько это было неразумно, я и сам все прекрасно понимаю. Он сразу и безропотно согласился, поскольку был готов к такому повороту. Он лишь заметил, что следует заранее оговорить время, когда его секретаря не будет, поскольку тот может узнать мистера Гудвина. На том и порешили. В девять вечера мистер Гудвин отправился на Западную Восемьдесят третью улицу в квартиру мистера Росса. Он представился горничной вымышленным именем, которое они подобрали заранее, и сказал, что хочет видеть мистера Росса. Его провели в комнату, где мой клиент сидел с книгой около торшера и курил сигару.

Вулф принялся стучать по столу кончиком пальца.

— Я умышленно называю этого человека «мой клиент», потому что — черт бы его побрал! — он в самом деле был моим клиентом! Мистер Гудвин переговорил с ним минут десять и, вернувшись домой, доложил, что решено приступить к делу. Мистер Гудвин в тот же вечер связался со своим знакомым и договорился с ним о встрече на следующий день. Вас интересуют какие-нибудь подробности?

— Нет, можете на них не останавливаться. — Хайетт провел ладонью по своим прилизанным темным волосам. — Все это есть в отчете Гудвина.

— Впрочем, я все равно мало что смыслю в технических деталях. Итак, прослушивание началось, и у мистера Гудвина появилось новое занятие. Однако времени на то, чтобы прослушивать все разговоры, у него не хватало, так как он то и дело был нужен мне самому, а потому вынужден был немало времени проводить в моем кабинете. Прослушивание вел главным образом его знакомый. Я даже не читал отчетов, за которыми мистер Росс каждый день заходил ко мне в контору, — как раз в то время, когда я работал наверху, в оранжерее, и, понятно, его самого тоже не видел ни разу. Спустя пять дней мистер Гудвин попросил у него еще тысячу долларов, и тут же их получил, наличными. Мне от этих денег осталось очень немного, почти все ушло на оплату наружного прослушивания и слежки. Вы сами знаете, что такое наружное прослушивание телефонной линии.

— Конечно. Почти все нелегальные прослушивания ведутся вне помещения.

— Может быть. — Вулф повернул руку ладонью вверх. — Но о том, что данное прослушивание тоже является нелегальным и противозаконным, я узнал лишь на восьмой день. Тринадцатого апреля мистер Гудвин лично прослушивал телефон два часа и довольно долго слышал голос мистера Росса. Был ли это сам мистер Росс или его секретарь, выдававший себя за него, но голос был не похож на голос нашего клиента, и это, естественно, насторожило мистера Гудвина. Из тех отчетов, которые он читал и переправлял нашему клиенту, мистер Гудвин почерпнул немало сведений об интересах и деятельности мистера Росса — например, он узнал, что губернатор недавно назначил мистера Росса председателем Комитета по изучению деятельности благотворительных фондов. Мистер Гудвин вышел на улицу, уединился в телефонной будке и позвонил мистеру Россу. В ответ он услышал тот же самый голос. Представившись репортером из «Газетт», мистер Гудвин условился о встрече, пришел по тому же адресу на Западную Восемьдесят третью улицу и лично поговорил с мистером Россом. Секретаря он тоже видел. Ни один из них не оказался нашим клиентом. Меня провели, как мальчишку.

Вулф обескураженно хрюкнул.

— Как последнего простофилю, — с горечью произнес он. Мистер Гудвин рассказал мне обо всем, и мы обсудили положение, в котором оказались. Мы решили дождаться нашего клиента — он должен был явиться за ежедневным отчетом, как обычно, в пять тридцать, — хотя, разумеется, прослушивание мы сразу прекратили. Ясно было, что у нас не оставалось иного выхода, как передать его в руки полиции и расписаться в собственной беспомощности, но я не мог этого сделать, сам не пообщавшись с ним.

Вулф сделал над собой усилие и продолжал:

— Однако клиент не пришел. Почему — я не знаю. Возможно, он что-то пронюхал — либо узнал, что мы сняли прослушивание, либо — что мистер Гудвин звонил мистеру Россу — догадки строить бесполезно. Он просто не пришел, и все. Он вообще с тех пор пропал. Словно в воду канул. Не меньше месяца все время мистера Гудвина, которое, кстати, оплачивается из моего кармана, было занято лишь тщетными попытками напасть на след этого человека, хотя мистер Гудвин в своем деле собаку съел. Ему не удалось разыскать и горничную, которая в тот раз провела его в комнату. Через неделю бесплодных поисков я решил позвонить домой мистеру Россу и обо всем ему рассказать. Разумеется, он сильно огорчился, но, поговорив со мной, согласился, что нет смысла ставить власти в известность, до тех пор пока я не отыщу виновного. Мистер Гудвин находился во время разговора вместе со мной, и вместе с ним мы дали исчерпывающее описание нашего клиента, но мистер Росс не сумел его опознать. Что же до горничной, то она служила у него очень короткое время, а затем исчезла, не оставив никаких следов, и он по сей день ничего о ней не слышал.

Выговорившись, Вулф тяжело вздохнул. Потом закончил:

— Вот и все. Месяц спустя мистеру Гудвину пришлось прекратить поиски — у него накопилось множество других дел и он больше не мог тратить свое время. Но, разумеется, ни он, ни я не забыли того клиента. И никогда не забудем.

— Я понимаю. — Хайетт улыбался. — Еще я хочу сказать вам, мистер Вулф, что ваш рассказ лично мне кажется вполне заслуживающим доверия.

— Надеюсь, сэр. Тем более что все было так, как я вам рассказал.

— Я тоже так считаю. Но, конечно, вы отдаете себе отчет, в чем слабость вашей версии. Никто, кроме вас и мистера Гудвина, никогда не видел этого вашего клиента и никто, кроме вас, не знает, что произошло между вами. Между тем вы не смогли ни найти его, ни установить его личность. Я вам прямо заявляю, что если вы оказались бы замешаны в противозаконном прослушивании телефонной линии и районный прокурор дал бы ход делу, суд присяжных вынес бы обвинительный приговор.

Брови Вулфа поднялись на одну шестнадцатую дюйма.

— Если это угроза, то что вы предлагаете? Если это только упрек, то я не спорю, что заслужил его, и даже гораздо больше. Я готов выслушать вашу нотацию.

— Упрекнуть вас, конечно, стоит, — согласился Хайетт. — Я бы с радостью как следует вас отчитал, но делать этого не стану. У меня есть для вас один сюрприз, но я хотел познакомиться с вами, прежде чем преподнести его. — Он перевел глаза на замухрышку, сидящего около стены. — Корвин, приведите сюда человека, который ждет в тридцать восьмой комнате, — это напротив через коридор.

Корвин поднялся и вышел, оставив дверь открытой. Слышно было, как он прошагал через холл, открыл дверь, затем шаги затихли. Секунду спустя до нас донесся его истошный вопль:

— Мистер Хайетт! Сюда!

Голос срывался на визг, словно Корвина схватили за глотку. Хайетт бросился на крик. Я выбежал следом, в три прыжка пересек коридор и через открытую дверь влетел в комнату. Я едва не сшиб с ног Хайетта, который остановился рядом с Корвином и молча смотрел на человека, распростертого на полу. Глаза его смотрели в одну точку. Человек лежал на спине, раскинув ноги в стороны. Он был полностью одет, при галстуке, только галстук был не под воротником рубашки, а туго обмотан вокруг шеи. Хотя лицо его побагровело, язык вывалился, а глаза вылезли из орбит, я сразу узнал его. Корвин и Хайетт, оцепенев и глядя на него, возможно, даже не заметили, что я ворвался в комнату следом за ними, а секунду спустя меня уже и след простыл.

Я выскочил и, вернувшись в комнату, где сидел насупившийся Вулф, выпалил:

— Хорош сюрприз. Там на полу лежит наш клиент. Кто-то так крепко затянул на нем галстук, что бедняга дал дуба.