На следующее утро после ухода родителей я побродил по квартире, а потом вдруг решился и стал собираться в школу.
«Вряд ли, — подумал я, — Латникова действительно выгонит меня! Часто люди по горячности говорят то, о чем потом жалеют! Главное — дать им спокойно остыть! Не знаю, правда, — мой приход в ГУНО остудил ли ее? Но попробуем!»
Я вошел в класс, сел. Сначала я старался сидеть тихо, скромно, «пришипившись», как говорила моя бабушка. Но в середине первого урока географиня стала давать персональные задания, вызывая по одному, затаив дыхание я следил за алфавитом… она спокойно назвала мою фамилию.
— Здесь! — гордо произнес я.
А на втором уроке — химии — меня даже вызвали к доске и даже впаяли тройку… Отлично! Ход событий радовал меня.
На большой перемене ко мне энергично приблизился Ланин. Держался он подчеркнуто отдельно, дабы не подумали, что он имеет что-то общее с таким «отрезанным ломтем», как я.
— Горохов, тебя к директору! — сухо произнес он и удалился.
Потом, правда, глянул через плечо, давая понять, что в глубине души мы друзья.
В коротком узеньком коридорчике, ведущем к кабинету директора, почему-то не любили возиться малыши, да и более пожилые школьники редко гуляли тут. Поэтому я вздрогнул, когда от стены неслышно отделилась фигура. Она в буквальном смысле отделилась, ибо часть масляной краски осталась на ней. Фигура эта принадлежала Пеке.
— Ты что тут… швейцар? — поинтересовался я.
— Слушай сюда! — хрипло заговорил он. — Если скажешь, что это я Дусю сделал, — тебе не жить!
— Ясно. А чего тебе Дуся так не нравится? Отличная тетка! — воскликнул я. «Странный человек — стыдится единственного хорошего, что он сделал на этом свете», — подумал я.
— В общем, ты меня понял! — прохрипел он.
— Но тогда можно, я скажу, что это я ее создал? Пека подавленно молчал.
— Смелый ты, вообще, парень, но трус! — Я хлопнул его по плечу и вошел в кабинет.
В кабинете были собраны все учителя. На стуле у окна, безвольно поникнув, сидела Дуся. Я обрадовался — давно не виделись! Рядом с Латниковой сидел какой-то незнакомый плотный товарищ, — видимо, инспектор, присланный для разборки из ГУНО. Значит, все-таки я не зря ходил туда: хуже исключения ничего уже не будет, а так, может быть…
Видимо, я вошел в разгар разговора, некоторое время все напряженно молчали, как всегда бывает, когда беседа обрывается слишком резко.
Инспектор посмотрел на меня быстро, но внимательно, потом повернулся к Латниковой, продолжая разговор:
— Так как это понимать — «пригласили Дусю»? — Он посмотрел на Дусю, не подающую никаких признаков жизни, потом снова на Латникову.
Та пожала презрительно плечом. Все молчали.
— Я понимаю это так, — после паузы заговорил Данилыч. — Представитель французских «юных борцов за мир» имел в виду того, кто в тот момент, во время собрания, с ней появился и разыграл веселую сценку, которая понравилась нашему гостю. Я думаю так. — Данилыч скромно умолк.
— Так кто же с ней появился? — Инспектор уставился на меня.
Я скромно потупился. Повисло молчание.
— Скажи, — обратился ко мне инспектор, — как ты относишься… к французским молодежным движениям?
— Откуда ж я знаю? — удивился я. — Я же их никогда не видел! Если бы увидел — тогда бы, может, сказал. А так — откуда я знаю?
Учителя переглянулись между собой, некоторые усмехнулись.
— Вы же видите — он совсем не подготовлен! — воскликнула Латникова.
— Что-то ваших подготовленных не очень хотят там видеть! Видимо, они больше куклы, чем Дуся! — яростно воскликнул Данилыч. — А тут появился живой, искренний парень — и вы, конечно, не пускаете его. Ах, ах, неизвестно, что он там натворит! А вы, конечно, хотели, чтобы все заранее было известно!
— Скажите, — проговорил инспектор, — а почему вы… выдвинули свою кандидатуру? — Он посмотрел на Латникову.
— Это мнение всего педагогического коллектива! — с достоинством произнесла Латникова. — Почти всего! — поправилась она, метнув взгляд на Данилыча.
— Тогда объясните мне: французы пригласили… Дусю. Почему именно вы решили ее сопровождать?
— Как видите, — Латникова почему-то указала на встрепанную прическу Дуси, — особа… довольно экстравагантная… тут нужен опытный руководитель.
— А вы что? — не выдержав, вспылил я. — Умеете ею руководить?
— В каком смысле? — надменно спросила Латникова.
— В буквальном! Руками водить! — воскликнул я.
Судя по лицу, Латникова хотела сказать: «Ну разумеется!», но вовремя осеклась.
— Вот так хотя бы! — сказал я, надел на себя балахон, схватил трости. Дуся ожила. Она посмотрела на себя в большое зеркало, поправила прическу.
— Почему раньше не разбудили меня? — Она поглядела на сидящих за столом. — Так все на свете можно проспать! — Оттянув свою мощную челюсть, она смачно зевнула. Потянулась.
Инспектор захохотал.
— Вряд ли бы вы так же смеялись, если подобным образом вел себя ученик! — сказала инспектору Латникова.
— Ой, извините! — всполошилась Дуся. — Не разглядела вас, Серафима Игнатьевна! Извините, ради бога! Простите! — Мелко кланяясь, Дуся попятилась.
Она допятилась до одежного шкафа, не оборачиваясь, нащупала сзади дверку, открыла.
— Извините! — пробормотала Дуся и закрылась в шкафу.
Теперь уже хохотали и учителя. Потом дверка шкафа со скрипом открылась.
— Ладно, подожди немножко у кабинета, — сказал инспектор, — Дусю оставь.
Через десять минут он пригласил меня в кабинет и сказал: во Францию еду я, а поскольку у меня нет опыта международных поездок, со мной едет Данилыч.