Сломанное время

ГЛАВА 3

Пока Гоша с Дженни о чем-то болтали, Макаров ушел в тень, к пристройке. Потрепал Питера по волосам, сел рядом и закрыл глаза. Сколько он сидел так, минуту или десять, он и сам не мог бы ответить, спроси его кто об этом. Но он открыл глаза сразу, как только почувствовал перед собой человека.

Не понимая, что происходит, он продолжал снизу вверх рассматривать Гламура. Лицо балагура и шутника на этот раз не излучало ни малейшего веселья. Напротив, Макарову казалось, что парень болен. Уставшие, с красными прожилками глаза, безвольные, словно резиновые, губы. Но, самое главное, он был бледен и смят.

– Что случилось? – спросил Макаров. – Разве не должны вы стоять в это время вместе с Патрисией у входа на нижнюю палубу?

– Мне нужно срочно поговорить с вами, Макаров…

Секунду подумав, Макаров поднялся. О чем говорить? В смысле – о чем говорить с Гламуром? В минуты, когда он способен это делать, он безмерно весел, а когда требуется новая доза, он нервозен и совершенно не расположен к беседам.

Они отошли за пристройку. Там не было тени, солнце палило сверху, как палит снизу электроплита, но зато люди не могли услышать ни слова. Помявшись, Гламур вытер рукой лоб. Рука была влажная от пота, поэтому все, чего он добился, это размазал грязь по лицу.

– Со мной что-то происходит…

– Ну, еще бы, – саркастически, с хрипотцой согласился Макаров. – Я не могу запретить вам принимать наркотики. Вас уговаривал Франческо, Нидо забирался вам рукой в чрево, вытаскивал оттуда какие-то предметы, уверяя, что теперь вы здоровы, но сейчас я яснее, чем когда-либо, вижу, что наркомана отвернет от героина только усечение головы. Но позволить это на борту судна я не могу.

– Я не об этом…

– Зато я об этом! – повысил голос Макаров. – Пока все гладко. Ваше увлечение еще не принесло никому вреда. Но что мы будем делать, когда вы обезумеете?

– Я себя отлично контролирую, Макаров, не орите на меня. Вы не мой папа.

– Был бы я вашим папой… – оглянувшись и убедившись, что их никто не видит, Макаров взялся за воротник рубашки Гламура. – Был бы папой я вашим, я бы вам сунул руку в задницу и вынул мозг. Полечил бы и тем же образом вставил его обратно…

– Макаров, давайте не будем предаваться гомосексуальным фантазиям. Я к вам по другому поводу. Со мной что-то происходит, но это не касается… В общем, я боюсь, что у меня поехала крыша.

– Ну, наконец-то. Это должно было когда-то случиться. Я думаю, это от морского воздуха, который вы нюхаете.

– Иронизируйте. Сколько угодно можете надо мной смеяться, – сокрушенно пробормотал Гламур. – Но если я что-то и принимаю, то не мухоморы. Героин не вызывает такие галлюцинации.

Макарову хотелось плюнуть. Сделать это за борт было лень – нужно идти до края платформы, а заставить его плюнуть на палубу было невозможно даже под угрозой казни. Шагнув за Гламура, он вошел в рубку. Через мгновение вышел оттуда и покосился на продюсера.

– Говорите быстрее, у меня много дел.

Гламур внимательно разглядел лицо Макарова. Нет, тот не шутил. Взъерошив волосы, продюсер зашептал:

– Странная история, капитан… Я дождался Патрисию и пошел в туалет. Я уж думал, не дождусь ее. Знаете, я плохо переношу эту фруктовую диету… В общем, разместился я в гальюне, и вдруг…

– Что ж вы замолчали?

– Сейчас вы снова сошлетесь на то, что к делу отношения не имеет.

– Вы закончили свой рассказ?

– Макаров, я сидел на толчке и слушал ваш разговор с Гошей и Дженни. Это как жужжание в ушах после недели запоя. Ляжешь спать в темноте, а в ушах то казачий хор поет, то по коридору кто-то маленький в деревянных башмачках бегает…

Гламур ждал, что сейчас вновь начнется лекция о пагубности увлечения наркотическими средствами, но вместо этого вдруг обнаружил, что Макаров побледнел. Даже сквозь загар и грязь было видно, как скулы его окрасились в молочный цвет.

– И о чем мы говорили?

– Вы говорили про эхо. Что его нет. А потом обрадовались, что оно появилось. – Гламур шмыгнул носом и рассмеялся. – Бред какой-то, правда? Вы же не говорили про эхо? С чего бы вам об эхе говорить?.. В общем, я слышал ваш разговор, как если бы вы стояли рядом с толчком и были размером с карандаш. Тихо, но очень ясно. Я потом вернулся на пост и спросил Патрисию, была ли на нижней палубе Дженни. Я видел, как входили вы и Гоша, но женщины не было. И Патрисия сказала, что Дженни пришла позже, а потом вы все вместе ушли. За пару минут до моего возвращения. Скажите, Макаров, как я мог слышать ваш разговор, если я находился в двухстах метрах от входа в ангар в сортире с задраенной дверью?.. Или нет, постойте… лучше вот что – скажите, что вы говорили об эхе, иначе выйдет, что я спятил!

– Стой здесь, – приказал Макаров, вышел из-за угла пристройки и коротко свистнул. Убедившись, что кроме десятка человек на него обратил внимание и Гоша, махнул ему рукой. – Сейчас ты повторишь все, что рассказал мне. Но подробно.

Слушая, Гоша качал головой и смотрел под ноги. Когда стало ясно, что рассказывать Гламуру больше нечего, что он зашел на третий круг и история его начинает обрастать деталями, Гоша кивнул:

– Иди попей водички. Мы подумаем над этим.

– А нельзя ли мне подумать вместе с вами, господа?

– Хочешь думать вместе с нами? – обрадовался Макаров. – Отлично. Рад, что на корабле обнаружился еще один мыслящий человек! Но тогда скажи мне, где находится героин. Не часть его – я не Дженни, меня надуть нельзя, – а весь запас! И будешь тотчас посвящен в мыслители!

– Я лучше пойду попью водички.

Глядя вслед раздосадованному Комику, Гоша вполголоса произнес:

– Ухо Диониса…

– Что? – не понял Макаров.

– Ухо Диониса. Эхо представляет собой довольно сложное явление. В Германии есть дворец Сан-Суси. Если в одной из зал этого дворца хлопнуть в ладоши, услышишь долгий ружейный залп. Если из окна главного здания дворца Симмонетта в Италии выстрелить из ружья, то услышишь звук этого выстрела еще пятьдесят раз. Дворец построен таким образом, что звук рикошетит от различных пристроек и не может стихнуть. А в гротах знаменитых Сиракуз можно слышать каждое слово, произнесенное на значительном удалении от грота. Это и есть «ухо Диониса». В Италии есть церковь, проходя мимо которой, можно отчетливо слышать, о чем в исповедальне беседуют пастор с прихожанином. Этим часто пользовались полицейские… Макаров, кажется, мы сейчас снова спустимся к самолетам…

– Зачем?

– Затем, что как только я объясню тебе принцип действия «уха Диониса»… Словом, ты сам туда побежишь. Впереди меня.

Не убирая с лица саркастической усмешки, Макаров облокотился на проржавевший поручень и перестал моргать.

– Если источник звука помещен в одном из двух фокусов эллипсоидального свода, то звуковые волны собираются в другом его фокусе.

– Переключись с птичьего на русский, пожалуйста.

– С удовольствием! Так вот, отличное эхо может получиться в длинном коридоре.

– Коридоре? – повторил Макаров, поморщившись. – Но в ангаре нет коридоров!

Еще минуту он был недвижим, а потом вдруг снялся с места и быстрыми шагами направился к лестнице, ведущей к нижней палубе.

– Разве не это я имел в виду? – бормотал Гоша, торопясь за ним.

У дверей сидел Гламур, который до сих пор сохранял на лице выражение обиды. Похлопав его по плечу, Макаров прокрутил ручку и вошел в ангар.

Ничего не изменилось. Пять самолетов стояли на своих местах. По-прежнему пахло проржавелым железом и духота увлажняла кожу. И так же, как и всегда, Макаров слышал рядом дыхание Гоши.

Опершись руками в колени, Макаров стал ходить и смотреть под ноги. Со стороны выглядело это довольно комично. Гоша направился было к борту, но услышал:

– Оставь в покое стены. Это нижняя палуба. За бортами – долина!

Гоша хмыкнул и стал рассматривать пол. Покрытый листовым железом, для прочности штампованный ребристыми полосами, для ищущего в нем лазейку он не представлял никакого интереса. Очевидным было, что даже если и найдется в нем небольшая щель, то вряд ли она может служить источником эха, разносимого по всему авианосцу. Пять минут были потрачены впустую. И вдруг Макаров выпрямился и, часто моргая, как моргают люди, пытающиеся зацепить внезапно появившуюся мысль, бросился к выходу.

– Ну, начинается! – взорвался Гоша. – Я не могу бегать за тобой по всему кораблю!

Лица мужчин были покрыты каплями пота. Дышать в этом огромном помещении с обманчивой прохладой было тяжело. Бег создавал эффект сауны – лишнее движение заставляло организм выдавливать из себя потоки пота.

Но Макаров и не думал удаляться от входа в ангар. Распахнув дверь, он выглянул и упер взгляд в Гламура.

– Полчаса назад, когда мы с Гошей заходили в ангар, ты жевал травинку.

– Это преступление? – Гламур поднял голову.

– Нет, это не преступление. Просто я хочу знать, где ты ее взял!

Удивленный Гоша оперся на свод низкой двери.

– Где ты взял травинку, чтобы ее жевать! Вот что меня интересует! Ты не ходил сегодня за водой, значит, ты не спускался с судна на землю!

– Я сорвал ее.

Не нужно было быть наркологом, чтобы увидеть на лице Гламура последствия недавно принятого наркотика. Глупый вид, потяжелевшие веки, лицо выглядело обвисшим. Гламур находился в состоянии мощного наркотического прихода.

– Где ты ее сорвал?! На авианосце не растет трава!

Секунду подождав, Гламур расхохотался.

– Идиот… – прошептал Макаров. – Он убьет себя и, если получится, – нас!

Развернувшись к Гоше, он хлопнул его по плечу и снова забрался в ангар.

– Ищи, ищи… – бормотал он, обходя нижнюю палубу. – Здесь должен быть проход!

Гоша видел, как он вдруг налег плечом на крыло одного из «Эвенджеров» и сдвинул его с места.

– Помоги!

Вдвоем они откатили торпедоносец на метр.

– Что это?

На том месте, где стояло левое шасси самолета – там, куда падала сочная черная тень, – Гоша, опустившись на колени, рассмотрел тонкий шов.

– Нужно чем-то зацепить край! – прокричал Макаров. – Это люк!

Да, это был люк. И когда Гоша спрыгнул с крыла «Эвенджера» с выломанной в кабине полоской алюминия, Макаров уже водил руками по полу, пытаясь в темном пятне, словно в луже, разыскать удобное для рычага место.

Через пять или десять минут – никто не следил за временем – им удалось со скрежетом отодрать от пола небольшой, размером сорок на сорок сантиметров, пласт пола.

– Здесь лестница, – прохрипел Макаров, опуская руку вниз.

– Если было эхо, докатившееся до кормы, где в гальюне сидел Комик, значит…

– Значит, в момент нашего разговора этот люк был открыт!

Оба почувствовали, как, несмотря на жару, их кожа покрывается холодом. Словно оба, открыв холодильник жарким летом, заглянули в него в поисках напитка.

– Нас… видели… Нас слышали.

И в этот момент страшный грохот заставил их повалиться на пол, закрывая уши руками.

Вскрикнув, Гоша поджал под себя ноги. Шум был страшной силы. Казалось, это не от неожиданности они упали, это ударная волна ударила их о пол.

Некоторое время они не слышали друг друга. Оба открывали рты, что-то кричали, обращаясь друг к другу, но лишь спустя несколько мгновений, когда в ангаре затих шум, Гоша услышал:

– Торпеда!

Он повернул голову. Под «Эвенджером», который они откатили, лежала огромная сигара. Точно такую же Макаров запустил со взлетной палубы, спасая корабль…

Встав на колени, Гоша двинулся к снаряду.

– Не трогай!

Гоша посмотрел на Макарова. Лицо отца Питера было перекошено от отчаяния.

– Они контролируют каждый наш шаг, – простонал Макаров, ложась на спину и закрывая лицо ладонями. – Они видят нас. Они знают, что мы делаем в данную минуту…

У Гоши разламывалась от боли голова. Виной тому был не столько грохот, вызванный падением торпеды, сколько непрекращающийся стресс.

– Посмотри, какие цифры стоят на датчике времени, – тихо произнес Макаров, не отнимая ладоней от лица. – Только не фокусируй на этом внимание тех, кто нас сейчас видит…

Дверь в ангар со скрежетом распахнулась, и на пороге появился Комик.

– Они отдыхают, – сказал он кому-то, скорее всего, Патрисии, которая заинтересовалась странным шумом.

Дверь закрылась.

Перекатившись, Гоша оказался почти рядом с торпедой. Перед его глазами бледно-желтыми штрихами светились цифры: 15:46. Через мгновение цифры изменились: 15:45…

– Макаров, разве на торпедах бывают датчики времени, отсчитывающие время самоликвидации?..

– Конечно, нет, – прошептал тот, поднимаясь с пола и на четвереньках добираясь до Гоши. – Эти датчики установили наши друзья… Те, которые только что сняли торпеду с подвески и взвели ее боевой механизм!

Он почти уткнулся лицом в табло.

– Они измываются над нами… Датчик времени на торпедах… Обхохочешься… Они хотят, чтобы мы знали, сколько осталось до взрыва. В этом и заключается гуманный садизм этих парней! Считайте, сколько вам осталось – «все по-честному»…

Поднявшись на ноги, он схватил Гошу за руку и, как куклу, оторвал его от пола.

– Пятнадцать минут, Гоша. – Он шагнул к распахнутому люку. – Быстро собирай людей и уводи с авианосца. Сейчас же! – закричал он, дико тараща глаза, видя, что Гоша и не думает торопиться.

Макаров присел над люком.

– Уводи людей…

– Нет, – оттолкнув Макарова, Гоша быстро сел и спустил ноги в люк. – Знаешь, в чем разница между нами? Я всю жизнь отвечал только за себя.

Макаров не успел опомниться, как Гоша, двигаясь как гимнаст, спустился вниз, так что только одна голова его торчала из темноты. Освещенный бледным солнечным лучом лоб его блестел от пота.

– Ты знаешь, куда потом вести людей, я – нет!

– Гоша!

Тот спустился еще на одну ступень.

– Макаров, приятно было иметь с тобой дело.

Склонившись над люком и не особо надеясь на ответный жест, Макаров опустил в люк руку с распростертой ладонью.

И вздрогнул, когда понял, что Гоша пожал ее.

Нельзя было терять ни секунды.