Часть четвертая НЕОБЪЯСНИМЫЕ ЯВЛЕНИЯ

Все стоящие над нами спутники, которые невозможно снять с их орбиты, должны приниматься в расчет самым серьезным образом. На случай, если чужие создания вернутся за своим оборудованием, с ним следует обращаться предельно корректно. Это не религия, это здравый смысл.

Квеллкрист Фальконер, «Метафизика для революционеров»


ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

Мне не нравится глубокий космос. Он бьет прямо по башке.

Дело не в психике. Да, в космосе совершаешь больше ошибок, чем на океанском дне или в токсичной атмосфере вроде той, что на планете Глиммер-5. Из вакуума стараешься убраться раньше, и так уже бывало. Собственная глупость, забывчивость или паника убивают здесь почти без промаха. В отличие от менее жестокой среды.

Но дело не в этом.

Орбитальные станции висели над Харланом на орбитах высотой в пять тысяч километров, почти моментально уничтожая любой объект с массой более чем у шестиместного вертолета. Да, бывали исключения, но еще никто не вывел надежной формулы. В результате харланцы редко поднимались от поверхности планеты, а нарушения работы вестибулярного аппарата случались у них чаще, чем беременность.

В восемнадцать лет, впервые надев на себя скафандр – гордость вооруженных сил Протектората, – я понял, что мозг превратился в кусок льда, и, глядя в пустоту, явственно слышал свой тихий скулеж. Падение во мрак казалось долгим, очень долгим.

Большая часть страхов эффективно подавлялась включением аутотренинга. Однако степень действующего на вас ужаса оставалась известной благодаря информации о "весе" противодействия. И этот вес давил, давил всякий раз.

Так было на высокой орбите над Лойко во времена Пилотского бунта и при высадке вместе с коммандос из "Рэндолл вакуум" недалеко от внешней луны Адорациона. И еще один раз, в глубоком космосе, во время жестокой игры в прятки с членами "Экипажа недвижимости" возле угнанной ими баржи под названием "Мивцемди". Тогда, следуя за этой баржей, ушедшей на нескольких световых лет от ближайшего солнца, я падал по реально бесконечной траектории. А перестрелка, происшедшая на "Мивцемди", была худшей из всех. Этот кошмар снится мне до сих пор.

"Нагини" скользнула из пространства с тремя измерениями, пройдя сквозь порог, и зависла в самой середине ничего. Выдохнув обратно тот вздох, что все мы затаили в момент подхода к воротам, я сполз с сиденья. И почувствовал небольшие колебания гравитационного поля уже по пути в пилотскую кабину.

На экране стоял все тот же звездный пейзаж. Однако хотелось взглянуть на настоящее небо сквозь прозрачные стены рубки. Посмотреть врагу прямо в глаза. Хотелось чувствовать пустоту, находившуюся в нескольких сантиметрах. Чтобы ощутить себя в пустоте, почуять это кожей и самыми животными из своих инстинктов.

Полетный регламент строго запрещал отдраивать любые из внутренних люков в открытом космосе. Но никто не проронил ни слова. Амели Вонгсават бросила в мою сторону недоуменный взгляд, но смолчала даже она. К тому же Амели была первым в истории человечества пилотом, испытавшим мгновенный переход с высоты в шесть метров над уровнем поверхности планеты прямиком в глубину открытого космоса. Могу представить. Вонгсават одолевали совсем другие мысли.

Стоя позади пилота, за ее левым плечом, я посмотрел вперед. Потом взглянул вниз, в пустоту, и пальцы сами собой вцепились в спинку кресла Вонгсават.

Все тот же страх.

И снова знакомое ощущение. Будто закрылась пневматическая дверь, отделяя сознание в безопасном участке под бриллиантово-яркой иллюминацией. Аутотренинг Посланника.

Я облегченно вздохнул.

– Если хочешь остаться здесь, лучше присядь, – сказала Вонгсават, пытаясь привести в чувство монитор ориентации, свихнувшийся из-за внезапного исчезновения поверхности планеты.

Добравшись до кресла второго пилота, я с трудом влез на него и спросил, уставившись на звездное кружево:

– Что-нибудь видишь?

– Звезды, – коротко ответила Вонгсават.

Немного выждав, я постарался адаптироваться к открывшемуся виду, чувствуя, как в глазах нарастают неприятные ощущения от инстинктивно-подспудного желания не выпускать ярко освещенную часть пилотской кабины из поля периферийного зрения.

– Как далеко мы оказались?

Вонгсават ткнула пальцем в астронавигационную карту.

– Судя по этой карте?

Подумав, она негромко присвистнула и сообщила:

– Ты не поверишь… Семьсот восемьдесят миллионов километров в один конец.

Мы оказались в пределах орбиты Банхарна – одинокого и весьма впечатляющего своими размерами газового гиганта, стоявшего на страже внешних границ системы Санкции. Примерно в трех тысячах миллионов километров, в плоскости эклиптики, находилось образование, слишком огромное для кольца. Скорее – пояс, по каким-то причинам не вошедший в массу планеты. По другую сторону, на расстоянии около ста миллионов километров, была Санкция IV. Планета, которую мы покинули примерно сорок секунд назад.

Действительно, впечатляло.

Конечно, можно преодолеть межзвездные расстояния путем остронаправленной трансляции. Люди способны перелетать куда дальше за время, вполне сопоставимое. Но для этого необходимо перевести себя в цифровую форму, а потом загрузить образ своей памяти в новое тело. На что требуется время и техника. Короче, это целый процесс.

Никакого процесса не было. По крайней мере никто его не заметил. Мы просто перешли черту. У меня было только желание и скафандр. И я смог шагнуть на ту сторону.

На память вновь пришли слова Сутъяди: "Мы не принадлежим этому миру". И подсознание немедленно изолировало их эффект. Остались лишь изумление и благоговейный ужас.

– Мы остановились, – сообщила негромко Вонгсават. – Что-то компенсировало момент нашей инерции. Ждите продолжения. Господи, спаси и сохрани.

Голос Амели, без того тихий, на последних двух словах понизился до шепота. Взглянув на дисплей, я подумал, что мы движемся в направлении тени. Никак не мог избавиться от привычных ощущений. В следующую секунду, осознав, что здесь не может быть никаких заслоняющих солнечный свет гор, я почувствовал страх. Тот страх, что, должно быть, ощутила Вонгсават секундой раньше.

Звезды над нашими головами пошли куда-то вбок.

Потом они беззвучно исчезли, с ужасающей быстротой заслоненные какой-то огромной и нависшей, казалось, в нескольких метрах над нашими иллюминаторами тенью.

– Вот он.

Я сказал и почувствовал, как внутри пробежал холодок, будто я сам вызвал призрака.

Вонгсават склонилась над дисплеем:

– Дистанция… Около пяти километров. То есть размер этого…

– Около двадцати семи километров в поперечнике.

Я сам считал информацию с экрана.

– И пятьдесят три – в длину. И внешние части конструкции…

Я замолчал.

– Большой. Очень большой.

– Нет.

Справа послышался голос Вордени:

– Взгляните на зазубрины по краю. Каждая из них глубиной около километра.

Вонгсават отреагировала, не задумываясь.

– И почему я не продаю билеты на лучшие места? Госпожа Вордени, не могли бы вы пройти в кабину и сесть на место?

Оправдываясь, археолог пробормотала:

– Простите, я только…

Сирены. Возгласы в кабине экипажа.

– Оно идет на нас!

Вскрикнув, Вонгсават поставила "Нагини" на корму. Маневр, способный причинить немало неприятностей в условиях внешней гравитации. Учитывая ее отсутствие и наличие у штурмовика собственной гравитационной установки, ощущений было не больше, чем на аттракционе. Крутая спираль и переворот через голову.

Но я уже видел нечто иное.

Приближалась ракета. Она шла на нас сверху вниз, хорошо заметная через иллюминаторы по правому борту.

Было слышно, как с энтузиазмом докладывают о готовности механические голоса оборонительной системы.

Снова выкрики из кабины экипажа.

Я напрягся. И тут же успокоился, поддавшись включившимся рефлексам Посланника, готовый к неминуемому удару.

– Нет, не может быть, – сказала Вонгсават.

В космосе невозможно увидеть ракету. Даже те, что строим мы сами, движутся слишком быстро и не позволяют следить за собой невооруженным глазом.

– Столкновение не угрожает, – сделал вывод бортовой компьютер. – Столкновение не угрожает.

– Объект почти не движется.

Покачав головой, Вонгсават открыла новый экран.

– Вертикальная составляющая почти… Слушай, да он в дрейфе.

Указав на небольшой всплеск на спектроанализаторе, я сказал:

– Там есть какая-то аппаратура. Возможно, это электроника, а не просто кусок камня. По крайней мере не только камень.

– Да, но активности нет. Объект совершенно инертный.

– Почему не подойти ближе? Повернись другим бортом и сдай назад.

Мысленно сделав выкладки, я сообщил:

– Всего метров на сто. Объект будет рядом с защитным экраном. И включи наружное освещение.

Вонгсават посмотрела на меня взглядом, в котором непонятно как смешались пренебрежение и ужас. Этой рекомендации не содержалось в полетных инструкциях. Более важно, что, по всей вероятности, в ней был такой же заряд адреналина, как и во мне. Достаточный, чтобы испортить характер.

– Меняю галс, – наконец выдавила она.

На внешней обшивке штурмовика зажегся свет.

Идея была совершенно никакая. Прозрачный сплав, из которого сделаны иллюминаторы, предназначался специально для боевых действий, и их могло пробить разве что микрометеоритом. И уж конечно, не объектом, дрейфующим в пространстве на самом малом ходу.

Однако то, что стукнуло "Нагини" по носовой обшивке, ударило действительно сильно. Позади меня на резкой, истеричной ноте вскрикнула Таня Вордени и тут же замолкла.

Высушенные холодом, разорванные или, скорее, вспучившиеся из-за низкого внешнего давления останки казались вполне узнаваемы. Замороженный труп человека, одетого по-летнему. Как в Дэнгреке.

– Боже правый… – опять прошептала Вонгсават.

Почерневшее, обращенное прямо на нас лицо смотрело пустыми глазницами, из которых тянулись пряди лопнувшей и отвердевшей от холода ткани. Под глазницами зиял рот, открытый в беззвучном крике, столь же немом, как и в момент, когда его владелец агонизировал в пустоте и старался подать голос. Ниже виднелась до абсурда яркая летняя курточка, под которой было раздутое внутренним давлением гело. Что совершенно понятно.

Сведенная последней судорогой и похожая на клешню рука стукнула по иллюминатору. Мелькнула вторая, заведенная за голову. Ноги были подогнуты, одна впереди, другая позади.

Кем бы ни был этот человек – он умер в вакууме. Позади тихонько плакала Таня Вордени. Она произнесла имя.

Остальных мы обнаружили по маякам на их скафандрах. Они плавали в пустоте под дном скорлупы диаметром метров примерно триста вблизи того, что, по всей вероятности, было причальным портом. Их было четверо, одетых в дешевые цельнооболочечные скафандры. Судя по внешнему виду, трое медленно умерли от недостатка воздуха. Если принять во внимание технические характеристики скафандров, это заняло часов шесть или восемь.

Четвертый не захотел ждать. В его шлеме остались два аккуратных отверстия диаметром сантиметров в пять – одно слева и другое справа. Сделавший свое дело промышленный лазерный резак болтался тут же, привязанный к правому запястью.

Вонгсават отправила наружу универсальный аппарат с нашим роботом для сбора останков. Мы молча наблюдали, как совсем небольшая машина беззвучно перетаскивала останки к "Нагини", аккуратно фиксируя за руку очередной труп. То же самое робот уже проделал с телом Томаса Дхасанапонгсакула, найденного у самых ворот первым.

Тела, облаченные в блестящие оболочки, делали весь процесс сходным с похоронной процессией. Только шла она обратно, и в конце концов возвращенные из космоса тела оказывались в шлюзовой камере "Нагини".

. Вордени не смогла перенести этой встречи. Сначала, пока Вонгсават продувала шлюз, археолог находилась вместе со всеми на грузовой палубе. Спокойно наблюдала за тем, как Сутьяди и Депре выносят одетые в скафандры тела. Но едва Депре, расстегнув застежки на первом из шлемов, открыл его, и все увидели то, что находилось внутри, – наш археолог издала рыдающий звук и метнулась в конец коридора. Я слышал, как ее рвало. В воздухе повис кислый запах. Шнайдер дернулся в ту же сторону.

– Ты ее знала? – почему-то зло спросил я, глядя в мертвое лицо.

Тело, явно подменное, лет сорока на вид, принадлежало женщине. Глаза были широко открыты, и мертвое лицо смотрело прямо на нас как будто с осуждением. Труп промерз до твердого состояния. Шея окостенело торчала из просторного, предназначенного для надевания скафандра раструба. Имевшиеся в скафандре нагреватели могли работать куда дольше, чем подача воздуха. Но судя по состоянию останков, найденных в траловой сети – а женщина явно входила в ту же команду, – они пробыли в пустоте не менее года. И ни один скафандр не давал подобной автономности.

Шнайдер ответил вместо археолога:

– Это Арибово. Фаринторн Арибово. Работала на раскопках Дэнгрека специалистом по техноглифам.

Я кивнул в сторону Депре. Люк снял остальные шлемы.

Тела лежали в ряд, все с одинаково поднятыми головами – так, словно у них сократились брюшные мышцы. Арибово и трое ее коллег мужского пола. Глаза были закрыты лишь у того, который покончил с собой, и выражение его лица казалось настолько спокойным, что невольно захотелось проверить, действительно ли голова этого человека прострелена навылет.

Глядя на него, я думал: что теперь делать нам самим? Ну, если бы ворота закрылись. Теперь увидеть это значило умереть здесь, в черноте космоса. Зная, что самый быстрый спасатель, имея точные координаты, доберется до марсианского корабля не раньше чем через несколько месяцев после нашей смерти. Не знаю, хватит ли у меня мужества, чтобы ждать чуда. Здесь, в кромешной ночи и в подвешенном состоянии…

И не знаю, хватит ли мужества, чтобы не ждать.

– А это Венг.

Шнайдер уже вернулся и нависал над моим плечом.

– Фамилии не помню. Тоже вроде теоретика, спец по техноглифам. Остальных я не знаю.

Я посмотрел в сторону – туда, где у боковой стены сгорбилась, обхватив себя руками, Таня Вордени.

– Не лучше ли оставить ее в покое, – прошипел Шнайдер. Я пожал плечами:

– Ладно. Люк, отправляйся в шлюз и сделай так, чтобы этого Дхасанапонгсакула упаковали до того, как с него потечет. Потом займись остальными. Я помогу. Сунь, ты уже обследовала наш буй? Хочу понять, есть ли шанс доставить этот чертов прибор в нужную точку?

Сунь с серьезным видом кивнула.

– Хэнд, тебе следовало бы подумать о непредвиденных расходах. В случае, если эта хрень не заведется, нам понадобится новый вариант действий.

– Минуточку.

Впервые с момента нашего знакомства Шнайдер выглядел задетым за живое.

– Мы еще и остаемся здесь? После того, как видели все происшедшее с этими людьми? Мы остаемся здесь?

– Шнайдер, мы не знаем, что произошло с этими людьми.

– Разве это не очевидно? Ворота нестабильны, и они закрылись.

– Ян, это уже чушь!

В голосе археолога послышались прежние твердые нотки, и я почувствовал, как этот тон мгновенно пробудил дремавший в моей груди огонь. Оглянувшись, увидел, как она поднялась с места, тыльной стороной руки вытирая с лица слезы.

– На сей раз не они открывали ворота. Ворота останутся стабильными несколько дней. В данных, что я ввела, нет ничего непредсказуемого. Нет сейчас и не будет в дальнейшем.

– Таня. – Шнайдер выглядел так, словно его предали. Он только развел руками. – Я имел в виду…

– Не знаю, что произошло. Не имею понятия, в какой из команд она облажалась. Хрен с ними, с техноглифами от Арибово. С нами такого не будет. И я знаю свое дело.

Сутъяди посмотрел вокруг как бы в поисках поддержки:

– При всем моем уважении, госпожа Вордени, признайтесь, что наши знания ограничены. Не могу представить, каким образом гарантировать…

– Я мастер Гильдии.

С горящими глазами Вордени стояла на фоне выложенных на полу трупов. Словно осуждая тех, кто не сумел выжить.

– Эта женщина – не мастер Гильдии. Венг Сяодонг? Нет. Томас Дхасанапонгсакул? Нет. Эти люди работали скрэчерами. Вероятно, были талантливы, но этого недостаточно. А я семьдесят лет специализировалась на марсианской археологии, и если говорю, что ворота устойчивы, то так оно и будет, – Вордени смотрела на нас горящими от возбуждения глазами. У наших ног лежали просто трупы. Возражать никто не решился.

В клетках моего тела продолжала нарастать интоксикация. Последствия бомбардировки Заубервилля. Возня с трупами заняла больше времени, чем я рассчитывал. Куда больше норматива, позволительного для офицера "Клина". Закончив упаковывать мертвых, я понял, что выжат как лимон.

Если Депре и ощущал нечто подобное, то никак этого не показывал. Похоже, тело "Маори" соответствовало заявленным характеристикам. Слоняясь по грузовой палубе, Люк наблюдал за фокусами с гравитацией, которые Шнайдер показывал Сян Сянпину. Немного поколебавшись, я развернулся и направился к ведущему наверх трапу, чтобы найти там Таню Вордени.

Наверху я обнаружил Хэнда, в одиночестве созерцавшего на экранах штурмовика нависавшую над нами громаду марсианского корабля.

– Ха, выглядит довольно поношенным, верно?

Голос чиновника выражал чувство ревнивого энтузиазма. То же сквозило в его манерах. "Нагини" освещала пространство радиусом всего в несколько сотен метров. Однако, несмотря на огромные размеры конструкции, ее контуры угадывались благодаря тени, оставляемой марсианским кораблем на звездном небе. Форма казалась поистине необъятной, распространяясь под немыслимыми для человеческого творения углами, местами напоминая готовые взорваться пузыри и не давая глазу смириться с окружающей тьмой.

Вглядываясь в эту тьму, могло показаться, что в ней угадывается край корабля, и за краем видно мерцание звезд. Потом, перенося взгляд дальше, вы понимали – свет опять превратился в тень, а звезды были лишь игрой отражения или миражем на фоне еще более громадной стены.

Одной из самых крупных виденных мной конструкций был корабль Конрада Харлана, но не уверен, могла бы баржа служить этому гиганту хотя бы спасательной шлюпкой. Подобного размера не достигал даже Хабитат на Новом Пекине. Размер действительно имел значение, а мы не были готовы к встрече с ним.

Зависнувшая около гигантского корабля "Нагини" казалась мне чайкой, которая сопровождает неповоротливый грузовоз, плывущий где-то между Ньюпестом и Миллспортом. А мы сами – случайными и крошечными ничего не понимающими мальками, тупо старающимися поспеть за его движением.

Плюхнувшись на соседнее с Хэндом кресло, я перевернул его так, чтобы видеть экраны. В руках и вдоль спины пробежала мелкая дрожь. Двигать промерзшие трупы было очень холодно. Когда мы помещали в мешок окоченевшее тело Дхасанапонгсакула, росшие из пустых глазниц и ветвившиеся как кораллы замерзшие остатки отломились. Я услышал, как они хрустнули, падая на пластик.

Ничтожный звук, незначительное и частное следствие смерти. Но этот звук заставил меня на время забыть о масштабах марсианского корабля. Обращаясь к Хэнду, я сказал:

– Всего лишь увеличенная по размерам версия нашей баржи. Теоретически мы могли бы самостоятельно построить такой корабль. Единственное, трудно разогнать его огромную массу.

– Очевидно, да. Но не для его создателей.

– Очевидно.

– Думаешь, это она? Баржа, предназначенная для колонизации?

Пожав плечами, я разом вспомнил обо всех сложностях.

– Для постройки большого корабля найдется немного причин. Или он возит что-то куда-то, или построен для того, чтобы в нем жить. И непонятно, зачем искать себе новую родину взамен такого огромного корабля. Нечего изучать. Незачем копать землю или знакомиться с ней.

– Непонятно и место, выбранное для стоянки. Разумеется, если считать это баржей для колонизации.

Судорога…

Я устало прикрыл глаза.

– Хэнд, к чему беспокоиться? Мы отсюда уйдем, а эта конструкция исчезнет в доке на астероиде какой-нибудь корпорации. Никто из нас никогда ее не увидит. Какой смысл привязывать себя к этой вещи? Ты ведь получишь свой процент, бонус – или что там полагается вашему брату, чтобы чувствовать свою сопричастность?

– Считаешь меня нелюбопытным?

– Думаю, тебе все равно.

Он не ответил. В этот момент с грузовой палубы пришла Сунь, и она принесла плохие новости. Буй оказался поврежден безвозвратно.

– Сигналы он подает. И после определенного ремонта можно оживить двигатели. Необходим источник энергии, и я могла бы приспособить для этого генератор одного из гравициклов. Но сломана система ориентации, а для ее ремонта у нас нет ни материалов, ни инструмента. Без этой системы буй не может сохранять свое положение в пространстве. Его отбросит в сторону импульс от запуска наших собственных двигателей.

– Что, если сбросить его при работающих двигателях?

Хэнд вопросительно взглянул на Сунь, потом на меня.

– Вонгсават рассчитает траекторию, подаст "Нагини" чуть вперед, мы сбросим буй и отойдем. А?

– Момент инерции. В момент сброса буй получит импульс – небольшой, но достаточный, чтобы со временем отойти от марсианского корабля. Так, Сунь?

– Правильно.

– А если привязать его к кораблю?

Я миролюбиво улыбнулся:

– Привязать? Ты видел, как нанобы попытались привязать себя к воротам?

– Следует поработать в этом направлении. Иначе придется возвращаться с пустыми руками. Нет, не теперь, когда мы так близки к успеху.

– Хэнд, сам знаешь, дай тебе волю, ты приварил бы нас к этой хреновине, чтобы не возвращать обратно.

– Тогда, – он дал волю голосу, – должно найтись иное решение!

– Есть такое решение.

В проеме люка стояла Таня Вордени. Пока мы занимались трупами, археолога поблизости не было. На вид она оставалась такой же бледной, как после своего внезапного недомогания, под глазами темнели мешки. Но во всей внешности этой странной женщины сквозила спокойная уверенность. Такой я не видел Таню с момента, когда ее забирали из лагеря.

– Госпожа Вордени?

Хэнд оглядел кабину словно в поисках свидетелей только что прозвучавшего заявления. Потом на секунду задумался, надавив на глаза большим и указательным пальцами.

– Вы имеете, что предложить нам в этой ситуации?

– Да. Если Сунь Липин отремонтирует систему питания буя, мы со всей определенностью сможем надежно его разместить.

– Разместить где? – спросил я. Вордени слабо улыбнулась:

– Внутри.

Наступила короткая пауза.

– Внутри чего? Этого?

И я ткнул пальцем в сторону огромной, нависшей над нами массы чужого корабля.

– Да. Пройдем внутрь причального порта и оставим буй в наиболее безопасном месте. Трудно предположить, чтобы порт оказался непрозрачным для радиосигнала. Такое в целом нехарактерно для марсианских конструкций. В любом случае можно устроить тестирование и найти подходящую точку.

Хэнд смотрел на экран дисплея с почти мечтательным выражением.

– Сунь, много ли времени уйдет на ремонт?

– Часов восемь – десять. Определенно – не более двенадцати.

Тут Сунь повернулась к археологу:

– А сколько времени потребуется вам, госпожа Вордени, чтобы открыть причальный порт?

– А-а… – На лице археолога вновь появилась едва заметная улыбка. – Он уже открыт.

До входа в порт мне удалось поговорить с Таней всего раз. Мы столкнулись около туалета, минут через десять после жесткого и бескомпромиссного разговора на собрании экипажа, где Хэнд обрисовал обстановку. Археолог уже выходила из крошечной комнаты спиной ко мне, и мы столкнулись, не вписавшись в узкий коридор штурмовика.

Издав восклицание, Вордени обернулась, и я заметил на ее лбу капли пота после очередного приступа дурноты. Дыхание было тяжелым, в воздухе висел кислый запашок рвоты.

Она заметила, как я смотрю.

– Что?

– Ты как, в порядке?

– Нет, Ковач. Я умираю. А как ты?

– Уверена, что войти в порт – это хорошая идея?

– И ты туда же! Мне показалось, уже все обсудили – с Сутъяди и Шнайдером.

Я не ответил, только подумал о ее лихорадочно заблестевших глазах. Таня закашлялась.

– Знаешь, если Хэнд этим удовлетворится и нам удастся вернуться домой, тогда я скажу – идея была хорошая. А этот чертов порт безопаснее, чем операция по привариванию буя к кораблю.

Я покачал головой.

– Но ведь дело в другом.

– В чем?

– А вот в чем. Тебе хочется попасть внутрь прежде, чем там окажется "Мандрагора" и увезет в закрытый док. Ты хочешь обладать этим кораблем сама, пусть в течение нескольких часов. Скажешь, нет?

– А ты?

– Полагаю, мы все этого хотим. Кроме, быть может, Сутъяди и Шнайдера.

Я знал, что этого захотела бы Крюиксхэнк. Представляю, как загорелись бы ее глаза – судя по энтузиазму, с которым она говорила тогда, ночью, стоя на траулере у поручней. Тот же интерес был на лице Иветты в момент, когда в ультрафиолетовом свете мы увидели блеск ворот, готовившихся к открытию. Возможно, поэтому смутный разговор в закутке у туалета, где воняло блевотиной, меня не задевал вовсе. Возможно, то было чувство долга.

Вордени пожала плечами.

– Ладно, проехали. И в чем проблема?

– Ты знаешь, в чем.

Нетерпеливо хмыкнув, Вордени попыталась выйти. Я загородил проход.

– Уйди с моей дороги, – прошипела она. – Высадка через пять минут. Мне нужно в рубку.

– Таня, почему они не вошли внутрь?

– Мы должны…

– Все это ерунда. Приборы Амели показывают наличие пригодной для дыхания атмосферы. Они нашли способ открыть порт или он уже был открыт. Но предпочли остаться снаружи, чтобы умереть от нехватки воздуха. Почему они это сделали?

– Ты был на собрании. У них не было пищи, они…

– Да-да, я законспектировал метры и метры твоих рациональных доводов. Но не услышал ничего, объясняющего простую вещь: четверо профессиональных археологов предпочли умереть в скафандрах, не захотев провести последние часы своей жизни внутри величайшей из археологических находок за всю историю человеческой расы.

Таня мгновение колебалась, и все же я успел заметить взгляд той женщины, что однажды была со мной под водопадом. Потом в уголках ее глаз появилась тревога.

– Почему ты спрашиваешь? Запусти свой комплект спасательной аппаратуры и поговори с ними. У них остались стеки, разве нет?

– Оборудование выведено из строя. Разъедено, как и все наши буи. Поэтому вопрос к тебе. Почему они так сделали?

Она опять замолчала, напряженно глядя куда-то вбок. Кажется, один глаз Тани начал дергаться. Впрочем, это быстро прошло, и она посмотрела на меня с холодным спокойствием – так же, как в момент освобождения из лагеря. Наконец она сказала:

– Не знаю. И раз мы не в состоянии их допросить – есть лишь один способ проверить.

– Та-ак. – Я со всей возможной учтивостью уступил Вордени проход. – В этом вся соль. Открытие. Изучение истории. Возжечь гребаный костер человеческой экспансии. Да, тебя не интересуют деньги, безразлично – в чьей собственности окажется найденное. Ты явно не боишься смерти. Но почему остальные, а?

Она вздрогнула, справившись с эмоциями через мгновение. А затем вышла, оставив меня одного в тусклом свете иллюминиевых плиток.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Наваждение.

Помню, я где-то вычитал, что среди археологов, впервые проникших в марсианские захоронения или, точнее сказать, города, был огромный процент сумасшедших. Похоже, умственные расстройства всегда сопровождали эту профессию. Лучшие умы принесли себя в жертву идее, подбирая ключики к марсианской культуре.

Только заканчивали они вовсе не тем, что ломались или опускались до образа буйнопомешанного. Они не ломались, они просто тупели. От лихих интеллектуальных подвигов переходили к беспомощному бормотанию, часто совершенно невнятному и ни на что не направленному. Специалисты проходили этот путь косяками. В контакте с продуктами нечеловеческого разума психику сдирало будто абразивом. Гильдия расходовала людей, как работающие напротив крутящегося точила одноразовые скальпели.

– М-да, кажется, там можно летать… – Люк Депре без особой радости рассматривал находившееся над нами сооружение.

В его словах прозвучали одновременно беспокойство и смущение. Я догадался: Депре испытывал те же проблемы с изоляцией подсознания, что и я. Когда созданные для ведения боевых действий подпрограммы сталкиваются с тем, что невозможно определить, они начинают сверлить твой мозг, словно требуя никотина. Искать засаду среди марсианской архитектуры – все равно что голыми руками ловить скользкого осьминога в Митчем-Пойнт.

Внутреннее пространство корабля распространялось вширь, поражая взгляд с первого момента – едва мы попали в перемычку, шедшую от причального порта. Конечно, я еще никогда не видел ничего подобного. Пытаясь найти подходящие ассоциации, вдруг вспомнил картинку из детства, прошедшего в Ньюпорте. Как-то раз, весной, на стороне Глубокой воды рифа Хираты я получил хороший урок. Случайно разрезал о выступ коралла подававшую воздух трубку краденого и наскоро залатанного дыхательного аппарата. На глубине пятнадцати метров. В тот момент, наблюдая за пузырями бурно выходившего кислорода, я расслабленно думал: как выглядят пузыри изнутри?

Теперь я это знал.

Пузыри висели, словно примерзнув к месту, едва окрашенные в голубовато-розовый перламутр. Казалось, из-под их поверхности исходит неяркое сияние. Кроме очевидной разницы в возрасте, в глаза бросалась хаотичность – напоминавшая те самые пузыри, что выходили из моего дыхательного аппарата. Никакого ритма или смысла в форме слияния или поглощения отдельных пузырей явно не просматривалось.

Местами связующее их пространство оказывалось не более метра в диаметре. Кое-где округлые стены превращались в резкие изломы, встречая пересечение сразу нескольких секций. В первом помещении, куда мы попали, потолок вообще не опускался ниже двадцатиметровой отметки.

– Надо же, пол плоский, – тихо пробормотала Сунь Липин, опускаясь на колено и сметая пыль с поверхности под ногами. – И у них была… вернее, есть гравитационная установка.

– Почитайте "Происхождение видов". – В пустоте голос Тани Вордени раздался гулко, как в соборе. – Виды появляются в условиях тяготения, так происходит везде. Невесомость вредна для здоровья, сколь бы забавной она ни казалась. И если у вас есть гравитация, то нужны плоские поверхности, чтобы размешать на них предметы. Целесообразность в действии. Аналогично устроен причальный порт. Хочется расправить крылья, но для посадки корабля нужно идти по прямой.

Все дружно обернулись, глядя на путь, которым только что прошли. В сравнении с помещением, в котором мы находились теперь, обводы причального порта выглядели более рациональными. Длинные ступенчатые стены выходили наружу двухметровыми трубами. Кольца не везде были ровными. Казалось, что проектировщики марсианского корабля так и не смогли окончательно уйти от аналогии с живой природой.

Похоже, эти кольца были частью механизма, каким-то образом облегчавшего переход принимаемого корабля в атмосферу с более высокой плотностью. Тем не менее не оставляла мысль, что находишься в чреве какого-то огромного спящего животного. Наваждение.

Я ощущал это периферийным зрением, улавливая смутные движения глазами и даже бровями, словно жившими своей жизнью. Как в детстве, когда играл в компьютерные игры. Их виртуальная среда не позволяла смотреть вверх или вниз более, чем на несколько градусов, – даже переходя с одного уровня сложности на другой. Здесь меня преследовало то же ощущение: нестерпимое желание увидеть то, что сверху. Желание обещало скорую боль в глазах. Но хотелось быть вполне уверенным в пространстве, что открывалось над головой. Форма находившихся над нами мерцавших поверхностей подразумевала определенный наклон, оставляя неясное чувство, будто вот-вот окажешься в перевернутом положении. Наверное, таковы были особенности привычного чужим существам окружения. Следствие того, что вся структура состояла из тонких, словно яичная скорлупа оболочек, готовых лопнуть в любой момент от первого же неловкого движения. Лопнуть, отправив тебя в пустоту. Наваждение.

К этому нужно привыкнуть.

И зал не был совершенно пустым. По периметру виднелись расставленные на уровне пола скелетные конструкции.

Я вспомнил знакомые с детства голограммы – марсианские насесты, заполненные виртуально реанимированными моделями. Здесь и сейчас насесты оказались совершенно пустыми, что придавало каждому из них сверхъестественно мрачный вид, нагнетавший предчувствия и без того нехорошие.

– Их почему-то сложили, – вполголоса пробормотала Вордени, вглядываясь куда-то вверх. Она выглядела озадаченной.

На изогнутой стене, не слишком высоко, находились машины, о назначении которых я мог лишь гадать. По-видимому, в их задачу входила постановка и уборка насестов. Почти все конструкции были сложными, и выглядели они угрожающе шипастыми. Однако когда археолог прикоснулась к той, что стояла с краю, не произошло ровно ничего плохого. Раздался неясный рокот, и машина, будто проявив норов, перевернула часть шипов.

Тут же что-то взвыло. Затрещал пластик. А в руках всех находившихся в зале людей мгновенно появилось оружие.

– Ради бога…

Вордени едва удостоила нас взгляда.

– Расслабьтесь. Все выключено. Это просто машина.

Вернув "Калашниковы" в кобуры, я пожал плечами. На другом краю зала улыбался Депре, перехвативший мой взгляд.

– Машина, но для чего? – Хэнду требовалось знать. Археолог посмотрела кругом, ответив усталым голосом:

– Не знаю. Дайте два дня и команду, оснащенную всем необходимым. Возможно, тогда я отвечу. Пока могу сообщить, что все это находится в спячке.

Сутъяди, еще державший на изготовку свой "Санджет", подошел ближе.

– Как ты определила?

– В противном случае мы уже имели бы с ним дело. На интерактивной основе. Можете мне поверить. И потом, вы кого-либо видите – с крыльями примерно на метр выше уровня плеч и занимающего один из насестов? Я же говорю: весь этот зал отключен и законсервирован.

– Мне кажется, госпожа Вордени знает, что говорит, – сказала Сунь, водя перед собой анализатором Нахановича. – В стенах просматривается аппаратура, и она в основном пассивна.

Амели Вонсават кивнула на проем, расположенный по центру в верхней части зала.

– Но что-то еще работает. Воздух пригоден для дыхания. Слегка разрежен, однако подогрет. Судя по всему, обогрев действует в масштабе корабля.

– Обычное жизнеобеспечение. – Таня Вордени явно потеряла интерес к машинам. Вернувшись к нам, она вскользь заметила:

– Такие системы встречались в шахтах Марса, да и на Земле Нкрума тоже.

Сутьяди совершенно не обрадовался:

– Они что, работали после такого перерыва?

Вордени грустно вздохнула. Ткнув пальцем в сторону причального порта, она сказала:

– Это никакое не колдовство. На "Нагини" есть похожая система, и она будет действовать несколько столетий. В случае нашей смерти – ожидая того, кто может вернуться.

– Да, и если тот, кто вернется, не введет правильный код, штурмовик зажарит его к обеду. Ваше сообщение не убеждает, госпожа Вордени.

– Ладно. Возможны определенные различия в нашей и марсианской культуре. Скажем, в сторону более цивилизованного подхода.

– И более емких батарей, – добавил я. – Этот корабль находится здесь гораздо дольше, чем мог бы протянуть наш.

– Что с радиовидимостью? – неожиданно спросил Хэнд. Сунь немедленно уткнулась в анализатор Нахановича.

Смонтированный у нее за плечами блок замигал, обозревая эфир. Над тыльной стороной ладони появились цифры, и Сунь неуверенно пожала плечами.

– Результаты не очень. Я с трудом различаю навигационный маяк "Нагини", а он прямо за этой стенкой. Значительное экранирование. Мы находимся в причальном порту, так что полагаю – есть смысл идти дальше.

Члены группы настороженно переглянулись. Депре опять перехватил мой взгляд и весело улыбнулся.

– Кто желает развеяться? – негромко спросил он.

– Это предложение мне не нравится, – ответил Хэнд. Выйдя из кучки, в которую мы инстинктивно сбились, я втиснулся между двумя насестами и оказался у прохода, который вел вверх и вперед. Когда подтягивал свое тело наверх, внутри зашевелились ощущения усталости и тошноты. На этот раз я был готов – понимая, что эффект быстро компенсирует нейрохимия.

Находившаяся выше полость оказалась пустой. Там не было даже пыли. Спрыгивая обратно, я согласился с Хэндом:

– Возможно, мысль не самая лучшая. Но сколько людей получили такой шанс в последнюю тысячу лет? Сунь, ты говорила, нужно десять часов?

– Да, примерно так.

– Как думаешь, можно составить схему этой части корабля?

Жестом я показал в сторону анализатора Нахановича.

– Очень может быть. Это лучший сканер, который можно купить за деньги. "Умные системы Нахановича". Лучше них не работает никто.

Она посмотрела в сторону Хэнда.

Я вопросительно посмотрел на Амели Вонгсават.

– А боевые средства "Нагини"? Они активизированы?

Пилот утвердительно кивнула.

– Могут нападать сколько угодно. Она постарается.

Я посмотрел на Сутьяди:

– Хорошо. В таком случае, я полагаю, есть возможность провести один день в этом Коралловом храме. Разумеется, для желающих.

Оглядывая спутников, я старался определить их реакцию. Депре не скрывал любопытства и был согласен заранее: его выдавало лицо и все тело. Постепенно интерес захватывал всех остальных. Все принялись внимательно разглядывать архитектуру чужого корабля, и на лицах людей отражались ирония и любопытство. Общего подъема не миновал даже невозмутимый Сутъяди. Его мрачная сосредоточенность несколько смягчилась с момента, когда, пройдя на верхний уровень причального порта, мы вдохнули вполне пригодный для человека воздух.

Страх неизвестного уходил постепенно. Его сменяло чувство более древнее и более сильное.

Любопытство обезьяны. Черта, о которой я говорил так пренебрежительно, когда общался с Вордени, оказавшись на побережье близ Заубервилля. Инстинкт, заставлявший их скакать по веткам, вереща и тыкая пальцем в пустые глазницы древних каменных идолов – просто так, из любопытства увидеть. И сверкающее, острое обсидиановое лезвие – желание знать.

То самое желание, что вывело нас из джунглей и заставило пройти дорогу из самого сердца заросших разнотравьем равнин центральной Африки. То, что со временем может увести человечество так же далеко, насколько сейчас мы далеки от тех африканских дней.

Шагнув на середину, Хэнд принял вид истинного чиновника. Потом осторожно произнес:

– Попробуем расставить приоритеты. Мне нравится ваше желание увидеть внутри корабля нечто интересное. Я сам хотел бы это увидеть. Но основной задачей является постановка на марсианском судне буя корпорации "Мандрагора". Главную задачу следует выполнить прежде остальных. И я настаиваю, что сделать это нужно силами всей группы. – Он повернулся к Сутъяди. – Капитан, после этого вы вольны предпринять любое детальное исследование. Сутъяди кивнул.

Если у кого-то и были сомнения относительно состояния марсианского корабля, их окончательно развеяли два часа, проведенные внутри структуры из застывших пузырей. Мы прогулялись вглубь почти на километр, потом вернулись, блуждая по казавшемуся хаотичным нагромождению переходов. В некоторых местах уровень входа оказывался выше, в других – чуть ниже пола. В остальных помещениях вход располагался чересчур высоко, и в них проникали либо Сунь вдвоем с Вордени, использовавшие заплечный гравитатор, или вторая пара – Сян и Депре.

Мы не обнаружили ни одного признака жизни. Ничего.

Машины, мимо которых мы проходили, игнорировали нас. Никто и не пытался подойти слишком близко, не желая вызвать их реакцию.

Постепенно двигаясь в глубину корабля, мы начали встречать другие структуры. С некоторой натяжкой их можно было назвать коридорами: протяженные, обширные помещения с овальными яйцеобразной формы входами. Способ формирования этих конструкций не слишком – отличался от уже виденных пузырей, несколько модифицированных для какой-то цели.

Пока мы ждали Сунь, обследовавшую одно из помещений, я поделился своими впечатлениями с Вордени:

– Знаете, что оно напоминает? Похоже на надувную опалубку. Словно первоначально они возвели как бы основу, а потом… – Я даже наклонил голову, стараясь подыскать ускользающее сравнение. – Даже не знаю… Будто они накачали внутрь какой-то плотный аэрогель, заставив конструкцию раздуться, а потом подождали, пока все застынет.

Вордени устало улыбнулась.

– Возможно. Что-то вроде этого. Говорит об их глубоком знании сопротивления материалов. Об умении заранее смоделировать все в таких масштабах.

– Может – да, может – нет.

Я ухватился за свою мысль, стараясь сложить ее по-иному, как оригами.

– В космосе форма может не иметь особого значения. Что получится, то получится. Потом вы заполняете пространство тем, что необходимо: двигатели, жизнеобеспечение, вооружение…

– Оружие? Разве это военный корабль?

– Это я для примера сказал. Но…

Из переговорного устройства послышался голос Сунь:

– Здесь что-то есть. Что-то вроде дерева или…

Случившееся вслед за этими словами было невозможно объяснить.

Я услышал звук. Уверен, что услышал это за долю секунды до того, как из купола, который обследовала Сунь, возник низкий колокольный звон. Эта уверенность произвела на меня сильное впечатление, словно эхо развернулось, распространяясь в противоположном времени. Если так сработало подсознание или пресловутая "интуиция" Посланника… Такое могло лишь присниться.

– Сонгспир, – сказала Вордени.

Я слушал, как умолкало эхо, и старался побороть дрожь от выброшенных в кровь феромонов. Вдруг захотелось вернуться, оказаться по ту сторону ворот и встретиться с опасностью лицом к лицу. Нанобы – так нанобы. Или радиация.

Вишня и горчица. Одновременно со звуком я почувствовал неожиданную смесь из двух запахов. Сян изготовил "Санджет".

Всегда сосредоточенный, Сутъяди слегка поморщился.

– Что это было?

– Сонгспир, – ответил я, с трудом отыскав информацию в глубине еле ворочавшегося рассудка. – Марсианское комнатное растение.

Я видел одно такое, еще на Земле. Его откопали из марсианского грунта на том месте, где оно некогда росло и потом стало камнем, превратившись в объект страсти богатых коллекционеров. Окаменелость отзывалась на прикосновение, даже на легкий ветерок. Оставаясь ни живо ни мертво, это растение продолжало источать запах вишни с горчицей. И пело. Не попадая ни в одну категорию земной науки.

Вордени нужно было знать.

– Где оно висит?

– Растет прямо из стены. Как коралл…

В голосе Сунь звучало уже знакомое изумление.

Отступив немного назад, чтобы дать место для толчка, Вордени потянулась к ручке управления гравитатора. Послышался тонкий вой ожившего двигателя.

– Я сейчас приду.

– Госпожа Вордени, минуточку. – К археологу подлетел Хэнд. – Сунь? Есть ли там сквозной проход?

– Нет. Пузырь закрытый.

– Возвращайся. – Подняв руку, он остановил Вордени. – У нас мало времени. Можете вернуться позже, после того, как Сунь починит буй. А сейчас нам нужно отыскать место, пригодное для передачи его сигнала.

По лицу Вордени прошла недовольная гримаса. Она не собиралась подчиняться, но устала, слишком устала, чтобы бороться. Снова дернув ручку гравитатора, Таня выключила нудно зудевший двигатель и пошла прочь, бормоча себе под нос что-то явно неприятное, вряд ли лучше аромата вишни с горчицей. Обойдя Хэнда, она двинулась выходу. Секунду помявшись, Сян позволил ей выйти.

Я тяжко вздохнул.

– Отличный ход, Хэнд. Кто ближе всех к пониманию этого явления? – Я сделал рукой круговое движение. – И этого места. А ты пытаешься ее унизить. Чему тебя учили, спец по инвестированию в конфликты? Топтать спеца, способного оказать помощь?

– Нет, – спокойно ответил Хэнд, – меня учили не останавливаться.

– Правильно.

Я последовал за археологом, остановив ее в коридоре, после выхода из зала.

– Эй, постой. Вордени. Вордени, остынь, слышишь… Он же дерьмо… Что ты делаешь?

– Гребаный торгаш…

– Это верно. Но именно он отправил нас сюда. Не стоит недооценивать стремление к прибыли.

– А кто ты? Гребаный философ-экономист?

– Да, это я. Послушай… Я остановился.

– Нет, с меня хватит…

– Послушай меня!

Подняв руку, я показал в направлении коридора.

– Там… слышишь это?

– Я ничего не…

Она замолчала. Теперь звук донесла до меня нейрохимия. Ясно, без всяких сомнений. Там, дальше по коридору, что-то пело песню.

Мы нашли это, пройдя пару залов. Целый лес из карликовых деревьев. Сонгспиры. Они прилепились к полу, переходя на изгиб стены у самого входа в огромный пузырь. Казалось, деревца пробились на месте стыка сквозь основу конструкции корабля, однако на корнях я не заметил никаких повреждений. Будто материал корпуса расступился, пропуская стебли.

Ближайшая марсианская машина стояла примерно в десяти метрах от нас, загромождая коридор.

Звук, шедший от деревьев, отдаленно напоминал виолончель. Но инструмент звучал так, будто смычок водили слишком замедленно. Уловить мелодию я так и не сумел. Звук лежал на самом краю слухового диапазона, и всякий раз, когда он нарастал, желудок отзывался неприятной вибрацией.

– Воздух, – неожиданно сказала Вордени. Мы двинулись по сильно надутому коридору, затем миновали цепочку из таких же надутых пузырей, и наконец она осела на пол, совершенно лишившись дыхания, но с ярко горящими глазами. – Здесь идет поток воздуха, то есть имеется проход между уровнями. Они поют при контакте с воздухом.

Я постарался избавиться от озноба.

– Сколько лет они здесь растут?

– Кто скажет?

Вордени с трудом встала на ноги.

– Если гравитация такая, как на планете, – тысячи две лет как максимум. Но это не планета.

Покачав головой, она сделала шаг назад, взялась за подбородок рукой и вдруг прикрыла пальцами рот – так, словно не хотела обидеть неприятной информацией. Я ждал, что она скажет. Наконец, убрав руки от лица, Таня неуверенно проговорила:

– Посмотри, как ветвятся отростки. Так не должно быть. Обычно не бывает… такого плотного переплетения.

Проследив направление, в котором указывал ее палец, я увидел это. Самый высокий из кустиков, вытянувшийся до уровня груди в виде длинного, красного с черным веретена, пророс в стороны от главного ствола чересчур густо – совсем не так, как это было с виденным на Земле образцом. Куда более мелкие растения, окружавшие первое, в точности повторяли его форму. Более того…

Рядом с нами появилась остальная часть группы.

– Что тут у вас за чертовщина? О-ох…

Пение, едва уловимое вначале, быстро нарастало. Вероятно, из-за усилившегося с движением новых тел потока воздуха. Одновременно у меня пересохло в горле.

– Хэнд, я просто смотрю, все ли здесь в норме.

– Госпожа Вордени…

Я взглянул на Хэнда в упор. Встав рядом с археологом, Депре спросил:

– Они не опасны?

– Точно не знаю. Обычно – нет, но…

Одно давно стучавшееся у порога сознания соображение наконец возникло там.

– Посмотрите, они растут в направлении друг к другу. Взгляните на невысокие растения: они ветвятся вверх и в стороны. Теперь самое высокое: оно растет во все стороны.

Сунь обошла вокруг зарослей с приемником в руках.

– Вероятно, таков принцип их коммуникации. Это связанная система. Хотя… хм-м…

– Если хочешь найти эмиссию, зря не старайся, – почти мечтательным голосом заявила Вордени. – Наоборот, они впитывают любое излучение, как губка. Тотальная абсорбция любых волн, кроме красного спектра. Хотя, судя по минеральному составу, это растение не может быть красным. Скорее оно могло бы отражать весь видимый свет.

– Но не отражает. А почему, госпожа Вордени?

Хэнд сделал замечание озабоченным голосом, словно собирался привлечь кустики к ответственности за нарушение законодательства.

– Знай я ответ, давно работала бы президентом Гильдии. Об этих растениях известно еще меньше, чем о других аспектах марсианской биосферы. Неизвестно, растения ли это.

– Но они растут, не так ли? Вордени презрительно фыркнула:

– Кристаллы тоже растут. Что не делает их живыми.

– Не знаю, как вам, а мне кажется, что это инфекция, – вдруг сказала Амели Вонгсават, нацеливая на заросли свой лазер.

– Или произведение искусства. Откуда нам знать? – вполголоса пробормотал Депре. Вонгсават недоверчиво качнула головой:

– Люк, это космический корабль. Кто станет загораживать коридор, по которому ходят? Смотри, они здесь повсюду.

– Просто ты не умеешь летать.

– Они все равно мешают.

– Искусство… для отработки маневра, – хмыкнул Шнайдер.

Отвоевав себе немного места, к зарослям протиснулся Хэнд. От колебания воздуха красно-каменные стволы вновь издали невнятные звуки. От резкого запаха даже воздух стал плотным. Хэнд недовольно буркнул:

– Ладно, закончили. У нас нет…

– Нет на это времени, – пробубнила археолог. – Нужно искать место для передатчика.

Шнайдер громко заржал. Едва улыбнувшись, я старался не смотреть на Депре. Похоже, позиции Хэнда несколько пошатнулись, а мне не хотелось подталкивать его к опасному краю. Пока было неясно, как поведет себя сотрудник "Мандрагоры", когда нас прижмет по-настоящему.

– Сунь, – сказал Хэнд. – Проверь тот проход, что выше.

Кивнув, Липин включила питание гравитатора. Взвизгнул генератор, и наш системный аналитик медленно поплыла вверх. Сян и Депре пошли следом за ней, для прикрытия держа наготове по "Санджету".

– Здесь нет прохода, – донесся сверху голос разведчицы.

Услышав небольшое изменение звука, я тут же повернулся к зарослям сонгспира. В этот момент мое лицо видела одна Вордени, и поняла лишь она. Стоя за спиной Хэнда, Таня открыла рот в немом вопросе: "Что?" Кивнув на растения, я коснулся уха.

– Слушай!

Подавшись вперед, она напряженно склонила голову и шепнула:

– Это немыслимо… Но это было.

Ненавязчивый тон, похожий на звук виолончели, был модулирован другим, вступившим в ответ на вой гравитатора. Или на само гравитационное воздействие. Модуляция едва заметно усиливалась.

Корабль просыпался.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Место для передатчика Хэнда мы обнаружили через час, найдя еще четыре скопления сонгспира.

К тому же пришло время возвращаться назад, к причальному порту, и обратный путь мы проделали, ориентируясь по эскизной карте, нарисованной на руке Сунь ее сканером системы Нахановича. Марсианская архитектура нравилась хитрому прибору не больше, чем нам, и это было ясно по долгим Паузам, в течение которых системный аналитик заряжала сканер поправочными данными. Однако после двухчасового странствования по нашим следам и улучшения интерфейса прибор смог выдать несколько догадок относительно маршрута. Как ни удивительно, он вывел точно к цели.

Взобравшись по огромной спиралевидной трубе, наклон которой не соответствовал человеческому представлению о комфорте, мы с Сунь выбились из сил. И решили передохнуть на краю пятидесятиметровой площадки с прозрачными стенами. Казалось, мы находились в самом центре девственного космоса. Над нашими головами во все стороны выгибалось кристально чистое звездное небо, нарушенное лишь конструкциями центральной структуры корабля, до странности похожими на портовый кран в Миллспорте. Чувство пространства казалось настолько острым, что я рефлекторно задержал дыхание, как и положено в вакуумном бою. В груди слабо отозвались утомленные подъемом легкие. Пришлось задавить рефлекс.

– Это силовое поле? – спросил я у Сунь.

– Нет, прочный корпус. – Склонившись над прибором, она сообщила подробности: – Прозрачный сплав толщиной около метра. Впечатляющие технологии. Никакой дисторсии. Полный визуальный контроль. Смотри, смотри… там ворота.

Ворота стояли среди звезд, над нашими головами. Странный для космоса прямоугольный спутник, мерцавший во мраке своим серо-голубым светом.

– По всей вероятности, это башня управления причаливанием.

Сунь медленно повела рукой в сторону.

– Я же говорила. Сканер Нахановича не ошибается. И они не могли выбрать лучшего места…

Она неожиданно замолчала. Взглянув на Сунь, я увидел, как расширились ее глаза, сфокусированные в центре площадки. Проследив направление, я увидел решетчатую конструкцию. Марсиане.

– Зови остальных, – отрешенно произнес я.

Они висели над площадкой, как тени. Нет, скорее – как призраки казненных орлов, широко расставив схваченные чем-то вроде сети крылья. Сеть колыхалась от движения воздуха. Зловещая картина. На центральной конструкции их было двое: один висел на самой верхней точке, а второй – чуть выше человеческого роста. Осторожно приблизившись, я хорошо разглядел сеть, натянутую на каких-то приспособлениях. Вид последних говорил не больше, чем конструкция машин, уже встреченных нами в пузырях.

По дороге попался новый участок, поросший сонгспиром. По большей части невысокие, по колено, растения. Слышно было, как сзади, у спирали, Сунь криком оповестила остальных о нашей находке. Казалось, ее громкий голос что-то нарушил. Под прозрачными сводами наперебой зазвенело множественное эхо.

Подойдя к висевшему пониже марсианину, я остановился прямо под ним.

Понятно, что я видел их прежде. Кто же не видел. Эти существа сопровождали нас всю жизнь, начиная с детской площадки. Марсиане заменили мифы, так и не преодолевшие земной таможни, став одновременно и святыми, и чертями выдуманных нами легенд. Невозможно переоценить… Так писал о них Грецки в те времена, когда на что-то годился. Невозможно переоценить побочный эффект открытия, состоящий в чувстве нашей принадлежности вселенной и вместе с ним – в ощущении, что эта вселенная некоторым образом нам принадлежит.

Вот что рассказала Вордени в пустыне, вечером, стоя вместе со мной на балконе принадлежавшего Респинеджи склада.

– Брэдбери, 2089 год доколониального летосчисления. С расшифровкой первой из марсианских систем хранения данных героям-первооткрывателям, принесшим людям это наследство, открылась правда о собственном ничтожестве. Тысячелетний опыт, оставшийся от Древнего Египта и Китая, принял новые технологические формы и вдруг стал выглядеть детской игрушкой. Многовековая мудрость сжалась до объема кулинарной книги. Лао Цзы, Иисус Христос, Мохаммед. Что знали эти люди? Они никогда не покидали собственной планеты! Где были они в те времена, когда марсиане бороздили межзвездное пространство?

Помню, в тот момент на лице Тани Вордени мелькнуло раздражение.

Разумеется, отвергнутые религии не сдались без боя. На помощь пришли обычные стратегии. Марсиан встроили в схему, отскоблили одни скульптурные изображения и изваяли другие, поменяли трактовки. Потерпев неудачу и не имея достаточно серого вещества – отвергли все целиком. Назвали их порождением дьявола и начали забрасывать камнями всякого, сказавшего слово против. Должно было сработать. Но не сработало.

Какое-то время все выглядело так, как кое-кому хотелось. Нараставшая истерия принесла жестоких сектантов, а в недавно созданных университетских отделениях ксенологии возникли беспорядки. Археологов охраняли военные, а в кампусах начались перестрелки с фундаменталистами. Вмешалась полиция. Интересное для студента время…

На всем этом выросли новые верования. Большая их часть ничем не отличалась от старых – те же догматы. Но где-то под спудом, а возможно, это витало в воздухе, появились ростки нового, не связанного ни с одной из церквей учения: веры в нечто, трудно определяемое одним словом "Бог".

Вероятно, так произошло из-за крыльев. Культурный архетип уже существовал: ангелы, демоны, Икар и бесчисленный ряд сумасшедших, бросавшихся вниз с крыш и скал. Люди привыкли видеть в крыльях нечто особенное.

Может быть, непомерно высокой оказалась ставка? Астронавигационные карты, обещания нового мира, до которого нужно лишь дойти, подтверждения предназначения…

Чем бы оно ни было, назовем это верой. Это не было знанием, и сама Гильдия не гарантировала достоверности перевода. Однако, посылая сотни и тысячи чужих стеков и замороженных эмбрионов в глубины космоса, следовало вооружить их чем-то много более сильным, нежели научная теория.

И что, как не вера, в наибольшей степени способствовало рождению Нового Знания? А взамен твердой веры в геоцентричность модели человеческой науки и ее способность когда-либо объяснить все что угодно пришла куда более осознанная, тонкая убежденность в превосходстве марсианской научной доктрины. Нечто подобное всегда есть в воле отца, посылающего сына за океан, чтобы тот чего-то достиг.

Но мы сами открыли дверь. И не как взрослые, покидающие дом дети – скорее, как раса-несмышленыш, с надеждой ухватившаяся за палец марсианской цивилизации. Что вносило совершенно иррациональное ощущение безопасности и придавало всему процессу ненужную теплоту. Именно эти два чувства двигали всей диаспорой переселенцев. Наряду со столь близким Хэнду стремлением к экономической свободе.

Положение вещей изменилось с потерей человеческих жизней. Три четверти от целого миллиона осталось на Адорационе. Эта и другие неудачи слегка подрезали Протекторату крылышки. А на Земле увядали остатки старых верований, не способных укрепить свое влияние как духовно, так и политически. "Мы проиграли свою жизнь и должны за это платить. Нужна железная рука – во имя безопасности и стабильности".

От прежнего восхищения всем марсианским не осталось почти никакого следа. Прошло несколько столетий, как ушел в забвение Вышински и умерли участники его первых экспедиций. Их выбросили из научной среды, лишили публикаций. В нескольких случаях просто убили. Гильдия замкнулась сама на себя, ревниво оберегая от Протектората остатки интеллектуальной свободы. Марсианская проблема потеряла актуальность, превратившись из научного направления, обещавшего скорое понимание, в целых два следствия.

С одной стороны – сухие описания в виде текстов и фотоснимков, содержавших информации ровно столько, сколько могли воспринять жители Протектората. Внешний вид и строение марсианина, его скелета или крыльев знал каждый ребенок. А также динамику их полета и детали, касавшиеся размножения или воспитания детенышей.

Они были реконструированы – в виртуальности, разумеется – вместе с оперением и реальной расцветкой. Все это стало возможным благодаря нескольким видеозаписям, расшифрованным ушлыми специалистами Гильдии. Эмблемы с насестов, одежда… В общем – пестрое и легко воспринимаемое читателями барахло. И ничего относительно их общества. Малопонятные, неопределенные, ненадежные данные. Наконец, препятствием оказались сами люди, не пожелавшие изучать эту галиматью…

Мы сами отказались от знания.

Так сказала она, слегка дрожа от ночной прохлады.

Умышленное игнорирование того, что следовало обработать и понять.

По другую сторону такого разнообразия не могла не оказаться куча эзотерической белиберды. Причудливые религиозные культы, пересказываемые шепотом легенды и сплетни с раскопок. Здесь знали нечто, в самом деле доставшееся нам от марсиан. Здесь могли рассказать про их влияние на человека. Здесь марсианское наследство называли так, как однажды его назвал сам Вышински: "Новые Древности. Они учат нас по-настоящему ценить этот мир. Наши загадочно исчезнувшие благодетели… они простерли над человеческой цивилизацией свои холодные крылья, чтобы сказать: то, что мы называем свидетельствами древней шести– или семитысячной истории, больше нельзя именовать истинными древностями".

Марсианин был мертвым.

Он умер очень давно, что совершенно очевидно. Тело напоминало мумию с высохшими, истончившимися крыльями. Голова иссохла, остался лишь узкий череп с полуоткрытым клювом. На своих местах оказались только глаза, черневшие в продолговатых оттянутых назад щелях, наполовину прикрытых мембраной век. Ниже клюва под кожей выпячивалось какое-то образование, вероятно, горловые железы.

Подобно крыльям, кожа высохла в тонкую полупрозрачную пленку.

Из-под крыльев высовывались угловатые, тянущиеся через сетку конечности с тонкими когтями, вцепившимися в панель управления. Внутри поднялась волна сочувствия. Кем бы ни было это существо, оно умерло за работой.

– Не дотрагивайся до него.

Предостережение исходило от оказавшейся сзади Вордени, и я обнаружил, что пытаюсь дотянуться до нижнего края сетки.

– Я нечаянно.

– За нечаянно бьют отчаянно. Поймешь, если кожа лопнет. Под ней находится слой, выделяющий едкую субстанцию. У живой особи этот эффект компенсируется поступлением пищи. То есть мы так полагаем. Крайне активная щелочь, и в присутствии паров воды она способна сжечь большую часть трупа.

Говоря это, Вордени осторожно двигалась вокруг натянутой сетки. Вероятно, сказывался опыт, полученный в Гильдии. Лицо ее не выражало ничего, кроме сосредоточенности. Археолог не отводила глаз от висевшей над нами крылатой мумии.

– Если марсиане умирали в таком положении, щелочь постепенно разъедала жировую ткань и высыхала, превращаясь в порошок. Очень агрессивный – в случае попадания в глаза или легкие.

– Понятно. Спасибо за своевременное предупреждение.

Она пожала плечами.

– Не ожидала их найти.

– На кораблях всегда есть экипажи.

– Да, Ковач, и в городах всегда есть население. Но до сих пор обнаружено всего две сотни неповрежденных марсианских мумий. И это за четыре столетия работы археологов на более чем тридцати планетах.

– Неудивительно, если у них внутри такое дерьмо, – оживил разговор Шнайдер. Задрав голову вверх, он стоял под сеткой по другую сторону. – А что происходило, когда эти самые марсиане долго не ели?

Вордени наградила коллегу раздраженным взглядом:

– Пока не знаем. По всей вероятности, начинался обычный процесс.

– Должно быть, болезненный, – вскользь заметил я.

– Да, могу представить.

Вордени определенно не желала с нами общаться. Была под впечатлением.

Шнайдер не уловил ее состояния. Наверное, он предпочел отвлечься от нависшего над нами неподвижного безмолвия, чтобы не видеть призраков с крыльями.

– Как случилось, что эти двое погибли в таком положении? Я имею в виду, это не согласуется с принципом естественного отбора. Ну, голод, который убивает.

Вновь посмотрев на иссохший, распяленный на решетке труп, я ощутил волну уважения к существам, погибшим на своих постах. Во мне произошло что-то необъяснимое. Шорох, едва распознанный тренированным подсознанием на границе понимания и пустоты. Я понял это, когда мой голос сам собой произнес:

– Нет согласуется. Их поступками должен был двигать голод. Сделав эти существа самым опасным сучьим отродьем из всего, когда-либо летавшего по небу.

Показалось, что по лицу Тани Вордени пробежала мимолетная улыбка.

– Ковач, опубликуй эту догадку. Вполне интеллектуальный подход.

Шнайдер фыркнул.

Взирая на мумифицированный труп марсианина, Вордени ненавязчиво предложила нам целую лекцию.

– На самом деле этот эволюционный фактор действовал для поддержания чистоты на перенаселенных насестах. Вэсвики Лэй, исследование двухлетней давности. Еще раньше большинство членов Гильдии соглашались на вывод о способности избавляться от кожных паразитов и инфекции. Вэсвик и Лэй не опровергли такого мнения, но их теория вышла на первый план. Была выдвинута и гипотеза о "самых опасных существах", но никто из членов Гильдии не нашел такого элегантного объяснения, как коллега Ковач.

Я почтительно склонил голову.

– Как вы думаете, нам удастся ее снять? – громко осведомилась Вордени, стараясь рассмотреть поддерживавшие сетку тросы.

– Ее?

– Да, ее. Это страж насеста. Видите шпору на крыле? И ту кость, жесткий рубец на обратной стороне головы. Каста воинов. Насколько известно – состояла исключительно из женских особей. – Археолог вновь посмотрела на тросы. – Мы это опустим?

– Не вижу препятствий.

Я громко позвал:

– Сян! С твоей стороны есть лебедка?

Посмотрев вверх, Сян отрицательно замотал головой.

– Люк, а что у тебя?

– Госпожа Вордени, – послышался голос Хэнда.

– Вот урод. Проснулся, – пробормотал Шнайдер. Хэнд направлялся в нашу сторону, стремясь поучаствовать в обсуждении.

– Госпожа Вордени, надеюсь, вы не собирались предпринимать ничего, кроме осмотра этих тел?

– Конечно. Как раз собирались снять их для осмотра. Что, с этим проблемы?

– Да, госпожа Вордени, проблемы. Этот корабль и все, что на нем находится, представляет собой собственность корпорации "Мандрагора".

– Не ранее, чем на корабле окажется буй. Об этом вы говорили, отправляя нас сюда.

Хэнд напряженно улыбнулся.

– Не развивайте эту тему, госпожа Вордени. Вам хорошо платят.

– Ага, заплатят. Нам заплатят. Хэнд, сукин ты сын…

Выразительно посмотрев на него, археолог прошагала на самый край площадки и остановилась, отвернувшись в пространство.

Мне оставалось лишь посмотреть Хэнду прямо в глаза.

– Послушай, что еще за дела? По-моему, я предупреждал: не трогай ее.

Оставив чиновника около трупов, я направился в сторону Вордени. Археолог стояла, устало опустив голову и обхватив себя руками.

– – Надеюсь, ты не прыгнешь вниз?

Она только фыркнула.

– Кусок дерьма. Получит ключи от корпоративного рая, если только доживет.

– Кто знает. Кстати, он человек верующий.

– Да? Забавно, и как это сочетается с его коммерческой миссией?

– Ну… думаю, хорошо. Это, знаешь ли, достаточно организованная церковь.

Она снова фыркнула, недоверчиво и с ироническим выражением, несколько расслабив руки.

– К чему я так разошлась… Все равно нет инструментария для работы с органикой. Пускай остаются на месте. Откуда этот вздор?

Улыбнувшись, я положил на ее плечо свою руку.

– От тебя.


Возвышавшийся над нашими головами прозрачный купол оказался столь же прозрачным во всем радиоспектре. Сделав несколько замеров при помощи чудо-оборудования Сунь, мы все отправились к "Нагини" и притащили буй вместе с тремя ящиками инструментов, которые могли потребоваться для ремонта. Проходя по каждому из залов, мы не забывали ставить янтарного цвета маячки, заодно чертя на полу стрелы иллюминиевой краской, что страшно нервировало Вордени.

– Это можно стереть, – успокоила Сунь Липин тоном, означавшим полное безразличие к разметке.

Перетаскивание буя сквозь дьявольское нагромождение пузырей представляло долгую, тяжелую и выматывающую работу даже при наличии гравитаторов. К моменту, когда все было доставлено на площадку с прозрачным куполом и свалено на ее краю, подальше от мумифицированных обитателей, я оказался вдрызг разбитым. Поврежденные радиацией клетки изношенного тела уже не реагировали на впрыск наркотиков.

Найдя подходящую конструкцию, стоящую в стороне от подвешенных мумий, я с огромным трудом взгромоздился на нее и замер, стараясь успокоить пульс созерцанием звездного пейзажа. Там, среди звезд, мне подмигивали раскрытые ворота. Чуть правее, в верхнем углу поля зрения, висело тело марсианина. Подняв глаза выше, я посмотрел туда, где должны были находиться его глаза. И приложил два пальца к виску, отдавая честь погибшему воину:

– Скоро буду рядом с тобой.

– Извини, что?

С трудом повернув голову, я увидел стоявшего в двух метрах Люка Депре. Похоже, он хорошо чувствовал себя в новом теле "Маори".

– Ничего. Ждем-с.

– Понятно.

Судя по лицу, он ничего не понял.

– Я тоже мало-мало задумался. Прогуляться не хочешь?

Я покрутил головой.

– Потом. Сделай так, чтобы тебя не понадобилось остановить.

Нахмурившись, Люк тем не менее оставил меня в покое. Я видел, как он удалялся в одной связке с Амели Вонгсават. Группа разбрелась по площадке, держась небольшими кучками и негромко болтая разный вздор. В голову пришла мысль: смогу ли я услышать пение сонгспиров, если нейрохимия почти не работает? Было такое чувство, словно со стороны звезд на нас что-то надвигается. Казалось, площадка немного изменила положение в пространстве.

Прикрыв глаза, я начал куда-то погружаться. Если не в сон, то в его подобие, представлявшее все возможные недостатки аналога…

– Ковач… Гребаный Семетайр.

– Неужели ты потерял свою растерзанную девочку из Лимона?

– Только не…

– Не желаешь ли встретить ее в целом виде? Или предпочитаешь, чтобы ее куски корчились над тобой по отдельности?

Я почувствовал, как задергались губы, по которым пришелся удар ее оторванной нанобами ноги.

– Имеются ли заявления? Хм-м… Расчлененный солдат под твоим началом. Одна рука здесь, другая там. Много пушечного мяса, полные пригоршни. Так сказать, нарежем, если попросите. Ковач, мясо мягкое, его можно потрогать. Податливое, Ковач. Можешь набрать сколько хочешь. Можешь придать любую форму.

– Семетайр, ты толкаешь меня…

– Не связанное с чьей-либо осознанной волей. Ненужное отбросить в сторону. Неподходящее или то, что вне осмысленной полезности. Жизнь «после» имеет свои преимущества…

– Семетайр, оставь же меня, черт возьми…

– Я тебе должен? В одиночестве слишком холодно. Гораздо хуже, чем тебе представлялось над «Мивцемди». Зачем доставлять тебе неприятности? Ведь ты друг. Ты послал мне столько душ…

– Ладно. Ты прав, ублюдок…

Я вздрогнул и тут же проснулся. Надо мной, стоя примерно в метре, склонилась Вордени. Позади ее фигуры я видел висящего в центре купола марсианина, взиравшего своими мертвыми глазницами словно ангел из собора Андрик в Ньюпесте.

– Ковач, с тобой все нормально?

Потерев глаза, я заморгал от неприятного ощущения.

– Думаю, неплохо для полумертвого. Ты не продолжила осмотр?

– Чувствую себя довольно погано. Потом.

Я попробовал выпрямиться. По другую сторону площадки над полуразобранным буем трудилась Сунь. Тихо беседуя, Сян и Сутъяди стояли рядом. Я осторожно кашлянул.

– Осталось довольно мало "потом". И не думаю, что Сунь потребуются все десять часов. Где Шнайдер?

– Вышел вместе с Хэндом. Почему вы не построили свой Коралловый храм?

Я рассмеялся.

– Таня, ты в жизни не видела Кораллового храма. О чем мы говорим?

Присев рядом, она повернулась лицом к звездам.

– Давай поговорим на харланском арго. Какие проблемы.

– Чертовы туристы.

Она весело засмеялась. Наконец сев, я наслаждался звуком ее голоса. Когда затихло последнее эхо, мы остались сидеть в тишине, нарушаемой лишь звуками, производимыми манипуляциями Сунь.

Наконец она произнесла:

– Красивое небо.

– Красивое. Ответь мне на один вопрос. По археологии.

– Да, пожалуйста.

– Куда они делись?

– Марсиане?

– Да.

– Ну… Космос велик. Кто…

– Нет, эти марсиане. Команда корабля. Как можно бросить такую громаду? Вероятно, постройка стоила денег, сопоставимых с бюджетом планеты. Их планеты. Корабль вполне работоспособен. Он согрет, поддерживает атмосферу. Работает причальный порт. Почему?

– Кто теперь скажет. Наверное, торопились.

– О-о, только не…

– Очевидно, покидали целый сектор космоса. Их уничтожали, или было взаимное уничтожение. Смотри, они оставили очень много. Города…

– Таня, город невозможно забрать с собой. Его придется так или иначе оставить. Но корабль… Почему его не забрали с собой?

– У Харлана они оставили орбитальные станции.

– Автоматические.

– Хорошо. Этот корабль тоже работает автоматически.

– Корабль построен для экипажа. Не нужно быть археологом, чтобы докопаться до этого.

– Ковач, отчего бы тебе не отправиться на "Нагини" и хорошенько не отдохнуть. И никто не станет обследовать корабль. От тебя одна головная боль.

– Это радиация.

– Нет, я не…

На лбу забормотал сдвинутый вверх переговорник. Моргнув от неожиданности, я надел гарнитуру как положено.

– …просто ле…… десь, – неразборчиво произнес голос Вонгсават. Она говорила возбужденно и с очевидным напряжением. – Чтобы это… было… не думаю… умереть или помучи…

– Вонгсават, Ковач на связи. Погоди. Говори медленнее и с самого начала.

– Я сказала, – с выражением повторила пилот, – Та… нашли… тело. Расчл…… ело. Част… нападе…… верено в причальн… ация. И…… глядит… убило… его.

– Понял, мы на подходе. – Я встал на ноги и старался произносить слова раздельно, понимая, что Вонгсават плохо меня слышит. – Повторяю. Мы в пути. Стойте на месте, стойте спина к спине, не двигайтесь с места. Стреляйте по всему, что видите.

– Что такое? – спросила Вордени.

– У нас проблемы.

Посмотрев кругом, я услышал голос Сутъяди:

– Все на выход!

На головой зависло тело марсианина, смотревшего на меня мертвыми глазницами. Далекого, как ангел, и столь же бессильного.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Он лежал в одном из раздутых тоннелей, уходившем в глубь корабля почти на километр. Труп был в скафандре и хорошо сохранился. В голубоватом свечении стен я увидел за лицевым стеклом обтянутый кожей череп. Каких-то особых повреждений на теле заметно не было.

Наклонившись, я всмотрелся в то, что осталось от лица.

– Выглядит неплохо сохранившимся.

– Стерильный воздух, – ответил Депре.

У бедра он держал изготовленный к стрельбе лазер, а глаза непрерывно сканировали пространство над нашими головами. Амели Вонгсават была на десять метров дальше и стояла у входа в следующий пузырь. Оружие явно мешало нашему пилоту.

– Не только стерильный, но и бактерицидный. Если скафандр не слишком хорош. Что интересно, в баллоне треть от полной зарядки. Этот человек скончался не от удушья.

– Скафандр поврежден?

– Если и поврежден, то не скажу где.

Я присел на корточки.

– В чем тут смысл? Воздух пригоден для дыхания. Почему закрыт шлем?

– От чего умирают, находясь в исправном скафандре внутри пригодной для дыхания среды? Не знаю, что еще думать.

– Движение, – сообщила Вонгсават.

Обнажив интерфейсный ствол правой руки, я немедленно усилил позицию рядом с Вонгсават. Нижняя часть проема возвышалась почти на метр от пола. По бокам она закруглялась вверх наподобие карикатурной улыбки, чтобы еще выше, У самой "крыши", сойтись наконец в одной точке. Перед нами было открытое с двух сторон пространство и ступенька высотой в метр. Мечта снайпера.

Согнувшись в три погибели, Депре с "Санджетом" на боку укрылся по левую сторону. Я притулился напротив, рядом с Вонгсават.

– По-моему, что-то упало, – негромко сказала пилот. – Не в этом зале. В следующем, наверное.

– Понял.

Стимуляторы холодной волной прошли по конечностям, и я услышал, как застучало сердце. Не знаю как, но система продолжала работать, невзирая на пострадиационную интоксикацию. Теперь предстоящее боестолкновение казалось почти удовольствием в сравнении со всеми призраками, безликими нанобами и мертвецами сразу двух рас.

Все это уже позади. В груди появилось приятное ощущение: наконец можно кого-то убить.

Депре медленно поднял свой лазер.

Слушай.

Теперь я слышал. Из пространства зала доносились негромкие шаркающие звуки. Тренированное подсознание Посланника сняло с мышц излишнее напряжение, изолировав чувство тревоги под спокойной поверхностью рефлекса.

В противоположном от нас выходе из зала появился неясный белесый объект. Вдохнув, я двинулся на него.

– Амели, это ты? – голос принадлежал Шнайдеру. Амели шумно выдохнула, практически одновременно со мной. Потом встала на ноги.

– Шнайдер? Что ты здесь делаешь? Я практически убил тебя.

– Да? Вот это по-дружески.

Появившись у проема, Шнайдер закинул ногу на возвышение. Его лазер был небрежно повешен через плечо.

– Просишь у вас помощи, а получаешь, как всегда, по шапке.

– Это что, еще один археолог? – вопрошал Хэнд, следуя по коридору за Шнайдером. Его правая рука сжимала казавшийся совершенно неуместным бластер. Вдруг я понял, что впервые увидел Хэнда с оружием. Оно совершенно ему не шло. Убивало в нем ауру человека с верхнего этажа корпорации. Казалось диссонансом, таким же несоответствием, как документальные кадры в ролике с Лапинией.

Хэнд не принадлежал к тем, кто сам держит в руках оружие. По крайней мере такое, как заурядный бластер.

В его кармане лежит контактный разрядник.

Готовое к бою подсознание успокаивалось медленно. Свойство Посланника.

– Подойди. Сам увидишь, – сказал я, обращаясь к Шнайдеру.

Вновь прибывшие без всякой задней мысли направились к нам через открытое пространство, травмируя мои израненные боевые инстинкты. Схватившись за край проема, Хэнд пристально вглядывался в лицо покойника. Внезапно я увидел, что его собственные черты выдают действие радиации. Хэнд был бледен и, судя по позе, еле держался на ногах. Опираясь на отбортовку проема, он явно экономил силы. Уголок рта слегка подергивался. Тик, которого не было в момент нашего входа в причальный порт.

В сравнении с ним Шнайдер просто излучал здоровье. Внутри прошла волна неожиданной симпатии к Хэнду.

Хэнд, добро пожаловать в наш гребаный клуб. Добро пожаловать на дно. Мы с тобой на Санкции IV .

– Он в скафандре.

Хэнд рассуждал вполне трезво.

– Точно подмечено.

– От чего он умер?

– Мы не знаем.

Еще одна волна. Усталость.

– Честно говоря, я совершенно не настроен на аутопсию. Как только буй заработает, мы валим отсюда.

Хэнд странно посмотрел в мою сторону:

– Возможно, нам понадобится твое участие.

– Ладно, здесь вы сумеете нам помочь.

Я подошел к трупу в скафандре и взял его за ногу.

– Теперь это твое.

– Ты собираешься его использовать?

– Мы, Хэнд. Думаю, мы его возьмем. Вряд ли этот парень станет возражать.

Большую часть следующего часа мы волокли тело сквозь коридоры и залы марсианского корабля. Пока не оказались на "Нагини". Много времени отнимал поиск маячков и нарисованных иллюминиевой краской стрел. Но воздействие радиации уже не позволяло нам быстро двигаться. Меня и Хэнда несколько раз стошнило, так что тело пришлось волочь Депре со Шнайдером.

Последним жертвам взрыва над Заубервиллем осталось мучиться совсем недолго. Под конец, когда неудобную ношу пропихивали через последний проход, выходивший к причальному порту, заметно устал даже Депре в своем замечательно стойком теле "Маори". Перед моими глазами плыло голубое свечение. Вонгсават тоже выглядела бледновато с потухшими, словно пьяными глазами.

– Ты видишь? – шептал мне кто-то. Наверное, Семетайр.

Кругом витало стойкое ощущение беспокойства: вверху кто-то притаился и ждет, наблюдая за нами из-за свернутых крыльев.

Закончив дело, я задержался у люка отделения для трупов, глядя в холодно-фиолетовое антисептическое сияние. Сваленные друг на друга тела в скафандрах походили на кучу малу, устроенную перед самым концом матча для игроков в крэшболл. Мешки, в которых покоились останки Крюиксхэнк, Хансена и Дхасанапонгсакула, лежали так, что их почти не было видно.

Умираю…

Еще не время умирать…

Подсознание Посланника, занятое каким-то важным делом, не вмешивалось.

Земля принадлежит мертвым.

Из памяти как буй всплыла сделанная иллюминием татуировка Шнайдера. И его лицо, до неузнаваемости искаженное болью.

Принадлежит мертвым?


* * *

– Ковач?

Это сказал Депре. Он стоял сзади, в проеме люка.

– Хэнд зовет всех на площадку. Обед. Ты идешь?

– Иди, я догоню.

Кивнув, Депре без лишних слов исчез. Я слышал какие-то голоса, стараясь вытащить их на поверхность.

Умираю?

Земля принадлежит…

Танец ярких, как на объемном дисплее, пятен…

Ворота…

Ворота, на которые смотришь из иллюминатора рубки "Нагини".

Рубка…

Я с досадой замотал головой. Интуиция Посланника и в лучшие времена не была надежной основой для выводов. Хорошо, что она хотя бы теплится, учитывая огромную дозу радиации.

Еще не время умирать…

Я сдался, оставив попытки найти связь между отдельными фактами, позволив неясной волне подсознания смыть все лишнее.

Фиолетовый свет за окошком с трупами.

Не нужные никому трупы.

Семетайр.

На площадку я прибыл в самом конце обеда. Над расположившейся у выпотрошенного буя группой реяли две мумии. Сидя на надувных подушках, люди нехотя поглощали остатки сухого пайка. Я не держал на них зла: при таком самочувствии один его запах уже отбивал всякий аппетит. Едва не споткнувшись, я был вынужден спешно поднять руки вверх. От этого негромкого звука все как один схватились за оружие.

– Спокойно, это я.

С недовольным ворчанием оружие убрали. Присоединяясь к общему кругу, я завертел головой в поисках места. Сян Сянпин и Шнайдер сидели на полу. Сян – в позе со скрещенными ногами, а Шнайдер устроился против Вордени с видом собственника, отчего меня передернуло. Отказавшись от предложенной пайки, я сел на краешек подушки рядом с Вонгсават, сожалея об отсутствии аппетита.

– Что так поздно? – спросил Депре.

– Я думал.

Шнайдер расхохотался.

– Мужик, это же вредно. Не делай этого. Здесь.

Он запустил по полу баночку амфетаминовой "колы", целясь в моем направлении. Банка докатилась, и я остановил ее ботинком.

– Помнишь? В госпитале ты сказал: "Не хрен думать, солдат. Ты не читал контракта?"

Шутку оценили парой натянутых улыбок. Я кивнул.

– Давно он здесь, Ян?

– Спрашиваю еще раз…

Я пнул по банке, и рука Шнайдера взметнулась вверх, поймав ее. Быстро. Очень быстро.

– Как давно он здесь?

Беседа окончилась так же, как первый и последний рейд Конрада Харлана на Миллспорт. Остатком от разлетевшейся посудины и молчанием, с которым Шнайдер сжал оказавшийся неожиданно пустым кулак. Он замер.

– Ну? – просто сказал я.

Сидевшая рядом Вонгсават осторожно потянулась к лежавшему в кармане разряднику. Положив на руку Амели свободную ладонь, я осторожно покачал головой. И придал голосу убедительность, как настоящий Посланник.

– Это не нужно, Амели.

Ее рука вернулась на ее же колено. Периферийное сканирование подсказывало: все сидят неподвижно. Даже Вордени. Я слегка расслабился.

– Когда он сюда прибыл, Ян?

– Ковач, я не понимаю, о чем ты, черт побе…

– Ты все понял. Когда он пришел сюда? Что, руки больше не нужны?

– Да кто?

– Карера. Когда он пришел, черт возьми! Последняя попытка.

– Я не…

Голос Шнайдера взвился на высокой ноте. "Умный" автомат проделал в его ладони дыру, заодно превратив остаток баночки из-под "колы" в куски рваного металла. Кровь и "кола" смешались, разлетевшись в воздухе. Забавно, они почти совпали по цвету. Часть капель упала на лицо Вордени, и от испуга археолог дернулась.

Не очень-то нравится наш спор.

– В чем дело, Ян? – вежливо спросил я. – В теле, полученном у Кареры, не хватает эндорфинов?

Вытерев лицо, Вордени уже стояла на ногах.

– Ковач, он же…

– Только не говори, что он в таком же теле, как все. Ты же спала с ним, как и два года назад. И должна знать…

Таня оцепенела.

– Татуировка… – прошептала она.

– Новая татуировка. Свежая даже с учетом иллюминия. Он сделал наколку по-новой. Вместе с кое-какой пластикой для косметики. Так, что ли, Ян?

Ответа не поступило. Только мычание, будто он агонизировал. Вытянув перед собой раздробленную руку, Шнайдер уставился на нее невидящими глазами. На пол стекала кровь.

Я чувствовал только усталость.

– Полагаю, ты продался Карере, чтобы не попасть на допрос в виртуальную среду. – Периферийное зрение внимательно следило за реакцией группы. – На самом деле я тебя не осуждаю. И они обеспечили тебе свежее боевое тело с хорошим пакетом радиационно-химической защиты, смонтированное на заказ. Такие тела на Санкции IV в дефиците, в наше-то трудное время. Трудно сказать, чем бомбили друг Друга обе стороны конфликта. Однажды я сам пострадал.

– Какие у тебя доказательства? – вдруг спросил Хэнд.

– Доказательства? Посмотри: этот человек единственный, кто еще не серого цвета. Его тело выглядит лучше, чем "Маори", рассчитанное на такие условия.

Депре глубокомысленно заявил:

– Не стал бы называть это доказательством. Хотя странно.

Шнайдер не выдержал, процедив сквозь зубы:

– Он же врет, этот Ковач. Если кто и ведет двойную игру… Боже, да он ведь лейтенант "Клина".

– Ян, зря ты испытываешь судьбу…

Шнайдер наградил меня взглядом, полным боли. Я подумал, что его состояние прочитали даже сонгспиры.

– Дайте мне чертову аптечку, пожалуйста… – заголосил он.

Сунь потянулась было за своим индивидуальным медпакетом. Я отрицательно покачал головой.

– Нет. Сначала он расскажет, сколько у нас времени до подхода сил Кареры. Нужно готовиться к встрече.

Депре недоверчиво переспросил:

– Но мы ведь уже знаем, что он придет?

– В случае с "Клином" этого недостаточно.

Вордени молча прошла туда, где стояла Сунь, и вытащила из-за пазухи девушки медпакет.

– Дай сюда. Раз вы, суки форменные, на это не способны… Справлюсь сама.

Опустившись на колени возле Шнайдера, она вывалила на пол содержимое пакета в поисках бинта.

– Зеленый пакет, – беспомощно сообщила Сунь.

– Спасибо, что подсказала.

Вордени посмотрела в мою сторону.

– Что будешь делать? Покалечишь и меня тоже?

– Таня, он собирался продать нас с потрохами. Уже продал.

– Откуда тебе знать?

– Мне доподлинно известно, что этот мерзавец непонятным способом без всяких документов две недели кантовался на борту строго секретного госпиталя. Мне известно, что он прошел в офицерскую зону без допуска.

Лицо археолога исказила злобная гримаса.

– Да пошел ты… Ковач… Когда мы копали в Дэнгреке, он выбил для экспедиции поддержку администрации Заубервилля. Без всякой гребаной документации.

Хэнд откашлялся и взял слово:

– Может показаться…

Корабль вокруг нас ярко засветился.

Свет падал сверху. Он пришел из пространства, находившегося под сводами прозрачного зала, – от нескольких ярко вспыхнувших блоков центральной конструкции. Линии, цвет и сила его ярких, пронизавших воздух лучей напоминали метание порванных штормом парусов. Фонтаны света падали вниз, они разливались по полу и касались стен, заставляя их излучать сияние.

Казалось, звезды померкли. В распространившемся повсюду сиянии растворились даже мумии погибших марсиан, висевшие над нами. И еще был звук, едва слышимый ухом. Наверное, я ощущал его вибрацию кожей, и в самом звуке было нечто, добавившее в кровь адреналина, предвестника скорой битвы.

Вонгсават тронула меня за руку.

– Смотри на космос.

Она произнесла это пронзительно, словно обожглась ветром, долетевшим из пространства.

– Смотри на ворота!

Задрав голову, я задействовал нейрохимию, стараясь разглядеть ворота в потоках заливавшего прозрачную крышу яркого света. И в первый момент не понял, на что именно отреагировала Вонгсават. Ворот не было видно, и я даже подумал, что корабль изменил орбиту и нужно искать их в другой позиции. Потом взгляд упал на мутное серое пятно, слишком блеклое и…

Наконец я понял.

Световой шторм вовсе не замыкался во внутреннем объеме прозрачного купола. Ожило все пространство вокруг огромного марсианского корабля. Звезды потускнели, теряясь в сиянии едва видимой преграды, мерцавшей на расстоянии нескольких километров над орбитой ворот.

– Это экран, – сказала Вонгсават. – Мы атакованы.

Шторм разгорался и над самыми нашими головами. Пятна света замелькали по висевшей сетке, стекаясь к углам и посеребрив ее ячейки. Так, что объемное изображение, зависшее вокруг двух мертвых марсиан на сотне уровней, показалось негативом. По углам непрерывно бегали сполохи, придававшие всей картине перламутрово-серый оттенок.

Наконец корабль заговорил, перекликаясь с дрожащими стенами в довольно внятной манере. Над площадкой повисло эхо от звуков, напоминавших глубокие вздохи органа.

– Так это… – Я мысленно возвратился в каюту траулера, к сиянию дисплея и спирали данных, крутившейся вверху объемного экрана. – Это информационная система?

– Верно подмечено.

Под перекрещивавшимися лучами стояла Таня Вордени, тыча пальцем на картину из света и тени, окружавшую двух засушенных марсиан. Ее лицо отражало беспредельный восторг.

– Наверное, получше ваших настольных голодисплеев? Как я поняла, эти двое сидели за центральным пультом управления. Жаль, что сейчас они не в состоянии управлять кораблем. Впрочем, мне кажется, корабль может позаботиться о себе сам.

Вонгсават мрачно произнесла:

– Смотря потому, что на нас движется. Смотри… Видишь серое пятно на верхнем дисплее?

Я проследил направление ее руки. Довольно высоко, под самым куполом, возникло серое пятно, похожее на скопление почти исчезнувших за экраном звезд.

Там что-то двигалось, хищно вытянутое и угловатое.

– Что происходит? – спросил Депре.

– Еще не понял?

Вордени почти трясло, и теперь все взгляды устремились на нее.

– Видите? Слышите, как говорит корабль? Он скажет сам.

Марсианская информационная система продолжала свой разговор. На языке, которого не понимал ни один из нас. Впрочем, судя по напряженной интонации, в дословном переводе не было никакой необходимости. Световые сполохи, очевидно, техноглифы, появлялись буквально отовсюду. Я почти наверняка знал: это отсчет времени. Как будто перед нами радарная система для противоракетной защиты. Поднятая вверх и выросшая до огромных "нечеловеческих" размеров.

Вонгсават следила за происходившим как загипнотизированная.

– Вторжение. Корабль готовит встречу. Это автоматическая защитная система "Нагини"…

Я крутнулся на месте.

– Шнайдер?

Шнайдера рядом не было.

– Депре!

Я крикнул через плечо, уже на бегу.

– Сян! Ему нужна "Нагини".

Ниндзя догнал меня у спуска в спиральную трубу. Депре – через несколько ступеней. Оказавшись внизу, я вроде бы слышал звук падения и крик. И почувствовал, что проснулись рефлексы волка.

Добыча!

Мы бежали вниз, скользя и перепрыгивая ступени. Наконец спрыгнули на пол в пустом, подсвеченном лишь нашими сигнальными маячками расширении возле зала. Место, где упал Шнайдер, оказалось заляпанным кровью. Приземлившись рядом с пятном, я упал на колени и тут же почувствовал, что прокусил себе губу. Потом встал на ноги и посмотрел назад, на Депре и Сяна.

– Он не станет быстро перемещаться. Не убивайте без крайней необходимости, он еще может рассказать о Карере.

– Ковач!

Сердитый голос Хэнда донесся откуда-то сверху, как из трубы. Он орал во все горло, и Депре понимающе взглянул на меня. Отрицательно качнув головой, я рванулся к выходу в очередной коридор. Охота!

Довольно трудно бегать, если каждая клетка твоего тела мечтает отключиться и умереть. Но гены волка и то, что заложено биотехниками "Клина", вбрасывало в кровь такой коктейль… Тошнота уступила место холодной уверенности. Подсознание Посланника обеспечило чистоту рефлексов. Думай о функциональности! Спасибо, Вирджиния.

Корабль вокруг нас мелко вибрировал, словно отряхивался, тоже собираясь с силами. Мы неслись по пульсировавшим кольцами света коридорам. Импульсы были похожи на те, что пробегали по воротам перед самым их открытием. В одном из залов наперерез нам двинулась машина, мерцая дисплеем и негромко что-то стрекоча. Сразу же вскинувшись, я направил на машину оба "Калашникова". Депре с Сяном заняли позиции по бокам. После паузы машина отъехала в сторону, не переставая бормотать.

Мы переглянулись. Несмотря на боль в груди и стук в висках, я против желания улыбнулся.

– Пошли.

Миновав еще несколько залов и коридоров, мы обнаружили – Шнайдер куда умнее, чем ожидалось. Едва сунувшись в сторону очередного пузыря, мы с Сяном получили выстрел из "Санджета", сделанный с противоположной стороны, от выхода. Щекой я почувствовал жар пролетевшего совсем близко разряда и, получив от ниндзя сильный толчок локтем, мгновенно оказался на полу. Вовремя: следующий выстрел пришелся туда, где я только что стоял.

Длинная ответная очередь, выпущенная прикрывшим меня Сяном, легла по краям выходного коридора. Насколько я мог разглядеть, старательно прищуривая глаза, стрельба де причинила материалу стен никакого вреда. Сян перекатился на спину и, уворачиваясь от ответного выстрела, спрятался в небольшом углублении. Выстрелив еще раз, он осторожно выглянул из укрытия, а затем с досадой покачал головой.

– Ушел, гад.

Он встал на ноги, протягивая мне руку помощи.

– Охо-хо, спасибо. Спасибо, что вовремя оттолкнул. Кивнув, Сян прыжками метнулся на другую сторону зала.

Депре последовал за ним, по пути хлопнув меня по плечу. Помотав головой, чтобы прийти в чувство, я отправился вслед за ними. У выхода из зала приложил к стене руку в том самом месте, куда пришлась очередь Депре. Стена не оказалась хотя бы теплой.

Захрипело переговорное. Сквозь эфир донесся прерываемый помехами голос. Впереди нас замер Сян, прислушиваясь:

– … вач… Мне… ов… ряю, повт…… ов…

– Еще. Раз.

Сян переспросил, отделяя слова паузами.

– … сай… порт но…

Сян обернулся и посмотрел на меня. Сделав жест, означавший "конец связи", я вернул переговорник на место и показал пальцем: "Вперед". Ниндзя расслабил мышцы и двинулся вперед – гибкий, как ртуть. Мы пошли за ним, хотя и не столь грациозно.

Отставание от Шнайдера увеличилось. Теперь мы двигались осторожнее, делая обманные маневры перед выходом в каждый очередной зал. Дважды пришлось отступить, едва впереди начиналось движение, и всякий раз мы находили на пути очередную машину, перемещавшуюся по пространству зала. Одна из машин какое-. то время плелась сзади, точно бродячая собака.

За два пролета от причального порта мы услышали, как заработали двигатели "Нагини". Пришлось оставить все предосторожности и ринуться вперед. Спринтерские возможноcти оказались не слишком впечатляющими. Сначала меня обогнал Сян, затем – Депре. Попытавшись ускориться, я согнулся пополам на середине зала, преодолевая судороги и приступ дурноты. Депре на пару с ниндзя находились уже в двадцати метрах от меня, у самого входа в причальный порт. Сорвав со рта тоненькую струйку желчи, я выпрямился.

Пронзительный, плотный и резкий звук. Словно расширяющуюся вселенную стиснули тормозными колодками.

Залп ультравибраторов "Нагини" в ограниченном пространстве.

Отпустив "Санджет", я уже наполовину поднял руки к глазам, как вдруг импульс прервался сам по себе. Так же внезапно, как начался. В поле зрения, шатаясь, вошел Депре – весь залитый кровью и без лазера. За ним послышался нарастающий свист двигателей, перешедший в глухой рокот по мере удаления штурмовика. Из туннеля ворвался поток воздуха, обдав лицо горячей волной. Потом все стихло. Звенящая тишина казалась особенно нестерпимой из-за напряжения, с которым поврежденный слух пытался разобрать хоть какие-то звуки.

Слушая ноющий звон, я подобрал "Санджет" и пошел в направлении Депре, осевшего на пол у изогнутой стены. Люк молча смотрел на свои залитые кровью руки. Лицо тоже покрывала кровь, запекшаяся черными сгустками. Хамелеохромового костюма почти не было видно.

Я издал звук, и Депре поднял голову.

– Это…

Он вытянул ко мне обе руки. Его лицо на мгновение исказила гримаса, словно он собирался заплакать, как ребенок. Выдавливая слова по одному, он с трудом склеил фразу:

– Это. Сян. Вот это. – Он стиснул ладони. – Черт…

Беспомощно заскрипел переговорник.

В глубине зала, будто смеясь над нами, сошла с места машина.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Павший не считается мертвым. Не оставляйте врагу стеков.

У каждого из спецподразделений есть свои традиции. Они есть и у корпуса Посланников. Однако следовать им все труднее и труднее, учитывая развитие современного оружия. Сян Сянпина разметало ультравибраторами, оставившими от человека пятно метров десять в диаметре, на полу и на стенах коридора. Осталась только жижа – такая, как на лице Депре. И больше ничего. Вдвоем мы прошли по луже туда и обратно, стараясь ботинками нащупать что-либо твердое. Мы не нашли ничего.

Минут через десять Депре сказал то, что было и так ясно:

– Похоже, теряем время.

– Да.

Склонив голову набок, я прислушался. Будто колокол зазвонил.

– Думаю, Вонгсават права. Мы под обстрелом.

– Уходим?

Тут я вспомнил о переговорном устройстве и поднял его к уху. Тот, кто орал на нас в прошлый раз, уже замолчал. Канал был чист. В эфире раздавалось лишь мяуканье помех.

– Ковач на связи. Повторяю, Ковач на связи. Доложите обстановку.

После долгой паузы из гарнитуры послышался хриплый голос. Сутъяди.

– … вили? … запуск. Шнай…… тел?

– Не слышу тебя, Маркус. Что с обстановкой? Нас атакуют?

Взрыв помех, словно два или три собеседника пытались говорить одновременно. Я ждал.

Наконец послышался голос Вордени, почти ясный.

– … назад… вач… безопас… Мы … лной безо… Повтор… нет опас…

Зал вновь наполнило звуком, словно наверху ударили в гонг. Я с сомнением уставился глазами в пол.

– Говоришь, безопасно?

– Да… кой опас… Немед…… щайтесь … ряю, нет опасн…

Я посмотрел на Депре и недоуменно пожал плечами.

– Что-то новое.

– Так что, возвращаемся?

Я огляделся, бросив последний взгляд на размазанные по коридору останки. Затем посмотрел в окровавленное лицо Люка. Решено.

– Наверное, да. Это делянка Тани Вордени. И пока она не ошибалась.

Там, на площадке, сияла в полной боевой готовности марсианская информационная система. Люди стояли под ней, как верующие перед явлением чуда.

Оно и понятно почему.

Вокруг центральной конструкции в воздухе повис целый массив из экранов и панелей. Некоторые из них походили на известные нам системы боевого управления. Другие не следовали привычной для нас аналогии. Современная техника позволяла человеку видеть бой одновременно с множества направлений, детализируя любое изображение быстро и без особых усилий.

Подсознание Посланника усиливало эффект от применяемой техники, но при взгляде на громадное информационное полотно марсианской системы я слегка растерялся. Повсюду виднелись информационные отметки, непонятные изображения, несомненно, относившиеся к спектаклю, развернутому в окружающем космическом пространстве. Но среди всего этого великолепия попадались целые участки, где изображения не было видно или оно менялось с частотой, неуловимой для человеческого глаза. Я не понимал, вижу ли целостное изображение или часть дисплеев попросту неисправна.

Часть загадочного оборудования выдавала совершенно понятную телеметрию реального времени, многоцветные спектрограммы и траектории полета. Другие экраны представляли аналитические модели динамики столкновения в целом, координаты то и дело происходивших взрывов и какие-то графики, часть из которых соответствовала возможному значению градиента гравитационного поля.

Центральный экран ежесекундно обновлял изображение атакующей стороны.

Его тень скользила по кривой, следуя гравитационному полю, с хищными, выставленными как у хирурга инструментами и эллиптическими формами, ясно определявшими военное назначение корабля. В подтверждение этой мысли закачался пол под ногами. На одном из экранов, показывавших изображение в неизвестной пока области спектра, в пустоте космоса вдруг заморгало направленное на нас оружие противника. Высоко над прозрачным куполом с ярким свечением задрожал силовой экран. Корабль содрогнулся.

Назначение…

Я чувствовал, как по мере непонимания пухнет мой мозг.

– Не представляю, что это такое, – просто сказала Сунь, как только я оказался рядом. Казалось, она в трансе от увиденного. – Это оружие действует со сверхсветовой скоростью. Движется на расстоянии одной астрономической единицы, а мы получаем удары практически мгновенно. Хотя никаких повреждений пока нет.

Вонгсават кивнула.

– Предварительный маневр. Думаю, имеет цель сбить с толку защитную сеть. Возможно, род гравитационного оружия. Кажется, такими исследованиями занималась "Митома"…

Она замолкла.

– Смотрите, идут торпеды. О-о… многовато для одного залпа.

Она оказалась права. Пространство перед атакующим кораблем было сплошь заполнено золотистыми трассами – столь плотно, что их изображения накладывались, делая картинку неразборчивой. Детали тут же проявились на втором экране, и я увидел, как нападавшая волна встретилась с противодействием. Оборонявшаяся сторона маневрировала, да и зона конфликта растянулась на миллионы километров. Сунь с удивлением покачала головой.

– Неужели они тоже сверхсветовые? На экране мы видим скорее последствия. Думаю, все уже кончилось.

Корабль несильно дрожал, словно испытывая толчки с множества направлений сразу. Внешний экран опять заискрился, и в этот раз я почувствовал, как через него в долю миллисекунды прошла какая-то темная энергетическая масса.

Вонгсават с явным удовольствием прокомментировала:

– Противозапуск. Снова то же самое.

Действие шло слишком быстро, чтобы его видеть. Все равно что пытаться отследить трассу лазерного импульса. На экране эта волна была окрашена в фиолетовый цвет. Встречаясь с золотистыми искрами, она генерировала множество вспышек, тут же пропадавших в чернильной пустоте. Пространство между враждующими кораблями постепенно расчищалось.

Вонгсават глубоко вздохнула.

– Прекрасное зрелище. Чертовски красиво… Я очнулся.

– Таня, я слышал слово "безопасно". Или показалось? Ты имела в виду вот это?

Я сделал жест в сторону сражения, сверкавшего у нас над головами всеми цветами радуги.

Археолог не ответила. Она неподвижно стояла, глядя на залитые кровью лицо и одежду Депре.

Вонгсават ткнула пальцем в один из дисплеев с замысловатыми траекториями.

– Ковач, расслабься. Это две кометы. Что-то такое Вордени прочитала в техноглифах. Они сталкиваются с заранее известной периодичностью, наносят удары друг другу, а затем расходятся. И так далее.

– Кометы?

Пилот развела руки в стороны.

– Оборонительные системы, автоматические и стоящие на протяженных орбитах. Это замкнутый цикл, и, судя по всему, так происходит уже тысячи лет.

– А что с Яном? – спросила Вордени. Голос ее дрожал.

– Он съехал, пока нас не было рядом. – Вдруг меня как током ударило. – Он прошел в ворота? Вы это видели?

– Да, тютелька в тютельку, – неожиданно ядовито сказала Вонгсават. – Мужики умеют пилотировать, когда захотят. Черт, это был мой корабль…

– Он был напуган, – без всякого выражения сказала археолог.

Депре взглянул на нее через кровавую маску.

– Мы все были напуганы, госпожа Вордени. Это его не извиняет.

– Дурак!

Она обвела нас полубезумными глазами.

– Вы все! Гребаные! Идиоты! Он боялся не этого. Чертова. Представления. Он боялся вот кого!

Она наставила на меня палец. И пригвоздила взглядом.

– Где Сян? – наконец спросила Сунь. В этом светопреставлении чужих технологий никто и не вспомнил про обычно молчаливого ниндзя.

– Отчасти размазан по Люку, – грубовато ответил я. – Остальное прилипло к полу у выхода в причальный порт. Спасибо ультравибраторам "Нагини". Вероятно, он напугал Яна. Не так ли, Таня?

Вордени спрятала глаза.

– А его стек?

Лицо Сутъяди не выражало ничего, но я и не нуждался в картине его внешней реакции. Волчьи импульсы пытались сделать со мной то же самое: хотелось оскалить клыки.

Упакуйте и заберите стеки с собой.

Я легко справился с рефлексами и отрицательно покрутил головой.

– Маркус, это ультравибраторы. Он получил залп в упор.

– Но Шнайдер… – Голос Вонгсават дрогнул, однако она продолжила:

– Я надеюсь…

– Забудь о Шнайдере. Он уже мертв.

– Придет его очередь…

– Забудь о нем, Амели. Он реально мертв.

Их взгляды сосредоточились на мне, как и не желающий поверить взгляд Вордени.

– Я заминировал топливо "Нагини". Поставил на детонацию с условием ускорения в планетарной гравитации. Он испарился в момент прохождения ворот. Ничего не осталось.

Над нашими головами сошлись в механическом танце две новые волны золотистых и фиолетовых стрел. Сверкая, одна стирала другую.

– Ты взорвал "Нагини"? Уничтожил мой корабль?

Нетрудно понять, какие чувства владели пилотом. Но внешне Вонгсават казалась почти спокойной. Депре вполне здраво заметил:

– Раз от "Нагини" ничего не осталось, вероятно, Карера посчитает нас мертвыми.

Хэнд смотрел на меня с тем же видом, какой был у него около зарослей сонгспира.

– Возможно. Если Карера действительно ждет нас за воротами. Если наш Посланник не играет в свою игру.

– Хэнд, что такое? Неужели успел войти в долю со Шнайдером? Вы же шли в паре.

– Ковач, о чем ты говоришь…

Возможно, нет. Я не был уверен, к чему склониться.

– Карера придет в любом случае. Таков способ его мышления. Он захочет увидеть корабль. У него должен быть способ борьбы с нанобами. Но пока он останется на месте. Видит, как падают на песок обломки "Нагини" и как по нашу сторону ворот идет полномасштабный военный конфликт. Что на время охладит его пыл. И даст нам фору.

– На что нам фора? – спросил Сутъяди.

Наступил переломный момент, и в ход пошла пресловутая интуиция Посланника. Периферийное зрение докладывало о выражениях лиц и позах, оценивая степень лояльности или недоверия. Ограничивая эмоциональный фон, я оставлял лишь то, что могло пойти на пользу ситуации, и гасил остальное. Отказавшись от волчьего понимания лояльности, я смягчил то, что еще витало в пространстве между мной и Вордени. И опустился в холодную определенность момента. Момента истины. Посланник – время действовать и время сыграть последнюю карту.

– Прежде чем заминировать "Нагини", я снял со спасенных тел скафандры и спрятал их в нише ближайшего зала, первого за причальным портом. Кроме одного, с пробитым шлемом, остальные вполне пригодны к использованию. Нужно их просто зарядить. Воздушные баллоны накачаются сами из окружающей нас атмосферы. Достаточно включить клапан. Уйдем в два приема. Один из первых вернется со скафандрами и заберет остальных.

– И это в предположении, что Карера ждет нас за воротами. Не думаю, что это правильно, – язвительно заметила Вордени.

Я спокойно ответил:

– Я не говорил, что мы уйдем сейчас. Предлагаю пойти за скафандрами и забрать их, пока есть такая возможность.

– Но что, если Карера окажется на корабле? Что тогда делать? Будем прятаться?

Лицо Вордени снова исказилось ненавистью. Я ждал этой реакции.

– Да. Именно так. Предлагаю спрятаться. И подождать. Команда, высаженная на борт, должна иметь средства, чтобы локализовать нас у причального порта. Они не должны найти ничего, что подтвердило бы наше присутствие здесь, на борту, до момента, когда "Нагини" прошла сквозь ворота и разлетелась на атомы. Что логически означает факт нашей смерти. Таким образом, Карера выигрывает вчистую. В соответствии с общим планом он сбрасывает заявочный буй и уходит. Потому что не располагает ни людьми, ни временем на захват корабля длиной в пятьдесят километров.

– Нет, не располагает, – согласился Сутъяди, – но оставит небольшую группу прикрытия.

Я успокоил аудиторию.

– Тогда мы убьем их.

– He сомневаюсь, что по другую сторону ворот будет стоять второй заслон, – печально сказал Депре.

– И что? Господи, Люк… Ты ведь этим зарабатываешь? Нет?

Профессиональный убийца только улыбнулся в ответ.

– Да. Но мы едва переставляем ноги. А ты ведешь речь о свежих бойцах "Клина". Здесь оставят человек двадцать и столько же – по ту сторону ворот.

– Не верю, что мы на самом деле…

По корпусу прокатилась дрожь, заставив Хэнда и Вордени споткнуться, стоя на месте. Остальные устояли благодаря своей подготовке, однако…

Корабль застонал всеми своими фибрами. На этот стон едва слышимым низким звуком отозвались сонгспиры.

Внутри появилось нехорошее предчувствие. Что-то здесь не так.

Взглянув на экран, я увидел, что атака уже захлебнулась. На сей раз чуть ближе, чем при первой волне.

– Когда меня не было, вы решили, что мы в безопасности? Правильно?

– Ковач, мы действительно пришли к такому выводу. Стараясь говорить убедительнее, Вонгсават кивнула на Сунь и Вордени. Системный аналитик утвердительно наклонила голову. Вордени продолжала упрямо сверлить меня глазами.

– Судя по состоянию друзей, подвешенных над нами, они находятся здесь приблизительно двенадцать столетий. Нам известен и возраст наиболее молодых развалин Санкции IV. Отсюда вывод: нападения, подобные нынешнему, происходили по меньшей мере сто раз. И без какого-либо успеха.

Снова предчувствие беды. Обостренное чутье Посланника опять напомнило о себе. Я кожей чувствовал: что-то не так и дело плохо. Казалось, обоняние уловило запах гари.

… ловят несущую частоту…

… сонгспиры…

… время замедляет ход…

Я посмотрел на экраны.

Пора уходить отсюда.

– Ковач?

– Нужно уходи…

Я почувствовал, как слова сами сорвались с пересохших губ, словно против воли. И остановились.

Атакующая сторона сделала новый, по-настоящему сильный ход.

Из передней части их корабля словно вылетело что-то живое. Казалось, это была бесформенная и турбулентная клякса черного цвета. Словно на нас устремился сгусток ненависти. На втором экране было видно, как черное образование пожирает космос, оставляя после себя волну сокрушенного пространства. Чтобы понять сущность явления, не стоило напрягаться слишком долго.

Гиперпространственное оружие.

Плод неслабой фантазии. И тайная мечта любого большого начальника из флота Протектората.

Корабль – марсианский корабль! – содрогнулся. Теперь я точно знал, что второй, не похожий ни на что, был вовсе не марсианским. Наш корабль запульсировал так, что меня едва не вывернуло наизнанку. С нестерпимой силой заныли все до единого зубы. Закачавшись, я опустился на одно колено.

Перед столкновением в космос что-то ушло. Нечто бурлившее, изгибавшееся и широко раскинувшееся в пространстве, словно готовое взорваться. Я слышал, как напряжение отдавалось в корпусе корабля, и казалось, вибрация эта выпадала прямо из окружавшего нас реального пространства.

Экранная проекция черной кляксы распалась, испуская во все стороны странного вида осколки. И я увидел, как засветился внешний экран, дрожа и падая, словно пламя гаснущей свечи.

Корабль закричал.

Невозможно описать этот крик. Модулированный высокой частотой, он проникал повсюду. Казалось, источником звука являлся сам окружавший нас воздух. Сравнения с ним не выдерживало эхо от ультравибраторов "Нагини". И там, где звук их залпа фильтровался и затухал, крик этот разрезал череп, прорезая насквозь вообще все, как лазерный скальпель. Успей я зажать уши – это не принесло бы никакого облегчения.

Но я не мог удержаться.

Крик нарастал, потом навалился всей силой и наконец укатился прочь, оставив после себя лишь агонизирующие и слабые отзвуки. Часть исходила от тревожных сигналов информационной системы, а часть была осколком едва слышного эхо, принадлежавшего…

Осматриваясь, я покрутил головой.

… зарослям сонгспира.

Сомнений не оставалось. Сонгспиры, впитавшие крик корабля, воспроизводили его – как тихий, словно бы свистящий в обломках скал ветер. Их нестройное звучание могло сойти даже за музыку.

Но то был чистый тон.

Казалось, им сверху кто-то отвечал. Подняв глаза, я подумал, что вижу метнувшуюся в сторону тень.

Снаружи встал на место защитный экран.

– Черт! – пробормотал Хэнд, поднимаясь на ноги. – Что это было?

– Заткнись!

Я начал вглядываться туда, где видел тень, но звезды уже залили фон своим сиянием. Немного левее висела одна из мумий, тупо взиравшая на меня сквозь информационные экраны. Кругом тихо завывали сонгспиры, и от их досадного звучания начиналась изжога.

Опять то же самое ощущение, дрожь где-то внутри корабля. Снова зудящая дрожь под ногами.

– Отвечаем на огонь, – сказала Сунь.

На экране показалась темная масса, извергнутая невидимой внутри батареей марсианского корабля. На сей раз выброс занял больше времени.

– Потрясающе, – сказал Хэнд. – Поверить не могу.

– Лучше поверь, – посоветовал я без всякого выражения. Но ощущение катастрофы не проходило. Его не заслонило эхо ответного выстрела. Оно даже усилилось. И этому ощущению не мешало подсознание Посланника, занятое своими делами.

– Оно идет на нас, – предупредила Вонгсават. – Заткните уши.

На сей раз нападавший корабль сократил дистанцию прежде, чем марсианская защитная система смогла перехватить и рассеять его залп. Ударной волной нас бросило на пол. Такое ощущение, словно весь корабль перекрутился – как белье, из которого отжимают воду. Солнце сместилось в сторону. Защитный экран упал и остался в этом положении.

Ожидая нового крика, я схватился за голову и вместо крика услышал долгий и низкий плач, внезапно почувствовав, будто по рукам и груди пробежали маленькие коготки. Сонгспиры поймали и воспроизвели звук более высоким голосом – не как эхо, но скорее как собственное его подтверждение.

Услышав, как кто-то присвистнул, я оглянулся и увидел Вордени, неверящими глазами уставившуюся в потолок. Подняв голову, я увидел ту самую тень, порхавшую над верхними информационными дисплеями.

– Что это…

Голос Хэнда оборвался, когда слева и сверху скользнула новая тень, быстро начав танец рядом с первой.

Нырнув ниже, первая тень принялась кружиться возле трупа марсианина.

Взглянув на Вордени, я увидел ее глаза.

– Нет, – шептала она. – Этого не может быть. Но это было.

Затем они стали появляться опять и опять, падая вниз со всех сторон от прозрачного купола. Они скользили по невидимым кривым, затем принимали видимые трехмерные формы и стряхивали с себя те конвульсивные искажения, что были следствием полученных по пути ударов. Сперва тени падали вниз, на уровень пола. Потом они взлетали, описывая круги около центральной конструкции. Казалось, специально они не стремились избегать встречи с нами, но ни разу никого не коснулись. Летая над нашими головами, тени почти не влияли на дисплеи. Они вызывати лишь небольшую рябь в момент пролета сквозь их экраны. Некоторые случайно вылетали сквозь прозрачный купол в космос и тут же возвращались обратно. Многие оказывались в куполе, влетая по тому же коридору, через который первыми вошли мы. Пространство внутри купола стало чересчур оживленным.

Издаваемые ими звуки походили на тот низкий плач, что корабль пропел в последний раз. Тот же звук негромко издавали росшие по полу сонгспиры, и его же я поймал в переговорнике. В воздухе витал запах вишни с горчицей, смешанный с каким-то другим, отдававшим гарью и старостью.

В окружавшем корабль пространстве исчезли гиперпространственные искажения и вспышки. Защитный экран встал на свое место, окрасившись в новый, более фиолетовый оттенок. Корпус марсианского корабля вновь содрогнулся. Его батареи последовательно наносили удары.

Пропало и ощущение физического дискомфорта. Осталась только боль в груди и чувство давления где-то за глазами. Показалось, что площадка стала гораздо больше, и остальные находились от меня на расстоянии, слишком далеком.

Я был уверен в том, что плачу, хотя глаза оставались совершенно сухими.

– Ковач!

Я повернулся, чувствуя, будто проваливаюсь в ледяную воду. И тут увидел Хэнда, достававшего из кармана контактный разрядник.

Как я сообразил позже, дистанция составляла менее пяти метров. Сделав выпад, я грубым приемом блокировал его руку, державшую разрядник. Затем локтем нанес удар в лицо. Вскрикнув, Хэнд упал, и разрядник отлетел в сторону. Наклонившись над Хэндом, я расплывающимся взглядом попытался найти его горло. Меня отстранила его слабая рука, Хэнд что-то прокричал.

Правая рука сжалась, превращаясь в карающий меч, в то время как неирохимия отчаянно пыталась сфокусироваться на противнике.

– … все умерли! Ты, гребаный идиот…

Я отвел руку для последнего удара. Хэнд плакал. Все расплывалось. Слезы в глазах.

Я стер слезы, моргнул и на мгновение увидел его лицо. По щекам Хэнда струились слезы. Он не мог даже говорить.

– Что? – Ослабив хватку, я ударил его по лицу. – Повтори, что ты сказал!

Проглотив рыдание, Хэнд глубоко вздохнул.

– Застрели меня. Застрели всех. Подними разрядник. Ковач. Это убило других.

И я почувствовал, что мое лицо заливают слезы, переполняя глаза. Услышал, как в горле рождается звук, которым отзывались сонгспиры. Они записали вовсе не голос корабля, а плач его огромной команды. Стоны миллиона погибавших здесь существ. Меня обжигала боль о погибших марсианах. Чужая боль, хранившаяся здесь и не имевшая смысла нигде, кроме как у костра в Митчем-Пойнт.

В груди застряло холодное, совершенно нечеловеческое ощущение. Оно рвало внутренности и никак не хотело уходить. И я понимал, что этот не совсем точно настроенный, впервые услышанный здесь звук вот-вот разорвет мне сердце.

Внезапно показалось: мимо промчалось что-то черное, на мгновение окутав с головой. Надо мной по кругу с пронзительным криком запорхали тени.

– Давай же, Ковач!

Шатаясь, я встал. Нашел свой разрядник, сделав один выстрел в Хэнда. Потом оглянулся, пытаясь найти остальных.

Качавшийся, будто дерево, обхвативший голову руками Депре. Сунь, осевшая на колени. Между ними Сутъяди. Из-за набегавших слез я видел его нечетко. Вордени и Вонгсават…

Слишком далеко, так далеко идти… В невыносимой тоске по нестерпимо яркому свету. Подсознание Посланника цеплялось за перспективу, сбивая эмоциональный фон, наведенный окружавшим меня воем. Дистанция сокращалась. Возвращались ощущения.

С преодолением психического барьера и включением функций над головой усилилась пляска черных теней. Казалось, я вдыхал их – так же, как на Гаерлейне-20. Казалось, они разъедали что-то внутри, гораздо глубже моей осознанной психики. Я чувствовал, как копились повреждения и как приближался конец.

Подняв разрядник, я начал стрелять. Депре. Готов.

Сутъяди, повернувшийся ко мне одновременно с падением Люка. Неверие в глазах. Готов.

За ним, на коленях, Сунь Липин. Глаза полузакрыты, рука тянется к лицу. Системный анализ, последнее средство. Она поняла все, только разрядника не нашлось. Не знала, что он есть у других.

Зашатавшись, я чуть не упал, что-то крича. Беззвучно, из-за нового приступа рыданий. Ствол соскочил с подбородка. Я промазал. Еще раз, теперь поближе.

В горле захлюпало. Небольшая слабость – и я упаду в океан рыдания, о котором пели сонгспиры. Рот открылся сам собой. Наверное, чтобы выкрикнуть часть этой боли. Но боль слишком велика, чтобы выйти. Я смолчал, и боль осталась внутри.

Спотыкаясь, Вонгсават сама шла ко мне. Развернувшись, я перехватил ее. Лицо с полными слез глазами. Я попытался ее оттолкнуть, но Вонгсават, рыдая, прижалась ко мне. От выстрела тело содрогнулось, и она упала назад, на труп Сунь.

По другую сторону от двух тел стояла Вордени. Она глядела на меня в упор.

Снова черные тени. Крики. Крылья метались над нами, и я чувствовал, что внутри уже плачу.

– Нет, – сказала Вордени.

– Кометы, – закричал я, стараясь перекрыть шум. – Они уйдут. Нужно просто…

Что-то выжало из меня настоящие слезы, и я опустился на пол, сосредоточиваясь на своей боли, словно пьяный на пустой бутылке.

Сунь – убита своей рукой уже второй раз.

Сян – размазан по полу у входа в причальный порт. Стек не найден.

Крюиксхэнк, порванная на части. Стек не найден. Разрубленный торс Хансена.

Список бесконечен. Как лента, раскрученная во мне. Как змея в смертельном танце.

Зловоние лагеря, откуда я забрал Вордени. Дети, живущие под стволами роботов и под командой человеко-компьютера, существующего непонятно для чего.

Госпитальный корабль, зависший в пространстве над полями смерти.

Взвод, падающий под ударами «умной» шрапнели.

Два года в мясорубке на Санкции IV .

До этого – корпус Посланников.

Иненин, Джимми де Сото и другие, чей мозг взорван вирусом Ролинга.

До этого – иные миры. Иная боль, по большей части – не моя. Смерть и отставка из корпуса.

До этого – годы на Харлане. Детство и моральные травмы, полученные в трущобах Ньюпеста. Спасительное бегство во флот Протектората. Военная служба.

Жизнь ненормальных. Жизнь, проведенная в грязи и унижениях. Борьба с болью, смена тел и ожидание в хранилище. Ожидание того, что не придет.

Над головами марсианских мумий кружила и кричала их боль. Я чувствовал, как рвется из груди мой собственный крик, и знал, что он разорвет меня, выйдя наружу.

А потом – выстрел.

А потом – темнота.

Я падал в нее с благодарностью. Надеясь, что черные призраки неотмщенных мертвецов не станут следовать за мной.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

На берегу холодно. Приближается шквал ветра, несущего черную радиоактивную пыль вместе с зарядами грязного снега. Ветер струями мечет эту смесь на измятое морское покрывало. На песок лениво набегают волны, и на фоне хмурого неба струится зеленая вода.

Сгорбившись, натягиваю куртку на плечи. Пряну руки в карманы. От резкого порыва ветра закрываю лицо.

Недалеко, на пляже, горит костер, и я вижу фигуру человека, одиноко сидящего у огня. Он закутан в одеяло. Сам не желая того, я направляюсь к человеку. Как бы там ни было, огонь обещает тепло, и больше идти некуда.

Ворота закрыты.

Это звучит неправильно, и то, что я точно знаю, по какой-то причине не может быть правдой.

Пока…

Я все ближе, и беспокойство нарастает. Закутанная в одеяло фигура остается неподвижной. Сперва кажется, что фигура враждебна, но вдруг это заблуждение уступает место страху встретить того, кого я уже знаю. Того, кто умер…

Умер подобно всем, кого я знал.

Я вижу, как в пламени за сидящей фигурой из песка вырастает какая-то структура – огромная и напоминающая крест конструкция. На ней находится что-то неуловимо знакомое. Ветер и моросящий дождь со снегом не дают разглядеть странный объект.

Вой ветра, точно плач, тоже напоминает что-то, знакомое и пугающее.

Подхожу к огню и сразу чувствую на лице его тепло. Вынув руки из карманов, протягиваю их вперед.

Фигура шевелится. Я стараюсь не замечать. Я не хочу этого замечать.

– А-а, кающийся грешник…

Семетайр. Куда делся его сардонический тон? Возможно, он больше не нужен? Взамен появилась другая интонация – участие. Великодушная симпатия того, кто победил в нашей игре. Чей доход позволяет забыть о сомнениях.

– Что? Он смеется.

– Уже смешно. Почему не станешь на колени и прямо в костер? Будет еще теплее.

– Не настолько продрог.

Я отвечаю, в самом деле дрожа и боясь взглянуть на его лицо. В свете пламени глаза Семетайра сверкают. Он все знает.

– Ты долго шел, волк из «Клина», – мягко сказал он. – Теперь можешь не торопиться.

Сквозь растопыренные пальцы я смотрю на пламя.

– Ты ждешь меня, Семетайр?

– Да неужели. Чего я хочу? Сам знаешь, чего я хочу.

Сбросив одеяло, он величественно встает во весь рост. Фигура Семетайра куда выше той, что я помню. Потрепанное пальто хорошо сидит. Он надевает цилиндр, небрежно сбивая на затылок.

– От тебя нужно то же, что от всех.

– А что это?

Киваю в сторону того, что распято на кресте прямо за ним.

– Это?

По-моему, Семетайр выбит из колеи. Такое я вижу впервые. Мне кажется, он немного смущен.

– Ну-у… Скажем, это альтернатива. Возможная альтернатива. Хотя не думаю, что ты захочешь…

Смотрю на неясные очертания того, что висит на конструкции, как вдруг оно оказывается хорошо различимым сквозь ветер, и морось, и радиоактивные осадки.

Это я сам.

Закрепленная на кресте сеткой, мертвенно-серого цвета плоть вдавлена в проволоку. На жесткой конструкции тело обвисло, и голова тоже бессильно опущена вниз. Над лицом поработали чайки. Глазницы пусты, а щеки уже превратились в лохмотья. На лбу белыми пятнами зияет кость.

Там, должно быть, холодно, отстранение думаю я.

– Я тебя предупреждал. – В его голосе появляются знакомые насмешливые ноты. И нетерпение. – Это альтернатива. Полагаю, ты согласишься: здесь, у огня, намного лучше. И здесь еще кое-что.

Раскрыв заскорузлую ладонь, он показывает лежащий на ней стек. К. металлу пристала свежая кровь, плоть и кусочки кости. Взявшись рукой за шею, я обнаруживаю грубой формы отверстие. В дыру под основанием черепа с ужасающей легкостью входят мои пальцы. Я чувствую скользкое и упругое вещество своего мозга.

– Видишь? – говорит Семетайр почти сочувственно. Я вынимаю пальцы из раны.

– Семетайр, где ты достал это?

– О-о, найти нетрудно. Особенно на Санкции IV .

– А Крюиксхэнк? Она у тебя? – спрашиваю я с неожиданным приливом надежды. Он слегка запинается. Потом кивает сам себе.

– Ну разумеется, когда-нибудь наверняка… Когда-нибудь.

Повторение звучит фальшиво. Будто попытка меня убедить. Надежда умирает и тает.

– Значит, потом, – говорю я, еще раз протягивая руки к пламени. Ветер бьет мне в спину.

– О чем ты?

Звучащий после этих слов смех кажется не менее натянутым. Я едва улыбаюсь. Старая боль, но теперь она странным образом успокаивает.

– Я ухожу. Мне нечего здесь делать.

– Уходишь?

Голос становится угрожающим. Он держит стек большим и указательным пальцами, и в отсвете пламени металлическая поверхность становится красной.

– Тебе некуда идти, мой ручной волчонок. Останешься здесь. Есть вопросы, и их нужно решить.

На сей раз смеюсь я.

– Убирайся из моей головы, Семетайр!

– Ты. Останешься. Здесь.

Сквозь пламя его рука тянется ко мне.

В моей руке появляется «Калашников». Автомат тяжелый, магазин полон. Ладно, тебе ли не знать. Говорю:

– Короче, я передам Хэнду твой привет.

Он разрастается и нависает, сверкая глазами. Навожу ствол.

– Тебя предупреждали, Семетайр.

Стреляю чуть ниже краен цилиндра. Три выстрела, очередью.

Его отбрасывает на песок, прочь от костра. Падает в трех метрах. Стараюсь убедиться, что Семетайр больше не встанет, и вижу, что тела нет.

В костре замечаю стек. Чистая металлическая поверхность хорошо видна среди обугленного дерева: Поднимаю стек, держа его большим и указательным пальцами, как Семетайр.

Немного закоптился, но это нормально.

Убираю на место «Калашников» и прячу моментально заледеневшие руки в карманах. Выпрямившись, смотрю вокруг.

Очень холодно. Но где-то есть выход с этого гребаного пляжа.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги