Они были там всю ночь, ожидая. Они ждали, с потными руками и оживленными лицами, облизывая губы своими языками, их глаза сверкали, предвкушая добычу. Крикет, девушка-полуэльф, могла слышать, как они громко кричали и смеялись, колотили по столам и требовали больше пива. Караван из Балика пришел в Южный Ледополус после обеда, и сегодня весь поселок был полон купцами, путешественниками и наемниками. Люди были самыми худшими из них всех. Обычно в доме было только несколько человек, но теперь, когда караван был в городе, они приходили толпами, в их кошельках звенели монеты и грязные руки тянулись к ним, потрогать, почувствовать, пощипать…
— Все в порядке, мои красотки, сегодня ночью у нас будет полный дом народа, — сказал Турин, откидывая занавес из бус и входя к комнату для переодевания. Высокий, даже визгливый голос дварфа не изменился ни на йоту, хотя те, кто находился в комнате, были в самых разных стадиях переодевания. — Они хотят потратить свои денежки, и я знаю, что вы им дадите взамен, не правда ли?
— Потому что когда посетители получают за свои деньги то, что они хотели, они счастливы, а когда посетители счастливы и Турин счастлив, — пропела Рикка, имитируя его высокий голос. Турин говорил одно и тоже каждый раз, когда в город приходил очередной караван. Было бы неплохо, для разнообразия, услышать хоть раз что-нибудь другое, подумала Крикет.
— Не волнуйся, Турин, — сказала Рикка, плавной походкой подходя к нему, приплясывая и притопывая на ходу, ее большие груди тряслись при каждом шаге. Она остановилась перед Турином, который доходил ей до пояса, и взлохматила густые рыжие волосы дварфа. — Мы освободим их от их денежек, а ты освободишь нас от наших, все как обычно.
Турину показалось, что в ее словах случайно проскользнула дерзинка. — Просто я хочу напомнить вам, мои хорошие, что чем больше вы возьмете-
— Тем больше у вас останется, — сказали в унисон все остальные девушки, продолжая одевать свои танцевальные костюмы и накладывать грим.
— Абсолютно точно, — сказал Турин, потирая своими толтыми маленькими пальцами в предвкушении добычи. — И что самое лучшее, на этот раз богатый караван, из Дома Джамри. Они только что продали все свои товары в Балке, и теперь в их кошельках полным полно денежек. Это наш долг — облегчить им их непомерную ношу, чтобы обратная дорога была как можно легче. Так что давайте покажем им сегодня замечательное зрелище, и постарайтесь пообщаться с гостями, когда будете не на сцене. Мы хотим их пьяными, расслабленными и восхищенными.
— Заманить, соблазнить и ограбить, — с улыбкой пропела Рикка, целуя Турина в макушку.
— В точности, — сказал дварф. Он любяще потрепал ее по заду, и его рука задержалась там чересчур долго. Турин похож на старуху во фруктовом киоске, подумала Крикет. Он должен потрогать все. У него есть свои любимицы среди девушек, те, которые разрешают ему заходить очень далеко. Тем не менее Крикет не следовала их примеру, и когда бы Турин не пытался ущипнуть ее, ловко уходила.
Турин не давил на нее, по крайней мере по отношению к себе, но пару раз отзывал ее в сторону и объяснял, что она обязана быть поласковее с посетителями. «Поласковее» означало сидеть вместе с клиентом за столом, а еще лучше у него на коленях, разрешать ему несколько вольностей, пока он пьет свое питье — которое на самом деле было только подкрашенной водой — и предложить ему подняться на второй этаж для личного шоу. За деньги посетители Девчонок Пустыни могли снять комнату, на полчаса, и насладиться личным танцем. Любое другое, что происходило за закрытыми дверями, было за дополнительную плату. Именно таким образом остальные девушки зарабатывали большую часть своих денег.
Крикет была исключением. Она никогда не поднималсь наверх ни с одним посетителем, и она сидела за столом с ними только до тех пор, пока они не начинали распускать руки. В тот момент, когда кто-нибудь из них пытался дотронуться до нее, она вежливо извинялась и уходила.
— Крикет, можно тебя на пару слов? — сказал Турин, обращаясь к ней и подходя поближе, когда все остальные девушки уже выскользнули из маленькой комнаты для переодевания, смеясь и переговариваясь.
— Если это будут те же слова, ответ будет тем же, — сказала Крикет, проверяя в зеркале свой грим. Даже когда она сидела, их головы были на одной высоте.
Торин покачал головой. — Крикет, Крикет, Крикет, — раздраженно сказал он. — Почему ты такая… тяжелая?
— Я абсолютно не тяжелая, — ответила она, добавляя немного красного на щеки. — Я всегда прихожу на работу вовремя, всегда говорю точно, сколько получила чаевых и отдаю часть дому, и никогда не утаиваю, как делают некоторые. Я никогда не граблю посетителей и никогда не шарю по их карманам, сидя на коленях. Меня наняли танцевать и это именно то, что я делаю. Если вы ожидали от меня чего-нибудь другого, кроме танца, вы должны были сказать мне об этом в самом начале.
Толстый дварф разочарованно вздохнул. — У тебя есть нечестное преимущество передо мной, — сказал он молящим голосом. — Ты — сама привлекательная девушка во всем доме, и к тому же лучшая танцовщица. Ты же знаешь, что я не могу потерять тебя… Кстати, а какие именно девушки не додают мне чаевые?
Крикет усмехнулась. — О, это был бы долгий рассказ.
Турин состроил гримасу. — Да, я ожидаю, что большинство из них, — сказал он, пожимая плечами. — Но почему ты другая?
— Потому что я никогда не нарушаю своего соглашения, — ответила на, поворачиваясь к нему лицом. — Если я нарушу соглашение с тобой, останется только совсем короткий шаг до нарушения соглашения с самой собой, а я совершенно не собираюсь потерять свой фокус и стать баньши после смерти.
— Твой фокус? — повторил он с презрительной улыбкой. — Это идея дварфов, и только дварфов. Что девчонка-полуэльф может знать о фокусе?
— Я знаю то, чему дварфы научили меня, — ответила она. — Это очень полезная идея, а я быстро учусь.
— И какой же твой фокус? — спросил Торин, его усмешка куда-то исчезла.
— Из всех, кто есть здесь, ты лучше других должен знать, что можно а что нельзя спрашивать, — сказала Крикет, поднимая брови.
Турин кивнул. — Действительно, — сказал он. — Фокус — личное дело каждого. Я вижу, что ты на самом деле кое-что выучила. Прости меня за грубость.
— Не было оскорбления — не за что извиняться.
Турин улыбнулся. — Да ты и говоришь, как дварф. Кто бы ни учил тебя, ты хорошо усвоила уроки.
— Я жила какое-то время в деревне дварфов, — ответила она. — Я старась изучать не только обычаи, но и правила этикета.
— Ты совершенно необычная молодая женщина, — сказал Турин. — Ты не похожа на остальных.
— Да, — согласилась она, — и это большая часть моего очарования.
— А некоторым из других девушек, уверен, это сильно не нравится.
— Им всем это не нравится, — сказал она. — Но я пришла сюда не для того, чтобы завести друзей, а за деньгами.
— И только на твоих собственных условиях, — сказал Турин. — Другие девушки, отплясав, выходят в зал, садятся к клиентам, но ты всегда остаешься за кулисами, даже если не твоя очередь танцевать. Ты бы сделала намного больше денег, если бы была поближе к посетителям, ты же понимаешь, о чем я говорю.
— Напротив, тогда я зарабатывала бы меньше, — ответила Крикет.
Турин непонимающе уставился на нее, потом поджал губы и неохотно кивнул, — Может быть ты и права, — сказал он. — Ну хорошо, бард закончил петь, так что я должен идти и начинать представление. — Он оскалился. — Нет ничего лучше, чем бард, чтобы раскачать народ. К тому времени, когда он закончит, они все уже умирают от скуки и требуют настоящих развлечений. Эта толпа голодна. Давай обеспечим им безумную, незабываемую ночь.
— Это то, что я могу сделать, — сказала Крикет.
Турин вернулся в главный зал, потом Крикет услышала крики толпы, когда бард закончил петь и на сцене появился Турин, чтобы объявить первую танцовщицу.
Мгновением позже занавес из бус откинулся в сторону и вошел бард, Эдрик, выглядевший усталым и сердитым. Он был одет, как обычно, в свободную серую тунику, удерживаемую поясом, поношенные штаны из коричневой кожи и высокие мокассины. Насколько Крикет знала, другой одежды у него не было. С тяжелым вздохом он снял с себя арфу и погрузил свое длинное худое тело чистокровного эльфа в мягкое кресло, а руками пробежал по своим длинным серебряным волосам, красиво падавшим ему на плечи.
— Сегодня грубый народ, а? — сочуственно спросила Крикет.
Эдрик скривился. — Равнодушный до боли, — сказал он тяжелым, разочарованным голосом. — Все равно, что петь во время песчаной бури. Я вообще не понимаю, зачем я взялся за эту работу. Они приходят поглазеть на девчонок, вроде тебя, а не слушать баллады и легенды. Они говорят, кричат и ругаются во время всего выступления. Тем не менее, по меньшей мере сегодня в меня никто ничем не кинул. За это я должен благодарить судьбу, я думаю.
— Прошу прошения, Эдрик, — сказал Крикет. — Ты заслуживаешь намного более внимательной и отзывчивой публики.
— Да, но я боюсь, что здесь ее не бывает, — насмешливо заметил бард.
— А почему бы тебе не спеть для меня? У меня есть немного времени, до выхода на сцену. — Он бросила ему монету. — Спой мне, Эдрик.
Бард ловко схватил монету на лету. — Нет необходимости в этом, Крикет, — сказал он. — Ты же знаешь, я с удовольствием спою тебе бесплатно.
— А я с удовольствием заплачу тебе, — ответила она. — Я переживу это, а труд артиста должен быть вознагражден.
Эдрик улыбнулся и взял арфу. — Ну хорошо. Ты хочешь услышать какую-нибудь особую песнь или тебе все равно?
— Спой мне «Песню об Алароне», — сказала она. — Но не всю балладу — нет времени. Спой мне ту печальную часть, которая рассказывает о падении и пророчестве.
— А, — сказал Эдрик. — Замечательный выбор. Я даже не помню, когда пел ее в последний раз.
— Но ты помнишь ее?
— Как я могу забыть? Я же эльф, — сказал он с улыбкой, его длинные пальцы легко коснулись струн. Крикет села поудобнее на своем стуле и закрыла глаза, а Эдрик глубоким, ласкающим слух голосом начал петь куплеты старинной баллады:
— Так и произошло, что благородный Аларон, последний из долгой череды королей эльфов был заколдован злым Раджаатом, который боялся силы эльфов и старался разрушить их единство. При помощи злой магии осквернителей, Раджаат наложил проклятье на благородного Аларона, так что у него не могло быть сына, и его королевская линия должна была умереть вместе с ним. И за то зло, которое он принес нашему народу, да будет имя его проклято навеки.
— Да будет имя его проклято навеки, — тихо повторила Крикет, как того требовал обычай в том случае, когда песня исполнялась перед кострами лагеря эльфов в пустыне. Эдрик улыбнулся и продолжал.
— Раджаат посеял рознь между племенами, используя подкуп, клевету и магию, и со временем ему удалось разделить эльфов на много враждующих кланов и племен. И только благородный Аларон продолжал сопротивляться ему, но он был не в состоянии опять сплотить племена. И королевство пало.
— И королевство пало, — сказала Крикет с закрытыми глазами.
— Тогда благородный Аларон был вынужден бежать, преследуемый злыми миньонами Раджаата. Они нагнали его и остатки его племени в месте, известном как Озеро Золотых Снов и оно стало озером смертельных снов для нашего народа. Произошла страшная битва и все племя было уничтожено. Смертельно раненый, благородный Аларон сумел убежать в леса Поющих Гор и там он упал без сил, отчаявшийся и ждавший только смерти, которая должна придти и забрать его. Он потерпел поражение, но не склонился перед своим врагом. Да будет его мужество славиться вовеки.
— Да будет его мужество славиться вовеки, — с чувством сказала Крикет. Эдрик кивнул, повторяя мелодию припева, и продолжал.
— Так случилось, что пока он лежал, умирая, одна странствующая пирена подошла к нему, чтобы принести мир в его душу и облегчить ему последние мгновения. Благородный Аларон, испуская последний вздох, дал ей свой могучий меч, Гальдру, заколдованный клинок королей эльфов. И со своим последним вздохом он попросил ее о последней милости.
«Возьми это, мой меч, символ моего когда-то гордого народа», сказал он. «Сохрани его, да никогда он не попадет в руки осквернителей, так как он разлетится на куски, если они попытаются воспользоваться им. Я был заколдован и у меня нет сына и наша благородная линия умрет вместе со мной. Эльфы теперь пропащий народ. Возьми Гальдру и сохрани его. Моя жизнь была длинна, но это мгновение по сравнению с жизнью пирен, вроде тебя. Однажды, возможно, тебе повезет там, где не повезло мне, и ты найдешь эльфа, достойного носить этот меч. А если нет, хотя бы скрой его от осквернителей. Его они, по меньшей мере, не получат».
— С этими словами он умер. И королевство эльфов умерло вместе с ним.
— И королевство эльфов умерло вместе с ним, — повторила Крикет, в ее голосе послышались слезы. Пальцы Эдрика печально пробежались по струнам, музыка, казалось, плакала вместе с Крикет.
— И наш народ впал в упадок, и племена рассеялись широко и далеко, большинство стало жить в пустыне, как кочевники, нападая и крадя все, что только можно у людей и у своих братьев, потеряв свое достоинство и честь, а другие пошли и поселились в городах людей, где они занимаются торговлей и смешивают свою кровь с ними, и забыли о славе своей когда-то гордой расы. И теперь осталась только слабая искра надежды, осталась в сердце нашего народа. Эта слабая искорка, известная как легенда о Короне Эльфов, сохранялась на протяжении многих поколений, хотя большинство нашего народа считает это просто мифом, историей, которую эльфы-барды рассказывают сидя вокруг костра длинными холодными ночами, или приносят в убогие эльфийские кварталы городо в, в которых наш народ живет в нищете и унижении, чтобы утешить их души хотя бы на несколько коротких мгновений. Так мы все вспоминаем легенду.
— Так мы все вспоминаем легенду, — тихо повторила Крикет. Теперь они оба была захвачены духом песни, шум из главного зала отступил куда-то далеко, а Эдрик продолжал играть и петь, и арфа плакала у него в руках.
— И придет день, говорит Легенда, когда седьмой сын вождя упадет и опять встанет, и с его подъема начнется новая жизнь. Из этой новой жизни родиться новая надежда для нашего народа, и он будет Короной Эльфов, он коронует великого, доброго правителя, который приведет эльфов обратно, в родные леса. Корона объединит народ, и новый восход встанет над зеленеющим миром. Так это сказано, так это и будет.
— Так это сказано, так это и будет, — отозвалась Крикет, ее глаза сияли. Эдрик взял последние аккорды, потом тяжело вздохнул и отложил арфу в сторону. Какое-то время они просто сидели и молчали.
— Благодарю тебя, — наконец сказала Крикет едва слышным голосом.
— Нет, это я благодарю тебя, — ответил Эдрик. Прошло слишком много времени с тех пор, как я пел эту песню в последний раз. Просто замечательно, что нашелся кто-то, кто смог разделить ее со мной.
— Даже полуэльф? — жалобно спросила Крикет.
Эдрик вытянул свою руку и ласково коснулся ее колена. Она разрешила ему это, зная, что это просто жест дружбы. — В наших венах течет та же самая эльфийская кровь, моя дорогая.
— Но в твоих чистая, а во мне смешанная.
— Возможно, но, уверяю тебя, она не менее красная, чем у меня, — с улыбкой сказал Эдрик, дружески шлепнув ее по колену прежде, чем убрать руку. — А в местах вроде этого, кого интересует родословная, скажи мне на милость?
— В местах вроде этого никого, — ответила Крикет, пожимая плечами. — Но есть и другие места, где на это обращают очень большое внимание.
— А кто был человеком, твой отец или мать? — спросил Эдрик.
— Отец.
— Ага, значит твоя мать была из племени.
— Да, но как ты догадался?
— Для этого не надо быть семи пядей во лбу, — сказал Эдрик. — В городах эльфы живут более свободно, не думая о племенах и кланах, и смешение крови самое обычное дело, но в племенах пустыни такие вещи не слишком приветствуются.
— Да, — сказала она печально, — совсем не приветствуются.
— И твои родители еще живы?
— Моя мама умерла пять лет назад, совсем не старой, работая посудомойкой в таверне, которая принадлежала человеку. А своего отца я никогда не знала.
Эдрик кивнул. — К сожалению в наше время это самая обычная вещь.
— А ты из племени?
— Да, но это было много лет назад, в другой жизни, — ответил он.
— И почему ты ушел?
Старый эльф пожал плечами. — Я влюбился.
— А, — она улыбнулась. — Наверно в девушку-эльфа из города? Или в женщину-полуэльфа?
— Боюсь что хуже, намного хуже, — сказал он улыбаясь. — В человека-мужчину.
— О, — сказала удивлнно Крикет. Потом она хихикнула.
Эдрик поднял брови. — Это так смешно?
— О, нет, прости меня, — сказала она. — Ты просто меня не так понял. Я рассмеялась совсем по другой причине.
— Тогда, прошу, просвети меня.
— Рикка будет очень разочарована, — объяснила Крикет. — Она положила на тебя глаз, если ты не заметил.
— Рикка, Рикка? Такая высокая, с темными волосами и большими…? — Эдрикк жестом показал, что именно у ней большое.
— Это Рикка, — с ухмылкой сказала Крикет. — Она думала, что ты избегаешь ее, так как она нынешная любимица Турина.
— А, понятно… это не единственная причина.
Крикет опять хихикнула. — А что произошло с этим твом человеком-мужчиной?
— Увы, боюсь я не вызвал в нем ответного чувства, — сказал Эдрик. — Последнее, что я о нем слышал, что он женился на дочери хозяина трактира. Классический случай неразделенной любви. Я был очень молод и очень глуп в то время, и позволил себе безнадежно влюбиться. Такие вещи и создают бардов. А что с тобой? Разве ты никогда не любила, по настоящему, в своей жизни? Я не верю, что у тебя не было для этого возможности.
— Не те возможности, которые я ищу, — сказала она. — Я все еще жду.
Эдрик удивленно взглянул на нее. — Не хочешь ли ты сказать, что ты никогда…?
Крикет кивнула головой. — Да, никогда.
— Ну, я никогда бы не догадался, — сказал пораженный бард. — Глядя на твой страстный, даже знойный танец я всегда думал, что ты хорошо обучена искусству любви.
— Так и думает большинство мужчин, — насмешливо сказала Крикет. — Но для девушки не трудно казаться обольстительной, особенно если она не плоха собой. Очень легко научиться этому, глядя как на тебя реагируют мужчины.
— Хммм. А другие об этом знают? — спросил Эдрик.
— Что я девственница? — Крикет покачала головой. — Я думаю, что они были бы поражены еще больше, чем ты. Они думают, что я просто чокнутая. Поначалу они возможно решили, что я предпочитаю женщин, но очень быстро узнали, что я никому ничего не говорю, так что сейчас мы вообще почти не общаемся.
— А почему ты вообще остаешься здесь? Ты могла бы получать намного больше, танцуя в городе, и еще больше в большом городе. Почему здесь, в маленьком поселке дварфов на далекой караванной дороге?
— Судьба забросила меня сюда, — ответила она. — Но я не собираюсь здерживаться здесь надолго.
— О? У тебя есть какие-то планы на будущее?
Я храню и не трачу деньги с того момента, как начала работать здесь, — сказала Крикет. — Конечно то, что остается после того, как я заплачу за еду, одежду и жилье. Цены здесь вообще сумашедшие, а когда люди узнают, что я одна из танцовщиц Турина, то они требуют еще больше. Тем не менее я уже скопила достаточно, чтобы оплатить билет первого класса в караване. А завтра ночью, если мне повезет, у меня будет даже больше, чем нужно.
— И тогда?
— Тогда я уберусь из этой проклятой дыры, — сказала она с такой ненавистью, что поразила даже видавшего виды барда. Через два дня каравн уходит в Алтарук, и я уеду вместе с ним. — Когда она внезапно сообразила, что сказала лишнее, она резко взглянула на Эдрика и добавила, — Я надеюсь, что могу рассчитывать на тебя. Турин попытается задержать меня здесь, если узнает о моих планах.
— Ты может рассчитывать на мое молчание, — сказал Эдрик.
— Я могла бы оплатить его, — осторожно сказала Крикет.
На лице Эдрика появилась обида. — Моя дорогая девочка, — сказал он оскорбленным тоном, — неужели ты на самом деле думаешь, что я продам твои слова кому бы то ни было?
— Есль много таких, которые бы это сделали, на твоем месте, — ответила девушка.
— Но они не имеют такой чести, — сказал Эдрик. — К тому же, так получилось, что и я заказал билет на этот караван. Не первый класс, увы, и я должен буду петь, чтобы ужинать, но я хочу тебе сказать, что хотел бы твоего общества во время путешествия, хотя, возможно, ты уже презираешь меня.
Крикет вздохнула и посмотрела перед собой с печальной гримасой на лице, — Никогда. — ответила она. — Прости меня Эдрик, я совсем не хотела обидеть тебя. Просто так случилось, что я мало кому доверяю и не привыкла иметь друзей.
— Есть старая эльфийская поговорка, — с улыбкой сказал Эдрик. — Лучше иметь много друзей, чем много монет. Потому что тогда ты у каждого из друзей можешь попросить две монеты, и окажешься в выигрыше.
Крикет захихикала. — Ты мне нравишься, Эдрик. Ты заставил меня рассмеяться. А я смеялась очень редко за эти дни.
— Вот и хорошо, я постараюсь веселить тебя почаще, — ответил он. — Кислое выражение плохо подходит к твоему хорошенькому личику.
Занавес из бус поехал в сторону, и Турин просунул голову в комнату. — Крикет, приготовься. Ты следующая, — сказал он и исчез.
Эрик нахмурился. — Ты думаешь, что он слышал?
Крикет покачала головой. — Нет, не думаю. Но это не имеет значения. Когда через два дня караван уйдет из Южного Ледополуса, я уйду с ним, и никто и ничто не сможет остановить меня.
— Вот это сила духа, — пробормотал про себя Эдрик, когда Крикет встала и поправила свое черное платье. — Ну а теперь иди и танцуй как ураган.
— Да, — сказала она. — Это именно то, что я сделаю.