Словарь петербуржца. Лексикон Северной столицы. История и современность

Словарь петербужца: вчера и сегодня

Признаюсь: когда издатели этой книги обратились ко мне с просьбой написать к ней предисловие, я был несколько озадачен. В самом деле, к первому изданию словаря петербургского фольклора Н. А. Синдаловского я двенадцать лет назад уже предисловие писал и опасность повторения написанного меня не на шутку смущала. Тем не менее, хорошо зная неутомимость автора этого словаря в поисках нового материала и его любовь к нашему городу, я принялся за чтение предложенного мне второго издания и прочитав его, с удовольствием выполняю просьбу издательства.

Действительно, сейчас читателю предлагается не просто «дополненное и исправленное» издание книги, давно уже заслужившей популярность. Фактически это – новый словарь, искусно «нарощенный» на материал справочника десятилетней давности. Во-первых, по объему эта книга в два раза превосходит предыдущую, включая более пяти тысяч «питерских» словечек, пословиц, поговорок, присловий, загадок, цитат и т. д. Во-вторых, существенно расширен и актуализирован реестр источников, из которых Н. А. Синдаловский черпал материал. В-третьих, существенно переработаны и приобрели более стройный лексикографический силуэт некоторые разделы книги – особенно инновативный раздел о фразеологии. В-четвертых, более дипломатичным стал раздел о прозвищах и кличках известных петербуржцев при увеличении их яркого словника. Наконец, в новом словаре предлагается гораздо больше тех сведений, которые обычно читателя особо привлекают, – рассказов о происхождении того или иного слова, крылатого выражения, пословицы или поговорки.

Все это делает новую книгу Н. А. Синдаловского популярной энциклопедией петербургского городского фольклора, летописью его изустной истории со времен Петра до эпохи «Питерской команды» – людей, пришедших в Кремль вместе с Путиным из Петербурга.

Рекомендуя читателю эту книгу, постараюсь привлечь внимание к некоторым ее аспектам, представляющим, как кажется, особый интерес.

Как уже сказано, фольклорная энциклопедия Н. А. Синдаловского опирается на внушительное число источников – около 250, не считая многочисленных информантов, устно предоставивших автору разнообразные сведения о петербургском фольклоре. В новое издание добавлены как периодические издания типа «Народ мой», «Мой район – Фрунзенский», «Петербургский дневник», «Альманах краеведческого клуба „Терийоки“», так и масса краеведческой, исторической, справочной, художественной и иной литературы разного рода, например: Амирханов Л. И., Ткаченко В. Ф. «Форты Кронштадта» (СПб., 2004), Бердников Л. «Шуты и острословы» (М., 2009), «Евреи в ливреях» (М., 2009), Богданов И. Н. «Лахта. Ольгино. Лисий Нос» (СПб., 2005); «Американский кабинет Иосифа Бродского» (СПб., 2006), История Петербурга (СПб., 2005), Клепикова Е. «Отсрочка казни» (М., 2008), Кочергин Э. «Ангелова кукла. Рассказы рисовального человека» (СПб., 2006), Кушлина О. Б. «Страстоцвет, или Петербургские подоконники» (СПб., 2009), Ерофеев А., Валдин В. «Неформальная карта Питера» (СПб., 2012), Ржевский Н. Н. «Простая история. Рассказы и очерки» (СПб., 2005), Ханович В. «Мысли советского мещанина» СПб., 2009) и мн. др.

В I-й, самой обширной части – «Петербургское слово» собран весьма разнообразный материал ономастического рода, прежде всего неофициальные названия и наименования и прозвища и клички. Впечатляет само количество перифрастических наименований главного объекта описания – Петербурга-Питера:

Ворота в Россию; Вторая столица; Второй Париж; Гидасповбург; Город белых ночей и черных суббот; Город, выстроенный на костях; Город дворцов и примкнувшей к ним культуры; Город на Неве; Город, по тротуарам которого прошла вся русская литература; Город смерти; Город трех революций; Град обреченный; Град Петра; Дофонтания; Колыбель революции; Красный Петроград; Красный Питер; Ленинбург; Лёнинград; Ленноград; Ленинградский Петербург; Маленькая деревня; Мертвый город; Младшая столица; Музей под открытым небом; Невский парадиз; Нео-Петербург; Невская резиденция; Николоград; Новый Вавилон; Новый Рим; Обе столицы; Окно в Европу; Отпрыск России на мать не похожий; Парадиз; Петроград; Петро-нэпо-град; Петрополис; Петрополъ; Петрослав; Питерград; Полковая канцелярия; Последний Петербург; Путинбург; Ретроград; Русские Афины; Сам Петербург; Санкт-Кавказия; Санкт-Питер; Северная Венеция (1); Северная жемчужина; Северная коммуна; Северная Пальмира; Северная столица; Северные полмира; Северный парадиз; Северный Рим; Североград; Снежный Вавилон; Собчакбург; Собчакстан; Советские Афины; Таран революции; Трансобводия; Трансфонтания; Финский Петербург; Царица Балтики; Чертоград; Четвертый Рим; Чиновничий департамент.

Внимательный читатель, следя за комментариями составителя к каждому такому наименованию, может составить мозаическую картину не просто истории нашего города, но и оценку к каждому из этапов его развития самыми разными слоями населения – от официозно-патетических воспеваний его славного прошлого до трагикомического, «стёбного», уничижительного снижения стилистических регистров. Не упускает Н. А. Синдаловский и таких попыток переименований Петербурга, как Александро-Невск (в середине XIX в.) или Нео-Петербург (после 1991 г.).

Точно и со знанием дела квалифицирует автор и координаты различных объектов нашего города, отраженных в ярких наименованиях-перифразах: Аллеи вздохов, поцелуев и свиданий – названия трех старинных аллей в Лахте, ведущих к морю; Бермудская барахолка – вещевой рынок на территории Апраксина двора; Дворец пъяноблудия – название, которым в начале XX в. петербуржцы окрестили недостроенный и ныне не существующой Дворец правосудия на Марсовом поле, превращенный в скейтинг-ринг с ночным рестораном; Мерзкий проспект – станция метро «Невский проспект»; Московские навороты – станция метро «Московские ворота»; Охтинская свеча – нереализованный проект башни «Охта-центра; Петербургский Кембридж – район в Лесном, включающий такие центры образования, как Лесотехническая академия и Политехнический университет (по аналогии с Кембриджским университетом в Англии) и др.

Немало место в этой части занимают и наименования-лексемы: Мироныч – стадион им. Сергея Мироновича Кирова на Крестовском острове; Содовая – станция метро «Садовая»; Сундук – дом политического просвещения; Туристерия – Невский проспект, где собрано все, что можно показать туристам; Холмуши – воровской рынок возле Обводного канала, с выходом на Воронежскую ул. и Лиговский проспект; Чапыга – петербургский телецентр на ул. Чапыгина; Электросилос – станция метро «Электросила» и др. Каждый петербуржец легко узнает в таких «переименованиях» официальный прототип и улыбнется пусть и не всегда удачной языковой шутке.

Столь же шутливы, а нередко и иронично ядовиты фольклорные характеристики явлений петербургской жизни в разные ее периоды: бродскизм – характеристика нового стиля в советском искусстве – соцреализма среди творческой интеллигенции, по фамилии художника Исаака Бродского; обнимусы, обнимусь – названия омнибусов в Петербурге XVIII века, за малую вместимость и тесноту в салоне; портянки – ходовое наименование «хрущевок» по фамилии эстонского архитектора Марта Порта, автора первого экспериментального проекта панельных домов; тюзятина – характеристика явной халтуры на сцене (от ТЮЗа – Театра юных зрителей); питерские ананасы – название соленых помидоров в советское время и др.

Разумеется, одно лишь перечисление такого рода слов и перифраз не дает адекватного представления о всем многоцветии тех сочных характеристик соответствующих явлений и объектов, которые ими выражены. Иное дело, если сконцентрировать их в единый тематический или синонимический цикл (как мы это видели на примере наименований Петербурга) – тогда всеми языковыми красками начинают играть оттенки оценочности таких характеристик. Вот, например, такого рода «навороты» вокруг популярного еще в советские времена кафе «Сайгон» на Невском проспекте: Страна Сайгония – кафе «Сайгон»; Сайгонавты – посетители кафе «Сайгон»; Сайгония – молодежь, собиравшаяся в кафе «Сайгон»; Сайгонщик – постоянный посетитель кафе «Сайгон»; Век Сайгона не видать! – клятва верности, по аналогии с уголовным: «Век свободы не видать»; Вышли мы все из Сайгона – так говорили о себе «шестидесятники» (аллюзия на песенную строку «Вышли мы все из народа»); На одном подоконнике в «Сайге» сидели – о дружбе и братстве, по аналогии с поговоркой «В одном полку служили»; У совка агония, вот и пью в «Сайгоне» я – молодежная поговорка.

Еще большим многоцветием отличается материал, описываемый Н. А. Синдаловским во II части словаря, обобщенно озаглавленный им «Петербургская фразеология». Здесь читатель найдет, кроме фразеологизмов-идиом в узко лингвистическом смысле слова, и пословицы, афоризмы, аббревиатуры, цитаты, каламбурные словосочетания, и просто слова с особым экспрессивным и образным потенциалом.

С чисто лингвистических позиций можно было бы упрекнуть автора за столь широкий «ассортимент» разнородного материала. Но наблюдательный читатель заметит, что такой широкий подход обусловлен самой описываемой в словаре материей: она настолько динамична и расплывчива, что ее приходится замыкать в столь же динамичные гуттаперчевые рамки. Иначе единство «сюжета» многих выражений, входящих в разряд фразеологии в широком смысле, было бы разорвано.

Один пример такого рода – смысловые и формальные перевоплощения старой, можно сказать «классической» пословицы о Петербурге – Питер бока повытер, да и Москва бьет с носка, смысл которой В. И. Даль в своих знаменитых «Пословицах русского народа» лапидарно определил так: «все дорого, убыточно». Н. А. Синдаловский любовно собрал максимально полную коллекцию вариантов этой пословицы, указав на их источники: А кабы занесло вас в Питер, он бы вам бока повытер – надпись на лубочной картинке 1812 г. «Старостиха Василиса», ставшая пословицей и относившаяся первоначально только к армии Наполеона; Батюшка-Питер бока наши повытер, братцы-заводы унесли годы, а матушка-канава и совсем доконала – о тяжелой жизни рабочего люда в Петербурге (Канава – Обводный канал, по берегам которого во второй половине XIX в. появилось множество промышленных предприятий); Красный Питер бока Юденичу вытер — поговорка родилась в 1919 г., после отпора, данного рабочими Петрограда попытке захвата города войсками белогвардейской армии под командованием Юденича; Москва бьет с носка, а Питер бока повытер – и в Петербурге, и в Москве живется несладко; Питер бока повытер, а в Москве толсто звонят, да тонко едят – в Петербурге жизнь тяжела, а в Москве дорога; Питер бока повытер, да и Москва бьет с носка – жизнь в обеих столицах мало чем различается; Попал бы ты в Питер, он бы тебе бока вытер – о хвастунах и бездельниках; Хорош город Питер, да бока вытер – Петербург – город замечательный, но жить в нем трудно.

Еще более широка палитра пословиц и их вариантов, отражающих традиционное соперничество первой и второй столиц нашего государства – Москвы и Петербурга:

В Москве Бутырка, в Питере бутылка; В Москве воруют в домах, в Петербурге – на площадях; В Москве живут, как принято, а в Петербурге как должно; В Москве климат дрянь, в Петербурге еще хуже; В Москве Красная площадь, в Ленинграде – Москва на Красной площади; В Москве литераторы проживаются, а в Петербурге наживаются; В Москве место красит человека, в Петербурге – человек место; В Москве можно жить, а в Ленинграде стоит жить; В Москве не лезь в Бутырку, а в Питере в «бутылку»; В Москве пьют чай, в Петербурге – кофе; В Москве рубят, в Питер стружки летят; В Москве чихнут, в Ленинграде аспирин принимают; В Петербурге «пили кофий», а в Москве «гоняли чаи»; В Петербурге толще, чем в Москве; В Питер – по ветер, в Москву – по тоску; В Питере – герои, в Москве – шуты; В Питере пушка, которая стреляет каждый день, в Москве пушка, которая не стреляет никогда; В Питере Трепов треплет, в Москве Дубасов дубасит; Да здравствует Москва, и да погибнет Петербург; Если Москва ничего не делает, то Петербург делает ничего; Когда в Москве подстригают ногти, в Питере отрубают пальцы; Москва – голова России, Петербург ее легкие; Москва – девичья, Петербург – прихожая; Москва – женского рода, Петербург – мужеского; Москва живет домами, Петербург – площадями; Москва – матушка, Петербург – батюшка; Москва – матушка, Петербург – отец; Москва невестится, Петербург женихается; Москва нужна России, для Петербурга нужна Россия; Москва от сердца, Петербург от головы; Москва отличается от Петербурга, как Растрелли от Церетели; Москва – сердце России, Питер – ум, а Нижний Новгород – тугой карман; Москва слезам не верит, но Питер бока повытер; Москва создана веками, Питер – миллионами; Москва только думает, а Петербург уже делает; Москве – торговать, Питеру – думать; Москвичи живут в своих квартирах, петербуржцы – в своем городе; Москву любят, о Петербурге рассуждают; Одним глазом в Москву, другим – в Питер; Отношения, напоминающие отношения Москвы и Петербурга (о напряженных отношениях); Петербург будит барабан, Москву – колокол; Питер – голова, Москва – сердце; Питер – город, Москва – огород; Питер женится, Москва замуж идет; Питер женится, Москву замуж берет; Питер Москве нос вытер; Питер строился рублями, Москва – веками; Питер – это вам не Москва; По дороге из Москвы в Петербург ночи становятся белее, а бордюр потихоньку превращается в поребрик; По дороге от Петербурга до Москвы переходишь границу Европы; По ком промахнется Москва, по тому попадет Питер; Славна Москва калачами, Петербург пиджаками; Славна Москва калачами, Петербург – сигами; Славна Москва калачами, Петербург усачами; Чем бы Москва не тешилась, лишь бы питерцы не плакали; Чтоб между Москвой и Петербургом никаких недоразумений типа Бологого; что питерцу хорошо, то москвичу смерть; Что сегодня в Петербурге, то завтра в Москве; Эдинбург не Лондон, как Питер не Москва…

Я специально представил этот внушительный ряд пословиц и поговорок о Петербурге и Москве в концентрированном виде, не приводя культурологических и исторических комментариев к ним Н. А. Синдаловского. Представил в надежде, что читатель книги заинтересуется той или иной такой пословицей и обратится к соответствующему месту словаря. Найдет такой заинтересованный читатель и пословицы и поговорки, характеризующие «горячие точки» нашего города – например, строительство дамбы, некогда ставшее яблоком раздора, а теперь доказавшее свою прагматическую оправданность:

Выжили в блокаду – умрем от дамбы? Дамба должна быть достроена! Дамба – болячка на опухшей от грязи Невской губе; С дамбой ли, без дамбы – все равно нам амба!

Обозревая это необозримое море петербургской фразеологии в широком ее понимании Н. А. Синдаловским, можно попытаться лингвистически «рассортировать» описываемые в этом словаре языковые единицы по «жанровым» группам. Предлагаю их следующую классификацию.

1. Фразеология в собственном смысле этого слова, т. е. идиоматика. Кроме нормативных, отраженных словарями устойчивых выражений типа риторической формы вопроса-упрека А платить Пушкин будет? сюда входит масса новых фразеологических характеристик человека и актуальных явлений петербургской жизни разных периодов: (чисто) ладожский утопленник – об исхудавшем, измученном человеке; лох-невское чудовище – об опустившемся, странном человеке; василеостровский немец – об аккуратных и трудолюбивых людях (в Петербурге в XVIII–XIX вв.); мурзинская корюшка — всякая несущественная мелочь; где у вас люстра из костей Петра Великого? – о чем-либо абсурдном; до Петра – давно; как бы не попасть в траншею – блокадное выражение, формула опасения не получить право на индивидуальное захоронение, а быть зарытым в общей траншее и мн. др.

Сюда можно отнести и актуализированные трансформации известных выражений – например, Выть причастным к литературе и не побывать в «Вене» – все равно, что быть в Риме и не увидеть папу Римского, где «Вена» – любимый ресторан петербургских писателей конца XIX – начала XX в.

К фразеологии такого рода относятся и устойчивые перифразы, образованные переосмыслением (обычно шутливым) словосочетаний номинативного характера типа гостиный вор вместо Гостиный двор или штурм Зимнего – утренний туалет курсанта военного училища; штурм прилавка, чаще всего винно-водочного магазина; вход в школу.

2. Оценочные словосочетания-реплики – например:

Автово – это во! – формула самоутверждения жителей Автова, одного из жилых районов Петербурга; артист с Мариинского подвала – ироническая характеристика человека малоталантливого, но с большими претензиями (Мариинский подвал – подвал Мариинского театра); В Бологом бордюр переходит в поребрик – так москвичи и петербуржцы обозначают границу между двумя столицами.

3. Сравнения с актуальными петербургскими образами.

По ногам, как по Невскому; как по Невскому; дозвониться, как до Смольного; ехать в Африку, как будто в Парголово; как с Московского вокзала; застыл, как Медный всадник; стоишь, как Медный всадник; как в Эрмитаже; как петербургские проспекты; как у Берта на заводе; как у Семянникова на заводе, только труба пониже, да дым пожиже; очевидно, как Александрийский столп; стоишь, как столп Александрийский; очиститься, как Нева; тёмен, как Ганнибал; смотреть, как Ленин на буржуазию; пить, как гусары; шумит, как Есенин в участке; крутится, как Белла в колесе (Белла Куркова, автор и ведущая программы Ленинградского телевидения «Пятое колесо») и др.

4. Крылатые слова и выражения. Многие из них приводятся в нормативном виде, ибо отражают реалии петербургского прошлого и настоящего:

Все мы вышли из гоголевской «Шинели» (Ф. М. Достоевский); Умри, Денис, лучше не напишешь (Д. И. Фонвизин); Исторический путь – не тротуар Невского проспекта (Н. Г. Чернышевский); Ай, Моська! знать она сильна, что лает на слона!; По улицам слона водили; В Кунсткамере был, а слона не видал! слона не приметить (И. А. Крылов).

За каждым из таким крылатых выражений нередко стоит конкретных исторический факт, отраженный тем или иным петербургским писателем. Так, последнее выражение из басни И. А. Крылова «Любопытный» – документальное свидетельство об экспонатах первого в России музея – Кунсткамеры, основанной Петром Первым (см.: Мокиенко В. М. Петербургская Чудес палата у И. А. Крылова / (комментарий к басне) // Петербургский дискурс: юбилейный сб. в честь проф. Дины Михайловны Поцепни. – СПб.: Издательский дом «Мир русского слова», 2013. – С. 151–167; Мокиенко В. М., Сидоренко К. П. Басни Ивана Андреевича Крылова: цитаты, литературные образы, крылатые выражения. Словарь-справочник / Под общ. ред. К. П. Сидоренко. – СПб.: Рос. гос. пед. ун-т им. А. И. Герцена. Свое издательство, 2013).

Разумеется, Н. А. Синдаловский не упускает случая, чтобы продемонстрировать творческие преобразования известных крылатых выражений в речи петербуржцев:

Из тьмы лесов (карельских), из топей… блат вознесся пышно, горделиво – каламбур, основанный на известной пушкинской строке из пролога к «Медному всаднику», где блат – не древнерусское «болото», а жаргонный синоним знакомства, связей, используемых в личных целях; Бедный всадник и медные люди – каламбур, от названий поэмы А. С Пушкина «Медный всадник» и повести Ф. М. Достоевского «Бедные люди»; Человек звучит горько – каламбур, придуманный Виктором Шкловским, где обыгрывается как имя Максима Горького, так и слова из его пьесы «На дне»: «Человек – это звучит гордо!».

5. Фразы-ошибки анекдотического рода из школьных сочинений, навеянные «классическими» реминисценциями:

Арина Родионовна очень любила маленького Сашу и перед сном читала ему сказки Пушкина; Петр Первый соскочил с пьедестала и побежал за Евгением, цокая копытами; Пушкин умер от руки диатеза; Суворов был неприхотлив и спал с простыми солдатами и под.

6. Лозунги и пародии на них:

Бизнесмены Киева и Петербурга! Создадим новую фирму «Собчук и Кравчак»! – издевательский лозунг начала 1990-х гг; Бьем гада у стен Ленинграда!; Бьемся на подступах к Ленинграду, прорываем блокаду; В большевистском Ленинграде псам фашистским не бывать – военные лозунги, ставшие поговорками; Городу-бойцу грязь не к лицу – текст агитационного плаката во время блокады; Лучше вуза в мире нет, чем наш славный Гидромет! (т. е. Российский государственный гидрометеорологический университет); Нужно ли «пятое колесо» русской телеге? – лозунг правых на митинге, посвященном гласности в СМИ на Манежной пл. 26 апреля 1989 года («Пятое колесо» – передача Ленинградского телевидения).

7. Рекламные ролики, например:

В Петербурге толще, чем в Москве – реклама еженедельника «Коммерсантъ – Петербург» (В Москве эта «толстушка» издается на 16 страницах, в Петербурге – на 20); Яйца Синявинские! Особо крупные! Дай Бог каждому! – предпасхальная реклама продукции Синявинской птицефабрики.

8. Пословицы и их варианты.

Коллекция фольклора этого жанра в словаре представлена особенно богато. Она отражает разные стороны жизни Петербурга с момента его основания – например, опасность наводнений, нездоровый климат, белые ночи и т. п.:

Жди горя с моря, беды от воды; Где вода, там и беда; И царь воды не уймет; В Петербурге лучше родиться в плаще, чем в рубашке; В белом Петрограде ночи белые, люди бедные и тени их бледные; Все дороги ведут на 17-ю линию – т. е. на кладбище (имеется в виду Смоленское, на 17-й линии В. О.) и т. п.

Во множестве фиксирует Н. А. Синдаловский и шутливо иронические переделки традиционных русских пословиц, – называемых «анти-пословицы», ставшие особенно популярными в постперестроечный период (ср.: Вальтер X., Мокиенко В. М. Антипословицы русского народа. СПб.: Издательский Дом «Нева», 2005). Практически все они так или иначе «сюжетно» привязаны к Петербургу, что повышает их экспрессивность и подчеркивает креативность тех, кто их запустил в оборот:

В Петербурге как в Петербурге; Увидеть Петербург и умереть! Язык до Киева доведет, а перо до Шлиссельбурга; По Петроодежке протягивай ножки (Петроодежка – Петроградский промшвейторг); Близко Ленинград, да не укусишь – пословица военного времени; Видно птицу по полету, а гвардейца по усам (В XIX в. ношение усов было исключительной привилегией гвардейских офицеров, которых особенно много было в Петербурге); Ученье – свет, а неученье – Культпросвет (Культпросвет здесь – факультет Института культуры им. Н. К. Крупской, ныне Академия культуры); Ученье – свет, а неученье – факультет движенья (т. е. факультет движения в Ленинградском институте инженеров железнодорожного транспорта, ныне Университет путей сообщения); Всяк сверчок плати в Петроток (Петроток (1920-1930-е г.) – ныне Ленэнерго); Отольются Москве невские слезки; Далеко Арапке до тряпки (надпись к карикатуре, где изображен забор, на котором висят тряпки, а обозленная собака (Арапка) стоит на задних лапах, карабкается к лохмотьям и никак не может их достать. Аллюзия на обер-полицмейстера Петербурга Трепова и Москвы – Арапова); Курица не птица, движок не человек (Движок – студент факультета движения в ЛИИЖТе, Ленинградском институте инженеров железнодорожного транспорта); Мой дом – моя крепость… Шлисселъбургская; Мой дом – моя… Петропавловская крепость; С милым рай и в шалаше… и без Ленина; С миру по нитке – Бродскому музей (лозунг движения за выкуп квартиры Иосифа Бродского для создания музея поэта); С миру по нотке – Дунаевскому орден; Менс сана ин квисисана и мн. др.

9. Загадки с петербургскими аллюзиями:

Идет свинья из Гатчины, вся испачкана (о трубочисте); В Москве играют, в Ленинграде пляшут (о радио); Три головы, два хвоста и шесть ног (о памятнике Петру I на площади Декабристов); В Москве сруб срубят, а в Питер стружки летят (о письме); Шел Кондрат в Ленинград (строка из стихотворения-загадки К. И. Чуковского).

10. Слова в экспрессивно-образном переосмыслении:

Влиапатъся – поступить в ЛИАП (Ленинградский институт авиаприборостроения); вломиться – устроиться на работу в ЛОМО (Ленинградское оптико-механическое объединение); зашушарить – украсть, от названия железнодорожной станции Шушары, где на железнодорожной сортировочной горке безжалостно грабят и разворовывают товарные вагоны; кроволюция – революция; ЗСП – буквально: Зона свободного предпринимательства, об открытии которой в Петербурге ратовал мэр А. А. Собчак. Однако противники Собчака расшифровывали эту аббревиатуру иначе: Зона Собчаковского Произвола.

В этой группе немало и слов, образованных от имен собственных (ср.: Отин Е. С. Словарь коннотативных собственных имен. – М.; Донецк, 2006):

Дантесы – о людях, очерняющих талант или поднимающих на него руку; ЗИНОВЬЕВ – расшифровывается, как ответ Троцкому в связи с ленинской телеграммой: Зачем Исчезать. Нужно Ограбить Все, Если Возможно; КУТУЗОВ – о человеке, который всех обхитрил, проделав казавшийся невыгодным маневр. От фамилии фельдмаршала М. И. Кутузова, который, умело отступая, заманил французскую армию Наполеона вглубь России и тем самым погубил ее; достаёвщина – навязывание собственных рефлексий (контаминация глагола доставать и фамилии Достоевский; достаевщинка — разговор по душам до потери пульса) и т. п.

Предлагая читателю столь разнообразный и яркий языковой материал, Н. А. Синдаловский неутомимо ищет и образную подоплёку описываемых слов и выражений. Для многих из них такое объяснение превращается в развёрнутый рассказ об истории того или иного петербургского фольклоризма. Таковы, например, истории выражений адмиральский час пробил, пора водку пить, лезть в бутылку, ломать итальянку и под. При этом автор не скрывает возможностей различного прочтения такой истории. Вот типичный пример, почерпнутый автором из двухтомного собрания М. И. Михельсона «Русская мысль и речь», изданного в 1903 году:

КРОНШТАДТ ВИДЕН – о прозрачном слабом чае. Ср. нем, Blumchen thee – цветочек на блюдечке (сквозь стакан виден). По одной из версий, это выражение восходит к появлению в обиходе чайных блюдечек с изображением видов Кронштадта. Когда на такое блюдечко ставили стакан со слабозаваренным чаем, изображение легко просматривалось сквозь прозрачную жидкость. Но петербургский фольклор связывает происхождение этого выражения с иными обстоятельствами. Рассказывали, что чай, предлагаемый пассажирам во время морского путешествия из Петербурга в Кронштадт, заваривался всего один раз, еще до отплытия, на столичной пристани, а во время двухчасового плавания в него подливали воду, отчего по мере приближения к острову чай становился все бледнее и бледнее, пока не превращался в слегка желтоватую жидкость, сквозь которую и в самом деле можно было увидеть Кронштадт (Михелъсон, т. 1, с. 475; т. 2, с. 490).

Понимая, что довольно часто фольклорная история, связанная с тем или иным словом или выражением, может оказаться не истинно этимологической, научной, а народно-этимологической, «легендарной», Н. А. Синдаловский не отбрасывает такого материала, но добросовестно пересказывает его, ссылаясь на конкретный источник. Такого рода материал для нас, лингвистов, представляет особую ценность, ибо побуждает к поискам подлинно научной, доказуемой интерпретации. Вот несколько историко-этимологических версий такого рода.

«ПОД ГРЕБЕНКУ – строить быстро и много, так, как это делает архитектор Н. П. Гребенка, который построил многоэтажный доходный дом на углу Садовой и Гороховой ул. всего за два месяца».

Сопоставление с другими языками убедительно опровергает такое народно-этимологическое объяснение. Русскому стричь / постричь всех под одну гребёнку, «подгонять всех под один уровень «соответствуют немецкое alles uher einen Kamm scheren; шведское skara alla over en kam (стричь всех под одну гребёнку); датское skære alle over en kam, французское tondre qn sur le peigne. которые известны задолго до строительства петербургским архитектором Н. П. Гребенкой многоэтажного доходного дома на углу Садовой и Гороховой. В нашем словаре (Бирих А. К., Мокиенко В. М., Степанова Л. И. Русская фразеология. Историко-этимологический словарь. Около 6000 фразеологизмов / СПбГУ: Межкафедральный словарный кабинет им. Б. А. Ларина. – Под ред. В. М. Мокиенко. – 3-е изд., испр. и доп. – М.: Астрель: ACT: Люкс, 2005. С. 164) мы доказываем, что это выражение – старый европеизм, известный и славянским языкам – например, бел. стрыч (падстрыгацъ) пад адну грабёнку, укр. стригти nid одну гребiнку, стригти niд один гребiнецъ и т. д.

Столь же «легендарна» и связь всем известного шутливого оборота под мухой с петербургским училищем имени Мухиной, излагаемая в словаре Н. А. Синдаловского:

«ПОД МУХОЙ – быть в легком подпитии; в переносном смысле: учиться в Художественно-промышленном училище им. Мухиной и быть под ее покровительством. По эскизам Мухиной будто бы изготавливались ходовые в советское время граненые стаканы и полулитровые пивные кружки».

Уже давно известный языковед академик В. В. Виноградов объяснил происхождение оборота под мухой на основе древнего мифологического представления о том, что мухи и другие насекомые, забравшись в рот зевающему человеку или спящему в нос или ухо, могут вызвать сумасшествие, в том числе и «сумасшествие добровольное» – опьянение. Языковые факты, изложенные нами в уже упомянутом словаре (С. 456) убедительно подтверждают такую трактовку. На этом фоне связь с петербургской «Мухой» – училищем имени Мухиной, конечно же, выглядит каламбуром или историческим анекдотом.

Не менее анекдотично и возведение русского выражения – восклицания Ёлки-палки!. к переносу празднования Нового года с 1 сентября на 1 января Петром I и его повелением украшать дома хвойными ветками, или атрибуция нашего бранного оборота Японский городовой! к эпизоду нападения японского городового на наследника престола Николая Александровича, будущего императора Николая II во время его посещения Японии в апреле 1891 г. Легко лингвистически доказать, что эти выражения – не что иное, как шутливые эвфемизмы известных русских ругательств. Такого же рода и народные этимологии выражений метр с шапкой, почем фунт лиха? Всеволожские коты, пословиц Далеко кулику до Петрова дня или слов типа слоняться – бродить без дела, таскаться, шляться (якобы образованного от названия Слоновой улицы), воспроизведённые Н. А. Синдаловским в словаре.

Признавая их псевдоэтимологичность, нельзя тем не менее отказать им в креативности, т. е. творческом потенциале, характерном вообще для любого жанра фольклора. Автор словаря бережно воспроизводит их именно как отражение духа народного творчества. Творчества петербуржцев, способного даже общенародное или общеевропейское языковое наследие ассоциативно увязать с родным и любимым городом. Н. А. Синдаловский, бережно и любовно собравший фольклорное богатство нашего Петербурга, может по праву называться Нестором его изустной истории.