Жестянщик Васильков давно мечтал завести вороненка. Он только ждал, когда они созреют.
Вот в разгар лета воронята объявились. И заорали себе на весь ЖЭК.
Тогда Васильков взял у электрика Володи Матвеева «кошки» и полез на шестиэтажный тополь. А его собака Павлин сидела внизу и охраняла его новый, еще не стиранный ватник.
Васильков добрался до гнезда, вытащил самого громкого и полез вниз. Тут у электрика Володи Матвеева что-то сработало. Он закричал:
— Я тоже вороненка хочу! И мне полагается! Доставай!
Васильков не стал устраивать дебаты, снова вверх полез.
Но тут странности начались. Когда первого вороненка брали, ворона-хозяйка вела себя спокойно. То ли считать не умела, то ли с выводами не торопилась. А тут как закричит!
— Караул! Наших у воруют! И за пазухи засовывают!
Разбежалась по воздуху и как треснет Василькова клювом, аж звон пошел, будто Васильков внутри пустой был.
Другие вороны сбежались, стали ее успокаивать. Хотя успокаивать-то Василькова следовало. Пока вороны свою откачивали, Васильков кое-как вниз сполз и к себе в мастерскую за проволочную сетку сбежал. Верный Павлин при телогрейке остался.
В мастерской Васильков и Володя Матвеев сразу к вороненку пристали:
— Скажи «кар», скажи «кар»! Скажи «Сидоров — козел!»
В общем, занятие у них появилось.
Первые три дня вороны Василькова не трогали. То ли ждали, пока одумается, то ли ждали какого-то своего вороньего начальника.
Как только Васильков во дворе появлялся, они страшный гвалт поднимали. Но до рукоприкладства дело не доходило.
А потом поехало.
Утром выходит Васильков из мастерской, металлические стружки с воротника отряхивает. А перед ним на дереве здоровая ворона сидит. Вернее ворон. В общем такой вороний детина. Сидит он и клювищем по ветке хлопает:
— Хлоп! Хлоп! Хлоп!
Аж дерево трясется. Остальные вороны в ряд выстроились.
А надо сказать, что голова Василькова была с уклоном в лысизм. Блестящая была, как коленка.
Тут первая ворона нырнула с дерева, спикировала и как чиркнет Василькова по голове.
Чиркнуть можно по-разному. Здесь так чиркнули, что дым из Василькова пошел, как из коробка спичек.
Снова «хлоп, хлоп» раздалось. Другая ворона вниз нырнула. Низом прошла и на Павлина набросилась. Как клюнет его в то самое место, где хвост кончился, а ноги еще не начались. И опять — хлоп! хлоп! хлоп!
Васильков с Павлином дальнейшего ждать не стали и в мастерскую к себе бросились. Стали сидеть там за решеткой, как в зоопарке. Только они высунутся — сразу и слышится:
— Хлоп! Хлоп! Хлоп!
Электрик Володя Матвеев весь день им еду носил как пленным. И что интересно — производительность труда у Василькова резко повысилась. Он там в мастерской две трубы водопроводные починил — от первого этажа до шестого.
И весь день твердил упрямо:
— Скажи «кар»! Скажи «кар»! Скажи «Сидоров — козел»!
На другой день Васильков решил, что вороны про него забыли. Высунулся было утром из мастерской но не тут-то было. Сразу послышалось: хлоп! хлоп! хлоп!
Этот вороний начальник, чувствуется, не даром сюда прибыл. Большой был труженик.
Все вороны свои дела бросили и на Василькова пикировать начали. Рвут бедного не на шутку.
Жители эту историю заметили, стали на Василькова как на аттракцион смотреть.
Тогда Васильков гримироваться начал. Щеку шарфом замотал, кепку надел и бежит в магазин.
Только театр одного актера быстро кончился. Павлин так был устроен, что от Василькова ни на шаг. А Павлина заматывай, не заматывай — он так Павлином и останется.
Бежит загримированный жестянщик, а за ним незагримированный пес. А воронье над ними так и вьется. То одна, то другая кидаются вниз — и клюк человека по башке. А бывает, как на футболе — разгонится одна, а стукнет другая. Да совсем с другой стороны. Ба-бах! Хоть волком вой!
Тогда электрик Матвеев жестянщику Василькову предложил:
— Или ты вороненка отдай, или в Сибирь поезжай. Там нужны упрямые энтузиасты — строители коммунизма. А то еще есть такой выход — выпей ты польской морилки для дерева. Она вся на спирту. И человека черным делает. Тебя тогда не то что вороны, мать родная не узнает. И в метро все будут как негритянскому студенту место уступать.
Не захотел Васильков ни в Сибирь ехать, ни негритянским студентом становиться. Взял вороненка проклятого, из-за которого вся каша заварилась, и пошел с ним, как с белым флагом, на середину двора. За ним, как адъютант, очень торжественно шел Павлин. Вороны замолкли. Вообще во всем дворе как будто звук выключили.
Посадил Васильков вороненка на дерево и торжественно пошел в домино играть. И никто его не клевал. С тех пор все утихомирились.
А по утрам в нашем дворе, когда вороны кричать начинают, одна несколько странно кричит, не как все. Она так говорит:
— Кар! Кар! Сидоро-козо! Кар! Кар! Сидоро-козо!