Глава первая

Шериф Джеф Маккертен крепко спал в кровати рядом со своей женой, на втором этаже тюремного здания в Эндрюджонсе, главном городе округа Джули, когда громкий стук в дверь разбудил его. Он спал как сурок и никогда не просыпался раньше утренней зари, разве только если уж очень сильно шумели или жена трясла его за плечо.

Шериф с женой жили на втором этаже красного кирпичного здания тюрьмы, в удобной квартире из четырех комнат, выходивших на улицу. В первом этаже, под ними, помещалась контора, а за ней — длинная, как амбар, арестантская, разделенная высокими, до потолка, решетками на отдельные камеры. На случай пожара контору от арестантской половины отделяла тяжелая, окованная железом дверь и вторая дверь из толстой стали. Закон требовал, чтобы шериф проживал в тюремном здании, так как, находясь при тюрьме неотлучно, ему легче было уследить за арестантами.

Шериф ничего не имел против этой квартиры: она была бесплатная, и летом в комнатах было прохладно, а зимой — тепло. Зато его жена Кора немножко совестилась того, что приходится жить под одной крышей с арестантами. Всякий раз, как она заводила об этом речь, шериф отвечал ей, что люди в тюрьме совершенно такие же, как на свободе, разница только в том, что их посадили. Обычно в тюрьме сидели два-три негра, пойманных с фальшивой монеткой в десять или двадцать центов, или такие, которым потехи ради захотелось пугнуть из ружья приходскую вечеринку, а иной раз и два-три охотника до чужого добра — белые или негры.

На минуту в дверь спальни перестали стучать, и шериф лежал, прислушиваясь, но не вставал, в надежде, что тот, кто стучал, скоро уйдет. Он был сердит, да и как тут не рассердиться, когда человека будят среди ночи. Немало он положил трудов, чтобы подобрать себе таких надежных помощников, которые и без него могли бы управиться, если что приключится ночью. К тому же в тюрьме сейчас сидел всего один человек — старый негр по имени Сэм Бринсон, которого задержали, как и всегда, за то, что он продал заложенный автомобиль. Подержанная машина стоила долларов восемь, самое большее — десять, и шериф собирался на днях выпустить Сэма на свободу.

Кора повернулась на бок и принялась трясти Джефа за плечи.

— Джеф, что-то случилось, — сказала она и, встав на колени, принялась за него, как за белье на стиральной доске. Кора была маленького роста и весила меньше ста фунтов. Язык у нее был бойкий, и шериф не в силах был ее переспорить, но она отлично знала, что, когда он спит, разговаривать с ним бесполезно — это значило тратить время попусту. Шериф Джеф был внушительный мужчина, высокого роста, грузный, широкоплечий. Весил он около трехсот фунтов, а зимой ел больше и к весне прибавлял еще фунтов пятнадцать — двадцать. Кора крепко ухватила его за плечо и шею и принялась за него, словно за стирку комбинезона. — Проснись, Джеф! Проснись сию минуту! Что-то неладно, Джеф!

— Что там еще? — спросил он сонным голосом. — Который теперь час?

— Не все ли равно который. Проснись, говорят тебе!

— Имеет же человек право выспаться вволю, какую бы должность он ни занимал!

Она еще раз встряхнула его.

— Проснись, Джеф, — сказала она. — Проснись, тебе говорят!

Он протянул руку и зажег свет. Часы лежали на столе под лампой, и он видел их, не поднимая головы. Было четверть первого.

— Если это Сэм Бринсон убежал из тюрьмы и мои помощники разбудили меня среди ночи только ради того, чтобы сказать мне об этом, я им сейчас…

— Замолчи, Джеф, перестань брюзжать, — сказала Кора, выпуская плечо Джефа и присаживаясь на корточки. — Сейчас не время ссориться с помощниками или с кем-нибудь вообще. Мало ли что могло случиться. Среди ночи все может стрястись.

В дверь опять застучали, еще громче прежнего, изо всех сил. Было похоже, что на этот раз в дверь лупят ногой. Мухи на потолке проснулись и слетели на постель.

— Это ты, Берт? — пронзительным голосом спросила Кора. Она встала на колени, запахнув розовую шелковую рубашку на костлявой груди. — Что там такое?

— Это я, мэм, — сказал Берт. — Не хотелось мне будить шерифа Джефа, да ничего не поделаешь, приходится.

Шериф прихлопнул назойливую муху, щекотавшую ему лоб. После этого сон у него почти прошел. Он повернулся и сел на краю постели. Ворочался он медленно, и под тяжестью его тела звенели пружины и деревянная кровать скрипела, точно вот-вот развалится.

— Что это тебе приспичило в такое время, Берт? — заорал он, окончательно проснувшись. — Чего ради ты поднял шум и гром среди ночи? Не понимаешь разве, что мне нужно выспаться? Разве я могу проснуться утром со свежей головой, если ночью мне не дают покоя? — Он сердито прихлопнул еще одну муху. — В чем дело?

Кора перебежала через комнату маленькими, коротенькими шажками. Сняв желтый цветастый халат с гвоздя за дверью, она накинула его на плечи.

— Чего тебе нужно от мистера Маккертена, Берт? — спросила она, вернувшись к постели, и опять села на нее, плотно закутавшись в халат.

— Скажите мужу, миссис Маккертен, надо бы ему одеться и поскорей сойти вниз, — ответил он встревоженно. — Очень важное дело.

— Вот в том-то и беда с этой политикой, — проворчал шериф себе под нос. — Все важно, пока не посмотришь как следует, а как посмотришь, оказывается, что вовсе ни к чему было торопиться.

— Будет тебе ворчать, Джеф, — сказала Кора, толкая его локтем в бок. — Берт говорит, что дело очень важное.

— Ну да, залез негр в курятник, а этим дуракам набитым, Берту и Джиму, уж кажется, что дело важное.

— Вставай и одевайся, — сказала Кора, вскакивая и сердито глядя на мужа. — Слышишь, Джеф?

Он посмотрел на жену и прихлопнул муху, щекотавшую ему затылок.

— Берт! — заорал он. — Не мог ты подождать до рассвета? Если у тебя там новый арестант, посади его под замок, я им займусь пораньше утром, как только позавтракаю.

Он подождал, не скажет ли чего Берт. За дверью молчали.

— А если кто-нибудь из вас, дураков набитых, подобрал черномазую девку где-нибудь под забором и из-за этого меня разбудили, ну тогда я прямо не знаю, что с вами сделаю. Чтобы вы у меня черномазых девок оставили в покое! Все лето с ними валандаетесь в арестантской. Нечего сказать, хороши у меня помощники. Бросьте это, не то я вас обоих мигом вышвырну! Не нравятся вам белые девчонки, так можете в другом месте валандаться с черномазыми. Скажи Джиму Каучу, что я велел…

— Джефферсон! — резко прервала его Кора колючим, как булавка, голосом.

— А, чтоб им провалиться, надо же положить этому конец! — огрызнулся он.

— Да нет, шериф Джеф, совсем не в том дело, — живо сказал Берт. — Лучше сойдите вниз поскорей.

— Так неужто Сэм Бринсон убежал из тюрьмы? Вот и делай людям добро после этого!

— Нет, сэр. Сэм Бринсон все там же, в третьей камере. Спит сейчас как убитый.

Кора подошла к постели, села рядом с мужем и плотно завернулась в желтый цветастый халат, словно боясь к нему прикоснуться. Она еще ничего не говорила, но по ее взгляду шериф понял, что ему не удастся уйти, пока она не выговорится. Опустив голову на руки, он ждал, когда же она начнет. Ему слышно было, как Берт спускается по лестнице.

— Джеф, скажи, а ты сам никогда не имеешь дела с этими негритянками? — наконец спросила она, и голос у нее то повышался, то замирал от нежности и тревоги. — Я бы умерла от стыда, Джеф. Я этого не вынесла бы. Я бы с ума сошла.

Когда она замолчала, шериф медленно помотал головой из стороны в сторону. Скосив глаза, он мог видеть часы на столе. За свою жизнь он столько раз все это слышал, что отлично знал, сколько ей нужно времени, чтобы выговориться. Он устало опустил голову на руки и мирно закрыл глаза. Все-таки легче, если закрыть глаза и думать о чем-нибудь постороннем.

— В тюрьме с субботы до понедельника сидела негритянка. Ты ходил в арестантскую, пока она там была?

Он помотал головой.

Кора опять было принялась за свое, но тут Берт снова застучал в дверь.

— Шериф Джеф, идите скорей!

— Что случилось, Берт? — спросила Кора, вскакивая с постели.

— Да что-то неладно на Флауэри-бранч. Негр чего-то натворил, и целая толпа белых пустилась за ним в погоню. Похоже, что плохо дело, миссис Маккертен. Пожалуй, шерифу надо встать и посмотреть, в чем там дело, как вы думаете?

Шериф горестно застонал. Это значило, что ему придется встать, одеться и отправиться на рыбную ловлю. А он ненавидел рыбную ловлю, ненавидел, как никто на свете.

— Джеф, ты слышишь, что Берт говорит? — крикнула Кора, подбегая к нему и тряся его изо всех сил. — Слышишь или нет?

Он застонал, содрогаясь всем телом.

— Оттого я и состарился раньше времени, — сказал он с тоской, — что занимаю политическую должность. Я на этом деле все штаны протер, я теперь просто старый хрыч, и ничего больше.

Он встал, пошатываясь, ноги плохо держали его грузное тело — и потянулся за своей одеждой. Он видеть не мог рыбы, никогда в рот ее не брал и готов был дать крюк и пойти другой дорогой, если на улице пахло рыбой. Но рыбная ловля была единственным средством не впутаться в какую-нибудь историю. За те одиннадцать лет, что он пробыл в должности шерифа округа Джули, ему столько раз приходилось уезжать на рыбную ловлю, что теперь он лучше всякого другого знал, как нужно удить рыбу на червяка или муху. Поневоле пришлось ему ловить рыбу всеми известными способами. Он ставил верши, закидывал сети, стрелял рыбу из ружья, а если она не ловилась ни так ни этак, глушил ее динамитом.

— Джеф, — сказала Кора, — сейчас такое время, что для тебя самое лучшее сидеть на реке с удочкой.

Он повернулся к ней, брызжа слюной.

— Провались ты! — крикнул он. — Нашла время приставать ко мне со своей рыбой, ведь знаешь, что я терпеть ее не могу.

— Ну, Джеф, — сдержанно сказала Кора, возьми-ка ты себя в руки.

— Вы идете, шериф Джеф? — робко спросил Берт из-за двери. — А то как бы они не поймали этого негра, за которым гоняются.

— Ступай вниз, в контору, и дожидайся меня, — сказал шериф слабым голосом. — Сейчас приду посмотрю, что тут можно сделать.

И он продел ногу в штанину.

— Ну, слушай, что я тебе скажу, Джефферсон Маккертен, — начала Кора. — Уж коли тебе нужно отправляться на рыбную ловлю, так это именно сейчас, а ты…

— Отвяжись от меня! — закричал он, надев брюки и стягивая пояс на животе. — Не видишь разве, в какую я попал переделку! Одиннадцать лет я тут протираю штаны, работаю как вол, стараюсь не вмешиваться ни в какие политические споры, лишь бы не слететь с места. Нашла время лезть ко мне с пустяками. Ты же знаешь, что из-за этой истории я могу провалиться на будущих выборах. Что ты ко мне пристала, когда я изо всех сил стараюсь что-нибудь придумать.

— Я же тебе только добра хочу, Джеф, — нежно сказала Кора, как бы не замечая, что он сердится.

Он спешил одеться, только ноги плохо держали грузное тело, и это ему мешало. Когда дошло до башмаков, пришлось Коре стать на колени, надеть ему башмаки и зашнуровать их.

— Миссис Маккертен… — позвал Берт из-за двери.

— Он одевается, Берт, ступай вниз, в контору, подожди там.

Джеф топтался по комнате и заглядывал во все углы, ища свою шляпу. Кора нашла ее и надела ему на голову.

— Держу пари, что всю эту пыль столбом подняли из-за сущих пустяков, — сказал Джеф, глядя на жену. — А когда пыль уляжется, видно будет, что дело выеденного яйца не стоило. Вот не люблю тратить время зря: чего ради сидеть там до второго пришествия и ждать, пока все уладится?

— Пускай другие без тебя улаживают, — сказала ему Кора. Она погрозила ему пальцем. — Прямо тебе говорю, Джеф Маккертен, если ты отсюда не уберешься и не уедешь куда-нибудь денька на три, на четыре ловить рыбу, всю жизнь будешь об этом жалеть. Поезжай скорей на Лордс-крик, кому я говорю!

Он с тоской поглядел на мягкую постель, на оставленную его боками ложбинку. Продавленный матрас так и манил прилечь. Джеф хотел отвернуться и уйти, а ноги не слушались пуще прежнего.

— Попробовала бы ты сама хоть разок посидеть целый день на берегу да потыкала бы палкой в речку, полную осклизлой рыбы, — сказал он. — Комары меня живьем сожрут, а то и хуже — клещи вцепятся, от них в две недели не избавишься, все тело зудеть будет.

— Ну, Джефферсон Маккертен, попробуй сделать хоть шаг к Флауэри-бранч, — грозно сказала Кора, кивая головой, — как пить дать провалишься осенью на выборах. Тебя и в прошлый-то раз переизбрали только потому, что судья Бен Аллен сумел нажать кнопки в самую последнюю минуту. Если ты влипнешь во что-нибудь вроде линчевания, ни судья Бен Аллен, ни другой кто-нибудь во всем округе Джули не поможет тебе удержаться на месте. Когда доходит до голосования, на людей нельзя полагаться, все равно как на южный ветер в ноябре.

Жена все еще читала ему нотацию, но он уже сунул часы в карман и, не дожидаясь конца, тяжелыми шагами двинулся к двери. По сравнению с его грузной фигурой все кругом выглядело мелким и незначительным. Половицы жалобно скрипели под его шагами.

Кора глядела, как он медленно расхаживает по комнате, и ей невольно стало жалко его. Попадись только ей в руки тот, что заварил всю эту кашу, уж она бы ему показала, пожалел бы небось, что и на свет родился.

Джеф уже взялся за дверную ручку, и Кора подбежала к нему.

— Смотри не забудь захватить с собой гвоздичного масла, бутылочка у тебя внизу, в ящике стола, — просила она, похлопывая его по руке. — Это та бутылочка, что ты брал с собой прошлый раз от москитов. Гляди же, хорошенько натри лицо и шею. В этом году на Лордс-крике москитов видимо-невидимо. И смотри береги себя, Джеф.

Она нежно пожала ему локоть.

Джеф вышел из комнаты не оглядываясь. Сходя с лестницы, он желал про себя, чтобы люди, которые все это затеяли, поскорей разделались бы с линчеванием, а его известили бы только тогда, как все будет кончено. Никакого политического риска не было бы в том, чтобы прибыть на место после линчевания и сказать, что закону следует повиноваться, потому что к этому времени, в девяносто девяти случаях из ста, нельзя было найти ни одного человека, который указал бы виновников. Но в округе Джули были такие люди, которые за одиннадцать лет его службы ни разу не упустили случая напомнить ему, что присяга обязывает шерифа оберегать жизнь подсудимого до тех пор, пока он не предстанет перед судом. В последний раз, когда в округе Джули линчевали негра, лет шесть тому назад, Джеф уехал на рыбную ловлю, как только до него дошли слухи, что толпа белых устроила облаву на негра, и просидел на Лордс-крике целых пять дней. Он вернулся, когда негра уже повесили и все улеглось и утихло. Но некоторые люди с тех пор постоянно упрекали его в пренебрежении своими обязанностями. Они могли наделать ему неприятностей, если бы в округе Джули произошло еще одно линчевание. На этот раз шериф мог даже слететь с места.

— Берт! — крикнул он, осторожно сходя по лестнице и ставя на ступеньку сначала одну ногу, потом другую. — Слышишь, что ли, Берт!

Берт выбежал из конторы и остановился у лестницы.

— Плохо дело, шериф, — сказал Берт, входя за шерифом в контору.

— Что такое? — спросил шериф, останавливаясь посреди комнаты и сонно щурясь от яркого света. — Что плохо?

— Да вот эти беспорядки на Флауэри-бранч.

— Что случилось?

— Я и сам почти ничего не знаю. Позвонил Джиму Каучу, хотел было спросить, не знает ли он, а жена его сказала, что он уже час как ушел из дому и до сих пор не вернулся.

— Ну, не знаю, что я с вами сделаю, и с тобой и с Джимом, если окажется, что весь шум подняли зря.

— Говорят, будто черномазый мальчишка по имени Сонни Кларк изнасиловал вчера вечером белую девушку.

Шериф долгое время молчал. Он тяжелыми шагами подошел к своему столу, взял какие-то бумаги, потом опять бросил их на стол.

— Как зовут белую девушку? — спросил он, не глядя на Берта.

— Кэти Барлоу.

Шериф грузно плюхнулся в кресло перед столом. Это было особенное кресло, очень большое, с широко расставленными подлокотниками, чтобы в нем могло уместиться его объемистое тело. Он осторожно откинулся на спинку.

— Ну и воспитывают же там девушек, на песках за Флауэри-бранч: им все едино — что негр, что белый, — сказал он. — Нелегко это говорить про своих же белых, а только, по-моему, народ там, за Флауэри-бранч, очень уж неразборчивый: что белый, что негр — для них все едино. А этому черномазому не мешало бы все-таки вести себя поосторожнее, хотя бы и с белой девушкой из Флауэри-бранч.

— Эти Барлоу как раз оттуда, — сказал Берт.

— А она родственница Шепу Барлоу?

— Как раз его дочка.

Шериф так и разинул рот. Он уставился на Берта, недоверчиво покачивая головой. Бумаги посыпались со стола и разлетелись по полу.

— Боже ты мой! Дочка Шепа!

Берт кивнул.

— Плохо дело, — сказал наконец шериф. — Надо бы хуже, да некуда. С Шепом Барлоу шутки плохи. Лет десять назад Шеп убил негра только за то, что тот нечаянно сломал ручку у мотыги. А за несколько лет до того он убил еще одного негра уж совсем зря, просто ни за что ни про что. Теперь уж не помню, за что именно. Шеп Барлоу не таков, чтобы стерпеть, особенно если это его дочку изнасиловали.

— Вот это я и собирался вам сказать, шериф Джеф, для того и разбудил вас. Я все хотел вам сказать, что дело очень важное. Джим Кауч говорит…

— Надо было сразу сказать, что тут замешан Шеп Барлоу, — сказал Джеф, с трудом поднимаясь на ноги. — Это совсем другое дело. Теперь такая заварится каша! Попали мы в историю, это уж как пить дать.

Он начал насыпать табак из стеклянной табачницы на столе в кожаный кисет. Руки у него так сильно дрожали, что больше табака попало на стол, чем в кисет. Просыпанный табак он смахнул просто на пол.

— Может быть, когда Джим позвонит… — начал Берт.

— Может быть, может быть! — сказал Джеф дрожащим голосом. — Какое там «может быть». Принеси-ка мою удочку из чулана. Поеду денька на три ловить рыбу. А вы с Джимом приглядывайте тут за всем как следует, пока меня не будет. Только не делайте ничего без моего приказа. Кто бы там что ни говорил, вы не смейте пальцем шевельнуть, пока я не дам распоряжения.

— Слушаю, шериф Джеф, — ответил Берт.

Джеф один за другим выдвинул все ящики в письменном столе, разыскивая в них бутылочку с гвоздичным маслом. Наконец он ее нашел и поднес к глазам, держа против света. Она была до половины заполнена желтоватой жидкостью. Заткнув покрепче пробку, он положил бутылочку в карман.

— Денька через два можете выпустить этого негра, Сэма Бринсона, только передайте ему от моего имени, что, если он еще раз заложит старую машину, а потом смошенничает и продаст ее, я отправлюсь прямехонько в суд и скажу, чтоб ему запретили торговать, это его свяжет по рукам и ногам. И чтоб арестантская у вас не была битком набита негритянками, когда я вернусь. А то прошлый раз, когда я уезжал денька на три, у вас чуть ли не в каждой камере сидело по негритянке. Можете водить своих баб в другое место, так и передай Джиму от моего имени. Я не потерплю, чтобы вы мне из тюрьмы, как только я отвернусь, бордель устраивали. Попробуйте только, тогда я с вами, ребята, прямо не знаю, что сделаю.

— Слушаю, сэр, — сказал Берт.

Загрузка...