Случится же с человеком такое!.. Повесть и рассказы

Газетный киоск
1

В двадцати шагах от себя ничего нельзя было разобрать, такой стоял туман. Только электрические лампочки да подслеповатые фары автомобилей тускло высвечивали размытыми желтыми пятнами. Полета градусов ниже нуля! Редкий скрип шагов да пронзительные гудки машин, и холод, холод… И в Усть-Манске, и в его пригородах, и на тысячи километров вокруг.

Я бежал из гостиницы в клуб электромеханического завода, где в двенадцать часов открывалась конференция. Меня никто не обгонял, потому что я бежал быстро, потому что я был в легких ботинках и осеннем пальто, потому что пар от моего дыхания мгновенно замерзал на моем лице, а нос совершенно онемел и хотелось сунуть его под мышку. И еще мне хотелось, чтобы мороз стал не таким злым, чтобы я смог посмотреть на свой Усть-Манск, побродить по его новым кварталам, зайти к кому-нибудь из старых друзей в гости, а потом, как когда-то давным-давно, пойти в городской парк, покататься там с горок, потерять шапку и найти ее, набитую снегом, и смеяться, и хохотать, и играть в снежки, и дурачиться. Мне хотелось всего… Потому что я уже десять лет не был в Усть-Манске, а до этого прожил в нем двадцать лет.

У меня в запасе было еще полтора часа. Я хотел прибежать первым и согреться. А потом стоять и смотреть, как замерзшие в ледышку люди вместе с клубами пара вваливаются в фойе, стучат ногами и растирают друг другу щеки.

- Никогда в этом киоске не купишь свежую газету, - раздраженно сказал кто-то, закутанный с ног до головы, и чуть не сбил меня с ног. - Извините.

Я отскочил в сторону и увидел перед собой газетный киоск из стекла и пластмассы в кружевах искрящегося инея. Он весь светился изнутри и был похож на сказку. Вот только как там сидит старушка, продающая газеты? Предположим, что внутри на десять градусов теплее. Все равно минус сорок. Бр-р! Как только она там сидит? Может быть, замерзла уже?

Я решил купить газету, чтобы не терять зря времени на некоторых докладах. На мой судорожный стук окошечко киоска тотчас же открылось.

- Бабуся! - крикнул я. - Пять сегодняшних газет. Одну местную.

- Я не бабуся. Я Катя-Катюша, - ответил мне девичий голосок.

- Катя-Катюша? Отлично, Катя-Катюша! Так как же насчет газет, Катя-Катюша? - Слово «Катюша» губы выговаривали с трудом, но я нарочно несколько раз повторил его.

- У меня не бывает сегодняшних газет.

- Это я уже слышал. Но только зачем мне вчерашние? Я их уже читал.

- И вчерашних не бывает.

- Для чего же вы тут сидите?

- Я продаю только завтрашние газеты, - ответила девушка, и в окошке показалось ее лицо в теплой вязаной шапочке. - Господи! Да вы ведь щеки поморозили! Оттирать нужно! Вам далеко?

- До клуба электромеханического…

- Не успеете. - И чуть помедлив: - Заходите ко мне. Здесь тепло.

- А можно?

- Заходите. Чего уж…

Я дернул дверцу киоска, но, наверное, слабо, потому что она не открылась, и запрыгал, хлопая себя по щекам, локтям и коленям. А пальцы ног-то ведь уже ничего не чувствовали.

- Сильнее! - крикнула девушка.

Я дернул изо всех сил, протиснулся вместе с клубами мгновенно образовавшегося пара внутрь киоска - там и на одного-то человека места было мало - и остановился в нерешительности, изогнувшись как вопросительный знак.

- Садитесь, - девушка указала на кипу газет.

Я сел и сразу же придвинул ноги к двум электрическим батареям.

Внутри киоска было светло, тепло и сухо. И еще - очень чисто и уютно.

- Щеки почернеют, девушки любить не будут, - сказала она и засмеялась. - Оттирайте.

Я стянул зубами перчатки и попытался распрямить пальцы. Ничего у меня не вышло.

- Плохо ваше дело, - сказала девушка, сняла варежки и теплыми ладонями осторожно прикоснулась к моим щекам. Я не возражал. Она спросила: - Вы приезжий или из тех пижонов, которые специально не носят зимнюю одежду, а потом годами лежат в больницах?

- Я приезжай, Катя-Катюша. Я бегу из гостиницы на конференцию… По распространению радиоволн.

- А-а… Я уже читала в газете. - Она еще несколько раз провела своими теплыми ладонями по моим щекам. - Теперь отойдут.

- Спасибо, Катя. Давайте знакомиться, - я протянул ей свою еще не совсем отогревшуюся пятерню. - Дмитрий Егоров.

Она тоже протянула свою руку и при этом почему-то так весело рассмеялась, что не выдержал и я.

- Так это, значит, вас раскритиковали на конференции?

До меня не сразу дошел смысл сказанных ею слов.

- А я еще думала, какую газету оставить. Но только везде одно и то же. Так, значит, вы и есть Дмитрий Егоров, беспочвенный фантазер?

- Катя, я не беспочвенный фантазер. Я, напротив, почвенный. Вы представляете, как проникают радиоволны в почву?

Она отрицательно покачала головой.

- Ну тогда скажу короче. Я ищу полезные ископаемые и воду с помощью проникающих в почву радиоволн. Без буровых вышек и проб грунта. Но только никаких фантазий здесь нет. Интересно? - спросил я.

- Интересно, - ответила она. - Расскажите. Все равно ведь конференция начнется в двенадцать.

Я рассказал ей, как нынешним летом наша экспедиция работала в Васюганских болотах на севере Томской области, как нас ели мошка и комары, как барахлила аппаратура, и ребята становились злыми и замкнутыми, а Гошка, наш руководитель, начинал орать песни. Ему предлагали заткнуться, катиться подальше, показывали кулаки, а он все пел, выплевывая из горла везде проникающий гнус, и называл нас «манной кашей». Но «манной кашей» нас не проймешь. А вот песнопений его никто вынести не мог. Кто-нибудь, всхлипывая, начинал хохотать, а потом не выдерживали и остальные. И все хохотали, хватаясь за животы.

- Спеть еще? - говорил Гошка и добавлял: - То-то же, «манная каша».

Комары все так же ели нас, а аппаратура не работала, но в нас появлялась злость на самих себя, на свою беспомощность. И мы уже не хотели быть «манной кашей» и не вылезали из тайги, хотя нас отзывали три раза. Только наша аппаратура так и не заработала как следует. Это, в общем-то, мало кого удивило. Есть электро-, магнито-, радиационная и гравиразведка. Но мы-то хотели совсем другого. Мы хотели видеть сквозь землю, как через прозрачное стекло. Экспедиция провалилась.

- И все равно интересно, - закончил я. - И нужно…

Мне показалось, что в ее глазах промелькнула мгновенная зависть. Ведь в конечном итоге я что-то делал, к чему-то стремился, падал и вставал, и шел дальше. А она, наверное, какой год сидит в этом маленьком киоске, продает газеты и открытки, отсчитывает сдачу, видя только протянутые в окошечко человеческие руки, и даже не пытается что-нибудь изменить в своей судьбе. Я расправил плечи и предложил:

- Катя-Катюша, поедем с нами в экспедицию?

- Поварихой? - вполне серьезно спросила она.

- Почему именно поварихой? - смутился я.

- А кем же еще?

- Ну, например…

- Хорошо, я согласна, - сказала она.

- Правда?

- Правда. Все равно вы меня не возьмете. Вы шутите. А притом продавать газеты тоже интересно.

- Куда уж интереснее, - с сарказмом, как мне самому казалось, сказал я. - Так и просидишь здесь всю жизнь.

Она не обиделась, сверкнула на меня своими большими глазами, в которых уже не было зависти, а были только смех и ирония.

- М-да, - сказал я.

Я уже окончательно согрелся, но уходить не хотелось. За все это время никто ни разу не стукнул в окошечко. Наверное, в такой мороз никому не хотелось покупать газеты.

Я украдкой посмотрел на Катю. Она была небольшого роста, с черными, выбивающимися из-под шапочки волосами. И глаза у нее были черные, а щеки немного припухлые, как будто она их слегка раздувала. На ногах у нее были кожаные сапожки на высоких каблучках, а в углу, за столом, я заметил валенки. Легонькое зимнее пальто с небольшим воротником было расстегнуто до половины, и из-под него выбивался голубой пушистый шарф.

- И теперь вы снова ринулись в бой? - смеясь, спросила Катя. - Хотите доказать, что вы были правы?

- Хочу, - ответил я.

- Ничего у вас не выйдет. И снова вас назовут беспочвенным фантазером.

- Ах, Катя-Катюша, - сказал я огорченно. - Вы-то зачем это говорите? Ведь вы этого не можете знать наверняка. Еще неизвестно, кто…

Я не договорил, потому что она вдруг сунула мне в руки газету и сказала:

- Читайте.

Я мельком пробежал по первой странице. Ничего особенного. Все как и должно было быть. Лесные богатыри, доярки, почины, соревнования.

- На третьей странице, - подсказала Катя.

Я развернул газету и прочитал: «В Усть-Манске проходит всесоюзная конференция по распространению радиоволн».

Катя тихонько хихикнула в рукав. Наверное, на моем лице слишком явно было написано удивление. «24 декабря в 12 часов дня в Доме культуры электромеханического завода открылась всесоюзная…»

- Какое сегодня число? - хрипло спросил я, с ужасом думая, где я мог потерять целый день.

- Двадцать четвертое, - ответила Катя совершенно серьезно.

- Тогда почему об открытии говорит в прошедшем времени? Ведь она откроется только через час!

- Так ведь это завтрашняя газета.

Я перевернул лист. Газета «Красное знамя», 25 декабря.

- Ничего не понимаю… Какое же сегодня число?

- Двадцать четвертое. Какое же еще?

- Ну вот что, Катя. Вы меня простите. У меня что-то с головой. Переохладился, наверное.

- Вы не переохладились, и голова у вас в порядке. Это завтрашняя газета! Я всегда продаю завтрашние. Только их плохо берут. Все требуют сегодняшних. А сегодняшних ко мне не завозят.

- Этого не может быть!

Но ведь статья-то была написана про нашу конференцию. И мой доклад был назван прожектерским.

- Странно, - сказал я. - Теперь я знаю, что со мной будет в ближайшие часы. А если я захочу все сделать не так, как здесь написано? Возьму и не пойду на конференцию?

- Ничего не выйдет, - сказала Катя. - У вас нет причин для этого. Ведь это не только ваш доклад?

- Да, действительно. - Я на мгновение представил себе взбешенную физиономию Гошки и вздрогнул. - Похоже, что ничего не изменишь. Разве что в мелких деталях, которые все равно в газете отсутствуют. Ловко это у вас получается, Катя. Продавать завтрашние газеты - это не то что сегодняшние. Это интересно.

- Значит, не возьмете в экспедицию? - спросила она насмешливо.

- Вот что, Катя, - сказал я, не отвечая на ее вопрос. - Когда вы закрываете киоск?

- В восемь.

- Я зайду за вами в половине восьмого. Хорошо?

- Хорошо. Только что мы будем делать? На улицу вас надолго выпускать нельзя. Замерзнете.

- Что-нибудь придумаем. Я побежал, Катя-Катюша. Я хочу сделать все, чтобы меня назвали беспочвенным фантазером. Я хочу этого!

- Счастливо, - кивнула она. - А я хочу вас ждать.

Я как вкопанный остановился в дверях, не зная, что и сказать. Опять она смеется надо мной!

- Бегите, бегите. Тепло все вышло. Я буду ждать!