Слуга трех господ

Глава 1. Русско-турецкий фронт

Вернулся Деменев в свою родную станицу Платовскую в середине февраля 1918 года, где его встретили только престарелые родители. Все его сестры к этому времени вышли замуж и жили своими семьями отдельно от родителей, а некоторые и вдалеке от них. А все четыре брата, видимо, погибли на фронтах Первой мировой войны, потому что ни от одного из них за последний год не было никаких вестей. Последнее письмо родители Герасима получили от среднего сына Михаила еще в январе 1917 года, и с тех пор Деменевы больше не получили от своих сыновей ни одного письма. И Герасима они тоже считали погибшим, потому что за последний год он им ни разу не написал. В круговерти последних событий в стране ему, офицеру высокого ранга, просто было не до этого. Да и почта в наступившей в стране неразберихе работала из рук вон плохо. Отдохнув немного, Герасим стал помогать родителям вести домашнее хозяйство, которое за последние годы из-за отсутствия крепких мужских рук пришло в запустение.

В станице Платовской Герасим Деменев снова встретился со своим старым боевым товарищем Семеном Буденным, который вернулся домой еще в ноябре 1917 года, и вместе с местным казаком Окой Городовиковым работал инструктором при станичном правлении, где они обучали молодых казаков верховой езде и владению холодным оружием. За время разлуки друзей Семен Буденный стал обладателем полного банта Георгиевского кавалера. Произошло это знаменательное для него событие на русско-турецком фронте в 1916 году.

Прибыв с Кавказского фронта на Украину, Кавказская кавалерийская дивизия четыре месяца простояла в городе Проскурове, а в начале января 1916 года ее снова перебросили в город Баку, где включили в состав русского экспедиционного корпуса, который в середине января 1916 года на пароходах через Каспийское море переправили в Персию.

Высадившись в порту города Энзели, корпус походным маршем направился на город Багдад.

Узнав о движении русских войск, турецкое командование прилагало максимум усилий для того, чтобы задержать их. Турецкие конные отряды и днем, и ночью нападали на колонны российских войск, пытаясь остановить их движение. Но наши драгуны сравнительно легко отбивали турецкие атаки, и корпус продолжал двигаться по намеченному пути. Первое серьезное сопротивление нашим войскам турки оказали под городом Менджиль на мосту через реку Сефидруд. Здесь, на левом берегу этой реки, они заминировали подход к мосту, а на правом берегу установили пушки и пулеметы и открыли по нашим войскам ураганный огонь, не давая им возможности даже приблизиться к мосту. Встретив такое мощное и хорошо подготовленное сопротивление турок, корпус вынужден был остановиться и вступить с ними в бой. С полудня и до позднего вечера продолжалась артиллерийско-пулеметная дуэль обеих противоборствующих сторон. Но выбить турок, вкопавшихся в землю на правом берегу реки, нашим войскам в этот день не удалось. С наступлением ночи бой с обеих сторон прекратился. Чтобы наметить план дальнейших боевых действий, командованию корпусом необходимо было узнать, что происходит на правом берегу реки и какими силами турки там располагают. Для этого нужно было провести разведку на вражеской территории и взять толкового «языка». На выполнение этого задания на турецкий берег реки ночью была послана группа разведчиков, которые взяли в плен турецкого старшего унтер-офицера и благополучно доставили его в расположение корпуса. Будучи нижним чином, пленный турок не мог точно знать, сколько и какие силы находятся на правом берегу реки. Но места расположения пулеметных и артиллерийских точек на карте показал, а также сообщил некоторые другие сведения, интересующие командование корпуса. В ходе допроса пленного турка выяснилось, что он является командиром саперного взвода, устанавливавшего мины на левом берегу реки на подступах к мосту и на самом мосту, который в случае отступления турецких войск будет взорван, чтобы задержать дальнейшее продвижение русских хотя бы на несколько дней. Узнав, что мост заминирован и в любую минуту может быть взорван, командование корпуса озадачилось вопросом, что делать. Понятно было, что если турки взорвут мост, то навести новую переправу через Сефидруд под артиллерийским и пулеметным огнем противника будет очень сложно. В результате чего на форсирование реки потребуется слишком много времени, за которое турки в других удобных для них местах создадут новую, возможно, еще более прочную, чем здесь, оборону, на преодоление которой опять придется потратить много времени и сил.

Такого развития событий допустить было нельзя. Поэтому решено было под покровом ночи разминировать мост и уничтожить пулеметные и артиллерийские точки противника, после чего на рассвете форсировать нашей конницей мост и отбросить турок как можно дальше от реки, чтобы дать возможность остальным войскам корпуса перейти мост. На выполнение этого задания были направлены две группы. Одна, состоящая из пяти очень опытных саперов-водолазов, — на разминирование моста, а другая, состоящая из взвода драгун, под командованием Буденного, — на уничтожение артиллерийских и пулеметных точек противника. Под покровом ночи взвод Буденного тихим шагом отошел на два километра от моста и вплавь в ледяной воде вместе с лошадьми переправился на правый берег реки, где, разделившись на две равные части, на рассвете приступил к выполнению задания командования. Одна часть взвода пошла на уничтожение артиллерийских, а другая — пулеметных точек противника. Вихрем налетели буденновцы на дремавших турок с тыла, шашками изрубили их пушечные и пулеметные боевые расчеты, а с пушек и пулеметов сняли затворы. После чего ракетой дали сигнал о выполненном задании и пошли по тылу турецких войск, уничтожая их живую силу. К этому времени и саперы-водолазы уже выполнили свое задание — разминировали мост. Поэтому, получив сигнал от Буденного, наша конница ринулась на мост и, изрубив шашками турок, охранявших его, стремительно проскочила на правый берег реки. Дерзкое уничтожение артиллерийских и пулеметных точек, а также стремительная атака русской конницы для турок оказались настолько неожиданными, что они почти без сопротивления в панике стали разбегаться в разные стороны. Но драгуны, не дав им опомниться, беспощадно рубили их шашками. В ходе этого короткого боя наши драгуны уничтожили большое количество турок, а оставшихся в живых отбросили на значительное расстояние от моста. Все это позволило остальным войскам русского экспедиционного корпуса спокойно перейти мост и продолжить поход.

За блестящее выполнение этого задания все разведчики, саперы-водолазы и драгуны взвода Буденного получили различные награды, а командир взвода Семен Буденный — Георгиевский крест II степени.

Но, потерпев поражение на реке Сефидруд и в городе Менджиль, турки не прекратили препятствовать движению русского корпуса. Их отряды по-прежнему продолжали нападать на его колонны. Но все эти нападения были в основном незначительны, и нашим драгунам удавалось отбивать их без остановки движения корпуса. И только в наиболее крупных населенных пунктах, таких как Казвин, Султанбулак, Хамадан, Асадабад и Кенгавер, через которые вела дорога на Багдад, турки оказывали более серьезное сопротивление, для подавления которого войскам корпуса приходилось останавливаться и вести ожесточенные бои, продолжавшиеся в течение нескольких часов, а иногда и дней. И чем ближе русский экспедиционный корпус подходил к Багдаду, тем сильнее турки оказывали сопротивление. Но самое сильное противодействие они оказали под городом Керманшахом, сломить которое с ходу нашим войскам не удалось, в результате чего корпус вынужден был остановиться и перейти к обороне. А турки, несмотря на то, что в районе Керманшаха уже находилась крупная группировка их войск, продолжали наращивать здесь свои силы — подтягивая дополнительные свежие части и вооружение. По всему видно было, что турки готовятся к атаке.

Чтобы узнать обстановку в стане врага, командованию русским экспедиционным корпусом как воздух нужны были «языки», за которыми в тыл противника была направлена группа из пяти пластунов (кавалеристов без лошадей) во главе с командиром драгунского взвода Семеном Буденным. Под покровом ночи лазутчики проникли в расположение турецких войск, скрытно пересекли три линии вражеской обороны, захватили старшего турецкого офицера со штабными документами и благополучно без потерь вернулись обратно. Захваченные группой Буденного документы и «язык» оказались настолько ценными, что командованию русским корпусом стали известны все подробности о турецкой группировке войск в районе Керманшаха.

За этот подвиг вся группа буденновцев-разведчиков была награждена Георгиевскими крестами различных степеней, а Семен Буденный — Георгиевским крестом I степени. По Георгиевскому статусу ему полагался высший унтер-офицерский чин — подпрапорщик. Но Буденного, по неизвестной причине, к такому званию не представили, и чин старшего унтер-офицера так и остался для него последним в царской армии.

Глава 2. Гражданская война

Много других важных событий как в стране, так и в жизни Семена Буденного произошло за это время. Весь 1916 год и первый квартал 1917 года Кавказская кавалерийская дивизия, в которой служил Буденный, провела на чужбине. В конце марта 1917 года ее сняли с русско-турецкого фронта и отвели в порт города Энзели, где погрузили на транспортные суда и отравили в Баку, а оттуда по железной дороге в город Екатеринофельд. К этому времени в России уже произошла Февральская буржуазная революция, был свергнут царь и появилось новое правительство во главе с Александром Федоровичем Керенским. Поэтому дивизию заставили присягнуть Временному правительству. А в связи с тем, что в войсках российской армии стали избирать солдатские комитеты, то и в Кавказской кавалерийской дивизии избрали эскадронные, полковые и дивизионный солдатские комитеты. Председателем солдатского комитета 5-го эскадрона драгуны избрали Семена Буденного, а на собрании полка его избрали еще и членом полкового солдатского комитета.

Почти три месяца Кавказская кавалерийская дивизия простояла в Екатеринофельде. А в первых числах июля 1917 года ее железнодорожным эшелоном перебросили в Белоруссию на Западный фронт. Здесь, по настоянию большевиков, начались перевыборы солдатских комитетов, в ходе которых Семена Буденного выбрали председателем полкового солдатского комитета, а вскоре и дивизионного. После чего Буденный стал жить интересами не только своего взвода и эскадрона, но и всей дивизии.

В Белоруссии Буденный познакомился с членом фронтового солдатского комитета армий Западного фронта М.В. Фрунзе, который связал его с Минским горкомом партии большевиков. Встречаясь с большевиками и читая рекомендованную ими литературу, Буденный стал постигать основы большевистской науки. Еще не став членом партии большевиков, он, разделяя и поддерживая идеи большевизма, в меру своих сил и возможностей старался воплотить их в жизнь.

Во второй половине ноября 1917 года Кавказская кавалерийская дивизия самовольно демобилизовалась, и драгуны разъехались по домам. Вернулся домой в станицу Платовскую и Семен Буденный, прихвативший из части седло и оружие. А когда в январе 1918 года местные крестьяне организовали в станице Платовской советскую власть, то Семен Буденный и Ока Городовиков всей душой и с восторгом приняли новую власть и примкнули к ней.

Зимой 1918 года вблизи крупных городов и промышленных центров юга России между отрядами Красной гвардии, которые вместе с революционно настроенными солдатами и казаками, вернувшимися с фронта, защищали советскую власть, с одной стороны, и дружинами, состоящими в основном из офицеров, юнкеров и студентов, которые были ярыми противниками новой власти и пытались вернуть в России буржуазно-помещичий строй и восстановить монархию, с другой стороны, начала зарождаться гражданская война. Но силы обеих противоборствующих сторон в этот период были незначительны, потому что и к красным, и к белым в ту зиму шли люди либо идейные, либо неприкаянные, либо просто любители «половить рыбу в мутной воде». А основное боеспособное население — демобилизованные казаки и солдаты, измученные многолетней окопной жизнью на фронтах империалистической войны, отъедались и отсыпались у родных очагов. Воевать им друг с другом пока не за что было. Кроме никому не нужного снега, лежащего на полях, да воздуха, которого пока хватало всем, делить было нечего. Но уже в феврале 1918 года война докатилась до Сальских и Маныческих степей. Выбитый красными из Новочеркасска отряд донского походного атамана генерала Попова приближался к этим местам, надеясь укрыться в Сальской степи от большевиков и дождаться «пробуждения казачества». Атаман Попов совершенно справедливо полагал, что весной осмелевшие иногородние крестьяне, прикрываясь большевистским лозунгом «Земля принадлежит тому, кто ее обрабатывает», выйдут на поля делить помещичьи земли и земельный запас казачьих станиц, который они всегда у казаков арендовали. Казаки же, естественно, не потерпят захвата кем бы то ни было своей земли, и тогда между ними начнется резня. Добиваясь своей правды, каждый выберет ту власть, которая будет защищать его интересы. Бедные и безземельные пойдут к красным, а богатые и казаки — к белым, в результате чего пополнятся отряды и тех и других. И на чьей стороне окажется больше людей, та и победит.

На своем пути отряд атамана Попова разгонял Советы и жестоко уничтожал «советчиков». Советы в свою очередь кинулись создавать отряды самообороны, которые в силу своей малочисленности, слабой организованности и незнания военного долга не могли оказать профессиональным военным — поповцам — должного сопротивления, в результате чего на реке Маныч они были разбиты и отброшены к крестьянским слободам Орловки и Мартыновки. Захватили поповцы и станицу Платовскую, но ненадолго. Семен Буденный собрал из надежных ребят небольшой отряд, ночным налетом выбил оттуда поповцев и освободил станицу Платовскую, а всех, кого за сотрудничество с большевиками белые посадили под замок и при отступлении не успели расстрелять, освободил. Из этих же людей он и создал свой отряд, который при поддержке царицынских красногвардейцев загнал отряд атамана Попова в глубь Сальской степи. В результате чего в станице Платовской и в окрестных станицах наступило затишье: ни белые, ни красные пока не нападали друг на друга.

А тем временем местные красногвардейцы несколько раз пытались объединиться. Но каждый раз между командирами отрядов начиналась грызня за власть и никакого объединения не получалось. Большинство командиров этих отрядов были унтера-сверхсрочники, служившие в царской армии. В каждом отряде были в основном свои односельчане и родственники — братья, сваты, кумовья и другие, которые подчинялись только тому, кого сами избрали командиром. И в отряде Семена Буденного была почти вся его родня, близкие и соседи. И все-таки, несмотря на это, все красногвардейские отряды удалось свести вместе. Командиром сводного отряда избрали Никифорова, служившего раньше с Буденным в одной дивизии, а самого Буденного назначили командиром кавалерийского эскадрона и доверили ему всю отрядную конницу.

Семен Буденный вместе с Окой Городовиковым занимался сбором оружия для местной Красной гвардии и агитировал станичников вступать в ее ряды. Буденный неоднократно предлагал и Деменеву вступить в отряд Красной гвардии. Но Герасим категорически отказывался от его предложения, ссылаясь на то, что ему нужно помогать родителям, восстанавливать развалившееся хозяйство, и он не хочет идти ни к красным, ни к белым. Буденный особо не настаивал на своем предложении, но предупреждал Деменева, что ему вряд ли удастся надолго сохранить свой нейтралитет.

— Рано или поздно, — говорил Буденный, — тебе, Герасим, придется сделать выбор, с кем идти. И я сомневаюсь, что тебе это удастся сделать добровольно. Сейчас ни белые, ни красные никого силой в свои отряды не тащат. Но скоро настанет время, когда и те, и другие будут насильно мобилизовать всех мужчин, годных к строевой службе, в свою армию. Так не лучше ли тебе сейчас, пока есть такая возможность, самому сделать выбор и добровольно вступить в тот или иной отряд? Как своего боевого друга, я не буду насильно удерживать тебя, если ты примешь решение уйти к белым. Но помни! Дружба наша на этом закончится навсегда. И не дай бог встретиться нам с тобой в бою по разные стороны фронта. Ты сам знаешь, рука у меня твердая, удар точный, так что пощады от меня не жди, не будет.

Но Деменев оставался при своем мнении и продолжал заниматься домашним хозяйством. Слова Буденного глубоко запали в душу Герасима. Он, как и Семен, прекрасно понимал, что в складывающейся ситуации ему, здоровому мужчине, да к тому же еще и кадровому военному, вряд ли удастся отсидеться в стороне от тех событий, которые происходят в стране. Согласен он был и с тем, что рано или поздно та или другая власть все равно его мобилизует и без его согласия. Тем более что уже сейчас на территориях, занятых белыми, насильно мобилизуют годных к военной службе мужчин, и в первую очередь тех, кто служил в царской армии. И пока у него еще есть возможность самостоятельного выбора, с кем ему по пути, то им нужно воспользоваться. Но вот чью сторону принять, он никак не мог решить.

Неизвестно, как долго Деменев продолжал бы заниматься домашним хозяйством, сохраняя нейтралитет, если бы однажды ночью к нему домой не явился неожиданный и незваный гость — бывший начальник контрразведки 3-го Конного корпуса полковник Павел Овчинников, с которым Деменев не просто вместе служил и воевал с немцами и австро-венграми под командованием генерала Краснова, но и до определенного времени дружил с ним. Визит такого гостя с той стороны, да еще в ночное время, насторожил Герасима, но он не подал виду и встретил Овчинникова радушно — так, как и полагается встречать старых знакомых. Увидев, в каких условиях живет семья Деменевых, Овчинников не стал долго ходить вокруг да около, а напрямую предложил Герасиму вступить в ряды белого движения, а конкретно в армию атамана Войска Донского генерала А.М. Каледина, которая полна решимости очистить донскую землю от большевиков и защитить интересы казачества — не допустить национализации и раздела между безземельными крестьянами казачьих земель. Но сил у этой армии пока недостаточно, чтобы справиться с большевистскими войсками. Поэтому Каледин поручил ему, Овчинникову, который теперь возглавляет контрразведку этой армии, посетить всех офицеров бывшего 3-го Конного корпуса и других офицеров, служивших в царской армии, с предложением добровольно вступить в Донскую армию. И почти все офицеры, которых он уже посетил, согласились принять сторону белого движения.

— Тебя, Герасим, я представил Каледину как добросовестного и честного человека, отличного военного специалиста, прекрасного аналитика, организатора и командира, способного одинаково хорошо выполнять обязанности и на штабной, и на командной должностях. Поэтому Алексей Максимович возлагает на тебя большие надежды и намерен назначить начальником штаба армии. А это, сам понимаешь, и генеральское звание, и высокое положение в обществе, — сказал Овчинников.

Увидев, что Деменев от такого неожиданного предложения растерялся, Овчинников не стал торопить его с ответом, а посоветовал хорошо подумать, прежде чем принять решение, с кем ему по пути, и дать ему, Овчинникову, ответ, за которым он придет через неделю. После чего так же тепло и вежливо, как и при встрече, попрощавшись с Герасимом и его родителями, Овчинников ушел. Проводив ночного гостя, Герасим вспомнил слова Буденного, который советовал ему самостоятельно сделать выбор, пока еще есть такая возможность, и принять ту или иную сторону. После ночного визита Овчинникова Деменев понял, что дальше с решением этого вопроса тянуть нельзя. В его распоряжении осталась всего одна неделя, в течение которой он должен окончательно определиться, с кем ему по пути. Прав был Буденный, когда говорил Герасиму, что если он сам не решит этот вопрос, то за него это сделают другие, но только уже против его воли. И вот этот час наступил, когда принятие решения больше нельзя откладывать. С этими мыслями Герасим остался один на один в своей комнате и не мог уснуть до самого утра. Деменев понимал, что если победят большевики, то казачий запас земли отберут и разделят между безземельными крестьянами. Но ведь эти земли все равно никто не обрабатывает, казакам и своей земли вполне хватает, которую они не все и не всегда полностью обрабатывают. А тут столько земли пустует, в то время как другие люди, не имея ни клочка земли, батрачат на богатых казаков и помещиков за кусок хлеба или помирают с голоду. И если таких безземельных крестьян на Дону и Кубани примерно половина по сравнению с казаками, то в остальных регионах России их большинство, которые, для того чтобы отстоять свои права на землю, пойдут в Красную гвардию, и победа будет за ними. Но и стать на сторону красных, чтобы воевать против своих бывших сослуживцев, с которыми не один год вместе в окопах просидел, тоже не резон. Стать на сторону белых и вступить в армию Каледина — бессмысленно, потому что белое движение не поддерживается простыми людьми, из которых и состоит население России. Любая армия без поддержки своего народа обречена на поражение. Поэтому белое движение не имеет никакой перспективы и рано или поздно потерпит окончательное поражение, а оставшихся в живых белогвардейцев, и особенно тех офицеров, которые дали подписку о неприменении оружия против советской власти, безусловно, расстреляют. Такая перспектива Герасима тоже не устраивала. Днем домашняя работа немного отвлекала Герасима от таких мрачных мыслей, а ночью они с новой силой наваливались на него. В результате он не мог найти себе места и все ходил и ходил по избе из угла в угол до самого утра. Утром, с распухшей от бессонницы головой, уходил на работу, которая его немного успокаивала. Но вечером, когда он приходил домой и оставался в комнате один, все повторялось сначала. Видя такое состояние сына, родители Герасима решили, что он сошел с ума, потому что он и впрямь был похож на сумасшедшего. И так продолжалось несколько суток. И только на четвертые сутки Герасим принял окончательное решение — уйти в Красную армию. Он знал, что в Красной армии служит много бывших офицеров царской армии на различных должностях, в том числе и на командных. Однако должности интересовали Герасима меньше всего. Где командование сочтет нужным, там он и будет служить, даже на должности рядового бойца, потому что если и придется погибнуть в бою, то неважно, на какой должности, главное, что за трудовой народ, к которому относился весь его род и из которого он сам вышел. С такой мыслью на четвертую ночь Герасим уснул мертвым сном и проспал до обеда следующего дня. Будить его родители не стали, так как обрадовались, что их сын наконец-то успокоился. Проснувшись с посвежевшей головой и вспомнив о принятом накануне решении, он понял, что поступил правильно, и теперь никто и ничто не заставит его свернуть с выбранного пути. Родители Герасима, узнав о принятом решении сына, согласились с ним и благословили его на новые ратные дела. Исполнение своего решения Деменев не стал откладывать в долгий ящик, а в тот же день пошел к своему другу Семену Буденному и вступил в его отряд. Буденный был очень доволен, что отряд красногвардейцев пополнился не просто его старым другом, но и очень опытным и храбрым воином, и назначил Деменева командиром взвода, сказав при этом:

— Воюй, Герасим, пока взводным, а дальше время покажет, где тебя использовать с максимальной пользой для Красной армии. Чует мой сердце, что нас с тобой ждут великие дела, и твой боевой опыт скоро будет востребован, потому что белое движение продолжает набирать силу и никто, кроме нас, простых казаков, рабочих и крестьян, его не победит.

От сознания правильно сделанного выбора настроение Герасима было приподнятое, и он возвращался домой, не чувствуя под собой ног. Единственное, что его немного беспокоило, так это предстоящая встреча с Овчинниковым, которая должна была состояться уже через два дня. Деменев никак не мог решить, сказать или нет Овчинникову, что он вступил в Красную армию. После долгих раздумий он решил не говорить об этом Овчинникову. С его мнением согласились и родители, которые тоже считали, что об этом пока не только Овчинникову, но и вообще никому говорить не надо. Мол, нечего афишировать, где находится их сын. Бог знает, какая обстановка дальше сложится в России. А вдруг власть снова сменится, и вместо красных придут белые, черные, зеленые или еще какого-нибудь цвета радуги?

С таким мнением и так же приветливо, как и в первый раз, и встретил Герасим своего бывшего сослуживца Пашу Овчинникова, который вошел в дом Деменевых с широкой улыбкой на лице. Но когда Герасим сказал ему, что от его предложения он отказывается и воевать больше ни с кем не будет, доброжелательная улыбка моментально исчезла с его лица. Оно перекосилось и стало злым. На щеках самопроизвольно задвигались желваки, а взгляд стал презрительным и уничтожающим. Такое лицо у Овчинникова Герасим видел только один раз на русско-германском фронте, когда однажды неожиданно вошел к нему в кабинет, а он в это время со своими помощниками пытал солдата-дезертира, бежавшего с передовой. Вспомнив этот случай и видя злое лицо своего бывшего друга, Герасим подумал, что если бы и он попал в лапы Овчинникова, то и с ним тот поступил бы так же, а возможно, и еще более жестоко. Услышав отрицательный ответ, Овчинников, словно читая мысли Деменева, со злостью сказал:

— Тебе не удастся отсидеться в станице до конца Гражданской войны. Если ты не пойдешь к нам, то красные припомнят тебе прошлое сотрудничество с генералом Красновым и расстреляют тебя. А если вздумаешь перейти на сторону краснопузых, то всех твоих родственников мы уничтожим, а с тобой поступим так же, как с тем дезертиром, которого ты видел при допросе в моем кабинете на русско-германском фронте. Запомни, что предательства мы никому не прощаем.

После этих слов Овчинников, не попрощавшись ни с Герасимом, ни с его родителями, сильно хлопнув дверью, ушел. Угрозам Паши Овчинникова Деменев не придал особого значения, решив, что парень сгоряча все это наговорил или хотел напугать Герасима, чтобы он изменил свое решение и примкнул к белому движению. Но, как впоследствии оказалось, зря. Палач Павел Овчинников слов на ветер не бросал, что немного позже и подтвердилось. И хотя угрозы Овчинникова Деменев не принял всерьез, он все-таки засомневался — правильно ли поступил, не сообщив Буденному о предстоящей встрече с такой птицей высокого полета. Герасим понимал, что если бы он это сделал, то Овчинникова наверняка арестовали бы и расстреляли. И, несмотря на то, что он это вполне заслужил, Деменев не привык сводить счеты с кем бы то ни было чужими руками, тем более используя такие полицейские методы, как наушничество. И на этот раз он считал, что это было бы предательством по отношению к Овчинникову. Другое дело в бою. И если ему когда-нибудь доведется сойтись с Овчинниковым в поединке, то у него не дрогнет рука отрубить ему голову. Но это в бою. А уничтожать противника путем наушничества он и не умел, и не хотел. Поэтому решил, что поступил совершенно справедливо, не сообщив Буденному о предстоящей встрече с незваным гостем с той стороны, Овчинниковым, надеясь на то, что она в его жизни больше никогда не повторится. Но, как оказалось, пути господни неисповедимы: и Овчинников не забыл своей угрозы, и Деменеву довелось встретиться с ним еще раз. Но все это произошло немного позже.

А пока по станицам ползли слухи один страшнее другого. Стало известно, что очагом всероссийской контрреволюции стал Дон, где, кроме Донской казачьей армии, возглавляемой атаманом Войска Донского генералом А.М. Калединым, началось формирование генералами М.В. Алексеевым, Л.Г. Корниловым и А.И. Деникиным белогвардейской Добровольческой армии. А весной 1918 года, как и предполагал генерал Попов, восстали казаки, и началось их массовое выступление против советской власти. По станицам и хуторам рыскали казачьи отряды, очищая донскую землю от красных: налетят на станицу, порубят всех советчиков и поддерживающих советскую власть, заменят советские красные флаги царскими трехцветными знаменами и восстановят старую казачью власть. Из Сальских степей в сторону Ростова и Новочеркасска двинулся отряд атамана Попова, который на своем пути тоже ликвидировал советскую власть, а советчиков расстреливал. В апреле 1918 года Добровольческая армия Деникина силами белогвардейского отряда под командованием генерала М.Г. Дроздовского освободила от красных донскую столицу Новочеркасск, где создала руководящий центр — «триумвират», который установил контакт со странами Антанты и США и получил от них военную помощь — танки, пушки, стрелковое оружие, боеприпасы, обмундирование и продовольствие.

Не сдержал свое офицерское слово — не брать в руки оружие против советской власти — и генерал П.Н. Краснов, которого после самоубийства атамана Войска Донского генерала Каледина и ареста большевиками генерала Назарова, избранного на эту должность после смерти Каледина, в мае 1918 года казаки избрали атаманом Войска Донского. Став атаманом, Краснов в рекордно короткие сроки сформировал из донских казаков стотысячную армию, которая под его руководством и непосредственным командованием бывшего начальника штаба 2-й Сводной казачьей дивизии С.В. Денисова, ставшего к тому времени генералом, вместе с Добровольческой белой армией под командованием генералов А.И. Деникина, Л.Г. Корнилова и М.В. Алексеева «очищала» от красных станицы Донской области и на корню уничтожала там только что народившуюся советскую власть. Пожар гражданской войны на Дону и Кубани разгорелся с новой силой. Началась жестокая и беспощадная бойня — стенка на стенку, без жалости, без пленных. Казаки, профессиональные вояки, под командованием боевых офицеров, теснили разрозненные отряды Красной армии на всех фронтах. Чтобы остановить наступление белых, необходимо было все сальские красные отряды объединить в одно боевое подразделение. И на станции Куберле такое объединение произошло. Во главе объединенного отряда стал бывший офицер царской армии Шевкоплясов, а конницу отряда отдали под начало Бориса Мокеевича Думенко — казака родом из хутора Казачий Хомутец, а его заместителем назначили Семена Михайловича Буденного. Думенко в царской армии служил конным артиллеристом, имел звание вахмистра, был сверхсрочником, награжден двумя Георгиевскими крестами.

Но, несмотря на объединение, отряд красногвардейцев не смог остановить наступление белоказаков и вынужден был отступать к Царицыну. Вслед за отрядом потянулись огромные обозы с семьями и имуществом красногвардейцев, потому что оставаться в своих станицах было опасно. Казаки без жалости рубили шашками не только красногвардейцев и советчиков, но и их семьи, не щадя ни малого, ни старого. Имея численное превосходство в коннице, казаки даже отступать красным спокойно не давали. Они постоянно налетали на них, преграждали пути отступления, рубили шашками всех подряд без разбору, а имущество, оружие и лошадей забирали себе. Поэтому думенковской коннице, которая к тому времени получила название Первого кавалерийского карательного полка, не было ни сна, ни покоя. Только на отчаянной храбрости конников да на личном опыте Думенко и держался этот полк.

Во время Первой мировой войны, когда Думенко служил на действительной военной службе, ему, конному артиллеристу, всю душу вымотали одним приемом. Он должен был на всем скаку лошадей вылететь на бричке с установленной на ней пушкой в чистое поле навстречу противнику, развернуться перед ним на необходимом для стрельбы расстоянии и, врезав картечью прямо в упор неприятелю, так же стремительно ускакать обратно. Такой вид боя действовал на противника ошеломляюще и порождал в его рядах панику, после чего нашим конникам оставалось только преследовать убегающего противника и рубить шашками. Но для такого приема боя требовалось большое количество пушек, высокое мастерство наездников и до автоматизма натренированный расчет. Но ничего этого, кроме тачанок, у Думенко не было. Не было, видимо, всего необходимого для ведения такого вида боя и у противника, поэтому ни та, ни другая сторона им не пользовалась. Но Думенко нашел выход из этого положения. Вместо пушек он установил на бричках пулеметы. И когда это изобретение, которое назвали тачанкой, опробовали в бою, то оказалось, что оно не менее эффективно, чем орудийные упряжки. Пулеметные тачанки стремительно выезжали навстречу противнику и, развернувшись задом к нему, открывали шквальный огонь из пулеметов. В результате конная лава противника, ужаленная сотнями свинцовых шмелей, опрокидывалась, и в стане врага наступало замешательство. Воспользовавшись этим, думенковская конница с гиком набрасывалась на врага и рубила его шашками. Противник не выдерживал такого стремительного натиска красной конницы и обращался в бегство, а думенковцы гнали его до тех пор, пока не уморятся кони.

Красногвардейцы полка уважали своего командира Бориса Думенко за его личную храбрость, справедливое отношение к людям и умение командовать. Он никогда не прятался за спины своих подчиненных, всегда шел в бой вместе с ними, а чаще всего и впереди них. Уважал своего командира и Семен Буденный, но при этом завидовал ему — считал, что он не хуже Думенко смог бы командовать полком, а, возможно, даже лучше него. Но не обойти Буденному такого орла, как Думенко. Видимо, судьба у него такая — в помощниках ходить. Такое положение не устраивало Семена Буденного, и он решил во что бы то ни стало стать командиром конного полка. Но он прекрасно понимал, что любые мечты сами по себе не сбываются, их нужно настойчиво всеми способами самому претворять в жизнь. Сверхсрочная унтерская служба многому научила Буденного. И прежде всего — начальство понимать с полуслова. А начальство на горизонте нарисовалось покрупнее Думенко. С подходом отряда к Царицыну попали сальские красногвардейцы в ведение и подчинение царицынской группы войск и Реввоенсовета Северо-Кавказского военного округа (СКВО), а короче говоря, под командование К.Е. Ворошилова и И.В. Сталина. На одном из совещаний СКВО, проводимом под Царицыным, на котором присутствовал весь командный состав войск этого округа, в том числе Борис Думенко, Семен Буденный и Герасим Деменев, был поднят вопрос о введении в войсках СКВО полковых солдатских комитетов. Но Буденный, который сам в недалеком прошлом был председателем полкового комитета, неожиданно для всех заявил, что солдатские комитеты не оправдали себя, поэтому вводить их в Красной армии нет необходимости, а инициаторов этого предложения нужно арестовать и отправить в царицынский Реввоенсовет. В зале поднялся шум. А когда он смолк, на середину зала вышел смуглый, худощавый, среднего роста человек — это был Иосиф Виссарионович Сталин, который спокойным голосом, неторопливо, с заметным кавказским акцентом сказал:

— Арестовывать никого не нужно. А что касается предложения товарища Буденного — в части отсутствия необходимости вводить в войсках Красной армии изжившие и не оправдавшие себя солдатские комитеты, оно в основном правильное. Но так как командирам частей кто-то должен помогать воспитывать личный состав, то вместо солдатских комитетов нужно назначить в каждом полку политического комиссара — «политкома».

Так на основании выступления на совещании командного состава под Царицыным С.М. Буденного и с легкой руки И.В. Сталина в 1918 году сначала в Северо-Кавказском военном округе, а затем и во всех частях Красной армии появились политические работники, которых в разное время называли по-разному — политкомы, замполиты, политруки. Но предназначение у них всегда было одно — воспитание личного состава войск в духе преданности советской власти и осуществление партийного контроля над командным составом частей.

После совещания И.В. Сталин подошел к Буденному и поговорил с ним о жизни, службе и войне, об отношении казаков к советской власти. А затем пожал ему руку и сказал:

— Ну вот, теперь мы с вами хорошо знакомы, товарищ Буденный.

В Царицыне Буденный познакомился с командующим Царицынской группой войск К.Е. Ворошиловым, который приезжал в думенковский полк, выступал перед бойцами и беседовал с командным составом полка, в том числе лично с Думенко и Буденным.

В то время пока думенковский полк находился в Царицыне, белоказаки окружили станицу Мартыновку, из которой не успели уйти с думенковцами жители этой станицы, советчики и небольшой отряд красногвардейцев, и всем им грозила смертельная опасность. Поэтому на их выручку Ворошилов послал думенковский полк, который с боем прорвался через вражеские заслоны в Мартыновку и вывел оттуда всех жителей этой станицы и находившихся там красногвардейцев, отражавших атаки белоказаков. За эту операцию нескольких командиров думенковского полка, в том числе самого Думенко, и командира взвода Деменева представили к правительственной награде — ордену Красного Знамени. И хотя фамилию Деменева Ворошилов вычеркнул из списка о награждении, сославшись на то, что он еще недолго воюет в Красной армии, Герасим не обиделся на командарма. Он и сам прекрасно понимал, что за такой короткий срок полковнику царской армии трудно заслужить полное доверие у советской власти, потому что слишком много офицеров, перешедших на сторону красных, оказались шпионами, которых белые специально засылали в ряды Красной армии, чтобы разлагать ее изнутри и с их помощью получать нужную информацию о советских войсках. Да и воюет он не за награды, а за советскую власть, выражающую и защищающую интересы простого народа, к которому, несмотря на высокий офицерский чин, он всегда относил и себя.

После возвращения из Мартыновки 1-й Крестьянский кавалерийский полк развернули в 1-ю Донскую кавалерийскую бригаду под командованием Бориса Думенко, заместителем которого снова стал Семен Буденный. А Герасима Деменева, взвод которого особо отличился в Мартыновской операции, назначили командиром эскадрона. Так военная карьера Герасима Деменева пошла вверх по второму кругу, но только еще более стремительно, чем в царской армии.

Все хорошо складывалось в жизни Деменева: и служба, и карьера. И место свое в этой жизни он выбрал правильное, воюя за народную власть. Он, как и все красноармейцы, считал, что все беды в России происходят из-за богатых людей. Поэтому верил, что после разгрома белых, которые защищают богатых, и передачи земли крестьянам, а фабрик и заводов рабочим, в России исчезнет деление на богатых и на бедных. Все люди станут равны между собой, не будет эксплуатации, а значит, и бед никаких не будет. И только отсутствие связи с родственниками немного беспокоило Герасима. Писать письма родителям, проживающим на территории, занятой белоказаками, было практически невозможно, да и опасно, потому что по письмам белые могут узнать, что он служит в Красной армии. А вот племяннице Лизе — дочери старшего брата, которая в то время жила в Москве, Герасим письмо написал, надеясь от нее что-нибудь узнать о своих родственниках. Но то ли из-за плохой работы почты Лиза не получила его письмо, или просто вовремя не ответила ему, но только ответ от нее Деменеву пришлось ждать очень долго. Решив, что его письмо к Лизе просто не дошло, он и писать ей больше не стал. И только спустя три месяца Герасим получил от нее письмо, которое потрясло его до глубины души. Лиза сообщила, что через месяц после того, как он последний раз уехал из дома, его родители, отец и мать, заживо сгорели вместе со своим домом, а всех трех его сестер вместе с детьми кто-то зарезал прямо в их домах и квартирах. Но узнала она об этом от родственников своего мужа всего две недели тому назад. Поэтому ни Герасиму вовремя сообщить об этом, ни съездить на их похороны она не могла. Да если бы и своевременно узнала об этом, то вряд ли поехала бы на похороны, потому что и ее там могли убить.

Узнав такую страшную новость, Деменев сразу понял, чьих рук это дело. Овчинников, видимо, все-таки узнал, что Герасим ушел в Красную армию, и то ли по приказу своих атаманов Каледина или Краснова, то ли по собственной инициативе расправился с его родственниками. А немного позже стало известно, что и у других старших офицеров, служивших в царской армии, и в первую очередь у тех, кто служил под началом генералов Каледина и Краснова, а затем перешедших на сторону красных, тоже убили всех родственников. И если до этого в голову Деменева иногда приходили мысли — правильно ли он сделал, вступив в Красную армию, то, узнав о гибели своих родителей и родственников и о том, кто к этому причастен, подобных сомнений у него больше не возникало. Вместо сомнений появилась жестокая ненависть ко всему тому, чему он раньше присягал и верой и правдой служил, не щадя своей жизни. Теперь в его голове была одна мысль — беспощадно бить белых бандитов (другого выражения по отношению к белым в его лексиконе больше не было). Кроме того, Деменева не покидала мысль, как и каким образом отомстить Овчинникову за смерть своих родных и родных своих сослуживцев, которые тоже стали жертвами палача Овчинникова.

Армии Ворошилова и Краснова постоянно противостояли друг другу. И хотя Деменев хорошо знал, что начальник контрразведки в любой армии, в том числе и в армии атамана Краснова, сам лично ни в атаку, ни в разведку не ходит, но чем черт не шутит, думал он. Может, когда-нибудь ему и доведется встретиться в атаке или при каких-нибудь других обстоятельствах со своим бывшим другом Павлом Овчинниковым, вот тогда он и поговорит с ним по-мужски. И такой случай вскоре действительно представился.

Войска атамана Краснова начали наступление на Царицын и плотно окружили его. До глубокой осени 1918 года советские войска царицынской группы СКВО отражали атаки красновских казаков, рвущихся к городу. В это время для более успешного руководства разрозненными отрядами, оборонявшими Царицын в ноябре 1918 года, их свели в одну 10-ю армию, командующим которой назначили К.Е. Ворошилова. Тогда же всю кавалерию 10-й армии свели в одну дивизию армейского подчинения. К думенковской бригаде добавили вторую бригаду из прорвавшейся к Царицыну с Кубани конницы Стальной дивизии под командованием Дмитрия Жлобы и Крымский конный полк царской армии, который, под командованием будущего маршала Советского Союза С.К. Тимошенко, добровольно влился в Вооруженные силы Советской республики. Командиром вновь сформированной Конной дивизии назначили Бориса Думенко, а Семена Буденного — снова его заместителем. Получил повышение по службе и Герасим Деменев, которого назначили командиром полка. Весь декабрь 1918 года думенковская Конная дивизия металась по фронту, латая дыры, прорванные белоказаками. А в январе 1919 года Семена Буденного во главе 1-й бригады этой дивизии, в которую входил и полк Деменева, послали на северный участок фронта, чтобы закрыть там очередную брешь, прорванную белоказачьей конницей в направлении города Камышина. Стремительной атакой бригада под командованием Буденного разгромила войска генерала Павлова, а затем в ходе двухдневного боя разбила и обратила в бегство отряд генерала Голубинцева. А вскоре на помощь Буденному подошла подчиненная Думенко Доно-ставропольская бригада под командованием бывшего казацкого офицера Константина Булаткина — племянника генерала Попова. Вдвоем они вышли к камышинскому боевому участку и закрыли разрыв фронта. В бою под станцией Иловлинской Буденный был ранен в руку и ногу, но остался в строю. За этот бой Семена Буденного наградили вторым орденом Красного Знамени (первый такой орден он получил в ноябре 1918 года за разгром Астраханской белоказачьей дивизии генерала Виноградова под станцией Гнилоаксайской). Такую же первую советскую награду получил и командир полка Герасим Деменев.

Постоянные налеты красновцев на различных участках фронта отвлекали значительные силы 10-й армии, оборонявшей Царицын, и не давали возможности ее командованию сосредоточить необходимое количество войск для нанесения главного удара по белоказакам. В такой обстановке все силы 10-й армии были направлены на то, чтобы залатать пробитые белоказаками дыры, удержать существующую линию обороны и не допустить противника в Царицын. Но, несмотря на это, председатель Реввоенсовета Л.Д. Троцкий ежедневно требовал от Ворошилова перейти в наступление. Однако имеющихся в наличии 10-й армии войск было недостаточно не только для наступления, но даже для обороны города. А дополнительных сил взять было неоткуда. В сложившейся ситуации нужно было принимать срочные меры, но никто не знал, какие.

Тактика проведения рейдовых атак, применяемая красновцами, была хорошо знакома Деменеву еще по российско-германскому и австро-венгерскому фронтам в период Первой мировой войны, когда он служил под началом генерала Краснова и по его заданию вместе со своим штабом разрабатывал планы таких рейдов по вражескими тылам. И не только разрабатывал планы, но и вместе с Красновым участвовал в этих рейдах, которые сеяли панику в рядах противника и так же, как сейчас 10-й советской армии, не давали ему возможности сосредоточить свои войска на одном участке фронта и перейти в генеральное наступление. Тогда такая рейдовая война российских войск, навязанная противнику, заставила его перейти к позиционной войне, что дало возможность российскому командованию перегруппировать свои силы и подготовиться к генеральному наступлению. А сейчас генерал Краснов проводит такие рейды против советских войск. Вспомнив об этом, Деменев предложил Буденному провести аналогичные рейды по тылам белоказаков. Выслушав предложение Деменева, Буденный сказал:

— А что, в этом, пожалуй, есть здравый смысл. Я доложу об этом Думенко, а там пусть он сам решает, что делать с твоим предложением.

А на второй день Деменева вызвали в штаб армии, где Ворошилов поручил ему лично принять участие в разработке плана одного пробного рейда по вражеским тылам и поставил перед штабом армии задачу: в строжайшей секретности и в кратчайший срок — не более трех суток — разработать такой план и представить ему на утверждение. Получив задание командарма на разработку плана рейдовой войны, все работники штаба армии вместе с Деменевым с головой окунулись в эту работу. Работали и днем и ночью без сна и отдыха, и уже к утру третьего дня такой план был готов и представлен командарму. Внимательно ознакомившись с ним.

Ворошилов утвердил его почти без замечаний и поручил проведение этой операции деменевскому Конному полку под командованием Буденного. Кроме того, Ворошилов приказал Буденному и Деменеву в ходе этого рейда взять толкового «языка», обязательно офицера и желательно штабного работника. На подготовку рейда Ворошилов дал двое суток.

На рассвете третьего дня деменевский Конный полк во главе с Буденным, прорвав оборону противника, вихрем поскакал по красновским тылам. Атака буденновцев оказалась настолько неожиданной и стремительной, что красновцы не успели оказать почти никакого сопротивления. Казаки в это время еще спали, поэтому запоздалый огонь по буденновцам вели только часовые, которые тоже дремали и проснулись от цокота лошадиных копыт красной конницы. Их буденновцы быстро успокаивали саблями и мчались дальше. Некоторые казаки, увидев перед собой конную лаву противника, не сделав ни одного выстрела, бросали оружие и убегали. Их буденновцы не трогали. Но чем дальше они углублялись в тыл противника, тем больше белоказаков попадалось на их пути, которые, беспорядочно отстреливаясь, разбегались в разные стороны. Буденновцы их не преследовали и в бой с ними не вступали. Рубили только тех, кто оказывал вооруженное сопротивление. Спустя час после начала рейда буденновцев по белоказацким тылам уже полностью рассвело, и красновцы стали оказывать более организованное сопротивление. Но поставить достойный заслон буденновцам они не могли, потому что отряд Буденного двигался не по прямой линии, а зигзагами, постоянно меняя направление. Такое движение буденновцев сбивало с толку белоказаков, и они не могли заранее предвидеть, где и в какое время появятся красные. По этой причине красновцы не могли сконцентрировать необходимое количество своих войск на нужном направлении. В результате их сопротивление было стихийным и слабо организованным. Буденновцы легко подавляли небольшие очаги сопротивления белоказаков и двигались дальше.

Далеко продвинулись буденновцы. Дошли до самого Дона, где повернули обратно и стали пробиваться к Царицыну, сметая на своем пути небольшие казацкие заслоны. Но у одной из станиц полк Деменева наткнулся на серьезное сопротивление белоказаков с применением трех пушек, из которых стреляли шрапнелью, что для конницы является губительным. Обойти буденновцам эту станицу было невозможно, потому что с одной ее стороны была река, а с другой — глубокий овраг с крутыми склонами. Поэтому Буденный решил пробиваться через станицу с боем. А чтобы избежать больших потерь от шрапнели, полк развернулся в цепь и на полном скаку, изрубив орудийные боевые расчеты противника, вошел в станицу, на улицах которой раздавались винтовочные выстрелы, а из окон некоторых домов строчили пулеметы. Буденновцы гранатами подавили эти огневые точки и двинулись дальше. Но чем ближе они подходили к центру станицы, тем сильнее и организованнее было сопротивление противника. А когда до ее центра оставалось около пятидесяти метров, то из окон двухэтажного кирпичного дома на буденновцев обрушился шквал огня из «максимов». Медлить было нельзя. Нужно было или возвращаться обратно, или с ходу идти на штурм особняка. И буденновцы выбрали последнее. Галопом приблизились вплотную к дому и через окна бросили в него несколько гранат. Пулеметы замолчали, и только выстрелы из револьверов продолжали звучать в доме. А затем из окон и дверей дома стали выскакивать офицеры и разбегаться в разные стороны. Но буденновцы быстро настигали убегающих и одним взмахом сабли обезглавливали их. Догнал одного убегающего офицера с револьвером в руке и Деменев. И только занес саблю над его головой, как тот обернулся и, немного пригнувшись, протянул руку с револьвером, чтобы выстрелить в Деменева. Но выстрелить он не успел. Сабля Деменева, которая должна была снести офицеру голову, отсекла ему руку, которая отлетела в сторону вместе с револьвером. Офицер схватил левой рукой обрубок правой руки, завертелся на месте, как волчок, и завопил неистовым голосом. Деменев снова занес саблю, чтобы добить раненого. Но в это время он увидел на плечах офицера полковничьи погоны, а затем и лицо полковника. Это был начальник контрразведки армии Краснова Павел Овчинников. Когда Деменев узнал своего старого «друга», а теперь идейного и личного врага, то его рука с саблей зависла в воздухе. Буденновцы, преследуя убегающих офицеров, уже удалились на значительное расстояние от особняка, и Деменев остался один на один с Овчинниковым, который, ничего не говоря, так и продолжал вертеться волчком и вопить. Деменев слез с коня, взял Овчинникова за грудки и спросил:

— Узнаешь, гад, своего старого друга?

Тот посмотрел на Герасима налитыми кровью глазами, и лицо его мгновенно стало таким, как в тот день, когда он в своем кабинете пытал бежавшего с фронта солдата, и таким, как в ту ночь, когда он грозился уничтожить всех родственников Деменева.

— А, Деменев, — произнес Овчинников. — Значит, зря я сомневался, уничтожая все твое племя. Ты действительно оказался краснопузым. Об одном жалею, что тебя самого не прикончил в ту ночь последней нашей встречи.

Овчинников еще что-то обидное говорил в адрес Деменева, но его слова плохо доходили до Герасима. Его мысли были заняты тем, каким наиболее мучительным способом уничтожить этого мерзавца.

— Ну, что ты стоишь, красная сволочь? Давай, руби. Иначе я сам тебя одной левой рукой зарублю! — закричал Овчинников.

«А может быть, взять его с собой, и пусть военный трибунал судит его за все совершенные им преступления? И, прежде чем его расстреляют, пусть каждый, чьих родственников он зверски убил, плюнет ему в лицо», — подумал Деменев. К тому же Овчинников — очень ценный «язык», как раз такой, какого Ворошилов приказал взять Буденному. И если с ним поработать его же методами, то он может дать очень ценную информацию, которая так необходима командованию 10-й армии. И Деменев решил взять Овчинникова с собой и доставить его в штаб армии. А если в пути сложится безвыходная ситуация, то пленного всегда можно будет уничтожить. Герасим достал свой индивидуальный медицинский пакет, забинтовал Овчинникову обрубок правой руки, а его левую руку веревкой привязал к туловищу. Затем посадил пленного на круп своей лошади, привязал его к седлу, вскочил на коня и помчался догонять свой полк, бойцы которого, расправившись с убегавшими офицерами, ждали своего командира на окраине станицы.

— А это еще что за чудовище? — увидев на спине командирской лошади привязанного к седлу офицера, заговорили буденновцы. — Зачем он нам нужен? Вы что, хотите взять его с собой?

В это время к Деменеву подошел Буденный и тоже поинтересовался, что за полковник сидит на его коне. И когда Деменев объяснил Семену Михайловичу, кто этот офицер, и что от него можно получить очень ценные сведения, которые могут оказаться важнее всей информации, полученной с помощью многих рядовых «языков», и той, которую они добыли в ходе этого рейда, Буденный согласился взять Овчинникова с собой. Буденновцы посадили Овчинникова на лошадь, отбитую у противника, и привязали его к седлу. А к узде с обеих сторон лошади привязали две возжины, вторые концы которых два красноармейца привязали к своим лошадям. В результате чего получилось что-то вроде упряжки из трех лошадей, но только без телеги. Такие же тройки-упряжки сделали и десяти буденновцам, получившим ранения в ходе боя с казаками. И полк под командованием Буденного, петляя зигзагами по степи, помчался к своим. По дороге буденновцы освободили попавшую в плен бригаду 39-й красной дивизии и пригнали целый табун лошадей, отбитых у белоказаков. Но линию фронта на этот раз буденновцам пришлось преодолевать с боем, в ходе которого они сломили сопротивление противника, прорвали вражескую оборону и благополучно вернулись в расположение своей армии. Раненых в ходе рейда буденновцев отправили в армейский госпиталь, а Овчинникова, потерявшего по дороге сознание, после оказания ему медицинской помощи и приведения в чувство, начали допрашивать. Овчинников был отличным палачом, но никудышным воином. Он с особой жестокостью пытал и убивал безоружных людей, но сам был труслив и очень боялся боли и смерти. Поэтому за свою должность в контрразведке он держался не только руками и ногами, но и зубами. Делал все и даже намного больше того, что ему было положено делать, лишь бы его не послали на передовую. Поэтому на первом же допросе, когда его пообещали вылечить, а затем предать суду военного трибунала, решение которого будет зависеть от того, какие он даст показания, Овчинников выдал все секреты армии Краснова, которые оказались настолько ценными, что с лихвой заменили всю многомесячную разведывательную работу, проделанную всем разведотделом 10-й армии и всего СКВО. Получив от Очинникова всю необходимую информацию, его отправили в армейский госпиталь, где под усиленной охраной лечили до полного выздоровления, а затем судили военным трибуналом, который приговорил Овчинникова к расстрелу. Привести приговор в исполнение попросил Деменев, чтобы лично отомстить Овчинникову за казнь не только своих ни в чем не повинных родных, но и за всех казненных им родственников других офицеров, добровольно вступивших в Красную армию. Такое разрешение Ворошилов дал Деменеву, и он со словами: «Получай, подонок, что заслужил», — разрядил весь барабан револьвера в своего бывшего друга и палача Павла Овчинникова, казнившего десятки солдат-дезертиров и невинных гражданских людей. На лице Овчинникова перед смертью не было ни страха, ни раскаяния. Оно было каким-то отрешенным и безразличным, как будто расстреливали не его, а какого-то совершенно незнакомого ему человека. И даже на слова Деменева, сказанные перед расстрелом Овчинникову, он ничего не ответил и не изменил выражения лица. С таким равнодушным выражением лица палач Павел Овчинников и ушел в мир иной.

За успешно проведенный рейд по тылам красновских войск и взятие особо ценного «языка» нескольких бойцов и командиров деменевского полка наградили орденами Красного Знамени. Командир полка Деменев получил второй такой орден, а Семен Буденный — третий.

Пока Буденный водил деменевский полк по красновским тылам, Думенко заболел тифом, и его отправили в госпиталь. А думенковской дивизией, переименованной к тому времени в Отдельную, стал командовать Буденный. Ворошилова отправили на Украину, а командующим 10-й армией назначили бывшего кадрового офицера царской армии А.И. Егорова.

После первого удачно проведенного рейда по вражеским тылам такие рейды стали проводить регулярно, а иногда даже по несколько рейдов одновременно, нагоняя страх на красновских казаков. Что, как и предполагал Деменев, привело к снижению активности боевых действий белоказаков на царицынском участке фронта и позволило 10-й армии во второй декаде февраля 1919 года перейти в наступление. Первой выступила Отдельная думенковская дивизия под командованием Буденного, которая пошла левым берегом Дона и погнала перед собой донские части белоказаков, а в районе хутора Ляпичев разгромила корпус генерала Толкушина, который, спасаясь от погони буденновцев, бросил своих солдат и коня, а сам по тонкому льду пешком ушел за Дон.

В конце февраля 1919 года вернулся в дивизию выздоровевший Думенко, под командованием которого у станицы Нагаевской дивизия остановила и обратила в бегство пришедших на помощь красновцам кубанских казаков. В ходе этого боя часть белоказаков перешла на сторону красных, которые привели Буденному коня, брошенного генералом Толкушиным. На этом коне по кличке Казбек Семен Михайлович провоевал всю Гражданскую войну.

Лихо наступала Отдельная думенковская дивизия на врага. Но недолго пришлось Борису Думенко командовать ею. В станице Романовской он снова заболел тифом и был отправлен в госпиталь. После чего Буденный снова возглавил эту дивизию и повел ее на окружной центр станицу Великокняжескую и освободил ее от белоказаков. Думенко в дивизию больше не вернулся, а после выздоровления пошел на повышение — его назначили помощником начальника штаба 10-й армии по кавалерийской части. А начальником Отдельной кавалерийской дивизии, которой присвоили 4-й номер, в марте 1919 года назначили Семена Буденного, который не менее успешно, чем Думенко, командовал ею, освобождая донскую землю от белоказаков.

Победителями вернулись Буденный и Деменев в свою родную станицу Платовскую, где от односельчан узнали, что отец Семена Буденного, который шел с беженцами, спасаясь от белоказаков, в дороге заболел тифом и вернулся домой, где местные кулаки, узнав, что его сын в Красной армии, зверски избили его, в результате чего в январе 1919 года он скончался и был похоронен на кладбище у станицы Платовской. Буденный с Деменевым не стали задерживаться в родной станице, а, посетив могилы своих родителей на кладбище, повели свои войска дальше.

В начале апреля 1919 года 4-я Отдельная кавалерийская дивизия получила приказ форсировать реки Сал и Маныч, выйти к Батайску и отрезать Донскую белоказачью армию А.П. Богаевского, которого после отставки атамана Краснова в феврале 1919 года избрали атаманом Войска Донского, от войск Добровольческой армии А.И. Деникина. Молниеносным налетом конница Буденного опрокинула белоказаков и загнала их в разлившийся Маныч. На плечах убегающих богаевцев буденновцы форсировали Маныч и остановились у станицы Хомутовской, нависнув над поколебленным флангом Донской белоказачьей армии. В станице Хомутовской стояли кубанские и терские казаки генерала Покровского, которые пришли на помощь донским казакам. Два дня дивизия Буденного вела ожесточенный бой за эту станицу, в ходе которого буденновцы понесли большие потери. Многие красноармейцы были убиты и ранены. Тяжелые ранения получили комиссар дивизии Кузнецов, комбриг Городовиков и командир полка Стрепухов. Чтобы не допустить полного уничтожения 4-й Отдельной кавалерийской дивизии, буденновцы вынуждены были отступить и уйти обратно за Маныч. В результате красный фронт остановился по рекам Дон и Маныч.

В первой декаде мая 1919 года деникинский генерал С.Г. Улагай ударил по левому флангу красных войск на Маныче. В связи с этим конницу Буденного и новую кавалерийскую дивизию под командованием И.Ф. Апанасенко бросили на перехват улагайцев. Но пока гонялись за Улагаем, у станицы Великокняжеской П.Н. Врангель форсировал Маныч, и буденновцев послали «затыкать» очередную «дыру», образовавшуюся на красном фронте. Но на этот раз добиться успеха не удалось. Врангель встретил красную конницу бомбовыми ударами с самолетов и артиллерийским огнем. В результате буденновцам пришлось вернуться назад.

Начались тяжелые и кровопролитные бои, продолжавшиеся несколько дней, в ходе которых тяжелые ранения получили командарм Егоров и его помощник по кавалерии Думенко, которых отправили в тыл на лечение.

Не выдержав натиска белых, 10-я армия была вынуждена отступить к Царицыну. Новый командарм военспец Клюев увел ее под прикрытие царицынских укреплений. И только Буденный, ставший к тому времени вместо Думенко во главе всей конницы 10-й армии, дрался с врангелевцами в арьергарде несколько суток подряд без сна и отдыха. Не было времени ни людям покушать, ни лошадей покормить. Бойцы от усталости валились с ног. В таком состоянии буденновцы не могли не только наступать, но и обороняться. Поэтому Буденный вынужден был выделить своим бойцам четыре часа на отдых. И пока смертельно уставшие буденновцы спали, сам охранял их. Но, несмотря на ожесточенное сопротивление и отчаянные атаки, буденновцам не удалось ни потеснить врангелевцев, ни сдержать их натиск. И чтобы не допустить полного уничтожения кавалерии 10-й армии, Буденный вынужден был тоже отвести ее в Царицын. В Царицыне 4-ю и 6-ю кавалерийские дивизии объединили в Конный корпус, командиром которого назначили Семена Буденного. Новое назначение получил и командир полка Герасим Деменев — его назначили командиром бригады.

Под Царицыным Конный корпус Буденного прикрывал правый фланг 10-й армии, отбивая атаки белоказаков генерала К.К. Мамантова, которые рвались к Волге выше города Царицына. Но силы были слишком неравны, и буденновцам не удалось преградить Мамантову путь к Волге. В результате 10-я армия оказалась отрезанной от остальных войск Красной армии и после многодневного кровопролитного боя с войсками генералов Мамантова и Врангеля 30 июня 1919 года вынуждена была оставить Царицын и отойти вверх по Волге к Саратову. Но белоказаки под командованием генерала Голубинцева постоянно преследовали наши отступающие войска и дрались отчаянно. Особенно донские, которые в верховьях Дона в междуречье рек Хопра, Медведицы и Иловли сражались за свои родные станицы и хутора. Их толкала в бой лютая ненависть к иногородним и коренным крестьянам, составляющим основной костяк 10-й армии. И теперь, когда эта армия, причинившая, по их мнению, наибольшее зло донскому казачеству, была ослаблена, они спешили добить ее или, как говорили белые офицеры, «изрубить на куски и утопить в Волге». Они лавой бросались на красноармейские пулеметы и, несмотря на большие потери, остервенело шли вперед.

В начале августа 1919 года 10-я армия остановилась, упершись флангами в реки Волгу и Медведицу. Конный корпус Буденного стал позади центра позиций этой армии, готовый в любую минуту кинуться туда, где будет особенно трудно. В середине августа 1919 года Южный фронт красных, при помощи подошедших с Урала частей, вновь перешел в наступление на Донскую область. Конный корпус Буденного командование 10-й армии направило вниз по реке Медведице в гущу казачьих станиц и хуторов, чтобы там он соединился с наступавшей с севера 9-й армией и прикрыл фланги 9-й и 10-й армий. Но генерал Мамантов со своей конницей прорвал красный фронт и пошел по тылам советских войск, уничтожая все и всех на своем пути.

А в это время в городе Саранске восстали насильно мобилизованные в Красную армию казаки и во главе с комкором Ф.К. Мироновым, бывшим казачьим офицером, а затем командиром корпуса Красной армии, пошли на фронт, обещая бить и белых, и красных. Но прежде чем пойти на фронт, Миронов решил объединиться с Усть-Медведицкой 23-й красной дивизией, которой он раньше командовал. С этой целью он повел свой корпус в расположение этой дивизии, которая находилась в непосредственной близости от буденновского корпуса. Объявленный красными вне закона, Миронов лично Буденного не интересовал. Но вместе с ним шел бывший красный комбриг Костя Булаткин, который через мироновских казаков прислал Буденному письмо, в котором писал, что Миронов, выступающий против белых и красных, и есть настоящий народный заступник, и предлагал Буденному присоединиться к нему и вместе с ним тоже бить и белых, и красных.

Принимать предложение Булаткина Буденный, конечно, не собирался. Но своим письмом Булаткин подвел Буденного «под монастырь». Если Миронова арестуют красные, и всплывет, что его подручный Булаткин Буденному письмо написал, то в лучшем случае его, Буденного, отстранят от командования, а в худшем поставят к стенке рядом с Мироновым и тем же Булаткиным. Время военное, суровое, разбираться и вникать в подробности никто не будет. Выход напрашивался один — самому поймать Миронова вместе с его бандой и, пользуясь тем, что он вне закона, шлепнуть его, и концы в воду. А как раз в это время пришла директива, предписывающая корпусу Буденного идти на город Новохоперск ловить Мамантова. Путь на Новохоперск Буденный рассчитал так, чтобы встретить по дороге идущий к фронту отряд Миронова. И не ошибся: встретил мироновцев и арестовал их командира Миронова и его подручных. Но Булаткина среди мироновцев не оказалось. Да и Миронова расстрелять Буденному не удалось. Политком корпуса успел доложить по инстанции об аресте Миронова, и Л.Д. Троцкий приказал немедленно отправить его в военный трибунал, который приговорил Миронова к расстрелу. Но и после этого Миронова не расстреляли, а через два дня объявили о его помиловании. Такое решение было продиктовано тем, что война шла не только с казачеством, но и за казачество. Казаков нужно было перетягивать на свою сторону, чтобы лишить Богаевского и Деникина возможности пополнять людьми свои армии. А если бы Миронова расстреляли, то многие красные казаки могли бы уйти к белым.

В начале октября 1919 года корпуса генералов К. К. Мамантова и Н. Г. Шкуро захватили город Воронеж, из которого был самый короткий путь до Москвы. Поэтому Деникин планировал создать в районе Воронежа свой плацдарм для наступления на советскую столицу. Чтобы не дать Деникину возможности осуществить свои планы, советское военное командование приняло решение создать в районе Воронежа ударную группу советских войск, которая должна была бы переломить ход войны в пользу красных. И такой группой стали Конный корпус Буденного и 8-я армия. Эти соединения под Воронежем несколько дней вели ожесточенные бои с войсками Шкуро и Мамантова. Но взять Воронеж им все никак не удавалось. Погода в те дни стояла ненастная. Дожди шли непрерывно. Вся местность вокруг Воронежа покрылась сплошной сетью озер и болот. По такой погоде лучше обороняться, чем наступать. Поэтому советские войска остановились и стали ждать наступления белых со стороны Воронежа. Но шкуровцы и мамантовцы по такой погоде тоже не хотели наступать и решили отсидеться в большом и красивом городе. Зачем из него в такую погоду в чистое поле лезть? Не дождавшись наступления белых, Буденный решил выманить их из города. Для этого он 24 октября 1919 года написал письмо генералу Шкуро с обещанием завтра взять Воронеж. Отвез это письмо в штаб Шкуро переодетый в офицерскую форму лихой кавалерист Олеко Дундич, который попутно бросил в окно шкуровского штаба несколько гранат и благополучно вернулся к своим. Как и предполагал Буденный, Шкуро с Мамантовым на это письмо отреагировали оперативно — вывели свои войска из города и атаковали позиции красных. В утреннем тумане без поддержки артиллерии и пулеметов сошлись в рукопашном бою две конные массы. Бой был жестокий и беспощадный и продолжался полдня. А во второй половине дня белые выдохлись и, не выдержав натиска буденновцев, отступили в город. Но закрепиться в Воронеже они уже как следует не успели. Буденновцы на их плечах ворвались в город и совместно с красноармейцами 8-й армии выбили белых из Воронежа и взяли его. В этом бою особо отличились буденновцы эскадрона под командованием Олеко Дундича, серба по национальности, и 4-я кавалерийская дивизия под командованием Оки Городовикова, калмыка по национальности.

Из Воронежа конница Буденного пошла по деникинским тылам на запад и в середине ноября 1919 года вышла на важный железнодорожный узел — станцию Касторную, из которой в ходе двухдневного боя выбила белых и взяла ее. В этом бою образцы храбрости проявили буденновцы кавалерийского эскадрона под командованием А. Бацкалевича, белоруса по национальности. От станции Касторной Буденный повел свой корпус на юг, преследуя отступающего противника.

После взятия советскими войсками города Воронежа и станции Касторной обстановка на Южном фронте изменилась в пользу красных. Создались благоприятные условия для начала широкомасштабного наступления Красной армии на юге страны. В связи с этим началась подготовка войск Южного фронта к предстоящему наступлению. В ходе этой подготовки в буденновский Корпус ввели еще одну дивизию — 11-ю кавалерийскую, и по приказу Реввоеносовета Южного фронта от 17 ноября 1919 года конный корпус Буденного был преобразован в 1-ю Конную армию, командующим которой назначили С.М. Буденного, а членом Реввоенсовета — К.Е. Ворошилова. В ходе этой реорганизации новое назначение получил и Г.В. Деменев, которого назначили начальником 4-й кавалерийской дивизии.

Наступление войск Южного фронта началось в третьей декаде ноября 1919 года. Армия Буденного получила приказ стремительным броском на юг пройти рабочий Донбасс и выйти к Ростову-на-Дону и Таганрогу, чтобы отрезать Донскую белоказачью армию от деникинской Добровольческой армии, действующей на Украине. Для выполнения этой задачи 1-й Конной армии были приданы две стрелковые дивизии, бронепоезд, артиллерия и даже авиация. Шла вся эта группировка советских войск вдоль железной дороги, а вокруг нее сновали конные отряды, которые налетали на белых и отскакивали от них, тем самым завлекая противника под шквал огня стрелковых дивизий. Но белые, отступая, оказывали ожесточенное сопротивление, поэтому, несмотря на требование высшего командования Красной армии, наступление этой группы советских войск шло медленно. И только к концу 1919 года белые выдохлись. Белокозачьи корпуса вдали от своих родных станиц и хуторов дрались вяло. А кубанцы, повздорившие с Деникиным, и вовсе самовольно стали покидать фронт и расходиться по домам. Оставшись один на один с красными, войска Добровольческой армии не выдерживали натиска буденновцев и отступали, иногда даже не принимая боя. А вот по территории Донской области красным войскам пришлось идти с тяжелыми боями. Здесь они наткнулись на ожесточенное сопротивление белоказаков Донской армии, сломить которое у Южного фронта недостаточно было сил. В результате наступление советских войск на этом участке фронта с каждым днем замедлялось и в любую минуту могло остановиться совсем. Чтобы не допустить этого, был сформирован новый Конно-сводный корпус, состоящий из трех кавалерийских бригад, который под командованием выздоровевшего Думенко был брошен на донскую столицу, город Новочеркасск, и под рождество 1920 года оказался у его стен. А Буденный со своей армией и приданными ей войсками к тому времени вышел с украинской территории прямо на Ростов и в районе Генеральского моста вступил в ожесточенную схватку с войсками Мамантова. В это же время Думенко со своим корпусом атаковал белых под Новочеркасском. Мамантов, разметав приданную буденновцам пехоту, бросился на защиту Новочеркасска, но опоздал. Наступившая оттепель грозила начаться ледоходу на Дону. И, чтобы не оказаться отрезанными ледоходом, белые отступили за Дон, оставив Новочеркасск и Ростов. На второй день после праздника Рождества Христова 1-я Конная армия вошла в Ростов, а Конно-сводный корпус Думенко занял Новочеркасск.

Но белые, отступившие за Дон, опомнились, осознав, что дальше им отступать некуда. Поэтому стали пополнять свои ряды за счет добровольцев и дезертиров, добровольно вернувшихся в свои части, чтобы противостоять наступавшим красным. В то же время на Кубани началось активное формирование и выдвижение к границе Донской области новых кубанских белоказачьих корпусов, готовых до последнего казака защищать свою родную землю от наступавших советских войск.

Через неделю после занятия красными Ростова 1-я Конная армия пошла через Дон на город Батайск. Шли по низине, топи, сплошному месиву из грязи, льда и воды. Пять дней в таких невыносимых климатических условиях дрались буденновцы, неся огромные потери личного состава и лошадей. Поняв, что в таких условиях продолжать наступление нельзя, Буденный с Ворошиловым направили главкому С.С. Каменеву телеграмму, в которой сообщили о сложившейся обстановке и попросили отменить наступление, потому что если оно продолжится, то лучшая конница Советской республики будет полностью уничтожена. Верховное командование учло эту просьбу, и 1-ю Конную армию перебросили восточнее города Батайска, приказав форсировать реку Маныч у станицы Богаевской и ударить белым во флаг. А восточнее Маныч должен был форсировать Конно-сводный корпус Думенко. Перед тем как пойти в наступление, Буденный с Ворошиловым, справедливо полагая, что для успешного форсирования Маныча эти две группировки советских войск необходимо объединить в одну, предложили командованию фронтом корпус Думенко в оперативном отношении временно подчинить 1-й Конной армии. Но пока шли переговоры с командованием фронта, Думенко узнал об этом и, не желая попасть в подчинение своему бывшему заму Семену Буденному, в одиночку форсировал Маныч и ввязался в бой с белыми. Но белые, имея на этом участке фронта численное преимущество своих войск, под командованием генерала Мамантова опрокинули думенковскую конницу и отбросили ее обратно за Маныч. После неудачной атаки корпуса Думенко форсировать Маныч, тоже в одиночку, попыталась армия Буденного, которую конница Мамантова встретила так, как подобает встречать достойного противника. И в ходе многочасового ожесточенного боя сбила Конную армию Буденного и отбросила ее на исходные позиции. В результате обе попытки форсировать Маныч закончились неудачей. И произошло это потому, что Конная армия Буденного и Конно-сводный корпус Думенеко действовали вразнобой, что дало возможность белым бить их поодиночке.

За неудавшуюся попытку форсировать Маныч командующий Южным фронтом В.Н. Егоров обвинил Буденного и Думенко. Кроме того, он несправедливо обвинил 1-ю Конную армию в пьянстве и мародерстве. С такими обвинениями ни Буденный, ни Ворошилов согласиться не могли. Поэтому К.Е. Ворошилов через своего друга И.В. Сталина поставил вопрос о смещении с должности командующего Южным фронтом В.Н. Егорова, который, по мнению Ворошилова и Буденного, недостаточно эффективно руководит фронтом и почему-то невзлюбил 1-ю Конную армию, к которой постоянно придирается и обвиняет ее в том, чего на самом деле нет. Но И.В. Сталин был другого мнения о Егорове. Он считал его умным и талантливым командиром, прекрасно справляющимся с возложенными на него обязанностями, поэтому не стал ставить этот вопрос перед Главкомом. Но и обидеть своего друга Ворошилова, не поддержав его предложение в отношении Егорова, Иосиф Виссарионович не мог. Поэтому решил развести их в разные стороны и добился перевода 1-й Конной армии на Юго-Восточный фронт, командующим которым в то время был В.И. Шорин.

Изучив все сильные и слабые стороны 1-й Конной армии, Шорин перебросил ее вверх по реке Маныч к железной дороге, где наступали советские войска, при поддержке которых Буденный должен был на стыке донских и кубанских белоказаков прорваться в тыл к белым. Но белые, узнав о наступлении конницы Буденного, бросили наперерез его армии конную группу генерала Павлова, сменившего к тому времени умершего Мамантова, которая пошла по степи напрямик по бездорожью с намерением неожиданно атаковать буденновскую армию и уничтожить ее или заставить повернуть назад. Но к тому времени на юг России неожиданно пришли сильные морозы, и в пути Павлов потерял четвертую часть своих людей замерзшими и обмороженными. Но, несмотря на это, под станицей Торговой он попытался атаковать буденновцев. Однако изможденные и замершие лошади по бездорожью не могли не только скакать галопом или бежать рысью, но даже идти шагом. В результате развернутые сотни белых с криками «Ура!» оставались на месте. Поэтому буденновцы относительно легко смяли Павловскую конницу, разбили за станицей Торговой белые корпуса и пошли на запад, подрезая белый фронт. Но у станицы Егорлинской белые оказали буденновцам серьезное сопротивление. Две армии сошлись лоб в лоб, и началось великое кавалерийское сражение. То белые, то красные попеременно налетали друг на друга и, встреченные пулеметным огнем противника, отскакивали обратно. В горячке боя обе стороны забыли все новшества и нововведения и, развернувшись в боевые порядки, по уставам царской армии кидались друг на друга с шашками и строем валились под градом пуль противника. Это было самое крупное и самое кровопролитное кавалерийское сражение XX века, которое продолжалось целый день. В ходе этого боя обе противоборствующие стороны были до такой степени обессилены, что, появись с той или другой стороны даже небольшое свежее подразделение, оно могло бы без особого труда опрокинуть войска неприятеля и заставить их отступить. Но ни у красных, ни у белых на тот момент такого подразделения в наличии не оказалось, и это сражение закончилось вничью. А ночью в этот район подошла красногвардейская пехотная дивизия и тихо, без боя, заняла оспариваемые пункты. После этого боя белые, потеряв надежду на победу, начали отступать в сторону Черного моря.

В ходе ожесточенных и кровопролитных боев с белыми, продолжавшихся почти два месяца, красные войска освободили от деникинцев Донбасс, Таганрог, Царицын, Новочеркасск, Ростов-на-Дону и ряд других населенных пунктов и в первой декаде января 1920 года достигли берегов Азовского моря, в результате чего белый фронт оказался рассечен на две части. Наиболее крупная группировка войск белых, состоящая из Донской, Кавказской и Добровольческой армий, отошла на Северный Кавказ, а их меньшая группа отступила в Крым и к Одессе.

Уничтожение остатков белогвардейских и белоказацких войск на Северном Кавказе было поручено Юго-Восточному фронту, в январе 1920 года переименованному в Кавказский, а командующим фронтом был назначен М.Н. Тухачевский. А на Южный фронт, который тоже в январе 1920 года был переименован в Юго-Западный, была возложена задача ликвидировать группировку деникинских войск в южной части Украины и освободить Крым. В течение трех месяцев войска этих двух фронтов вели ожесточенные бои с противником, которые завершились в конце марта 1920 года полным разгромом деникинских войск и освобождением южной части Украины и города Одессы, а также Северного Кавказа и города Новороссийска.

Потерпев поражение на Северном Кавказе и в южной части Украины, Деникин «сошел со сцены», передав командование Добровольческой армией барону П.Н. Врангелю. Но, несмотря на успехи Красной армии на Северном Кавказе и на Украине, выбить врангелевцев из Крыма войскам Юго-Западного фронта тогда не удалось.

Глава 3. Русско-польский фронт

Весной 1920 года поляки, предполагая, что обе противоборствующие стороны в России обескровили друг друга до такой степени, что ни красные, ни белые не в состоянии оказать серьезное сопротивление третьей стороне, решили воспользоваться этим и под шумок возродить Великую Речь Посполитую от Черного моря до Балтийского. Для этого они при поддержке и на средства стран Антанты и США создали хорошо оснащенную и вооруженную до зубов армию, превышающую численность войск Красной армии в два с половиной раза, а численность советских войск, сосредоточенных на Украине, — в четыре раза. И 25 апреля 1920 года польские войска совместно с петлюровцами и отрядом бывшего царского офицера Куровского начали стремительное наступление на Украину и уже в мае 1920 года захватили город Киев. Чтобы остановить дальнейшее продвижение поляков в глубь Украины и сорвать намеченный ими поход на Белоруссию, советское правительство вынуждено было принять ответные меры. И 14 мая 1920 года Красная армия силами Западного фронта под командованием М.Н. Тухачевского, которого на эту должность назначили в первой декаде мая 1920 года, освободив его от должности командующего Кавказским фронтом, нанесла удар по войскам Юзефа Пилсудского в Белоруссии и к концу мая 1920 года продвинулась на 100–120 километров. Но поляки подтянули на этот участок фронта дополнительные силы из Польши и Украины и остановили наступление советских войск, а затем и отбросили их на исходные позиции. Несмотря на неудавшееся наступление наших войск в Белоруссии, оно заставило поляков снять часть своих войск с украинского фронта и перебросить их в Белоруссию. Это привело к ослаблению польского фронта на Украине и заставило поляков отказаться от дальнейшего наступления в этом районе, что облегчило подготовку к контрнаступлению войск Юго-Западного фронта. Для укрепления этого фронта туда было направлено дополнительное количество советских войск. С Северного Кавказа в город Ростов была переброшена 1-я Конная армия Буденного, из Уральска — 25-я Чапаевская дивизия, а также часть войск из Сибири. Для усиления руководства этим фронтом членом Реввоенсовета туда был направлен И.В. Сталин.

Пока в Ростове 1-я Конная армия и другие части советских войск готовились к наступлению на поляков, арестовали командира Конно-сводного корпуса Бориса Думенко, который якобы был причастен к убийству комиссара корпуса. Вместе с Думенко пересажали и весь штаб этого корпуса. Буденный с Ворошиловым по этому делу прошли как свидетели. Ворошилов ничего плохого в адрес Думенко не сказал и никаких обвинений против него не выдвинул. А Буденный дал расплывчатые показания:

— Со стороны Думенко наблюдались некоторые недовольства к политработникам, хотя их было очень мало… Приказы вышестоящего командования, которые, по мнению Думенко, не все и не всегда были правильные, он исполнял не всегда аккуратно… Недовольства Думенко в отношении вышестоящего командования выливались только на квартире, но не в штабе и не на публике…

По поводу ареста комкора Думенко заволновалась 4-я буденновская дивизия, которой он когда-то командовал. Бойцы этой дивизии справедливо считали, что Думенко был главным организатором красной конницы, и стали требовать его освобождения или разрешить буденновцам присутствовать на суде, когда Думенко будут судить. Неизвестно, чем бы закончились волнения этой дивизии, если бы не Ока Городовиков, который предложил буденновцам оставить в Ростове от каждого эскадрона представителей на суд, а остальным идти на польский фронт. Так и поступили. Но когда Думенко судили, представителей от 4-й дивизии на суд не пустили. А Думенко приговорили к расстрелу и в мае 1920 года расстреляли.

1-я Конная армия прибыла на польский фронт, пополненная 14-й кавалерийской дивизией, сформированной из пленных белоказаков, которые добровольно согласились служить в Красной армии. 26 мая 1920 года войска ЮЗФ под командованием А.И. Егорова перешли в наступление на поляков. Армия Буденного в районе н. п. Умань вступила в бой с войсками Пилсудского — кавалерийской дивизией 2-й польской армии генерала Карницкого и отрядом бывшего царского офицера Куровского. Отряд Куровского был сформирован из людей, проживавших на оккупированной поляками территории бывшей Российской империи. Воины из них были никудышные и воевали кое-как, поэтому поляки выставляли их по всей линии фронта в качестве заслона. Буденновцы с ходу прорвали заслоны Куровского, но развить дальнейшее наступление им не удалось. Наша конница натолкнулась на хорошо подготовленную оборону поляков, которые создали в этом районе глубоко эшелонированную оборону и встретили наши войска плотным артиллерийско-пулеметным огнем. Атака захлебнулась. Буденновцы остановились, но ненадолго. Уже 5 июня 1920 года под станицей Озерной они прорвали оборону противника в стыке между двумя польскими армиями — 3-й, оборонявшей город Киев, и 6-й, оборонявшей город Винницу, заняли населенные пункты Ягнятин и Озерную, а также форсировали реку Ростовицу. В результате этого прорыва 1-я Конная армия глубоко вклинилась в оборону противника. Поляки попытались атаковать буденновцев одновременно с двух сторон — с севера кавалерийской дивизией Карницкого и с юга кавалерией и пехотой бригады Савицкого. Но Буденный не стал отбивать фланговые атаки поляков, а повел свою Конармию вперед на северо-запад, в глубокий тыл противника, позади которой сомкнулось кольцо польских войск. Так под командованием легендарных полководцев С.М. Буденного и К.Е. Ворошилова начался знаменитый Бердичевский прорыв 1-й Конной армии, которая с ходу овладела городом Житомиром, где освободила из польского плена несколько тысяч красноармейцев. После взятия Житомира армия Буденного повернула на восток и у местечка Брусилов встретилась с фастовской группой советских войск под командованием И.Э. Якира. В результате этой операции между городами Киевом и Винницей образовался «красный коридор». Выполнив поставленную задачу, 1-я Конная армия снова повернула на запад продолжать рейд по тылам польских войск. Но в это время прервалась связь между буденновской армией и штабом ЮЗФ, в результате чего 1-я Конная армия не смогла своевременно получить конкретный план дальнейших действий после прорыва вражеской обороны и вынуждена была остановиться. Но даже стоящая на месте армия Буденного оказывала серьезное моральное воздействие на войска Пилсудского. Их тылы охватила паника. Польская 3-я конная армия, боясь попасть в окружение, отступила из Киева. Наступило самое подходящее время отрезать этой армии пути отхода и уничтожить ее. Но, не имея приказа, буденновцы сделать это не имели права и вынуждены были несколько дней стоять на месте и бездействовать. А когда связь восстановилась, из штаба ЮЗФ Буденный получил приказ, предписывающий 1-ю Конную армию временно разделить на две группы. Одной группе в составе 6-й и 11-й кавалерийских дивизий под командованием Буденного было приказано идти на юго-запад, чтобы прикрыть зону прорыва советскими войсками польского фронта от фланговых ударов польской кавалерии и пехоты. Другой группе буденновцев в составе 4-й и 14-й кавалерийских дивизий под командованием Ворошилова было приказано двинуться на н.п. Родомысль, а затем повернуть на северо-запад и ударить по польской группировке войск, сосредоточенной в районе н.п. Коростень. Но ночью, накануне этой операции, недалеко от Коростеня ворошиловскую группу неожиданно атаковали скрытно пробравшиеся туда польские войска. Ворошилов бросил свои дивизии в контратаку. Завязался ожесточенный бой, который с переменным успехом продолжался в течение суток. И только на второй день ворошиловской группе удалось выбить поляков из Коростеня и взять этот населенный пункт.

Стремительный прорыв армии Буденного в польский тыл и разгром поляков в районе Коростеня и в ряде других населенных пунктов привели к краху всей польской обороны на Украине, в результате чего войска Пилсудского покатились в сторону польской границы. Но досталась эта победа для 1-й Конной армии ценой больших потерь личного состава — убитыми и ранеными. Получил пулевое ранение в правое плечо и начальник 4-й дивизии Г.В. Деменев, которого отправили в киевский лазарет лечиться. Новым начальником 4-й дивизии назначили командира первой бригады этой дивизии Ф.М. Литунова.

Две недели Деменев пролежал в госпитале, а как только рана немного зажила, не долечившись, он убежал из госпиталя и уехал в город Житомир искать свою дивизию. В Житомире Деменеву объяснили, что для того чтобы догнать ее, он должен ехать в город Ровно, который пока еще находится в руках поляков, но пока он доберется туда, наши войска его уже освободят. Ехать Деменеву пришлось верхом на лошади двое суток. Вся дорога была усеяна польскими повозками, брошенными орудиями и другим оружием и имуществом, а также трупами лошадей и польских солдат и офицеров. Навстречу Деменеву шли большие группы пленных поляков, конвоируемые красноармейцами. В Ровно Деменев прибыл 4 июля 1920 года, когда наши войска только что выбили из него поляков. За городом еще слышна была канонада, а в городе, прямо на земле, спали смертельно уставшие от длительных боев красноармейцы.

Рука у недолечившегося Деменева действовала плохо и болела. Поэтому его не поставили на прежнюю должность начальника дивизии, а назначили помощником начальника оперативного отдела 1-й Конной армии.

Успешное контрнаступление войск ЮЗФ на Украине создало благоприятные условия для возобновления наступления войск Западного фронта в Белоруссии, которое началось 4 июля 1920 года. Развернулось широкое наступление войск Юго-Западного и Западного фронтов, в ходе которого 11 июля 1920 года была освобождена от поляков столица Белоруссии город Минск, а к концу июля 1920 года — вся территория Белоруссии и Украины. Советские войска вышли к этническим границам Польши. Враг был полностью изгнан с нашей территории. За освобождение Украины от поляков многие буденновцы были награждены орденами Красного Знамени и почетным боевым оружием. Третий орден Красного Знамени получил и Деменев. А Буденный и Ворошилов были награждены этим орденом четвертый раз.

С выходом Красной армии на этнические границы Польши можно было бы и закончить войну с ней. Но в связи с тем, что польское правительство на словах выступало за мирные переговоры с советской Россией, а на деле саботировало их, в интересах защиты молодой Советской республики Красной армии предстояло перейти этнические границы и продолжить наступление на Польшу. В связи с этим перед Западным и Юго-Западным фронтами была поставлена задача: сходящимися ударами этих двух фронтов с северо-востока и юго-востока взять польскую столицу город Варшаву. В этой операции 1-й Конной армии предстояло наступать на город Луцк, а после его взятия — на населенные пункты: Владимир-Волынский, Замостье, Люблин. Началась интенсивная подготовка войск Западного и Юго-Западного фронтов, в том числе и 1-й Конной армии, к предстоящему наступлению. Но не успели войска, которым предстояло участвовать в этой операции, как следует подготовиться к наступлению, как неожиданно для всех оперативное направление было изменено, и весь ЮЗФ поменял северо-западный курс на юго-западный. В связи с этим и оперативное направление для 1-й Конной армии тоже было изменено и направлено на город Львов.

Наступление советских войск на Польшу началось в начале августа 1920 года. Конармия Буденного вступила в ожесточенные бои на территории между населенными пунктами Здолбунов-Кременец-Броды-Дубно. В связи с тем, что вражеская полоса обороны была оборудована искусственными препятствиями (в основном заграждениями из колючей проволоки), которые на лошадях преодолеть невозможно было, кавалеристы вынуждены были спешиваться и, превратившись в пехотинцев, под ураганным огнем противника, ползая по-пластунски, делать проходы в проволочных заграждениях для конницы. Но, прорвав одну линию заграждений, буденновцы тут же наталкивались на вторую, третью… И так продолжалось до бесконечности. В результате чего вместо молниеносного наступления война для армии Буденного превратилась в полупозиционную и малоэффективную. Это выматывало людей до такой степени, что они от усталости падали на землю и моментально засыпали под вражеским огнем. Плотный ружейно-пулеметный и артиллерийский огонь противника не давал возможности подбирать на поле боя убитых и оказывать медицинскую помощь раненым, отчего раненые, не получив своевременной медицинской помощи, истекая кровью, вынуждены были там умирать. Кроме людей много гибло и лошадей, которые, оставшись без всадников и обезумев от стрельбы и разрывов снарядов, метались между нашей и вражеской линиями обороны. Не зная, куда бежать, они были отличной мишенью для врага и, сраженные пулями и осколками снарядов, сотнями падали на землю и погибали. Но, несмотря на огромные потери личного состава и лошадей, пополнения подразделений людьми и лошадьми не было. К тому же начались перебои в снабжении армии, в результате чего буденновцы стали испытывать нехватку боеприпасов, продовольствия и фуража. Но, несмотря на все это, никакой передышки, даже кратковременной, не было. Наоборот, ожесточенность боев постоянно нарастала. Но смертельно уставшие и голодные, да еще и не имевшие достаточного количества боеприпасов люди не могли успешно воевать. И тогда Буденный своей властью, без разрешения командования фронтом, вывел на короткий отдых 4-ю и 11-ю дивизии, а в первом эшелоне оставил 6-ю и 14-ю дивизии и Особую кавалерийскую бригаду. После непродолжительного отдыха 1-я Конная армия в полном составе снова вступила в сражение с поляками и вела бои за переправы через реку Стырь и за подступы к н.п. Радзехув. За это время подчиненная Буденному пехота взяла город Луцк. Группа И.Э. Якира с кавалерийской бригадой Г.И. Котовского и дивизией В.М. Примакова вела наступательные бои в направлении н.п. Ясенов. А в середине августа 1920 года и Конармия Буденного попыталась перейти в общее наступление, но в районе небольшого пограничного городка Броды была остановлена встречными и фланговыми ударами поляков. К тому же у буденновцев, узнавших, что город Львов раньше был австрийским, приключилась «пограничная болезнь».

— Зачем нам туда идти? Что мы забыли на чужой земле? — говорили они.

Целый месяц 1-я Конная армия простояла у злосчастного городка Броды. Справа от нее на Варшаву успешно наступали войска Западного фронта под командованием Тухачевского, которые к этому времени почти полностью окружили польскую столицу, а армия Буденного, как привязанная, все еще топталась между Львовом и Бродами. В связи с этим 1-ю Конную армию сняли из-под Львова и перебросили севернее на поддержку Тухачевского, но опоздали. Поляки собрались с силами, перешли в контрнаступление и отрезали от войск Западного фронта две полевые армии и один конный корпус этого фронта, которым пробиться обратно не удалось, и они вынуждены были уйти в Восточную Пруссию и сдаться в плен немцам. И армия Буденного тоже чуть не попала в полное окружение поляков. Но ей, несмотря на огромные потери личного состава, все же удалось вырваться из польского полукольца и соединиться с остальными советскими войсками.

Поражение советских войск под Варшавой привело к тому, что силы Юго-западного и Западного фронтов оказались истощены до такой степени, что уже не смогли не только наступать, но и противостоять наступлению поляков, а дополнительных войск для пополнения этих фронтов взять было негде. Поляки этим воспользовались и не только в кратчайшие сроки освободили всю свою территорию от советских войск, но и снова пересекли этническую границу с бывшей Российской империей и захватили ряд западных областей Украины и Белоруссии, которые, несмотря на мирный договор между советским и польским правительствами, подписанный в Риге 12 октября 1920 года, в течение 19 лет оставались под польским гнетом. И только в сентябре 1939 года, когда Красная армия пересекла советско-польскую границу и изгнала поляков из оккупированной ими нашей территории, эти области воссоединились с Советской Украиной и Советской Белоруссией.

Глава 4. Южный фронт

После заключения в октябре 1920 года мирного договора с Польшей 1-ю Конную армию перебросили на вновь созданный для разгрома войск Врангеля Южный фронт, командующим которым был назначен М.В. Фрунзе. Михаил Васильевич придумал хитрый план, предусматривающий чужими руками разбить войска Врангеля. По этому плану войска батьки Н.И. Махно, которые в то время были союзниками Красной армии и воевали против белых, должны были прорваться сквозь врангелевские боевые порядки, выйти к перешейкам, соединяющим Крым и Таврию, перекрыть их и отрезать врангелевцев в Таврии от остальных белогвардейских войск. Чтобы не допустить этого, врангелевцы вынуждены будут обрушить все свои силы на махновцев. И тогда либо врангелевцы истребят махновцев, либо махновцы перебьют врангелевцев, либо и то и другое вместе. И, независимо от исхода этого боя, в любом случае врангелевцы понесут большие потери, что позволит войскам Южного фронта меньшей кровью добить врангелевцев и освободить Крым и Таврию от белогвардейцев. Но батька Махно был неглупым человеком и, своевременно раскусив план большевиков, сорвал его. В самый последний момент, когда до начала операции оставалось меньше суток и войска Южного фронта, заняв исходные позиции, ждали сигнала к наступлению, Махно заявил, что его армия сможет выступить только через несколько дней, потому что кони у него расковались, тачанки рассохлись и нуждаются в срочном ремонте, патронов мало и прочее. Но остановить запущенную военную машину уже не было возможности. Поэтому задачу, которую должен был выполнить Махно, поручили Буденному.

Наступление войск Южного фронта на Крым началось 28 октября 1920 года. 1-я Конная армия стремительной атакой прорвала врангелевскую оборону, вышла к крымско-таврийским перешейкам и взяла их, в результате чего врангелевцы оказались в полном окружении красных. Чтобы вырваться из него и попасть в Крым, они обрушили на армию Буденного всю свою мощь. Но буденновцы, несмотря на огромные потери личного состава, изо всех сил держали фронт. Резервов, чтобы поддержать буденновцев, взять было неоткуда. Поэтому Буденный, вместе со своей охраной и ординарцами, сам кидался в контратаки. Но, несмотря на отчаянное сопротивление буденновцев, часть врангелевцев все-таки прорвалась в Крым. А понесшую огромные потери 1-ю Конную армию вывели из боя, и она в последующей операции по штурму Перекопа не участвовала, а вошла в Крым только тогда, когда армия Врангеля была полностью разбита другими войсками Южного фронта. За эту операцию многие буденновцы были награждены правительственными наградами. Получили очередные ордена Красного Знамени и Буденный, Ворошилов и Деменев.

С разгромом в ноябре 1920 года армии барона Врангеля Гражданская война на юге России закончилась. Но для 1-й Конной армии она еще долго продолжалась в разных регионах молодой Советской республики. Буденновцам пришлось гоняться за махновцами, которые выступили против советской власти, а также бороться со своими изменниками: бывшими бойцами и командирами Красной армии, которые, не выдержав порядков военного коммунизма, дезертировали из армии, создали повстанческие отряды и стали бороться против советской власти — убивать советско-партийных работников и продотрядовцев и даже вступать в стычки с войсками Красной армии.

С декабря 1920 года по май 1921 года 1-я Конная армия вела бои с бандами разных мастей на Украине. А когда главные силы бандформирований там были уничтожены, то основную массу войск 1-й Конной армии перебросили на Северный Кавказ для той же цели, а ее 11-ю кавалерийскую дивизию походным маршем направили в Полесье под город Гомель. На эту дивизию была возложена задача бороться с бандитизмом в Белоруссии и оказывать помощь населению этой республики в восстановлении разрушенного войной хозяйства.

Глава 5. Туркестанский фронт

В начале июля 1922 года в 11-ю кавалерийскую дивизию приехали командующий 1-й Конной армии С.М. Буденный и заместитель начальника оперативного отдела этой армии Г.В. Деменев. Буденный провел во всех полках дивизии строевой смотр и остался доволен состоянием личного состава и лошадей. А затем вручил начальнику дивизии Ф.М. Морозову приказ, предписывающий 11-й дивизии в полном составе срочно отправиться в Среднюю Азию для оказания помощи командованию Туркестанского фронта уничтожить в Бухаре басмачество. Этим же приказом Г.В. Деменев назначался старшим оперативным начальником этой группы войск и вместе с 11-й дивизией направлялся в Бухару.

Отдав соответствующие распоряжения командованию дивизии и Деменеву, Буденный уехал на Северный Кавказ, где в то время дислоцировались три — 4-я, 6-я и 14-я — кавалерийские дивизии и Отдельная кавалерийская бригада 1-й Конной армии. А 11-я кавалерийская дивизия погрузилась в товарные вагоны и железнодорожным эшелоном отправилась в город Баку. Этим же эшелоном вместе с дивизией уехал и Деменев. В бакинском порту дивизию погрузили на пароходы и через Каспийское море перебросили в город Красноводск, а оттуда снова товарным поездом — в Бухару. Высадили 11-ю кавалерийскую дивизию на станции города Каттакурган, где буденновцев встретили адъютант командующего Туркестанским фронтом Б.М. Сергеев и начальник разведки Туркфронта В.П. Собянин, которые ознакомили командный состав дивизии с местными порядками и обычаями, а также подробно рассказали об обстановке, сложившейся в Бухаре, которая оказалась настолько сложной, что буденновцы и представить себе не могли. Басмачи терроризируют население, грабят и жгут кишлаки, увозят молодых мужчин в рабство, а девушек — в гаремы, а также убивают дехкан, поддерживающих советскую власть и оказывающих помощь войскам Туркфронта и местным мусульманским отрядам, борющимся с басмачами, и даже нападают на небольшие гарнизоны войск Туркфронта. А вдохновляют басмачей на борьбу с советской властью и поддерживают их материально и морально иностранные государства, и в первую очередь Англия, которая с помощью басмачей стремится отторгнуть Туркестан и Бухару от Советского Союза. Но не только Англия зарится на эту территорию.

После капитуляции Турции в Первой мировой войне ее бывший военный министр Энвер-паша вынужден был эмигрировать заграницу, и в начале 1922 года он под именем Али-бей прибыл в город Ташкент, но не для того, чтобы спокойно жить там, а для того, чтобы на территории советской Средней Азии создать самостоятельное тюркское государство и самому стать его султаном. Для этого ему нужна хорошо подготовленная и вооруженная армия, которой у него не было. Поэтому он обратился к командованию Туркестанского фронта с предложением создать на территории Средней Азии под его командованием мусульманские части Красной армии якобы для защиты советской власти в этом регионе от внутренних и внешних врагов. На самом же деле он планировал использовать эти части для уничтожения на территории Средней Азии советской власти и отторжения среднеазиатских советских республик от СССР. Несмотря на то, что командование Туркфронта тогда еще не знало, что под именем Али-бей скрывается не просто турецкий офицер, а бывший военный министр Турции Энвер-паша, и не догадывалось о его истинных намерениях, а также несмотря на то, что Туркфронт испытывал недостаток войск для борьбы с басмачами, командование фронтом не приняло это предложение турка, справедливо полагая, что такое серьезное дело нельзя доверить неизвестному человеку, да к тому же еще и иностранцу.

Не получив у командования Туркфронтом поддержки на осуществление своего предложения, Али-бей уехал в Восточную Бухару, чтобы там уже под своим именем Энвер-паша совместно с местными беками и баями, а также с главарями басмачества Восточной Бухары Абдукахаром и Абду-Саттар-ханом приступить к созданию мусульманской армии. По его мнению, из сплошь неграмотного, фанатичного и забитого народа этого региона, принимавшего приказы беков и баев как непреложный закон, ему легко удастся сформировать мусульманскую армию и с ее помощью добиться осуществления своей цели.

Для этого он в горном ауле Тащи с помощью беков и баев собрал жителей Восточной Бухары на митинг, на котором присутствовало несколько тысяч человек, и объявил дехканам якобы волю бывшего эмира бухарского Сайида Алим-хана, который после революции, происшедшей в Бухаре в сентябре 1920 года, бежал за границу вступать в мусульманскую армию, чтобы с оружием в руках защитить свою землю и уничтожить в Средней Азии советскую власть. А все те, кто не выполнит повеление эмира и не пойдет на войну против неверных, будут подвергнуты мучительной физической расправе, имущество их будет предано разграблению, их жены и дочери переданы в гаремы, а дети посланы в рабство.

В ту же ночь тысячи семей, не желающих воевать за эмира, потянулись в горы, позади которых пылали подожженные по приказу Энвер-паши кишлаки, жители которых отказались дать джигитов эмиру бухарскому. И все-таки, несмотря на отказ большинства дехкан идти защищать Эмира, Энвер-паше удалось собрать 15-тысячную армию, основным ядром которой стали бывшие турецкие военнопленные солдаты и офицеры, а также российские белогвардейцы, которые после поражения в Гражданской войне в России бежали в среднеазиатские республики, в том числе и в Бухару. А основная масса людей этой армии состояла из всякого сброда, навербованного в городах, кишлаках и аулах Восточной Бухары.

Задача по уничтожению басмачества в Бухарской Советской Народной республике была возложена на Туркестанский фронт. Но выполнить ее у этого фронта недостаточно было сил, поэтому для борьбы с басмачами в помощь войскам Туркфронта в Бухаре было сформировано несколько добровольческих национальных отрядов, которые здесь назвали мусотрядами. Но они были малочисленны и очень слабо подготовлены в военном отношении. К тому же они еще были плохо вооружены и испытывали недостаток боеприпасов, поэтому оказать существенную помощь войскам Туркфронта в борьбе с басмачеством не могли.

Первым населенным пунктом, на который напал отряд армии Энвер-паши под командованием Абду-Сатар-хана, стал город Каттакурган. Средь белого дня конные басмачи налетели на городской базар и с криками «Бей! Режь!» безжалостно стали убивать и продавцов, и покупателей, и других ни в чем не повинных людей, не щадя ни малого, ни старого. Расправившись с людьми на базаре, басмачи ускакали к хлопковому заводу и подожгли его, а рабочим завода отрезали головы, сложили их в переметные сумки, прикрепленные к седлам лошадей, и уехали из города.

А Энвер-паша с главными силами своей армии, численностью одиннадцать тысяч человек, расположился в кишлаке Кафе-рун под городом Байсун. Здесь же расположился и отряд басмачей Ибрагим-бека, численностью пять тысяч человек. Вся эта группировка готовилась к наступлению на город Гузар, в котором дислоцировалось несколько кавалерийских и стрелковых частей советских войск численностью 3,5 тысячи бойцов, под общим командованием комбрига М.В. Меркулова. Но советское командование, узнав о предстоящем наступлении Энвер-паши, решило опередить его. Главком С.С. Каменев, который в это время находился в городе Кагане, приказал Меркулову атаковать армию Энвер-паши первыми. Выполняя приказ Главкома, бригада Меркулова вместе с красным мусульманским отрядом локайцев 15 июня 1922 года под покровом ночи тихо подошла к кишлаку Каферун и на рассвете в три часа утра открыла по нему беглый артиллерийский огонь, и после короткого артиллерийского обстрела кавалерийские полки бригады Меркулова пошли в атаку. Неожиданная ночная атака советских войск застала энверовцев врасплох, и они, не выдержав стремительного натиска нашей конницы, мелкими группами покинули поле боя и отступили в горы, а наши конники преследовали их до тех пор, пока путь лошадям не преградили крутые склоны гор.

Разгром армии Энвер-паши в кишлаке Каферун значительно подрубил корни басмачества, но не уничтожил их. Вдохновители басмаческого движения объявили кровавый террор населению Бухарской Советской Народной республики, не желающему возвращения эмира бухарского, и стали пополнять свои отряды людьми в основном с уголовным прошлым, ищущими легкой наживы, и фанатиками, не признающими новую власть. В результате армия Энвер-паши снова значительно пополнилась людьми, ее численность превысила численность советских войск и местных красных мусульманских отрядов, дислоцирующихся в Бухаре, в несколько раз. Поэтому, чтобы уничтожить басмачество в Бухаре, правительство этой республики в конце июня 1922 года обратилось к правительству России с просьбой оказать военную помощь. И такая помощь была оказана в лице 11-й кавалерийской дивизии 1-й Конной армии, на которую военное командование России возложило задачу совместно с войсками Туркфронта и местными красными мусульманскими отрядами ликвидировать басмачество в Бухаре.

Прибывших в Бухару буденновцев рассредоточили по уездным городам и крупным кишлакам. В городе Каттакурган остался только один 61-й полк под командованием В.П. Камышова. Но вскоре и этот полк с Каттакургана перебросили по железной дороге в город Каган, где его временно, на период проведения операции по поиску и разгрому банды Абду-Саттар-хана, включили в состав бригады Туркфронта Г.И. Беларна. В состав этой бригады, тоже на время проведения операции, был включен и красный мусульманский кавалерийский дивизион под командованием Е.Б. Швеца. Из Кагана этот сборный отряд под командованием военкома бригады Д.С. Реброва (комбриг Г.И. Беларн в это время болел малярией и не мог участвовать в этой операции) походным маршем направился в кишлак Варганзи, расположенный на самой границе пустыни Кизылкум. А из кишлака Варганзи отряд пошел в сторону колодцев Урус-буке, Султан-биби, Ак-кудук и Такай-кудук, где, по данным разведки Туркфронта, находилась банда Абду-Саттар-хана.

В обязанности Деменева не входило его личное участие в боевых операциях с басмачами. Он должен был совместно с разведотделом Туркфронта оказывать штабам бухарской группы войск и 11-й кавдивизии помощь в разработке планов боевых операций и контролировать ход их выполнения, а также, по согласованию с командованием бухарской группы войск Туркфронта, осуществлять координацию войск 11-й кавдивизии. Но, несмотря на это, он как боевой командир, умеющий неплохо воевать, не мог отсиживаться в штабе, в то время как его товарищи проливают кровь за народную власть. Поэтому он вместе с начальником разведотдела Туркфронта В.П. Собяниным, который тоже не любил «протирать штаны», сидя в кабинете, а при каждой возможности вместе с войсками ходил в боевые походы и дрался с басмачами наравне со всеми бойцами и командирами, пошел в поход с бригадой Беларна, чтобы лично бить бандитов.

Шли по порыжевшей от жары степи, обдуваемые горячим ветром. Температура воздуха была выше пятидесяти градусов по Цельсию. И по такой жаре отряд за день прошел больше двадцати верст и в конце дня остановился на большой привал. К отдыхающим бойцам подошел встречный караван, от которого красноармейцы узнали, что Абду-Саттар-хан со своей бандой вчера находился у колодцев Султан-биби. Узнав об этом, Ребров ночью при свете луны повел свой отряд в этот район. По твердой земле степи лошади шли рысью. Но вскоре степь сменилась пустыней, где вместо твердой земли были глубокие пески, по которым лошади не только рысью, но и шагом еле шли, глубоко увязая в них копытами. Это началась пустыня Кизылкум. На рассвете отряд достиг колодцев Султан-биби. Но Абду-Саттар-хана там не оказалось. Судя по следам на песке, его банда ушла в северо-восточном направлении. Не оказалось и воды в колодцах, потому что басмачи засыпали их песком. Перед оставшимся без воды отрядом встал вопрос: что делать? Ведь запасы воды, взятые с собой, уже были на исходе. Вернуться обратно, не выполнив поставленную задачу, отряд не мог. Да и воды на обратный путь не хватило бы, а без нее ни люди, ни лошади долго идти не смогли бы и по дороге погибли бы от жажды. Но и вперед идти без воды было опасно. Надежды на другие колодцы тоже мало было, потому что неизвестно, что с ними сделали басмачи. Возможно, тоже засыпали. И все же надежда на то, что басмачи не могли засыпать все колодцы, взяла верх. И, несмотря на то, что до очередного колодца Ак-Кудук предстояло пройти еще двое суток, отряд решил идти вперед искать басмачей и воду. Но теперь уже из-за сильной жары ехать верхом на лошадях было невозможно. Поэтому бойцы вынуждены были идти по раскаленному до семидесяти градусов песку пешком, ведя в поводу лошадей. Горячий воздух обжигал лица людей, сушил губы, язык и горло, а раскаленный песок прожигал подошвы сапог, в результате чего создавалось впечатление, что люди идут не по земле, а по горящим углям. Запасы воды закончились, и бойцы изнемогали от жажды. В ушах дрожал звенящий и надоедливый звук. Кровь словно удары молота била в виски. Наконец колонна достигла долгожданных колодцев Ак-Кудук. Но когда подошли к ним, чтобы набрать воды, то оказалось, что в колодцах лежат мертвые полу-разложившиеся тела людей и животных, от которых шел невыносимый смрад. Поэтому не только нельзя было набрать воды из колодцев, но даже находиться рядом с ними было невозможно. Увидев такую картину, люди потеряли последнюю надежду на спасительные колодцы и, не зная, что делать дальше, смотрели друг на друга недоуменными глазами. Среди некоторых бойцов возникла паника, и они стали обвинять командование, что их специально послали сюда на верную смерть. Но командирам частей удалось пресечь панику в самом ее начале и убедить солдат, что они — бойцы Красной армии, да к тому же еще и буденновцы, и, несмотря на тяжелые условия, обязаны идти вперед и выполнить поставленную перед ними боевую задачу. Движение вперед давало людям надежду на спасение, потому что в других колодцах наверняка была чистая вода. Нужно было только дойти до них. Не могли же басмачи отравить воду во всех колодцах или засыпать их песком. Иначе они и сами могли погибнуть от жажды. Люди немного успокоились, но идти дальше уже не было сил. Поэтому пришлось сделать большой привал, чтобы дождаться вечера, когда жара немного спадет. В ожидании вечера все люди и даже лошади легли на землю и лежали, боясь даже пошевелиться. А пока отряд в ожидании ночи отдыхал, разведчики из мусдивизиона Швеца обнаружили отряд басмачей Абду-Саттар-хана, который находился за барханами всего в двух верстах от колодцев Ак-Кудук. Поэтому решено было выступить ближе к утру и на рассвете атаковать банду Абду-Саттар-Хана. Под покровом ночи бойцы отряда Реброва окружили кочевье, где находились басмачи, и в предрассветных сумерках со всех сторон обрушились на них. Застигнутые врасплох и не выдержавшие стремительного натиска красноармейцев и мусотрядовцев, басмачи стали разбегаться в разные стороны, чтобы уйти в пустыню. Но они всюду натыкались на наших конников, которые беспощадно рубили бандитов шашками.

В ходе этого короткого боя почти все басмачи были уничтожены. Погиб и глава шайки Абду-Саттар-хан, которого джигит из мусдивизиона шашкой перерубил почти пополам. И лишь небольшая часть басмачей сдались в плен, в ходе допроса которых было установлено, что Абду-Саттар-Хан имел приказ Энвер-паши объединить все басмаческие отряды в Восточной Бухаре под своим командованием, напасть на город Каган, в котором находился штаб 13-го стрелкового корпуса советских войск, и уничтожить там все население. Но своевременный разгром банды Абду-Саттар-Хана и уничтожение ее главаря не позволили осуществиться планам Энвер-паши.

Расправившись с бандой Абду-Саттар-Хана и вдоволь напившись воды, красноармейцы легли отдыхать, а повара из убитых и тяжело раненных в ходе боя лошадей и верблюдов и рисовой крупы, захваченной у басмачей, начали готовить обед. Хорошо отдохнув и покушав, красноармейцы нагрузили верблюдов мехами с водой и с наступлением ночи двинулись в обратный путь на кишлак Варганзи, а оттуда через несколько дней отряд Реброва возвратился в Каттакурган.

А тем временем Верховный главнокомандующий всеми исламским войсками наместник Магомета, каковым объявил себя Энвер-паша, потерпев поражение под Байсуном и потеряв у колодцев Ак-Кудук своего верного помощника Абду-Саттар-Хана, с остатками своей недобитой армии ушел в глубь Восточной Бухары и обосновался в районе города Бальджуан с намерением создать там новую армию. Но сделать это ему оказалось не так просто. Местные басмаческие отряды стали распадаться. Басмачи из числа уголовных элементов занялись исключительно грабежами населения, чем еще больше настроили дехкан против себя. А насильно завербованные в басмаческие шайки дехкане, узнав, что советские войска не распиливают деревянной пилой (о чем говорили басмаческие командиры) взятых в плен «правоверных» рядовых басмачей, а только отбирают у них оружие и отпускают домой, стали уходить из банд и возвращаться в свои кишлаки. К тому же совсем некстати Энвер-паша окончательно поссорился с Ибрагим-беком, которому удалось не только сохранить свою 5-тысячную армию, но и значительно пополнить ее новыми людьми. Почему возникли разногласия между Энвер-Пашой и Ибрагим-беком и кто такой Ибрагим-бек, Деменев узнал от начальника разведки Туркфронта В.П. Собянина и председателя ЧК города Ташкента Г. Мамедова.

После того как из кишлака Каферун под городом Байсун Ибрагим-бек тайком от Энвер-паши ушел со своим отрядом в глубь Восточной Бухары, Энвер-паша в кругу своих приближенных назвал Ибрагим-бека локайским вором. Узнав об этом, тот сильно рассердился на Энвер-пашу и стал открыто выступать против него. Называя Ибрагим-бека вором, Энвер-паша говорил правду. Локаец Ибрагим-бек действительно раньше был вором — воровал лошадей, за что локайцы с позором выгнали его из своего племени. Затаив обиду на своих соплеменников, Ибрагим поступил охранником к Беку. Работая на этой должности, он постоянно искал случая, чтобы отличиться и заслужить особое доверие Бека. И такой случай вскоре представился. Один батрак, молодой узбек, ударил бековского сборщика податей, который обкрадывал дехкан, за что бек приказал казнить батрака, нарушившего закон шариата. Но среди охранников не нашлось палача, чтобы исполнить приказ бека. И тогда эту роль взял на себя Ибрагим, который хладнокровно перерезал провинившемуся батраку горло. Труп убитого узбека, по приказу бека, повесили на площади для устрашения других батраков-дехкан. А спустя три дня Ибрагим выбросил его в степь на съедение шакалам. Бек высоко оценил поступок Ибрагима и назначил его сотенным начальником. А когда в 1920 году в Бухаре началась революция и дехкане стали восставать против беков, баев и самого Эмира, то Ибрагим оказал большую услугу и Эмиру — принял самое активное участие в уничтожении восставших дехкан, за что был приближен к эмиру Сайид Алим-хану, который присвоил Ибрагиму титул бека. А когда в Бухаре установилась советская власть и Эмир бежал за границу, Ибрагим-бек собрал из числа недовольных новой властью 5-тысячный отряд и открыто стал выступать против советской власти с целью ее свержения. Поссорившись с Энвер-пашой, Ибригим-бек желал и с нетерпением ждал скорейшего поражения Энвер-паши, чтобы самому возглавить басмачество Бухары. Но Энвер-паше, несмотря на большие потери личного состава своей армии, понесенные в предыдущих боях, удалось за счет добровольцев из реакционных элементов значительно пополнить ее поредевшие ряды.

На уничтожение банды Энвер-паши в начале августа 1922 года командование Туркфронтом направило в район города Бальджуан 3-ю стрелковую дивизию и два кавалерийских полка Туркфронта под командованием комбрига М.В. Меркулова, а также один полк 11-й кавалерийской дивизии под командованием А.В. Лимонова. С этим полком пошел на Бальджуан и Деменев. Узнав о приближении советских войск к Бальджуану, Энвер-паша тоже двинул свою армию навстречу красноармейцам, чтобы неожиданно напасть на них и разбить по частям. Но в районе Кишлака Оби-Дар передовые разъезды обеих сторон обнаружили идущие навстречу друг другу войска, и обе противоборствующие группировки остановились. Полки 3-й стрелковой дивизии Туркфронта, которые должны были участвовать в этой операции и двигались по горам, задержались на большом горном перевале и не успели к назначенному времени выйти в район сосредоточения. Но ждать их было некогда. Энвер-паша в любую минуту мог двинуть в атаку свою армию, превосходящую силы бригады Меркулова в несколько раз. Поэтому Меркулов решил, несмотря на численное превосходство войск противника, атаковать энверовцев первым. Полку под командованием Лимонова Меркулов приказал атаковать басмачей в лоб, а остальным полкам — с флангов. Но не успели полки Меркулова развернуться для атаки, как огромная лавина всадников Энвер-паши начала спускаться с гор и двигаться в направлении полка Лимонова. Понимая, что такая огромная масса конницы противника даже без выстрелов и сабель одними лишь копытами лошадей стопчет малочисленный полк, Лимонов приказал установить на кургане пулеметы, чтобы, как только басмачи подойдут на расстояние выстрела, открыть по ним огонь. Но басмачи, спускавшиеся с гор, неожиданно свернули в лощину и скрылись из виду. Лимонов выслал разъезд, чтобы узнать, куда направляется противник. Но буквально через несколько минут разъезд вернулся обратно, а за ним на расстоянии пятидесяти метров скакали басмачи, которые, словно вырастая из-под земли, густой толпой двигались по пологому склону гор. Впереди этой массы басмачей на белом жеребце скакал сам Энвер-паша. Топот копыт басмаческих лошадей стремительно подкатывался все ближе и ближе к позиции полка. И уже видны были не только силуэты басмачей, но и их лица. «Пора», — решил комполка Лимонов и дал команду: «Огонь!!!». И в эту же секунду раздались пулеметные очереди, после которых десятки басмачей, сраженные пулями, свалились с лошадей на землю. Взвился на дыбы белый жеребец, и всадник в красной феске, сидевший на нем, взмахнув руками, свалился на землю. Дикий крик поднялся среди басмачей: «Убили! Энвер-пашу убили!» — кричала многочисленная толпа басмачей. В стане врага возникло замешательство. Всадники, скакавшие за Энвер-пашой, остановились. А всадники, следовавшие за ним, с ходу стали наскакивать на остановившихся лошадей и сбивать их с ног, которые, упав на землю, покатились вниз по склону, давя своих всадников. Среди басмачей образовалась свалка, а наши пулеметы продолжали строчить по басмачам. Наконец энверовцы остановились. Чтобы не дать возможности басмачам возобновить атаку, красноармейцы, прекратив стрельбу из пулеметов, мигом вскочили в седла и, обнажив шашки, вихрем помчались на противника. Басмачи повернули назад и, втаптывая копытами лошадей убитых и раненых в землю, поскакали в горы. И, возможно, им и удалось бы оторваться от преследования наших конников и уйти в горы. Но, отступая, они попали под ружейно-пулеметный огонь 3-й стрелковой дивизии Туркфронта, шедшей по горам к Бальджуану. Оказавшись между двух огней, басмачи стали метаться в разные стороны и, сраженные пулями стрелков и шашками кавалеристов, сотнями валились на землю. В результате почти вся банда Энвер-паши была уничтожена, и лишь единицам удалось вырваться из окружения и уйти в горы.

Уничтожив Энвер-пашу и его банду, 1-я туркестанская кавалерийская бригада Меркулова и полк Лимонова, а вместе с ним и Деменев, вернулись к местам постоянной дислокации на отдых.

После разгрома басмаческих отрядов Абду-Саттар-хана у колодцев Такай-Кудук и Энвер-паши у кишлака Оби-Дар под городом Бальджуан в течение 1922 года советские войска совместно с красными мусульманскими отрядами уничтожили еще несколько басмаческих шаек, в том числе и крупную банду матчинского бека Халбуты, располагавшуюся в долине между высоких гор. Матчинское бекство было разбойничьим гнездом феодалов, которые на протяжении многих лет безнаказанно грабили окрестное население. А когда в Бухаре произошла революция, то это бекство стало рассадником басмачества, борющегося против советской власти.

Последнюю крупную банду под командованием Казахбая, которая разбойничала в Средней Бухаре, буденновцы совместно с войсками бухарской группы Туркфронта уничтожили в начале ноября 1922 года в кишлаках Гилян и Бахча Шахрасябского района.

Командование и Военный Совет бухарской группы советских войск Туркфронта высоко оценили ратные подвиги буденновцев и в ноябре 1922 года издали приказ, в котором с максимальной точностью отразили те условия, в которых буденновцам 11-й кавалерийской дивизии 1-й Конной армии пришлось воевать с басмачами, и те успехи, которых они добились в ходе проведения боевых операций по уничтожению басмачества в Бухарской Советской Народной республике. Вот его текст:

«Приказ Бухарской группе войск Красной армии.

Город Каган.

№ 239.

8 ноября 1922 года.

Славные полки 11-й кавалерийской дивизии!

За время борьбы в Туркестане с басмачеством вы вписали в историю Красной армии много героических славных страниц. Стремительные, отчаянно храбрые атаки ваших стройных рядов разбили и уничтожили множество врагов Бухарской Народной Республики и Советского Туркестана.

Легендарные походы 11-й кавалерийской дивизии по скалам и заоблачным высотам могучего Туркестанского хребта, бои на огромных высотах, куда до сего времени не ступала нога солдата, будут причислены к тем замечательным военным походам, где доблесть и самоотверженное выполнение долга соревновались друг с другом.

Ночная атака первой бригады на отряды басмачей в песках под колодцем Такай-Кудук будет служить образцом для лихих кавалеристов 11-й кавалерийской дивизии.

Вы повсюду настигали врага, наносили ему удар за ударом и тем самым дали возможность измученному насилиями бандитов дехканину приступить к мирному труду.

Доблестные товарищи красноармейцы, командиры и комиссары! За ваши сверхчеловеческие труды, за вашу героическую службу Советскому Туркестану и Бухарской Народной Республике примите сердечную благодарность от Революционного Военного Совета Бухгруппы.

Привет вам, стойкие бойцы!

Пусть слава о ваших делах разнесется далеко на радость рабочих и крестьян всего мира.

Командующий группой Павлов.

Член РВС Петров».

Этот приказ для всего личного состава 11-й кавалерийской дивизии стал выше всех правительственных наград, поэтому каждый буденновец, в том числе и Деменев, переписал его текст и хранил в кармане своей гимнастерки как самую высокую награду родины.

В конце ноября 1922 года 11-ю кавалерийскую дивизию на зиму отвели под город Оренбург для отдыха и обучения молодого пополнения. Деменев вернулся на Кавказ в штаб 1-й Конной армии и приступил к исполнению своих прямых обязанностей.

А ранней весной 1923 года 11-ю кавалерийскую дивизию вместе с Деменевым снова направили в Бухару в город Каттакурган в распоряжение Туркестанского фронта. И уже через несколько дней 1-ю бригаду этой дивизии под командованием нового комбрига А.В. Лимонова железнодорожным эшелоном отправили в город Карши. Вместе с этой бригадой туда поехал и Деменев.

Пока бригада на товарной станции Карши выгружалась, Г.В. Деменев вместе с комбригом А.В. Лимоновым и военкомбригом И.Д. Бочковским на лошадях поехали в город Карши к начальнику местного военного гарнизона, чтобы узнать, нет ли из штаба Туркфронта или бухарской группы войск новых распоряжений бригаде. Когда всадники въехали на узенькую улицу города Карши, их встретили такие же, как и во всех других населенных пунктах Бухары, через которые Деменеву пришлось пройти, жалкие глинобитные домики-кибитки с плоскими крышами и маленькими окошками, в большинстве которых вместо стекол были прибиты тонко обработанные шкуры животных. Возле домиков, стоящих на выжженной солнцем голой земле, играли черные, как негритята, одетые в лохмотья дети. В таких же лохмотьях попадались навстречу всадникам и редкие прохожие мужчины и женщины. Всюду были видны нищета и убожество.

Но совершенно другая картина предстала взору всадников, когда они въехали во дворец бывшего каршинского бека, который в 1920 году после революции в Бухаре бежал за границу. Сейчас в этом дворце располагался штаб каршинского военного гарнизона. Это было огромное кирпичное здание, огороженное высокой, толстой и зубчатой наверху кирпичной стеной с бойницами. По обеим сторонам стены были вырыты широкие и глубокие рвы, заполненные водой. Проехав по деревянным мостам, перекинутым через рвы, на территорию дворца, всадники очутились в густом тенистом саду, где под нависшими ветвями деревьев раскинулся большой пруд, в котором плавали черные лебеди, а в саду раздавалось пение птиц. От сада густая аллея деревьев вела к зданию дворца, наружные стены которого были покрыты голубой мозаикой. Спешившись и отправив лошадей на конюшню, командиры поднялись во дворец, внутренние стены которого так же, как и наружные, были покрыты мозаикой. В одной большой и светлой комнате дворца сидел начальник гарнизона А.В. Волков — старый сослуживец комбрига Лимонова, который сообщил прибывшим командирам, что никаких указаний бригаде Лимонова из штаба корпуса не поступало. Волков ознакомил командиров с обстановкой в Каршинском районе, угостил их чаем с изюмом, а затем предложил им пройтись по дворцу и его территории, чтобы показать, в каких условиях жила бухарская знать и ее подданные. В помещениях дворца с большими остекленными окнами и позолоченными люстрами, кроме богатой утвари и красивого убранства, ничего интересного не было. А вот на его территории оказалось много интересного и ужасного. Под одной из арок в стене, в низком, как щель, подземелье, по которому можно было передвигаться, согнувшись буквой «Г», или на четвереньках, была тюрьма, которая сверху закрывалась решеткой, сделанной из железных прутьев толщиной с человеческую руку. В этом подземелье на цепях, вмурованных в стену, бек держал провинившихся рабов. А посреди подземелья была вырыта глубокая, чуть пошире колодца, яма, в которой содержались рабы, приговоренные беком навечно. В подземелье не было освещения, и в нем царил мрак, а в яме и вовсе было темно. А когда Бочковский зажег спичку, то командиры увидели на дне ямы несколько оскаленных человеческих черепов и других костей. В этом подземелье, кроме цепей, вмурованных в стену, и ямы, стояло несколько железных клеток, в которых держали узников. Но эти клетки были настолько малы, что сидевшие там люди не могли даже вытянуть ноги. Увидев такую ужасную картину, командиры, повидавшие немало ужасов в своей жизни, были поражены и поспешили покинуть подземелье. Чтобы быстрее прийти в себя от всего увиденного, они решили искупаться в пруду. Но Волков посоветовал им не делать этого, пояснив, что в этом пруду бек держал огромных сомов, которых кормил не только умершими животными и людьми, но и живыми людьми. За особо тяжкие, по мнению бека, проступки обвиняемого человека приковывали цепями к стенке пруда с таким расчетом, чтобы все его туловище находилось в воде, а на ее поверхности оставалась только голова. Сомы набрасывались на жертву и съедали мясо на живом человеке, скелет которого стоял у стенки пруда до тех пор, пока проголодавшиеся сомы не растаскивали его кости по всему пруду. От этих жутких историй у командиров, несмотря на 50-градусную жару, на спинах выступил холодный пот и пропало желание искупаться. Поблагодарив Волкова за угощение и экскурсию по дворцу, буденновцы попрощались с ним и уехали на станцию Карши в свою бригаду.

15 мая 1923 года бригада Лимонова получила приказ выступить походным маршем в Восточную Бухару для уничтожения банды Ибрагим-бека, и на рассвете следующего дня бригада отправилась в далекий поход. На протяжении всего пути были видны следы прошлогоднего террора банды Энвер-паши, который на своем пути не оставлял целым ни одного кишлака — кругом были одни развалины и не было видно людей. К концу дня бригада достигла гор и втянулась в ущелье, а уже вечером передовой разъезд бригады обстреляли басмачи и ранили одного красноармейца. Бригада остановилась, но выстрелы вскоре прекратились, и колонна продолжила свой путь по ущелью, которое все выше и выше поднималось в горы. К утру бригада достигла плоскогорья и остановилась на большой привал. А когда полностью рассвело, взору буденновцев открылась панорама громоздившихся вокруг высоких гор, которым не было видно ни конца, ни края. Отсюда бригаде предстояло пройти двухсоткилометровый путь по очень крутому склону и спуститься в глубокую котловину. Но наиболее сложным и тяжелым участком на этом пути была Долина Смерти, где предстояло пройти в сильную жару и без воды путь в шестьдесят километров. Хорошо отдохнув, вечером бригада двинулась дальше и, преодолев за ночь крутой спуск, к утру вышла на плоскогорье и достигла города Дербента. А на восьмой день своего пути бригада добралась до конечного пункта города Юрчи и остановилась на заезжем дворе на отдых. С приходом в Юрчи буденновцев Ибрагим-бек увел свою банду в горы, и ее местонахождение было неизвестно. Поэтому комбриг Лимонов рассредоточил бригаду по горным кишлакам и приказал начальникам гарнизонов проводить активную разведку в поисках банды Ибрагим-бека.

А вскоре басмачи во главе с помощником Ибрагим-бека Улугбеком ночью налетели на кишлак Джар-Тепе, где начали грабить и убивать дехкан. Узнав об этом, два эскадрона под командованием комбрига Лимонова поскакали на выручку попавшим в беду дехканам. Не доезжая кишлака, отряд разделился на две части. Один эскадрон помчался прямо на кишлак, а другой — в обход его, чтобы ударить по басмачам с тыла. Подъехав к кишлаку, буденновцы услышали там многоголосый крик. В темноте плакали дети, плакали и просили у бандитов пощады женщины. Но басмачи не обращали внимания на мольбы дехкан и продолжали убивать ни в чем не повинных людей, не щадя ни старого, ни малого. Кроме того, бандиты забирали все понравившееся им имущество дехкан и уводили куда-то кричащих и упирающихся девушек. А Улугбек, весь забрызганный кровью, бегал по кишлаку и, отрубая дехканам головы, со звериной яростью кричал:

— Бейте, режьте проклятых собак! Нет пощады изменникам Эмиру!

И басмачи, четко выполняя приказ главаря банды, рубили головы всем подряд, кто попадался им на глаза. Многие дома, которые бандиты уже полностью ограбили, были объяты пламенем.

Буденновцы бурей влетели в кишлак и, с ходу вступив в бой, стали рубить басмачей шашками. Бандиты бросились в противоположную сторону кишлака. Но там их встретил другой эскадрон буденновцев. Спасаясь, бандиты стали разбегаться по кишлаку в поисках убежища. Но их всюду настигали шашки буденновцев. В ходе этого короткого боя почти все бандиты были уничтожены, а несколько человек, в том числе и сам Улугбек, были взяты в плен. А когда ночной бой с басмачами закончился и наступил рассвет, то на улицах и во дворах кишлака буденновцы обнаружили множество трупов, среди которых были и дети, и женщины, и старики. У многих трупов не было голов. Басмачи, еще до прибытия буденновцев в кишлак, отрезали их, сложили в мешки и вместе с награбленным имуществом положили на лошадей. А брали они с собой отрубленные головы дехкан для того, чтобы развесить их на заборах других кишлаков для устрашения людей.

Под угрозой смерти Улугбек сказал, что Ибрагим-бек с пятью тысячами бандитов находится в районе Бабатага у горного перевала Хазрет-Бобо и собирается напасть на обоз в Байсунском ущелье.

Узнав о местонахождении банды Ибрагим-бека, Лимонов предположил, что если при наступлении на него буденновцев Ибрагим-бек не выдержит их натиска, то попытается отступить в южном направлении к реке Амударье. Поэтому он разделил бригаду на две части. Одну из частей под командованием комэска О.И. Литвинова направил в ущелье Ак-Капчигай с задачей перекрыть Ибрагим-беку дорогу, ведущую от Ак-Капчигая к Амударье. А другую часть бригады Лимонов вместе с Деменевым повел Сурханской долиной на Бабатаг. Два дня и три ночи без нормального отдыха отряд Лимонова шел к намеченной цели. Бойцы, измученные длительным походом, засыпали в седлах. На третий день отряд Лимонова достиг реки Сурхан и начал переправляться через нее. Но в это время где-то далеко в долине раздались пулеметные очереди. Прислушавшись к выстрелам, командир понял, что в долине с кем-то ведет бой эскадрон Литвинова. Поэтому Лимонов круто повернул свой отряд на запад и повел его вдоль Сурханской долины на помощь ведущему бой эскадрону. Когда стрельба оказалась уже совсем близко и Лимонов с Деменевым поднялись на возвышенность, они увидели скачущих по холмам басмачей, наибольшая часть которых группировалась у оврага Ак-Капчигай, где был центр боя. Лимонов повел свой отряд в гущу боя и с ходу вступил в рукопашный бой с басмачами. Зажатые с двух сторон эскадроном Литвинова и отрядом Лимонова, басмачи не выдержали стремительного боя с буденновцами и, повернув на юг, поскакали по Сурханской долине в сторону Амударьи. Несколько часов буденновцы преследовали банду Ибрагим-бека до тех пор, пока не стали останавливаться уставшие лошади. В ходе этого короткого боя и длительного преследования банда Ибрагим-бека понесла значительные потери. Но полностью уничтожить ее и ликвидировать или взять в плен Ибрагим-бека на этот раз буденновцам не удалось. С остатками своей банды он ушел в горы Бабатага.

Остановилась бригада Лимонова у кишлака Так-Тугай. Но комбриг с еще одним бойцом решил взять басмача, скачущего на белой лошади, который, стреляя из маузера, прикрывал убегающих басмачей. Лимонов догнал басмача и поднял шашку, чтобы нанести удар по нему. Но в эту минуту лошадь комбрига споткнулась и шарахнулась в сторону. Басмач оглянулся, выхватил маузер и несколько раз выстрелил в Лимонова. Комбриг медленно свалился с лошади и упал на землю. Полковой врач, осматривавший Лимонова и обнаруживший у него два пулевых ранения, в голову и ногу, сказал:

— Такие ранения в полевых условиях вылечить практически невозможно. Спасти его можно только в военном госпитале в Ташкенте. Но чтобы доставить его туда, понадобится много времени, и вряд ли удастся довести его туда живым. Поэтому будем делать все возможное на месте. Но за положительный исход не ручаюсь. Вся надежда только на его молодой организм.

Тем временем к кишлаку Так-Тугай подъезжали буденновцы и, спешившись, располагались на отдых.

Но не успели они расположиться в кишлаке, как дозорные обнаружили большую колонну конницы, двигавшуюся со стороны населенного пункта Ширабад прямо на кишлак Так-Тугай. И буденновцам снова пришлось занять оборону. Но на этот раз тревога оказалась ложной. К кишлаку подходила большая колонна бойцов Красной армии. Это был 10-й Усманский полк, который вел сам командующий Восточно-бухарской группой войск Туркфронта, который, ознакомившись с обстановкой в бригаде Лимонова, приказал буденновцам возвращаться в Юрчи на отдых, а сам повел 10-й полк преследовать недобитую банду Ибрагим-бека.

В Юрчи Деменев неожиданно получил приказ С.М. Буденного срочно возвратиться на Кавказ в штаб 1-й Конной армии. А когда он прибыл туда, то Семен Михайлович лично вручил ему орден Красного Знамени за разгром басмаческих шаек в Бухарской Советской Народной республике и объявил приказ о назначении Деменева командиром 4-й кавалерийской дивизии 1-й Конной армии.