Служат уральцы Отчизне

Николай Иванов ДУМА КАПИТАНА

«Ласточки» были горячие и грязные, капитан хмур и несдержан.

— Плохо! — он ходил вдоль строя курсантов и никак не мог остановиться. Казалось, и мысли, слова его будут разбросанными, без логики и единого смысла, но здесь все было как раз наоборот: капитан говорил хоть и горячо, но кратко и ясно. — Повторяю еще раз: плохо! Мы уже на третьем курсе, и «ласточки», — он указал на замершие, словно курсанты в строю, танки, — должны летать в наших руках. А мы? На вершинах останавливаемся, рытвины объезжаем, на подъемах глохнем. Из всего заезда только с курсантом Бедой беды не знаю, остальные…

Капитан оглянулся на трассу. Разбитая после дождей, разъезженная во все стороны, она стала гораздо сложнее, чем в начале занятий. Но капитан голос не смягчал, а припудренные пылью и гарью брови вообще свел в одну черту:

— Танки теперь — ваш хлеб. Ваша совесть, ваш долг. Ваша жизнь.

Увидев преподавателя, подал команду, доложил о готовности группы к продолжению занятий. Проводил взглядом вначале курсантов до люков машин, затем — танки до первого поворота. Присел на траву. Раскрыл тетрадь, быстро сделал несколько записей. Задумался.

Задача любого военного училища — не только подготовить высококлассного специалиста, профессионала, но и воспитывать честного, умного человека. Только такой сплав дает вчерашним юношам высокое и гордое звание — офицер Советских Вооруженных Сил. Ими станут те, кого только что отчитывал он, капитан Кирпиченок Олег Дмитриевич, командир курсантской роты. Отчитывал… Более всего капитан не желал этого. С курсантами надо говорить серьезно, без скидок на возраст, год обучения. Потому что слишком серьезная и ответственнейшая задача ляжет им на плечи вместе с лейтенантскими погонами: им обучать и воспитывать воинов. А на тройки или даже на четверки защищать Родину не позволено никому. В деле обороноспособности страны признается лишь один критерий, одна оценка — «отлично».

«Только так», — капитан захлопнул тетрадь. Встал. Над танкодромом стоял гул — боевые машины шли по трассе.

По скорости не уступающие иному автомобилю, по проходимости — вездеходам, по сложности оборудования — компьютерам, современные танки воистину гармония красоты и силы. И если чему в первую очередь стоит удивляться, то это тому, что ими управляют обыкновенные парни…

— Но не добавляйте, что по уши влюбленные в технику, — хитро стрельнул глазами в мой блокнот тот самый курсант Беда, которого отметил капитан. Почувствовав взгляд командира роты, невинно посмотрел в небо и пояснил: — Просто у нас уши всегда прикрыты шлемофоном.

Скупы на лишнее слово танкисты. В машине все подчинено самому танку — его скорости, мощи, огню, маневру, а подчинить танк себе — на это способны лишь люди мужественные, все-таки влюбленные по уши в свою «броню», верные слову и не любящие пустословия. На первый взгляд, может показаться, что современный танк разъединил, разбросал экипаж по разным углам своих внутренностей, оставив для общения людей лишь черные шнуры ТПУ — танкового переговорного устройства. Но согласимся, что выстрел — это плод коллективных усилий. Меткий выстрел — это произведение искусства. Военного, конкретное имя которому — профессионализм.

А гул удалялся, «ласточки» лишь изредка мелькали на взгорках, между рощицами. За ними тянулся синий хвост отработанного горючего: и казалось, что танкам надо ото рваться от него, разметать по трассе. В такой стремительный танк попробуй попади.

Кирпиченок машинально провел рукой по волосам, прикрывавшим шрам на затылке, с недавних пор это у него вошло в привычку, жест означал признак волнения. В Афганистане однажды он вынужден был остановиться, прикрывая выход афганцев из ущелья. Вылез из люка танка, поторапливая колонну. И, видимо, стал хорошей мишенью: пуля ударилась вначале о крышку люка, затем срикошетила ему по голове и спине. Так что замечания насчет остановок на трассе — не просто пожелания, это опыт…

Капитан посмотрел на часы, прикинул время: до конца занятий успевал обойти другие взводы и вернуться вновь на трассу к разбору вождения.

…В казарме дневальный нарезал мыло и разбрасывал похожие на стружку завитки по влажному полу — готовилась приборка. Дежурный поправлял развешанные на спинках кроватей вешалки из стальной проволоки — только такие выдерживают танковые комбинезоны. Два взвода занимались на тренажерах, лязгая рычагами.

Все, как обычно. За первым тренажером — старшина Юрий Лившиц. Прикрыл веки, тренируется вслепую. Этому усложнять задачи не надо, сам найдет себе дело. Прошел Афганистан, служил там артиллеристом. «Уважаю все, что мощно стреляет». — сказал на мандатной комиссии при поступлении в училище. «Почему же тогда выбрали танковое училище, а не артиллерийское?» — «А еще люблю, чтобы не только стреляло, но и ездило». Взгляд открытый, сам высокий, стройный, на груди — медаль «За боевые заслуги». Поступил Юрий. Сейчас — первый помощник офицерам. Как и многие из тех, кто прошел солдатскую школу. Как много значит, когда человек уже испытал кое-что.

Капитан вздохнул: как мало таких у него в роте. Да и в училище в целом. Почему же мало парней идут в военные училища после службы в армии? А если и идут, то, как правило, многие отсеиваются в ходе экзаменов и после первых дней учебы. Проблема не только Челябинского училища.

Для себя ответ капитан Кирпиченок нашел: командиры и политработники в частях вопросом отбора в военные училища солдат и сержантов занимаются крайне слабо. Сам помнит по прежней службе: если с них еще спрашивают, сколько человек направлено для учебы, то о том, кто из этих направленных остался учиться, уже никого не спрашивают. Поэтому нередко некоторых военнослужащих просто уговаривают поехать в училище. А поступишь, нет, захочешь учиться или через месяц-другой вернешься обратно в часть — это вроде никого уже не волнует, за это никто не отвечает. Кого же мы обманываем?

Большинство в роте те, кто видел танки только в кино и на фотографиях, кто пришел в училище, следуя первому романтическому побуждению. И как важно поддержать этот романтический настрой в юношах, чтобы не исчезал он, пока не пробудится, не воспитается истинная любовь к профессии танкиста.

За одним из тренажеров — старший сержант Юрий Дубынин. Бывший суворовец. Если у школьников прочнее знания на экзаменах, чем у абитуриентов, прибывших из частей, а у последних преимущество в твердой жизненной позиции, в понимании воинской дисциплины, то суворовцы, как правило, на высоте во всех отношениях. Юрия сразу поставили командиром отделения, через месяц — замкомвзвода. Обычно сдержанный, основательный, Юрий в последнее время стал еще более взыскательнее относиться к себе, к подчиненным. Видимо, многое для него значат письма отца. Из Афганистана. Словно кончилось детство, и глазами отца, кадрового военного, посмотрел парень на то, чему учится. Не умаляя достоинств командира взвода лейтенанта Пахомова, можно сказать: в том, что их взвод стал лучшим в училище, большая заслуга и Юрия Дубынина. Его добросовестности, работоспособности. Желания идти первым. Умения увлекать за собой других. А другие — тоже как на подбор: сержанты Олег Демин, Руслан Косыгин, курсанты Дмитрий Белов, Дмитрий Котов… Не взвод, а монолит.

И, глядя на возмужавших у него на глазах парней, капитан подумал: вот о ком надо рассказать нашей молодежи. Вот на чьем примере можно воспитывать детей. Но почему так слаба пропаганда военных училищ у нас в стране? Где яркие книги, кинофильмы о курсантах?

Мы, журналисты, утверждаем: редакции газет и журналов завалены письмами от мальчишек, которые хотят стать офицерами. Но прочесть, познакомиться со своей будущей профессией практически негде. Более того, даже в некоторых военкоматах не могут дать им полной и точной информации по военным училищам Союза, не говоря уже о том, чтобы показать какие-то яркие плакаты, дать памятки, проспекты. Не теряем ли мы тем самым потенциальных кандидатов в училища с детских лет?

Какому училищу завидует капитан, так это Рязанскому воздушно-десантному. Завидует конкурсу, который в иные годы перекрывает рейтинг ВГИКа. Значит, есть из кого выбирать. Наверное, не случайно только за последнее время пять выпускников этого училища стали Героями Советского Союза.

Я был в Рязани. Да, конкурс здесь огромен, абитуриенты, не сдавшие экзамены, порой по полгода, до первых снегов, живут рядом с учебным центром училища, не желая расставаться с мечтой стать офицером-десантником. А начальник училища все требует и требует, чтобы в каждом отпуске каждый курсант выступил в школе, ПТУ, техникуме; учебный отдел рассылает по военкоматам проспекты об училище — идет активная, целенаправленная его пропаганда. Видимо, есть смысл взять на вооружение опыт этой работы другим училищам страны.

— Товарищ капитан, разрешите обратиться. Курсант Попов.

Кирпиченок посмотрел на курсанта. Сообразительности Сергею Попову не занимать, учебный материал схватывает на лету, но что до дисциплины… Два года только тем и жил, что убеждал всех: когда надо, я себя покажу. Что, опять подвох в вопросе? И курсанты еле заметно напряглись, ожидая реакции.

— Слушаю вас.

Нет, Попов спросил не о пустяке, не для того, чтобы «работать на публику», и без всякого подвоха — просил помочь разобраться в одном из механизмов. И, закатав рукава рубашки, показывая принцип взаимодействия дисков и шестеренок, Кирпиченок подумал о другом: все, отбурлили первый и второй курсы. Его курсанты теперь не просто на третьем — они на старшем курсе. И, судя по всему, учат технику не для того, чтобы сдать сессию, а для себя.

— Спасибо, товарищ капитан.

Кирпиченок положил руку на плечо курсанта, на мгновенье задержал ее: пусть знает, что ему дорого это «спасибо», ничего в этом страшного нет. Посмотрел на часы — скоро должны возвращаться на исходное танки, ушедшие на трассу. Важно, очень важно уловить настроение курсантов после повторного заезда. Поверят в себя — будут танкистами, засомневаются — все равно будут, просто придется потратить дополнительное время на то, чтобы приобрести уверенность.

Богато традициями Челябинское танковое. А что еще отличает его от других училищ, виденных мною, — строгость, собранность. Вначале я думал, что это только от хорошо организованного учебного процесса, требовательности командования, преподавателей.

Но нет, не только потому. Здесь люди приучены ставить проблемы и разрешать их. Нам показали отзывы на выпускников Челябинского высшего военного танкового командного училища имени 50-летия Великого Октября.

На лейтенанта А. Вишнякова:

На лейтенанта С. Кока:

Нет сомнения, что подобные отзывы придут в свое время и на тех, кто носит сегодня черные погоны в золотистой курсантской окантовке, в чьих петлицах застыли легендарные уральские «тридцатьчетверки». А пока… Пока курсанты осторожно подводят свои боевые машины на исходное: танки, покачнувшись, поклонившись земле, замирают. Те, кто сидел за рычагами управления, идут докладывать преподавателю о прохождении трассы. Их места уже готова занять следующая группа курсантов. Идет боевая учеба…

Сергей Александров В УРАЛЬСКОМ НЕБЕ

Н-ский авиаполк на территории Приволжско-Уральского военного округа. Одна из задач, которые выполняют вертолетчики этого полка, — эвакуация экипажей спускаемых космических аппаратов после возвращения их на землю. Такие полеты сами летчики называют «большой работой». Летчики полка принимали участие во встрече космонавтов Ю. Романенко, А. Александрова, А. Левченко.

На аэродром «подскока» поступила команда на вылет в зону ожидания. Погода резко ухудшилась. Видимость уменьшилась до двухсот-трехсот метров, ветер, снегопад — условия очень жесткие. Было принято решение поднять в воздух самые опытные экипажи. Выбор пал на экипажи Е. Плотникова, А. Курзанова, В. Пономарева, В. Пушина.

Взлетели, вовремя вышли в расчетную точку. «Приехали», — говорят сами летчики. В полку в обиходе принято говорить не «летаем», а «ездим»: может, от гагаринского пошло «поехали!». Вот так, буднично вроде — «приехали».

Первым обнаружил спускаемый аппарат экипаж В. Пономарева, он барражировал за облаками. Передал данные паре вертолетов, которые ходили ниже. Они тоже, несмотря на скверную видимость, сумели установить визуальный контакт с посадочным модулем и сопровождали его до самой земли.

Телезрители, которым по программе «Время» показывали момент посадки экипажа космического корабля, могли видеть крупным планом волевое мужественное лицо вертолетчика майора Аркадия Курзанова — это на его борту находилась группа кинооператоров.

Приземлялись летчики буквально на ощупь. Вертикальной видимости — никакой, земля только угадывалась за снежными вихрями, метель внизу разыгралась не на шутку. Сели благополучно. Забрали космонавтов, доставили их к месту назначения. «Большая работа» завершилась успешно.

Много интересного можно рассказывать о каждом из участников этих вылетов на «большую работу». Евгений Плотников — военный летчик первого класса, его можно без всякого преувеличения назвать настоящим асом. В прошлом году он вышел победителем из весьма рискованной ситуации.

В воздухе, на высоте около двухсот пятидесяти метров, произошел отказ основной гидросистемы вертолета, а потом отказала и дублирующая. Ручка управления, вырвавшись из рук пилота, стала описывать конус вращения, угрожая переломать ноги. Вертолет начал заваливаться на хвост и крениться. Еще немного и он, опрокинувшись, пойдет камнем к земле. Плотников, не потеряв самообладания, сумел, изловчившись, надавить на ручку управления ногой и отжать ее от себя. Усилие на ручке в этот момент составляло две тонны. Глядя на Плотникова, не скажешь — богатырь, невысокого роста, коренаст, обыкновенный человек. А ведь выдюжил! Правда, это надо обязательно отметить: он принципиально дружит со спортом. Исключительно четко действовали в экстремальной обстановке все члены экипажа: старший лейтенант Сергей Луков, опытный летчик-штурман (ныне он уже капитан, штурман звена) — это он помогал командиру отжимать ручку управления, борттехник, капитан Юрий Шевардин — он сумел вовремя перед приземлением вытянуть отяжелевшую рукоять рычага шаг-газа. Товарищи говорят о пилотах геройского экипажа: «В рубашках родились». Это очень близко к истине: шанс на спасение в подобной нештатной ситуации всего один из ста — так утверждают бывалые летчики. Всего чуть больше двух минут длился поединок экипажа с волей слепого случая. Победили мастерство, мужество летчиков.

Валерий Пономарев, командир звена, прошел испытание особого рода. Лично причастен к устранению опасных последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Прибыл в числе других экипажей на третий день после тех трагических событий. Он одним из первых пролетел над жерлом реактора, излучавшего смертоносную радиацию. Никто из них не обращал внимание на то, что показывал кабинный дозиметрический прибор, да и что там увидишь — стрелка зашкаливала. Честно делали свое дело: ведь только они могли закрыть жерло аварийного реактора, спасти тысячи и тысячи человеческих жизней и все живое вокруг. Сбрасывали мешки с песком, свинцовые чушки, бор. Приземлялись, брали груз и снова взлетали: спешили закрыть клубящийся облаком невидимой смерти кратер. Всего Пономарев со своим экипажем выполнил двадцать три вылета — это предел по принятой дозе.

Летчики не думали о наградах, о каких-то особых привилегиях, которые им достанутся за такие полеты. Они выполняли долг. Кстати, следует отметить: награждены немногие. Не до наградных листов было в сумятице разыгравшейся драмы. И денег летчикам больших за риск тоже не отвалили. Только командировочные. Лишь спустя какое-то время Пономареву объявили благодарность.

Капитан — отличник боевой и политической подготовки. Командует отличным звеном.

Есть среди авиаторов полка летчики, которые отличились в боевых действиях в Афганистане. В летной книжке майора Владимира Юдина, заместителя командира эскадрильи, на страницах, помеченных датами с июля 1985-го по июль 1986 года, все полетные задания записаны одинаково лаконично: «Боевой вылет».

Однажды экипаж Юдина высаживал десант. Площадка на гребне горной гряды не сказать, чтобы хоть мало-мальски годилась для посадки. Примостились на тесном пятачке, опершись только на два основных колеса, а переднее — висит над пропастью. И тут летчик-штурман докладывает: «Командир, справа разрывы!» Проявили выдержку. Обошлось. Взлетать они не имели права, не высадив десант.

В другом вылете летчики выручали экипаж вертолета, подбитого «духами». Заходили на посадку под прикрытием ведомого. Забрали людей, получивших сильные ожоги, и — в воздух. Надо было оказать ребятам первую помощь. Юдин передал управление правому летчику Фомину, чтобы достать аптечку. Только наклонился в кресле, как вертолет бросило в сторону. Это «правак» вовремя заметил пулеметные трассы, которые тянулись к борту вертолета, и резко отвернул, уходя из-под обстрела. В том вылете экипаж привез первую пробоину.

А к ордену Красной Звезды майора Юдина представили за обнаружение крупного каравана с оружием.

С Юдиным мне не удалось встретиться: он улетел в командировку, рассказывал мне о нем старший лейтенант Андрей Фомин, в недавнем прошлом летчик-штурман экипажа Юдина, а ныне уже сам командир вертолета.

В Афганистане Андрей вылетал на задания и с другими командирами. Несмотря на молодость, считался летчиком, имевшим солидный боевой опыт. Командиры-новички, вновь прибывшие из Союза, считались с его мнением. Однажды он вылетел на боевое задание в экипаже новичка, командира звена В. Тихонова. На отходе от цели командир повел машину по ровной линии, как над мирным полигоном. «Командир! Здесь так не летают!» — крикнул Фомин и, взяв управление, заложил глубокий крен. Едва успели отвернуть от огненной трассы, несущейся навстречу. Отделались только тем, что вырвало блистер. Обломком плексигласа зацепило голову правого летчика, сорвало шлем, рассекло лоб. «Ничего, обошлось, — смеется Фомин. — Залатали, заштопали и на другой день снова на вылет».

За те полеты молодой летчик награжден орденом «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» III степени.

И здесь, в мирном уральском небе, Андрей Фомин летает по-боевому. Молодой командир уже приступил к программе полетов в сложных условиях. «Влез в облака» — есть такое выражение в обиходе летчиков, так называется новый этап командирского становления. Андрей весь искрится веселой энергией, молодым жизнелюбием — славное это время, когда у тебя все впереди, и небо, такое большое, открыто пред тобой, и подвластны любые выси. Молодые все рвутся летать, но от Фомина услышишь чаще других: «А почему меня не планируют?» Многое взял молодой летчик от таких опытных наставников, как майор Курзанов, капитан Пономарев. Их школа — школа настоящего летного мастерства.

Майор Пушин, командир звена, имеет уже немалый опыт полетов на «большую работу». Вместе со своими коллегами обеспечивал возвращение с орбиты космического корабля «Союз — Аполлон».

Летчики звена Пушина принимали участие в испытаниях нового типа вертолета. Авиаторы по примеру командира в короткий срок изучили материальную часть, приступили к полетам на новой винтокрылой машине.

…Полеты, на которых мне удалось побывать, начались как обычно. Синоптик доложил погоду: «Облачность шесть-семь баллов, дымка, видимость — один-полтора километра, нижняя граница облаков — сто метров…» Руководитель полетов принял решение работать по «сложному варианту» плановой таблицы: «полеты — при минимуме погоды!»

Через час видимость несколько ухудшилась, но полеты продолжались. Вертолеты снижались на посадку «вслепую», по приборам, с КДП они становились видны только над краем летного поля, выныривали из плотной морозной мглы, зависали над полосой и плавно опускались на землю.

«К взлету готов!», «На втором!», «На четвертом», «Ближний, полосу наблюдаю!» — слышатся голоса летчиков в динамике. Обычные установленные доклады с «большой коробочки» — так называется маршрут полета по кругу. Звучат все новые и новые позывные. Это тех самых летчиков, о которых я уже рассказывал. И тех, кому такие позывные присвоены впервые. В воздух поднимаются молодые командиры. Один из них — лейтенант Александр Поляков. Немногим больше года, как выпустился из училища. В октябре прошлого года назначен командиром. Освоил новый тип вертолета. Молодой коммунист избран секретарем комсомольской организации эскадрильи. Вот такие парни определяют завтрашний день авиации. «Перспективный летчик», — говорит о нем замполит эскадрильи Вячеслав Крутько. А как же иначе — за ними будущее. Авиация — это такое дело, которое требует приложения молодых рук.

…Вот, если вглядеться, такие интересные люди… Я, конечно, не предполагал, что из коротких знакомств, недолгих бесед сложится нечто вроде очерка и что я буду писать его. Значит, сработала все-таки обратная связь. И я счел себя обязанным поделиться некоторыми впечатлениями от поездки к авиаторам.

Армия и народ едины, — это мы часто повторяем. Но много ли знает наша гражданская публика о своей армии? А ведь сейчас такое знание особо необходимо. Время обновления не обошло стороной и жизнь наших военных товарищей, воинских коллективов. Перестройка в армии — это реальность сегодняшнего дня. Перемены очевидны, осязаемы.

Из разговора с начальником политического отдела я узнал, что солдаты-авиаторы готовятся к читательской дискуссии по повести Юрия Полякова «Сто дней до приказа». О том, о чем пишется в повести, о неуставных взаимоотношениях между солдатами разных сроков призыва, раньше как-то не принято было говорить вслух. А теперь зло названо, находятся действенные средства к искоренению его.

Невозвратно отходят в прошлое такие явления, как восторженные доклады «наверх» о преувеличенном числе отличников, отличных подразделений. Принципиально, взыскательно оценивают авиаторы Н-ской части результаты боевой учебы. Сильно потеснили военно-бюрократический стиль работы с людьми — это хорошие приметы. В рядах коммунистов авиационного полка все шире утверждаются принципы партийной демократии, гласности.

Важные и сложные задачи выполняют воины — наши земляки, наши современники, наши единомышленники. Вот с такими мыслями уезжал я из Н-ского авиаполка.

Геннадий Карпенко ДЕЛО СЫНОВЕЙ

Тяга к технике майору В. Бородину передалась по наследству. А зарождалась она на челябинской земле у сверкавших огненными сполохами конвертеров и домен. С детства вызывала у него восторг и восхищение стихия кипящего металла. А особенно — люди, укрощающие огонь.

В. Маяковский задал однажды вопрос: «Кто выше — поэт, или техник, который ведет людей к вещественной выгоде?». Добросовестным ратным трудом, службой на аэродромах, обслуживанием современных авиационных комплексов Вячеслав Алексеевич старался ответить на него, но так и не смог. Да это, пожалуй, и неважно. Главное, что он всю жизнь хранит в душе любовь к избранной профессии, гордится тем, что она сродни работе Прометеевой. И в этом нет преувеличения. Столько лет трудится ради того, чтобы огонь бесперебойно клокотал в могучих сердцах крылатых машин, своей энергией поднимая их на штурм небесных высот. Так что с его любовью к технике и поэзия не осталась внакладе — она в его душе горит ярким светом, согревая мечты юности.

К выбору жизненного пути Бородин пришел не сразу. «После школы, — рассказывал офицер, — работал на челябинском заводе, делал корпуса для электродуховок. Затем поступил в училище механизации сельского хозяйства № 4. Окончив его, трудился трактористом в деревне. Мечтал о Военно-Морском Флоте и уже был зачислен в соответствующую команду, но перед отправкой на службу заболела мама. Дали отсрочку. Поэтому отстал от своих, и лишь уже с очередной группой попал в школу младших авиационных специалистов».

Однако и там он не сразу нашел свое призвание. Оно пришло позже, после того, как молодой механик собственными руками потрогал каждый узел самолета и впервые с уверенностью доложил о его готовности к вылету. Тот день остался в памяти навсегда.

Взлетев на форсаже, крылатая машина скрылась из виду, но Вячеслав еще долго смотрел ей вслед, чутко прислушивался к затухающему гулу двигателя. Казалось бы, проверил все до последнего винтика. Но стоило на миг представить, какие громадные перегрузки приходится выдерживать узлам и агрегатам самолета во время воздушного боя, когда летчик старается выжать из него все возможное, так невольно закрадывался холодок беспокойства. С годами в его сознании укоренилась мысль, что машину в воздухе держат не только мощь турбины и подъемная сила крыла, но в неменьшей степени — крепкие, надежные руки инженеров, техников, механиков.

После посадки летчик, не скрывая удовлетворения, сказал:

— Техника и вооружение работали, как часы, без единого замечания. Молодец, спасибо за подготовку самолета, — поблагодарил он механика.

Для Бородина слова летчика были высшей оценкой его труда. Солдат был по-настоящему счастлив. Чувство исполненного долга поднимало настроение, придавало уверенности в свои силы.

Вячеслав вспомнил отца. Алексей Матвеевич — фронтовик, ветеран Великой Отечественной войны. Газета «Вечерний Челябинск» писала о нем:

Ратные подвиги Бородина-старшего отмечены орденом Красной Звезды, боевыми медалями. После войны он не изменил профессии машиниста, работал в Челябинске на металлобазе. Его добросовестный труд отмечен орденом Октябрьской Революции. Втайне сын гордился им и старался быть похожим на него. Первый успех ободрил механика и, по сути дела, определил выбор воинской специальности. Трактор, на котором он работал в поле, и даже тепловоз отца с их лошадиными силами бледно выглядели перед мощью стали и пламени, заключенной в самолете. Поэтому, когда пришло время увольняться в запас, Вячеслав решил остаться на сверхсрочную службу.

За шесть лет Бородин в совершенстве изучил начиненную приборами и электроникой машину. Когда появилась возможность, то прошел медицинскую комиссию на допуск к летной работе. И в качестве бортового механика бороздил просторы Пятого океана, Вот, может быть, тогда окончательно прикипел душой к авиации. А случай, когда однажды в полете произошел отказ двигателя и ему ценой огромных усилий удалось запустить силовую установку в воздухе, особенно остро врезался в память. Тогда он глубоко прочувствовал свою ответственность за исход каждого полета. Он много постиг в избранной профессии, но не останавливался на достигнутом. Будучи уже старшим сержантом сверхсрочной службы, авиационным механиком 1-го класса, он поступил в военное авиационно-техническое училище и экстерном его закончил. Ему было присвоено звание «младший лейтенант».

— Авиационная техника постоянно обновляется, — утверждает офицер. — Чтобы идти в ногу со временем, надо учиться, систематически работать над собой.

В этом и есть ключ к познанию, ключ к мастерству. А борьба за высокую классность для каждого из нас начинается с первыми аэродромными зорями.

Возвратившись в родную часть уже в новом качестве, младший лейтенант Бородин был назначен на должность техника самолета. По традиции, прежде чем допустить его к самостоятельной работе, к нему прикрепили опытного специалиста капитана Селиванова. Для этого офицера не существовало профессиональных тайн и загадок, которые он не мог бы разгадать. Если случались сложные неполадки, авиатор, не считаясь со временем, трудился до тех пор, пока не добивался их устранения. Вячеслав Алексеевич стремился подражать ему, по-доброму завидовал его всесторонней подкованности. Селиванов понимал это и не держал знания и опыт в секрете, а щедро делился с ним. Он любил повторять: «Быть мастером — наш долг, ведь мы в ответе за боеготовность ракетоносца, за безопасность полетов».

А вообще, считает Бородин, ему везло на хороших, по-настоящему увлеченных людей. К их числу относится и бывший в ту пору заместителем командира полка подполковник Гришин. Любимец специалистов, спокойный, уравновешенный. К нему можно было прийти с любой идеей, и, если он находил в ней рациональное зерно, то всегда горячо поддерживал и способствовал воплощению ее в жизнь.

Но не только тех, кто рангом выше, Бородин наделял лучшими качествами. За многолетнюю службу он не мог ни одного механика характеризовать с отрицательной стороны. Будучи уже начальником группы средств аварийного покидания самолета, он столкнулся с таким случаем. Его подчиненный допустил серьезную ошибку, в результате этого сработали два пиропатрона. Вроде бы факт налицо, виновен солдат, но офицер принял ответственность на себя: мол, недоучил, недоработал. Причем был убежден: поступил правильно. Видел в механике трудолюбивого, старательного человека, которому нужно было своевременно оказать помощь.

Бородин справедливо считает: коль имеешь дело с современной авиатехникой, то в одиночку тут не управиться, будь ты хоть семи пядей во лбу. А значит, нужно уметь обучать и воспитывать тех, кто трудится рядом, терпеливо готовить надежных помощников.

Сколько солдат, сержантов, прапорщиков прошло школу Бородина: и каждому из них была по душе его целеустремленность, способность владеть инициативой при обслуживании авиационных комплексов и их ремонте, увлеченность делом. Его энтузиазм, энергия отмечены медалью «За боевые заслуги».

Невольно эти качества передавались и его сыну, оказали решающее значение при выборе им жизненного пути. А случилось это не в одночасье. Бывало, приводил Вячеслав Алексеевич мальчишку, как тот просил, «показать самолет». Сын собственными глазами видел отца в деле. А кого может оставить равнодушным аэродром? Гул стреловидных машин, бегущих по рулежной дорожке, обдающих горячей волной так, что невольно хватаешься за шапку, затем с грохотом отрывающихся от бетона и почти отвесно вонзающихся в небесную синь.

Отец не настаивал, чтобы Роман стал военным. А когда тот решил поступать в Калининградское военное авиационно-техническое училище, возражать не стал. Провожая на вокзале, тихо произнес: «Не урони честь нашей семьи».

После окончания учебы родители получили от сына письмо, в котором он писал:

А совсем недавно Вячеслав Алексеевич получил от него волнующую весть: Романа назначили техником на самолет, который когда-то обслуживал он сам.

— Сын по моей бетонке пошел, — майор Бородин произнес эти слова сдержанно, но чувствовалось, он горд тем, что Роман идет его дорогой.

ОКЕАНСКИЕ ВАХТЫ ЧЕЛЯБИНЦЕВ