Энтрери снова связался с Джарлаксом?
Казалось бы, довольно странный союз, и для многих (как когда-то и для меня) — воплощение самых жутких ночных кошмаров. Думаю, во всем мире не найти никого хитрее и изобретательнее расчетливого и корыстного до мозга костей главаря Бреган Д'эрт. Джарлакс, умеющий процветать где угодно и способный даже из навоза создать дворец. В матриархальном Мензоберранзане Джарлакс благоденствовал не хуже Матери влиятельного Дома.
Для меня Джарлакс — загадка, он знал моего отца Закнафейна и даже, как утверждает, дружил с ним.
Но если он был дружен с Закнафейном, как же он мог сблизиться с Артемисом Энтрери? На первый взгляд это просто нелепо, и, тем не менее, я верю и в дружбу Джарлакса с моим отцом, и в то, что он опять заодно с Энтрери.
Если подходить непредвзято, ничего необъяснимого в этом союзе нет. Энтрери всю жизнь таился в тени, карая тех, на кого укажет тот, кто больше заплатит. Хозяина у него никогда не было, даже входя в состав какой-нибудь гильдии, он все равно оставался наемником. Наверняка такой блестящий боец, как он, пришелся ко двору в Бреган Д'эрт, особенно когда дроу вышли на поверхность и стали нуждаться в людях, которые могли бы служить для них прикрытием. Так что для Джарлакса дружба с Энтрери оказалась очень полезной.
Но эту пару связывает и нечто иное. Это ясно из того, как Джарлакс говорит об убийце, Он приложил много усилий ради устройства нашего поединка. Он сделал это не ради простой забавы и, уж конечно, не в услугу мне, а единственно в попытке повлиять на душевное состояние Энтрери. Джарлакс трезво оценивает мастерство и опыт убийцы, но заботится о нем, как настоящий друг.
Какое-то в этом есть несоответствие.
Мастерство Энтрери и Джарлакса как будто взаимно дополняют друг друга, но их представления о нравственности и темперамент совершенно различны. Но ведь именно на этих основах и держится прочная дружба?
А может, и нет.
Джарлакс намного великодушнее Артемиса Энтрери. Наемник может быть жесток, но не из прихоти. Им руководит расчет, он во всем ищет выгоду, и все же его великодушие иногда одерживает верх над алчностью. Несколько раз он мог бы доставить мою голову Матери Бэнр или Матери Мэлис и отхватить большой куш, но он позволял мне бежать. Разве Артемис Энтрери способен на такое великодушие?
Да ни за что.
Вообще-то я подозреваю, что если бы Энтрери узнал о том, что наемник спас меня после поединка в башне, то сначала попытался бы убить меня, а потом наверняка накинулся бы на Джарлакса. Такое вполне может произойти, но я полагаю, что Энтрери тогда поймет, что связался с чересчур сильным противником. Я имею в виду, конечно, не самого главаря, хотя он хитер и, как говорят, превосходно дерется, а его многочисленных и весьма опасных сторонников.
Вот почему Джарлакс так заинтересован в Энтрери. Он отчетливо видит, на что способен убийца, но не боится его, ведь Энтрери никогда не сможет объединить людей так, чтобы каждый зависел от другого. Энтрери не сможет убить Джарлакса, потому что будет в нем нуждаться.
Уж об этом наемник позаботится. Он оплетет его своей паутиной, которая тем прочнее, что выгода их взаимоотношений всегда будет обоюдна. Залог безопасности Бреган Д’эрт, у которой множество завистливых врагов, — сам Джарлакс, как никто умеющий сдерживать и успокаивать всех. Он непревзойден в умении оставить довольным каждого, он дипломат до мозга костей, тогда как Энтрери — одиночка, который хочет быть выше всех.
Джарлакс сплачивает. Энтрери добивается всего сам.
Однако он не может даже надеяться держать верх над главарем наемников. Джарлакс для этого слишком умен и предусмотрителен.
Но, несмотря на все это, я полагаю, их содружество будет крепнуть. Конечно, столкновения, причем небезопасные для обеих сторон, будут иметь место. Нельзя даже исключать, что Энтрери уже знает, что меня спасли и отпустили, и убил Джарлакса или сам погиб при попытке покушения. Но чем дольше они вместе, тем прочнее будут их отношения, и все больше станут походить на дружбу.
Я так говорю потому, что мне кажется, мировоззрение Джарлакса, в конце концов, возобладает, потому что из них двоих Артемис Энтрери более ущербен. Он не умеет доверять, потому ему так хочется все держать в своих руках. И хотя именно это делало его непревзойденным воином, это же сделало его жизнь пустой.
Их деловые отношения сводятся к тому, что Джарлакс обеспечивает безопасность Энтрери, а тот, в свою очередь, служит связующим звеном между бандой наемников-дроу и миром поверхности.
Но если говорить о личном, дроу дает убийце шанс вырваться из рамок, в которые он сам себя загнал, перестать быть волком-одиночкой. Я помню, как мы с Энтрери уходили из Мензоберранзана, где каждый из нас был пленником, только я у Бэнр, а он у Бреган Д'эрт. Там, в этом темном городе, убийца увидел собственное отражение, и оно ему не понравилось. Тогда почему же теперь он снова вернулся к Джарлаксу?
Перед обаянием главаря наемников трудно устоять, он обладает интуитивным пониманием того, как привлекать нужных людей и привязывать их к себе. В неизбежном столкновении мировоззрений, характеров и нравственных правил побеждает наемник, о чем говорит хотя бы то, что убийца и дроу снова вместе. И пусть Энтрери пока не осознает этого, я уверен, он приобретет больше не столько от союза, сколько от личного примера Джарлакса.
Быть может, с помощью наемника Энтрери поймет, как уйти от своего нынешнего бесцельного существования.
Или Джарлакс его убьет.
Но в любом случае всем прочим станет только лучше, как мне кажется.
Дзирт До'Урден
Этим вечером в «Медном муравье» было довольно людно, хафлинги сгрудились вокруг столов и играли в кости или другие игры, но все шепотом обсуждали последние происшествия в городе и округе. Переговариваться старались как можно тише, потому что в зале находились двое непосредственно причастных к этим событиям.
Шарлотта Весперс ощущала, что на нее смотрит множество глаз, и знала, что многие хафлинги здесь — приятели ее спутника. Сперва она чуть было не отказала Энтрери прийти на встречу с ним сюда, в дом Двайвел Тиггервиллис, но теперь видела, как удачно выбрано место. «Медный муравей» не просматривали ни Рай'ги, ни Киммуриэль, а это, как сказал Энтрери, первейшее условие любой встречи.
— Как ты можешь в открытую ходить по улицам Калимпорта с этим мечом? — негромко спросила Шарлотта.
— Да, он заметный, — согласился убийца безмятежно.
— Он знаменит, — возразила она, — Любой, кто знал Корина Сулеза, понимает, что добровольно тот ни за что не расстался бы с клинком, а ты демонстрируешь его всем и каждому. Всякий может решить, что между Домом Басадони и падением Даллабада есть прямая связь,
— Как это? — спросил он, откровенно наслаждаясь выражением, появившимся на лице Шарлотты.
— Корин мертв, а у Артемиса Энтрери его меч, — сухо процедила женщина.
— Правильно, он мертв, а потому меч ему больше не нужен, — беззаботно ответил убийца. — В городе считают, что он погиб во время переворота, устроенного его собственной дочерью, а она, по слухам, вовсе не имела желания стать рабыней Когтя Шарона, как ее отец.
— И поэтому он попал в руки Артемиса Энтрери? — усмехнулась она.
— Ходят слухи, что толчком к перевороту стал отказ Сулеза продать меч за назначенную цену. Баснословные деньги, между прочим, — продолжал Энтрери, непринужденно откидываясь на спинку стула. — Когда Адания узнала, что отец отказался от сделки…
— Невозможно, — выдохнула Шарлотта. — И ты думаешь, кто-то поверит в эту байку?
Энтрери криво усмехнулся.
— Тому, что болтает Шалази Озуль, обычно верят, — заметил он. — Некто наводил через него справки, не согласится ли Корин уступить меч. Причем было это за пару дней до захвата Даллабада.
Шарлотта тоже откинулась на кресле, обдумывая только что услышанное. На улицах действительно говорили, что Корин погиб в результате переворота, ведь Джарлакс при помощи кристалла держит в подчинении остатки гарнизона, и поступление сообщений из Даллабада не прекращалось. Пока власть Креншинибона крепка, никто так и не узнает, что же на самом деле произошло в оазисе. И если Энтрери говорит правду — а у Шарлотты не было причин в этом сомневаться, — отказ Корина Сулеза продать меч и впрямь свяжут с переворотом, а не с кражей или нападением Дома Басадони.
Она внимательно разглядывала Энтрери, и в ее глазах отражались и злоба, и восхищение. Чтобы заполучить желанный меч, он обо всем заранее позаботился. При этом, зная об отношениях убийцы с Киммуриэлем и Рай’ги. Шарлотта нисколько не сомневалась, что он навел темных эльфов на Даллабад специально ради того, чтобы завладеть оружием.
— Сложную паутину ты плетешь, — бросила она.
— Я слишком много времени провел с темными эльфами, — небрежно откликнулся он.
— Но ты ходишь по краю, — сказала женщина. — Многие гильдии подозревают, что свержение Сулеза связано с Домом Басадони, а ты расхаживаешь повсюду с этим мечом. Конечно, более правдоподобными кажутся другие слухи, однако твое поведение только усиливает подозрения о нашей причастности к смерти Корина Сулеза.
— А к чему склоняются паша Дадаклан и паша Ронин? — прикидываясь озабоченным, спросил Энтрери.
— Дадаклан осторожен и ничего не станет предпринимать открыто, — ответила Шарлотта. Поверив его притворству, она говорила убежденно, и он усмехнулся про себя. — Конечно, сложившееся положение его не слишком радует, как и возможные последствия.
— Это можно сказать и обо всех остальных, — предположил убийца. — Если только Джарлакс не обнаглеет настолько, что понастроит новых башен.
Он говорил подчеркнуто серьезно, чтобы проверить реакцию Шарлотты, — ничего такого, чего она сама не знала бы, он ей не сказал. Энтрери заметил, что ее губа слегка дрогнула. Что это: страх, презрение, досада? Убийца знал, что Рай'ги и Киммуриэля не устраивали действия Джарлакса, кроме того, они предполагали, что влияние властного и чуткого Креншинибона может привести к большим неприятностям. Они послали его к Морику, чтобы ослабить позиции банды на поверхности, это ясно, но почему тогда Шарлотта жива? Или, может, она заодно с этой парочкой, которая положила глаз на трон главаря?
— В любом случае дело сделано, и ничего не попишешь, — заключил Энтрери. — Я на самом деле очень хотел иметь Коготь Шарона. Разве есть на свете воин, который от него отказался бы? Но это только на руку Бреган Д'эрт, ведь Шалази Озуль продолжает рассказывать каждому встречному о щедром предложении, которое Сулез отклонил. А Адания никогда и не скрывала, что считает нелепым отношение отца к этому оружию. Джарлаксу нужно было место для возведения башни, он его получил. Теперь у Бреган Д’эрт есть своя застава за пределами города, и если что-то будет угрожать нам извне, то мы будем готовы. Все в выигрыше.
— А Артемис Энтрери получил меч, — заметила Шарлотта.
— Все в выигрыше, — повторил он.
— Если только мы не станем делать слишком больших и смелых шагов, иначе весь мир объединится против нас.
— Джарлакс уже много веков балансирует на грани, — ответил Энтрери. — Пока не свалился.
Шарлотта хотела что-то ответить, но все-таки придержала язык. Однако Энтрери этого было достаточно: весь разговор он затеял лишь для того, чтобы женщина хоть на миг перестала контролировать себя и проявила истинные чувства. Она чуть было не произнесла, что все эти долгие века у Джарлакса не было Креншинибона, и значит, тот впервые был в подчинении у кого-либо.
— Ничего не говори о наших опасениях Рай’ги и Киммуриэлю, — потребовал Энтрери. — Они и так напуганы, а тот, кто боится, пусть это даже дроу, может наделать непоправимых ошибок. Мы будем наблюдать со стороны — может, удастся как-то выйти сухими из воды, если начнется междоусобная война.
Шарлотта кивнула и поняла, что на этом разговор окончен. Женщина встала и вышла из комнаты.
Энтрери не поверил ей ни на йоту. Он-то был уверен, что Шарлотта тотчас же донесет Рай’ги и Киммуриэлю, надеясь извлечь из этого какую-нибудь выгоду для себя. Но ради этого все и затевалось. Энтрери вынудил Шарлотту проявить себя, показать, на чьей она стороне в этом хитросплетении интриг. Само собой, оброненное им замечание о том, что им вдвоем удастся выбраться, когда станет слишком жарко, женщина восприняла как пустую болтовню, потому что неплохо знала убийцу и понимала, что меньше всего он будет печься о ее участи, когда надумает сбежать от Бреган Д'эрт. Скорее он недрогнувшей рукой всадит ей кинжал в спину, как и всем прежним своим «союзникам», от Талана Белмера до крысиного оборотня Рассистера.
Энтрери подумал, что Рай’ги, Киммуриэль и Шарлотта, вероятно, правы, думая, что Креншинибон плохо влияет на хитрого главаря наемников, заманивая его на дорогу, которая приведет к крушению планов Бреган Д’эрт на поверхности. Энтрери это, понятное дело, мало беспокоило: он был бы только рад, если бы темные эльфы убрались восвояси. Гораздо больше убийцу волновало то, как будут развиваться его взаимоотношения с руководителями, банды. Рай’ги и Киммуриэль ненавидели его лютой ненавистью, не только из-за того, что ему не посчастливилось родиться дроу, а еще и потому, что мастерство Энтрери и его умение выживать в самых жестоких обстоятельствах их пугали. Он вполне ясно представлял, что его ждет, лишись он покровительства Джарлакса. Заполучив Коготь Шарона, грозу всех магов и псиоников, Артемис Энтрери слегка было приободрился, но меч сам по себе не давал ему никаких преимуществ в открытом бою с дроу. А если эта парочка приберет к рукам всю Бреган Д’эрт, то, располагая силами в сотни великолепно вымуштрованных темных эльфов…
Об этом ему даже думать не хотелось.
Единственное, в чем не было никаких сомнений: его гибель последует тотчас за свержением Джарлакса.
Киммуриэль с некоторым трепетом продвигался по туннелям под Даллабадом. Все-таки он шел на встречу с хасцаккином, иллитидом, а они все непредсказуемы и смертельно опасны. И все же он отправился один и даже Рай'ги не признался, куда идет.
Есть вещи, понятные только псионикам.
За крутым поворотом он наткнулся на поджидавшего его урода с похожей на луковицу головой, который спокойно сидел в нише на камне. Несмотря на то, что глаза Яраскрика были закрыты, Киммуриэль знал, что тот не спит, чувствуя исходящую от него энергию.
«Похоже, я правильно сделал, что стал на сторону Бреган Д'эрт», — обратился к нему иллитид.
«Дроу сильнее людей», — согласился темный эльф, настраиваясь на его волну.
«Сильнее этих людей», — поправил Яраскрик.
Киммуриэль поблагодарил поклоном, решив, что тема исчерпана, но Яраскрик не думал останавливаться.
«Сильнее Корина Сулеза, — продолжал иллитид. — Мания обладания одним магическим предметом сделала его ущербным».
Тут Киммуриэль понял, что связывало проницателя разума и жалкого владельца оазиса Даллабад. А иначе, зачем существу, обладавшему таким могуществом, столь бездарно тратить свое время?
«Тебя послали изучить волшебный меч и перчатку», — предположил он.
«Мы хотим понимать все, что мешает проявлению нашей силы, — с готовностью признал Яраскрик. — Но нет вещей, чье могущество беспредельно. И эти оказались не так сильны, как надеялся Корин Сулез, иначе захват не состоялся бы».
«Мы это тоже поняли», — подтвердил дроу.
«Я все равно собирался расстаться с Корином Сулезом», — сказал Яраскрик.
Это означало, что иллитид — а эти существа считались самыми дотошными на свете — полагал, что узнал о перчатке и мече все, что только возможно.
«Человек по имени Артемис Энтрери прибрал к рукам и перчатку, и Коготь Шарона», — сказал дроу.
«Само собой, это и было его целью, — ответил иллитид. — Он боится тебя, и правильно делает. У тебя сильная воля, Киммуриэль из Дома Облодра».
Дроу снова поклонился.
«Меч по имени Коготь Шарона следует уважать, а еще больше — перчатку, которую его владелец носит на правой руке. С их помощью он может обратить против тебя твою же силу, если не будешь осторожен».
Киммуриэль заверил его, что за Артемисом Энтрери и его опасным оружием будут наблюдать неусыпно.
«А ты больше не будешь следить за этими предметами?» — спросил он иллитида.
«Наверное, нет».
«А может, Бреган Д'эрт найдет для тебя возможность проявить твой выдающийся талант?» — предложил дроу.
Он думал, будет нетрудно уговорить Джарлакса все устроить. В Подземье темные эльфы нередко заключали соглашения с иллитидами.
Яраскрик умолк на долгое время, и умный дроу понял, что это значит.
— У тебя есть предложение получше? — усмехнувшись, спросил он вслух.
«Мне лучше оставаться в стороне, и никто из Бреган Д'эрт, кроме Киммуриэля Облодры, не будет знать обо мне», — веско заявил Яраскрик.
Киммуриэль сначала не понял и решил, было, что Яраскрик опасается, что банда станет на сторону Энтрери, если между ним и иллитидом вдруг назреет противостояние, и стал, было разуверять его, но проницатель разума передал ему необычайно четкий образ хрустальной башни, сверкающей над кронами пальм оазиса Даллабад.
— Башня? — вслух спросил Киммуриэль. — Но ведь она всего лишь порождение Креншинибона.
«Креншинибон», — повторил иллитид, и дроу ощутил в одном этом слове волнение и величайшее почтение.
«Это вещь, — пояснил дроу. — Новая игрушка Джарлакса».
«Неверно, — последовал ответ Яраскрика. — Он нечто гораздо большее, как ты и сам начал подозревать».
Киммуриэль сощурил горевшие красным огнем глаза, сосредоточенно внимая мыслям иллитида и чувствуя, что получит подтверждение своим и Рай'ги опасениям,
«Я не могу проникнуть в мысли Джарлакса, — продолжал иллитид. — У него есть защита».
«Да, повязка. Она преграждает доступ к его разуму чародеям, жрецам и псионикам».
«Но против Креншинибона эта жалкая вещица бессильна», — пояснил Яраскрик.
«Откуда ты знаешь о нем?»
«Моему народу Креншинибон известен давно, кристалл очень древний, и мы не раз сталкивались с ним, — стал рассказывать Яраскрик. — Хрустальный осколок презирает мой народ за то, что мы неподвластны ему. Наш великий народ — единственный, кто владеет необходимой ментальной практикой, способной пресечь его неутолимое стремление к абсолютной власти. И ты тоже, Киммуриэль, легко можешь выйти из сферы влияния Креншинибона».
Дроу некоторое время обдумывал его слова и решил, что Яраскрик хотел сказать, что только псионики способны противостоять проникновению хрустального осколка в их разум, ведь повязка Джарлакса была созданием магии, а не псионической силы.
«Сначала Креншинибон наносит удар по эго, — объяснил иллитид. — Суля величие, власть и богатство, он вербует себе рабов»,
«У него с дроу много общего», — заметил Киммуриэль.
Проницатель разума разразился противным бульканьем.
«Чем более честолюбив владелец, тем проще завладеть им».
«А что, если владелец честолюбив, но при этом очень расчетлив и осторожен?» — спросил Киммуриэль. Джарлакс, по крайней мере, прежде, никогда не позволял честолюбию взять верх над здравым смыслом — Киммуриэль и Рай'ги лишь недавно стали сомневаться в разумности решений главаря.
«Кое-кто из низших созданий тоже может противостоять его зову, — признал иллитид. Под низшими, как понял Киммуриэль, он подразумевал всех, кто не иллитид или, по меньшей мере, не псионик. — У Креншинибона почти нет власти над благородными людьми, добрыми жрецами, справедливыми правителями и честными крестьянами, зато любой из этих ничтожеств — в том числе и дроу, верно? — кто стремится к власти и подвластен разрушительным страстям, неизбежно подпадет под власть Креншинибона».
Киммуриэлю стало ясно, почему Дзирт До'Урден и его «героические» друзья хотели избавиться от кристалла. К тому же становилось понятным поведение Джарлакса в последнее время, и подтверждались опасения псионика, что главарь ведет всю Бреган Д'эрт непонятно куда.
«В другое время я бы не отказался от предложения Бреган Д'эрт, — сказал Яраскрик, дав собеседнику подумать. — Ты и твои соплеменники достойны вашей славы, и пребывание с вами было бы, по меньшей мере, интересным — быть может, даже познавательным и выгодным, — но, боюсь, вскоре вся Бреган Д'эрт станет принадлежать Креншинибону».
«А почему ты этого боишься? Ведь если Креншинибон заменит главаря, он поведет нас к честолюбивым свершениям, к которым мы всегда и стремились». Киммуриэль опасался, что ответ ему уже известен.
«Я не доверяю дроу. — сознался иллитид, — но достаточно хорошо понимаю ваши желания и действия, и полагаю, что среди людского сброда нам не пристало быть врагами. Я вам не доверяю, но и не боюсь вас, потому что вы ничего не выиграете от моей смерти. Вы же понимаете, что я неразрывно связан со своим народом, и если вы меня убьете, у вас сразу появится множество сильных врагов».
Киммуриэль чуть поклонился, соглашаясь.
«Однако Креншинибону чужда расчетливость, — продолжал Яраскрик. — Он поглощает все, он жаждет господства над миром, подчиняя себе все, что может подчинить, а то, что не может, — уничтожает. Он гроза бесов и любовь демонов, он приносит разрушение и не признает никаких законов. Ваша богиня Ллос наверняка оценила бы кристалл и наслаждалась бы хаосом, который он рождает, но только Креншинибон, в отличие от дроу, стремится не к какому-то исходу, а ко всепоглощению. Креншинибон принесет Бреган Д'эрт небывалую славу — ведь у вас и сейчас уже много добровольных рабов, включая дочь человека, свергнутого вами с трона. Но потом хрустальный осколок от вас откажется, и вы останетесь один на один с врагами, которые сильнее вас. Он повторяет это из века в век. Его жажда не подчиняется ничему, это шар, который раздувается, чтобы лопнуть».
Внимая его мыслям, Киммуриэль невольно содрогнулся, поскольку ясно видел, что именно эта дорожка стелется теперь перед Бреган Д’эрт.
«Он поглощает все, подчиняя, что может, и, уничтожая то, что не может подчинить», — повторил Яраскрик.
«А ты среди тех, кто ему неподвластен», — добавил дроу.
— Как и ты, — вслух булькнул иллитид. — Башня Железной Воли и Пустого Разума, — произнес он формулу ментальной защиты, которой псионики пользовались, борясь друг с другом.
Киммуриэль досадливо крякнул, поняв, что иллитид только что заманил его в ловушку. Видимо, опасаясь, что дроу выдаст его Джарлаксу или кристаллу, Яраскрик вынудил его быть с ним заодно. Само собой, Киммуриэль тоже знал защитную формулу, и теперь, если Креншинибон попытается завладеть и его волей, он машинально активирует ее, поскольку знает теперь, в чем его защита. Ведь как у любого псионика, да и просто разумного существа, сознание Киммуриэля сразу восстало бы против такого вторжения.
Он тяжело глядел на иллитида, ненавидя его и при этом разделяя его опасения по поводу Креншинибона. Наверняка кристалл попытается установить над ним свою власть или уничтожить, но когда выяснится, что Киммуриэлю известны необходимые способы защиты, псионик сразу превратится во врага хрустального осколка.
— Ты будешь наблюдать за нами? — обратился он к иллитиду, надеясь, что тот скажет «да».
Он почувствовал, как сквозь него прокатилась волна неопределенных неясных мыслей, из которых понятно было лишь то, что иллитид намерен наблюдать за кристаллом.
Таким образом, они стали сообщниками по необходимости.
— Мне она не нравится, — тонким голоском заявила взволнованная Двайвел Тиггервиллис, усаживаясь на освободившееся место Шарлотты за столиком Энтрери.
— Тебя оскорбляют ее высокий рост и красота? — съязвил убийца.
Двайвел бросила на него полный недоумения взгляд,
— Нет, ее двуличие, — ответила она. Энтрери чуть приподнял бровь. Разве в подпольном мире Калимпорта все, включая самого убийцу и Двайвел, не ведут двойную игру?
Если оградиться от всех двуличных, останешься в полном одиночестве.
— Это другой случай, — промолвила Двайвел, взмахом руки остановив официанта и взяв с подноса бокал.
— Значит, дело все-таки в росте и красоте, — усмехнулся Энтрери.
Собственная шутка его немного позабавила, и при этом он вдруг осознал странную вещь: с Двайвел он мог разговаривать в таком тоне и часто позволял себе это. Артемис, сколько себя помнил, не встречал людей, с которыми мог бы непринужденно болтать. Но с этой малышкой он чувствовал себя настолько легко, что даже подумывал нанять чародея, чтобы выяснить, не применяет ли она какие-то особые чары. Собственно, он сразу же положил левую руку на затянутый в перчатку кулак и мгновенно сосредоточился, чтобы почувствовать, не исходят ли от Двайвел какие-либо магические излучения.
Но от маленькой женщины исходили лишь искренние дружеские чувства, казавшиеся Энтрери еще более загадочными, чем любое волшебство.
— Я всегда завидовала женщинам вашей расы, — едко ответила Двайвел, сохраняя при этом совершенно невозмутимое лицо. — Они такие высоченные, на них даже огр мог бы запасть.
Энтрери хохотнул. Такое с ним редко случалось, и он не преминул это отметить.
— Между Шарлоттой и другими людьми, включая тебя, есть огромная разница, — продолжала хафлинг. — Все мы ведем каждый свою игру, иначе нам не выжить, все мы обманываем, водим за нос, замышляем что-то, сбиваем с толку, путаем правду с ложью, добиваясь каких-то своих целей. Другое дело, что цели у всех разные. Тебя я понимаю. Я знаю, чего ты хочешь, к чему стремишься, и знаю, что могу попрощаться с жизнью, если помешаю тебе в их достижении. Но так же твердо я знаю и то, что, пока я не мешаю, ни один из твоих клинков меня не коснется.
— А ведь и Дондон так думал, — вставил Энтрери.
Дондон Тиггервиллис был родственником Двайвел и в прошлом — ближайшим приятелем убийцы. Тем не менее, Энтрери убил этого жалкого хафлинга, вернувшись в Калимпорт после последней схватки с Дзиртом До'Урденом.
— Можешь мне поверить, самого Дондона то, что ты сделал, не удивило бы, — бросила Двайвел. — Он был хорошим другом, и наверняка убил бы тебя, окажись ты в таком же положении, что и он. Ты оказал ему услугу.
Энтрери пожал плечами, не зная, согласиться ли, поскольку до сих пор сомневался в том, что заставило его так поступить. Убил ли он Дондона затем, чтобы избавить его от самого себя, ставшего самому себе обузой, обжору, который был не в силах передвигаться по комнате? Или же он убил его, потому что не в состоянии был смотреть на развалину, в которую превратился хафлинг, убил за то, что он так низко пал?
— Шарлотте нельзя верить, потому что тебе никогда не понять ее истинных целей и намерений, — продолжала Двайвел. — Да, как и многие другие, она хочет власти. Но понять, где она надеется ее найти, невозможно. Верность ей неведома. Ради более выгодной сделки она растопчет любого и каждого,
Энтрери кивнул в знак согласия. Шарлотта никогда не нравилась ему, и, как и Двайвел, он никогда не верил ей ни на йоту. У Шарлотты Весперс не было ни принципов, ни правил, одно лишь бесконечное себялюбие.
— Она не знает границ, — заметила Двайвел. — Мне всегда не слишком нравились женщины, пользующиеся своим телом для достижения желаемого. Я, знаешь ли, тоже не уродина, но при этом мне никогда не приходилось ронять себя так, как она.
Она сказала это весело, и Энтрери улыбнулся. Двайвел и впрямь привлекательна: у нее красивое лицо, она умеет прекрасно одеться и при этом обладает острым умом, проницательностью и умением разбираться в людях.
— Ну и как тебе новый товарищ? — вдруг спросила она.
Энтрери удивленно уставился на нее — умеет же она сменить тему.
— Да меч же, — с притворным раздражением пояснила она. — Теперь ты его хозяин. Или он — твой.
— Я его хозяин, — выделяя каждое слово, ответил Энтрери, кладя руку на костяной эфес. Двайвел недоверчиво поглядела на него.
— Наш поединок с Когтем Шарона еще не состоялся, — признал убийца, — но я не думаю, что меч настолько могуч и мне следует его бояться.
— А разве Джарлакс не думал то же самое о Креншинибоне? — невинно поинтересовалась хафлинг, и Энтрери насторожился.
— Он возвел хрустальную башню, — продолжала всеведущая Двайвел. — А это, если верить старым мудрецам, одно из самых заветных желаний кристалла.
Энтрери хотел спросить, откуда ей известно все это: о кристалле, о Даллабаде, о башне и о том, кто за этим стоит, но воздержался. Само собой, Двайвел все известно, она всегда все знает — и это один из секретов ее притягательности. В частых беседах Энтрери дал ей достаточно намеков, чтобы она сама обо всем догадалась, к тому же у нее было много осведомителей. Если Двайвел Тиггервиллис узнала, что у Джарлакса есть некий предмет по прозванию Креншинибон, то она наверняка сразу отправилась к мудрецам и хорошо заплатила им за сведения о всесильном осколке.
— Он думает, что владеет кристаллом, — сказала она.
— Не надо недооценивать Джарлакса, — предупредил убийца. — Многие совершили эту ошибку и сейчас мертвы.
— Не надо недооценивать кристалл, — решительно парировала Двайвел. — Многие совершили эту ошибку и сейчас мертвы.
— Что ж, тогда они стоят друг друга, — небрежно бросил Энтрери. Он положил подбородок на ладонь и, поглаживая безупречно гладкую щеку, задумался. — Джарлакс умеет управлять Креншинибоном, — наконец изрек он.
Двайвел молчала.
— Более того, — продолжал убийца, стараясь разобраться в собственном отношении и обращаясь больше к себе, чем к ней, — он примет союз с Креншинибоном, если тот окажется равен ему. Вот разница между Джарлаксом и мной. Если нужно, он сделает кристалл компаньоном и найдет способ объединить цели.
— Но у Артемиса Энтрери не может быть компаньонов, — вставила Двайвел.
Убийца снова задумался и даже мельком глянул на свой новый меч, обладавший и проницательностью, и умением подчинять; оружие, чей дух необходимо укротить, если хочешь действительно владеть им.
— Это так, — согласился он. — Компаньонов у меня нет, да я и не хочу. Этот меч — мой, и будет мне служить. Только так.
— А если нет?
— А если нет, то окажется в едкой пасти черного дракона, — с такой яростью проговорил Энтрери, что Двайвел поверила.
— Кто же тогда сильнее, — отважилась спросить она, — Джарлакс, который умеет поступаться своей исключительностью, или одиночка Энтрери?
— Я, — ни мгновения не колеблясь, ответил он. — Может, сейчас Джарлакс и думает иначе, но среди его окружения рано или поздно найдется предатель, который его и свергнет.
— Тебе всегда была противна мысль выполнять чьи-то приказы, — со смехом заключила Двайвел. — Вот почему тебе несносно устройство нашего мира!
— Чтобы подчиняться приказу, надо доверять тому, кто его отдаст, — отозвался Энтрери, и по его тону было ясно, что он не обиделся. Наоборот, в голосе звучала доверительность, подтверждавшая, что обаяние Двайвел Тиггервиллис и над ним имело власть. — Вот поэтому, дорогая моя Двайвел, мне так не нравится устройство мира. В очень юном возрасте я узнал, что верить кому-то или рассчитывать на кого-либо, кроме себя, нельзя. Зависимость от других открывает ворота обману и горестям, ты становишься уязвим, и кто-то обязательно воспользуется этим. Зависимость от других — слабость.
Двайвел немного посидела молча.
— Но раз ты говоришь мне это, значит, мне ты научился доверять, — наконец сказала она. — Значит, из-за меня ты стал слабее, мой друг?
Энтрери криво улыбнулся, и непонятно было, позабавили его ее слова, или он предупреждал ее не лезть не в свое дело.
— Может, я просто слишком хорошо знаю и тебя, и твою шайку, чтобы понимать, что вас можно не бояться, — нахально ответил он, вставая и потягиваясь. — А может, у тебя просто хватило ума не пытаться приказывать мне.
Двайвел тоже улыбнулась открытой, искренней улыбкой. В глазах Энтрери мелькнул благодарный огонек. Возможно, для этого холодного человека их непринужденные беседы и впрямь были проявлением слабости. Но Энтрери действительно доверял Двайвел, признавайся в этом или нет, и может, даже больше, чем кому-либо за всю жизнь. По крайней мере, с тех пор. как его предали, навсегда искалечив ему душу.
Энтрери направился к двери легкой непринужденной походкой танцора. Многие опасливо оборачивались ему вслед — надо быть настороже, когда рядом находится смертельно опасный убийца.
Но Двайвел была спокойна. Вскоре после смерти Дондона она поняла, как можно сохранить их странную дружбу. Энтрери, несомненно, убил бы ее, если бы она его разозлила, но Двайвел прекрасно знала, за какую черту нельзя заходить.
Глядя в спину опасного друга, выходившего из «Медного муравья», она улыбалась спокойно и искренне.
— Мои господин, он сказал, что я должен заплатить тебе, это так? — гнусаво спросил у одного из привратников крепости жалкий темнокожий человечек. — Корин Сулез — хозяин Даллабада, правильно? Мой хозяин говорит, надо заплатить Корину за воду и отдых в тени, да?
Солдат переглянулся с напарником, и оба поглядели на человечка, кивавшего, как болванчик.
— Видишь эту башню? — спросил первый, глазами показав на странное хрустальное строение, сиявшее над оазисом. — Она принадлежит Адании Сулез, теперь она правит Даллабадом.
Человечек смотрел на башню в немом восторге.
— Адани-ия, — протянул он, словно что-то припоминая. — Сулез, так? Как Корин.
— Она дочь Корина Сулеза, — объяснил привратник. — Отправляйся, скажи своему господину, что теперь она хозяйка оазиса. Это ей ты платишь, через меня, конечно.
Человечек взволнованно затряс головой.
— Да-да-да, — согласился он, протягивая тощий кошелек, — и тогда мой господин сможет с ней встретиться, да?
Солдат пожал плечами.
— Возможно, если мне удастся попросить ее, — он протянул руку, и посетитель недоуменно поглядел на него.
— Если у меня найдется время, чтобы сходить и доложить, — с нажимом добавил стражник.
— Я должен заплатить, чтобы ей доложили? — спросил недотепа, а второй солдат громко фыркнул, поражаясь его тупости.
— Ты платишь мне, я докладываю ей, — в лоб заявил стражник. — Не платишь, и она не принимает твоего хозяина.
— Но… если я заплачу, мы… он встретится с ней?
— Если она соизволит. Я ей передам, но большего обещать не могу.
Маленький человек по-прежнему тряс головой, но глаза отвел в сторону, обдумывая, как поступить.
— Я заплачу, — наконец решил он и протянул еще один кошелек, поменьше.
Стражник сгреб его и подбросил на ладони, прикидывая, сколько денег внутри, потом недовольно поморщился и покачал головой, давая понять, что этого мало.
— Но у меня больше ничего нет! — вскричал человечек.
— Тогда ступай, раздобудь еще.
Человечек мялся в нерешительности. Он потянулся было ко второму кошельку, но стражник быстро отдернул руку и грозно поглядел на него. Еще немного помявшись, человечек вдруг взвизгнул и бросился прочь.
— Думаешь, нападут? — лениво спросил второй стражник.
Утром в поисках укрытия от палящего солнца в Даллабад вошел караван. В нем было человек двадцать, но опасаться было нечего, чародеев среди них, похоже, не было. Так что даже если они нападут, для защитников крепости, теперь служивших Аданий Сулез, это станет всего лишь развлечением.
— Думаю, наш приятель уже позабыл о кошельке, — ответил первый. — Ну, или, по крайней мере, о том, как его не стало.
Оба рассмеялись. После свержения Корина в оазисе все шло своим чередом. Они по-прежнему обирают проезжающих путешественников и торговцев. Само собой, стражник доложит Адании, что хозяин каравана желает с ней встретиться, — ведь теперь она собирает все сведения и слухи. А то, что маленький негодник лишился некоторой части своего состояния, кому какое дело?
Все шло своим чередом.
— Значит, правда, что Корин мертв, — задумчиво проговорил Липке, руководитель разведывательного отряда и по совместительству «хозяин каравана».
Сквозь щель занавеси на входе в палатку он поглядел на сверкающую башню, так взволновавшую весь Калимшан. То, что Корина Сулеза, наконец, убили и его дочь прибрала Даллабад к рукам, мало кого волновало, но ходили слухи, что за всем этим стоит перераспределение власти между гильдиями Калимпорта, а это уже настораживало вождей всей округи.
— Правда и то, что теперь здесь управляет его дочь, — ответил Тралбаль, вытаскивая из-под рубашки «горб» — толстую прокладку, придававшую ему жалкий, приниженный вид. — Будь проклято имя той, что посмела восстать против отца!
— А может, у нее не было выбора, — предположил Рольманет, третий из них. — В Калимпорте видели Артемиса Энтрери с Когтем Шарона. Возможно, Адания продала его, как говорят некоторые. Возможно, обменяла на постройку башни, как говорят другие. А возможно, убийца снял его с трупа Корина Сулеза.
— Должно быть, это Басадони, — рассудил Липке. — Я знаю Аданию, она бы не поступила с отцом так жестоко и не продала бы меч. В Даллабаде полно золота.
— Но с чего бы тогда гильдия Басадони оставила ее управлять оазисом? — спросил Тралбаль. — Точнее, как она могла остаться, будь в ней хоть капля верности отцу? Стражники у ворот из гарнизона Даллабада, я уверен, — добавил он. — Как у всех здешних жителей, кожа у них загорелая и обветренная, значит, они не из города и в пустыне давно. Корин Сулез хорошо относился к своим подчиненным, даже у последнего из них всегда были деньги, чтобы сходить в игорный шатер. Неужели все они в один миг предали его?
Все трое переглянулись и внезапно дружно рассмеялись. В гильдиях и бандах всего Калимшана верность была очень редким товаром.
— Что ж, ты вроде верно рассуждаешь, — согласился Тралбаль, — но все-таки мне кажется, что-то тут не то. Не может быть, чтобы это был просто переворот.
— Пожалуй, ты прав, — ответил Липке. — Артемис Энтрери разгуливает с мечом. Корина, но если Адания решила закрепить оазис за собой, неужели она так легко рассталась бы со столь грозным оружием?
— Если только она сама не наняла Энтрери убить отца, а расплатилась Когтем Шарона. — предположил Рольманет. Ему это пришло в голову только сейчас, но он был доволен своей догадкой — она казалась весьма правдоподобной и многое расставила бы по местам.
— Если так, то это самый дорогостоящий заказ во всем Калимшане за последние несколько веков, — заметил Липке.
— А если нет, что тогда? — раздраженно спросил Рольманет.
— Басадони, — уверенно заявил Тралбаль. — Больше некому. Они и в городе всюду тянут свои лапы, а теперь нанесли удар за его стенами, надеясь, что окажутся вне досягаемости любопытных глаз. Мы должны это подтвердить.
Остальные согласились, хотя и без видимой охоты.
Джарлакс, Киммуриэль и Рай'ги удобно расположились в креслах на втором этаже Хрустальной башни. В магическом зеркале, которое Рай'ги создал совместно с Креншинибоном, отражались три разведчика, и дроу слышали их разговор от первого до последнего слова, наблюдая за ними с того самого момента, как жалкий «горбун» распрощался со своими деньгами у ворот крепости.
— Это недопустимо, — с некоторой горячностью сказал Рай'ги, поворачиваясь к Джарлаксу. — Мы так быстро и далеко зашли, что привлекаем нежелательное внимание.
Киммуриэль немедленно внушил ему: «Не здесь. Внутри башни нельзя». И сразу почувствовал, что энергия кристалла осаждает его сознание, чтобы пробиться внутрь. Он тут же подавил все псионические проявления, не желая пока привлекать к себе внимание Креншинибона и выдавать ему, кто он на самом деле, — слишком свежи были предостережения Яраскрика.
— Что ты собираешься с ними делать? — уже спокойнее спросил Рай'ги. Взглядом он показал Киммуриэлю, что получил его послание и будет следить за своими мыслями.
— Уничтожить, — предложил Облодра.
— Переманить на свою сторону, — возразил Джарлакс. — В отряде человек двадцать, и они наверняка связаны с разными гильдиями. У нас будут превосходные шпионы.
— Слишком опасно, — заметил Рай'ги.
— Тот, кто подчинится воле Креншинибона, будет нам служить, — хладнокровно ответил Джарлакс. — А кто не подчинится, будет уничтожен.
Но Рай’ги это не устраивало. Он хотел что-то возразить, однако Киммуриэль положил руку ему на плечо.
— Будешь торговаться с ними? — спросил главаря Киммуриэль. — Или послать солдат, чтобы скрутили их и привели сюда, к Креншинибону?
— Он может проникнуть в их разум и отсюда, — ответил Джарлакс. — Те, что покорятся, сами перебьют упорствующих.
— А если упорные окажутся сильнее? — встрял Рай'ги, но Киммуриэль снова сделал ему знак молчать.
— Нам надо некоторое время быть начеку. Смена власти в Даллабаде и появление башни — слишком заметные вещи, — негромко сказал он Джарлаксу.
Главарь кивнул:
— Креншинибон всегда начеку.
Псионик улыбнулся в ответ, но самоуверенность Джарлакса лишь больше встревожила его. Похоже, предупреждения Яраскрика подтверждались: кристалл действительно поглощает все.
Киммуриэль и Рай'ги вышли, оставив командира наедине с его новым компаньоном.
Выйдя из палатки на жгучее солнце, Рольманет и Тралбаль долго щурились. Вокруг царило оживление, как обычно перед, дорогой: люди чистили лошадей и наполняли водой бурдюки на дорогу до Калимпорта.
Их разведывательный отряд должен был разузнавать все, что возможно в оазисе и выяснить, какой гарнизон остался в крепости. Их было семнадцать человек, и Рольманет вскоре обнаружил, что все семнадцать собрались вокруг палатки. К тому же он приметил, что многие как-то странно поглядывают в его сторону.
Особенно его поразил один.
— По-моему, он уже наполнял эти бурдюки, — обратился Рольманет к своему спутнику. — И разве он не должен был сейчас наблюдать за стражниками на восточной стене? — Повернувшись к Тралбалю. он увидел, что тот стоит, заворожено глядя на хрустальную башню.
— Тралбаль, — позвал он, и сделал шаг к нему, но сразу же отступил, почувствовав неладное.
На лице Тралбаля появилось выражение какой-то детской безмятежности.
— Ты разве не слышишь? — обратился он к Рольманету. — Эта музыка…
— Какая музыка? — изумленно поглядел на него Рольманет и прислушался.
— Прекрасная, — откликнулся Тралбаль довольно громко, и многие согласно закивали.
Рольманет изо всех сил старался казаться спокойным. Вскоре он и сам услышал какую-то мелодию. Ее небесные звуки лились, даруя мир, суля благополучие, богатство, власть и требуя взамен подчинения.
— Я остаюсь в Даллабаде, — внезапно заявил Липке, выходя из палатки. — Здесь можно добиться гораздо большего, чем у паши Брукаля.
Рольманет вытаращился на него, с трудом борясь с порывом броситься прочь отсюда. Ему все стало ясно: это действует какое-то заклинание.
— Чудесная музыка, — произнес неподалеку кто-то еще.
— Ты ее слышишь? — снова спросил его Тралбаль.
Прежде чем обернуться к товарищу, Рольманет постарался напустить на себя беззаботный вид.
— Нет, не слышит, — вместо него ответил Липке. — Он не понимает, какие здесь открываются возможности. Он нас продаст!
— Но это же наваждение! — закричал Рольманет, выхватывая ятаган. — Это чары колдуна, он хочет поработить нас! Боритесь! Не поддавайтесь ему, друзья!
В тот же миг рядом оказался Липке и замахнулся мечом. Рольманет ловко парировал, но сам нанести удар не успел, потому что в тот же миг подоспевший Тралбаль сделал выпад, целя ему в сердце.
Каким-то чудом Рольманет сумел отразить и этот удар и закричал, как безумный:
— Да вы спятили, что ли?
Он постепенно отступал, осторожно оглядываясь в поисках сторонников и примечая противников. У источника шла еще одна драка, там несколько мужчин навалились всем скопом на одного, свалили с ног и безжалостно избивали.
И при этом не переставали орать, что тот предаст их в час величайшего успеха, если не слышит музыку.
Еще кто-то, на кого чары тоже не подействовали, попытался убежать, но все бросились за ним, оставив избитого лежать лицом в песок.
Рольманет обернулся к противникам, в течение нескольких лет бывших его лучшими друзьями.
— Это все ложь, колдовство! — не сдавался он. — Ну как вы не поймете?
Липке бросился на него, сделав обманный выпад в нижнюю часть туловища, потом полоснул вверх, и Рольманет был вынужден отпрянуть, едва не потеряв равновесие. Липке наступал. Он снова ткнул мечом, и у Рольманета, казалось, больше нет шансов.
Но внезапно Тралбаль блокировал смертельный удар.
— Подожди! — выкрикнул он, — Рольманет прав! Прошу, прислушайся получше к этим посулам!
Однако Липке полностью подпал под чары Креншинибона. Он приостановился, но лишь затем, чтобы Тралбаль поверил, что он задумался. А когда Тралбаль с улыбкой опустил оружие, Липке полоснул его по шее.
Обернувшись, он увидел, что Рольманет что есть духу несется к коновязи у источника.
— Держите, держите его! — заорал Липке и бросился в погоню. Рольманет вскочил в седло, и конь развернулся, взрыв копытами песок. Несколько человек кинулось ему наперерез. Однако всадник он был превосходный, и им не удалось его остановить.
Он стремительно помчался прочь от Даллабада, даже не остановившись помочь еще одному упорному, которого уже окружили со всех сторон и вот-вот должны были схватить бывшие товарищи. Рольманет гнал коня во весь опор по пустой пыльной дороге к далекому Калимпорту.
Силой мысли Джарлакс и Креншинибон заставили магическое зеркало следить за беглецом.
Главарь ощущал, какая сила копится в стенах башни. С тихим гулом она вбирала в себя солнечный свет, усиливая его многочисленными зеркалами и призмами и направляя в вершину. Джарлакс понимал, что задумал Креншинибон. Учитывая, каковы могли быть последствия этого побега, его решение казалось вполне разумным.
«Не убивай его, — тем не менее, попросил Джарлакс, не вполне понимая зачем. — Он вряд ли сможет рассказать своим хозяевам что-то такое, чего они и так не знают. Эти шпионы понятия не имеют, кто стоит за захватом Даллабада. И предположат, что чародей…»
Однако ни ответа, ни возражения от кристалла не последовало, в полнейшей тишине он продолжал копить энергию.
Джарлакс поглядел в зеркало на объятого ужасом беглеца. Не было причин убивать его. Наоборот, если бы он вернулся в город и сообщил о том, что видел, это пошло бы на пользу Бреган Д'эрт. Наверняка на такое важное задание послали не последних людей, а вербовка целого отряда, такая быстрая и легкая, произвела бы впечатление на других пашей, и они бы явились сами, надеясь на переговоры и мир.
Джарлакс все это мысленно передал Креншинибону и повторил свои приказ остановиться во имя блага всей банды, утаивая, правда, что просто не хотел убивать без необходимости.
Однако энергия все нагнеталась и нагнеталась.
— Хватит! — вслух сказал он. — Больше не надо!
— Что случилось, командир? — послышался голос Рай’ги, и в комнату вошли неразлучные чародей и псионик.
Войдя, они увидели, что Джарлакс гневно смотрит в зеркало.
А в следующее мгновение зеркальная поверхность вспыхнула нестерпимым блеском. Для чувствительных глаз дроу вспышка оказалась весьма болезненной. Из шпиля башни вырвался сноп белого света, пронесся через пески и объял всадника и лошадь белым пламенем.
Все было кончено в один миг, и на песке остались лежать только обугленные кости.
Джарлакс зажмурился и стиснул зубы, чтобы не закричать.
— Да-а, вот это зрелище, — задумчиво протянул Киммуриэль.
— Пятнадцать человек перешли на нашу сторону, а пятеро, похоже, мертвы, — сообщил Рай'ги. — Полная победа.
У Джарлакса были некоторые сомнения, но он оставил их при себе и спокойно поглядел на приближенных.
— Креншинибон определит, кто из них больше всего поддается внушению, — объявил он. — Такие вернутся обратно в гильдии и там объяснят, почему потерпели поражение. Оставшихся допросят, и мы узнаем все о противнике, который так интересуется нами.
Рай’ги и Киммуриэль переглянулись, и Джарлакс понял, что они успели заметить его замешательство. Какие они могут сделать выводы, он не знал, но все же ему было неприятно.
— Энтрери в Калимпорте? — спросил он.
— Во дворце Басадони, — ответил Киммуриэль.
— Нам всем тоже надо бы туда вернуться, — решил главарь. — Допросим наших гостей и передадим их Адании. Оставьте здесь Бергиньона с небольшим отрядом наблюдать, как идут дела.
Парочка снова переглянулась, но оба промолчали, затем поклонились и вышли.
Джарлакс остался, рассматривая в зеркале черные кости.
«Так было нужно, — вкрадчиво вклинился в его разум голос Креншинибона. — Если бы он сбежал, сюда прислали бы других лазутчиков, более крепких. Мы еще не готовы к этому».
Джарлакс прекрасно знал, что осколок лжет. Креншинибону нечего было бояться ни лазутчиков, ни целого войска. Кристалл всегда был так надменен и уверен в своем превосходстве. «Интересно, — думал Джарлакс, — скольких он может держать в подчинении? Сотни? Тысячи? Миллионы?»
В его мысли проникли образы ненасытного властолюбия Креншинибона, пытавшегося «ответить» на его вопросы: кристалл жаждал власти не только в подпольном мире Калимпорта, не только над всем городом, но и над всем миром.
Джарлакс надвинул на глаз защитную повязку и собрал всю силу воли, чтобы не дать кристаллу проникнуть в его размышления. Он понял, что Креншинибон убил беглеца вовсе не потому, что опасался какого-то возмездия. И не потому, что не согласился с доводами Джарлакса.
Хрустальный осколок убил несчастного, потому что главарь приказал этого не делать, попытался диктовать свою волю.
Креншинибон не мог это спустить.
Джарлакс в жизни никому не подчинялся, даже Матерям Домов, оттого эта догадка была ему так неприятна.
— Теперь под нашим началом новые союзники, мы стали сильнее, — язвительно заметил Рай'ги, оказавшись наедине с Киммуриэлем и Бергиньоном.
— Да, наши ряды ширятся, — согласился молодой Бэнр, — но и угроза быть обнаруженными тоже растет.
— И обманутыми, — добавил Киммуриэль. — Мы же видели, что один из лазутчиков сначала поддался внушению игрушки Джарлакса. А потом как будто стряхнул его, когда началась драка. Значит, власть кристалла неполна и непрочна. Чем больше мы заполучаем солдат, не сознающих, что они завербованы, тем больше опасность восстания. Конечно, вероятность того, что они освободятся от наваждения, сбегут и причинят нам серьезный вред, невелика — в конце концов, они всего лишь люди, — но хватит и одного, который сбежит и расскажет, кто на самом деле управляет гильдией Басадони и Даллабадом.
— А мы уже поняли, что будет, если Бреган Д'эрт обнаружат, — зловеще добавил Рай'ги. — Этот отряд прибыл в Даллабад специально, чтобы выяснить, кто стоит за всеми последними событиями. Так что чем больше мы будем расширяться, тем скорее нас вычислят. В тупом стремлении к всё большему могуществу безвестностью придется пожертвовать.
Остальные двое долго молчали. Потом Киммуриэль негромко осведомился:
— Мы попробуем изложить все это Джарлаксу?
— Обратимся к Джарлаксу, — едко уточнил Рай'ги, — или к настоящему руководителю Бреган Д'эрт?
Двое других его собеседников невольно примолкли под впечатлением такого смелого заявления. Наконец кто-то открыто утверждает, что главарь банды уступил первенство куску хрусталя.
— Наверное, самое время решить, что делать дальше, — торжественно провозгласил Киммуриэль.
Он и Рай'ги служили Джарлаксу очень-очень давно, так что прекрасно понимали, насколько серьезно это заявление. Отвоевать банду у Джарлакса — все равно что отвоевать Дом Бэнр у Первой Матери, управлявшей им железной рукой. Наемник мог оказаться даже более сильным противником — он хитер, всех видит насквозь и к тому же предусмотрел, кажется, все меры защиты.
Тем не менее, трем дроу было очевидно, что нужно делать. С самых первых дней после захвата дворца Басадони внутри банды назревал переворот.
— У меня есть осведомитель, от которого можно узнать больше о кристалле, — сообщил Киммуриэль. — Быть может, есть какой-то способ уничтожить его или, по крайней мере, на время уменьшить силу его влияния, чтобы поговорить с Джарлаксом.
Рай'ги с Бергиньоном мрачно переглянулись и кивнули.
Артемис Энтрери уже начал понимать, какие серьезные неприятности подстерегают Джарлакса, а, следовательно, и его. Вскоре после того, как большая часть банды вернулась во дворец Басадони, он узнал о происшествии в Даллабаде и понял, что приближенных не слишком радует такой оборот событий.
Собственно, его тоже. Он понимал, что недовольство Рай'ги и Киммуриэля вполне обоснованно, так как завоевательские устремления Джарлакса действительно увлекали всю банду по весьма опасному пути. Когда наружу наконец просочится правда о руководителях гильдии Басадони и оазиса Даллабад — а это неминуемо произойдет, — все банды, все вожди, все, кто обладает хоть какой-то властью, объединятся против темных эльфов. Пусть Бреган Д'эрт очень сильна — особенно теперь, когда у главаря есть могущественный кристалл, — но Энтрери не сомневался, что перед объединенными силами ей не устоять и всех наемников уничтожат.
Хотя вряд ли до этого дойдет, подумал он. Всем было ясно, что их ждет, поэтому наверняка Киммуриэль и Рай'ги очень скоро предпримут что-то против Джарлакса. Их недовольство растет с каждым днем, а высказывания становятся все смелее.
Энтрери вдруг задумался: а не сам ли кристалл исподволь готовит переворот, как делала это Ллос, сея раздор среди своих подданных? Может, Креншинибон считает, что псионик или чародей были бы лучшими хозяевами? Или же переворот назревает потому, что осколок сознательно подталкивает Джарлакса, если не вынуждает впрямую, к таким действиям, которые к нему приведут?
Но как бы то ни было, для Энтрери все это могло кончиться плачевно, несмотря на все его волшебные приобретения. Только Джарлакс оставался залогом его безопасности.
Держась в тени и не привлекая к себе внимания, убийца проходил среди уличного сброда и, занятый собственными мыслями, свернул на знакомую улицу. Надо найти какой-то способ вернуть Джарлаксу власть над бандой, причем крепкую. Необходимо, чтобы он целиком и полностью владел солдатами Бреган Д'эрт — и телами их, и душами. Только в таком случае можно отвратить удар.
Да, нужно как-то укрепить положение Джарлакса. А потом постараться убраться как можно дальше от темных эльфов и их опасных игр.
Привратников «Медного муравья» приход Энтрери ничуть не удивил, они сообщили, что Двайвел ожидает его сегодня и ее можно найти в задней комнате,
Он понял, что ей уже известно о последних событиях в Даллабаде, и тряхнул головой — изумляться нечему, ведь именно ее поразительное умение добывать свежие новости и привело его сегодня к Двайвел.
— Это был Дом Брукаля из Мемнона, — сообщила она, едва Энтрери вошел в комнату и плюхнулся на мягкую подушку.
— Быстро же они засуетились.
— Хрустальная башня в пустыне — все равно, что маяк на берегу, — ответила Двайвел. — Зачем только твои товарищи изо всех сил привлекают к себе внимание, когда им так необходима Тайна?
Энтрери промолчал, но все опасения весьма красноречиво отразились на его лице.
— Они делают ошибку, — заключила Двайвел. — У них ведь есть Дом Басадони, которого вполне достаточно для прикрытия их торговых дел. Зачем им больше, к чему разжигать войну, в которой все равно не победить?
Энтрери молчал.
— А может, в этом и была настоящая цель выхода на поверхность? — с тревогой спросила она. — И тебя, вероятно, тоже ввели в заблуждение, убедив, что им нужна прибыль, когда на самом деле они — просто авангард войска завоевателей и принесут разрушения Калимпорту и всему Калимшану?
— Я хорошо знаю Джарлакса. — покачал головой убийца. — Он здесь ради наживы. Он всегда так действует. Не думаю, что он ввязался бы в такое опасное дело, как военный поход. Он не военачальник. Корыстолюбец, и все. Слава нужна ему меньше, чем комфорт.
— И, тем не менее, он кличет беду, воздвигая башню, заметную, как бревно в глазу, — ответила Двайвел. Прищурясь, она внимательно посмотрела на собеседника. — Что это такое?
— Что тебе известно о Креншинибоне? — спросил убийца. — О хрустальном осколке?
Двайвел хмыкнула и на секунду задумалась.
— Почти ничего, — наконец признала она. — О башне немногим больше.
— Он обладает почти неограниченной властью, — сказал Энтрери. — Но я не уверен, что его цели и цели Джарлакса совпадают.
— Многие волшебные предметы обладают независимой волей, — сухо заметила Двайвел. — И к добру это почти никогда не приводит.
— Узнай о нем все, что только возможно, — велел убийца, — и побыстрее, пока весь Калимпорт не полетел в тартарары. — Он помедлил, раздумывая, как следует действовать Двайвел, учитывая недавние события. — Попытайся узнать, как он достался Дзирту и где…
— А кто такой, Девять Проклятых Крутой, этот Дзирт? — спросила Двайвел.
Энтрери хотел рассказать ей все, но передумал, усмехнувшись при мысли, насколько велик мир.
— Это тоже темный эльф, — ответил он, — только он умер.
— Ах, этот, — поняла Двайвел. — Твой соперник. Тот, которого ты называл «До'Урден».
— Выбрось его из головы, как выбросил я, — велел Энтрери. — Я вспомнил его здесь лишь потому, что именно от него помощники Джарлакса и получили кристалл. Они выдали себя за одного знаменитого жреца, Кэддерли, кажется, он обретается где-то в горах Снежных Хлопьев, и его ученика.
— Путь неблизкий, — заметила Двайвел.
— Но он того стоил, — ответил Энтрери. — К тому же мы оба знаем, что для магов расстояние не имеет большого значения.
— Это тебе дорого обойдется.
Молниеносным движением убийца вскочил со своего мягкого сиденья и устрашающе навис над Двайвел, потом наклонился и потрепал ее по плечу правой рукой в перчатке. Она все поняла.
«Именно этого ты и хотел с самого начала», — обратился Киммуриэль к Яраскрику.
В ответ на такое прямое заявление иллитид изобразил изумление. Но он действительно хотел, чтобы все сложилось так, как сложилось, потому и объяснил дроу, как воспрепятствовать внушениям Креншинибона.
«Кто же будет им владеть? — спросил Яраскрик. — Ты или Рай'ги?»
«Рай'ги, — ответил псионик. — Они с Креншинибоном будут отлично дополнять друг друга — так ему внушил сам кристалл».
«Это вы так считаете, — отозвался иллитид. — А Креншинибон может воспринимать вас обоих как угрозу себе, что вполне вероятно и разумно. Он попросту заманивает в ловушку, чтобы полностью уничтожить вас и ваших товарищей»,
«Я учел эту возможность, — с готовностью согласился Киммуриэль, — потому и пришел к тебе».
Иллитид довольно долго не отвечал, обдумывая услышанное.
«Креншинибон — не какой —то заурядный булыжник, — наконец ответил он. — Просить меня…»
«Я прошу лишь о временном вмешательстве, — перебил Киммуриэль. — У меня нет желания натравливать на тебя Креншинибон, я же понимаю, насколько легко он может тебя одолеть».
Он не боялся оскорбить проницателя разума. Иллитиды трезво смотрели на вещи, и личные амбиции никогда не имели над ними большой власти. Этот народ, конечно же, мнил себя выше всех остальных, включая даже дроу, но при этом сохраняли трезвость суждений, и разумные замечания их никогда не задевали. Яраскрик знал настоящую власть осколка, противостоять которому мог разве что бог.
«Пожалуй, есть один способ, — наконец ответил иллитид, и Киммуриэль удовлетворенно улыбнулся. — Можно заключить Креншинибон в сферу действия формулы Башни Железной Воли и пресечь все его ментальные проникновения, а также приказы, отданные любой его башне поблизости. Но только временно, — тут же со значением добавил он. — Заблуждением было бы думать, что псионическая сила, исходящая даже от легиона моих собратьев, может надолго подорвать власть великого кристалла».
— Но чтобы сбросить Джарлакса, этого достаточно, — вслух сказал Киммуриэль. — А это все, что мне требуется. — Он поклонился и ступил в межуровневый переход, который вел в комнату в Калимпорте, которую он делил с Рай'ги.
Сбросить Джарлакса! Киммуриэлю самому с трудом верилось, что он принял участие в заговоре против главаря. Ведь именно Джарлакс дал ему убежище, скрылся от Матери и кровожадных женщин его Дома, принял в свою банду и не выдал, когда Мать Бэнр объявила, что все отпрыски семейства Облодра должны быть уничтожены. Но некоторую признательность по отношению к Джарлаксу можно было не принимать в расчет — само свержение главаря подразумевало некоторые трудности. Авторитету банды Джарлакс способствовал, как никто, именно он столетие назад сделал ее процветающей, и все, даже самоуверенный Рай'ги, понимали, что стабильность Бреган Д'эрт обеспечивает Джарлакс.
Предаваясь таким размышлениям, Киммуриэль вернулся к Рай'ги и обнаружил, что тот поглощен разработкой планов переворота.
— Ну что, твои приятель сможет нам помочь? — нетерпеливо спросил он, едва увидел псионика.
— Похоже на то.
— Он помешает кристаллу, а мы тем временем сделаем свое дело, — заключил Рай'ги.
— Не надо недооценивать Джарлакса, — возразил Киммуриэль. — Раз Креншинибон у него, мы, конечно, первым делом должны обезвредить осколок, но Джарлакс и без него достаточно надежно держит Бреган Д'эрт. Я бы не пошел против него и до того, как он заполучил кристалл.
— Так ведь именно кристалл и подрывает его власть, — рассудил Рай'ги. — Даже простые солдаты уже боятся, что мы движемся не в ту сторону.
— А некоторые в восторге от того, как быстро Бреган Д’эрт захватывает власть, — возразил псионик. — Есть даже такие, кто заявляет, что мы будем править на поверхности, что Джарлакс добьется нашего превосходства над жалкими людишками, а потом, в зените силы и могущества, вернется и завоюет Мензоберранзан.
Рай’ги громко рассмеялся:
— Да, кристалл чрезвычайно силен, но все же его возможности ограничены. Разве проницатель разума не говорил тебе, что Креншинибон сам стремится узнать пределы своего могущества?
— Состоится это абсурдное завоевание или нет, нам неважно, — ответил Киммуриэль. — Важно, верят ли в него солдаты Бреган Д'эрт.
Рай'ги это не слишком-то тревожило.
— Хотя Бергиньон за нас, дроу почти не будут принимать в этом участие, — пояснил он. — У нас полно людей, кроме того, тысячи кобольдов.
— Но многих людей привлек к нам Креншинибон, — напомнил Киммуриэль. — А подчинить кобольдов кристаллу и вовсе не составит труда, если Яраскрику не удастся полностью его нейтрализовать,
— Еще у нас есть крысиные оборотни, — не моргнув, продолжал чародей. — Те, кто умеет менять обличье, лучше всех противостоят ментальным проникновениям. Их внутренняя противоречивость препятствует воздействию извне.
— Ты привлек к нашему делу Домо?
— С Домо трудно договориться, — сознался Рай'ги, покачав головой, — зато я переманил нескольких его доверенных лиц. Если устранить Домо, они будут за нас. Я подстроил, чтобы Шарлотта Весперс донесла Джарлаксу, будто главарь крысиных оборотней слишком много болтает и сообщил о Бреган Д'эрт паше Дадаклану и тому паше, что прислал шпионов в Даллабад.
Киммуриэль не разделял энтузиазма Рай’ги. В таких играх Джарлакс собаку съел, он вполне мог разгадать обман и воспользоваться Домо, чтобы снова перетащить оборотней на свою сторону.
— По его поступкам сейчас можно будет многое сказать, — заметил Рай'ги. — Наверняка Креншинибон захочет, чтобы главарь поверил в байку Шарлотты, тогда как сам Джарлакс наверняка предпочел бы быть очень осмотрительным с Домо.
— Ты считаешь, Домо убьют в тот же день? — после недолгого размышления предположил Киммуриэль.
Рай'ги недобро усмехнулся:
— Кристалл стал и силой, и слабостью Джарлакса.
— Сначала перчатка, а теперь вот это, — вздохнув, посетовала Двайвел Тиггервиллис. — Ох, Энтрери, если тебя не будет, у меня не останется никакого приработка!
— Только поторопись, — подмигнув в ответ на ее шутливое замечание, сказал он.
— Из-за Шарлотты ты становишься нетерпелив, — заметила Двайвел, последние несколько часов пристально наблюдавшая за женщиной. Весперс встречалась с представителями гильдии крысиных оборотней.
Энтрери только кивнул, не желая пока выкладывать последние новости. Все развивалось так стремительно. Рай'ги и Киммуриэль готовили почву для нападения, но и Джарлакс, наконец, почувствовал, что нечто назревает. Совсем недавно он вызвал Энтрери и приказал встретиться с крысиным оборотнем Домо. Если Домо участвует в Заговоре, то Рай'ги и Киммуриэлю придется срочно латать брешь в своих рядах.
— Я вернусь часа через два, — сказал убийца. — Чтобы к этому времени все было готово.
— Но у нас не из чего сделать то, что ты просишь, — пожаловалась Двайвел.
— Важно воспроизвести цвет и плотность, — ответил Энтрери. — Материал может быть другой.
Двайвел только повела плечом.
Поплотнее закутавшись в плащ, убийца вышел в ночь и торопливо пошел по улице. Неподалеку от «Медного муравья» он свернул в переулок. Быстро оглядевшись и убедившись, что за ним не следят, он спустился в открытую шахту отстойника, откуда можно было попасть в проходящие под городом туннели.
Спустя некоторое время в назначенном месте он увиделся с Джарлаксом.
— Шарлотта мне сказала, что Домо выбалтывает наши секреты, — начал главарь.
— Крысиный оборотень уже идет сюда?
— Да. И наверняка не один. Ты готов сразиться?
Впервые за несколько дней убийца улыбнулся от души. Готов ли он сразиться с крысиными оборотнями? Что за вопрос? Однако его беспокоило, от кого наемник узнал об этом. Похоже, Шарлотта служит и нашим и вашим, — будучи заодно с Рай'ги и Киммуриэлем, она и с Джарлаксом связи не рвет. Энтрери сомневался, что она и ее приятели-дроу уже созрели для решающего удара. Для этого им потребовалось бы больше времени и усилий. К тому же отстойники Калимпорта — не лучшее место для битвы.
Тем не менее…
— Может, тебе стоит на какое-то время задержаться в Даллабаде, — заметил Энтрери, — и наблюдать за всем из хрустальной башни.
— Домо меня не пугает, — ответил Джарлакс. Энтрери внимательно поглядел на него. Неужели он настолько слеп и не видит, что внутри Бреган Д'эрт готовится заговор? Если так, может, действительно кристалл понукает Рай'ги и Киммуриэля к измене? Или это Энтрери стал настолько подозрительным, что ему всюду мерещатся заговоры?
Он вздохнул и тряхнул головой, отгоняя навязчивые мысли.
— Шарлотта могла и ошибиться, — сказал он. — У нее могут быть свои причины устранить несносного Домо.
— Это мы скоро узнаем, — ответил Джарлакс, указав подбородком на туннель, из которого показался Домо Квиллило в облике громадной крысы с человеческими чертами, сопровождаемый еще тремя оборотнями.
— Дражайший Домо, — воскликнул Джарлакс, и оборотень поклонился.
— Спасибо, что сам спустился к нам, — промолвил Домо. — В это время я не люблю выходить на поверхность, пусть даже в подвалы дворца Басадони. Там слишком беспокойно.
Энтрери ответ слегка удивил, но он удержался от толкований.
— Что же, посланники других гильдий тоже спускаются сюда, чтобы с тобой поговорить? — поинтересовался Джарлакс.
Энтрери пристально посмотрел на главаря, подозревая, что это Креншинибон велит Джарлаксу давить на Домо, чтобы тот как-то себя выдал. Но ему казалось, что наемник слишком торопится, — можно было бы ограничиться обходительным разговором и все понять по незначительным намекам, не прибегая к вторжениям в разум.
— В такие нечастые дни, когда мне надо увидеться с посланниками других гильдий, они действительно, бывает, спускаются ко мне, — ответил Домо. Он старался казаться спокойным, но при этом нервно переминался с ноги на ногу. Энтрери спокойно положил ладони на навершия клинков: с одной стороны, он как будто расслабился, а с другой, в любой момент готов был выхватить оружие.
— И с кем же ты встречался в последнее время? — спросил Джарлакс.
Домо вздрогнул. Потом опять. Энтрери понял, что кристалл пытается проникнуть в его мысли.
Трое оборотней за спиной главаря переглянулись и беспокойно заерзали на месте.
Лицо Квиллило вдруг исказилось и начало принимать человеческие черты. А потом внезапно снова превратилось в крысиную морду. Оборотень зарычал.
— Что случилось? — спросил один из его подчиненных.
Энтрери увидел, как на лице Джарлакса отразилось разочарование, и с любопытством поглядел на урода-оборотня, подумав, что, возможно, недооценил его.
Джарлакс и Креншинибон просто не смогли зацепиться ни за какую определенную мысль Домо, потому чуждое вторжение в его мозг спровоцировало болезненную борьбу двух его ипостасей, и острая боль и ярость преградили доступ любому вмешательству.
Джарлакс смотрел на оборотня с все возраставшим раздражением.
«Он нас предал», — вдруг решил Креншинибон.
Джарлакс в этом сомневался, поскольку никаких доказательств и впрямь не было.
«Было одно мгновение, — уверял кристалл. — Момент истины, который поглотил и боль, и ярость. Он нас предал… дважды».
Джарлакс обернулся к Энтрери, и убийца принял знак с готовностью, поскольку терпеть не мог оборотней.
Но Домо и его подчиненные это тоже заметили и сразу выхватили мечи из ножен. Однако Энтрери уже был рядом с ними. Размахивая Когтем Шарона, ой располосовывал воздух завесами сажи, ограничивая видимое поле боя и мешая противникам следить за его передвижениями.
Повернувшись влево и обходя черную завесу, он пригнулся, чтобы не попасть под узкий длинный клинок Домо. Его меч взметнулся, отклоняя оружие противника, а сам Энтрери, все так же полусогнувшись, бросился вперед с кинжалом в руке.
Но на него ринулся один из телохранителей Домо и вынудил отступить. Убийца сделал кувырок назад и, оттолкнувшись от пола правой рукой, мгновенно вскочил на ноги и стремительно вернулся на прежнее место. Недальновидный оборотень рванулся за ним, оставив товарища и главаря по ту сторону черной завесы.
За спиной Энтрери Джарлакс три раза дернул рукой, и мимо убийцы, едва его не задев, просвистели три кинжала.
Раздался стон, — судя по всему, у Домо осталось только два телохранителя.
В следующий миг только один, поскольку убийца встретил нападавшего в полной готовности: вскинув меч и вращая им в воздухе, он отвел клинок оборотня. Их лица сблизились, и крысиный оборотень оскалился.
Но Энтрери тут же вогнал свой драгоценный кинжал ему в горло. Убийца мгновенно выдернул оружие и стремительно обернулся. Сквозь сажу прорвалась другая тварь, и послышались шаги поспешно удалявшегося Домо.
Артемис Энтрери перекатился под завесой сажи и ухватил лезшего к нему оборотня за щиколотки, тот пролетел над ним и упал лицом вниз почти у ног Джарлакса.
Не задерживаясь ни на миг, убийца закончил кувырок, вскочил на ноги и во весь опор помчался за Домо. Он хорошо ориентировался в темноте, даже в такой непроглядной. В этих туннелях он выполнил несколько своих выдающихся заказав, но все же проигрывал, оборотням, способным видеть инфракрасное излучение, поэтому Энтрери поднес поближе к лицу свой меч и приказал ему осветить дорогу, надеясь, что он, как большинство волшебных клинков, способен излучать какое-нибудь свечение.
Но то, как повел себя Коготь Шарона, его поразило — свет был каким-то черным, ничего подобного убийца в жизни не видел. Коридор приобрел совершенно потусторонний вид. Убийца поглядел на лезвие, но никакого видимого излучения не увидел. Он понадеялся, что ему хоть на какое-то время удастся остаться незамеченным.
Вскоре он оказался на развилке туннелей и весь обратился вслух, решая, куда бежать.
Слева послышался очень слабый отзвук шагов, и Энтрери метнулся туда.
Джарлакс в мгновение ока прикончил распростертого у его ног оборотня, всадив в беднягу один за другим несколько кинжалов. Опустив руку в карман, он нащупал кристалл и, прорвавшись сквозь черную завесу, помчался вперед, надеясь нагнать убийцу.
«Веди меня», — велел он Креншинибону.
«Наверх, — последовал неожиданный ответ. — Они вернулись на улицы».
Озадаченный наемник резко остановился.
«Наверх! — властно повторил хрустальный осколок. — На улицы».
И главарь наемников бросился в другую сторону, пробежал по коридору к люку, поднял решетку отстойника и вылез в переулок рядом с «Медным муравьем».
«Веди меня», — снова обратился он к Креншинибону.
«Прячься, мы слишком приметны, — внушал ему осколок. — Осторожно пробирайся к дворцу Басадони — Артемис Энтрери и Домо где-то там».
За поворотом Энтрери приостановился прислушиваясь. Прямо по ходу стояли Домо и еще парочка его соплеменников, все с мечами наголо. Убийца двинулся вперед, уверенный, что его хорошо видно, и решил напасть прежде, чем они разработают план защиты, но внезапно замер, расслышав шепот одного из оборотней Домо:
— Я его чую. Он рядом.
— Очень близко, — согласился второй и сощурил горевшие красным огнем глазки.
«Да зачем им вообще инфразрение»? — изумился Энтрери. В этом странном черном свете он видел их вполне отчетливо, будто все они находились в очень тускло освещенной комнате. Понимая, что надо атаковать без промедления, он все же отошел от стены и выступил на открытое пространство, потому что любопытство пересилило.
— Да, запах очень сильный, — согласился Домо. Все трое, беспокойно озираясь, сжимали мечи. — А где остальные?
— Должны были уже быть здесь, — отозвался оборотень слева. — Боюсь, нас предали.
— Да провались эти дроу в Девять Проклятых Кругов! — выругался Домо.
Энтрери с трудом верил в то, что, они его не видят, — поразительная способность чудесного меча. Он подумал, заметят ли они его в обычном спектре, но потом решил найти ответ на этот вопрос как-нибудь в другой раз. Полностью сосредоточившись на том, чтобы не издать ни звука, он передвинул вперед сначала одну ногу, потом другую, приближаясь к Домо справа.
— Может, надо было прислушаться к тому, что говорил этот колдун-дроу, — прошептал оборотень слева.
— И выступить против Джарлакса? — изумленно спросил Домо. — Но это верная гибель, и больше ничего.
— Но… — попытался возразить другой его подчиненный, и Домо, яростно тыча пальцем ему в лицо, стал что-то жарко и быстро шептать.
Воспользовавшись тем, что они отвлеклись, Энтрери зашел за спину одному из оборотней и упер острие кинжала ему в хребет. Тот замер, и убийца шепнул ему в самое ухо:
— Беги.
Оборотня словно ветром сдуло. Домо сделал несколько шагов вдогонку, выкрикивая ему в спину угрозы.
Энтрери, переместившись ко второму помощнику, и ему шепнул то же самое.
Но этот не обратился в бегство, он взвизгнул, круто развернулся и полоснул мечом на уровне груди.
Наемный убийца легко пригнулся, а, распрямившись, всадил кинжал между ребер в брюхо оборотня. Тот взвыл, задохнулся и забился в судорогах.
— В чем дело? — мигом обернулся Домо. — Что?
Его подчиненный свалился на пол и забился в конвульсиях. Энтрери стоял над ним с кинжалом в руке, которому тоже приказал светиться.
Домо отскочил назад, держа меч перед собой.
— Пляшущий клинок? — тихо произнес он. — Это ты, колдун-дроу?
— Пляшущий клинок? — повторил за ним Энтрери, взглянув на свое оружие. Ему это показалось полной бессмыслицей. Снова посмотрев на Домо, он увидел, что тот сменил крысиное обличье на почти человеческое, одновременно с этим и зрение его вернулось к восприятию нормального спектра.
Внезапно оказавшись лицом к лицу с Артемисом Энтрери, Домо подскочил от неожиданности.
— Что за шутки? — выдохнул Домо. Энтрери не знал, что ответить, так как не представлял себе, как действовало черное излучение Когтя Шарона. Возможно, он не позволяет видеть в инфракрасном спектре, зато в обычном имеет странный свет. А может, он видится чем-то вроде черного костра, ведь сильные источники тепла ограничивают инфразрение. Хотя от меча как будто не исходит жар…
Все это странно. Видимо, у Когтя Шарона еще много загадок, однако разрешать их сейчас Артемис Энтрери не собирался.
— Вот ты и остался один, — обратился он к Домо и сделал шаг к нему. — Ты да я, больше никого.
— Почему Джарлакс меня боится? — спросил оборотень.
— Боится? Ты ему омерзителен. А это разные вещи, знаешь ли.
— Но я на его стороне! — возмутился оборотень. — Я не предал его даже под натиском его подчиненных.
— Да, кажется, так ты сказал ему. — И убийца показал взглядом на еще дергавшегося у его ног оборотня. — Что тебе известно? Говори быстро и четко, и тогда, возможно, тебе удастся уйти.
Домо злобно сузил крысиные глазки.
— Так же, как Рассистеру после вашей последней встречи? — осведомился он, имея в виду одного из самых известных своих предшественников на посту главы гильдии. Этот весьма влиятельный оборотень был союзником паши Пуука и Энтрери, но убийца прикончил его, и этого крысиные оборотни Калимпорта никогда не забудут.
— Спрашиваю последний раз, — бесстрастно произнес Энтрери.
Краем глаза он приметил какое-то движение и понял, что вернулся оборотень-беглец и теперь выжидает удобный момент, чтобы броситься на него. Однако Энтрери ничуть не удивился и уж тем более не испугался.
Домо оскалил зубастую пасть и насмешливо промолвил:
— Джарлакс со своими приближенными не так едины, как ты думаешь.
Энтрери приблизился еще на шаг.
— Я ждал от тебя другого.
Но не успел он договорить, как Домо взвыл и ринулся на него, стремясь проткнуть мечом.
Убийца стоял неподвижно, он лишь чуть повернул Коготь Шарона, отражая удар.
Оборотень немедленно отдернул клинок и ударил снова, затем еще. Всякий раз противник великолепно парировал, едва двигая рукой, и Домо промахивался на какой-нибудь дюйм.
Тогда оборотень полоснул мечом с размаха. Но он слишком далеко отступил для этого, и убийце потребовалось отклониться только самую малость, чтобы избежать со свистом рассекшего воздух лезвия.
Но тут сбоку бросился помощник Домо, и главарь, воспользовавшись этим, совершил стремительный выпад.
Оборотень, видно, не верил, что Энтрери — непревзойденный боец. Убийца отклонил очередной выпад Когтем Шарона, а потом, вывернув запястье, подцепил своим клинком меч оборотня. Напрягшись, он резко дернул клинок противника вверх, одновременно создав между собой и ним черную завесу. Довершая движение, он сделал оборот вокруг себя в правую сторону. Снова оказавшись с Домо лицом к лицу, правую руку он опустил вниз, и меч оставил в воздухе черный след, а левой наотмашь полоснул по животу нападавшего сбоку оборотня.
Коготь Шарона описал в воздухе полный круг, создав плотную широкую завесу между противниками. Домо пробил ее очередным выпадом, но Энтрери перед ним уже не было. Убийца сделал кувырок, вскочил и нанес удар по ногам оборотня, мучившегося с кинжалом в брюхе. Могучий меч с легкостью отсек обе ноги несчастного, приятно удивив убийцу. Бедный оборотень, воя от боли, свалился на камни, и кровь неудержимым потоком хлынула из его тела.
Энтрери всецело переключился на Домо, Мощным ударом он вновь отбил его меч и, быстро опустив Коготь Шарона, успел защититься от кинжала, который метнул в него оборотень.
Лицо Домо исказилось, — видимо, никаких уверток у него в запасе не осталось. Теперь пришла очередь Энтрери перейти в нападение, и он сделал три сильных выпада, оттеснив крысиного оборотня к стене. Тот даже не отбивался, только пытался устоять на ногах.
Убийца наступал и бешено размахивал мечом, иногда оставляя следы сажи, иногда нет, но всякий раз все больше ограничивая поле зрения и передвижения Домо. Вскоре он припер его к стенке, и тот затравленно поглядел на убийцу.
— Я все расскажу тебе! — воскликнул он. — Я…
— Ты уже все сказал, — произнес Энтрери и всадил Коготь Шарона в тело Домо.
Оборотень замер.
— Бо… больно, — судорожно выдохнул Домо.
— Так и должно быть, — чуть повернув меч, заверил его убийца. Домо в последний раз глотнул воздух и умер.
Убийца выдернул клинок и подобрал кинжал. Мысли путались, множество вопросов крутилось в голове. Если верить Домо, внутри Бреган Д'эрт назревает измена. Домо не предал Джарлакса и ничего против него не замышлял, в этом Энтрери был уверен. И, тем не менее, именно Джарлакс велел убить главу оборотней.
Или не он?
Артемис Энтрери выбрался из отстойников, гадая, насколько кристалл подчинил Джарлакса.
— Прекрасно, — бросил Рай'ги Киммуриэлю. Через магическое зеркало дроу наблюдали, как Энтрери вернулся во дворец Басадони. Чародей почти сразу прекратил за ним следить, поскольку по хитрому выражению лица убийцы можно было понять, что он это почувствовал. — Он сделал все за нас, сам того не подозревая. Теперь крысиные оборотни ополчатся против Джарлакса.
— Бедняга Домо, — со смехом добавил Киммуриэль. Однако сразу же осекся и посерьезнел. — Что будем делать с Энтрери? Он и так был опасен, а теперь у него еще меч и перчатка, Кроме того, он слишком умен и никогда не поверит, что ему было бы лучше стать на нашу сторону. Наверное, надо убрать его прежде, чем мы займемся Джарлаксом.
Рай'ги на мгновение задумался и кивнул в знак согласия.
— Только все должно исходить от кого-то из низших, — произнес он. — От Шарлотты и ее подчиненных, быть может, ведь они почти не будут задействованы в самом свержении.
— Да, Джарлакс взбесится, если узнает, что мы предпринимаем что-то против Энтрери, — согласился Киммуриэль. — Пусть Шарлотта, но только не в лоб. Я внушу ей мысль, что Энтрери хочет ее убрать.
— Если она в это поверит, то, скорее всего, просто сбежит.
— Для этого она слишком горда и самоуверенна, — отозвался Киммуриэль. — Я ненавязчиво и через других людей дам ей понять, что Энтрери не пользуется большой популярностью в Бреган Д’эрт и что самому Джарлаксу уже поднадоела его столь лелеемая независимость. Если она поверит, что Энтрери решил мстить ей в одиночку, тогда как в ее распоряжении целое войско, чтобы его уничтожить, она не сбежит, а нанесет удар, причем сокрушительный. — Он хохотнул: — Хотя в отличие от тебя, Рай'ги, я не уверен, что Шарлотта и даже весь дом Басадони смогут справиться с ним.
— Но, по крайней мере, они отвлекут его на некоторое время, и он не будет мешаться под ногами, — ответил Рай’ги. — А когда мы покончим с Джарлаксом…
— Энтрери уже наверняка будет очень далеко, — предположил Киммуриэль, — сбежит, как сбежал Морик. Может, стоит разыскать Морика, хотя бы ради того, чтобы показать Энтрери, что бывает с такими беглецами.
Рай’ги покачал головой — у них сейчас достаточно гораздо более важных дел, чем судьба какого-то воришки в далеком и малоинтересном городе.
— Артемис Энтрери не сбежит далеко, — решительно произнес он. — Он попортил мне много крови и заплатит за это.
Киммуриэлю эти слова показались несколько высокопарными, но в целом он был согласен. Псионик подумал, что самым непростительным преступлением убийцы было его высокое мастерство. Дроу оскорбляла его незаурядность, в этом и коренилась ненависть. Но и псионик, и чародей были достаточно умны, чтобы признавать незаурядность Энтрери.
Хотя это никоим образом не улучшало его положение.
— Плетут и плетут! — бушевал Энтрери, колотя кулаком по маленькому столику в задней комнате «Медного муравья». Этот дом по-прежнему оставался единственным местом в Калимпорте, где он мог не опасаться слежки Рай’ги и Киммуриэля, — а в последнее время он слишком часто чувствовал, что они наблюдают за ним. — Плетут свою паутину, и конца этому нет!
Двайвел Тиггервиллис спокойно откинулась в кресле и с любопытством поглядела на приятеля. Они были давно знакомы, но никогда еще она не видела его таким взбудораженным и злым. А если уж Артемис Энтрери разозлился, то лучше держаться от него подальше. Еще более удивительно, что он пребывает в таком состоянии после убийства Домо. Он настолько ненавидел оборотней, что, убив одного из них, по крайней мере, день находился в хорошем расположении духа. Однако Двайвел понимала причину дурного настроения убийцы. Она плохо себе представляла, каково это — иметь деда с темными эльфами, но все-таки видела достаточно, чтобы понимать, какие они мастера по части интриг и обмана.
— Слишком сложная паутина, — выпустив пар, уже спокойнее произнес Энтрери. — Я просто запутался, столько всего накручено. Я уже не понимаю, что правильно, а что нет.
— Но ведь ты все еще жив, — промолвила Двайвел, — значит, действуешь правильно.
— Боюсь, я здорово ошибся, прикончив Домо, — покачивая головой, вздохнул убийца. — Я, правда, никогда не питал нежных чувств к крысиным оборотням, но на этот раз, пожалуй, надо было оставить его в живых, хотя бы ради того, чтобы оставался какой-то противовес заговору против Джарлакса.
— Но ты ведь не можешь знать, правду ли говорили Домо и его прихвостни, когда упомянули про заговор среди дроу, — рассудила Двайвел. — Может, они сказали это затем, чтобы ты обо всем донес Джарлаксу и тем самым расколол бы Бреган Д'эрт. А может, Домо готов был сказать все что угодно, лишь бы спасти свою шкуру. Он знает о твоих отношениях с Джарлаксом и понимает, что для тебя лучше, когда он во главе.
Энтрери удивленно смотрел на нее. Может ли быть, чтобы Домо все это знал? Хотя да, конечно. При всей ненависти к крысиным оборотням нельзя не признать, что требовались незаурядные ум и хитрость, чтобы держать в руках эту странную гильдию.
— Но в любом случае это неважно, — продолжала Двайвел. — Мы же понимаем, что междоусобицах Бреган Д'эрт крысиные оборотни роли не играют. Если Рай'ги и Киммуриэль надумают совершить переворот, крысы их не остановят.
Энтрери тряхнул головой — все это его совсем не радовало. Один на один он имел шансы одолеть или обхитрить любого дроу, но те никогда не действовали в одиночку. В каждой группе внутри банды все были заодно, и понять, что происходит на самом деле, было невозможно. Ко всему прочему все карты путал кристалл — убийца не мог понять, Креншинибон ли подчиняется Джарлаксу, или же главарь всего лишь его послушный раб. Будет ли Джарлакс защищать убийцу, если кристалл возжелает его смерти?
— Ты забыл все, что когда-то усвоил, — мягко увещевала его Двайвел. — Дроу играют в те же самые игры, что и паша Пуук, и паша Басадони, и все остальные, вместе взятые. В Калимпорте веками играют в эти игры, и темные эльфы делают то же самое.
— Да, только они куда лучшие игроки, — хмуро ответил убийца.
— Но зато решение всегда одинаковое, — с улыбкой ответила она. — Когда вокруг сплошное притворство… — Она сделала паузу, ожидая, что Энтрери закончит сентенцию, которую он должен был усвоить, как никто другой. — Когда все сплошное притворство… — повторила она с нажимом.
Энтрери принудил себя успокоиться и забыть о том чрезмерном почтении и даже страхе, которые научился испытывать к темным эльфам, особенно к Рай’ги и Киммуриэлю.
— Когда одна паутина плетется поверх другой, — процитировал он, — и вокруг — сплошное притворство, правда лишь то, что сделаешь ты сам.
— Ты знаешь настоящий путь, потому что проходишь его сам, — согласилась Двайвел. — А для лгуна нет ничего хуже, чем видеть, как противник обратил один из его обманов в правду.
Энтрери почувствовал себя немного лучше. Именно на это он и надеялся, когда, почуяв слежку, улизнул из дворца Басадони и отправился в «Медного муравья».
— Ты веришь Домо? — спросила женщина-хафлинг.
После минутного раздумья он кивнул.
— Песочные часы перевернули, время пошло, — заявил он. — Ты узнала то, что я просил?
Двайвел сунула руку под чехол своего кресла и извлекла портфель, набитый свитками.
— Это о Кэддерли, — пояснила она, протягивая его убийце.
— А о том, другом?
Она снова пошарила где-то в глубине и вынула такой же мешочек, как тот, что носил на поясе Джарлакс. Даже не заглядывая внутрь Энтрери знал, что там лежит копия Креншинибона.
Он взял его не без колебания, поскольку понимал, что ступает на дорогу, опаснее которой не было в его жизни, и назад пути нет.
Заметив, как он нахмурился, Двайвел поспешила заверить:
— Никакие чары в нем не заключены. Я лишь попросила окружить его излучением, которое при беглом осмотре чародеем выдало бы его за подлинник.
Энтрери кивнул и закрепил мешочек на ремне сзади, чтобы его полностью скрывал плащ.
— Мы могли бы просто вывести тебя из города, — предложила Двайвел. — Дешевле было бы и нанять чародея, который перенес бы тебя далеко-далеко отсюда.
Энтрери усмехнулся. Не об этом ли он думал тысячу раз с тех пор, как Бреган Д’эрт объявилась в Калимпорте, но всякий раз отмахивался от этой мысли? Да и далеко ли он сбежит? От Рай'ги и Киммуриэля все равно не спрячешься.
— Будь с ним рядом, — предупредила Двайвел. — Когда все случится, ты должен всех опередить.
Энтрери стал подниматься, но чуть помедлил и внимательно поглядел на Двайвел. Он понял, что она искренне переживает за него, и его поразила мысль, что ее-то лично это никак не касается. Похоже, она была тем, кого немного набралось за всю его жалкую жизнь. Другом.
Пройдя в соседнюю комнату, он стал перебирать бумаги, касающиеся жреца Кэддерли. Может, этот человек поможет разрешить трудности Джарлакса, а значит, и его собственные?
Джарлакс, пользуясь разными магическими приспособлениями, имевшимися у него в избытке, но нарочно не обращаясь к помощи Креншинибона, торопился в Даллабад, куда его гнали раздражение и беспокойство.
Вот оно, самое верное испытание их партнерства. Джарлаксу казалось, что кристалл начинает верховодить в их отношениях, поэтому и решил определить все раз и навсегда.
Он собирался уничтожить хрустальную башню.
Креншинибон тоже это знал. Джарлакс чувствовал, как осколок недовольно пульсирует в мешочке, и опасался, что в порыве отчаяния тот может устроить состязание воли, в котором возможен только один победитель.
Но Джарлакс был готов. Он никогда не боялся принимать решения сообща и делить ответственность с кем-то еще, если результат должен был привести к достижению и его личных целей. Однако не так давно он ясно понял, что кристалл стремится совсем к другим высотам. Он старается заставить его делать то, что ему не нужно.
Джарлакс оказался перед хрустальной башней вскоре после захода солнца, когда на Калимшан спустились очень темные южные сумерки. Дроу собрал всю свою решимость и укрепился духом перед неминуемой схваткой. Последний раз оглядевшись вокруг и удостоверившись, что никого нет, он вынул кристалл.
«Нет! — раздался в его голове вопль Креншинибона, который отлично понял, что собирается сделать темный эльф. — Я запрещаю! Башни — воплощение моей… нашей силы, они её увеличивают. Разрушать ее запрещено!»
«Запрещено?» — с сомнением переспросил Джарлакс.
«Но это идет вразрез с основными интересами…»
«Я сам решаю, каковы мои интересы, — уверенно перебил дроу. — И сейчас я хочу обрушить эту башню». — И он сосредоточил всю энергию своей воли и мысли в коротком властном приказе Креншинибону.
Началось чудовищное по напряжению, молчаливое противостояние двух воль. Столетиями копивший знания и упражнявшийся в хитрости Джарлакс один на один боролся с древнейшим заклятием, заключенным в кристалле. Нескольких мгновений хватило, чтобы Джарлакс почувствовал, как его воля гнется под натиском Креншинибона, словно осколок хотел лишить его разума. Ожили все тайные страхи, надежно прятавшиеся в далеких уголках сознания, и скопом осадили самую суть его личности,
Обнажилось все, что он скрывал, теперь он был беззащитен перед ментальной атакой кристалла!
Джарлакс постарался успокоиться и стал обособлять каждый образ, вычленять и отделять от других каждое пугающее видение. Затем, сосредотачиваясь на одном-единственном образе страха, одолевал его, подавляя образами силы и власти, призывая на помощь воспоминания об испытаниях, через которые ему пришлось пройти, чтобы стать главарем Бреган Д'эрт, мужчиной, сумевшем преуспеть в Мензоберранзане, преисподней, управляемой Матерями.
Кошмары отступали один за другим. Давление осколка начинало ослабевать, и из глубины разума Джарлакс послал ему один-единственный приказ: «Разрушь хрустальную башню!»
Тогда на смену страхам пришли картины славы и власти: армии склоняли головы перед целым лесом хрустальных башен, властители приползали на коленях, предлагая все богатства своих королевств, Матери правящих семейств Мензоберранзана посвящали наемника в вечные и бессменные правители Совета, обращаясь к нему так, как прежде обращались к богине Ллос.
Обуздать этот поток Джарлаксу было значительно сложнее. Нелегко было противостоять соблазну этих картин. Главное, он сам понимал, что мощь хрустального осколка, соединенная с силой его солдат, действительно обеспечит и для Бреган Д'эрт, и для него лично исполнение многих желаний.
Джарлакс чувствовал, что решимость тает и он вот-вот сдастся и согласится вместе с Креншинибоном идти к достижению целей.
Он уже был готов отменить приказ, признать, что разрушение башни — нелепая прихоть.
Но мгновенно одумался.
Креншинибон — не союзник и не товарищ, на него нельзя полагаться, заменить его кем-то или предсказать его действия невозможно. Нет, сказал себе Джарлакс. Кристалл — всего лишь вещь, магический предмет, хотя и обладающий определенной проницательностью. Искусственный разум, к тому же ущербный: все его мыслительные способности замкнуты достижении предопределенной цели. Похоже, что его целью было приобретение такого числа последователей и такого могущества, на какие только способно было заключенное в нем волшебство.
Джарлакс вполне мог понять подобные устремления, но все же заставил себя не забывать, что главным должен быть он. Поборов соблазны, он отбил вторую атаку Креншинибона так же, как и первую.
Как будто что-то переключилось в его мозгу, словно хлыст щелкнул.
Джарлакс — господин. Его решениям будет подчиняться Бреган Д'эрт, и кристалл впредь будет покорен.
У него не осталось ни малейшего сомнения, что он волен разрушить башню, и наемник повторил приказ. Но на этот раз он не ощущал ни гнева, ни злости, ни обиды, ни горечи, — только печаль.
Побежденный кристалл начал собирать энергию для разрушения своего гигантского образа.
Джарлакс открыл глаза и удовлетворенно улыбнулся. Схватка оправдала все его худшие опасения, но все же он вышел победителем. Он чувствовал, как башня задрожала в основании. Сначала растворится ее сила, а потом и волшебная связь с Креншинибоном. Он приказал Креншинибону уничтожить ее так, чтобы не было никакого грохота, никаких рушащихся стен, башня должна просто растаять в вечернем воздухе. Он был уверен, что Креншинибон подчинится.
Эта победа принесла Джарлаксу самое глубокое удовлетворение за всю его долгую жизнь, полную борьбы и противостояний.
Он представил себе, как будет выглядеть Даллабад без башни и сколько теперь понаедет разведчиков, чтобы убедиться в ее исчезновении, разузнать, почему ее поставили и действительно ли Адания все еще у власти.
— Хватит! — вдруг властно сказал дроу, — Башня останется, потому что я так хочу!
Дрожание немедленно прекратилось, и побежденный Креншинибон послушно внедрился в мысли Джарлакса.
Наемник усмехнулся шире прежнего. Да, он оставит башню, а поутру рядом с ней воздвигнет еще и вторую. В Даллабаде появятся башни-близнецы. Близнецы Джарлакса.
Пока две.
Ведь теперь эти строения, равно как их создатель, главарю банды не страшны. Он победил, и отныне будет указывать кристаллу, как привести его на вершину власти.
Джарлакс был уверен, что Креншинибон больше никогда не посмеет угрожать ему.
Артемис Энтрери расхаживал по крошечной комнатенке, снятой в никому не ведомой гостиничке вдали от дворца Басадони и дворцов других гильдий. На маленьком столике рядом с кроватью лежала черная перчатка с красными швами, а рядом с ней в неверном свете свечи вспыхивало алым лезвие Когтя Шарона.
Убийца не знал, правильно ли поступает. Интересно, что подумает хозяин, когда найдет в комнате его дымящийся труп с облезлым черепом?
А ведь такой исход вполне вероятен. Всякий раз Коготь Шарона открывал Энтрери все новые, казалось, неисчерпаемые способности, а предметы, обладавшие такой силой, обычно имеют и чрезвычайно мощную волю. Убийца уже видел, что может случиться с тем, кто проиграет этому мечу в поединке. Страшная смерть Корина Сулеза стояла у него перед глазами, как будто это произошло вчера, он видел, как чернеет, съеживается кожа у него на лице и проступает белая кость.
Но все же отступать некуда. Его ждет противостояние с Креншинибоном, и если к тому времени он не наладит отношения с собственным мечом, то горе ему. Энтрери даже подумывал продать меч или спрятать в надежном месте, однако его удерживала мысль о Рай'ги и Киммуриэле.
Он должен оставить меч и полностью подчинить его себе. Иначе быть не может.
Энтрери подошел к столику, потер ладони, поднес ко рту и подул на них.
Он тянул время. Убийца повернулся на месте, напряженно раздумывая, нет ли какого другого пути. Может, все же продать его или передать Двайвел, пусть упрячет его куда подальше, пока темные эльфы не уйдут из Калимпорта, а там, быть может, он и вернется.
Но при мысли о том, что негодяи-дроу могут выжить его из родного города, в нем вдруг вскипел такой гнев, что он отбросил все сомнения и решительно приблизился к мечу. Не размышляя больше, он протянул голую руку и схватил Коготь Шарона.
И мгновенно ощутил как будто бы объятие, но не телесное, а какое-то внутреннее, как будто воля меча объяла все его внутреннее существо. Меч изголодался — Энтрери так ясно ощущал его голод! Клинок стремился поглотить его, уничтожить, уже хотя бы потому, что у него достало смелости или глупости схватить его незащищенной рукой.
Как он хотел поглотить его!
Щеку как-то перекосило, кожа стала зудеть, и Энтрери подумал, что она сейчас воспламенится. Однако тут же заставил себя целиком сосредоточиться на победе в ментальной схватке.
Меч все давил, и Энтрери ощущал нечто вроде насмешливого самоуверенного хохота клинка. Убийца подумал, что меч усталости не знает, зато человек рано или поздно точно выдохнется. Потом его поразила другая мысль — он ведь при всем желании не сможет выпустить эфес, это схватка, отказаться от которой нельзя, и сдаться на милость победителя тоже.
Дьявольский меч задумал как можно отчетливее внушить дерзкому человеку, что надежды нет никакой и что конец битвы будет страшен. Многие предшественники Энтрери не выдерживали этого внушения, и зловещий клинок одерживал очередную победу.
Но с Энтрери эта уловка не сработала, он лишь еще больше разъярился, а потом собрал в кулак весь гнев и злобу.
— Ты мой! — сжав зубы, прорычал убийца. — Ты моя собственность, вещь, кусок кованого металла! — И он поднес поближе к лицу алое лезвие и приказал ему излучать черное сияние.
Клинок не подчинился. Он продолжал давить на Энтрери. стараясь сломить его волю, а затем сжечь тело и поглотить душу.
— Ты мой, — спокойнее повторил убийца. Меч не сдавался, но Энтрери вдруг почувствовал уверенность. Он выдержит.
Коготь Шарона обрушил на него всю свою ярость, и Энтрери ощутил острую, жгучую боль. Убийца предпочел не сопротивляться, а вобрать эту энергию. Напряжение достигло высшей точки, а потом ушло.
Комнату залил странный черный свет, и Энтрери довольно улыбнулся. Свечение было знаком, что клинок уступил и признал нового хозяина. Убийца опустил оружие и несколько раз глубоко вздохнул, успокаиваясь и стараясь не думать о том, что он только что был на волосок от жуткой смерти,
Но это уже не имело значения. Он одолел меч, переломил его волю, теперь Коготь Шарона будет служить ему так же, как осыпанный самоцветами кинжал. Само собой, придется быть начеку, Коготь Шарона попытается вернуть себе независимость, но таковы уж досадные издержки владения таким сказочным оружием.
— Ты мой, — с полным самообладанием произнес Энтрери и велел мечу убрать черный свет.
Комнату теперь освещал только язычок пламени свечи. Коготь Шарона подчинился без возражений.
Джарлакс думал, что все в порядке. Он только думал, что победил.
Креншинибон заставил его поверить в победу. Заставил потому, что хотел, чтобы бой между главарем банды и его приближенными был честным, и тогда он посмотрит, кто же окажется сильнейшим и лучшим владельцем.
Кристалл оказывал предпочтение Рай'ги, потому что колдун был более тщеславен, к тому же отличался кровожадностью.
Однако нельзя забывать и о возможностях, открывавшихся с Джарлаксом. Нелегко было заманить его в ловушку, но, в конце концов, Креншинибон добился именно того, чего хотел.
На рассвете над оазисом Даллабад засияла вторая башня.
— Ты готова действовать в непредвиденных обстоятельствах? — спросил Энтрери Двайвел, когда они, не сговариваясь, повстречались в переулке у «Медного муравья», где, впрочем, было так же безопасно, как и внутри здания.
— Непредвиденных для кого? — хитро подмигнув, спросила она.
— Тогда ты готова ко всему, — ответил Энтрери и уверенно усмехнулся в ответ.
— Хочешь сказать, ты все предусмотрел? — недоверчиво уточнила хафлинг. — Все же мы имеем дело с темными эльфами, а кто сравнится с ними по части обмана и интриг?
— Они не у себя дома и не понимают особенностей Калимпорта, — возразил Энтрери. — Весь мир кажется им продолжением Мензоберранзана, они судят о чужих желаниях и чувствах но себе, а главное, оценивают чужие поступки со своей колокольни. Я для них иблис, ничтожество, и потому они не ожидают с моей стороны угрозы.
— А ты думаешь, пришло время? — все так же неуверенно спросила Двайвел. — Может, ты сам торопишь решительный день?
— Терпением я никогда не отличался, — зловеще усмехнувшись, согласился Энтрери, ничуть не обнадежив Двайвел.
— Учитывать непредвиденные обстоятельства значит уверенно плести свои сети. Будь осторожен, мой самонадеянный друг, сам в них не запутайся,
Убийца хотел было разозлиться на нее, но передумал, потому что предостережение Двайвел было разумно, ведь он вступил в опасную игру с врагами, не знающими пощады. Артемис Энтрери отдавал себе отчет в том, что даже при самых благоприятных обстоятельствах его успех, а значит, и жизнь, будут зависеть от молниеносных действий, и все может рухнуть при малейшем невезении. Заключительным аккордом пьесы окажется не точный удар хладнокровного наемного убийцы, а отчаянный бросок человека, загнанного в угол.
Но все же союзничество с Двайвел обнадеживало Энтрери. Он был уверен, что она не подведет и со своей стороны сделает все как надо.
— Если у тебя все получится, мы больше не увидимся, — произнесла она. — А если ты проиграешь, то вряд ли мне удастся соскрести с улиц Калимпорта твои разрозненные останки.
Двайвел весьма оригинально выразила свою привязанность, но Энтрери все понял правильно. И ответил искренней улыбкой, что с ним случалось крайне редко.
— Мы еще увидимся, — успокоил он Двайвел. — Калимпорт, в конце концов, осточертеет дроу, и они уберутся в свои темные норы, где им самое место. Может, пройдут месяцы, может, годы, но они уйдут. Они устроены иначе. Рай’ги и Киммуриэль понимают, что расширение торговли на поверхности не будет кормить ни их, ни Бреган Д'эрт годами. Если их обнаружат, вспыхнет война. Из-за этого они и злятся на Джарлакса. Дроу уйдут, ты останешься, а я вернусь.
— Неужели ты думаешь, я поверю, что Артемис Энтрери больше не будет искать приключений на свою голову, если выживет в этой заварушке? — фыркнула она. — Разве это на тебя похоже? Едва ли. Пожалуй, имея в руках этот меч и перчатку, ты теперь станешь промышлять убийствами знаменитых чародеев. А в один прекрасный день какой-нибудь маг вычислит пределы возможностей твоих новых игрушек, и тогда от знаменитого убийцы останутся лишь обгорелые косточки. — Она хихикнула и тряхнула головой. — Давай займись-ка Хелбеном, Вандергастом или самим Эльминстером. Хоть умрешь быстро.
— Я же сказал, что никогда не отличался терпением, — заметил Энтрери.
К его величайшему изумлению, Двайвел вдруг сорвалась с места, кинулась к нему, подпрыгнула и повисла на нем, заключив в объятия. Потом столь же стремительно оттолкнула его и через мгновение уже справилась с собой.
— Это просто на удачу, — заявила она. — Само собой, я предпочитаю, чтобы победил ты, а не темные эльфы.
— Если бы только одни темные эльфы, — непринужденно заметил Энтрери, стараясь поддерживать видимость легкой беседы.
Он знал, что ждет впереди: жестокая проверка его сил и выдержки, прогулка по краю пропасти. Правда, он может рассчитывать на Двайвел Тиггервиллис, самую влиятельную и умную из хафлингов. Он пристально поглядел на нее, но она не собиралась возражать на его замечание и признавать тем самым, что считает его другом.
Поступи она иначе, то разочаровала бы Артемиса Энтрери.
— Будь бдителен, не увязни сам в своей лжи, — произнесла она ему в спину, перед тем как убийца растворился в шумном мире улиц.
Он и впрямь прислушался к ее словам. Нельзя предвидеть все. Спасти его может только умение принимать верные решения на ходу, но ведь он всю жизнь прожил, как на лезвии бритвы. Бессчетное количество раз ему приходилось полагаться только на собственную смекалку, и он все еще жив. Энтрери продумал все возможные, варианты развития событий, постарался все предусмотреть. В себе и тех, чьей поддержкой ок. заручился, убийца был уверен, но ни на секунду не забывал, что, если вдруг случится нечто, чего, он не учел, если за каким-то поворотом тропинка оборвется, его ждет неминуемая смерть.
И смерть эта будет страшной, учитывая нрав Рай'ги.
Как повсюду в Калимпорте, на этой улице было полно народу, но самый выдающийся человек на ней меньше всех бросался в глаза. Одетый в нищенские лохмотья, Артемис Энтрери прятался в тени и ковылял по дороге, почти сливаясь с серыми стенами домов.
Однако его передвижения были вполне целенаправленны. Он глаз не спускал со своей добычи.
Шарлотта Весперс, наоборот, открыто шествовала по середине оживленной улицы. Она, одна из высших членов Дома Басадони, пришла на территорию грозного паши Дадаклана по его приглашению. Многие глядели на нее с подозрением и даже ненавистью, но никто не решался сделать в ее сторону даже шага. По приказанию Рай'ги она договорилась с Дадакланом об официальной встрече и теперь находилась под охраной паши, потому и вышагивала так гордо, не боясь никого.
Но по пятам за ней следовал человек, не подчинявшийся приказам паши Дадаклана.
Энтрери хорошо знал эти улицы, потому что в прошлом несколько раз выполнял задания Рэйкерсов. По поведению Шарлотты он мог с уверенностью сказать, что она явилась на официальные переговоры. Несколько возможных мест для встречи она уже миновала, так что убийца теперь точно знал, куда она направляется. Только не знал, насколько эта встреча важна для Рай'ги и Киммуриэля.
— Может, ты следишь за каждым ее шагом, Киммуриэль? — под нос себе пробормотал Энтрери.
Он продолжал обдумывать свои возможные действия, если придется использовать запасные варианты. Вряд ли чародей и псионик, наверняка занятые собственными замыслами, будут пристально наблюдать за Шарлоттой, но исключать такую возможность было нельзя. Если это так, он весьма скоро узнает об этом. Оставалось лишь надеяться, что он будет готов и все сделает правильно.
Чтобы обогнать женщину, убийца зашагал быстрее, свернул в переулок, сокращая путь, потом поднялся наверх и пошел по крышам.
Вскоре он добрался до здания, стоявшего в переулке, куда, как он полагал, повернет Шарлотта. На крыше стоял дозорный — значит, убийца не ошибся.
Без единого звука Энтрери подкрался к часовому, который был так поглощен наблюдением за улицей, что ничего не успел почувствовать. Убийца понимал, что поблизости должны быть еще солдаты, поэтому очень внимательно осмотрелся, прежде чем что-то предпринять. Двух дозорных он обнаружил на крыше на противоположной стороне улицы, а еще одного на этой стороне, на соседней крыше.
За этими тремя он наблюдал более пристально, чем за человеком прямо перед собой, следила за каждым жестом и поворотом головы. Его больше всего заботило, куда они смотрят. В конце концов, убедившись, что они следят за переулком не отвлекаясь ни на миг, он ударил свою жертву и усадил спиной к слуховому окну.
Через пару минут, когда Шарлотта Весперс в сопровождении двух солдат паши Дадаклана вошла в переулок, казалось, что все четверо дозорных как ни в чем не бывало находятся на постах и глаз не спускают с улицы.
Энтрери лихорадочно соображал. Осталось пятеро солдат противника и якобы сторонник, бывший на деле хуже любого врага. Убийца не тешил себя надеждой, что, кроме этих пятерых, охраны больше не было. Наверняка многие из тех, кто сейчас шумит и суетится на главной улице, на самом деле из числа людей паши.
Но отступать было некуда, Энтрери перемахнул через карниз двухэтажного здания, повис на руках и легко приземлился рядом с изумленной Шарлоттой.
— Это ловушка, — напряженным шепотом сообщил он ей и, повернувшись к сопровождающим, вскинул руку, требуя остановиться, — Киммуриэль открыл на крыше межуровневый переход, мы можем спастись.
На лице Шарлотты изумление так мгновенно сменилось гневом, а гнев — маской хладнокровия, что это успел заметить только Энтрери. Он понял, что обман удался, его дикому заявлению о ловушке имя Киммуриэля придало правдоподобие.
— А отсюда я ее заберу, — обратился он к охранникам. Издали донесся шум, это обеспокоенные задержкой двое из оставшихся трех дозорных спустились узнать, что происходит.
— Ты кто? — недоверчиво осведомился один из солдат за спиной Шарлотты, опуская руку к мечу, спрятанному под плащом.
— Иди, — шепнул убийца женщине.
Она все еще колебалась, но Энтрери дважды повторять не стал. Он выхватил кинжал и Коготь Шарона и отшвырнул драный плащ, представ перед опешившими солдатами во всем великолепии. Бросившись вперед, он полоснул одного мечом и ткнул кинжалом другого.
Оставшиеся немедленно обнажили оружие. Один отбил мощный взмах Когтя Шарона, сам при этом отступив, что Энтрери и нужно было. Второму солдату повезло меньше. Он выбросил меч перед собой, но убийца неуловимым движением провел кинжал прямо над лезвием и всадил его несчастному в живот.
Добить его он все равно не успевал, потому что к месту боя уже спешили другие солдаты, но времени, чтобы бедняга почувствовал животный ужас, когда страшный клинок стал вытягивать из него жизненную силу, ему достало. Рана несчастного была несерьезной, но все же он свалился наземь и скорчился, воя от страха.
Убийца отступил, повернувшись спиной к стене, по которой Шарлотта карабкалась на крышу.
Тот солдат, что отпрянул от взмаха страшного меча убийцы, ринулся на него слева. Другой подоспел справа, а еще двое наступали спереди. Убийца двинулся сперва к правому противнику, потом молниеносно повернулся влево. Едва вся четверка начала перестраиваться в соответствии с его броском, Энтрери снова стремительно развернулся вправо и атаковал того солдата, который собрался было его преследовать.
Перед беднягой с бешеной скоростью замелькали лезвия клинков. Сам он неплохо управлялся с оружием — мечом и кортиком — и был довольно опытным бойцом, но ведь ему противостоял сам Артемис Энтрери. Как бы парень ни парировал, убийца все равно умудрялся подобраться к нему. Они яростно бились несколько долгих мгновений под неумолчный лязг металла, пока, наконец, Энтрери не удалось всадить кинжал в правое предплечье соперника. Солдат невольно уронил руку, а Энтрери, занеся вверх Коготь Шарона, развернулся, отбил удар меча другого противника и тем же движением, завершив разворот, полоснул по груди уже раненного неприятеля.
По следу адского меча в воздухе возникло черное покрывало. Направление удара было горизонтальным, поэтому и чернота распространилась параллельно земле, не ограничивая поле зрения. На мгновение все оторопели, и Энтрери как раз успел расправиться с парнем, напавшим на него справа. Затем убийца стал неистово размахивать волшебным мечом, создавая в воздухе черные завесы.
Трое оставшихся солдат, смешавшись, отступили, поспешно перестраиваясь для нового слаженного нападения. Наконец, взяв себя в руки и храбро шагнув сквозь преграду, они обнаружили, что убийцы нигде нет.
Энтрери, неодобрительно покачивая головой, сидел на крыше и радовался преимуществом, которое дает ему новый меч. Он ценил его все больше и больше.
— Где же он? — окликнула убийцу Шарлотта. Энтрери недоуменно поглядел на нее.
— Переход? Где он?
— Может, Дадаклан помешал? — предположил убийца, стараясь не выдать, как он рад, что Рай’ги и Киммуриэль не наблюдают за ними. — А может, они решили нас бросить, — добавил он, прикинув, что не помешает несколько поколебать веру Шарлотты в ее темнокожих сообщников. Она лишь хмыкнула.
Послышался шум, сразу напомнивший им, что они находятся на вражеской земле, — это спохватились солдаты. Энтрери побежал вперед, сделав Шарлотте знак следовать за ним, перепрыгнул на крышу другого строения, потом следующего, затем спустился на землю и помчался в конец переулочка, где можно было спуститься в отстойники, — правда, после убийства Домо ему не слишком хотелось лезть туда. Поэтому задерживаться под землей Энтрери не стал — едва оказавшись за пределами территории Дадаклана, он вышел наружу, а оттуда уже недалеко было до дворца Басадони.
Убийца торопливо шагал впереди, пока не добрался до переулка, на который выходила стена «Медного муравьям. Здесь он остановился.
Шарлотта не сбавила шага и хотела пройти мимо. Она почти не глядела на спутника и казалась скорее разгневанной, чем благодарной за «спасение». Похоже, она уже начала понимать, что дело нечисто.
Тогда убийца вынул меч и приставил лезвие к ее шее.
— Пожалуй, не стоит, — негромко заметил он. Шарлотта искоса глянула на него, а он мотнул головой, приказывая двигаться к заведению Двайвел.
— Что все это значит?
— Это значит, что, если дернешься, больше не вздохнешь, — ответил Энтрери.
Она не шелохнулась, и тогда он схватил ее за руку, с силой потащил вперед и заставил идти перед собой, подталкивая острием меча.
Через потайной ход из переулка они попали в крохотную комнатенку, посреди которой стоял единственный стул, к которому убийца грубо пихнул Шарлотту.
— Ты что, растерял остатки своих никчемных мозгов? — огрызнулась она.
— А разве это я тайком обстряпываю делишки с темными эльфами? — спросил Энтрери, и Шарлотта, от неожиданности не сразу справившись с собой, бросила на него взгляд, красноречиво подтверждавший верность его догадки.
— Мы оба действовали так, как было надо, — с негодованием отозвалась она.
— Действовали? Кое-кто работал на два фронта. А это, знаешь ли, большая разница. Даже если дело касается дроу.
— Ты говоришь, как полный идиот! — гаркнула она.
— Может быть, но только к тебе смерть поближе, — сжимая в руке драгоценный кинжал, напомнил ей Энтрери, придвинувшись ближе, причем по выражению его лица было ясно, что он вовсе не склонен к розыгрышам. Шарлотта прекрасно знала страшную силу его оружия. — Зачем ты пошла на встречу с пашой Дадакланом? — прямо спросил убийца.
— Всех беспокоят перестановки в Даллабаде, — последовал честный, хотя далеко не исчерпывающий ответ.
— Однако сдается мне, Джарлакса это не тревожит, — рассудил убийца.
— Чужие подозрения могут иметь нешуточные последствия, — продолжала женщина. Энтрери понял, что она сочиняет на ходу. — Я должна была встретиться с пашой Дадакланом и убедить его, что в городе и округе все вскоре утрясется.
— И что Дом Басадони прекратит свои завоевательные поползновения? — недоверчиво уточнил убийца. — Ты солгала бы и тем самым еще больше разозлила всех, когда Джарлакс предпринял бы новые действия?
— Какие новые?
— Неужели ты веришь, что наш командир, ставший внезапно таким честолюбивым, намерен успокоиться?
Шарлотта некоторое время соображала.
— Мне сказали, что Дом Басадони, по крайней мере, сделает вид, что отошел на прежние позиции, если только не будет никаких вмешательств извне, — сказала она. — Вроде засланных в Даллабад лазутчиков.
Шарлотта кивнула с несколько даже излишней готовностью.
— Что ж, значит, Джарлакс наконец утолил свой голод и мы вскоре вернемся к более спокойной и размеренной жизни, — промолвил Энтрери.
Она молчала.
Убийца усмехнулся. Само собой, он знал, как обстоят дела на самом деле, Шарлотта только что нагло солгала ему. Правда, в прежние времена Джарлаксу ничего не стоило бы заморочить головы своим подчиненным и внушить Энтрери одно, а Шарлотте другое. Однако сейчас главарь находился под влиянием Креншинибона, который хотел лишь одного — безграничной власти. Вряд ли то» что сейчас наговорила ему Шарлотта Весперс, имеет отношение к правде.
И если она отправилась к Дадаклану от имени Джарлакса, тогда как на самом деле за ее спиной стоят Рай'ги с Киммуриэлем, значит времени действительно в обрез.
Он задумался, стараясь решить, где и когда может произойти первое столкновение. Шарлотта наблюдала за ним во все глаза.
Внезапно с грацией и быстротой дикой кошки она соскользнула со стула, упала на колено, выхватила кинжал и метнула его прямо в сердце Энтрери, после чего ринулась к двери.
Убийца перехватил клинок в полете, в мгновение ока перевернул его и запустил в ту самую дверь. Кинжал вонзился в дерево, его дрожащее лезвие оказалось у самого лица Шарлотты, уставившейся на него широко открытыми от ужаса глазами.
Ухватив женщину за плечо, Энтрери грубо развернул ее и с размаху съездил кулаком по лицу.
Она попыталась ударить его другим кинжалом. Энтрери поймал ее руку у самых ножен, спрятанных под одеждой, и сдавил так сильно, что Шарлотта выронила оружие. Энтрери отпустил ее, чуть отстранился и, дважды хлестнув по лицу, встряхнул ее за плечи, затем протащил за собой и снова швырнул на стул.
— Неужели ты не понимаешь, с кем взялась в игры играть? — прорычал он ей прямо в лицо. — Они используют тебя по своему усмотрению, а потом просто уничтожат. Ты для них иблис, дерьмо, потому что не дроу. Среди приближенных Джарлакса нет таких, кто больше Рай’ги и Киммуриэля ненавидел бы другие расы. Тупая Шарлотта, никакая выгода тебе рядом с ними не светит, только смерть.
— А что, с Джарлаксом не так? — выкрикнула она.
Убийца как раз и рассчитывал на непроизвольное проявление чувств. Этот порыв как нельзя яснее показал, что она действовала заодно с двумя дроу, мечтавшими возглавить Бреган Д'эрт. Энтрери отошел на шаг, а она осталась сидеть, поникшая и подавленная.
— Даю тебе еще одну возможность, — предложил Энтрери. — Вовсе не потому, что испытываю к тебе добрые чувства, а потому, что у тебя есть кое-что нужное мне.
Шарлотта оправила одежду и попыталась придать себе более достойный вид.
— Выкладывай все, — потребовал убийца. — Все, что имеет отношение к перевороту, — где, когда и как. Мне известно больше, чем ты думаешь, так что не пытайся юлить.
Шарлотта насмешливо приподняла бровь:
— Ни черта ты не знаешь. А если б знал, понял бы, какого дурака свалял.
Едва она вымолвила это, убийца ухватил ее за волосы и дернул голову назад, а другой рукой приставил ей к горлу кинжал.
— Последняя возможность, — с ледяным спокойствием произнес он. — И не забывай, что ты мне очень не нравишься, драгоценная моя Шарлотта.
Женщина с усилием сглотнула, не сводя с Энтрери глаз.
Его взгляд был красноречивее всяких слов, и Она, решив, что терять нечего, а хранить верность темным эльфам нет смысла, выложила все, что знала о предстоящем перевороте. Даже то, как Рай'ги с Киммуриэлем намеревались обезвредить хрустальный осколок, — они предполагали воспользоваться псионической силой, особым образом трансформированной неким волшебным фонарем.
Ничего нового Энтрери не узнал, но все-таки странно было слышать, как кто-то проговаривает вслух все его подозрения. Он мысленно благословил свою предусмотрительность — ведь он тоже плел свою паутину — и еще раз напомнил себе, что он такой же игрок, как и остальные.
Энтрери прошел мимо Шарлотты к внутренней двери, выдернул из нее кинжал и трижды постучал. Дверь вскоре распахнулась, и в комнату вкатилась удивленная Двайвел Тиггервиллис.
— Ты чего пришел? — обратилась она к Энтрери. но осеклась, увидев унылую Шарлотту. Снова обернувшись к убийце, она сердито закричала: — Что ты наделал? Я не намерена ввязываться в ваши внутренние дрязги!
— Ты сделаешь все, что тебе скажут, — холодно ответствовал Энтрери. — Шарлотта останется у тебя в качестве дорогого, но очень одинокого гостя, пока я не вернусь и не позволю ее выпустить.
— Ты не позволишь? — недоуменно спросила Двайвел. — Что это за блажь на тебя нашла?
— Еще раз оскорбишь меня — лишишься языка, — бесстрастно пообещал Энтрери, безупречно играя роль хладнокровного душегуба. — Сделаешь, как я велел. Не больше и не меньше. Когда все кончится, Шарлотта сама поблагодарит тебя за то, что ты предоставила ей надежный приют, когда все мы были в опасности.
Пока он говорил, Двайвел пристально смотрела на Шарлотту, словно желая что-то сказать взглядом, и та едва заметно кивнула.
Маленькая женщина повернулась к убийце и властно сказала:
— Уходи.
Энтрери двинулся к неприметной двери, выходившей в переулок.
— Не сюда, — недовольно бросила Двайвел. — Туда, — и показала на другой выход. Вытолкнув убийцу из комнаты, она вышла за ним и закрыла дверь на замок.
— Неужели все так далеко зашло? — спросила она, шагая рядом с ним по коридору.
Энтрери хмуро кивнул.
— Но ты по-прежнему намерен сделать по-своему, несмотря на неожиданный поворот событий?
Энтрери улыбнулся, показывая, что для него тут нет ничего неожиданного.
— Продуманная импровизация, — кивнула Двайвел.
— У тебя есть своя роль, — напомнил убийца.
— И, по-моему, я с ней неплохо справилась, — заметила она с улыбкой.
— Превосходно, — согласился он. — И я не шутил, когда сказал, что отрежу тебе язык.
Он вышел на улицу, а Двайвел, несколько опешив, осталась стоять на пороге. Однако через минуту она усмехнулась, решив, что Энтрери вряд ли приведет угрозу в исполнение, как бы она его ни оскорбила.
Правда, это было лишь ее предположение. С Артемисом Энтрери ни в чем нельзя было быть уверенным.
Еще до рассвета Энтрери выехал за пределы города, скача во весь опор к оазису Даллабад на позаимствованном без ведома хозяина коне. Дорогу он знал хорошо. Здесь всегда было полно разбойников и нищих. Но убийцу это ничуть не тревожило. Когда солнце стало подниматься, он пришпорил коня, торопясь въехать в оазис вовремя.
Он сказал Двайвел, что Джарлакс снова заперся в хрустальной башне, куда теперь так торопился убийца. Он знал, что малютка-хафлинг разыграет свою партию, как по нотам. А когда она отпустит Шарлотту…
Энтрери склонился к конской гриве. Солнце взбиралось по небу, а скакать еще много миль, но уже виден острый шпиль башни… да нет, двух. Энтрери различил два одинаковых сооружения, ловивших лучи утреннего солнца.
Он совершенно не представлял, что бы это значило, но волноваться не стал. Все равно Джарлакс там.
Вскоре Артемис Энтрери почувствовал, что за ним следят. Но он только крепче сжал шенкеля и погнал краденого коня что было силы, надеясь выиграть время.
— Он как нахлестанный мчится к Джарлаксу, а куда подевалась Шарлотта Весперс, неизвестно, — сообщил Киммуриэль Рай'ги.
Вместе с Бергиньоном Бэнром они наблюдали за Энтрери, скакавшим прочь из Калимпорта.
— Шарлотта могла остаться у паши Дадаклана, — отозвался Рай'ги. — Этого мы знать не можем.
— Так надо узнать, — явно нервничая, предложил Киммуриэль.
— Полегче, друг мой, — поглядел на него Рай'ги. — Артемис Энтрери нам не страшен, он всего лишь досадная помеха, докучливая муха. Пускай все паразиты соберутся вместе.
— Тогда победа будет быстрой и полной, согласился Бергиньон.
Киммуриэль подумал немного и достал маленький фонарик, у которого три стенки были затенены, а четвертая открыта. Яраскрик заверил его, что этот фонарь, если в него поместить свечку и осветить им Креншинибон, на время приглушит силу кристалла. Но лишь на время подчеркнул он. Даже самоуверенный Яраскрик не рассчитывал надолго обезвредить могучий осколок.
Однако много времени и не потребуется, Киммуриэль и все остальные были в этом уверены. Пусть даже Артемис Энтрери будет на стороне Джарлакса. Если силу кристалла подавить, то падение Джарлакса, а вместе с ним и всех его сторонников, включая Энтрери, можно считать состоявшимся.
Этот день — точнее, ночь — станет прекрасной. Рай'ги и Киммуриэль решили нанести удар ночью, когда Креншинибон слабел.
— Он дурак, но страх его, боюсь, обоснован, — входя к Шарлотте, сказала Двайвел, — Прошу тебя, посочувствуй ему хоть капельку.
Пленная Шарлотта поглядела на нее, как на ненормальную.
— Что ж, он ушел, — сказала Двайвел, — и тебе пора.
— А я думала, что я твоя пленница.
— На веки вечные, что ли? — хихикнула женщина-хафлинг. — Артемис Энтрери чего-то боится, и тебе тоже следовало бы опасаться. Я немногое знаю о темных эльфах, что говорить, но…
— Темных эльфах? — переспросила Шарлотта, делая вид, что не понимает. — А при чем здесь темные эльфы?
Двайвел рассмеялась:
— Слухами земля полнится. Кое-что болтают о Даллабаде и Доме Басадони. На улицах знают, кто стоит за этим.
Шарлотта стало было мямлить что-то про Энтрери, но Двайвел оборвала ее.
— Энтрери ничего мне не говорил, — заявила она, — Или ты думаешь, что мне нужна помощь этого человека в таком ерундовом деле? Про меня можно многое сказать, но дурой я никогда не была.
Шарлотта откинулась на стуле, сверля маленькую женщину взглядом.
— Ты уверена в том, чего на самом деле нет, — сказала она. — Опасно так заблуждаться.
— Зато я точно знаю, что не хочу во все это впутываться, — парировала Двайвел. — Ни в дела с Даллабадом и Басадони, ни в дрязги между Шарлоттой Весперс и Артемисом Энтрери.
— А мне показалось, уже впуталась, — ответила женщина, грозно сверкнув темными глазами.
— Я всегда делала и делаю только то, что должна, — покачала головой Двайвел.
— Значит, я свободна?
Двайвел кивнула и отошла в сторону, пропуская ее к двери.
— Я пришла, как только убедилась, что Энтрери уже далеко. Прости, Шарлотта, но я не стала бы оказывать тебе услугу, рискуя настроить против себя Энтрери.
Шарлотта вынуждена была признать, что это весьма трезвая позиция.
— Куда он делся? — спросила она.
— Его нет в Калимпорте, как мне донесли, ответила Двайвел. — Может, он в Даллабаде. А может, и оазис он уже давно миновал и мчится прочь из Калимшана. Будь я Артемисом Энтрери, так бы и поступила.
Шарлотта не ответила, но мысленно согласилась. Она все еще не разобралась в случившемся, однако поняла, что ее «спасение» было обычным похищением, — Энтрери нужно было выдавить из нее нужные сведения, «И кажется, — мрачно подумала она, — убийца выдавил больше, чем было нужно». Вряд ли Рай'ги и Киммуриэлю это понравится.
Пытаясь во всем разобраться, она вышла из «Медного муравья». В том, что темные эльфы ее найдут, причем очень скоро, можно было не сомневаться. Она поняла, что ей остается одна дорога, и припустила к дворцу Басадони. Она доложит Рай'ги и Киммуриэлю о выходке убийцы.
Энтрери поглядел на солнечный диск, поднимающийся на востоке, и глубоко вздохнул. Время пришло. Двайвел должна была уже отпустить Шарлотту, как они и условились, а та наверняка побежала прямиком к дроу и дала событиям ход.
Если только она успела застать эту парочку в Калимпорте.
Кроме того, Шарлотта могла купится на его блеф и попробовать затаиться.
Или темные эльфы обнаружили ее в «Медном муравье» и сровняли заведение с землей. Тогда Даллабад и кристалл сейчас уже в руках у Рай'ги.
Или Рай'ги с Киммуриэлем вернулись в Мензоберранзан, поняв, что их раскрыли.
Или Джарлакса уже нет в оазисе.
Последнее больше всего беспокоило убийцу. В длинном списке допущений Джарлакс был самым непредсказуемым пунктом. Если Джарлакс покинул Даллабад, то весь план насмарку. Ведь тогда Рай’ги и Киммуриэль могут застать его врасплох и запросто уничтожить.
Но убийца не привык сомневаться в себе, чувствовать свою неполноценность. Возможно, из-за этого он так ненавидел темных эльфов: непревзойденный Артемис Энтрери в Мензоберранзане был букашкой.
«Правда лишь то, что сделаешь ты сам», — напомнил он себе. Это он плел паутину иллюзий, поэтому он здесь главный, а не Рай'ги, не Киммуриэль, не Шарлотта и даже не Джарлакс со своим кристаллом.
Он снова поглядел на солнце, потом на величественные хрустальные башни, сиявшие над кронами пальм Даллабада, и мысленно сказал себе, что на этот раз он, и никто другой, перевернул песочные часы.
Время утекает стремительно, поэтому Энтрери. нахлестывая коня по бокам, поскакал к оазису.
Энтрери думал лишь о кристалле. Похитить его любой ценой, чем бы это ни обернулось для Джарлакса, но постараться, чтобы было заметно некоторое сочувствие к главарю наемников. Эту единственную мысль убийца снова и снова намеренно прокручивал в голове, подозревая, что здесь, в эпицентре силы Креншинибона, кристалл ясно поймет, что у него на уме.
Джарлакс ожидал его на втором этаже башни в просторной круглой комнате, где стояли только два стула и небольшой рабочий стол. Наем-пик встал точно напротив двери, в которую вошел убийца. Энтрери отметил, что он отошел как можно дальше от него.
— Приветствую, — произнес Энтрери.
Джарлакс, почему-то без обычной повязки, вежливо притронулся к полям шляпы и поинтересовался:
— Зачем пожаловал?
Энтрери сделал вид, будто удивлен вопросом, а мысленно нарочито усмехнулся: вот уж действительно, зачем это я пожаловал?
По тому, как Джарлакс посмотрел на него, убийца понял, что Креншинибон это слышал и передал владельцу. Несомненно, кристалл требует, чтобы дроу избавился от него, а наемник сопротивляется.
— Ты поступаешь глупо, — заметил Джарлакс с усилием. Сопротивление Креншинибону давалось ему нелегко. — Здесь ничего нет для тебя.
Энтрери сделал вид, что призадумался.
— Тогда, наверное, мне лучше уйти, — проговорил он.
Джарлакс и бровью не повел.
Энтрери, понимая, что Джарлакса вряд ли можно так легко застигнуть врасплох, тем не менее, внезапно бросился вперед и, сделав кувырок, подкатился к наемнику.
Дроу мгновенно схватился за мешочек на поясе — он даже не стал вынимать кристалл, — а другую руку выбросил в сторону Энтрери. С пальцев ударила струя чистой белой энергии.
Энтрери перехватил ее перчаткой и вобрал в себя какую-то часть, поскольку мощь для него была слишком велика. Несмотря на то, что цели достигла только небольшая часть энергии Креншинибона, боль была сокрушительной.
Убийца с некоторым страхом подумал: насколько же могуч пресловутый осколок?
Обратив посланный в него поток назад, он разрядил его в стену рядом с дроу, потому что не собирался убивать главаря. Раздался оглушительный взрыв, ослепительная вспышка, и обоих соперников отбросило в сторону.
Энтрери упорно не отступал. Джарлакс взмахивал рукой, посылая один кинжал за другим, убийца парировал мечом. Один клинок он отбил, другой его слегка поцарапал, еще от двух увернулся. Затем Энтрери ринулся вперед, надеясь сойтись с более субтильным дроу в рукопашной.
Но вместо этого с разбегу врезался в стену позади наемника.
У убийцы мелькнула мысль, что магия перемещения заключена в плаще или шляпе дроу, но тут же, сознавая свою уязвимость, он развернулся и широким взмахом Когтя Шарона отгородил себя от противника черной завесой.
Без малейшего промедления он ринулся сквозь нее, повергнув Джарлакса, ожидавшего, видно, хитрого трюка, в замешательство. Всего на долю мгновения, но этого хватило, чтобы приблизиться к нему и применить собственное волшебство.
С невероятной быстротой, невообразимой для любого другого человека, убийца сунул в ножны Коготь Шарона, рукой в перчатке выхватил кинжал с самоцветами, а другой — мешочек с копией Креншинибона. Он молнией обернулся вокруг Джарлакса, ловко срезал мешок с его ремня, подхватил его рукой в перчатке, а к ногам дроу бросил свой.
Джарлакс лупил его чем-то вроде кувалды. Энтрери отскочил в сторону, он успел заметить и отразить брошенный в него кинжал, но следующий вонзился ему в бок. Согнувшись от боли, он со стоном отпрянул от своего противника, в руках у которого теперь оказался небольшой боевой топорик.
— Думаешь, я не смогу уничтожить тебя без помощи Креншинибона? — самоуверенно осведомился Джарлакс, притормозив, чтобы поднять мешочек. Топорик он поднес к лицу и что-то прошептал. Тот мгновенно сжался до крошечных размеров, и наемник заткнул его за ленту на шляпе.
Энтрери почти не различал слов и не видел, что делает его противник. Хотя кинжал вонзился неглубоко, боль была пронизывающей. Но что еще хуже, в голове зазвучал зов Креншинибона, призывавшего сдаться и подчиниться его силе.
— У меня сотня способов уничтожить тебя, мой бывший друг, — сказал Джарлакс. — Но Креншинибон справится с этим лучше, потому что, говоря откровенно, у меня нет желания мучить тебя.
Джарлакс сжал мешочек, и на лице его сразу же отразилось крайнее изумление.
Энтрери по-прежнему с трудом мог сосредоточиться на словах и действиях дроу. Кристалл упорно осаждал его, проникая в разум и вселяя в него ощущение такой беспросветной безнадежности и отчаяния, что несгибаемый убийца готов был упасть на колени, обливаясь слезами.
Джарлакс вытер влажную ладонь о плащ, достал еще один кинжал из своего бесконечного запаса и примерился для смертельного броска в беззащитного человека.
— А теперь объясни, почему мне приходится это делать? — поинтересовался он. — Это Креншинибон позвал тебя? Или твое собственное непомерное честолюбие?
Ощущение жуткой безнадежности, отчаяние, глубже которого Энтрери никогда в жизни не испытывал, совершенно обессилили его.
Но сквозь беспросветную тьму в его мозг вдруг пробилась одна мысль: почему кристалл не уничтожит его прямо на месте?
И воля Энтрери ответила: потому что не может! Потому что теперь я — его хозяин, хоть ему это и не нравится!
— Говори же!
Убийца собрал всю свою ментальную силу, призвал на помощь железную дисциплину, закаленную годами опасного ремесла, и приказал осколку молчать, оборвать с ним всякую связь. Креншинибон упирался, но недолго. Энтрери оградил себя железной выдержкой и необузданной яростью, и Креншинибон потерял доступ к его разуму, как когда-то к разуму Дзирта До'Урдена. Защитой Дзирту, дроу с чистой душой, служила нравственность, а Энтрери — несгибаемая сила воли, однако результат был один и тот же. Кристалл умолк.
Энтрери моргнул и сразу увидел поток летящих в его сторону кинжалов. Он уклонялся и отбивался собственным кинжалом, и не безуспешно, поскольку ни один не ранил его глубоко. Один попал в лицо, в скулу под самым глазом, но убийца успел его задеть, и кинжал угодил в него рукоятью. Второй вспорол плечо.
— Я мог бы убить тебя, пустив обратно ту силу! — сдавленно выкрикнул Энтрери.
Джарлакс метнул еще один кинжал, который царапнул лодыжку убийцы. Однако смысл слов до него дошел, и, задумавшись, он задержал следующий клинок, приготовленный для броска, и вопросительно поглядел на Энтрери.
— Я мог бы убить тебя твоим же ударом, — прохрипел тот.
— Но ты не хотел уничтожить кристалл, — догадался Джарлакс.
— Осколок нельзя уничтожить его же собственной энергией! — рявкнул убийца.
— Ты явился, чтобы убить меня! — заявил Джарлакс.
— Нет!
— И завладеть кристаллом во что бы то ни стало! — гнул свое наемник.
Ноги Энтрери подкосились, он тяжело привалился к стене, собрал в кулак всю свою волю и поглядел прямо в глаза наемнику единственным здоровым глазом — второй заплыл и не открывался.
— Я пришел сюда, — медленно проговорил он, выделяя каждое слово, — и через Креншинибон заставил тебя поверить, что похищение — моя цель.
На лице Джарлакса появилось совершенно не свойственное ему выражение замешательства, и он немного опустил кинжал.
— Что это значит? — спросил он. От гнева не осталось и следа, его снедало любопытство.
— Им нужен ты, — туманно пояснил Энтрери. — Ты должен быть готов.
— Им?
— Рай’ги и Киммуриэлю. Они решили, что тебе уже хватит править Бреган Д'эрт. Из-за тебя у банды появилось слишком много могущественных врагов.
На лице Джарлакса отразились противоречивые чувства. Он поглядел на мешочек в своей руке.
— Осколок тебя обманул, — сказал Энтрери, с усилием распрямляясь. Он дотянулся до сидевшего в боку клинка, трясущимися пальцами выдернул и бросил его на пол. — Креншинибон заставляет тебя быть безрассудным. И в то же время его приводит в негодование твоя способность…
Убийца умолк, потому что наемник развязал мешочек и прикоснулся к фальшивке. И почти в тот же миг Энтрери заметил в воздухе мерцание, слабое голубоватое свечение в противоположном конце комнаты. Там внезапно как будто возникло окно, через которое был виден оазис Даллабад.
Из перехода выступили Рай'ги, Киммуриэль, Бергиньон Бэнр и еще пара солдат Бреган Д'эрт.
Энтрери заставил себя выпрямиться, упрямо не обращая внимания на боль, потому что сейчас ему надо было держаться достойно, иначе не жить. Рай'ги поднял какой-то странного вида фонарь, но убийца заметил, что Киммуриэль при этом не закрывает переход.
Наверное, они думают, что башня рухнет, и оставляют себе путь для бегства.
— Вас не звали, — бросил Джарлакс и вынул кристалл из мешочка. — Когда понадобитесь, я вызову. — Он глядел на Рай'ги, гордо выпрямившись, всем своим видом выражая власть и полнейшую уверенность в себе.
Чародей держал перед собой фонарь, и его мягкий свет лился на Джарлакса с кристаллом.
Энтрери понял, что это и есть тот самый предмет, способный обезвредить хрустальный осколок и сравнять шансы в бою. Но незваные гости совершили одну тактическую ошибку, на что убийца и рассчитывал изначально. Их внимание, как и следовало ожидать, было сосредоточено на Креншинибоне, поскольку они полагали, что он будет играть главную роль.
«Видишь, они собираются атаковать тебя, — мысленно обратился убийца к кристаллу, надежно спрятанному у него под ремнем. — И это их ты хочешь повести к немеркнущей славе?»
Он ощутил мимолетное смущение Креншинибона, который ответил, что Рай'ги обезвредит его лишь затем, чтобы завладеть им, что…
Но в то самое мгновение замешательства Энтрери и напал на него, и мысленно выкрикнул приказ обрушить башню. Одновременно он бросился к Джарлаксу и выхватил Коготь Шарона.
От неожиданности кристалл почти подчинился. Стены башни сотрясла сильнейшая дрожь, не причинившая никаких разрушений, но Бергиньон и два солдата, бросившиеся наперерез Энтрери, были сбиты с ног, а Рай’ги запнулся, произнося заклинание.
Убийца метнулся к ближайшему от него дроу, выбил меч из рук растерявшегося солдата и всадил в него собственный клинок. Тот отшатнулся, а Энтрери несколькими вертикальными взмахами расчертил воздух угольно-черными завесами, отчего все на миг опешили.
Энтрери тем временем кувыркнулся к Джарлаксу. Тот стоял, оцепенело глядя на стекляшку руке.
— Забудь о нем, — гаркнул убийца и потянул наемника за собой, едва успев спасти от просвистевшей мимо стрелы арбалета — несомненно, отравленной. — К двери, — шепнул он ему на ухо и подтолкнул вперед. — Дерись!
Главарь с разочарованным стоном сунул осколок в мешочек и бросился в бой бок о бок с убийцей, без устали размахивающим мечом. Джарлакс обрушил на Рай’ги целый град кинжалов, но все они со звоном попадали на пол, отраженные «каменной кожей». Очередной залп клинков полетел в Киммуриэля, просто вобравшего силу ударов своим кинетическим заграждением.
— Да отдай ты его им! — неожиданно воскликнул Энтрери. Он налетел на Джарлакса, сорвал с его ремня мешочек и швырнул за спины Рай’ги и Киммуриэля, подальше от входа в открытый псиоником туннель. Рай'ги мгновенно развернулся, стараясь не выпустить кристалл из круга света, отбрасываемого фонарем, а Киммуриэль метнулся к мешочку. Другой возможности не будет, понял убийца.
Грубо ухватив Джарлакса, он потянул его за собой к межуровневому переходу.
Дорогу им преградил Бергиньон, неистово размахивающий парой мечей. Убийца хорошо знал стиль боя двумя одинаковыми клинками, поскольку соперничал с самим Дзиртом До’Урденом. Он безупречно парировал все удары.
Джарлакс пригнулся, уйдя из-под рубящего удара, сдернул перо со своей знаменитой шляпы, поднес к губам и сильно дунул. В воздухе появилась туча перьев.
Солдат вскрикнул и стал от них отмахиваться. Однако в почти непроницаемом облаке перьев он вдруг наткнулся на что-то более плотное и вдруг понял, что перед ним чудовищное существо десяти футов высоты, похожее на птицу. Диатрима.
Энтрери, разгородив все вокруг пеленами сажи, еще больше способствовал смятению. Он суматошно размахивал мечом, но при этом неуклонно двигался к цели, увертываясь от свистящих клинков, — к межуровневому переходу. Он, конечно, понимал, что без труда может скрыться в нем один, — ведь настоящий-то кристалл у него, — но почему-то, по какой-то неясной причине, о которой он даже размышлять не стал, обернулся, схватил Джарлакса и потянул за собой.
Промедление не прошло ему даром. Рай’ги удалось выпустить в него целый залп волшебных снарядов, чрезвычайно болезненно ранивших. Энтрери при этом неприязненно отметил, что те, что предназначались Джарлаксу, были поглощены большой пряжкой на ленте его шляпы. Да есть ли предел его трюкам?
— Убей их! — взревел Киммуриэль, и Бергиньон чуть-чуть не достал мечом спину Энтрери.
Убийца прыгнул и очутился на даллабадском песке по другую сторону псионического перехода. У него достало ума отползти в сторону и потащить за собой потерявшего ориентацию темного эльфа.
— Но у них же кристалл! — воспротивился наемник.
— Пусть подавятся!
Убийца слышал, как на другом конце туннеля Рай'ги захлебнулся хохотом. Он уверен, что Креншинибон теперь в его руках. Наверняка скоро он попробует его в деле и, скорее всего, попытается создать испепеляющий луч, вроде того, что Джарлакс послал вслед тому беглецу. Может, поэтому никто их и не преследует.
Энтрери побежал, прижав рукой мешочек с настоящим кристаллом. Он чувствовал, что тот в ярости, — осколок негодовал, что убийца подставил его под губительные лучи фонаря чародея, когда приблизился в башне к Джарлаксу.
— Закрой магический переход, — приказал. Энтрери. — Пусть они останутся в ловушке, а потом обрушь башню.
Оглянувшись, он увидел, как коридор исчезает.
— И башню, — велел убийца. — Пусть рассыплется на куски, потом мы вместе настроим кучу башен по всему миру.
Креншинибон с готовностью ухватился за это обещание — еще бы, ему так уверенно предлагали то, чего он сам желал с такой страстью.
Джарлакс и Энтрери почувствовали, как земля задрожала у них под ногами.
Они бросились бежать через раскаленные пески, окружавшие крепость, к оазису. За спиной раздавались испуганные крики солдат, а впереди изумленно гомонили караванщики, прибывшие в Даллабад.
Но когда купцы увидели, что к ним приближается темный эльф, гомон превратился в вопли ужаса.
Однако у Энтрери и Джарлакса не было времени что-то объяснять перепуганным торговцам. Они кинулись к привязанным возле одной из повозок лошадям и через несколько мгновений уже мчались во весь опор прочь из Даллабада, хотя дроу в седле, да еще при свете дня, чувствовал себя не лучшим образом. Вслед им несся хор разгневанных голосов и проклятий.
Энтрери был превосходным наездником, но сейчас вынужден был сидеть, низко склонившись и немного свесившись в сторону, чтобы не слишком тревожить рану.
— Но у них же кристалл! — зло прокричал дроу. — Далеко нам не уйти!
— Они парализовали его своим колдовством, — солгал убийца. — Он им ничем не поможет.
Позади шумно рухнула первая башня, а затем обрушилась и вторая.
Энтрери не строил иллюзий насчет Рай'ги, Киммуриэля и их подчиненных — слишком уж они хитры и чересчур быстро соображают, так что вряд ли катастрофа застигла их в башне. Оставалось лишь надеяться, что крушение задержит их на некоторое время и они с Джарлаксом смогут уйти достаточно далеко. К тому же, не зная, правда, насколько серьезны его раны, убийца страдал от боли и сильно ослабел от потери крови, так что меньше всего ему хотелось снова столкнуться с чародеем, псиоником или таким великолепным бойцом, как Бергиньон Бэнр.
Прошел час, но никаких признаков погони не было, и всадники остановили лошадей, чувствуя себя совершенно измотанными. Энтрери все время слышал в голове вкрадчивый голос Креншинибона, убеждавший его выстроить еще одну башню прямо здесь и найти там убежище и отдых.
Он едва не послушался и даже раздумывал мгновение, почему он так упирается.
Однако с усмешкой, больше похожей на гримасу, тряхнул головой, поняв, что чуткий Креншинибон ищет лазейку и идет по пути наименьшего сопротивления.
Да, Энтрери был готов к тому, что бежать придется в пустыню. Он почти сполз с лошади и обнаружил, что едва держится на ногах, но все-таки с усилием стянул с плеч мешок, сбросил его на песок, сам упал на колени и развязал тесемки,
Джарлакс уже был рядом и помог ему распаковать мешок.
— Достань зелье, — чувствуя сухость в горле и с трудом дыша, попросил Энтрери.
Наемник повозился немного и извлек маленький флакон с бледно-голубой жидкостью.
— Оно исцеляет?
Энтрери кивнул и протянул руку.
Однако Джарлакс отвел флакон назад.
— Сначала кое-что объясни, — потребовал он. — Сперва ты напал на меня, а потом позволил им забрать кристалл.
Энтрери снова протянул к пузырьку дрожащую руку; он был весь в поту. Потом потрогал рану и поднял ладонь, испачканную кровью.
— Отличный бросок, — заметил он темному эльфу.
— Не буду делать вид, что мне все понятно, Артемис Энтрери, — сказал Джарлакс, протягивая убийце флакон. — Может, поэтому твое общество так нравится мне.
Энтрери выпил жидкость одним жадным глотком, откинулся назад и прикрыл глаза, ожидая, когда зелье начнет действовать. Следовало бы вылакать штук пять таких флаконов, но он надеялся, что и одного будет достаточно, чтобы выжить и слегка заживить рану.
Джарлакс наблюдал за ним некоторое время, а потом заговорил о том, что тревожило его ничуть не меньше, — солнце уже поднялось высоко и палило нестерпимо.
— Этот свет убьет нас, — заметил он. Вместо ответа Энтрери немного приподнялся и сунул руку в мешок. Оттуда он достал маленький, словно игрушечный, темный шатер. Поднеся вещицу к лицу, он что-то шепнул и отбросил ее в сторону. В считанные мгновения игрушка выросла до размеров нормальной походной палатки.
— Довольно! — скомандовал убийца, когда он вырос настолько, что внутри могли бы укрыться оба беглеца вместе с лошадьми.
— Посреди голой пустыни он слишком бросается в глаза, нас легко найдут, — сказал Джарлакс.
— Это труднее, чем тебе кажется, — все еще тяжело дыша, ответил убийца. — Едва мы войдем внутрь, он снова уменьшится до прежних размеров.
— Надо же, я и не подозревал, что у тебя есть такая полезная вещица, — улыбнулся темный эльф.
— Потому что она появилась у меня только вчера,
— Так, значит, ты знал, как все произойдет и что нам придется бежать в пустыню, — предположил наемник, довольный своей проницательностью.
Энтрери не стал спорить, а знаком попросил помочь ему подняться.
— Я надеялся, что все так произойдет, — поправил он.
Джарлакс удивленно поглядел на него, но с расспросами приставать не стал. Успеется. Бросив взгляд в направлении покинутого Даллабада, он гадал, что стало с его приближенными и как вообще все это могло случиться. Хитрому Джарлаксу нечасто доводилось бывать в столь неопределенной ситуации.
— Но теперь у нас есть то, что мы хотели, — обратился Киммуриэль к негодовавшему товарищу. — Бреган Д'эрт наша, и можно возвращаться в Подземье, в Мензоберранзан.
— Это не Креншинибон! — выкрикнул Рай'ги и в гневе швырнул фальшивку на пол.
— Но разве нашей целью был он? — удивленно спросил псионик.
— Он по-прежнему у Джарлакса! — рявкнул колдун. — Ты что же, рассчитываешь долго продержаться у власти при таком раскладе? Он должен умереть, а Креншинибон — стать моим.
Киммуриэль усмехнулся про себя: эта странная тирада означала, что Креншинибон успел что-то нашептать Рай'ги, стремясь подчинить его себе. Спасибо Яраскрику, что просветил псионика насчет хрустального осколка и рассказал, как уберечься от опасности. Однако в одном приятель прав: пока Джарлакс жив, их положение весьма ненадежно.
Киммуриэль никогда не хотел становиться врагом главаря — не по причине каких-то дружеских чувств, а потому что боялся. А вдруг Джарлакс уже направляется в Мензоберранзан, где соединится с оставшейся в Подземье частью банды — а это больше половины — и двинет ее против Рай'ги, Киммуриэля и тех, кто к ним примкнул? Он может даже подбить Громфа Бэнра, самого Архимага Мензоберранзана, помериться силами с Рай’ги.
Такие мысли не добавляли уверенности, но при этом псионик понимал, что Рай'ги больше раздосадован именно тем, что хрустальный осколок, а вовсе не Джарлакс ускользнул от него.
— Надо их найти, — решительно заявил колдун. — Джарлакс должен умереть. Иначе я вздохнуть не смогу спокойно.
— Но ведь ты теперь — глава единственно мужского сообщества в Мензоберранзане, — возразил Киммуриэль. — Можешь забыть о спокойных вздохах, у тебя не будет ни сна, ни отдыха среди постоянных опасностей и междоусобной возни Матерей Домов. Такова уж природа власти, приятель.
Рай'ги поглядел на него отнюдь не дружелюбно. Он был разъярен, ему страстно хотелось заполучить Креншинибон. Таким его Киммуриэль, пожалуй, еще не видел. Он решил, что, если им удастся как-то настичь Джарлакса с кристаллом, он сделает все, чтобы первым до Креншинибона добрался иллитид Яраскрик. Пусть проницатель разума и его соплеменники завладеют им, изучат и уничтожат. Это лучше, чем Креншинибон в руках Рай'ги, да еще в Мензоберранзане, — если только колдун захочет вернуться в Подземье, ведь свою мощь осколок черпает в свете солнца. И разве не придется Киммуриэлю быть начеку, когда Креншинибон будет на их стороне? Ведь кристалл никогда не примирится его присутствием, с тем, что не может добраться до его разума.
Был большой соблазн пойти против Рай'ги и насколько возможно помешать поискам бывшего главаря, но все же псионик понимал, что Джарлакс, с кристаллом или без, чрезвычайно сильный противник и его нельзя отпускать.
Стук в дверь прервал его размышления. Вошел Бергиньон Бэнр, а за ним несколько солдат, тащивших скованную и избитую Шарлотту Весперс. Следом шли другие солдаты-дроу, сопровождавшие дородного и надутого крысиного оборотня.
Киммуриэль сделал знак стражникам, которые вели женщину, отойти в сторону и встал против оборотня.
— Горд Абрикс к твоим услугам, славный Киммуриэль Облодра, — изрек оборотень, отвесив глубокий поклон.
Киммуриэль глядел на него в упор.
— Теперь ты возглавляешь крысиных оборотней Калимпорта? — спросил он на языке поверхности, с трудом подбирая слова.
— Крысиные оборотни к услугам Дома Басадони, — подтвердил Горд. — К услугам…
— Больше тебе ничего не нужно знать, а уж тем более говорить, — рявкнул на него Рай'ги, и с оборотня разом слетела вся его надменность.
— Уведите его, — приказал Киммуриэль солдатам на родном языке. — Скажите, что его вызовут, как только мы решим, что делать с оборотнями.
Горда Абрикса вывели, но он успел отвесить еще один поклон.
— Что же делать с тобой? — обратился псионик к Шарлотте на языке дроу, и уже одно это служило подтверждением того, насколько она способна и умна, а, следовательно, может быть полезна.
— Чем я заслужила такое обращение? — не теряя достоинства, осведомилась Шарлотта.
— А почему ты думаешь, что его надо как-то заслужить? — спокойно осведомился Киммуриэль.
Возразить Шарлотте было нечего.
— Мы поручили тебе встретиться с пашой Дадакланом, это было важное задание, но ты его провалила, — напомнил Рай'ги.
— Энтрери обманул меня, а потом взял в плен.
— Провал есть провал, — жестко сказал чародей, — И он влечет за собой наказание.
— Но ведь я сбежала и предупредила вас, что Энтрери переметнулся на сторону Джарлакса, — возразила Шарлотта.
— Сбежала? — переспросил Рай'ги. — Но ведь ты сама говорила, что хафлинг боялась оставить тебя у себя, потому и выпустила.
Киммуриэлю стало неуютно. Может, это тоже часть задуманного Энтрери? Иначе как случилось, что они с Рай’ги прибыли в даллабадскую башню в самый неподходящий для решительного удара момент? Почему кристалл был где-то запрятан, а вместо него готова подделка, помешавшая исполнению всех их планов? «Интересное наблюдение, — подумал псионик, — об этом стоит поговорить с Двайвел Тиггервиллис, только позже».
— Я сразу пришла к вам, — со значением промолвила Шарлотта, по ее тону было ясно, что терять ей нечего.
— Провал есть провал, — тоже с нажимом повторил Рай’ги.
— Но мы же не безжалостны, — поспешил добавить Киммуриэль. — Я даже верю в существование справедливости. Если верить тебе, Артемис Энтрери поставил тебя в неприятное положение. Так найди и убей его! Принеси мне его голову, или я сниму с плеч твою.
— Но с чего начать? — беспомощно всплеснула руками Шарлотта. — Без средств…
— В твоем распоряжении будут все средства и солдаты Дома Басадони и Даллабада, да еще эта крыса и ее подданные, — ответил Облодра,
Лицо Шарлотты по-прежнему выражало недоверие, но в глазах мелькнула искорка, и Киммуриэль это заметил. Женщина была взбешена выходкой Энтрери не меньше, чем дроу. Она хитрый и сильный противник. И если она будет искать Энтрери. то тем самым поможет им разыскать Джарлакса и обезвредить его и опасный кристалл.
— Когда приступать? — спросила женщина.
— А ты еще здесь? — отозвался Киммуриэль. Повторять не пришлось, она сразу попыталась встать. Стражники бросились к ней, подняли и разомкнули цепи.
— Ах, друг мой, как же ты меня обманул, — прошептал Джарлакс Энтрери. Раны убийцы так и не затянулись, он был очень слаб, почти беспомощен и время от времени впадал в полузабытье. Темный эльф мог исцелить его с помощью магии, однако предпочел не торопиться и как следует обдумать все произошедшее,
Он как раз размышлял, спас его убийца или наоборот, когда вдруг услышал слишком знакомый призыв.
Широкая улыбка появилась на темном лице дроу. Креншинибон! Креншинибон у Энтрери! Джарлакс восстановил в памяти все подробности и сообразил, что убийца, так неожиданно напав на него, не просто срезал мешочек с ремня. Этот сметливый человечишка — даже чересчур сметливый! — мгновенно подменил настоящий кристалл поддельным.
— Ну и проныра ты, приятель, — одобрительно промолвил наемник, не зная, слышит его убийца или нет. — Как приятно еще раз убедиться, что я не ошибся в тебе! — И Джарлакс с той же улыбкой потянулся к поясу Энтрери, Рука убийцы мгновенно перехватила темную руку дроу.
Другой рукой в тот же миг наемник выхватил кинжал и готов был уже всадить его в сердце своего беспомощного спутника, но помедлил, потому что Энтрери не стал ничего больше предпринимать. Он как-то жалобно смотрел на дроу, но к оружию не притронулся. В мозгу Джарлакса раздавалось настойчивое требование Креншинибона прикончить этого человека и забрать принадлежащее Джарлаксу по праву.
Дроу почти готов был послушаться, несмотря на то, что голос кристалла очаровывал и манил гораздо меньше, чем в те времена, когда он им владел.
— Не надо, — прошептал Энтрери. — Ты не можешь им управлять.
— А ты можешь? — чуть отодвинувшись, холодно поглядел на него Джарлакс.
— Он поэтому и зовет тебя, — ответил убийца, тяжело дыша, — рана в боку опять раскрылась и кровоточила. — Надо мной он не властен.
— Это еще почему? Или Артемис Энтрери стал таким же правильным, как Дзирт До’Урден?
Вместо усмешки у Энтрери получилась гримаса — боль была почти невыносима.
— Кое в чем мы с Дзиртом похожи, — ответил он. — По крайней мере, в том, что касается выдержки и дисциплины.
— И что же, только дисциплина не позволяет кристаллу подчинить тебя? — с ясно читавшимся в голосе сомнением спросил наемник. — Ты хочешь сказать, что я не обладаю такой выдержкой, как ты или…
— Нет! — простонал Энтрери и попытался сесть, скорчившись от пронзившей тело боли.
— Нет, — спокойнее повторил он, когда боль немного отпустила. — Нравственность здесь ни при чем. Просто Дзирт жил по тем же принципам, что и я, — он ни от кого не зависел.
Джарлакс поглядел на него с интересом.
— А почему ты забрал кристалл?
Энтрери хотел ответить, но закашлялся и едва не потерял сознание. Джарлакс извлек из-под плаща небольшую сферу, приблизил ее к спутнику и начал заклинание.
Убийца почти сразу почувствовал облегчение, рана на глазах начала затягиваться, и он смог вздохнуть свободнее. Джарлакс еще несколько раз повторил заклинание, и с каждым разом Энтрери становилось все лучше, но дроу вдруг умолк, не доведя дело до конца.
— Ответь мне на вопрос, — потребовал он.
— Они пришли, чтобы убить тебя, — отозвался Энтрери.
— Это понятно. Но разве ты не мог просто предупредить меня?
— Это не помогло бы, — уверенно ответил убийца. — Их было слишком много, к тому же они знали, что твой козырь — кристалл, поэтому и нейтрализовали его на время.
Джарлакс загорелся идеей сейчас же забрать Креншинибон, вернуться в Даллабад и полной мерой воздать Рай’ги и Киммуриэлю за предательство, однако сдержался и решил дослушать.
— Но они правы в том, что хотели отнять у тебя кристалл, — отважно закончил убийца.
Джарлакс смерил его гневным взглядом.
— Забудь о нем, — предложил Энтрери. — Будь глух к его зову и трезво обдумай все, что ты сделал за последнее время. Если бы все узнали, что здесь появились темные эльфы, ты не смог бы больше оставаться на поверхности, и, тем не менее, ты выстроил эту хрустальную башню! Бреган Д'эрт все равно не может править всем миром — да хотя бы одним только Калимпортом — даже с помощью Креншинибона. Сам посмотри, куда ты гнул.
Несколько раз Джарлакс попытался возразить, но так ничего и не сказал. Убийца был прав. Он просчитался, здорово просчитался.
— Это Креншинибон подбил их напасть на тебя, — покачав головой, проговорил Энтрери, и наемник отпрянул, словно получил пощечину. — С тобой трудно справиться, и кристалл решил, что честолюбивого и заносчивого Рай'ги легче будет подчинить.
— Хочешь подсластить пилюлю? — спросил Джарлакс.
— Я говорю правду, только и всего, — отозвался Энтрери. Он помолчал и поморщился от боли, — Немного поразмыслив, ты сам поймешь, что это так. Креншинибон принуждал тебя двигаться в угодном ему направлении, и ты сам этому способствовал.
— Он либо управлял мною, либо нет. То другое одновременно невозможно.
— Он тобой манипулировал. Неужели у тебя еще остались сомнения? Но на Рай'ги он влиял бы иначе.
— Я вернулся в Даллабад, чтобы разрушить хрустальную башню, хотя кристалл был против, — возразил наемник, — и, тем не менее, я мог бы это сделать! Я не стал его слушать.
Он хотел что-то добавить, но Энтрери перебил его:
— Ты мог бы?
— Само собой, — чуть запнувшись, ответил Джарлакс.
— А почему ж не сделал?
— Я решил, что нет причин ломать ее, если можно… — Но тут он сам понял, что значили его слова, и умолк, пораженный. Его провели. Его, виртуоза интриганства, обвели вокруг пальца, убедив в том, что он хозяин положения.
— Оставь его у меня, — попросил Энтрери. — Креншинибон все время пытается соблазнить меня, но он не может предложить мне ничего, что мне хотелось бы иметь, а потому у него нет надо мной власти.
— Он тебя достанет, — предупредил Джарлакс. — Он изыщет малейшие твои слабости и сыграет на них.
— Но у него осталось мало времени.
Джарлакс вопросительно поглядел на него.
— Если бы у меня не было определенного замысла, я не стал бы тратить столько сил и времени, чтобы спасти тебя от этих негодяев, — ответил убийца.
— Рассказывай.
— В свое время ты все узнаешь, — пообещал убийца. — Теперь же я только прошу тебя не забирать кристалл и еще, умоляю, дай мне отдохнуть.
Он снова лег и прикрыл глаза, прекрасно понимая, что его единственной защитой, если Джарлакс нападет на него, будет кристалл. При этом он сознавал, что, если применит его хоть однажды, Креншинибон наверняка нащупает множество тайных лазеек в его душу. И тогда можно сразу отказаться от задуманного предприятия, потому что вряд ли он сможет устоять, несмотря на то, что знает: Креншинибон ведет к разрушению и в конце пути его владелец найдет гораздо худший конец, нежели просто смерть.
Однако, взглянув на Джарлакса, он немного успокоился, потому что вновь видел перед собой лицо умного и расчетливого темного эльфа, привыкшего взвешивать и обдумывать все, прежде чем перейти к действиям. Энтрери верил, что Джарлакс ничего не предпримет против него. Раз он еще не вполне разобрался в происходящем, то, скорее всего, выждет еще какое-то время, прежде чем как-то изменить ход вещей.
Размышляя так. Энтрери заснул.
Уже погружаясь в забытье, он ощутил целительное воздействие волшебной сферы Джарлакса.
Развертывая свиток, женщина-хафлинг с умилением отметила, что у нее дрожат пальцы.
— Надо же, Артемис, я даже не знала, что ты умеешь писать, — со смешком пробормотала она, пробегая глазами красивые ровные строки. На вкус Двайвел, любившей замысловатую вязь, почерк был довольно безликим. — «Моя дорогая Двайвел», — прочла она вслух и умолкла, не зная, как отнестись к этим словам. То ли это формальное общепринятое приветствие, то ли проявление дружественных чувств?
И тут она подумала, что даже не представляет себе, что на самом деле за человек Артемис Энтрери. Он всегда утверждал, что его единственное желание — быть лучшим. Если это так, почему же он не воспользовался кристаллом, едва заполучил его? А Двайвел точно знала, что не воспользовался. Связные в Даллабаде во всех подробностях донесли ей о крушении хрустальных башен, побеге Энтрери и темного эльфа — как предположила Двайвел, Джарлакса.
Судя по всему — замысел убийцы удался. Но маленькая женщина и так никогда не сомневалась в способностях Энтрери, даже невзирая на грозную славу его противников.
Она подошла к двери и удостоверилась, что та заперта. Потом уселась у маленького ночного столика, расправила на нем пергамент, прижав края пресс-папье, выточенные из громадных драгоценных камней, и продолжила чтение, решив оставить все размышления на потом, когда будет перечитывать послание.
Моя дорогая Двайвел!
Вот и настало время, когда наши пути разошлись, к моему большому сожалению. Мне будет недоставать наших бесед, моя маленькая подруга. Мало кто из тех, кого я знал, заслуживал такого доверия, чтобы с ним можно было поговорить о том, что действительно волнует. В последний раз я поговорю с тобой по душам, но не затем, чтобы услышать от тебя какой-то совет, а чтобы самому лучше разобраться в своих чувствах… но ведь в этом и была всегда прелесть наших разговоров, не так ли?
Вспоминая наши встречи, я нахожу, что ты почти никогда и не пыталась советовать мне. Да и вообще ты мало говорила, а больше слушала. Я же, излагая тебе свои соображения и проговаривая их, начинал их лучше понимать сам. Может, это ты простым наклоном головы или вздернутой бровью направляла мои мысли по другому пути?
Я не знаю.
«Я не знаю» — это стало почти что рефреном моей жизни, Двайвел. Основа, на которой я построил свое существование, на которой зиждились мои принципы и действия, теперь кажется непрочной, зыбкой, как пески пустыни. Когда я был моложе, я знал ответы на все вопросы. Мой мир был ясен и надежен. Став старше и проводив уже сороковую весну, я знаю наверняка лишь одно — что я ничего не знаю наверняка.
Насколько же легче было быть молодым и в двадцать лет идти по жизни напролом!
Мне необходимо было стать первым в моем темном ремесле. Мне хотелось быть лучшим воином мира, вписать свое имя в скрижали его истории. Многие люди думают, что мной руководила лишь гордость и я из пустого тщеславия хотел, чтобы все дрожали при одном звуке моего имени.
Видимо, отчасти они правы. Все мы не лишены тщеславия, как бы нам ни хотелось поспорить против этого утверждения. Но мое желание создать себе имя было не так важно, как желание — даже скорее одержимость — и в самом деле стать лучшим в своем ремесле. Слава моя росла, и я всячески этому способствовал, потому что понимал — если мое имя внушает противнику страх, это дает мне еще одно преимущество перед ним.
Дрожащей рукой не направишь клинок в цель.
И я все еще стремлюсь к вершине, но лишь потому, что это придает хоть какой-то смысл жизни, которая стала мне совсем не в радость.
Довольно странно, но то, насколько пуст и безрадостен мой мир, я усвоил, лишь победив человека, пытавшегося и так и этак открыть мне на это глаза. Дзирт До'Урден, — как же я его все еще ненавижу! — считал мою жизнь бесполезной и бесцельной, не приносящей ни достижений, ни счастья. Я, в общем-то, и не спорил с ним, просто никогда не придавал этому значения. Смысл его жизни был в друзьях, других людях, а я всегда был сам по себе. Жизнь всегда казалась мне бессмысленной игрой, забавой вечных богов. Нам кажется, будто мы взбираемся на крутые горы и преодолеваем глубокие пропасти, а на деле это всего лишь небольшие холмы и едва заметные овражки. Наверное, меня раздражала сама мелочность и суетность жизни.
А может, вовсе и не Дзирт показал мне, на каком зыбком песке я стою. Может, это произошло благодаря Двайвел, подарившей мне нечто, чего я почти никогда не встречал и поэтому так плохо знал.
Дружба? Боюсь, значение этого слова мне до сих пор неясно, но если я когда-либо захочу понять, что это такое, то вспомню наши беседы.
Так что это, наверное, письмо-извинение. Мне не стоило навязывать тебе Шарлотту Весперс, хотя я надеюсь, что ты замучила ее до смерти, как я и велел, и закопала в пустыне.
Ты часто спрашивала меня, что я задумал, и всякий раз я смеялся, но знай, дорогая Двайвел, что моя цель — похитить могущественный кристалл, пока до него не добрались другие. Я знаю, что это отчаянная выходка, но бороться с собой не могу, потому что Креншинибон зовет меня и просит, чтобы я забрал его у нынешнего незавидного владельца.
Поэтому он станет моим, ведь я — лучший в своем деле, а потом я исчезну, и, быть может, не вернусь никогда.
Прощай, Двайвел Тиггервиллис, пусть тебе сопутствует удача. Будь спокойна, ты мне ничего не обязана, а я почему-то чувствую себя в долгу перед тобой. Путь мой долог и полон опасностей, но я вижу цель. Если я достигну ее, то уже ничто в мире не сможет повредить мне.
Прощай!
Двайвел Тиггервиллис отложила пергамент смахнула слезинку, а потом рассмеялась над собой — так это было нелепо. Если бы несколько месяцев назад кто-нибудь сказал ей, что она будет сожалеть о разлуке с Артемисом Энтрери, она бы рассмеялась этому человеку в лицо и назвала его недоумком.
И, тем не менее, вот перед ней лежит очень личное послание Энтрери, и она уже скучает по их разговорам, и жалеет, что их уже не будет. Во всяком случае, в ближайшем будущем.
По словам убийцы, ему тоже будет недоставать этих бесед. Двайвел была глубоко тронута. Подумать только, она сумела привязать к себе наемного убийцу, бывшего грозой и тайным властителем Калимпорта на протяжении двух десятков лет. Разве кому-нибудь удавалось настолько сблизиться с ним? Из ныне живущих — никому, и Двайвел это знала.
Она перечитала последние строки, где он лгал о своих намерениях. Энтрери специально не упомянул ничего такого, что навело бы темных эльфов на мысль, что Двайвел как-то способствовала замыслам убийцы. Приказом в отношении Шарлотты он хотел обеспечить маленькой женщине снисхождение со стороны ее бывшей пленницы и ее покровителей, если понадобится.
У Двайвел по спине пробежал холодок. Не слишком-то ей хотелось, чтобы ее жизнь зависела от снисхождения темных эльфов!
Но до этого вряд ли дойдет. Если дроу выйдут на нее и ее заведение, она с удовольствием продемонстрирует Шарлотте это письмо, и та решит, что Двайвел оказала ей большую услугу.
Да, Артемис Энтрери очень постарался, чтобы никто не заподозрил ее в соучастии в заговоре, а это говорило о глубине его дружеских чувств убедительней любых теплых слов.
— Беги как можно дальше, друг мой, и прячься получше, — прошептала Двайвел, потом аккуратно свернула свиток и спрятала в ящик резного бюро. Звук закрывшегося ящика отозвался тоской в сердце.
Она будет очень скучать по Артемису Энтрери.