Слуги Государевы. Курьер из Стамбула

Глава 11 Младенец-император ответил войной

На шведский манифест, войну объявляющий, младенец Император Иоанн III Антонович[28] ответил также Манифестом. Даже двумя. Нет, конечно, не он. Правительница их подписала, мать младенца, Анна Леопольдовна. Случилось это 13-го августа. Первый манифест объявлял войну Королевству шведскому, и недоумение выражалось о причинах, ее вызвавших.

«Между неверными и дикими, Бога не исповедающими погаными, не только между христианскими державами еще не слыхано было, чтоб, не объявя наперед о причинах неудовольства своего или не учиня по последней мере хотя мало основанных жалоб и не требуя о пристойном поправлении оных, войну начать, как то действительно ныне от Швеции чинится».

Главнокомандующим армией в Финляндии назначался граф Ласси. Вспомогательный корпус, для охранения берегов близ столицы, встал у Красной Горки. Начальствовал там Принц Гессен-Гомбургский. В Лифляндии и Эстляндии отдельные отряды под общим начальством генерала Левендаля также караулили побережье.

За манифестом последовал указ:

«Несмотря на неправедный, Богу противный поступок со шведской стороны в нарушении мира, всем шведским подданным со всем принадлежащим им имуществом, пока они… в свое отечество выехать не могут, Его Императорского Величества всемилостивейшую протекцию и защищение показать. И тако никому из подданных российских тем шведской нации людям, покамест они в Империи обретаться будут, никаких обид, досадительства и вреда не чинить, имений и вещей их отнюдь не касаться под опасением жестокого штрафа».

Мы б не упоминали о сем указе, кабы не был он упреком — Королю шведскому, приказавшему и разрешившему арестовывать русских купцов, конфисковывать товары, захватывать и грабить торговые суда. Когда весть об указах русского младенца Императора достигнет Стокгольма, она лишь добавит уныния шведам.

20-го августа состоялся смотр русских войск под Выборгом. Восторженным ревом встретили шпалеры полков построенных героя Гданьска и Азова, покорителя Крыма, фельдмаршала Петра Петровича Ласси.

Фельдмаршал был невозмутим. Придирчиво, но одобрительно поглядывал старый солдат на ветеранов и молодежь, проходящих мимо полков. Ласси был доволен. Полки выглядели свежими и бодрыми. Стараясь держать равнение, сколь было возможно, идя по песку, шагали ротные колонны. Рядом с седыми ветеранами, помнившими еще петровские походы, шли вчерашние рекруты, и их румяные молодые лица выделялись среди отблеска вздернутых к небу багинетов.

— Молодчина, Кейт! — обернулся фельдмаршал к генералу. — Вижу пополнение обученным и готовым к делу. Сколь всего у нас войск?

Яков Иванович перечислил:

— Девять пехотных полков, три драгунских и две конногренадерские роты от Ингерманландского и Нарвского полков. Всего около десяти тысяч. Казаков вот маловато. Еще не подошли полки атаманов Ефремова, Себрякова и Краснощекова с Дона.

— И то хорошо. Пусть выделят из всех полков гренадер и сведут их в отдельные батальоны и эскадроны. Что слышно о противнике?

— Сей день перебежчики пришли. Хотите допросить?

— Конечно, — Ласси уже разворачивал коня. — Передайте, генерал, мою благодарность всем господам генералам, офицерам и солдатам. Премного доволен видом нашего воинства.

Допрос перебежчика, коим оказался карел, бывший солдатом финского поселенного полка Вильдебранда, коменданта крепости Вильманстранд, прояснил многое. Гарнизона крепостная состояла из означенного пехотного полка (432 человека), шести драгунских рот Карельского полка (506 человек) и одной роты артиллерии (113 человек), общим числом около тысячи, чуть поболе. В крепости ожидали приход корпуса генерала Врангеля, а с учетом корпуса генерала Будденброка всего противостояло русским около 11 000 человек.

К вечеру пришел еще один дезертир. Его допрос подтвердил сказку, ранее снятую.

— Назначаю военный совет немедленно, — отдал приказ Ласси. — Собрать весь генералитет и полковых командиров.

— Господа совет! — Ласси ботфортом песок разровнял и шпагой рисовать принялся.

— Вот мы, вот Вильманстрандская фортеция. Здесь Врангель, здесь Будденброк. — Кончик клинка метался по песку, диспозицию обозначая.

— Я разумею, что шведы войну нам объявили, а сами и не торопятся. Осень на носу, а затем и зима, кампанию открывать им без надобности. Значит, наша очередь поспешать. Не хотят воевать шведы, зато мы готовы. Жаль, флота на Балтике почти что не стало. А флот на театре здешнем всегда был и будет наипервейшим помощником армии. Ну нет, так нет. На нет и суда нет. Надобно выступать немедленно и разгромить каждого из генералов шведских по отдельности. В быстроте и внезапности наша сила.

— Утром выступаем дирекцией на Вильманстранд, — кончик шпаги в песок воткнулся. — Идем налегке. Провианта на пять ден взять. Обоз самый мизерный. Выманиваем на себя Врангеля, в дело ввязываемся с Божьей помощью, а там посмотрим. Иль отступим к границам своим, или за Будденброком пойдем. А на том, господа генералитет и полковники, совет наш и закончим.

К вечеру подошел Нижегородский пехотный полк. Его решено было оставить в лагере. Кроме того, от каждого пехотного полка было оставлено еще по сто человек при трех офицерах для охраны.

А на рассвете 21-го августа в поход выступили: девять полков пехоты — по два батальона — Ингерманландский, Астраханский, Низовской, Нарвский, Новгородский, Великолуцкий, Невский, Апшеронский и Ростовский; отдельный гренадерский полк из двух батальонов, составленный со всех пехотных гренадеров. Впереди пошли драгунские полки — Казанский, Киевский, Ямбургский и три эскадрона конных гренадер. Кроме самого Ласси, командовали войсками генерал Кейт, генерал-лейтенанты Штоффель, Бахметьев, генерал-майоры Ливен, Фермер, Альбрехт, Укскуль. Шли налегке. Обоза почти не было. Растянувшаяся колонной длинной, русская армия ускоренным шагом входила в леса. Начиналась Финляндия. Сосны, ели, скалы, озера и болота. Дорога узкая, извилистая, да прохлада лесная. Солнышко светило, припекало по-летнему, да в тени совсем и не жарко. В рядах слышалось:

— Глянь-ка, ягод-то сколь!

— Малинка, брусничка.

— Роднички бьют, ручейки журчат.

— Эт тябе не по степу вышагивать…

— Благодать, да и только.

— Тишина-то кака…

— И души живой не видать…

По трое в ряд ехали драгуны. Впереди командир полка, за ним барабанщики и литаврщики, штаб и все роты. Катились пушки, мерно колыхались багинеты пехоты.

Немногочисленные подводы с припасом воинским и провиантом, под усиленным караулом, замыкали походный порядок. Солнце отражалось в гренадерских шапках, в клинках и штыках. Мерный шаг пехотных колонн, топот копыт, скрип орудийных лафетов и колес растворялся в окружающей тишине. Противник не появлялся.

Одиночные крестьяне, встретившиеся передовым отрядам на дороге, спешили скрыться в лесу. Да их и не преследовал никто.

Стоявший у Мартилы корпус генерал-майора Карла Генриха Врангеля был извещен в тот же вечер о переходе границы русскими.

Донесение поступило от командира карельских драгун подполковника Бранденбурга, чей полк нес караульную службу вблизи Вильманстранда. Его доставил запыхавшийся от быстрого аллюра фельдфебель, ворвавшийся в Мартилу около десяти вечера.

Бранденбург писал: «Кроме сведений, полученных от рекогносцировочной партии, что у Кананои стоит большой отряд драгун и инфантерии, имеющий при себе значительное количество орудий и выступивший, по их показаниям, оттуда сегодня в 8 часов утра прибыл еще и патруль, донесший, что встретил русских, идущих форсированным маршем по ту сторону границы, почему я считаю долгом всепокорнейшее донести об этом Вашему Превосходительству в надежде, что Ваше Превосходительство незамедлите как можно скорее прийти для нашего сикурсу».

Врангель сел было составлять донесение Будденброку. Перо покрутил в руке. Затем передумал и просто отправил доклад командира карельских драгун с припиской: «Отправляю донесение подполковника Бранденбурга, сам ожидаю от него более подробного рапорта или формального приказания Вашего Превосходительства: выступать мне отсюда или нет».

Поручик Рейгер прискакал в лагерь Будденброка под утро, около пяти часов. Часовые долго не хотели будить командующего, но адъютант Врангеля настоял. Злой и заспанный Будденброк заметил раздраженно Рейгеру:

— Я не могу верить доставленному донесению, будто русские идут к Вильманстранду. Не было никаких известий до сих пор, чтобы они в том месте у Кананои имели б достаточно сильный отряд. И тем более что-либо предпринять против нас с этой стороны. Передайте генералу Врангелю мой приказ: выслать немедленно несколько рекогносцировочных партий от полковника Бранденбурга и получить совершенно верные сведения относительно русских. Буде же окажется, что донесение Бранденбурга основательно, рапортовать мне, в какую бы пору дня или ночи не получено было известие. Самому можно выступить всем корпусом, тщательно рекогносцируясь впереди и по сторонам. Если выяснится, что неприятель обнаружен и так силен, что атаковать его с выгодой невозможно, занять удобную позицию и выжидать, пока я успею подойти со своим корпусом. Все. Отправляйтесь, поручик. Будденброк зевнул, повернулся и пошел в палатку досыпать.

В девять утра его снова подняли. Врангель уже выступил навстречу русским в два часа ночи, не дожидаясь разрешения или приказа командующего армией. Будденброку писал по его поручению командир Саволакского полка Лагергельм, оставленный с одним своим батальоном в Мартиле: «…выступили к Вильманстранду, ибо русские идут туда форсированным маршем и имеют с собой легкую и тяжелую артиллерию».

Самонадеянно, опрометчиво поступил Врангель. Артиллерии не взял, припас воинский не взял, солдатам так же все оставить было приказано — камзолы, плащи, в одних рубашках да жилетках, с ружьями на плечах, тронулись маршем скорым. На крепость Вильманстрандскую понадеялся генерал. На ее арсеналы и магазины.

Русские тоже поспешали. В первый день двенадцать верст отмахали по шведской земле, растаг сделали часа на четыре, и еще шесть верст до села Синкола протопали бодро. Лагерем встали.

Ночь прошла спокойно, а поутру войска продолжили марш. Версты через три встретились ямбургские драгуны из авангарда. Первая преграда на пути обнаружилась — мост разобранный. Речка небольшая, да бурная и каменистая. Тут все такие. Драгуны сказывали:

— Тимоха Деев пытался-таки перейти вброд, так яво чуть вместе с конем не утащило. Во силища-то. Лешаки да водяные чухонские реку крутят. Аж коню не справиться.

— А глубоко ли? — пехотные интересовались.

— А мы чо, мерили? — огрызались драгуны. — Говорят тебе, дурья башка, лишь Тимоха сунулся, так и понесло яво. Насилу выбрался.

Ласси приказал встать на растаг, но со сторожени-ем превеликим. Пехота вытянулась по обе стороны дороги, к лесу поближе. Мост чинили командированным солдатством. Часа три заняло. Фельдмаршал все время сидел посреди дороги на барабане. В карту посматривал. Генералитет да командиры полковые вокруг. Ласси думал. По сторонам оглядывался. Не нравилось ему и дороги узость, и теснота лесная, и препятствия встреченные.

«Где ж тут полкам развернуться? Как баталию давать? На дороге, что ль?» — мысли одолевали. Тут шум послышался. Драгунский офицер приближался верхом.

— Что там? — поднял взор Ласси, генералитет расступился, пропуская.

— Ямбургского драгунского капитан Веселовский, ваше сиятельство, — представился.

— Так что там, капитан? — повторил вопрос свой фельдмаршал.

— Сейчас партия неприятельская была драгунами нашими замечена на берегу противном.

— Много ль?

— Десятков пять. Точно сказать не можем. Ретировались они быстро. В лесу скрылись.

— Ретировались, — медленно произнес Ласси, — значит, встречают уже. Резанова ко мне, — крикнул генералитету, а Веселовскому, — ступай, капитан, к своим.

— Ваше сиятельство, — командир киевских драгун вперед протиснулся.

— Останешься здесь для удержания занятого места. Сия речка последняя пред Вильманстрандом ихним. Еще неведомо мне, как баталия сложится, только вижу, что пути-дороги здешние не располагают к маневрам быстрым. Посему приказываю, — Ласси поднялся. Генералы и штаб-офицеры вытянулись. — У Вильманстранда будем завтра. У сей переправы полк твой, Резанов, оставим, как сказано. Артиллерию тяжелую и амуницию лишнюю тож. Совсем налегке пойдем. Яков Иванович, — Кейту, — мост как?

— Готов почти.

— Долго, — головой покачал, — часа три, почитай, потеряли. Поднимайте полки, господа штаб, марш продолжаем.

Как выступили, то через полчаса опять авангард донес о новой партии встреченной неприятельской. Драгуны Веселовского бросились было преследовать, но опять-таки шведы скрылись. Однако ж удалось ямбургцам пленного взять. Сказкой его уведомились, что корпус Врангеля подходит-таки к Вильманстранду. Войска шаг ускорили.

К четырем пополудни вышли к деревне Армила, вблизи крепости неприятельской. Караулы шведские, в деревне стоявшие, ушли тотчас, как русских увидели.

Лес немного расступился, но равнины как таковой и в помине не было. Холмы высокие, овраги, поля небольшие, друг от друга полосками леса отделенные. Словно зубья драконовы, то здесь, то там торчали из жнивья валуны гранитные. Ни тебе пехоты в линию не выстроить, ни коннице не развернуться фронтом для атаки.

Ласси с Кейтом взобрались на холм повыше, прям перед биваком русским, в трубы подзорные все осматривали. Впереди лежала фортеция вильманстрандская. Со спины ее озеро прикрывало, так что напасть можно было лишь спереди. А этот путь прикрывался рвом сухим, палисадами да валом. Все сделано из земли и фашин. Слева холм высокий. На нем мельница виднелась.

Шведы подле копошились. Позицию возводили. Остальная местность вся одинаковая, чрезвычайно неровная. Те же леса, болота, кустарники, скалы и овраги. То там, то сям клочки огороженных и обработанных полей. Трудно, ох, трудно с войсками действовать на такой почве. Даже небольшой отряд, умело отбивающийся, легко может отразить более сильный корпус, на него нападающий.

Ласси переглянулся с Кейтом. Молчали оба. Лишь головами покачали в понимании сложности баталии предстоящей. Из леса густого, что за мельничным холмом чернел, показалась голова колонны шведской.

— Осталось вызнать, кто это. Врангель, Будденброк или сразу оба, — кивнул на шведов Ласси. — Соразмерно и действовать будем.

Еще с марша Врангель отослал приказ коменданту Вильманстранда снять большую часть пушек с вала и установить их на той самой горе, где мельница торчала. Она и должна была стать центром боевого порядка шведов, одним флангом к лесу примыкая, другим к глубокому оврагу, в версте от укреплений городских.

Почти бегом двигались батальоны шведские. Драгун, прискакавший от Вильманстранда, весть принес, что русские уже вышли к крепости и лагерем встали. Вот и спешили шведы. Когда Ласси с Кейтом позицию осматривали, тотчас и Врангель вышел к ней. Сразу в боевой порядок начали строиться. А вдруг русские уже готовятся к штурму? Левый фланг, ближайший к крепости, финские батальоны заняли — Тавастгусский, Кюменегордский и Саволакский, правый шведские — Далекарлийский, Седерманландский и Вестерботнийский. По центру батарея из орудий крепостных капитана Оберга с прислугой, да триста солдат полка гарнизонного. Горушка эта с мельницей, Кварнбакен по-шведски, — отличная позиция для артиллерии. Высота господствующая, обзор отличный. Нелегко будет русским спорить со шведской артиллерией. На правом фланге и конницу всю разместил Врангель. В лощинке. Только что шведской, что русской коннице развернуться было негде. Местность-то для всех одинакова. Так и встали. До самого вечера русские движения не обнаруживали. Успокаивались шведы. Ночью, чай, не начнут. Опускались на землю, лежали рядом с оружием. Костры разводили. Скоро и похлебка вскипела в котлах, с крепости подвезенных.

Пекка Ярвинен облизал свою ложку да в карман спрятал. Финны и так неразговорчивые, сейчас вовсе молчали. Думали о своем. Что солдат вспоминает накануне баталии? Дом родной, да мать аль жену с детишками. Один ведь Бог ведает, что завтрева ждет.

— Слышь, Ярвинен, — придвинулся к нему и прошептал Тимо Нурминен, совсем еще молодой солдат, земляк из Руоколакса. — Только не сердись.

— Чего тебе надобно, Нурминен, — нехотя отозвался Пекка, от мыслей невеселых отрываясь. Молодежь-то уважала Пекку за силу, за характер. Одногодки, когда-то задиравшие сироту, давно уж отступились, кулаками мощными вразумленные. А стариков солдат почти и не было.

— Правда, не обижайся, Ярвинен, — шептал Тимо, — говорят, что отец-то твой русским был, — и сам испуганно отодвинулся.

Усмехнулся Пекка. Как в воду глядел юнец. Об этом и думалось. Зла ответного на вопрос не было. Это в детстве кулаками вымещал обиды, а с годами и сам привык, и земляки привыкли. Вот разве что такие юнцы спрашивали. Ну не бить же их…

— Русский, — кивнул головой, — русский, Тимо.

— Ну и как ты теперь? — опять придвинулся Нурминен.

Что сказать мальчишке? Что он сам не знает? Что может с отцом на поле бранном встретиться? Но русские пришли с войной к ним. Правда, солдатам зачитывали указ Королевский, что это Швеция объявила войну России. Но первыми ее начали русские.

И Пекка должен защищать свой дом, свою мать, Укконенна с его невестками и женой-старухой, того же Нурминена отца с матерью, братьев и сестер меньших и других соседей. Отец — отцом, а русские — русскими.

— Мы солдаты, Нурминен, — сказал, как отрезал. — Будем драться. Нужно защищать свои дома. Оставь меня. Уснуть попробую, — отвернулся и лег на бок, говорить боле не желая. Шляпу под голову, фузею к себе прижав. Вздохнул Нурминен и тож на ночлег устраиваться стал.

В русском лагере рассвет встретили с выстрелом пушечным, зорю означавшим. Ласси медлил. Драгунам поручалось в ночь пленного взять. Из шведского корпуса подошедшего. Взяли, даже двоих. Унтер-офицера и рядового. Шведы сами напоролись на караулы русские. Врангель послал ночью партию рекогносцировочную к лагерю русскому, так их драгуны в секрете встретили, да тишком навалились. Это потом уж стрельбу открыли, когда шведы ретироваться стали.

В третий раз допрашивали пленных. Генерал Икс-куль да полковник Ломан, шведский язык знавшие, допрос за допросом учиняли. Ласси так приказал. Чтоб и лаской, и угрозами. И по одному, и сразу вдвоем. Глаза в глаза. Ставкой очной. Важно было правды добиться.

По сказкам, выведанным у пленных, следовало, что перед русскими стоит лишь корпус Врангеля. Но ждут, ждут Будденброка.

— Собирайте совет, — решился Ласси.

Генералитет и полковники высказались за нападение на шведов.

— А потому приказываю: всех гренадеров собрать воедино. Пехотных в два батальона, командовать ими назначу…, — Ласси вскинул голову и обвел окруживших его генералов и полковников.

— Полковников Ломана и Бальмена. — Взгляд фельдмаршала уткнулся в высоченную фигуру командира астраханцев. — О! Манштейн! Слышал, ты удачно командовал атакой на Перекопе, до того, как граф Миних забрал тебя к себе. Будешь поддерживать гренадер двумя полками — своим Астраханским и Ингерманландским. — Манштейн кивнул молча фельдмаршалу. — А конных свести в два эскадрона. Командовать Ливену ими.

— Слушаюсь, ваше сиятельство, — откликнулся фон Ливен.

— Итак, объявляю ордер на баталию. Первая линия: генерал Кейт с генералом Штоффельном. Полки: гренадерский сводный, Ингерманландский, Астраханский, Низовской и Нарвский. Вторая: генералы Бахметьев и Икскуль. Полки: Новгородский, Великолуцкий, Невский, Апшеронский и Ростовский. Кавалерия: шесть эскадронов на левом фланге, конные гренадеры на правом. Артиллерию полковую поднять на холм, где мы вчерашнего дня рекогносцировали шведов. В атаке сохранять между собой связь общего ордера баталии. В два часа пополудни начнем с Богом.

— Давайте-ка, Аминов, — обратился Врангель к стоявшему рядом адъютанту, — отправляйтесь, не мешкая, к генералу Будденброку. Я с утра наблюдаю за русскими и думаю, что атаковать они не решатся сегодня. Писать ничего не буду, передадите на словах. Пусть выходит со своим корпусом им в тыл по старой дороге от Фридрихсгама. Хотя… черт, кажется, они начинают! — воскликнул Врангель, заметив движение русских. — Скачите, Аминов, скорее. Сикурс нам потребен весьма.

Напротив шведских позиций на холм выкатывались русские пушки. Видно было, как суетилась прислуга, разворачивая орудия и обустраивая позицию для батареи. Из леса выдвинулись стройные ряды пехоты.

— Передайте, — Врангель распорядился, — пусть поднимают батальоны. Капитану Обергу открыть канонаду. Придется драться.

Батарея Оберга была расположена гораздо выгоднее русской, стоявшей значительно ниже. Прогремели первые выстрелы с обеих сторон. Урон от шведских пушек был намного ужаснее. Русские батальоны выходили из леса, устраивали линии в две роты, затем спускались в многочисленные овраги и выбирались из них под убийственным огнем неприятеля.

Ласси бросил вперед два батальона гренадер, приказав взять штурмом во чтобы то ни стало батарею шведскую. Произведя несколько безуспешных атак, потеряв много убитыми и раненными и лишившись более половины всех офицеров, гренадеры отступили в беспорядке. Погиб в бою и полковник Бальмен. Тот самый француз, о котором мы рассказывали в самом начале книги. Это его, муштровавшего на европейский лад турок, уговорил русский посланник в Стамбуле Неплюев бросить все это и отправиться в далекую Россию. Честно отслужил француз, и голову сложил свою честно.

Правый фланг шведов отбил атаку русских и контратаковал сам. Стоявшие на пологих отрогах Кварнбакена батальоны Деликарлийского и Седерманландского полков бросились сверху вперед, сминая русские Низовской и Невский полки первой линии. Атака была столь стремительна, что шведы ворвались на русскую батарею, но не успели ни обратить их в сторону противника, ни заклепать пушки. Ласси сжал фронт второй линии и штыками десяти батальонов выбил противника.

На левом фланге дело сложилось в пользу русских. Манштейн повел в атаку Астраханский и Ингерманландский полки. Финские батальоны дрогнули. Первый русский залп прогремел за сто пятьдесят шагов, еще через полсотни — второй, а за ним и третий, внося страшное опустошение в ряды противника. Финны ответили лишь одним залпом. Молодежь стояла в строю, к стрельбе плутонгами обученная плохо. Офицеры отдельные, видя, как плохо стреляют солдаты, видя потери ужасные, стали назад оглядываться. Переговаривались. В тыл уходили потихоньку.

А тут и удар страшный штыковой обрушился. Отступать стали финские батальоны, теснимые в бою узком, в давке тел человеческих, в скрежете багинетов. Побежали. Офицеры, что еще оставались, тщетно пытались остановить. Пекка Ярвинен один лишь раз стрельнул, перезарядил, но был увлечен бегущими первыми линиями и, сжатый со всех сторон, так и не успел вторично разрядить фузею. Главное было сейчас на ногах устоять, а не то затопчут в паническом бегстве. Так в толпе и внесло его в крепостные ворота.

Врангель бросил с правого фланга, где поначалу дело для шведов удачно складывалось, на помощь финнам батальон вестерботнийцев. Да поздно было. От бегства финских батальонов произошел большой промежуток в шведской линии, и теперь вестерботнийцы оказались один на один против шести русских.

Отброшенные русскими, правофланговые батальоны Седерманландского и Деликарлийского полка могли бы рассчитывать на помощь своей кавалерии. Но карельские драгуны остались покойными зрителями, а увидя поражение своих войск, просто разделились и отступили. Одни к крепости с командиром полка Бранденбургом, другие прямо к Фридрихсгаму, подале от поля брани. Теперь и пехота была опрокинута и рассеяна. В преследование пошли русские драгуны.

Храбро дрался батальон вестерботнийцев. Все патроны расстреляв, они построились в каре тесное и замерли, ощетинясь штыками и распустив знамена. Их окружили со всех сторон.

Кейт, наблюдавший со стороны за отчаянным боем обреченных, заметил стоявшему рядом раненому генералу Штоффельну, которому наспех делали перевязку:

— Как вы думаете, генерал, наверно, было б жаль, если б столько храбрых пало от множества?

Морщась от боли, тот ответил:

— Согласен. Их можно выпустить. Они заслужили это своей храбростью.

Русские прекратили стрелять и расступились. Вестерботнийский батальон, истекая кровью, гордо прошел с распущенными знаменами, ретируясь к Фридрихсгаму. Опершись о штыки, русские молча проводили их взглядом, отдавая заслуженную честь мужеству героев.

Между тем Манштейн, взяв батальон своих астраханцев, расстроенных первой неудачной атакой гренадер, одним броском преодолел высоту Кварнбакена и захватил шведские пушки. При этом взят в плен командир батареи капитан Оберг, а командующий корпусом Врангель был тяжело ранен пулей в руку. Драгуны полковника Бранденбурга подхватили истекавшего кровью Врангеля и, поддерживая в седле, увезли в крепость. Было около пяти часов пополудни.

Пушки Кварнбакена Манштейн тут же развернул против Вильманстранда. Русские продолжали преследование шведов и перешли почти одновременно с ними за палисады крепостные. Положение отступивших было безнадежно. Почти все орудия стояли на кварнбакенской батарее. Русские уже входили на валы, подвозили свои полевые пушки, защищаться далее было решительно невозможно. Комендант крепости Виллебрант известил Врангеля о бедственном положении и получил от него приказание просить капитуляции. Выбросили белый флаг. Но здесь случилось ужасное.

Видя выставленное белое полотнище, русские прекратили стрельбу и остановились, ожидая дальнейших приказаний. Ласси выслал вперед барабанщика встретить капитуляцию. Солдат взошел на вал и встал у всех на виду. Беда была в том, что комендант шведский, в замешательстве пребывая, забыл разослать всем постам своим обороняющимся приказ пальбу прекратить. Прогремел роковой выстрел. Барабанщик, взмахнув руками, рухнул, пулей подкошенный. Презирая опасность, на вал взбежали генерал Икскуль и полковник Ломан, командир Апшеронского полка, по-шведски стараясь вразумить войско неприятельское, что начальство его просит капитуляции. И их убили на глазах замершего русского войска.

Ожесточение вмиг охватило всех. Русские стремительно бросились к валам, в минуту их преодолели, не взирая на пальбу, и начали без разбору бить и резать всех. Шведы и финны дрались отчаянно, не прося пощады, да ее никто бы и не дал. Кровопролитие было страшным, защита бесполезна. На улицах города лежали груды тел. К семи часам вечера все было кончено.

Оставив в городе-крепости два пехотных полка, Ласси приказал остальным войскам выйти из него. На дороге, ведущей в Фридрихсгам, заметили облако пыли. Ласси обеспокоился, что на подмогу Врангелю подходит Будденброк. Тревога была напрасной. Пыль подняли мчавшиеся во весь опор карельские драгуны и преследовавшие их ямбургцы. Опустившаяся на окровавленную землю темнота развела противников.

Утро следующего дня было ужасным. Поля и перелески, холмы и каменные гряды перед Вильманстрандом, послужившие накануне полем бранным, были усеяны мертвыми телами. Русские уходили. Своих убитых наскоро захоронили, шведов не стали, понадеялись на оставшихся в живых крестьян, скрывшихся в лесах при подходе войск.

В Вильманстранде взяли около трех сотен подвод, приготовленных шведами к предстоящему походу в Россию. Погрузили раненных. Конница погнала вперед пленных. Почему Ласси решил так быстро отступить? Да, потери были страшные! Почти половина корпуса русского выбыла. Тыщи две, две с половиной пало, еще 1832 раненных везли на подводах в Выборг.

Прямо с марша Ласси отправил в Петербург своего адъютанта Кампенгаузена с донесением победным. Старательно перечислялись потери противника, приводился весь список плененных офицеров. Сдались победителям — командующий корпусом Врангель, комендант Вильманстранда полковник Виллебранд, командир карельских драгун подполковник Бранденбург и многие другие, числом общим за тысячу. Вслед за адъютантом Ласси отправил полную реляцию о виктории одержанной, напечатанную для всеобщего обозрения в Санкт-Петербургских Ведомостях, в номере 69, в пятницу, августа 28-го дня 1741 года, на странице 550.

Победа над шведами пышно праздновалась в Петербурге, а Ломоносов сочинил в честь этого события торжественную оду.

Двор, правда, остался недоволен отступлением Ласси к Выборгу. Очень уж хотелось министрам столичным продолжения военных действий. Но старый Ласси, хоть и держался подале от политики, понимал шаткость нынешней власти и ждал, как и все, переворота. Даже шведы пленные изумлялись:

— И чего вы, русские, воевать с нами стали. Мы ж хотим избавить вас от власти немцев разных…

— И собой заменить, — подхватил Ласси, — только русские говорят, что хрен редьки не слаще. Потому мы вас и поучили, дабы не лезли в дела русские. У нас тут и без вас справятся.

А потому фельдмаршал предпочитал, чтоб армия его находилась поближе к Петербургу.

А что ж Будденброк? В утро сражения он лишь выступил из своего лагеря. Да, он спешил, но делал это разумнее Врангеля. Шведский генерал брал с собой артиллерию, обоз с трехдневным припасом. Будденброк был уверен, что Врангель засядет за крепостными стенами и дождется его, а не выйдет в поле, оставив за спиной разоруженный Вильманстранд. Когда разгром Врангеля был уже завершен, Будденброк находился почти в пятидесяти верстах от поля брани, в деревне Курвила. Двигаться дальше он не решился. Примчавшиеся ночью остатки разбитых карельских драгун устроили настоящий переполох в лагере. Караулы приняли их за атаку русской кавалерии, солдаты стали в панике разбегаться, и офицерам с большим трудом удалось их успокоить.

Будденброку все это было поставлено потом в вину. И его «медлительность», и даже то, что он не пришел похоронить павших под Вильманстрандом шведских солдат. Но шведский генерал справедливо полагал, что с этим справятся местные жители и пасторы. Солдаты его корпуса болтали меж собой, что Будденброк имел, якобы, родственников в Выборге, а потому и не спешил на встречу с русскими.

— Барон курвильский, — шептали презрительно в спину караульные, когда Будденброк проходил посты.

Постояв несколько дней в Курвиле, Будденброк отдал приказ возвращаться назад, к основным квартирам в Кварнбю, тем более, что со дня на день ожидался приезд нового командующего армией Левенгаупта.

Начиналась осень… Осень, которой суждено было войти в историю российскую очередным переворотом во власти верховной, власти самодержавной.