Смертельная измена

41

Ла Рочча выглядела вполне мирно, когда они на следующий день после обеда вернулись туда на машине Магды, которую оставляли у вокзала.

Первое, что сделала Магда, — это обошла вокруг дома и заглянула в огород. Все было в порядке. Все так, как она оставила. Потом она открыла дверь дома.

В нем царила приятная прохлада.

Визитную карточку она увидела сразу.

— О, — сказала она, — ты только посмотри. Этот Стефано Топо таки побывал здесь. Я от него такого не ожидала. Да ладно, может быть, я когда-нибудь ему и позвоню.

Магда поставила сумку, подошла к мойке, налила стакан воды и медленно выпила. «Вот оно, — подумала она, — это именно то, что я люблю и то, что мне нужно: вернуться домой, в этот дом».

Ближе к вечеру она поехала за покупками в Ареццо и вернулась, нагруженная грибами, свежим майораном и говяжьим филе, что было редкостью в Италии. Собственно, это были мелочи, но Магда испытывала состояние эйфории и радовалась своим покупкам, как ребенок радуется неожиданному подарку на Рождество.

Она очень старалась, готовя ужин, а потом накрыла стол во дворе — даже положила салфетки, чего обычно не делала, — поставила свечи и украсила все веточками розмарина и дубовыми листьями.

Лукас, приняв душ, вышел во двор и увидел, что она выставляет на окно колонки стереоустановки, чтобы музыка была хорошо слышна.

— Что случилось? — спросил он и поцеловал ее в лоб. — Что, у нас будут гости или у тебя день рождения?

— Нет. — Она улыбнулась. — Ничего такого. Просто я радуюсь жизни. Давай сегодня ночью устроим праздник. В честь того, что мы здоровы, что мы живем и можем наслаждаться этим вечером.

За ужином она поставила диск «Azzurro» Адриано Челентано.

— Для тебя, — сказала она. — Ты же так любишь эту песню.

Лукас заставил себя улыбнуться.

Еда была фантастическая. Рукола с маленькими, величиной с вишню, помидорами, дробленым миндалем и обжаренным тунцом в качестве закуски, потом филе с шампиньонами в сметанном соусе и к нему картофель с розмарином, а на десерт крем-брюле, который тоже удался на славу.

Лукас еще не поел, когда она взяла его за руку и потащила в спальню.

— Иди сюда, — сказала она, — время слишком дорого, жаль тратить его бессмысленно. Не хочется терять ни секунды. Я хочу быть с тобой.

Как и прошлой ночью, в Риме, Магда была очень страстной. В принципе, он достиг заветной цели, если бы только не слышать, как она шепчет: «Йоганнес, я люблю тебя».

— Время, что ты провел в Риме, изменило тебя, — сказала она той ночью. — Ты какой-то другой, не такой, как раньше, но меня это возбуждает.

И Лукас решил, что будет наслаждаться этой внезапно возникшей любовью и не думать о том, что Магда явно путает его с братом. Как-нибудь все устроится. Может быть, таким образом она пытается забыть об исчезновении мужа. В конце концов, не все ли равно, как она его называет?

42

Топо исходил из того, что Магда, как и большинство людей в Амбре, по вторникам ходит на рынок и к пекарю. Может быть, еще на почту или в аптеку. А тот, кто ходил на рынок, имел также обыкновение пить кофе в баре «Делла Пьяцца».

В баре имелся главный зал с длинным прилавком, за которым продавали бутерброды, пирожные «Сахарные улитки», сладости и сигареты и где бармен неутомимо варил кофе или разливал алкоголь. Там было несколько столов, за которыми можно было позавтракать и почитать утренние газеты, а телевизор, размещенный под потолком, работал целый день.

В помещении рядом стояли три игровых автомата, биллиардный стол и старенький компьютер, на котором за три евро в час можно было зайти в Интернет. Кроме того, там был еще туалет, но только ключ надо было брать у бармена.

Рядом с дверью в соседнее помещение висела большая черная доска, служившая своеобразной доской объявлений. На ней вывешивали объявления о приеме на работу уборщиц, сантехников, нянек, приглашали желающих поучаствовать в поездке или просили о пожертвовании для «Мизерикордии». Там же висели объявления с информацией, когда у пекаря выходной, когда состоится следующий футбольный матч или благотворительный обед.

Топо пришел в половине десятого. Заклеенный конверт в размере Дин-А4 с фотографией он повесил на эту черную доску. В качестве адреса он написал большими разборчивыми буквами «Signori della Roccia».

Потом он сел в углу под телевизором. Отсюда ему была хорошо видна доска, и он мог проследить, чтобы конверт не попал не в те руки. Кроме того, его очень волновало, что будет, когда Магда и ее спутник откроют конверт и увидят фотографии. Его сердце бешено билось, словно у биолога, который неподвижно сидит перед террариумом, чтобы понаблюдать, как змея проглотит мышь.

Он заказал два круассана, капучино и большой бокал минеральной воды, взял в руки газету и стал ждать.

Магда и Лукас появились в двадцать минут одиннадцатого. Поскольку они сразу же пошли к стойке бара, то не заметили Топо, сидевшего в углу.

— Я больше не выдержу, — прошептала Магда. — Мне срочно нужно в туалет, а то я лопну!

Они подошли к левому углу стойки, чтобы попросить ключи от туалета и заказать два café latte. Поэтому получилось так, что они стояли рядом с черной доской, и, пока Магда брала ключи, Лукас заметил конверт.

— Это еще что? — спросил он настороженно. — Здесь какое-то письмо для нас!

— Не представляю. Открой и посмотри. Я скоро вернусь.

Магда бросилась в соседнее помещение и побежала по направлению к туалету.

Топо внутренне возликовал. Все складывалось великолепно.

Лукас взял конверт и сел за свободный столик рядом с дверью. Он разорвал конверт и вытащил оттуда фотографию.

И от ужаса чуть не умер. Он почувствовал, что его сердце остановилось. Все расплылось перед глазами, а в голове начало шуметь и греметь, словно она была наполнена жуками, которые борются за жизнь в закрытой банке. Он перестал даже слышать гул голосов в баре и поспешно перевернул фотографию изображением вниз.

В этот момент хозяйка бара принесла два café latte. Она или действительно ничего не видела, или сделала вид, что ничего не заметила. Как бы там ни было, она только сказала «prego» и пошла назад за стойку.

Лукас поспешно засунул фотографию обратно в конверт и свернул его пополам. Потом встал, положил конверт в задний карман брюк, прикрыл его сверху футболкой и уселся на место.

Сердце его едва не выскакивало из груди, лицо горело.

Мужчина был в шоке, это очевидно. Прекрасно! Топо наслаждался своим ловким ходом, тем, что использовал уникальную возможность отправить взрывоопасное письмо и даже присутствовать при открытии конверта и наблюдать за реакцией получателя.

Магда, улыбаясь, вернулась назад.

— Теперь мне лучше. — Она откинулась на стуле и с наслаждением принялась пить кофе с молоком. — Прекрасный день! — сказала она. — Так что? Может, мы что-нибудь придумаем? Куда-нибудь поедем? Так хочется чего-нибудь интересного! У меня нет желания просто сидеть в саду.

Лукас слышал все, что говорит Магда, но был не в состоянии ответить. Лицо мертвого брата стояло у него перед глазами, и он не мог думать ни о чем другом. Даже прикинуть, куда можно поехать, было выше его сил.

Поэтому он молча сидел за столом, уставясь на бутерброды в витрине. Не мигая, словно парализованный.

Топо улыбнулся. Он не показал ей фотографию и, похоже, не покажет и дома. То, как он себя вел, означало, что он пытается взять чувства под контроль.

Он был убийцей. Это однозначно. А именно — убийцей-одиночкой. Она совершенно точно не была его сообщницей и не имела представления о том, что ее муж мертв. Если бы они оба не были виноваты, то вместе рассмотрели бы фотографию и обсудили это чудовищное послание. И прямо на месте приняли решение идти с фотографией в полицию.

Так, как этот мужчина, мог вести себя только виновный, который переживает страшный момент, поскольку понимает, что его разоблачили.

— Что с тобой? — прошептала она и сжала его руку. — Тебе что, плохо?

— Нет, ничего, — запинаясь, пробормотал он, — но что-то сердце дает сбой. Пожалуйста, закажи мне еще стакан воды.

— Да, конечно.

Магда встала и всего лишь через пару секунд появилась с водой.

Лукас одним глотком выпил все.

— А что было в письме? — спросила Магда.

— Ничего особенного.

Ему стало легче. Во рту уже не пересыхало, и он чувствовал, что паника постепенно стихает.

— Приглашение на ужин в Сан Панкрацио, — ответил он. — Меню за пятьдесят евро. Выручка уйдет в дом престарелых в Бучине. Извини, но я его сразу выбросил.

Магда засмеялась.

— Оʼкей. У меня тоже нет никакого желания идти туда. Похоже, эти объявления рассылаются людям, от которых организаторы ожидают, что они пойдут туда ужинать. Некоторые чувствуют себя польщенными, а другие обязанными, и народу приходит больше. Думаю, все именно так и обстоит. Ну, что будем делать? Поедем куда-нибудь?

— Не сердись, Магда, но только не сегодня. Мне что-то нехорошо.

Он просто хотел выиграть время, чтобы спокойно подумать о том ужасе, который был спрятан у него под футболкой. Хотел решить, что теперь делать. Хотел избавиться от страха, который ледяной рукой сжимал горло, и понять, в какую игру он оказался втянутым.

Топо был в восторге и чрезвычайно доволен собой. С помощью этой маленькой умной операции он узнал больше, чем полиции удалось бы добиться путем продолжительных допросов.

Счастье охватило его. Он был гением!

Топо встал и подошел к столику Магды и Лукаса.

— Buongiorno, — сказал он. — Как прекрасно, что мы снова встретились! Кстати, я пару дней назад заезжал в Ла Роччу, но вас не было дома.

— Да, я знаю. Я нашла вашу визитную карточку и очень обрадовалась, что вы о нас не забыли. Мы ездили в Рим.

— О, как здорово! Но не слишком ли жарко для экскурсий по городу?

— Вовсе нет. Я люблю тепло.

Лукас встал.

— Хотите кофе?

— Нет, спасибо. — Топо изобразил на лице свою самую очаровательную улыбку. — Это очень мило с вашей стороны, но мне пора уходить, у меня назначена встреча.

— А если вы на днях предпримите вторую попытку и заглянете к нам еще раз? На бокал вина? Мы будем дома.

— С удовольствием, синьора, с большим удовольствием! — Он слегка поклонился. — Я рад. До свидания.

Он вышел из бара легкой и одновременно гордой походкой победителя.

43

Лукас отправился прогуляться, а Магда устроилась с книгой на террасе.

Он дошел до Мончиони и теперь сидел под огромным старым кедром. Отсюда открывался вид на всю долину. Лукас глубоко вздохнул.

Несколько минут он внимательно рассматривал фотографию. Его брат мертв. Это ясно. Это не был фотомонтаж, это несомненно снимок трупа. Самым невыносимым на нем были черви, выползавшие из носа Йоганнеса, разложившиеся губы, напоминавшие обуглившийся лист бумаги, и мертвые впадины, которые когда-то были его глазами. И веки над ними слегка дрожали, когда он бывал в хорошем настроении.

У Лукаса на глазах выступили слезы.

Что же происходит?

Существовало лишь две возможности. Например, кто-то случайно обнаружил труп и сфотографировал его. Но вместо того чтобы идти в полицию, прислал фотографию ему. Может быть, потому что знал, что он — брат Йоганнеса. Или же принимал его, Лукаса, за убийцу.

Вторая возможность заключалась в том, что фотографию прислал сам убийца. Это объясняло его нежелание вмешивать в это дело полицию. Но почему он тогда вообще дал о себе знать? В этом было мало смысла. Убийство без трупа было в тысячу раз лучше, чем если труп будет найден.

Его жизнь с Магдой только начиналась, но кто-то уже пытался влезть в нее. На конверте не было почтовой марки. Его оставили на доске объявлений. Рискованное дело. Конверт легко мог попасть в чужие руки.

Информация о том, что брат уже никогда не вернется, придала Лукасу определенную уверенность, но проблема была в том, что он не мог сказать об этом Магде, потому что она будет считать, что убийца — он.

Если он не хочет потерять ее, придется скрывать все это.

Он еще раз внимательно посмотрел на фотографию, пытаясь определить место, где был сделан снимок. Но не нашел ни единой зацепки.

44

45

Магда вскрикнула от боли. Она почувствовала болезненный укол в руку, а потом жжение. Оно распространялось очень быстро, и уже через несколько секунд ее рука стала напоминать раскаленный, все сильнее распухающий комок.

Она хотела открыть окно в спальне, схватилась за раму и придавила сидевшую на ней осу. Магда не знала, пришелся укус в ладонь или палец, но у нее возникло ощущение, что ее руку опустили в кипяток.

Магда побежала в ванную и сунула распухшие пальцы, ставшие уже темно-красными, под струю холодной воды. Боль немного утихла, но не прекратилась.

Она видела, что пальцы распухают все сильнее. Она попыталась растопырить их, но ей это не удалось. И на вид они напоминали толстые, склеившиеся между собой сосиски.

Магда почувствовала, что обручальное кольцо на ее безымянном пальце глубоко врезалось в плоть.

Она побежала по лестнице вниз. В кухне рядом с холодильником висели часы. Было около половины десятого. Прием у врача начинался в девять.

— Йоганнес! — закричала она, но ответа не было.

И только сейчас она увидела листок на кухонном столе.

Она пожала плечами, выпила стакан молока, взяла сумочку и вышла из дома. Она даже не подумала о том, чтобы запереть дверь на замок, поскольку в этот момент размышляла, сможет ли управлять машиной одной рукой. Хотя бы до Амбры. Туда она обычно ездила через лес.

Она не могла левой рукой ни за что взяться, каждое прикосновение было пыткой. «Кажется, у меня аллергия на укусы ос, — подумала она. — Или, может быть, сильная аллергия вообще на укусы насекомых, а я об этом даже не знала».

Ее левая рука лежала на колене. Опухоль уже распространилась с ладони на запястье и дошла до локтя, и теперь рука напоминала раздутый до предела продолговатый воздушный шарик.

Правой рукой она управляла машиной, а когда приходилось переключать скорость, отпускала руль, но все же ей удалось ехать почти всю дорогу на второй скорости. Магда была очень рада, что сразу же удалось найти место на стоянке и без проблем въехать на нее.

В приемной, как всегда, было полно народу. Перед ней в очереди оказалось восемь человек.

— Пожалуйста, скажите, кто последний? — удрученно спросила она в полной уверенности, что рука лопнет раньше, чем она попадет к врачу.

— Я, — ответила женщина с темными, слегка волнистыми волосами, которая, как прикинула Магда, была такого же возраста, что и она сама.

Ей показалось, что она уже пару раз видела эту женщину, но не знала, кто она. Незнакомка была элегантно одета и тщательно накрашена, чем выделялась среди присутствующих в приемной людей. Она держалась прямо, и у нее был очень гордый вид, в котором, однако, не чувствовалось надменности. В общем, это была исключительно красивая женщина, которая с интересом рассматривала Магду, тоже, видимо, пытаясь оценить ее.

Обе чувствовали себя неловко, но улыбнулись друг другу.

Вдруг лицо женщины посветлело: она наконец догадалась, кто такая Магда.

— Извините, пожалуйста, — сказала она, — я, похоже, откуда-то вас знаю. Вы, случайно, живете не в Лa Рочче?

— Да, именно там.

— Тогда я уже слышала о вас. — Она широко улыбнулась и протянула Магде руку. — Как я рада наконец-то познакомиться с вами! Piacere.[44] Меня зовут Габриэлла.

— А меня Магда. В Италии обычно говорят Маддалена.

Габриэлла посмотрела на распухшую руку Магды, которую та поддерживала здоровой правой рукой.

— Вы пришли из-за руки?

Магда кивнула.

— Что случилось?

— Оса. Я случайно схватила ее.

— Боже мой, да у вас же сильнейшая аллергия! И если не снять кольцо немедленно, у вас будут неприятности с пальцем.

— Да, я знаю. Поэтому и примчалась на прием.

— Но вам нужно не сюда. Дотторесса вам не поможет. Кроме того, неизвестно, когда она придет и когда вообще начнется прием. Она уехала по срочному вызову в Бучине. Нет, Маддалена, вам нужно как можно быстрее в «pronto-soccorso»,[45] в Монтеварки. Там вам смогут разрезать кольцо!

То, что сказала Габриэлла, было и так понятно, но сделать это было невозможно.

— С такой рукой я не смогу доехать до Монтеварки.

— Идемте со мной, — сказала Габриээлла и встала. — Я отвезу вас туда.

Магда хотела возразить, но Габриэлла уже подталкивала ее к двери.

Лукас перепугался до смерти, когда вернулся в Ла Роччу и обнаружил, что дом не заперт, но в нем никого нет. И никакой записки, совсем ничего.

Во время прогулки он постепенно осознал, какой опасности подвергается. Если человек, который нашел труп, сообщил об этом в полицию и расследование по делу об убийстве уже началось, у него будут серьезные неприятности. Он был любовником жены жертвы. Его финансовая катастрофа только подкрепляла и без того сильный мотив для убийства, потому что дела в фирме брата шли великолепно, Магда была богатой женщиной и работала ради удовольствия, а не потому, что им не хватало денег. Таким образом, он пришел на все готовое.

Было непонятно, когда умер Йоганнес. В зависимости от того, сколько еще пройдет времени, пока обнаружится труп, полиция более или менее точно установит время наступления смерти. Возможно, можно определить это с точностью до нескольких дней, но, конечно, не до нескольких часов. На такой длительный промежуток времени Лукас не мог обеспечить себе алиби, так что случиться могло все. В итальянских лесах и в одиноко стоящих домах было достаточно просто незаметно отправить на тот свет нелюбимого брата и конкурента.

Ни на кого другого не подумают.

У Йоганнеса не было врагов, и его брак был довольно прочным. Может быть, за исключением короткой интрижки с Каролиной. Но все это закончилось, и Каролина по телефону тоже не особенно хорошо отзывалась о Йоганнесе. Поэтому, естественно, у него не было никаких планов разводиться или расставаться, наоборот, Йоганнес и Магда как раз вместе проводили отпуск. Таким образом, у Магды вряд ли был хотя бы какой-то намек на мотив для убийства, и у нее проблемы возникнут не так скоро.

При том, как выглядела ситуация сейчас, если найдут труп, Лукасу придется отправиться в итальянскую следственную тюрьму и гнить там долгие месяцы, пока дело не будет полностью расследовано и против него не выдвинут обвинение. И надежды вообще выйти из тюрьмы, однажды попав туда, у него было очень мало.

Все эти доводы были очевидны, но самое абсурдное заключалось в том, что он уж точно не был убийцей. Однако его брат мертв, в этом нет никаких сомнений. Кто же убил Йоганнеса, если у него не было явных врагов и ни у кого не было достаточного мотива? Кто, черт возьми? Неужели Магда?

Нет. Этого он при всем желании не мог себе представить. Она была самой любящей и чуткой из женщин, которых он вообще знал. Нежная и ласковая. Страстная и верная. Если она кого любила, то пошла бы за ним хоть в огонь.

Но кто же тогда?

Лукасу было ясно, что у него есть только одна возможность вытащить голову из все туже затягивающейся петли. Ему надо уехать из Италии и, соответственно, оставить Магду. Ведь не будет же тот, кто нашел труп, и дальше откладывать свой визит в полицию. Причины для этого не было, как не было и попытки шантажа. Он просто прислал эту фотографию, не написав ни единой фразы, не выставив никаких требований, ничего.

Но этот человек не будет вечно молчать, раз уж решился выбраться из темноты на свет. Поэтому Лукасу нужно исчезнуть, как можно быстрее вернуться в Германию, пока все это не всплыло. Тогда никто не сможет так легко посадить его в тюрьму. Бюрократическая мельница вращается медленно, а когда это происходит по разные стороны границы — возможно, еще медленнее. Ему нужно вместе с Магдой вернуться в Берлин, причем еще до того, как это станет похоже на бегство.

Или вернуться одному. Возможно, ему придется оставить Магду здесь, в Ла Рочче, потому что как он объяснит ей, что нужно срочно прервать отпуск? Она этого никогда не поймет.

Все эти «за» и «против» вертелись в голове Лукаса. Но самой болезненной была мысль, которая постепенно превращалась в убеждение: он не сможет сейчас оставить Магду одну! Не только потому, что боится за нее, а потому что она снова почувствует себя покинутой и он ее потеряет. А вместе с ней все, что только что завоевал и о чем мечтал всю жизнь.

Что бы он ни сделал, он все равно оказывался в западне.

Лукас поджарил себе яичницу-глазунью из двух яиц и выпил кружку пива. Где же Магда может быть? И почему она не заперла дом, если куда-то уехала?

Женщина, сидевшая в приемной в pronto-soccorso, была одета в форму больничной медсестры: зеленые брюки и рубашка, а в тон им зеленые резиновые шлепанцы на босых ногах. Это было первым, что заметила Магда. Она внутренне содрогнулась, представив, как потеют ноги медсестры.

Ее взгляд был строгим, в нем было мало сочувствия, так что вполне можно было себе представить, что некоторые пациенты уже из-за одного только ее вида готовы удрать отсюда.

У стойки регистрации ожидали шесть человек. Магда показала медсестре свою распухшую руку, объяснила, что ее укусила оса, и только хотела занять место среди ожидающих, как строгая медсестра пригласила ее следовать за собой.

— Я подожду тебя здесь! — крикнула Габриэлла им вслед, и Магда с благодарностью кивнула.

Во время поездки в машине они решили, как это делают люди, живущие в Амбре и других маленьких деревнях, перейти на «ты». Магду это обрадовало. Она испытывала благодарность и привязанность к Габриэлле, что той очень понравилось.

Врач, осмотрев руку Магды, только покачал головой, вышел из комнаты и через пару минут вернулся с острыми щипцами-кусачками.

— А как вы себя чувствуете? — спросил он. — Может, у вас кружится голова, вы чувствуете тошноту, вам трудно дышать?

— Нет. В остальном я чувствую себя хорошо, — ответила Магда.

При попытке просунуть щипцы между кольцом и распухшим пальцем он поранил Магду, и из пальца полилась кровь. Но это не остановило врача. Он крепко держал Магду за руку, и хватка его была беспощадной. Он продолжал свою работу. Магда сцепила зубы и молилась, чтобы все поскорее закончилось. Наконец врач просунул щипцы под кольцо и перекусил золото. Для этого ему понадобилось усилие обеих рук, и он попросил Магду потерпеть, чтобы не поранить ее еще больше.

У Магды сложилось впечатление, что она находится скорее в руках механика, чем врача, но через несколько показавшихся ей бесконечными секунд он разогнул кольцо и снял его с пальца.

— Вот и все, — сказал он и встал.

— Спасибо, — ответила Магда.

Медсестра промыла кровоточащую руку Магды, помассировала палец, чтобы восстановилось кровообращение, и сделала ей укол против аллергии. На этом дело закончилось.

— Вы назначите мне еще какое-нибудь лекарство? — спросила Магда врача, который готовил отчет о лечении на древнем компьютере с выпуклым экраном.

Он покачал головой.

— Нет. Все пройдет само собой. Если рука через три дня не придет в норму, приходите снова.

Врач распечатал отчет и отдал его Магде.

— Всего хорошего, — сказал он и вышел из комнаты.

Когда Магда вернулась, Габриэлла встала и улыбнулась ей.

— Как быстро! — сказала она. — Ну что, сняли?

Магда кивнула и разжала здоровую руку, в которой держала разрезанное кольцо.

— А что скажет твой муж? — спросила Габриэлла.

— Ничего. В конце концов, я же не виновата.

Габриэлла и Магда медленно шли к машине.

— Я слышала, что твой муж исчез…

— А где ты это слышала?

— В деревне. Ты даже не представляешь, чего только не говорят. Стоит только зайти в «Алиментари», и будешь знать все.

Габриэлла ни в коем случае не хотела, чтобы Магда узнала, что она является женой деревенского полицейского, чтобы не разрушить доверительные отношения, которые она так ловко построила.

— Да, это понятно, — сказала Магда, — хотя я не думала, что мы станем темой для разговора. Ведь мы живем довольно уединенно и появляемся здесь только два раза в год во время отпуска.

— Это так, но местные жители знают вас.

Магда кивнула. Ей стало все ясно. Здесь происходило мало интересного, поэтому люди были благодарны за каждую мелочь, о которой можно поболтать на улице.

— Да, мой муж исчезал, — сказала она, когда они садились в машину Габриэллы. — Он не отвечал на звонки, и я боялась за него. Теперь он вернулся. Я поехала в Рим и нашла его.

— Это просто фантастика! А как это произошло?

— Совершенно случайно. Ни с того ни с сего мы очутились рядом.

— А почему он не вернулся домой и не позвонил?

— Мой телефон в Лa Рочче был неисправен, а я этого не знала. У меня срабатывал сигнал, что телефон свободен, но дозвониться ко мне было невозможно. К тому же он потерял свой мобильный, а мой номер наизусть не знал. Он его нигде не записывал, только занес в память телефона. Да у него вообще все было занесено в память: номер телефона матери, номера друзей и так далее. Он пришел в отчаяние, поскольку не мог дозвониться до меня и знал, как я ужасно беспокоюсь.

— А почему он не приехал вовремя домой?

— Заболел. У него был летний грипп, причем довольно сильный. С высокой температурой. Целых три дня он вообще не соображал, где живет и как его зовут. Единственное, что он мог, — это добраться до туалета в своем номере. Ужасно, если такое происходит в гостинице, и к тому же в чужом городе.

Габриэлла, сохраняя спокойное и любезное выражение на лице, старательно запоминала все, что говорила Магда.

— А как у него дела сейчас?

— Лучше. Намного лучше. Собственно, все хорошо. У него есть проблемы с сердечно-сосудистой системой, но в остальном все нормально.

— Я рада, что вся эта история хорошо закончилась. — Габриэлла сжала руку Магды. — А когда ты снова соберешься в Рим, скажи мне, и я поеду с тобой. Я римлянка и хорошо знаю этот город. Думаю, я смогу показать тебе прелестные уголки, которые в одиночку ты ни за что не найдешь.

— Это было бы чудесно! — искренне ответила Магда и в этот момент поверила, что нашла себе новую подругу.

Лукас проверил телефон. Он был в порядке. Черт побери, неужели так трудно оставить хотя бы сообщение, если нужно было уехать из дому! А ведь она как никто другой могла бы понимать, что испытывает человек, который беспокоится о другом.

Через несколько минут он не выдержал бездеятельности, поставил грязную посуду в мойку и вышел на улицу, чтобы подстричь лужайку.

Он еще только собирался заняться этим, когда увидел, что ее машина медленно спускается по дороге. Необычайно медленно. Ощущение облегчения было похоже на глоток ледяной воды после долгого путешествия по пустыне. Он чувствовал, что сила, словно теплый поток, возвращается в его тело, наполняет его уверенностью. Он никому не позволит одержать верх над собой! Он останется здесь.

Магда вышла из машины и вместо объяснения подняла вверх распухшую руку.

— Боже мой! Что случилось?

Он обнял ее за плечи, а потом они уселись на террасе и она рассказала ему обо всем.

— Я так беспокоился! — сказал он. — Я ведь не знал, где ты. Ты не оставила записки и даже не закрыла дверь.

— Неужели? Странно, а я этого не заметила. Значит, я просто забыла.

— Я думал, то чудо, которое произошло…

— Бедный ты мой, — сказала она и погладила его по голове. — Извини, пожалуйста. Я буду повнимательнее. Все, что делается машинально, я забываю через пять минут и уже об этом не вспоминаю. А сама я этого не замечаю. — Она вытащила из сумки разрезанное кольцо и положила его на стол. — У меня есть еще одно желание, Йоганнес. Это обручальное кольцо очень много значит для меня. Когда моя рука снова придет в норму, давай поедем во Флоренцию. Нам нужны новые кольца. Может быть, сейчас начинается другой, качественно новый этап нашего брака.

Лукас на какое-то мгновение потерял дар речи, но потом обнял ее.

— Прекрасная идея! Мы так и сделаем.

Он поцеловал ее, стараясь почувствовать себя счастливым, но ему это не удалось. Ощущение, что он попал в водоворот, который неумолимо затягивает его в пучину, становилось все сильнее.

46

— Значит, никакого уголовного дела нет! Проклятье! — выругался Нери, когда как обычно в четверть восьмого явился домой на ужин. — Синьора сегодня после обеда позвонила и отозвала свое заявление о пропаже человека. К сожалению, меня в это время не было на месте и с ней говорил Альфонсо.

— А где был ты?

— Я помогал коллегам из Бучине проводить проверку машин на дорогах.

— Словом, занимался всякой ерундой. Я думаю, было бы неплохо присмотреться к этой синьоре.

Нери уловил въедливый тон Габриэллы и начал нервничать. Чем он виноват, что его снова отправили на эту идиотскую проверку? То же самое вынуждены были делать его коллеги из Бучине, Сан Джованни или Лоро Чиуфенна, которые проводили проверки в Амбре, чтобы избежать обвинений в кумовстве.

— Черт побери еще раз! Габриэлла, прекрати свои криминальные фантазии! Ее муж вернулся, и точка. Да, действительно, мне очень не помешало бы расследовать дело об убийстве, и я даже желал себе этого, но чего нет, того нет. И тут я ничего изменить не могу. В конце концов, здесь, в нашей маленькой Вальдамбре, люди не могут толпами погибать лишь для того, чтобы дать мне шанс! Это было бы уж слишком!

— Третий шанс, дорогой! Мне она, кстати, тоже рассказала, что ее муж вернулся, — сказала Габриэлла подчеркнуто равнодушным голосом и покачала ногой, что привело Нери в ярость.

— А с чего это ты разговаривала с ней? Ты что, начала выполнять за меня мою работу? — Голос Нери стал тонким и пронзительным.

— Можешь успокоиться, мое сокровище, я встретила ее у врача, и мы случайно разговорились. А потом я отвезла ее в «pronto-soccorso», потому что у нее после укуса осы появилась острая аллергия. Не думаю, что это запрещено, комиссарио, — добавила она.

— Ну ладно. И что? Она еще что-нибудь сказала?

— Не знаю, не испорчу ли я тебе все, если расскажу об этом.

— Porcamiseria, Габриэлла, не выводи меня из себя, говори же наконец!

— Ты на допросах тоже такой чувствительный, tesoro?

Нери только фыркнул.

— Итак, — милостиво улыбнулась Габриэлла, — Маддалена действительно милая, симпатичная женщина, и она на удивление хорошо говорит по-итальянски… — Габриэлла сделала многозначительную паузу.

— Ну и что? — нетерпеливо спросил Нери.

Ему действовало на нервы, что жена специально нагнетала обстановку, лишь бы позлить его и продемонстрировать свое превосходство.

— И ничего. — Габриэлла внимательно рассматривала свои ногти. — Она действительно очень образованная, любезная, интересная женщина, и я, конечно, буду еще часто встречаться с ней, но… Нери, я не знаю почему, но у меня в душе какое-то нехорошее чувство. Я не верю ни одному ее слову.

— Почему? В чем ты ей не веришь?

— Давай подумаем вместе, Нери. Человек уезжает в Рим, чтобы навестить друга, но при этом останавливается не у него, а в гостинице. Я считаю, что в этом уже есть что-то странное.

— Я бы тоже с большим удовольствием жил в гостинице. По крайней мере, там было бы спокойнее. И у меня была бы своя ванная.

— Хорошо. Пусть так. — Габриэлла почувствовала, что ход ее мыслей нарушается, и слегка разозлилась. — Идем дальше. Человек теряет свой мобильный телефон и заболевает, но не может сообщить об этом жене. Он якобы не знает ее номера, потому что тот записан в памяти телефона…

— Но я тоже не знаю твоего номера. Если бы я не записал его в память телефона, то не мог бы звонить тебе.

— Черт побери, Нери, ты можешь хоть пять минут послушать меня и не перебивать? Или тебя не интересует, что я думаю?

— Почему же, конечно… — смиренно пробормотал Нери.

— Ему даже не удается послать ей из гостиницы сообщение по электронной почте, и он так смертельно болен, что не может сесть в поезд и проехать два часа до Ареццо? Я тебя умоляю, Нери! — Габриэлла постучала себе пальцем полбу. — При всем желании, но это полная чушь! Этому просто нельзя верить. История насквозь фальшивая, причем продумана плохо.

Нери наморщил лоб.

— Да, история довольно авантюрная, это правда, но есть же люди, которые ведут себя странно. Мы бы, наверное, поступили иначе, но муж Магды просто такой человек.

— Хорошо, можешь этому верить. А я не буду! — заявила Габриэлла с оскорбленным видом.

— Ну, а что ты думаешь? Что ее муж не вернулся? Что она солгала? Но зачем? Зачем ей рассказывать полиции, что все в порядке и можно прекратить поиски, если это не соответствует действительности и она продолжает беспокоиться?

— Потому что ее это уже не волнует.

— Почему?

— Вот этого я не знаю. Нери, ты должен еще раз поехать туда. Поговори с ней. Задай ей пару щекотливых вопросов. И попытайся выяснить, действительно ли мужчина, который живет сейчас с ней в Ла Рочче, ее муж.

— А как я это сделаю? Я что, должен потребовать у него удостоверение личности?

— Например.

— Габриэлла, это же смешно! — Губы Нери дрогнули в ухмылке, и он на короткий миг даже почувствовал превосходство над женой.

— Поступай как знаешь. Ты полицейский, и я не могу взять на себя допросы, которые должен вести ты. Я тебе сказала, что думаю, и хватит. А если ты не чувствуешь, что здесь, под самым твоим носом, появилось интересное дело, то тут я ничем помочь не могу.

Габриэлла выскочила из комнаты, громко хлопнув дверью.

Разговор с Габриэллой разозлил Нери. Он чувствовал себя уязвленным, поэтому на следующий день в два часа дня поехал в Ла Роччу.

Лукас как раз убирал после обеда посуду со стола, а Магда читала какой-то немецкий журнал, когда перед домом остановилась машина.

Магда удивленно подняла взгляд. Узнав Нери, она вежливо улыбнулась, встала и протянула ему руку.

— Buonasera, commissario! — любезно сказала она. — Что привело вас к нам?

— Я был поблизости и решил узнать, все ли у вас в порядке.

— Это очень любезно с вашей стороны. У нас все хорошо. Хотите чего-нибудь выпить?

— Да, глоток воды, если можно.

— С удовольствием.

В этот момент Лукас вышел из дома.

— Йоганнес, — сказала Магда, — это комиссарио Нери. Он занимался расследованием, когда тебя здесь не было.

Магда пошла в дом, чтобы принести воду. У Лукаса сжалось сердце, но он все же подошел к Нери.

— Signore Tillmann?

Лукас кивнул и пожал руку Нери.

— Buonasera!

— Я слышал, что вы во время поездки в Рим заболели?

Лукаса бросило в пот. Он ничего не знал об этом. Что ему делать? Он боялся допустить ошибку и только кивнул.

— А что с вами случилось?

— Мне было плохо. Очень плохо.

— Вы были у врача?

— Нет, я же никого не знаю в Риме.

В этот момент Магда вышла на террасу. Она принесла Нери воду и, наверное, услышала их разговор.

— У него был летний грипп, — объяснила она, — такое может случиться, и это довольно серьезно. Противный вирус, но ничего не поделаешь. Тут даже врач не поможет, а чувствуешь себя так, словно умираешь. Правильно, мой дорогой?

Лукас послушно кивнул.

— И вы не знаете номера мобильного телефона своей жены, чтобы сообщить, что не приедете?

Лукас в отчаянии посмотрел на Магду.

— Что он сказал?

Магда отмахнулась и ответила вместо него:

— Бывают люди, которые знают наизусть дни рождения всех своих знакомых, но не помнят ни одного телефонного номера. А другие запоминают телефонные номера, но забывают дни рождения. И лишь немногие запоминают и то и другое. А некоторые вообще ничего не знают. Такое тоже бывает. Йоганнес регулярно заказывает моей матери букет цветов ко дню рождения, но не в состоянии позвонить ей, потому что не помнит ее номера. Именно для таких людей существует возможность записывать номера телефонов в память своего мобильного. Но если такой человек теряет телефон — значит, ему очень не повезло.

Она улыбнулась.

— Судя по вашим словам, вы его простили, — устало сказал Нери.

— А что я должна ему прощать? Он тут ни при чем! Может быть, надо просто носить с собой два мобильных телефона, как бы абсурдно это ни выглядело. Но это позволило бы избежать многих неприятностей.

Лукас лишь догадывался о том, что именно Магда говорила Нери по-итальянски, но почувствовал, что она утихомирила поднявшиеся было волны и на каждый вопрос комиссара дала достаточно убедительные объяснения.

— А разве ваш деверь не жил здесь пару дней? — спросил Нери.

— Да, но он уже давно снова в Германии. Он артист, и у него контракт в Ганновере.

Нери встал.

— Я рад, что все выяснилось и благополучно закончилось, синьора. Пожалуйста, позвоните мне, если возникнут какие-нибудь проблемы. Arrivederchi, signora, arrivederchi, signore![46]

Нери надел фуражку, поклонился и направился к машине. У него было неприятное ощущение, что Габриэлла на его месте захотела бы получить ответы еще на несколько вопросов, до которых он в жизни бы не додумался, но которые она задаст ему уже сегодня вечером.

Магда сидела за столом словно окаменев.

— Что случилось? Что с тобой? — спросил Лукас.

— Ничего.

— Но я же вижу, что что-то происходит. О чем ты думаешь? Ты из-за чего-то расстроилась?

Магда покачала головой.

— Или я что-то не так сделал? — У Лукаса был совершенно несчастный вид.

— Нет, ты не сделал ничего плохого. Все хорошо. А сейчас прекрати этот допрос и оставь меня хотя бы на пять минут в покое!

С этими словами она вскочила и убежала в дом.

Ее просто распирало от злости. Комиссарио знал все. Каждую мелочь, каждую деталь, все, о чем она вчера говорила Габриэлле. Все, она никогда больше не перекинется с ней даже словом. У этой дуры, наверное, не было более срочных дел, чем побежать в полицию и выложить там все, что Магда доверчиво ей рассказала.

Ее охватило чувство безмерного разочарования. Она чувствовала себя так, словно ее предали. Не следовало быть такой доверчивой, нельзя сразу же открывать душу перед каждым симпатичным человеком. Может быть, Габриэлла рассказала эту историю какой-нибудь своей подруге, а та еще одной, а третья мужу, который тут же выложил все Нери. За утренним кофе, у парикмахера или на рынке. Да все равно, факт оставался фактом: Габриэлла рассказала это еще кому-то. Здесь все просто очень любили поболтать.

Жаль, а она уже думала, что наконец-то нашла себе подругу. Но это, похоже, было большой ошибкой.

47

— Да ты что, совсем с ума сошел? Ты совсем потерял разум? Нери, у меня это не укладывается в голове!

Когда Нери вернулся домой, то сразу же рассказал Габриэлле, что был у синьоры в усадьбе и у него сложилось впечатление, что там действительно все в порядке. Однако его все же мучила совесть, что он не потребовал документы у мужчины в Ла Рочче, поэтому он, чтобы отвлечь Габриэллу, пересказал ей весь разговор так детально и подробно, как только мог. И был очень горд тем, что ему удалось сделать это почти слово в слово.

Габриэлла даже не спросила о документах, а сразу же вышла из себя настолько, что принялась орать на него. Ее лицо побагровело, и она лупила ладонью по столу так, что самой стало больно.

Нери совсем растерялся, не понимая, в чем же он провинился.

— Каким же нужно быть дураком, — кричала Габриэлла, — чтобы упомянуть обо всем, что я тебе рассказала?! Магда доверилась мне, а ты выбалтываешь все, как будто текст нашего разговора написан огромными буквами на стене каждого дома! О чем ты думал, а? Наверное, вообще ни о чем!

Нери побагровел не меньше, чем жена. От стыда и злости.

— Почему? Это же никакая не тайна, Габриэлла! Синьор Тилльманн не помнил номера мобильного телефона своей жены. Ну и что? Я что, не должен был спрашивать его об этом? И он там заболел. Моей обязанностью было спросить, чем он болел! Кто не спрашивает, тому и не ответят!

Габриэлла пришла в отчаяние. Она бессильно опустилась на стул и закрыла лицо руками.

— Нери, — выдохнула она, — ты что, действительно ничего не понимаешь? Магда не знает, что я твоя жена. Она будет думать, что все, что она доверила мне, я тут же сообщила в полицию. Разве можно так делать? Теперь я больше никогда ничего от нее не узнаю! Из-за твоей просто фантастической тактики ведения беседы, мой дорогой, наш источник информации иссяк, а как далеко ты продвинешься со своими расследованиями и допросами, мы уже знаем.

До Нери постепенно дошло, что он наделал. Он снова опростоволосился, и Габриэлла полностью права. Вопросы, которые он задавал Магде и ее мужу, были совершенно непродуманными. В конце концов, он же не ясновидящий. Он выболтал, так сказать, внутрипроизводственные тайны.

— Я могу получать информацию откуда угодно, — попытался выкрутиться Нери. — От Рафаэллы, от Маргитты, от Эмилио. Они все любят поболтать.

— Конечно, я же не обязательно должна была тут же побежать к тебе и выложить все, что знаю. Это так. Но теперь я в глазах Магды человек, который не умеет держать язык за зубами. По отношению к кому бы то ни было. И это уже ясно. Поэтому она мне больше никогда ничего не скажет. Сердечное спасибо тебе за это!

«Похоже, мы снова добрались до уровня, когда она начинает проявлять сарказм, — подумал Нери. — Мне пора уйти, или скандал разгорится с новой силой».

— Милая, — промурлыкал он, — не волнуйся. Не стоит. Возможно, у меня сегодня не самый лучший день, такое может быть… Но это не имеет значения, потому что, как я тебе уже сказал и как всегда знал, уголовного дела не существует. Муж вернулся, и на этом конец. Мы можем все это забыть.

— Похоже, что даже если я в сотый раз попытаюсь объяснить тебе, в чем ты не прав, толку от этого не будет. Уголовное дело существует. Все сигналы тревоги мигают. И не только это: со вчерашнего дня я даже слышу вой сирены. Но ты же мне не веришь! Ну и сиди в своей конторе и ковыряйся в носу. — Габриэлла говорила тихо, а это было опасно. — Мне все это уже надоело, Нери. Я не буду больше сидеть в этом доме, в этом городишке, в этой провинции и наслаждаться видом сотен тысяч подсолнухов, которые цветут две недели, а потом опускают головы! У меня больше нет сил! Я не могу видеть, как ты тычешься носом, словно слепой котенок, и упускаешь один шанс за другим. Даже если у тебя перед глазами кого-то зарежут, ты этого не заметишь, потому что убийца, вонзая нож, любезно скажет: «Salve!»[47] Ты ничего не замечаешь, Нери! У тебя абсолютно нет воображения, а без этого дара в полиции делать нечего. Извини, но так получается.

— По-моему, ты зашла слишком далеко.

— Может быть.

— И что ты собираешься делать?

— Еще не знаю. — Габриэлла убрала волосы со лба. — Думаю, что схожу в кино. Еда в холодильнике, можешь разогреть. Желаю тебе чудесного вечера.

В страшной тоске Нери смотрел ей вслед. Сегодня вечером она впервые произнесла слова, которых он всегда боялся: «У меня больше нет сил!»

А завтра она, наверное, скажет: «Я бросаю тебя и возвращаюсь в Рим». И тогда все будет закончено.

48

Магда закричала.

Лукас вскочил с постели. У него сразу закружилась голова, и он несколько секунд не мог сообразить, где находится. Вокруг все плыло, и он слышал только этот душераздирающий крик.

Он включил настольную лампу-ночник, и она перестала кричать. Ее лицо было мокрым от пота, а простыня, которой она укрывалась, скомканная, лежала в ногах. Магда смотрела на него исполненным страха взглядом.

— Что случилось? — прошептал он. — Что тебе приснилось?

Она молчала, дрожа всем телом, и он обнял ее.

— Все хорошо, Магда. Все в порядке. Я здесь, успокойся.

Магда вздохнула и прижалась к нему.

— Мне приснилось, что я убила тебя, — всхлипнула она. — Убила и закопала. И тебя сожрали дикие свиньи.

Он крепче прижал ее к себе.

— Спи спокойно, это всего лишь кошмар, на самом деле ничего не случилось.

Магда глубоко вздохнула, снова откинулась на подушку и через несколько минут заснула. Лукас еще долго смотрел на нее. Страх, словно раскаленный нож, засел в его теле.

Через два дня пришла следующая фотография. В этот раз по почте и однозначно адресованная «Signore Tillmann, localita La Roccia». Лукас сам забрал это письмо на почте и на этот раз уже был готов к тому, что его ожидало.

Снова фотография Йоганнеса. С другого ракурса, но не менее страшная. Только не так близко, с несколько большего расстояния, но все равно Лукас не мог определить, где был сделан снимок.

Чего хотел человек, отправлявший эти фотографии? Неужели чтобы Лукас просто сошел с ума?

Его бросило в пот. Он лихорадочно пытался сообразить, что делать и как себя вести, но в голову не приходило ни одной мысли.

49

Хильдегард Тилльманн спала, может быть, от силы часа три. Если вообще спала. Так было уже много дней или даже недель. Причиной тому были невыносимые боли в спине и мысли о Йоганнесе, не дававшие ей покоя. С половины пятого утра она уже не спала и тихонько лежала, не решаясь включить свет, чтобы не разбудить Рихарда. Ей срочно нужно было принять таблетку от боли, но она не осмеливалась встать.

Количество таблеток, которые она глотала, было трудно себе представить, и каждый день она удивлялась, как желудок вообще может это выдержать. Она принимала лекарства от повышенного давления и холестерина, аспирин для разжижения крови и предупреждения инфаркта, а кроме того калий для сердца, кальций для костей, витамины для укрепления общего состояния организма, кое-что от запоров, обезболивающее для спины, а теперь еще антидепрессанты, успокоительное, снотворное на ночь, что, впрочем, ничего не меняло и она по-прежнему не могла уснуть. В ее баночке для лекарств постоянно лежало пятнадцать таблеток на каждый день, а если ко всему прочему добавлялась простуда или что-то еще, у нее появлялось чувство, что она существует только благодаря медикаментам.

— Твои боли в спине имеют чисто психическую природу, — все время повторяй Рихард, — тебе в настоящий момент просто приходится нести тяжкий груз.

Это Хильдегард знала и сама, от замечаний мужа было мало толку. Но боли в спине не исчезали, даже если она и понимала, отчего они происходят.

С тех пор как Йоганнес исчез, она больше не готовила еду, не наводила порядок в квартире и не ходила за покупками. Рихард делал все это неохотно, но молча. А Хильдегард теперь, тихо страдая, лежала на диване и думала, не будет ли, в конце концов, безболезненнее и лучше просто принять чрезмерную дозу снотворного или прыгнуть с крыши высотного дома.

Она чувствовала, что настроение Рихарда с каждым днем становится все хуже, но пока что он ничего не говорил, не выставлял никакого ультиматума, поскольку считал болезнь жены временным явлением.

Раз в два дня звонил Лукас, и Хильдегард только и жила в ожидании этого момента, этого телефонного звонка, который звучал для нее как-то иначе, чем любой другой звонок.

В половине шестого она не выдержала. Она встала и тихо, насколько позволяла больная спина, выскользнула из спальни. Рихард дышал спокойно и тихонько похрапывал. К счастью, он не проснулся.

В ванной она поставила маленький пластиковый стул под душ и сидела, поливая плечи теплой водой. Она думала о Йоганнесе. Как он в десятилетнем возрасте сидел за кухонным столом, барабанил ножом и вилкой по столу и, сияя, пел «Мы есть хотим, есть хотим, есть хотим» в ожидании своих любимых картофельных оладий. Через несколько секунд Лукас тоже подключался к пению. Хильдегард жарила оладьи, улыбаясь про себя, и благодарила небо за прекрасных сыновей, которые от радости жизни распевали во всю глотку.

В шесть часов она уже сидела за кухонным столом и пила первую чашку кофе. Кофе был горьким, но она радовалась, что вообще может чувствовать хоть какой-то вкус, потому что сладкое, кислое или острое для нее, собственно, уже не имело никакого значения. Она едва замечала разницу между ними.

Она даже не попыталась раздвинуть гардины в кухне. Ее не интересовало, светило за окном солнце или шел дождь. Так же точно мало ее интересовало, что творится в мире, поэтому она не стала включать радио.

В половине девятого пришел Рихард.

— Доброе утро, — сказал он, взял чашку и налил себе кофе. — Как ты спала?

Она пожала плечами и улыбнулась. Он и так знал ответ.

Рихард вымыл посуду после завтрака, убрал постель, проветрил спальню, пропылесосил гостиную и заглянул в холодильник проверить, достаточно ли там овощей к обеду или все же придется идти за покупками. Салата было еще достаточно, и он был почти благодарен судьбе за то, что не придется выходить из дому. Потом он отправился в маленькую комнату за кухней, которую переделал в свое ателье.

С тех пор как ушел на пенсию, он почти все свободное время посвящал исключительно своему хобби: строил модели знаменитых зданий и сооружений из спичек. Сейчас он работал над зданием рейхстага в Берлине и надеялся, что сделает его до Рождества. Это был заказ одного врача, который выставлял в своей частной клинике столь необычные произведения искусства и платил за это огромную цену.

Рихард любил работать со спичками. Он концентрировал свое внимание на том, чтобы обработать спичку так, чтобы она выглядела, к примеру, как толстая балка, и это занятие поглощало его настолько, что он забывал все остальные заботы, болезнь жены и даже вероятность того, что его старшего сына уже нет в живых.

Хильдегард сидела до десяти часов в кухне. Потом она сходила в ванную, переоделась и уселась на диван в гостиной, чтобы весь оставшийся день гипнотизировать телефон.

В половине двенадцатого позвонил Лукас.

— Все без изменений, мама, — сказал он, — к сожалению, ничего нового. Йоганнес не звонил, и мы знаем не больше, чем позавчера. Полиция навела справки в больницах и аэропортах Рима, но больше они ничего не делают, потому что не предполагают, что произошло преступление, и считают, что взрослый человек может находиться там, где он хочет. Нам нужно просто ждать, мама. Ждать, что он вернется сам. Наверное, у него была причина, раз он исчез. И проблема заключается в том, что мы этой причины не знаем.

У Хильдегард перехватило горло. Она едва могла говорить.

— А у них… — робко начала она. — Я имею в виду, есть какой-нибудь контакт между итальянскими и немецкими органами?

— Не представляю.

Хильдегард вцепилась в подлокотник дивана, пытаясь взять себя в руки.

— Я этого не понимаю! — вдруг закричала она. — Неужели это такая мелочь? Неужели каждый день люди бесследно исчезают без всякой причины?

— Мы не знаем, что еще можно сделать, мама, — сказал Лукас подчеркнуто спокойно.

— Складывается впечатление, что мне просто ничего не говорят. По крайней мере, не говорят правду! — Ее голос дрожал. — Я не могу сидеть здесь и делать вид, что ничего не случилось. Я больше не могу ждать и надеяться, что он вдруг совершенно неожиданно появится снова, Лукас. Я так не могу! Я сойду с ума! Я пойду в полицию. Я подам заявление об исчезновении человека. Может быть, немецкие службы хоть что-то сделают. Хоть кто-нибудь должен же этим заниматься!

— Они ничего не смогут сделать. Поверь мне. В лучшем случае они могут установить контакт с итальянцами, но это волокита, это будет длиться целую вечность и ничего не даст, потому что в итоге это заявление покроется плесенью на чьем-нибудь письменном столе где-то в Милане, Неаполе или Риме. Зато здесь, на месте, мы можем задавать вопросы карабинерам и нервировать их своим упорством.

Хильдегард молча кивнула.

— Я останусь в Италии, пока буду нужен Магде, — добавил Лукас. — Может быть, она тоже продлит свой отпуск. Мне трудно представить, что она может вернуться в Германию без Йоганнеса.

— Да, — пробормотала Хильдегард. — Да, конечно.

Лукас был нужен и ей тоже. Может быть, даже больше, чем Магде.

«Вернись, — умоляла она его мысленно, — пожалуйста, вернись ко мне!» Но вслух она этого не сказала.

— Мама, ты еще здесь?

— Да, я слушаю. — Ей с трудом удалось произнести следующую фразу. — Ты еще на что-то надеешься? — прошептала она.

— Конечно, у меня есть надежда!

Лукас заговорил громче и попытался придать своему голосу бодрый оттенок. Это он умел. Этому он научился. «Вложить улыбку» во фразу — это было его повседневным занятием во время дублирования фильмов.

— Пока еще ничего не случилось, мама. И до тех пор, пока не известно иное, мы все должны исходить из того, что Йоганнес живой.

— Спасибо тебе за звонок, — устало сказала Хильдегард. — Спасибо.

Она положила трубку и тяжело опустилась на кушетку. Ее плечи поникли, она закрыла лицо руками и заплакала.

50

Небо было чуть синеватым, как сталь, солнце сияло. Дул легкий ветерок, который нес с собой приятную прохладу и ослаблял жару до вполне терпимых пределов. Лукас понимал, что больше не может прятаться в свою раковину, словно улитка, Магда не должна почувствовать его страх и неуверенность. И не стоило даже думать о фотографиях и незнакомце, который прислал их. В этом Лукас не мог продвинуться дальше и вынужден был просто ждать, что случится.

Дом был закрыт на ключ, навигационный прибор запрограммирован, и они уже собирались отъехать от дома, когда увидели приближающийся черный «ситроен».

— Что это опять за чертовщина? — простонала Магда. — Я не имею не малейшего желания принимать гостей и хочу поскорей уехать.

«Ситроен» остановился перед домом, и из него вышел Стефано Топо. Небрежно, но элегантно одетый, в бежевых льняных брюках и в рубашке из того же материала, только чуть-чуть светлее. Он сдвинул солнцезащитные очки от дизайнера на лоб и улыбнулся. Видно было, что он пребывает в великолепном расположении духа.

Магда и Лукас тоже вышли из машины.

— Buongiorno, — сказал Топо, — вижу, что мне снова не повезло. Очевидно, вы как раз хотели уехать?

— Да, мы запланировали маленькую экскурсию.

— Можно спросить, куда вы собрались?

— В Abbazia Monte Oliveto Maggiore.[48] Мы, правда, каждый раз проезжаем мимо него, когда ездим в Монтальчино, чтобы купить вина, но до сих пор нам было некогда осмотреть его.

— Невероятно! Надо видеть этот монастырь! Он прекрасен, вы будете в восторге!

— Могу себе представить.

Магда постепенно теряла терпение. У нее не было ни малейшего желания продолжать беседу.

— А как вы отнесетесь к тому, — спросил Топо, небрежно опершись на свою машину, — если я буду сопровождать вас? Я очень хорошо знаю не только аббатство Монте Оливето Маджоре, но и все эти места, и, конечно, могу вам кое-что рассказать. Мне кажется, я очень хороший экскурсовод.

Он улыбнулся и снова надел очки.

— Чего он хочет? — спросил Лукас, который не все понял.

— Он хочет поехать с нами. Хочет поработать экскурсоводом. Что ты об этом думаешь?

— Я вообще ничего не думаю, — сказал Лукас, и настроение его моментально испортилось. — Я хочу быть только с тобой.

— Ах, перестань, не будь таким упрямым! — улыбнулась Магда. — Я не хочу его обижать, а кроме того считаю, что это очень хорошая идея и все это может быть очень интересным. Такие предложения не делаются каждый день. И мы можем немного поболтать с ним. Это лучше, чем часами сидеть на террасе и искать тему для разговора.

Лукас пожал плечами без всякого восторга.

— Ну, если ты хочешь… Думаю, что лично мне этот тип через полчаса начнет действовать на нервы.

— Давай все-таки попробуем.

Топо молча наблюдал, как они общались между собой. Он не знал немецкого и понял только то, что Магда сочла его предложение хорошим, а ее друг — нет. Понятно. В его глазах он был тем, кто портит игру, и это показалось Топо чрезвычайно забавным.

— Мы считаем, что идея великолепная! — любезно сказала наконец Магда. — Если у вас есть время, то почему бы и нет? Значит, поедем вместе.

— Давайте сядем в мой автомобиль, — предложил Топо и открыл дверцу, — здесь чуть больше места. Вам не нужно будет вести машину, и вы сможете полностью насладиться нашей маленькой экскурсией!

— Прекрасно! — Магда взяла свою сумочку. — Давай, Йоганнес, садись.

Магда любила сама сидеть за рулем. Ей не нравилось зависеть от искусства водителя и решений других людей, и она с большим удовольствием брала свою судьбу в собственные руки. По этой же причине она очень не любила летать самолетами.

Но в то утро все было по-другому. Топо излучал спокойствие, которое тут же передалось ей. Он принципиально рулил только левой рукой, даже когда ехал по серпантину, а правая его рука лежала на рукоятке переключения скорости.

Магда знала, что им, для того чтобы добраться до Монте Оливето, надо проехать через Асчиано, и эту дорогу она знала наизусть. Однако маршрут, который выбрал Топо, был ей незнаком. Они ехали через горы и долины, через леса и виноградники. Мимо какой-то средневековой часовни, кипарисовых аллей и развалин старой водяной мельницы. Ландшафт был разнообразным и очень красивым, и до Асчианы дороги не были политы гудроном. Магда постаралась запомнить этот путь.

— Я и не знала, что можно ехать так, — сказала она. — Уже хотя бы из-за этого наша поездка удалась.

— Я могу записать основные точки этой дороги, если вы хотите найти ее потом в одиночку. Так всего на десять минут дольше, но зато виды гораздо красивее, так что поездка стоит того.

Возле Асчиано Топо свернул на асфальтированную дорогу, которая изобиловала поворотами и открывала чудесный вид на Крету. Топо был больше чем доволен собой и считал гениальным то, что он предложил эту поездку. Хотя он должен был признаться себе, что тут было и чуть-чуть везения. В любом случае, теперь эта пара сидела у него в машине и он проведет с ними целый день. Это было намного лучше, чем один-два бокала вина на террасе. У него будет достаточно времени, чтобы познакомиться с ними и понаблюдать. В конце концов, время оказывает не менее предательское действие, чем алкоголь. Когда-нибудь у кого-то из них притупится бдительность, и они проявят себя такими, какими были на самом деле.

Топо и Магда беседовали между собой. Лукас сидел на заднем сиденье и дремал, потому что не понимал ни слова.

Через несколько километров после Асчиано Топо задал вопрос, который уже давно вертелся у него на языке:

— А как это получается, синьора, что вы так великолепно говорите по-итальянски, а ваш муж… прошу прощения… но… можно сказать, почти не говорит?

Магда повернулась и улыбнулась Лукасу.

— Ах, вы знаете, он никогда не интересовался языками. Даже когда мы ремонтировали дом, он все организовывал, рассчитывал и планировал. Но в итоге никто не мог понять, что он имеет в виду. Но наш принцип разделения обязанностей срабатывает великолепно. Йоганнес может объяснить сложнейшие экономические взаимосвязи или, например, как работает гидравлический насос, но всегда будет путать имперфект и императив. Так зачем мучиться с грамматикой и иностранным языком, если можно обойтись без них?

Топо незаметно наблюдал за Лукасом в зеркале заднего вида. Тот смотрел в окно и, похоже, скучал. И Топо спрашивал себя: кто же этот мужчина? В любом случае, это убийца, который убрал соперника с дороги. Но был ли он мужем синьоры или ее любовником?

Вот это и надо было выяснить. И за сегодняшний день ему это удастся. В этом Топо был совершенно уверен.

51

Проснувшись в понедельник, Каролина почувствовала такую боль, что еле вылезла из постели. Она попыталась сделать приседания, но очень быстро отказалась от этой затеи, так как мышцы ног болели, словно их пропитали кислотой. Она медленно похромала в ванную. Видимо, в субботу она не рассчитала свои силы. Вечером в пятницу она отправилась в конюшню, поставила палатку около ипподрома и выполнила на своей лошади Пентесилии тур верховой езды. Несколько часов по пересеченной местности. А от этого она уже несколько отвыкла. Она забросила езду на лошади и в последнее время гоняла только на своем харлее. Но на нем можно было ездить, просто прибавляя газу, а Пентесилии все время нужно было интенсивно давать шенкелей.[49]

Во время той скачки по Бранденбургу она попыталась избавиться от лишних мыслей. И все время злилась на себя, что не в состоянии выбросить Йоганнеса из головы, как уже столько раз поступала с другими мужчинами. Он, словно призрак, засел в ее подсознании, владел ее мыслями и выводил ее из себя. Она не могла смириться с тем, что не она бросила его, а он ее, что после такой великолепной ночи Йоганнес отшил ее, как какую-то проститутку, как пинают в сточную канаву попавший под ноги камешек. Каролина к такому не привыкла и смириться не собиралась. Уж если кто и должен быть инициатором разрыва, так только она сама. И никто другой.

После напряженного выходного дня Каролина почувствовала себя намного лучше. Она приняла твердое решение забыть Йоганнеса, никогда больше не звонить ему на мобильный и не позволять выводить себя из равновесия телефонными звонками.

А если он даже и пропал, то ее это больше не интересовало.

Этого решения она придерживалась почти три часа.

Магазин был пуст, когда она пришла на работу, что, впрочем, неудивительно для послеобеденного времени в понедельник. Однако для Каролины часы, когда в магазине не было ни единого покупателя, становились самыми тяжелыми, потому что она не умела бездельничать и предаваться скуке. Напряженно работать ей нравилось больше, чем торчать в магазине без толку.

Она без интереса принялась перелистывать газеты, лежавшие на столике и на полках с каталогами харлея, украшенными фотографиями моделей.

В одной из газет на пятой странице она обнаружила заметку о ежегодном большом слете любителей мотоциклов «Харлей», который состоится в Тоскане.

Она забрала газету с собой и дома после работы спокойно перечитала сообщение еще раз.

Слет мотоциклистов и фанатов харлея в Тоскане. С обеда в пятницу до самого вечера в воскресенье. За проживание нужно было платить, зато буфет во время большого праздника в субботу — бесплатно. Возможность встретить друзей, знакомых, приятелей, обменяться опытом и отпраздновать вместе уникальное событие.

«В конце концов, — подумала она, — а почему бы и нет? Йоганнес живет совсем рядом. От его дома до Леккарды, где состоится слет, не больше двадцати километров. Любимый, я приеду! Я хочу видеть тебя, хочу говорить с тобой. Хочу услышать, что не нужна тебе. Но я этому не верю. Больше не верю. А твоей жене я скажу, что ты самая большая любовь в моей жизни и я сделаю все, чтобы не потерять тебя. Хватит играть в прятки! Тебе больше не нужно делать выбор между ею и мной, потому что решение приняла я. В твою пользу. Ты не отделаешься от меня так просто еще раз, Йоганнес».

52

«Конечно, — подумала Магда, когда они подъезжали к стоянке автомобилей в аббатстве ди Монте Оливето Маджоре, — вот так всегда. Самые красивые места на этом свете выбрали себе монахи. Так было в Ле Челле, во францисканском монастыре возле Кортоны, в Сан Антимо вблизи Монтальчино и в Сан Гальгано около Масса Мариттима».

Монастырь располагался в месте, которое благодаря глубоким глинистым ущельям производило впечатление идиллии. Отсюда открывался фантастический вид на суровую красоту Креты, а густые кипарисовые леса, окружавшие монастырь, дарили приятное чувство защищенности.

Во время поездки Топо повторял для Лукаса на английском кое-что из того, что до этого рассказывал Магде по-итальянски, если она не переводила это на немецкий. Так Стефано старался втянуть его в разговор, за что Лукас был ему благодарен, и за последний час его отношение к Топо резко изменилось.

Топо припарковал машину на маленькой стоянке прямо перед средневековым палаццо. Она прошли по подвесному мосту и оказались на территории монастыря. Пока они шли по неровной булыжной дороге к церкви и к той части монастыря, где обитали монахи, Топо рассказывал:

— Этот монастырь основал Бернардо Толомей в начале четырнадцатого века. Он был ученым из Сиены и с двумя друзьями дворянами, Патрицио Патрицци и Амборджио Пикколомини, переселился сюда в поисках уединения. Они вели аскетический образ жизни, как того требовали правила ордена бенедиктинцев, и построили здесь часовню. Некоторое время спустя они получили благословение епископа Ареццо и начали строить монастырь. Они назвали себя оливетанцами, и вскоре к ним присоединились еще монахи. В тысяча триста сорок восьмом году почти все они умерли от чумы.

— Боже мой, — удивленно сказала Магда, — это невероятно, но вы не только готовы ответить на все вопросы, но знаете мелкие детали и даже хронологию! Откуда у вас это? Как вы это делаете? Вы просто ходячий справочник!

Топо довольно улыбнулся.

— Я интересуюсь такими вещами. А если человека что-то привлекает, то он запоминает все.

И дальше при осмотре монастыря Топо, воодушевленный замечанием Магды, говорил почти беспрерывно. Магда время от времени с заинтересованным видом кивала, но не слушала его. Когда Топо это заметил, то начал давать пояснения Лукасу, только теперь на английском языке.

Магда оставила их вдвоем, а сама села на одну из церковных скамей в задних рядах.

«Боже, оставь его мне! — молилась она. — Прошу тебя, оставь мне мужа — это все, что у меня есть. Торбену он тоже нужен. Сейчас, в его возрасте, как никогда. Мы такая чудесная семья. Мы — трое. Они дарят мне такое большое счастье и придают смысл моей жизни! Одна лишь мысль, что я могу их потерять, приводит меня в ужас. Без них я не смогла бы жить».

Она увидела Лукаса, который зачарованно рассматривал изображенное на куполе «Вознесение Марии» Джакопо Лигоцци и слушал пояснения Топо, и почувствовала, как сильно любит его. У нее на глазах выступили слезы.

Магда поставила еще две свечки и снова вознесла молитву к небу. «Пусть все остается так, как есть! — умоляла она. — Прошу тебя, оставь все так, как есть, ведь это так хорошо!»

Затем она пошла за Топо и Лукасом, чтобы посмотреть фрески из жизни святого Бенедикта, — один из прекраснейших циклов фресок Ренессанса.

— Здесь вы видите тридцать пять картин, — рассказывал Топо, — и их особенностью является то, что они, хотя написаны двумя разными художниками, создают вместе такую гармоничную, полную настроения картину, что если не знать об этом, то это не бросается в глаза. Здесь начинается путешествие по жизни святого Бенедикта. На первой картине вы видите, как он покидает отчий дом, уезжая верхом на белом коне в сопровождении своей кормилицы Цириллы. Город на заднем плане — это Норчия в Умбрии. Фрески от первой до девятнадцатой и с тридцатой по тридцать пятую — работа Антонио Бацци, именуемого Содомой, а остальные — Луки Синьорелли. Содомо был сумасшедшим. Он держал в своем доме обезьян и коз, ослов, морских кошек, голубей, попугаев и змей. Но главное, при нем всегда были мальчики, которых он использовал в своих похотливых целях. Это ни для кого не было секретом, и по этой причине его прозвали Содомой. Монахи знали о его извращенных вкусах, называли его Маттачио, что значит «сумасшедший», но терпели это.

У Магды перехватило дух. Топо повторил все это по-английски для Лукаса и с интересом ожидал их реакции.

Лукас никак не отреагировал. У него не было желания выслушивать лекции Топо, ему хотелось холодного пива. Магда, напротив, покачала головой.

— Безобразие! — воскликнула она. — Я бы его произведения сразу же выбросила, каким бы одаренным он ни был. Я бы даже не наняла садовника, если бы услышала, что он убил свою жену.

«Она ничего не знает, — подумал Топо, — она не имеет ни малейшего понятия ни о чем». И он решил позже записать в блокнот все, что говорило в пользу Магды.

Под каждой фреской на итальянском языке было написано, о каком событии она рассказывает. Топо переводил, объяснял и дополнял эти истории. На третьей фреске, например, было изображено, как святой Бенедикт чудесным образом восстановил разбитое деревянное корыто. Топо обратил внимание Магды и Лукаса на то, что на заднем плане Содомо изобразил самого себя в виде дворянина в горностаевой шубе и с двумя барсуками.

Он рассказывал без остановки. Гораздо подробнее и интереснее, чем экскурсовод, но Магда слушала уже не так внимательно. Она ждала момента, чтобы предложить Лукасу и Топо сходить поесть.

Для осмотра церкви им понадобилось полтора часа. Затем они посетили библиотеку, построенную в тысяча пятьсот восемнадцатом году в форме трехнефной базилики, в которой было собрано сорок тысяч томов книг, а под конец зашли еще в небольшую монастырскую лавку, где монахи продавали изготовленные ими самими мази и микстуры, целебные травы, граппу, книги и всевозможные сувениры.

Лукас выстоял очередь и купил смесь приправ для своего любимого минестроне, Топо — книгу об архитектуре некоторых итальянских монастырей, а Магда — четки, которые она хотела послать Торбену.

Было уже чуть больше двух часов, когда они зашли в ресторан «Ла Торре» на территории монастыря, сразу же за входом.

— Сегодня мой день, — сказал Топо, когда они заняли места в тени фикуса. — Я рад, что вы согласились взять меня на эту экскурсию. Мне очень понравилось, и в благодарность я хочу угостить вас обедом.

— Согласна, — сказала Магда улыбаясь, потому что сформулированное таким образом предложение не допускало возражений, — но только при условии, что вы приедете к нам на ужин в Ла Роччу. Нам тоже хочется отблагодарить вас за эту прекрасную поездку. Когда вам будет удобно?

— В любое время, — сказал Топо и подумал, что ему срочно нужно вернуться во Флоренцию, чтобы посмотреть несколько премьер и составить критические статьи на них. — Я с удовольствием приеду!

— Скажем так, в воскресенье вечером, — не раздумывая сказала Магда.

У нее было ощущение, что она приобрела очень интересного знакомого. Образованного, обаятельного, которому, очевидно, так же сильно требовался контакт с единомышленниками, как и ей. Топо показался ей чем-то вроде ценного подарка, и она поняла, что не хотела бы потерять его.

53

И снова в конверте была фотография Йоганнеса. В этот раз он был снят сбоку. Под фотографией стояла насмешливая надпись «Tanti saluti, mio amico» — «Большой привет, друг мой».

Лукас засунул фотографию под переднее сиденье машины и поехал в старую часть Амбры. Там он купил в «Алиментари» пять артишоков и буханку хлеба, выпил в баре кофе и отправился в обратный путь.

Когда он подъехал к дому, Магда как раз подметала террасу. Она улыбнулась ему.

— Ну, что нового на почте?

Лукас покачал головой.

— Две выписки из счетов, ничего особенного.

Магда кивнула и продолжала подметать.

— Ах да, что я тебе еще хотела сказать… Только, пожалуйста, не сердись, дорогой, но обычно ты в начале отпуска обновлял средство для удаления накипи в котельной. А в этот раз до сих пор ничего не сделал, и горячая вода становится все холоднее.

— Вот черт! — Лукас сделал вид, что забыл об этом. — А почему ты мне сразу не напомнила?

— Я же не могу напоминать тебе обо всем! Например, водосточная труба. Ее нужно прочистить. Осенью дождь льет как из ведра, и терраса с кухней оказываются в воде. Да ты же и сам знаешь.

Ничего этого Лукас не знал. Роль, которую отвела ему Магда, становилась все труднее.

— Дело в том, что я еще не выздоровел полностью, — сказал он в оправдание, — у меня было очень трудное время.

— Я знаю. Но пока что время есть. Да, и еще: пожалуйста, засыпь землей отстойную яму. А то сейчас там вид, как на стройплощадке, и мне это действует на нервы.

Она усадила его на стул и поцеловала.

— Но сначала посиди, отдохни, а я пока приготовлю артишоки. Какой соус сделать? Чесночный, горчичный или средиземноморский?

— Чесночный.

— Ты серьезно?

— Да, хотелось бы.

— Но у тебя будет изжога! Средиземноморский подошел бы лучше.

— Оʼкей. Тогда сделай такой.

— Хорошо.

Магда поставила веник к стене и исчезла в кухне.

Лукасу уже с первого завтрака пришлось настроиться на то, чтобы подражать вкусам и привычкам брата. Сейчас по утрам он ел не бутерброды с повидлом, а мюсли в молоке, хотя терпеть их не мог.

И он всерьез спрашивал себя, что же будет дальше.

В субботу за завтраком Магда с помощью нескольких поваренных книг составила меню из пяти блюд, записала, каких приправ не хватает, и спросила Лукаса, не хотел бы он поехать вместе с ней за покупками. Лукасу, если честно, совсем этого не хотелось, но он сразу же согласился. Просто вероятность, что Магде вздумается заехать на почту, была слишком велика.

Около десяти они отправились в «Иперкооп» в Ареццо.

Назад они вернулись уже после полудня. Магда освежилась под холодным душем и приготовила телятину для vitello tonato.[50]

— Зачем ты устраиваешь такой спектакль ради этого типа? — спросил Лукас, стараясь, чтобы его голос звучал не слишком враждебно. — Ты все делаешь так, будто сюда высочайше изволит явиться его величество!

— Не валяй дурака! Я просто не хочу оскандалиться. Мы же не можем сунуть ему спагетти и сказать, что это все. По-моему, он гурман.

Лукас больше ничего не сказал. Он ревновал и злился на себя, однако ничего не мог с этим поделать. Этот ужин уже сейчас начинал действовать ему на нервы. К тому же ему придется целый вечер изображать из себя мужа Магды, сначала исчезнувшего, а потом каким-то чудом снова появившегося. Он понимал, что здесь, в Италии, это довольно несложно, но с ужасом думал о том, как ему вести себя в Германии, когда Магда захочет встретиться с друзьями, знакомыми и родственниками, которые знали Йоганнеса и перед которыми эту комедию сыграть будет невозможно.

Топо был не в настроении, потому что не отказался от приглашения на премьеру. Он сидел в театре, скучал и вообще чувствовал себя не у дел. Все его мысли были заняты приглашением на ужин в Ла Роччу. Он так радовался этому, словно подобного вечера у него не было целую вечность. Он буквально чувствовал, как от нетерпения зудит все тело.

После представления он, вопреки своим привычкам, не пошел праздновать премьеру. Он не хотел, чтобы кто-нибудь заговаривал с ним о спектаклях и артистах, ему будет довольно проблематично написать и сформулировать свое мнение. Но он что-нибудь скачает из Интернета об авторе и вообще в этот раз будет краток. Кроме того, ему вообще не понравилось оформление сцены. Эту тему можно будет великолепно обыграть.

Во Флоренции после одиннадцати ночи на улицах было так же много людей, как в субботу в пять вечера перед Рождеством. Такси с трудом пробиралось по забитым улицам, и Топо только в полночь попал домой. Он шел по лестнице к своей квартире, думал о том, что будет делать в это время в воскресенье, и ухмылялся.

На следующий день Топо проспал до двух часов. Вечером он написал разгромную статью для радиопередачи, набрал ее на лэптопе и после пары бокалов «Stravecchio» заснул перед телевизором. Около пяти утра он проснулся и перебрался в постель.

Проснулся Топо в прекрасном настроении. Он напустил полную ванну и еще немного подремал в воде. Потом тщательно смазал тело кремом и, все еще в домашнем халате, приготовил себе двойной эспрессо.

С чашкой кофе он сидел перед стеклянной дверью балкона, смотрел на крыши города и размышлял о том, что для него является действительно важным в жизни. Конечно же, не эта квартира. Ее можно поменять на другую, во Флоренции были квартиры и получше. Ему нравился вид на город, но это жилище, как ему казалось, не отражало его статус. До сих пор он избегал приглашать сюда людей, от которых ему что-то было нужно. Лишь нескольким женщинам был известен этот адрес. Но их он водил только в спальню и четко знал, что второго раза, повторения не будет.

О матери он сейчас, всего лишь через несколько дней после ее смерти, почти забыл. Он вспоминал о ней лишь тогда, когда заходил в ее дом или ночевал там в своей детской комнате, которую ненавидел. Но и она не имела для него никакого значения.

Зато эта пара, живущая в Ла Рочче, была чем-то особенным. Сегодня вечером начинался спектакль, и он был его режиссером. Это было приключение, ради которого стоило жить.

Топо выехал из Флоренции в половине седьмого. На нем были джинсы, белая просторная рубашка, а поверх нее — черный кожаный жилет. Для Магды он прихватил с собой букет роз, для ее партнера — бутылку дорогой граппы. Окно машины было открыто. Стефано слушал скрипичный концерт номер один Моцарта, и его волосы развевались на теплом вечернем ветру.

Магда попросила Лукаса надеть шелковый пиджак песочного цвета, который ей особенно нравился.

— О, — сказала она, когда он оделся так, как она хотела, — ты немного поправился! Пиджак стал тебе узковат. Ну да ладно, оставайся в нем.

Это замечание не прибавило Лукасу уверенности в себе, тем более что сама Магда выглядела фантастически. На ней были свободные бежевые шелковые брюки и короткий топ такого же цвета, но с легким отливом. Такого Лукас на ней еще не видел.

Он только собрался сделать ей комплимент, когда они услышали, что по дороге поднимается машина, и Магда вышла на улицу, чтобы встретить Топо.

Он вышел из машины с букетом роз и воскликнул:

— Синьора Тилльманн! Вы снова и снова делаете мне сюрпризы! Со времени нашей последней встречи вы стали еще прекраснее!

Магда покраснела от удовольствия.

Топо поцеловал ее в обе щеки и с легким поклоном передал букет.

— Сердечно благодарю за приглашение.

— Как чудесно, что вы приехали к нам! — ответила Магда и очаровательно улыбнулась.

И только сейчас, казалось, Топо заметил Лукаса. Он протянул ему руку и сказал:

— Buonasera, signore Tillmann.

Лукас пробормотал в ответ «buonasera» и с благодарностью принял бутылку граппы.

Они вошли, и Магда повела Топо по дому. Он проявлял ко всему оживленный интерес, замечал каждую мелочь, не скупился на комплименты и по любому поводу говорил «bello», «bellissimo», «bravo», «bravissimo», «complimento», «fantastico» и «meraviglioso».[51]

Магде даже стало неловко от столь бурного выражения чувств.

Потом они уселись на террасе перед домом. Магда превзошла сама себя, и Лукас признавался в душе, что ему доставляет удовольствие видеть, как Топо наслаждается каждым кусочком и глоточком, оценивая их по достоинству.

Поскольку Топо не прилагал усилий к тому, чтобы вовлечь Лукаса в беседу на английском языке, тому приходилось молчать. Он больше занимался напитками и постоянно подливал Топо вино, надеясь, что так он скорее почувствует усталость и начнет собираться домой. Но этого не случилось. На Топо вино, похоже, не оказывало никакого действия. С каждым бокалом он становился все разговорчивее, остроумнее и веселее. У Лукаса сложилось впечатление, что Магда и Топо не просто поддерживают беседу, — для него их беседа была флиртом, затянувшимся на несколько часов. И в то же время он втайне восхищался Магдой, которая могла так свободно говорить на чужом языке.

— Мне кажется, мы должны перейти на «ты», — сказала Магда, когда подала на стол макароны. — Как вы считаете?

— Прекрасно! — сказал Топо и чокнулся с ней. — Меня зовут Стефано.

— Магда.

Топо встал и поцеловал ее в щеку, потом повернулся к Лукасу.

— Извини, но я забыл, как тебя зовут.

— Йоганнес, — прошептал Лукас, чувствуя, что ему становится нехорошо.

— Salute, Йоганнес! — Топо чокнулся с ним и снова сел. — Я очень рад, что встретил в этой глуши таких милых, интересных и интеллигентных людей.

Магда почувствовала себя польщенной.

— И мы тоже, Стефано, — сказала она. — Мы с Йоганнесом уже говорили о том, что очень трудно здесь, в забытых богом местах, найти кого-то, с кем можно с удовольствием провести вечер и поговорить о чем-то, что выходит за рамки обычного общения. И сошлись во мнении, что ты как раз и являешься таким человеком.

— Спасибо, Магда. Я по-настоящему счастлив.

Они улыбнулись друг другу, и Лукас почувствовал себя лишним.

Кухня Магды была простой, но о такой кухне можно было только мечтать. В ней царила своеобразная атмосфера, однако ее практичность нельзя было сравнить с практичностью современной кухни. Самой большой проблемой Магды было то, что на кухонном столе не хватало места и, если нужно было приготовить обильный ужин, как сегодня, у нее не оставалось ни кусочка свободного пространства. Например, невозможно было приготовить десерт, не освободив часть стола.

— Пожалуйста, извините меня. Я на минуту, — сказала она. — Мне нужно заняться кухней и dolce.[52] Но я думаю, что вам и вдвоем не будет скучно.

— Ну конечно! Никаких проблем! — сразу же сказал Топо. — Может быть, я могу чем-то помочь?

— Нет, пожалуйста, не надо! Я сама все сделаю. Пока. — Она исчезла в доме.

Если и было что-то, чего Магда не могла выносить, так это гостей, которые носили тарелки в кухню и демонстративно хватались за полотенце для посуды. Кроме того, ей хотелось, чтобы Топо и Йоганнес побыли немного одни. От нее не укрылось возникшее между ними напряжение, и она надеялась, что оно исчезнет, если они поговорят с глазу на глаз.

Через окно кухни она увидела, что Йоганнес и Топо встали из-за стола, медленно прошли через двор и завернули за угол дома.

«Прекрасно, — подумала она, — они найдут общий язык, если у них будет возможность спокойно поговорить».

— У тебя прекрасная жена, — сказал Топо по-английски, глубоко вздохнул и задумчиво посмотрел на луну.

— Я знаю, — сказал Лукас тоже по-английски. — Я убеждаюсь в этом каждый день.

— Она необыкновенная: красивая, уверенная в себе, умная и очаровательная. Такую женщину даже в Германии встретишь не каждый день. А здесь и подавно.

— Я знаю, — повторил Лукас.

У него не было ни малейшего желания выслушивать хвалебные оды в адрес Магды. Ему хватило и того, что Топо еще за столом начал возносить ее до небес.

— Я думаю, для такой женщины человек готов на все. Действительно на все. Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Да, — сказал Лукас, и у него начала зудеть кожа, настолько неприятен был этот разговор.

Какое-то время они молча шли рядом. Потом Топо неожиданно спросил:

— Тебе понравились фотографии?

Лукас вздрогнул. Желая выиграть время, чтобы обдумать этот жуткий вопрос, он не совсем оригинально спросил:

— Какие фотографии?

— Уверен, ты знаешь, что я имею в виду. Я наблюдал за тобой, когда ты получил первый конверт. Собственно, и этого уже было достаточно. Так что давай оставим эти игры.

Лукас словно смотрел на себя со стороны, анализировал свои ощущения. Ему было не холодно, а жарко, ужасно жарко, и он даже удивился, что еще в состоянии держаться на ногах. И это чувство подавило все остальные мысли. В какое-то мгновение он даже с восхищением подумал: «Невероятно, но я могу дышать и думать, в то время как у меня выбивают землю из-под ног».

— Ты ничего не скажешь? — спросил Топо.

— А что я должен сказать?

— Кто этот мертвец?

Лукас молчал.

— Кто ты такой?

Лукас никак не реагировал.

— Ну ладно.

Топо остановился в круге света от фонаря и облокотился на полуразрушенную каменную ограду, носком туфли перекатывая какую-то палочку.

— Слушай внимательно, Йоганнес, или как там тебя зовут! Этот мертвец — наша тайна. О нем знаем только ты и я. Правильно?

Лукас старался не сделать ни малейшего движения, которое могло бы подтвердить или опровергнуть догадку Топо.

— Я думаю, ты не особенно заинтересован в том, чтобы я сообщил карабинерам, где можно найти труп, который с большой вероятностью является мужем Магды. Правильно?

Лукас не двигался.

— Вижу, ты меня понимаешь. Так что слушай очень внимательно и не забудь ничего из того, что я сейчас скажу. Я хорошо представляю, какие проблемы могут у тебя возникнуть, если все это дело всплывет на свет Божий.

Жар исчез. Теперь Лукасу стало холодно.

— Ты знаешь, в последнее время мне не очень везло. Я потерял прибыльную работу и сейчас в несколько затруднительном положении. Но небо послало мне хороших друзей. Тебя и Магду. Может быть, самых лучших из тех, которые у меня когда-нибудь были. В любом случае, мы все сидим в одной лодке и очень важно, чтобы эта лодка не утонула. Поэтому я решил попросить тебя об услуге в двадцать пять тысяч евро. В конце концов, мы же amici[53] и наша прекрасная дружба только началась.

У Лукаса все плыло перед глазами.

— Где труп?

Топо снисходительно улыбнулся:

— Прошу тебя! Что за глупый вопрос? Ты же знаешь это лучше остальных!

И он, словно разговор на этом закончился, широким, энергичным шагом направился к дому, но через несколько метров с наигранным удивлением обернулся.

— В чем дело? Идем! Наша короткая дружеская беседа пробудила во мне жажду. Мне срочно нужен бокал вина. — Топо сделал вид, что только в этот момент ему в голову пришла новая мысль. — Ах да, мы же еще не обо всем поговорили. Я в среду снова загляну сюда. Магда говорила, что хочет построить бассейн. Возможно, я привезу с собой архитектора. В конце концов, друзья ведь должны помогать друг другу, не так ли?

— А как я могу быть уверен, что ты не станешь появляться здесь каждую неделю с новым требованием? — хрипло спросил Лукас.

Топо это, похоже, позабавило.

— Где и когда в этом мире можно быть в чем-то уверенным? — спросил он и засмеялся.

И он, сияя, пошел навстречу Магде, которая как раз появилась из дома, держа в руках большой поднос с тирамису.

— Что случилось? — спросила она, с недоумением глядя на каменное лицо Лукаса. — Вы что, поссорились?

— Наоборот, — радостно сообщил Топо, — мы прекрасно поговорили. У тебя великолепный муж, Магда!

— Я знаю, — сказала она и бросила на Лукаса взгляд, исполненный любви.

Топо уехал в четверть второго. Он выпил две бутылки вина и пребывал в прекраснейшем настроении. Его походка была ровной, и было видно, что он полностью уверен в себе. На прощание он обнял как Магду, так и Лукаса, поблагодарил их за «прекрасный вечер» и «сенсационную еду», сел в свою машину и уехал.

Магда и Лукас вместе наводили порядок в кухне.

— Я получила большое удовольствие от вечера, — сказала Магда, протирая бокалы. — До сих пор мне еще ни с одним итальянцем не удавалось поговорить так хорошо, как с этим Стефано. Мне бы очень хотелось, чтобы наши отношения продолжались.

— Я его терпеть не могу, — пробормотал Лукас, — он с первой секунды вызвал у меня антипатию. И даже сегодняшний вечер ничего не изменил.

— Но почему? Я думала, вы хорошо поговорили, когда остались вдвоем.

— Нет, этого не было. Мы больше молчали.

Магда расставила бокалы в шкафу, Лукас вымыл кастрюли и сковородки.

— Это все потому, что ты не говоришь по-итальянски. А что, если ты запишешься на курсы итальянского языка?

— Посмотрим. Я подумаю, — пробормотал Лукас.

Этой ночью не страсть бросила Лукаса в объятия Магды, а невыносимый страх потерять ее.

54

В понедельник утром Лукас поехал в Монтеварки и открыл счет в «Ваnса Toscana». Магде он об этом ничего не сказал. Потом он засел за ее компьютер. Магда подумала, что он будет что-то искать в Интернете и писать электронные письма, и оставила его в покое.

Лукасу понадобилось два часа, чтобы найти нужные файлы. Поскольку Магда не любила банковские операции по онлайну, так как они казались ей слишком ненадежными, она согласовала со своим банком иной путь, чтобы переводить деньги, когда она была в Италии. Она печатала заявку на денежный перевод, подписывала ее, сканировала и отправляла электронной почтой в банк, который, в свою очередь, осуществлял перевод денег.

Лукас нашел две отсканированные заявки на перевод. Одна была за прошлую неделю, а вторая — за прошлый декабрь. Он распечатал обе.

Он вырезал подпись Магды, потом таким же размером и шрифтом оформил новую заявку с просьбой сделать два перевода по двенадцать тысяч пятьсот евро на его счет в «Ваnса Toscana». Он распечатал этот файл и приклеил подпись Магды под ним. Он не был уверен, что после сканирования нельзя будет распознать подделку, и на всякий случай распечатал отсканированный файл. И пришел в восторг, поскольку определить, что подпись вклеена, было невозможно.

Он сопроводил заявку на перевод парой любезных фраз и отправил ее господину Вайзе в банк Магды, постаравшись составить электронное письмо так, как это обычно делала она, для чего внимательно просмотрел в электронной почте все письма, которые Магда отсылала в свой банк. Теперь оставалось только ждать и придумывать для Магды какое-то объяснение, зачем он снял с ее счета двадцать пять тысяч евро. Но на это у него еще было время, потому что пройдет не меньше недели, пока в Италию дойдет выписка по счету. И вообще, в ее глазах он был Йоганнесом и у них был совместный счет, так что ему не нужно отчитываться перед ней, на что он тратит деньги.

Почувствовав облегчение, оттого, что первый шаг удался, он откинулся на спинку стула и громко зевнул. Потом он вспомнил, что уже давно собирался записать себе в телефон мелодию из фильма «Крестный отец». Он нашел ее в Интернете и, пока она копировалась, открыл ящик письменного стола. Там лежало письмо, и когда он увидел адрес, то остолбенел.

На конверте было написано: «Торбен Тилльманн, колледж Ст. Блазиен, Фюрштабт-Герберт-Штрассе, 1479837 Ст. Блазиен». Лукас разорвал конверт, достал письмо и стал читать.

Лукас взмок от пота. Он еще раз прочитал письмо, сложил его и спрятал в карман.

Теперь он осмотрелся в комнате Магды более детально и уже с другими намерениями. Его взгляд упал на фотографию на полке. Торбен, когда ему было приблизительно десять лет, на рыбалке с Йоганнесом. Оба держали удочки и смотрели на воду, тем не менее фотография передавала глубокую связь между отцом и сыном.

Лукас подошел к полке и взял фотографию в руки. Потом он увидел голубую шкатулку, стоявшую за фотографией, которую нельзя было заметить сразу. Он открыл ее.

Там лежало много писем. Все они были адресованы Торбену, но так и не отосланы.

Торбен был очень милым мальчиком. Нежное дитя с большими темными глазами, похожее на Магду как две капли воды. Худенький, даже слишком худенький и маленький для своего возраста.

— Меня это абсолютно не волнует, — часто говорил Йоганнес. — Чего до смерти не люблю, так это жирных детей.

Но это волновало Торбена. Он всегда был последним, кого включали в команду по выбивному, и первым, кого выбивали из игры. А Макс, наоборот, был самым большим в классе, этаким ребенком-горой, на двадцать килограммов тяжелее, чем Торбен. При игре в выбивного он возвышался посреди поля, как скала, и ловил каждый мяч, который, собственно, должен был выбить его из игры. Он не мог быстро бегать, но прекрасно умел брать мяч. Его толстые руки молниеносно смыкались вокруг него, словно хищное растение вокруг трепыхающейся мухи. А бросок у него был настолько сильным, что его боялись все, в кого он целился. Макс был жирным, но в команду его всегда выбирали первым.

Торбен изо всех сил старался заполучить Макса в друзья и предложил свою помощь: писать за него сочинения на немецком языке и делать домашние задания по английскому. Макс был в восторге. С немецким языком у него были отвратительные отношения. Он путал n и m, b и p, g и k. Кроме того, он писал по-немецки так, как говорила его мать: «Фрау Мюллер ейный брат вчера попал в больницу» или, например, «Ты видела Эльки евойную шляпу? Она ей ваще не идет!»

Макс был согласен, чтобы Торбен сидел с ним за одной партой, а Торбен давал ему списывать. Таким образом, со временем Торбен стал очень нужен Максу. Макс не мог без него обойтись, а Торбен благодаря сильному другу уже не чувствовал себя букашкой, которую можно раздавить без особых усилий.

К окончанию шестого класса Макс всеми правдами и неправдами выбился в середняки и вместе с Торбеном перешел в гимназию. Хотя Макс уже не был таким толстым, как раньше, Йоганнес по-прежнему снисходительно называл его Фрикаделькой и почти не разговаривал с ним, когда Макс приходил к Торбену и даже обедал вместе с ними.

Но через несколько месяцев в новой школе Фрикаделька изменился. Он встречался с Торбеном, только если это было необходимо, чтобы выполнить домашнее задание и получить какую-нибудь помощь по занятиям. Он собрал вокруг себя группу подростков, которые целыми днями шатались по городу, затевали драки, воровали сумочки, курили марихуану и напивались до беспамятства.

Когда Макса выгнали из школы, Торбен замкнулся. После занятий он закрывался в своей комнате, сидел перед компьютером или играл на гитаре. Музыка заменила ему реальную жизнь. И его успехи в школе катастрофически снизились: до поздней ночи он сидел с наушниками на голове, а днем постоянно был уставшим и засыпал буквально на ходу.

— Я не понимаю, что происходит с мальчиком, — сказала Магда Йоганнесу. — Ясно только одно: так дальше продолжаться не может! Я не знаю, что он делает за компьютером: если я захожу в комнату, он сразу же закрывает сайт или просто выключает компьютер. Он больше не делает домашние задания. Он только слушает музыку или бренчит на своей гитаре. Он не выходит из дому, к нему не приходят друзья… Если так будет продолжаться, он не закончит даже этот класс, не говоря уже о средней школе.

Йоганнес видел все далеко не в столь мрачном свете.

— У мальчика переходный возраст, — сказал он. — Они все в это время вытворяют бог знает что. Как по мне, то пусть он лучше слушает музыку и пару месяцев посидит за компьютером, чем будет употреблять наркотики и станет таким же уголовником, как этот Фрикаделька.

— Пару месяцев? — с насмешкой спросила Магда. — Переходный возраст длится пару лет. А за это время он угробит свое будущее.

— Ну и что ты предлагаешь? Забрать у него компьютер? Разбить гитару, продать его iPod? Он этого нам никогда не простит, а то и вообще сбежит из дому, чтобы засесть у какого-нибудь друга и оглушать себя музыкой там. Оставь его, Магда! Просто оставь его в покое.

— Я уже стала подумывать, не отдать ли его в интернат, — сказала Магда и выжидающе посмотрела на Йоганнеса. — Там отведено время для работы, спорта, игр. Там наблюдают за тем, как дети выполняют школьные задания. Там Торбен постоянно был бы со сверстниками и не чувствовал себя таким одиноким. И там невозможно часами сидеть в Интернете или оглушать себя музыкой с компакт-дисков.

— Интернат — это капитуляция, Магда, — сказал Йоганнес. — Тот, кто делает это, сбегает от трудностей и отдает своего ребенка в чужие руки. Но я этого не хочу. Я хочу видеть его, когда прихожу домой. А пожить без нас он еще успеет.

— Когда ты говорил с ним последний раз? Я такого уже и не помню. Когда он появляется, чтобы перекусить, то не произносит ни слова.

— Летом мы поедем в Италию. Там у нас будет достаточно времени, и мы сможем с ним поговорить. Если хочешь, можем даже спросить, хочет ли он в интернат. Но я себе этого не могу представить.

На этом разговор закончился, и Йоганнес вышел из кухни.

Магда была рассержена. Ей казалось, что Йоганнес просто не видит или не хочет видеть, что нужно срочно что-то предпринимать, если они не хотят потерять Торбена.

Однажды утром Торбен зашел в кухню. Магда как раз выжимала сок из апельсинов.

— У меня к вам одна просьба… — начал он.

Магда удивленно приподняла брови.

— Мой сын заговорил! Вот это событие! Я думала, ты потерял дар речи.

Торбен вздрогнул. Все это не имело смысла. У матери было плохое настроение. Лучше поговорить в другой раз.

— Так что за просьба? — спросила Магда.

— Да ладно. Проехали.

— Да говори же! Что за просьба? Может быть, я смогу выполнить ее.

Хотя ему этого и не хотелось, Торбен сказал:

— Я хочу рояль.

— Что ты хочешь? — Магда потрясенно уставилась на него.

— Рояль или пианино. Пусть даже не новый. Пожалуйста, мама!

— Торбен, послушай меня внимательно. Я считаю, очень здорово, что ты играешь на гитаре. И думаю, что было бы прекрасно, если бы ты играл на рояле. Я ничего не имею против того, что ты слушаешь музыку. Но надо делать не только это, не по двадцать часов в день, друг мой! До тех пор, пока от этого страдают занятия в школе, я не могу поддержать твою просьбу. Ты это понимаешь?

— Нет, не понимаю!

Глаза Торбена заблестели от злости, и Магде даже показалось, что в них промелькнула ненависть. Но сдаваться она не хотела.

— Я могу выразиться яснее: приноси снова хорошие отметки, и ты получишь рояль.

— Это шантаж!

— Нет, это вполне разумное предложение. Ведь если ты будешь продолжать в том же духе, то не сможешь закончить школу и испортишь себе будущее.

— Да плевать я хотел на аттестат!

— Вот видишь! И поэтому рояль ты не получишь!

Торбен не сказал больше ни слова. Он выскочил из кухни, громко хлопнув дверью, и с тех пор во время совместных ужинов он всегда молчал, что доводило Магду до бешенства.

Через четыре недели сотрудники экспедиторской фирмы «Тилльманн» позвонили в дверь их квартиры.

— Добрый день, фрау Тилльманн, — сказал один из них в переговорное устройство, — мы вовремя?

Конечно, это было явно не вовремя. Магда была вне себя от злости, но лишь глухо ответила:

— Пожалуйста, заходите. Четвертый этаж.

— О чем ты, собственно, думал? — спросила она Йоганнеса вечером. — Я была против того, чтобы дарить ему рояль.

— А я за.

— Я хотела бы, чтобы это зависело от его оценок.

— А я нет.

— Йоганнес, что это значит? Разве ты не понимаешь, что наносишь мне удар в спину?

Йоганнес подошел и обнял ее за плечи.

— Ты что, совсем забыла, как чувствовала себя в четырнадцать-пятнадцать лет? В это время дети находятся практически в состоянии бегства. И если Торбен убегает в музыку, то это лучшая альтернатива из всех. Даже если школа некоторое время будет страдать.

У Магды на душе было так плохо, что хотелось выть, но она ничего не сказала. Достаточно того, что Торбен избегал попадаться ей на глаза, подчеркивая, что не хочет иметь с ней ничего общего. А ей не хотелось ссориться с Йоганнесом.

Немного погодя она была не просто удивлена, но по-настоящему потрясена тем, как Торбен играет. Но при этом всегда, когда слышала звуки рояля из комнаты Торбена, чувствовала укол в сердце.

Торбен знал Арабеллу уже целых двадцать девять дней и тринадцать часов. В Интернете он попал на сайт чатов, и ему бросился в глаза ник Душа.

«Почему тебя зовут Душа?» — спросил он ее.

«Не знаю. Просто пришло в голову».

«Ты девушка?»

«Да, а ты?»

«Нет».

Она послала ему смайлик, чтобы показать, что ответ развеселил ее.

«Сколько тебе лет?» — спросил Торбен.

«Четырнадцать. А тебе?»

Четырнадцатилетняя девочка, которая называет себя Душой, — это было нечто прекрасное.

«Мне шестнадцать».

Его рука дрожала так, что курсор прыгал на экране.

«Где ты живешь?»

«В Берлине».

«Я тоже».

У него сильнее забилось сердце.

«Почему ты называешь себя Орел?»

«Просто так».

«Я тебе не верю».

«Это правда».

«И все же?»

«Орлы — это классно! Они живут в горах, летают высоко и видят целый мир».

«Так же, как и душа?»

«Может быть. Да. Я думаю, да. Точно».

«У вас что, не все дома?» — влез в их переписку кто-то неизвестный с ником kick47.

«Слушай, — написала Душа, — давай уйдем на личный чат, тогда мы будем только вдвоем».

И с этого времени они переписывались часами. Торбен узнал, что она ходит в гимназию имени Гете в Вильмерсдорфе, живет в Шарлоттенбурге, любит певцов, исполняющих лирические песни и баллады, предпочитает исторические фильмы и любовные романы. Что она шатенка, у нее длинные волосы и на щеках, когда она смеется, появляются две глубокие ямочки. Ее звали Арабелла Вайнерт, у нее не было ни братьев, ни сестер и пока что не было друга. Ее отец был свободным фотографом, а мать работала на полставки в туристическом бюро.

Они писали друг другу обо всем: о своих мечтах, о своих надеждах и о своих страхах.

Когда они не болтали в чате, то посылали друг другу письма по электронной почте. Иногда по десять штук в день. Арабелла прислала ему свою фотографию, и у Торбена было ощущение, что самая красивая девочка в мире говорит только с ним. И он делился с ней своими мыслями.

Так он написал ей.

Это было его первое любовное стихотворение. Он чувствовал себя так, словно из него выжали все соки, и нервно барабанил пальцами по столу, ожидая ответа.

Магда заглянула в комнату.

— Что случилось? Что с тобой?

— Ничего! — закричал Торбен. — Ничего не случилось! Абсолютно ничего. Пожалуйста, уйди! Сейчас я не могу. Оставь меня одного!

Магда стояла в двери, словно окаменев. Бегающий взгляд Торбена и его чрезмерная нервозность вселяли в нее страх.

— Может быть, я чем-то могу тебе помочь? — прошептала она.

— Пошла вон! — заорал Торбен. — Уйди наконец!

Он был близок к тому, чтобы разрыдаться, и мышкой вычерчивал на компьютерном коврике какие-то сумасшедшие круги.

Магда вышла и тихо закрыла за собой дверь. Это уже ненормально! У него не было друзей, не было подруг, он не ходил ни в кино, ни на дискотеку, не занимался спортом. Он только сидел в своей комнате перед компьютером, за роялем или в углу со своей гитарой и потихоньку сходил с ума.

«Ты поэт! — ответила Арабелла. — Твое стихотворение — это самое чудесное, что я читала». И написала внизу свой номер телефона.

Торбен сначала боялся звонить ей. Он переживал, что будет заикаться, в чем-то ошибется, скажет что-нибудь необдуманное, что рассердит ее. Он боялся не найти нужных слов, и тогда — что самое плохое! — возникнет пауза, которая будет все длиннее и длиннее, потому что он не будет знать, что сказать дальше.

Но ничего этого не случилось. Ее голос звучал словно музыка, а каждое слово, которое она произносила, он буквально впитывал в твердой уверенности, что ничего из сказанного никогда не забудет.

Несколько дней спустя они встретились в первый раз.

Торбен сказал матери, что хочет сходить в кино с другом. Лицо Магды прояснилось.

— Вот и прекрасно! А что вы будете смотреть?

— Еще не знаем. Мы встретимся перед киноцентром, а потом решим, на какой фильм пойдем.

— Когда ты вернешься?

— В восемь. Нет, скорее, в девять.

— Оʼкей. Если будешь опаздывать, пожалуйста, позвони.

— Сделаю.

Он улыбнулся и ушел.

Магде впервые за последнее время показалось, что все нормализовалось и наступил поворот к лучшему.

55

Лукас услышал шаги Магды на лестнице. Он вздрогнул, закрыл шкатулку с письмами, поставил ее на полку и прикрыл фотографией. И только успел отвернуться, как Магда зашла в комнату.

— Ты что делаешь? — спросила она, удивленная его испуганным и беспомощным видом.

— Ничего. Я думаю.

— О чем ты думаешь?

— Знаешь, я хотел поговорить с тобой… Может быть, купим акции? Я как раз смотрел в Интернете, ценные бумаги «Дакс» в настоящее время очень выгодно…

Магда перебила его:

— Пожалуйста, оставь меня в покое с этой ерундой хотя бы на время отпуска, хорошо? Поговорим об этом, когда вернемся в Берлин.

— Если мы будем ждать, то можем опоздать!

Магда сделала рукой такое движение, будто отбрасывала что-то, и это означало, что ей все равно.

— Ты случайно не видел мои кроссовки? Я ищу их с утра. Я думала, что сняла их в гостиной, но там их нет.

— Извини, но я тоже не знаю, где они. Ты смотрела в кладовке? Там, где стоят резиновые сапоги? Мне кажется, я видел их там.

Магда улыбнулась, сказала: «Хорошая идея» — и вышла из комнаты.

Лукас уселся в кресло возле окна.

Что происходит с Магдой? Она вытесняла из своей памяти смерть Торбена. Может быть, она таким же образом вытесняла и смерть Йоганнеса?

Арабелла была еще красивее, чем на фотографии, и Торбен никак не мог поверить, что она на самом деле стоит перед ним и он не просто выдумал свою любовь.

Держась за руки, они шли по городу. За небольшой химчисткой, в которой в качестве декорации висела картина, изображающая какой-то пейзаж, была ниша, где стояла полностью высохшая комнатная березка.

Торбен притянул Арабеллу к себе. Немножко неуклюже и неумело, но она тут же прижалась к его груди. Они стояли так несколько минут. Его сердце бешено стучало, голова гудела, в ушах шумело так, словно он оказался на берегу моря во время шторма. А потом он поцеловал ее. Ее губы были теплыми и мягкими, и вкус у них был такой, будто она только что съела ванильный пудинг.

В Европейском центре они купили мороженое и сели возле одного из фонтанов.

— Завтра пойдем на озеро, — сказала она. — Город не годится для орлов.

Торбен попросил мать разрешить ему брать уроки игры на гитаре. Дважды в неделю.

— Уроки игры на гитаре? Да ты и так очень хорошо играешь на ней. Почему бы тебе не брать уроки игры на рояле?

— Я сочиняю песни на рояле, и получается хорошо, очень хорошо, но мелодии, которые я нахожу, слишком сложные. Я не могу сыграть зонг на гитаре, и это выводит меня из себя.

— Хорошо. Как хочешь. Бери уроки игры на гитаре. А времени у тебя на это хватит?

— Легко.

Магда знала, что это было преувеличением. Она получила письмо из школы, в котором сообщалось, что в этом году, после окончания десятого класса, Торбен должен покинуть учебное заведение. Он бы и так остался на второй год, но преподаватели по специализированным предметам не верили, что он сможет закончить двенадцать классов. Для него и для них это было бы мучением. У него нет ни малейшего интереса к школьным занятиям. Если мать согласна, то в десятом классе учителя будут смотреть сквозь пальцы на оценки Торбена, чтобы он закончил хотя бы среднюю школу. Она не стала показывать письмо Йоганнесу, хотела спокойно поговорить с ним в субботу, но Торбен опередил ее со своей просьбой. И хотя она считала, что поступает неправильно, но все же согласилась. Она не хотела быть человеком, который отнимает у него радость.

Но Торбен не ходил на уроки игры на гитаре. Он брал инструмент и деньги, которые давала Магда, и бежал к Арабелле.

За две недели не упало ни капли дождя. Июнь был необычайно жарким. Берлинцы поглощали рекордное количество мороженого, бассейны под открытым небом были переполнены, а в фонтанах купались маленькие дети.

На озере Закровер Зее они нашли маленькую бухту. Всего несколько метров песка, скрытого свисающими ветвями ив и густым кустарником. Там они прятались, обнимались и разглядывали облака, которые плыли над ними.

Голова Арабеллы лежала на груди Торбена. Она слушала, как бьется его сердце и как резонирует голос, когда он поет для нее под гитару. Как и он, она мечтала очутиться в ином мире и чувствовала, что не такая, как все. Нечто особенное, что просто не вписывается в эту жизнь.

Он пел любимый зонг Ивонны Каттерфельд:

— И я чувствую то же самое, — сказала она тихо. — Я все это чувствую с тех пор, как узнала тебя.

Торбен пел, а солнце постепенно садилось. Он знал, что опаздывает. Ему нужно было вернуться домой до девяти вечера, а он уже никак не успевал. Но он пел дальше, а Арабелла тихонько подпевала ему.

Вдруг Арабелла приподнялась и убрала волосы со лба.

— Давай не пойдем домой, — прошептала она. — Здесь так чудесно!

Торбен набрал пару аккордов, и музыка, казалось, поплыла над водой.

— Оʼкей, — сказал он. — Останемся здесь.

Родители, дом, школа и весь мир с его устоями, правилами, обещаниями — ему все было безразлично.

Существовала только Арабелла и этот маленький клочок песка возле озера.

Поэтому он не позвонил домой, а только закрыл глаза, когда она наклонилась и поцеловала его. И когда они разделись, ему казалось, что он раздвигает облака для нее. И это было самое волнующее, что он испытывал до сих пор.

Йоганнес пришел домой в половине десятого.

— Что у тебя на ужин? — спросил он еще в дверях. — Я целый день ничего не ел и такой голодный, что ты себе даже не представляешь!

— Торбен не пришел домой, — сказала Магда бесцветным голосом.

— Как не пришел домой?

— Боже, неужели это так трудно понять? Он обещал, что будет дома не позже девяти, а сейчас уже половина десятого. — Ее голос был высоким и пронзительным.

— Успокойся! Полчаса — такое бывает. Давай поужинаем, а там посмотрим, что делать дальше.

«Это все, что его интересует, — рассерженно подумала Магда. — Лишь бы поесть. А что с сыном, ему все равно». Она распахнула холодильник и с грохотом выставила перед ним колбасу, сыр и остатки салата.

— Приятного аппетита!

Йоганнес сел за стол, достал хлеб из корзинки и отрезал себе кусочек.

— Тебе не кажется, что это просто истерика?

Магда ничего не ответила, но на ее глазах выступили слезы.

— Он еще никогда не опаздывал, — прошептала она.

— А с кем он ушел?

— Ни с кем. Он пошел к учителю игры на гитаре.

— А где это?

Магда прочитала с бумажки адрес, который назвал ей Торбен.

— А номер телефона есть?

Магда кивнула.

— Так позвони. До которого часа должны быть занятия?

— До семи. Потом он еще немножко гуляет, но в девять всегда дома.

— Позвони.

Магда пошла в гостиную и набрала номер.

Когда через несколько минут она вернулась в кухню, то не знала, что делать: то ли взорваться от злости, то ли рыдать от отчаяния.

— По этому адресу и по этому номеру телефона нет никакого учителя игры на гитаре. Торбен, наверное, просто списал его из телефонной книги.

Йоганнес молчал. Магда видела, что и он забеспокоился.

— Где же этот негодяй? — пробормотал он и ударил кулаком по столу. — Он должен помнить одно: я с пониманием отношусь ко многому, но не позволю себя дурачить!

У них двоих это было в первый раз. Торбен еще никогда в жизни не испытывал такого глубокого чувства. Он стал взрослым. Начиналась новая жизнь. И было невообразимо, что он сможет повторять все снова и снова. Что это будет частью его жизни.

Его мечты исполнились. И он уснул в объятиях Арабеллы. Бесконечно счастливый.

В половине третьего он появился в дверях. Он понял, что это и есть реальность: плачущая мать и бледный как смерть отец, которые нервно и одновременно беспомощно требовали от него объяснений: «Где ты был? Что ты делал? С кем ты был? Почему ты соврал нам? Почему ты не позвонил? Ты знаешь, как мы беспокоились! Мы подняли на ноги полицию! Как ты можешь с нами так поступать? Говори!»

Но Торбен ничего не сказал. Он молча ушел в свою комнату, улегся на кровать и в мечтах видел орла, который парил над головой Арабеллы. Всегда и везде был там, где она.

Она не позвонила, а прислала электронное письмо.

«Любимый мой Торбен, — написала она, — я рассказала о тебе. Мне пришлось это сделать, потому что было действительно слишком, слишком, слишком поздно, когда я пришла домой. Мать закипела до ста восьмидесяти градусов и хотела отправить меня в интернат для трудновоспитуемых детей. Я рассказала ей о тебе, и это было ошибкой, потому что теперь мне запрещено тебя видеть. По крайней мере, в ближайшие недели. До тех пор пока я тебя забуду или пока моим родителям не покажется, что я тебя забыла. Но я тебя никогда не забуду. Никогда! Я пишу это тайно и сейчас же сотру, потому что мать знает пароль моего компьютера. Пожалуйста, ответь мне! Я жду! Любящая тебя больше всего на свете Душа».

«Душенька, я ничего не рассказал о тебе, но у меня дела обстоят так же. Мне запрещается выходить, а родители сходят с ума, потому что не знают, где я был. Но я им никогда этого не скажу! Умираю от тоски по тебе! Твой Орел».

Они снова перешли в чат.

«Я не выдержу без тебя! Как сделать так, чтобы мы встретились?»

«Ты можешь удрать?»

«Да, но только ночью, когда они будут спать».

«Хорошо. Давай встретимся в два часа ночи возле Колонны победы. Оʼкей?»

«Да. Туда я смогу дойти пешком».

«Я жду не дождусь».

«Я тоже».

«Я тебя люблю».

«А я люблю тебя еще больше».

Торбен не представлял, что ночью будет так трудно ускользнуть из дому. Он никогда не обращал внимания на то, что паркетный пол трещит, а дверь, ведущая в коридор, скрипит, и не думал, что потребуется настоящая ловкость, чтобы бесшумно взять в руки связку ключей и открыть замок. Несколько раз он, затаив дыхание, замирал и прислушивался, не проснулись ли родители и не вышли ли они из спальни.

Но ничего не случилось. В четверть первого он вышел из дому и помчался через город, сосредоточенный и готовый каждую минуту спрятаться в подворотне, если мимо будет проезжать полицейский патруль.

А потом они держали друг друга в объятиях.

— Я не могу без тебя жить.

— И я без тебя.

— Но они не разрешают нам…

— Они нас не разлучат.

— Никогда.

Держась за руки, они прошли через Большую Звезду, громко смеясь и не обращая внимания на машины, которые истошно сигналили, объезжая их, и укрылись в густой темноте Тиргартена.

Похолодало, а Арабелла была без куртки. Торбен растирал ее озябшие руки.

— Что нам делать? — спросила Арабелла. — Мать постоянно стережет меня. Это сущий ад. Она считает, что я слишком молода, чтобы иметь друга.

— Мы не можем ждать, пока нам исполнится восемнадцать лет.

— Нет. Мы к тому времени сойдем с ума.

Торбен отдал Арабелле свою куртку, и они сидели, тесно прижавшись друг к другу.

— Мир такой ужасный! — сказала Арабелла. — Мы не вернемся домой.

— А куда нам идти?

— Не знаю. Но я сыта всем этим по горло. Я хочу быть с тобой. И больше ничего.

— Я знаю, где мы можем быть всегда вместе.

У Торбена в горле стоял комок. Он чувствовал, что мир обрушится, если он скажет то, что думает. Но тем не менее сказал:

— Давай улетим отсюда. Ты — как душа, а я — как орел. Прочь из этой жизни! После смерти мы навсегда останемся вместе. Навечно. И никто нас не разлучит. Там нет родителей, нет школы, нет запретов.

— Где это?

— На небе.

— Ты уверен?

— Совершенно уверен.

— Откуда ты это знаешь?

— Просто знаю, и все. Доверься мне.

— Я не могу поступить так с родителями! — Арабелла закрыла лицо руками.

— Но они разлучают нас. Они не хотят, чтобы мы были вместе.

— Да, ты прав. Только обещай мне, что все не закончится.

— Обещаю.

— Я боюсь.

— Не нужно бояться. Я с тобой.

Арабелла молчала и едва дышала. Потом она прижала ладони ко рту, словно пытаясь подавить тошноту, посмотрела на Торбена и улыбнулась.

— Я тебе верю. Давай сделаем это.

Они целовались, пока не забрезжил рассвет.

Генрих Заватцки работал на Берлинском транспортном предприятии уже двадцать три года, с тысяча девятьсот девяностого он был машинистом городской электрички. Чаще всего его ставили на участок из Ораниенбурга до Ваннзее. Его любимый маршрут.

Это был поворот перед небольшой пихтовой рощей, которая ему особенно нравилась. Но он не представлял, что ожидало его за поворотом. И то, что он увидел, было именно тем кошмаром, которого он боялся и который был у него перед глазами все двадцать три года. Однако он всегда успокаивал себя тем, что такое может быть с другими, но только не с ним.

Там стояли они. Двое. Юные, очень юные. Только это он и успел понять. Они держались за руки. Девочка стояла, широко расставив ноги над правым рельсом, а мальчик — над левым. Они стояли спиной к поезду. Они должны были слышать звук приближающейся электрички. Но не двигались и не поворачивались. И не пытались убежать.

Генрих Заватцки почувствовал прилив адреналина. Он тормозил как сумасшедший, как будто хотел опровергнуть все расчеты о длине тормозного пути и доказать их абсурдность. Он совершенно четко понимал, что сделать это невозможно, тем не менее в нем теплилась слабая искорка надежды.

Но ему не удалось остановить поезд. Электричка врезалась в них, и в ушах Генриха раздался звук от удара о тела. Отвратительный звук, который он никогда уже не забудет.

Генрих Заватцки не помнил, кричал ли он что-то в тот момент. Но эта страшная картина навсегда засела в его мозгу, и теперь он до конца жизни будет носить ее в себе.

Торбен и Арабелла умерли мгновенно.

Магде и Йоганнесу не позволили посмотреть на сына, поскольку врачи опасались, что это вызовет слишком сильный шок.

Наверное, это было ошибкой.

Когда Магда услышала о самоубийстве сына, она не захотела этому верить. Она обвинила полицейского, который принес это известие, во лжи, раскричалась и обругала его. Потом она обыскала комнату Торбена в надежде найти записку, прощальное письмо, хотя бы малейший намек на то, что должно произойти.

Но не нашла ничего. Никакой записки. И в его компьютере тоже не было ни электронных писем, ни файлов, которые могли бы указать на приближающееся несчастье или объяснить то, что уже случилось.

Когда гроб опускали в землю, Йоганнес, рыдая, потерял сознание у могилы. Магда же, напротив, не проронила ни слезинки. Ее высохшие глаза горели, словно в них попал перец. А когда она закрывала глаза, ей казалось, что она слышит у себя в голове какой-то шум, словно кто-то проводит наждачной бумагой по необработанному дереву.

56

Удобный момент выпал на следующее утро. Он, как всегда по вторникам, поехал к пекарю, на почту и на рынок, а после этого — в Монтеварки в банк. Было одиннадцать часов тридцать минут. Банк был открыт только до обеда. Если денег нет, у него не будет другой возможности получить их вовремя. Завтра собирался приехать Топо. Лукас понятия не имел, когда он появится, но знал, что от него можно ожидать чего угодно. Даже того, что он будет стоять перед дверью уже в десять.

У Лукаса, пока он ждал в очереди, пересохло во рту, и ему просто необходимо было купить себе в ближайшем баре большую бутылку воды. Чтобы подавить нервозность, он внимательно смотрел на цифровые часы на стене. Он никогда не задумывался над тем, какой долгой может быть минута, если смотреть на часы и ждать, пока появится следующая цифра. В одиннадцать часов пятьдесят две минуты наконец-то подошла его очередь, и он потребовал выписку из счета. Как только лист бумаги с невыносимо громким шумом начал выползать из старенького принтера, он сразу увидел, что там не была напечатана сумма — двенадцать тысяч пятьсот евро. На выписке стояли только пятьдесят евро, которые он заплатил для того, чтобы открыть счет.

— Пожалуйста… — Старательно выговаривая слова, он пытался объясниться по-английски, надеясь, что служащие банка по другую сторону окошка поймут его. — Я ожидаю перевод суммы два раза по двенадцать тысяч пятьсот евро. Два срочных перевода в евро. Они уже должны быть здесь. Вы могли бы посмотреть?

Служащий банка нервно приподнял брови вверх и стал что-то набирать в своем компьютере. Это продолжалось четыре минуты. Потом он сказал по-итальянски:

— Да, поступили двенадцать тысяч пятьсот евро один раз, но они еще не занесены на счет.

Лукас понял, что он сказал.

— А почему только одна сумма?

Служащий опять приподнял брови:

— Не знаю.

— Я могу снять деньги?

Ответом было энергичное отрицательное покачивание головой.

— Только тогда, когда деньги будут на счету.

— Но они мне нужны сейчас! Немедленно!

Служащий опять покачал головой и строго сжал губы.

— Мы сегодня открыты до тринадцати часов тридцати минут, — сказал он, — приходите еще раз. Может быть, деньги уже будут. Buonjiorno.

Лукас больше по привычке сказал «gracia» и покинул банк.

Напротив находился небольшой бар. Он заказал чашку эспрессо и большой бокал минеральной воды, сел у окна и, чтобы увеличить свои шансы понять служащего банка, выписал из словаря, который всегда носил в кармане, слова, которые могли ему понадобиться при втором посещении банка. В тринадцать часов пятнадцать минут он снова пошел в банк.

В похожем на трубу шлюзе, через который нужно было проходить в каждом итальянском банке — кошмар для страдающего клаустрофобией! — Лукас, как и требовалось, приложил указательный палец к маленькой стеклянной пластинке с красной подсветкой, чтобы отсканировать свой отпечаток и тем самым запустить механизм открывания двери. Однако дверь не открылась. При его первом визите в банк это сработало с пятого раза, но в этот раз ничего не получалось. Он попробовал несколько раз, но дверь по-прежнему была закрыта. У Лукаса начали сдавать нервы. Уже было тринадцать часов двадцать две минуты, и, если не повезет, окошко захлопнется прямо перед его носом.

Он принялся бить ладонью по бронированному стеклу шлюза.

— Алло! — орал он. — Non funziona!

Служащий банка, стоявший за окошком кассы, наконец-то обратил внимание на Лукаса и вопросительно уставился на него.

«Черт бы тебя побрал, — подумал Лукас, — да нажми же на кнопку и открой дверь! Как ты думаешь, какого черта я торчу под этим стеклянным колпаком? Ради собственного удовольствия?»

Служащий за окошком попытался знаками объяснить Лукасу, что ему нужно приложить палец к маленькому стеклянному окошку.

У Лукаса от возмущения чуть не поехала крыша. Он начал бить кулаком в стену и громко возмущаться по-немецки, поскольку на итальянском ругаться не умел.

— Не получается! — кричал он. — Ты думаешь, что я тут делаю? Я уже сто раз прикладывал палец сюда, идиот ты такой, но это дерьмо просто не работает! Не покупайте такую хитромудрую дверь, если вы не в состоянии открыть и закрыть ее! Черт бы тебя забрал, открывай же!

Служащий за окошком, правда, не понял беснующегося Лукаса, но, тем не менее, сжалился, нажал на кнопку, и дверь беззвучно открылась. Тринадцать часов двадцать пять минут. Лукас взмок от пота. «Еще раз этот цирк с дверью я не выдержу! И так будет каждый раз, когда мне понадобится снять пару евро или взять выписку из счета! Это же с ума сойти! Я лучше найду себе другой банк, у которого двери исправны».

Служащий за кассой сладко улыбнулся и начал рассказывать о новом «Legge» в Италии, о новом законе, который приписывает каждому банку иметь такую дверь, чтобы предотвратить ограбление.

— Да, — сказал Лукас по-английски, — я ничего не имею против двери, когда она работает. А сейчас посмотрите, пожалуйста, переведены ли деньги на мой счет.

Служащий ничего больше не сказал и с серьезным видом начал опять долбить что-то на компьютере, затем молча подсунул лист бумаги под бронированное стекло.

— Поступили оба перевода?

Служащий поднял вверх большой палец, что означало «только один».

Лукас вздохнул, написал на бланке сумму — двенадцать тысяч пятьсот евро — и подписал его. Потом служащий выдал ему деньги. Купюрами по пятьдесят, сто и двести евро. Лукас надеялся, что удастся незаметно передать Топо почтовый конверт, а теперь у него в руках оказалась пачка денег, которые можно было передать только чуть ли не в виде посылки.

— Grazie, — снова сказал он и безо всяких проблем покинул банк.

Теперь дверь открылась моментально, бесшумно и словно по мановению волшебной палочки.

Было тринадцать часов тридцать три минуты, когда Лукас снова вышел на улицу и облегченно вздохнул.

57

Топо приехал на следующее утро в десять часов тридцать минут. Точь-в-точь, как и предчувствовал Лукас. На нем были легкие льняные брюки, тонкая футболка и дорогой кожаный пояс с серебряным гербом. А кроме того светлая соломенная шляпа, которая ему очень шла. Он выглядел совсем как молодой Влас из произведения Максима Горького «Дачники».

Сопровождал его Марко Монини, архитектор из Перуджии, маленький бородатый мужчина, наполовину лысый и с круглой спиной, который после каждой произнесенной фразы хихикал, словно хитрый гном.

Магда обрадовалась их приезду, как будто получила неожиданный подарок ко дню рождения. В это время Лукас подрезал со стороны дороги живую изгородь из двухметрового вереска и наблюдал за этим спектаклем, оставаясь на заднем плане.

Топо, когда увидел Лукаса, поднял в знак приветствия руку, но Лукас никак на это не отреагировал. Тогда Топо повернулся к Магде и Марко.

— Расскажи, что ты хочешь построить и как себе это представляешь, — сказал он.

— Мой сын очень хочет бассейн, — начала Магда, — поэтому мы приняли решение сделать наконец заказ на строительство. Давайте обойдем вокруг дома и посмотрим, где его лучше устроить и где он будет хорошо смотреться. Потому что если уж мы строим бассейн, то я хочу постоянно видеть его.

Во всех местах, которые предлагала Магда, Марко отрицательно качал головой, не делая, впрочем, никаких комментариев. Потом он сказал:

— Ла Рочча, очевидно, не зря называется Ла Роччей. Земля здесь очень каменистая?

— Да, конечно.

— Значит, нам придется делать выемку почвы с помощью тяжелой техники. Это значительно удорожит работу. Экскаватор стоит шестьдесят пять евро в час плюс плата машинисту. Значит, вы должны считать приблизительно по сто евро в час. Я так прикидываю, что экскаватор понадобится на неделю. Это означает дополнительные расходы в четыре тысячи евро. А куда девать землю из котлована?

— Боже мой!

Магда поняла, что надвигаются новые трудности, а в ней еще живы были воспоминания о том времени, когда строился дом, и ей больше не хотелось этого переживать.

Они медленно пошли дальше.

— А если здесь? — спросил Топо и показал на огород. — Он очень ровный, и, мне кажется, это место не такое каменистое, как с другой стороны дома.

Он напряженно ожидал реакции Магды, но та оставалась спокойной.

— Нет, — сказала она. — Здесь слишком много тени, и я не буду видеть бассейн с террасы.

— Но когда твой сын будет играть здесь с друзьями, ты будешь только рада, что он достаточно далеко от дома.

Топо продолжал прощупывать почву, хотя на него произвело глубокое впечатление то, что Магда при предложении перекопать огород, где спрятан труп, и бровью не повела. Значит, она и вправду не имела об этом ни малейшего понятия. А Йоганнес знал все прекрасно, поэтому и не участвовал в обсуждении.

— Мне все равно. Немного шума я выдержу. Все-таки бассейн является украшением дома, и я не хочу его прятать.

— Ну, тогда ладно… — Марко потер руки. — Если вы не боитесь расходов, синьора, то можете, собственно, строить где угодно. В любом случае, вам не надо опасаться, что бассейн обрушится. Опорный грунт стабильный, и плато достаточно большое. Я бы поставил его прямо перед террасой. Это самое красивое место.

Магда кивнула.

— Чудесно. Это будет фантастично!

— У вас уже есть разрешение на строительство?

— Нет. У меня еще ничего нет. Ни чертежей, ни даже представления о том, как это будет выглядеть.

— Я могу взять это на себя.

— А сколько нужно времени для получения разрешения?

Марко задумался.

— Один год, если нам очень повезет. Может быть, полтора. А если не повезет, то и два.

Магда с ужасом посмотрела на него:

— Значит, моему сыну будет восемнадцать лет, когда он в первый раз сможет поплавать здесь!

— Не спеши, Магда, — подключился к разговору Топо. — Делай бассейн не только для сына. Это удовольствие очень дорогое. Построй бассейн для себя или оставь все как есть. Ведь мальчик не будет проводить у вас каникулы вечно.

— Пожалуй, ты прав, — согласилась Магда. — Нужно спокойно все обдумать, а потом я сообщу вам наше решение.

— Извините меня, я хочу поздороваться с Йоганнесом.

Магда и Марк остались на террасе.

— Ну, друг мой, привет! — сказал Топо и, сияя улыбкой, протянул Лукасу руку, которую тот, однако, не принял и не пожал.

На Стефано это не произвело ни малейшего впечатления.

— Какой прекрасный день! Как твои дела? Хорошо? — спросил он по-английски.

— Нет, — ответил Лукас. — Мои дела плохи, как ты, наверное, и сам понимаешь.

— Вообще-то нет. Ты что, страдаешь депрессией?

Лукас только фыркнул.

— Жизнь прекрасна, а если ты будешь придерживаться нашего маленького соглашения, то никаких проблем не будет.

Лукас подал ему толстый конверт.

— Ага, — сказал Топо, заглянув в конверт, и улыбнулся. — В следующий раз, пожалуйста, не бери такими мелкими купюрами. Я пересчитывать не буду. Доверие за доверие. В конце концов, ты тоже заинтересован в том, чтобы все было в порядке.

Когда Топо сказал «в следующий раз», Лукас почувствовал укол в сердце. Значит, это будет продолжаться. Естественно. Зачем прекращать шантаж, если все получается так гладко?

— Кстати, там не двадцать пять тысяч, а только двенадцать тысяч пятьсот, — сказал Лукас и сам себе показался маленьким глупым мальчишкой. — Я затребовал два перевода по двенадцать пятьсот, но поступил только один. Очевидно, для итальянских банков недели для перевода денег явно мало.

Топо пропустил это язвительное замечание мимо ушей.

— В следующую среду я снова буду здесь. И хочу получить остаток суммы. Иначе у тебя будут серьезные неприятности.

Лукас кивнул и сглотнул слюну.

— А что ты думаешь… — начал Топо, распихивая банкноты по карманам и возвращая Лукасу пустой конверт, — что ты думаешь, если в следующую среду мы что-нибудь организуем? — Он сладко улыбнулся. — Я люблю бывать у вас, здесь так хорошо! Я привезу бутылку шампанского, и мы сможем поднять бокалы за нашу дружбу. Как ты считаешь?

Лукас ничего не ответил, но почувствовал, что от ярости стало жарко в груди.

— Да… — Топо сделан вид, что только что вспомнил. — Чуть не забыл. Я тебе кое-что привез. Держи. — Он вытащил из кармана снимок величиной с фотографию для паспорта. — Это для твоего бумажника. В качестве маленького напоминания.

Еще никогда у Лукаса не было такого желания наброситься на человека и ударить его кулаком в лицо. Он хотел услышать, как затрещат челюсти и нос Топо. Но он этого не сделал. Он просто стоял и чувствовал себя последним неудачником.

Топо фамильярно похлопал его по плечу.

— Пока, друг мой! Если мы случайно не встретимся раньше, то до следующей среды.

Он повернулся и ушел.

Лукас смотрел ему вслед исполненным ненависти взглядом.

— Марко сказал, что бассейн, похоже, будет стоить не пятьдесят, а как минимум шестьдесят тысяч, — сказала Магда, когда гости уехали, и вздохнула. — Это очень крупная сумма.

— Нам ни к чему бассейн, Магда. Мы и раньше без него обходились. Ты можешь зайти в воду, только если температура тридцать пять градусов в тени и вода в бассейне прогрета как минимум так же, что бывает, может, дней пять в году, а мне он и вовсе не нужен. Когда мне жарко, я принимаю душ. Оставь эту идею. За эти деньги мы можем совершить прекрасное путешествие. Разве ты не хотела бы поехать во Вьетнам?

— Торбен хочет бассейн. Уже несколько лет.

Лукас задумался, как реагировать на эти слова, потом тихо сказал:

— Прекрати выдумывать, Магда! Торбен мертв.

Глаза Магды потемнели.

— Ты что говоришь?

— Торбен умер год назад, — спокойно сказал Лукас. — Его сбила городская электричка в Берлине, в Ваннзее.

Магда повернулась и ушла в дом. Лукас не пошел за ней. Он в нерешительности стоял на террасе, не зная, что делать, когда услышал грохот и звон стекла.

Он вбежал в дом. Магда лежала между столом и холодильником. Падая, она задела пустой графин, который разбился о каменные плиты.

Лукас нагнулся над ней.

— Любимая, что с тобой? — прошептал он. — Очнись! Пожалуйста, Магда, приди в себя! — Он пошлепал ее по щеке и поцеловал в губы. — Мы построим бассейн, если ты так хочешь. Мы построим его для Торбена. Никаких проблем.

Лукас посмотрел на часы. Если Магда будет без сознания больше трех минут, он вызовет врача. Он видел номера вызова в экстренных случаях над столом Йоганнеса.

Через две минуты Магда пришла в себя.

— Что случилось? — запинаясь, спросила она.

— Ничего, мое сокровище, ничего. Тебе просто стало плохо.

Магда медленно поднялась и отряхнула шорты.

— Я передумала, — сказала она. — Я откажу Марку. Нам не нужен бассейн. Торбен приезжает так редко… А даже если и приезжает, то больше любит плавать в озере. Ты хочешь кофе?

Лукас кивнул, и Магда налила свежую воду в эспрессо-машину.

58

— Давай поедем вместе, — сказала Каролина Дани, своей подруге. — Это будет классное путешествие, клянусь! В первый день мы доберемся до Австрии, переночуем в палатке, на следующий день отправимся через Альпы, а дальше до Тосканы. Там мы пробудем три дня, потом назад. Нет ничего круче, чем ехать на харлее по узким, извилистым горным итальянским дорогам! В общей сложности мы будем в пути всего неделю. Мы стартуем в четверг, в пятницу будем на месте, а в субботу или в воскресенье состоится праздник. Там соберутся несколько десятков крутых байкеров. С ума сойти! А если ты поедешь, будет в тысячу раз лучше.

— О боже! — Дани взъерошила волосы. — Я не могу! Я просто не могу смыться на целую неделю. Ничего не получится.

— Мы уже два года планируем эту поездку, и вечно что-то мешало! А сейчас ситуация вполне подходящая.

— Да, но я не могу уехать! Неужели до тебя это не доходит? Работа в рекламном агентстве — это мой шанс. Я всегда мечтала о такой возможности. Я не могу во время испытательного срока взять отпуск!

— Ох, я не знала, что у тебя испытательный срок. Я думала, ты можешь распределять свое время как хочешь.

— Когда меня примут на работу, то да. Тогда мы легко сможем удрать на пару дней. Но не в ближайшие два месяца. Оʼкей?

— Оʼкей. — По Каролине было видно, как она расстроена. — Тогда я поеду одна.

Дани встала и достала бутылку пива из холодильника.

— Да брось ты эту поездку! Лучше подкопи дни отпуска, и мы вдвоем поедем куда-нибудь в сентябре. Например, в Ирландию. Или, если уж тебе так хочется, в Тоскану. Мне все равно.

— Я хочу туда сейчас. Ты это понимаешь?

— Потому что не можешь забыть его?

Каролина кивнула.

— Нет ни одной секунды, когда бы я не думала о нем. Он мужчина моей мечты!

Дани открыла зажигалкой бутылку пива.

— Да. Может быть. Но он сбежал. И тут ты ничего не можешь изменить. Ты никогда не получишь его назад.

— Откуда тебе знать?

— Мужчины чертовски упрямы. Если они однажды приняли решение, то придерживаются его. Даже если на сто процентов убеждены, что оно было ошибочным.

— Это он сам должен сказать мне. И я хочу понять по его глазам, не жалеет ли он о своем решении.

— Ты напрасно тратишь время, Каролина.

— Может быть. А может быть, и нет.

— С каких это пор ты бегаешь за мужчинами?

— Это совсем другое. Я никому не позволю так легко отделаться от меня.

— Но там будет его жена!

— А мне все равно. Если у него будут неприятности, мне это до лампочки.

Дани засмеялась.

— Месть сладка, да?

Каролина не ответила. Она закурила, выпустив кольцо дыма, и после невыносимо долгой паузы тихо сказала:

— Я слышала, что он исчез. Они его ищут. И я хочу знать, что там произошло. Вернулся ли он? Может, то, что он бросил жену, как-то связано со мной? В этой истории есть что-то странное.

— И ты хочешь запросто появиться там и сказать его жене: «Привет! Я Каролина, та самая женщина, которая крутит любовь с вашим мужем. И я хотела бы поговорить с ним».

— Я от тебя тащусь! — Каролина улыбнулась. — Да, приблизительно так я себе это и представляю. Не свернет же она мне шею. Но, конечно, лучше, если бы ты была рядом.

Дани задумчиво почесала лоб.

— А до сентября ты не можешь подождать?

Каролина покачала головой.

— Нет. Ни за что. Я сойду с ума без него! К сожалению, я поняла это слишком поздно.

Каролина, заправив харлей, отправилась в путь в четверг, в шесть утра, взяв с собой палатку, теплое одеяло, спальный мешок, две пары джинсов, футболки, купальник, пластиковую посуду, ножи и вилки, пару банок бобовых консервов, несколько супов в пакетах, фотографию Пентесилии и кредитную карточку.

Она мчалась по автобану. Встречный ветер ударял в ее шлем, мертвые мухи прилипали к стеклу, а она мчалась за потерянной любовью в безумной решимости найти мужчину, который научил ее, что птица не может только летать и время от времени должна опускаться на землю.

59

Лукас не ожидал, что Топо будет и дальше посылать ему фотографии, поэтому не просто удивился, а был шокирован, когда Магда вернулась из парикмахерской и сунула ему в руку конверт. По пути в Монтеварки она заскочила на почту в Амбре.

— Письмо для тебя, — сказала она. И укоризненно добавила: — Без обратного адреса.

Она смотрела на него и ожидала, что он откроет письмо. Лукас покрылся холодным потом. Он не знал, что делать. Разве мало того, что Топо шантажировал его? Зачем продолжать посылать эти страшные фотографии и устраивать ему неприятности?

— Спасибо, — сказал он и положил письмо на стол на террасе.

— Ты что, не хочешь его открыть? — Магда улыбалась, однако голос ее был холодным.

— Письмо, похоже, от Аннелизы. Это у нее такая привычка: она никогда не пишет адрес отправителя. Сейчас у меня нет желания его читать. Я открою его позже.

— Кто такая Аннелиза?

«Мой продюсер», — хотел сказать Лукас, но вовремя вспомнил, что у Йоганнеса не было никаких продюсеров.

— Моя секретарша, — ответил он. — Она держит меня в курсе всех дел на фирме и время от времени высылает некоторые документы.

— По почте? — спросила Магда насмешливо. — Почему она просто не отправит их тебе электронной почтой? Вы же транспортируете мебель и ящики на грузовиках, а не на повозках, запряженных лошадьми. И с каких это пор твою секретаршу зовут Аннелизой? Что, фрау Кремер больше не работает?

Дела складывались все хуже.

— Фрау Кремер заболела, — сказал Лукас быстро. — Уже месяца три назад. У нее рак. Аннелиза ее замещает.

— И вы с ней уже на «ты»?

— Боже мой, Магда! Что с тобой? Неужели ты ревнуешь меня к секретарше? Аннелизе всего семнадцать лет, она еще практикантка, но очень способная девочка. Я могу доверять ей во всем. И успокойся: я обращаюсь к ней на «ты», но она со мной так не говорит.

— Для семнадцатилетней девочки у нее старомодное имя.

Если уж Магда ухватилась за что-то, отцепиться от нее было нелегко. Возможно, у нее просто было плохое настроение. Или она разозлилась, что Лукас сразу не открыл письмо и не удовлетворил ее любопытство.

— Да, имя действительно смешное. Я тоже удивлялся этому. Но старинные имена все больше входят в моду. Ни с того ни с сего детей опять стали называть Эммами, Генриеттами и Хэдвигами. Или даже Аннелизами.

— А что за рак у фрау Кремер?

— Рак шейки матки, — выпалил Лукас, не подумав ни секунды.

— Ах! — Магда широко открыла глаза. — А я думала, что он бывает из-за вируса, которым люди заражаются в результате частой смены половых партнеров. Надо же, я бы такого на фрау Кремер в ее шестьдесят два года не подумала!

Лукас разозлился из-за собственной глупости: как он мог такое сказать? Любой другой вид рака был бы вне подозрений. Рак груди, например, рак легких или прямой кишки, который может случиться в любом возрасте. Но он, как полный идиот, ляпнул такую глупость!

— Я не знаю, откуда берется этот рак. Может, вирус дремлет какое-то время или фрау Кремер в очередной раз влюбилась. Такое ведь может быть?

— Фрау Кремер замужем.

— Ну и что?

— Ладно, Йоганнес, — сказала Магда, — пусть будет так.

И ушла в дом.

После обеда Магду будто подменили. Она стала нежной, сговорчивой и обращалась с Лукасом очень ласково. Не осталось и следа от раздраженности, которая была еще два часа назад.

— Слушай, — сказала она чуть ли не мурлыча, — давай поедем во Флоренцию. Сегодня не так жарко, идеальный день для прогулки!

У Лукаса сложилось впечатление, что она старалась отвлечь его чем-то именно тогда, когда он получал письма. О первом письме она знала, потому что его оставили в баре на доске. Второе ему удалось скрыть, а тут она собственноручно передала ему еще одно. И, как и в первый раз, поездка во Флоренцию была совсем некстати. Лукасу нужно было собраться с мыслями, он хотел побыть один, потому что последняя фотография потрясла его почти так же, как и та, на которой он впервые увидел мертвого брата. В этот раз на снимке было не только лицо Йоганнеса крупным планом, но и общий вид могилы. Могилы, на которой росло оливковое деревце, которое он сам недавно укрепил с помощью кола. Йоганнес был здесь. Совсем близко.

Неужели кто-то чужой вырыл могилу в Ла Рочче? Не боясь, что ему могут помешать? Такой поступок был дерзким и, как казалось Лукасу, совершенно невозможным. Понадобилось бы несколько часов, чтобы вырыть такую глубокую яму в каменистой земле. Магда почти всегда была дома. Она уезжала максимум на час, только чтобы сделать покупки. Для выполнения такой сложной задачи времени не хватило бы. Даже если она была в Сиене… Убийца не был ясновидящим и не мог целыми днями ожидать с трупом подходящей возможности.

Нет. То, что кто-то чужой убил Йоганнеса и потом здесь, в Ла Рочче, «утилизировал» его, было полностью исключено. Или все же это Топо? А если он закопал труп в огороде, чтобы свалить вину на него или на Магду? А после этого наглого преступления занялся шантажом? Это было хитро придумано, но у Топо были бы точно такие же трудности с рытьем могилы, как и у кого-то чужого. Кроме того, мотива у него не было. Значит, Топо исключался.

Мысль, которая пришла Лукасу в голову, была такой страшной, что его даже бросило в жар: Магда!

Он отказывался думать об этом и вообще даже допускать такое предположение. Но ему это не удалось. Подозрение снова и снова приходило ему на ум, вертелось в голове, и наступил момент, когда он больше не мог сопротивляться. Магда убила Йоганнеса, закопала в огороде и посадила на его могиле дерево. И сочинила историю о поездке мужа в Рим. Она была сумасшедшей. А он оказался в западне.

В два часа дня они поездом уехали из Монтеварки во Флоренцию. Поездка длилась сорок пять минут. Они прибывали на вокзал Санта Мария Новелла, прямо в центре города. До Кафедрального собора отсюда было пять минут пешком.

Сейчас, в обеденное время, людей в поезде было немного. У детей были школьные каникулы, у итальянцев сиеста. Магда и Лукас без труда нашли два места рядом. До самой Фиглины они молчали. Лукас держал руку Магды в своей и нежно поглаживал ее пальцы.

Он наблюдал, как она смотрела в окно и щурилась, когда солнце попадало в глаза. Она сдвинула солнцезащитные очки на лоб, чтобы волосы не падали на лицо, и казалась ему прекрасной, совсем юной, похожей на девочку.

«Не может быть, просто не может быть, — подумал он и почувствовал укол в сердце, — это не укладывается ни в какие рамки!»

Он двадцать минут боролся с собой, потом собрал все свое мужество и сказал:

— Магда, мне нужно вернуться в Германию.

Она с ужасом посмотрела на него.

— Зачем?

— На фирме дела идут не очень хорошо.

— Об этом было в письме?

Лукас кивнул.

— Мы потеряли несколько заказов, в Фогезене грузовик упал под откос, у нас налоговая проверка. Сплошные нерадостные вести.

— Когда тебе нужно уезжать?

— Не позже конца недели.

Магда помолчала, потом тихонько заплакала.

Лукас обнял ее:

— Поедем со мной! Давай уедем вместе! Я урегулирую дела, и мы постараемся как можно быстрее вернуться сюда.

— Я должна подумать, — только и сказала она. И до самого момента прибытия на вокзал не произнесла ни слова.

Но когда они гуляли по городу, Магда, казалось, забыла все проблемы. На улице Виа де Черретани в маленьком магазине женской одежды она купила пояс с застежкой в виде змеиной головы, который увидела в витрине, и радовалась покупке, как ребенок. Потом она взяла Лукаса под руку и потащила с собой через историческую часть города. У нее был просто талант продвигаться вперед, не пропуская ни одной витрины, ни одной мелочи.

— Ты хочешь пойти в собор? — спросил Лукас.

— Сегодня нет, — ответила она, — на сегодня я запланировала кое-что другое.

Ее целью была Понте Веккио. На пьяцца делла Репубблика они выпили по чашке кофе, затем прогулялись по Виа Калимала, возле Лоджиа дель Меркато Нуово и в конце концов свернули на Виа Пор Санта Мария, которая вливалась в Понте Веккио.

Здесь Магда остановилась и посмотрела на него. Лукасу показалось, что он еще никогда не видел столько тепла и любви в ее глазах.

— Давай купим кольца, — сказала она и улыбнулась. — Я больше не могу выносить, что у меня на руке нет обручального кольца. Я чувствую себя незамужней, никак не связанной с тобой. Давай сделаем это еще раз, точно так же, как и тогда.

Лукас кивнул и поцеловал ее.

И подумал о своем брате, которого она убила.

Магда выбирала два с половиной часа. Она заходила в каждый магазин и требовала показать все обручальные кольца. Хотя ей нравились многие, она тащила Лукаса дальше, боясь пропустить самое красивое, самое подходящее.

Лукас стоял рядом и молчал. Он чувствовал себя каким-то придатком, молчаливым сопровождающим, рабом страсти этой женщины к покупкам. При выборе колец он не испытывал никакого подъема, и у него было такое чувство, что Магда наслаждалась тем, что демонстрировала его продавцам в качестве мужчины, за которого собиралась выйти замуж.

В конце концов она решилась в пользу довольно широких тяжелых колец из белого золота с тремя маленькими бриллиантами, которые заметила еще в первом магазине. Лукас воспринимал такое кольцо на своей руке как нечто вызывающее, он почти стыдился его, но ничего не сказал. Он не хотел, чтобы она расстроилась, и боялся, как бы их одиссея по магазинам не началась сначала.

— А что будем делать теперь? — спросил Лукас, когда они вышли из магазина и очутились на Понте Веккио, на которой сейчас, после обеда, было намного больше туристов. — Может, пойдем куда-нибудь пообедать?

Магда покачала головой.

— Нет. Мне вообще не хочется есть. Давай поедем домой, и там, за бутылкой шампанского, отпразднуем нашу вторую свадьбу.

Лукас, хотя и был голоден, не стал возражать и подчинился судьбе. Коробочка с кольцами в кармане пиджака казалась ему мельничным жерновом, способным утащить его в пропасть. Лукас понимал, что он — с тех пор как больше не было сомнений, что Йоганнес похоронен в Ла Рочче, — оказался полностью беззащитен перед Магдой. Он жил с убийцей своего брата и, хотя не был ни в чем виноват, становился главным подозреваемым в случае, если труп будет найден. Полное безумие!

Магда держала его под руку и тихонько напевала, пока они шли переулками Флоренции к вокзалу.

— Ты снял со счета двадцать пять тысяч евро, — внезапно сказала она. — Зачем?

Лукас вздрогнул. Она поймала его.

— Ох, Магда… — простонал Лукас. — Я, собственно, не хотел сваливать на тебя свои проблемы…

— В чем дело?

— Некоторые затруднения на фирме. Между прочим, мне еще и из-за этого нужно в Германию.

— Двадцать пять тысяч евро! Йоганнес, я тебя прошу… С каких пор мы вкладываем в фирму наши личные деньги? Ты этого никогда не делал. А проблемы с ликвидностью уже бывали, и часто!

— В этот раз так нужно. Поверь мне, Магда, это временное явление.

У Магды испортилось настроение.

— И все же я не согласна.

Он хотел закончить этот разговор, но не знал, что придумать, кроме как притянуть ее к себе и поцеловать, хотя ему самому это показалось довольно неуклюжим.

Магда посмотрела на него с тревогой.

— Больше так не делай, amore, — сказала она. — Я боюсь. Именно сейчас, когда на фирме дела идут не очень хорошо, как ты выразился. Если дела станут совсем плохи, мы останемся ни с чем. Деньги, которые ты вкладываешь в предприятие, можно списать. В этом я убеждена.

Лукас понял, что больше ничего не сможет снять со счета. И если Топо после двадцати пяти тысяч будет продолжать выставлять требования, у него начнутся серьезные трудности.

Несколько недель назад разорванный контракт на спектакль был для него катастрофой средней величины и проблемой казалось то, что он не может найти новую работу. Но тогда, в принципе, он был свободным и беззаботным человеком, а сейчас у него было ощущение, что он по самое горло увяз в сложностях и постепенно утопает в них. И на горизонте не маячило даже намека на спасение.

— Нам нужно идти быстрее, — сказал Лукас, — следующий поезд на Монтеварки отправляется через двенадцать минут. Если мы не успеем на него, придется ждать почти час.

Магда ускорила шаг и почти побежала. Лукас с трудом поспевал за ней.

Они приехали в Ла Роччу, когда раскаленное солнце скрылось за холмом перед Солатой. Но сегодня не было ветра, который обычно поднимался в сумерках и держался почти час.

Магда не любила этот ветер, он мешал ужинать на террасе.

— Сегодня так чудесно, — сказала она Лукасу, — тепло и тихо. Наконец-то начинаются жаркие летние ночи, которые я ждала целый год.

Лукас отправился в кухню, приготовил салат и сварил суп из цуккини.

Когда он через двадцать минут вернулся на террасу с двумя свечами, супом, сыром, салатом и бутылкой вина «Россо ди Монтальчино», почти стемнело.

Магда все еще сидела с закрытыми глазами и, похоже, спала.

— Любимая, проснись, еда готова.

— Я не сплю.

Лукас накрыл на стол. Магда встала и вскоре вернулась с кольцами, которые достала из кармана пиджака Лукаса.

— Пожалуйста, сядь, — улыбаясь, сказала она и открыла коробочку.

Бриллианты сверкали в свете свечей, и Лукас подумал, что для него было бы лучше, если бы она носила оба кольца.

Он налил вино. Магда подняла свой бокал.

— Ты — любовь всей моей жизни! — сказала она тихо и очень серьезно. — Я счастлива с тобой. Очень счастлива. Каждое утро я благодарю небо за то, что оно разрешает мне просыпаться рядом с тобой, и радуюсь каждому дню, когда ты рядом. И еще я благодарю Бога за то, что могу засыпать рядом с тобой. Я чувствую себя защищенной и свободной. После стольких лет меня по-прежнему волнует близость с тобой. Моя любовь к тебе становится не меньше, а все сильнее. Я никогда не жалела о том, что вышла за тебя замуж, я делала бы это снова и снова. Спасибо, Йоганнес!

В глазах Магды стояли слезы. Она бережно прикоснулась своим бокалом к бокалу Лукаса, и раздался чистый высокий звон.

Лукас лихорадочно соображал, как ему себя вести. Как бы отреагировал Йоганнес? У него было совсем мало времени на раздумье, только пока он выпил глоток вина. И он ответил:

— То, что ты сказала, просто чудесно, Магда, и я счастлив. Я чувствую то же самое. Я тоже наслаждаюсь каждым днем с тобой и рад, что у меня такая замечательная жена. Я люблю тебя, Магда!

Магда беззвучно заплакала, и Лукас надел меньшее из колец на безымянный палец ее правой руки. Она сделала то же самое.

Потом она села к нему на колени, обняла его и поцеловала.

— Ничто, никто и никогда не разлучит нас! — прошептала она. — Никогда.

Лукас старался насладиться этим чудесным моментом, но ему это не удавалось. Мысли о мертвом брате, который лежал в земле Ла Роччи, не шли у него из головы.

— Тот, кто любит, не умирает… Я в этом убеждена.

60

Харлеи мчались через Вальдтамбру. В эту пятницу рев и треск моторов на участке между Монтеварки и Сиеной не умолкал. Жители уже привыкли к ежегодной встрече байкеров, также как к процессии в Страстную Пятницу, праздничному ужину в feragosto и фейерверку на Новый год. Байкеры были частью их каждодневной жизни и вызывали симпатию, поскольку итальянцы любили мотоспорт, а приезжие, как правило, вели себя дружелюбно и вежливо.

Каролина вчера вечером, после семичасовой поездки, поставила палатку на поляне за Куфштайном и сегодня в восемь утра отправилась дальше.

Она была уже вблизи Модены, где автобан имел шесть полос движения. На правой полосе грузовики шли вплотную друг за другом, на двух остальных легковые автомобили устраивали ожесточенные гонки. Итальянцы довольно опасно перестраивались друг у друга под носом и после обгона нахально лезли назад, на свою полосу. Хотя Каролина привыкла к езде по автобану, дорога утомила ее.

Вблизи Флоренции образовалась пробка. Каролина, нарушая правила дорожного движения, выехала на крайнюю правую полосу, предназначенную для остановки машин, проехала мимо стоящих в пробке автомобилей, а когда остановочная полоса закончилась, стала пробираться к середине автобана.

Она страшно утомилась. Ей хотелось пить, но она даже не могла глотать, так пересохло в горле. Ноги болели, и спина тоже. Но хуже всего была усталость. У Каролины почти не осталось сил, однако останавливаться она не хотела.

Последние сорок километров узкой, извилистой и изобилующей тоннелями дороги от Флоренции до выезда на Вальдарно были настоящим мучением.

Съехав наконец с автобана, она остановилась перед каким-то мотелем, выпила кофе и купила большую бутылку воды.

Она была рада, что скоро сможет снять тяжелые сапоги, опустить ноги в ледяную воду ручья, выпить пива, поесть бобов из консервной банки и уснуть. Ничего больше. Просто спать. Двенадцать часов или больше.

Десять минут спустя она уже ехала дальше. Когда она появилась на стоянке перед рестораном «Леккарда», где в следующие два дня должен был проходить праздник, там уже собрались почти пятьдесят мотоциклистов — любителей харлеев.

Каролина осмотрелась в поиске знакомых лиц, поздоровалась, потом снова уселась на свой мотоцикл и поехала в сторону Кастельнуово Берарденга — в горы.

Перед Сан Гусме она свернула на полевую дорогу, ведущую к какой-то фактории. Она была открыта, но там не оказалось ни души. Полки от пола до потолка были забиты вином, граппой и бутылками с оливковым маслом. Кроме того, там были соленые хлебцы, приправы, консервированные оливки, сушеные помидоры и паштеты для крустини, макароны с артишоками, грибные соусы и заячье рагу. Каролина нашла бутылку вина и пакет с кексами, вымоченными в масле авокадо, и стала ждать. Ее удивило, что никто, казалось, и мысли не допускал, что она могла просто опустошить магазин и удрать. Прошло минут десять, прежде чем появилась пожилая энергичная полная женщина и сердечно поприветствовала Каролину.

— Вы уже что-нибудь выбрали?

Каролина кивнула и на ломаном итальянском языке сказала:

— И еще у меня есть вопрос.

Женщина почувствовала, что у Каролины затруднения с языком, и ответила:

— Я немного говорю по-немецки. Может быть, я вас пойму.

У Каролины камень упал с души. Она спросила, можно ли где-нибудь поставить палатку на три дня. Потом она заплатила за еду и хлебцы, и хозяйка проводила ее на луг выше виноградника.

— За десять евро в день вы можете здесь остаться, — сказала она. — Около магазина есть кран, можете набирать там воду. И, пожалуйста, не оставляйте после себя мусора.

— Конечно, нет. Это само собой разумеется.

Женщина улыбнулась ей и ушла.

Каролина затолкала свой харлей на луг, поставила палатку и была счастлива. День, начавшийся со стресса, завершился так чудесно, как она даже и мечтать не смела.

Через полчаса она сидела перед палаткой, выуживала из консервной банки толстые бобы и запивала их вином. Каролина любила бобы. Она могла есть их в любое время суток и в любых вариациях. В холодном и горячем виде, с солью и перцем или вовсе без них.

Было тихо. От фактории не доносилось ни звука. Ярко-оранжевое солнце исчезло за горами, и Каролина обрадовалась наступлению ночи. Это было самое подходящее место, чтобы успокоиться и предаться мечтам. В принципе, у нее не было никакого желания общаться с байкерами, напиваться и праздновать. Эта встреча была лишь предлогом, потому что иначе она никогда бы не поехала в Тоскану. Это выглядело бы так, как будто она преследует Йоганнеса. Сейчас просто подвернулся случай, возможность случайно увидеться снова, которой просто нужно было воспользоваться. В конце концов, они же не рассорились навсегда. Можно поговорить два-три часа. Может быть, вместе прогуляться или пообедать. И ничего больше.

Каролина сама не верила тому, что себе внушала. Она разрывалась на части, ее чувства превратились в сплошной хаос. С одной стороны, она мечтала о том, чтобы Йоганнес пришел в палатку и провел с ней ночь. В то же время обида была такой большой, что ей хотелось убить его. Убить и разрушить его отношения с женой. Если он и дальше будет недостижим для нее, то пусть не достанется никакой другой женщине.

Несмотря на то что Каролина устала до смерти, все же она, когда заползла в спальный мешок, долго не могла уснуть, думая о завтрашнем дне. Всего лишь пару часов… Она буквально чувствовала, как сжималось сердце, — так сильно она любила и одновременно ненавидела его.

61

Магда четверть часа назад уехала в страховую компанию в Бучине, чтобы оплатить полис на дом, а потом еще собиралась заглянуть к Катарине. Лукас подождал минут пять, чтобы быть совершенно уверенным, что она ничего не забыла и не вернется, и принялся за работу. Все складывалось удачно для того, чтобы открыть хотя бы часть могилы. Даже если увиденное будет таким страшным, что останется в памяти на всю оставшуюся жизнь. Он хотел ясности. Фотография — это все-таки фотография, а вот увидеть труп собственными глазами — совсем другое дело.

Он осторожно начал копать землю маленькой лопаткой для рассады. Приходилось все время быть начеку и удерживать дом в поле зрения — не появится ли Магда внезапно из-за угла.

Почва была легкой и довольно рыхлой. Доказательство того, что тут недавно что-то делали.

Олива мешала ему, и работа сильно облегчилась бы, если ее выкопать. Поэтому Лукас сначала отвязал ствол от колышка, а потом, изо всех сил дернув, вытащил маленькое деревце из рыхлой почвы.

Вскоре он наткнулся на местами разорванный зеленый пластик. Потом, медленно работая лопаткой, продвинулся дальше и через несколько минут освободил плечо Йоганнеса. Сердце Лукаса готово было выскочить из груди.

Он осторожно отодвигал землю в сторону, стараясь не поранить лопаткой тело, хотя эта мысль была абсурдной. Постепенно открылось лицо Йоганнеса: подбородок, часть щеки и мертвые глаза. Это было значительно хуже, чем Лукас мог представить в самом страшном кошмаре.

Эта бледная, перемешанная с землей гниющая масса была прежде лицом его брата, а темная дыра — глазом, который подмигивал ему, когда мать объявляла им о домашнем аресте. «Не беспокойся, — говорил его взгляд, — мы справимся, мы все равно удерем, и никто этого не заметит».

И только потом он принял то, что видел все время, но чему не хотел верить. И это было самое страшное… Делая подпорку для дерева, он, не зная того и не подозревая ни о чем, пронзил своего брата колом. Прямо в сердце, словно вампира, словно хотел помешать ему ожить и продолжать творить страшные дела.

Лукас заплакал. Впервые за многие годы.

Магда стояла перед маленьким желтым домиком в Рапале и изо всех сил звонила в дверь, но Катарина не открывала. И Альберто не лаял и не бросался на нее. Это было абсолютной глупостью — заехать, не позвонив заранее, и Магда разозлилась на себя. Вот теперь и получай!

Она обошла вокруг дома. Все окна были закрыты, входная дверь заперта. «Жалко, — подумала Магда, — я бы с удовольствием выпила чаю и посмотрела ее новые картины».

Она не оставила Катарине записки, а просто села в машину и поехала в Лa Роччу.

Буквально за триста метров до дома у Магды зазвонил мобильный телефон. Это была Хильдегард, мать Лукаса и Йоганнеса. Ее голос был хриплым, словно кто-то уже несколько дней железной рукой держал ее за горло.

— Алло, Магда! — сказала она. — Что с Йоганнесом? Я ничего не знаю, Лукас не звонил уже три дня… Я умираю от беспокойства!

— Боже, извини меня! — воскликнула Магда. — Мы от волнения забыли позвонить тебе. Все в порядке, Хильдегард, все хорошо, Йоганнес вернулся. Я поехала в Рим и нашла его. Не сердись, что мы не позвонили тебе. Он еще с позавчерашнего дня здесь.

— Боже, как чудесно! Слава тебе, Господи! — всхлипнула Хильдегард. — Это самые приятные слова, которые я когда-нибудь слышала! Расскажи, Магда, как ты его нашла?

— Я обыскала множество гостиниц и кучу ресторанов. — Магда слышала, как всхлипывает Хильдегард на другом конце провода. — А потом просто пошла через город, во все глаза глядя по сторонам. Я всматривалась в каждое лицо, представляла, в каком месте Йоганнес может находиться, и, ты не поверишь, нашла его! Буквально перед заходом солнца возле фонтана Треви.

— А почему он не позвонил?

— Ты же знаешь, какой он! Его телефон упал в воду, карточка вышла из строя, и он стал совершенно беспомощным. Конечно, он мог бы купить новый мобильный, это не проблема, но он не помнил наизусть ни одного номера. Ни моего, ни Лукаса, ни коллег. И твоего номера тоже.

— Пожалуйста, дай ему трубку, я хочу поговорить с ним!

— Я не знаю, где он, потому что как раз еду домой. Сейчас мне нужно снять цепь внизу на дороге. Ты подождешь или мы перезвоним тебе через десять минут?

— Я подожду.

— Как хочешь. Как тебе удобнее. Но сначала я должна найти его. Наша усадьба — это не газон перед многоквартирным домом.

— Я знаю. Пожалуйста, позови его!

Магда положила трубку на место рядом с водителем, сняла цепь и подъехала к дому.

Хильдегард слышала, как она громко позвала: «Йоганнес!»

Лукас тоже услышал этот крик, и звук ее голоса болью отозвался в нем, словно удар кинжала. Он не помнил, чтобы когда-нибудь испытывал подобный ужас. Он поспешно поставил деревце на место и в страшной спешке принялся забрасывать землей открытую могилу. Если Магда подойдет ближе, он погиб.

Она снова позвала его. Точно так же, как и в первый раз. Из этого он сделал вывод, что она стоит возле дома, потому что не знает, где он, и не хочет искать наудачу. Значит, у него есть пара секунд. Может быть, она перестанет искать его, решив, что он ушел прогуляться. Господи, только бы она ушла в дом, пожалуйста!

Она не ушла в дом. Она еще раз позвала его, огляделась по сторонам и пошла прямо в огород. Сердце Лукаса бешено билось. Ему казалось, что он вот-вот потеряет сознание, и он работал лопатой так, будто речь шла о его жизни и смерти. Она появилась, когда он уже выровнял землю на могиле.

— А что ты здесь делаешь? — спросила она.

— Я… Я по-другому подвязал оливу. Деревце стояло криво, и я боялся, что оно упадет.

— Да? — сказала она. — А я даже не заметила. Держи! — Она протянула ему мобильный телефон. — Твоя мать. Она хочет поговорить с тобой.

С этими словами она повернулась и пошла в сторону дома.

И только теперь Лукаса бросило в пот. Она ничего не заметила или не хотела ничего замечать. Или же действительно не знала, что это могила.

Лукас взял трубку и прижал ее к уху.

— Да, мама? Да?

— Лукас?

— Да.

— Я, собственно, хотела поговорить с Йоганнесом. Магда сказала, что он вернулся.

— Да, да, конечно… Я имею в виду, он снова здесь… — заикаясь, произнес Лукас. — К сожалению, сейчас его нет, он уехал в Амбру. Он хочет заточить бензопилу. Она затупилась.

— С меня хватит! — крикнула Хильдегард после паузы. — Я вам не верю! Не верю ни одному вашему слову, раз он не подходит к телефону! Тут что-то не так! Вы сможете меня убедить, что Йоганнес действительно вернулся, только когда я сама с ним поговорю. Я не понимаю, что у вас происходит и почему вы все время врете. Он мертв? Почему вы не говорите правду, Лукас? Прошу тебя, скажи, твой брат мертв?

— Нет! — Так бессовестно он не врал матери еще никогда.

— Что за отвратительную игру вы затеяли? — глухо спросила Хильдегард.

— Мы не играем с тобой ни в какую игру. Правда. Но я не могу объяснить тебе все по телефону. Могу только сказать, чтобы ты не беспокоилась. Все в порядке.

Мать смогла лишь недоверчиво вздохнуть.

— Я приеду в Берлин, как только смогу, хорошо? Мы обо всем поговорим, и ты поймешь, почему Йоганнес не испытывает желания говорить по телефону.

— Ему не обязательно долго разговаривать со мной, достаточно просто сказать «алло» и «до свидания», чтобы я знала, что он жив, — прошептана Хильдегард. — Я его мать, в конце концов! Неужели я не могу хотя бы поздороваться с сыном?

— Это невозможно. По крайней мере, сейчас. — Лукас подождал немного. — Почему ты молчишь, мама?

— А что я должна сказать? Сил моих больше нет. Я больше не могу. — Она расплакалась. Лукас терпеливо ждал. — А почему ты не приезжаешь, если Йоганнес вернулся?

— Я приеду. И очень скоро. Пожалуйста, подожди еще немножко. Пару дней. Максимум неделю.

— Ты хотя бы соображаешь, чего от меня требуешь? Ты можешь себе это представить?

— Пожалуйста, мама…

Хильдегард отключилась.

Лукас еще пару раз крикнул «алло», но мать не отвечала. Тогда он нажал кнопку вызова и услышал длинные гудки. Телефон не был занят. Мать положила трубку не попрощавшись, что было для нее нехарактерно. Обычно она раз пять говорила «пока-пока», а сейчас — вообще ничего.

Когда он подошел к дому, Магда сидела на солнце с южной стороны дома и вязала куртку, которая уже была готова на две трети и которую она хотела подарить ему на Рождество.

62

Каролина проспала восемь часов. В семь утра она проснулась, чувствуя себя бодрой, выспавшейся и полной энергии. Утро было приятным и прохладным. Она сделала пару упражнений йоги на траве и набрала свежей воды в специальный пакет.

Было всего лишь восемь утра, когда она снова поела холодных бобов. Потом основательно почистила свой харлей и наконец отправилась в дорогу.

Она купила себе дорожный атлас и внимательно изучила дорогу в Ла Роччу. От Солаты она поставила мотоцикл на нейтральную скорость, и харлей по инерции катился до первого поворота, с которого хорошо просматривалась вся усадьба. Никто не должен был заметить ее до того момента, пока она не будет готова зайти туда.

Она поставила тяжелую машину на краю дороги и, держа Ла Роччу в поле зрения, с бьющимся сердцем стала ждать.

Уже через несколько минут из кухни вышла какая-то женщина и накрыла стол на террасе на две персоны. Каролина занервничала еще больше. Женщина была, должно быть, Магдой. Выглядела она хорошо. Короткие шорты и облегающая футболка придавали ей моложавый вид. Каролина почувствовала укол в сердце. Она представляла себе жену Йоганнеса значительно старше.

Несколько минут не происходило вообще ничего. Позже Магда появилась с полным чайником и миской фруктов, села за стол и начала неторопливо чистить яблоко.

Мужчина вышел несколькими минутами позже. Он потянулся, от души зевнул, провел руками по волосам и поцеловал Магду в затылок. Она повернулась, улыбнулась и поцеловала его в губы.

Мужчина сел за стол.

Это был не Йоганнес.

«Что это? — подумала Каролина. — Проклятье, что происходит? Это, должно быть его брат, который звонил мне. Но поцелуй явно не такой, который бывает между зятем и невесткой».

Они ели, время от времени переговаривались, кивали, улыбались. И наливали друг другу чай.

У Каролины онемели ноги. «Целое королевство за горячий кофе! — подумала она. — Может быть, вернуться в село, выпить капучино и опять приехать сюда»?

Но она осталась на месте. Через двадцать минут Магда стала убирать со стола, а мужчина исчез за домом. Йоганнеса нигде не было видно.

«Я приехала не для того, чтобы сидеть в кустах, — подумала Каролина и встала. — Сейчас или никогда!»

И она, подталкивая мотоцикл, пошла по каменистой дороге к дому.

Цепь на въезде в усадьбу не была закрыта на замок. Каролина сняла ее и бросила на землю. Остаток пути к дому был трудным, но Каролина не хотела заводить двигатель, чтобы подъехать: не стоило заранее привлекать внимание Магды. Лучше появиться внезапно и посмотреть ей в глаза.

Приблизительно за двадцать метров до дома Каролина поставила мотоцикл на подножку и подошла к двери. В огороде никого не было видно. Входная дверь стояла открытая. Лишь занавеска из бус закрывала вид внутри дома. Каролина собрала все свое мужество и позвала:

— Алло! Есть тут кто-нибудь?

Ей пришлось повторить это дважды, пока Магда появилась в дверях. В одной руке она держала кухонное полотенце.

— Да? — спросила она.

Не особенно дружелюбно, но и не враждебно. Скорее, без всякого интереса.

— Извините, что врываюсь к вам… — неуверенно начала Каролина и заметила, что голос слегка дрожит. — Меня зовут Каролина Хаммахер.

От нее не укрылось, что Магда вздрогнула.

— Я здесь случайно… Вернее, по работе. Я на пару дней заехала в эти места… Я слышала от вашего мужа, что у него здесь прекрасная усадьба.

Она посмотрела по сторонам.

— Это мечта… Нет, в самом деле! Я не хочу вам мешать, но не могла бы я поговорить с вашим мужем?

В своих фантазиях Магда, конечно, сто раз представляла себе, как выглядит женщина, которую любил Йоганнес. И вот теперь она стояла перед ней. Та, с которой он регулярно встречался в Берлине, вдруг появилась здесь, в Италии. Женщина, о которой она думала, что та больше никогда не возникнет ни в ее мыслях, ни в мечтах, ни в реальности. Значит, Каролина поехала за ним в Тоскану, в Ла Роччу, в ее укромное гнездышко, в ее крепость, где у них не было ни профессий, ни каких-либо обязательств, никаких любовных романов и никакого прошлого.

Каролина прорвала ее кокон.

— Нет. Вы не можете поговорить с ним.

— Почему?

— Он занят.

— Это не проблема. У меня есть время, я могу подождать.

— Что вам от него нужно? — Лицо Магды окаменело.

— Я давно не видела Йоганнеса и, собственно, хотела просто поговорить с ним. Может быть, выпить вместе чашку кофе. Как я уже сказала, я случайно оказалась здесь, и было бы жалко уехать, не увидев его.

Значит, ничего не закончилось. Она от него не отстанет. Словно спрут, который отпускает одно щупальце, но лишь для того, чтобы еще крепче охватить жертву другим и потащить за собой в бездну.

— А почему вы не позвонили заранее?

— Я пробовала, но у него отключен мобильный телефон.

В этот момент Лукас появился из-за дома.

— К тебе гости из Германии, — холодно сказала Магда.

Лукас удивился, но улыбнулся и протянул Каролине руку.

— Добрый день!

— Я вообще-то хотела поговорить с Йоганнесом Тилльманном, — сказала Каролина.

Магда повернулась и, не говоря ни слова, пошла в дом.

— Идемте, — сказал Лукас. — Давайте прогуляемся.

Они пошли вниз по дороге.

— Меня зовут Каролина Хаммахер. Я оказалась здесь случайно. И решила заодно заехать в гости к Йоганнесу. Я думаю, вы его брат?

— Да. Я его брат. — Он посмотрел на нее. — Мы с вами говорили по телефону, помните?

— Конечно, помню. Вы сказали, что Йоганнес исчез. Где он?

Лукас остановился.

— Я не знаю. Я правда не знаю. Он как сквозь землю провалился.

— Его все еще нет?

— Нет.

— И вы ничего о нем не слышали? Вообще ничего?

Лукас молча покачал головой, и сердце Каролины сжалось. Несмотря на жару, ей стало холодно.

— Быть не может!

— И все же это так.

Каролина слышала отчаяние в его голосе.

— Как вас зовут?

— Лукас.

Она не доверяла этому Лукасу. У нее было ощущение, что он врет. Перед этим он целовал Магду. И это было намного больше, чем обычный поцелуй между зятем и невесткой. А сейчас он изображает из себя озабоченного брата. Все это показалось ей крайне странным.

— Пожалуйста, расскажите мне все, Лукас. Все, что случилось. Все, что вы знаете.

Из окна кухни Магда видела, как Лукас и Каролина пошли по дороге вниз, все больше удаляясь от дома. Когда они исчезли за поворотом дороги, она вышла за дверь.

Совершенно ясно, что они хотят побыть наедине. Значит, все началось сначала.

Прямо перед террасой стоял харлей. Магда медленно обошла вокруг тяжелого мотоцикла. Еще задолго до того, как она познакомилась с Йоганнесом, у нее был друг на шесть лет старше, который всегда забирал ее из школы на мотоцикле. Ее родители не имели ни малейшего понятия ни о нем, ни об этих поездках. Томми нравилось возиться с мотоциклом, и он был страшно доволен, что Магда заинтересовалась его хобби. Благодаря Томми она хоть и не стала экспертом по мотоциклам, но зато неплохо разбиралась в некоторых технических штучках.

Тормозной шланг она увидела сразу и с одного взгляда поняла, какой ключ ей нужен.

Через минуту она нашла то, что искала, в кладовке, где Йоганнес хранил свои инструменты.

Лукас и Каролина спустились в долину к ручью. Шум воды действовал успокаивающе. Они остановились.

— Вот и все. Больше я ничего не знаю, — сказал Лукас.

Каролина молчала. После всей этой истории у нее было мало надежды когда-нибудь увидеть Йоганнеса живым. Потому что он не был любителем секретов. Если бы он решил оставить жену, то прямо сказал бы Магде об этом. Также, как он поступил с ней, с Каролиной. Если бы он хотел начать новую жизнь, то не делал бы из этого тайны. Он был прагматиком. Корректным и деловым. И он бы не бросил фирму просто так. Нет. Йоганнеса больше не было в живых. И все равно, по какой причине.

— Он мертв? Правда?

— Я действительно этого не знаю.

Каролина зажгла сигарету и молча закурила.

— Для Магды это очень тяжело, — продолжал Лукас. — Она так и не справилась с исчезновением Йоганнеса. В настоящее время она принимает меня за него и думает, что все в порядке.

Ага, значит, из-за этого тот поцелуй. Это кое-что объясняло.

— Но вы же не можете вечно ломать комедию?

— Вечно, конечно, нет. Но, может быть, еще какое-то время, пока ей не станет лучше и она сможет смотреть правде в глаза. Или пока не найдут Йоганнеса. Живым или мертвым. Тогда ей придется осознать реальность и понять, что я и Йоганнес — это два разных человека.

— Обещайте, что сообщите мне, если будет что-то новое.

— Конечно.

Каролине хотелось лишь одного — сесть на камень и заплакать. И плакать до тех пор, пока из мыслей не исчезнет эта ужасная картина: мертвый Йоганнес, ставший жертвой таинственного несчастного случая или убийства.

Магда отсоединила тормозной шланг дискового тормоза на вилке переднего колеса. Она не полностью открутила его, а просто ослабила настолько, чтобы тормозная жидкость медленно вытекала. При каждом торможении все больше и больше.

Это было делом нескольких секунд. Потом она отнесла инструменты на место и пошла в дом, поскольку у нее не было желания еще раз встречаться с Каролиной.

Над шкафом с инструментами висела фотография Йоганнеса, Торбена и ее. Они сделали ее фотоаппаратом с автоспуском, когда катались на взятом напрокат катере в Сардинии. Торбен был загорелым до черноты и улыбался перед объективом. И хотя стоматолог очень старался, когда ставил имплантант, даже на снимке было видно, что левый передний зуб немножко серее остальных. В возрасте шести лет Торбен упал с карусели лицом вниз. За два дня зуб почернел. Это был молочный зуб, но выросший после него постоянный почернел тоже. И когда Торбену исполнилось двенадцать лет, они заменили зуб.

Приближалось время, когда начинались каникулы и он должен был приехать к ним в гости. Магда взяла блокнот и чернильную ручку, которую ей когда-то Йоганнес привез из Милана, и начала писать письмо.

Магда остановилась, потому что услышала голоса Йоганнеса и Каролины, поднимавшихся по дороге к дому.

Каролина сняла шлем с руля и подала Лукасу руку.

— Спасибо. Я ценю вашу откровенность. Еще раз спасибо.

— Надеюсь, мы скоро услышим об Йоганнесе хоть что-то, — сказал он.

— Я тоже на это надеюсь, — ответила она, понимая, что это вряд ли возможно.

— Счастливо вам добраться.

Каролина улыбнулась.

— Благодарю вас. Пожалуйста, передайте привет от меня Магде. Чао!

— Да, — сказал вдруг Лукас, — вы не могли бы подвезти меня? Вы же едете в направлении Кастельнуово Берарденга? Вы высадите меня возле виллы дʼАрчено на повороте на Сан Гусме, и я пройдусь оттуда пешком до дома.

— Садитесь, — улыбаясь сказала Каролина, — мы поедем через лес, а там шлем не нужен.

Магда видела через окно кухни, как Каролина надела шлем и застегнула его под подбородком. Потом надела перчатки и сняла мотоцикл с подножки.

И почти в тот же момент, когда Каролина запустила двигатель, Лукас прыгнул на сиденье мотоцикла. Каролина надавила на газ, и харлей покатился вниз с горы до развилки в сторону Солаты.

Магда словно сошла с ума от страха. В панике она принялась искать ключи от машины, нашла их возле хлебной корзинки, выскочила из дома, уселась в машину, запустила двигатель и поехала за ними, сигналя и мигая фарами.

На повороте налево Лукас увидел машину Магды, которая мчалась за ними. Он тронул Каролину за плечо и попросил притормозить.

Когда они остановились, она сняла шлем и вопросительно посмотрела на Лукаса.

— Магда чего-то хочет. Она едет за нами. Поезжайте дальше одна, я хочу узнать, в чем дело.

Каролина кивнула, снова надела шлем, приветственно подняла руку и рванула с места.

Через несколько секунд Магда была возле Лукаса. Она обняла его и крепко прижала к себе.

— Не бросай меня, — прошептала она, — пожалуйста, пожалуйста, не покидай меня!

Лукас погладил ее по спине и посмотрел в долину. Он не мог понять причину ее страха. Из-за того что он проехал несколько метров на мотоцикле, чтобы после пройтись пешком, не должно было быть такого внезапного порыва чувств.

Голова Магды лежала на его плече, и она держала его в объятиях так крепко, словно не собиралась выпускать никогда.

Он смотрел, как Каролина едет по извилистой дороге вниз. Нет, она не ехала, она летела! Она входила в повороты на такой скорости, что у Лукаса закружилась голова. И его охватила тревога. Что-то было не так.

Это был кошмар!

Перед крутым поворотом она попыталась затормозить и нажала на педаль ножного тормоза, но она провалилась в пустоту. Каролину бросило в жар. И ручной тормоз на руле, не оказывая никакого сопротивления, свободно уходил вниз. Ее охватила паника. С первым поворотом она еще справилась, со вторым тоже, хотя мотоцикл на крутом участке дороги разгонялся слишком быстро. На третьем повороте даже такая опытная и тренированная мотоциклистка, как Каролина, уже ничего не смогла сделать. Она потеряла контроль над мотоциклом, выскочила из поворота и пролетела по воздуху.

«Йоганнес, — еще успела подумать она, — помоги мне! Отвези меня в больницу и держи за руку».

Потом в глазах у нее потемнело.

За две секунды до этого Лукас понял, что должно случиться. Он видел, как мотоцикл вылетел из правого поворота, как Каролина отделилась от сиденья, перевернулась в воздухе, пролетела над дорогой и ударилась о дерево. Мотоцикл упал в пропасть.

Магда была уже возле машины.

— Ты идешь? — позвала она.

— Нет! — закричал Лукас в ужасе. — Она погибла! Магда, с ней случилось несчастье!

Он уставился на дорогу, словно пытаясь повернуть время вспять.

— Поедем домой. — Голос Магды был глухим и абсолютно лишенным эмоций.

— Разве ты не видела? — Лукас схватился за голову, потом в отчаянии замахал руками. — Она ехала слишком быстро! Она слетела с мотоцикла! Я все видел. Она не выживет! Она не может выжить!

— Я еду домой, — холодно сказала Магда и села в машину.

Какое-то время Лукас в нерешительности стоял на дороге, потом побежал, помчался как сумасшедший вниз по крутой, пыльной, усыпанной щебенкой дороге.

«Никогда не беги с горы, — предупреждала его мать, — ты не сможешь остановиться». Каролина поехала вниз и тоже не смогла остановиться.

Лукас споткнулся о камень, упал и разбил в кровь колено и руки. Его брюки были разорваны, окровавленные ладони ныли. Но он все бежал. Примерно через километр он остановился, жадно хватая ртом воздух.

Места несчастного случая отсюда не было видно, но он слышал где-то вдалеке звуки сирены. Он дошел до следующего поворота и посмотрел вниз в долину. Машина «скорой помощи» с трудом поднималась по узкой дороге-серпантину, а случайные прохожие склонились над лежащей на земле Каролиной.

63

Вызов поступил в одиннадцать часов сорок семь минут. Его принял Альфонсо. Он говорил немного, больше слушал и наконец сказал:

— Все ясно. Мы сейчас приедем.

— В чем дело? — спросил Нери.

— Тяжелая авария. Разбилась мотоциклистка.

— Где?

— Между Солатой и Ченниной. Наверное, гнала как сумасшедшая и на повороте вылетела с дороги.

Альфонсо и Нери сели в машину и через шесть минут были на месте аварии.

Спасательный вертолет только что приземлился, врач и несколько санитаров занимались Каролиной. Через несколько минут врач подошел к Нери и Альфонсо.

— Мы уже ничего не можем сделать. Вызовите машину, чтобы отвезти ее во Флоренцию. В морг.

Нери кивнул:

— Дайте нам ее личные данные.

Врач подал паспорт, и Нери записал имя и фамилию Каролины, год ее рождения и берлинский адрес. Альфонсо обратил внимание Нери на то, что было бы неплохо записать для их немецких коллег номер паспорта и дату его выдачи, что Нери воспринял как неприятную опеку.

Несмотря на то что ближайший населенный пункт находился в трех с половиной километрах отсюда, на месте происшествия собиралось все больше зевак, и Нери удивился, что они так быстро появились. Но потом он заставил себя не думать о второстепенных вещах и начал прислушиваться к тому, что рассказывал старый крестьянин, говоривший таким громким голосом, что у слушателей закладывало уши.

— Я так сразу и подумал, что добром это не закончится! — кричал он. — Она так летела по дороге! Удивительно, что она справилась с предыдущими поворотами.

— Вы видели, как произошел несчастный случай?

— К сожалению, нет. — У старика был такой вид, словно он сочувствовал больше себе, чем жертве катастрофы. — Я же стоял вверху, на дороге к охотничьему домику. Оттуда поворота не видно.

Нери решил, что не стоит больше с ним разговаривать. Толку от этого все равно никакого. В принципе, старик лишь подтвердил то, что предполагали все: она превысила скорость. Вероятно, простое легкомыслие, опьянение скоростью и жажда острых ощущений. Хотя Нери и не мог себе представить, чтобы женщина в возрасте тридцати четырех лет была столь азартной.

— Она была исключительно красивой женщиной, — сказал врач, обращаясь к Альфонсо. — Подобные выезды на аварию надолго врезаются в память. Страшно, что кто-то так бессмысленно загоняет себя на тот свет.

Нери был далек от сочувствия к погибшей женщине. Он думал о том, что немцы в Тоскане все больше становятся чем-то вроде Божией кары: они убивают маленьких детей, и их самих убивают тоже, они бесследно исчезают или сворачивают себе шею на прекрасных горных дорогах. А у него из-за них одни лишь неприятности, масса работы, в которой мало толку, и постоянное чувство, что он стоит перед неразрешимыми проблемами. Сейчас придется устанавливать контакт с немецкими коллегами, чего он не любил больше всего.

Лукас, увидев, что Каролину кладут в серый пластиковый гроб, повернулся и медленно пошел в Ла Роччу.

Магда как раз мыла машину, когда он поднялся по дороге. Она закрыла кран, улыбнулась и обняла его.

— Какой ужас это все! — сказала она. — Ты был на месте несчастного случая?

Лукас покачал головой:

— Нет. Не был. Но она мертва.

— Да, — сказала Магда, — да, я так и думала.

— Я ничего не понимаю! — Лукас стер пену с лакового покрытия машины. — И мне не верится, что она была человеком, который по неосторожности или по легкомыслию превышает скорость. В конце концов, она прекрасно разбиралась в харлеях. Зачем ей понадобилось рисковать жизнью на такой дороге?

— Что ты можешь об этом знать? Пожалуйста, не ломай себе голову по поводу Каролины. Несчастных случаев без причины не бывает, а значит, она все же превысила скорость.

«Да, наверное, — подумал Лукас. — Проклятье»!

Он знал лишь одно: Йоганнес любил Каролину, и сейчас они оба были мертвы.

На душе у него было так скверно, что хоть волком вой, и он ушел в дом, потому что беззаботный вид Магды действовал ему на нервы.

Она тихонько насвистывала какую-то песенку, смывая пену с машины.

64

Это был не его день. Казалось, этому кошмару не будет конца, по крайней мере Нери так думал. Когда он вечером вернулся домой, радуясь, что сейчас выпьет бокал вина вместе с Габриэллой, на столе лежала записка, которой он боялся уже несколько месяцев.

Я в Риме, — было написано в ней мягкими округлыми печатными буквами почерком Габриэллы, — у матери. Мне позвонила ее соседка. Мать чувствует себя неважно, у нее не все в порядке с памятью. Она уже два раза, когда ходила за покупками, не могла найти дорогу домой. Она ставит обувь в холодильник, моет руки сливочным маслом и бросает с балкона бумажные деньги. Я боюсь, что она подожжет дом или сотворит еще какую-нибудь глупость. Сейчас ее нельзя оставлять одну, поэтому я не знаю, сколько мне здесь придется быть. Если я могу что-нибудь сделать для тебя в Риме, сообщи мне об этом. Мы созвонимся по телефону, tesoro. Кстати, вари себе почаще брокколи. Это полезно для крови. Вари ее десять минут в подсоленной воде, добавив мускат, перец, соль и чеснок, а потом сверху можно натереть пармезан, поставить на три минуты в печку — и готово. Ты с этим справишься, аmorе. Обнимаю тебя. Габриэлла.

Естественно. Его теща Глория… Об этом он как-то не подумал. Для Габриэллы это был великолепный повод, чтобы уехать в Рим и бросить его здесь, в Амбре. Со всеми этими невероятно интересными делами. Сегодня после обеда его вызвали в дом, находившийся напротив табачной фабрики. Несмотря на то что в этом доме было пять собак, туда забрались воры. Просто фантастика! Наверное, вор купил пятьсот граммов мортаделлы и подкупил свору собак. Конечно, никто ничего не видел и не слышал. А хозяин дома, семидесятипятилетний старик, наслаждался послеобеденным сном, в то время как его дом обчистили.

Нери даже не мог сказать, как ему все это осточертело. А когда он вечером еще и вернулся в пустую холодную кухню, жизнь стала вообще невыносимой.

Приблизительно десять дней назад он разговаривал с Глорией по телефону, и ему показалось, что она абсолютно в здравом уме и ясной памяти. Она почти три четверти часа безудержно возмущалась тем, что ее соседка каждое утро подметает тротуар перед своим домом, а пыль и грязь складывает ей под дверь. И эта любезная соседка теперь якобы озабоченно позвонила Габриэлле, потому что Глория за несколько дней стала проявлять явные признаки старческого слабоумия?

Нери не поверил ни единому слову жены, но это, в принципе, было уже все равно. Габриэлла нашла причину, уехала и могла наслаждаться жизнью в Риме, пока он осматривал пустой холодильник и размышлял о своей несостоявшейся карьере.

Однако одно ему все же удалось. Сразу после несчастного случая с Каролиной он мужественно поставил в известность об этом своих немецких коллег в Берлине. На ломаном английском языке он постарался разъяснить им, что несчастный случай был именно несчастным случаем и там не было ни вмешательства посторонних лиц, ни их вины. Дальнейшее расследование не требуется. Семья пострадавшей должна принять решение относительно того, что делать с пригодным только на металлолом мотоциклом. По его мнению, смысла транспортировать разбитую машину в Германию не было.

Альфонсо выслушал весь этот разговор, после чего указал Нери на то, что харлей стоит намного больше, чем какой-то дребезжащий мопед «Веспа».

Нери залился краской, схватился за живот, изобразил срочную проблему с кишечником и дал трубку Альфонсо, который продолжил разговор на дикой смеси английского и итальянского.

Нери укрылся в туалете и просидел там минут десять. Это, правда, было ужасно скучно, но он наслаждался тем, что Альфонсо сейчас вынужден пересказывать подробности этого печального дела. Так ему и надо. Пусть не воображает, что знает все лучше всех.

Нери решил не ужинать. Было слишком утомительно что-то готовить. Он открыл бутылку вина и уселся перед телевизором в надежде, что так быстрее заснет, чтобы забыть весь этот ужас. Этих странных людей в Ла Рочче, мертвую мотоциклистку, наглый грабеж у семидесятипятилетнего дурака и, естественно, этот проклятый Рим и Габриэллу, которая любила этот город так безумно, что вела себя словно сучка во время течки.

65

Топо считал себя человеком из высшего общества и то, что обещал, исполнял всегда. Поэтому в среду утром, отправляясь в Ла Роччу, он не забыл вытащить бутылку ледяного шампанского из холодильника и положить ее в холодильник автомобиля. Шампанское было чем-то особенным, самым благородным и вкусным напитком, который он знал. Если нужно было отпраздновать какое-то событие или вознаградить себя за что-то, Стефано в своей флорентийской квартире открывал бутылку шампанского, чокался сам с собой и пил чрезвычайно медленно, наслаждаясь каждым глотком.

Сегодня шампанское было более чем кстати, поскольку, как решил Топо, ему удалось установить контакт с убийцей и успешно шантажировать его, а это заслуживало значительного поощрения. За это он мог бы позволить себе, собственно, даже ящик шампанского.

Приехав в Ла Роччу, Топо сразу заметил, что перед домом стоит только одна машина, и ухмыльнулся. Очень хорошо. Значит, Йоганнес думает точно так же, как и он, и сделал все, чтобы остаться одному. Это упрощало дело. Он сможет без помех поговорить со своим новым другом, взять деньги и поднять с ним бокал за великолепное сотрудничество.

Лукас слышал, как чья-то машина подъехала к дому. Он не видел ее из отстойной ямы, но был уверен, что это не Магда. Звук двигателя был другим.

Значит, Топо. Этот негодяй приехал снова. Лукаса обдало жаром, а потом от бессильной злобы он покрылся потом.

Топо вышел из машины, позвал Магду и Йоганнеса, но ответа не было. Как и во время предыдущего визита, он медленно обошел вокруг дома и заглянул в кухню. Она была пустой, но далеко не так чисто убрана, как раньше. На столе лежал пустой пакет из-под молока, раскрытая книга, очки и надрезанная буханка хлеба.

Он осторожно нажал на рукоятку двери. Дверь была открыта. Топо вошел в дом и позвал:

— Магда?

Никто не ответил. Тогда он позвал снова:

— Йоганнес?

Он вышел на улицу. Здесь должен быть хотя бы кто-то. Если бы они уехали вдвоем, то, конечно, не оставили бы дверь открытой.

Топо медленно пошел вдоль дома в сторону огорода, который притягивал его как магнитом. Но и там никого не было.

Он остановился и огляделся по сторонам. И обнаружил Йоганнеса, который, не слыша и не замечая Топо, что-то делал, повернувшись к нему спиной. Итак, он был здесь. Зазвонил мобильный телефон.

— Pronto! — жизнерадостно ответил Топо.

Лукас уловил звонок мобильного. А потом он услышал надменный голос и вызывающий смех. Ему не нужно было поворачиваться, чтобы представить наглую ухмылку Топо, его демонстративно изящные движения, идеально чистые, без единой пылинки лаковые туфли, дорогие брюки от дизайнера, рубашку, которая стоила, надо думать, целое состояние, и шелковый шарф, который в такую жару был абсолютно лишним.

Стефано говорил без умолку. Лукас понимал немногое из того, что рассказывал Топо, и смог только уловить, что он сейчас у amici, очень милых, интеллигентных немцев, с которыми собирается выпить шампанского…

Лукаса затошнило. У него за спиной болтал по телефону отвратительный паразит, мерзкая навозная муха, которая подкрадывалась к нему все ближе и ближе. Он просто физически чувствовал это.

Лукас сжал рукоятку лопаты так крепко, что даже побелели костяшки пальцев и руки онемели. Во рту появился странный привкус. Он часто дышал, едва не захлебываясь воздухом. Последнее, что он услышал, были слова «Ciao, amico, ciao, ciao!».[54]

Потом Топо закрыл свой мобильный и, явно в хорошем настроении, пропел у Лукаса за спиной:

— Buongiorno, come stai?[55]

Рассудок Лукаса словно отключился, а движения были сродни взрыву, когда он с быстротой молнии обернулся и изо всех сил нанес удар. Тяжелая лопата приложилась к Топо, как мухобойка, размазывающая навозницу по оконному стеклу.

Топо был захвачен врасплох и успел только почувствовать удар. Последнее, что он услышал, был громкий звук, напоминающий треск ломающегося дерева, который отразился в его лопающейся голове. Удара о землю он уже не ощутил.

Лукас стоял, держа в руке лопату. «Небесный покой… — думал он. — Наконец-то он замолчал!» Словно загипнотизированный, он смотрел на ручеек крови, вытекавший из левого уха Топо и оставлявший красный след на светлом бетоне ямы.

Топо вздрогнул. Его веки задрожали. Лукас подумал, не ударить ли его лопатой еще раз, подобно тому как наступают на еле ползущую осу до тех пор, пока она не перестанет двигаться, но отказался от этой мысли.

Он с отвращением подхватил Топо под мышки, чувствуя еще теплое тело под дорогой рубашкой от Гуччи, и подтащил его к первой камере очистных сооружений. В этот момент он благодарил Бога за распоряжение местных властей, обязывающих иметь их такой величины.

Он открыл крышку и заглянул внутрь. Яма была наполовину заполнена сточными водами и фекалиями.

Топо был худощавым и без проблем мог пройти в отверстие. Лукас перевалил бесчувственное тело через край ямы и подтолкнул его. Топо упал головой вниз.

Он был без сознания, а если небо смилостивится над ним, то он не придет в себя и не заметит, как захлебнется в вонючей жиже или задохнется от зловония.

Лукас закрыл крышку и прислушался. Он был готов к тому, что Топо начнет звать на помощь, но из ямы не доносилось ни звука.

Он облегченно вздохнул, снова взял лопату в руки и начал работать еще быстрее, чем раньше, чтобы засыпать отстойную яму землей. Уже утром он собирался посеять на этом месте траву, оставив свободной только крышку. Может быть, он даже успеет сегодня купить большие терракотовые вазы, которые можно будет поставить на нее.

Из биологической очистной системы жидкость не выкачивалась. Пока в ней была вода, а в нее снова и снова попадали сточные воды, система работала. Твердые вещества опускались вниз, и их пожирали бактерии, а отстоявшаяся вода перетекала сверху во вторую камеру. Там происходило то же самое. В третьей камере очистных сооружений вода была уже довольно чистой и после последней стадии очистки вытекала наружу и на максимально допустимом отдалении от дома сливалась в специальную песчаную подушку. Это был естественный процесс, который срабатывал до тех пор, пока система не пересыхала. А до этого могло пройти несколько месяцев. Таким образом, у бактерий достаточно времени, чтобы сожрать Топо без остатка.

Лукас трудился не покладая рук, и на душе у него было даже радостно. Проблема под названием Топо была решена.

Магда отсутствовала уже два с половиной часа и могла вернуться в любой момент. Утром ей вдруг захотелось поехать в Сиену на рынок, чтобы купить пару новых футболок. Кроме того, она собиралась выбрать себе маленькую сумочку, которую носят на животе и в которой можно хранить мобильный телефон, бумаги и ключи, чтобы, отправляясь в деревню, не брать с собой обычную сумку.

Лукас работал лопатой как сумасшедший, и у него не было даже времени подумать о том, что случилось. В его голове была одна мысль: зарыть яму, пока Магда не вернулась!

Он закончил работу и бегом бросился из огорода, подальше от второй могилы на этом участке. И вздрогнул от ужаса: перед домом стояла машина Топо. Надо было убрать ее подальше. Он никогда не сможет объяснить Магде, почему машина здесь, а сам Топо исчез.

Трясущимися руками он рванул дверцу со стороны водителя. К счастью, она не была закрыта, но в замке зажигания не оказалось ключа!

Лукаса охватила паника. Он сделал огромную ошибку, когда, не обыскав карманы Топо, сбросил тело в отстойную яму. Очевидно, ключ остался в кармане его брюк.

Лукасу стало дурно, когда он понял, что его ожидает. Тем не менее он помчался к очистным сооружениям. Добежав до отстойной ямы, он сорвал крышку первой камеры и взглянул вниз. Топо лежал на боку, и его лицо наполовину исчезло в коричневой жиже. Лукас несколько секунд внимательно наблюдал за ним, но Топо не подавал признаков жизни.

Ему стоило огромных усилий преодолеть отвращение и сунуть руку в вонючую воду. Когда его пальцы прикасались к туалетной бумаге, он с испугом и брезгливостью отдергивал их. Лукас надеялся, что ключи от машины окажутся в кармане брюк, который был сверху, но когда он засунул туда руку, то обнаружил, что ошибся.

Он громко выругался. Теперь начиналось самое трудное: нужно было перевернуть Топо.

Ухватившись за тело обеими руками, он потянул изо всех сил. Топо перевернулся на спину и, пуская пузыри, утонул в грязной воде. Лукас встал, перешел на другую сторону ямы и снова опустился на колени. Отсюда ему было проще дотянуться до Топо. Ему стоило немалых усилий и терпения найти карман, но наконец он почувствовал под мокрой тканью что-то твердое. Это был ключ.

А потом все произошло очень быстро. Он вытащил ключ, снова закрыл камеру крышкой, вытер руки об брюки и бросился к дому. Там он заскочил в кухню, вымыл руки и оставил Магде на кухонном столе записку: «Любимая, я пойду прогуляюсь. Вернусь вечером. Обнимаю». Он оставил это короткое сообщение без подписи, так как до сих пор не мог заставить себя подписываться «Йоганнес».

Лукас взял бумажник и ключи от дома, закрыл дверь, прыгнул в машину, запустил двигатель и нажал на газ так, что щебень полетел во все стороны. Он промчался по подъему, а потом свернул в сторону Нусенны. С той стороны вероятность встречи с Магдой была меньше.

«Быть этого не может», — подумал Лукас, когда на дороге перед Бучине перед ним возникли двое полицейских, приказавших ему принять вправо и остановиться. У него тряслись колени, так что он с трудом затормозил. «Успокойся, — уговаривал он себя, — нет никаких причин для волнения. В конце концов, труп лежит не в багажнике, а в Ла Рочче, в отстойной яме».

Полицейский прикоснулся к козырьку в знак приветствия и сказал по-итальянски:

— Ваши документы и водительские права!

«Я откуда-то его знаю! Проклятье, где же я его видел?»

Лукас уставился на полицейского. Должно быть, он смотрел на него слишком долго, потому что полицейский тоже наморщил лоб, словно припоминая, кто перед ним. В этот момент Лукас все вспомнил, и его бросило в жар. Перед ним стоял Нери! Нери, которому Лукас во время встречи представился как Йоганнес Тилльманн. Значит, ему ни в коем случае нельзя показывать свои водительские права и паспорт, где написано, что он — Лукас Тилльманн. Конечно, он не считал комиссара особенно сообразительным, но тому, конечно, это сразу бросится в глаза, тем более что Нери и сам уже сказал:

— Синьор Тилльманн? Я в первый момент вас не узнал!

Лукас кивнул, улыбнулся и открыл бумажник. Потом пожал плечами и развел руками.

— Ничего нет, — пробормотал он. — Паспорт a casa.[56]

Лишь бы что-то делать, он начал рыться в бардачке, где ему в руки попал документ в пластиковой обложке, очень похожей на немецкий технический паспорт на машину. Может быть, чуть больше. Он протянул его Нери.

— Стефано Топо, — прочитал Нери. — Chi è?[57] Un amico?[58]

— Si, si, un amico, — пробормотал Лукас. — Un amico.

Он снова и снова хлопал по карманам, что означало: «И что же мне теперь делать?»

— Но у вас же есть удостоверение водителя? — спросил Нери.

Слово patente[59] Лукас понял.

— Si, si, si, si, — сказал он, — a casa. Я забыл. Iʼve forgotten![60]

— Ну ладно, ничего страшного, — сказал Нери и улыбнулся, — я же вас знаю.

Лукас не понял ни слова.

— Завтра придете с водительским удостоверением ко мне в бюро, хорошо?

Лукас вопрошающе посмотрел на него.

— Соmе?[61]

— Domani! Morgen! Tomorow![62] In ufficio! Kon la patente! Va bene?[63]

Лукас кивнул и благодарно улыбнулся.

— Va bene. Grazie!

— Arrivederci, signore Tillmann!

— Arrivederchi.

Лукас рванул с места. «Значит, завтра мне нужно будет явиться с документами Йоганнеса, — подумал он. — Надеюсь, его не похоронили вместе с бумажником». Он не знал, что за фотография Йоганнеса вклеена в водительские права. Он надеялся только, что лицо на этой фотографии будет иметь хоть небольшую схожесть с ним, так что он сможет преподнести Нери права Йоганнеса как свои.

Остаток пути до Флоренции Лукас преодолел без проблем, но у него возникли затруднения с тем, как найти вокзал. Хотя он правильно выехал из Сигны, stazione была плохо обозначена указателями, приходилось все время спрашивать дорогу, и пару раз он проехал мимо. Только после получасового блуждания он въехал на пятый этаж огромной многоэтажной парковки и оставил там автомобиль. Поскольку парковка работала круглосуточно, машина не привлечет к себе внимания. Конечно, если полиция не будет искать ее. Но такое произойдет только тогда, когда в полицию поступит заявление об исчезновении Топо. А если потом машину и найдут, это будет выглядеть так, будто Топо уехал куда-то поездом. Получается, разыскиваемый просто взял отпуск.

Лукас тщательно протер руль, ручку переключения передач и переднюю панель, чтобы удалить свои отпечатки пальцев, закрыл машину, выбросил парковочный талон в урну на вокзале и следующим поездом, который пришлось ждать двадцать минут, вернулся в Монтеварки. Там он взял такси, доехал в Солату и остаток пути до Ла Роччи прошел пешком.

И во время этой двадцатиминутной прогулки он принял решение.

Было почти шесть часов вечера, когда он добрался до Ла Роччи. Магда обняла его и расцеловала так, словно он отсутствовал недели четыре.

— Я прочитала свою записку, — сказала она, — но все равно беспокоилась. Я всегда волнуюсь, когда тебя нет. Я чуть было не позвонила этому странному Нери, чтобы заявить о твоей пропаже.

Магда засмеялась, и Лукас обнял ее.

— Я совершил прекрасную, но очень продолжительную прогулку. Я шел и шел, не думая о том, что придется возвращаться назад. Извини, пожалуйста.

— А разве Топо не собирался заехать к нам перед обедом? Я вспомнила об этом только в Сиене.

— Да вроде собирался. Я был дома до половины первого, но он так и не приехал.

Магда лишь пожала плечами.

— Ладно, все равно.

Лукас взял ее руку и нежно погладил. Магда выглядела уравновешенной и спокойной, и он решил, что наступил подходящий момент для разговора об его отъезде в Германию.

— Я больше не могу откладывать, Магда, — сказал он, — мне нужно съездить в Берлин, кое-что выяснить.

— Когда надо ехать?

— Лучше прямо завтра.

Она задумчиво смотрела поверх его плеча и ничего не ответила.

— Поедем вместе! Обещаю, что мы вернемся обратно так быстро, как только сможем.

— Нет, — сказала она. — Ни в коем случае. Я остаюсь здесь.

Она прошлась по террасе, потом остановилась, погладила Лукаса по голове и обняла его.

— Я решила навсегда остаться в Италии. Я не хочу возвращаться в Германию. Я брошу работу в аптеке. Дохода от фирмы вполне достаточно для нас двоих. Я больше не могу разрываться на части. Я хочу наслаждаться жизнью, не думая о том, что через неделю отпуск закончится. Ты меня понимаешь?

— Да, да, конечно… Но…

— Здесь просто рай! Мы любим Италию, мы вместе, мы счастливы. Давай сделаем так, чтобы это осталось навсегда! Жизнь в Берлине такая тоскливая, и работа все губит.

— Но как ты себе это представляешь?

Лукас не знал, что и думать. Его прошлая жизнь, похоже, отодвигалась все дальше и дальше.

— Тебе вовсе не надо делать все самому, Йоганнес! — Она уселась за стол и с любовью посмотрела на него. — Найми человека, который будет управлять фирмой. Вы можете прекрасно поддерживать связь с помощью Интернета, факса и телефона. Дважды в год ты будешь ездить в Германию и проверять, все ли в порядке.

— Тебе только кажется, что это просто…

— Это действительно просто, дорогой мой. Разве ты не считаешь, что замечательно было бы жить в Лa Рочче постоянно, а не приезжать сюда только в отпуск? Или ты так истосковался по работе в бюро?

— Да ведь это не только работа в бюро…

— Что для тебя важнее: работа или жизнь со мной? Потому что я туда не вернусь. Совершенно точно не вернусь.

Лукас вздохнул.

— Ты знаешь, все это как-то слишком неожиданно…

Магда улыбнулась.

— Поезжай в Берлин и устрой все. Квартиру, если хочешь, можешь продать. Мне все равно. Она нам уже не понадобится. И все, что в квартире, тоже. Это меня больше не интересует. Подари кому-нибудь мебель или продай ее. Ты должен привезти только вещи, которые лежат в моем письменном столе. И папку с бумагами из шкафа рядом с дверью. Вот и все.

— Для того чтобы все продать, потребуется несколько недель.

— Ну да, для этого нужно время. А пока найди себе управляющего и возвращайся сюда. Я думаю, за неделю ты справишься.

— Может быть. А может, и нет.

— Да! Пожалуйста! Я не могу жить без тебя. Я не могу выдержать и пару часов, пока ты гуляешь по лесу. Я уже умираю от тоски по тебе! Продать квартиру и мебель мы можем осенью или зимой. Тогда бы я поехала с тобой.

«Лучше бы мы покинули это место навсегда! — подумал Лукас. — Здесь лежат два трупа. Этот дом приносит несчастье, и, если мы останемся здесь, оно неизбежно настигнет нас».

66

По дороге в аэропорт Магда была необычайно молчаливой. У нее был несчастный вид, и она время от времени покусывала нижнюю губу.

Лукас положил руку ей на колено.

— Я уезжаю только на неделю, — сказал он, — это все равно что ничего. Увидишь, как быстро пройдет время.

— Да, да, — сказала она. — Ты прав. Ты абсолютно прав.

Это прозвучало так, словно она хотела сказать: «Какой же ты идиот, что уезжаешь! Ты делаешь больно нам обоим, а это бессмысленно и никому не нужно».

— Не нужно искать место для стоянки и заходить со мной в аэропорт, Магда, не стоит. Просто высади меня из машины и сразу же уезжай. Так намного легче.

Они как раз выехали на дорогу Firenze Nord.

— Нет, — только и сказала она, — нет.

Магда нашла свободное место в самом последнем ряду стоянки. Держась за руки, они пошли к зданию аэропорта.

Регистрируя билет у стойки, Лукас ощутил внезапный приступ необъяснимого страха. Кассирша держала его паспорт в руках немного дольше, чем было необходимо, и почему-то с недоумением рассматривала фотографию, хотя, возможно, ему это только показалось. Как бы там ни было, он стоял в зале регистрации, чувствуя себя убийцей в бегах, который молится о том, чтобы наконец без проблем покинуть страну.

Все, о чем он думал и чего боялся, не представляло реальной опасности, поскольку вероятность того, что кто-то за последние два часа, с тех пор как они уехали из Ла Роччи, нашел трупы и сообщил в полицию, что карабинеры уже отдали приказ взять аэропорты под наблюдение, была крайне мала. Она почти исключалась. Никто не был в Ла Рочче, никто не заглядывал в отстойную яму и не рылся в огороде. Никто.

Но потом он снова вспомнил о Топо, который нашел труп, и о Массимо, который по собственному желанию перекопал огород. Да как бы там ни было, но то, что однажды случилось, в любое время могло повториться.

Стюардесса из наземного персонала вдруг исчезла в помещении позади стойки. Лукас подумал, не лучше ли сбежать, по крайней мере, выскочить из здания аэропорта, но все же остался и стоял как вкопанный в ожидании возмездия.

Через полминуты она появилась снова, обвела кружочком на билете номер терминала, улыбнулась и пожелала ему приятного полета.

«Первое препятствие пройдено», — подумал Лукас. Но пока он еще не был в воздухе и в безопасности.

Положив в карман посадочный талон, он обнял Магду на прощание. Она прижалась к нему.

— Приезжай поскорее, — пробормотала она, — возвращайся целым и невредимым, береги себя и не забывай меня.

— Я все это обещаю. — Он поцеловал ее. — И не грусти.

Она кивнула и улыбнулась сквозь слезы. Потом обняла Лукаса, поцеловала в шею, оторвалась от него и бросилась через зал к выходу. У двери она еще раз остановилась, обернулась, помахала рукой и исчезла.

Лукас выпил в баре чашку кофе и задумался, не пойти ли сразу к терминалу или еще немного подождать. В принципе, это было все равно, но он в очередной раз осознал то, что, похоже, навсегда потерял покой. Отныне он будет жить в состоянии бегства и постоянного страха перед разоблачением.

Он тщательно проверил ручную кладь: не осталось ли там чего-нибудь запретного и такого, что каким-то образом могло привлечь к нему внимание. Он не нашел ничего. Все было в порядке.

Дальше он без всяких проблем прошел контроль и почувствовал себя намного лучше, когда уселся в зале под табло «Берлин — Тегель, время вылета: 13.05».

Лукас боялся летать самолетами. Ему не нравилось доверять свою жизнь машине и какому-то человеку, о котором он не знал, насколько тот опытен и как он себя чувствует в этот день. При взлете и посадке он каждый раз слышал какие-то звуки, казавшиеся ему признаками неисправности двигателя, а при полете над облаками испытывал не бесконечную свободу, а неограниченную несвободу, поскольку был полностью зависим от самолета.

Но в этот раз все было по-другому. Он покинул Италию и впервые за долгое время смог вздохнуть спокойно. Полет казался ему чем-то безобидным по сравнению с проблемами, ожидавшими на земле. К тому же падение самолета и быстрая смерть были не самой худшей альтернативой.

Но самолет не упал и два часа спустя уверенно приземлился в аэропорту «Берлин — Тегель».

Лукас взял такси и поехал к родителям. Разговор с ними казался ему самым важным, и он хотел решить эту проблему в первую очередь.

67

Хотя в душе Лукас был готов к этому, тем не менее он испугался, увидев мать. Она сильно похудела, на лице пролегли глубокие морщины, а глаза потемнели и потеряли блеск. Ее волосы напоминали солому и выглядели неухоженными, словно она уже давно не была у парикмахера.

«Это больше не моя элегантная, светская мать, — промелькнула мысль в голове у Лукаса, — это развалина. У нее такой вид, словно она последние две недели жила где-нибудь под мостом».

Он обнял ее.

— Мальчик мой, — всхлипнула она, — ты здесь. По крайней мере, хотя бы ты есть у меня. Хотя бы ты.

Они вместе зашли в квартиру. Рихард стоял в коридоре перед дверью в гостиную. Он молча протянул Лукасу руку, потом прижал его к себе и слегка похлопал по плечу.

— Хорошо, что ты приехал, — прошептал он.

И отец показался ему очень постаревшим.

Этот визит проходил совсем иначе, чем прежние. Отец молча открыл бутылку пива, подал ее Лукасу и подставил бокал. Мать, сложив руки, сидела на диване и не спускала с сына глаз.

— Рассказывай, — сказала она. — Я хочу знать все.

Лукас тяжело вздохнул.

— Я буду с вами честным, — начал он, — факт остается фактом: Йоганнес исчез и до сих пор, до сегодняшнего дня не появился.

Хильдегард тихо всхлипнула.

— Неизвестно, жив он или мертв, вообще ничего неизвестно. Это тяжелая, невероятная ситуация, с которой мы не можем справиться.

— Но почему же тогда Магда сказала по телефону, что он вернулся? Почему рассказала нам, что она нашла его в Риме?

— Потому что у Магды иссякли психические и физические силы. Конечно же, она не нашла его в Риме. Но она себе это воображает, чтобы как-то жить дальше. Магда находится в состоянии тяжелого шока. Она лжет, потому что не может перенести правды. Вы должны понять это. И поэтому она отказывается ехать в Германию. Она не хочет возвращаться без Йоганнеса, ждет его и, чтобы выдержать это напряжение, представляет себе, что он здесь. Иногда она думает, что я — Йоганнес, и тогда ей становится лучше. Может быть, поэтому она и сказала по телефону, что он вернулся. Потому что она путает меня с ним. Дела плохи.

— А что думаешь ты? — спросила Хильдегард.

— Я не знаю. Я запрещаю себе во что-нибудь верить. Иногда я думаю, что Йоганнес просто ушел, не сказав ни слова, а порой боюсь, что он мертв.

Хильдегард уставилась на младшего сына и не дыша смотрела на него почти целую минуту. Потом она попросила:

— Скажи мне, что ты думаешь. Именно ты. Ночью, наедине со своими мыслями. Пожалуйста, будь честным!

— Я думаю, что он вернется. Что он когда-нибудь вернется.

Лукасу было очень скверно, когда он произносил эту ложь, но он решил, что родителям так будет легче.

Рихард вздохнул.

— Это как-то не похоже на Йоганнеса.

Лукас пожал плечами.

— В последнее время я понял, что, собственно, не знал родного брата. Я мог ожидать от него чего угодно, но только не этого. Не того, что он просто уйдет. Не говоря ни слова.

— И это заставляет подозревать самое плохое.

Рихард шумно высморкался.

— Что-нибудь произошло? — спросила Хильдегард. — У него были проблемы с Магдой?

— Нет. Вообще нет. Наоборот.

— Он тяжело переживал смерть Торбена?

— Может быть. Хотя мне казалось, что он справляется с этим лучше, чем Магда.

— У него было столько планов…

— Да.

Прошло еще минуты три, и за это время никто из них не сказал ни слова. Лукас встал, сел на ручку кресла и обнял мать.

— Все будет хорошо. Я это чувствую. Главное, мы должны держаться вместе. Мы втроем.

Мать тихо заплакала, и Лукас почувствовал, что его нежность пошла ей на пользу. Потом он посмотрел на отца.

— Папа, — начал он, — ситуация непонятная, непрозрачная и непредсказуемая. Мы должны подумать о том, что будет с фирмой. Мы не можем оставлять все на произвол судьбы, иначе предприятие обанкротится.

Рихард кивнул и начал собирать пылинки со своих брюк.

Лукас продолжил:

— Я хотел попросить тебя взять руководство фирмой на себя, пока Йоганнес не вернется. Или хотя бы до тех пор, пока я смогу вернуться в Германию. Но сейчас я должен быть возле Магды в Италии. Она в таком состоянии, что ее просто нельзя оставлять одну.

— Как долго может это продлиться?

— Не знаю. Возможно, несколько месяцев.

— Лукас, — сказал Рихард, рисуя квадратики на клочке бумаги, — мне семьдесят восемь лет. И уже восемь лет я не переступал порог фирмы. Как ты себе это представляешь?

— Я знаю, что это довольно сложно для тебя, папа. — Голос Лукаса был нежным и спокойным. — Но я не знаю никого другого. Нет никого лучше. Если кто что-то и понимает в делах фирмы, так это ты. Это была твоя фирма. А если работы окажется выше головы, то найми управляющего. Он будет все делать, а тебе останется только контролировать его.

Рихард задумчиво молчал.

Лукас наблюдал за отцом.

— Это ведь ненадолго.

— Да, да, я уже понял.

Рихард подошел к шкафу, открыл дверцу бара и вынул бутылку коньяка.

— Выпьешь глоток? — спросил он, но Лукас отрицательно покачал головой.

Рихард сел за письменный стол и налил себе рюмку. Это он обычно делал по праздничным дням или по особым случаям.

— Ладно, — коротко сказал он, — я займусь этим. Но я хочу, чтобы ты держал меня в курсе всего. И я хочу знать правду. Надеюсь, тебе это ясно?

— Конечно. Можешь на меня положиться.

Рихард встал.

— Идем в мой кабинет, Лукас. Мне кажется, мы должны кое-что обсудить.

Лукас отправился с отцом, а Хильдегард ушла в кухню, чтобы приготовить ужин. Она не знала почему, но ей не верилось, что Йоганнес по своей воле ушел из дому. Ему нравился такой образ жизни. Он любил жизнь, работу и свою жену. Ему было хорошо в Берлине, и он был в восторге от дачи в Тоскане. Депрессия была ему не знакома, и он производил впечатление человека, давно определившего смысл своей жизни.

Лукаса ей было проще представить в роли сомневающегося человека, который постоянно находится в поисках счастья.

Она резала лук, и у нее не только по этой причине бежали слезы. Она поклялась себе никогда не прекращать поиски Йоганнеса.

68

— Скажи это еще раз! — фыркнула Аннелиза. — Ты больше не будешь играть? Ты что, нашел мешок с деньгами или просто спятил?

Ее такса по кличке Паулинхен от восторга закатила глазки и пописала на пластиковую скатерть. Аннелиза, которая обычно сразу же вскакивала, чтобы вытереть лужицу, в этот раз никак не отреагировала на такое поведение и продолжала вещать.

— Деточка, если у тебя проблемы, мне все равно. Можешь, если хочешь, заикаться хоть полгода, не произносить букву «с» или все-таки сходить к психиатру. Или начни спиваться. Я многое повидала, стерплю и это. Только не надо нести бред о том, что ты больше не хочешь играть на сцене.

— Я не могу вам ничего объяснить, но это просто невозможно.

— Чушь. Не бывает такого, что невозможно было бы объяснить. Ты что, опять влюбился?

— И это тоже.

— Ага. — Теперь Аннелиза выглядела более-менее довольной. — Тогда есть надежда на выздоровление. И это тоже проходит. А чем ты собираешься жить, пока к тебе снова не вернется разум? Воздухом и любовью?

— Я беру на себя фирму брата. Там куча работы и огромная ответственность. Я не смогу тратить время на репетиции и уезжать на несколько месяцев в турне.

— Боже, как ужасно! И зачем тебе это?

Аннелиза стащила с худых пальцев кольца, разложила их на столе и принялась надевать кольца с левой руки на правую, а с правой — на левую. Такое она проделывала каждый раз, когда ей становилось скучно.

— Мой брат болен. Очень болен. Он больше не может руководить фирмой.

— Сожалею. — Аннелиза с удовольствием рассматривала свои руки. — Это повод очень сильно расстроиться, поскольку месяц назад я сдала в печать новые каталоги. А еще больше я огорчена из-за того, что уже переговорила насчет тебя с Веделем.

— Ну и как? — Лукас чуть не лопался от любопытства.

— Забудь это, деточка, и занимайся своими балансами.

— Пожалуйста, Аннелиза, на сколько дней?

Чтобы усилить интригу, Аннелиза молча встала, подошла к помпезному дубовому шкафу, в котором хранила документы и фотографии артистов, вытащила из ниши между стеной и шкафом ведро, швабру и с размаху шлепнула тряпкой по лужице, сотворенной Паулинхен.

— Три, — сказала она, — прямо на месте. Все в одну неделю.

Желание заполучить любую работу, пусть даже такую небольшую и недорогую, овладело Лукасом, как в старые времена.

— Когда? — спросил он.

— Уже скоро. Между семнадцатым и двадцать четвертым. Но не морочь себе голову, деточка. У меня есть пара десятков ребят, которые сыграют это одной левой. Я просто думала, что теперь тебе пригодится каждый цент. У меня в ушах еще звучит твой голос, когда пару недель назад ты приходил сюда.

«Да, Аннелиза и на старости лет осталась довольно шустрой дамой, — подумал Лукас. За деньги, которые можно было заработать за эту неделю, он бы хоть чуть-чуть пополнил счет Магды и, возвратившись в Италию, привез ей какой-нибудь подарок. — Фантастика! Может, все получится?»

— Я сыграю эту роль. А о чем там идет речь?

— О мелком уголовнике, которого жестоко избили и который попадает в инвалидное кресло и выбалтывает все. И вовсе не переживает, как ты себе можешь представить.

Она засмеялась, вытерла лужицу мочи и ушла в ванную, чтобы выстирать тряпку. Дверь она оставила открытой.

— Поэтому только три дня, — сказала она, вернувшись с ведром чистой воды. — Но в этой роли есть что-то жизненное. Она неплохая.

— А сколько?

— Как всегда. Больше не получилось.

Этот шанс послало ему небо. В первую очередь, потому что время съемок было очень удачным, — оно приходилось как раз на ту неделю, которая была у него запланирована на Берлин. Он расскажет Магде, что на фирме возникли сложности и ему придется остаться еще на неделю.

— Оʼкей, все в порядке, спасибо, Аннелиза.

— А я думала, что ты больше играть не будешь, — въедливо заметила она и снова протерла пластиковую скатерть.

Лукас подумал, что вони стало меньше.

— Пару недель я не могу запланировать, но высвободить время от времени какой-то день могу.

— Вечно у тебя эти отмазки, — пробурчала Аннелиза.

— Да, кстати, — сказал Лукас и встал, — с сегодняшнего дня ты сможешь дозвониться мне только по мобильному телефону.

— А это еще почему?

— Я переселяюсь.

— Боже мой! — издевательски хихикнула Аннелиза. — Ты делаешь ту же самую глупость, что и все те, кого невозможно записать в календарь для встреч, потому что их нужно каждые четыре недели снова вычеркивать. И куда ты переселяешься?

— В Италию.

Теперь уже умолкла Аннелиза. Потом она сказала:

— Как практично, деточка! Оттуда, конечно, очень удобно руководить фирмой и время от времени приезжать сюда на денек для съемок.

— Есть самолеты, есть Интернет. Все это не составит проблемы.

Аннелиза вздохнула и в эту секунду пожелала хоть на миг стать лет на тридцать моложе. Раньше все было как-то проще.

69

70

У госпожи Нинбург был ласковый молодой голос, и Лукасу, когда он по телефону договаривался о встрече, казалось, что он говорит с семнадцатилетней девушкой. Она была матерью одного из его коллег, с которым Лукас четыре года назад на протяжении шести месяцев был в турне.

Мать Эриха была психотерапевтом, и он, когда Лукас позвонил и сказал, что ему нужна помощь, тут же попросил мать назначить время для встречи.

Сейчас Лукас стоял напротив нее и старался скрыть, в каком страхе и замешательстве находится.

— Нет, вы говорили по телефону не с моей дочерью, — сказала она улыбаясь и проводила его в свой кабинет. — Это была я. Я прекрасно отдаю себе отчет, что выгляжу далеко не так, как можно решить по моему голосу.

Госпожа Мехтхильд Нинбург была чрезвычайно уродлива. При росте почти метр девяносто у нее была лошадиная фигура. На ней были брюки бежевого цвета, которые только подчеркивали отвратительную ширину зада, и тонкий вязаный свитер цвета липы, который никак не сочетался с брюками и, похоже, был куплен примерно в семидесятые годы. На ее шее болталось дешевое украшение модного золотистого цвета. На ногах были большие коричневые полуботинки, идеальные для пеших походов продолжительностью в неделю, и Лукас прикинул, что размер ее обуви никак не меньше сорок третьего. Даже массивное кольцо с печаткой на левом безымянном пальце производило устрашающее впечатление.

Ее темно-русые волосы были подстрижены коротко, с пробором на боку и имели вид чего-то вроде завивки с помощью фена. Время от времени фрау доктор непроизвольно заправляла пару прядей за ухо.

Хотя Мехтхильд Нинбург было уже пятьдесят восемь лет, очков она не носила. Ее карие глаза излучали столько тепла и доброты, что собеседник тут же забывал об ее отпугивающей фигуре. А когда она улыбалась, на щеках появлялись глубокие ямочки, придающие лицу задорное девичье выражение.

Лукас сразу же проникся к ней доверием и рассказал историю Магды так детально, как только было можно, но умолчал о настоящей судьбе Йоганнеса и Топо.

— У моего брата была любовница, — сказал он, — примерно четыре месяца назад. По глупой случайности Магда узнала об этом. Для нее это стало катастрофой, потому что она еще ребенком была травмирована подобной историей.

— А что тогда произошло?

— Ее отец погиб в аварии вместе с любовницей. Я не знаю точно, сколько лет тогда было Магде. Наверное, одиннадцать… — Он глубоко вздохнул, что прозвучало почти как стон. — И она потребовала от Йоганнеса решить: или она, или та, другая.

— А дальше?

— Я не знаю, какое решение он принял. Как не знаю, что произошло между ними. Магда ничего мне об этом не рассказывала. Во всяком случае, все выглядело так, будто он хотел провести отпуск с Магдой. Это был хороший знак. Но уже через два дня он уехал в Рим и больше не появился. — Лукас наклонился к ней. — Я думаю, он использовал эту поездку, чтобы начать где-то новую жизнь с любовницей. Это, правда, не совсем по-джентльменски и довольно трусливо, но другого объяснения я не вижу.

— Я тоже так думаю, — сказала доктор Нинбург. — Но в чем же заключается проблема?

— Магда совсем сошла с ума, — ответил Лукас. — Я знаю, что мы используем эту фразу по всевозможным мелким поводам… Но я говорю серьезно. Чертовски серьезно! Ей кажется, что муж вернулся и все снова в порядке. Теперь я для нее Йоганнес. Я должен одеваться так, как он, и вести себя, как он. Она любит меня и счастлива. Фрау доктор, это невозможно себе представить, тем не менее она абсолютно в этом убеждена! Как вы считаете, она просто играет роль, как в театре, или в самом деле может быть, что она забыла, как выглядит Йоганнес и каким он был, и принимает меня за своего мужа?

Фрау доктор Нинбург кивнула.

— Да, это возможно. Она не забыла, она вытеснила это из памяти. Она так интенсивно работала над вытеснением, что верит всему, что снова и снова себе внушала. За это время уже не осталось и следа от воспоминаний. Позитивные переживания она как бы законсервировала, а негативные изгнала из памяти. Если были отрицательные, травмирующие переживания, то сейчас они стерлись из ее сознания. Теперь для вашей невестки вы являетесь мужем, и если в этот процесс не вмешаться, то ничего не изменится.

— Это кошмар!

— Да, так оно и есть. Вы не возражаете, если я закурю?

— Нет, совсем нет.

Мехтхильд Нинбург закурила маленькую сигару. Несколько минут она стояла у окна и смотрела на улицу.

— Понимаете, я люблю Магду, — попытался объяснить Лукас. — Я люблю ее с тех пор, как увидел впервые семнадцать лет назад. Я всегда завидовал брату, что она у него есть, и даже если у меня за все эти годы и появлялись женщины, в мечтах я видел только Магду. Она присутствовала постоянно, словно не выполненная программа моей жизни. Теперь все мои желания исполнились, я наконец могу быть с ней, но моя жизнь превратилась в ад. Я себе это не так представлял! Я словно умер. У меня была другая жизнь, совсем не такая, как у моего брата, другие друзья, другие привычки, другая профессия… А теперь я от всего этого должен отказаться. Я должен вести себя, как Йоганнес, хотя никто, кто знал Йоганнеса или меня, не примет меня за него. Этот идиотизм может сработать только с людьми, которые нас не знали. Вы можете себе это представить?

— Я могу хорошо себе представить, насколько травматично должно быть то, что вы ежедневно вынуждены влезать в оболочку, в жизнь другого человека.

Лукас кивнул. У него на душе было так скверно, что хоть волком вой. Здесь, в Германии, его ситуация казалась еще более нереальной, чем в Италии.

— И что можно сделать?

— Проблема состоит в том, что при такой структуре личности, как у вашей невестки, и после такого активного вытеснения событий на протяжении определенного времени возникли психические нарушения в виде неврозов или психозов. Поэтому нужно попытаться восстановить в сознании содержание вытесненных событий. Фрау Тилльманн должна постепенно научиться восстанавливать связи с личностями, поведением и с реальной жизнью в настоящее время.

— Как?

— С помощью психоанализа.

— Да, понятно, но в данном случае это трудно. Неужели я в одиночку действительно ничего не могу сделать?

— Абсолютно. — Мехтхильд Нинбург улыбнулась и немного приоткрыла окно. — Ваша невестка создала свой собственный мир. Новое прошлое без вины и отрицательных воспоминаний, приятное настоящее и исполненное надежд будущее, поскольку у нее теперь нет старого груза, который мог бы внушать страх. Она свила прочный кокон и чувствует себя в нем хорошо. Каждый, кто попытается нарушить ее безопасность, разрушая этот кокон и постепенно открывая ей глаза на реальность, будет вызывать ненависть. Она станет защищаться, проявлять недовольство. И в конце концов сломается окончательно. — Мехтхильд села напротив Лукаса и серьезно посмотрела на него. — Вы не можете допустить этого. Ответственность, если что-то пойдет не так, как надо, слишком велика. Кроме того, будет лучше, если она станет ненавидеть меня, а не вас.

— Да, вы правы. Но в Германию она не приедет. В этом я абсолютно уверен. По крайней мере, не в ближайшие месяцы… Может быть, зимой, на одну-две недели, но тогда это уже не будет иметь никакого смысла.

Фрау Нинбург ничего не ответила. Она рассматривала свое кольцо с печаткой и молчала. В этот момент зазвонил мобильный телефон Лукаса. То есть он не зазвонил, а заиграл мелодию из фильма «Крестный отец». Фрау доктор невольно засмеялась.

— Это классно, — сказала она, — действительно оригинально, мне нравится.

Лукас дал мелодии доиграть до конца и посмотрел на дисплей.

— Это Магда. Я сейчас отвечать не буду.

Они долго слушали музыку. Магда была упряма. Но в конце концов она сдалась, и мелодия умолкла. Лукас выключил телефон.

— Думаю, минут через десять она позвонит снова, а я не хочу, чтобы нам опять помешали.

Он засунул мобильный телефон в карман пиджака и выжидающе посмотрел на фрау Нинбург.

— Теперь я задам вам главный вопрос, — сказала она. — Попытайтесь ответить абсолютно честно. Что вы будете делать, если получите главную роль в телесериале? Шестьдесят съемочных дней в году, профессиональный взлет как артиста, значительное улучшение финансового положения и обеспеченность на многие годы? — Она улыбнулась, и ямочки на ее щеках показались ему глубже, чем раньше. — Вы отклоните это предложение и останетесь с Магдой? Или бросите ее и будете строить свою карьеру?

— Это чертовски трудный вопрос.

— Я знаю.

— Это хитрый вопрос.

— Мне это понятно. — Она неотрывно смотрела на него.

Лукас не знал, что ответить.

— Мне кажется, я оставил бы ее, — прошептал он, — потому что она любит Йоганнеса, а не меня. Мне так кажется, но я в этом не уверен.

— Оʼкей, — сказала врач, — оставьте ее. Уйдите от нее, прекратите это.

Лукас растерянно посмотрел на нее.

— Зачем? Я не понимаю.

— Вы мне рассказали, что, скорее всего, ваш брат Йоганнес оставил свою жену…

Лукас кивнул.

— Но он не выложил ей все начистоту, а тихо исчез. Классический вариант. Он, так сказать, пошел за сигаретами и не вернулся.

— Да, так оно и есть.

— Хорошо, тогда вам придется сделать то, на что не решился ваш брат. Скажите, что хотите развестись с ней, потому что познакомились с другой женщиной, с которой вы хотите жить. Четко и ясно. Без всяких вокруг да около…

— Она этого не перенесет.

— Нет, перенесет. Это тяжело, конечно, но зато, возможно, она вернется на почву реальности. Ей придется столкнуться с тем, что ее семейная жизнь закончилась. И постепенно она начнет понимать, что это означает также то, что она свободна. Что это новое начало. Что она может построить свою жизнь совсем по-другому, снова влюбиться… Все может случиться.

— Но при этом проигравшим буду я.

Лукас почувствовал, как уже сейчас у него на душе стало тоскливо.

— Нет, наоборот. Мое предложение направлено прежде всего на помощь вам. Вы должны просто набраться терпения и держать дистанцию. Может быть, пару месяцев, пару недель, возможно, полгода. Я проведу с Магдой курс лечения, и не позже чем на следующее лето вы приедете к ней в гости. Уже как Лукас. Как тот, кем вы являетесь на самом деле. Она несколько месяцев будет бороться за то, чтобы понять, что Йоганнес больше не вернется, и теперь с большой долей вероятности будет видеть в вас снова брата своего мужа. То, что дальше станет с вами двумя, будет уже в ваших руках.

— Я так не смогу. У меня сердце не выдержит сказать ей такое.

— Но попытка того стоит, — улыбнулась фрау доктор.

Лукас встал. Ладони его были мокрыми от пота. Он ходил по комнате взад и вперед. В его голове все смешалось. Он ничего не понимал и с трудом вникал в ход мысли доктора, а сейчас вообще был не в состоянии взвесить все «за» и «против», как и возможные последствия этого шага. Лишь одно он знал совершенно точно: Магду он не оставит. Даже для видимости, чтобы вернуться уже в качестве Лукаса. Нет. Никогда. Потому что если этот трюк не удастся, он потеряет ее навсегда. А риск этого был слишком велик.

— Пожалуйста, приезжайте в Тоскану и поговорите с ней. Прошу вас! Может быть, вы убедите ее вернуться со мной в Германию. Хотя бы на пару месяцев. Может быть, на год. Она пройдет курс лечения, а когда ей станет лучше, мы запланируем, как выйти из этого положения. Мы откажемся от наших квартир и переселимся в другую. Не так, сломя голову, а постепенно. Пожалуйста, приезжайте! Я не вижу никакой другой возможности.

Доктор Нинбург вздохнула, подошла к письменному столу и раскрыла календарь.

— Вам повезло. Я всегда хотела съездить в Тоскану, да только никак не получалось.

— Я позабочусь о жилье для вас и возьму на себя стоимость перелета. С этим проблем не будет.

Доктор Нинбург кивнула и тихонько прищелкнула языком, листая свой рабочий календарь.

— Оʼкей, — наконец сказала она, — на следующей неделе никак не получится, а вот позже я могла бы приехать. На десять дней. Седьмого числа я могла бы прилететь во Флоренцию, а семнадцатого вернуться назад. Потому что если фрау Тилльманн не откажется говорить со мной, то за это время я смогу кое-чего добиться.

У Лукаса будто гора упала с плеч. Хотя бы это. Хотя бы слабый луч надежды. Больше всего ему сейчас хотелось обнять фрау Нинбург, но он оставил эту идею. Он поблагодарил ее со всей сердечностью и записал адрес Ла Роччи. И дал ей номер своего мобильного телефона.

— Итак, до седьмого числа, — сияя улыбкой, сказал он. — Увидимся в Тоскане. Я жду вас!

Лукас чуть не сделал сальто, когда вышел из бюро. Таким легким и исполненным надежд он себя чувствовал.

71

Телефон зазвонил в восемнадцать часов тридцать минут, незадолго до окончания рабочего дня. Нери сидел за своим письменным столом и разгадывал судоку. Уже десятое за сегодняшний день. Рядом с ним стоял секундомер, потому что он делал это на время и пытался действовать все быстрее и быстрее. Это было не так утомительно, как следующая степень сложности, с которой он почти никогда не справлялся.

Нери вздрогнул, когда зазвонил телефон, остановил часы и наморщил лоб. Звонок, прозвучавший всего за несколько минут до того, как он хотел собрать вещи и уйти домой, ничего хорошего не предвещал.

Он ответил, и тон его был далеко не любезным. Тот, кто звонил, должен был понять, что мешает серьезной работе.

Это оказалась Габриэлла, в полном расстройстве и панике. Такой он ее не знал.

— Бабушка пропала! — кричала она в телефон. — Уже три часа, как ее нет. Прежде чем потревожить тебя, я искала ее повсюду, везде спрашивала. Никто ее не видел. Может, она блуждает по лесу и не может найти дорогу домой? Боже мой, Нери, что же делать? Она же не может ночевать на улице!

— Нет, конечно, нет. Расскажи спокойно, Габриэлла. Для волнения повода нет!

Когда Габриэлла теряла самообладание, он очень нравился себе в роли спокойного, уравновешенного человека, всегда сохраняющего холодную голову.

— Нет повода для волнения? — взвизгнула Габриэлла. — Ты что, шутишь? Моя мать больна, Донато! Она не помнит, как ее зовут и где она живет. Она не найдет дорогу назад, даже если пойдет к пекарю через три дома. А сейчас она сидит где-то в лесу одна-одинешенька и, наверное, ужасно боится. Вокруг нее хрюкают дикие свиньи, трещат ветками олени, а у нее нет с собой ни крошки хлеба, ни капли воды. И на ногах у нее всего лишь домашние тапочки. Может быть, она умрет там, в лесу, а я не должна волноваться?

Неделю назад Габриэлла неожиданно вернулась из Рима. На машине, забитой вещами под самую крышу, и с матерью на сиденье рядом с водительским.

— Ты же знаешь, как я люблю Рим, — объяснила Габриэлла ошарашенному мужу, который молча вынимал бабушкины чемоданы, сумки, ящики, кульки и пакеты из машины и ставил на тротуар. — Если бы все было так, как я хочу, я бы осталась там еще на несколько недель, да что там — месяцев…

«Как лестно! — подумал Нери. — Она, похоже, так истосковалась по мне, что совсем сошла с ума!»

— Но не получилось, — продолжала Габриэлла. — Мама не соображает, что делает, и представляет собой опасность для себя и для других. Я вынуждена была целыми днями сидеть дома и стеречь ее. А здесь я могу делать это лучше, чем в Риме. Поэтому я решила взять ее с собой.

В этот момент Нери хотелось крушить все подряд — настолько он разозлился. Хуже этого придумать было невозможно. Это было самое распоследнее дело! Габриэлла просто поставила его перед фактом. Теперь, с этого момента, его жизнь станет просто невыносимой. Каждое утро он с отвращением будет идти в бюро, а вечером — с отвращением возвращаться домой, потому что там его теща будет чавкать за ужином, а потом сидеть в его кресле перед телевизором и рассказывать о старых временах. Потому что болтала она беспрерывно. Ее долгосрочная память функционировала великолепно, вот только кратковременная стерлась. Поэтому он ничего и не заметил, хотя время от времени говорил с ней по телефону.

Она вышла из машины, широко улыбнулась, похлопала его по щеке и сказала:

— Мальчик, мальчик, мальчик… Ты стал таким худым! Тебя что, дома не кормят?

За ужином она проглотила такое количество еды, словно участвовала в американском конкурсе обжор с призом в пятьдесят тысяч долларов. Нери отказался в пользу тещи от половины порции макарон и отдал ей всю свою порцию мяса.

Габриэлла улыбнулась и посмотрела на него взглядом, который говорил: «Пусть ест, все уладится, просто завтра я приготовлю больше еды».

Но ничего не уладится. Теперь Нери это было понятно.

А сейчас старуха еще и пропала. Куда-то отправилась. Возможно, она сидит на каком-нибудь пеньке, ждет своего спасителя и злится все больше и больше, потому что его нет.

— Зачем ты вообще выпустила ее? Я имею в виду, а ты где была? И как она вышла из квартиры?

Нери подозревал, что избрал самый лучший способ не на шутку разозлить Габриэллу, но эти слова просто вырвались из него. Он сам не знал, почему не проглотил их молча.

— Черт бы тебя побрал, Нери! Ты что, всерьез считаешь меня такой идиоткой? Что я могу, по-твоему, сделать? Я же должна выйти хотя бы на минуту в «Алиментари», если мы не хотим подохнуть с голоду. Конечно, я закрыла квартиру, но она, наверное, перерыла весь ящик в коридоре и нашла ключи. Это действительно проблема, господин комиссар, — ядовито сказала она, — мы же не можем связывать ее и затыкать ей рот кляпом всякий раз, когда выходим на пару минут!

— Нет, мы так не можем, — подтвердил Нери, очень надеясь, что его теща навсегда исчезнет в темном лесу и никогда не появится снова.

— Сделай хоть что-нибудь! Ты же, в конце концов, полиция! — заорала Габриэлла в трубку.

— Ну и как ты себе это представляешь?

— Откуда я знаю? Это официальное заявление о пропаже человека, мой дорогой, и твоя проклятая обязанность — сделать все, что в человеческих силах! Собери коллег, друзей, добровольных помощников, соседей, всех, у кого есть ноги, чтобы они начали искать ее! И делать это нужно сейчас, пока не стемнело. Если мы не найдем ее в ближайшие два с половиной или три часа, ей придется ночевать в лесу. Если она вообще это выдержит.

— Я сделаю, что смогу, — вздохнул Нери. — Иди домой, Габриэлла, и оставайся на телефоне.

— Это очень любезно с твоей стороны, Нери, — прошептала она и положила трубку.

Нери на какой-то миг задумался, потом хлопнул в ладоши и начал звонить по телефону. Он использовал все возможности своей скромной власти, он поднял на ноги все, что только может поднять карабинер, чтобы найти старую, заблудившуюся и не совсем в своем уме женщину. В конце концов, речь шла о матери его жены.

— Не забывай, — сказал он Гротти, своему бывшему помощнику в Монтеварки, который поднимался по карьерной лестнице все выше и выше, — речь идет о жизни и смерти! Моя теща бродит где-то в лесу и никак не может найти дорогу домой. Она очень легко одета, и ей срочно нужно принять лекарство. Если она до завтрашнего утра его не получит, все будет кончено.

— Понимаю, — глухо пробормотал Гротти.

— Мне нужны все полицейские, которые только есть у тебя под рукой. Позвони коллегам, у которых сегодня выходной. Пусть они не только сами приезжают, но и приведут своих друзей, знакомых, родственников. Всех желающих. У каждого с собой должен быть карманный фонарик. Мне нужны собаки, джипы, словом, все, что только придет тебе в голову. Мы должны реализовать, так сказать, систему снежного кома. Каждый, кому ты позвонишь, должен позвонить другим. Я подниму по тревоге все, что только можно поднять в этой местности. Мы встретимся на площади в Амбре.

— Когда? — спросил Гротти, абсолютно убитый размахом происходящего.

— Немедленно! Я буду там. Сам буду руководить и рассылать отдельные группы. Все равно, когда они прибудут, я буду там.

Он положил трубку, очень довольный собой. Причина его неудач крылась в том, что он оказался в этом сырном гнезде. Он был специалистом и менеджером по действительно большим катастрофам. И лишь в таких случаях мог развернуться во всю мощь и продемонстрировать все грани своего мастерства.

Началась беспримерная акция.

На площади собрались карабинеры, лесники и целая толпа добровольцев. «Джипы», «фиаты» с приводами на все четыре колеса, мотоциклы для мотокросса, горные велосипеды разъезжались в леса и виноградники в поисках Глории, матери Габриэллы.

Они искали и после наступления темноты, поддерживая связь с помощью мобильных телефонов и радиостанций, но никого и ничего не нашли. Ни единого следа Глории.

В двадцать два часа тридцать минут в сотый раз зазвонил его телефон.

— Pronto, — сказал он твердым, уверенным голосом.

— Нери, — тихо отозвалась Габриэлла. — Нери, послушай, мама только что пришла домой.

— Как? Пришла домой? Откуда?

У Нери перед глазами все поплыло, и он почувствовал, как подкосились колени.

— Она была не в лесу. Она сидела у Силены и пила кофе. Они случайно встретились, разговорились, и Силена пригласила ее к себе домой. Похоже, они так хорошо беседовали, что мама осталась у нее на ужин и даже выпила пару бокалов вина. Силена только что привела ее домой. Она ведь живет всего в ста метрах от нас.

Нери ничего не мог ответить, настолько плохо ему стало. Какой стыд и позор! Он лихорадочно соображал, как теперь выйти из этого положения и, по возможности, с наименьшим ущербом.

Для того чтобы отозвать добровольных помощников из леса, понадобилось настоящее мастерство. Нери набирал номера телефонов, чтобы прекратить поиск, до тех пор, пока у него не заболели пальцы. Но через полтора часа, когда все разъехались по домам, в лесу остались еще пять человек, до которых невозможно было дозвониться, и они неутомимо продолжали поиски.

Нери сказал всем, что его теща Глория была найдена Габриэллой и их соседкой недалеко от Рапалы, где она собирала цветы и пела детские песенки. Когда он, крайне изможденный, далеко за полночь явился домой, Габриэлла обняла его.

— Ты ни в чем не виноват, Нери, — сказала она. — Никто даже подумать не мог, что она сидит у соседки. Я молюсь, чтобы для тебя все обошлось благополучно и без последствий. Но знаешь, постепенно я прихожу к мысли, что все, за что ты берешься, идет вкривь и вкось. Ты настоящий неудачник.

Нери боялся этого всегда. Оттого что Габриэлла сказала это еще и вслух, лучше ему не стало.

72

Магда пролистала все поваренные книги, стоявшие на полке над мойкой, но нигде не нашла листочка с рецептом, который разыскивала. В ящиках кухонного шкафа его тоже не было. Она даже поискала в своем письменном столе, хотя обычно не хранила там никаких рецептов.

Как жалко! А она уже представляла, как будет прекрасно, если Йоганнес, который приедет завтра вечером, получит сюрприз в виде своего любимого пирога. Но без рецепта этот пирог со сложной начинкой у нее никогда не получится.

Хотя Магда и не любила этого делать, вечером она позвонила родителям мужа. Рецепт этого пирога ей дала Хильдегард несколько лет назад, и она знала, что свекровь берегла рецепт как зеницу ока и хранила его в картонной коробке из-под обуви.

Уже после третьего звонка Рихард был у аппарата.

— Ах, Магда, — сказал он, — у тебя хорошие новости? Или почему ты звонишь?

— Привет, Рихард! — сказала Магда. — Я хотела испечь Йоганнесу пирог с вишнями. Передай, пожалуйста, трубку Хильдегард, мне нужен рецепт.

— Хильдегард у врача, — сказал Рихард, — это из-за спины. Ей становится все хуже. Я могу сказать, чтобы она перезвонила тебе, когда вернется от врача.

— Да, пожалуйста, скажи. А как твои дела? — спросила она скорее по обязанности.

— Да так себе. У меня много работы… Приходится заново привыкать. После такого длительного перерыва снова руководить — дело нелегкое.

— Как? Почему? А чем ты занимаешься?

— Я взял руководство фирмой на себя, пока ситуация с Йоганнесом не прояснится.

— А-а… — сказала она, — значит, так… Тогда все хорошо. И пожалуйста, передай от меня привет Хильдегард.

Она отключилась.

Еще какое-то время Рихард держал трубку в руке, раздумывая, не сделал ли он какой-нибудь ошибки.

Магда лежала в шезлонге и читала новеллу Герхарда Гауптмана, когда час спустя Лукас позвонил ей на мобильный телефон.

— Любимая, — нежно сказал он, — пожалуйста, не пугайся и не сердись, но я завтра не смогу приехать. Я просто не успеваю. На фирме так много еще нужно выяснить, и за короткое время сделать это просто невозможно.

Магда молчала. Чувство разочарования охватило ее. У нее не было слов. Целую неделю ее жизнь состояла только из ожидания, она уже начала считать минуты до его возвращения, а теперь вот такое. При этом он твердо обещал, он клялся, что будет здесь через неделю.

— Как долго еще? — выдохнула она.

— Почти неделю. В субботу вечером я вернусь.

— Почему, Йоганнес, почему? — снова спросила она, как будто не слышала его объяснений.

— Если я хочу быть с тобой, мне нужно взять на работу управляющего. Это ты знаешь. Иначе фирма развалится. А найти его очень непросто. А до тех пор, пока я его найду, нужно привести в порядок очень многое.

Магда окаменела.

— Давай поговорим в другой раз, — сказала она быстро, чтобы не закричать на него и не разрыдаться.

— Хорошо, сейчас закончим. Я тебе сообщу, каким поездом приеду в субботу. И пожалуйста, помни: я люблю тебя, что бы ни случилось.

Магда кивнула, но этого он не мог ни видеть, ни слышать, и положила трубку. Перед глазами у нее все плыло. Он соврал! На фирме нечего было делать. Руководство ею взял на себя его отец. И нанимать на работу управляющего ему не нужно было. Нет, была только одна причина, которая удерживала его в Берлине, — это Каролина.

Она еще некоторое время лежала в шезлонге, но уже не читала и не спала. Она чувствовала себя такой несчастной, что даже не могла заплакать.

Магда была погружена в свои мысли, когда после обеда ехала из Солаты в сторону Ла Роччи. По этой причине она не обратила внимания на движение в кустах и не сумела вовремя затормозить, когда какой-то зверек выскочил прямо на дорогу. Она услышала глухой звук, когда маленькое тельце ударилось об автомобиль. Животное пролетело по воздуху и осталось лежать в трех метрах от машины на скошенной траве на краю дороги.

Только сейчас Магда увидела, кто это, и пронзительно вскрикнула. Она выскочила из машины, опустилась на корточки перед лисицей и погладила ее.

Лиса тихонько скулила.

— Не бойся, лисичка, я отвезу тебя к ветеринару, все будет хорошо.

Худенькое тельце было целым на вид, теплым и гибким, но по мордочке текли тонкие струйки крови.

Она попыталась поднять зверька. От боли лиса хрипло залаяла, и Магда испуганно остановилась.

— Лисичка, — прошептала она, — лисичка, что с тобой? Мне так жаль, мне чертовски жаль, но я же тебя не заметила!

Добрых десять минут она сидела возле лисы и гладила ее по рыжей шкурке, пока не почувствовала, что сердце ее уже не бьется. Глаза зверька неотрывно смотрели на яркое солнце.

— Ты не должна умирать, — прошептала Магда, — пожалуйста! Ты так мне нужна…

Ее слезы капали на мертвое тельце.

— Едем со мной, лисичка, — сказала она тихо, — здесь тебе нельзя оставаться.

Она открыла багажник, осторожно подняла лису и аккуратно уложила в багажник. Потом медленно поехала к дому, словно тряска и толчки могли причинить животному боль.

До вечера она оставила лису в багажнике.

Приблизительно за час до захода солнца Магда начала копать могилу и, когда солнце скрылось за горами, похоронила лису рядом с Бинго. На могиле она посадила куст красных роз.

73

На следующее утро она проснулась пораньше, съездила в Монтеварки и купила там оливковое деревце.

74

75

Когда Лукас вышел из здания аэропорта во Флоренции, в лицо ударила такая жара, что ему показалось, будто он заходит в сауну. Уже на пути к стоянке такси его легкий пиджак стал неприятно теплым.

— Alla stazione,[65] — сказал он водителю и с облегчением опустился на сиденье.

С облегчением, потому что путешествие прошло прекрасно и до дома было уже недалеко. Еще час, и он обнимет Магду на вокзале в Монтеварки. Он был дома. Он никогда бы не поверил, что станет называть Тоскану своей родиной, а сейчас так оно и случилось. Всего лишь через несколько недель. В Берлине ему терять было нечего. Это он понял совершенно ясно.

Водитель такси молчал, жевал зубочистку и гнал машину по городу так, словно сидел за рулем скутера и мог силой проложить дорогу через переполненные улицы. Они домчались до вокзала за рекордное время, и Лукас успел на поезд в семнадцать часов девять минут, который шел до Монтеварки всего лишь полчаса.

Из поезда он позвонил Аннелизе. Вообще-то он собирался сделать это еще в пятницу в Берлине, но они встретились с Эрихом, чтобы выпить по глотку на прощание, и сначала отобедали в центре города в ресторане, а потом прошлись по пивным, и он забыл позвонить.

— Я только хотел поблагодарить за съемку, — сказал он Аннелизе. — Это было классно! Мне понравилось.

— Ах, да что ты! Что за слова? Я думала, ты больше не хочешь заниматься этим постыдным делом, деточка.

— Пожалуйста, Аннелиза, не будем начинать все заново. Я звоню из Италии, а по мобильному телефону это стоит целое состояние. Я хотел лишь сказать, что не буду играть в театре, но пару съемочных дней для телевидения смогу выкроить в любое время.

— Я так и поняла, — насмешливо сказала Аннелиза. — Я еще не настолько старая, чтобы забыть нашу милую беседу. Но я скажу тебе одно, деточка: это будет трудно. Чертовски трудно!

— Я знаю. — Лукас закатил глаза.

— Немецкое телевидение не будет ждать Лукаса Тилльманна, которого не знает ни одна свинья.

— Я знаю.

— Тогда все в порядке.

— Я скоро снова позвоню. Еще раз огромное спасибо за все.

— Не стоит, деточка, — пробормотала Аннелиза и положила трубку.

Лукасу показалось, что где-то на заднем плане пищала Паулинхен.

Магда стояла на платформе. Она не помахала рукой, когда увидела, что он выходит из вагона. Не бросилась ему навстречу. Лукас почувствовал, как все в нем сжалось от страха. Похоже, что-то случилось.

Он прижал ее к себе, но она стояла, опустив руки, и не отвечала на его объятия. Потом она слабо улыбалась.

— Я так рад снова быть с тобой! — сказал он и поцеловал ее. — Наконец-то я дома!

Отчуждение Магды беспокоило Лукаса, но он ничего не сказал, не стал ничего спрашивать, решив, что Магда сама все скажет. Ему не пришлось долго ждать.

— Ты наконец нашел управляющего?

Лукас кивнул. Он был захвачен врасплох и попытался на ходу сочинить правдоподобную историю.

— Да, наконец-то. Одного сорокачетырехлетнего шваба. Он производит впечатление воспитанного и честного человека. У него жена и двое детей. Он пять месяцев был без работы, потому что его последняя фирма обанкротилась, и очень обрадовался, что нашел место. Похоже, он очень старательный и быстро войдет в курс дела. Во всяком случае, у меня с первого момента сложилось о нем хорошее впечатление.

— Как ты его нашел?

— Через Интернет.

— И как его зовут?

— Грегор Маевски.

Магда внимательно посмотрела на Лукаса и тихо сказала:

— Какой же ты все-таки проклятый лгун!

Лукас почувствовал, как кровь ударила ему в голову.

Магда спокойно продолжила:

— На прошлой неделе я звонила твоим родителям. Я собиралась сделать тебе сюрприз и приготовить твой любимый пирог, но не нашла рецепт и хотела попросить Хильдегард, чтобы она мне его продиктовала. Она была у врача, и я поговорила с Рихардом. Он рассказал мне, что пока руководит фирмой.

«Вот дерьмо, — подумал Лукас, — глупее и не могло получиться!»

— Теперь я спрашиваю себя, что же такого неотложного ты должен был делать на этой неделе в Берлине? Во всяком случае, управляющего ты не искал, а этот господин Маевски — чистая выдумка.

Она холодно улыбнулась.

Лукас лихорадочно искал более-менее правдоподобное объяснение, но ему ничего не приходило в голову.

— Просто нужно было много чего решить, Магда, тысячи мелочей…

— И с Каролиной ты встречался, — спокойно сказала она. — Значит, все-таки… Значит, опять все сначала…

— Магда, Каролина мертва!

Магда не слушала и, не обращая внимания на его слова, продолжила:

— Ты соврал мне, потому что хотел, чтобы у тебя была целая неделя. Это все та же Каролина или уже другая женщина?

— Магда, мне очень жаль, что я соврал тебе, правда! Это глупость с моей стороны, но мне в Берлине очень нужно было время. Я не хотел, чтобы ты сердилась. Я боялся, что ты не поймешь, поэтому и рассказал тебе про управляющего. Мне так жаль…

— Почему ты делаешь это снова, Йоганнес? Зачем ты все разрушаешь?

— Нет никакой другой женщины, Магда! Для меня есть только ты. И никого больше.

— Да ты же опять врешь! — Ее голос дрогнул. Потом она вскочила и закричала высоким, пронзительным голосом: — Я не могу этого выдержать, я просто не могу! Ты изменяешь мне, ты ранишь меня! Почему? Зачем ты делаешь это? Скажи мне, Йоганнес, зачем?

Лукас молчал и смотрел в пол. Он не мог выдержать ее обвиняющего взгляда.

— Ты снова был у нее, да? Целую неделю. Ночь за ночью. Я права? Почему ты просто не признаешь этого? Почему ты продолжаешь врать? Это так унизительно, Йоганнес! Неужели я настолько мало для тебя значу, что ты не можешь сказать правду и откровенно поговорить со мной?

Лукас вспомнил слова доктора Нинбург: «…Вам придется сделать то, на что не решился ваш брат. Скажите, что хотите развестись с ней, потому что познакомились с другой женщиной, с которой хотите жить. Четко и ясно. Без всяких вокруг да около…».

Он посмотрел на Магду несчастным взглядом и решился.

— Да, — сказал он, — ты права. Есть другая женщина. Я просто не решался поговорить с тобой об этом.

— И в Берлине ты был с ней. — Магда внезапно стала белой как стена.

— Да.

— С Каролиной.

— Да.

Он просто сказал «да», потому что так было проще. Магда, очевидно, уже ничего не помнила о гибели соперницы в аварии. Слово «Каролина» была однозначным и не нуждалось в дальнейших пояснениях.

В глазах Магды стояли слезы. Она сидела, словно глядя внутрь себя, и казалась Лукасу такой ранимой и хрупкой, что ему захотелось обнять ее, но было уже поздно. Не задумываясь и помимо воли он принял стратегию, предложенную фрау Нинбург.

Казалось, это длилось вечность, но ни у кого из них не хватило мужества и сил, чтобы прервать молчание.

В конце концов Магда встала и ушла в дом.

Лукас в нерешительности сидел на террасе. Так испортить субботний вечер! Он не знал, что делать дальше. У него не было желания смотреть телевизор, а тем более что-то почитать. Он был слишком взволнован. Из спальни доносились всхлипывания Магды. Лукас слышал их даже на террасе, и сердце его разрывалось. Больше всего ему хотелось пойти в дом и лечь с ней рядом. Но он этого не сделал, потому что в голове у него царил хаос. Он больше не понимал, что правильно, а что нет.

В этот момент прозвучала мелодия из фильма «Крестный отец», и он воспринял почти как утешение то, что кто-то звонит ему. Это была доктор Нинбург.

— Вы благополучно добрались? — спросила она.

— Да, все хорошо. Спасибо.

— Надеюсь, я вам не помешала?

— Нет, совсем нет.

— У вас не очень-то веселый голос. Как обстоят дела с вашей невесткой?

— Плохо. Очень плохо. Мы поссорились, и ситуация еще больше накалилась. Я… — Он помедлил, встал и отошел подальше от дома, потому что боялся, что Магда его услышит. — В общем, я сказал, что разрываю с ней отношения. Как вы и советовали. Из-за другой женщины, без всяких «за» и «против». Я уже не помню, как это произошло, но все случилось так спонтанно, что я и сам испугался. Мне кажется, это не был хорошо обдуманный поступок, и теперь я чувствую себя очень скверно.

— Это понятно. Но вы сделали все правильно. Это был первый и, пожалуй, самый тяжелый шаг, чтобы выбраться из этой ситуации.

— Мне так хочется вернуть все назад!

— Не делайте этого! Ни в коем случае! — попросила доктор Нинбург так настойчиво, как только возможно было по телефону. — Вы должны пройти через это. Отбросьте все сомнения и оставайтесь сильным! Обязательно! Сейчас вам ни в коем случае нельзя сломаться!

— Легко сказать…

— Я знаю. Но вы сможете. В этом я уверена.

— Надеюсь, — сказал Лукас, хотя знал, что ему с этим не справиться.

— Я не ожидала, что вы так быстро последуете моему совету и воплотите его в жизнь. Но тогда мой визит в Тоскану приобретает еще больше смысла. Магда сейчас на самом дне своих чувств, и она там совсем одна. Это хорошие предпосылки для терапии. — Доктор закашлялась, и Лукас терпеливо ждал, пока она успокоится. — Я вот почему звоню вам, господин Тилльманн. Вы уже нашли время, чтобы заказать мне номер в гостинице?

— Нет, я сделаю это завтра с утра. В «Альберто» в Амбре. Там всегда есть свободные места. Даже во время сезона. Не беспокойтесь. Только это совсем обычная гостиница. Правда, поблизости есть еще одна, но номер в ней стоит четыреста евро за ночь, а для меня это немного дороговато.

— Никаких проблем, — сказала доктор Нинбург, — не ломайте себе над этим голову. Меня все устроит. Я просто решила удостовериться, что номер заказан и завтра вечером я не останусь на улице.

— Этого не будет, я вам обещаю.

— Можете не встречать меня на вокзале. Я возьму машину напрокат и в понедельник утром приеду в Ла Роччу. Вам подойдет в десять утра?

— Да, это замечательно! Вы себе не представляете, как я рад… Похоже, мне сейчас ваша помощь нужна больше, чем Магде. Я не знаю, как справлюсь в одиночку с этой ситуацией.

— Продержитесь до послезавтра, а потом мы поговорим обо всем, хорошо?

— Да. Я жду вас. Я должен подготовить Магду к вашему визиту?

— Это не повредит. В настоящее время ей не рекомендуются постоянные сюрпризы. Магде нельзя терять почву под ногами. Ее нужно поддержать, а не еще больше запугать.

— Хорошо, я поговорю с ней.

— Прекрасно! Тогда я желаю вам всего хорошего! Увидимся в понедельник.

— Спасибо, большое спасибо. До понедельника!

Лукас отключил мобильный. Он заметил, что телефон нужно срочно зарядить, и решил лечь спать, подключив его на ночь к розетке.

Войдя в спальню, он увидел, что Магда крепко спит.

Лукас еще долго лежал без сна и слушал, как кричит сыч и шумит ветер в ветвях деревьев.

Когда первые тусклые лучи утра поднялись над холмами, ему стало ясно, что он сделал самую большую ошибку в своей жизни. Он хотел любить ее и жить с ней. Она вытеснила боль от потери Йоганнеса, но это временное нарушение сознания можно было исправить. Во всяком случае, он не помог Магде, снова причинив ей боль.

Он решил, что попросит у нее прощения. Пусть даже доктор Нинберг считает это ошибкой. Он объяснит, что в его жизни не существует никакой другой женщины, что ее никогда не было и не будет. Каролина мертва, и Магде больше нечего бояться. Он обнимет ее и пообещает никогда ей не лгать. Никогда. Что бы ни случилось. А потом он подарит Магде цепочку, которую купил для нее в Берлине. Из-за вчерашней ссоры он не успел ее отдать. Тонкая золотая цепочка с аквамарином в форме капельки, похожей на слезу, превратившуюся в драгоценность.

Магда была любовью всей его жизни, и он скажет ей об этом.

Завтра утром. Или, точнее, сегодня утром за завтраком, через несколько часов.

Она все поймет и простит. В этом он был совершенно уверен.

«Все будет хорошо, — подумал он, — все будет хорошо».

76

Она плакала до тех пор, пока не уснула. Целый вечер она надеялась, что он придет, приляжет рядом с ней, обнимет ее… Но он не пришел.

В конце концов Магда уснула.

Она проснулась в шесть часов утра, голова гудела, и она чувствовала, что глаза заплыли.

Йоганнес лежал рядом с ней. Она не слышала, как он вошел в спальню, но видела, что он спит глубоко и крепко. Его дыхание было ровным.

Магда тихо встала, накинула банный халат и надела тапочки. Потом пошла в ванную и почистила зубы. Она стояла под душем, и в голове у нее вертелась одна и та же мысль: «Он все разрушил».

Она надела шорты и футболку и пошла в кухню. Радиобудильник в спальне включится только в семь утра. Времени было достаточно, потому что пройдет еще не менее получаса, пока он спустится вниз.

Она открыла дверь террасы и вышла на улицу. День снова обещал быть жарким. Но пока еще было прохладно. Она глубоко вздохнула и запрокинула голову, наслаждаясь свежим утренним воздухом.

Сомнений не осталось. Все было правильно и хорошо.

Магда пошла назад в кухню и поставила воду для чая. Потом вытерла кухонный стол и поставила на него два ярко-синих набора посуды, разложила ножи и вилки, расставила тарелки с салями, пекорино и редиской.

Когда вода закипела, Магда заварила чай и принялась готовить мюсли для Йоганнеса. Нарезала фрукты мелкими кубиками. Целое яблоко, половина банана, половина апельсина. А сверху три столовые ложки мюсли.

Она услышала, как наверху открылась дверь спальни, а вскоре хлопнула дверь в ванной. Значит, он встал. Еще десять минут, и он придет сюда. С молоком она решила пока подождать, чтобы мюсли не стали слишком мягкими.

Яд был у нее в кармане. Он ничего не заметит и не почувствует боли. Это было ее долгом перед ним.

Она ждала с нетерпением. Ходила по кухне, почистила машинку для нарезки хлеба, составила список покупок и посмотрела в кухонном шкафу, нет ли среди консервов банок с просроченной датой.

Через семь минут Магда решила, что время настало. Она вытащила бутылочку из кармана, открутила крышку и добавила в молоко двадцать капель.

Теперь пути назад уже не было.

Лукас чувствовал себя уверенно, когда проснулся в то утро. Он с трудом дождался момента, когда увидит Магду и сможет поговорить с ней, чтобы весь этот кошмар, тяготивший его душу, наконец исчез. Он быстро принял душ и надел джинсы и синюю футболку, потому что знал, что она ей особенно нравится.

Потом отключил от розетки уже полностью зарядившийся мобильный телефон, сунул его в карман брюк, достал из дорожной сумки маленькую коробочку и пошел вниз.

Магда улыбнулась, когда Лукас зашел в кухню. Он подошел к ней, крепко обнял и поцеловал.

— Пожалуйста, забудь все, что я сказал вчера вечером. Это была ложь. Нет никакой другой женщины, не существует никакой Каролины. В моей жизни есть только ты.

На какой-то миг Магда ему поверила, но потом ее снова стали мучить сомнения. Зачем же тогда он рассказал ей эту сказку о поисках управляющего? В этом не было никакой необходимости, если ему нечего скрывать.

Нет. Все правильно. Она уже приняла решение.

Лукас сел за стол и начал есть мюсли.

— Давай сегодня поедем к морю, — предложил он. — Прогуляемся по пляжу, немножко поплаваем, а потом я приглашу тебя в прекрасный рыбный ресторан. Что ты об этом думаешь?

— Это было бы чудесно, — сказала она робко.

— Ах! — воскликнул он и подскочил. — Чуть не забыл! У меня же есть подарок для тебя. — Он подал ей маленькую бархатную коробочку. — Открой!

Магда открыла. Аквамарин заблестел в лучах солнца.

— Да это же мечта… — прошептала она. — Как прекрасно!

Лукас довольно засмеялся.

— Я надеялся, что он тебе понравится.

Он съел еще несколько ложек мюсли. Магда налила ему чаю.

— Мы можем взять номер в гостинице и остаться дня на два-три у моря, если ты захочешь.

— Лучше не надо, — помедлив, ответила она. — Я не знаю точно, когда приедет Торбен. Будет ужасно, если нас здесь не окажется.

Лукас вздрогнул. Но у него не было времени, чтобы как-то отреагировать на ее слова, потому что ему стало плохо. Ужасно плохо. Он заметил, что тело уже не повинуется ему, а мысли путаются.

«Так вот что произошло с Йоганнесом, — успел еще подумать он, — а теперь и я…»

Потом он наклонился и упал со стула.

Магда опустилась на колени рядом с ним.

— Любимый, — прошептала она, — ничего страшного, тебе не будет больно, я помогу тебе.

Она подняла ему веко. Лукас уже был без сознания.

Магда некоторое время наблюдала за ним, гладила его по щекам, а потом пошла к кухонному столу, в котором лежал шприц.

Пришлось расстегнуть ему пояс и застежку-молнию, чтобы опустить джинсы до колен. Потом она ввела Лукасу в бедро сукцинилхолин, взяла его за руку и нежно ее погладила.

— Прощай, — прошептала она, — куда бы ты сейчас ни шел. У нас с тобой было прекрасное время, и я тебя никогда не забуду. Жаль тебя, жаль нас, Йоганнес. Жаль, что ты познакомился с Каролиной, ведь у нас могло бы быть еще много хороших лет впереди. Мой друг, любимый мой, спи спокойно, усни навсегда.

Она поцеловала его в голову и пощупала пульс. Его сердце еще билось.

— Еще одна минута, уже недолго, и твоя душа улетит отсюда, Ганнес. Мне жаль, что пришлось так поступить. Но я никогда больше не смогла бы верить тебе. И я не хотела оставлять тебя другой женщине. Был только этот, единственный выход. Чао, любимый.

Голова Лукаса дернулась, и она увидела, как забилась артерия у него на шее. А потом он испустил дух.

Магда больше не чувствовала его пульса. Лукас был мертв.

Немного погодя она пошла в огород и начала рыть могилу. Первые полчаса она работала быстро и смогла сделать много, но потом силы оставили ее. Она даже не представляла, что так трудно копать яму. Но почва в Ла Рочче была каменистой, а она не думала, что работы будет так много.

Через два часа у нее почти не осталось сил, и пришлось сделать перерыв.

Через час она продолжила работу. Она копала и копала. Она боролась. Натерла мозоли, исцарапала ладони. Пот стекал у нее по лбу, волосы прилипали ко лбу. Она сделала небольшой перерыв на еду и продолжала копать. Когда могила показалась ей достаточно глубокой, она уснула на два часа.

После этого она принялась упаковывать труп. До того как натянуть мешок для мусора на голову Лукаса, она поцеловала его.

— Я так сильно тебя любила, Йоганнес, — прошептала она. — Может быть, мы когда-нибудь увидимся снова. В другой жизни.

Она перевязала труп в мусорном мешке клейкой лентой. Как пакет.

После захода солнца она начала перетаскивать его из кухни к могиле. Темнело очень быстро. Она волокла его на шерстяном одеяле, но все равно это была пытка. Безжизненное тело было слишком тяжелым.

И только после полуночи ей это наконец удалось. Она сбросила труп в подготовленную могилу, засыпала его землей, посадила сверху оливковое деревце и тяпкой выровняла землю.

После этого она уселась за большой деревянный стол перед домом и выпила бокал вина. Ее муж был мертв. Она убила его и похоронила.

И в ночной тиши она тихонько запела:

Закричал сыч, но она его не слышала.

Она ушла в дом и легла в постель. Совершенно спокойная, совершенно довольная, она уснула очень легко.

77

Ровно в десять часов утра в понедельник фрау Нинбург приехала на взятой напрокат машине в Ла Роччу.

Дверь дома была распахнута.

— Алло! — тихо позвала она. Потом чуть громче: — Buongiorno! Здесь есть кто-нибудь?

Магда вышла из-за угла дома и удивленно остановилась, увидев высокую пожилую женщину у дверей.

— Добрый день, — начала доктор. — Моя фамилия Нинбург. А вы фрау Тилльманн?

Магда лишь кивнула и скрестила руки на груди.

— Извините, что так врываюсь… Я, собственно, хотела поговорить с господином Тилльманном.

— Его здесь нет. Он в Риме. Думаю, он вернется в конце недели.

Фрау доктор Нинбург задумалась. Все это дело было крайне запутанным. Естественно, фрау Тилльманн считала Лукаса своим мужем, но почему она сказала, что он уехал в Рим? Или сейчас она вспомнила исчезнувшего Йоганнеса? Тогда это означало бы, что она мыслит совершенно здраво. Нет. Такого доктор допустить не могла. Все, что рассказал ей Лукас, не было похоже на временное состояние.

— Вы говорите, ваш муж сейчас в Риме? Это странно, потому что мы твердо договорились встретиться сегодня в десять часов здесь. Разве он вам ничего не говорил?

— Нет, не говорил, — нервно вздохнула Магда.

— Что-то я ничего не понимаю. Дело в том, что я специально приехала в Италию, чтобы увидеться с ним.

— А что вам от него нужно?

— Речь идет о сложной проблеме, которую мы хотели обсудить.

— Ага.

«Боже мой, какая закрытая женщина, — подумала Мехтхильд Нинбург, — просто ужасно!»

— Хорошо, я попытаюсь позвонить ему.

Госпожа Нинбург набрала номер мобильного телефона Лукаса. Вызов шел долго, но он не отвечал.

— Никто не берет трубку, — сказала она Магде. — Вы уверены, что ваш муж в Риме?

Магда постепенно начала терять терпение:

— Если он сказал, что поедет в Рим, значит, он поехал в Рим. А где ему еще быть?

«В Риме Лукаса точно нет, — подумала фрау Нинбург, — но где же он тогда? С ним что-то случилось или он просто здесь больше не живет? Возможно, он потому так резко и бесповоротно расстался с Магдой, что уже не мог переносить ее присутствия».

— Вы не будете возражать, если я немного подожду? Я уверена, что он скоро появится. Дело в том, что еще в субботу вечером мы разговаривали с ним по телефону и договорились о встрече именно здесь. Если бы он собирался уехать в Рим, то сказал бы мне об этом.

Магда указала на стол перед домом.

— Мне все равно, можете присаживаться.

— Спасибо, это очень любезно с вашей стороны.

Фрау Нинбург уселась за стол. Магда появилась немного погодя с бутылкой минеральной воды и двумя стаканами. Она налила воду, и по ее движениям и застывшему выражению лица было видно, с какой неохотой она все это делает.

— У вас очень красиво, — сказала доктор Нинбург улыбаясь, — просто фантастическая усадьба! Прекрасный вид, и это спокойствие… Как-то непривычно для жителя большого города. Наверное, ночью здесь можно долго лежать без сна только потому, что слишком тихо.

— К этому привыкаешь. Сначала было странно. Это правда.

— Так вы уже давно в Тоскане?

— Десять лет. Но дом был готов только четыре года назад.

Фрау Нинбург кивнула.

— Можно вас поздравить, это действительно необыкновенный дом!

Разговор не клеился.

«Как же подобраться к ней? А ведь этот твердый орешек нужно как-то расколоть!»

— Ваш муж не вернется, фрау Тилльманн, — внезапно в полной тишине сказала доктор Нинбург, — он бросил вас ради другой женщины. Это он сказал мне вечером в субботу.

Магду охватила дрожь. «Эта женщина противная, как навозная муха! Пора избавиться от нее».

— Не понимаю, какое вам до этого дело.

— Ваш муж не в Риме. Возможно, он на пути в Германию к своей любовнице. Он не вернется в субботу, он вообще не вернется. Не упрекайте себя ни в чем, фрау Тилльманн. Вы остались одна и должны думать о том, как определиться в новой ситуации.

Магда вскочила и бросилась в дом.

«Она убежала, не выдержала разговора. Ладно, это предсказуемая реакция, — подумала доктор. — Но она вернется. Волк, когда ему бросают кусок мяса, тоже убегает, а потом медленно и осторожно возвращается назад».

Поэтому фрау Нинбург и не делала ни малейших попыток уйти. Что-то здесь было не так. Она еще вчера вечером удивилась, узнав, что для нее не был заказан номер «Альберто ди Амбра», но списала случившееся на халатность портье и особо не раздумывала об этом, тем более что в гостинице оказалось достаточно свободных мест. Она даже получила номер с видом на Амбру. Прежде чем лечь спать, она еще полчаса сидела на балконе, глядя на реку и на огни старого города, и была счастлива, что ее поселили с этой, а не с другой стороны гостиницы, прямо возле магистральной улицы, где днем и ночью по дороге между Ареццо и Сиеной шли грузовые машины.

Вечером она не стала звонить Лукасу, решив выяснить в понедельник утром, что произошло. И вот теперь она не смогла увидеться с ним. Такого она даже предположить не могла. А подобное поведение — не явиться на встречу, не предупредив заранее, — никак не соответствовало тому Лукасу, с которым она познакомилась.

Поэтому она была исполнена решимости остаться здесь и выяснить, почему запланированная встреча не состоялась.

Доктор Нинбург встала, чтобы осмотреться и немного размяться. После перенесенного два года назад тромбоза левого колена ей было тяжело долго сидеть.

Она прошлась вокруг дома, пытаясь составить себе портрет женщины, которая проводила здесь лето. Огород был неухоженным, но взгляду, который она успела бросить через окно, открылась чисто убранная комната и обстановка, отличающаяся изысканным вкусом.

«Почему Лукас подвел меня? — раздумывала она. — Почему? Должна же быть какая-то причина…»

Она вытащила из сумки мобильный телефон и снова набрала номер Лукаса.

И мгновение спустя раздалась мелодия из фильма «Крестный отец». Мелодия телефона Лукаса. Правда, музыка была очень тихая, но она ее услышала.

Она удивленно оглянулась. Значит, Лукас где-то поблизости… Но она его не видела, хотя весь огород был как на ладони. Здесь негде было спрятаться. Потом включилась голосовая почта.

— Лукас, — сказала она, — ради бога, Лукас, где вы? Это Мехтхильд Нинбург. Пожалуйста, перезвоните мне!

Она отключила мобильный телефон.

Размышляя, она медленно шла через огород. Что произошло? Почему она услышала мелодию телефона Лукаса?

Оливковое дерево неподалеку было посажено совсем недавно, это было видно сразу. Странно, что для него выбрали место на грядке с овощами…

Она посмотрела в сторону дома. Магды нигде не было видно.

Она еще раз набрала номер телефона Лукаса и снова услышала тихую мелодию.

Мехтхильд Нинбург присела, пытаясь понять, откуда доносится музыка. И ей бросилось в глаза то, чего она не заметила раньше: земля вокруг деревца была слегка приподнята. Узкий продольный бугорок.

Ее сердце билось как бешеное, когда она с трудом поднялась и подошла к этому месту. Теперь она видела совершенно ясно: свежая земля имела форму и размеры могилы.

Трясущимися губами она пробормотала молитву и в третий раз нажала на кнопку вызова.

И снова мелодия из «Крестного отца». Тихая, но очень отчетливая.

У фрау доктора Нинбург мурашки поползли по телу. Ее охватил страх, смертельный ужас, который люди чувствуют за мгновение до того, как начнется землетрясение.

Магда наблюдала за фрау Нинбург из окна кухни. Именно там, где она вчера похоронила Йоганнеса, стояла эта отвратительная ищейка. Что их связывало? Почему она поехала за ним в Италию? И почему бы ей просто не исчезнуть и не оставить ее в покое?

Она уже собралась вынести кофе с молоком на террасу, когда увидела, что доктор опустилась на колени и приложила ухо к грядке.

Музыка доносилась из-под земли. Сейчас ее было слышно лучше. Эта медленная, меланхоличная мелодия разрывала душу. Никто не закопал бы исправный мобильный телефон на грядке с овощами. Лукас был здесь. Совсем рядом. Она нашла его могилу.

Решение пришло быстро. Кофейная чашка, которая предназначалась для терапевта, имела небольшую щербинку на ручке. Магда добавила капли в ее чашку с кофе и вышла на террасу.

Прошло несколько секунд. Фрау Нинбург услышала, что Магда зовет ее, и посмотрела в сторону дома. Магда вышла с двумя чашками кофе.

Ей все стало понятно: Магда Тилльманн была убийцей. Она убила своего мужа Йоганнеса и, вероятно, своего зятя Лукаса. Словно черная паучиха, которая пожирает самцов после спаривания.

Она, лихорадочно соображая, что же делать, поспешно поднялась с земли в надежде, что Магда не следила за ней и ничего не заметила.

— Иду! — крикнула она, направляясь к террасе. Ужас от только что пережитого все еще не отпускал ее.

— Я приготовила кофе, — сказала Магда, — а здесь есть немного печенья. Думаю, теперь мы сможем поговорить.

«Откуда такая внезапная смена настроения? — подумала доктор Нинбург. — За десять минут произошел поворот на сто восемьдесят градусов — от абсолютного отторжения к дружескому расположению. Странно».

— У меня кофе легендарный, — сказала Магда с улыбкой. — Лучше, чем в баре. Я очень им горжусь.

Фрау Нинбург давно уже не пребывала в таком смятенном расположении духа. Она сидела здесь, на солнце, с женщиной, которая не знала пощады, которая, вероятно, только вчера закопала свою очередную жертву. Ни в коем случае нельзя ее настораживать. Лучше спокойно выпить кофе, мило поговорить с ней, попрощаться и побыстрее ехать в полицию.

78

Хильдегард знала, что своими постоянными звонками действует Лукасу на нервы. Уже с субботнего вечера он был в Италии, но даже не позвонил ей и не рассказал, как добрался. Наверное, для него и это было слишком много. Целое воскресенье она сердилась из-за этого, но все-таки сопротивлялась желанию позвонить. Хотела доказать себе, что выдержит два дня без телефонного разговора с сыном.

Но в понедельник терпение ее закончилось. Она провела ночь без сна и очень нервничала. А вдруг это не просто забывчивость? Возможно, была какая-то другая причина. Ей хотелось услышать его голос, чтобы хватило сил и дольше выдерживать эти бесконечные терзания из-за Йоганнеса.

Сначала она позвонила на мобильный телефон Лукаса. Вызов шел долго, но включилась только голосовая почта.

Руки Хильдегард дрожали, когда она набирала номер телефона в Ла Рочче.

От кофе поднимался пар.

— Вы любите кофе с молоком? — спросила Магда.

— О да, очень.

— Тогда приятного аппетита.

Кофе был для доктора Нинбург слишком горячим. Она взяла чашку и стала дуть на него, когда в доме зазвонил телефон.

Магда никак не отреагировала на звонок.

— Вы не хотите подойти к телефону? — спросила фрау Нинбург с удивлением.

— Нет.

— А почему?

— Потому что меня это не интересует. Мне все равно, кто звонит. Кроме того, я не хочу быть невежливой. Мне хочется посидеть с вами и поговорить спокойно.

— Но вы не ведете себя невежливо, наоборот.

Телефон все еще звонил. Магда пригубила кофе и положила ногу на ногу.

Ее поведение насторожило фрау Нинбург, и ей в голову пришла мысль, что кофе может быть отравлен. Поэтому для Магды так важно, чтобы она его выпила.

— Но ведь это может звонить Йоганнес, — сказала доктор тихо.

Магда на мгновение замерла, потом провела рукой по волосам и побежала в дом.

Мехтхильд Нирнбург подумала, не поменять ли чашки, но потом увидела небольшую щербинку на ручке. Магда сразу заметит подмену. Поэтому она встала, вылила кофе в траву и только успела снова сесть за стол, как Магда вышла из дома.

— Когда я взяла трубку, тот, кто звонил, уже отключился, — сказала она. — Но если это Йоганнес, он обязательно перезвонит.

Доктор Нинбург поставила пустую чашку на стол и встала.

— Кофе был замечательным, фрау Тилльманн, но мне уже пора. При первой же возможности я приеду снова. Спасибо вам за все.

Она подала Магде руку, взяла сумочку и направилась к своей машине. Запуская двигатель, она надеялась, что шла не слишком быстро и Магда ничего не заподозрила.

В зеркале заднего вида она видела, что Магда, надев темные очки, смотрит ей вслед.

79

Центральный бар населенного пункта был местом решения всех проблем, это она знала с тех пор, как провела когда-то отпуск в Сардинии. Поэтому она спросила в «Делла пьяцца», есть ли здесь кто-нибудь, кто говорит по-немецки и по-итальянски, чтобы помочь ей с переводом. Ей дали адрес и номер телефона Катарины.

Мехтхильд Нинбург поехала прямо в Рапале.

Катарина работала над картиной, но внезапный визит ей не помешал, и она встретила доктора так сердечно, как будто знала ее уже много лет.

— Чем я могу помочь вам?

— Речь идет о синьоре Тилльманн, — осторожно начала доктор Нинбург, — и о ее исчезнувшем муже. Я сделала неожиданное открытие и хотела попросить вас пойти со мной в полицию. Из-за незнания итальянского языка я не могу сообщить карабинерам то, что должна.

Катарина, казалось, обрадовалась.

— Магда Тилльманн — моя очень хорошая знакомая, можно сказать, подруга. И я, конечно, с удовольствием помогу вам. Но я считала, что ее муж вернулся…

— Нет. У нее гостит его брат. Может быть, из-за этого пошел слух, что ее муж вернулся из Рима.

— Да, возможно. Но что случилось? Я имею в виду, что за открытие вы сделали?

— Может, я объясню вам это в машине? Я очень тороплюсь. Нам нужно срочно ехать в полицию!

В машине она рассказала Катарине все, что знала, не умолчав и о жутком звонке, прозвучавшем из-под земли.

Они мчались по узкой извилистой дороге в Амбру. Катарина слушала молча и ни разу не перебила фрау Нинбург. Только когда та закончила свой рассказ, сказала глухим голосом:

— Я не могу в это поверить!

— Понимаю. Но сейчас важно, чтобы все, что я рассказала, вы как можно точнее передали в полиции. Сможете?

— Конечно. Итальянский для меня такой же родной язык, как и немецкий. Но все это кажется мне кошмарным сном.

Нери приветствовал обеих женщин чрезвычайно предупредительно, предложил им присесть и описать проблему.

Катарина была очень взволнована, ее глаза лихорадочно блестели, когда она рассказывала всю эту историю.

У Нери закружилась голова, его бросило в жар, потому что именно он не проверил личность якобы снова появившегося мужа. Синьор Тилльманн также не приехал, чтобы предъявить водительское удостоверение, которого у него не было с собой при проверке на дороге.

— Дело в том, что исчезли оба брата, Йоганнес и Лукас Тилльманн. Синьора Нинбург предполагает, что они закопаны в огороде. По какой причине — вы только что слышали. Вы должны что-то предпринять, и немедленно! — заявила Катарина.

— Я займусь этим, — уклончиво ответил Нери.

Катарина перевела его слова.

— Нет, просто заняться этим недостаточно! — сказала доктор Нинбург по-немецки, и ее голос стал строже. — Проведите обыск в доме, перекопайте огород. Поговорите с этой женщиной. Может быть, мы имеем дело с серийным убийцей. Что-то нужно делать!

В этот момент в комнату зашел Альфонсо.

— В чем дело? — спросил он.

Нери описал ситуацию в нескольких словах. Альфонсо наморщил лоб.

— Мы все проверим, синьора, — сказал он серьезно. — Я вам это обещаю.

— Когда?

— Немедленно.

— Это хорошо. И просто необходимо. Чтобы у синьоры не было возможности скрыться в Германии.

Фрау Нинбург и Катарина вышли из бюро.

Нери посмотрел на своего коллегу.

— Что ты думаешь об этом деле?

— Да, звучит все это не очень хорошо, — ответил Альфонсо. — Во всяком случае, у меня есть желание взглянуть на эту синьору. Мы запросим разрешение на проведение обыска в доме и, кроме того, перекопаем участок.

Нери приподнял бровь и насмешливо улыбнулся.

— Делай то, чего нельзя не сделать, коллега. Я уже обжегся на поисках тещи, и мне не нужна еще одна акция, которая с треском провалится. Я в этом не участвую.

«Опыт — лучший учитель», — подумал Нери и почувствовал себя просто великолепно из-за того, что дал Альфонсо такую отповедь и переложил на него ответственность за этот случай.

Случай, который в глазах Нери никогда не был уголовным делом.

Альфонсо вошел во вкус и в тот же день после обеда сделал все, чтобы получить ордер на обыск в Лa Рочче. В доме и на участке.

Он предъявил Магде судебное решение, которое она даже не удостоила взглядом.

— Где ваш муж, синьора? — спросил Альфонсо.

— Он в Риме. Но скоро вернется.

Альфонсо кивнул.

— Хорошо. Если вы не возражаете, мы пока немного осмотримся.

Магда сделала широкий приглашающий жест, что означало: пожалуйста, на здоровье! Делайте то, без чего не можете обойтись.

Альфонсо и Нери пошли прямо в огород.

— До того как мы начнем копать и затребуем подкрепление, давай-ка позвоним трупу! — ухмыльнулся Альфонсо.

Нери промолчал. Ему было не до шуток.

Из кармана пиджака Альфонсо выудил лист бумаги, на котором был записан номер мобильного телефона Лукаса Тилльманна. Он набрал его на своем телефоне и приложил палец к губам, призывая Нери к молчанию.

Мелодия из «Крестного отца» тихо, очень тихо, словно из иного мира, пробилась сквозь землю, постепенно становясь все громче.

— Porcamiseria, — прошептал Альфонсо, и холодный пот выступил у него на лбу.

Нери зажал рот ладонью. Ему казалось, что он теряет сознание.

Мелодия умолкла. Альфонсо набрал номер снова. И снова прозвучала музыка из глубины.

И тогда Альфонсо сделал то, что утром уже проделала доктор Нинбург. Он опустился на колени и приложил ухо к земле, чтобы еще раз убедиться, что четко слышит нечто чудовищное.

А потом он вдруг заторопился.

— Мне нужна лопата! — закричал он. — Проклятье, здесь лежит труп, Нери! Синьора закопала своего мужа, а мобильный телефон все еще работает! Что происходит? — Он вытер пот со лба. — Быстро, Нери, тащи из машины инструменты, а я пока арестую синьору. Не хватало еще, чтобы она сбежала!

Нервное возбуждение Альфонсо передалось Нери, и он бросился к машине. Альфонсо зашел в дом.

Магда сидела за кухонным столом и писана письмо.

— Синьора Тилльманн, — сказал Альфонсо твердо, — у нас есть основания предполагать, что на вашем участке зарыт труп. Сожалею, но я должен взять вас под временный арест.

Магда посмотрела на него так, словно не поняла ни слова. Она выглядела совершенно безучастной, когда Альфонсо надел на нее наручники и повел к машине карабинеров. Там он попросил ее занять место на заднем сиденье и пристегнул ее к ручке дверцы.

Когда он вернулся в огород, Нери как раз начал копать. Именно там, где раздавалась мелодия из фильма «Крестный отец», звучавшая в его ушах, словно насмешка. Альфонсо стоял, широко расставив ноги, и наблюдал за Нери.

— Копать нужно быстро, но осторожно, — предупредил он, — чтобы ничего не нарушить.

Нери старательно копал, хотя и считал, что было бы намного лучше, если бы Альфонсо не нависал над ним, словно бог-громовержец. И через несколько минут отбросил землю с пластикового мешка.

— Ты видишь это, Нери?! — заорал Альфонсо и указал на мешок для мусора. — Черт возьми еще раз, ты видишь? Это же с ума сойти… Быть такого не может!

Нери не мог произнести ни слова.

Альфонсо опустился на колени и надорвал мусорный мешок с той стороны, где, как ему казалось, была голова трупа. Когда появилось бледное лицо Лукаса, он страшно закричал:

— Oh Dio, oh Dio, oh Dio!

Перед глазами Нери все плыло. Значит, Габриэлла снова оказалась права!

Альфонсо потрясенно смотрел на него.

— Vaffanculo![66] — проревел он. — Ничего страшнее я не знаю!

Такое же впечатление было и у Нери.

— Это синьор Тилльманн, — сказал он.

— Синьор Тилльманн? — Альфонсо прищурился и наморщил лоб. — Тот, которого синьора заявила как без вести пропавшего шесть недель назад?

Нери кивнул.

— Скажи-ка, Нери, — Альфонсо ободряюще, а может снисходительно, похлопал его по плечу, — на какой планете ты, собственно, живешь? Я бы хотел иметь мобильный телефон, у которого аккумулятор держит заряд целых шесть недель! Ты считаешь, что синьор Тилльманн лежит здесь полтора месяца, бодро говорит по телефону и выглядит таким свеженьким, как этот мертвец? В соответствии с обстоятельствами немножко бледный, а так вообще-то ничего… Ты что, серьезно в это веришь, коллега?

То, что он снова сделал неправильные выводы и сморозил глупость, Нери понял только сейчас. Но он даже не пытался оправдываться. Все это уже не имело никакого смысла.

На какое-то время Альфонсо замолчал, потом показал на второе оливковое дерево.

— Смотри, коллега, вон еще одно! Давай посмотрим, есть ли во всем этом система. А вдруг мы найдем настоящего синьора Тилльманна.

Он взял из рук Нери лопату и начал копать под второй оливой.

И все повторилось. Сначала он освободил из-под земли пластиковый мешок, а потом и голову трупа. Но в этот раз пластик на лице был разорван.

— Ты только посмотри! — сказал Альфонсо. — Значит, мы не первые, кто сделал это ужасное открытие. До нас определенно кто-то здесь побывал. Какой-то человек или, может, стадо диких свиней… А это ты видишь? — спросил он Нери, который боролся с приступом рвоты. — Нет, ты посмотри сюда! Он здорово разложился. Как и положено тому, кто уже несколько недель наблюдает за редиской снизу. С большой долей вероятности это труп твоего синьора Тилльманна. Но кто тот, первый, знают только боги.

Альфонсо обессиленно присел на камень.

— Вызывай подкрепление, Нери, — сказал он. — Здесь нужны люди, которые перероют весь огород очень тщательно, участок за участком. Пусть приезжают специалисты-трассологи, и немедленно! Нам не стоит прикасаться к трупам.

Нери кивнул и сделал необходимые звонки. Наверное, самые тяжелые звонки за все время службы. Он вспомнил, что сам незадолго до этого был на этом месте, стоял в огороде с тяпкой в руке и у него не было никакого желания пересаживать оливковое деревце. Работу в саду он не любил, поэтому просто стоял здесь и разговаривал с Массимо. Потом пришла синьора, и они прекратили работу.

И почему только он не стал тогда копать? Если бы он нашел труп синьора Тилльманна, вся его жизнь изменилась бы. Но нет, ему не хотелось пачкать руки и свои начищенные ботинки, и он снова все прохлопал.

Были найдены в общей сложности три трупа, и население Вальдарно было в шоке.

Труп в отстойной яме довольно быстро был опознан как Стефано Топо, флорентийский литературный и театральный критик, исчезновения которого до сих пор никто не заметил. Остальные два трупа были однозначно опознаны как Йоганнес и Лукас Тилльманн.

Альфонсо чествовали, как героя. Он обнаружил трупы, он раскрыл дело. И он даже получил предложение о переводе на службу в Рим.

— Боже мой, — сказал он Нери, — ну что мне делать в Риме? Лишь потому, что я вырыл трупы из земли, они хотят оторвать меня от дома? Ни за что! Здесь я чувствую себя хорошо, здесь я и останусь! Рим — это, наверное, последнее место!

Нери сглотнул, и его лицо побагровело. К счастью, Габриэлла не слышала того, что сказал Альфонсо, и никогда об этом не узнает.

Наверное, это был его самый последний и самый большой шанс. Он его не использовал, и Рим для него оказался в такой недостижимой дали, как никогда.

80

Синьора Тилльманн, заявившая, что ничего не знает о трех трупах на своем участке, была отправлена в государственную тюрьму во Флоренции. Несмотря на то что у нее был немецкий адвокат, по всем пунктам обвинения она хранила молчание.

Мехтхильд Нинбург сняла комнату в гостинице во Флоренции и каждый день много часов проводила с Магдой. Она пыталась завоевать ее доверие и помочь ей, но все безрезультатно.

Магда не возмущалась, не защищала себя, лишь тихо улыбалась. А иногда, когда выглядела особенно счастливой, негромко мурлыкала песню.