Смертельная схватка нацистских вождей. За кулисами Третьего рейха

Пролог

24 октября 2006 г. во время празднования 10-летия одного московского издательства, состоявшегося в помещении ЦДРИ, я познакомился с художником Юрием Архиповичем Походаевым, который когда-то писал портрет Маршала Советского Союза В. И. Чуйкова. Юрий Архипович рассказал, что в перерывах между сеансами маршал вспоминал наиболее интересные события своей жизни. Одним из таких он считал свою встречу со Сталиным, которая состоялась в 1945 году после окончания войны на черноморской даче. По словам Чуйкова, Сталин лично вышел к воротам дачи, чтобы встретить его, а затем долго беседовал с ним.

Судя по словам Ю. А. Походаева, маршал ничего не рассказал ему о содержании этой долгой беседы, а потому художник прибег к домыслам, которые свидетельствовали о его незаурядной творческой фантазии и не слишком хорошем владении историческим материалом. Поэтому остается лишь догадываться, о чем могли говорить Генералиссимус Советского Союза и прославленный генерал. Разумеется, В. И. Чуйков мог немало рассказать о боевых делах своей легендарной армии. Но не исключено, что особый интерес для Сталина представляли воспоминания военачальника о событиях, которые разыгрались на его берлинском командном пункте 1 мая 1945 года.

В это время далеко не все в мире знали о том, что вскоре после полуночи 1 мая 1945 года в Берлине произошли события, которые затем были многократно описаны в мемуарах и книгах по истории, а также были изображены, по меньшей мере, в десятке отечественных и зарубежных фильмов. Восстанавливая их по свежим впечатлениям, военный корреспондент П. Трояновский писал, что в ночь на 1 мая «на участке части полковника Смолина вдруг появился немецкий автомобиль с большим белым флагом на радиаторе. Наши бойцы прекратили огонь. Из машины вышел немецкий офицер и сказал одно слово: «Капитуляция…» Его поняли, приняли и проводили в штаб. Офицер заявил, что вновь назначенный начальник генерального штаба генерал Кребс готов явиться к советскому командованию, чтобы договориться о капитуляции берлинского гарнизона. Советское командование согласилось принять Кребса…»

За месяц до этого Геббельс, комментируя назначение генерала от инфантерии Ганса Кребса начальником генерального штаба сухопутных сил Германии, записал в дневнике, что тот «был нашим военным атташе в Москве». В Берлине хорошо знали и о примечательном эпизоде из московской деятельности Г. Кребса. Исполняя обязанности военного атташе, Г. Кребс присутствовал на проводах министра иностранных дел Японии Мацуока после подписания советско-японского договора о нейтралитете. Стремясь подчеркнуть верность СССР взятым на себя обязательствам по этому договору, И. В. Сталин и В. М. Молотов лично прибыли на вокзал и тепло приветствовали Мацуоку. В то же время советские руководители постарались здесь же продемонстрировать свою готовность соблюдать и договоры 1939 г., подписанные между СССР и Германией.

В правительственной телеграмме в Берлин посол Германии Фридрих Вернер Шуленбург писал 13 апреля 1941 г., что, во время церемонии проводов, И. В. Сталин «громко спросил обо мне и, найдя меня, подошел, обнял меня за плечи и сказал: «Мы должны остаться друзьями, и Вы должны теперь всё для этого сделать!» Затем Сталин повернулся к исполняющему обязанности военного атташе полковнику Кребсу и, предварительно убедившись, что он немец, сказал ему: «Мы останемся друзьями с Вами в любом случае». Комментируя эти слова Сталина, Шуленбург писал: «Сталин, несомненно, приветствовал полковника Кребса и меня таким образом намеренно и тем самым сознательно привлек всеобщее внимание многочисленной публики, присутствовавшей при этом».

Удивительным образом, через четыре года после этого эпизода бывший германский военный атташе Ганс Кребс направлялся на командный пункт бывшего советского военного атташе Василия Чуйкова, чтобы обратиться через него к И. В. Сталину с предложением мира, который Германия вероломно нарушила почти четыре года назад вопреки настойчивым усилиям СССР.

Позже Маршал Советского Союза В. И. Чуйков писал в своих воспоминаниях: «В 3 часа 55 минут дверь открылась, и в комнату вошел немецкий генерал с орденом Железного креста на шее и фашистской свастикой на рукаве. Присматриваюсь к нему. Среднего роста, плотный, с бритой головой, на лице шрамы. Правой рукой делает мне приветствие по-своему, по-фашистски; левой подает мне свой документ – солдатскую книжку… С ним вместе вошли начальник штаба 56-го танкового корпуса полковник фон Дуфвинг и переводчик. Кребс не стал ожидать вопросов. «Буду говорить особо секретно, – заявил он. – Вы первый иностранец, которому я сообщаю, что тридцатого апреля Гитлер добровольно ушел от нас, покончив жизнь самоубийством».

Затем Кребс передал Чуйкову документ о его полномочиях, подписанный новым министром по делам нацистской партии Мартином Борманом, и «Политическое завещание» Гитлера. Одновременно Г. Кребс вручил В. И. Чуйкову письмо к И. В. Сталину от нового рейхсканцлера Германии Йозефа Геббельса. В нем говорилось: «Мы сообщаем вождю советского народа, что сегодня в 15 часов 50 минут добровольно ушел из жизни фюрер. На основании его законного права фюрер всю власть в оставленном им завещании передал Дёницу, мне и Борману. Я уполномочен Борманом установить связь с вождем советского народа. Эта связь необходима для мирных переговоров между державами, у которых наибольшие потери. Геббельс».

Известно, что темп исторического развития намного ускоряется во времена войн и революций. При этом в ходе таких исторических процессов бывают дни, когда насыщенность событиями возрастает до предела. Содержание документов, которые принес с собой Ганс Кребс на командный пункт В. И. Чуйкова, отразило множество событий последних дней апреля 1945 г., характерных для бурной предсмертной агонии гитлеровской Германии. Поэтому два важнейших факта, которые сообщил посланец Геббельса и Бормана – готовность руководителей Германии вести переговоры с Советским Союзом и самоубийство Гитлера – отодвигали на второй план другие важные события, которые были отражены в документах, доставленных Кребсом.

А затем в течение 1 мая в Берлине развернулись новые события, которые происходили с огромной быстротой, изобилуя неожиданными поворотами. Именно в такие переломные моменты истории раскрывается суть прежде подспудных общественных процессов. В то же время в те весенние дни, наполненные напряженным ожиданием дня Победы, еще не было возможности, достаточно глубоко осмыслить происходившее. Однако, к сожалению, в последующие 70 лет многие важные события весенних дней 1945 года, не вызвали желания взглянуть на них по-новому. Некоторые оценки, сделанные наспех относительно них, укоренились и не были пересмотрены.

Создается впечатление, что подробные рассказы о самоубийстве Гитлера и о предшествовавших этому событию опалах Геринга и Гиммлера отвлекли внимание от факта, что эти лица не были единственными, оказавшимися вне последнего правительства нацистской Германии к 1 мая 1945 г. Между тем, прежде каждая из перемен в германском руководстве становилась поводом для многочисленных комментариев, продолжительных дискуссий и даже сатирических обличений за пределами рейха. Так, новые назначения Гиммлера в августе 1943 г. стали поводом для карикатуры Кукрыниксов в «Правде», а занятие Геббельсом поста уполномоченного по тотальной мобилизации в августе 1944 г. было высмеяно в карикатуре Бориса Ефимова в «Красной звезде». Когда же сменили министра сельского хозяйства Германии, то поэт С. Маршак посвятил этому событию целое стихотворение, которое начиналось словами:

Перемещения в гитлеровском руководстве вызывали живой отклик в советском обществе, в частности, и потому что имена, фамилии и карикатурные изображения высших деятелей Третьего рейха были известны подавляющему большинству советских людей. У Бориса Ефимова были карикатуры, персонально посвященные каждому из наиболее видных руководителей Германии: Гитлеру, Герингу, Геббельсу, Гиммлеру, Риббентропу, Розенбергу. Кукрыниксы создали целую галерею карикатур этих же деятелей с добавлением Роберта Лея. Карикатуры сопровождали стихи С. Маршака. Эти же лица были запечатлены на карикатуре «Гитлеровская разбойничья шайка» художником Борисом Ефимовым в 1942 году. Слева направо на ней были изображены: Геринг, Гесс, Гитлер, Геббельс, Гиммлер, Риббентроп, Лей, Розенберг. Те из них, кто остался жив после мая 1945 г., в дальнейшем стали главными фигурантами Нюрнбергского процесса.

Между тем, помимо покончившего самоубийством Гитлера и оказавшегося в Англии с мая 1941 г. Гесса, Геринг, Гиммлер, Риббентроп, Розенберг не вошли в состав нового правительства Германии, который сформировал фюрер за несколько часов до своей смерти. Не вошел в состав нового правительства и Альберт Шпеер, не запечатленный Борисом Ефимовым в 1942 г., но ставший одним из приближенных к Гитлеру в последние годы существования Третьего рейха, а затем – одним из обвиняемых Нюрнбергского процесса. Из «гитлеровской шайки» в правительство вошли лишь возглавивший его Геббельс и министр труда Роберт Лей.

Кроме того, на первый план выдвинулся Борман, который еще в начале войны не считался одним из ведущих руководителей Третьего рейха. Еще более неожиданным стало выдвижение в руководители страны гросс-адмирала Дёница, который не был членом нацистской партии, а потому никогда не рассматривался в качестве возможного лидера Третьего рейха.

В значительной степени эти отставки и назначения были связаны с не прекращавшейся борьбой в правящих кругах гитлеровской Германии с самого начала ее существования. Описывая обстановку в окружении Гитлера еще до начала войны, бывший министр вооружений Германии Альберт Шпеер в своих воспоминаниях писал: «После 1933 быстро оформились соперничавшие группировки, придерживавшиеся противоположных взглядов. Они шпионили друг за другом, презирали друг друга… Смесь осуждения и неприязни стала господствующим элементом в партийной атмосфере… Влиятельные люди при Гитлере ревниво наблюдали друг за другом, как это всегда бывает с претендентами на трон. Довольно рано развернулась борьба за положение между Геббельсом, Герингом, Розенбергом, Леем, Гиммлером, Риббентропом и Гессом». Шпеер отмечал, что ведущие деятели рейха долго не замечали роста влияния Бормана, который еще до войны неотлучно был рядом с Гитлером.

Характеризуя отдельные группировки и их лидеров, Шпеер писал: «Гиммлер общался почти исключительно со своими эсэсовскими последователями, на безграничное уважение которых он мог рассчитывать. Геринг также имел свою шайку почитателей, некритично восторгавшихся им. Она состояла отчасти из членов его семьи, отчасти из его ближайших сотрудников и адъютантов. Геббельс чувствовал себя легко в компании людей из писательских кругов и кинематографа. Любитель камерной музыки и гомеопатии, Гесс был окружен странными, но интересными личностями. Будучи интеллектуалом, Геббельс презирал грубых обывателей из мюнхенской группы. Они же в свою очередь смеялись над преувеличенными амбициями литературных академиков. Геринг не считал ни мюнхенских обывателей, ни Геббельса достаточно аристократичными для него и поэтому избегал общения с ними. Гиммлер, преисполненный миссионерской ролью СС, чувствовал себя выше всех. Гитлер имел свой кружок, который всюду следовал за ним. В него входили водители машин, его фотограф, его пилот и его секретарши. Состав этой компании не менялся».

Шпеер отмечал: «Гитлер соединял эти противоположные кружки вместе. Но после пребывания у власти в течение года, ни Гиммлер, ни Геринг, ни Гесс не появлялись достаточно часто за его обеденным столом или во время просмотра кинофильмов. А поэтому нельзя было говорить о наличии «высшего общества» нового режима». К тому же, как отмечал Шпеер, «Гитлер не поощрял общения между руководителями. По мере же того, как ситуация становилась критической в последние годы, он внимательно и с большим подозрением наблюдал за любыми попытками сближения между своими соратниками».

Перемены в руководстве гитлеровской Германии в конце апреля 1945 года отражали победы одних лиц и их группировок и поражения других. Эти изменения в расстановке сил наверху были подтверждены последней волей Гитлера. В то же время происшедшие перемены отражали нечто большее, чем обычное завершение борьбы за власть внутри правящих верхов. Дело в том, что высшие деятели Германии руководили теми или иными направлениями государственной деятельности, обладая известной самостоятельностью в осуществлении своих властных полномочий в пределах значительных сфер влияния. Английский историк Алан Баллок утверждал: «Геринг, Геббельс, Гиммлер и Лей, каждый из них, создал свою частную империю для себя». Синхронная смена многих министров и других руководителей означала не только распад этих «частных империй», но и провал политики в самых разных сферах государственного руководства Германией, а, стало быть, глубокий кризис Третьего рейха, начавшийся задолго до начала боев в Берлине.

В то же время, очевидно, что новый состав правительства, утвержденный Гитлером в его «Политическом завещании», не мог сам по себе разрешить кризис, в котором оказалась гитлеровская Германия. Помимо прочего, назначения Гитлера игнорировали то обстоятельство, что из всего состава правительства, перечисленного им в «Завещании», в окруженном советскими войсками центре Берлина оставались лишь трое: Геббельс, Борман и новый рейхсминистр пропаганды Вернер Науман. Новым рейхсфюрером и шефом германской полиции был назначен гауляйтер Ханке, который находился в окруженном советскими войсками Бреслау (Вроцлаве). Большинство же министров находились в разных частях Германии, еще не занятых Красной Армией и союзниками. Назначения Гитлера свидетельствовали об окончательном утрате им чувства реальности.

В своем письме Сталину Геббельс писал, что Гитлер передал высшую власть троим – Дёницу, Борману и ему. Дёниц был назначен рейхспрезидентом, Геббельс – рейхсканцлером, а Борман – министром по делам партии. Однако роли в триумвирате, сформированным Гитлером, были не четко определены.

Из истории известно насколько неустойчивы любые триумвираты. Распределение высших постов заранее обрекало правящую группировку на обострение внутренней борьбы за влияние. Комментируя в своих воспоминаниях последние назначения Гитлера, Альберт Шпеер называл их «самыми абсурдными в его карьере государственного деятеля… Он не смог ясно определить, как это уже случалось в последние годы его жизни, кто обладает высшей властью: канцлер или его кабинет, или же президент. Согласно букве завещания, Дёниц не мог сместить канцлера или кого-либо из министров, даже если бы оказалось, что они не годятся для работы. Так важнейшая часть полномочий любого президента была отнята у него с самого начала».

Было очевидно, что формирование последнего правительства Гитлером, не устранило противоречия нацистского режима и не остановило острую борьбу за власть в его руководстве. Исследование борьбы за власть в гитлеровской верхушке на протяжении всего существования нацистского режима и внимательное изучение фактов, относящихся к последним дням Третьего рейха, позволяет вновь поставить вопрос, который давно мучает исследователей разных стран мира: «Куда бесследно исчез Борман, уполномочивший Геббельса «установить связь с вождем советского народа?»» Более того, можно поставить вопросы, которые почему-то не ставили в течение 70 лет: «Почему переговоры генералов Чуйкова и Соколовского с Кребсом не привели к капитуляции Германии 1 мая?» «По какой причине через несколько часов после прибытия Кребса с письмом от Геббельса, автор письма, его жена, их дети, а также его посланец к Чуйкову расстались с жизнью?» «Какие события, разыгравшиеся в бункере рейхсканцелярии 1 мая, повлияли на то, что были подписаны два акта о безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил – 7 мая в Реймсе и в полночь с 8 на 9 мая в Берлине?»

А чтобы найти ответы на эти и другие вопросы следует внимательно разобраться не только в событиях 1 мая в Берлине, но и в истории гитлеровской Германии, а также в биографиях тех, кто утратил свое высокое положение или, напротив, возвысился в последние дни существования Третьего рейха.