Смертельно прекрасна

Глава 1 Астерия

Я приезжаю на закате. Останавливаюсь возле двухэтажного особняка. Захлопываю дверь машины и скептически осматриваю свое новое место обитания. Дом старый, но выглядит прилично. Черная крыша, стены сероватые. Я плохо разбираюсь в архитектурных стилях. Здесь определенно жило не одно поколение Монфор-л’Амори. Язык сломаешь, верно? Поэтому фамилию сократили до Монфор. Звучит не так пафосно, но зато никто не ошибется, называя ваше имя.

Дует теплый ветер – южное приветствие южного городка Астерия.

Я закрываю глаза и втягиваю воздух, пытаясь свыкнуться с мыслью, что жизнь продолжается. Трудно поверить. Жизнь не должна продолжаться. Я не хочу, чтобы она продолжалась. Но водитель фуры не спросил моего разрешения, когда выехал на встречную полосу. И в больнице меня не спрашивали, назначая терапию. Собственно, социальный работник тоже не поинтересовался, намерена ли я переезжать в Астерию к двум сумасшедшим сестрам матери, живущим на неплохое наследство, оставленное прадедушкой. За меня все решили. Мне остается лишь делать вид, что я живу, что мир крутится. Что родители и Лора не умирали.

Достаю из багажника тяжелые сумки и на автомате плетусь к дому. Толкаю скрипучую калитку, медленно иду по каменной дорожке. Притаившийся на дереве ворон громко каркает.

Бросив сумки на коврик перед дверью, трясу головой и прохожусь ладонями по лицу. «Просто плыть по течению». Это все, что нужно. Доктор сказал, однажды я найду смысл в жизни. Он пообещал мне. На это я ответила, что он идиот, что все это полная чушь, и что, если он продолжит нести нечто подобное, я выбью его идеальные зубы. Вот такими мы обменялись обещаниями. И он больше никогда не втюхивал мне этот бред про светлое будущее и мир во всем мире.

Набрав в легкие воздуха, собираюсь постучать, но дверь неожиданно распахивается, и я едва не проваливаюсь в пустоту.

– Ариадна, – улыбается на пороге тетя Мэри-Линетт. Глаза у нее светло-изумрудные. Таких я никогда прежде не видела. – Наконец-то ты приехала!

Мэри-Линетт назвали в честь сразу двух кинозвезд далеких пятидесятых. Родители долго не могли определиться, какое из имен ей больше подходит, и в итоге решили не заморачиваться.

Моя мама часто рассказывала эту историю. Каждый раз смеялась. Мама.

Я отворачиваюсь и сжимаю кулаки. Мне больно. Очень больно. Я чувствую, как вспыхивают лоб и щеки.

– Ариадна, – тетя Мэри кладет ладонь на мое плечо, и пожар, пылающий во мне, неожиданно утихает. – Когда-нибудь тебе станет легче.

– Что?

– Проходи в дом. Норин почувствовала, что ты скоро подъедешь, заварила чай, подогрела ужин. Ты ведь проголодалась? – Она смотрит на меня огромными глазами, а я вдруг понимаю, что мне давно не было так спокойно… Но едва тетя убирает руку с моего плеча, как тревога тут же возвращается.

– Мне нужно…

– Не стой на пороге. Я занесу вещи.

Мэри-Линетт энергично подхватывает сумки. Откуда у нее столько сил? На самом деле Мэри старше меня всего лет на десять. И в ее глазах горит огонек, свойственный малолетним авантюристам, которые еще не поняли, в какое дерьмо вляпались. Жизнь ведь дерьмо. Я могу написать об этом книгу.

В доме темновато, пахнет какими-то травами. Повсюду на стенах старинные зеркала и черно-белые фотографии. Половицы скрипят под ногами. Громко тикают часы.

– Ты хорошо выглядишь, – улыбается тетя Мэри, – просто красавица. Сколько сердец уже разбила, признавайся?

– Ничего я не разбивала. И выгляжу я обычно. – Глупый разговор. Не хочу делать вид, будто бы все в порядке, будто бы болтать о парнях сейчас – нормально. Ненормально. Я здесь не потому, что соскучилась по тетушкам. Умерли мои родители. И я не могу просто взять и выбросить это из головы.

– Было бы неплохо как-нибудь прогуляться, Ари. Я покажу тебе город.

– Было бы неплохо свыкнуться с мыслью, что я здесь. А не дома.

Мэри-Линетт вздыхает, но улыбаться не перестает. Не понимаю, как она так может? Почему еще способна разговаривать? Почему улыбается, будто ничего не случилось?

В уютной кухне возле плиты стоит средняя сестра моей матери – Норин. Высокая худая женщина с густыми короткими волосами цвета воронова крыла. Тонкими длинными пальцами она рвет листья салата в прозрачную миску. Спина у нее до безобразия прямая, а на ногах широконосые туфли. Наверняка жутко неудобные.

Мэри с глухим стуком бросает сумки на пол. Тетя Норин наконец оборачивается, сощурив серо-голубые глаза.

– Ариадна? – совсем тихо произносит она, вытирая ладони о фартук. Ох, как же нелепо он на ней смотрится. Серьезная и холодная, как метель в Миннесоте, Норин будто прилетела из девятнадцатого века. – Ари.

Тетя решительно шагает ко мне и вдруг так крепко прижимает к себе, что у меня перехватывает дыхание. Я неуверенно кладу ладони на ее плечи.

– Как ты? – шепчет она мне в волосы. – Устала?

Не найдя, что ответить, молча зажмуриваюсь и неожиданно понимаю, что провела бы в этих объятиях вечность. Но тетя так же решительно отстраняется и поправляет высокий ворот свитера.

– Садись. Поешь и выпей чаю. Я приготовила тебе комнату на втором этаже. – Норин отворачивается и кивает сама себе, будто соглашаясь с чем-то. – Ты любишь мяту?

Едва успеваю открыть рот, как тетя отвечает:

– Да, любишь. Точно.

Растерянно усаживаюсь за дубовый стол. Мэри плюхается напротив, сцепляет в замок пальцы. В кухне повисает неловкая тишина, будто мы видим друг друга впервые. Я смущенно тереблю волосы, связываю их в пучок.

– Как доехала? – деловым тоном интересуется Норин.

– Хорошо. Без проблем.

– Мы отдали твои документы в школу. Занятия уже идут. Но…

– Но идти завтра необязательно, – громко заявляет тетя Мэри и с вызовом косится на сестру, – если хочешь, отсидись тут пару дней… или недель. Ничего не случится.

– Хотя лучше, – спокойно парирует Норин, – уроки не пропускать. Все-таки начало года…

– Кому какое дело до этих уроков? Бессмысленная трата времени.

– В мире принято бессмысленно тратить время на занятия в школе, Мэри.

– А еще в мире принято носить обтягивающие джинсы и поощрять однополые браки.

– Ей нужно ходить в школу.

– А я что, говорю не ходить? Хотя можно и не ходить, – шепчет она, наклонившись ко мне, а затем вновь глядит на сестру. – Ариадне надо освоиться. Вещи свои разобрать, в конце концов. Как думаешь, Ари?

Я лишь растерянно хлопаю ресницами. В воздухе чувствуется напряжение. Ну и странные же у них отношения.

– Как скажете. Завтра в школу? Хорошо.

– Мы так не говорили…

– Я так сказала, – заявляет Норин холодным тоном.

– Ну что за глупости? Понюхай базилик, Норин.

– Я сейчас дам тебе понюхать асафетид, – угрожает Норин, и я вдруг думаю, что асафетид – это как минимум ядерная бомба, потому что взгляд у тети сердитый.

– Все в порядке, вы чего? – Я примирительно поднимаю ладони и встаю из-за стола. Обе тетушки внимательно смотрят на меня. Никогда раньше не замечала, что они так похожи. – Я могу разобрать вещи сейчас, а завтра пойду в школу.

– Это необязательно.

– Тетя Мэри, все в порядке. В школу пойду, чтобы хоть чем-то занять мысли.

– Реджина бы хотела, чтобы ты пошла, не пропускала занятия и не теряла время, – шепчет Норин. – Потому что надо двигаться дальше. Я хочу, чтобы ты двигалась дальше. Понимаешь?

Она смотрит на меня пронзительным взглядом, а затем отворачивается, и я с силой сжимаю пальцы в кулаки.

– Понимаю. Я в комнату пойду, хорошо?

– Тебя проводить? – тетя Мэри встает со стула, но я покачиваю головой.

– Не надо. Я спущусь попозже, – я пытаюсь улыбнуться, но выходит плохо. Тетя Мэри бледнеет. – Все в порядке. Честно.

Зачем я это говорю, кого пытаюсь убедить? В горле застревает колючий ком. Подхватив с пола сумки, я срываюсь с места, надеясь поскорее найти свою комнату и спрятаться.

Наконец дверь захлопывается за моей спиной. Бросаю на пол вещи. Хватаюсь ладонями за лицо и невольно начинаю расхаживать по комнатушке туда-сюда. Я ничего не вижу. Все превращается в огромное черное пятно, и оно сваливается на меня, будто гигантский камень. Внезапно я вижу свое отражение в большом прямоугольном зеркале. Со мной что-то не так. Подхожу ближе. На щеках мокрые дорожки, глаза красные, а губы дрожат, словно от холода. Я пытаюсь успокоиться, но грудь так и пылает неистовым, безжалостным пожаром… Надо успокоиться. Закрываю пальцами глаза, а слезы все равно катятся. Стискиваю зубы, а подбородок все равно дрожит. В конце концов я беспомощно ложусь на кровать, обняв колени. Доктор сказал, что однажды мне станет легче. Какой же он все-таки ублюдок.

Не знаю, сколько проходит времени, час или два. Нужно найти в себе силы подняться. Что ж, комната совсем небольшая. Стены черные, широкое окно, серый тюль. Мне нравится. Люблю полумрак. Чувствую себя спокойнее, будто темнота способна скрыть то, чем я не хотела бы делиться.

У стены небольшой деревянный комод и стол. Особо не заморачиваюсь, раскрываю сумки и просто запихиваю вещи в ящик. С трудом, но все же закрываю комод. Из книг на столе сооружаю шаткую пирамиду. Сойдет. О том, что надеть в школу, даже не думаю, тем более что я не собираюсь ни на кого производить впечатление.

Переодевшись в мятый свитер и любимые старые кроссовки с протертыми пятками, выхожу из комнаты. Мне нужно освежиться.

Тетушек встречать совершенно не хочется. Поэтому стараюсь ступать осторожно, чтобы не скрипеть половицами. Дом я знаю плохо и крадусь к выходу с грацией бегемота, то и дело задевая что-то в темноте. У порога едва не сбиваю с подставки вазу с ярко-сиреневыми орхидеями, но каким-то чудесным образом мне удается подхватить ее на лету. Лоб покрывается испариной.

Повернув ручку входной двери, испуганно цепенею, увидев бледное лицо тети Мэри с горящими глазами.

– Ари?

Вот же лажа! Кажется, она давно меня тут поджидает.

– Я просто хотела…

– Что хотела?

– Прогуляться.

Мэри-Линетт выпрямляет спину, поглядывает на меня с недоверием:

– Гулять ночью одной – глупая затея.

– Астерия – криминальный городок?

– В каждом городе свои опасности. – Тетя Мэри расслабленно опускает плечи, на ее губах появляется легкая улыбка. – Я с тобой пройдусь.

– Мне ведь не пять лет, тетя Мэри.

– Мне, знаешь ли, тоже, но я предпочитаю не ходить одна. И тебе не советую, – тетушка закрывает дверь и решительно подхватывает меня под локоть.

В небе ни звезды. Мы шагаем по пустынным улицам, не успевшим еще остыть от дневной жары. Из открытых окон доносятся чьи-то голоса, веселая музыка, а я все пытаюсь осознать, что теперь здесь мой дом, но не получается. Этот городок совсем мне чужой, пусть и очень красивый.

– По-моему, ты преувеличила, когда сказала, что здесь второй Детройт.

– Я просто не хочу, чтобы ты бродила ночью одна по незнакомым улицам.

– Ну, ладно, выкладывай: ты что, поджидала меня у порога?

– Да тебя было слышно даже на улице, – усмехается тетя Мэри, и черные локоны каскадом падают с ее плеч.

– Ну, мне еще не приходилось тайком убегать из дому.

– О, я в свое время поставила рекорд.

– И почему ты убегала? – Я с интересом разглядываю Мэри-Линетт. Она красивая. Если тетушка и сбегала из дома, то на свидания с плохими парнями.

– По разным причинам…

– Например?

– Например, меня раздражали все эти многочисленные правила. Ты же знала бабушку… – Мэри бросает на меня понимающий взгляд и вновь улыбается. – С ней трудно было спорить.

– Что за правила? – Я тоже почему-то усмехаюсь. – Вообще-то мама не говорила, что Силест держала вас в ежовых рукавицах.

– Может, потому что твоей маме меньше всех доставалось. Знаешь, Реджина никогда не была любимицей в семье, но она всегда все делала правильно, и придраться к ней было невозможно. – Тетя Мэри тяжело выдыхает. В ее взгляде проносится целый ураган эмоций. – Она была хорошим человеком.

– Да. – Я стискиваю зубы. – Была.

– Знаешь, что самое смешное? Мы с Норин вечно ссорились с бабушкой, рвались на свободу, будто одержимые, а Реджина слушала ее. Всегда. Но именно она уехала из Астерии первой.

– Как она решилась?

– Влюбилась.

– Серьезно?

– Ну да. Встретила Лукаса, за глаза мы называли его Люк, и завертелось. Мне было тринадцать, когда ты родилась. Я мало что понимала. Но заметила, что твоя бабушка тогда будто выдохнула, словно с ее плеч свалился тяжелый груз. Она как-то успокоилась! Я не знала, в чем дело. А сейчас…

– Сейчас знаешь?

– Отчасти. – Тетя Мэри пожимает худыми плечами. – Извини, что я… говорю о Реджине…

– Нет, что ты. – Энергично киваю я и прижимаюсь ближе. – Ты словно возвращаешь мне ее. Правда. Мне хочется тебя слушать.

– Ты смелая, Ари.

– Наверное… – Я вдруг чувствую, что в груди что-то покалывает. – Стоит отпустить маму, Лору, отца.

– Если у тебя это получится, поделишься секретом, – горько улыбается Мэри-Линетт и вновь глядит на меня пристально. – Вряд ли кому-то удавалось избавиться от воспоминаний. В отличие от хороших плохие воспоминания остаются с нами надолго.

Становится прохладно. Я поправляю волосы и оглядываюсь. На другой стороне дороги стоят две женщины. Они смотрят на нас так, что мне делается не по себе. Я дергаю тетю за рукав:

– Что это с ними?

Интересно, здесь все такие дружелюбные? Я чувствую, как Мэри-Линетт сжимает мою руку и ускоряет шаг.

– В чем дело?

– Ни в чем. Не обращай внимания.

– Странно. Чего они пялились? Дай угадаю: новички в Астерии не в почете?

– Ты тут ни при чем.

– Тогда что?

– Это долгая история, – отмахивается тетя. Я заинтригована. В Северной Дакоте никто не стал бы церемониться и уже давным-давно врезал бы любопытным соседям по лицу. – Нашу семью в Астерии недолюбливают. Ты же знаешь.

– Мне казалось, это выдумки.

– От предков нам досталось не только наследство, но и глупые предубеждения, – хмыкает Мэри-Линетт и тянет меня в обратную сторону. – Думаю, нам пора возвращаться.

– Но чего именно боятся люди? – Я хмурю брови. – Мама ничего мне не рассказывала об этом.

– И хорошо. Иначе спала бы ты, моя дорогая, по ночам совсем не сладко.

– Тетя Мэри…

– Ну, что ты как маленькая?

– Но мне интересно.

– Нет в этом ничего интересного, – Мэри-Линетт печально вздыхает и шепчет так тихо, что я едва различаю слова, – я бы многое отдала, чтобы никогда об этом не знать.