Смертельный бизнес

Глава 8

— Восемнадцатилетняя Мириам Энн Фокс умерла от колюще-режущего ножевого ранения. Убийца стоял сзади. Рана глубокая, почти два дюйма, это значит, что орудие преступления, предположительно нож, было очень острым, а убийца очень сильным. По направлению рассечения можно сказать, что преступник был намного выше жертвы. Рост девушки — метр пятьдесят семь с половиной, убийца — я думаю, мы можем с полной уверенностью сказать, что это был мужчина, — скорее всего, метр семьдесят — метр восемьдесят пять. Получив одно ножевое ранение жертва умерла либо от потери крови, либо от того, что захлебнулась кровью, попавшей ей в дыхательные пути. Патологоанатом считает, что преступник держал девушку, пока она не умерла, а потом положил ее на спину на землю и нанес четыре удара ножом в область влагалища.

— Так он не занимался с ней сексом? — спросил кто-то из присутствующих.

Было восемь тридцать пять утра. Малик, я и еще четырнадцать детективов, занимающихся поиском убийцы Мириам Фокс, сидели в комнате для совещаний, пока главный инспектор Нокс, официальный руководитель расследования, излагал все, что было известно следствию на сегодняшний день. Рядом с ним сидел не похожий сам на себя Уэлланд. Если бы кто-нибудь попросил меня поставить ему диагноз, я бы сказал, что у него сели батарейки. Такое в последнее время все чаще случается с немолодыми копами. Интересно, как долго он еще протянет на этой работе?

Ничего подобного нельзя было сказать или подумать о Ноксе — харизматическом лидере, чей низкий звучный голос сейчас заполнял всю комнату:

— Ничто не указывает на то, что до или после убийства состоялся половой акт, — продолжал он. — Согласно заключению патологоанатома, Мириам Фокс умерла в субботу где-то между восьмью и десятью часами. Мы опросили несколько девушек, работающих в этом районе. Две из них видели жертву в восемь вечера — в это время она, как правило, начинала работать. Одна девушка перекинулась с ней парой слов и утверждает, что ничего необычного в поведении Мириам в тот день не было. Потом мисс Фокс направилась к своему рабочему месту, которое находится на пересечении Нортдаун и Колиер-стрит, где ее подобрала машина — темно-синий автомобиль, марку которого мы пока еще не установили. Обычно девушки, которые работают на улице, стараются запомнить номера машин, но в этот раз, словно по закону подлости, никто этого не сделал.

Все присутствовавшие, включая меня, зароптали. В нашей работе особенно рассчитывать на везение не приходится, а в таком деле, как это, без зацепок не обойтись.

Нокс выдержал паузу и сделал глоток чая.

— Насколько мы знаем, далеко они не уехали. Мириам Фокс убили там же, где было обнаружено ее тело. По прямой получается не больше нескольких сотен ярдов от того места, где она сняла клиента. Сейчас важно вычислить его машину. В нашем распоряжении есть дюжина полицейских, которые должны обойти весь этот район и попытаться выяснить, не видел ли кто-нибудь неподалеку от места преступления машину, подходящую под имеющееся у нас описание. Если нам повезет… — Нокса снова прервали недовольные голоса. — …мы сможем составить фоторобот преступника. Он должен был быть весь в крови после совершенного убийства. Сейчас мы проверяем все записи, сделанные видеокамерами, расположенными поблизости от места преступления, но пока это не принесло никаких результатов.

— Как могло случиться, что ни одна из проституток не узнала или не запомнила машину? — спросил детектив Каппер.

Мне он никогда не нравился. У него была нелепая прическа и всегда несвежий запах изо рта, но только из-за этого я не стал бы к нему плохо относиться. Я терпеть его не мог за то, как он подлизывался к старшим по званию.

Нокс пожал плечами:

— Они каждый день видят десятки темных машин, поэтому никто не обратил внимания на эту.

— Вы сказали, что девушки записывают номера машин, в которых уезжают их подружки, — я тоже решил задать вопрос.

— Да, именно так.

— Они хранят эти записи?

— Нет, — Нокс покачал головой, — по всей видимости, нет. По крайней мере не те девушки, с которыми мы говорили вчера. Но у нас еще есть шанс узнать номер машины. Посмотрим, что даст сегодняшний опрос. Нам нужно узнать, были ли у убитой постоянные клиенты. Это очень распространено. По словам двух девушек, Мириам Фокс не раз садилась в красную спортивную машину, но ни одна из проституток не видела лица водителя. У убитой была подруга, Молли Хаггер, которая тоже работала на улице. Дэннис, если я не ошибаюсь, у вас есть ее фотография. Правда, последние две недели эту девочку никто не видел.

Меня охватил легкий испуг. Так вот как ее звали. Молли. И теперь она пропала.

— В квартире жертвы была найдена фотография Мириам с Молли, — сказал я. — Думаю, стоит поговорить с этой девчушкой. Известно, где она живет?

Нокс кивнул:

— Думаю, да. Одна из девушек предположила, что Молли можно найти в Коулман-Хаузе. Это муниципальный приют в Камдене. Мы еще не связывались ни с кем оттуда, поэтому я хочу, чтобы вы, Дэннис, наведались туда с Маликом и попытались узнать, где сейчас эта девочка и не знает ли кто-нибудь в этом приюте что-нибудь важное для расследования убийства.

Я согласно кивнул.

— Также необходимо задержать сутенера жертвы, которого, как мы выяснили, зовут Марк Уэллс. Дэннис вчера с ним познакомился. — Нокс повернулся ко мне и подмигнул, чем немало удивил остальных. — У этого человека был не один привод в полицию за рукоприкладство, в том числе по отношению к женщинам, но чтобы доставить его сюда, хватит и того, что он вырубил вчера детектива Милна.

Все дружно засмеялись. Я изобразил на лице улыбку, дабы показать, что нормально отношусь к шуткам, но веселиться мне не хотелось. Лицо болело, а под правым глазом за ночь появился синяк, который продолжал угрожающе темнеть.

— Мы запросили ордер на обыск дома Марка Уэллса и его арест. Эти документы должны быть у нас к десяти часам. Поднажмем на этого самоуверенного хлыща, он много знает об убитой, и нам очень важно, чтобы он заговорил. Марк Уэллс, кроме всего прочего, подозреваемый. Единственное проявление сексуальной агрессии по отношению к жертве — ножевые ранения в области влагалища. Это дает основания предположить, что преступник хотел инсценировать убийство на сексуальной почве, чтобы скрыть свои истинные мотивы. Сейчас я бы не стал считать эту теорию основной, но тем не менее держите ее в голове. Это значит, что к Марку Уэллсу нужно хорошо присмотреться.

Он опять помолчал и сделал еще один глоток чая.

— Нам также нужны имена всех, кто был задержан за обращение к услугам проституток в радиусе трех миль от места преступления за последние два года. Особое внимание нужно уделить тем людям, в сексуальном поведении которых была замечена жестокость или ненормальность. Нужно их всех опросить.

Несколько человек застонали, и Нокс сочувственно улыбнулся:

— Да, будет непросто — как обычно, — но нам нужно проверить все возможные варианты. А это значит, придется поговорить с теми, кто потенциально мог совершить убийство, то есть с мужчинами, которые проявляли агрессию по отношению к женщинам. Дамы и господа, делу уже двадцать четыре часа. Тело еще теплое, но оно быстро остывает, поэтому нам придется хорошенько поработать. Я хочу, чтобы убийца предстал перед судом, и я уверен, что вы сможете его найти, — произнося последние слова, он громко хлопнул по столу ладонью — это был типичный для него жест. Думаю, иногда ему казалось, что он работает на Уолл-стрит.

Смелые слова. Подкрепят ли их конкретные дела, покажет время.

Остаток совещания прошел в распределении обязанностей, что заняло, включая ответы на вопросы, всего десять минут. Уэлланд должен был взять на себя руководство по поиску и аресту Марка Уэллса, как только придут бумаги. Эта новость меня несколько рассердила. После того как этот парень съездил мне вчера по лицу, я жаждал оказаться в группе захвата. Но в то же время мне хотелось узнать что-нибудь о Молли. К сожалению, нельзя находиться в двух местах сразу.

Было девять двадцать утра, когда мы с Маликом отправились в приют Коулман-Хауз. Наше отделение полиции переживало в финансовом смысле не лучшие времена, поэтому нами было принято решение сэкономить налогоплательщикам немного денег и поехать на автобусе. Мы бы добрались до места быстрее, если бы пошли пешком. Авария на Холлоуэй-роуд создала большую пробку. Автобус то и дело останавливался, проехав всего пару ярдов, и наше путешествие неимоверно затянулось.

Пока мы ехали и от нечего делать смотрели по сторонам, я рассказал Малику свой сон, который до сих пор беспокоил меня.

— Знаешь, я понимаю, что это звучит глупо, но мне кажется, в нем было какое-то предостережение.

Малик ухмыльнулся:

— Предостережение? Вы что, думаете, Лес Дэннис в опасности?

— Я серьезно говорю, Азиф. Этот сон не похож на другие мои сны. Я не суеверный и не верю в толкования сновидений и тому подобную чушь. Я даже не крещеный. Но этот сон был настолько реалистичным, что, когда я проснулся, у меня не было никаких сомнений в том, что Молли мертва.

— Тогда расскажите еще раз, что вам приснилось.

Я начал свой рассказ с начала, не называя имен первых трех мертвецов и стараясь говорить тихо, чтобы никто из окружавших нас пассажиров — сплошь стариков, старушек и иностранных студентов — не услышал, о чем я говорю. Не очень-то хотелось, чтобы они косились на меня как на сумасшедшего.

За все время, пока я рассказывал, мы проехали немногим больше тридцати ярдов. Малик покачал головой и посмотрел на меня так, словно считал, что ему не стоит выполнять приказы человека, у которого такие проблемы с адекватным восприятием реальности.

— Послушайте, сержант, я бы не стал придавать этому такое значение. Сон это всего лишь сон. Скорее всего, с девочкой все в порядке.

— Надеюсь. Но меня настораживает, что ее не видели последние две недели.

— Мы опросили пока только уличных проституток. Может быть, она завязала с такой работой. Может быть, поняла, что нет ничего хорошего в том, чтобы зависеть от наркотиков и продавать себя.

Я засмеялся:

— Ты сам-то веришь в то, что говоришь?

— Если честно, не очень…

— Поэтому я и говорю: девчонка мертва.

— Возможно. Но она также могла взять и просто сменить место. Это, кстати, более вероятно, чем то, что ее тело сейчас разлагается в какой-нибудь канаве.

Последние слова Малик произнес излишне громко, и несколько пассажиров посмотрели на нас с удивлением.

— Ты прав, — сказал я, но остался при своем мнении.

На Джанкшн-роуд автобус окончательно застрял, пришлось дальше ехать на метро, которое, слава богу, работало нормально. Мы вышли на станции «Камден» в десять двадцать. К этому времени выглянуло солнышко, и мы решили прогуляться пешком.

Коулман-Хауз располагался в большом викторианском здании из красного кирпича, стоявшем на маленькой улочке в том месте, где она соединялась с большой дорогой. Одно окно на третьем этаже было заколочено, но в остальном дом выглядел очень прилично. Перед входом на кирпичном заборе сидели мальчик и девочка. Они курили и даже не пытались скрыть свое занятие от посторонних глаз. На девочке была экстремально короткая юбка и пара больших черных кроссовок на толстой подошве, которые в сочетании с ее худыми ногами делали ее похожей на мутанта. Дети одновременно повернулись к нам, когда мы подошли, и мальчишка презрительно спросил:

— Вы что, копы?

— Точно, — ответил я. — Мы расследуем убийство.

— Да ну! И кто умер? — спросил он с явным интересом. Маленький извращенец.

— Давай сначала познакомимся. Как тебя зовут?

— А причем тут я, я ничего не делал!

— Он имеет право не говорить вам, как его зовут, — со знанием дела заявила девочка, глядя мне прямо в глаза. Я бы дал ей на вид лет тринадцать и даже назвал бы красавицей, если бы ее лицо не портили россыпь прыщей на подбородке и дешевый макияж. Для тринадцатилетней девочки она неплохо разбиралась в существующих законах. У меня было предчувствие, что другие дети приюта мало чем отличаются от нее.

— Правильно, но мне хотелось бы побеседовать с ним, а не зная имени, говорить с человеком как-то неудобно.

— Вы можете говорить с ним, только если рядом будет кто-то из работников приюта.

— Милая дама, когда же вы успели получить диплом юриста?

У нее на языке уже был остроумный ответ, но нашу беседу неожиданно прервали:

— Могу я вам чем-нибудь помочь, господа? — спросила нас привлекательная женщина, на вид чуть моложе тридцати пяти лет. Высокая — примерно метр семьдесят пять — судя по тону, она занимала здесь какую-то руководящую должность.

Я повернулся к ней и улыбнулся, пуская в ход все свое обаяние.

— Надеюсь, что да. Меня зовут детектив Милн, а это мой коллега, констебль Малик. Мы собираем информацию для расследования одного дела.

Она устало улыбнулась:

— Что на этот раз?

— Произошло убийство.

— Вот как, — казалось, женщина была удивлена. — А о чем вы беседовали с детьми?

— Я просто решил представиться.

— Неправда, — вмешалась девочка. — Он хотел узнать, как нас зовут.

— Энн, дальше я пообщаюсь с детективом сама. Вы с Джоном разве не должны быть сейчас на занятиях?

— У нас перекур, — ответила девочка, даже не глядя на женщину.

— Господа, думаю, нам лучше пройти в мой кабинет и поговорить там.

Я кивнул:

— Конечно. А как вас зовут?

— Карла Грэхем. Я директор приюта.

— Ну тогда ведите нас, — сказал я, и мы вошли за ней в дом через двойные двери.

Внутри здание напоминало больницу: высокие потолки, полы, покрытые линолеумом, на стенах плакаты, рассказывающие о том, что будет, если пользоваться одной иглой, как предотвратить нежелательную беременность и тому подобных вещах, мешающих жить счастливой жизнью. В воздухе негостеприимно и резко пахло дезинфекцией. Это был далеко не дом «отца всех детей» филантропа доктора Барнардо.

Просторный кабинет Карлы Грэхем располагался в дальнем конце коридора. Она впустила нас внутрь, и мы уселись на стулья, стоящие возле большого стола. Здесь на стенах тоже висели плакаты. На одном была фотография пятилетнего малыша, покрытого синяками. Надпись сверху гласила: «Боритесь с жестокими родителями». Под фотографией было написано: «А не с детьми».

— Так что же случилось? — спросила Карла. — Надеюсь, никто из наших клиентов не имеет к этому отношения?

— А кого вы называете клиентами? Детей? — с удивлением спросил Малик.

— Правильно.

— Точно еще не известно, и именно поэтому мы здесь.

Я рассказал Карле о найденном вчера теле.

— Ничего не слышала об этом, — призналась она. — Как звали бедняжку?

— Мириам Фокс. — По лицу Карлы было видно, что это имя ей ни о чем не говорит. — Когда-то она убежала из дома и с тех пор занималась проституцией. Ей было восемнадцать.

Директор приюта покачала головой и вздохнула:

— Какая потеря. Я не удивлена, потому что с такими детьми это часто случается, но мне все равно очень жаль.

Малик наклонился вперед на стуле, и я понял, что ему не очень нравится эта женщина.

— Я так понимаю, вы не были знакомы с убитой? — спросил он.

— Нет, я слышу о ней впервые.

Я вынул из кармана фотографию Мириам, ту, где она позировала перед камерой, и передал ее Карле.

— Вот она. Мы думаем, что снимок был сделан недавно.

Карла посмотрела на нее долгим взглядом и вернула мне карточку. Я заметил, что у нее изящные руки и ухоженные, но не накрашенные ногти.

— Ее лицо кажется мне знакомым. Может быть, я видела ее с кем-нибудь из клиентов, но не могу сказать точно.

— Мы опросили девушек, работающих в том же районе, что и Мириам. Они рассказали нам, что она дружила с Молли Хаггер из Коулман-Хауза.

— Да, Молли жила здесь. Она была нашим клиентом несколько месяцев, но недели три назад ушла, и с тех пор мы ее не видели.

— Похоже, вы не очень этим расстроены, миссис Грэхем, — заметил Малик, не скрывая своего негативного отношения к той легкости, с которой она относилась к потере «клиентов».

— Констебль Малик, — сказала она, повернувшись к нему, — в Коулман-Хаузе живет двадцать один ребенок, младшему из которых двенадцать лет, а старшему шестнадцать. Все они попали к нам из неблагополучных семей, и у всех у них в большей или меньшей степени есть проблемы с поведением. К нам этих детей направляет муниципальный комитет, и мы пытаемся сделать для них все возможное, но закон, к сожалению, не на нашей стороне. Если ребенок хочет ночью пойти на улицу, он идет на улицу. Если кто-нибудь из работников приюта попытается силой остановить его, клиент может предъявить нам обвинение в насилии, и никто из нас не сомневается в том, что так оно и будет, стоит нам хоть раз вмешаться в их жизнь. Проще говоря, эти дети делают все, что им хочется, потому что они знают, что могут это делать. Половина из них не может написать собственное имя, но все они наизусть знают свои права. И часто дети просто решают, что им здесь надоело, и уходят. Иногда они возвращаются, а иногда нет.

— Разве в ваши обязанности не входит присматривать за ними? — не успокаивался Малик.

Она взглянула на него, как учитель смотрит на тупого ученика.

— У нас не хватает людей. Тяжело уследить даже за теми, кто находится здесь, а вы говорите о беглецах. Где нам искать ее? Она может быть где угодно.

— Вы сообщили в полицию, что девочка пропала? — спросил я.

— Я сообщила в социальную службу Камдена, а они должны были сообщить в полицию, но сама я туда не звонила. Не вижу в этом смысла.

— Сколько лет Молли Хаггер?

— Тринадцать.

Я покачал головой:

— Она слишком мала, чтобы жить на улице.

Карла Грэхем повернулась ко мне:

— Детектив…

— Милн.

— Детектив Милн, я понимаю, вы считаете, что я должна серьезнее относиться к исчезновению Молли Хаггер. Мне понятна ваша точка зрения, но постарайтесь понять и мою. Я работаю в приюте уже много лет, за это время я пыталась помочь многим детям сделать их жизнь счастливее. Но с годами мне становилось все сложнее поверить в то, что это возможно. Многие из этих ребят не желают, чтобы им помогали. Они хотят жить по-своему: пить, курить, принимать наркотики. Они независимые, но в самом неправильном смысле этого слова: они не приемлют никаких авторитетов, хотя зачастую сами не могут позаботиться о себе. Конечно, бывают и другие. Такие, которые хотят слушать и учиться, к таким детям я очень привязываюсь. Но если я пытаюсь кому-то помочь, а мою помощь неоднократно отвергают, в конце концов я просто прекращаю все попытки.

— Молли Хаггер была как раз такой? Отвергала любую помощь?

— У Молли очень тяжелая судьба. С четырех лет она подвергалась сексуальному насилию со стороны матери и отчима. В приют попала, когда ей исполнилось восемь.

Я вспомнил личико с фотографии, и мне стало нехорошо.

— Боже мой…

— Таких историй намного больше, чем думают люди. Вы-то это знаете, детектив.

— Да, но к ним нельзя привыкнуть.

— Вы правы, нельзя. Отвечая на ваш вопрос, хочу сказать, что Молли была не самой трудной девочкой. К персоналу приюта она относилась терпимее, чем многие другие дети, но у нее был свой особый взгляд на жизнь — результат того, что ей пришлось пережить.

— Что вы хотите сказать?

— У нее было простое и очень взрослое отношение к сексу. Она с самого раннего детства вступала в сексуальные отношения как с мужчинами, так и с женщинами, а с десяти лет стала зарабатывать этим на жизнь.

— Она раньше убегала из приюта?

— Несколько раз уходила, но потом всегда возвращалась. Последний раз это случилось год назад — тогда Молли встречалась с каким-то мужчиной. Она переехала к нему жить, но через несколько месяцев девочка ему надоела и он выбросил ее на улицу. Она вернулась к нам.

— Думаете, сейчас случилось нечто подобное?

— Зная Молли, я бы не стала исключать такое развитие событий.

Я кивнул. Во мне зародилась надежда, что подружка Мириам еще жива.

— Мы бы хотели побеседовать с остальными… клиентами и сотрудниками приюта, чтобы узнать, не был ли кто-нибудь из них знаком с Мириам Фокс и не сможет ли он помочь чем-нибудь следствию.

— Большинство детей сейчас не здесь. Многие ходят в ближайшую школу или по крайней мере должны ходить. Остальные занимаются по индивидуальной программе. Скорее всего, беседа с ними не принесет никаких результатов.

Так и вышло. Из семерых детей, с которыми мы поговорили в кабинете Карлы Грэхем в ее присутствии, двое отвечали односложно, только «да» и «нет», и лишь одна девочка — Энн Тэйлор, молодой юрисконсульт, с которой мы познакомились чуть раньше, — заявила, что слышала о Мириам Фокс. Она сказала, что была немного знакома с Молли, которая дружила с Мириам, несмотря на то что та была старше. Энн видела Молли с Мириам несколько раз где-то на улице (при этом Энн утверждала, что не знает, что девушки занимались проституцией), но, по ее словам, не была близко знакома с Мириам.

— Она слишком задавалась, — сказала Энн. — Считала себя лучше других.

И все. Карла попыталась, используя свой авторитет, разговорить Энн, но ничего не вышло. Эти дети ни за что не стали бы помогать полиции.

После этого мы опросили четверых работников приюта. Двое узнали Мириам по фотографии и сказали, что она дружила с Молли, но никто не признался в том, что общался с ней лично, а потому не хотел или не мог добавить что-нибудь еще.

— Вряд ли нам удалось чем-то помочь вам, — сказала Карла, когда мы закончили.

— Сейчас рано подводить итоги, — ответил я. — Так всегда бывает с расследованиями убийств. Мы опрашиваем большое количество людей, опросы отнимают много времени и, как правило, не приносят никаких результатов. Но иногда совершенно случайно в том, что говорят люди, можно найти зацепку.

— Что ж, удачи вам. Страшно жить, зная, что по улицам разгуливает маньяк.

— Не беспокойтесь, преступник будет пойман. — Мы с Маликом встали. — В любом случае, спасибо за содействие. Мы вам очень признательны.

У выхода я и Карла пожали друг другу руки, Малик ограничился кивком и вышел.

— Нам нужно будет поговорить с остальными клиентами в другой день, — сказал я.

— Пожалуйста. Я помогу вам, если вы предупредите меня заранее. Хотелось бы быть здесь, когда вы придете.

У Карлы были красивые глаза: карие с лучиками морщинок вокруг. Ей нечего было волноваться — я сам собирался встретиться с ней еще раз.

— Я обязательно позвоню. И думаю, это будет скоро. Очень важно проработать все возможные варианты.

Из какой-то комнаты послышались истерические вопли. Похоже, что какой-то клиент женского пола выражал свое недовольство оказанными ему услугами. Вопли сменились тихим, терпеливым голосом одного из сотрудников. Ответом ему была лишь новая серия оскорблений.

Карла Грэхем смиренно вздохнула.

— Мне лучше пойти и посмотреть, в чем дело.

— У вас непростая работа, — посочувствовал я.

— У нас у всех непростая работа, — грустно улыбнувшись, заметила она и вернулась в дом.

— Похоже, она вам понравилась, — чуть позже сказал Малик.

— Карла — привлекательная женщина, — ответил я, не скрывая улыбки.

— А по-моему, старовата.

— Для тебя — да, для меня — нет.

— Сержант, она же социальный работник. У вас ничего не получится, вы же их терпеть не можете!

— Это точно.

Но в душе я хотел, чтобы у нас все получилось. В моей жизни не хватало любви.

Время шло к часу, и мы зашли пообедать в ближайший «Макдоналдс». Малик взял «Чикен макнагетс», а я традиционный «Биг Мак», картошку и горячий яблочный пирог с колой. Печальное начало для диеты.

— Мне она не понравилась, — сказал Малик, медленно пережевывая куриное мясо.

— Я догадался.

— На мой взгляд, ее заявления были слишком циничны. Как будто ее ничего не волнует.

— Про нас можно сказать то же самое. Каждый по-своему отгораживается от происходящего, чтобы не принимать все близко к сердцу. Это необходимо. Ведь она права, эти маленькие бестии просто неуправляемы.

— Нужна дисциплина, в этом все дело. — Малик наколол кусочек курицы на вилку. — Как думаете, кто-нибудь из них знает что-то важное?

— Что может помочь делу? Сомневаюсь. Мне кажется, было бы заметно, если бы кто-нибудь из них врал. Они плохие актеры.

— Жалко, что впустую потратили столько времени.

— Может, впустую, а может, и нет, — улыбнулся я.

Малик оставил эти слова без внимания и сменил тему:

— Я очень удивился сегодня, услышав предварительные выводы по делу.

— Ты о том, что не было следов насилия?

Малик кивнул.

— Сразу напрашивается вопрос: для чего же ее тогда убили?

Малик положил в рот последний кусочек курицы.

— Надо поговорить с ее сутенером.

К сожалению, у наших коллег дела обстояли не лучше. Вернувшись в участок, мы узнали, что Марка Уэллса не было дома, когда детектив Каппер и еще трое наших ребят заглянули к нему несколько часов назад. Детективам удалось узнать, что у него была девушка в Хайбери и он обычно проводил с ней много времени, но и там его не было. И ее, кстати, тоже. Теперь оба дома находились под постоянным наблюдением, всем патрульным машинам дали указание задержать Марка Уэллса, но пока его никто не видел.

В тот день я ушел с работы в четыре двадцать, сославшись на то, что мне якобы нужно к врачу (Малик выглядел обеспокоено и спросил, не случилось ли что-то серьезное; это заставило меня почувствовать себя виноватым). Расследованию было почти тридцать шесть часов, а у полиции была всего пара серьезных версий и подозреваемый, на вину которого не указывало никаких серьезных улик и у которого не было явных мотивов для убийства.

Говоря языком спортивных репортажей, большую часть пути нам, конечно же, еще только предстояло пройти. Но, как ни крути, старт у нас был не особенно вдохновляющий.

Глава 9

Я забрал чемоданчик на «Кингз-Кросс», принес его домой, пересчитал деньги (все было точно) и, отсчитав долю Данни, переложил ее в полиэтиленовый пакет и обмотал скотчем. Остальные деньги я спрятал в спальне. Потом нужно будет перенести их на хранение в сейф гостиницы в районе Бейсвотер, где лежало все, что я заработал нечестным путем. Когда-нибудь у меня наберется кругленькая сумма. Процентов на нее не набегает, но кучка постоянно увеличивается.

Я знаком с Данни уже почти восемь лет. Он брат девушки, с которой я когда-то встречался. Джин Ашкрофт — так ее звали — единственная из всех моих подружек не работала в полиции. Мы были вместе уже год, и казалось, что у нас все серьезно. Джин и я даже стали подыскивать квартиру, чтобы съехаться и жить вместе — раньше я ни с кем настолько не сближался. Я действительно очень любил ее. Но потом Данни все испортил. Не специально, конечно, но все же испортил. В те годы он промышлял чем-то вроде мошенничества. Неглупый парень из уважаемой семьи, он не работал и даже не мечтал о месте в какой-нибудь фирме. Гораздо больше его привлекало распространение наркотиков. Этот бизнес был проще и доходнее. Каким-то образом ему удавалось держать втайне от родных и даже от сестры свои противозаконные делишки, поэтому, когда одна из его мелких сделок сорвалась и его избили, для них это было потрясением.

Его восприятие мира представляло собой прекрасный образчик наивности среднего класса. При нем было полфунта амфитамина, который он должен был продать одному парню, а тот решил, что лучше украсть товар, чем покупать его, и подставил Данни. Когда мой друг шел к нему на квартиру, на лестничной площадке его встретили трое мужчин. Данни еще не заплатил за товар и поэтому не хотел просто так расставаться со своим добром. Последовала короткая драка, после которой Данни остался лежать в подъезде со сломанной челюстью, сотрясением мозга и дюжиной перебитых ребер. Пакет с амфитамином грабители вырвали из его искалеченных пальцев.

Данни выписали из больницы только через три недели. Если принять во внимание, что все лечение оплачивало государство, становится ясно, насколько серьезными были его повреждения. Эта ситуация только подлила масла в огонь. Отец Данни, по всей видимости, решил, что если драка произошла на моем участке, я должен был знать о занятиях его сына и положить им конец или по крайней мере рассказать обо всем мистеру и миссис Ашкрофт, поэтому он ополчился против меня. Мать Данни заняла ту же позицию, так как относилась к тому разряду людей, у которых нет собственного мнения. Я бы все это пережил без проблем, поскольку мне никогда не нравились родители Джин, но на этом история с Данни не закончилась.

Как только он вышел из больницы, ему захотелось отомстить обидчику. Ситуация для него была сложной вдвойне, потому что человек, который продал ему наркоту, тоже хотел своих денег. Данни нуждался в помощи, и я был единственным, кто мог сделать для него хоть что-то. Мы с Данни всегда неплохо ладили, и мне он искренне нравился, несмотря на то что у него не получалось скрывать от меня свои темные делишки с наркотиками.

Поэтому когда Данни попросил о помощи, я не смог отказать. Товар ему продал мелкий наркоторговец, достаточно было просто припугнуть его расследованием, чтобы он перестал быть проблемой. Оставался только парень, который сорвал сделку. Данни хотел устроить настоящую расправу, и то, что я, по его замыслу, должен был сделать, уже сложно было назвать помощью. Сам Данни был ростом метр шестьдесят, щуплого телосложения, поэтому едва ли смог бы постоять за себя. Он хотел, чтобы мы устроили такую же засаду и избили этого парня до полусмерти так же, как избили его, Данни, но я отговорил своего друга от этого плана. Даже не знаю, почему я согласился участвовать во всем этом. Мог бы просто посоветовать Данни потуже затянуть пояс и быть благодарным за то, что он теперь по крайней мере никому не должен денег за товар. Но я не сделал этого. Может быть, во мне заговорила гордость. Может быть, я хотел, чтобы Данни уважал меня.

В общем, я предложил компромисс. Двумя месяцами ранее я нашел около пятидесяти таблеток экстази во время обыска жилища одного из подозреваемых. А поскольку у того уже хватало провинностей, чтобы его можно было привлечь к суду, я положил таблетки себе в карман, подумав, что они могут когда-нибудь пригодиться. Я не собирался их продавать — даже в те дни поступали самые противоречивые сведения о воздействии этого наркотика, и мне не хотелось, чтобы кто-нибудь окочурился из-за меня. Я взял их, чтобы потом использовать в других целях — как средство, с помощью которого можно припереть к стене какого-нибудь преступника, когда не хватает улик. Я никому и никогда до этого ничего не подкидывал, но слышал о нескольких случаях и знал, что обычно это срабатывает, если все сделать аккуратно.

В этом и заключалась самая большая сложность. Заклятый враг Данни, которого звали Даррен Френник, не любил выходить из квартиры и делал это только тогда, когда нужно было провернуть какое-нибудь дельце. Мы неделями ломали голову над тем, как проникнуть к нему, пока не придумали простое и надежное решение. Френник имел отталкивающую внешность, но, как любой молодой мужчина, был неравнодушен к женскому полу. У меня была знакомая, которая работала в службе эскорта и которой можно было доверить подобное дело. С ее помощью мы сделали следующее. Заплатили девушке деньги — из кармана Данни — и, выдав ей таблетки, послали ее к Френнику. Она постучала в дверь и, когда хозяин открыл, сказала ему, что пришла развлечь его сегодня вечером. Сначала он отказался, но потом решил, что не стоит отвергать такой подарок судьбы, — пригласил ее в дом и быстро выставил за дверь пару ребят, которые тусовались у него в квартире.

Все шло так, как мы и предполагали. Стоило Френнику распустить руки, как наша знакомая заявила, что она приличная девушка и под словом «развлечь» подразумевалось совсем не такого рода общение. Он спросил, что за чушь она несет, и снова стал лапать ее, и тогда она показала ему несколько приемов кунг-фу. Серия энергичных ударов и выпадов — и Френник вырубился на полу. Девчонка быстренько извлекла пинцетом из своей сумочки пакетик с таблетками, оставила не нем отпечатки пальцев хозяина квартиры и бросила пакет под кровать. К этому времени Френник начал приходить в себя, и девушка, выбежав из его дома с громкими криками, сразу же позвонила в полицию со своего мобильника и заявила, что Френник хотел заставить ее принять какие-то таблетки, а потом изнасиловать. Она также сообщила полиции имя и адрес нашего знакомого. Полиция давно ждала удобного случая, чтобы упрятать Френника за решетку, и прибыла на место в считанные минуты. Конечно, к этому времени девушки там уже не было.

Пять минут спустя она снова позвонила в полицию и сказала, что не хочет подавать заявление, но, если им интересно, может дать совет, где искать наркотики. Диспетчер передал информацию офицерам, приехавшим по вызову. Еще не пришедший в себя, окровавленный Даррен Френник был арестован и помещен под стражу. Его приговорили к девяти месяцам тюрьмы за распространение наркотических веществ класса А, но Данни все равно не чувствовал себя отмщенным. Я старался уверить его, что ничего лучше придумать было нельзя.

Я решил, что на этом вся история и закончится, но судьба распорядилась иначе. Джин откуда-то стало известно о том, что я попросил проститутку помочь нам подставить Френника. Она вдруг поняла, что совсем не знает меня с этой стороны и что таким я ей не очень нравлюсь. Наши отношения стали натянутыми. Джин постоянно спрашивала меня, спал ли я с проститутками, и не верила, если я отвечал «нет». Сначала мы перестали говорить о том, что нужно жить вместе, а через пару месяцев и вовсе расстались.

Честно говоря, мне не стоило прощать Данни за то, что он лишил меня, возможно, единственного шанса обзавестись семьей. Но он был так благодарен мне за помощь и чувствовал себя таким виноватым из-за того, что у меня появились проблемы, что я не смог долго на него злиться. После этой истории мы с Джин практически не общались. Она познакомилась с дипломированным страховым агентом и переехала к нему на север в Лидс. А мы с Данни остались друзьями. Иногда вместе работали. Однажды я продал ему пару килограммов наркоты, которую конфисковал во время расследования. Данни попытался сбыть товар, но ему не повезло и его взяли с поличным работавшие под прикрытием ребята из отдела по борьбе с наркотиками. Они сильно давили на него, пытаясь узнать имя продавца, но история с Дарреном Френником сделала Данни несгибаемым. Он боялся тюрьмы — кто ж не боится, — но держал язык за зубами, несмотря на то что полиция обещала ему в обмен на сотрудничество смягчить наказание. В итоге мой друг сел на восемнадцать месяцев.

Данни едва ли был удачливым человеком и не слишком преуспел в криминальном мире, но я верил ему как самому себе, а на свете очень мало людей, которые заслуживают такого отношения. Поэтому я взял его с собой, когда получил заказ на убийство троих человек. Потому что знал, что он будет молчать.

Данни снимал квартиру в Хайгейте, неподалеку от кладбища. Когда я наконец добрался туда, было двадцать минут шестого. Услышав мой звонок, Данни открыл дверь, но не снял цепочку и огляделся, проверяя, нет ли еще кого за дверью. Мой друг был бледен, под глазами появились мешки. Он выглядел очень озабоченным.

— Ты опоздал, Дэннис.

— Такая у меня работа. Если ты полицейский, быть пунктуальным практически невозможно. Правительство во всем виновато. То и дело выпускает преступников на свободу.

Данни снял цепочку и открыл мне дверь. Я прошел за ним на кухню. Данни был босой, его футболка вылезла сзади из штанов. Выглядел он неопрятно, и это говорило о том, что он весь день просидел дома, не выходя на улицу.

— Будешь чай или еще что-нибудь? — спросил он, включая чайник.

— Пожалуй, от чая не откажусь. — Я положил пакет с долей Данни на разделочный стол. — Вот твои деньги.

Данни кивнул, доставая две кружки с верхней полки:

— Хорошо.

— Ничего, если я закурю?

— Обычно ты не спрашиваешь.

— Ну, я смотрю, ты немного не в духе, и решил, что вежливость не помешает.

Он повернулся ко мне. На его лице промелькнуло что-то вроде отвращения.

— А ты, я смотрю, совсем не переживаешь из-за того, что произошло.

Я закурил.

— Переживаю. Но дело сделано, а сожалениями ничего не исправишь. Зато в следующий раз будем умнее.

— Сожаления тут ни при чем. Мы серьезно влипли, Дэннис, полицейские это дело так просто не оставят. По крайней мере пока не поймают виновных, то есть нас.

Я почувствовал, что устал от споров. Когда-то у меня был шанс стать сантехником и без проблем получать гораздо больше денег, чем я получаю сейчас. В этот момент, я пожалел, что не пошел этим путем.

— Данни, ты не понимаешь, как ведется расследование. Все дело в уликах. Если ты оставляешь улику на месте преступления, полиция будет идти по ее следу, пока не найдет тебя.

— Не говори со мной таким тоном, Дэннис. Я не маленький.

— Но если улик нет, преступника невозможно выследить и расследование заходит в тупик.

Данни вздохнул, потом стал разливать чай. Я смотрел, как он размешивает сахар ложкой. Данни был взволнован, очень взволнован. Наверное, я ошибся, когда решил, что его психика выдержит. Я глубоко затянулся сигаретой, обдумывая ситуацию.

— Знаешь, когда я вижу, как ты куришь, мне самому хочется закурить.

— Угощайся. — Я протянул Данни пачку.

— Ты дашь мне сигарету? Черт возьми, Дэннис, ты готов втянуть меня во что угодно! И это притом, что ты коп…

Он поставил передо мной кружку с чаем, который оказался невкусным. Слабо заварен и слишком много молока.

— Извини, что так получилось, Данни. Я не знал, что в машине были таможенники. Если бы знал, я бы к ним на пушечный выстрел не подошел.

— А что ты вообще знал, когда шел на дело?

Данни не был знаком с Реймондом и, насколько я знал, даже никогда не слышал о нем. По вполне понятным причинам я хотел, чтобы мое знакомство с мистером Кином оставалось только между ним и мной.

— Да почти ничего, — ответил я. — Серьезно.

Данни подумал пару секунд и спросил:

— А как ты узнал, что они будут там, у «Тихой пристани»?

— Эти трое? По всей видимости, заказчик подставил этих людей, организовав им встречу со своими деловыми партнерами. Все, что мне нужно было сделать, — убрать их, когда они будут на месте.

Данни покачал головой и вздохнул.

— Знаешь, я думал об этом целый день. Если они были таможенниками… Подумай сам, если они были таможенниками, как твой знакомый мог узнать, что они будут там?

— По его словам, они брали взятки. Что-то связанное с шантажом, не знаю подробностей. У них рыльце было в пушку, они влезли туда, куда их не просили влезать.

— Хорошо. А ты уверен, что мы не оставили улик?

— Если мы не заговорим, им нас не найти.

— Но что если они найдут улики, ведущие к твоему заказчику? Если эти парни были замешаны во взяточничестве, полиция рано или поздно обнаружит это, так ведь? А если их темные делишки как-то пересекаются с твоим заказчиком, то сыщикам не составит труда выйти и на него.

— Ничего такого не произойдет. Все было тщательно спланировано.

— Но это не самое страшное, — продолжил Данни, не обращая внимания на мои слова.

Я посмотрел на него с удивлением:

— А что самое страшное?

— Вдруг эти люди были добропорядочными гражданами?

Я начал уставать от такого разговора.

— Послушай, Данни. Заказчик — мужчина средних лет, который за свою жизнь заработал немало денег. Я пытаюсь тебе объяснить, что он не дурак. Он по определению не станет делать ничего такого, из-за чего можно вляпаться в какое-нибудь дерьмо. — Я докурил сигарету, допил чай и бросил окурок в кружку.

Данни вздохнул.

— Короче, весь день сегодня я думал вот о чем: возможно, в этой истории все гораздо сложнее, чем кажется. Намного сложнее. Если эти таможенники не были взяточниками, значит, они оказались замешаны в таком серьезном деле, что их жизнями решили пожертвовать. — Он сделал ударение на последних словах, словно детектив из дешевой книжки, раскрывающий темные стороны дела перед собравшимися подозреваемыми. — И если так оно и есть, значит, не только твой заказчик вовлечен в это дело. Скорее всего, у него есть другие знакомые, которые могут позаботиться о том, чтобы у него не было лишних проблем.

— Что ж, если все так, как ты говоришь, тебе не о чем беспокоиться. Потому что шансы, что нас поймают, ничтожно малы.

— Может быть, но… В общем, нужно еще подумать.

— О чем, Данни?

Он снова вздохнул, тщательно подбирая слова.

— Какой смысл им оставлять нас в живых? Мы слишком много знаем, Дэннис. То, что мы видели, — это только верхушка айсберга. Теперь, когда дело сделано, мы им больше не нужны…

— Боже мой, Данни, найди себе работу! Ты слишком много смотришь телевизор. Это тебе не кино про мафию. Если мы будем держать рот на замке и жить как ни в чем не бывало, все будет в порядке. Я уже говорил, теперь ничего не изменишь.

— Надеюсь, ты прав, — ответил он. Но не было похоже, что я убедил его.

Во мне проснулись отеческие чувства по отношению к Данни.

— Так и есть. Не переживай. — Я подошел к нему и дружески похлопал его по плечу. — Просто выкинь все это из головы и помни, через пару дней все забудут про эту историю.

— Да, знаю, знаю. Но мне тяжело. Сижу целый день дома…

— Хочешь, сходим вместе в бар, поиграем?

— Поиграем?

— Ну да. Есть тут одно местечко, я часто хожу туда по четвергам. В команде по четыре человека. Я знаю пару ребят, с которыми обычно играю, и нам как раз недостает одного человека.

Данни ошеломленно посмотрел на меня. Его голубые глаза широко раскрылись от удивления.

— Ты это серьезно? Черт подери, Дэннис, что ты за человек?

— Чем тебе не нравится мое предложение?

— Ты прекрасно понимаешь, про что я говорю! У меня волосы встают дыбом, когда я думаю, что моя сестра могла выйти за тебя замуж!

— К счастью, ты вмешался и помог ей не сделать этот опрометчивый шаг.

Данни бросил на меня виноватый взгляд, которого я ждал. Это было жестоко с моей стороны — заставлять его снова и снова расплачиваться за давнюю ошибку.

Я улыбнулся, давая ему понять, что пошутил, и снова потрепал его по плечу.

— Пойдем. Будет весело. Всяко лучше, чем сидеть здесь, грызть ногти и таращиться в телевизор, ожидая появления своей фотографии в сводке криминальных новостей.

— Дэннис, я больше не хочу в тюрьму. Для меня это было слишком.

— Все будет хорошо, — сказал я ему. — Обещаю. Так ты идешь?

— А какой адрес?

— Бар называется «Китаец». Это в самом конце Сити-роуд.

Данни задумался. Казалось, он пытался понять, можно ли в такой ситуации позволить себе сделать нечто легкомысленное. В конце концов он решил, что можно на пару часов прекратить самобичевание и сказал:

— Черт с тобой. Почему бы и нет? — Он взял в руки пакет с деньгами. — По крайней мере на пиво мне хватит.

Глава 10

— Он был бухгалтером. — Малик говорил, пережевывая сэндвич.

— Это тебе твой друг рассказал?

Он кивнул, откусывая очередной кусок.

— Да. Вчера вечером. Он сейчас работает как заведенный.

— Могу себе представить.

Было два часа двадцать минут пополудни, и мы сидели в столовой полицейского участка. Утро мы провели бестолково, анализируя все показания, собранные на сегодняшний день, и пытаясь выжать из них хоть что-нибудь. Но пока ничего интересного не наклюнулось. Единственный подозреваемый, сутенер, все еще не был задержан. Мало того, никто понятия не имел, где его искать.

— Как продвигается расследование?

— Он не мог рассказать подробности, вы же понимаете. Но у меня сложилось впечатление, что у них есть несколько зацепок. Если я правильно понимаю, они сейчас бросили все силы на этого бухгалтера: выясняют, какие у него были отношения с убитыми таможенниками.

— Два таможенных инспектора и один бухгалтер. Звучит как название какого-то дурацкого фильма.

— По-моему, очень интересное сочетание.

Я перестал ковыряться в салате «Цезарь», который заказал, и отодвинул от себя тарелку, готовясь к неизбежной сигарете.

— Что твой друг обо всем этом думает?

— Говорит, что они собрали много информации о бухгалтере и пока ничто не указывает на его связь с преступным миром. Он не проходил ни по каким делам, ни разу.

Мне вспомнилось лицо этого человека, выражение его глаз, когда он смотрел на дуло моего пистолета. Я закурил.

— Что же он тогда делал с теми двумя из таможни?

— Вопрос на миллион долларов. Мой друг считает, что они встречались по делу. Он не вдавался в подробности, но вроде бы этот бухгалтер разузнал нечто такое, что могло очень помочь тем двум таможенным инспекторам.

— Так следствие считает, что убитые работники таможни вели какое-то расследование?

Малик кивнул:

— Да, у меня сложилось такое впечатление. Он ничего не сказал конкретно, но я думаю, они работают с этой версией.

— Значит, убийца мог узнать, куда и во сколько они приедут, только в том случае, если…

— Если все это внутренние разборки. Что очень печально. Не хочется верить, что среди людей, охраняющих закон и порядок, попадаются продажные типы.

— Думаешь, кто-то сболтнул лишнего убийце?

Малик пожал плечами:

— Все на это указывает. Какой еще может быть вариант?

Мне очень хотелось верить, что эта версия неправдоподобна. Не исключено, что так оно и есть. Когда к расследованию крупных дел подключается слишком много детективов, выдвигаются самые невероятные версии. Мне легче было поверить в то, что убитые были отбросами общества, как сказал о них Реймонд. Таким образом зло, содеянное мной, выглядело оправданным — по крайней мере в моих глазах. К тому же с этой версией у расследования было больше шансов зайти в тупик.

Если убийство стало результатом внутренних разборок, тогда количество людей, которые могли знать, где и во сколько должны были находиться в тот вечер эти трое, сводится к минимуму.

Но пока что это была только гипотеза. Я знал, что мне нужно разговорить Реймонда, но сделать это крайне осторожно. Раньше у меня не было оснований ждать от него удара в спину, но сейчас я не хотел давать ему повод вывести меня из игры. Возможно, в словах Данни было больше правды, чем мне показалось.

— Сержант, вы какой-то задумчивый сегодня. Что сказал врач?

— Да все в порядке. Ничего серьезного. Просто мне не очень хочется тащиться еще раз в этот приют и расспрашивать детишек о том, о чем они не хотят говорить.

Мы опросили только одну треть детей, и хотя меня привлекала идея встретиться с очаровательной Карлой Грэхем, мне совсем не хотелось тратить время на маленьких упрямых сорванцов, которые не согласились бы сотрудничать с нами, даже если бы от этого зависела их жизнь. Я уже сообщил Ноксу, что, по моему мнению, нам не извлечь пользы из этого направления расследования, но он настоял на том, чтобы мы довели дело до конца. Нокс хотел быть уверен в том, что мы не упустили ни единой зацепки, хотя бы для того, чтобы избежать нареканий от вышестоящего начальства, которое может расстроиться из-за отсутствия результатов.

— Разве не вы говорили мне, когда я только пришел работать сюда, что только пять процентов работы полицейского оправдывают себя? И что эти пять процентов равномерно распределяются между остальными девяносто пятью, которые нужно сделать?

Я улыбнулся.

— Неужели я так говорил? Должно быть, это было очень давно…

— Два года назад. Не так уж давно.

— Похоже, я тебя обманул.

— Так в чем же тогда секрет работы полицейского?

Я хотел было сказать Малику, что самое главное в нашей работе — наплевать на все и не стесняться брать деньги, если тебе то там, то здесь предлагают подзаработать, но не успел, потому что в столовую вошел детектив Хансдон. Он выглядел очень довольным. Людей в столовой было около дюжины, и в основном это были рядовые полицейские. Так как сотрудники уголовного розыска предпочитают общаться с себе подобными, Хансдон направился к нам.

— Кажется, тебе очень хочется с нами чем-то поделиться, — сказал я.

— Мы взяли сутенера. — В его устах эти слова прозвучали как «мы раскрыли дело». «Очень оптимистично», — подумал я.

— Да ну? И где же он был?

Хансдон сел за наш стол и закурил.

— Сам пришел. Минут десять назад.

— Кто будет его допрашивать? — спросил Малик.

— Нокс и Капер. Прижмут хорошенько, — ответил Хансдон, не глядя на Малика. Как многие другие молодые детективы, он недолюбливал Азифа. Отчасти это было связано с тем, что тот имел высшее образование, отчасти с тем, что Малик был азиат. Ситуация усугублялась тем, что у начальства он ходил в любимчиках. Обижаться было несправедливо и глупо, но избавиться от этих чувств было тяжело.

— Думаешь, это его работа?

Хансдон развел руками:

— У нас нет других версий.

— Ну, это еще не причина вешать на человека убийство, — заметил я.

— Да, но не все так просто. Жертва не была изнасилована. Кто-то организовал нападение так, чтобы все выглядело как убийство на сексуальной почве. Поэтому, скорее всего, тот, кого мы ищем, не маньяк. Плюс ко всему его видели в квартире убитой после ее смерти и он напал на тебя, когда ты стал задавать ему вопросы. А если и этого мало, у него целый послужной список: применение грубой силы, в том числе и в отношении жертвы. Несколько раз она лежала в больнице со сломанными ребрами и сотрясением мозга.

— Только это совсем не то же самое, что перерезать горло от уха до уха и исколоть ножом половые органы.

— Это наш клиент, сержант. Наш клиент, как ни крути, — эти слова Хансдон произнес твердо и уверенно, словно говоря всем, что с ним нет смысла спорить.

Прав он был или нет, в любом случае нам от этого было меньше работы.

— Как продвигаются дела с номерами мобильных телефонов? Мириам была подключена к какой-нибудь сети?

Хансдон кивнул.

— Если честно, мне пришлось хорошенько попахать, чтобы выяснить это. Ее сотовый оператор пришлет нам список входящих и исходящих звонков.

— Может быть, там найдется какая-нибудь зацепка.

— Возможно, — ответил он, но, судя по его голосу, ему это было неинтересно. Этот человек глубоко верил в то, что убийца уже найден.

Глава 11

Мы провели несколько часов в приюте, пытаясь отловить «клиентов», с которыми нам не удалось поговорить в прошлый раз. Однако те, кого нам удалось застать, не рассказали ничего интересного. Карлы тоже не было на работе, что меня немало расстроило. Она уехала на встречу в Эссекс и должна была вернуться только к пяти. К тому времени мы уже решили, что с нас достаточно. Я позвонил Уэлланду и сказал, что опрос могут завершить рядовые офицеры полиции, а нам больше не стоит тратить свое время, и он легко согласился со мной.

Этим вечером была очередь Малика уйти пораньше. Ему нужно было забрать детей от тещи, пока его жена, которая работала в престижной фирме бухгалтером, повышала квалификацию на семинаре в Монте-Карло. Узнав об этом, я невольно вспомнил последний семинар, который посетил. Он проходил в Суиндоне и назывался «Британская полиция в XXI веке». Семинар был настолько интересный и информативный, что можно было получить больше удовольствия, наблюдая за тем, как ржавеет какая-нибудь старая машина. Я явно выбрал себе не ту работу.

Мы с Маликом вышли из приюта вместе, сели на метро и доехали до «Кингз-Кросс». Я хотел вернуться в участок и узнать, что еще нужно сделать, но потом решил, что лучше отдохнуть и выпить пива. Уэлланд сказал мне, что они еще допрашивают сутенера и пока не узнали ничего интересного, что меня не удивило. С адвокатом на поводке в участке появляются только тогда, когда не хотят говорить лишнего.

Я нашел более-менее приличную пивную недалеко от работы, на Юстан-роуд. В баре работал молодой австралиец, его волосы были убраны в хвост, а бровь украшало серебряное колечко. В заведении почти никого не было, поэтому мы с ним немного поболтали о том о сем. Бармен, как большинство австралийцев, оказался приветливым парнем. Думаю, это как-то связано с тем, что они живут в теплом солнечном климате. Я спросил, как у них там обстоят дела с преступностью. Он ответил, что неважно.

— С каждым годом становится все хуже, — пожаловался он. — У всех оружие, и люди с большей готовностью пользуются им.

Я сказал ему, что так везде.

— Не знаю, — ответил он. — Мне кажется, здесь все иначе. Я всегда думал, что в Лондоне спокойнее.

— Боюсь, эта информация устарела лет на пятьдесят, — усмехнулся я, и мы больше не возвращались к этой теме.

Выйдя из бара около семи, я решил пойти домой пешком мимо квартала красных фонарей, где раньше работала Мириам Фокс и ее подружка Молли Хаггер.

Этот район выглядит совсем не так, как люди его себе представляют. На центральной улице расположены недалеко друг от друга две железнодорожные станции — «Кингз-Кросс» и «Сент-Панкрас», на соседней улочке можно найти несколько обшарпанных ресторанов быстрого питания и залы с игровыми автоматами. Единственным знаком того, что сюда люди приходят в поисках интимных услуг, являются два секс-шопа с затемненными окнами и кричащим освещением, но даже они выглядят здесь одинокими и неуместными. «Кингз-Кросс» — это не Амстердам и не Гамбург. Даже ночью вы не увидите тут работающих девушек. Проститутки здесь есть, но вы вряд ли сможете отличить их от обычных людей. Это место очень оживленное, так как Юстан-роуд соединяет восточную и западную части города. Здесь всегда многолюдно, что лишает человека, ищущего девушку на ночь, самого главного: анонимности.

Но стоит немного отойти в сторону от ярких огней, и здесь же, на плохо освещенных прилегающих улочках, вас встретит совсем другой мир. Мир продажных женщин и торговцев крэком. Иногда их даже не видно, только голоса доносятся до прохожего из арок, дверных проемов и аллей, вопрошая всегда одно и то же: «Не хочешь поразвлечься?» Порой чувствуешь, как они сверлят тебя взглядом, пытаясь разгадать, кто ты такой, выискивая твои слабости или прикидывая, можно ли тебя ограбить. Машины лениво притормаживают возле них. Внимательно приглядевшись, можно заметить, что водитель, как правило, одинокий мужчина средних лет, который ни за что не посмотрит вам в глаза. Они всегда отворачиваются. Это бизнесмены, ищущие запретных удовольствий. Некоторые из них просто чем-то расстроены, и им хочется получить быстрое удовлетворение. Другие — извращенцы, люди, которым нравится делать с женщинами то, на что их жены и любовницы никогда не согласятся. Иногда хотят делать то, на что не согласится ни один нормальный человек. И где-то среди них в поисках жертвы рыщут психопаты, насильники и убийцы. Этот мир существует в каких-нибудь пятидесяти ярдах от станции «Кингз-Кросс», но увидеть эту жизнь можно, только если специально искать, и только найдя ее, можно понять, какая ей движет болезнь.

Была теплая ночь, дул сильный ветер. В кармане дождевика я нащупал маленькую, меньше фута длиной, дубинку, которую носил с собой на всякий случай. Я никогда не пользовался ею и не собирался применять даже на службе, но сейчас я был рад, что она со мной.

Две уже немолодые проститутки с лицами, потрескавшимися и сморщенными, как кожа на старых сапогах, вышли из тени и направились ко мне. На них были до смешного короткие юбки и яркий макияж.

— Как насчет ночи любви с настоящей женщиной? — спросила одна, криво улыбаясь.

— Я офицер полиции, — ответил я, проходя мимо и стараясь говорить как можно вежливее.

— Подумаешь! Даже копам иногда нужно расслабиться, — прокричала она мне вслед, но энтузиазма в ее голосе было уже меньше.

Я промолчал. Что тут скажешь?

Мне стало жаль ее, жаль их обеих. Если верить одному из моих коллег, который занимался расследованием нашего последнего дела, проститутки постарше сильно страдают от конкуренции со стороны молодых девчонок, таких как Мириам и ее подружки, и это неудивительно. Трудно соперничать с теми, кто моложе и красивее, а еще сложнее, если они сбивают цену. Это противостояние не раз приводило к тому, что проститутки со стажем нападали на молодых или звонили в полицию, чтобы сообщить о торгующих собой несовершеннолетних девчонках, — так они пытались избавиться от конкуренток. Сейчас эти две группы работали порознь, но молодежь всегда пользовалась большим успехом.

Сегодня на улицах рядом с «Кингз-Кросс» было тихо — возможно, из-за недавних происшествий, — но я прекрасно понимал, что скоро все вернется на круги своя. Так устроен наш мир. Если честно, меня всегда раздражало отношение британцев к сексу за деньги. Безусловно, хорошо иметь такую безупречную моральную позицию по отношению к древнейшей профессии, но, к сожалению, одной моральной позиции недостаточно, чтобы искоренить проституцию раз и навсегда или хотя бы уменьшить ее масштабы. Разумнее было бы узаконить ее, чтобы можно было следить за здоровьем девушек, избавить их от сутенеров и обезопасить их жизнь. По мне, так лучше уж все эти районы красных фонарей превратить в достопримечательность для туристов. Многие девушки, такие как Мириам Фокс, были бы живы, если бы работали в Амстердаме или Барселоне или если бы у них хватило ума не пытаться изменить законы природы.

За моей спиной раздался крик.

Поначалу я даже не понял, что кто-то нуждается в помощи. В таком месте криком никого не удивишь. Но он повторился — на этот раз кричали громче и отчаяннее, и мне показалось, что я слышу голос девочки-подростка. Я сразу понял, что случилось что-то ужасное, и бросился назад.

На дороге, в тридцати ярдах от меня, стояла машина. Фары были включены, мотор заведен, а водитель, которого я не смог разглядеть, высунулся через окно из машины и тащил к себе девочку, которая отчаянно пыталась вырваться. Вокруг не было видно ни души.

Мне не очень хотелось вмешиваться в эту историю. Да, я полицейский, но мой рабочий день уже кончился, а встревать в разборки этих двух людей было очень рискованно. Если они выясняли семейные отношения, девчонка не поблагодарила бы меня за вмешательство. Из-за своей доброты можно запросто получить удар ножом или пулю в сердце.

Но, слава богу, на это раз я не стал прислушиваться к голосу разума. Я вытащил дубинку из кармана, выбежал на дорогу и припустил к машине. Водителю уже удалось наполовину затащить девочку к себе, и ее крики становились все громче и громче, по мере того как она все яснее понимала, что ее похищают. Девчонка отчаянно сопротивлялась, но, несмотря на это, уже почти полностью находилась внутри салона. Машина начала медленно трогаться с места.

Я не стал кричать — в таких случаях нет смысла предупреждать, что ты рядом. Когда я добежал до машины, она поехала быстрее, должно быть, водитель услышал мои шаги, но я успел схватить девчонку за ноги и потянул. Похититель не сразу отпустил свою жертву, и на какую-то долю секунды я испугался, что меня потащит по асфальту. Я споткнулся, но каким-то чудом удержался на ногах. И тут он сдался — видимо, передумал и отпустил девчонку, которая шлепнулась на дорогу как мешок с картошкой. Я успел вовремя отпустить ее ноги и тоже упал, поэтому мне оставалось только смотреть, как машина быстро уносится прочь. Все произошло так быстро, что я не успел разглядеть ее номер.

Я встал, спрятал в карман дубинку и помог девчонке встать.

— Ну, как ты, в порядке?

Она впервые взглянула мне в лицо, и я сразу же узнал в ней Энн Тэйлор, девочку, которую мы накануне встретили возле приюта Коулман-Хауз. Сейчас она выглядела не так самоуверенно, как вчера. Ее глаза были заплаканы, тушь потекла по щекам, пудра местами стерлась. Сразу видно, что она сильно напугана.

Энн неуверенно кивнула и стала отряхивать юбку и футболку.

— Думаю, да… Вроде все нормально.

Я взял ее под локоть и довел до тротуара.

— Ты знаешь этого мужчину? — спросил я.

— Скорее всего, какой-то маньяк, — ответила она, не поднимая на меня глаз. — Никогда его раньше не видела.

— Опиши мне его.

— Слушайте, я не собираюсь выдвигать против него обвинение в изнасиловании, понятно? — она нахмурилась и вырвала свою руку из моей.

— Могла бы хоть спасибо сказать! Ведь я только что спас тебя. Кто знает, что бы случилось с тобой, не окажись я рядом.

— Я умею постоять за себя.

— Ну конечно. — Я вытащил пачку сигарет и предложил ей одну. Она не отказалась, я помог ей прикурить, а затем прикурил сам.

— В общем, это… спасибо, что вытащили меня. — Она сказала это весьма неохотно, но я решил, что лучше что-то, чем ничего. Странная пошла молодежь — совсем никаких манер.

— Не хочешь выпить где-нибудь чашечку кофе и успокоиться?

— Не, я в порядке. Все нормально.

— Пойдем. Кофе за мой счет.

Я видел по ее лицу, что ей хотелось посидеть в каком-нибудь кафе и выпить чего-нибудь горячего. Проблема была только в том, что я не казался ей подходящей компанией.

— Не хочу сидеть и отвечать на ваши дурацкие вопросы. У меня нет на это времени.

— Слушай, только кофе и сигарета. Мне тоже нужно успокоиться. Ведь не каждый день встреваешь в такие истории.

Она впервые взглянула на меня с интересом:

— Это точно!

Мы зашли в небольшое кафе на Грэйз-Инн-роуд. Я взял два кофе, и мы уселись за столик в дальнем углу.

— Странно, что ты работаешь на улице, несмотря на то что недавно случилось с Мириам.

— Я думала, мы договорились, что не будет никаких вопросов. Если вы собираетесь читать мне нотации, то я лучше пойду. Может, заработаю что-нибудь.

— А может, тот мужик вернется, затащит тебя в машину, свяжет…

— Черт, я не собираюсь выслушивать все это дерьмо! — Энн встала, собираясь уйти.

— Хорошо, хорошо, больше никаких нотаций. Просто я беспокоюсь за тебя, вот и все. — Девочка села на место. — Не забывай, тебе сегодня просто повезло.

— Не волнуйтесь, я могу постоять за себя.

— Да, ты уже говорила. Наверное, Мириам Фокс думала то же самое.

— На улице полно извращенцев. Кто не рискует, тот не пьет шампанского.

— Если так подходить к делу, то ты права. Вчера ты сказала нам, что не знала, что Мириам Фокс была проституткой. Это ведь неправда, так?

— Все копы одинаковые. Не можете не задавать своих дурацких вопросов, да?

Я рассмеялся:

— Послушай, это не допрос. Все, что ты здесь скажешь, не может быть использовано в суде. Ты должна это знать. Я просто пытаюсь найти убийцу Мириам и посадить его за решетку, чтобы он больше не совершил ничего подобного. — Я вытащил из пачки еще две сигареты и снова помог Энн прикурить. — Согласись, это и в твоих интересах.

Она задумалась над тем, что я сказал. Было видно, что ей хотелось ответить на мой вопрос, но это желание вступало в конфликт с недоверием, которое Энн питала к представителям правопорядка. Я затянулся сигаретой и стал ждать, когда она заговорит. Мне некуда было спешить.

— Да, я знала, что Мириам работает проституткой, — наконец произнесла девочка. — Но у нас с ней не было ничего общего. Она была настоящей сукой.

— В каком смысле сукой?

— Она была вся из себя, смотрела на людей сверху вниз, к тому же плела интриги. Говорила гадости о человеке за его спиной, настраивала людей друг против друга. Мириам никогда мне не нравилась, поэтому я держалась от нее подальше.

— Она встречалась с Марком Уэллсом, так?

Энн кивнула:

— С ним я тоже предпочитаю не иметь ничего общего.

— Почему?

— Он псих. Сделаешь или скажешь что-нибудь не так — порвет тебя на кусочки.

— Как ты считаешь, он может иметь какое-то отношение к смерти Мириам?

— Я думала, это сделал какой-то извращенец…

— Скорее всего, но мы еще не знаем точно. Это мог быть и кто-то из ее знакомых. Кто-то типа Марка Уэллса.

Энн пожала плечами:

— Не знаю.

— Мог ли он совершить что-нибудь подобное?

— Послушайте, не задавайте мне таких вопросов. Я не хочу на них отвечать.

— Энн, все, что ты скажешь сейчас, останется только между мной и тобой, я никогда никому не назову твоего имени. Просто я пытаюсь представить себе картину преступления, больше ничего.

— Если Марк Уэллс узнает, что я болтала о нем, он свернет мне голову.

Я хотел сказать ей, что Уэллс уже арестован, но передумал. Мне не хотелось влиять на ее ответы больше, чем я уже повлиял.

— Он не узнает о нашем разговоре, обещаю тебе. Никто не узнает.

— Марк очень злой человек. Я слышала жуткие истории о том, как он избивал людей до полусмерти; и еще говорили, что однажды он пырнул одного человека ножом за то, что тот задолжал ему денег. Но я не понимаю, зачем ему нужно было убивать Мириам? Она же приносила ему доход.

Это был хороший вопрос, и на него стоило найти ответ.

— К тому же, — добавила она, — у него в последнее время почти не осталось девчонок.

— Что ты имеешь в виду?

— На него еще Молли работала, а теперь ее нет.

Я вспомнил свой сон.

— А ты не знаешь, где сейчас может быть Молли? Я хотел бы найти ее и расспросить о Мириам. Они ведь были подругами?

Энн кивнула:

— Да, хотя я не знаю почему. Кроме Молли, Мириам никому не нравилась.

— Подумай, где она сейчас может быть?

Энн смотрела в сторону, то и дело затягиваясь быстро тающей сигаретой. Разговор у нас получился взрослый, и я должен был признать, что в каком-то смысле она была гораздо старше своих лет. Но сейчас эта девочка напоминала мне ребенка. Маленького человечка, попавшего в ловушку взрослого мира.

Энн очень долго сидела, не говоря ни слова. Я откинулся на стуле, пытаясь понять, не сердится ли она на меня. Когда Энн заговорила, по-прежнему не поднимая глаз, ее голос был очень тихим.

— Я думаю, что она никуда не сбежала.

Мне показалось, что я ослышался.

— Что ты сказала?

Энн посмотрела мне в глаза, и я увидел, что она вот-вот заплачет.

— Я сказала, что Молли никуда не сбежала.

Глава 12

— Тогда что, по-твоему, с ней случилось? — так же тихо спросил я.

— Не знаю, — прошептала она, пряча взгляд.

— Но у тебя ведь есть какие-то основания так думать?

— Послушайте, отстаньте от меня со своими вопросами!

Я помолчал какое-то время, радуясь про себя, что мне не приходится постоянно работать с детьми. Особенно с подростками.

— Нет, черт возьми, я просто уверена, что Молли никуда не сбежала. — На этот раз я промолчал, слова девочки заинтриговали меня. — Она ни за что не оставила бы Марка, я точно знаю.

— Марка Уэллса?

— Да, она любила его. Она бы все для него сделала, хотя ему это было безразлично. У него хватало девчонок, и Молли ему была не нужна. То есть он спал с ней, но не больше. Она просто зарабатывала ему деньги.

Я вспомнил улыбающееся личико с фотографии в комнате Мириам, слишком юное для подобных проблем.

— Ты не думаешь, что она просто рассердилась на Уэллса и решила уехать?

— Нет, вряд ли. Молли пробовала завязать, когда встречалась с одним парнем, но это было очень давно. Одна она ни за что никуда не уехала бы, не оставила бы Марка. Она сильно в него втюрилась, только о нем и говорила.

— А что Мириам думала о Марке, не знаешь?

Энн пожала плечами:

— Она спала с ним, но в отличие от подружки не очень-то жаловала.

— А когда ты последний раз видела Молли? Недели три назад?

— Что-то около того. Она заходила в приют. В тот вечер она ушла, и больше ее никто не видел.

— Опиши, какая она была тогда? Какое у нее было настроение?

— Да обычное. Как всегда.

— А она не говорила, что хочет уехать или что-нибудь в этом духе?

— Нет, ничего такого.

Что бы это значило? Судя по словам Энн, во всем этом было что-то подозрительное. Я опять вспомнил свой сон так ясно и четко, словно только что проснулся, напуганный и весь в поту. Однако сейчас это сновидение уже не казалось мне предостережением. Стоило ли серьезно относиться к подозрениям этой девочки или у нее просто разыгралось воображение? Молли запросто могла уехать куда-нибудь, ничего не сказав Энн, которая сама призналась, что не была ее близкой подругой. Оставалась также вероятность того, что Молли не была настолько сильно влюблена в Марка Уэллса, как считала Энн. Ей было всего тринадцать лет, а любовь девочки в таком возрасте, как правило, очень непостоянна.

— Вы мне не верите?

— Верю. Но если Молли никуда не уехала, тогда где же она?

— Не знаю. — Энн пожала плечами и посмотрела на меня взрослыми взглядом. — Может быть, она мертва.

— Ты правда считаешь, что ее нет в живых?

Она медленно кивнула и с пугающей серьезностью сказала:

— Да, я думаю, Молли умерла.

Я кашлянул, мне стало не по себе.

— Ее мог убить тот же человек, который убил Мириам?

— Все может быть.

— Расскажи, что произошло сегодня, когда на тебя напал тот мужчина.

— Он подъехал, я стояла, где обычно. Со мной должна была работать Шарлин, но она сегодня приболела, поэтому я работала одна. Он кивнул мне, как все они делают, и я подошла к машине. Этот мужик мне сразу не понравился.

— Почему?

— Он был какой-то странный — противная улыбка, и вообще… Я как увидела его, у меня мурашки по спине побежали.

— Что было дальше?

— Ну, он открыл переднюю дверь, похлопал по сиденью рукой, предложил сесть в машину и все время криво улыбался. Я решила, что он самый настоящий извращенец, такой вид у него был. Еще завезет в какое-нибудь тихое местечко и оттрахает так, что ног под собой не будешь чувствовать… Поэтому я сказала: «Нет, спасибо», развернулась и пошла. А он схватил меня и стал тащить в машину, повторяя, что все будет хорошо и что он не сделает мне больно. Но при этом, ублюдок, вцепился мне в волосы… — Она замолчала. — Потом появились вы.

— Как он выглядел?

— Здоровенный лысый толстяк. Противная жирная морда.

— Сколько бы ты ему дала лет?

— Не знаю. Лет пятьдесят или около того.

Я решил, что скорее тридцать.

— Ты его когда-нибудь видела раньше?

Энн отрицательно мотнула головой.

— Знаете, что меня в нем испугало? Он не был похож на обычных клиентов. То есть они все старые и страшные как черти, по крайней мере большинство из них. Но этот был другой. Я нутром чуяла, что не стоит с ним ехать.

Я постарался вспомнить, как выглядела его машина. Это был подержанный «мерседес» светло-коричневого или бежевого цвета, не похожий на тот, что подобрал Мириам. Больше я ничего не смог вспомнить.

— Тебе стоит оставить заявление в полиции.

— Зачем? Я уже рассказала вам, как он выглядит. Думаете, это он убил Мириам?

— Не знаю. Но будет лучше, если ты перестанешь работать на улице.

— Мне нужны деньги.

Можно было попробовать убедить ее в том, что она ломает себе жизнь, но я знал, что сейчас это ни к чему хорошему не приведет. Человек меняется изнутри. Нужно, чтобы он сначала поверил в то, что не прав, и захотел что-то изменить в своей жизни, а я был уверен, что Энн далека от этих мыслей.

— Давай я отвезу тебя в Коулман-Хауз.

Она фыркнула:

— Это еще зачем? Я ведь не заработала за сегодня ни копейки!

— Пусть у тебя будет выходной.

— Мой босс не поверит, что я не работала.

— А кто твой босс?

— Слушайте, вы же коп, и я не собираюсь вам его сдавать.

— Что ж, надеюсь, он лучше, чем Марк Уэллс, — сказал я с иронией.

— Конечно, лучше.

— Ну тогда он, безусловно, поверит и все поймет.

Энн засмеялась. Ее смех был слишком циничный для тринадцатилетней девочки.

— Он не обрадуется, если я приду без денег.

— Хорошо, давай заключим сделку. Я дам тебе сорок фунтов, если ты сейчас же пойдешь домой. — Это было глупо с моей стороны. Деньги перекочуют в карман ее сутенера или местного торговца крэком, которые могли оказаться одним и тем же человеком. К тому же если Энн нравится рисковать своей жизнью, мне не должно быть до этого никакого дела. Как бы ни закончился ее сегодняшний день, завтра она снова выйдет на улицу. Но я чувствовал ответственность за то, что могло произойти с этой девочкой в такое время суток и при таких обстоятельствах.

— Сорок фунтов. И что вы за них хотите?

— От тебя мне ничего не надо. Я просто хочу, чтобы ты пошла домой и не появлялась сегодня на улице.

— Негусто. Я могла бы заработать в десять раз больше.

— Это все, что я могу дать, и тебе за это ничего не придется делать.

— Я согласна на пятьдесят.

— Ты занимаешься не своим делом. Тебе нужно вести переговоры.

Я настоял на том, что провожу ее до приюта, потому что не верил, что Энн вернется туда, если оставить ее одну. Мы сели в черное такси, и водитель многозначительно посмотрел на меня, увидев, что я с девочкой-подростком. В конце концов я показал ему свое удостоверение — пусть знает, что я не какой-нибудь извращенец, забывший взять машину.

Мы ехали молча. Когда такси остановилось у приюта, Энн выскочила из машины с моими пятидесятью фунтами и, не сказав ни слова на прощание, исчезла в здании. Я мог бы сразу поехать домой, но решил, что раз уж я здесь, то почему бы не узнать, работает ли сейчас Карла Грэхем. Малик был прав, она не слишком подходила мне, но в моей жизни было не так много красивых женщин, чтобы я мог игнорировать подарки судьбы. Даже если речь шла только о приятном разговоре.

Я позвонил в домофон. Мне ответила женщина, она плохо выговаривала букву «р» и я догадался, что это была одна из сотрудниц приюта, которую мы опрашивали вчера. Я представился и спросил, нельзя ли увидеть Карлу Грэхем.

— Думаю, у нее сейчас доктор Робертс, — ответила она. — Сейчас узнаю, сможет ли она вас принять.

— Если она занята, передайте, что можно поговорить и завтра утром, — сказал я, про себя добавив, что лучше, конечно же, было бы увидеться сегодня.

Секунд через тридцать дверь открылась.

— Миссис Грэхем ждет вас в своем офисе, — сказала сотрудница, посмотрев на меня так, будто я ущипнул ее за сосок.

Я кивнул и пошел за ней. Внутри было тихо, что показалось мне странным. Не иначе дети что-то затевают. И Энн наверняка не задержится здесь дольше чем на десять минут, лишая смысла нашу с ней сделку и делая мой поступок еще глупее, чем казалось сначала.

Я постучал в дверь кабинета Карлы Грэхем, но вошел не дожидаясь приглашения. Директор приюта стояла у своего стола и беседовала с невысоким мужчиной средних лет, одетым в хороший костюм. На ней сегодня были легкие серые брюки и белая блузка. Шею украшала простая нитка жемчуга.

Она улыбнулась, но мне показалось, что улыбка ее слегка натянутая. И, несмотря на то что я привык к такой реакции, — хочешь не хочешь привыкнешь, если ты полицейский, — я все равно немного расстроился.

— Сержант Милн! Вы, должно быть, сегодня работаете сверхурочно?

Я улыбнулся ей в ответ и подошел к столу.

— Стражам порядка редко удается начинать и заканчивать работу в строго определенные часы. Спасибо, что согласились меня принять.

— Вам повезло, что вы меня застали. Я уже собиралась уходить. Познакомьтесь, это мой коллега доктор Робертс, специалист по детской психологии.

Мы с доктором пожали друг другу руки.

— На самом деле я не числюсь в штате Коулман-Хауза, — сказал он. — Приходится работать в нескольких местах в разных концах города.

— Должно быть, вы очень занятой человек.

— Да, проблем у людей много, но мне нравится моя работа.

— Понимаю, — сказал я, вовсе так не думая.

— Если я не ошибаюсь, вы расследуете убийство? — спросил он с нескрываемым интересом. Лицо у доктора было очень веселое, что показалось мне необычным для человека его профессии. Для большинства психологов вся жизнь — одно большое расстройство. К тому же из-за высокой вероятности совершения ошибки они невероятно серьезно относятся к тому, что делают.

— Все правильно, — ответил я. — Погибшая девушка была немногим старше тех, с кем вам каждый день приходится иметь дело. Ее звали Мириам Фокс. Несколько лет назад она убежала из дома.

Доктор покачал головой.

— Какая трагедия. Но я верю, что если правильно воспитывать молодежь, то можно уберечь их от этого страшного пути.

Мне хотелось сказать ему, что у него и у его коллег было предостаточно случаев доказать эти слова на деле, но они постоянно терпели неудачу. Однако я промолчал. Казалось, этот человек очень обидчив, и мне не хотелось его расстраивать. Почему-то я решил, что он неплохой парень. Доктор Робертс чем-то напомнил мне моего бывшего учителя музыки, который постоянно носил цветные галстуки-бабочки и с невероятным энтузиазмом относился к своей работе. Музыка как предмет меня никогда не привлекала, но мне нравилось, как вел уроки этот учитель.

— Как продвигается ваше расследование?

— Не так быстро, как хотелось бы, но мы уверены, что найдем убийцу.

— Если я правильно понимаю, уже был произведен арест?

Я посмотрел на доктора с удивлением.

— Да, но откуда вам это известно?

Он улыбнулся:

— Знаете, я постоянно смотрю новости, а с тех пор как у меня появился Интернет, то и дело проверяю, что новенького. По местному каналу сообщили, что сегодня какой-то человек сдался полиции.

— Информация верная, но я, к сожалению, не могу давать никаких комментариев.

— Конечно-конечно, я понимаю. Простите мое любопытство, сержант, я просто страсть как люблю знать, что происходит вокруг.

— Всем людям это свойственно, — сказал я.

Повисла долгая пауза, во время которой Робертс, по-видимому, пытался придумать еще какой-нибудь вопрос. Но, скорее всего, доктор понял, что больше я ему ничего не расскажу, и решил закончить беседу.

— Что ж, не буду вас задерживать. Желаю удачи! — Он протянул мне руку, и я пожал ее.

Доктор попрощался с нами, и я повернулся к Карле. Она выглядела сегодня еще лучше, чем вчера, и я невольно представил ее обнаженной.

— Еще раз спасибо, что приняли меня, миссис Грэхем. Я вот что подумал: нет ли здесь поблизости какого-нибудь бара? Мы могли бы пообщаться в более приятной обстановке. Может быть, это как-то исправит ситуацию, — эти слова неожиданно легко слетели у меня с губ.

Она приподняла одну бровь и посмотрела на меня с ухмылкой. Вероятно, я переступил черту, но, как сказала сегодня Энн, кто не рискует, тот не пьет шампанского.

— Вы приглашаете меня в бар? — игриво спросила Карла, и я понял, что она не обиделась.

— В общем, да. Но, пожалуйста, не воспринимайте это как свой гражданский долг. Мы можем поговорить и здесь, если вам так удобнее.

Карла вздохнула.

— Тут за углом есть неплохое заведение. Можем там поговорить, но, если можно, не слишком долго. Я устала сегодня как черт, а завтра еще очень много работы.

Место, о котором она говорила, находилось в двухстах ярдах от приюта — достаточно далеко, чтобы не встретить здесь клиентов из Коулман-Хауза. Бар был большой, занимал два этажа и явно пользовался популярностью среди студентов. Несмотря на то что народу было много, места хватало всем и даже оставалось несколько пустых столиков.

Когда мы вошли в бар, Карла поздоровалась с двумя своими знакомыми — это были мужчины, оба моложе меня, и я почувствовал легкий укол ревности. Пытаясь произвести на мою спутницу впечатление, я заказал себе водку с апельсиновым соком, а ей водку с тоником.

— Я думала, офицеры полиции на службе не пьют, — заметила Карла, когда мы сели за уютный столик в стороне от всех.

— Так официально-то я сейчас не на службе.

Она удивленно вскинула брови:

— А у меня создалось впечатление, что вы хотели встретиться со мной в связи с расследованием.

— Все верно, я здесь именно по этой причине. Но то, о чем я хотел поговорить с вами, не для протокола. Я пришел с неофициальным визитом.

Мои слова заинтриговали ее. Глупейшая ситуация: ведь я зашел с единственной целью увидеть ее, отодвинул следственные дела на второй план. Но при этом я был взволнован разговором с Энн и хотел рассказать о случившемся Карле.

— Слушаю вас.

Она пристально посмотрела на меня, и я не отвел взгляд, хотя и чувствовал, что тону в ее бездонных карих глазах. И почему такая красивая женщина стала руководителем приюта для трудных подростков?

— Сегодня вечером я случайно встретился с одной из ваших подопечных. С Энн. Как раз в тот момент, когда ее пытался похитить один из ее потенциальных клиентов.

Карлу это сообщение, казалось, шокировало.

— Что с девочкой?

— С ней все хорошо. Энн повезло, что я случайно оказался рядом. По опыту знаю, что, не появись я вовремя, добром бы эта история не кончилась.

— Ох уж эти девчонки!.. Никого не слушают, как будто смерти себе желают.

— Такое желание может легко исполниться.

— Я понимаю. А ведь Энн очень смышленая девочка, и если бы она слушала старших, могла бы неплохо устроиться в жизни. Где она сейчас?

— Я довез ее до приюта, а потом решил зайти к вам.

— Нужно было сразу мне все рассказать.

— Не переживайте, с ней все в порядке. Удивительно, но Энн перенесла то, что случилось, невероятно спокойно. Я немного поговорил с ней и узнал, что ее тоже беспокоит исчезновение Молли Хаггер. Ей кажется, что она никуда не сбежала…

— Что, по ее мнению, могло случиться с Молли?

— У нее нет полной уверенности, но ей кажется, что с Молли случилось несчастье. — Я быстро перечислил доводы, которые привела мне Энн, не упоминая имени Марка Уэллса. Когда я закончил, мне показалось, что они звучали не слишком убедительно.

Карла достала из своей сумочки пачку сигарет «Силк кат», закурила и протянула пачку мне.

Я отказался.

— Мне нужно что-нибудь покрепче, — сказал я, доставая из кармана пачку «Бенсон энд Хеджес».

Когда Карла дала мне прикурить, я уловил слабый, но приятный запах ее духов.

— Вы сказали, что арестовали кого-то по подозрению в убийстве той девушки.

— Да, и мы сейчас допрашиваем этого человека. Но, пока его вина не доказана, мы не должны прекращать расследование, чтобы не упустить из виду другие направления. Возможно, он также виноват в смерти Молли Хаггер, а может, не повинен ни в чем.

— Вы думаете, Молли мертва? — спросила Карла, элегантно затянувшись сигаретой.

— Не знаю. Энн была совершенно уверена, что Молли одна никуда бы не уехала, но она могла и ошибаться. — Я помолчал, а потом решил рискнуть. — Вы не припомните, в течение последних нескольких месяцев не было случаев внезапного исчезновения девочек из приюта?

Карла посмотрела на меня с укоризной.

— Детектив Милн, я понимаю ваше беспокойство и очень хотела бы помочь расследованию. Если одна из наших девочек занимается проституцией, это не значит, что все клиенты Коулман-Хауза работают на панели. Я не буду отрицать, нам известны такие случаи, но их очень мало, и уж точно мы не поставляем девочек на улицы у «Кингз-Кросс». В радиусе трех миль существует целая дюжина приютов, похожих на наш, и многим приходится сталкиваться с такими же проблемами. Вы действительно думаете, что кто-то похищает наших девочек одну за другой?

— Нет, что вы. Извините, если я все выставил в таком свете. Просто я пытаюсь не упустить чего-нибудь важного.

Я сделал глоток спиртного и с сожалением заметил, что ее стакан уже опустел. Мне не хотелось, чтобы Карла ушла, но было очевидно, что она не заинтересовалась мной настолько, чтобы остаться еще хоть на полчаса.

— Могу я попросить вас об одном одолжении? Пожалуйста, дайте мне знать, если кто-нибудь из ваших клиентов сбежит или пропадет при подозрительных обстоятельствах. При этом все, что вы мне скажете, останется между нами.

Карла кивнула.

— Однако, как я уже говорила вчера, такое у нас случается очень часто. В большинстве случаев они сбегают в поисках более теплого местечка. Это характерно для таких больших городов, как наш.

— Знаю. И если бы вы были убийцей и не хотели бы, чтобы вас поймали, то вернее всего вам было бы выслеживать именно таких девочек. Девочек, об исчезновении которых никто не будет беспокоиться.

— Но в том-то и дело, что я беспокоюсь — мы все беспокоимся — о наших клиентах, потому что знаем, какие удары судьбы поджидают их за каждым углом. Но у нас не хватает людей и нет никаких прав…

— Да, я понимаю, но, к сожалению, ничего не могу изменить.

— Вот именно. Тем не менее, если у нас пропадет какая-нибудь девочка, я дам вам знать.

— Спасибо. — Я затянулся сигаретой, раздумывая, что бы еще такого сказать, чтобы задержать Карлу еще на какое-то время. — Вы не находите странным, что эти дети могут делать все, что угодно, притом что они, как бы это сказать… совсем не подготовлены к жизни?

— Это предмет наших профессиональных споров, — ответила Карла. — Многим сотрудникам подобных центров не хочется применять жесткие меры, но иногда без них просто не обойтись. Эти дети очень уязвимы, только они не понимают этого.

— Забавно, — ухмыльнулся я, стараясь не упустить момент. — Когда я был ребенком, мама постоянно жаловалась на то, что мы живем в жестоком мире. Она всегда говорила мне: радуйся всему, пока ты молод, потому что, став взрослым, ты поймешь, что вокруг полно плохих людей. И знаете что? Я тогда не верил ей.

— А сейчас?

— Сейчас верю. Похоже, мама даже не подозревала, насколько была права.

— Вы производите впечатление очень вдумчивого человека, мистер Милн.

— Это комплимент?

Она посмотрела на меня поверх стакана.

— Считайте, что да.

— Не все полицейские бездушные и грубые люди. Многие из нас на самом деле приятные ребята, особенно в нерабочее время.

— Не сомневаюсь. И если я социальный работник, это не значит, что я считаю вас грубым и бездушным.

— Многие ваши коллеги придерживаются такого мнения.

— Молодые, может быть, да. Когда я только начала работать, мне тоже все виделось в черно-белом свете. Особенно то, что касалось представителей правопорядка и служителей закона. Но это было очень давно.

— Глядя на вас, такого не скажешь, — парировал я, как настоящий джентльмен.

Она улыбнулась.

— Теперь вы мне делаете комплимент?

— Угадали.

Карла посмотрела на часы.

— Мистер Милн, к сожалению, мне пора. Время позднее, а мне еще добираться до дома.

— Выпейте со мной еще стаканчик. У меня есть правило: в каждом баре пить не меньше двух порций, потому что одна порция означает, что ты излишне спешишь.

— Интересная теория. Что ж, давайте тогда выпьем еще по стаканчику, только на этот раз плачу я. — Она встала. — То же самое?

— Да, пожалуйста.

Я проводил ее взглядом до барной стойки. В ее походке были изящество и грациозность, свойственные супермоделям, — или мне это только казалось? У меня уже не осталось сомнений в том, что я влюбился. Подозреваю, это и для нее не было тайной. Я смотрел на Карлу, и мне хотелось сорвать с нее одежду и заняться любовью прямо здесь, в баре. Уже почти шесть месяцев у меня никого не было, поэтому, чтобы возбудиться, понадобилось совсем немного. Последний мой половой акт сложно назвать удачей. Я переспал с девушкой-детективом, которая была помолвлена с юристом. И она, и я были так сильно пьяны, что у меня не оставалось никаких сомнений в исходе вечера. Я тогда настолько выдохся, что был вынужден притвориться, будто у меня был оргазм. Впрочем, ей, по всей видимости, понравилось, потому что она потом хотела встретиться со мной еще раз.

Сейчас же я чувствовал нечто большее, чем желание просто переспать, хотя, не спорю, это входило в мои ближайшие планы. К этой женщине меня тянуло с необыкновенной силой. Последний раз нечто подобное я испытывал очень давно, когда начал встречаться с сестрой Данни.

Карла осталась еще минут на двадцать. Все время, пока мы говорили, мне очень сильно хотелось в туалет, но я терпел, боясь, что если отлучусь ненадолго, она воспримет это как знак, что ей пора идти. Мы поболтали немного о всякой ерунде, так или иначе связанной с ее и моей работой, и я отметил про себя, что Карла оказалась очень интересным и умным собеседником. Кроме того, она была разведена и не имела детей. По этому поводу Карла пошутила, что ей иногда кажется, будто на самом деле она обвенчана со своей работой. Я сказал, что это чувство мне знакомо.

Я все ждал, что мне представится случай пригласить ее на свидание, но все как-то не получалось. Точнее говоря, меня подвели нервы. Передо мной сидела серьезная женщина, которая отдала всю свою жизнь карьере и умела держать себя так авторитетно, как это делают политики. Я же рядом с ней казался себе не опытным тридцатисемилетним мужчиной, а школьником, влюбившимся в первый раз в жизни.

Допив то, что осталось в стакане, она встала и протянула мне руку, прощаясь.

— Мне действительно пора идти, мистер Милн. Было очень приятно пообщаться с вами. Жаль только, что поводом для нашего разговора послужила такая печальная ситуация.

Я встал и крепко пожал ее руку.

— К сожалению, так устроена жизнь. Спасибо за интересную беседу, миссис Грэхем.

— Пожалуйста, зовите меня Карла.

— Тогда вы зовите меня Дэннис. — Я вдруг подумал, что мое имя звучит излишне банально. И почему я не поменял его на что-нибудь более интересное? Даже Зэк, казалось, было бы лучше.

Карла улыбнулась:

— Хорошо, Дэннис. Надеюсь, ваше расследование скоро завершится.

Вот и настал тот самый момент, которого я ждал весь вечер. Но почему-то я им не воспользовался.

— Я тоже на это надеюсь и позвоню вам, если у нас возникнут какие-нибудь вопросы.

— А я обязательно сообщу, если какая-нибудь из девочек исчезнет. Но учтите, такое случается довольно часто и причины этого, как правило, достаточно банальны.

— Понимаю. — Я сделал последний глоток. — Позвольте проводить вас до машины.

— В этом нет необходимости, она припаркована поблизости, за углом. Я бы подвезла вас до дома, но мне завтра очень рано вставать.

— Ну что вы, все нормально. — По крайней мере мой мочевой пузырь будет мне благодарен.

Я снова сел за стол, а она направилась к выходу, но потом вдруг вернулась.

— Забыла спросить у вас одну вещь. Скажите, как вам удалось уговорить Энн вернуться в приют?

— Я подкупил ее.

— Чем?

Я боялся признаться в том, что сделал, но все равно сказал:

— Дал ей денег. Чтобы она могла не беспокоиться о том, что ничего сегодня не заработала.

Я не знал, как Карла отнесется к такому поступку, и, как обычно, предполагал самое худшее. Но, к моему удивлению, она посмотрела на меня с уважением.

— А вы очень добрый человек, Дэннис, — улыбнулась она. — Я практически уверена, что ваши усилия были тщетны — у Энн такой характер, что ее очень сложно переубедить, но все равно я очень благодарна вам за ваше беспокойство.

— Спасибо, — смущенно ответил я.

Карла ушла. Было десять минут десятого, я сильно устал, и мне страшно хотелось в туалет. События этого вечера помогли мне понять, в каком мире живут малолетние проститутки и кто за ними охотится, но я еще не понял, поможет ли это мне в моем расследовании или нет.

Глава 13

— Мы собираемся предъявить обвинение сутенеру, — восторженно сообщил мне Малик, когда я появился в участке на следующее утро.

Вокруг царило радостное оживление — так всегда бывает, когда раскрывают дело. Детективы, занимавшиеся расследованием, выглядели очень довольными собой, а Уэлланда и Нокса мне пока не удалось увидеть. То, что Марку Уэллсу предъявили обвинение, еще не означало, что он признан виновным в совершении убийства, но все, казалось, верили в то, что так и будет. По всей видимости, за последние пару часов у следствия появились новые улики.

— Дэннис, вы пропустили все самое интересное, — сообщил мне детектив Каппер. — Где вы были? — Он сидел за своим столом, рядом с ним стояли двое его приятелей-констеблей — мужчина и женщина.

Я подошел к ним.

— Расскажите, что случилось. Он сознался?

— Обязательно сознается. Потому, что у нас теперь есть рубашка, которая была на нем в момент совершения убийства. Она вся в крови.

Меня раздражало неприкрытое самодовольство Каппера. С ним тяжело общаться, когда его преследуют неудачи, но когда он на коне, это совершенно невыносимо. Я сказал, конкретно ни к кому не обращаясь, что рад услышать такие новости, улыбнулся и вернулся на свое рабочее место. Малик последовал за мной и сел у моего стола.

— Как-то быстро все случилось. Когда ты узнал об этом? — спросил я у него, не скрывая удивления.

— Я узнал об этом сегодня утром из телетекста и сразу помчался сюда. Это произошло два часа назад.

— Кто нашел рубашку?

— Был звонок, предположительно от одной из девчонок Уэллса. Она рассказала, что Марк признался ей в том, что убил Мириам Фокс и оставил свою одежду неподалеку от места преступления. Наши люди еще раз там все обыскали и обнаружили рубашку. Ее отправили на судмедэкспертизу сегодня утром. Предварительные тесты показывают, что кровь на рубашке совпадает с кровью жертвы.

— Очень оперативно.

— Следствию дорога каждая минута. Ведь с момента задержания прошло почти двадцать четыре часа.

— Так его еще могут отпустить?

— Сомневаюсь. В тот вечер эта рубашка была на убийце, а мы практически уверены, что она принадлежит Уэллсу.

— А кто звонил? Она назвала себя?

Малик отрицательно покачал головой.

— Нет, но ее можно понять. Девушка не хочет, чтобы ее имя попало на страницы газет.

Я задумчиво кивнул и закурил. Весомый аргумент.

— Что-то не так, сержант?

— Да нет, просто я немного устал. Плохо спалось. — Ну еще бы! Ведь после разговора с Карлой по дороге домой я решил зайти и выпить еще кружечку в «Китайце». К сожалению, кружечка превратилась в целых три.

— Малик, ты не сделаешь старику одолжение?

— Вам, что ли?

— Ну да. Купи мне, пожалуйста, сэндвич с беконом и чай. — Малик посмотрел на меня с неодобрением. — Пожалуйста, Азиф, я бы не стал просить, если бы мог сходить сам.

— Сержант, вам нужно сменить свои диетические привычки. Это не еда.

— Тогда купи мне еще и яблоко. — Я порылся в кармане и вытащил два фунта мелочью. — Сделай доброе дело. Больше я не буду так себя вести, обещаю.

Малик нехотя взял деньги и встал.

— Запомните, сержант, я согласился только потому, что вы сегодня так плохо выглядите.

— Твоя доброта будет вознаграждена, — ответил я смиренным голосом.

Когда он ушел, я стал обдумывать новое положение дел. Мне не удалось сегодня нормально поспать, потому что в голове постоянно прокручивался наш разговор с Энн. А что если действительно на улицах города орудует серийный убийца, выискивающий своих жертв среди малолетних проституток? Идея, конечно, бредовая. Несмотря на изобилие книг, художественных и документальных фильмов о серийных убийцах, в жизни эти чудовища встречаются так же редко, как экскременты динозавров. Если бы в этой стране, население которой составляет почти шестьдесят миллионов человек, орудовало бы больше двух маньяков одновременно, я бы очень сильно удивился. Но, полагаю, периодически такое случается. И если такой человек появился в наших краях, его будет непросто поймать. Вот только если Молли Хаггер и другие девушки погибли от его руки, то почему до сих пор не нашли их тела? И почему тогда тело Мириам Фокс убийца оставил на видном месте?

Сэндвич с беконом оказался очень вкусным, а я был таким голодным, что съел без остатка даже яблоко.

В десять пятнадцать к нам в комнату зашел Нокс в сопровождении Уэлланда. Уэлланд выглядел очень уставшим, он сел, а точнее упал на первый попавшийся стул, а Нокс обратился ко всем нам с речью:

— Мы только что сообщили Марку Уэллсу о последних находках, которые появились у следствия. Он по-прежнему категорически отрицает свою причастность к делу, что неудивительно и даже естественно в его положении. Выглядит он гораздо более взволнованным, чем раньше. Марк Уэллс очень самонадеянный человек, но сейчас от его уверенности мало что осталось. Последние результаты экспертизы его рубашки будут готовы сегодня к обеду, тогда станет ясно, принадлежит ли эта рубашка Уэллсу или нет. Но, судя по тому, как он себя ведет, понятно, что результаты, скорее всего, решат дело не в его пользу.

— Значит, сегодня будем пить шампанское? — обрадовался Каппер.

Нокс улыбнулся:

— Нет, праздновать победу еще рановато. Мы хорошо поработали, очень хорошо, и это заслуга всей команды, но пока не будет стопроцентной уверенности в точности наших предположений, придется еще попотеть. — С этими словами он удалился к себе в кабинет, оставив без внимания Уэлланда. Одна из женщин-детективов спросила инспектора, как он себя чувствует.

— Да ничего, спасибо, — ответил он. — Немного нездоровится, вот и все. — Кто-то предложил ему пойти домой, но Уэлланд сказал, что посидит здесь и подождет, пока Уэллсу не предъявят обвинение. — Хочу увидеть выражение лица этого ублюдка, — пояснил он с такой живостью, которой я не ожидал от него.

— Босс плохо выглядит, — шепнул мне Малик.

— Это точно. Ему нужно взять пару дней и отдохнуть. Налогоплательщики задолжали ему хороший отпуск, ведь он так много сделал на благо общества.

Конечно, никто, включая нас, коллег, ни разу не говорил ему спасибо за работу. Может быть, не стоит считать всех копов непризнанными героями, но Уэлланд был по-настоящему хорошим полицейским. Он отдал работе в полиции всего себя, так что теперь у него было полное право получить за это компенсацию.

— Я бы на его месте вышел в отставку, не дожидаясь пенсии, — сказал Малик.

— А я бы на его месте вышел в отставку десять лет назад.

Малик недоверчиво усмехнулся.

— Неправда, вам слишком нравится эта работа.

— Ни хрена она мне не нравится!

У меня зазвонил телефон, и при мысли, что это могла быть Карла, мое сердце учащенно забилось. И если ее голос я хотел услышать больше всего на свете, то голос звонившего мне человека я предпочел бы не слышать вообще.

— Это Джин Ашкрофт, мистер Милн, — сообщила секретарша.

Черт возьми, что ей от меня нужно?

— Спасибо, соедините меня. Здравствуй, Джин, сколько лет, сколько зим…

— Привет, Дэннис. Извини, что отвлекаю тебя от работы… — ее голос был напряженный и официальный.

— Ну что ты, все нормально, никаких проблем. Чем я могу тебе помочь?

— Я по поводу Данни, — сказала она. — Мне кажется, он попал в беду.

— Почему ты так думаешь?

— Данни позвонил мне вчера вечером, и это очень странно, потому что он обычно никогда не звонит. Я сразу поняла, что с ним что-то не так. Вероятно, он был пьян или обкурился — говорил о том о сем, что в жизни все меняется, что нужно заняться новым делом и для начала уехать… И еще он сказал, что накопил очень много денег.

— И что с того?

— Дэннис, он нигде не работает. У него не было возможности накопить много денег, — Джин всхлипнула, — если только он не связался с кем-то. С какими-нибудь преступниками. Это меня очень беспокоит. Ты же знаешь, наша мама не переживет, если с ним опять что-нибудь случится. Особенно сейчас, когда отец умер.

— Слушай, я понимаю твое беспокойство, оно вполне естественно. И я знаю, что у Данни когда-то были проблемы с законом, но с тех пор он чист. — Малик удивленно приподнял брови, но я махнул рукой, показывая, что разговор не относится к работе. — Думаю, не стоит волноваться из-за того, что он немного перебрал и ему захотелось поговорить.

— Вы видитесь с ним время от времени?

— Да, но не так часто, как хотелось бы.

— Знаешь, когда мы с ним говорим — это редко, но все же случается, — он всегда рассказывает о тебе. Похоже, Дэннис, ты его кумир. Может, ты и прав, волноваться не стоит, но я все равно хотела бы попросить тебя об одолжении. Если можешь, пожалуйста, проведай его, посмотри, все ли в порядке. Я хочу быть уверена, что у Данни все хорошо.

— Джин, я уверен, что твои тревоги беспочвенны. Данни неглуп, он стреляный воробей и второй раз не позволит себе попасться.

— Пожалуйста, Дэннис. Знаю, ты занятой человек, но я очень тебя прошу, зайди, посмотри, как он там.

— Хорошо, я постараюсь.

— Спасибо, я тебе очень благодарна.

Джин говорила искренно. Я записал ее номер в Лидсе и пообещал, что позвоню через пару дней. Мы поговорили еще немного, но разговор не клеился. Слишком много воды утекло с тех пор, как мы были вместе, и я испытал облегчение, когда она повесила трубку. Когда-то Джин Ашкрофт была моей возлюбленной, самой красивой и интересной девушкой, но сейчас для меня она была просто человеком из далекого, полузабытого прошлого.

На днях Данни нормально держался: мы с ним играли, выпили немного, посмеялись и даже чуть не вышли победителями. Когда мы прощались, мне казалось, с ним все было в порядке. Однако одиночество и затворничество сделали его очень подозрительным, и это было опасно. Я решил серьезно поговорить с ним. Промыть ему мозги и заставить его успокоиться.

Как сказал однажды кто-то из американских президентов, «единственное, чего стоит бояться, это страх». Данни как раз боялся страха, и это начинало создавать ему проблемы.

Глава 14

В одиннадцать пятнадцать пришли результаты из лаборатории, подтверждающие, что волосы, найденные на рубашке, принадлежат Марку Уэллсу и что рубашка соответственно принадлежит ему.

В двенадцать десять Нокс и Уэлланд продолжили допрос подозреваемого. Марк Уэллс по-прежнему отрицал любую причастность к преступлению и вспылил, когда ему сообщили, какие против него есть улики. Он так разошелся, что набросился на полицейских, сопровождавших инспектора, поэтому пришлось надеть на него наручники. Затем его адвокат попросил, чтобы его оставили наедине с клиентом, чтобы они могли обсудить изменения в ходе расследования.

В двенадцать тридцать пять допрос возобновился. Адвокат Уэллса заявил, что его клиент не имеет никакого отношения к убийству Мириам Фокс. Однако ни он, ни подозреваемый не смогли объяснить, почему рубашку Уэллса, всю испачканную в крови жертвы, нашли так близко от места преступления. Уэллс высказал предположение, что ее украли.

Еще через полчаса двадцатисемилетнему Марку Джейсону Уэллсу официально предъявили обвинение в убийстве восемнадцатилетней Мириам Энн Фокс. И второй раз за этот день полицейские были вынуждены заковать Уэллса в наручники, чтобы он перестал кидаться на следователей. В ходе дальнейших переговоров обвиняемый случайно ударил своего адвоката в нос, и тому пришлось вызывать «скорую помощь», чтобы остановить кровь. Детектив Каппер проявил несвойственное ему остроумие, заметив, что это событие только на руку муниципальной полиции.

В два часа двадцать пять минут меня прямо из столовой вызвали в кабинет Нокса.

Он сидел за идеально чистым столом и был очень серьезен. Учитывая обстоятельства, это было несколько странно.

— Здравствуйте, Дэннис. Спасибо, что зашли. Садитесь, — он сделал приглашающий жест рукой. — Вы уже слышали последние новости?

— Что Уэллсу предъявили обвинение? Да, сэр, инспектор Уэлланд рассказал мне об этом.

— Уэлланду пришлось уйти домой.

— Да, сэр. Должен признать, он неважно выглядел.

— Неважно — это слабо сказано. На самом деле ему давно нездоровится. Уэлланд проходил обследование две недели назад и сегодня утром получил результаты. — У меня по спине пробежал холодок. — У него обнаружили рак простаты. Сегодня после обеда будет сделано официальное объявление.

Что сегодня за день, черт возьми!

— Сэр… Я чувствовал, что с ним что-то происходит, но не подозревал, что все так серьезно. Что говорят врачи?

— А что они могут сказать? Рак есть рак. Пока ничего не известно, многое будет зависеть от того, поможет ли химиотерапия и сумеет ли Уэлланд справиться с болезнью.

— За инспектора я не беспокоюсь. Он никогда не сдается.

Мне вдруг захотелось заплакать. Какая несправедливость! Человек, который сорок пять лет боролся с беззаконием, в конце жизни получил в награду смертельную болезнь, в то время как вокруг полно пышущих здоровьем преступников и нечестных политиков, набивающих свои карманы чужими деньгами. Кое-как совладав с собой, я спросил Нокса, можно ли мне закурить.

— Это запрещено, особенно сейчас, но для вас я сделаю исключение.

Некоторое время он наблюдал за мной, а потом сказал, что нужно бросать эту дурную привычку.

— Курение вредит здоровью, — сурово заметил он. Я и сам это знал. К сожалению, те, кто ведет правильный образ жизни, не понимают, что ты давно уже в курсе того, о чем они пытаются тебе рассказать.

— Нельзя себе отказывать в маленьких удовольствиях, — ответил я, как обычно говорю в таких ситуациях.

— Может быть. Но я отвлекся. Мы здесь не для того, чтобы обсуждать дурные привычки. Дело в том, что Уэлланд ложится в больницу. Врачи говорят, на три месяца, но я думаю, что все может затянуться. Есть вероятность, что он вообще не вернется на службу. В связи с этим у нас временно освобождается место.

Повисла неловкая пауза. Мне хотелось сказать что-нибудь, но я не знал, что, поэтому просто сидел и молчал. Однако во мне проснулся интерес. Должность инспектора полиции. Уж я бы с ней справился, даже если бы работа оказалась временной.

— Мы хотим взять на эту должность кого-нибудь из нашего участка, чтобы обеспечить бесперебойность в работе и дать возможность инспектору Уэлланду вернуться на свое место, как только ему позволит здоровье.

— Я понимаю.

— Поэтому мы решили, что освободившееся место займет детектив Каппер.

А я-то размечтался!

Пришлось приложить немало усилий, чтобы скрыть свое разочарование тем, что этот идиот обошел меня.

— Я хотел сообщить вам об этом до того, как назначение будет объявлено официально, и объяснить, какими мотивами мы руководствовались, делая выбор.

— Я вас слушаю.

Нокс говорил стандартные фразы о том, что у Каппера больше опыта работы детективом (на самом деле здесь он меня обогнал только на два месяца), он больше подготовлен к этой работе (то есть посетил больше никому не нужных тренингов) и лояльнее относится к некоторым аспектам предстоящей работы (то есть охотнее лижет задницу руководству).

Что тут можно возразить?

— Я хочу, чтобы вы понимали, Дэннис, это не значит, что вы плохой полицейский. Вы очень ценный сотрудник и настоящий профессионал.

— Понимаю, сэр, — сказал я, всей душой желая как можно быстрее завершить этот неприятный разговор.

— Вы очень хорошо работали все эти годы.

— Спасибо.

— Я знаю, что вы расстроены.

— Ничего страшного, сэр.

— И все же попробуйте взглянуть на эту ситуацию с позитивной стороны.

— Обязательно, сэр.

— Теперь я хочу поговорить о деле Мириам Фокс. Чтобы закрыть его, требуется выполнить одно задание, которое требует опыта и деликатности.

— Внимательно вас слушаю.

— Я хочу, чтобы вы нанесли визит родителям Мириам и рассказали им, какой информацией мы обладаем на сегодняшний день. Районный офицер полиции, который уполномочен этим заниматься, сейчас на больничном, так что у нас будет возможность показать, насколько мы близки к народу, и одновременно ввести родителей умершей девушки в курс последних событий. Им сообщили, что задержанному по подозрению в убийстве уже предъявлено обвинение, но больше они пока ничего не знают.

— Что еще я могу им рассказать?

— Наше руководство считает, что в подобной ситуации личный визит одного из старших офицеров полиции может немного утешить убитых горем родителей. Я хочу, чтобы вы с констеблем Маликом отправились туда завтра утром.

Я скривился, выражая недовольство, и Нокс строго посмотрел на меня:

— Послушайте, Дэннис, вы не хуже меня знаете, что на нас со всех сторон сейчас сыплется критика. Отец Мириам Фокс влиятельный человек и член местного совета от партии лейбористов. Нам нужно, чтобы такие люди, как он, были на нашей стороне.

Спорить было бесполезно. Решение принято, и отменить его уже нельзя. Я кивнул, давая понять, что разделяю его точку зрения.

— Это все, сэр?

— Да. Спасибо, Дэннис, я знал, что на вас можно положиться.

Я встал.

— Жаль, что так получилось с инспектором Уэлландом. Если можно, я бы хотел навестить его в больнице. Когда начинается курс лечения?

— В понедельник. Я узнаю адрес клиники и сообщу вам.

Я сделал последнюю затяжку и огляделся в поисках пепельницы. Ничего похожего поблизости не было, и Нокс протянул мне свою кружку с надписью «Лучший папа в мире», на дне которой были остатки кофе. Что ж, может быть, он не был хорошим руководителем, но зато был хорошим семьянином. Я бросил окурок в кружку, и Нокс поставил ее обратно на стол.

— А все-таки здорово, что мы взяли Уэллса.

Нокс кивнул:

— Да, вы правы. Хорошо, когда дела раскрываются так быстро.

— Удалось найти машину, в которой он был с Мириам в тот день?

— Сейчас его машина проходит судебную экспертизу.

— Какого она цвета?

— Темно-красное БМВ. Так что все сходится — вечером на плохо освещенной улице красный выглядит темнее. А вы думаете по-другому?

Я пожал плечами.

— Да нет. Просто когда Уэллс увидел нас у Мириам Фокс, для него это было полной неожиданностью. Если бы он был убийцей, то знал бы, что в ее квартиру может наведаться полиция и ни за что не появился бы в этом месте.

— Может быть, он хотел избавиться от каких-то улик?

— Но мы ничего там не нашли, хотя обыскали все очень тщательно.

Нокс глубоко вздохнул.

— Дэннис, что вы предлагаете? У нас есть сутенер, который не раз обвинялся в жестоком обращении с женщинами. По свидетельству очевидцев, он грубо обращался с жертвой за несколько дней до убийства, и его рубашка, испачканная в ее крови, была найдена в нескольких сотнях ярдов от места преступления. До сих пор этот человек не смог предоставить нам никакого алиби. Как мы можем отпустить его на свободу?

— Я не спорю, Марк Уэллс плохой человек, но это еще не значит, что он убийца. Вы нашли рубашку по наводке. И она — единственная улика, которая связывает его с этим убийством.

— Единственная, зато весьма существенная! Рубашка, без сомнения, принадлежит ему, на ней везде его волосы, черт побери! — Нокс начал раздражаться. Ему нравилось держать все под контролем, и он выходил из себя, когда люди находили слабые места в созданных им теориях.

Я кивнул.

— Вы правы, но все же других доказательств нет. К тому же так и не выяснен мотив преступления. Зачем Уэллсу нужно было убивать Мириам?

— Дэннис, что вы вцепились в это дело? У вас что, есть своя теория на этот счет? Так поделитесь с нами своими соображениями! Если нет, тогда перестаньте критиковать работу, которую сделали другие люди.

Я подумал, а не рассказать ли ему об исчезновении Молли Хаггер и о том, что, возможно, речь идет о чем-то большем, нежели о конфликте сутенера и проститутки, но промолчал. Мне стало неловко за себя, ведь я не имел никаких конкретных фактов, только несколько сумасшедших идей и предчувствие того, что в этом деле не все так просто.

— Нет у меня никаких соображений. Просто не хочется, чтобы за решетку посадили не того человека. Только обвинений в подлоге нам сейчас не хватало.

— Я рад, что вы искренне заботитесь о нашей репутации. Но, поверьте мне, Марк Уэллс виновен. Если бы у меня возникли малейшие сомнения, я бы не стал предъявлять ему обвинение, ясно?

— Да.

— И еще один момент, Дэннис.

— Слушаю вас.

— Нам неизвестно ни о каких подобных убийствах проституток в ближайших районах, так что, скорее всего, речь не может идти о серийном убийце. Вы понимаете, к чему я клоню?

— Да, сэр.

— Не усложняйте ситуацию, Дэннис, потому что в большинстве случаев все очень просто. Все, идите. И сделайте мне одолжение, попросите детектива Каппера зайти ко мне в кабинет.

Я молча вышел за дверь, обдумывая то, что сказал Нокс. Теперь мое положение обещало стать незавидным.

Я нашел Каппера и, прервав его беседу с Хансдоном, передал ему просьбу начальника. Когда он ушел, я повернулся к Хансдону.

— Ты уже получил данные по номерам телефонов? — спросил я его.

— Да, сегодня утром. Валяются где-то здесь. — Он взял стопку бумаг и стал быстро просматривать их.

— Нашел что-нибудь интересное?

— Да нет, — сказал Хансдон, протягивая мне распечатку на двух листах.

Я взял ее и пробежал глазами первую страницу, на которой были сведения о последних исходящих звонках. Их было девяносто семь — столько раз Мириам Фокс звонила кому-то за последние двадцать восемь дней своей жизни. В левой колонке значились дата и время каждого звонка, в правой стоял номер телефона, на который звонили. На второй странице были входящие звонки, всего их оказалось пятьдесят шесть.

— Тут нет имен, — удивился я.

— Точно. Именно поэтому от этих бумаг никакого толку.

— А мы можем выяснить, кому принадлежат эти номера телефонов?

— Да, но это займет слишком много времени, потому что придется связываться с несколькими телефонными компаниями. Наши ребята сейчас над этим работают.

Я сделал копии с листов, что он мне дал, и вернул Хансдону оригиналы.

— Слушай, а кто занимается этими телефонами? Мне самому хотелось бы взглянуть на результаты.

Хансдон посмотрел на меня с непониманием.

— Зачем тебе? Эти имена все равно нам ничего не скажут. Ну, она звонила Уэллсу, и он звонил ей, что с того?

— Я серьезно.

— Парня, который мне все это присылает, зовут Джон Клэр. Его номер валяется у меня где-то на столе.

— Будь любезен, дай мне его.

Хансдон нехотя подошел к своему столу и, порывшись в бумагах, выудил номер телефона. У меня создалось впечатление, что он не очень-то хотел разбираться, кто кому звонил и зачем. Он был неплохим копом, но очень уж ленивым.

Пока я записывал номер, Хансдон снова поинтересовался, какой смысл мне было влезать в это дело.

Хороший вопрос, подумал я. В тот момент мной двигало желание найти что-нибудь такое, что позволит утереть нос Капперу и Ноксу. Может быть, Уэллс действительно убил Мириам Фокс, но все же дело не казалось мне таким уж безупречным, каким все они пытались его представить. Стоило покопаться в этих телефонных звонках, чтобы показать этим самоуверенным болванам, что они не правы.

Глава 15

Семь номеров наиболее часто встречались среди тех, на которые звонила Мириам Фокс или с которых звонили ей, и я решил узнать, кому эти номера принадлежат. С этими людьми она разговаривала в последние три дня перед смертью. Я не исключал вероятности того, что мое расследование ни к чему не приведет: даже если я узнаю имена звонивших, будет трудно убедить Нокса дать разрешение на дальнейшее расследование, особенно сейчас, когда у него уже есть подозреваемый. Но что-то подсказывало мне, что дело того стоит.

Я позвонил Джону Клэру с рабочего телефона, но у него было занято. Выкурив одну сигарету, я еще раз набрал его номер и опять услышал короткие гудки. Джон, по всей видимости, работал в поте лица. Я собирался подождать еще пять минут и позвонить снова, но судьба распорядилась иначе. Поступило сообщение об ограблении книжного магазина с применением холодного оружия меньше чем в полумиле от нашего участка, и мы с Маликом получили приказ отправиться на место происшествия и собрать показания владельца магазина и свидетелей.

Мы провели на месте преступления полчаса, стараясь успокоить жену владельца магазина. Какой-то мальчишка лет тринадцати приставил ей к горлу нож, чтобы она не мешала пяти его приятелям обшаривать помещение. Муж, который во время нападения находился в соседнем магазине, обвинял полицию и общество в том, что современные подростки, еще ничего не понимающие в жизни, вырастают такими жестокими. Мы не стали с ним спорить. Он был прав. Я поблагодарил супругов за помощь и пообещал, что мы сделаем все возможное, чтобы поймать преступников. Потом мы вызвали патрульную машину, чтобы отвезти жену владельца магазина в больницу на осмотр, а сами вернулись в участок, где нам пришлось составлять отчет о происшествии.

В пять часов вечера мне наконец удалось дозвониться до Джона Клэра. Я представился и объяснил, что занимаюсь расследованием убийства Мириам Фокс.

— Понимаю. По этому вопросу я общался с вашим коллегой, детективом…

— Хансдоном.

— Точно. Я собирал для него информацию о телефонных звонках.

— Да, я знаю. И есть ли какие-то результаты? Дело в том, что они мне нужны очень срочно.

— Я уже все отправил Хансдону, — удивленно ответил Джон. — Файл был послан сегодня утром.

— Мы получили только перечень телефонных номеров. Хотелось бы знать, кому они принадлежат, на чьи имена зарегистрированы.

— Да, я понял. Именно эту информацию я и отправил сегодня. Список с номерами был выслан вчера, а для того, чтобы найти их владельцев, понадобилось время. Я же сказал, что как только все выясню, сразу сообщу.

По всей видимости, Хансдон не проверял свою почту. Я прикурил сигарету.

— Наверное, какие-то проблемы с Интернетом. Вы не могли бы переслать файл еще раз?

— Разумеется, мне несложно.

— Даю вам два адреса, чтобы на этот раз письмо дошло наверняка. — Я продиктовал Джону свой рабочий и личный электронные адреса и убедился, что он правильно их записал. — Вы можете отправить файл прямо сейчас?

— Да, конечно, — ответил он. В голосе его слышалось беспокойство. — Все будет сделано, детектив.

Я поблагодарил его и повесил трубку.

Десять минут спустя позвонил Каппер и попросил меня зайти в кабинет Уэлланда. Письма все еще не было. Когда я вошел, Каппер сидел в кресле инспектора и, похоже, чувствовал себя в нем очень удобно.

— Вы уже слышали последние новости? — спросил он, практически не пытаясь скрыть то, что он весьма доволен таким развитием событий.

— Да, конечно. Мои поздравления.

— Спасибо. Теперь, Дэннис, я хочу, чтобы мы работали вместе. Знаю, в прошлом мы частенько не ладили из-за разницы во взглядах на некоторые вещи, но сейчас для нас очень важно работать в одном направлении.

— Согласен, — сказал я, избегая называть его «сэр».

— Как сегодня прошел опрос свидетелей в книжном магазине? Известно, чьих рук это дело?

— У меня нет полной уверенности, но я подозреваю, что мальчишка, угрожавший хозяйке ножом, это Джеми Делли.

Делли был четвертым и самым младшим ребенком в семье мелких хулиганов. Первый его привод в полицию в восьмилетнем возрасте был связан с тем, что он пытался поджечь школу. Десять лет назад его мать нанесла мне телесные повреждения замороженной бараньей ногой, когда я пытался арестовать ее за кражу в магазине.

— Маленький засранец. Совсем отбился от рук?

— Да, парнишка растет. Отбирать деньги у одноклассников и воровать по мелочи в магазинах — это уже не для него.

— Послушайте, а разве не его мамаша…

— Да, да. Баранья нога…

— Вам повезло, что она не сделала из вас отбивную, — Каппер захихикал, показывая кривые и грязные зубы. Если бы я не слышал эту шутку уже сто раз, я бы тоже засмеялся. — Мы можем задержать Джеми Делли? — наконец спросил он, опять приняв прежний серьезный вид.

— Да, если жена лавочника опознает его.

— Сделайте все, что надо, договорились? — произнес Каппер тоном доброжелательного и мудрого инспектора полиции. Я кивнул, стараясь не попасться на удочку его вежливости и размышляя, сколько еще я смогу терпеть этого человека в качестве своего начальника. — И еще кое-что, Дэннис. Кажется, вы хотели продолжить линию расследования, которую вел Хансдон, — проследить телефонные звонки Мириам Фокс. Это так?

— Я подумал, что смогу узнать что-то интересное.

— Вы решили, что детектив Хансдон не способен сам разобраться в материале? — Каппер пристально посмотрел мне в глаза.

— Нет, я просто предложил ему свою помощь.

— Мы уже нашли убийцу, Дэннис. Понятно? Дело практически закрыто. У нас нет ни времени, ни людей, чтобы подолгу заниматься одним и тем же делом. А если лично у вас слишком много свободного времени, я всегда могу подкинуть вам пару-тройку новых дел. Их у нас выше крыши.

— Хорошо. Я все понял.

— Так вы выяснили, кто звонил Мириам?

Инстинкт подсказал мне, что не стоит говорить ему правду.

— Нет, еще не успел.

— Вот и хорошо. Забудьте про это. Сосредоточьтесь на своих нераскрытых делах, договорились? Если я смогу быть вам чем-то полезен, дайте мне знать. Повторяю, я хочу, чтобы мы работали как одна команда.

Я спросил, есть ли у него ко мне еще какие-нибудь вопросы. Он ответил, что нет.

— Тогда, пожалуй, пойду работать, — сказал я. Но сделал по-своему — взял пальто, попрощался с Маликом и вышел на улицу.

Глава 16

Я зашел в бар «Бродячий волк», выпил кружку пива, а потом сел на автобус и поехал домой, как раз в самый час пик. Оказавшись дома в половине седьмого вечера и едва закрыв за собой дверь, я сразу же набрал номер Данни.

Он ответил после трех гудков.

— Слушай, Данни, — сказал я, — делай все, как я скажу. Дойди до ближайшей телефонной будки, позвони мне и скажи номер таксофона, с которого звонишь. Потом никуда не уходи, я тебе перезвоню. — Он начал было расспрашивать меня, что случилось, но я повесил трубку.

Через пять минут Данни позвонил и продиктовал мне свой номер. Я перезвонил ему с мобильного, который дал мне Реймонд.

— Черт возьми, что случилось? — спросил он, сняв трубку. — Что это за шпионские игры?

— Мне нужно было, чтобы мы могли спокойно поговорить, — сказал я. — Сегодня утром мне позвонила твоя сестра.

— Ужас!

— Да, я тоже так подумал. А теперь признавайся, кто тебя надоумил ей позвонить? Я же говорил, веди себя как ни в чем не бывало, пусть ситуация рассосется сама собой.

— Знаю, знаю. Просто мне сейчас очень тяжело, Дэннис. Понимаешь, я никак не могу перестать думать о том, что произошло. Мне даже во сне это снится. Вчера я был в баре, и там говорили, что, возможно, к происшедшему имеют отношение Хольтцы. Ты что-нибудь об этом слышал?

Для тех, кто не знает, Хольтцы — это теневая группировка, действующая на севере Лондона. О ней известно немного, но ее название, так или иначе, всплывает в связи с любыми тяжкими преступлениями, после которых не остается серьезных улик и явных подозреваемых. Я готов был поклясться, что Реймонд не был знаком ни с одним из членов этой организации и уж тем более не мог согласиться убрать кого-либо по их просьбе.

— Не будь таким тупым, Данни, — отрезал я. — Неужели ты думаешь, что я мог бы связаться с такими людьми? И потом, вряд ли Хольтцы стали бы решать проблемы, прибегая к помощи людей, которых они в глаза не видели. У них своих исполнителей хватает. И кто, черт возьми, наплел тебе это дерьмо?

— Парень из бара по имени Стив Фэрли. Я бы не обратил внимания, если бы услышал это от кого-нибудь другого. Но Стив вращается среди наркодилеров и в курсе того, что происходит в криминальном мире.

Я знал Стива Фэрли, мне о нем рассказывала одна проститутка. Он такой же наркоторговец, как я балерина.

— И ты думаешь, Хольтцы решили рассказать ему подробности этого дела? Чтобы как можно больше людей узнало о том, что случилось?

— Слушай, я понимаю, что все это звучит глупо…

— Ты прав. То, что ты говоришь, звучит очень глупо.

Данни вздохнул:

— Я все равно обеспокоен тем, что происходит.

— Но зачем рассказывать о своих тревогах другим, особенно твоей сестре, Данни? Чем она сможет помочь? Напишет тебе рекомендательное письмо? — Я помолчал немного, чтобы остыть. — И чего ты добился? Она позвонила мне, решив, что ее единственный брат снова попал в беду, попросила проведать тебя, а потом перезвонить ей. Мне это не нужно, Данни.

— Дэннис, прости, я виноват. Больше это не повторится.

— Надеюсь.

Я хотел было сказать ему, что из-за подобных разговоров нас могут и убить, но потом передумал. Не стоило пугать его еще больше.

— Я не сболтнул ей ничего лишнего, честное слово.

— Ты сказал сестре, что накопил приличную сумму денег, и это ее сразу насторожило.

— Да, но она все равно не догадается, как именно я это сделал.

— Согласен. Но если ты начнешь кому попало изливать душу всякий раз, когда выпьешь, в один прекрасный день или вечер сболтнешь что-нибудь, что выведет копов на тебя и меня. И тогда нам крышка. Теперь слушай внимательно. С каждым днем у них все меньше шансов поймать нас, след остывает, поэтому нам нужно только одно — сохранять спокойствие. И тогда все будет хорошо. Если тебя это утешит, я единственный, кто знает, что ты участвовал в этом деле, а я никому об этом не скажу ни слова. Это значит, что ты в безопасности, понял?

— Да, я понял. Впредь буду нем как рыба. Я просто сорвался.

— Послушай, Данни, у тебя же есть деньги, почему бы тебе не смотаться куда-нибудь отдохнуть? Съезди за границу на пару недель. Это лучше, чем сидеть дома и обдумывать всякие глупости.

— Пожалуй, ты прав.

— Когда ты последний раз отдыхал?

— Не помню. Наверное, лет сто назад.

— Вот видишь! Побалуй себя. Тут ужасная погода, и ты ничего не потеряешь. А когда вернешься, эта история будет уже в прошлом и все будут говорить о другом страшном преступлении.

— Ты прав, я так и сделаю.

Повисла долгая пауза. Наконец Данни заговорил снова:

— Извини, Дэннис. Больше я так не проколюсь.

— Знаю, — успокоил я его. — Ты ведь неглупый парень.

— А что ты скажешь Джин?

Я задумался.

— Скажу ей, что ты начал новую жизнь, выбрал правильный путь и теперь помогаешь сажать преступников за решетку. Скажу, что ты стал информатором полиции и таким образом заработал немного денег, но это большой секрет и она не должна никому об этом рассказывать, чтобы не испортить твое прикрытие. Скорее всего, после этого она оставит тебя в покое. Как тебе моя идея?

— Ты самый хитрый ублюдок из всех, кого я знаю, Дэннис.

— Обязательно съезди куда-нибудь и хорошенько отдохни.

— Да, я постараюсь.

— Ну, бывай, созвонимся еще.

Я повесил трубку, пошел в гостиную и, закурив сигарету, уселся на диван. Удалось ли мне успокоить Данни? Сложный вопрос. То, что я сказал, звучало очень резонно, но на деле не было правдой. Не я один знал об участии Данни в этом убийстве. Мне пришлось рассказать Реймонду о том, кто пойдет со мной на дело, иначе он бы не позволил мне взять напарника к «Тихой пристани». Благодаря тому что он узнал от меня, Реймонд без труда мог вычислить Данни, если бы захотел.

Но Данни об этом знать не стоило. Я надеялся, что он послушает моего совета и на какое-то время уедет из страны. Мне от этого тоже станет легче. По правде говоря, он стал мне немного докучать. Мне даже пришла в голову мысль, что для всех, кто замешан в этой истории будет лучше, если я просто-напросто уберу его. Не то чтобы я всерьез считал, что смогу спустить курок, целясь в Данни, но если бы мы с ним не были давними друзьями, я наверняка воплотил бы эту случайную мысль в жизнь.

К тому же все зависело от того, насколько опасным мог стать Данни.

Я докурил сигарету и бросил ее в переполненную окурками пепельницу. Вспомнив, что мне должно было прийти письмо от Джона Клэра, я встал и включил компьютер. Пока он загружался, я налил себе холодного пива, радуясь тому, что сижу дома и проблемы внешнего мира не коснутся меня еще какое-то время.

Письмо пришло в три тридцать — Джон Клэр сдержал свое слово. Я открыл его и понял, что это копия известного мне перечня телефонных номеров, только к нему была добавлена третья колонка с именами тех, кому эти самые номера принадлежали.

Первые два имени в списке не сказали мне ничего. Это были мужчины, скорее всего, клиенты Мириам. Следующий звонок был сделан с таксофона. Возможно, это звонила Молли Хаггер. Четвертый номер принадлежал приюту Коулман-Хауз, что я воспринял как нечто само собой разумеющееся.

Я не стал читать пятое имя. Потому, что не мог отвезти глаз от шестого.

Меня интересовало только одно: почему Карла Грэхем утаила от меня тот факт, что была знакома с Мириам?

Глава 17

Резиденция Фоксов представляла собой просторное двухэтажное здание в форме буквы L с соломенной крышей и решетчатыми окнами, выходящими в прилегающий к дому сад. Добирались мы долго — дом стоял на краю маленькой деревни, расположенной в нескольких милях от Оксфорда в сторону Глостершира. Из-за пробок дорога заняла у нас два с лишним часа, и когда мы приехали, время близилось к обеду.

— Чашечка чая сейчас была бы в самый раз, — сказал я, когда мы остановились перед домом.

Малик немного волновался. Такие визиты никогда не даются легко. Всего несколько дней назад эти люди узнали о том, что их дочь зверски убили, и, несмотря на то что они не виделись с ней около трех лет, для них это известие было большим потрясением. Понадобятся годы, чтобы родители смогли вернуться к нормальной жизни, если им это вообще удастся.

По правде говоря, я думал сейчас совсем о другом. Мне хотелось узнать, почему Мириам Фокс звонила Карле Грэхем три раза за последние две недели своей жизни — два раза на мобильный и один раз в приют, и почему сама Карла Грэхем дважды звонила Мириам всего за четыре дня до того, как девушку убили. Для простого совпадения звонков было слишком много. Они были знакомы, и Карла не призналась в этом, значит, ей было что скрывать. Что именно, однако, оставалось для меня загадкой.

Накануне я позвонил в Коулман-Хауз якобы для того, чтобы рассказать Карле о предъявленном Марку Уэллсу обвинении и чтобы договориться о встрече, во время которой собирался спросить ее о звонках. Но вчера вечером ее не оказалось на месте. Я попытался связаться с ней сегодня утром, до того как мы выехали к Фоксам, но опять не смог, потому что у них было совещание. Хотя, с другой стороны, незачем было торопить события. Наш разговор мог и подождать.

Я поправил галстук и постучал в дверь медным дверным молотком. Нам тут же открыла крупная женщина средних лет, одетая в свитер и длинную юбку. Она выглядела очень уставшей, у нее были мешки под глазами, но, несмотря на это, она держалась достаточно хорошо и даже улыбнулась, приветствуя нас.

— Вы детектив Милн?

— Здравствуйте, миссис Фокс, — мы пожали друг другу руки. — Это мой коллега, констебль Малик. — Малик и миссис Фокс тоже пожали друг другу руки, и она предложила нам войти.

Мы проследовали за ней через прихожую в большую затемненную гостиную. В комнате ярко горел камин, и в одном из кресел лицом к огню сидел невысокий бородатый мужчина в очках. Увидев нас, он медленно встал и представился:

— Мартин Фокс.

Если миссис Фокс держалась хорошо, то про ее мужа можно было сказать обратное. Он весь согнулся под тяжестью несчастья, говорил медленно и с большим усилием. Казалось, горе окутало его, словно зловещее облако. Я почувствовал это, как только подошел к нему на расстояние пяти футов.

Мы сели на диван, и миссис Фокс спросила, не хотим ли мы чего-нибудь выпить. Малик и я попросили чаю, и она удалилась на кухню.

Пока миссис Фокс готовила нам чай, Малик выразил свои искренние соболезнования отцу Мириам.

Мистер Фокс сидел в кресле, запрокинув голову и не глядя на нас.

— Это была мучительная смерть? — спросил он, медленно и тщательно подбирая слова. — Она сильно мучалась, пока умирала? Пожалуйста, скажите мне правду.

Мы с Маликом обменялись взглядами.

— Смерть наступила практически мгновенно, мистер Фокс, — ответил я. — Мириам не мучалась, в этом я совершенно уверен.

— В газетах было сказано только то, что она умерла от ножевых ранений.

— Это единственная деталь, которую мы сообщили прессе, — подтвердил я. — Им не стоит знать больше.

— Сколько раз он ее ударил? — спросил мистер Фокс.

— Мириам умерла от одной раны, — сказал я, умалчивая о нанесенных ей после смерти увечьях.

— За что? — глухо простонал он. — Знают ли эти убийцы, какую боль причиняют людям? Тем, кто остается жить?

Я страстно мечтал о сигарете, но мне даже не нужно было спрашивать, чтобы понять, что здесь не курят.

— Боюсь, многие из них даже не подозревают о том, что причиняют кому-то страдания. Если бы они знали, то дважды подумали бы, прежде чем делать подобные вещи, — проговорил я.

— Как вы считаете, этот мужчина… человек, который убил мою Мириам… он понимал, что делает?

Я вдруг вспомнил о семьях убитых мной таможенников и бухгалтера. Я знал, что делал. Всегда знал.

— Точно не могу вам сказать, мистер Фокс.

— Это не важно. Таких людей надо пристреливать, как собак. Я всегда считал смертный приговор неоправданной жестокостью. Думал, что цивилизованное общество не может убивать своих граждан вне зависимости от того, какие преступления они совершили. Но теперь… — Его лицо, которое я по-прежнему видел только в профиль, исказила ужасная боль. — Я бы сам спустил курок. Не задумываясь.

Прежде чем я успел произнести стандартную речь о том, что его чувства понятны, но в корне неправильны, к моему величайшему облегчению из кухни вернулась миссис Фокс. Ее муж угрюмо замолчал. По всей видимости, он всю неделю делился с ней подобными мыслями. Миссис Фокс села напротив мужа, так что мы оказались между ними, и налила нам чай.

— Мы приехали, — начал я, — чтобы рассказать вам о том, что выяснилось в ходе расследования, и обрисовать, как будут развиваться события в связи с тем, что мы задержали подозреваемого.

— Кто этот человек, которому предъявили обвинение? — спросила миссис Фокс.

Я рассказал ей, чем занимался Марк Уэллс и в каких отношениях состоял с ее покойной дочерью, стараясь не слишком вдаваться в детали. Пока не начался суд, офицеры полиции должны быть осторожны в своих высказываниях о деле, чтобы не навредить беспристрастному разбирательству.

— Думаете, это он убил Мириам? — спросила миссис Фокс, когда я закончил.

— Ублюдок, — прорычал ее муж. Миссис Фокс посмотрела на него с укоризной, хотя она скорее всего чувствовала то же самое.

Я не знал, что ответить, будучи уверен в виновности Уэллса только на пятьдесят процентов. Малик по дороге сюда признался мне, что верит в его виновность процентов на восемьдесят. Как и Нокс, он не мог предложить какого-либо альтернативного варианта, что и заставляло его склоняться в пользу официально выдвинутой версии.

Ответил Малик.

— Мы уверены, что это Уэллс. На сто процентов. Есть весомые улики, указывающие на то, что он был на месте преступления.

— Хорошо. Надеюсь, ему не вынесут оправдательный приговор. Это было бы слишком.

— Ни нам, ни суду присяжных не дано предвидеть будущее, — сказал я. — Мы лишь можем старательно выполнять свою работу. Не беспокойтесь, убийца обязательно получит по заслугам.

— Ублюдок, — снова выругался мистер Фокс. Полагаю, он имел в виду Уэллса, а не меня.

— Мистер Фокс, если Марка Уэллса признают виновным, он проведет большую часть своей жизни в тюрьме, — успокоил его Малик. — Мы сделаем все возможное, чтобы именно так и случилось.

— Этого мало. Сколько бы лет ему ни дали, за то, что он сделал, этого будет мало.

Надо же, как быстро свободомыслящие лейбористы меняют свою точку зрения на преступность, когда она вторгается в их жизнь! Сейчас мистер Фокс, казалось, готов был превратиться в борца за справедливость наподобие Чарльза Бронсона, только без пистолета и угроз.

Миссис Фокс посмотрела на мужа и ободряюще улыбнулась.

— Ну что ты, Мартин. Пора перестать плакать, слезами горю не поможешь.

Мистер Фокс ничего не ответил. Я отхлебнул из своей чашки и решил, что пора завершать наш визит. Но, прежде чем я успел произнести заключительную речь о том, что суд начнется нескоро и что мы будем держать их в курсе событий, миссис Фокс вдруг разрыдалась.

Малик и я сочувственно молчали. Мистер Фокс не изменил той позы, в которой просидел последние десять минут, глядя перед собой в одну точку. Конечно, его горе было безмерно, но иногда, как мне кажется, нужно взять себя в руки и быть сильным.

— Простите меня, — прошептала миссис Фокс, вытирая слезы платком.

Я стоически улыбнулся.

— Мы все понимаем. Это ужасная потеря, и вам нужно выплакаться.

— Я знаю. То же самое советовали и социальные работники.

— Не обращайте на нас внимания, — сказал Малик.

— Знаете, что самое тяжелое? — вдруг спросила она, глядя на нас с выражением полного отчаяния в глазах. — Думать, кем могла бы стать наша дочь, чего смогла бы достичь, если бы только осталась с нами. Мы так любили ее, а она взяла и ушла, чтобы умереть такой унизительной смертью в полном одиночестве. Почему? — Это был вопрос, которому суждено было остаться без ответа. — Почему она сбежала из дома, оставив нас одних?

— Дайана, перестань! — Мистер Фокс повернулся в своем кресле и гневно посмотрел на жену. Мы с Маликом притихли, удивленные его грубостью.

Постепенно выражение его лица смягчилось.

— Не надо об этом. Нет смысла повторять все это снова и снова.

Но миссис Фокс явно хотелось выговориться.

— Знаете, за три года, которые прошли с тех пор, как она сбежала, наша дочь ни разу не пыталась связаться с нами. Ни разу. Ни звонка, ни письма, чтобы успокоить нас и дать знать, что она жива и здорова. Ничего. Вы можете себе представить, как это больно?

— Некоторые улики позволяют нам предположить, что Мириам принимала сильнодействующие наркотики, — сказал я. — Часто люди в таком состоянии не способны адекватно оценивать, что важно, а что нет. Возможно, подобное произошло и с ней. Но это не значит, что она вас не любила. Просто наркотики повлияли на ее разум.

— Она могла позвонить, мистер Милн. Если не ради нас, то ради своей сестры. Хлое было всего двенадцать, когда Мириам ушла из дома. Она могла связаться хотя бы с сестрой.

— Дайана, перестань. Пожалуйста.

— Нет, Мартин. Я страдала не меньше, чем ты, и тоже имею право высказаться, — миссис Фокс снова повернулась к нам. — Я так скучаю по своей доченьке с того самого дня, как она ушла. Я любила ее больше всех на свете. Но все равно ее поступку нет оправдания. Превратить нашу жизнь, жизнь всей семьи в настоящий ад… это так эгоистично! Я любила Мириам, честное слово, но она была не подарок. Я понимаю, что, может быть, не должна говорить таких вещей, но это правда. Да, Мартин. Наша дочь была не подарок.

— Замолчи! — закричал мистер Фокс, и его изможденное лицо покраснело от гнева.

— Пожалуйста, мистер Фокс, успокойтесь, — вмешался я. — Ваша жена просто пытается рассказать о своих чувствах.

— Она не ведает, что говорит. Ведь это наша дочь, как вы не понимаете… — он схватился за голову руками и зарыдал.

Миссис Фокс смотрела на мужа. Ее губы сильно дрожали, она изо всех сил пыталась совладать с собой. В какой-то момент мне показалось, что ее взгляд полон презрения, но я мог и ошибиться.

Атмосфера в комнате была очень напряженная, у Малика на лбу даже выступил пот. Вот они, прелести работы в полиции, за которую нам платили меньше, чем менеджеру, торгующему стеклопакетами! Наконец я прервал молчание и в двух словах объяснил, как будет строиться наше общение в ближайшие два месяца: визит представителя суда, подготовка к предварительным слушаниям и так далее, но скорее всего родители Мириам меня не слушали. Они выглядели потерянными и несчастными, а отец Мириам по-прежнему избегал смотреть нам в глаза. Я поставил пустую чашку на стол и спросил, есть ли у мистера и миссис Фокс еще какие-нибудь вопросы.

После долгого молчания ответила миссис Фокс:

— Не думаю, детектив Милн. Спасибо, что вы пришли.

Мы все встали, включая мистера Фокса, который выглядел так, словно мог в любой момент упасть обратно в кресло.

— Можем ли мы для вас еще что-нибудь сделать?

— Нет, спасибо, нам помогают родственники и друзья, этого более чем достаточно.

— Очень хорошо. Постарайтесь чаще говорить с людьми о своих чувствах, — я посмотрел на мистера Фокса, но он отвел взгляд. — Беседа помогает.

Это была, конечно же, неправда. Будешь ты рассказывать о своем горе или нет, лучше не станет. Облегчение приходит из глубины души, а не от людей, которые тебя совсем не знают.

Мы попрощались и уже собрались уходить, как вдруг мистер Фокс кое-что вспомнил.

— Одну минуту. — Он повернулся к нам. — Вы же не сказали, почему этот человек убил Мириам.

К счастью, Малик первый нашелся, что ответить:

— Подозреваемый еще не признал свою вину, поэтому полной уверенности в том, что он убийца, у нас нет. Однако поскольку не было обнаружено следов сексуального насилия, мы предполагаем, что убийство произошло в результате спора между ним и жертвой, возникшего, вероятно, на почве денег или наркотиков.

Миссис Фокс покачала головой.

— Глупо убивать из-за такой ерунды.

— Никакая цель не оправдывает убийство, — заметил Малик. — Любое насилие такого рода оставляет после себя одинаковую боль.

Миссис Фокс слабо улыбнулась. Она проводила нас до входной двери и остановилась перед ней.

— Спасибо, что пришли. Поверьте, мы вам очень за это признательны, даже если у вас сложилось другое впечатление. И простите за то, что вам пришлось выслушивать все это. Нам сейчас так тяжело…

Мы еще раз заверили ее, что все понимаем и скрылись за дверью.

В нескольких милях от дома Фоксов мы заметили бар и остановились, чтобы пообедать. В помещении никого не было, кроме скучающего хозяина. Мы заказали выпивку и сели за столик в углу.

— Как тебе весь этот разговор? — спросил Малик, сделав глоток апельсинового сока.

Я понял, к чему он вел.

— Знаешь, мне показалось, что мистер Фокс считает себя виновным в чем-то.

— Да, мне это тоже пришло в голову. Как думаешь, между ним и Мириам… что-то было?

— Вполне вероятно. Такое случается во многих семьях, и богатых, и бедных. Если это правда, тогда многое в этой истории встает на свои места: становится понятно, почему девочка сбежала из дома, почему стала торговать собой и почему ни разу не позвонила родителям. Но мы можем и ошибаться. Возможно, что она действительно была трудным ребенком. Энн Тэйлор назвала Мириам настоящей сукой… Кто еще смог бы ни разу не позвонить маме или сестре за три года?

— Если так, тогда, возможно, у нас появляется мотив для убийства. Если у девчонки был скверный характер, а все указывает именно на это, ей ничего не стоило довести Уэллса до белого каления.

— Согласен.

— А потом он решил представить все как убийство на сексуальной почве.

— У этой версии, безусловно, есть право на существование.

— Но вы не верите в нее?

Я вздохнул:

— Слишком уж много вопросов остается без ответа. И эти вопросы не дают мне покоя. Например, почему Уэллс вернулся в квартиру Мириам.

— Может быть, он просто тупой. Таких полно среди людей его круга.

Я рассказал Малику о телефонных звонках.

— Получается, что Мириам Фокс и Карла Грэхем говорили по телефону как минимум пять раз в течение последних двух недель жизни Мириам. Я никак не могу понять, почему Карла солгала мне. Вероятно, она что-то скрывает.

— Думаете, это имеет отношение к убийству?

Я пожал плечами.

— Не знаю. Но мне кажется, здесь не все так просто…

— Говорил я вам, что Карла Грэхем темная лошадка. Я сразу это почувствовал. Что вы собираетесь делать с ней? Ведь Нокс ни за что не позволит продолжать расследование — у него есть Уэллс.

— Я попрошу ее о встрече. Найду предлог для разговора, а потом выложу все козыри.

— Уверены, что это единственная причина, по которой вы хотите увидеться с ней?

Я ответил ему испепеляющим взглядом.

— Да, единственная и основная.

— Что ж, потом расскажете, если сумеете что-то узнать. Но все же я считаю, что убийство — дело рук Уэллса.

Нам принесли еду. Мне — вчерашний салат с ветчиной, Малику — острое мясо с фасолью, которое больше походило на еду для собак. Хозяин угрюмо пожелал нам приятного аппетита, но у меня были серьезные опасения, что удовольствия от еды мы не получим.

— Не рассказывай никому о том, что я узнал о Карле Грэхем, — проговорил я, откусывая несвежий хлеб. — Каппер пронюхал, что я взял у Хансдона распечатки телефонных звонков Мириам Фокс, и велел оставить эту затею. Не хочу, чтобы он снова ко мне прицепился.

— Обещаю, что буду нем как рыба, — Малик серьезно посмотрел на меня. — Жаль, что инспектором назначили его, а не вас. Вы бы справились с этой работой в сто раз лучше.

— Это все политика, Азиф. Ты продвигаешься по службе, только если соблюдаешь правила игры.

— Так почему же вы не делаете этого, сержант? Прошу прощения, если я вмешиваюсь не в свое дело, но, по-моему, место детектива не для вас. Ваше призвание — управлять расследованием убийств, а не быть одним из винтиков в этой системе.

Сделав над собой усилие, я проглотил кусок ветчины и отодвинул от себя тарелку. Эта еда не показалась бы мне вкусной, даже если бы пришлось до этого голодать целую неделю.

— Я соблюдаю правила, — ответил я, прикуривая сигарету. — Но уже не с таким энтузиазмом, как раньше. Главным образом потому, что эти правила теперь меняются каждый день.

— Нельзя жить прошлым, сержант. Все в мире меняется, даже климат. Просто нужно научиться приспосабливаться. Меняйтесь, усвойте новые правила. У вас все еще впереди.

— Скажи, тебя повысили до детектива? Поставили на место Каппера, так?

Малик был явно удивлен.

— Как вы узнали? Нокс сообщил мне об этом по телефону вчера вечером и собирался объявить об этом сегодня днем.

— Нокс не сказал ни слова, по крайней мере мне. Я догадался. Ты был странный сегодня утром: задумчивый и непривычно молчаливый. К тому же ты — самый подходящий кандидат.

— Вы так считаете?

— Да. Ты намного талантливее всех наших констеблей и станешь отличным детективом. Когда официально вступаешь в должность?

— С понедельника, если не возникнет никаких осложнений. Похоже, вы расстроены, сержант?

Я посмотрел на Малика и улыбнулся:

— Напротив, я очень рад, что эта должность досталась тебе. Поздравляю, ты ее заслужил. Чего не могу сказать о повышении Каппера.

— Знаете, как ни банально это звучит, но я многому научился, работая с вами. Вы дали мне то, чему не учат в университете.

— Полегче, дружище, перед тобой детектив Милн, а не главный инспектор, — рассмеялся я, но в душе был очень польщен. Что поделать, люблю комплименты, даже если они и преувеличивают то, как обстоят дела на самом деле. — Впрочем, спасибо. Мне было приятно это услышать.

Малик снова принялся за еду, а я сидел и докуривал сигарету.

Через десять минут мы уже ехали на машине в сторону дома.

Глава 18

До Айлингтона мы смогли добраться только к пяти часам. На трассе М40 произошла крупная авария и машины стояли в пробках, а так как другого пути не было, мы несколько часов тащились по дороге на смехотворно маленькой скорости вместе с сотнями других взбешенных водителей.

Я попросил Малика отвезти меня домой, чувствуя, что мне не хватит сил вернуться в офис. Там, скорее всего, целый день обсуждали повышения и смертельные болезни, и я бы чувствовал себя не в своей тарелке. Уэлланд всегда был мне другом, способным оказать поддержку. Теперь он ушел. Заменивший его Каппер, был, по моему мнению, самым настоящим ночным кошмаром.

Первым делом я проверил свой автоответчик. На домашний телефон мне никто не звонил, а на мобильный пришло одно сообщение от Реймонда. Он хотел срочно встретиться со мной, оставил номер телефона, по которому я должен был перезвонить, и добавил, что дело не терпит отлагательств, но беспокоиться не о чем. Что Реймонд хотел этим сказать, я не понял, но обычно он не настаивал на встрече, если дело было пустяковое. Я позвонил по указанному номеру и сообщил Реймонду, что буду ждать его завтра в два часа дня на нашем обычном месте. По правде говоря, я и сам хотел с ним увидеться. Нам о многом нужно было поговорить.

Потом я позвонил Карле Грэхем, но ее опять не было в Коулман-Хаузе. Я решил не рисковать и не стал звонить ей на мобильный — еще задумается о том, откуда мне известен ее номер. Просто попросил женщину, которая сняла трубку, передать Карле, чтобы она мне перезвонила, когда вернется. В ответ мне сообщили, что Карла работает в эти выходные и ее можно будет застать на работе завтра утром.

На улице лил дождь, но мне хотелось пройтись, а заодно и выпить где-нибудь, поэтому я отправился в расположенную недалеко от моего дома забегаловку «Голова оленя» — тихое местечко, в которое я частенько наведывался.

В это время там никого не было, кроме одинокого бармена. Я снял с себя сырое пальто, сел за барную стойку и, заказав себе кружку «Фостерс», прикурил сигарету.

Рядом со мной на стойке лежала мятая газета «Стандарт». Так как бармен был неразговорчив, я потянулся и взял газету.

То, что я увидел на первой же странице, поразило меня, как удар грома.

Заголовок, набранный большими прописными буквами, гласил: «Фоторобот преступника, застрелившего таможенных инспекторов». Ниже был напечатан рисунок, изображавший человека с тонким лицом, тридцати пяти-сорока лет с короткими темными волосами и близко посаженными глазами.

Если бы я попросил художника набросать мой портрет, вряд ли у него получилось бы лучше. Сходство было зловещее.

У меня свело живот, как только я осознал значение увиденного. И тут же разные мысли хлынули в мою голову, как лавина воды, прорвавшая плотину.

Теперь я знал, что никогда еще в своей жизни не был в такой опасности. Угроза могла исходить не только от разыскивавших меня полицейских, но и от обычных людей, которых я даже не знал.

Реймонд был прав. Надо было убрать девчонку.