Смертельный рай

12

Без пяти девять воскресным утром Кристофер Лэш вошел через вращающуюся дверь в вестибюль корпорации «Эдем», окруженный десятками полных надежд клиентов. Был прохладный осенний день, и стены из розового гранита блестели в лучах солнца. Сегодня он оставил сумку дома. Кроме бумажника и ключей от машины, в кармане Лэша лежала только полученная во время последней встречи с Мочли карточка с короткой надписью: «Обслуживание кандидата, 9.00, воскресенье».

Идя в сторону эскалатора, Лэш мысленно повторил правила поведения перед тестом, которым научился десять с лишним лет назад в академии: «Хорошенько выспись. Съешь завтрак, богатый белком, но не сахаром. Никакого алкоголя и наркотиков. Не паникуй».

«Три условия я так и не выполнил», — подумал он. Он устал, и хотя по пути выпил большую чашку кофе в «Старбаксе», ему хотелось еще. И хотя до паники было далеко, он чувствовал, что волнуется. «Это нормально, — сказал он сам себе. — Легкое нервное напряжение лишь улучшает концентрацию внимания». Тем не менее он вспомнил, что говорил тот мужчина на встрече выпускников, которую наблюдал Лэш: «Если бы я знал, что меня ждет, неизвестно, хватило бы мне смелости, чтобы пройти тесты. Это был тяжелый день».

У самого эскалатора он отбросил эти мысли. Удивительно: спрос на услуги «Эдема» настолько велик, что фирме приходится обслуживать клиентов семь дней в неделю. Шагнув на ступеньку, он с любопытством взглянул на людей, едущих наверх по соседнему эскалатору, слева. Что творилось в голове Льюиса Торпа, когда он поднимался по этой лестнице? Джона Уилнера? Были ли они возбуждены? Взволнованы? Испуганы?

На соседнем эскалаторе он заметил двоих — мужчину средних лет и молодую женщину, которых разделяло несколько человек. Оба многозначительно посмотрели друг на друга. Незнакомец едва заметно кивнул, а женщина отвела взгляд. Лэш вспомнил слова президента о незаметной, но вездесущей охране. Неужели некоторые из клиентов на самом деле сотрудники «Эдема»?

Поднявшись наверх, Лэш прошел под широкой аркой и двинулся по коридору, увешанному плакатами с изображениями улыбающихся пар. Едва видимые линии на полу делили его на ряд широких полос, идущих вдоль коридора. В результате кандидаты — по собственной воле или незаметно направляемые — не толпились и двигались рядом друг с другом. В конце каждой дорожки находилась дверь, перед которой стоял техник в белом халате. Лэша ожидал высокий худой мужчина лет тридцати.

Он кивнул и открыл дверь.

— Прошу.

Лэш увидел, что другие техники делают то же самое, и вошел.

Внутри тянулся еще один коридор, очень узкий и нестерпимо белый. Техник закрыл дверь, после чего повел его по светлому туннелю, который после просторного вестибюля и широкого коридора казался невыносимо тесным. Следом за техником Лэш дошел до небольшого прямоугольного помещения, внутри которого не было ничего, кроме шести одинаковых дверей с маленькими считывателями для карточек вместо ручек. Одну из дверей с противоположной стороны помещения украшала табличка с обозначением туалета.

Техник повернулся к нему.

— Доктор Лэш, меня зовут Роберт Фогель. Рад приветствовать вас в «Эдеме».

— Очень приятно, — ответил Лэш, пожимая протянутую руку.

— Как вы себя чувствуете?

— Хорошо, спасибо.

— У нас впереди длинный день. Если возникнут какие-то вопросы или сомнения, я к вашим услугам.

Лэш кивнул. Фогель достал из кармана халата компьютер-наладонник, вытащил стилус и начал писать на экране. Внезапно он нахмурился.

— Что случилось? — поспешно спросил Лэш.

— Ничего. Просто… — Техник, похоже, был удивлен. — Просто система показывает, что вы уже допущены к окончательной оценке. Никогда прежде такого не видел. Вы не проходили предварительное собеседование?

— Нет. Если с этим какие-то проблемы…

— Нет-нет. Все в порядке. — Фогель быстро взял себя в руки. — Вы, конечно, понимаете, что не будете приняты в качестве кандидата, пока не завершится сегодняшнее обследование?

— Да.

— И что, если вам откажут, вступительный взнос в размере тысячи долларов не возвращается?

— Да.

Конечно, Лэш ничего не платил, но техника это не касалось. Лэш успокоился. Фогель явно не знал истинной цели его визита. Лэш особо отметил в разговоре с Мочли о своем желании, чтобы его воспринимали как настоящего кандидата, поскольку хотел увидеть все то, что видели Торпы и Уилнеры.

— Прежде чем мы начнем — есть какие-либо вопросы?

Лэш отрицательно покачал головой. Техник достал карту, висящую у него на шее на длинном черном шнурке. Лэш с любопытством посмотрел на нее: карточка была свинцово-серой, а ее блеск не до конца скрывал золотисто-зеленый цвет микропроцессорного чипа. На одной стороне был вытиснен фирменный логотип «Эдема». Фогель провел ею через считыватель на ближайшей двери, и та открылась с легким щелчком.

Комната за дверью казалась чуть шире, чем коридор. В ней стояла цифровая камера на штативе, а за ней нарисованный на полу косой крест.

— Встаньте, пожалуйста, на этот знак и смотрите в объектив. Я задам вам два вопроса. Отвечайте настолько исчерпывающе и искренне, как только можете.

Техник встал позади камеры. Почти сразу же на ее корпусе загорелся красный светодиод.

— Почему вы пришли к нам? — спросил Фогель.

Лэш мгновение поколебался, вспомнив кассеты, которые просматривал во Флагстаффе. «Если я должен пройти через это, — подумал он, — нужно делать все как полагается. А именно — честно, избегая легких и циничных ответов».

— Я пришел, чтобы кое-что найти, — сказал он. — Найти ответ.

— Опишите что-нибудь из того, что вы делали сегодня утром, и скажите, почему вы считаете, что мы должны об этом знать.

Лэш задумался.

— Я создал пробку на дороге.

Фогель промолчал, и Лэш добавил:

— Я ехал по Девяносто пятому шоссе в сторону города. У меня электронный пропуск за передним стеклом, так что мне не нужно платить наличными за проезд по платным дорогам и туннелям. Въезжаю на мост в сторону Манхэттена, на что требуется некоторое время, поскольку одна из полос, ведущих к пункту оплаты, перекрыта. Датчик считывает мою карту, но шлагбаум почему-то не поднимается. Жду минуту, пока приходит служащая. Она говорит мне, что моя карта аннулирована, хотя та наверняка действительна и оплачена. Только на этой неделе я пользовался ею несколько раз. У них явно какой-то дефект в системе. Тем не менее та женщина требует у меня шесть долларов за проезд через мост. Я говорю — нет, выясняйте, в чем дело. Тем временем работает лишь одна полоса, и очередь за мной растет. Люди сигналят. Она упирается. Я тоже. Замешательство видит полицейский и направляется в нашу сторону. В конце концов женщина обзывает меня неприличным словом, поднимает шлагбаум вручную и пропускает меня. Проезжая мимо, я посылаю ей самую приятную мою улыбку.

Он замолчал, размышляя, почему ему в голову пришло именно это. Потом он понял, что подобное действительно в его характере. Если бы он пришел как настоящий клиент, то тоже рассказал бы нечто столь же прозаичное. Слезливое повествование о том, как он решил отправиться на поиски женщины своей мечты, не в его стиле.

— Похоже, я заговорил об этом, поскольку оно напомнило мне моего отца, — продолжал Лэш. — Он всегда вел себя воинственно в подобных мелочах, словно сражался с самой жизнью. Может, я больше похож на него, чем мне казалось.

Он замолчал, и секунду спустя красный светодиод погас.

— Спасибо, доктор Лэш, — сказал Фогель, отходя от камеры. — А теперь прошу пройти со мной.

Они вернулись в маленькое центральное помещение, и Фогель провел карточкой через считыватель на соседней двери. Комната за ней выглядела больше, чем первая. В ней стояли стул и стол, а на нем пластиковый кубик с заточенными карандашами. Стены здесь тоже оказались белыми, потолок был покрыт пластиковыми плитками. Все эти комнатки, одинаково белые и пустые, каждая со своим предназначением, напомнили Лэшу несколько улучшенные помещения для допросов.

Фогель показал ему на стул.

— Наши тесты имеют временной лимит, но лишь для того, чтобы гарантировать, что вы ответите на все необходимые вопросы до конца дня. У вас в распоряжении час, и, думаю, вам вполне хватит этого. Правильных или неправильных ответов нет. Если что-нибудь понадобится, я буду снаружи.

Он положил на стол большой белый конверт и вышел, тихо закрыв за собой дверь.

В помещении не было часов, так что Лэш снял свои и положил их рядом. Взяв конверт, он высыпал на стол его содержимое. Внутри оказалась тонкая инструкция по выполнению теста и чистый бланк для ответов.

Лэш быстро просмотрел вопросы. Он узнал базовую структуру: объективный тест личности, один из тех, которые стали знамениты благодаря многопрофильным психологическим исследованиям в Миннесоте. Подобный выбор со стороны «Эдема» казался странным — такие опросники обычно использовались в психоаналитической диагностике и не выделяли индивидуальные склонности или антипатии, зато позволяли причислить человека к одному из многих типов. К тому же тест был весьма обширным: в то время как тест MMPI-2 состоял из пятисот шестидесяти семи вопросов, в этом их была ровно тысяча. Лэш пришел к выводу, что это, вероятно, связано с повышением достоверности результатов: подобные тесты всегда содержали некоторое количество повторяющихся вопросов, с целью проверить, насколько последовательно отвечает испытуемый. «Эдем» был крайне осторожен.

Осознав, что время уходит, он со вздохом взял карандаш из пластикового кубика и принялся за первый вопрос.

Лэш любил и потому заштриховал кружок в колонке «да».

Ну прямо-таки бомба. Вот уж действительно — нет ни правильных, ни неправильных ответов. Ответив утвердительно, он значительно увеличил бы вероятность того, что он шизофреник. Он заштриховал ответ «определенно нет».

Лэш опознал тип вопроса по использованному слову «никогда». Все личностные тесты содержат так называемые проверочные вопросы на тот случай, если испытуемый лжет, преувеличивает или притворяется (например, чересчур смелым при поступлении на службу в полицию или умственно больным для получения пенсии по инвалидности). Лэш знал, что, если кто-то слишком часто утверждает, будто он никогда ничего не боится, никогда не лжет, никогда не злится, его коэффициент недостоверности превышает критическую величину и тест отвергается как лишенный какой-либо ценности. Он заштриховал «нет».

Этот вопрос должен определить экстравертные или интровертные наклонности. В таких тестах общительность является желательной чертой. Впрочем, Лэш предпочитал уединение. Он снова заштриховал «нет».

Карандаш сломался, и Лэш негромко выругался. Прошло уже пять минут. Если он собирается закончить тест, то должен сделать это как типичный клиент, инстинктивно отвечая на вопросы, а не анализируя каждый из них. Взяв другой карандаш, он снова принялся за работу.

К десяти часам он ответил на весь набор вопросов, и Фогель устроил ему пятиминутный перерыв. Потом он снова усадил его за стол, оставил ненадолго одного и вернулся с очередным белым конвертом и кофе, который попросил Лэш, — без кофеина, но другого тут не было. Открыв конверт, Лэш обнаружил, что в нем содержится набор задач на интеллект — на понимание текста, зрительно-пространственное восприятие и память. Эти тесты тоже были обширнее и подробнее всех тех, которые он знал, и когда он покончил с ними, было уже почти одиннадцать.

Очередной пятиминутный перерыв, очередная кружка кофе без кофеина и третий конверт. На этот раз тест содержал длинный список незавершенных фраз.

Наконец-то: личные, интимные вопросы, которые явно отсутствовали в первом тесте. Лэш снова оценил их количество примерно в тысячу. Когда он просматривал незаконченные фразы, ему — как человеку, так и профессионалу — инстинктивно хотелось солгать. Но он напомнил себе, что полумеры ни к чему хорошему не приведут. Если он действительно хочет понять процесс отбора, он должен пройти через него точно так же, как Уилнеры и Торпы. Взяв новый карандаш, он подумал над первой фразой и дописал: «Я хотел бы, чтобы мой отец чаще хвалил меня».

Когда Лэш заканчивал последнее предложение, близилась половина первого, и он начал ощущать головную боль, расходящуюся от висков и за глазами. Пришел Фогель с длинной узкой карточкой в руке, и на какое-то ужасающее мгновение Лэшу показалось, что это очередной тест. Но это оказалось меню. Хотя у него не было аппетита, он послушно выбрал блюда на обед и отдал карточку технику. Тот предложил ему воспользоваться туалетом и вышел, оставив дверь открытой.

Когда Лэш вернулся, Фогель уже успел принести складной стульчик и поставил его напротив. На месте кубика с карандашами теперь стояла продолговатая коробочка из черного картона.

— Как вы себя чувствуете, доктор Лэш? — спросил техник, садясь на складной стульчик.

Лэш потер глаза.

— Словно мешком по голове.

Губы Фогеля изогнулись в мимолетной улыбке.

— Знаю, это выматывает. Но наши данные показывают, что наилучшие результаты можно получить в течение одного дня интенсивного обследования. Садитесь.

Он открыл коробочку, в которой лежал набор больших карт. Увидев номер на обороте каждой карты, Лэш понял, что его ждет. Он был настолько поглощен первыми тремя опросниками, что почти забыл о том, результаты которого просматривал несколько дней назад.

— Теперь мы проведем ассоциативный тест, называемый тестом Хиршфельдта. Знакомы с таким?

— Более или менее.

— Понятно.

Фогель достал из коробочки чистую контрольную форму и сделал запись.

— Начинаем. Я буду показывать вам кляксы, одну за другой, а вы будете мне говорить, что видите. — Взяв из коробочки первую карту, он перевернул ее и положил на стол рисунком вверх. — Что это может быть?

Лэш посмотрел на картинку, пытаясь выкинуть из головы более ранние ассоциации, в особенности те страшные образы, которые неожиданно возникли у него перед глазами в Центре имени Одюбона.

— Вижу птицу, — сказал он. — На самом верху. Она похожа на ворона, а та белая часть — его клюв. Вся картинка напоминает японского воина, ниндзя или самурая. С двумя мечами в ножнах, которые торчат в стороны и вниз.

Фогель что-то записывал. Лэш знал, что тот тщательно фиксирует его ответы.

— Очень хорошо, — сказал Фогель. — Переходим к следующему. Что это может быть?

Лэш прошел весь тест, борясь с растущей усталостью и пытаясь найти собственные ответы, а не те, которые даются чаще всего. К часу дня Фогель закончил как этап свободных ассоциаций, так и пояснений, а голова у Лэша заболела еще сильнее. Глядя, как техник убирает карты, он начал размышлять о тех клиентах, что вошли этим утром в здание. Сидели ли они сейчас на этом этаже в таких же комнатках? Утомило ли Льюиса Торпа, как и его самого, разглядывание голых белых стен?

— Вы наверняка проголодались, доктор Лэш, — сказал Фогель, закрывая коробочку. — Идемте. Ваш обед ждет.

Хотя у Лэша до сих пор не было аппетита, он пошел за техником через маленькое центральное помещение к одной из дверей в противоположной стене. Фогель провел карточкой через считыватель, и дверь открылась. За ней оказалась еще одна белая комната. На трех стенах висели фотографии — обычные снимки лесов и морского берега, без людей или животных, но после стерильной пустоты утра Лэш жадно впился в них взглядом.

Обед ждал на отглаженной льняной скатерти: жареный холодный лосось в укропном соусе, рис, хлеб и кофе — естественно, без кофеина. За едой Лэш почувствовал, как аппетит возвращается к нему, а головная боль проходит. Фогель вернулся через двадцать минут, дав ему спокойно поесть.

— Что дальше? — спросил Лэш, вытирая губы салфеткой.

Он не слишком надеялся, что получит ответ на этот вопрос, но техник удивил его.

— Осталось два пункта программы, — ответил он. — Медицинский осмотр и беседа с психологом. Если вы закончили, можем начать прямо сейчас.

Лэш отложил салфетку и встал, снова вспомнив о том, что говорил тот мужчина на встрече выпускников об обследовании. До сих пор оно было утомительным и даже раздражающим, но не более того. С медицинским осмотром он как-нибудь справится. И, будучи психологом сам, он провел столько бесед, что знал, чего ожидать.

— Ведите, — сказал он.

Фогель показал на одну из двух дверей, которые еще не открывал. Проведя карточкой через считыватель, он начал писать что-то стилусом в своем наладоннике.

— Входите, доктор Лэш. Снимите одежду и наденьте больничную рубашку, которую найдете внутри. Можете повесить свои вещи на вешалку на двери.

Лэш вошел в очередную комнату, закрыл дверь и, раздеваясь, окинул взглядом помещение. Это был врачебный кабинет — небольшой, но удивительно хорошо оборудованный. В отличие от предыдущих комнат здесь находилось множество разнообразных вещей, но большинство Лэш предпочел бы не видеть: пробирки, кюретки и шприцы, стерильные бинты. В воздухе чувствовался слабый запах дезинфицирующего средства.

Едва Лэш успел надеть рубашку, как дверь снова открылась и вошел другой человек, невысокий и смуглый, с редеющими волосами и щеточкой усов. Из бокового кармана его белого халата свисал стетоскоп.

— Посмотрим, — заговорил он, глядя на листок, который держал в руке. — Доктор Лэш? Случайно, не врач?

— Нет. Доктор психологии.

— Очень хорошо, очень хорошо, — сказал вошедший, откладывая листок и надевая резиновые перчатки. — А теперь расслабьтесь, доктор Лэш. Это займет не более часа.

— Часа? — переспросил Лэш и замолчал, увидев, что врач сует палец в банку с вазелином.

«Может, сто тысяч долларов вовсе не такой уж сумасшедший гонорар», — подумал он.

Расчеты врача оказались верными. В течение последующих шестидесяти минут Лэш прошел самое сложное и утомительное медицинское обследование в своей жизни. Электрокардиограмма и энцефалограмма, эхокардиограмма, анализы мочи, кала и слизистой, а также эпителия полости рта, подробный расспрос с упором на перенесенные болезни вплоть до двух поколений назад, проверка рефлексов и зрения, неврологические и психомоторные тесты, тщательный дерматологический осмотр. В какой-то момент врач дал ему стеклянный стаканчик и, выходя из комнаты, попросил сдать анализ спермы. Когда дверь закрылась, Лэш посмотрел на холодящую пальцы мензурку, и ему показалось, что это сон. «Вполне логично, — произнес тихий голос у него в голове. — Бесплодие или импотенция могут стать серьезной проблемой».

Какое-то время спустя он позвал врача, который продолжил прерванное обследование.

— Остался только анализ крови, — наконец сказал доктор, оборачиваясь к стойке с не менее чем двумя десятками стеклянных пробирок, пока пустых. — Лягте на кушетку.

Лэш лег и закрыл глаза, почувствовав, как резиновый жгут стягивает его руку над локтем. Затем последовало холодное прикосновение тампона, нажатие кончика пальца и укол иглы.

— Сожмите кулак, — велел доктор.

Лэш со стоическим спокойствием дождался, пока тот возьмет у него самое меньшее двести миллилитров крови. В конце концов давление резиновой трубки прекратилось, врач вынул иглу и ловким движением наложил повязку, после чего помог Лэшу сесть.

— Как вы себя чувствуете?

— Хорошо.

— Отлично. Можете перейти в следующий кабинет.

— Но моя одежда…

— Она будет ждать вас здесь после завершения обследования.

Лэш недоуменно моргнул, повернулся и вышел. Фогель что-то писал в наладоннике. Его обычно бесстрастное лицо теперь приобрело выражение, которое Лэш не мог до конца понять.

— Доктор Лэш, — позвал техник, убирая наладонник в карман халата. — Сюда, пожалуйста.

Впрочем, указания не требовались — оставалась лишь одна дверь, которая до сих пор не открывалась, так что он легко догадался, где состоится последняя беседа.

Когда он направился к двери, та была притворена. А комната за ней отличалась от всех других, которые он посетил в этот день.