– Ты почувствовал, что произошло в Хидлене? – спрашивает Хелдра, ступая на древнюю каменную террасу.
– Да, – отвечает Тэлрин, двигаясь вдоль огибающей террасу ограды, – и мне это не понравилось.
– Ощущение не из приятных, но Кандар всегда был чужд гармонии.
Хелдра переводит взгляд с обтесанных много веков назад черных камней на раскинувшийся над уступом дуб, а потом и на Тэлрина. Тот кивает.
– Почему мы здесь? – спрашивает Марис.
– Потому что это Святыня Основателей, и устав Совета предписывает нам встречаться здесь не реже чем четырежды в год.
– От этих встреч мурашки по коже: так и кажется, будто Креслин заглядывает тебе через плечо, – говорит Марис, глядя на древнее, но прочное, незыблемо скованное гармонией строение.
– В том-то и суть. Мы должны во всем следовать их заветам.
– Эти заветы были оставлены нам тысячу лет назад, – фыркает Марис. – Нынче совсем другое время.
– Как только что заметила Хелдра, и верно заметила, кое-что остается неизменным, – указывает Тэлрин. – В Кандаре за эту тысячу лет порядка вовсе не добавилось. Да, Леррис что-то сделал с Герлисом и нарушил концентрацию хаоса, однако хаоса бесконтрольного там по-прежнему устрашающе много. До сих пор мы отслеживали ситуацию, наблюдая за точками сосредоточения гармонической и хаотической сил, но теперь эта задача затруднена.
– Славное местечко. Я могу понять, почему Мегере здесь нравилось. – Хелдра отводит взгляд от Восточного океана и добавляет: – Леррис сделал не «что-то», а нечто грандиозное. Такое, отголоски чего я ощущаю до сих пор.
– И что теперь будет? – спрашивает Марис, заглядывая в окно и рассматривая древнюю Палату Совета.
Тэлрин пожимает плечами.
– Полагаю, Берфир уступит источник и прилегающие земли самодержице. А потом, после того как с помощью ракет разгромит Колариса, откажется от своей уступки.
– Думаешь, ему удастся вернуть земли, попавшие под власть самодержицы? Да и с Коларисом неизвестно как обернется: он и сам может пустить в ход что-нибудь неожиданное. Больно уж ему хочется вернуть долину Охайд.
Он снова вглядывается сквозь окно в помещение и спрашивает:
– Это меч Креслина?
– Да. Ты ведь здесь впервые, не так ли?
Марис кивает.
– Говорят, после разгрома Великого Белого Флота Креслин уже никогда не носил клинок. Возможно, это просто легенда… – Хелдра пожимает плечами. – Мне доводилось брать его меч в руки. В нем есть… что-то в нем есть.
– Возможно. Клинки как раз по твоей части, – отзывается Марис, теребя бороду. – Легенды, они частенько кажутся правдоподобнее истины, в красивую выдумку поверить легче. Взять хоть бы того же Кассия. Ну какой нормальный человек способен поверить в появление прошедшего через разрыв во всемирном переплетении хаоса и гармонии гостя из – как он это называет – из другой вселенной. Гость, однако же, здесь, среди нас. А что, если трюкачество Лерриса приведет к возникновению нового разрыва? Другие гости могут оказаться менее дружелюбными…
– Ну, такой разрыв запросто не устроишь, это случается крайне редко, – хмыкнул Тэлрин.
– Так ведь и на Леррисе тьма клином не сошлась. Вспомни Антонина, Герлиса, Саммела, я уж не говорю про Джастина и Тамру.
– Саммел? – Хелдра берется за дверную ручку. – А что Саммел? Его беда в том, что он ценит знание превыше гармонии. Такого человека нельзя ставить на одну доску с Антонином или Герлисом, созидавшими хаос во имя собственного могущества.
– И тем не менее он не позволяет о себе забыть, – говорит Тэлрин, входя следом за Хелдрой в Черный Чертог. – У тебя есть вести о черных бойцах?
– Нет. Это меня слегка беспокоит.
– Слегка? – хмурится Марис. – А скольких ты отправила?
– Всего двоих, но с ракетными ружьями. Им не было нужды даже приближаться к нему.
– Боюсь, мы столкнулись с осложнениями, – мрачно заявляет Тэлрин. – Я по-прежнему ощущаю Саммела.
– Да, – замечает Марис, – он может доставить нам больше хлопот, чем молодой Леррис. Гораздо больше. А что, если война между Берфиром и Коларисом затянется? И в нее, в той или иной форме, окажутся вовлеченными и Саммел, и Леррис, и Джастин с Тамрой? Что нам тогда делать?
– Кандар хаотичен испокон веков. Вспомни, что происходило там после падения Фрвена. Джастин уничтожил древнюю белую империю, обратил в пепел и шлак ее столицу, но нас это не коснулось. Ну а уж с нынешними затруднениями мы тем более совладаем. Пусть Берфир с Коларисом доведут свою войну до конца, а уж после того я лично займусь Саммелом, – говорит Хелдра, закрывая наружную дверь и направляясь к черной дубовой двери Палаты Совета. – Меня больше беспокоят машины, новые хаморианские корабли и их сталь, почти не уступающая по прочности черному железу.
– Ты просто не хочешь признать, что в случае с Саммелом дала маху, – замечает Марис.
Рука Хелдры ложится на рукоять меча.
– Шутка, – торопливо говорит Марис. – Я пошутил.
Первые ракеты пролетают над шеренгами наступающих под белыми и сине-зелеными стягами Фритауна солдат. Некоторые бойцы поднимают головы, но большинство продолжает подниматься по пологому склону к неглубоким траншеям хидленцев.
Следующий залп оказывается точнее. Одна ракета врезается в землю менее чем в дюжине локтей перед левым флангом атакующих. Раздается взрыв, двое солдат падают на месте. Один обращается в пылающий факел, а несколько других катятся по земле, пытаясь сбить пламя с загоревшейся одежды.
Прежде чем наступающие успевают восстановить строй, раздается третий залп. На сей раз ракеты взрываются в самой гуще войск, и склон усеивают облаченные в сине-зеленые мундиры тела. Все горит: и трупы, и приземистый кустарник, и пожухлая трава. Струйки черного, белого и серого дыма, переплетаясь, поднимаются в небо.
После четвертого залпа горнисты трубят отступление. Войска Фритауна сначала отходят шагом, а потом и вовсе устремляются в бегство, однако их настигает еще один залп.
– Лучники! – командует Берфир.
Вдогонку разбитому воинству по дуге летят стрелы. Их тяжелые наконечники пробивают тонкие кольчуги и вонзаются в плоть.
Снова звучит труба, и с противоположного холма устремляется в атаку конница: добрая дюжина взводов в красно-золотых мундирах Инноты.
– Ракеты! По коннице – ракетами! – кричит Берфир.
Впрочем, командир ракетной батареи уже развернул часть повозок с малиновой полосой в сторону копьеносцев. Оставшиеся вновь стреляют по отступающим. За ракетным огненным шквалом следует смертоносный дождь стрел. На обгорелом склоне остается более двухсот мертвых тел.
Берфир выжидает, когда атакующая с левого фланга кавалерия окажется на досягаемом расстоянии, после чего кивает.
Тяжелые ракеты взрываются в самой гуще всадников. Железные осколки косят людей и коней, а чудом уцелевших побивает град стрел. Вернуться к фритаунским позициям невредимыми удается разве что полувзводу.
Берфир подает знак командиру батареи, и бойцы ракетных расчетов устанавливают пусковые трубы под более высоким углом. Ракеты взмывают в небо и, описав широкую дугу, взрываются на противоположном холме, там, где укрепился противник. Залп следует за залпом. Клубы дыма поднимаются к небу, сливаясь с низкими темными облаками.
Разбитый враг покидает позиции: белые и сине-зеленые знамена скрываются за дальним холмом. Берфир ухмыляется.
– На сей раз мы им здорово всыпали, – хрипло говорит командир ракетчиков.
– На сей раз да, Нуал, – устаю говорит герцог, и ухмылка его тает. – Благодаря ракетам. Но кто знает, чем они встретят нас в другой раз?
– Думаешь, что они в скором времени тоже обзаведутся ракетами?
Берфир смотрит на восток, в сторону Фритауна, хотя отсюда до порта у Великой Серой гавани добрых сто кай.
– Может, ракетами, может, еще чем. Коларис наверняка что-нибудь придумает. Как всегда.
– Гнусный ублюдок, вот он кто.
– В наше время все такие, – вздыхает герцог и выпрямляется. – Вели перезарядить пусковые установки.
Проникающий в окно гостевых покоев самодержицы свет зимнего солнца почти не греет, и мне остается лишь порадоваться тому, что меня укрыли стеганым одеялом. Одно плохо: оно давит на обожженную, слишком чувствительную ногу. При всех моих навыках обращения с гармонией трудно заставить себя согреться, когда малейшее содрогание посылает по всему телу волны нестерпимой боли. Причем чем больнее мне, тем сильнее меня бьет дрожь, а при каждом содрогании боль усиливается еще пуще.
Я лежал на большой удобной кровати с совсем неплохо сработанной из темного вишневого дерева передней спинкой. Платяной шкаф, прикроватная тумбочка, на которой стояла лампа, и маленький столик были изготовлены из того же материала и той же рукой. Правда, кем изготовлены, я сказать не мог. Дядюшка Сардит, надо думать, узнал бы мастера по изделиям, но у меня не было его опыта.
По причине полной невозможности заняться чем-либо еще я уговорил Кристал принести мне «Начала Гармонии». Правда, глаза при чтении все еще болели, да и многие разделы казались напичканными невыносимой нудятиной. Особенно введение, с переливанием из пустого в порожнее. Лучше бы его поместили в конце книги. Что толку от общих фраз вроде того, что «порядок, являющийся формой гармонии, лежит в основе любого сообщества»? Ага, выходит, ежели живые существа, числом более одного, собираются вместе, им без гармонии никуда! У муравьев в муравейнике порядок, у овец в отаре тоже кое-какой, у гусей в стаде… бывает и у гусей. Ну и чем тогда все они отличаются от людей?
Дверь открылась, и вошел Джастин.
– Дай-ка взглянуть, как идет исцеление.
Сил у меня было, прямо скажу, маловато, однако я сделал все что мог, чтобы подавить инфекцию и способствовать заживлению ран и переломов. Именно способствовать – и Джастин, и «Начала Гармонии» учили, что процесс самоисцеления идет успешнее, если маг не вмешивается в него, а лишь способствует естественному ходу событий.
Я положил книгу на тумбочку.
Джастин откинул одеяло и начал с моей руки.
– Хм, неплохо. Это ненадолго.
Мне оставалось лишь гадать, что он имеет в виду. Голос его звучал как-то неравномерно – то громче, то тише, но причиной данного эффекта, скорее всего, являлось мое состояние.
– …а вот тут случай тяжелый…
Это он говорил о моей сломанной и обожженной, забинтованной и упрятанной в лубок из дерева и кожи ноге. Затем Джастин осмотрел торс. Учитывая тот факт, что добрая половина моего тела представляла собой сплошной синяк, а одна рука и одна нога оставались неподвижными, это было не так-то просто. Даже самые острожные, легкие прикосновения Джастина мною воспринимались как весьма чувствительные.
– Жить будешь.
– И это все, что ты можешь сказать?
– Леррис, учитывая то, в каком состоянии тебя привезли, это совсем неплохо. Ушибы, ожоги, переломы…
– Кстати, насчет ожогов. Откуда они взялись? Белый огонь меня вроде бы не задел.
– Ты сам себя задел, без помощи Герлиса. Знаешь, когда ты превращаешь серный источник в фонтан кипятка и пламени, недолго обжечься и самому.
– Надо же, источник… вот уж не знал.
Серый маг глубоко вздохнул.
– Леррис, ты призвал из недр первозданный хаос и направил его на поверхность. Природный хаос жарче пламени, полыхающего в кузнечном горне. Можно узнать, на что ты рассчитывал?
– Написанное там, – я указал на «Начала Гармонии», – подсказало мне мысль, что если я подсуну ему мощный поток хаоса, он не удержится от искушения использовать этот хаос против меня. А коль скоро поток окажется столь сильным, что он не сможет с ним совладать, избыток хаоса уничтожит его самого.
– Так оно и вышло, – Джастин покачал головой. – Правда, заодно это превратило долину в подобие ада демонов света и погубило большую часть хидленского войска. Кифриенцев, находившихся рядом с тобой, ты, как я понимаю, прикрыл магическим шитом. Ну а большинство ваших во главе с Кристал находились далеко от места выброса пламени и не пострадали. Им повезло, и тебе тоже.
Я пожал плечами, что причинило мне не столь уж сильную боль. Джастин порой прямо-таки выводил из себя. Ну что, с его точки зрения, мне было делать? Позволить Герлису сжечь заживо всех наших, и меня в том числе? До чего он все-таки похож на Тэлрина или моего батюшку: им обоим я тоже не мог угодить, что бы ни делал. Сам-то он во время этой заварушки что делал? Болтался невесть где. Все они, магистры, на один лад скроены. И Тэлрин, и Леннет твердили, что за каждую ошибку нужно платить. Кто бы спорил: проблема лишь в том, что им и в голову не приходило предостеречь от возможности совершить ошибку. В нее тыкали носом, когда уже ничего нельзя было исправить.
Я нахмурился, прищурился и, припомнив слова Тамры о гармонической связи, попытался прощупать Джастина гармонией. Это стоило мне жестокой рези в глазах, но я не прекращал усилий.
Просвеченный гармонией Джастин выглядел необычно – так, словно все его тело было сложено из маленьких ячеек хаоса, заключенных в коконы гармонии. И тут Тамра оказалась права, мне удалось уловить нечто, похожее на тончайшую нить гармонии, уходящую куда-то в бесконечность. Неужто у Джастина есть консорт? Неужто он состоит в постоянной связи с женщиной? Как же все-таки мало знал я об этом человеке.
– Ты мог бы оставить его в покое, – указал Джастин. – Мастера хаоса живут недолго: в конечном счете сконцентрированный им хаос развеялся бы сам собой.
– Когда? После того как Берфир вернулся бы со своими ракетами на юг и захватил Кифрос?
– Такого бы не случилось.
У Джастина всегда и на все имелись ответы, только вот его рекомендации требовали терпения, проявлять каковое в условиях беспрестанно воюющего Кандара не так-то просто. Особенно если ты не серый маг, обреченный жить вечно. Последняя мысль заставила мой желудок сжаться в комок: используя хаос, пусть и с помощью гармонии, не становлюсь ли я сам серым магом?
– Нам есть о чем поговорить, – заявил Джастин, вперив в меня взгляд, – но мы потолкуем потом. Когда ты будешь чувствовать себя лучше и не будешь жалеть себя, а я запасусь терпением и не буду таким усталым.
Отчего он устал, ему-то вроде бы не пришлось сражаться с хаосом? Я прикрыл болевшие глаза, и его голос стал громче, а потом стих, словно слова куда-то уплыли.
– Я устал, потому что пытался спасти всех раненых и обожженных солдат. Таких много, просто ты единственный, кому выделили личный лазарет.
– Прости! – Что я еще мог сказать?
Он снова покачал головой.
– Я слишком суров к тебе. Ты сделал все, что мог, да и время для разговоров сейчас не самое подходящее.
Волосы его заметно тронула седина: видимо, он вымотался настолько, что не мог омолаживать свой организм. Надо же, а я до сего момента этого не замечал! Наверное, Джастин прав, хватит мне жалеть себя и терзаться.
– Могу я поехать домой?
Джастин окинул меня пристальным взглядом.
– Можешь, если кто-нибудь предоставит тебе карету. В фургоне или на телеге будет слишком тряско, а уж о поездке верхом даже на таком коне, как Гэрлок, не может быть и речи. – Он прокашлялся и добавил: – Но, может быть, тебе и вправду лучше уехать. Я свою задачу выполнил и уже не могу сделать для тебя больше, чем ты сам.
Почему мне лучше уехать, я не понял, но спрашивать не стал, ограничившись кивком.
– Будет время, обязательно потолкуем, – заверил меня Джастин и, повернувшись, покинул комнату.
Я взглянул на окно, откуда проникал холодный свет, потом скользнул глазами по обложке «Начал Гармонии».
Сколько же народу погибло в серной долине? Неужто я действительно погубил их? Было ли это необходимо?
Потерев лоб ладонью, я ощутил шелушащуюся кожу и короткую щетину, выросшую на месте обгоревших волос. А может быть, меня, пока я оставался без сознания, обрили, чтобы наложить повязку на рану или ожог?
Вскоре после ухода Джастина ко мне заявилась Кристал с неизменным мечом и в забрызганном грязью одеянии для учебных боев. Вспотевшая, несмотря на холод.
– Обучала бойцов?
– Что поделаешь, у нас не хватает наставников. Тамра помогает новичкам освоиться с посохом, но хороших мастеров клинка найти трудно.
Она наклонилась, поцеловала меня и получила поцелуй в ответ.
– Ты идешь на поправку.
– Джастин сказал, жить буду.
– Некоторое время ни у кого из нас такой уверенности не было.
Кристал пододвинула к кровати единственный стул и села.
– Я вообще-то крепкий малый.
– Не просто крепкий, а настоящий герой. Причем не потому, что одолел белого чародея, а потому что выжил, при таких-то ранах. – Кристал рассмеялась. – Наилучшие видели, каков ты был, когда тебя везли на повозке. Мало кто из них выдержал бы такое. Ты не просто Мастер Гармонии, ты мастер из мастеров, особенно в их глазах. Ты сражался и с магом, и с вражескими бойцами.
– Знаешь, сам-то я себя героем не чувствую. Здесь только что был Джастин…
– А, тогда понятно… – Кристал снова рассмеялась, но на сей раз с оттенком горечи. – Меня он спрашивал, было ли это необходимо.
– Меня тоже. Сколько народу погибло?
Кристал помрачнела.
– Что, так плохо?
– Ополченцам пришлось туго. Уцелели только те, кто находился рядом с тобой, около полувзвода. Один из них спятил: называет тебя ужасным чародеем и плачет.
– Меня? Ужасным чародеем? А как Валдейн? Он спас меня по меньшей мере дважды.
– У него множество ушибов и глубокая рана. Но выживет, Джастин его спас.
– Фрейда убита?
Кристал кивнула.
– Джилла?
– У нее раздроблены рука и плечо. Проникающих ран нет. Бойцом ей больше не быть, но рука заживет.
– Елена?
– С ней все в порядке. Но я отправила ее в Расор, поручила работу, которую выполняла Субрелла. Килдиси не справилась: я и не рассчитывала, что справится, но пришлось попытаться. Она дружна с Муррис.
Опять политика.
– А Шерван? Он погиб? И Пендрил тоже?
Кристал кивнула.
Хорошо, ничего не скажешь. Из полудюжины бойцов, которых я лучше всего знал, трое погибли, один тяжело ранен, одна искалечена. В горле моем встал ком, к глазам подступили слезы. А ведь идея казалась совсем неплохой. Но если наш план был хорош, чем бы обернулась попытка осуществить плохой?
– Леррис, на войне такое случается.
Да, настоящая война оказалась совсем не похожей на поединок с Антонином. Там были огонь, пепел, противоборство стихий. Не потому ли маги так опасны, что они не видят ни клинков, ни окровавленных тел? Не потому ли, что так далеки от обычных людей?
Я сглотнул.
– А что с противником?
– Еще хуже. Уцелевших насчитали не больше взвода, да и те почти все ранены.
Я поежился.
– Думаю, мне пора домой.
– Зачем? Тебе плохо у самодержицы?
– Что ты, она очень любезна.
Каси и вправду не оставила меня вниманием: не раз приходила ко мне и вручила мешочек с золотом, сказав при этом, что сделанное мною невозможно оценить деньгами. Сильно сомневаясь в том, что смогу вернуться к работе в ближайшее время, я принял монеты. Кошель был спрятан под уголком матраца.
Я отвернулся к окну, откуда по-прежнему лился холодный свет.
– Что говорит Джастин? – спросила чуть помягче Кристал.
– Сказал, что ежели удастся раздобыть карету, мне лучше вернуться. Правда, не объяснил, почему.
Кристал ласково вспушила мои волосы и поцеловала в щеку.
– Наверное, он считает, что твоя гармонизированная древесина будет способствовать исцелению. Первый кровавый бой, он самый тяжелый.
– А для тебя он не был тяжелым?
Она сжала мою здоровую руку.
– Был, конечно, но я старше тебя и с насилием сталкивалась куда чаще.
– Ты привыкла к нему?
– Надеюсь, что нет.
Я присмотрелся к ее лицу, к тонким, разбегающимся от глаз морщинкам и серебряным прядкам в черных волосах. За ее темными глазами таилась другая тьма, ранее остававшаяся незамеченной. Как и Джастин, она выглядела смертельно усталой.
Обеими руками, – хотя правая повиновалась мне с трудом, – я сжал ее ладонь и долго держал не отпуская. Кристал ничего больше не говорила, да в этом и не было нужды. Я тоже молчал. А потом, не заметив как, погрузился в сон.
Лежа в собственной постели, опершись спиной о сложенные у передней спинки кровати подушки, я читал и пытался прийти в себя после переезда домой из покоев самодержицы. Хотя перевезли меня в экипаже, а сама идея была одобрена Джастином, поездка оказалась более чем утомительной. Все тело ныло, снова стали болеть глаза, и я, провалившись по приезде в тяжелый сон, проснулся совсем недавно.
И тут заявилась Тамра.
– Как дела у нашего ученого калеки? – молвила она, усевшись спиной к окну в деревянное кресло. – Все терзаешься?
На сей раз Тамра повязала голубой шарф, под цвет ее глаз и синевшего за окном неба.
– Не терзаюсь, а мучаюсь. Все болит, – ответил я, отложив «Начала Гармонии», закрыв глаза и вздохнув.
Это малость помогло, жаль только, что вздох был не слишком глубоким. Состояние ребер пока не позволяло мне набрать воздуха побольше.
– Как думаешь, скоро встанешь на ноги?
– Почем мне знать. Джастин говорит, ребра в основном зажили и рука идет на поправку. Вот с ногой хуже.
О жжении в глазах и периодически ослабляющемся слухе я предпочел не упоминать. Мне казалось, это пройдет само по себе.
– Джастин – твой дядя. Он к тебе неравнодушен и очень о тебе заботится, – с улыбкой промолвила Тамра, устраиваясь в кресле поудобнее.
– Он и о тебе заботился, когда ты в этом нуждалась.
– Думаю, – заявила Тамра столь непринужденно, словно говорила о погоде, – ты, если только оторвешь свой зад от койки, будешь прекрасно выглядеть в сером.
– В сером? Отродясь не хаживал в сером и впредь никогда не собираюсь!
Едва у меня вырвались эти слова, я уже готов был взять их обратно. «Никогда» – опасное слово, особенно для меня. Поэтому я предпочел сменить тему.
– Ты только критикуешь да насмешничаешь, а сама-то на что способна? Тебя ведь тоже числят в волшебницах.
Голубые глаза Тамры стали свинцово-серыми, в комнате потемнело, стукнули ставни, и мое покрывало рванул ворвавшийся в помещение зимний ветер.
Я сглотнул. Кое-чему она у Джастина научилась.
– Ладно. Вижу, ветер нагонять ты можешь. Но чего ты добиваешься?
– В первую очередь уважения. Ты, да и все мужчины, почему-то думаете, что если я не выставляю силу напоказ, так у меня ее и вовсе нет. А во-вторых, хочу, чтобы и ты не валялся без дела, жалея себе. Подумаешь, отлупили бедняжку! Тебя ведь вроде числят в волшебниках.
Несмотря на боль, я свесил с кровати здоровую ногу, руками придвинул к ней больную и сел. Правда, чтобы не шлепнуться обратно, мне пришлось держаться за спинку кровати.
– Неплохо! – похвалила Тамра. – Джастин не верил, что у тебя хватит на это сил. Сам-то он слабак.
Она усмехнулась, и это напомнило мне о Герлисе.
– Ты и впрямь рыжая стерва, – процедил я сквозь зубы, стараясь не морщиться, когда накатывали белые волны боли.
– Будешь делать это почаще, быстрее встанешь на ноги, – сказала она, проигнорировав мое высказывание. – Но вижу, досталось тебе здорово, хваленый чародей.
Чтобы не упасть, мне пришлось откинуться на подушки.
– Одной моей знакомой чародейке тоже крепко досталось, когда она влипла в историю с Антонином. Или я ошибаюсь?
– Ладно, – отмахнулась Тамра. – Нынче не о том речь. Нам необходимо нагнать страху на посла Берфира. Он прибудет сюда через восемь дней. К тому времени ты уже сможешь ходить. Такие, как он и его герцог, уважают только тех, кого боятся. Вот почему желательно, чтобы ты появился перед ним в сером.
– С чего бы это? Я всегда носил коричневое.
– Ты хочешь подвести Кристал? Предать всех погибших бойцов? Хочешь, чтобы этот посол навязал Каси свои условия?
– Никто ничего не может навязать самодержице.
– Это как сказать. Ее армия невелика, и скрыть это от прибывшего сюда посла будет невозможно. Чем она располагает? Мною, тобой и Наилучшими – превосходным, но малочисленным отрядом. Поэтому все мы должны выглядеть как можно более грозно. А коричневый наряд не производит особого впечатления.
– Серое… как я, по-твоему, натяну серые штаны?
– Тоже нашел проблему. Рисса сказала, что вместо шва поставит на левой штанине пуговицы.
– Разве в штанах дело? На эту встречу меня придется везти, да и стоять я не смогу. Вот уж будет впечатление так впечатление.
– Я распоряжусь, чтобы для тебя изготовили еще один посох. В зал приема ты приковыляешь заранее, а когда явится посол, уже будешь стоять там, опираясь на эту жердину. С посохом, да еще в сером, ты любого напугаешь.
– Хорошо. Я оденусь в серое, но только если на этот прием явится и Джастин.
– Годится. Он прибудет. Нас троих будет вполне достаточно. Я уже привезла набор серых кож и отрез серой ткани. Рисса сошьет тебе штаны и рубаху, а ты ей заплатишь.
– Я ей и так плачу.
– Заплати отдельно. Ты же получил золото от Каси.
– Ха! Кто знает, когда мне удастся снова заняться ремеслом. Не помереть бы до той поры с голоду.
Тут я, конечно, покривил душой. Голодная смерть мне не грозила, просто Тамра основательно меня допекла.
– Ну, чем меньше монет в кошельке, тем больше у тебя резонов поскорее исцелиться, – заявила она вставая. – Я скажу Риссе, чтобы зашла прямо сейчас. Ей надо снять с тебя мерку. Надеюсь, ты не отчебучишь какую-нибудь глупость.
Одарив меня на прощание улыбкой, Тамра ушла, и я снова взялся за книгу. Хотя, по правде сказать, смысл прочитанного раздела от меня ускользал.
«…гармоничность Земли представляет собой структурированность гармонии как внутри, так и вокруг хаоса, а потому способный гармонизировать Землю способен гармонизировать и само мироздание, если достанет сил нести бремя печали».
Печаль? Похоже, что как ни манипулируй с гармонией, это непременно обернется для кого-то печалью? А как обстоит дело у мастеров хаоса: у них, небось, нет книги, которая предостерегала бы их насчет печали? Может быть, потому, что им на такие вещи наплевать? А на что им не наплевать?
Вопросов возникло множество, ответами и не пахло, и в конце концов я отложил книгу. После чего задремал.
Поздно вечером, когда давно стемнело, в спальню в верхней одежде и с клинком пришла Кристал.
– Как дела?
Я ухитрился повернуться, свесить обе ноги сразу и сесть. Боль, конечно, никуда не делась, но это было несомненным успехом.
– Получше.
– Это хорошо.
Она коснулась моей щеки быстрым поцелуем.
– А как у тебя?
– Могло быть и хуже. Елена прислала из Расора нескольких новобранцев, включая парочку совсем недурных. Они родом из Южного Оплота, а там культивировались древние боевые традиции. До уровня Западного Оплота тамошнее искусство не дотягивало, но лишь чуть-чуть, и нам это пригодится.
– Пара бойцов? Не маловато?
Прежде чем ответить, Кристал пододвинула ко мне стул и глубоко вздохнула.
– Маловато. Конечно, ими пополнение не исчерпывается, мы ждем прибытия из Спидлара целого взвода, но, – она снова вздохнула, – купечество сетует на военные расходы. Эти идиоты со времен Доррина так ничему и не научились. Не понимают, что защитить их лавки и лабазы может лишь сильная армия, а чтобы иметь сильную армию, нужны деньги.
– Тамра сегодня заходила.
– Она мне сказала, что заскочила тебя повидать.
– А рассказала о своем намерении нагнать страху на Берфирова посла?
– Она все такая же резкая, правда? – Кристал рассмеялась, но в се смехе прозвучали грустные нотки.
– Да уж, ее не исправишь.
– Ну а что ты скажешь об этой затее?
Я осторожно пожал плечами.
– Вообще-то Тамра права. Войско у Каси невелико, а люди, подобные Берфиру, уважают только силу. Значит, надо продемонстрировать им некое подобие силы.
– Я тоже так думаю. А получится?
– Должно получиться. Деваться-то некуда.
– Ты определенно идешь на поправку.
– А ты, надо думать, устала, – сказал я, справившись с приступом головокружения.
– Очень.
Сидя на кровати, я подался к Кристал, провел пальцем по ее щеке и погладил опущенные, расслабившиеся плечи. На этом возможности правой руки оказались исчерпанными, она еще слишком болела. Я пустил в ход левую и принялся разминать ей шею и верхнюю часть спины.
Кристал сидела, уронив голову: массаж явно доставлял ей удовольствие. Мне тоже.
На следующее утро, когда Кристал, поднявшись затемно, стала облачаться в мундир, я тоже слез с кровати и, ковыляя, доплелся до стола. После посещения Тамры стало ясно, что времени разлеживаться у меня не так уж много. Да и самочувствие мое, к счастью, позволяло не бездельничать после того, как Кристал уйдет в казармы.
Мне было не по себе из-за того, что Кристал уставала и не высыпалась по моей вине. Будь я здоров, она ночевала бы в своих покоях при казармах Наилучших, и ей не приходилось бы тащиться по вечерам за город и вскакивать ни свет ни заря, чтобы поспеть на службу. С другой стороны, меня радовала любая возможность провести ночь вместе с ней.
Рисса водрузила на стол чашку с травяным настоем.
– Вижу, это как раз то, что тебе сейчас нужно.
Нужно – не нужно, но увильнуть возможности не было: пришлось пить. Вкус настоя не восхищал, но в сравнении с кошмарным пойлом, которым пичкали меня раньше, казался приемлемым.
Едва Рисса поставила хлеб, как за стол села Кристал; уже в куртке, с аккуратно причесанными волосами. Ее клинок звякнул, задев ножку стула.
Я погладил ее ногу и улыбнулся, когда она потянулась за своей чашкой чая.
С темного двора доносились голоса и конский храп: охрана седлала лошадей. Рисса поставила между нами миску с сушеными персиками и грушами.
– Ты уходишь, а мне дома торчать, – сказал я Кристал, и она улыбнулась.
– Ничего, скоро и ты будешь ходить.
Дверь приоткрылась, и на пороге появился Перрон.
– Зови всех к столу, – сказала ему Кристал.
– Слушаюсь, командир.
– Они все хотят тебя видеть, – сказала мне Кристал после того, как он пошел за бойцами.
– Меня?
Она хмыкнула.
– Привет, Мастер Гармонии, – промолвил, появившись снова, Перрон.
Хайте и еще двое бойцов, женщина и мужчина, вошли следом за ним и сели за стол. Рисса принесла еще две миски сушеных фруктов и две буханки черного хлеба.
– Чай с травами? – спросила, отламывая кусочек хлеба, незнакомая мне женщина-боец, остроносая брюнетка.
– Да. На вкус не ахти, но считается целебным, – ответил я, взяв кусок хлеба и пригоршню персиков. – Рисса, а сыр есть?
– Только желтый, мастер Леррис.
– Это лучше, чем ничего. Давай сюда.
Когда Рисса положила на стол головку, я, неловко орудуя левой рукой, отрезал себе пару ломтиков и передвинул головку Кристал.
После того как все стражи взяли по ломтику-другому сыра, хотя круг вроде бы был не маленьким, осталось всего чуть-чуть. Что ни говори, а быть консортом командующей удовольствие не из дешевых, хотя в глаза это не бросается.
– Как это получается, что ты, маг, не можешь себя исцелить? – задала вопрос Хайтен.
Другие бойцы встрепенулись: это интересовало и их.
– Вообще-то могу, но это потребует огромной затраты сил и может истощить меня хуже любой болезни. Один недуг выправлю, другой наживу. Понимаешь, – я старался говорить понятнее, – управление гармонией требует сил и навыков, так же как и боевые искусства. Вот ты, Хайтен, почему не носишь двуручный меч?
– Для меня он слишком тяжел. Орудуя им, особенно сидя верхом, я рисковала бы потерять равновесие.
– То же самое справедливо и по отношению к магии. Когда я выступил против первого белого чародея, мне нужно было лишь отрезать его от источника силы. Лишившись ее, он оказался на грани смерти, и покончить с ним не составило труда. Использовав силу чистой гармонии для собственного исцеления, я, залечив раны, истощил бы себя и магически, и физически. Сейчас, возможно, мне удалось бы выжить, но для мага постарше такая попытка может обернуться преждевременной смертью. Другие маги могут оказать мне некоторую помощь; это и называется целительством. Сам я тоже не сижу сложа руки: например, использую гармонию, чтобы изгнать из тела хаос или ускорить срастание костей. Без этого выздоровление заняло бы больше времени, да и кости могли бы срастись неправильно.
– И по той же причине целители не могут помочь многим раненым? – спросила Хайтен.
Я кивнул.
– Верно мыслишь. Исцеляя кого-то, целитель затрачивает собственную жизненную энергию. Затратив ее слишком много, он рискует погибнуть сам.
– Потому-то ты и носишь посох? – хмуро уточнил Перрон…
– Ну, тут все не так просто. Гармония, в отличие от хаоса, не оружие. Убить или ранить кого-либо непосредственно ее силой невозможно. Конечно, существуют способы косвенного использования, скажем, маг-буреносец творит с помощью гармонии могучий ветер, а уж ураган или смерч убивает людей. Но это требует не только сил, но и времени, а потому не всегда годится для боя.
– Но ты ведь убил белого чародея.
– Не совсем так. Лишь помог ему убить себя. – Я выдавил смешок. – Все видели, что за этим последовало.
– Все-таки не понимаю, – пробормотала незнакомая женщина. – Ты уничтожил целую долину, но при этом носишь посох для самозащиты?
– А что мне остается делать, если на меня налетает боец с клинком? Я не белый маг, обратить против него хаос не могу. Бурь творить не умею, да и вряд ли кто успеет призвать бурю, когда клинок находится в локте от его шеи.
– Не умеешь? Но ведь сотворил же: ливень не прекращался несколько дней.
Я не выдержал и усмехнулся.
– Может, и шел, но много ли мне было от того проку?
Хайтен рассмеялась.
– Все это интересно, – промолвила Кристал, – но самодержица ожидает меня сразу после утреннего смотра.
Бойцы выпили все до последней капли и съели все до крошки, словно то была их последняя трапеза. Потом все поблагодарили Риссу. Перрон при этом отвесил ей низкий поклон, все вышли во двор.
Рисса зарделась.
Когда встала Кристал, поднялся и я, хотя мне для этого пришлось опереться о стол и грубую трость.
– Тебе не…
– Не могу же я вечно валяться в постели.
Я обнял ее.
– А мне не хочется, чтобы ты на всю жизнь остался хромым лишь потому, что стремишься кому-то что-то доказать. Дома нет никакой нужды изображать из себя героя, – ворчливо заявила она. Но меня все-таки поцеловала.
Стоя в дверях, я проводил ее взглядом. Она отбыла в Кифриен, чтобы заниматься учениями, снабжением, комплектованием, планированием, укреплением дисциплины, политикой, – всем тем, чем военачальнику приходится заниматься куда чаще, чем совершать походы и командовать на поле боя.
Я, прихрамывая, добрался до кресла и сел. Рисса принялась убирать со стола.
– Мастер Леррис, мне надо будет испечь побольше хлеба. Тебе какой по душе?
– Я неравнодушен к черному.
– Ага, точь-в-точь как командующая Кристал.
– Да при чем тут…
– Ты слишком серьезен для столь молодого человека.
Я улыбнулся.
– Ну а сейчас подкрепись, я приберегла в буфетной немножко хлеба и сыра.
– Спасибо, матушка Рисса. Что бы я без тебя делал?
Она добродушно хмыкнула.
Умяв еще один довольно толстый ломоть хлеба с сыром, я рассеянно провел пальцем по украшавшей стол витиеватой резьбе. Вообще-то дерево чуждо хаосу по самой своей природе, но сейчас эти хитрые завитушки заставили меня вспомнить о том сложном переплетении нитей хаоса и гармонии, которое мне довелось ощутить в недрах под серным источником. Вправду ли хаос и гармония сплетаются так тесно?
Осторожно потянувшись чувствами к левой руке, пусть остававшейся в лубке, но заживавшей быстрее, чем нога, я ощутил нечто своеобразное. Часть руки состояла из крохотных вкраплений хаоса, как будто заключенных в плотные капсулы гармонии.
– Рисса?
– Да, мастер Леррис.
– Подойди, пожалуйста, сюда.
Подняв брови, Рисса подошла к столу.
– Положи свою руку рядом с моей.
– И все?
– Все.
Сравнив наши руки, я убедился, что по структуре они различны. Часть моей плоти больше напоминала увиденное мною при попытке прощупать чувствами Джастина.
– У тебя все? А то мне еще хлеб печь…
– Э… да, спасибо.
– Ох уж эти маги.
Покачав стриженой головой, Рисса ушла, а я задумался о том, могу ли сознательным усилием преобразовать структуру плоти вокруг срастающейся кости по тому же образцу. Пришлось поднапрячься, но попытка увенчалась успехом. Правда, изменение затронуло лишь крохотный участок и обернулось для меня резью в глазах и дрожью в пальцах. И такой потерей сил, что я уронил голову на стол.
– Мастер Леррис! Мастер Леррис!
– Все в порядке. Я просто устал.
– Ну-ка, живо в постель. Как так можно, чудом выжил – и тут же колдовать? Сначала окрепнуть надо, – решительно заявила Рисса, подойдя ко мне. – Сейчас здесь нет Наилучших, и тебе нет нужды подкреплять их дух, показывая, что они имеют на своей стороне самого отчаянного и неутомимого мага в мире. Обопрись на меня, и я помогу тебе добраться до кровати.
Я послушался и не пожалел: вновь растянуться на постели было очень приятно. Мной завладела легкая полудрема.
Неподалеку от вершины Берфир останавливает основные силы и направляется в голову авангардного отряда. Пальцы его, словно ненароком, касаются рукояти висящего за плечами длинного, в полторы руки, меча. Бросив взгляд вниз, герцог замечает на склоне трех упавших лошадей, одна из них еще бьется. Рядом всадник: он лежит ничком и не шевелится.
По большаку и траве по обе стороны дороги разливается лужа глубиной всего в несколько пальцев, но не меньше двадцати локтей в поперечнике.
Еще одна всадница с копьем пытается свернуть с дороги, но, сделав несколько шагов, конь артачится, ржет и вскидывается на дыбы. Всаднице удается удержаться в седле. Лошадь пятится, продолжая держать одну переднюю ногу на весу. Женщина спрыгивает с седла, наклоняется и, удерживая поводья, осматривает копыто. И тут на нее и ее товарищей невесть откуда обрушивается град стрел. Несколько кавалеристов падают, остальные разворачиваются и скачут вверх по склону, надеясь уйти из-под обстрела.
Несколько стрел попадают в охромевшую лошадь, одна сражает спешившуюся всадницу.
Проследив, откуда летят стрелы, Берфир засекает-таки лучников. Выпустив из кустов очередную тучу стрел, они перебегают вверх и скрываются за гребнем противоположного холма.
Берфир легко выхватывает тяжеленный меч и скачет навстречу отступившим копьеносцам.
– Что тут у вас? – спрашивает он младшего офицера.
– Ежи… они разбросали сотни ежей!
– Ежи на дороге? И вы их не заметили?
Командир авангарда указывает на разлившуюся воду. Берфир оглядывается по сторонам, и его цепкий взгляд отмечает на дальнем краю болотистого луга насыпь. Не иначе как перегородившую ручей или речушку плотину.
Еще один всадник, подъехав, показывает герцогу несколько ржавых, растопыривших шипы ежей.
– Ржавые? Железо так быстро не ржавеет. – Берфир задумывается, потом кивает, – Понятно, они сначала дали им заржаветь, потом разбросали.
– Я тоже так думаю, господин.
– Ну, Коларис, ты мне за все заплатишь, – говорит герцог, глядя на северо-восток и грозя невидимому врагу воздетым клинком. – Мы не хотели этой войны, но ты заплатишь за все!
Кавалеристы раздаются в стороны, остерегаясь огромного меча. Берфир, опомнившись, убирает клинок.
– Расчистить путь от ежей и продолжить движение!
Герцог направляет коня вниз по склону и медленно едет вдоль кромки грязной воды. Всадники следуют за ним. Двое бойцов осматривают запруду, находят заслонку, и скоро дорога очищается от воды, открывая взору сотни разбросанных по грязным камням, бурых от ржавчины, ощетинившихся шипами штуковин, именуемых «ежами» или «чесноком».
Берфир презрительно кривится. Ежи собирают в обозную повозку, и скоро герцогское войско снова приходит в движение. Солдаты поднимаются на противоположный склон, откуда начинается долгий путь к Фритауну.
По крайней мере Каси (или, от ее имени, Тамра) догадалась прислать за мной крытый экипаж. Не забыла Тамра и об обещанном ранее окованном железом посохе, так что мне было на что опереться и не пришлось мокнуть под холодным зимним дождем. Кифриенцы постоянно сетуют на свои дожди, но в сравнении с ливнями на Отшельничьем или грозами, настигавшими меня в иных областях Кандара, здешние кажутся вполне терпимыми.
Поверх серого одеяния я накинул коричневый плащ. Вместе с посохом мне едва удалось разместиться в тесной карете, тем паче что нога в лубке не сгибалась и усесться пришлось бочком.
Ни страж, ни возница не вымолвили ни слова, кроме обычного приветствия, но я на них не обиделся. В отличие от меня, устроившегося в экипаже, им предстояло всю дорогу мокнуть и мерзнуть.
Экипаж тронулся, и нога, несмотря на рессоры, тут же отозвалась болью. Хотелось бы знать, когда я смогу наконец сесть верхом на бедолагу Гэрлока. Как выяснилось, мой пони тоже получил ожоги, но когда я вчера днем наведался к нему, он выглядел совсем неплохо и явно шел на поправку.
Карета остановилась у парадного входа в резиденцию самодержицы, где я увидел Джиллу. Ее плечо так и оставалось в лубках.
– Привет, Мастер Гармонии.
– Извини, – пробормотал я, взглянув на незажившее плечо.
– Да ладно, какие извинения, – отозвалась она, когда мы уже вошли в холл и страж в зеленом затворил за нами дверь. – Мне, можно сказать, повезло. Я осталась жива, получу годовое жалование, а рука, как сказал Джастин, будет действовать. Только тяжести поднимать не смогу. Кому досталось, так это тебе. Когда тебя вынесли из долины, ты выглядел хуже мертвеца.
– И чувствовал себя ничуть не лучше, – ответил я, не сдержав ухмылки.
– Ага, а уж обжарен был почище большинства отбивных, какие мне доводилось есть. – Она помолчала. – Посол задерживается, но командующая сказала, что до прибытия всех прочих ты можешь посидеть в уголке палаты аудиенций.
– Ладно, – промолвил я и, опираясь на посох, заковылял в указанном направлении.
Со времени моего прибытия в Кандар это был уже третий посох. Нормальному человеку посох служит всю жизнь, мне же за не столь уж долгий срок понадобился третий.
– Где тут можно повесить плащ?
– В зале есть альков, там в стену вбиты крюки.
– Ты движешься ненамного быстрее меня. Славная мы с тобой пара, хоть куда.
– Ты ее любишь, верно?
Вопрос застал меня врасплох.
– Кого?
– Командующую. Ты любишь ее. Я слышала: ты лежал на повозке и бредил. Бормотал, что должен остановить белого мага и не позволить ударить по ее отряду ракетами. А она, она тоже тебя любит. Весь путь назад ехала рядом с твоей повозкой. Все приказы отдавала с седла, а от тебя не отходила ни на шаг.
Я снял плащ и шагнул к алькову.
– Давай мне, повешу.
Возражать я не стал.
– Вот почему, – продолжила Джилла по возвращении, – все готовы отдать за нее жизнь.
– Отдать жизнь? Потому что она любит меня? – услышанное показалось мне полной бессмыслицей.
Джилла покачала головой.
– Потому что вы так сильно любите друг друга и при этом, каждый по-своему, сражаетесь, не щадя себя. Вы можете потерять друг друга, то есть больше, чем любой из нас. И при этом и ты, и она родом издалека, но рискуете жизнью, защищая нашу землю. Как можно не следовать за такими вождями?
Мне оставалось лишь покачать головой. Местами это звучало вполне разумно, но в чем-то отдавало безумием. Хотя бы потому, что если кто-то сходит с ума от любви, этот кто-то явно не годится в вожди. Я, правда, никаким вождем и не был, но вот Кристал являлась прирожденным лидером. Как, впрочем, и Тамра.
– Я никакой не вождь.
– Еще какой вождь, просто сам того не осознаешь. Кто возглавил наступление?
Я промолчал. По моему разумению, этот поступок характеризовал меня не как вождя, а как безумца.
Джилла распахнула двойные двери, и я, войдя внутрь, постарался хромать не так сильно. В помещении, вероятно потому, что на улице из-за дождя было сумрачно и в тянувшиеся вдоль стены стрельчатые окна проникало недостаточно света, горели масляные лампы. В палате, насчитывавшей от входа до балдахина за троном самодержицы не менее шестидесяти локтей, никого, кроме нас, не было.
Стены зала были обшиты деревом, пол выложен плитами полированного зеленого мрамора, поверх которых от входа тянулась и взбегала по четырем ступеням помоста того же цвета ковровая дорожка. Сверху помост, высота которого не превышала двух локтей, устилал такой же зеленый ковер, а на нем красовался трон. Сработанный из окрашенного в зеленый цвет легкого дерева, белого дуба или молодой вишни, трон отличался богатством отделки, хотя не был особо массивным и величественным. На сиденье лежала зеленая подушка, рядом с вычурной резьбой казавшаяся очень скромной.
Усевшись на стоявший за одной из колонн стул, я вытянул больную ногу и спросил:
– Сколько еще ждать? Скоро начнется церемония?
– Кто их знает.
Джилла поморщилась и пожала плечами.
Заслышав, что открываются двери, я обернулся и увидел облаченных в серое Джастина и Тамру. Уголки рта Джастина были опущены, а глаза пасмурны.
– Как ты? – спросил он меня, подойдя поближе. – Не вставай, сиди.
– Это точно, мне лучше посидеть.
– Тебе вообще не следовало сюда приезжать, – сказал он, одарив свою ученицу сердитым взглядом.
– Леррис куда крепче, чем ты думаешь, – с улыбкой отозвалась Тамра.
Он хмыкнул и присмотрелся ко мне.
– Нам надо будет серьезно поговорить. Но позже, когда ты выздоровеешь.
Двери в нашем конце палаты распахнулись, впустив полный взвод Наилучших из отряда Елены. Худощавый субофицер расставил по полувзводу с каждой стороны от помоста, дал команду «вольно», кивнул Джастину и Тамре, но ко мне обратился особо.
– Привет тебе, Мастер Гармонии.
– Привет и тебе.
Я встал. Джастин нахмурился, но благодаря посоху мне удалось подняться без особых усилий.
– Меня зовут Нусерт, господин. Я хотел сказать, что мы все перед тобой в долгу.
В долгу передо мной? Я попытался не проглотить язык.
– Спасибо на добром слове, Нусерт, но ты и твои боевые товарищи сделали все возможное. А я вам просто помог.
– Ты очень любезен, господин. – Он поклонился. – Я должен идти.
Он пересек палату и занял место на фланге своего строя, ближе всего к двери.
Мелодично зазвенел колокольчик, и двери снова распахнулись, впустив в палату несколько дюжин придворных и высших чиновников. Некоторые – Лисса, сестра и наследница самодержицы, Зибер, министр общественных работ, казначей Муррис – были мне знакомы. Многих других я видел впервые.
– Наш черед, – подала знак Тамра.
С помощью посоха я поднялся с места и медленно заковылял за Тамрой и Джастином. Одолеть ступеньки оказалось нелегко, но благодаря посоху я взобрался-таки на помост, где мы встали в ряд слева и чуть позади от трона.
– Твое место ближе всех к самодержице, – шепнула Тамра.
Отворилась маленькая потайная дверь, – до сего момента я ее даже не замечал, – и в помещение вошла Кристал, а за ней Каси. Самодержица была в зеленых шелках и сияющей золотой короне, Кристал в темно-зеленой коже, с неизменным боевым клинком. Правда, поверх рубахи она надела парадный камзол с золотым галуном.
Я встретился взглядом с Кристал, и она ответила мне быстрой улыбкой. Такой же улыбки я удостоился и от Каси, но едва снова зазвучал колокол, лица обеих женщин обрели суровость, а взоры обратились к главному входу. Каси выпрямилась на троне, Кристал положила руку на рукоять меча.
– Смирно! – скомандовал Нусерт, и Наилучшие застыли как статуи.
Запела труба, и широкие звери распахнулись.
– Почтенный Турма, посол Берфира, герцога Хидленского.
Турма, широкоплечий, мускулистый мужчина с гривой светлых волос, прошествовал по зеленой ковровой дорожке. В обеих руках, словно обнаженный меч, он держал перед собой свиток. Посла сопровождали три воина в малиновых мундирах.
Хидленские стражи остановились, почти поравнявшись с Нусертом, а сам посол – лишь перед первой ступенькой помоста, где отвесил поклон настолько низкий, что это могло показаться чрезмерным.
– Я твой слуга, милостивая госпожа самодержица.
– Ты учтив сверх меры, – сухо ответила Каси.
– Ничуть. Я лишь воздаю тебе должное, – возразил Турма, выпрямившись и переведя взгляд на Кристал.
Командующая, стоявшая справа от трона самодержицы, встретила этот взгляд с невозмутимостью опытного бойца. Наконец глубоко посаженные глаза посла обратились ко мне, Джастину и Тамре. Уставились на нас и его стражи.
– Это твои почтенные советники? – вежливо осведомился он.
– Безусловно, – в очах Каси зажглись огоньки, – советники и весьма полезные помощники. Позволь представить тебе серых магов Джастина, Тамру и Лерриса. Леррис, как ты наверняка заметил, еще весьма молод, но у серного источника, по моему разумению, проявил себя наилучшим образом.
Один из посольских стражей, здоровенный малый, на добрых полголовы выше Турмы, уставился на меня в упор. Я встретил его взгляд, уж этому-то больная нога не мешала. Взор стража упал на мой посох. Внезапно лицо его побледнело, ноги подкосились, и он, звеня оружием, повалился на ковер. Я поморщился. Ковер был тонким, а мраморные плиты под ним – твердыми.
– Самодержица, я протестую, – заговорил посол.
– С твоим человеком не случится ничего дурного, – заверил его Джастин. – Надо полагать, он просто не ожидал снова увидеть молодого Лерриса.
Турма склонился над бойцом и, видимо убедившись, что тот дышит, изобразил фальшивую улыбку.
– Да, такое случается.
– Несомненно, – кивнула Каси, – Леррис молод, и как многие молодые маги ни в чем не знает меры.
Мне не оставалось ничего другого, как предоставить говорить Каси. В конце концов она поднаторела в политике и знает, как преподнести тот или иной факт, чтобы добиться Желаемого результата.
– Его Могущество герцог Берфир уполномочил меня передать, что он желает установления мира и спокойствия на наших границах, – перешел к делу посол.
– Мира, который продлится до тех пор, пока ему не удастся покончить с Коларисом? – уточнила Каси.
– Осмелюсь заметить, что данное истолкование намерений Его Могущества является не совсем верным, – витиевато возразил Турма.
– Мне, безусловно, хотелось бы правильно понять истинные намерения герцога, – отозвалась самодержица. – Возможно, высокочтимый посол, ты предоставишь нам возможность подробно ознакомиться с его предложениями.
– Несомненно, – ответил Турма и протянул свиток.
Кристал, приняв документ из рук посла, передала его Каси.
Пока самодержица читала, в палате царила полная тишина.
– Его Могущество герцог предлагает щедрое возмещение, – промолвила она по окончании чтения. – Остается лишь пожалеть, что он не проявил осмотрительности и миролюбия прежде: тогда нам вообще не пришлось бы затрагивать вопрос о возмещении.
Самодержица выразительно посмотрела на меня, и лишь потом ее взор обратился к Турме.
– Всякий человек может ошибиться, но теперь Его Могущество осознает желательность мира и добрососедства.
– Мы искренне надеемся, что герцог и в будущем останется приверженцем столь мудрой политики, а потому принимаем его предложения в том виде, в каком они изложены в данной грамоте. Желаем, чтобы о пребывании в Кифросе у тебя остались лишь приятные воспоминания.
Посол отступил от помоста и пятясь покинул зал. За ним вышли его телохранители; пришедший в себя верзила старался не смотреть в мою сторону. Мне показалось нелепым, что в то время как представляющий особу монарха посол не мог повернуться спиной к трону, простым солдатам это не возбранялось.
Снова запела труба.
– Публичная аудиенция завершена! – возгласил Нурсет.
Едва двери за послом затворились, как придворные – все, кроме Лиссы, а за ними и Наилучшие покинули палату через другой выход. Каси улыбаясь поднялась с трона и подошла к нам с Тамрой.
– Я едва не расхохоталась, когда тот малый взглянул на Лерриса и бухнулся в обморок, – призналась она. – Кажется, принял душку Лерриса за демона света.
Джастин криво ухмыльнулся.
– Дело в том, самодержица, что он увидел вовсе не того юношу, которого видишь ты. Тот бедняга узрел безумца с посохом, обратившего мирную долину в клокочущий серный ад.
Кристал, стоявшая позади Каси, поспешила приободрить меня нежной улыбкой.
– Ну что ж, – Каси повернулась к Тамре, – ты оказалась права. Это сработало. Турма и впрямь настроен оставить нас в покое. До поры до времени.
– Вот именно, до поры до времени, – подчеркнула Кристал. – В конечном счете Берфир почувствует себя достаточно сильным, чтобы выступить против нас, и вот тут-то и всплывет история о трех жутких, смертельно опасных чародеях, один из которых – Леррис – убил посольского стража одним лишь взглядом. Истории, они всегда живут своей жизнью, и чем дольше их пересказывают, тем труднее бывает отличить правду ото лжи.
Говорила она вроде бы весело, но мне в ее тоне почудился намек на досаду. Вызванную непонятно чем.
– Я знаю, – кивнула Каси. – Но тем не менее все не так плохо. Нам требовалось выиграть время, и мы этого добились.
– Надеюсь, цена не оказалась слишком высокой, – заметил Джастин.
– И я надеюсь, – повторила за ним Лисса, представлявшая собой омоложенную копию своей старшей сестры. Те же высокие скулы и черные волосы, только без намека на седину.
Мне тоже хотелось на это надеяться, однако сейчас в первую очередь требовалось сесть. Тяжело опираясь на посох, я доковылял до одного из стоявших вдоль стены стульев и уселся, вытянув все еще не сгибавшуюся левую ногу.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил меня Джастин, в то время как Тамра говорила с Кристал и Каси вроде бы о виконте Кертиса. Подробностей было не разобрать: меня в очередной раз подвел слух.
– Да не очень. Боль волнами накатывает, да и зуд одолевает.
– Зуд – это хорошо.
– Знаю. Это признак выздоровления.
– Вот как, знаешь? Сам сообразил?
– Насчет Равновесия в организме? Да, сообразил. Мне, знаешь ли, долгое время было нечем заняться, кроме размышлений.
– Ты можешь завершить исцеление за несколько восьмидневок, но старайся не переборщить с использованием гармонии. Упорядочение допустимо лишь для поддержки естественных процессов, таких как сращивание костей. Избыток гармонии может только навредить.
И это я уже понял сам. Мне не составило бы труда пало жить на перелом своего рода «силовой лубок» из гармонических нитей, однако кости оказались бы скрепленными, а не сросшимися. Стоило мне устать, и они, скорее всего, разошлись бы при более-менее значительном усилии.
– Джастин, а тебя-то как угораздило сюда прийти?
– Это все Тамра, – со смехом ответил он. – Мы с ней побились об заклад: я был уверен, что ей не удастся обрядить тебя в серое.
Я расхохотался. Что ни говори, а существует магия, и сильная магия, никак не связанная ни с хаосом, ни с гармонией.
Два человека стоят в маленькой комнате, обогреваемой раскаленными добела угольями.
– Герцог не успел пустить в ход те приспособления, с устройством которых ты, маг, познакомил нас в прошлом сезоне, – говорит Бегнула, вежливо склоняя голову.
– Знание – ключ к будущему, – отвечает Саммел, с улыбкой указывая на лежащие на столе свитки. – К своему будущему или к будущему кого-то другого.
– Ты ведь не хочешь сказать, что намерен передать это знание рыжему демону? Не думай, будто тебе все позволено!
Бегнула делает шаг вперед, и его рука ложится на рукоять клинка.
Саммел поднимает указательный палец, и мгновенно возникший над ним огненный шар плывет к Бенгуле.
– Ты считаешь, что я позволяю себе слишком много? Но как это может быть?
Бегнула отступает на шаг.
– Почтенный маг…
– Не пытайся, господин Бегнула, уверить меня, будто знание не имеет никакого значения. Или будто от него нет толку. Я сделаю все, чтобы это знание, – он указывает на свитки, – распространилось по всему Кандару и не осталось без применения. Слишком долго народы Кандара держали во мраке неведения.
Маг тихонько смеется и опускает руку.
– Даже сейчас черные маги делают все, чтобы скрыть от людей это знание. А раз на Отшельничьем считают, что его надо скрывать, стало быть, оно чего-то стоит. Ты знаешь, что это, господин Бегнула? – неожиданно спрашивает Саммел, указывая на висящую на стене трубку.
– Э, нет.
Бегнула отступает еще на шаг и утирает лоб.
– Жаль. Определенно жаль. Это один из тех инструментов, с помощью которых Отшельничий держит Кандар в невежестве.
– Но откуда у тебя?..
– Можно сказать, что это подарок. Правда, не совсем добровольный, но тут уж ничего не поделаешь. С теми, кто утаивает знание или отрицает его ценность, порой случаются неприятности.
– Ну… да… – Бегнула снова утирает лоб.
Саммел подбрасывает в очаг еще одно полено, и оно мгновенно вспыхивает ярким пламенем. Выпрямившись, маг с улыбкой смотрит на гостя.
– Какое знание ты предложишь герцогу на сей раз? – спрашивает тот после затянувшейся паузы.
– Способ быстрого выявления дислокации противника, причем со значительного расстояния.
– С помощью одного приспособления?
– Двух, но одно из них очень простое: трубка да два кусочка прозрачного и тщательно отполированного стекла. Чтобы сделать другое, необходимы шелк или другая тонкая ткань и воск. Эти штуковины дешевле и проще пушек и при этом значительно повышают эффективность любых орудий.
– Если все так просто, почему такие устройства не использовали раньше?
– А кто тебе сказал, что их не использовали? – с улыбкой говорит Саммел.
Взгляд Саммела перебегает на дверь и становится отстраненным, словно его мысли унеслись куда-то далеко. Позади него свет поблескивает на полированной стали.
К тому времени, когда я обрел способность, пусть еще с лубком и прихрамывая, сносно ходить, рука уже зажила полностью, что позволило мне вернуться к работе по дереву. Первым делом я завершил полировку платяного шкафа для самодержицы, чем следовало заняться еще до утомительной поездки за Нижние Отроги. Сейчас меня подгоняла потребность в деньгах, так что, закончив работу, я тут же попросил Кристал известить об этом Каси. Перед тем как отправиться с инспекцией в Расор, Кристал побывала в резиденции самодержицы – и, о чудо, вскоре мне прислали большой фургон и кошель с двадцатью золотыми. Золотые перешли ко мне, а шкаф был погружен на фургон и отбыл в Кифриен. Деньги меня порадовали, хотя я и испытывал некоторую неловкость.
Теперь появилась возможность заняться Хенсиловыми стульями, хотя это было связано с некоторыми затруднениями. Использовать для обтачивания спиц и ножек станок с ножным приводом возможности не было: я не мог поставить здоровую ногу на педаль, не согнув больную, а этому мешал лубок. Снять его – значило подвергнуть едва сросшиеся кости опасной нагрузке, а переналадка станка под ручное управление требовала времени. Сочтя это неразумным, я сосредоточился на скорейшем исцелении ноги и тех видах работы, при которых мог обойтись руками. Благо таких хватало.
Как-то раз, решив для разнообразия сменить вид деятельности, я сделал набросок письменного стола для Антоны и отправился на повозке к Фаслику, но у него умерла сестра, и лесопилка была закрыта. Всякое неловкое движение причиняло боль, но у меня не было намерения бездельничать до полного выздоровления. Когда особо прихватывало, я брался за подобранное в первую поездку в Хидлен кедровое полешко. Добиться того, чтобы из дерева проступило лицо, по-прежнему не удавалось, и пока я смог вырезать лишь очертания плаща, скрывавшего его – или ее – фигуру.
В тот день боль особо не донимала, и я, вытянув ногу, довольно долго сглаживал шероховатости на втором стуле из Хенсилова комплекта, а утомившись от этого занятия, перебрался, хромая, к письменному столу, заказанному Верфелем. Начата работа была давно, но все время откладывалась. С помощью тисков, зажимов и маленькой пилы мне удалось быстро справиться с подгонкой стыков двух ящиков. Задний стык третьего получился не идеальным, но Верфель все равно бы этого не заметил, и, что важнее, он не платил мне за такой уровень совершенства. Однако я все равно испытывай неудовлетворенность и, в конце концов, решил отпилить участок с сучком и сделать вставку. Конечно, это решение представляло собой компромисс, но я утешил себя тем, что заднюю стенку выдвижного ящика все равно никто не увидит.
«Конечно, дядюшка Сардит счел бы это пустой отговоркой, – подумалось мне, и за этой мыслью последовал глубокий вздох. – Неужто я вечно буду вынужден соглашаться с чужой мудростью – хоть отца, хоть Джастина, хоть дядюшки Сардита и тетушки Элизабет».
Прилаживая к ящику новую заднюю стенку, я услышал сквозь закрытую дверь мастерской цокот копыт, но заставил себя не торопиться и вышел под холодный моросящий дождик, лишь как следует подкрутив крепежные шурупы. Джастин с Тамрой уже спешились и вели своих коней в конюшню.
– Чайник поставила? – спросил я стоявшую под козырьком, защищавшим от дождя кухонное крыльцо, Риссу.
– В такую погоду чайник у меня всегда на плите. Даже волшебникам не вредно согреться горячим чайком или сидром. А тебе, мастер Леррис, это тем более понадобится, ежели ты постоишь тут подольше.
– Ладно. Свежий хлеб и сыр нам тоже не помешают, – отозвался я и, прихрамывая, направился через двор на конюшню.
Джастин уже поставил Роузфут в стойло к Гэрлоку: пони, пофыркивая, обнюхивали друг друга. Им не раз доводилось делить стойло, и они всегда ладили.
– Рисса чайник поставила.
– Да я уверена, в такую погоду у нее всегда чайник стоит, – заявила Тамра. – Но, так или иначе, это очень кстати.
– Да уж, старые косточки тепла просят, – криво ухмыльнулся Джастин.
– Бедный, старый дядюшка Джастин…
– К старшим надобно проявлять участие, Леррис. Такое же, какое они проявляют к тебе.
Тамра прыснула, и Джастин смутился. Спору нет, он был добр ко мне, но во многих отношениях на его помощь рассчитывать не приходилось. Доброта – она вроде приправы: придает жизни хороший вкус. Но когда приходится иметь дело с белыми чародеями вроде Герлиса, толку от нее мало.
– Уж я ли не участлив? Кто, по-твоему, попросил Риссу не забыть о свежем хлебе и сыре?
– Замечательно! А то я проголодалась, – заявила рыжая, заводя свою лошадь в одно из стойл, которые обычно занимали кони телохранителей Кристал.
Сейчас там было пусто, ибо Кристал уехала инспектировать оборонительные сооружения в гавани Расора, но ее не стоило ждать раньше чем через восьмидневку.
Когда мы вышли на двор, Джастин неожиданно указал на мастерскую.
– Ты не против, если я туда загляну? Хочется полюбоваться на твои успехи.
– Пожалуйста.
Я распахнул дверь и пропустил обоих внутрь, гадая, что подразумевал серый маг под «моими успехами».
– Причуды молодости, – пробормотал он, озирая помещение.
Ничего себе! Выходит, работать не покладая рук, чтобы обеспечить себе пропитание – это «причуды молодости»?
– Прежде чем мы воспользуемся твоим гостеприимством, я хотел бы в последний раз взглянуть на твою ногу, – сказал Джастин. – Мы уезжаем в Вергрен.
Я сел на табурет.
– Ну, кость, можно сказать, срослась. Мускулы еще слабы, их надо разрабатывать.
– Ты что, снова собрался исцелять овец? – спросил я, переместившись на табурете. – Надеюсь, хоть на ужин останешься?
– Я не говорил, будто мы собираемся скакать через весь Кандар сломя голову; эта забава для тех, кто помоложе.
– Недурная работа, – встряла Тамра, обведя взглядом недавно отполированные стулья. – Не то чтобы безупречная, но вполне приличная.
Похоже, она никак не могла оставить попыток принизить все, что бы я ни делал.
– А впрочем, Леррис, даже лучше, чем просто приличная.
– Спасибо. Твой посох тоже лучше, чем просто приличный.
– Смотря на чей взгляд, – буркнул Джастин.
Мне показалось, хотя в такое трудно было поверить, что Тамра покраснела.
– Ты все еще помогаешь в обучении Наилучших? – спросил я…
– Да.
Джастин усмехнулся, но нахмурился, когда его пальцы остановились над местом нижнего перелома, и я ощутил поток гармонии. Но сосредоточился при этом не на том, что он делал, а на нем самом, старясь понять, как он гармонизировал себя.
– Знаешь, в этом таится определенная опасность, – промолвил Джастин, подняв бровь.
– Что за опасность? Для кого? – вмешалась Тамра.
– Он о самолечении. Но я был осторожен и не использовал силу гармонии для соединения и скрепления костей.
– Я заметил и очень тому рад. Сила – даже сила порядка способна скреплять лишь слишком грубо, а значит, не слишком надежно. Организм гармоничен, однако именно потому, что в нем всегда присутствует некая толика хаоса. Суть в том, чтобы обратить силу хаоса в поддержку гармонии.
Теперь нахмурился я. Поскольку мало что понял.
– Когда-нибудь, если я обзаведусь своим домом, мне наверняка захочется поставить там такой стол, – сказала Тамра, не сводя взгляда со стола Верфеля. – Сделаешь?
– С удовольствием! – искренне ответил я, ибо такие слова со стороны Тамры следовало расценивать как нечто большее, нежели комплимент.
– Как думаешь, не пора ли мне снять лубок? – этот мой вопрос был адресован Джастину.
Он задумчиво поджал губы.
– Сам-то я предпочел бы выждать еще дней восемь, но ты моложе. Пожалуй, можно, но все-таки не сегодня. Попробуй денек-другой побольше походить пешком и следи за своими ощущениями.
– Спасибо за совет.
Джастин встал.
– Ты вроде бы говорил о чайнике?
– Минуточку.
Я подбросил полено в очаг, проверил воду в испарителе и лишь после этого закрыл за собой дверь. Сами по себе ни холод, ни жара древесине не страшны, но вот перепады температуры и влажности действуют на нее губительно.
Пока мы умывались, Рисса поставила на стол три дымящихся кружки пряного горячего сидра, и мое лицо обдало яблочным духом.
– Хлеб тоже будет душистый, свежий. Ужина придется малость подождать, но в компании время пройдет быстро.
– А Кристал не приедет? – осведомилась Тамра.
– Нет. Она инспектирует оборонительные сооружения Расорской гавани и останется там на пир, который дадут в честь посла Южного Оплота.
– А почему там, а не в столице?
– На переговорах речь пойдет о торговле, а Расор – крупнейший торговый порт.
– Ха. Да посол Южного Оплота просто не хочет тратить восьмидневку на путь до столицы…
– Вполне возможно. – Я пожал плечами и посмотрел на Риссу. – Чем сегодня угощаешь?
– Есть наваристый суп из дичи с луком-пореем и чечевицей. И даже немного куиллы.
– Куиллы?
– Увидела на рынке по хорошей цене, вот и взяла. Ты, может, и великий герой, мастер Леррис, но зимняя стужа, она любого проймет. По холодной погоде нет ничего лучше горячей похлебочки из дичи, с ней и кости быстрее заживут.
Куиллой называли хрустящие коренья, вкусом более всего напоминавшие промасленные опилки. В прежние времена, до Великой Перемены, сей продукт был весьма распространен на Отшельничьем; говорят, им не брезговали даже Основатели. Возможно, именно это и помогло им стать Основателями, а не столярами-недоучками.
– Костей похлебкой не залечишь, – резонно заметил Джастин.
– А куилла смахивает на опилки.
– Когда это я кормила тебя опилками? – вознегодовала Рисса. – Ты, небось, думаешь, будто стряпня – пустяшное дело. Как бы не так. Попробуй, свари что-нибудь вкусненькое зимой, когда овощи все сморщенные, а мясо такое жесткое, что…
– Рисса, ты прекрасно готовишь! – покаянно воскликнул я, гадая, когда успели сморщиться не так уж давно купленные овощи.
– А кто только что говорил про опилки?
– Я сказал, что у куиллы вкус, как у опилок, но имел в виду сами коренья, а не твою стряпню.
– То-то, мастер Леррис. Уж коли я что-то приготовлю, ты мое варево за опилки не примешь.
Кухарка отвернулась и, качая головой, принялась колдовать над кастрюлями.
Тамра, сидя спиной к Риссе, ухмыльнулась.
– До чего же ты, Леррис, тактичный малый.
Я предпочел сменить тему.
– Так вы, значит, собрались в Вергрен?
Джастин отпил сидру, поставил кружку и кивнул.
– Я ж тебе говорил, Леррис, что даже самым разволшебным волшебникам надо на что-то жить. Тебе хорошо, ты столяр, а беднягам вроде меня, не знающим никакого полезного ремесла, только и остается, что колдовать.
Тамра оставила это без комментариев: отломила здоровенный кусок пышущего жаром свежеиспеченного хлеба, засунула в рот и принялась жевать.
– Стало быть, вы едете туда, чтобы обеспечить тамошним отарам здоровый приплод?
– Помимо всего прочего. Потом нам предстоит отправиться в Кертис, там займемся масличными семенами. Ты разве не помнишь?
– Это ты запамятовал: в Кертисе я так и не смог заняться масличными семенами, потому как занялся незапланированным целительством. И мне пришлось уносить ноги.
– То, что «незапланированным», меня не удивляет, – заметила Тамра, прожевав хлеб и запив его глотком сидра. – Умение планировать никогда не относилось к твоим сильным сторонам.
– А сама-то ты умеешь планировать?
Тамра вспыхнула.
– У меня было несколько недурных идей.
– Верю, с идеями и у меня полный порядок.
– Дети, – саркастически промолвил Джастин, – сущие дети.
Мы воззрились на него с негодованием, но тут Тамра прыснула, а за ней рассмеялся и я.
– Обед готов, – объявила Рисса, водружая на стол коричневую глиняную супницу и еще одну хлебную корзинку.
После нескольких кусочков картофеля и дичи мне попался корешок куиллы, и я убедился, что память меня не подвела. Даже в похлебке, щедро сдобренной луком, куилла так же похрустывала и оставалась маслянистой. Правда, привкус опилок специи все же отбили. И вообще, суп был совсем неплох.
– Ну, что скажешь? Разве я пичкаю тебя опилками?
– Прости, Рисса, это я сдуру ляпнул. Похлебка просто объеденье.
Кривить душей мне не пришлось: после того как меня так долго потчевали тушеным мясом в разнообразных соусах, поесть супчику было сущим удовольствием.
– Вкуснятина, – пробормотала Тамра.
Джастин промолчал. Ел он с таким видом, словно еда являлась для него всего лишь рутинной необходимостью.
– Да, супчик вышел удачный, – расцвела Рисса. – Почти как у моей матушки.
– Она хорошо готовила? – спросила Тамра…
– Хорошо? Превосходно, вот как она готовила! У кого еще я могла бы научиться стряпне?
Я пожал плечами, потому как сам не выучился у родителей решительно ничему. Столярными навыками я обязан дядюшке Сардиту, а иными познаниями – наставникам вроде магистра Кервина.
– Наверное, твоя матушка была очень хорошей стряпухой, – сказала Тамра.
– Не то слово! – отозвалась Рисса. – Из одних костей она могла приготовить чудное рагу, хоть на праздничный стол подавай, а суп, по-моему, сумела бы сварить даже из камней. Второй такой мастерицы не было и не будет…
– Это больше смахивает не на мастерство, а на волшебство, – заметил Джастин.
– А как готовила твоя матушка, госпожа волшебница? – осведомилась Рисса у Тамры.
– Не помню. Она покинула нас, когда я была еще маленькой.
– И кто же учил тебя готовить?
– Никто. Я и не умею, во всяком случае, как следует.
– Это ужасно. Если готовить не умеет мужчина, в этом тоже нет ничего хорошего, но женщина… Для чего вообще нужны родители, если не передавать детям свои знания и умения? – Рисса фыркнула. – Но хуже всего, если ты пережил своих детей, и оказывается, что учить тебе некого.
– Ты еще совсем не старая, – заметил Джастин.
– Ну, возможно, твое волшебство и позволит мне найти нового мужа… – Рисса подняла бровь. – А как насчет тебя самого, мастер маг? Почему бы нам не…
Я приметил в глазах Риссы лукавые огоньки, а вот Джастин беспокойно заерзал на стуле.
– Моя дама далеко отсюда, но навряд ли ей понравилось бы…
– Вы, чародеи, шуток не понимаете, – рассмеялась Рисса. – Есть один славный человек, его зовут Киблон, с которым мы когда-нибудь станем жить вместе. И все же, госпожа волшебница, жаль, что ты не знала свою матушку. И что она так и не узнала, что ты стала такой важной и могущественной особой.
До сего дня я слыхом не слыхивал ни о каком Киблоне, но сейчас задумался не о нем, а о Тамриной матушке. Была ли она такой же, как ее дочь, не желавшей связывать себя ни с каким мужчиной, если он не позволял сесть ему на шею? А еще мне было бы интересно узнать, где обретается загадочная «дама» Джастина.
– Не уверена, что это было бы ей интересно, – медленно произнесла Тамра. – Некоторые родители не очень-то заботятся о своих детях.
– Это ужасно.
«Хотелось бы знать, интересуются ли мои родители моими успехами и неудачами?» – подумал я.
– А сам-то ты удосужился послать своим родителям весточку? – спросил Джастин, угадав мои мысли.
– Уверен, они и так знают, что у меня все в порядке.
Джастин кивнул.
– Это не одно и то же, – возразила Тамра. – У тебя есть родители. Корабли из Расора ходят и в Найлан, и порой даже на Край Земли. Сколько времени прошло с нашего отплытия, а? Больше трех лет?
Я кивнул.
– Ну, насчет весточек тебе решать самому, – с невеселым смешком сказал Джастин. – Об этом не мне судить.
Некоторое время на кухне царила тишина: мы жевали и скребли ложками по тарелкам, а снаружи посвистывал, разгоняя дождевые тучки, ветер.
После обеда Рисса вымыла посуду и, оставив нас втроем, ускользнула с кухни, заявив, что «чародейские разговоры ее не касаются». Само собой, она прекрасно слушала все эти разговоры, сидя за вязаньем в соседней комнате, у полуоткрытой двери.
– Леррис, – обратилась ко мне Тамра, – ты выяснил, откуда тот белый колдун узнал, как делать ракеты?
– Герлис? Нет. – Я потер подбородок. – Но мне не кажется, что в истории с ракетами он вообще сыграл важную роль. Его куда больше интересовала работа с хаосом, и он использовал против нас магию, а не ракеты. Ракеты использовали хидленские солдаты.
– То, что на вооружении регулярных войск появились ракеты, очень плохо, – заметил Джастин. – Такого не было со времен Фэрхэвена.
– Фэрхэвена? – Тамра подняла брови.
– Это прежнее название Фрвена, – пояснил я.
– А к чему вообще эта путаница с именами? – фыркнула Тамра. – Что Фрвен, что Фэрхэвен: какая разница, если старые Мастера Хаоса мертвы.
– А почему все надолго забыли о ракетах? – спросил одновременно с ней я. – Они просты в изготовлении, а хорошая сталь, похоже, защищает от хаоса.
– Это сейчас защищает, – ответил Джастин. – А тогда и гармония, и хаос были гораздо сильнее.
– Тем более странно. Почему, когда магия была сильна ракеты использовали, а когда ослабла – прекратили?
– Тогда корпуса ракет выковывали из гармонизированного черного железа, секрет создания которого был ведом лишь магам-инженерам. Но с уничтожением Фэрхэвена уровень хаоса и гармонии в мире понизился и производство черного железа для повседневных нужд стало требовать таких усилий, что это грозило полным истощением гармонических ресурсов.
Джастин развел руками и, пригубив еще сидра, добавил:
– Но вообще-то ты прав, это кажется странным.
– Странным?
– Тамра, почему бы тебе не заняться лошадьми? – неожиданно сказал он. – Нам с Леррисом надо поговорить наедине.
Тамра подняла левую бровь: трюк, который мне так и не удалось освоить.
– Хочешь, чтобы я оседлала Роузфут?
– Да, если я не явлюсь на конюшню раньше, чем ты кончишь возиться со своей лошадью.
Тамра удалилась, так сердито топая сапогами, что я едва не рассмеялся. Хотя я на ее месте, наверное, тоже бы обиделся. Джастин не склонен был раскрываться перед теми, кто, по его мнению, нуждался в нем или мог его использовать. Неужто это свойственно всем старым магам? Не та чтобы мне так уж хотелось сделать Тамру свидетельницей нашего разговора, но, на мой взгляд, Джастин обошелся с ней несправедливо.
– Ты знаешь, Леррис, – начал он тоном, за которым слышалось «дядюшка все знает лучше», и я сдержал желание поморщиться.
Будь здесь Тамра, она точно бы усмехнулась. Мне чуть ли не стало жаль, что ее нет.
– Да?
Джастин бросил на меня суровый взгляд и глубоко вздохнул.
Это не сработает. Не срабатывало с моим отцом, не сработает и со мной.
Я ждал.
– Жил некогда на земле один молодой боец. В наши дни его историю нечасто вспоминают в подробностях. Он был знатного рода, но не являлся наследником фамильных титулов и владений, а выгодный брак, намеченный для него родными, показался ему нежелательным. Молодой человек бежал из дому и пережил множество приключений, ныне показавшихся бы странными, но вполне соответствовавших духу того времени. Потом он столкнулся с необходимостью решить, возложит ли он на себя тяжкое бремя ответственности за (во всяком случае, так ему это виделось) спасение всего мира. Близкие призывали его к осторожности, но он не внял их словам и взялся за исполнение великого замысла. Ему сопутствовала удача, и хотя войны, бури и пожары сгубили тысячи и тысячи жизней, его и по сей день считают великим человеком.
– Джастин, это мне как будто знакомо.
– У меня в запасе еще две истории. Может, дашь мне закончить?
Я умолк.
– Другой молодой человек любил машины и изделия из металла. Он слышать не хотел о том, чтобы заняться чем-нибудь другим, но сородичи и соотечественники не одобряли его увлечения и в конце концов отправили юношу в изгнание. Вышло так, что там ему удалось осуществить свою заветную мечту. Он начал делать машины, да такие, что дабы завладеть одной из них, некий правитель затеял войну. В конечном счете строитель машин вернулся домой со славой, посрамив тех, кто изгнал его. Но опять же, осуществление его желаний повлекло за собой гибель тысяч людей, а жизнь уцелевших неузнаваемо изменилась.
Джастин, надо полагать, ожидал моей реакции, но я лишь кивнул, чтобы он продолжал.
– Третий молодой человек понятия не имел, чего он вообще хочет…
Должно быть, при этих словах на моей физиономии что-то отразилось, поскольку Джастин усмехнулся.
– Не все молоды люди знают, чего они хотят, или, как в твоем случае, чего они не хотят. Так вот, тот юноша оказался втянутым в войну. Для противника это обернулось потерей двух третей войска, но сил у врага хватало, и победа все равно осталась за ним. Спасаясь от преследования победителей, молодой человек оказался в самой засушливой и жаркой пустыне мира. Когда его спасли, он узнал то, что счел высочайшей истиной, и вознамерился донести эту истину до всех, включая своих врагов. В чем преуспел настолько, что люди, знающее, каковы были его деяния, никогда не произносят его имя. Преуспел настолько, что уничтожил могущественнейшую империю и город, являвшийся средоточием мощи.
Я молчал.
– Вот и все, Леррис. Всего три истории.
– Первая – это история Основателей.
– Да, Креслина.
– А вторая, как мне кажется, Доррина. Правда, я не знал, что его изобретения породили столько страданий.
– Воздействие его машин было не столь стремительным, как воздействие бурь Креслина, но, при всей своей постепенности, не менее губительным. Его паровые хаос-машины изменили мир, а в эпоху перемен люди всегда страдают больше, чем в обычные времена.
– По-видимому, ты хочешь сказать, что стремление к великим деяниям оборачивается бедой.
– Я заметил, что одно и другое частенько ходят рука об руку.
– Ну а третий, должно быть, ты сам?
Джастин пожал плечами.
– Суть не в именах, а в том, что когда творятся великие дела – запланированные ли, нет ли, – страдает весь мир. Поэтому у меня со временем выработалась стойкая неприязнь к великим деяниям.
Он саркастически улыбнулся.
– Да я и сам до них не охоч.
– Может, и не охоч, но ты опаснее всех тех троих. Ты любишь Кристал, ради любви готов сделать что угодно, и упаси нас Ангелы от того, чем это может обернуться.
Он встал.
– Имей это в виду.
– Можешь заночевать здесь, – предложил я.
– Нет, – с ухмылкой отозвался он, – нам нужно собираться в дорогу. Особенно Тамре.
Я потащился с ним на конюшню, где Тамра удостоила меня почти сердитого взгляда, а Джастина такого же, но без «почти».
На что тот не обратил ни малейшего внимания.
– Пора ехать, – сказал он.
Тамра взглянула на меня и покачала головой.
Покачав головой в ответ, я проводил их взглядом и ушел в свою спальню.
Лежа в холодной постели и жалея, что рядом нет Кристал, я припомнил высказывания Джастина и Тамры, касавшиеся моих родителей. Послать им письмо и вправду было бы не вредно. В конце концов, сколько ни злись, они мои родители и поступили так, как поступили не со зла, а потому, что считали это наилучшим.
На них обижаться не стоит.
Чего нельзя сказать об Отшельничьем острове. И о Братстве.
Человек в желтовато-коричневом мундире кланяется и остается стоять перед резным столом черного дерева. На его широком кожаном поясе слева висит короткий клинок, а справа – лишь кожаный кошель. Там, где подобало бы висеть клинку для левой руки, кожа ремня потерта, но само оружие отсутствует.
У дверей, с внутренней стороны, неподвижно застыли двое солдат в таких же желтовато-коричневых мундирах. На плече каждого красуется оранжевый знак солнечной вспышки.
– Добро пожаловать, господин Ригнелджио, – седовласый Тэлрин указывает на стул. – Не угодно ли присесть?
– Я заглянул совсем ненадолго, – с улыбкой отвечает Ригнелджио, но садится.
– Но ты хотел встретиться с нами? – уточняет Хелдра.
– Совершенно верно, советник Хелдра, – любезно отзывается посланник, перемещаясь на черном дубовом стуле так, чтобы оказаться лицом ко всем трем членам Совета.
Снаружи доносится размеренный шум прибоя. Марис бросает взгляд в сторону открытого окна, затем вновь переводит взгляд на посла Хамора.
– В последнее время в Кандаре нарастает нестабильность, и это не может не беспокоить императора…
– Как и всех нас, – вставляет Тэлрин.
– Понимаю, но, как нам думается, причины, вызывающие беспокойство у нас и у вас, различны.
– Вот как? – Хелдра склоняет голову набок.
– Есть люди, стремящиеся убедить императора в том, что Отшельничий остров потворствует нарастанию хаоса на материке, ибо видит в этом способ усиления собственной гармонии. Его Величеству хотелось бы верить в то, что подобные обвинения беспочвенны, Отшельничий всецело занят внутренними делами, а все смуты и настроения в Кандаре никак не связаны с Черным островом.
Предвидя протесты, Ригнелджио поднимает руку.
– Думаю, вы все понимаете, что я всего лишь информирую вас об озабоченности моего монарха.
– Господин Ригнелджио, мы вполне понимаем, что ты посланник и говоришь не от своего имени, – спокойно отвечает Тэлрин.
Потирая под столом большой палец об указательный, Марис другой рукой поглаживает бородку. Взор его при этом скользит по фигурам одетых в удобные мундиры из светло-коричневого хлопка солдат.
– В таком случае вам понятна и моя озабоченность тем, что сказанное мною может быть истолковано неверно.
Хелдра и Тэлрин кивают.
– Понимание зачастую лишь первый шаг, – произносит Тэлрин чуть ли не грохочущим басом. – Даже когда обе стороны понимают, что происходит, они могут расходиться в оценке значения происходящего.
– Ничего не поделаешь, бывает и так. Но это вовсе не обязательно. Порой можно добиться согласования действий, даже не придя к полному взаимопониманию. Император был бы рад любой возможности снизить в Кандаре уровень нежелательного хаоса.
– «Нежелательный хаос» – это интересный термин, – замечает Хелдра. – Следует ли отсюда, что хаос может быть и «желательным»?
– Возможно, нет. Не исключено, что как раз это поможет нам прийти к пониманию.
– Пониманию чего? – голос Хелдры звучит чуть ли не отрешенно.
– Ну, вы же маги Черного острова, так что понимание, скорее, по вашей части. Я могу лишь сказать, что император заинтересован в усилении гармонического начала во всем мире, но в первую очередь в Кандаре. Он озабочен сложившейся ситуацией и желает, чтобы вы это знали. На чем позволю себе откланяться. Я ведь говорил, что наведался ненадолго.
Посол встает.
– Минуточку, господин Ригнелджио, – говорит Хелдра. – Ты донес до нас озабоченность своего монарха, но не сказал, что могло бы способствовать ее смягчению.
– Хамор всегда был заинтересован в свободной и беспрепятственной торговле, а хаос порождает всякого рода препоны и ограничения. Однако, – посол кланяется, – я не взял бы на себя смелость рекомендовать вам конкретные меры.
– А вот я возьму на себя смелость кое-что сказать по этому поводу, – заявляет Марис, игнорируя протестующий взгляд Тэлрина. – Ты толкуешь о свободной торговле, но нам ведомо, что свобода по-хамориански означает свободу лишь для купцов с Хамора, со множеством ограничений для Отшельничьего или Остры. Ты хочешь сказать, что Хамор намерен превратить Кандар в свою торговую колонию, и предлагаешь нам не вмешиваться?
Улыбка на лице Ригнелджио сменяется непроницаемой маской.
– Как уже было сказано, мои полномочия сводятся к тому, чтобы довести до Совета озабоченность императора. Позволив себе комментарии, разъяснения и уж тем паче предположения, я вышел бы за пределы дозволенного.
– Мы сознаем, что ты не волен в своих словах, и с уважением относимся к твоей миссии, – заявляет Тэлрин и тоже встает. Марис и Хелдра следуют его примеру.
– Премного благодарен, – не утратив дипломатической выдержки, отвечает Ригнелджио.
Солдаты у дверей вытягиваются по стойке смирно. Посол кланяется и покидает помещение.
После ухода Ригнелджио Хелдра снова садится и смотрит на Мариса.
– Что, без этого было не обойтись?
Торговец подходит к окну и, глядя на Найлан, ворчит:
– Я не мастер играть словами.
– Ну что ж, разговор состоялся интересный, – размышляет вслух Тэлрин. – Сдается мне, ситуация не совсем обычная. Ригнелджио явно не хотел предъявлять нам ультиматум, но кто-то желает именно этого.
– Император? – спрашивает Хелдра.
– Просить нас не вмешиваться в дела Кандара – все равно, что позволить Хамору установить полный контроль над торговлей.
– Признаться, – гулко басит Тэлрин, – я не уловил даже намека на просьбу. И мне хотелось бы знать, каким способом император надеется достичь желаемого. Ригнелджио чувствовал себя неуютно, а это чревато серьезными проблемами.
– Мы не можем допустить, чтобы нами командовали! – резко заявляет Хелдра.
– Твоя позиция, твой меч и даже твои бойцы не могут остановить перемены в мире. Равно как и весь флот Хамора.
– Мы должны оберегать традиции и вечные ценности, иначе какой вообще смысл в нашем существовании? Неужто наша роль состоит лишь в обеспечении торговли?
– Не стоит говорить об этом с пренебрежением, Хелдра, – отзывается Марис. – Разве не торговля позволяет оплачивать счета?
– Позиция каждого из вас понятна и заслуживает уважения, – вмешивается Тэлрин. – Но нам стоит помнить о том, что Братство не располагает самой большой в мире постоянной армией, да и наш флот, даже с учетом вооруженных торговых судов, не сравнится с могучим флотом Хамора.
– Спору нет, Хамор могуч, но большая часть кораблей императора остается по ту сторону океана, на другом краю мира.
– Это не значит, что они останутся там всегда, – бормочет Марис, снова потирая большой палец об указательный.
– Не исключено, – кивает Тэлрин.
– Торгаши – они торгаши и есть, – ворчит Хелдра себе под нос.
Марис и Тэлрин обмениваются взглядами.
На четвертое утро после отъезда Джастина и Тамры я снял лубок. Больно не было, но мышцы ослабли. Чтобы нога стала по-настоящему здоровой, требовались время и определенные усилия. Когда я решил закончить-таки многострадальный стол для Верфеля, выяснилось, что клей в горшочке затвердел, и мне пришлось раскалывать массу и крошить комья пестиком в ступке, чтобы развести полученный порошок водой.
Когда я, стараясь не хромать, заявился с горшочком порошка на кухню, Рисса, помешивавшая варево из овощей, поморщилась.
– Опять этот гадкий, вонючий костный клей, мастер Леррис?
– Опять, Рисса. Гадкий, вонючий костный клей.
– Обед, мастер Леррис, не должен пахнуть копытами.
– Чтобы заработать на обед, Рисса, я должен мастерить мебель. А без клея это невозможно.
– Необязательно варить клей на кухне. У тебя есть очаг.
– На огне трудно прогреть его равномерно. Плита – совсем другое дело. А что сегодня на обед?
Мне подумалось, что этот вопрос ее смягчит.
– Тушеная баранина со специями.
Я кивнул. Обычно Рисса приправляла варево специями столь щедро, что вкус самого мяса почти не ощущался.
– Сегодня на рынке, – продолжила она, – я разговорилась с Верилией. Ты ее не знаешь, она стряпает на Хансиса, который держит лошадей и подводы для грузовых перевозок. У него большой двор у западного тракта, недалеко от мельничной дороги. Так вот, мастер Леррис, не худо бы тебе с этим Хансисом потолковать. Его жена, ее Фрекой звать, по правде-то, Верилия на нее работает, так вот она, то есть не Верилия, ясное дело, а Фрека, любит хорошую мебель. А у Хансиса деньжищ не меряно, ведь его фургоны возят грузы до самого Сарроннина. Нынче, когда твоими стараниями старые, прямые дороги…
Не переставая тарахтеть, Рисса ловко шинковала и ссыпала в большую кастрюлю овощи и картофель. Пальцы ее были почти такими же ловкими и быстрыми, как у Кристал. Почти.
– Спасибо за совет, Рисса. Боюсь только, что мне и с нынешними-то заказами не справиться.
– Не стоит благодарности, мастер Леррис. А справиться с заказами ты не можешь, потому что даже самую пустяшную работу делаешь собственными руками. Тебе давно пора взять подмастерья. Если бы ты взял подмастерья да бросил разъезжать по горам с солдатами, у тебя и времени бы на все хватало, и денег прибавилось.
– Может, я сидел бы дома, не будь у меня консортом командующая. Другое дело, что это вряд ли порадовало бы самодержицу. Но насчет подмастерья мысль дельная.
– То-то и оно, что дельная. Как пойду на рынок, непременно поговорю с Фрекой, она посоветует хорошего ученика.
Рисса умолкла, но скоро продолжила:
– И вот еще, мастер Леррис, нечего тебе лезть в герои. Ежели вы оба – и она, и ты – будете героями… – Она махнула рукой. – Что-то я сегодня разболталась. Мелю языком, а у тебя, небось, работа стоит. Вари свой клей, что с тобой поделаешь.
– Спасибо.
Поставив горшочек на плиту, я задумался. Раз уж Рисса заговорила о подмастерье, стало быть, скоро ко мне валом повалят юнцы. Это беспокоило, однако меньше, чем рассуждения о героях. Не знаю уж, что во мне наводит на мысль, будто мне охота геройствовать, но зато точно знаю, чем всякое геройство кончается. Героев убивают. Мне хотелось верить, что Кристал тоже не так уж рвется в герои.
Вернувшись в мастерскую, я решил обстругать передок выдвижного ящика стола, но сначала, для поддержания равномерной температуры, добавил к угольям очага полешко и налил в висевший на крюке над угольями старый железный котелок немного воды. Дядюшка Сардит всегда говорил, что дерево любит, когда в воздухе присутствует немного влаги.
Затем, поскольку из размышлений ни стола, ни стула не смастеришь, я взялся за рубанок и осторожно прошелся по передней доске верхнего ящика. Мне удалось закончить с ним и перейти ко второму ящику, когда в дверь забарабанила Рисса.
– Мастер Леррис, твой клей булькает, пузырится, того и гляди из горшка выплеснется. Я не хочу, чтобы моя стряпня отдавала костным клеем.
Мне пришлось отложить рубанок в сторону, снять горшок с плиты и, чтобы клей не остыл и не загустел, поместить его на другой, поменьше, крюк над очагом. Потом я смазал штыри, вставил их в пазы и, оставив клей схватываться, удалился на конюшню, где почистил и оседлал Гэрлока. Мне хотелось выяснить, как поведет себя нога при езде верхом, в связи с чем Риссе было сказано, что я прокачусь по западному тракту и, благо дотуда не больше трех кай, заеду к Брин за яйцами.
– Только смотри, мастер Леррис, больше медяка не давай. Яиц у Брин нынче много, и это к счастью для нас, потому как своих кур у нас нет. А жаль.
– Никаких кур!
– Ладно, ладно. Только имей в виду, Брин будет прибедняться, но при этом делать вид, будто от денег отказывается, пока ты не всунешь их ей силой. Этаким манером она всегда выгадывает.
На ходу застегивая куртку, я поспешил во двор, где, выдыхая на морозце пар, меня дожидался Гэрлок.
– …так что запомни, мастер Леррис, не больше медяка… не забудь…
– Вовек не забуду, Рисса.
Предоставив пони самому выбирать аллюр, я направил его на запад. Стоило нам добраться до подъездной дороги к маленькой усадьбе, как на глаза мне попались куры, оседлавшие, словно насест, ограду свиного загона. В ограде не хватало жердей, да и из тех, что остались, многие были закреплены лишь одним концом, но свиньи, похоже, не разбегались. Впрочем, почем мне знать: возможно, те, что побойчее, давно разбрелись по окрестностям.
Еще одна кучка цыплят бросилась врассыпную из-под копыт Гэрлока, когда мы остановились у обветшалого, обшитого дранкой домишки.
Пони фыркнул.
– Знаю, приятель. Я сам кур не жалую, разве что жареных.
Дверь открылась, и навстречу мне вперевалочку вышла Брин.
– Мастер Леррис! Бьюсь об заклад, ты приехал за яйцами для Риссы. Вот ведь какой добрый человек, диво, да и только. Сам ездит за провизией для своей поварихи. Только это – я говорю о доброте – и позволяет мириться с несовершенством нашего мира. Одну минуточку, – словоохотливая хозяйка подняла пустую корзинку, – я сейчас вернусь. Наберу тебе самых свежих, только что из-под курочки.
Она вперевалку направилась к курятнику, где под насестами располагались ящики, заполненные чем-то мягким, вроде грязного мха. На эти подстилки и неслись куры. Когда хозяйка принялась собирать яйца, они подняли немыслимый шум, и я невольно порадовался тому, что у меня на дворе никаких кур нет. И никогда не будет.
Вскоре дородная женщина, одетая в не подходящие одна к другой ни по фасону, ни по цвету кожаные и вязаные вещи, вернулась ко мне с полным лукошком.
– Спасибо. Яички у тебя крупные, – сказал я, приняв корзинку и поставив ее на крыльцо рядом с коновязью.
– У меня славные курочки, лучшие в городе. Вот бы еще ты с ними поговорил. Скажешь им что-нибудь волшебное, они станут нестись еще лучше…
Я протянул Брин медяк.
– Что? Нет, мастер Леррис, и не проси. Пусть дела у меня идут не лучшим образом, но какой бы я была соседкой, ежели стала бы брать деньги с тебя, которому мы все столь многим обязаны…
Я подавил усмешку.
– Матушка Брин, но ведь без денег ты не сможешь покупать корм для своих несушек. Они оголодают, перестанут нестись, и у тебя не будет яиц, чтобы поделиться с соседями. Прошу тебя, прими от меня эту малость, если не для себя, так для своих славных хохлаток.
Сознание того, что пока она разводит кур, мне не придется заводить своих, делало мои слова почти искренними.
– Нет, нет, мастер Леррис, это будет не по-соседски.
– А с моей стороны было бы не по-соседски не рассчитаться с курочками за яйца, тем более за такие свежие и крупные.
– Да, яички у меня что надо.
– Золотые слова, тетушка Брин, – я вложил медяк в ее ладонь и сомкнул ее пальцы вокруг монеты. – А что слышно от Кертиса?
– О, чудный парнишка! Работает на складе в Расоре, трудится не покладая рук. На прошлой неделе ко мне заезжал Бурса и передал от него привет. Бурса – возчик, гоняет по Расорскому тракту подводы Ринстела. Кертис прислал с ним не только привет, но и подарок: теплую черную шаль. Знаешь, – Брин улыбнулась, – Бурса сказал, что в скором времени Кертис может стать его напарником. Они смогут поехать в Вергрен, а там шерсть не хуже той, что привозят с Черного острова. Кертис говорит…
– Рад, что у него все в порядке.
– Да, и я тоже. Что поделаешь, фермер из парнишки все равно бы не получился. Он любит город, а море, оно и вовсе у него в крови. Так же как у его отца.
Я отвязал Гэрлока и взял корзинку.
– Лукошко-то твое. Как с ним быть?
– Привезешь в другой раз. Или передашь с Риссой…
– Ладно, – ответил я, понимая, что, возвращая корзинку, мне или Риссе придется положить туда подарочек, свежий каравай или что-то в этом роде.
– Осторожно, мастер Леррис, не разбей яйца. И передай Риссе, что Кертис скучает по ее черному хлебу: в Расоре ничего подобного не сыщешь. Не забудь об этом.
– Не забуду.
Взобраться в седло с больной ногой и полным лукошком яиц было непростой задачей, но мне удалось с ней справиться. Брин провожала меня взглядом, пока Гэрлок не свернул на север, на большак. Мне показалось, будто стало малость потеплее, но, возможно, дело было в том, что на обратном пути ветер дул мне в спину.
Когда я слез с пони возле своей конюшни, мне пришлось некоторое время держаться за седло: нога была еще слишком слаба. Но тем не менее я, впервые за долгое время, прокатился без лубка верхом и ухитрился при этом доставить домой лукошко, не разбив ни одного яйца.
Поставив корзинку, я принялся расседлывать Гэрлока. Он заржал.
– Знаю, тебе хотелось бы совершить прогулку подольше. Вот окрепну…
Зерновой брикет Гэрлок умял в три укуса, но больше просить не стал и, когда я покинул стойло, не жаловался. С лукошком в руках я отправился на кухню.
– Рисса, вот и яйца.
– Спасибо, мастер Леррис. Поставь их, пожалуйста, на стол, – сказала Рисса, не отрываясь от своего теста.
– Я дал ей медяк, как ты велела. Кертис прислал ей весточку через Бурсу, говорит, что скучает по твоему черному хлебу. Будто бы в Расоре такого не сыщешь.
– Такого хлеба, как мой, ты не сыщешь не только в Расоре, но и в Фелсе, и в Дазире, и в самом Кифриене. Это всяк знает.
– Уж я-то во всяком случае знаю точно.
Я выпил полкружки клюквицы, благо наших запасов должно было хватить до середины лета, и продолжил:
– Брин тоже это знает и, как мне думается, надеется, что когда мы вернем ей лукошко, в нем найдется каравай.
– Мне тоже так думается, – отозвалась, прокашлявшись, Рисса. – Брин славная женщина, но себе на уме.
Я удалился в мастерскую, где в последний раз навел блеск на Хенсиловы стулья, погрузил их в фургон, переложил ветошью, укрыл промасленной парусиной на случай дождя и присел отдохнуть. Рассиживаться не пришлось: запах горячего металла известил о том, что вода из котелка над очагом выпарилась. Заново наполнив котелок водой, я повесил его на место, застегнул куртку и пошел на конюшню, где заложил фургон и, заметно прихрамывая, – нога успела сильно устать, – вывел упряжную лошадь на двор. Правда, до этого мне пришлось ответить на негодующее ржание Гэрлока: то, что я брал с собой не его, а упряжную лошадь, мой пони расценил как предательство.
– Ты не прав! – заявил я ему. – Сам ведь терпеть не можешь ходить в упряжи, так что нечего возмущаться. А то запрягу в фургон, небось, не обрадуешься.
Поначалу у меня имелась лишь легкая повозка, но потом Рисса сказала, что у Хенсила есть на продажу лишний фургон, и я его купил, став обладателем и повозки, и фургона. Сейчас он пригодился: мне вряд ли удалось бы поместить все стулья на повозке.
– Куда это ты собрался? – вопросила Рисса, высунув голову из-за кухонной двери.
– Хочу отвезти Хенсилу заказ.
– А нога не беспокоит? Ты ведь только сегодня снял с нее все эти штуковины.
– Не беспокоит. Во всяком случае не беспокоит настолько, чтобы из-за этого я отказался доставить заказчику выполненную работу и получить плату.
– Ох уж эти мужчины…
Рисса вернулась на кухню, а я прихватил посох и положил его в фургон так, чтобы можно было дотянуться с козел. Хотя мне не очень верилось, что кто-нибудь предпримет попытку нападения с тем, чтобы завладеть стульями, пусть даже дорогими, но в последнее время я так часто сталкивался с неприятными неожиданностями, что предпочел поостеречься.
Отпустив тормоз, я щелкнул вожжами, но лошадь не тронулась с места. Я щелкнул сильнее, и фургон накренился: хорошо, что у меня хватило ума переложить стулья ветошью. При выезде с подъездной дороги на большак фургон едва не занесло: этакая махина с трудом вписалась в поворот. Наконец мне удалось вывернуть на тракт, и я покатил дальше, размышляя о своем.
Кристал все еще находилась в Расоре или, в лучшем случае, на пути домой, а Джастин с Тамрой еще не достигли Вергрена. Хотя до начала весны оставалась всего восьмидневка, Джастин собирался прибыть туда то того, как овцы начнут давать приплод. Меня это несколько удивляло, однако я не слишком хорошо разбирался в овцеводстве. У нас, на Отшельничьем, они ягнились раньше, но Монтгрен не Отшельничий. Климат там другой, да и овцы, наверное, не той породы.
Вообще-то в Кандаре я не понимал многого, не только по части овец. Например, никак не мог взять в толк, почему Кифриен – столица Кифроса – находится так далеко от моря. Изо всех стран материка, имевших выход к морю, столицы лишь двух государств, Кифроса и Сарроннина, не являлись одновременно портовыми городами, стоявшими у океанского побережья или на судоходных реках. И случайно ли то, что в обоих государствах царит матриархат?
С Закатных Отрогов, с самой Крыши Мира, с протяжным посвистом дул в сторону моря ледяной ветер.
Вздохнув, я легонько натянул вожжи: мне хотелось ехать быстрее, но пускать лошадь рысью было нежелательно из-за тряски.
Несмотря на холод и недавние дожди, дорога на Кифриен была довольно гладкой. Проезжая мимо Джахунта, старого одноглазого разносчика, торговавшего всякими мелочами вроде ножниц и булавок, я помахал ему рукой.
– Добрый день, мастер Леррис. Смотри, как бы не угодить под дождь.
– Добрый день, Джахунт. По-моему, облака слишком высоки для дождя.
– А вот и нет, паренек. Вовсе нет.
– Посмотрим.
Я все же попытался прочувствовать погоду, но без особого успеха, поскольку никогда не отличался способностями к восприятию высоких ветров. Наверное, потому меня так удивила неожиданно обнаружившаяся способность проникать чувствами глубоко в земные недра. Кто вообще слышал о магах земли, да и какой прок от таких магов, если они черные и, стало быть, не могут устраивать землетрясения? Разве что они станут выискивать залежи металлов? А быть может, моя судьба как раз в том, чтобы быть мастером такой магии, которая, по большей части, ни на что не годна?
Дальше по дороге мне попался крытый парусиной, но загруженный только наполовину фургон, который сопровождали два стража в синих туниках поверх легких кольчуг. Такие доспехи могли послужить защитой против случайных разбойников, но едва ли годились на то, чтобы отразить удар мастера клинка или даже посоха.
Седобородый страж посмотрел на меня с подозрением, но за меч не взялся, и мы разъехались мирно. Заинтересовавшись, что же такое ценное везут в этом фургоне, я потянулся к нему чувствами и уловил наличие под парусиной плотных рулонов ткани. Ну конечно, это были ковры, ковры из Сарроннина. Поэтому и стражи носили туники сарроннинских цветов. Узорчатые сарроннинские ковры славились как одни из лучших, если не самые лучшие в мире.
У западных – вообще-то они находились на юго-западе, но все звали их западными – ворот караул отсутствовал. Как, впрочем, и у всех остальных ворот Кифриена. По здравому рассуждению, выставлять часовых не требовалось, ведь чтобы добраться до столицы, любому неприятелю пришлось бы пересечь полстраны.
Несмотря на холод, рынок был многолюден, и еще не добравшись до площади, я уже услышал привычную многоголосицу.
– Свежие цыплята. Кому свежих…
– …пряности… из Расора, прямиком из трюмов…
– …кукурузная мука…
Два юнца, оценивающе присмотревшись к фургону, а потом ко мне, многозначительно переглянулись и скользнули в проулок. Мне подумалось, что посох, возможно, был захвачен не напрасно.
Добравшись до южной дороги, я свернул на нее, и фургон двинулся дальше, мягко покачиваясь на каменной мостовой. Воришки больше не объявлялись.
За южными воротами гомон стих, а вот тряска, наоборот, усилилась. Особенно за Расорским мостом: южная дорога представляла собой полосу изрытой колеями и колдобинами, схваченной морозом глины. Подскок на каждом ухабе отзывался в моей ноге болью, и я не раз пожалел, что не еду на Гэрлоке. Хорошо еще, что дальше на юг, среди холмов, покрытых оливковыми деревьями с выцветшей серо-зеленой листвой, дорога была не такой разбитой. Дом Хенсила, приземистое выбеленное строение, занимавшее чуть ли не столько же места, сколько ближняя оливковая роща, прилепился к склону одного из холмов. Стоило мне свернуть на подъездную дорогу и проехать между двумя обозначавшими ее начало столбами, как тряска прекратилась вовсе. Подъезд к усадьбе был засыпан гравием и тщательно выровнен. Судя по всему, дела у торгаша шли совсем не плохо; наверное, мне стоило запросить с него за мебель побольше.
В ста локтях от ворот меня остановили двое караульных. Один наставил на меня арбалет – не очень умно, учитывая, что, не попав с первого раза, он уже не успел бы перезарядить свое оружие, – а другой погрозил мне мечом, который мне ничего не стоило выбить одним взмахом посоха.
– Кто таков, зачем пожаловал?
– Я Леррис, столяр. Привез стулья, заказанные мастером Хенсилом.
Прежде чем позволить мне заехать во двор, караульные разворошили ветошь и убедились, что в фургоне действительно мебель. Хуже того, во дворе меня встретило еще с полдюжины стражников, которые тоже сочли своим долгом проверить фургон. Похоже, занятия почтенного Хенсила не сводились к торговле оливками.
Резные двустворчатые двери со вставными стеклянными панелями, длинная конюшня и золоченая карета, которую старательно начищали сразу три конюха, лишь усугубили мои подозрения. Торговля оливками, может, и прибыльное дело, но на ней одной таких денег не наживешь.
Прежде чем последний охранник закончил осматривать стулья, на крыльце объявился Хенсил, чье обтянутое блестящим шелком голубой туники брюхо нависало над серебряной пряжкой едва сходившегося ремня.
– Добро пожаловать, мастер Леррис, – промолвил он с нарочито низким, не уважительным, а, скорее, насмешливым поклоном. – Всех тебе благ.
– И тебе того же, – кивнул я в ответ. – Вот, привез стулья.
– Надо же. Не ожидал, что ты так быстро управишься.
Его супруга, седеющая, столь же худая, сколь толст был он сам, женщина, молча стояла под портиком, кутаясь в толстую вязаную зеленую шаль.
– Уважающий себя мастер старается выполнить заказ в срок.
– Но, говорят, ты был ранен.
– Был, в ногу. Но стулья не делают ногами, так что рана не помешала мне работать.
– Ну что ж, давай взглянем, что ты там наработал…
Прикусив язык, я поставил фургон на тормоз, слез с козел и, откинув парусину, один за другим перенес стулья под навес.
Хенсил осматривал работу придирчиво, изо всех сил стараясь выглядеть невозмутимым, однако при виде выложенного на спинке каждого стула вензеля «X» его глаза заблестели. Супруга торговца тоже осмотрела стулья, после чего воззрилась на Хенсила. Наконец после осмотра восьмого стула она подошла к мужу и, склонившись к нему, тихо заговорила. Я напряг слух, стараясь разобрать слова.
– …красивые… но рядом с ними наш стол – сущее убожество…
– Прикрой его скатертью, – буркнул он в ответ, продолжая изучать каждый стык.
Правда, совпадение волокон Хенсил не проверял, и это меня порадовало: подогнать в месте соединения волокно к волокну – едва ли не самое трудное, что может быть в работе по дереву.
– Ну что ж, – пробормотал он наконец, – вроде бы изъянов не видно.
Торгаш пытался выглядеть равнодушным, но по масляным, как у сытого кота, глазенкам было понятно, что он доволен. Прекрасно зная, что стулья у меня вышли на славу, я ответил ему таким же нарочито низким поклоном, каким он приветствовал меня при встрече.
– Мы, как помнится, сговаривались на пятнадцати золотых, – бодрым тоном промолвил торговец.
– Так и есть. И для тебя это весьма удачная сделка, – с улыбкой ответил я.
– …обнаглел столяришка… – пробормотал один из охранников.
– …заткнись, дубина… – шикнул на него другой. – Разве не знаешь, что этот малый – черный колдун?
Стражник сглотнул.
– Подожди минуточку, мастер Леррис, – промолвил Хенсил и направился в дом.
Его супруга перевела взгляд со стульев на меня, улыбнулась и, ничего не сказав, покосилась на охранников. Эти парни мне не нравились. Вдвоем с Тамрой мы, надо думать, отметелили бы посохами всю дюжину, но я был один, да и нога еще не пришла в норму.
– Твои деньги, – промолвил Хенсил, вернувшийся с тугим кожаным кошелем.
Приняв кошель, я ощутил его содержимое: шестнадцать золотых монет.
– Большое спасибо, мастер Хенсил.
– Ты даже не пересчитал деньги.
– В этом нет нужды. Особое спасибо за золотой сверх уговора.
Один из стражников снова сглотнул.
Хенсил рассмеялся.
– С тобой приятно иметь дело, мастер Леррис. Эй, ребята, а ну выкатите ему в подарок бочонок черных оливок. Да самых лучших, пусть знает, что товар у нас высшей пробы, как и его изделия.
Оказывается, купец умел быть учтивым. Я улыбнулся и крепко пожал протянутую им руку. Улыбнулась и его весьма сдержанная супруга.
Бочонок оказался размером чуть ли не с бочку из-под муки, и сам, надо думать, стоил пару золотых.
Прежде чем я и бочонок выехали со двора, Хенсил, его супруга и стулья исчезли за стеклянными дверьми.
Уже на дороге я все же проверил содержимое кошелька и убедился, что не ошибся: там действительно было шестнадцать полновесных золотых. Мне подумалось, что бочонок с оливками может сбить с толку грабителей, вдруг я за ними и ездил. Но посох в любом случае следовало держать под рукой. Джахунт, старый пройдоха, конечно, оказался прав. Не успел я вернуться на Расорскую дорогу, как заморосил мелкий, похожий на ледяной туман дождь. Холодный воздух студил легкие, заныл лишь недавно заживший перелом.
Но, с другой стороны, ненастье распугало грабителей. Хотя не исключено, дело было не в дожде, а в моей неказистой внешности. Разбойники могли решить, что с такого замухрышки взять нечего. К тому времени, когда я подкатил к дому, куртка моя промокла насквозь.
Рисса, само собой, не удержалась от укоров.
– Ремеслом ты, мастер Леррис, владеешь, спору нет, неплохо, но разумением – сущее дитя. Поехал невесть куда в такой дождь, да с больной ногой. Коли будешь лечить ее этаким манером, она у тебя до седых волос не заживет.
– Когда я уезжал, дождя и в помине не было. Мы кормимся с моей работы, а пока заказ не доставлен заказчику, деньги за него не заплатят. Не знаю, как тебе, а мне голодным сидеть не хочется. Теперь нам это не грозит: Хенсил рассчитался за стулья и подарил мне бочонок с оливками. Сказал, это самые лучшие.
– Оливки у него неплохие, и нам они пригодятся. Но монеты нужнее.
– А еще он дал золотой сверх уговора.
На миг – только на миг – Рисса опешила. Золотой составлял восьмую часть ее годового жалованья, а я платил больше многих нанимателей.
– Отвел бы ты бедную лошадку в стойло, – пробормотала она, придя в себя. – А сам приходи на кухню. Сидр у меня теплый, а хлеб в печи вот-вот подойдет.
По моему разумению, она была довольна. Поев, я решил повременить с работой и написать-таки письмо родителям.
– Правильно, – одобрительно заметила Рисса, увидев, что я взялся за гусиное перо. – А то ты слишком много работаешь.
В каком-то смысле Рисса была права. К тому же поездка утомила меня, мускулы ныли, нога болела, а на кухне было тепло и уютно. Но в другом она ошибалась: написать письмо, за которое ты не решался взяться так долго, не столь уж легкое дело.
Пока я водил пером по бумаге, Рисса заложила в печь новую партию хлеба, и я, отламывая от краюхи, вдыхал чудесный аромат. При этом, сам не заметив как, умял целый каравай.
Мне пришлось вымучивать каждое слово, но в конце концов вроде бы удалось слепить нечто приемлемое. Поставив точку, я пробежал взглядом по строкам.
«…сожалею, что так долго не давал о себе знать… надеюсь, у вас все хорошо… некоторое время был учеником дядюшки Джастина… передайте дядюшке Сардиту, что его уроки не пропали даром: я занялся столярным ремеслом. Поработал подмастерьем в Фенарде… а нынче держу маленькую мастерскую в Кифриене… Сардит, небось, будет смеяться, но я подумываю о том, чтобы взять подмастерье…
…кое-что понимать в любви… Кристал, из Экстины… она командующая войсками самодержицы… живем вместе, когда она не в походе… обзавелся горным пони, по имени Гэрлок…
…довелось иметь дело с белыми магами… меня малость потрепали… пока выздоравливал, работал по дереву…
…по-прежнему не понимаю, почему гармонии непременно должна сопутствовать скука. Говорить юноше, что гармония важна, но не объяснять, почему она важна, не имеет смысла… невозможность объяснить, что представляет собой гармония, таит в себе немалую опасность, но Отшельничий настолько гармоничен, что там эта опасность отнюдь не кажется очевидной…»
У меня не было уверенности в том, что мои соображения насчет гармонии изложены безупречно, но идея представлялась верной. Никому – а уж в первую очередь людям молодым – не понравится получать на вопрос «почему» ответ «потому что так положено». И если для таких людей, как Джастин или мой отец, некоторые аспекты мироустройства представлялись очевидными, для большинства дело обстояло совсем иначе.
– Скоро обед, мастер Леррис.
Поняв намек, я сложил письмо, после чего пошел в мастерскую, запечатал его и сунул в ящик для бумаг. Кто бы мог подумать, что столяру не обойтись без целых ворохов счетов и договоров.
Завтра мне предстояло поехать в Кифриен, чтобы договориться о переправке письма на Отшельничий. Возможно, кто-нибудь из торговцев шерстью, вроде Клайды, не откажется выполнить мою просьбу.
Проверив, осталась ли в котелке-увлажнителе вода, я подбросил в очаг мастерской очередное полешко и отправился в умывальню.
На доделку Верфелева стола ушло больше времени, чем планировалось, и все из-за клея. Уж больно быстро он застывает: стоит зазеваться, и приходится снова растирать комья в порошок, чтобы потом залить водой.
Этим я и занимался, когда услышал стук в дверь мастерской.
На пороге стояли три человека – Рисса, незнакомая мне женщина и черноволосый паренек, очевидно, первый, кто откликнулся на усилия Риссы по оповещению всего Кифроса о том, что я не прочь взять подмастерье. При этом столь кипучую деятельность она развила по собственной инициативе, на основании лишь того, что на ее очередное заявление насчет ученика я не ответил решительным отказом.
Пришлось ковылять к двери. Кость вроде бы срослась, и нога больше не болела, но стоило опереться на нее посильнее, начинала дрожать. Мышцы еще не разработались.
– Это мастер Леррис, – представила меня Рисса. – А это Вендре. Она полагает, что из Каллоса получится хороший столяр.
– Работа по дереву нелегка, – заметил я, кивая дородной женщине с собранными в пучок длинными каштановыми волосами.
Невысокий, как и большинство кифриенцев, юнец поднял на меня глаза.
– А правду толкуют, будто ты маг?
– Вообще-то я столяр. Но в чарах тоже кое-что смыслю.
Рисса потянула Вендре за руку.
– Пойдем перекусим, я только что хлеб испекла. А мастер Леррис пусть поговорит с Каллосом.
Вендре удалилась из мастерской, а я подозвал паренька к ларю с обрезками, слишком большими, чтобы пустить на топку, но слишком маленькими для чего-нибудь, кроме разделочных досок, шкатулок и прочих мелких вещиц. Как раз тех, какие обычно делают подмастерья.
– Что ты скажешь об этой штуковине? – спросил я, протянув ему обрезок вишни.
– Что… деревяшка, она и есть деревяшка! – парнишка посмотрел на меня, как на сумасшедшего.
– Что бы ты из нее сделал?
– Что велят. Разве не для этого нужен подмастерье?
– А как ты его ощущаешь?
Каллос пожал плечами, его черные глаза выражали недоумение.
– Ощущаю как дерево, а как еще?
– Гладкое оно или грубое? Как пахнет?
– Вроде бы гладкое. А пахнет деревом.
Он отдал мне обрезок.
Я сдержал вздох.
– Почему ты решил прийти ко мне?
– Матушка сказала, что ты не простой ремесленник, а маг. Мне тоже охота стать магом.
– А вот я, прежде чем даже помыслил о магии, долго учился столярному ремеслу.
– Не думаю, чтобы мне это понравилось.
– Вот и мне так кажется.
Я убрал деревяшку в ларь, вывел паренька на двор и под моросящим дождиком отвел его на кухню. Рисса и ее подруга молча уставились на меня. Я сглотнул.
– Боюсь, у Каллоса нет особого интереса к столярному ремеслу.
Вендре сердито воззрилась на сынка.
– Бранью тут ничего не добиться, – торопливо добавил я. – Нужно иметь способности, а они у каждого свои. Кого-то тянет к камню, кого-то – к клинкам.
Взгляд мамаши чуток смягчился, но Каллос все равно предпочитал держаться от нее подальше.
Считая разговор оконченным, я направился в мастерскую, думая, правильно ли поступил. Конечно, я сам в свое время был вовсе не идеальным учеником, и Сардит сердился на меня нередко и не попусту, но мне казалось, что из человека, не способного чувствовать дерево, толкового столяра все одно не выйдет. Вот Бострик, долговязый подмастерье, которого я обучил для Дестрина и женил на Дейдре, таким чувством обладал.
Я невольно задумался о том, жив ли больной Дестрин и как дела у Бострика с Дейдрой. Старый Дестрин был не слишком хорошим мастером, но древесину чувствовал даже он.
В мастерской меня дожидался Верфелев стол, за который со вздохом я и принялся. На второй ножке долото соскользнуло, и в моих руках остался кусок дерева, годный только на растопку. Ну, в лучшем случае на ножку для кухонной табуретки. Я покачал головой, упрекая себя за ротозейство и напрасный расход материала.
Рисса тихонько проскользнула в дверь и остановилась у порога.
– Ну что? Они ушли?
– Ушли. Я наперед знала, что из Каллоса путного столяра не выйдет.
– Зачем же ты велела ей привести его ко мне?
– Вендре попросила, а меня она бы все едино не послушала. Да и с чего бы: я ведь не мастер по дереву. Но я, – Рисса покачала головой, – вижу, как ты смотришь на дерево, как прикасаешься к нему, словно влюбленный. Каллос, тот на твоем месте просто треснул бы молотком – посмотреть, не удастся ли проделать дырку.
Я глубоко воздохнул.
– Ну а есть ли в округе мальцы, которые любят возиться с деревом? Или девицы: столяром может стать не только мужчина.
– Сказать не берусь, но разузнать могу. Правда, мне придется сказать, чего ты ждешь от своего ученика. Будь это мои собственные мысли, меня сочли бы чокнутой, но все знают, что старая Рисса работает на мага, а у магов, да и вообще у больших мастеров, не все дома. Так что, думаю, никто не удивится.
– Так ты для этого и привела Каллоса?
Глаза Риссы лукаво блеснули.
– Ручаюсь, сейчас он рассказывает всем своим приятелям, как ты заставлял его нюхать деревяшку. Скоро об этом прознает весь Кифриен.
– И весь Кифриен сочтет меня спятившим.
– А вот и нет. Никому не дано постичь, что на уме у мага, а потому никто не возьмется судить, в своем уме этот маг или рехнулся.
Ну что ж, прослыть загадочным, непостижимым волшебником, наверное, лучше, чем считаться сумасшедшим. Почему-то мне вспомнился отец, и я подумал, что бы сказал он. Небось прочитал бы длиннющую нотацию. А вот дядюшка Сардит, тот бы все понял. Но мне, признаться, больше нравилась роль сумасбродного ремесленника, чем загадочного чародея.
– Ну что ж, пусть думают, что хотят, но я столяр и сейчас займусь столом, который давно бы пора закончить.
– От работы, ежели раны позволяют шевелить руками, тебя не оторвать никому. Кроме командующей самодержицы.
– А ты знаешь более достойных людей, которым бы я мог повиноваться?
– Ох уж эти мужчины, – сопит Рисса, перед тем как уйти.
Я остался один, без подмастерья и без Кристал, которая мигом оторвала бы меня от работы. По правде сказать, это начинало беспокоить. Конечно, она уехала не на войну, но Феррел тоже отправилась в обычную поездку. И не вернулась.
Чтобы отвлечься, я принялся толочь в порошок затвердевший клей и кипятить воду.
С вершины холма Берфир смотрит на круглый предмет, висящий в небе над другим холмом, высящимся с дальней стороны долины. Там за мощными траншеями укрепились силы Колариса. От корзины воздушного шара к земле тянутся две черные линии.
Над окопами войск Фритауна поднимается облако дыма. Берфир заставляет себя не пригибаться, когда пушечные ядра, просвистев над долиной, взрываются ниже по склону.
Герцог озирает склон холма, где из-за безветрия вяло обвисли на древках малиновые знамена Хидлена. Ниже, за плоской равниной, представляющей собой сжатое поле, виднеется длинный пологий холм. По левую руку равнину замыкает небольшая роща, по правую она простирается до дальней гряды холмов.
Равнина усеяна неподвижными комками, причем, как отмечает Берфир, многие из них красно-золотые. Цветов Инноты.
Еще одно ядро, взорвавшись на склоне, разносит в щепки сосенку, росшую чуть пониже левого фланга хидленских окопов.
Глядя на воздушный шар, герцог замечает, как над краем корзины вспыхивает зеркало.
– …корректируют огонь… – бормочет он себе под нос.
– Прошу прощения, господин.
– Ничего, ничего…
Снова слышится свист, затем грохот. Взрыв оставляет воронку перед самым центром герцогских позиций.
– Нужно взглянуть, нельзя ли достать их пушки ракетами, – говорит герцог и шагает вдоль бруствера.
– Господин…
Ядра бомбардируют склон, но Берфир не склоняя головы идет к позициям пусковых установок.
Командир батареи поднимает глаза на герцога.
– Какие будут указания?
– Нуал, пускай ракеты выше.
– Что?
– Под другим углом, чтобы летели вот так, – герцог описывает рукой крутую дугу. – Тогда они будут взрываться среди вражеских траншей.
– Мы израсходуем ракеты впустую.
– Мы уже расходуем их впустую. Если нам не удастся накрыть залпом их пушки, они выбьют нас с этих позиций, вытеснят из Фритауна, займут долину Охайд и скоро будут стучать в ворота Хайдолара и Ренклаара. Переналаживай установки.
– Есть.
Берфир следит за тем, как расчеты пусковых установок пытаются установить трубы под более широким углом, чем предусматривалось конструкцией. А пушечные ядра ложатся все ближе.
К вечеру небо затянули черные тучи и стало по-настоящему темно. Я зажег над входом в мастерскую фонарь и вернулся к работе над ножками Верфелева стула. Стулья для него следовало сделать прочными, чтобы они могли выдержать немалый вес этого малого. Почему-то почти все люди, способные заказать хорошую мебель, отличались грузным телосложением.
Наконец, посадив ножки на клей, я вымыл горшок, добавил в него немного воды и снова водрузил на треножник у очага. В заднее окошко барабанил дождь, издали доносились раскаты грома.
Я силился распространить чувства как можно дальше. Кристал должна бы вернуться уже несколько дней, но, хотя я ощущал, что она приближается, не вернулась и по сию пору. Наконец мне удалось уловить отдаленный конский топот, и я, потеряв терпение, выбежал под хлещущий холодный дождь задолго до того, как Кристал и ее стражи остановились у конюшни.
Перрон распахнул двери конюшни. Хайтен соскочила прямо в грязь, другие стражи последовали ее примеру. Я протянул руку Кристал. С седла она спрыгнула легко, не нуждаясь в поддержке, но рука моя все же пригодилась. На мокрой глине немудрено было поскользнуться.
– Ну, зачем ты выскочил в такой ливень? – укорила меня она с улыбкой, согревшей лучше любого камина.
– Мне уже гораздо лучше, и хотелось увидеть тебя как можно скорее, – сказал я, сжав се в объятиях и не обращая внимания на режущую боль в ноге.
– Я рада.
Несколько мгновений мы стояли молча.
– Как ты можешь со мной обниматься? – спросила Кристал. – Я вся пропахла лошадиным потом.
– Что-то не заметил.
– Значит, тебе нужно подлечить не только ногу.
– Ну, ежели с твоей помощью…
Перрон ухмыльнулся, хотя это могло мне и показаться. Вечер стоял темный, и дождь хлестал так, что даже от яркого фонаря было мало толку.
– Мы оба промокли. И, стоя здесь, ты точно ничего не вылечишь.
Спорить не приходилось, а потому я взял поводья и последовал за Хайтен в конюшню, радуясь тому, что при постройке настоял на высоком глинобитном полу.
– Да в твоей конюшне суше, чем в иных гостиницах, – промолвила Хайтен, когда я, войдя внутрь, засветил фонарь.
– Стараюсь. А для чего? Для того чтобы командующей и ее охране нравилось у меня и они останавливались здесь почаще.
– Не думаю, что командующую необходимо сюда заманивать, – тихо заметил Перрон.
Кристал покраснела. Я закашлялся.
К тому времени, когда конь Кристал был вычищен, а седло и упряжь насухо вытерты, дождь сменился мокрыми снежными хлопьями, падавшими вперемежку с мелкими градинами.
– Похоже, дело идет к настоящей стуже.
– Да, похоже на то.
Я сжал ее руку и придержал ей дверь.
Рисса встретила нас подбоченясь, с суровой миной на лице.
– Не обессудьте, но сегодня придется обойтись рагу из барашка. Хорошо еще, что хоть хлеба вдоволь. Конечно, командующая, знай я заранее, что ты прибудешь…
– Рисса, рагу из барашка – это превосходно. Тем более после дорожных пайков и ужинов в трактирах, да еще в это время года. – Кристал улыбнулась и потянулась. – Хорошо все-таки оказаться дома.
– А где твои стражи?
– В конюшне, упряжь развешивают. Все намокло: от самой Фелсы мы ехали под дождем.
– Оно и видно. Крысы утопшие, и те выглядят суше.
Мы с Кристал переглянулись. Похоже, Рисса была права.
Мы отправились в спальню, где я стянул мокрую рубаху, а она – тунику, после чего снова оказались друг у друга в объятиях. От близости ее влажной, прохладной кожи у меня кружилась голова. Она поцеловала меня, и неизвестно, чем бы это кончилось, но у нее заурчало в животе.
– У меня с завтрака крошки во рту не было…
Я подал ей старую рабочую рубаху, сам надел такую же, но еще более старую, и последовал за ней на кухню, где нас уже дожидались стражи.
– Садитесь, – Кристал сделала жест, приглашая всех к столу.
Рисса водрузила на столешницу кастрюлю с рагу и корзинку с тремя караваями еще теплого хлеба.
– …это тебе не в казармах…
– …так больше нигде не кормят…
– Джинса, кончай бормотать с набитым ртом, – сделал замечание Перрон.
– Есть чай с травами и эль, – сказала Рисса, расставляя кружки.
– Эль, – твердо заявила Кристал. – После такой трудной восьмидневки хочется эля.
Хайтен и я попросили чаю. Остальные пили эль.
К тому времени, когда я выпил полкружки чаю и почувствовал, что согреваюсь, Кристал и каждый из ее стражей умяли самое меньшее по две порции рагу. Кроме того, Риссе пришлось положить в корзинку еще два каравая.
Мне вполне хватило одной порции, но я перекусил в полдень хлебом и сыром, да и не скакал день напролет под ледяным дождем.
– Как защитные сооружения гавани? – осведомился я, доев рагу.
– Да нет в Расоре никаких защитных сооружений.
– Как нет? А стены?
Кристал молча жевала. Перрон уставился в миску.
– Можно мне еще хлеба? – спросила Хайтен.
Воззрившись на корзинку, я едва поверил своим глазам. Она была пуста.
– Сейчас подам, – сказала Рисса. – Хлеба у нас вдоволь.
– Понятно, – заметил я. – Против ракет Берфира стены не помогут.
– А уж тем более против дальнобойных хаморианских пушек, – буркнула Кристал и отпила долгий глоток эля. – Старый форт выстроен прямо у волнолома, как специально подставлен под обстрел с моря.
– А насчет пушек ты узнала от посла Южного Оплота?
Кристал глубоко вздохнула.
– В Деллаше стоит эскадра из дюжины хаморианских паровых крейсеров, а еще больше кораблей находятся в пути.
– В Деллаше? А это где?
– Знаешь остров напротив Саммердока?
– Это в Делапре, но Делапра – это ведь земли Южного Оплота.
– Уже нет. В Саммердоке находится огромный хаморианский торговый двор. Хаморианские купцы используют тамошний порт почти круглый год.
Картина прояснилась. Хамор прибрал к рукам этот Деллаш, чтобы превратить в военно-морскую базу для «защиты» своей торговли в Кандаре…
– Так вот почему посол Южного Оплота прибыла в Расор, а не в Кифриен.
– Она не была послом, – саркастически откликнулась Кристал. – Просто совершала увеселительную поездку. Как и я.
– И ты? – удивился Перрон.
– И я. Может командующая Кристал совершить путешествие или нет? – Она хмыкнула и опустошила кружку. – Я бы выпила еще.
Рисса кивнула и принесла кувшин.
– Она много говорила о хаморианских крейсерах, их водоизмещении, осадке, скорости, пушках и морской пехоте на борту, – сказала моя супруга, отпив еще глоток. – Раньше Деллаш был рыбачьим поселком. Теперь там имеется глубоководный мол и три причала, и огромная гора угля, который берется неизвестно откуда.
По мере того как Кристал говорила, мне все больше и больше становилось не по себе. Чему способствовал и вид опустивших глаза стражей.
– А почему об этом никто не слышал?
– Видимо, потому, что так было угодно императору.
Это мне понравилось еще меньше.
– А Каси… самодержица знает?
– Пока нет. Но я не бегу к ней с докладом, потому что она едва ли сможет предпринять что-либо сегодня вечером.
За окном продолжали тяжело падать снежные хлопья.
– Она вообще мало что может сделать, – высказался Перрон.
Кристал тяжело вздохнула и, пока Перрон заново наполнял свою кружку, сделала еще один большой глоток эля.
– Как дела у Елены? – спросил я, чтобы прервать затянувшееся молчание.
– О, она стяжала всеобщее уважение, – с легким смехом произнесла Кристал. – Что и немудрено: ей в первый же день удалось выяснить, каким манером Килдеси ухитрялась пополнять свой кошелек казенными денежками.
– В оружейных и кладовых появилась уйма вещей, – добавила Хайтен. – Причем как раз после того, как стало известно, что она знакома с тобой, мастер Леррис.
– Не думаю, чтобы мое имя так уж сильно на это повлияло. Елена так хорошо знает свое дело, что ей нет нужды опираться на третьеразрядных чародеев.
– Ага, наконец-то он признал себя чародеем, – заметила Хайтен, подмигивая Перрону.
– Теперь, после недавних событий, ему трудно это отрицать, – добавила Кристал. – Притом, что он прославился не только как маг, но и как герой.
– А я думал, ты на моей стороне, – буркнул я.
– До тех пор пока дело не касается интересов государства и моей верности самодержице, – ухитрилась выговорить она с каменной физиономией, после чего прыснула.
Мы поболтали о том о сем еще некоторое время, но скоро все, не исключая меня, начали зевать.
Хайтен ушла первой, но перед этим, выглянув во двор, сказала:
– Снегу-то, снегу… на добрый демонов спан насыпало. С каких это пор в Кифриене так рано выпадает снег?
– Ты вроде в сапогах, – хмыкнул Перрон, – или хочешь, чтобы кто-то помог тебе их снять?
– У тебя и со своими-то сапогами хлопот хватит.
Другой страж мужского пола покачал головой. Женщина – Джинса – ухмыльнулась.
Кристал встала. За ней встал и я, предоставив оставшихся стражей самим себе.
Позднее, уже закрыв за нами дверь спальни, я спросил:
– Так что, эта «путешественница» приехала в Расор, чтобы предупредить тебя насчет Хамора?
– Леррис, подумай сам. Если Южный Оплот обеспокоен настолько, что не решается направить посла в Кифриен официально и ведет переговоры через путешественниц, о чем это говорит?
– Там боятся дать императору хоть малейший повод для недовольства. Полагают, что Хамор воспользуется любым предлогом, чтобы прибрать к рукам и Делапру, и весь Оплот.
– Фактически Делапра уже сейчас под хаморианским контролем. Еще ранней осенью, когда наше внимание было поглощено Хидленом, они послали корабль – всего один корабль – к Саммердоку. Трех выстрелов из дальнобойной пушки хватило, чтобы разнести маяк в пыль.
Кристал повесила куртку в стенной шкаф и присела на краешек кровати.
Я стащил с нее сапоги и взял на себя смелость помассировать изящную икру.
– Мне нужно принять душ.
– Мало тебя дождем мочило?
– Дождь одно, душ другое. Я не могу быть такой грязной.
– Для меня ты и так хороша.
– Леррис…
– Но сейчас холодно, ты замерзнешь.
– Я приму душ, а потом ты меня согреешь.
Она улыбнулась, и мне не осталось ничего другого, кроме как улыбнуться в ответ.
Рано утром, по слякоти, в которую превратился выпавший за ночь снег, Кристал с охраной уехала в Кифриен. Двор превратился в озерцо грязи, и на конюшню, чтобы почистить и накормить Гэрлока и упряжную лошадь, мне пришлось пробираться по стеночке.
Гэрлок пританцовывал в своем стойле.
– Понимаю, тебе охота прогуляться. Но пока эту грязь не прихватит морозцем, мы никуда не поедем, – заявил я ему, засыпая овса в кормушку.
Ответом мне было фырканье.
Пока он ел, я навел порядок в его стойле, стойле упряжной лошади и в стойле лошади Кристал. Оказалось, что стойла охраны тоже не чищены, и мне пришлось взяться за лопату. В конце концов у нас есть грядки, а конский навоз удобряет почву.
Правда, после такого занятия мне пришлось долго и тщательно умываться. Отмыться холодной водой было не просто, но меня ждала работа со светлым, тонковолокнистым деревом, а навоз, вопреки мнению некоторых, оставляет на древесине стойкие пятна. Потом прихватило ногу, и я вынужден был ненадолго присесть.
Тем временем выяснилось, что котелок-увлажнитель пуст и в него необходимо добавить воды. Чтобы вода испарялась, требовалось подкинуть в очаг поленьев. Добираться до дровяного сарая пришлось по грязи, часть которой после этой прогулочки оказалась на полу моей мастерской. Мне не осталось ничего другого, как взяться за метлу и тряпку.
Наконец, когда поднявшееся над горизонтом солнце растопило снег на навесах и по крыльцу застучала капель, я решил-таки довести до ума стул, парный к Верфелеву столу. Но не тут-то было: стоило взяться за рубанок, как оказалось, что он нуждается в заточке, ну а взявшись за точило, грех было не привести в порядок заодно резцы, стамески и ножи.
Так и вышло, что к середине утра я толком ничего не сделал: разве что в мастерской теперь царил порядок и инструменты были остры. Кроме пил, но их разводка была делом Гинстала. Неправильная заточка могла испортить хорошую пилу, а я в этом деле не чувствовал себя докой.
Но когда мне удалось-таки провести рубанком по ножке Верфелева стола, в дверь мастерской постучали.
На пороге стояла Рисса с молодым человеком. Его поношенные сапоги были, само собой, по самые голенища в грязи.
– Это Турон…
Я вздохнул.
– Скажи, чтобы он убрал грязь с сапог.
Рисса, покачав головой, вручила пареньку сапожную щетку.
Он поднял на нее глаза. Она сделала смахивающее движение.
– А… сапоги почистить. – Турон широко улыбнулся и взялся за щетку.
Грязь полетела во все стороны, но я ухитрился не поморщиться, даже когда один комок угодил в мою лучшую кисть для лака. Просто отложил рубанок и двинулся навстречу.
Рисса улыбнулась и удалилась, закрыв за собой дверь. Мы с пареньком остались вдвоем.
– Ты хочешь стать столяром?
– Да, хозяин, – ответил он с широкой ухмылкой.
– А почему? С чего ты взял, что сможешь работать по дереву?
– Я люблю дерево. Стружки приятно пахнут, а гладкая древесина похожа на девичью кожу.
– Что скажешь об этом?
Я вручил ему обрезок вишни.
– Хорошее дерево, твердое, много на что годится.
– Из такого маленького обрезка много не сделаешь.
– Маленькие куски годятся для небольших вещиц. Вроде свистульки. Вот, взгляни.
Он помахал грубым деревянным свистком.
– Я вообще-то делаю вещи побольше.
– Вижу, вот какие стулья. – Он коснулся грязными пальцами изгиба Верфелева стула, и я едва не вздрогнул. – Хорошие. У Стаселя таких нет.
– Такие мало у кого есть. Их трудно делать.
Некоторое время Турон пялился на стул, а потом yбpaл свисток, и его взгляд упал на дощатый пол.
– Здесь и пол чистый.
– Работа по дереву требует чистоты.
Он печально улыбнулся.
– Извини.
Мне и самому впору было извиниться. Турон древесину чувствовал, но вот соображал туго. Ну почему мне никак не удастся заполучить подмастерье, способного и ощущать дерево, и шевелить мозгами?
После того как Турон ушел, я взялся за веник и вымел всю грязь за порог, после чего вымыл половицы. Мне, выросшему на Отшельничьем, трудно было примириться с грязью хоть дома, хоть в мастерской.
– Он славный паренек, – промолвила появившаяся вскоре Рисса.
– Славный-то славный, но… – Я вздохнул. – На мастера ему не выучиться.
– Трудно стать столяром?
– Нелегко.
По моему разумению, достичь хороших – не говоря уж о том, чтобы выдающихся – результатов было нелегко в любом деле. Я, например, неплохо работал по дереву. Не так хорошо, как дядюшка Сардит и, может быть, Перлот из Фенарда, но заказчикам моя работа нравилась. Неужто в нашем мире не хватает людей, способных и желающих усердно трудиться и производить хорошие изделия?
– Это печально, – заметила Рисса. – У хороших ребят не хватает мозгов, а сообразительные не любят работать.
– Иногда до смышленых доходит, что работать все-таки надо.
– По-моему, редко.
– Я в юности вовсе не рвался к верстаку.
– Ну, не знаю, мастер Леррис… А Турона, бедняжку, жаль.
Мне тоже было его жаль, но моя жалость не могла прибавить ему ума. Его сообразительности хватило бы разве что на изготовление грубых скамей, вроде тех, какие мастерил Дестрин, но такие заказы моя мастерская не выполняла.
Вздохнув, я заел печаль ломтиком белого сыра и сухарем, после чего взялся-таки за Верфелев заказ. Вся вторая половина дня была посвящена ему, и к приезду Кристал дело уже дошло до покрытия лаком и полировки.
– От тебя здорово пахнет, – сказала она.
Я ухмыльнулся.
– Перрон и компания уже за столом, – добавила Кристал. – А нам не мешало бы поужинать вдвоем. Надо кое-что обсудить.
Моя физиономия вытянулась.
– Я что-то натворил?
– Ох, Леррис, – грустно рассмеялась она. – Ни в чем ты не провинился. Я довольна тобой, разве только опасаюсь чуток, как бы тебе опять не приспичило стать героем. Мне просто хочется побыть с тобой наедине и поговорить, чтобы никто не слышал. Заканчивай свои дела.
– Да уж почти закончил.
Я разложил тряпки сушиться – на каменной плите, подальше от очага и от деревянных изделий. Немало столяров остались без мастерских из-за возгорания промасленной ветоши, и мне вовсе не хотелось оказаться одним из них.
Когда мы появились на кухне, Перрон встал.
– Мы уже почти закончили, командующая.
Кристал кивнула, и мы с ней отправились в умывальню.
Кристал умылась, но переодеваться не стала, а вот я извозился за день так, что мне пришлось сменить рубаху.
Когда мы вернулись на кухню, Рисса водрузила на стол тарелки, на каждой по половинке курицы с гарниром из оливок.
– О, курятинка!
– Будь у нас свои куры, мастер Леррис, это блюдо появлялось бы на столе чаще.
– Никаких кур.
Рисса пожала плечами.
– Дело хозяйское. Но тогда и на столе курятина будет нечасто.
Пока Кристал наполняла свою кружку элем, а я – клюквицей, Рисса поставила между нами миску с бобами, хлебную корзинку и две плошки с повидлом, яблочным и из клюквицы. После чего выскользнула за дверь.
– Берфир расставил патрули по всем дорогам на Хидлен, – сообщила Кристал, разделывая цыпленка ножом с легкостью и изяществом, которым я всегда завидовал. – Правда, они пока никого не останавливают.
Я кивнул, пригубил клюквицы и помассировал все еще быстро устававшую левую ногу.
– А как продвигается его война с Коларисом?
– Сначала Берфировы войска перевалили через холмы севернее Ренклаара и стали развивать наступление по полям, к югу от Фритауна. Но силы Колариса перегруппировались и сумели наступление остановить. Сейчас все ограничивается мелкими стычками, не дающими преимущества ни той ни другой стороне. Сегодня мне доложили, что Берфир ждет новобранцев из Телсена.
– Но он ведь не двинется по Фрвенской дороге? Это территория Монтгрена.
– У графини меньше возможностей защитить свои земли, чем у Колариса.
– Берфир хочет прибрать к рукам весь восточный Кандар?
– Будь его воля, он бы прибрал. Но на Фритаун хидленцы зарились всегда, еще в то пору, когда он именовался Лидьяром. К тому же нынешнюю войну развязал Коларис. – Она пожала плечами. – А оливки хорошие.
– Лучшие, какие были у Хенсила. Маленькое вознаграждение.
– Ох, Леррис, всегда-то ты ухитряешься получить дополнительное вознаграждение.
– А что позволило Коларису остановить Берфира? – спросил я, чтобы сменить тему.
– Думаю, Хамор выделил немного золота, а Коларис воспользовался советами другого чародея.
– Замечательно. Значит, объявился новый чародей.
– Это наш общий знакомый. Саммел.
– Саммел? С Отшельничьего? Странно, он походил на анахорета или ученого, но не производил впечатления человека, тронутого хаосом.
Я живо припомнил Саммела, ходившего в сандалиях и коричневой хламиде. Будучи старше большинства из нас (ему было уже около сорока), он держался с мягкой уверенностью и говорил тихо, но веско.
– Антонин тоже казался добряком: бедных кормил и все такое. Тамре, и той голову задурил, – напомнила Кристал.
– Это правда, – вздохнул я. – Но все-таки странно. Антонин с самого начала был белым, а Саммел – нет. С чего бы ему предаваться хаосу?
Кристал пригубила темного эля и отломила кусочек хлеба.
– Кто его знает? Нам лишь известно, что он предоставил свитки, содержащие небезынтересные сведения, не только Коларису, но и виконту, и даже Берфиру. Каси полагает, что кое-что дошло и до Хамора.
– Это похоже на хаос – или на потворство хаосу.
– Возможно, он просто добывает средства к существованию, торгуя знанием, – усмехнулась Кристал. – Джастин вот тоже говорит, что и магам нужно на что-то жить.
– Джастин – это другое дело, – откликнулся я, намазывая на хлеб повидло из клюквицы.
– Как ты можешь есть такую кислятину?
– Иногда кисленькое в самый раз.
– Зря ты это сказал.
Я чуть не поперхнулся.
– Виконт обещал графине помощь, – продолжила Кристал как ни в чем не бывало. – Он издал указ о призыве новобранцев.
– Черт, – пробормотал я с набитым ртом, поскольку чем больше слышал, тем меньше мне это нравилось.
– Каси хотела, чтобы ты заехал к ней где-нибудь через восьмидневку.
– Зачем ей понадобился столяр?
– Она хочет, чтобы ты снова был в сером. Весь Кифрос, уже не первый год, знает тебя вовсе не как простого столяра.
Она отрезала кусочек курятины и сделала большой глоток.
– Тогда чего ради я корячусь здесь над Верфелевым столом?
– Ради денег. Хорошая работа по дереву оплачивается лучше магии.
– Я сомневаюсь, что магия вообще оплачивается.
– Ну, Каси же дала тебе золота. Хотя порой мне хотелось бы, чтобы она заплатила тебе только за шкаф.
– Это еще почему?
– Потому что… – Она слегка пожала плечами. – Ты слишком стараешься угодить, и я очень боюсь, как бы это не кончилось твоей смертью. При очередной попытке показать себя героем, чтобы ублажить меня или ее.
– Она-то тут при чем?
– Ну, меня ты можешь ублажить и другим манером.
Я застонал.
– Ладно, но чего ради она хочет, чтобы я явился на аудиенцию в сером?
– Там будет посол Хамора. Настоящий посол.
Мне опять захотелось застонать, но пришлось сдержаться: стонов и так было более чем достаточно. Известно ведь: если жалуешься слишком часто, то когда дойдет до настоящего горя, тебя никто не захочет слушать.
– И мне обязательно снова надо быть в сером?
– Обязательно.
– А как насчет Тамры и Джастина?
Кристал пожала плечами, и я ее понял. Они находились то ли в Монтгрене, то ли в Кертисе, но никто не знал, где именно.
– Выходит, я должен играть роль придворного мага?
– Так, по-твоему, это игра?
Тут она меня, пожалуй, уела. Кристал отпила большой глоток эля.
– Ты сегодня много пьешь.
– Знаю, – она одарила меня хмельной улыбкой. – Но это порой способствует.
У меня хватило ума не спросить, чему это «способствует». Я это понял попозже. Уже в постели.
Остановив лошадь подальше от опушки, Тамра подождала Джастина. Тот подъехал к ней и остановил пони, чтобы пропустить следовавшую по дороге воинскую колонну.
За двумя взводами всадников катился фургон, позади которого маршировала на юг пехота в блеклых сине-зеленых мундирах. На легком, но холодном ветру трепетало сине-зеленое знамя с ястребиным когтем, сжимающим сноп золотистых колосьев.
Темноволосый немолодой маг, проводив взглядом солдат, погладил Роузфут по шее.
Была подружка у меня, как сладко было с нею,
Имел я кров, имел очаг и теплую кровать,
Имел и доброго коня, но нынче я владею
Одним клинком. И с тем клинком иду я воевать! —
распевают, маршируя, бойцы.
– Отряды Колариса намереваются вторгнуться в Хидлен с севера? – спросила Тамра.
– Не исключено, – кивнул Джастин. – Но Хайдоларский тракт проходит через Кертис, и виконту их планы могут не понравиться.
Каждый пехотинец нес на плече что-то, издали походившее на посох.
Тамра прищурилась, а потом поежилась и посмотрела на Джастина.
– Ружья? По ощущению ружья, железо и все такое. Но ведь у Берфира есть белый маг.
– Да, это ружья, – вздохнул Джастин.
Джастин помолчал, а потом очень тихо сказал:
– Попытайся ощутить, что у них на поясах.
После долгого молчания Тамра выпрямилась в седле.
– Там металл, маленькие стальные цилиндры… Но разве сталь укроет от хаоса?
Джастин кивнул.
– Миниатюрные патроны. Все равно, что крохотные ракеты. Пороховницы больше не требуются.
– Но почему, откуда все это взялось?
Джастин, не сводя глаз с длинной колонны, пожал плечами.
– Это из-за Лерриса?
Шепот Тамры прозвучал очень резко.
– Нет, – печально покачал головой Джастин. – Это началось задолго до Лерриса.
Тамра открыла было рот, но он решительно повторил:
– Задолго. Кто-то заново открыл то, что считалось надежно укрытым. Увы, ничто не может оставаться сокрытым вечно.
Джастин тяжело вздохнул.
За пехотой со скрипом катились тяжелые фургоны, каждый везла четверка лошадей.
Тамра с Джастином ждали и смотрели. Смотрели и ждали.
Человек, стоявший у дверей мастерской, ростом был мне по плечо, а его зеленый, отделанный кроликом плащ и добротные, начищенные сапоги свидетельствовали об ограниченном достатке.
– Мастер Леррис?
– Будь добр, заходи, – ответил я, бросив взгляд на стол и стул Верфеля, которые мне наконец удалось закончить. Оставалось лишь погрузить их в фургон, в чем мне обещал помочь приятель Риссы Киблон. – Чем могу служить?
Посетитель вошел внутрь и, чтобы не выпускать тепло, закрыл дверь.
– Меня зовут Даррик, – сказал он, отбросив с загорелого лба редеющие темные волосы и прокашлявшись. – Я торгую пряностями. Завозил кое-что Хенсилу, ну и… Верин рассказала мне про стулья.
– Хочешь заказать такие же?
Даррик рассмеялся.
– Такие стулья или такой стол? Нет, подобные вещи мне не по карману. Я подумывал о ларе с отделениями или ящиками.
– Ага, под специи. Чтобы хранить каждый сорт на своем месте, так?
– Именно.
– Тут могут возникнуть сложности.
Даррик поджал губы.
– В таком деле важен и основной материал, и отделка. Нужна твердая древесина и точная подгонка. Ящики должны закрываться плотно: ты ведь не хочешь, чтобы твои пряности выдыхались?
– Конечно, нет! Об этом я не подумал, но звучит убедительно.
– Сколько отделений тебе потребуется?
– Я привез перечень всего, чем торгую.
– Это потом, сейчас скажи примерно.
– Ну, два-три десятка.
Я выложил на верстак несколько листов бумаги.
– Надо думать, для одних тебе потребуется больше места, для других меньше, так? Тогда можно большие секции разместить внизу, а что поменьше, те повыше. Смотри, – я сделал быстрый набросок. – Это только общая форма: готовая вещь будет выглядеть не так.
Торговец пряностями склонил голову, присматриваясь к рисунку.
– Хм-м…
– Ты предпочитаешь отделения с дверцами или выдвижные ящики? А может быть, и то и другое?
– А что, если здесь и здесь, – он указал на чертеж, – сделать маленькие выдвижные ящики для самых редких специй? Они много места не занимают. И два ряда небольших ящиков можно сделать вот тут.
– Дело в том, – прервал я его, – что много маленьких ящичков будут весить больше, чем несколько больших. Это сместит центр тяжести ларя кверху и сделает его неустойчивым. Можно, конечно, утяжелить основание, сделав его шире, вот так…
– Не уверен, что мне это понравится, – медленно произнес Даррик. – А другого способа нет?
– Есть несколько, но у каждого имеются как преимущества, так и недостатки…
Я быстро набросал несколько эскизов с разными вариантами размещения ящиков, отделений и полок.
Пока он рассматривал чертежи, я добавил воды в увлажнитель и горшочек для клея, а заодно смел опилки со стула.
– Вот уж не думал, что заказ простого ларя может оказаться таким сложным делом.
– Простых ларей не бывает. Конечно, ты можешь заказать что-то вроде комода с ящиками одинакового размера, но в некоторых из них пространство будет теряться впустую. К тому же вещь получится заурядной.
– Но я ведь и не претендую на произведение искусства, мастер Леррис. Простой ларь или комод.
– Вот такой?
Я набросал простой комод с двенадцатью выдвижными ящиками.
– Нет, больно уж приземист.
– Ладно, а такой?
Второй вариант был с пятнадцатью ящиками, поуже и повыше.
– Ну, не знаю…
Я рассмеялся.
– Ты только что сказал, что тебе нужен простой комод, но как раз простой тебе не нравится.
– Что поделать, если я не могу позволить себе произведение искусства.
– Часть стоимости изделия приходится на материал. Древесина мягких пород стоит дешевле, и работа с нею идет быстрее, но она требует более твердых лаков.
– Но ведь ты наверняка хочешь содрать с меня как можно больше.
– Ты неправильно меня понимаешь. Конечно, чем лучше вещь, тем дороже она будет стоить. Но тебе хочется получить приемлемую вещь за приемлемую цену.
Он кивнул.
– Так оно и есть.
– Тогда вот что, – со вздохом сказал я, – сначала выясним, что тебе нравится. Я скажу, сколько примерно это может стоить, а потом мы обговорим это более подробно. Детали, украшения, резьба и все такое может существенно повлиять на цену.
– Ну давай посмотрим.
Изведя листов десять бумаги – не на один, между прочим, медяк, – мы остановились на варианте, близком к первоначальному. Правда, в середине верхней части я, для красоты и равновесия, поместил полку.
Сговорились мы на восьми золотых.
– Но чтобы никаких трещин, – предупредил Даррик.
– Трещин не будет. А если вещь тебе не понравится, можешь не забирать.
– Ты веем заказчикам так говоришь?
– Всем!
Он покачал головой.
– Молодой, а так уверен в себе…
Сам я полагал, что дело не в уверенности: просто считал, что мои изделия достаточно хороши и, в случае отказа заказчика, их всегда можно будет продать кому-нибудь другому. Но даже будь это не так, у меня все равно не было желания заставлять людей приобретать вещи, которые им не нравятся. Это не принесло бы радости ни заказчикам, ни мне.
– Я никого не принуждаю…
– Надеюсь, ты всегда будешь рассуждать так же. А когда будет готов мой заказ?
– Самое меньшее, через четыре восьмидневки, а то и через три месяца. У меня нет готового материала, а значит, дубовые доски придется выдерживать, чтобы потом не пошли трещины.
– Ну что ж, надеюсь, мне не придется ждать больше трех месяцев.
Он запахнул плащ и повернулся к двери.
– Я тоже.
Мой голос прозвучал сухо.
– Всего доброго, мастер Леррис.
– Всего доброго.
После ухода Даррика мне удалось-таки найти рисунок письменного стола Антоны и начать набрасывать эскиз креплений. В отличие от дядюшки Сардита мне приходилось делать наброски. Правда, у меня не было его опыта: возможно, в молодости он и сам работал по чертежам.
Незадолго до полудня на тощей, костлявой гнедой кобыле приехал Киблон. Заслышав странный аллюр, я вышел на крыльцо мастерской, а Рисса – на порог кухни.
Худощавый, как и его лошадь, Киблон улыбнулся Риссе и кивнул мне.
– Добрый день, мастер Леррис.
– Добрый день, Киблон. Спасибо, что согласился помочь. Я подыскиваю подмастерья, но пока такового нет…
– Хорошего подмастерья найти непросто.
– Особливо, – встряла Рисса, – ежели хозяину надо, чтобы и смышленый был, и дерево чувствовал, и руки росли из нужного места.
– Ох, Рисса, девонька моя, на месте мастера Лерриса я искал бы точно такого же. Мне тоже не подойдет паренек, который станет ломать тростник, вместо того чтобы гнуть.
Рисса поглядывала то на меня, то на своего приятеля.
Киблон был худым, но жилистым и, как оказалось, обладал немалой силой. Вдвоем мы мигом забросили стол и стул в фургон; куда больше времени ушло у меня на прокладку вещей ветошью и покрытие промасленной парусиной. Заодно я уложил в фургон и посох, после чего предложил Киблону два медяка.
– Не надо, – покачал он головой, – я предпочитаю услугу за услугу…
– Ну что ж, – улыбнулся я, – это справедливо…
– …и хорошее угощение от одной знакомой красотки.
Корзинщик игриво подмигнул мне и любовно обнял Риссу за плечи. Она нежно улыбнулась в ответ.
– Может, поехать с тобой, мастер Леррис? – спросил он.
– Не надо, разгрузиться мне заказчик поможет. А тебя тем временем приветит «одна знакомая красотка».
– Мастер Леррис, – Рисса залилась румянцем.
Я щелкнул вожжами, и вороная кобыла, фыркнув, тронулась с места. С северо-запада дул пронизывающий ветер, и к тому времени, когда фургон докатил до Кифриена, я продрог так, будто сам побывал в Закатных Отрогах.
Часовой у дворца самодержицы помахал мне рукой, и я помахал в ответ, хотя бойца не узнал. Похоже, людей, знавших меня, но незнакомых мне, становилось не меньше, а все больше и больше.
Усадьба и фургонный двор Верфеля находились к северо-западу от Кифриена, по дороге на Мелтозию.
Когда мой фургончик катился по утрамбованному полотну, мимо прогромыхал грузовой фургон чуть ли не вдвое больше моего. На боковине синего тента красовались контурное изображение запряженного парой лошадей фургона и имя «Верфель». Проезжая мимо меня, возница слегка коснулся рукой шапки.
Белостенное строение, образовывавшее квадрат вокруг внутреннего двора, находилось на пологом, обеспечивавшим хороший дренаж склоне. В двух сторонах квадрата размещались жилые помещения, в двух других – склады, амбары, конюшни и все прочее. В подсобные помещения можно было попасть снаружи, а в жилые – с внутреннего двора.
В отличие от Хенсила, стражников Верфель не держал, однако при моем приближении навстречу вышел один из его возчиков: широкоплечий верзила, выглядевший так, будто Хенсиловых костоломов он запросто мог сжевать и не поперхнуться.
– Ищешь мастера Верфеля? Он в конторе, за углом.
Аккуратно подобрав вожжи – мне не хотелось, чтобы фургон дернулся, – я направил лошадь к южному фасаду здания. К тому времени, когда фургон встал на тормоз перед массивными, окованными железом парадными дверьми конторы, Верфель уже ждал меня на пороге.
– Мастер Леррис, ты никак доставил груз грузоперевозчику?
– А почему бы и нет? Все равно ведь надо было сообщить тебе, что заказ готов.
– Вот настоящий мастер, – со смехом промолвил Верфель, обращаясь к подошедшему вслед за мной верзиле возчику. – Он не станет тратить время впустую.
По знаку Верфеля возчик и еще один вышедший из конторы здоровенный малый легко, как пушинку, выгрузили из фургона тяжелый дубовый стол, занесли его в контору и поставили в четырех футах от стены, перед дверью с железным засовом. Верфель вошел вслед за ними, а я принес и поставил стул.
Кивнув мне, оба работника покинули контору – оштукатуренное помещение, имевшее около десяти локтей в длину и пятнадцати в ширину. Единственное, достигавшее двух локтей в ширину и трех в высоту окно было забрано снаружи массивной металлической решеткой. Мой стол, как, надо полагать, и рассчитывал Верфель, стал самым заметным элементом убранства помещения. Хотя в первую очередь здесь обращал на себя внимание сам хозяин: стройный мускулистый атлет на добрую голову выше меня ростом.
Внимательно, с сосредоточенным выражением на лице, Верфель осмотрел стол, пробежал пальцами по столешнице, выдвинул по очереди, и не по одному разу, каждый ящик, осмотрел их все снаружи и изнутри, уселся на стул, покачался на нем взад-вперед и из стороны в сторону и наконец выпрямился.
– Есть только одно замечание…
У меня появилось сильное желание огреть Верфеля по башке.
– Ты нигде не поставил клеймо изготовителя.
По правде сказать, это просто не пришло мне в голову. Сардит маркировал свои изделия, а вот Дестрин – никогда. Впрочем, кто станет ставить клеймо мастера на дешевые скамьи для таверны?
Верфель рассмеялся.
– Не переживай, мастер Леррис, это я просто к слову. Мне-то никакой разницы нет, а вот тебе советую подумать. Хорошая работа заслуживает отличительного знака.
Приоткрыв дверь с железным засовом, он исчез за ней и вскоре появился с кожаным кошелем.
– По-моему, он прекрасно вписался в помещение. А, мастер Леррис?
Я улыбнулся:
– По-моему, тоже, хотя об этом, наверное, лучше спрашивать не меня.
– А кого еще?
Тут он, надо признаться, был прав. Хорошие мастера оценивают свой труд придирчивее всех прочих.
Отсчитав десять золотых, Верфель положил рядом два серебреника.
– Вот. Два серебреника не так уж много, но дела идут не так хорошо, как хотелось бы. Я, конечно, расхвалю твою работу всем своим знакомым, хотя вещь говорит сама за себя.
Чувствуя неловкость – ведь до уровня дядюшки Сардита моя работа еще не дотягивала, – я поспешил сменить тему.
– А что за сложности с делами? Хамор перебивает торговлю?
– Нет. Пока еще нет. Просто нынче плохие урожаи. На капусту, фрукты, картофель и оливки. Особенно на оливки…
– Ты сказал «пока нет». Похоже, неприятности с хаморианскими торговцами все-таки ожидаются?
– Не с самими торговцами, Леррис, а с теми, кто стоит за ними. Благодаря механическим станкам у них дешевые ткани, и скоро они приберут к рукам все мануфактурное дело. Потом появятся дешевые инструменты, дешевое стекло и дешевая керамика. Ну а затем они наладят собственные грузоперевозки и построят фабрики. В Острии и к югу от Нолдры это уже случилось, а нынче то же самое творится в Делапре.
– Но разве не может герцог или кто-то еще им помешать?
– Пытаются: вводят тарифы, налоги, пошлины, да все без толку. Они находят лазейки.
Я кивнул.
– Но беда даже не в этом: за их купцами всегда следуют корабли и солдаты. Коларису не выстоять в одиночку против виконта и Хидлена, а Хамор поддержит его лишь в обмен на открытие Фритауна для их товаров. Недалек тот день, когда хаморцы будут там хозяйничать. Конечно, ни столяр, ни грузоперевозчик этому помешать не могут, но вот супруге твоей, боюсь, в скором времени придется туго.
– Может быть.
Что бы ни происходило в последнее время, в результате мне или Кристал приходилось туго. А чаще всего нам обоим.
– Хорошо, что я не командующий, – сказал Верфель, покосившись на дверь.
Поняв намек, я сгреб монеты и поклонился.
– Спасибо.
– Тебе спасибо. Стол прекрасный, мне всегда хотелось таким обзавестись. Порадуюсь, пока могу.
Он с удовольствием уселся за стол, а я вернулся к своему фургону и проверил, на месте ли посох.
По дороге домой браться за посох не пришлось, но меня не покидало ощущение, что он потребуется мне куда скорее, чем того бы хотелось.
На следующее утро, после того как Кристал уехала в Кифриен, я потащился на конюшню, где, почистив и накормив Гэрлока и упряжную кобылу, подвесил на стропило мешок с песком и принялся наносить по нему удары посохом.
Даже запыхавшись и покрывшись потом, я не прекращал упражняться до тех пор, пока не задел посохом о перегородку стойла. Вырвавшись из рук, посох задел мою больную ногу, мне пришлось стиснуть зубы и, старясь не стонать, опуститься на солому. К счастью – это подтвердила проверка чувствами – обошлось без перелома, но здоровенный синяк был мне обеспечен.
Когда я наконец встал и заковылял к выходу, Гэрлок недовольно заржал. Ему хотелось прогуляться, но мне, в нынешнем положении, едва ли стоило залезать в седло.
Рисса, выметавшая мусор из кухни, заметила, как я ковыляю в мастерскую, и ворчливо заметила:
– Совсем себя не жалеете, что ты, что командующая. Работаете, пока не начнете валиться с ног. Этак и до тридцати не доживете, и детей после себя не оставите.
– Рисса, если я свалюсь с ног, то не дотяну и до следующей осени.
– Ага, а ежели станешь носиться как угорелый из конюшни в мастерскую – на больной-то ноге! – это поможет тебе прожить дольше?
Она была права, и мне не оставалось ничего другого, как ухмыльнуться.
– Ты работаешь как проклятый и создаешь замечательные вещи. Но эти твои изделия, будут ли они тебя любить?
– Рисса…
Взмахнув последний раз веником, Рисса исчезла за кухонной дверью. Последнее слово, таким образом, осталось за ней.
Наполнив водой увлажнитель воздуха, я достал наброски Даррикова ларя и сделал на их основе рабочий чертеж. Особое внимание пришлось уделить крепежу: ограниченные возможности заказчика вынуждали меня использовать более легкую, а стало быть, менее прочную древесину.
Некоторые мастера ухитрялись разрабатывать все такие детали в голове, но мне пока недоставало опыта.
К тому времени, когда удалось разобраться с чертежами, боль в ушибленной посохом ноге стихла, и я, оседлав Гэрлока, направился к западной дороге, где находилась лесопилка Фаслика. Мне требовалось подобрать материал для Даррикова ларя и письменного стола Антоны, работа над которым откладывалась то из-за моих ран, то из-за того, что Фаслик был занят похоронами своей сестры.
Все зависело от того, какая древесина и по какой цене найдется на лесопилке, как бы мне не пришлось переделывать чертежи.
Мое появление на полосе утоптанной глины, ведущей вверх по склону к лесопилке, громким щебетом приветствовал зимний крапивник, перепорхнувший на высаженные вдоль южной стороны деревья.
Привязав Гэрлока к столбу близ водяного колеса, я спустился вниз – поглядеть, как в тесном каменистом желобе бурлит приводящая в действие пилу вода. Камни по краям желоба покрывал мох: свидетельство того, что семейство Фаслика владело лесопилкой с давних времен. Из самого каменного здания лесопилки доносился визг пилы. Там шла работа, а значит, или сам хозяин, или кто-то из его людей находился на месте.
Войдя внутрь, я увидел, как Фаслик – силач, шириной плеч превосходивший даже Тэлрина – подает на распилку бревна, и, чтобы не отвлекать его, отошел к штабелями досок и заготовок. Дуба, что красного, что белого, ели и сосны там было в избытке, лоркена немного, вишни и того меньше, а ореховых пород не имелось вовсе.
Еще один широкоплечий малый с короткими каштановыми волосами прихрамывая подошел к штабелю небольших, не больше чем на дюжину спанов, дубовых стволов, предназначавшихся, по моему разумению, не на доски, а на столбы и стропила.
Мое бедро еще побаливало после утренней промашки, и когда этот паренек, стараясь, чтобы вес приходился на здоровую ногу, стал перекатывать бревна на тачку, я кивнул ему с пониманием и сочувствием.
После чего, едва стихло завывание пилы, заковылял к Фаслику. Его подмастерье вычищал выемку под полотном, двое работников складывали доски в штабеля, а сам хозяин возвращался от северной двери, где, видимо, перекрыл подачу воды.
Опилок в воздухе было столько, что я чихнул.
Хозяин лесопилки приветственно поднял руку.
– За деревом пожаловал, мастер Леррис? Какие породы тебе нужны?
– Дуб, белый или золотистый, и вишня. Столько, чтобы хватило на дубовый ларь и вишневый письменный стол.
– По штабелям ты уже посмотрел?
Я кивнул.
– Покажи, что выбрал.
Мы пошли вдоль штабелей.
– Вишни мне надо восемь широких брусьев и пять узких, дуба, вот этого, шесть досок и столько же брусьев.
Фаслик задумался.
– Ну, вишня, полагаю, пойдет по три золотых…
– Дороговато. Дерево молодое…
– С чего ты взял?
– Сужу по волокнам. Структура рыхлая.
Нахмурившись, Фаслик сплюнул на глиняный пол.
– Для такого молодого парня…
– Я прошел хорошую выучку.
– Меньше двух с половиной я не возьму.
– Пусть будет два с половиной.
Спорить мне не хотелось, к тому же вишня – материал редкий.
– А что с дубом?
– Сколько дашь? – Фаслик прищурился. – Какая цена, по-твоему, будет справедливой?
– Ну, белый дуб здесь неплох, но у тебя его много, а по весне, когда монет у людей в обрез, спрос невысок. Скажем, восемь серебреников.
Мысленно я нацелился на золотой.
– Золотой и три. Ни медяком меньше!
– Девять серебреников.
– Золотой и два. Это, считай, даром: моей семье придется обходиться одним кукурузным хлебом.
– Золотой. Это при том, что моему пони придется обходиться придорожной травкой. На зерно и сено у меня уже не хватит.
– Золотой и один! Только для тебя: ты честный малый, и я не прочь иметь с тобой дело и дальше.
Я вздохнул, но главным образом для виду.
– Идет.
– Договорились.
Мы ударили по рукам.
– Ты не против, если я заеду попозже? Я верхом, а под древесину нужен фургон.
Он кивнул.
– Ма… с… тер, – прозвучал незнакомый голос.
Рядом со мной стоял молодой человек с кривой ногой.
– Вигил, не беспокой мастера, – мягко сказал Фаслик.
– Какое беспокойство? – я присмотрелся к парню, и он показался мне больше похожим на преждевременно выросшего и раздавшегося в плечах мальчишку. – Ты хотел что-то спросить?
– По… по… к… казать. Взг… г… ляни.
Из складок туники он извлек резную крылатую фигурку с женским лицом и струящимися волосами.
– Ты… может…
Паренек осекся и молча протянул статуэтку мне.
– Он всегда такой был, – пояснил Фаслик. – Славный парнишка, старательный, но ему трудно выразить, что он имеет в виду.
Статуэтка понравилась мне с первого взгляда, а вчувствовавшись в нее, я испытал потрясение. Каждая линия резца следовала природному изгибу волокон.
– Ты сам ее вырезал?
Заика кивнул.
– Я ж говорил, он старательный, – заметил Фаслик.
– Ты не понимаешь, эта вещь лучше, чем мог бы сделать я. Гораздо лучше.
Фаслик разинул рот. Вигил тоже.
– Я умею мастерить мебель, и совсем неплохо, но такое искусство! Вигил, хотел бы ты выучиться на столяра? Я могу рассказать тебе о дереве все, что знаю, и научить работе с инструментами. Только имей в виду, работа столяра нелегкая. Она требует не только способности, но и аккуратности. В мастерской должно быть чисто, и столяру приходится не только мастерить красивые вещи, но и содержать в порядке рабочее место. Тебя это не смущает?
– Нн-ет-чищу-лес-ссопил-лку.
Он взглянул на своего отца. Я тоже.
– С твоего благословения, Фаслик, я бы взял его в подмастерья.
– Но ты не обязан, мастер Леррис, – он опустил глаза.
– Обязан, не обязан. Я раззвонил на весь Кифриен, что ищу ученика, а о тех, кто находится рядом и самым тесным образом связан с деревом, даже не подумал. Для меня он просто находка! Правда, – я сглотнул, – как насчет лесопилки?
– Бб-ратья, – заикаясь, выговорил Вигил.
– А, его братья.
– Сколько возьмешь за обучение? – прищурился Фаслик.
– Обойдусь без платы, но было бы неплохо, чтобы ты помог ему с инструментом. У меня только один комплект.
– Недаром все говорят, что ты хороший человек, хотя чужеземец и чародей, – медленно произнес Фаслик.
– Я и вправду не ем учеников. Пусть имеет в виду, что я бываю в отлучках и порой буду оставлять мастерскую на него. И еще, Вигил, со временем мы отгородим тебе комнатушку, но пока будешь спать в общем помещении для стражей командующей. Правда, они ночуют далеко не всегда…
– А его нога, мастер Леррис? – перебил меня Фаслик. – Не помешает?
– Ничуть. Я видел, как он управлялся с твоими бревнами. Одна нога у него здорова, значит, на станке с ножным приводом он работать сможет.
– А ты уверен?
– Если сомневаешься в моих словах, отведи как-нибудь в сторонку Риссу и порасспрашивай ее, – перебил его я, отдавая пареньку статуэтку. – Сохрани ее, Вигил.
Вигил смотрел на меня во все глаза.
– Когда ты сможешь приступить?
Парнишка пожал плечами и посмотрел на отца.
– Надо маленько подготовиться, да и инструменты справить, о которых ты говорил… скажем, через восьмидневку.
– Годится. – Я улыбнулся пареньку. – Жду тебя через восемь дней.
– Ссспа-ссибо.
– Очень рад, что мы встретились.
Насвистывая (и пребывая в уверенности, что Фаслик за моей спиной качает головой), я направился обратно к Гэрлоку. У меня зародилась надежда на то, что в ходе обучения мальца тонкостями столярного ремесла мне и самому удастся перенять кое-что из его удивительного искусства резчика.
Гэрлок при моем приближении фыркнул: может, ему не понравился свист, а может, захотелось поставить меня на место.
Когда я вернулся, Риссы дома не было. То ли она отправился к Брин за яйцами, то ли на мельницу Хирста за мукой, то ли еще куда-то за чем-нибудь, в чем мы нуждались, но о чем у меня не имелось ни малейшего представления.
Пока я устраивал Гэрлока в стойле, она появилась с лукошком яиц.
– Ты не говорил, что сегодня тебе понадобится фургон.
– Я не знал, будет ли у Фаслика нужная древесина.
– Командующую к ужину ждать?
– Обещала быть.
– Обещала…
Рисса покачала головой и ушла на кухню. Я заложил фургон, взобрался на козлы и щелкнул вожжами.
На лесопилке Вигил погрузил каждое бревнышко и брус с таким старанием, словно имел дело с золотом, причем работал так вдохновенно, что, запечатлев его лицо в резьбе, я наверняка обессмертил бы свое имя, стяжав славу великого ваятеля. Но такая задача была мне не по плечу.
– Надеюсь, тебе понравится у меня работать, – сказал я пареньку. – Хотя порой будет и нелегко.
Вигил на миг опустил глаза, а потом вручил мне фигурку. Отказаться я не мог, но твердо решил, что принимаю ее не в подарок, а лишь на хранение.
К глазам парнишки подступили слезы, да и мои тоже стало пощипывать. Как, наверное, непросто приходится обладателю дара столь редкого, что лишь немногие способны его оценить.
По возвращении домой я отнес статуэтку в спальню и поставил на столик, чтобы первой ее увидела Кристал. Потом мне пришлось заняться разгрузкой дерева, а до чистки кобылы дело дошло лишь, когда на конюшне появились Перрон и Кристал.
– Ты хоть когда-нибудь прерываешь работу?
Я прервал работу и обнял ее.
– Где был?
– Ездил за деревом для новых заказов.
– А, тот письменный стол…
– Да, и еще ларь для специй, – добавил я, отложив щетку и закрыв дверцу стойла.
Мы вместе вычистили коня Кристал, потом помылись, а я, пока Рисса накрывала на стол, успел еще и побриться. На кухне нас уже дожидались Перрон и трое стражей.
– Что нового на лесопилке?
– На лесопилке? На лесопилке мне удалось наконец найти себе подмастерье.
Рисса, поглядывая на меня с подозрением, водрузила на деревянную подставку посреди стола большую кастрюлю.
– И как же ты выискал такое чудо?
Перрон покосился на хлебную корзинку, оставленную Риссой у плиты. Джинса ухмыльнулась Деркасу.
– Это сын Фаслика… Вигил, его младший.
– А, который вырезает, – пробормотала Рисса.
– Ты о нем знала?
– Он резчик. Почем мне было знать, что тебе нужен резчик, художник? – буркнула она, пожимая плечами.
– Рисса…
Джинса тихонько рассмеялась, Кристал покачала головой, и я умолк. В конце концов Рисса все равно останется при своем мнении.
– Вигил приступит к делу через восемь дней.
– А не напугает его тяжелая работа? – спросила Кристал.
– Не знаю, но работа на отцовской лесопилке тоже тяжелая, но более нудная и однообразная. А древесные отходы для занятий резьбой найдутся и здесь, у нас. Возможно, что-то из его резьбы пойдет на украшение мебели.
Я прокашлялся, отпил холодной воды (клюквица вышла, а покупать ее в межсезонье, по высоким ценам, у меня охоты не было) и добавил:
– Кристал, ты ведь сама без конца долдонила, что мне нужен подмастерье.
– Говорила, и рада, что ты наконец им обзаведешься. Надеюсь только, что это не станет предлогом для постоянных отлучек по колдовским надобностям.
– Больно нужны мне эти отлучки. Можно подумать, дома нечем заняться.
Зачерпнув половник козлятины с более чем пряной подливкой, я добавил порцию в тарелку Кристал, потом положил себе и передал черпак Джинсе, которая себя не обделила.
– Что поговаривают о торговле оливками?
Мне хотелось сменить тему, а вопрос о торговле оливками возник в голове сам по себе, не иначе как вследствие недавнего общения с Хенсилом.
– Плантаторы и торговцы оливками беспокоятся насчет пиратов. Говорят, что самодержец не в состоянии обеспечить безопасность торговых путей до Била и Джиры, не говоря уж о Нолдре.
– Но как может самодержица контролировать морскую торговлю? Разве у нее есть военный флот?
– В том-то и дело.
– А ты полагаешь, что за этими толками и недовольством стоят происки Хамора?
Рот Кристал был набит, и она ограничилась кивком.
– Значит, скоро самодержица услышит то же самое от виноторговцев. А там и от владельцев южных рудников?
– Встреча самодержицы с виноторговцами намечалась на прошлую восьмидневку, – сухо заметил Перрон.
Я взглянул на Кристал. Она кивнула.
Мне оставалось лишь потянуться за хлебом.
После обеда, удалившись с Кристал в спальню, я зажег лампу и посветил на резную фигурку.
– Какая красота! – воскликнула Кристал. – Где ты это взял?
– Вещь не наша, но Вигил дал ее мне на сохранение.
– Вигил?
– Он хотел подарить мне ее за то, что я взял его в подмастерья. Но фигурка слишком хороша, чтобы ее можно было принять.
– Я тебя люблю, – сказала Кристал, и глаза ее увлажнились.
– За что?
– Просто люблю, и все. Но ты заслуживаешь этого: ты все видишь, все понимаешь и не равнодушен к людям.
Мы обнялись и некоторое время сидели молча. Потом она высвободилась, стянула сапоги, сбросила мундир – я тут же, довольно ловко, надел на нее ночную рубашку – и плюхнулась на кровать, опершись о переднюю спинку.
– Что еще новенького? – спросил я, стоя в брюках посреди спальни.
– Новостей немного. Берфир с Коларисом увязли в своей войне. Правда, в Кертисе происходит что-то подозрительное.
– В Кертисе? А откуда это известно?
– Каси получила письмо. Неподписанное, но, скорее всего, от Джастина.
– От Джастина?
Присев на краешек кровати, чтобы стянуть сапоги, я поморщился – бедро еще побаливало. Похоже, мне никогда не удастся научиться осторожности.
– По пути в Монтгрен они с Тамрой приметили: в Кертисе что-то затевается. За виконтом и границами нужно следить.
– До чего это похоже на Джастина, – буркнул я.
Кристал подняла бровь. Лежа в постели, она мало походила на командующую. Некоторое время я смотрел на нее, но потом этого показалось мало. Последовал долгий поцелуй, однако после него Кристал слегка отстранилась и спросила:
– Ты заметил, что едва начинает пахнуть жареным, Джастин исчезает?
– Заметил. Но не думаю, что тут замешан страх.
Кристал поджала губы, и я коснулся их своими.
– Ты невозможен, – выдохнула она, целуя меня в ответ, после чего потянулась и закрутила фитиль лампы.
– Это ты невозможная женщина.
– То, чего я сейчас хочу, вполне возможно.
С моей стороны возражений не имелось.
Насыщенный едким запахом серы и азота дым плыл через маленькую долину, а по склону холма, вдоль тропы, где остановились два всадника, разносился треск ружейных выстрелов. Джастин обозревал затянутую дымом местность. На восточном склоне холма, господствовавшего над дорогой из Монтгерна в Кертис, реяли укрепленные на флагштоках над насыпанными перед траншеями земляными валами сине-зеленые знамена. На примятой траве служившего прежде выпасом склона валялись мертвые тела, по большей части в зеленых мундирах.
– Войско виконта состоит из одних идиотов, – буркнула Тамра. – Их всех перебьют.
– Они идиоты, потому что их перебьют? – уточнил Джастин. – Но я сомневаюсь, чтобы у них был выбор.
– Что им стоило пропустить армию Колариса в Хидлен?
– Гордыня часто берет верх над разумом.
В этот момент сине-зеленые знамена качнулись, и очередная волна вооруженных пиками солдат двинулась в атаку на склон. Взахлеб затрещали ружья. Выстрелы косили наступавших целыми рядами, знамена, одно за другим, падали на окровавленную траву.
– Глупцы, – фыркнула Тамра. – Могли бы взорвать патроны с помощью магии.
– Это вряд ли, – отозвался Джастин. – Патроны в стальных оболочках, и подорвать их на расстоянии способен лишь очень сильный маг хаоса. У виконта такого нет.
– Думаешь, Коларис займет и Кертис, и Хайдолар?
– Сейчас сила на его стороне, но, – Джастин покачал головой, – скоро ружьями вооружатся все. Если их поставит Хамор.
– А если нет?
– Значит, император пришлет в Кандар собственные войска. Тогда любая из нынешних войн покажется увеселительной прогулкой.
– Вот как? – Тамра хмыкнула. – Ну а как насчет этих? – она кивнула в сторону долины. – Не думаешь, что они попрячутся в окопах, и на этом дело застопорится?
– Не думаю. Судя по всему, сюда скоро подтянут пушки, и все будет гораздо хуже, чем сейчас. Так бывает всегда.
Он тронул поводья и направил Роузфут на запад.
Последний раз окинув взглядом задымленную долину, Тамра двинулась за Джастином. Она нахмурилась, и вокруг нее, разгоняя дым и облегчая дыхание, закружил легкий ветерок.
В тот день, когда на 12 часов был назначен не суливший ничего хорошего прием самодержицей посла Хамора, Кристал с охраной выехали во дворец рано поутру, а я, почистив и накормив Гэрлока, зашел в мастерскую. Чтобы обустроить для Вигила рабочее место, требовалось кое-что переставить. Двигая и перекладывая веши, я нашел несколько нуждавшихся в заточке резцов, а за одним из верстаков обнаружил сложенные и благополучно забытые куски древесины. Так и получилось, что поработать мне толком не удалось, пришло время собираться на аудиенцию.
Я умылся, побрился (бритье никак не относилось к любимым моим процедурам, но стоило мне отпустить щетину, как она начинала отчаянно чесаться) и явился на кухню.
– Хорошо выглядишь, – одобрительно промолвила Рисса. – Конечно, для мага ты молод, но маги могут выглядеть, как им угодно, так что все в порядке.
– Рад, что ты одобряешь мою внешность. Тем паче, что изменить ее можно, разве что отрастив бороду, а это не по мне.
– С бородой ты выглядел бы старше и внушительнее.
– Никаких бород!
Отломив кусочек еще не успевшего зачерстветь хлеба, я принялся жевать: кто знает, сколько придется проторчать у самодержицы и когда выпадет случай перекусить. Государственные дела, как правило, отодвигают еду на второй план.
– Не запачкай крошками свое серое платье.
– Да смахну я их, эти крошки.
– Мастер Леррис…
Доевши хлеб, я смахнул крошки и направился в конюшню седлать Гэрлока, который встретил меня одобрительным ржанием.
Когда я, набросив поверх серого одеяния коричневый плащ, выехал со двора, солнце уже ухитрилось пробиться сквозь плотную пелену облаков. Серого плаща у меня по-прежнему не было, но это не имело значения: в палату аудиенций в плащах не являются. Штанину, которую раньше приходилось застегивать, Рисса, по моей просьбе, подшила. Это позволяло мне не чувствовать себя инвалидом.
Воздух оставался морозным, но что-то неуловимое свидетельствовало о приближении весны. Я заждался ее, хотя зима выдалась не столь уж студеной, а самые сильные снегопады пришлись на время моего вынужденного бездействия после встречи с Герлисом.
Ко дворцу я предпочел поехать не через рыночную площадь, а улицей ремесленников, уж больно хотелось полюбоваться на выставленные в витринах ювелиров украшения. Мне хотелось подарить что-нибудь Кристал, хотя она не могла носить драгоценности с мундиром. Да и вкусов ее по этой части я не знал.
У ворот резиденции самодержицы меня встретила сидевшая верхом Хайтен.
– Привет. Тебе выделено стойло в конюшнях Наилучших.
– С каких это пор?
– А с тех, как только было решено, что негоже тебе ставить Гэрлока рядом с лошадьми чиновников да писарей. Ты скорее боец, чем придворный. Я это поняла с самого начала, но другим потребовалось время.
Военная конюшня находилась чуть подальше, но зато конюх там был не таким наглым, как при конюшне гражданского персонала.
– Давно пора было к нам, – заявила дежурная по конюшне, женщина с бычьей шеей, рядом с которой я казался щуплым. – А то киснем тут без своего волшебника.
– Спасибо. Гэрлоку тут будет удобнее. Да и мне тоже.
– Я так и думала.
Хайтен, спешившись, отправилась куда-то по своим делам, а я зашагал по чисто выметенному двору к казармам.
У входа меня приветствовали бойцы. Некоторые, например Джинса из личной охраны Кристал, были мне знакомы, других я не знал. Уже в коридоре меня окликнул Валдейн, в петлице которого я приметил серебряный знак взводного командира.
– Привет, мастер Леррис. Вижу, ты уже оправился.
– Ты тоже. В следующий раз я заставлю тебя возглавлять атаку. А еще лучше, заставлю провести учебный бой с Тамрой: тебе достанется больше колотушек, чем в любом сражении.
На миг Валдейн удивленно приподнял брови, но потом ухмыльнулся. Я проследовал к дверям Кристал, где стоял на часах неизменный Херрельд.
– Командующая примет меня?
– Сейчас узнаю, Мастер Гармонии.
– Спасибо.
Страж исчез за дверью и тут же появился снова.
– Тебя просят немного обождать. У нее сейчас Килдеси и казначей Муррис.
– О! В таком случае нам лучше оставаться за дверью.
Херрельд улыбнулся.
Вскоре из комнаты вышли дородная Муррис с прилизанными седыми волосами и женщина помоложе, тоже стриженная под скобку, в зеленом мундире Наилучших.
– Добрый день, министр, – кивнул я Муррис.
Та кратко кивнула в ответ, и они удалились.
Херрельд едва заметно пожал плечами. Выглянувшая Кристал пригласила меня в дворцовый служебный кабинет.
– Терпеть этого не могу, – пробормотала она, как только за нами закрылась дверь.
– Что, Муррис пыталась на тебя давить? – спросил я, целуя ее в щеку.
– Выражала озабоченность тем, что корпус Наилучших не использует таланты Килдеси в полной мере. – Кристал поморщилась. – Спору нет, мечом Килдеси владеет недурно, хороша в разведке и вполне годится для командования взводом, но… Елена до сих пор не может толком выяснить, куда подевались деньги, направлявшиеся в Расор, когда Килдеси командовала тамошним гарнизоном.
– Я так понимаю, Муррис ты этого не сказала.
– Демоны света, конечно, нет! Мы не располагаем доказательствами того, что Килдеси прикарманила денежки. Но не будь Муррис ее теткой, нам бы они и не понадобились.
– Да, как я понимаю, с Муррис ссориться нежелательно.
– Особенно в преддверии войны. Которой, боюсь, нам не избежать.
– Войны? С кем воевать-то? С Берфиром? С виконтом? С Хамором?
– Сдается мне, все это лишь разные фронты и сражения одной и той же войны. Добавь сюда и Отшельничий: хаос в Кандаре разрастается не без его участия. И, похоже, мы единственные, кто это осознает и кому есть до этого дело.
Она разгладила куртку с золотым галуном.
– Каси хочет поговорить с нами, главным образом с тобой, до аудиенции с послом Хамора.
– Со мной?
– Как я уже говорила, ты единственный маг, который у нее остался. И единственный, кому она действительно доверяет. – Наклонившись, Кристал поцеловала меня и добавила: – Нам пора идти.
– Она что, не доверяет Джастину?
– Не то чтобы, но ты все-таки живешь здесь и не имеешь привычки исчезать в решительный момент. К тому же у тебя есть тайное желание стать героем.
– Скажешь тоже, героем! Быть героем опасно.
Кристал подняла брови, но, оставив мои слова без комментариев, открыла дверь.
– Херрельд, – обратилась она к стражу, – я ухожу к самодержице и когда вернусь, не знаю. Всех, кто придет с какими-то делами, отправляй к Валдейну. Он разберется: что сможет, решит сам, а не сможет, скажет, к кому обратиться. Понял?
– Так точно! Всех отправить к Валдейну.
Прежде чем прозвучал ответ стража, Кристал уже устремилась вперед по коридору. Длинные ноги несли ее очень быстро, и мне, чтобы не отстать, приходилось чуть ли не бежать бегом, пытаясь при этом еще и не хромать.
Миновав два караула, – завидев нас, часовые вытягивались в струнку, – мы вошли в просторное помещение с широкими окнами и гобеленами, примыкавшее сзади к личному кабинету самодержицы.
Рослый страж распахнул перед нами дверь в кабинет и закрыл ее, как только мы вошли.
– Приветствую. Мне еще предстоит облачиться перед приемом, так что времени у нас в обрез, – промолвила Каси, склоняясь вперед над своим неказистым письменным столом. Меня так и подмывало предложить ей свои услуги в изготовлении чего-нибудь более подобающего монаршим покоям, но с этим можно было повременить. В конце концов она только что рассчиталась со мной за платяной шкаф.
Как и всегда при неофициальных встречах, черные с серебром волосы Каси были растрепаны, а на левой стороне лба красовалось пятно – то ли чернил, то ли древесного угля. Я не завидовал слугам, камеристкам и всем тем, кому по должности предписывалась следить за ее внешностью.
– Леррис, – с ходу начала она, – я просила тебя приехать, поскольку ты имел прямое отношение к событиям в Хидлене, и, – она пожала плечами, – как мне кажется, мог бы оказаться полезным. А еще потому, что мы мало знаем про этого посла. Ходят слухи, будто он изгнанник с Отшельничьего. И это похоже на правду: во всяком случае, в иных державах императора представлял не он.
– Не странно ли это: отправлять на другой конец мира сразу двух послов? – заметила Кристал.
– Кандар велик, работы всем хватит, – отозвалась Каси.
Может, оно и так, но у меня складывалось впечатление, что в последнее время в Кандаре стало тесновато.
– Опять же, затянувшаяся война с Фритауном, – добавила Кристал.
– Да, – признала Каси – я и сама ожидала, что Берфир, с его ракетами, задаст Коларису хорошую трепку. Так бы и вышло, не раздобудь Коларис дальнобойные пушки и летающие штуковины, которые позволяют точно наводить на цель. Что-то вроде воздушных шаров, описанных в старых книгах.
Она взяла перо и пожевала его кончик. Чернильная капля упала на журнал записей; странно еще, что не на зеленый шелк ее блузы.
– А еще говорят, что Коларис вооружил пехоту ружьями.
– Ружьями? Неужто у Берфира не нашлось третьеразрядного колдунишки, чтобы пожечь порох?
– Они обходятся без пороховниц. К каждой пуле полагается отдельный заряд, который вместе с самой пулей укрыт в стальной оболочке. Воспламенить его на расстоянии может только очень сильный маг.
Я понял: война Берфира с Коларисом превратилась в состязание ракет, пушек и ружей. Что можно поделать с мечом против неприятеля, который не подпустит тебя на дистанцию ближнего боя?
– А лучники против них не годятся?
– Хороший лучник не уступит солдату с ружьем, скорее наоборот. Но обучить лучника гораздо труднее, к тому же патроны занимают меньше места, чем стрелы, их легче нести, – указала Кристал.
– А ружья поступили из Хамора?
– Откуда же еще? – ответила Каси, бросив взгляд на лежавший на столе свиток. – Они штампуют корпуса для патронов с помощью паровой машины. Так мне, во всякое случае, докладывают торговцы.
– А шар этот воздушный, он тоже оттуда?
– Нет, идею шара подсказал новый маг, обосновавшийся в Слиго. Недалеко от Фритауна и Монтгерна, и даже Кертиса. Зовут его Саммелом, и он распространяет повсюду новые идеи. Золото стекается в его кофры отовсюду, говорят, даже из Хамора. Есть основания полагать, что стальные патроны там стали делать по его наущению.
– Но как это может быть? – Кристал посмотрела на меня. – Почему хаос не разорвет их на части?
Мне оставалось лишь пожать плечами.
– Не знаю. Возможно, дело заключается в дроблении: меньшая порция хаоса обладает меньшей силой. А возможно, хорошая, упорядоченная работа по металлу, как и работа по дереву, способствует отторжению хаоса. В теории это возможно, а как обстоит дело на практике, мне неизвестно.
По правде сказать, у меня начинала болеть голова. Герлис – белый маг, состоявший на службе у одного из многих кандарских князьков – принес достаточно бед, но Саммел, похоже, мог натворить куда больше.
– Силен ли этот Саммел в сравнении с Герлисом? – спросила Каси.
– Когда я встречался с ним на Отшельничьем, мне и в голову не приходило, что он может быть связан с хаосом. Он не мог взять в руки клинок.
Я покачал головой.
– Похоже, – промолвила Кристал, – Саммел верит в то, что делает благое дело. И со своей верой может устроить такую заваруху!
– Думаете, будет еще хуже, чем в Хидлене?
Мы с Кристал не сговариваясь кивнули.
– Нечто подобное я и ожидала услышать, – сказала Каси вставая. – Сейчас мне нужно привести себя в порядок. Кристал, почему бы вам с Леррисом не пройти в зал приемов? Воспользуйтесь боковой дверью. Скоро туда выйду и я.
Самодержица ушла, а Кристал повела меня какими-то незнакомыми, темными, хотя и не пыльными коридорами. Лишь способность видеть в темноте позволила мне не расквасить нос, в то время как Кристал шагала уверенно. Видимо, этот путь был ей хорошо знаком.
Оказавшись в палате приемов, мы присели на два табурета за колонной.
– Ты понял, чего она хочет? – спросила Кристал, бросив взгляд на помост и пустой трон.
– Чтобы я стоял, напустив на себя важный вид, поддакивал ей и в то же время пытался понять, что происходит на самом деле.
– Только не задавай никаких вопросов. Положись на свои чувства, а потом, позже, проанализируешь то, что они тебе подскажут. По-моему, это самое главное.
– Хорошо, что ты так думаешь, – хмыкнул я, сжав ее колено.
– Ну, я же не то имела в виду, – она слегка покраснела.
– Да?
– Ну, вообще-то…
– Вот и замечательно!
В этот момент – раньше, чем я ожидал – дверь открылась и появилась Каси. Причесанная и без пятен на лбу.
Мы с Кристал заняли места по обе стороны от трона: она справа и чуть впереди, а я слева. Каси села на трон.
Ударил гонг.
Каси взглянула на Кристал, потом на меня.
– Ну, начали!
Двустворчатые двери распахнулись, и кто-то объявил:
– Высокодосточтимый Д’рессон Лейтррс, посол Его Величества Стесена, императора Хамора.
Лейтррс поклонился при входе и еще раз – у нижней ступени помоста. Хаморианский посол имел светлую, светлее, чем у большинства кифриенцев, кожу и походил на уроженца поймы реки Фейн. Пусть он прибыл из Хамора, но эта великая держава являлась прибежищем честолюбивых скитальцев и изгнанников со всего мира. Те немногие хаморианцы, которых мне случалось видеть, были смуглыми, как кифриенцы, но в каждой стране есть люди разных оттенков кожи.
Украшений посол не носил: его одежду составляли желто-коричневая туника с серебряным наконечником стрелы на вороте и такого же цвета брюки. На широком поясе с серебряными заклепками висели короткий меч и пистолет. Пистолет, простой и практичный, как сам посол, несколько беспокоил меня, хотя пустить оружие в ход у Лейтррса не было ни малейшего шанса. На этот случай за бойницами в стенах по обе стороны от помоста дежурили наготове лучники.
– Ты привез послание от императора? – спросила Каси.
– Да, досточтимая самодержица.
– Мы слушаем тебя.
– Его Величество император желает тебе здравия, а стране твоей – процветания. Он рад был узнать, что в то время, как почти весь Кандар раздираем усобицами и смутами, твой народ живет в мире, сытости и изобилии, и повелел мне передать тебе его приветствия и уверения в глубочайшем почтении.
С первого взгляда Лейтррс произвел на меня впечатление умелого льстеца, возвысившегося благодаря способности заговаривать зубы кому угодно. Мне такие люди доверия не внушали.
– Мы работали не жалея сил и, к счастью, получили за труды некоторое воздаяние. К счастью, ибо, как ведомо ангелам, усердный труд не всегда вознаграждается процветанием, – с улыбкой промолвила Каси.
– Но все же он чаще становится уделом добродетельных и трудолюбивых, – заметил посол.
– Не всегда. Порой процветание следует за торговлей, а успех торговли обеспечивает острый меч. А мечи Хамора, как я слышала, острее любых других.
– Наши мечи отточены, но император превыше всего ценит мир и свободу торговли. Как тебе наверняка ведомо, той же политики во многом придерживается и Отшельничий остров. Император весьма заинтересован в мирном расширении торговых связей со всеми странами.
Лица Кристал мне видно не было, а вот Каси кивнула, и я решил, что за кивком вот-вот последует колкое замечание.
– Как полагает император, свободная, взаимовыгодная торговля есть благо для всех народов, а поскольку высокие таможенные пошлины ей препятствуют, их следует признать нежелательными и вредными.
На этом месте посол сделал паузу.
– Следует ли понимать это заявление как завуалированное предложение снизить пошлины на ввозимую из Хамора мануфактуру? – с улыбкой уточнила Каси. – Но как в таком случае быть с хаморианскими пошлинами на наши фрукты, оливки и полотно? Намерен ли император снизить пошлины на ввозимые товары и со своей стороны?
– Боюсь, досточтимая самодержица, меня неправильно поняли. Его Величество император уполномочил меня лишь выразить его мнение, касающееся основополагающих принципов торговли. При этом он отнюдь не имел намерения вмешиваться во внутренние дела Кифроса и указывать независимому государю, как управлять собственной страной, – ответил Лейтррс с легким поклоном.
– А что скажешь ты, Леррис?
Я постарался придать своей физиономии вид мудрый и значительный, хотя не очень-то верил в то, что многоопытный дипломат примет столь молодого человека за мудрого советника. Однако, коль скоро Каси сочла нужным обратиться ко мне, она явно желала услышать от меня подтверждение ее собственных слов.
– Значение любой фразы зависит не только от того, что сказано, но и от того, кем это сказано и при каких обстоятельствах, – промолвил я, одновременно потянувшись к Лейтррсу чувствами. Гармония и хаос были переплетены в этом человеке столь плотно и неразрывно, что на Отшельничьем это, пожалуй, могло стать более чем достаточным поводом для отправки его на гармонизацию. – То, что в устах купца не более чем личное мнение, в устах могущественного монарха или посла приобретает значение предостережения, если не угрозы.
Лейтррс кивнул, как бы давая понять, что услышал меня, но не желает развивать эту тему, и вновь обратился к Каси.
– На Отшельничьем тоже радеют о торговле, произносят по этому поводу много красивых слов и не стесняются поддерживать оживленные связи с Кандаром при помощи превосходных военных кораблей. Но разве не странно, что Отшельничий столь часто избавляется от лучших из своих Уроженцев, таких как премудрый Доррин или серый маг Джастин?
В этот миг, расслышав в его словах затаенную горечь и припомнив слова Каси, я сообразил: никак он и есть тот самый Лейт, которого упоминала девушка, встреченная мною несколько лет назад по дороге в Найлан.
– Странно? – переспросила Каси. – По-моему, нет. Мне кажется, ябруш не приживется на оливковой ветке.
– Как и ябрушевое дерево в оливковой роще, – подхватил Лейтррс. – Император желает, чтобы знаменитые оливковые рощи Кифроса плодоносили и впредь, как плодоносят ныне.
Он отвесил особо низкий поклон, давая понять, что его миссия выполнена. И тут я счел возможным кое-что добавить:
– Кстати, Лейт, Шрезан просила передать, что желает тебе всего доброго.
Посол замер, но уже мгновение спустя, обращаясь не ко мне, а к Каси, ответил:
– А Его Величество император желает тебе успеха в выборе садовников для твоих рощ.
Каси, как мне показалось, спрятала улыбку, но ответила серьезно:
– Мы также желаем императору всего доброго и в знак дружеского расположения пошлем с тобой ему в дар бочонок лучших наших оливок.
– Уверен, император оценит этот дар по достоинству и будет рад вкусить олив не только этого, но и всех последующих урожаев, – отозвался Лейтррс, поклонившись дважды. – Я передам ему как этот дар, так и все услышанные здесь слова и добрые пожелания.
– Весьма на это надеюсь, – ответила Каси и встала.
Посол, пятясь по ковровой дорожке, покинул помещение.
– Вернемся в мой кабинет, – предложила самодержица мне и Кристал.
Туда мы и отправились. К моему превеликому удивлению, там оказался поднос с сыром, печеньем и сухофруктами.
– Угощайтесь. День выдался нелегким.
Меня уговаривать не пришлось. Я уже вовсю жевал печенье и сыр, когда Каси, подняв брови, спросила:
– Леррис, а что это за история с Шрезан? В какой-то миг мне показалось, что этот посол готов тебя убить. Будь он белым магом, ты был бы обращен в пепел огненными стрелами.
– Эта Шрезан, как я понимаю, его бывшая возлюбленная. Мы повстречались с ней на Отшельничьем еще до моего отплытия в Кандар, и она действительно просила меня, если мы встретимся, передать ему именно эти слова.
– Но как ты узнал, что это именно он?
– Ну, – я посмотрел на самодержицу, – ты же сама сказала, что он вроде как изгнанник с Отшельничьего, а нас здесь не так уж много. Многие из наших – люди способные, а свое прежнее имя – Лейт – он не изменил, а лишь переиначил на хаморианский манер.
– И все-таки…
– Можно сказать, – я пожал плечами, – что у меня возникло такое ощущение. В конце концов и Кристал, и ты рекомендовали мне полагаться на свои чувства.
Каси рассмеялась.
– Ну что ж, в конце концов это явно произвело на него впечатление. Возможно, он побудит императора проявить осторожность.
– Сомневаюсь, – покачала головой Кристал.
Я тоже сомневался в этом.
Поклонившись так низко, что его борода едва не касается стола, Марис вручает Хелдре портфель с депешами.
– Коллега Советница, я привез весьма важные известия.
– Столь великое почтение… такая любезность… какое лицемерие, – бормочет Хелдра, поставив портфель на стол, но не открыв его.
– Ладно, попробую иначе, – ухмыляется Марис. – Что вы – ты и Тэлрин – собираетесь предпринять?
– В связи с чем?
– Цены на нашу шерсть в Саммердоке продолжают падать. То же самое происходит в Южном Порту и Биле.
– Шерсть? – презрительно фыркает Хелдра. – И это все? Я думала, наша встреча посвящена проблеме Хамора!
– Шерсть! – Марис хлопает ладонью по столу. – Тебе этого мало?
– Не забывайся, Марис! – Хелдра хватается за клинок.
– Успокойтесь, вы оба, – говорит Тэлрин, отодвигая Мариса от стола и от Хелдры, – Марис говорит по существу.
– Как это по существу? Шерсть не имеет никакого отношения к предмету нашего заседания!
– Еще как имеет! Марис толкует о шерсти, ты о Хаморе, но на самом деле вас заботит одно и то же.
Хелдра и Марис ждут продолжения.
– Император направил в Деллаш вторую эскадру своих чудовищ с железными корпусами.
– Вторую эскадру? – Марис поднимает брови. – Какое отношение это имеет к ценам на шерсть?
– Самое прямое. Одна эскадра там уже стоит. Торговцы из Хамора под защитой военных кораблей везут в Деллаш свои ткани, а делапранцы покупают их, потому что они дешевле наших… Конечно, дешевле. Хлопок у них выращивают рабы, прядут специальные машины…
– …а ткацкие станки работают на паровой тяге, – заканчивает за него Тэлрин. – Потом паровые суда развозят их ткани по миру и продают по куда более низким ценам, чем мы.
– Зато у нас качество выше.
– Это важно для богачей, а их не так много. Обычному крестьянину или мелкому клерку не до погони за качеством. Хлопок, в отличие от шерсти, не колется, в носке хорош и для тех, у кого не слишком толстый кошель…
– А военные корабли явились туда только для того, чтобы сбить цену на нашу шерсть? – фыркает Хелдра.
Тэлрин хрипло смеется.
– Тремя выстрелами из новых орудий они сравняли с землей старый маяк в Саммердоке.
– В свете этих событий визит Ригнелджио приобретает иное значение. Речь идет не только о шерсти, и даже не о торговле как таковой.
– Вот именно, премудрая Хелдра, – ворчит Марис.
– Он, надо полагать, удивился тому, что мы не затронули эту проблему. Решил, наверное, что дело тут или в на шей неосведомленности, или в чрезмерной самонадеянности, – указывает Тэлрин.
– По-видимому, Гуннар был прав, – решается вставить Марис. – Шерсть и Гуннар… Гуннар.
Хелдра встает и направляется к выходящему на Восточный океан окну.
– Неужели мы никогда не освободимся от его тяжкой длани?
– Сейчас меня куда больше беспокоит тяжелая рука Хамора, – заявляет Тэлрин, подавшись вперед и положив об руки на спинку массивного черного кресла. – Нам потребуется не один год, чтобы обзавестись флотом, сопоставимым с тем, какой император послал в Кандар.
– И все же, – возражает Хелдра, – я думаю, что наш Могучее Трио способно потопить большую часть их хваленых кораблей.
– Ты хочешь войны? – срывается на фальцет Марис. – Да ты хоть представляешь, чем это грозит Отшельничьему?
– Говоря «Отшельничий», ты имеешь в виду твоих приятелей-толстосумов, – кривится Хелдра.
– Война опасна не только для торговцев, – вздыхает Тэлрин, – но, похоже, у нас нет выбора. Надо побудить Братство к действиям.
– Какого рода? – спрашивает Марис.
– Последуем совету Хелдры. Пусть наше Трио перехватывает каждый военный корабль Хамора, покидающий Деллаш. Если запереть обе эскадры в бухте, вреда от них будет немного.
– А как насчет торговых судов?
– Их оставим в покое до поры.
– А Саммел? – спрашивает Хелдра. – Я планировала…
– Сдастся мне, Саммел сейчас – наименьшая из проблем. Кроме того, не хочешь же ты отвлечь один из кораблей Трио на добрые три восьмидневки ради доставки в Кандар тебя и твоего черного отряда? Для нас важнее, чтобы все корабли патрулировали Делапру. И в любом случае проблему центров притяжения гармонии или хаоса может решить для нас Леррис.
Тэлрин выпрямляется и снимает руки со спинки кресла.
– Ну, не знаю, – задумчиво произносит Хелдра.
– Я и сам мало что знаю, но все же не думаю, что в такое время тебе стоит пробираться в Слиго. А без привлечения Трио, по-моему, не обойтись. Что нам остается: ждать, когда железные крейсеры Хамора установят полный контроль над Кандаром?
– Не понимаю, – вздыхает Марис, – как все эти машины могут работать, а все эти пушки – стрелять? Меня учили, что количество гармонии в мире ограничено.
– Они используют другую сторону равновесия. Ограничения, коль скоро они существует, распространяется как на гармонию, так и на хаос. Кассий, во всяком случае, рассуждал именно так. Их машины сделаны из стали, и их так много, что они вытянули из хаоса его разрушительные аспекты. Если Кассий прав, то через какое-то время сей противоестественный перекос устранится, но это произойдет далеко не сразу. И мало поможет нам, если Хамор к тому времени овладеет Кандаром.
– Но как такое может случиться?
– Как вообще случается что-либо в мире? Все делается по воле одних людей, руками других и при попустительстве третьих.
Все трое поворачиваются к окну, под которым расстилается отсвечивающий зеленым и синим Восточный океан. Взоры членов Совета устремлены на восток.
В сторону Хамора.
Поскольку Кристал отбыла в Дазир разбираться с какой-то историей, в которую оказалось замешанным тамошнее военное командование, я, задав с утра пораньше корму Гэрлоку с кобылой и вычистив их, повесил на перекладину мешок и принялся упражняться с посохом. Закончил я лишь тогда, когда к усталости добавилось еще и чувство вины за то, что работа по-прежнему стоит.
К тому времени, когда мне удалось-таки взяться за дело, рубаха моя промокла насквозь, но не от пота, а потому, что я без конца сновал под дождем между конюшней, сараем (туда пришлось сбегать за маслом) и мастерской.
Снаружи по-прежнему шел дождь и было прохладно, но уже начинало теплеть. Обычно к этому времени года дожди в Кифросе прекращались до следующей осени.
Всевозможные мелочи, от уборки мастерской до упражнений, помогавших восстановить силу и подвижность после того, как мне пришлось так долго проваляться в постели, отнимали почти все мое время. То требовалось забежать к Гинталу развести пилу, то Рисса приносила табурет со сломанной ножкой, то приходилось затачивать резцы. Это оставляло мало возможностей для основной работы, и когда мне удалось-таки заняться письменным столом Антоны, я постарался выбросить из головы все, что касалось рутинных домашних хлопот. Первым делом следовало переработать первоначальный чертеж. На бумаге будущий стол выглядел неплохо, но план предусматривал прямые углы, а я знал, что на практике они доставляют неудобства. Люди часто задевают их и даже получают ушибы. Некоторые столяры скругляют углы уже на почти готовом изделии, однако, как мне было известно по собственному опыту, в таких случаях добиться того, чтобы все углы получились одинаковыми, практически невозможно. А поскольку то ли совесть, то ли пресловутое чувство гармонии не позволяли мне брать пятьдесят золотых за стол с несимметричными закруглениями, пришлось сначала сделать чертеж, потом одну заготовку, а потом по ней, как по шаблону, остальные. Ничего мудреного в этой работе не было, но она требовала времени.
Вишня тверда, а излишняя торопливость приводит к порче дерева.
Как это частенько бывало, чем дальше продвигалась работа над столом Антоны, тем яснее становилось, что она потребует больше времени и усилий, чем думалось поначалу. Впрочем, назначенная цена эти усилия вполне оправдывала.
Но стоило мне с головой уйти в работу, как на пороге мастерской появилась Рисса.
– Мастер Леррис, кто-то заезжает во двор.
– Иду.
Отложив штангенциркуль, я вышел на крыльцо и остановился под навесом. На двор уже въезжала ухоженная крытая рессорная двуколка с латунной отделкой. Из-под дождевика кучера виднелась ливрея. «Такой экипаж мог принадлежать лишь богачу или вельможе», – подумал я и не ошибся. Вышедший из двуколки и направившийся к крыльцу седовласый худощавый мужчина по имени Зибер, – мне довелось познакомиться с ним на приеме у самодержицы, – был министром общественных работ Кифроса.
В прошлом у меня с ним вышел спор, и нас никак нельзя было назвать друзьями, однако я открыл дверь в мастерскую и пригласил его войти.
– Добро пожаловать, министр.
Рисса, в чем ее трудно было упрекнуть, поспешно удалилась на кухню, а я проследовал за министром в мастерскую.
– Говорят, ты искусный мастер, – промолвил Зибер.
Его глубоко посаженные глаза на миг встретились с моими, но он тут же перевел взгляд на каркас письменного стола.
– Что это?
– Пока только заготовка двухтумбового письменного стола.
Министр хмыкнул.
Проверяя его чувствами, я не мог уловить признаков порчи хаосом, однако мне этот человек внушал беспокойство. Не знаю, существует ли такое понятие, как гармоническая или упорядоченная непорядочность, но для характеристики Зибера оно подошло бы как можно лучше.
– Мне хотелось бы заказать шкаф для книг, мастер Леррис.
– А какой именно, господин министр? Из какого дерева, какой высоты, ширины? На сколько полок?
– Ну, не слишком большой… – Зибер снова оглядел помещение, и на сей раз его внимание привлек котелок-увлажнитель.
– Что это?
– Там вода. Испаряясь, она насыщает воздух влагой и не позволяет древесине пересыхать. Летом я обхожусь без увлажнителя, но развешиваю по мастерской влажные ткани.
– Ты предусмотрителен и усерден, мастер ремесленник. Но почему бы тебе не использовать для увлажнения воздуха свои иные способности?
Я рассмеялся. Хочется верить, что не слишком громко.
– Это возможно, господин министр, но потребовало бы усилий, совершенно несоизмеримых с результатом. А насчет заказа позволю себе дать совет: представь себе будущий шкаф в твоем доме. Главное, как предмет обстановки выглядит там, где ему предстоит стоять, а не в мастерской.
Министр промолчал.
– Может быть, мне сделать на выбор несколько предварительных набросков?
– Нет, не стоит. Мне нужен шкаф с четырьмя полками. Высота каждой полки в три четверти локтя, нижняя должна отстоять на пол-локтя от пола. Книг туда набьется на добрых четыре стоуна, так что потребуются очень крепкие ножки. И самое прочное дерево, какое найдется.
– Для книжного шкафа я бы предложил черный или красный дуб. Лоркен и вишня тверды, но хрупки, а орех слишком дорог.
– Мне нужен темный шкаф.
– Значит, черный дуб.
– И во сколько это мне обойдется?
– Позволь, я сперва все же сделаю набросок.
Министр нахмурился, но возражать не стал. Я быстро набросал эскиз и показал ему.
– Ты имел в виду что-то подобное?
– В общем-то, да. А ножки не тонковаты?
– Это только с виду: здесь будут дуговые распорки, чтобы вес распределялся по несущей поверхности. Вот так… и так, – я воспользовался гусиным пером и показал на бумаге, что имел в виду. – Если оставить, как есть, весь вес будет приходиться на верхушки ножек, но я – на рисунке этого не видно – соединю их распорками, что придаст им дополнительную прочность. Получится, что при внешнем изяществе они смогут выдержать большую нагрузку.
– Выходит, что ты собираешься использовать цельный дуб для деталей, которые никто не увидит?
– Господин министр, тебе ведь нужен прочный шкаф. Разве нет?
– Сколько?
– Восемь золотых. Но если готовый заказ тебя не устроит, можешь не выкупать.
– Но потеряю аванс, так?
– Я не беру аванса.
– Удивительно, молодой человек. Как ты при таком подходе к делу ухитряешься зарабатывать деньги?
– Откровенно говоря, министр, я ничуть не сомневаюсь в том, что в случае твоего отказа сумею продать шкаф кому-нибудь другому.
Министра, похоже, мой ответ разочаровал.
– Ладно, – сказал он после затянувшегося молчания. – Ты известишь меня, когда заказ будет готов?
– Привезу сам, если ты не возражаешь.
– Очень хорошо, – кивнул министр. – У тебя необычная манера вести дела, но своя рука – владыка. Всего доброго.
Быстро – я едва успел выйти следом за ним во двор – Зибер сел в свою крытую рессорную двуколку и укатил в Кифриен.
Вся эта история оставила у меня тревожный осадок. Министр отвечал за общественные работы, сводившиеся преимущественно к прокладке проезжих трактов и наведению мостов, способных пропускать подводы. Понимая, что Зибер мог обратиться ко мне по причине моих тесных отношений с командующей, я, дабы это не могло быть истолковано как завуалированная взятка, запросил с него за работу минимально возможную сумму. Отказать министру было бы неловко, а поскольку Кристал являлась весьма важной персоной, следовало ожидать, что одним министерским заказом дело не ограничится. А заказы такого рода не слишком радовали: я не мог быть уверен в том, что получаю их благодаря своему мастерству, а не высокому сану супруги.
Впрочем, такого рода рассуждения практического значения не имели: я нуждался в работе и заказах вне зависимости от мотивов, которыми руководствовались заказчики.
Исходя из этих соображений, я засел за чертеж министерского книжного шкафа и едва завершил его, как снаружи снова донесся стук копыт. Мне оставалось лишь отложить перо и выглянуть наружу. Дождь уже прекратился, но двор был грязным. Новым гостем оказался низкорослый мужчина в стеганом дождевике поверх клетчатой шерстяной куртки. Ловко, на манер Кристал, соскочив с седла, он набросил поводья на столб коновязи и легко взбежал на крыльцо.
– Ты мастер Леррис?
– Он самый. Чем могу служить?
Я придержал дверь и жестом пригласил его войти.
– Спасибо. Благодарю за любезность. Меня зовут Пелтар. Я торговец шерстью. Веду дела главным образом с аналерийскими пастухами.
Это объясняло его умение держаться в седле. Аналерия представляла собой широкое плато, находившееся между нынешними Галлосом и Кифросом. Некогда эти земли управлялись из Фенарда, но потом Джеслек, Высший Маг Фэрхэвена, воздвиг Малые Рассветное Отроги, вынудив уцелевших кочевников перебраться со своими стадами на горные луга юго-западного Кифроса. Аналерийцы проводили в седле всю жизнь, а к тем, кто не умел ездить верхом, относились с презрением.
– Надо думать, Пелтар, ты хочешь сделать заказ, – промолвил я, закрывая дверь.
– Именно так. Именно так.
Гость расстегнул куртку, потер руки и стянул вязаную шапочку. Оказалось, что он совершенно лыс, а кустистые седые брови делали его взгляд похожим на ястребиный.
– Мне нужен сундук для приданого. Да, сундук для приданого.
– А какой именно, ты себе представляешь? – спросил я, направляясь к верстаку, где лежала моя чертежная доска.
– А это что? – спросил вместо ответа Пелтар, показывая на каркас письменного стола Антоны.
– Пока ничего, а будет письменный стол. То, на что ты указываешь, – заготовка левой тумбы.
– Понятно. А несущая рама, надо думать, из вишни.
Я кивнул.
– Хорошая работа начинается изнутри.
Я выжидательно молчал.
– Ах да, сундук. Сундук должен быть хорошего качества, с отделениями для шерстяных вещей и постельного белья. Непременно из кедра, с латунными петлями и отделкой. Латунь не ржавеет, и если ее покрыть лаком… впрочем, что я толкую, ты все это знаешь лучше меня. Гилера выходит замуж, а наша семья придерживается старых воззрений, так что церемония будет проходить в Храме. Нынче многие считают, будто можно обойтись и вовсе без церемоний, но тебе должно быть понятно, что такое голос крови.
Способность крови к разговорам вызывала у меня сильные сомнения, каковые, однако, я предпочел оставить при себе.
– Да, что ни говори, а кровь есть кровь, – продолжал тараторить Пелтар. – Джисрек, а он отец Килерта, ведет торговлю на юго-востоке, у самого края Высокой пустоши. Шерсть там грубая, в чистом виде на одежду не годится. Кому нужна колючая туника? А Килерт, он торговый посредник, держит контору в Расоре и большую часть времени проводит там. И жить они с Гилерой будут там, в Расоре, а город не пустошь, и чтоб не ударить лицом в грязь, ей нужен самый лучший сундук. Приданым-то я ее не обижу, но и сундук должен быть первоклассный. Хенсил, то есть не сам Хенсил, а его жена Верин, сказала Муре, а Мура… короче, все сошлись на том, что лучше тебя с таким заказом никто не справится.
Он неожиданно умолк. К тому времени я уже утратил на это какую-либо надежду и лишь тупо кивал в такт его тарахтению. Но тут мне удалось воспользоваться паузой.
– Гилера, надо думать, твоя дочь. Ты хочешь заказать сундук для ее приданого. Из кедра, отделанный внутри ароматическими породами, с латунными петлями и накладками, не только надежными, но и красивыми. Так?
– Именно! Совершенно верно! Вот и Верин говорила, будто ты понимаешь заказчика с полуслова. А то и вовсе без слов: с ней ты даже не разговаривал, а сделал как раз то, чего ей хотелось.
– Какого размера?
– Кто, Верин?
– Нет. Какого размера должен быть твой сундук?
– Сундук? Размера? Гилера… она ничего не говорила, но и шерстяных изделий, и постельного белья у нее будет уйма. Да, да, множество всякой всячины, без чего женщине в замужестве не обойтись. Как, по-твоему, насколько велик должен быть такой сундук? Ты ведь мастер, тебе виднее.
– Ну, если ты хочешь, чтобы изделие выглядело изящным, оно не должно иметь больше трех-трех с половиной локтей в длину и одного-полутора в высоту.
Я развел руками, обозначая примерные размеры. Пелтар нахмурился.
– Можно сделать и больше, только он будет массивным и громоздким.
– Громоздким? Да, наверное, но ведь ей придется столько всего в нем хранить.
– Ладно, – буркнул я, снова разводя руками и гадая, для дочери этот малый старается или хочет потрафить собственному тщеславию, – а вот так? Столько на столько?
– Это лучше.
– Понятно.
Я обмакнул перо и быстренько набросал эскиз.
– Подойдет что-нибудь в этом духе?
– Гилера говорила что-то насчет декоративных планок…
– Пустим их по краям: вот здесь и вот здесь.
– Годится. А какие будут петли?
На уголке листа я изобразил несколько вариантов петель: внутренние, простые скобы и самые броские, петли-бабочки.
– Да! – воскликнул заказчик, с энтузиазмом тыча пальцем в последний рисунок. – Эти! Именно эти! Только с такой отделкой и можно ехать в Расор! И ни с какой другой.
Его выбор сулил некоторые затруднения, ибо изготовить такие петли самостоятельно я не мог и ни одного кузнеца, выполнявшего столь тонкую работу по металлу, лично не знал. До сих пор мне удавалось обходиться услугами Гинстала.
Борло пользовался репутацией неплохого мастера, но за все время жизни в Кифросе я не перемолвился с ним и парой слов. Неплохо отзывались и о Миррин, женщине-кузнеце, переехавшей в Кифриен из Южного Оплота, но и ее я знал ненамного лучше. По всей видимости, мне предстояло нанести визит обоим, а уж потом определиться с выбором.
– Ты вздохнул, мастер? Вздохнул, я видел. Наверное, я хочу слишком многого.
– Нет, мой вздох никак не связан с твоим заказом, – солгал я, за что был наказан приступом тошноты. – Просто мне пришлось задуматься кое о чем, не относящемся напрямую к моей работе. Извини. Какие еще буду пожелания?
– Понадобятся два отделения: для шерстяных изделий и для постельного белья. Вот, пожалуй, и все, только… – он замялся. – Вообще-то, мне не часто случается заказывать такие вещи, хотя на будущий год настанет черед Тресты, а спустя еще два года… видишь, мастер, на одних сундуках можно разориться. Короче говоря, смогу я уложиться в пять золотых?
Одни петли обещали обойтись мне почти в золотой, да и кедр стоил недешево.
– Увы, нет. Пять золотых – это лишь цена материала, – заявил я, и мне опять стало не по себе. Вот почему я терпеть не мог торговаться: торг всегда предполагает необходимость кривить душой, а это для меня никогда не проходило даром.
– Понятно. По лицу вижу, что так оно и есть. Ладно. Все говорят, что ты честный малый, каких и искать будешь, да не найдешь. Назови свою цену.
– Сначала последний вопрос, мастер Пелтар. Ты хочешь два отделения. Делать ли к каждому отдельную внутреннюю крышку?
– Да. Непременно. К каждому отдельную. Вещи не должны смешиваться, ни в коем случае.
– Одиннадцать золотых. В Кифриене и окрестностях доставка за мой счет.
Везти готовый сундук в Расор у меня желания не было.
Он поджал губы.
– Да, недешево. Дороже, чем я рассчитывал, хотя, с другой стороны, Гермил уверяла, что это обойдется мне в пятнадцать золотых! В пятнадцать, и ни медяком меньше. Во всем, что не касается шерсти, она разбирается получше меня. – Он улыбнулся. – Будь по-твоему, одиннадцать так одиннадцать. Но могу я надеяться, что он будет готов до сбора урожая?
– Я тоже на это надеюсь.
– Ну что ж, мастер Леррис, стало быть, мы договорились. С тобой приятно иметь дело, да, да, очень приятно. Имей в виду, если тебе понадобится шерсть, самая мягкая и тонкая во всем Кифросе, у Пелтара она всегда найдется. Всегда, и самая лучшая…
Когда он наконец ускакал, я вздохнул с облегчением и выпил кружку холодной воды. Хорошо еще, что привычка тарахтеть без умолку не заразительна.
Завершив несколькими штрихами эскиз свадебного сундука, я поработал над чертежом Зиберова книжного шкафа и, оседлав Гэрлока, отправился к Фаслику. Вигила увидеть не удалось, но один из его старших братьев помог мне найти все, что требовалось. Материал на оба заказа обошелся мне в семь золотых, но я знал, что на самом деле часть этих затрат возместится. Древесина, – так, во всяком случае, учил меня дядюшка Сардит – никогда не расходуется без остатка, а всякого рода обрезки, даже мелкие, рано или поздно идут в дело.
По возвращении домой я разложил купленное дерево по сортам и размерам. Поскольку Кристал была в отъезде, мы с Риссой обошлись на ужин остатками тушеного мяса и свежим хлебом. Чтобы не перегружать ногу, я улегся в постель раньше, чем обычно.
Сон не шел: мысли мои крутились вокруг заказа министра Зибера. Что ему нужно? Нет ли у него намерения обойти Муррис и подобраться к Кристал через меня? Иметь дело с Пелтаром, при всей невыносимой болтливости последнего, было, пожалуй, легче, хотя и он не прогадал. Желая поскорее покончить с трескотней, я запросил с него меньше, чем мог бы. Что поделать, опыта общения с такими, как Пелтар, мне явно недоставало, а знание приходило ко мне именно с опытом. Разговоры, – что поняли и отец, и Джастин, и дядюшка Сардит, – помогали мало.
Послышался негромкий протяжный звук.
Дождь давно прекратился, но зато усилился ветер, и сейчас, в темноте и тишине, было слышно, как стонут на ветру домовые балки. За ужином я не обратил на это внимания, а вот нынче заметил. Более того, сейчас, когда Кристал рядом со мной не было, эти долгие повторяющиеся стоны показались мне знакомыми. И кое о чем напомнили.
Мой отец все время пытался научить меня следить за ветрами, но нет, ветры шумят иначе. Лежа в темноте, я пытался сообразить, откуда мог взяться этот звук. Дом, понятное дело, не раз стонал на ветру и раньше, но подобного ощущения при этом не возникало. Почему? В чем дело?
Звук повторился, и тут мне вспомнилось ощущение, исходившее из-под земли в долине серного источника. Стенание плавящегося в яростном огне камня…
Я распространил чувства и позволил сознанию последовать за ними сквозь глину и камни, не старясь преодолеть преграды, но следуя широкими тропами гармонии. Это давалось мне без особых усилий до тех пор, пока в недрах Кифроса не обнаружилось смешение железа и хаоса, хаоса и железа. Хаос бурлил и клокотал, но железо сковывало его, не выпуская на волю.
Переплетение природных начал в земных недрах казалось гораздо более сложным, чем на поверхности. Но в чем причина? Почему Равновесие в почве и в воздухе достигается по-разному?
Причудливое, затейливое кружево тонких нитей гармонизированного железа и раскаленного добела хаоса, казавшееся воплощением разрушения как такового, завораживало и притягивало. Эта ажурная вязь, очевидно, формировала некие модели, некие структурные элементы, воспринимаемые, но вычленяемые с большим трудом. Причем эти структуры, содержавшие как порядок, так и хаос, включали в себя иные структуры, низшего уровня. Если, конечно, можно вообще говорить о структуре или уровне хаоса.
Дальше и дальше, следуя линиям силы, рядом с которой мощь Антонина и Герлиса уже не казалась столь впечатляющей, я плыл к некоему средоточию гармонии, воспринимавшемуся как маленький фонтан черноты, бивший глубоко под Кифросом из озерца расплавленного камня. Но в тот миг, когда мои чувства почти дотянулись до этого источника, вокруг черноты вскипела белая, пронизанная кровавыми прожилками пена хаоса.
Нити черноты несли прохладу, иглы расплавленного, красно-белого хаоса прожигали насквозь. Обжигающий белый шнур петлей захлестнулся вокруг моих чувств, увлекая в неведомые глубины.
Я понял, что могу оказаться пойманным в ловушку, подобную той, в какую заманил Джастин чародеев Фрвена. Однако попытка вырваться привела лишь к появлению еще одной петли белого пламени. Запоздало припоминая предостережения и уроки Джастина, я отчаянно бился в обжигающих сетях, стремясь не допустить пленения моей души.
– Я существую! Я, это я! Я… я… я!..
Передо мной возникла человеческая фигура в зеленом мундире, с коротким кавалерийским клинком в руке; лицо скрывали тени. Понимание того, что это лишь образ, не делало его менее реальным. Потом меня прожег взгляд живых, одушевленных глаз.
– Я умер за тебя, а смерть есть хаос. Ты великий Мастер Гармонии, но, последовав за тобой и отдав свою жизнь за твою, я оказался ввергнутым в этот хаос. И никогда больше мне не увидеть Баррабру!
Тело мое и чувства были разделены, что, однако, не помешало мне содрогнуться. Возможно, лишь в воображении. При попытке воспринять фигуру в магических токах гармонии я увидел за ней лишь бесчисленные крохотные сгустки энергии, однако образ не исчез, и голос продолжал звучать.
– Возьми! – протянутый клинок преобразовался в посох, с виду мой, но напоенный смертоносной, разрушительной белизной. – Возьми то, что принадлежит тебе, великий Мастер Хаоса!
Мастер хаоса? Ну уж нет! Я попытался оттолкнуть посох.
Шерван – конечно же, то был Шерван – швырнул посох, и в грудь ударила тупая боль.
– …он твой, великий маг… великий Мастер Хаоса…
Образ солдата растаял, но на его месте появилась темноволосая женщина в белом, нежную шею которой опоясывала зияющая рана с опаленными, обугленными краями.
– …о, Леррис, ты любил меня, любил мое тело, и ты убил меня… я пострадала… я погибла из-за твоей любви… и отдала жизнь, но ты отбросил мою любовь прочь…
– Нет! Неправда! Я никогда не любил тебя!
– …любил и ненавидел ее… но исказил, искривил собственное чувство… и убил меня.
– Ты сама убила себя! И забрала то, что никогда тебе не принадлежало!
Белая фигура протянула ко мне руки. Я закрылся щитом, но внезапно вытянувшиеся до невероятной длины пальцы прожгли щит и вцепились в мою левую руку. Вонзившиеся ногти вспыхнули огнем, и в ноздри ударил жуткий запах горелой плоти.
– …любил ее… твоя любовь убила меня… и убьет ее…
Я оттолкнул образ Сефии, на смену ей из бездонных глубин выплыла всадница в зеленой коже, со светлыми волосами и зигзагообразным шрамом на щеке. Направив на меня коня, она уставила свой короткий меч мне в грудь.
– …великий маг, великий воин… величайший во всем Кандаре…
Но я не воин. Вовсе не воин! А насчет великого мага…
– …величайший… ибо кто иной дерзнул бы дотянуться до сокровенных глубин и избегнуть огненных стрел хаоса? Кто… и попробуй сказать мне, что я отдала жизнь за слабака. Скажи, разве я умерла напрасно?
Несмотря на напряжение, страх и боль, этот вопрос пронял меня сильнее всего: к глазам подступили слезы. Неужели Фрейда и вправду умерла зря? Неужто Джастин был прав? Не желая, отказываясь признавать это, я оттолкнул ее, и она исчезла, успев перед этим ударить меня клинком по правой руке.
Удар пришелся плашмя, но все равно было очень больно.
– …приди… великий сеятель разрушения… приди к нам…
Из клубящегося переплетения хаоса и гармонии проступила улыбающаяся белая фигура, вся, от улыбки до подошв белых сапог, являвшая собой искрящийся прах. А позади уже восставали орды мертвецов, солдаты в малиновых и зеленых мундирах, маги в белом.
– …наш… будь с нами… приди к нам…
Я тупо смотрел на образ чародея, пытаясь уразуметь, почему каждое отторгнутое мною видение порождает новое, несущее с собой еще больше боли.
– …к нам, великий маг… будь с нами… ибо, думая, будто обманул нас, ты обманул себя… верующий в гармонию, верующий в обман… обман…
Огненная стрела пронзила мою грудь. Запахло опаленными волосами – моими волосами.
– …к нам… тебе не уйти… ты герой, а герои не убегают… они спасают кого-то от гибели, до тех пор пока не гибнут сами… твой героизм прикончит тебя, великий маг, иди к нам…
«Не убежать! – звучали в моем сознании роковые слова. – Не спастись! Герои не бегут!»
Но я не герой! Не герой!
По недрам прокатился монотонный грохот.
Я отпустил бесполезные щиты.
Потоки гармонии и хаоса устремились сквозь меня, сквозь самую мою суть, и я ощутил, что они нераздельны, как две стороны одной монеты, что этот поток един, а бороться с гармонией или хаосом, равно как пестовать хаос или гармонию, такое же безумие, как пытаться расплачиваться монетой, имеющей лишь одну сторону. А еще я понял, что зло, взращенное Отшельничьим, столкнется с равным ему злом. И, поняв, содрогнулся.
Вместе со мной содрогнулась земля.
Жгучий поток хаоса и гармонии по-прежнему струился сквозь мое естество, но и то и другое теперь являлось моим. Да и как могло быть иначе?
Наконец, по прошествии неизвестно какого времени, я осознал себя лежащим в постели и зажег лампу. Глаза мои расширились, ибо и простыня, и стеганое одеяло оказались во многих местах прожженными насквозь.
Шатаясь, я подошел к зеркалу и увидел, что лицо мое покрыто ожогами и волдырями. Голова раскалывалась, глаза кололи раскаленные иглы. Мне хотелось покачать головой, но этому мешал страх: казалось, что при попытке сделать это она просто отвалится.
Кое-как добравшись до кухни и засветив лампу, я накачал воды и омыл рубцы, ожоги и ссадины. На левом запястье обнаружилось пять отметин от ожогов, на правой руке и на груди по огромному синяку.
Собрав остаток сил, я попытался воздействовать на раны и ожоги гармонией, одновременно омывая их прохладной водой.
– Мастер Леррис…
Я обернулся на голос, даже не сознавая, что обнажен.
Рисса охнула и, обмякнув, осела на пол. Она наверняка видела обнаженных мужчин, и испугала ее явно не моя нагота. Неужто я выгляжу так ужасно, что от одного моего вида уравновешенная, спокойная женщина может лишиться чувств?
Впрочем, все эти рубцы и ожоги и впрямь могли нагнать страху. А ведь я заработал их, не вставая с постели и потянувшись в глубины лишь чувствами!
Неудивительно, что маги, в большинстве своем, долго не живут.
Натянув старую рубашку, достаточно просторную, чтобы не натирать воспаленную кожу, я брызнул водой на лицо Риссы.
Она пришла в чувство и села, силясь унять дрожь.
– Прости, Рисса. Я не хотел тебя напугать.
– Что… что ты делал?
Создавалось впечатление, будто ее слова медленно, с трудом достигают моего слуха и сознания, но я понял ее. И ответил:
– Учился быть магом. Это трудный способ учения, но, похоже, ни для какого другого я не гожусь.
– Ох… мастер Леррис… и когда же ты перестанешь влезать… уж не знаю и куда?
Рисса с трудом поднялась на ноги.
– Наверное, никогда.
– Да поможет Тьма всем, кто с тобой рядом. – Она сглотнула. – Как говорит командующая, ты рожден героем. А это тяжкая ноша.
Я вздохнул.
– Со мной все в порядке. Во всяком случае сегодня уже ничего не случится.
– Тьма! Ну, в каком же мире мы живем! Стараешься, варишь волшебнику обеды, а он сам себя варит, ровно в кипятке.
Ворча под нос, Рисса удалилась в свою спальню, а я приложил к волдырям влажную тряпицу и поплелся в свою, решив, что вещи в порядок приведу завтра, если какая-нибудь сила до той поры не увлечет меня в глубины.
В постель пришлось лечь со стороны Кристал, где простыня осталась не прожженной. Завтра придется послать Риссу за постельным бельем.
Боль и бесконечные вопросы довольно долго не давали мне заснуть. Почему найти хаос и гармонию в недрах легче, чем на поверхности? Вроде бы должно быть труднее, ведь почва, глина и камни тяжелее и плотнее воздуха.
Попытка потянуться к ветрам привела к усилению пульсирующей головной боли. Правда, не столь нестерпимой, какую я ощутил при своей первой попытке, сделанной по настоянию отца. Но ощущать стихии, пребывающие под землей, мне по-прежнему было гораздо легче.
Неужто я и вправду маг земли, чародей земного начала? Но кто и когда слышал о таких магах? Впрочем, если земля наряду с водой, воздухом и огнем является одним из основополагающих элементов бытия, почему бы не существовать и соответствующей магии?
Ответов у меня не было. Были одни лишь ушибы, синяки, ссадины, волдыри и ожоги.
Наконец под скрип балок и завывание ветра меня сморил сон.
Джастин застонал во сне и вскочил, сбросив с себя одеяло. Тамра вскрикнула. В ушах еще звучал доносившийся из немыслимых глубин стон земли.
– Джастин!
– Тьма, тьма! – бормотал маг.
– Что такое? – выдохнула Тамра.
– Леррис, идиот! – Джастин потер лоб.
– Башка трещит! – пожаловалась Тамра, потирая свой. – Хуже, чем когда приходится следовать за штормами.
– У меня тоже, – буркнул Джастин, протягивая ей бутыль с водой.
Сделав глоток, она взглянула на огонь, на холодные звезды над головой и, наконец, на северо-запад, в сторону далекого Джеллико.
Земля снова издала стон.
И он, и она вздрогнули.
– Так что там насчет Лерриса? – спросила Тамра, возвращая бутыль.
– Я не думал, что он так далеко зашел. Парнишка скрытничает.
– Это потому, что ты скрытничаешь сам. Не рассказываешь многого из того, что тебе известно. Ты ему не доверяешь, а мне и того меньше. – Она скривилась. – Даже попытка уловить что-то там, во тьме, отдается болью. Сейчас мне не под силу читать погоду.
– Под землей нет никакой погоды.
Полено на угольях полыхнуло пламенем.
– Кончай темнить. Это еще одна форма недоверия.
– Может быть, и так.
– Не «может быть», а точно. Но не думай, будто что-то можно скрывать вечно. Так что выкладывай, чем занимается Леррис и почему это привело в волнение хаос и гармонию по всему Кандару. Причем центр происходящего не в воздухе, это бы я ощутила.
– Он бросает вызов Равновесию, причем глубоко под землей. Вот уж не знал, что он маг недр.
– А разве такие бывают?
– Раньше не было, во всяком случае, я о таких не слышал. Но то, что делает он, это магия земли в чистом виде.
– А ты так не можешь?
– С землей я работаю не лучшим образом, так же как Леррис с воздухом. Мне ближе лес, живые существа и металлы.
– Металлы? Но разве они не залегают в земле?
– Когда-то я был кузнецом, и… я могу кое-что делать, но… но лишь в самых глубинах.
– Опять ты недоговариваешь, – буркнула Тамра и схватилась за лоб. – Каждый твой «ответ» лишь порождает новые вопросы.
Из недр вновь поднимается приглушенный гул. Джастин поджимает губы.
– А я? – наседает Тамра. – Могу я считаться волшебницей воздушной стихии, если просто «что-то улавливаю» в воздухе, как ты в земле?
– В том, что ты волшебница воздушной стихии, сомнений нет, я только не знаю, велика ли твоя сила. Это, – Джастин пожал плечами, – не так-то просто выяснить. Некоторым магам так и не удается.
– Опять ты темнишь, и мне это не нравится.
– Всем магам, если они хотят стать истинными магами, использующими гармонию, приходится пройти некое личное испытание. Тебе это тоже предстоит, но в будущем. А Леррис проходит его сейчас.
– Что с ним будет?
– Если уцелеет, то сможет раскрыть свои способности в полной мере. Но достанется ему здорово.
– Здорово достанется! Да он и так чуть не умер! Чего ты от него ждешь? И от меня? – выкрикивает она, но тут же морщится, хватается за лоб и стонет. – Мужчины! Идиоты!
– Это как сказать, – ворчит Джастин. – Ты, например, искренне полагаешь, что способность коснуться бури, призвать ветерок или перегнать облачко делает тебя настоящей волшебницей. Нет, подлинная магия действует иначе.
– Так как же она действует? И какое отношение это имеет к Равновесию? Выкладывай, и начистоту, не напуская демонов проклятого тумана!
– Всякая магия напрямую связана с Равновесием, – говорит Джастин, после чего поджимает губы и смотрит на огонь.
– Ну, и?
– Чем в большей степени используется одно из начал, хоть гармония, хоть хаос, тем больше вероятность того, что маг нарушит Равновесие. Когда это происходит, он должен восстановить нарушенное, прежде всего в себе самом. В противном случае…
Джастин качает головой.
– Почему я не могу пройти через это, чем бы оно ни было, прямо сейчас? Я старше Лерриса.
– Прежде всего потому, что ты волшебница воздушной стихии. Это накладывает особые ограничения. Гуннар, мой брат, так и не прошел через это. Креслин лишился зрения, а он, я полагаю, был старше тебя.
– Полагаешь? А точно, стало быть, не знаешь?
Джастин снова смотрит на огонь.
– Не знаешь? – повторяет Тамра, снова потирая лоб.
– Нет. Я, видишь ли, волшебник на все руки, но не маг воздушной стихии.
Пламя костра и холодный свет звезд играют на лицах волшебника и волшебницы, старающихся не встречаться глазами. А в недрах Кандара рокочет гром.
Снова и снова.
Войдя в хижину, человек в светло-коричневом мундире аккуратно перебрасывает тяжелый коричневый плащ через руку и с полупоклоном говорит:
– Почтенный маг, позволь представиться.
– Изволь.
На кончиках пальцев Саммела вспыхивают и тут же гаснут язычки пламени.
– Я Д’рессон Лейтррс, посол Его Императорского Величества Стестена, императора Хамора.
Мужчина кланяется снова.
– Звучит впечатляюще, – говорит Саммел, отвешивая в ответ преувеличенно низкий поклон. – Но чем скромный искатель знания может служить столь высокой и могущественной персоне?
– Ты уже послужил императору, хотя и не напрямую.
– А, через герцога Колариса… не могу сказать, будто я удивлен. – На кончиках пальцев снова вспыхивает и исчезает огонь. – И могу с гордостью отметить, что знание, которым мне довелось его наделить, даровало ему силу.
– Император признает силу знания. Знание способно изменить мир, на что ты, вне всякого сомнения, надеешься и чего ждешь. – Посол кладет свой аккуратно сложенный плащ на спинку деревянного стула. – Можно даже сказать, что ты уверен в неизбежности этих перемен.
– Было ясно, что Бегнула действовал по твоему поручению. Знание, полученное им от меня, нашло применение в Хаморе много раньше, чем во Фритауне. Оказывается, знание способно пересекать океаны. Ты интересный человек.
– Я тот, за кого себя выдаю, всего лишь посол императора, – говорит Лейтррс, делая вид, будто протестует.
– Да, но рожденный на Отшельничьем и лишь переиначивший имя на хаморианский лад.
– От этого я не перестаю быть императорским послом.
– Разумеется, как же иначе. Но не окажешь ли мне любезность? – говорит Саммел, поворачиваясь к Лейтррсу спиной. – Возьми свой металлический патрон и помести на плиту под очагом, но подальше от огня.
– Изволь.
Невысокий худощавый мужчина извлекает из кармашка на поясе металлический цилиндрик, кладет на каменную плиту и отступает к стулу, на котором висит его плащ.
Саммел понимает брови, и вокруг цилиндра образуется тонкий кокон белизны.
Раздается шипение и треск. Вспыхивает и тут же исчезает огненный конус. Над тем местом, где только что находился патрон, вьется белый дымок, а когда он развеивается, становится ясно, что от патрона не осталось ничего, кроме черного пятнышка на камне.
Лоб Лейтррса покрывается испариной, однако это не заставляет посла взяться за льняной платок.
Саммел улыбается.
– Теперь можешь продолжать. Я тебя слушаю.
– При всем твоем могуществе ты продолжаешь обитать в хижине, и лишь немногие люди осведомлены о твоих возможностях, – замечает Лейтррс.
– Широкая известность едва ли желательна для мага, – сухо отвечает Саммел. – Признание и вознаграждение – другое дело, но не широкая известность.
Посол на мгновение сдвигает брови, но тут же смеется.
– Ты удивляешь меня. Я ожидал, что ты скажешь, будто делаешь то, что делаешь, исключительно из любви к знанию.
– Любовь к знанию и желание получить вознаграждение не исключают одно другого. – Саммел делает шаг по направлению к очагу и хмурится: черное пятно мгновенно исчезает. – С возрастом это понимаешь лучше.
– Я с этим полностью согласен, – говорит Лейтррс, – чего нельзя сказать об Отшельничьем. Позволь говорить начистоту: я ведь вижу, что ты не боишься правды. Если ты останешься здесь, можно не сомневаться в том, что Отшельничий направит к тебе людей с известными намерениями. Истории известно немало случаев, когда Черный остров скрывал добытое людьми знание, не останавливаясь ни перед чем.
– Таких случаев множество, – признает Саммел, покосившись на висящую на стене ракетницу.
– Я вижу, – замечает Лейтррс, проследив за его взглядом, – черные маги меня опередили. – Он прочищает горло и, поскольку Саммел молчит, продолжает: – Даже столь могущественный маг, как ты, уязвим, если он одинок. Никто не может постоянно держаться настороже: даже магам приходится спать… А император есть величайший ревнитель знания, и только Хамор в состоянии оценить по достоинству все то, что ты можешь предложить.
– Во всяком случае, то что сможет способствовать хаморианским завоеваниям, не так ли?
– О, можно ли быть столь циничным? – отзывается Лейтррс, слегка склоняя голову.
– Я не циничнее тебя. Отшельничий выращивает особую породу людей.
– Ты хочешь сделать знание всеобщим достоянием и желаешь при этом обрести должное признание, не снискав дешевой известности. Почему бы тебе не получить все это сразу? Я предлагаю тебе возглавить великую Библиотеку в Луббе.
Несколько мгновений Саммел молча озирает равнину, где сквозь снег там и сям пробиваются пятна бурой травы. Затем он говорит:
– Если и другой глашатай воли императора – другой посол в Кандаре – подтвердит это предложение, оно будет обдумано мною со всей серьезностью.
– Я непременно потолкую с ним на эту тему.
– Будь добр.
– Непременно, почтенный маг. А ты тем временем подумай о том, что если цена завоевания Кандара окажется слишком высокой, Библиотеке может и не понадобиться новый глава.
Лейтррс кланяется и протягивает кожаный кошель.
– Прими в знак уважения и признания.
– Благодарю за честь.
– Император надеется, ты отнесешься к его словам с должным почтением.
– Ты говоришь убедительно, а еще более убедительно говорит твое золото, – мягко смеется Саммел.
– Знание есть великая ценность, и не признают этого лишь глупцы. Император отнюдь не глупец, и он относится к знанию с величайшим почтением. – Посол улыбается. – В конце концов я здесь именно для того, чтобы засвидетельствовать таковое.
Лейтррс подходит к двери и кланяется в последний раз.
– Я высоко ценю твой интерес, досточтимый посол, и с нетерпением жду нашей новой встречи.
– И я также.
Провожая взглядом идущего к коню и поджидающим его стражам Лейтррса, Саммел кивает и бормочет себе под нос:
– Главный библиотекарь… вот сан превыше многих желаемых. Ты, Тэлрин, думаешь, будто знание может быть похоронено?
Он закрывает дверь и смеется.
– Или будто маги, не желающие кланяться Отшельничьему, не найдут себе пропитания?
В некотором смысле я даже радовался тому, что дела задержали Кристал в Дазире. Это дало мне время хоть немного привести себя в порядок. Конечно, все мои ушибы, рубцы и ожоги особой опасности не представляли и не шли ни в малейшее сравнение с повреждениями, полученными у серного источника, однако выглядел я ужасно и вовсе не хотел пугать возлюбленную своим видом. Да и боль, невзирая даже на целебное воздействие гармонии, донимала так, что порой приходилось закрывать глаза и стискивать зубы. О том, чтобы практиковаться по утрам с посохом, нечего было и мечтать: ведь я только-только начал восстанавливать былую форму.
Ларь для специй, заказанный Дарриком, требовал меньших усилий, чем письменный стол Антоны или книжный шкаф Зибера, поэтому я занялся им. В конце концов торговец пряностями обратился ко мне раньше министра.
Времени на то, чтобы поспеть с сундуком Пелтара к обещанному сроку, мне вполне хватало, хотя, конечно, могло случиться всякое. Неожиданности являлись неотъемлемой частью жизни, хотя я частенько об этом забывал.
Спустя два дня после моего столкновения с Равновесием – за неимением лучшего определения случившегося, мне пришло в голову использовать это – я уже продвинулся в своей работе настолько, что пришло время сажать некоторые детали на клей. Но клей сначала следовало сварить. Мое появление на кухне с котелком было встречено Риссой без малейшего восторга.
– Опять вонючий костный клей, мастер Леррис?
– Этот вонючий клей необходим, чтобы мы могли покупать припасы.
– Тогда я возьму фургон, запрягу кобылу и поеду к Брин за яйцами. Вот будь у нас куры, мне не пришлось бы мотаться туда-сюда по дождю и слякоти.
– Никаких кур!
– А вот будь у нас куры, я варила бы куриный бульон: тем, которые вечно ходят с ушибами и болячками, он очень полезен. А ты, видать, никогда от них не избавишься. Ох уж мне эти маги! Где это, скажите на милость, видано, чтобы человек получил столько шишек да ожогов, лежа в собственной постели? Что ты, что командующая: два сапога пара. Хорошо, что вы встретились. Нормальный человек не сможет жить с тем, кто каждодневно рискует жизнью.
– Да, пожалуй, для многих это могло бы стать проблемой, – пробормотал я, подбрасывая щепку в очаг.
– Проблемой? Кошмаром, а не проблемой. Хуже может быть только одно: двое магов в одной семейке. Впрочем, какая уж там семейка. Будь вы оба магами, шастали бы без конца невесть где, не имея ни кола ни двора…
Я помешал свое варево.
– Вот, опять вся кухня провоняла.
– Да, запашок есть. Но от курятника разило бы хуже.
– Волшебник, что с него взять, – проворчала Рисса, уже заворачиваясь в плащ и направляясь к конюшне.
Со смирной упряжной кобылой сноровистая кухарка управлялась без труда, чему я, в нынешнем моем положении, мог только порадоваться.
Пожевывая корочку хлеба, я помешивал клей, а когда жидкость забурлила, мысли мои невольно обратились к клокочущим подземным глубинам. Неужели центр Земли представляет собой огромное ядро пламенеющего хаоса?
Я поежился: представление о мире как о хаотическом пламени, заключенном, словно огонь в очаге, в оболочку упорядоченной тверди, мне не нравилось, хотя и объясняло принцип Равновесия. Действительно, торжество гармонии грозило заморозить мир, а торжество хаоса – испепелить.
Когда клей сварился, я отнес горшок в мастерскую и принялся нарезать бруски для деталей письменного стола, следуя при этом наставлению дядюшки Сардита.
«Семь раз отмерь, один раз отрежь, – учил он. – Поступишь иначе, загубишь попусту хорошее дерево».
Справедливость этих слов сомнений не вызывала. Расходовать, напрасно дерево мне не хотелось, да и слабость не располагала к торопливости. К возвращению Риссы я продолжал возиться с заготовками и отложил их на полку лишь вечером, заслышав знакомый цокот копыт.
Кристал, несмотря на запачканную щеку, выглядела прекрасно, и я встретил ее радостной улыбкой.
– Что с тобой стряслось? – воскликнула она, увидев мою покрытую заживающими волдырями физиономию. – Ты что, бросал в очаг опилки?
Она соскочила с седла и, я приметил, поморщилась.
– Если бы так…
Я взял ее поводья и, стараясь не обращать внимания на очередной приступ боли, повел лошадь к конюшне. Позади, чуть поотстав, следовали Перрон и Хайтен.
– Ну, так в чем дело? – спросила Кристал, легонько, словно боясь потревожить обожженную кожу, коснувшись губами моей щеки.
– История не слишком длинная, но, сдается мне, – тут я оглянулся через плечо, – не одна ты хочешь ее услышать. Может, потерпишь, пока мы поедим?
Кристал подняла брови. Когда я поставил ее вороного в стойло, она расстегнула на нем подпругу и потянулась за скребницей.
– Ну ладно, – вздохнул я, – сейчас расскажу.
– Только не говори, будто я тебя вынудила.
Я насупился, и она ухмыльнулась.
– Самый простой ответ сводится к тому, что меня угораздило угодить в ловушку Равновесия, – промолвил я, начищая мерина.
– Где? Куда ты ездил?
– То-то и оно, что никуда. Оставался дома.
Кристал тяжело вздохнула.
– Нам, обычным людям, чтобы нарваться на неприятности, приходится по крайней мере путешествовать. Но тебя, как вижу, они находят даже в постели. А я-то надеялась, что хоть здесь ты будешь в относительной безопасности.
Она присела на мешок сена.
– Ты совсем вымоталась. Тебе нужно поесть.
– Да, я устала.
Поверх перегородки стойла я поймал взгляд Перрона, и он торопливо отвел глаза. Поспешно покончив с чисткой лошади, мы покинули конюшню и направились на кухню.
– Вам придется довольствоваться вермишелью с соусом, – заявила Рисса. – Я не могу предвидеть, кто да когда заявится к столу.
– Вермишель как раз то, что надо, – откликнулись мы с Кристал в один голос.
После чего, тоже одновременно, прыснули.
– Вермишель… тоже мне, еда… Вот будь у нас свои куры…
– Никаких кур.
– Будь у нас куры, я могла бы обеспечить настоящую еду, даже когда к нам нагрянут без предупреждения…
Я уже шел к умывальной. Кристал за мной.
В умывальной она сняла куртку. Очень осторожно.
– Что с тобой? – спросил я и, не дожидаясь ответа, потянулся к ней чувствами.
Обнаружив глубокий, уже слегка тронутый хаосом рубец на левом плече, я направил туда поток гармонии. Как я мог не заметить такую рану сразу? Наверное, из-за того, что был слишком занят своими болячками.
– Ой, как приятно! – сказала она.
– Очень рад. Но что же случилось?
Кристал сняла рубашку, и я постарался не поморщиться при виде рваной, воспаленной, зашитой грубыми стежками раны. Кончики моих пальцев пробежали по гноящимся краям, изгоняя хаос и инфекцию.
Она попыталась пожать плечами, но передумала. Я подкачал воды и стал бережно, осторожно обтирать ее губкой.
– В Матизире, а не в Дазире, произошел неприятный инцидент. Заместитель тамошнего коменданта, женщина по имени Фринекл, убила командира ополченцев, кажется, Устрелло. Заявила, будто он пытался ее изнасиловать, а она защищалась.
– Да, дело неприятное, – хмуро кивнул я, припоминая Устрелло. – Мне ведь довелось встретиться с ним и с его супругой. Он не производил впечатление негодяя, но трудно судить о человеке по одной встрече.
Кристал застонала: видать, я переусердствовал с губкой.
– Прости.
– Ничего. Я торопилась домой…
Лицо ее сделалось землистым. Усадив Кристал на табурет, насухо вытерев полотенцем и набросив на нее рубаху, я подкрепил ее гармонией. У меня самого почти не оставалось сил, однако цвет ее лица улучшился, и мне удалось снова отвести ее на кухню.
– Подкрепись. Тебе это необходимо.
Под рукой оказался только ломоть хлеба.
– Вермишель еще не согрелась, – промолвила Рисса, переводя взгляд с меня на Кристал. – Но есть белый сыр.
Кристал молча откусила хлеба с сыром и запила глотком холодной воды. Ее телохранители тем временем рассаживались вокруг стола. Когда она наконец стряхнула последнюю крошку, я прикоснулся пальцами к ее запястью и понял, что ей стало чуточку лучше.
– Так что там с Устрелло?
– Он умер прежде, чем мы успели туда добраться, – со вздохом ответила Кристал. – Эта Фринекл… я просто сама не своя…
– Дело в том, – с виноватым видом пояснил Перрон, – что эта сука сумела втереться к командующей в доверие и вызвать ее сочувствие. Но когда командующая осмотрела тело…
– Судя по нанесенным ранам, – продолжила Кристал, – он просто не мог находиться с ней лицом к лицу. Следов бегства тоже не обнаружилось: Фринекл или подкралась к нему неслышно, или отвлекла и убила коварным ударом сзади. Повреждения на теле никак не соответствовали ее объяснениям, а когда я спросила ее, в чем тут дело, она подняла меч Устрелло – якобы чтобы продемонстрировать, как это вышло. Глупо. Я показала себе первейшей дурой.
Перрон покачал головой.
– И я выглядел не умнее.
– Окажись на месте нашей командующей боец чуть похуже, ему бы не жить. Но и ей, само собой, пришлось убить Фринекл на месте.
– Дура и стерва! – пробормотала Джинса.
– Мне следовало бы понять это раньше, – со вздохом сказала Кристал.
– Нам много чего хотелось бы понимать заранее, да не получается, – отозвался я, сжав под столом бедро Кристал и выразив таким образом свою поддержку. Взял бы за руку, да рука у нее болела. Телохранителям было невдомек, но я знал, что Кристал поверила Фринекл потому, что некогда подобная история привела к изгнанию с Отшельничьего ее самой.
– Что правда, то правда, – поддержала меня Рисса, расставляя по столу блюда.
Телохранители приступили к еде только после того, как мы с Кристал взяли себе по порции, правда, она положила в тарелку совсем немного.
Ни мы, ни стражи за столом рассиживаться не стали: все, кроме Риссы, отчаянно зевали. Впрочем, четверка бойцов, пусть и смертельно усталых, смела со стола вермишель с подливой почище, чем если бы это было сделано посредством магии хаоса. Деркас и Джинса ушли первыми, за ними Перрон и Хайтен.
Когда я затворил за нами дверь спальни и зажег лампу, Кристал села на краешек постели. Зная, что наклоняться ей больно, я стянул с нее сапоги.
– Я смотрю, у нас новое постельное белье, – заметила она.
– Да, старое малость поистрепалось. – Сняв со шкафа прожженную простыню с одеялом, я расстелил их поверх новых.
– Ох, Леррис! – выдохнула Кристал. – Ты, никак, спал тут без меня в обнимку с печкой?
– Не совсем так… и не скажу, что эти жаркие объятия мне понравились.
– И все-таки?
– Ложись в постель, там все расскажу. В твоем состоянии надо лежать.
– Ты выглядишь ненамного лучше меня, Мастер Гармонии.
Так или иначе, мы разделись, улеглись на новые простыни и накрылись новым одеялом.
– Выкладывай! – потребовала она, сопроводив эти слова зевком.
– Будь по-твоему. Дело было так: лежал я в постели, слушал, как постанывают на ветру балки, и это напомнило мне о подземных стонах, что звучали в серной долине. Я потянулся чувствами вниз и кое-что выяснил. Во-первых, оказалось, что я маг земной стихии, хотя прежде мне о таких магах слышать не доводилось. Ну а во-вторых, выяснилось, что маг я весьма невежественный и по невежеству своему едва не угодивший в смертельную ловушку. Дело в том, что в некоторых случая бездумное вторжение равносильно нарушению Равновесия.
– Неужто ты не можешь чувствовать себя в безопасности даже в собственной постели?
Она покачала головой, и я погладил ее по волосам.
– Ну, теперь мне уже ничто не грозит. Просто мне пришлось заплатить за это право.
– Мы все время за что-то платим.
– И всегда будем платить.
– А я от этого устала.
Возразить было нечего: ей пришлось заплатить дороже, чем мне. Вместо ненужных слов я поцеловал ее в щеку и осторожно взял за руку.
– Мы так редко видимся, а когда остаемся наедине, ни на что не годимся, – тихо проговорила она и легонько вздохнула.
Я снова пожал ее руку, снова поцеловал в щеку и молча дождался, когда ее сморит сон.
И тут послышался тихий рокот. К бревнам и балкам он отношения не имел: ночь выдалась совершенно безветренная. Желание выяснить, что это такое, боролось во мне с боязнью: я облизал губы. Кристал, слегка застонав во сне, приткнулась мне под бочок. Я обнял ее и осторожно, медленно огибая переплетения гармонии и хаоса, направил чувства в глубины.
Достичь источника колебаний и звуков мне не удалось, однако стало ясно, что он находится где-то на северо-востоке, между Фритауном и Слиго. Результат не особо меня разочаровал: в том, что мне многое пока было неизвестно, нет ничего дурного. Кроме одной мелочи: каждый найденный ответ порождал уйму новых вопросов.
Однако на сегодня новых ответов не предвиделось. Я повернулся на здоровый бок, крепко, но бережно, старясь не задеть рану, прижал к себе Кристал и заснул.
– Нарастание хаоса в Кандаре столь значительно, что я ощущаю его даже здесь, – говорит Хелдра, бросая взгляд на полуоткрытую дверь. – Где же Марис?
– Собирает донесения от торговцев. Правда, ему пора бы уже быть здесь, – отвечает Тэлрин, постукивая пальцами по черной керамической баклаге. – Да, я тоже ощущаю хаос и говорил на сей счет с Гуннаром. Даже он обеспокоен: говорит, уровень столь же высок, как при падении Фрвена. Если не выше. Не знаю, как к этому отнестись, но он намного старше нас.
– Он утверждает, будто преодолел тяжкое испытание, служа гармонии, но его объяснения и по сию пору вызывают у меня массу вопросов, – ворчит Хелдра.
Хлопает наружная дверь, и советники не сговариваясь вскидывают глаза. Войдя в Палату Совета, Марис обводит ее взглядом и, удостоверившись, что его коллеги на месте, затворяет за собой дверь.
– Хамор вторгся в Кандар. Более сорока кораблей – новейших кораблей! – удерживают Фритаун. Коларис и верные ему стражи схвачены и казнены. Вскоре ожидается прибытие новых кораблей и войск.
– Сорок кораблей? Ты уверен? Сорок пароходов со стальными корпусами?
Взгляд Хелдры перебегает с Тэлрина на Мариса и свиток, который последний держит в руках.
– Вот донесение. Во Фритауне правит регент императора, – отвечает Марис, нервно теребя бороду дрожащими пальцами.
– Что будут делать твои торговцы? – спрашивает Хелдра, отвернувшись к окну, за которым внизу плещется Восточный океан.
– А что мы можем предпринять? Бойкотировать Фритаун? Но от Делапры и Южного Оплота мы отрезаны, а Фритаун остается крупнейшим портом в этой части Кандара. А если учесть, что океан патрулируют военные корабли Хамора… – Марис пожимает плечами и поворачивается к Тэлрину.
– Что Братство? Можем мы построить еще одно Трио?
– Построить-то можем, но в том, что поспеем вовремя, сомневаюсь.
– Бойкотировать Фритаун? Это все, на что способны твои трусливые торгаши? – презрительно фыркает Хелдра.
– Мы можем переориентировать судоходство на Ренклаар.
– А что будет с ценами? – гулкий голос Тэлрина звучит почти равнодушно.
– Вырастут на сорок процентов. Нам придется использовать речные баржи, чтобы доставлять грузы к дороге на Джеллико, выше Хайдолара.
– Я, однако, не думаю, что торговля является для нас самой неотложной проблемой, – указывает Тэлрин. – В настоящий момент в гаванях и у побережья Кандара находится около восьмидесяти хаморианских боевых кораблей. Наше Трио способно перехватить в Деллаше дюжину или около того. Затем, если они поплывут на восток к Фритауну, – при благоприятной погоде это займет дней семь, – они могут попытаться блокировать хаморианцев в Великом Северном заливе. Но Саммердок, Южный порт, Бейл и Джера окажутся под контролем Хамора, как только подойдут остальные корабли. А они подойдут.
– Не понимаю! – возмущается Хелдра. – Как такое может твориться, если в мире существует Равновесие?
– Мы уже говорили об этом раньше. Так или иначе, что происходит, то происходит, и для нас сейчас важно не пытаться понять, как это может быть, а решить, что делать. Поступиться нашими интересами в Кандаре?
– Следуя твоей логике, – замечает Марис, – у нас нет выбора.
– Но как это им удается? – упорно спрашивает Хелдра.
– Они наращивают гармоническую составляющую механически. Равновесие, оно тоже имеет механическую природу. Наши предшественники запретили нам ограничивать усиление гармонии, ибо это неизменно влечет за собой усиление хаоса. Хамор никогда такой щепетильности не проявлял. Кроме того, – добавляет Тэлрин с кривой усмешкой, – после того как Джастин продемонстрировал всю мощь гармонии, никто на Отшельничьем не позаботился о равном по силе проявлении хаоса. Даже его братец.
– Но что происходит сейчас? Если Хамор привносит избыток гармонии во весь мир и в Кандар, разве это не должно привести к возникновению где-то некоего могучего средоточия хаоса? – спрашивает Марис, положив свиток на стол.
– Разумеется. Мы говорили об этом перед твоим приходом. Хаос концентрируется в недрах, под Кандаром и, я думаю, даже под дном залива. Полагаю, ты, – Тэлрин кивает Хелдре, – ты без труда обнаружишь зоны такой концентрации даже под Отшельничьим.
– Ничего себе! – бормочет Хелдра.
– Я не маг и не могу ничего ощутить, – замечает Марис.
– Положись на мои слова.
– В таком случае почему бы магам или кому-нибудь еще не уничтожить все эти центры средоточия хаоса, как бывало раньше?
– А ты помнишь, чем это оборачивалось? И не только раньше, а совсем недавно? Антонин едва не уничтожил все живое в центральном Кандаре! Столкновение Лерриса с Герлисом превратило долину в Рассветных Отрогах в подобие демонова ада, а отголоски прокатились по всему миру. Саммел нынче способен управлять силой хаоса, достаточной, чтобы кипятить воду, а глубоко в недрах разгорается очаг хаотического огня. Понятно?
– Так что мы все-таки будем делать? – нетерпеливо спрашивает Хелдра.
– Подвигнем Братство к строительству новых черных кораблей и будем молить о помощи Гуннара. Или Джастина.
– Джастина? Нужна ли нам такая помощь?
– А можем ли мы обойтись без нее?
– Чем мы станем за все это расплачиваться? – ворчит Марис.
Тэлрин и Хелдра пожимают плечами.
Поутру Кристал полегчало: рана еще болела, но признаков хаоса уже не было. Я наложил тугую повязку, и она поскакала в Кифриен с докладом к Каси. Потом мне удалось выкроить немного времени для Даррикова комода, но тут, на день раньше обещанного, Фаслик привез Вигила. Отец снабдил парнишку двумя пилами, рубанком и неплохим набором стамесок, хотя самая большая из них годилась скорее для корабельного плотника, чем для столяра. Я не стал заострять на этом внимание: со временем Вигил сможет обменять этот инструмент на другой, поменьше.
– Ты не передумал, мастер Леррис? – в четвертый раз спросил меня Фаслик, уже забравшись на козлы своего фургона. – Он хороший паренек, но заика, и нога у него…
– Я не передумал. Вигил получит кров и стол стоимостью медяк за восьмидневку – это на первых порах – и, за вычетом дерева, половину стоимости того, что он сможет сделать на продажу.
– А сколько времени уйдет на учебу? Когда он сможет стать мастером?
Мне оставалось лишь пожать плечами.
– Трудно сказать. Три года, может быть, два; как дело пойдет. Талант у него есть, но успехи в обучении зависят не только от способностей.
– Он славный парнишка, – повторил Фаслик, тронул вожжи и укатил, оглядываясь, пока не скрылся за поворотом.
Вигил, стоявший все это время столбом, сглотнул, и я потрепал его по плечу.
– Давай-ка устраиваться, приятель.
Поначалу Вигилу предстояло спать в отгороженном внутри конюшни помещении стражей. Конечно, я собирался помочь ему в дальнейшем обустройстве, но основную работу пареньку предстояло выполнить самому. Ну а пока ему отводилась койка рядом со стражами: условия лучше тех, на которых я нанимался к Дестрину. В помещении для стражей имелось шесть коек, но Кристал никогда не сопровождало больше четырех человек. Оборудуя эту спальню, я, как это частенько со мной случалось, перестарался, на что Кристал, оплатившая и работу, и материалы, не раз указывала. Но вот надо же, сейчас моя былая промашка обернулась удачей: по крайней мере о койке беспокоиться не приходилось.
– Где предпочтешь спать, внизу или наверху? – спросил я, когда паренек огляделся в каморке с маленьким столом, табуретом и тремя рядами коек моей работы. – Наверху чуточку теплее, что по нынешней поре, может быть, и лучше. До жары мы всяко выделим тебе отдельный закуток. Впрочем, – добавил я, вспомнив о его ноге, – некоторые предпочитают спать в холодке, так что решай сам. Займи любую из этих крайних, чтобы, когда приедет охрана командующей…
– П-при-едет?
– Я ж тебе говорил, Кристал моя супруга. Она важная особа, куда важнее меня, и когда приезжает ко мне, ее сопровождает личная стража, бойцы. Все они хорошие люди, других рядом с Кристал и быть не может.
– Гго-в-оррят т-ты у-у-бил чар-чар-ро…
– Да, я и вправду прикончил парочку чародеев, но в этом не было никакого геройства. После последнего раза я полтора месяца провалялся в постели, да и по сю пору хромаю. Работа по дереву, – тут я хмыкнул, – занятие хоть и трудное, но куда более благодарное, нежели колдовство. Ну ладно, выбирай койку и клади на нее свою торбу и посох. А инструменты отнесем в мастерскую: там у тебя будут свои полки.
Парнишка молчал, глядя на меня исподлобья.
– Вигил, не верь всему, что слышишь. Я предпочитаю работу по дереву и большую часть времени вовсе не колдую, а столярничаю. – Я успокаивающе коснулся его плеча, хотя малый почти не уступал мне ростом и значительно превосходил шириной плеч. – А сейчас пойдем, нужно приставить тебя к делу. Работы у нас по горло.
Паренек забросил вещички на верхнюю полку и последовал за мной во двор. Прежде чем пойти в мастерскую, мы заглянули на кухню, где Рисса драила плиту.
– Мастер Леррис, пол нужно мыть, а у меня нет…
– Рисса, познакомься с Вигилом. Он пока будет спать со стражами, а потом отгородит для себя особый закуток. Вигил, это Рисса. Она заправляет на кухне, готовит прекрасную еду, имеет по каждому поводу свое мнение и никогда не упускает случая познакомить с этим мнением окружающих. А я предпочитаю во всем с ней соглашаться: так оно спокойнее.
– Мастер Леррис, нечего выставлять меня хищницей, готовой слопать бедного парнишку без соли. – Рисса отложила щетку и повернулась к подмастерью. – Ты ведь сынок Фаслика, верно? Тот самый, который фигурки вырезает? Знаешь, у меня к тебе просьба: если мастер Леррис не доконает тебя работой, вырежь мне курочку. Пусть хоть деревянная будет: живой-то мне у мастера Лерриса по гроб жизни не допроситься.
– Никаких кур!
– Ты, небось, голодный, – продолжала тарахтеть Рисса, доставая из шкафа полкаравая хлеба. – На, подкрепись. Мастер Леррис возражать не будет.
Я кивнул.
– Поешь, а потом приходи в мастерскую. Приступим к обучению.
Покинув кухню, я направился в мастерскую и, пока Вигил расправлялся с краюхой, набросал чертеж шкатулки для бумаг – такой, какая была у меня, когда я учился у дядюшки Сардита. Как когда-то мне, Вигилу предстояло не только пилить, строгать и клеить, но учиться черчению и делать записи, касающиеся свойств разных пород дерева. А мне предстояло его всему этому учить. Надо же, экий учитель выискался! Дядюшка Сардит небось лопнул бы со смеху.
Два дополнительных заказа, которые мне посчастливилось получить как раз перед приездом Вигила, едва ли годились для начала обучения подмастерья, хотя я надеялся, что он сможет помочь мне в работе над шкафом для министра Зибера. Потом мы возьмемся за сундук для дочери Пелтара. Вспомнив об этом сундуке, я невольно вздохнул, ведь к нему предстояло заказывать дорогие петли.
К тому времени, когда я закончил набросок шкатулки, в мастерскую заглянул Вигил.
– Это твоя полка. Здесь ты будешь хранить свои инструменты. Понял?
Он кивнул.
Намерения заставлять Вигила работать над столь сложным заказом, как стол Антоны, у меня не было, хотя я полагал, что вырезать вензель «А», даже из черного лоркена, он сможет и быстрее, и лучше меня. Стоит ли тратить на резьбу невесть сколько временим, ежели парнишка наверняка справится с этим за день, самое большее за два.
Однако прежде всего я поручил ему заняться шкатулкой и лишь время от времени отвлекал его просьбой подать или подержать что-нибудь в ходе работы над письменным столом Антоны. По ходу дела давались необходимые пояснения.
– Клеить и подгонять вишню еще труднее, чем дуб. Дуб тяжелее, но в известном смысле более податлив. Вишня материал твердый, но хрупкий и требует большего внимания. И осторожности, особенно с волокнами.
– Видишь, соединяя края, ты должен был весьма аккуратен. Нагрузка распределяется по всем элементам крепления, так что и клей, и штыри, и шурупы служат одной цели. Это тебе понятно?
– Пп-он-ннятно.
Я покачал головой и усмехнулся.
– Отвечать необязательно: просто кивни или покачай головой. Для меня этого будет достаточно, и мне вовсе не хочется, чтобы ты утомлялся. Лучше прибереги силы для работы.
Вигил кивнул и отвернулся. Я тронул его за плечо.
– Хочешь поговорить… говори на здоровье. Я имел в виду, что ты можешь обойтись без этого, если тебе трудно. – Мне вовсе не хотелось задевать его чувства, но разговор порой требовал от него таких усилий, что я просто хотел избавить его от необходимости напрягаться в попытке угодить мне.
Вигил кинул и изобразил нечто похожее на улыбку.
– Ты умеешь писать?
– Н-немнож-жко.
– Хорошо. Когда оторвешься от шкатулки, я дам тебе бумаги, и ты запишешь: все, что узнал сегодня о вишне. После этого я покажу тебе, как делать доски для разделки хлеба: это необходимый этап в обучении каждого подмастерья. Одна-две пригодятся Риссе, а остальные тебе, может быть, удастся продать за медяк или два. Обрезки дерева можно будет пустить на что-то еще: таким образом, тебе не придется тратиться на материал. А еще хотелось бы, чтобы в свободное время ты набросал эскиз вензеля «А».
Вигил поднял брови.
– Видишь заготовку: это будет письменный стол. В уголке потребуется поместить резную буковку «А», вензель заказчицы. Вырезать ты умеешь лучше, чем я, так что набросай эскиз, вырежи по нему вензель, а я прорежу пазы и прилажу твое изделие на место.
– Мое?
Я ухмыльнулся.
– Почему бы и нет? Резьба для тебя – дело знакомое, а поскольку деталь будет изготовляться отдельно, ты не рискуешь испортить стол. А как добиться, чтобы волокна ложились в нужном направлении, я тебе покажу.
– В-волк-на?
Мне пришлось рассказать о волокнистой структуре древесины и о том, как это учитывается и используется в столярном ремесле. Вигил знал о дереве на удивление мало – видимо, на лесопилке ему поручалась лишь рутинная работа, – но меня он, похоже, понимал.
По мере того как светлеет небо, герцог все пристальнее наблюдает за дальним склоном холма, но воздушный шар с рассветом не поднимается. Как не поднимается и дым от походных костров Фритауна. Лишь горстка сине-зеленых знамен обвисает на флагштоках. Создается впечатление, будто позиции, откуда еще вчера вели свой смертоносный огонь пушки, полностью обезлюдели.
– Командира разведки ко мне! – приказывает Берфир, направляя коня на гребень, откуда открывается лучший обзор.
– Жду повелений, господин, – говорит, подъехав к нему, плотный офицер.
– Похоже, силы Колариса оставили свои позиции.
– С чего бы это?
Берфир хмуро пожимает плечами.
– Почем мне знать? Пушки исчезли, но они, похоже, бросили даже припасы. А если это так…
– Понимаю, господин.
– Мы еще можем добраться до Фритауна.
– Если у них не будет этих проклятых дальнобойных пушек.
– Или если мы не сможем догнать их и напасть на них на марше.
– Так точно. Если пушки направлены в другую сторону, я ничего против них не имею.
Берфир смеется, но смотрит на покинутые позиции противника и хмурится.
– Почему?
Командир разведчиков ждет.
– Отправляйся туда, проверь, все ли чисто. Потом посмотрим… посмотрим…
Пальцы его теребят седеющую бородку, после чего касаются висящего на поясе трофейного пистолета.
После того как Кристал, все еще стараясь не потревожить рану, уехала в Кифриен, я, задав корму Гэрлоку и кобыле, явился на кухню.
– Мастер Леррис, как я могу все кругом помыть и почистить, если…
– Рисса, – прервал я ее, переступив порог. – Ты знаешь, где живет Миррин, медных дел мастер? Или другой, Борло?
– Миррин? Та чудная женщина из Южного Оплота, которая работает с медью?
Рисса откинула со влажного лба черные волосы и поставила веник в уголок.
– Она самая. Мне нужны петли для сундука.
Решение вопроса с петлями я откладывал, сколько мог, потому что очень не любил хоть в чем-то зависеть от других ремесленников. Но больше тянуть было нельзя: это ставило под угрозу выполнение заказа в срок.
– Вообще-то, Борло у нас знают лучше: он здешний и мастерскую свою, она на Ремесленной улице, близ рыночной площади, унаследовал от отца. Вот уж кто был всем медникам медник, так это старый Нелтар! А какие чайники он делал… Гайси, она, помнится, приглядывала за хозяйством Мортена, показывала мне чайник его работы. Вообще у Мортена – живут же люди! – было аж три чайника, но тот и вовсе диковинный. Когда закипал, он высвистывал мелодию. – Рисса улыбнулась и покачала головой. – Сколько с той поры воды утекло, но такого я больше не слышала. И с виду был не чайник, а загляденье…
– А что слышно насчет Миррин? – спросил я, подняв руку. – У меня сложилось впечатление, что если люди расхваливают мастерство отца, значит, сын уступает ему в умении.
– А, эта? Она одевается на солдатский манер. Может, и служила раньше в солдатах, хватка у нее еще та. Фастона как-то раз из своей мастерской взашей выставила…
Одного этого было достаточно, чтобы отнестись к Миррин с симпатией. С Фастоном я встречался и мнения о нем остался не лучшего.
– …а еще толкуют, что Лисса, которая наследница, заказывает у этой Миррин…
– И где эту Миррин можно найти?
– Вечно ты, мастер Леррис, от добра добра ищешь. Борло – славный малый, такой любезный…
– Мне нужен не любезный, а умелый.
Рисса вздохнула и развела руками.
Я ждал.
– Ее мастерская на южной окраине, ниже кручи. Позади старой городской стены, что была разрушена при Фенарде Великом, в давние времена…
Надеясь, что эти указания помогут мне найти Миррин, я вернулся в мастерскую, где Вигил трудился над слишком уж, на мой взгляд, изукрашенной разделочной доской. Не пригляди я за ним, чего бы он только там не навырезал! Но что поделаешь, коли у него есть талант и призвание?
– Вигил, – сказал я, оглядевшись по сторонам, – когда оторвешься от доски, подмети пол. Еще нужно будет выгрести из стойл навоз и подлить в лампы масла. Вот тебе два серебреника, спросишь у Риссы, где купить сена. Привезешь, разгрузишь и положишь по охапке в каждое стойло. Понял?
– Д-да, масс-тер.
– Мне надо отлучиться, заказать петли для сундука. Это ненадолго, но, надеюсь, к моему возвращению ты управишься.
– Д-да, масс-тер.
Мои давешние болячки напомнили о себе, когда мне пришлось седлать Гэрлока, однако я совладал с болью и, по привычке сунув посох в копьедержатель, вывел пони на двор.
– Ага, с посохом ты верно сообразил, – ворчливо промолвила выглянувшая из-за кухонной двери Рисса. – На южной окраине полно разбойников и ворья. Вот ежели ехать к Борло, в приличный квартал, так там опасаться некого…
– Рисса, со мной все будет в порядке.
– Ага, с тобой всегда все в порядке. Все в порядке, когда едешь по колдовским делам и тебя привозят едва живого, все в порядке, когда чуть не сгораешь заживо в собственной постели…
Спорить не имело смысла, поэтому я молча взобрался в седло.
– …так что будь готов пустить в ход свою жердину…
– Буду, буду, – пообещал я, с трудом удержавшись от тяжелого вздоха.
Гэрлок так обрадовался прогулке, что едва не приплясывал, что заставляло меня чувствовать себя виноватым. Бедный пони: то его заездят чуть ли не до смерти, то держат в четырех стенах.
На южной окраине мне прежде бывать не доводилось. Улочки там были столь узкими, что, раскинув руки, человек рисковал задеть стены, к тому же они без конца петляли. Я дважды спрашивал дорогу, но в конце концов разобрался, что тут к чему, и даже малость приспособился к витавшим в старом квартале не слишком приятным запахам. Хотя, по моему разумению, Фенард Великий принес бы городу немалую пользу, если бы в свое время вместе со стеной разрушил и все эти лачуги.
Вывески над окованной железом дверью не было, однако красовавшийся над входом здоровенный медный чайник не оставлял сомнений насчет того, что я попал куда надо. Мастерская представляла собой двухэтажное кирпичное строение с потрескавшейся черепичной крышей и единственным (во всяком случае, единственным со стороны улицы) окном на втором этаже.
Привязав Гэрлока к железному кольцу на каменном столбе возле валуна, служившего ступенькой крыльца, я взял посох и постучался.
– Иду! Иду!
Дверь приоткрылась, и я разглядел сначала темную железную цепочку и поблескивающий клинок, а уж потом – короткие седые волосы и скуластое, морщинистое лицо.
– Ты кто такой?
– Леррис, столяр. Лисса сказала, что ты могла бы сработать для меня кое-что по меди. Ведь ты Миррин?
С последним вопросом я припозднился, но лучше поздно, чем никогда.
– Она самая, – буркнула женщина, осматривая меня с головы до ног.
Потом цепочка звякнула, и дверь открылась.
– Заходи.
Внутреннее помещение оказалось просторнее, чем казалось снаружи. Каменный пол был чисто выметен, на плетеном коврике стоял рабочий стол, а в глубине находились очаг, что-то похожее на печь, а также молотки, тигли, наковаленки и множество приспособлений и инструментов, о назначении которых мне приходилось только догадываться.
Высокие боковые окна давали больше света, чем обеспечило бы фасадное, но кроме того помещение освещалось латунной лампой и свечой на медном подсвечнике. Оба изделия не отличались витиеватой отделкой, однако производили сильное впечатление. Ноздри щекотал запах горячего металла и масел.
– Садись.
Я прислонил посох к стене и сел.
– Предложила бы тебе чаю, да заварить забыла, – промолвила хозяйка мастерской, отложив клинок. – Стало быть, ты и есть тот самый Леррис? Знаменитый маг, который любит дерево?
– Вот уж, знаменитый… Во всяком случае к тебе я приехал не как маг, а как столяр. Мне нужны декоративные латунные петли, под сундук для приданого.
– А почему ты не обратился к Борло?
– А потому, – я попытался подражать тону Риссы, – что его отец делал такие дивные чайники, просто загляденье…
Миррин рассмеялась, отчего морщин на ее физиономии появилось еще больше.
– Петли нужны примерно такие, – я протянул листок бумаги с наброском.
Она взяла листок и нахмурилась.
– Тебе нужны настоящие петли или декоративные накладки? Ты собираешься делать внутренние, из железа?
– Не хотел бы, не люблю ничего фальшивого. Предпочел бы настоящие, если смогу это себе позволить.
– Фальшивок и я не люблю. И по твоему образцу работать не стану. Сделаю по-своему, за пять серебреников. Это со стоимостью шурупов и прочего крепежа: возни с ним много, а радости мало.
– Делай по-своему. Но имей в виду: сундук будет тяжелым, так что петли нужны большие и прочные.
– На твоем рисунке размер один к одному?
– Вообще-то, можно даже побольше.
– Могу и побольше. Даже на глазок. Ты готов на меня положиться?
Не знаю почему, возможно, из-за впечатления, произведенного лампой и подсвечником, или потому, что с ней имела дело Лисса, она внушала мне доверие. Я кивнул.
И тут снаружи донеслось ржание.
Мы оба – я с посохом, Миррин с клинком – метнулись к двери.
Какой-то малый в серых лохмотьях валялся у стены, другой, в рваной и грязной рубахе, замахнулся на Гэрлока суковатой дубинкой.
– …ах ты, скотина…
Увидев меня, грабитель отвернулся от пони, чтобы нанести удар мне, но мой посох оказался и быстрее, и крепче. Первый удар избавил его от неуклюжего оружия, а второй отправил на мостовую – стонать рядом с ушибленным товарищем по разбойному промыслу, которого Гэрлок ушиб копытом.
– Йенс, я тебя предупреждала! – промолвила Миррин, подходя с кликом в руке к тому малому, которого отбросил к стенке мой пони.
Я оглядел узкую улочку. Седая женщина выглядывала из полуоткрытого окна, мальчонка, в штанах и тунике, явно сшитых из мешковины, таращился с крыльца, готовый в любой момент юркнуть за дверь.
– Миррин, я не хотел с тобой ссориться.
– Ты идиот! И почти покойник! – Миррин взмахнула мечом, и на щеке Йенса осталась красная полоска. – Это последнее предупреждение: в следующий раз ты умрешь. А теперь вставайте и проваливайте оба. Живо!
Оба разбойника, пошатываясь, поднялись на ноги. В этот миг я ощутил что-то неладное, и посох, чуть ли не сам по себе, ударил одного из них по руке. Нож упал на мостовую, оборванец схватился за перебитое запястье.
– Неужто вы никогда не поумнеете, дуралеи? – рявкнула Миррин. – Этого человека зовут Леррис, вы что, о нем не слышали? В городе нет другого человека с таким именем. Он маг и этим самым посохом прикончил нескольких чародеев и несколько дюжин солдат. Во всем Кифриене только он ездит на горном пони, а у вас, кретинов, хватило дурости попытаться этого пони украсть. А ну убирайтесь!
Ненависть в глаза грабителей потускнела, вытесненная страхом. Они заковыляли прочь, один, держась за щеку, другой – за сломанное запястье.
Миррин наклонилась и подняла нож.
– Неплохая работа. Краденый, ясное дело. Ну что, будем заканчивать?
Я погладил Гэрлока и направил поток гармонии в рубец на его боку.
– Все в порядке, дружище…
Пони заржал.
– Может, оставить дверь приоткрытой? – спросил я.
– Как хочешь. – Она пожала плечами. – Но поверь мне, больше с тобой никто из здешних связываться не захочет. Вот почему я устроила эту показуху: хороший урок работает лучше, чем убийство. По крайней мере в большинстве случаев.
Я покачал головой. Похоже, у ее двери появлялись и мертвые тела.
– Больно уж ты чувствителен для прославленного воина, – заметила Миррин и шагнула внутрь.
Войдя за ней, я отодвинул стул, чтобы видеть Гэрлока через открытую дверь, и вздохнул.
– Да какой я воин?
Дайала, имевшая серебряные волосы, но отличавшаяся внешне от совсем юной девушки лишь темнотой под зрачками да едва заметными морщинками в уголках слишком проницательных глаз, стояла перед песчаной площадкой в Великом лесу Наклоса.
– Будь что будет, – промолвила она. – Да позволят мне пески узреть, как и в какую сторону смещается Равновесие.
Умолкнув, женщина сосредоточилась на ровном, неподвижном песке, и из него постепенно стала проступать карта Восточного Кандара. Пытливые зеленые глаза всматривались в песок, и на лбу ее выступили бусинки пота, хотя свободно опущенные руки не выдавали напряжения.
Со временем на тонкой полосе более темного песка выступил песчаный валик, обозначавший дорогу из Виветта, через Кертис, на Джеллико. Дайала кивнула. Участки безобразного, красноватого песка продолжали вспучиваться и клубиться вокруг Великого Северного залива и близ границы Слиго с Фритауном.
Несколько долгих мгновений она внимательно рассматривала карту, а потом вздохнула и сконцентрировалась сильнее. Волна тьмы, распространяясь с юго-востока, стала подбираться к зоне пузырящегося хаоса. Еще одна, такая же, появилась на краю Великого Северного залива и поползла на запад.
А потом песок с силой сдерживаемого взрыва взметнулся вверх.
Дайала отступила, отвернулась и укрылась в гармонической тени леса.
По щекам ее струились слезы.
Прежде чем заняться столом для Антоны, я набросал план Вигиловой каморки и показал ему.
– Ты получишь от меня всю необходимую помощь, но основную работу тебе придется делать самому.
Парнишка кивнул.
– Вот и прекрасно. Теперь я займусь своими делами, а ты, будь добр, разожги огонь и вымети стружку да опилки.
Он снова кивнул, но уставился взглядом в пол.
– Понимаю, Вигил, у нас в мастерской и без того чище, чем в большинстве мест, где тебе случалось бывать, но это грязи бывает слишком много, а не чистоты. Будет чисто, опилки не станут попадать в клей, нам не придется чихать. Да и вообще, любая неаккуратность меня огорчает.
Вигил пожал плечами и заковылял к угловой нише, где хранился веник.
Я сверился с чертежами и принялся обстругивать рейки для ящиков левой тумбы, то и дело поглядывая на Вигила. Тот, похоже, работал с охотой, что не могло меня не удивлять. Самому-то мне, в подмастерьях, этого сильно недоставало.
Вигил только-только покончил с уборкой, когда на двор вкатил закрытый серый экипаж, запряженный подобранными в масть гнедыми конями. Герба на застекленной двери не было, но кто там находится, я понял сразу.
Возница и охранник были одеты в толстые стеганые куртки. Оружие стража составляли арбалет, меч, тяжелый пистолет и длинное копье. За последние восемь дней мне довелось повидать больше пистолетов, чем за всю предшествовавшую жизнь, и это отнюдь не радовало. Раз люди носят огнестрельное оружие, значит, оно работает, а если так, мир стал избыточно упорядоченным. Уж не связано ли это со стенающим под Кандаром неистовым хаосом? Надо бы разобраться, да все времени нет…
Я ожидал увидеть Антону в мехах, но на ней оказалось длинное стеганое пальто зеленого цвета.
– Почтенная Антона…
Я поклонился. Всякий, кто сделал заказ на пятьдесят золотых, заслуживает поклона.
– Мастер Леррис, – она рассмеялась, – стоит ли навязывать мне незаслуженные почести.
– Любой заказчик заслуживает уважения.
Она направилась в мастерскую, и мне не осталось ничего другого, как пойти рядом с ней. Не плестись же следом, в хвосте.
– Ты уже не хромаешь, – заметила она.
– Еще прихрамываю, но только когда устаю.
Войдя внутрь, Антона огляделась по сторонам и, приметив Вигила, спросила:
– Это сын Фаслика?
– Да. Звать Вигилом. Мне давно нужен был подмастерье.
– Хорошего помощника найти непросто, даже в моих делах. Или, скорее, особенно в моих делах!
Пальто слегка распахнулось, открыв взгляду зеленую же шелковую рубашку, серые кожаные брюки и жилетку.
– Мне трудно судить насчет твоих дел…
– В любом деле нужны толковые помощники, и в любом не обойтись без способностей, – молвила она, внимательно присматриваясь в Вигилу. – Ты, надо думать, очень придирчив в выборе.
Это замечание могло показаться странным: хромота и неуклюжесть моего подмастерья бросались в глаза.
– Да, к этому я отношусь серьезно.
– А что ты можешь мне показать?
– Не так много, как хотелось бы. Полагаю, ты об этом догадываешься.
Мы подошли к плоской доске на краю верстака, и я разложил на ней свои планы и наброски.
– Что, у тебя только наброски? – мягко, но не без удивления, спросила она.
– Нет, – рассмеялся я. – Просто они помогут понять, что должно получиться в результате. Видишь, тут обозначены крепления и соединения. Вишня не так тяжела, как дуб или лоркен, но и не легка, так что правильный расчет крепежа очень важен. Видишь, для каждой тумбы имеется по четыре несущие опоры. Вот, вот, вот и вот…
– Вроде бы понимаю.
– Прекрасно. А теперь взгляни сюда.
Я указал в угол, где стояло изделие, обретавшее очертания медленнее, чем мне бы того хотелось.
– Вот тумбы…
– Выглядят как на чертеже.
Я на это надеялся.
– А что будешь делать дальше?
– Выдвижные ящики.
– А почему бы не сделать сначала крышку?
– Ну… Трудно объяснить, но сначала мне нужно подобрать передние планки ящиков. Чтобы лучше сочетались волокна. Выбрать вон из того материала.
Я кивнул в сторону разложенных по полкам досок.
– Там, похоже, больше дерева, чем тебе потребуется.
– И да, и нет. Ты ведь хочешь получить изделие наивысшего качества, а на это уходит больше дерева, поскольку ширина волокон на всех открытых поверхностях должна быть одинаковой. Больше расход материала, больше времени уходит на подборку. Хорошее изделие начинается с хорошего дерева.
Вигил, стоявший позади Антоны, кивнул.
– Все начинается с хорошего материала, – с улыбкой подтвердила Антона. – Я усвоила это довольно рано.
Не зная, что сказать, я ограничился кивком.
– Ты продвинулся дальше, чем можно было ожидать, учитывая рассказы о твоих подвигах на ином поприще. Ты и на будущее планируешь что-нибудь в этом роде?
– В моих планах и раньше никаких подвигов не значилось. Мне просто пришлось откликнуться на призыв самодержицы.
– И, конечно же, командующей. Умно.
Умен ли я, нет ли, можно было счесть вопросом особым, но в данных обстоятельствах мне оставалось лишь кивнуть, что и было сделано. Я проводил Антону до экипажа, а когда карета укатила в Кифриен, вернулся к работе над ящиками, попутно растолковывая Вигилу, что, как и зачем делается. Потом мы устроили перерыв на полдник – его разделил с нами наведавшийся к Риссе Киблон, – но рассиживаться на кухне не стали.
Ко второй половине дня мне, такое со мной случалось, надоело возиться с ящиками, и я для разнообразия решил заняться Дарриковым ларем.
Работы для Вигила здесь пока не намечалось, и я предложил ему заняться его каморкой.
– Прежде всего тебе придется заложить нижние брусья…
Поймав его непонимающий взгляд, я осекся и вздохнул.
– Пойдем-ка лучше в конюшню.
После того как мне удалось втолковать мальчугану, что к чему, он радостно улыбнулся и взялся за дело. Я понимал, что работу по ходу придется проверять, но предпочитал дать ему побольше самостоятельности.
Все то время, пока мое внимание было поглощено ларем, с конюшни доносились стук молотка и визг пилы. Время от времени я пересекал уже подсыхавший двор, чтобы взглянуть, как дела у подмастерья. Кое-что ему приходилось переделывать, без этого в учении не бывает, но в целом паренек справлялся неплохо.
Мы оба малость подустали, но продолжали работать, даже когда стемнело и пришлось зажечь фонари. Я оторвался от верстака, лишь услышав топот копыт.
Кристал тоже выглядела усталой, а помогая жене спешиться, я ощутил тупую боль в ее ране.
– Тяжелый денек, да?
Она молча кивнула, и я обнял ее.
– У тебя, похоже, были посетители, – заметила она, глядя на следы на дворе.
– Антона. Похоже, она не в восторге от того, как продвигается заказ, хотя и говорила, что наслышана о моих подвигах. Но ладно и то, что ее не угораздило заявиться парой восьмидневок раньше.
– Порой, Леррис, тебе помогает сама Тьма, – заметила Кристал, покачав головой.
– Только порой? – спросила из темноты Джинса.
– Хочешь проверочку? Вроде как в Хидлене? – подала голос Хайтен.
– Беру свои слова обратно.
– Так-то лучше, – хмыкнул Перрон.
Почистив мерина, мы с Кристал помылись и отправились на кухню. В животе у меня урчало. У нее – тоже.
– Ты давно не ела? – спросил я.
– С завтрака, – ответил Кристал, опускаясь на стул. – И то повезло, что хоть сейчас могу порадоваться еде. Тут такое творится… во Фритауне разверзся настоящий ад.
– Для ада местечко самое подходящее, – сказала Рисса, поставив на стол блюдо с мелко нарезанной бараниной и миску с политой темным соусом вермишелью. – Все эти герцоги только и знают, что затевать войны да губить людей.
Стражи тоже проголодались, но ждали нас с Кристал. Она взяла порцию, а я последовал ее примеру и, передав блюдо Вигилу, спросил:
– Так что там стряслось во Фритауне?
– Вторжение с Хамора. Более шестидесяти кораблей. Коларис казнен.
– Казнен?
– Хороший хлеб, – пробурчал Деркас, потянувшись к корзинке.
– Ты про всякий скажешь, что он хорош, если свежий, – заметила Джинса. – Но у Риссы хлеб и вправду хорош. Ты просто не понимаешь, как тебе повезло.
– Понимает, – сказала Хайтен и подмигнула мне.
Кристал, заметив это, усмехнулась.
Хайтен сглотнула и покраснела.
– Понятно, – сказала Кристал и под столом ущипнула меня за ногу.
– Что понятно? – побурчал Деркас.
– Где тебе понять, ты ведь мужчина, – прыснула Джинса.
– Так что там с Фритауном? – снова спросил я.
Кристал пожала плечами.
– Нам не так много известно. Коларис мертв, армия вроде как разбежалась: кому охота сражаться за убитого герцога? Берфир на подступах к Фритауну: возможно, рассчитывает захватить город прежде, чем там окончательно укрепятся императорские войска. Вот и все, что я знаю.
– Похоже, ты оказалась в затруднительном положении.
– Не то слово. В море курсируют корабли Хамора, и я не могу отозвать людей из Расора. Но, укрепляя порт, мы оголяем границу у Малых Отрогов, а кто знает, когда там понадобятся войска?
Она отпила эля и поставила кружку.
– Думаешь, префект Галлоса развяжет войну?
– Нет. Но мне и в голову не приходило, что Хамор нападет на Фритаун, хотя ясно ведь было: империя что-то затевает. А надо бы догадаться, уж больно удачно складывались для Хамора обстоятельства.
– Это в каком смысле? – не понял Перрон.
– Да в таком, – ответила Кристал, отхлебнув еще эля, – что большую часть своих войск Коларис направил на юг, против Берфира. В порту остался лишь маленький гарнизон, и бойцы едва ли обеспокоились при появлении первых имперских кораблей, ведь Хамор поставлял Фритауну пушки и боеприпасы. Ну а когда они сообразили, что происходит, было уже поздно.
– Думаю, – вставила Рисса, – многие во Фритауне ни чуточки не огорчились. Едва ли Коларис пользовался там всеобщей любовью.
– После того, что он сделал с людьми герцога Холлорика, это неудивительно, – сухо заметила Хайтен.
– Вкусный соус, – пробормотал Деркас.
– У тебя только еда на уме, – усмехнулась Джинса.
– Не вижу причин, почему бы мне не воздать должное хорошей стряпне, – резонно возразил Деркас. – Особенно если учесть, что по поводу этих кораблей, вторжений и всего такого я, так или иначе, ничего предпринять не могу.
Рисса кивнула, да и я вынужден был признать, что во многом он прав.
– Так или иначе, этим дело во Фритауне не кончится, – заметил Перрон. – Там ожидается большая буча.
– Надеюсь, не с нашим участием, – откликнулась Хайтен, отломив хлеба.
Кристал голоса не подавала и ела медленно, что свидетельствовало о крайней степени усталости.
– Думаешь, хаморцы отгонят Берфира от города? – спросил Деркас с набитым ртом.
– Деркас! – укорила его Джинса. – Ты неотесанный болван!
– Это еще мягко сказано, – подхватила Хайтен.
– Самодержица наняла меня не для демонстрации хороших манер, а чтобы сражаться и охранять командующую.
– Да хватит вам! – буркнул Перрон, отламывая кусок хлеба.
Вигил помалкивал и, казалось, с каждой съеденной ложкой оседал все ниже.
По окончании обеда мы с Кристал удалились в спальню.
– Так ты собираешься в Расор? – спросил я, помогая ей снять сапоги.
– В скором времени. Это самое разумное.
Я прекрасно ее понял. На большей части своей протяженности сухопутные границы Кифроса проходили по горам и пустыням, весьма затруднявшим переброску войск. Относительно уязвимым считался участок, примыкавший к Малым Рассветным Отрогам, однако едва ли нынешний префект Галлоса был настолько безумен, чтобы развязать войну с Кифросом в то время, когда над всем Кандаром нависла угроза с Хамора.
Империя наносила удары с моря, и Расор, с учетом того, что Каси практически не имела военного флота и располагала лишь несколькими торговыми пароходами, переоборудованными для несения патрульной службы, представлялся наиболее вероятным местом для высадки.
– Но едва ли Кифрос станет первой мишенью, – сказал я поразмыслив.
– Не станет. Хамор лишь захватит все торговые порты, а уж потом приступит к медленному удушению.
– Чтобы удушить Кифрос, потребуется немало времени.
– Время у них есть. Что и беспокоит Каси.
– О!
Мне показалось, что я понял суть этого беспокойства. Хамор мог добраться до Кифроса не скоро, но к тому времени у самодержицы не осталось бы ни союзников, ни поля для маневра, ни позиций, с которых можно вести переговоры. Лейтррс прекрасно это понимает, а потому Хамор может заранее надавить на Каси, а в случае отказа подчиниться – показать зубы. В том числе и устроив нападение на Расор. Имея в заливе шестьдесят кораблей и еще больше, в этом я не сомневался, уже находящихся в пути, сделать это совсем не трудно.
– Каси не подчинится им. Она не может.
– Не может. А потому будет надеяться на чудо.
Мне это вовсе не понравилось. Особенно потому, что в последнее время, стоило заговорить о чуде, кифриенцы начинали посматривать в мою сторону.
– Есть и еще одна проблема, – сказала Кристал, – и она, похоже, касается тебя.
– Удивительно, что только одна, – буркнул я. – В чем, в чем, а в проблемах у меня нехватки не наблюдается. Выкладывай, что еще за незадача?
– Согласно донесению из надежного источника, посланцы Хамора несколько раз навещали Саммела.
– Интересно…
По правде сказать, мне было не совсем понятно, чего в данной ситуации ждали от меня. Не говоря уж о том, что разъезды по всему Кандару не слишком способствуют своевременному изготовлению столов, шкафов, ларей, сундуков и всего прочего, я решительно не понимал, как можно помешать Саммелу распространять знание. Да и поздно тревожиться из-за раскрытия древних секретов, когда Хамор уже наложил руку на Фритаун.
– В какой степени интересно? – уточнила Кристал, переодеваясь в ночную рубашку и укрываясь одеялом.
– Просто интересно: чем тут помочь, я все равно не знаю. Саммел ведь практически ничего не делает: небольшое сосредоточение хаоса не в счет. Хаос концентрируется вокруг любого белого мага.
– Но он познакомил многих правителей с секретами нового оружия.
– Вот именно, уже познакомил! Они вооружились, пустили свое оружие в ход, и сделать так, чтобы все эти знания снова стали тайной, мне не под силу. Как мне заставить их исчезнуть?
– Не знаю! Не знаю! – Она вздохнула. – Знаю только, что никаких моих усилий не хватит, чтобы спасти Кифрос от могучей, вооруженной новыми ружьями и пушками армии Хамора. Каси это тоже известно. Я только надеялась, вдруг у тебя появились какие-нибудь идеи. Просто идеи, мысли, догадки.
Идеи? Идей у меня имелось хоть отбавляй, но больше по части изготовления мебели да обучения Вигила. Саммел не собирал войска, и в настоящий момент – в кои-то веки – в Кифрос никто не вторгался.
– А может ли Каси раздобыть ружья?
– Может. Но для того, чтобы вооружить ими одних только Наилучших, потребуется больше денег, чем имеется в казне. Все оружие придется ввозить контрабандой. Правда, Муррис обдумывает эту возможность.
Вздохнув, я задул лампу, лег, накрылся одеялом и поцеловал Кристал в щеку.
– Обними меня. Просто обними, – прошептала Кристал. Моя бесстрашная супруга, возившая сумы с порохом через весь Кифрос, рискуя ежеминутно взлететь на воздух, сражавшаяся в битвах и поединках, искала успокоения в моих объятиях.
Спустя некоторое время она поежилась и прижалась ко мне теснее.
– Знаешь, Леррис, порой мне трудно выразить, что я чувствую. Ты здесь, рядом со мной, и ты надежен, как сама Тьма. Ты вникаешь во все, от мирового хаоса до кур, и заботишься обо всех. О Риссе, о Вигиле, обо всех. И взамен не просишь ничего, кроме моей любви, да и той не просишь. Просто надеешься, что я люблю тебя. Я и правда люблю тебя, но порой мне страшно.
Я промолчал, продолжая держать ее в объятиях.
– Мне страшно, ибо ты не понимаешь, что все может измениться в одно мгновение. Мы не задумываемся об этом, никогда не задумываемся. У Феррел осталась дочь, Элдра, она недавно вступила в ряды Наилучших. А ведь пока Феррел не погибла, я и не подозревала, что у нее есть дочь. У нас с тобой детей нет, и хотя мне хочется, чтобы когда-нибудь они появились, сейчас не время. Я слишком нужна Каси, да и дома у нас пока нет.
– В последнее время ремесло меня кормит, – заметил я, хотя мне трудно было судить, в какой мере причиной тому моя репутация, а в какой – положение Кристал. Конечно, таким заказчикам, как Пелтар, до ее чинов дела не было, но вот Зибер – другое дело! Ну а Антона? На сей счет судить было трудно, но в любом случае, стоило мне толком заняться ремеслом, как появлялся какой-нибудь Герлис или, как сейчас, происходило вторжение. Неужто я никогда не смогу спокойно поработать?
– Едва твои дела выправляются, – промолвила, словно прочтя мои мысли, Кристал, – как случается что-нибудь вроде этой заварухи с Хамором. Неужели это никогда не кончится?
Ответить мне было нечего. Точнее, ответы, может быть, и имелись, но не такие, какие мне хотелось бы ей дать. Поэтому я молча держал ее в объятиях, стараясь не думать о Хаморе, Саммеле, ценах на контрабандные ружья, необходимости изготовлять порох или о концентрирующемся в недрах Кандара хаосе.
Графиня Монтгренская – худощавая, загорелая женщина с седыми волосами – стояла возле овечьего загона. Ее оберегали двое стражей с ружьями и короткими клинками.
Джастин отбросил со лба слегка тронутые сединой волосы. Тамра вздохнула, думая о том, как бы не повиснуть на плетне, и отмахнулась от назойливой мухи.
Блеяли теснившиеся в загоне овцы. В воздухе висел запах шерсти, пыли и навоза.
Рыжеволосая волшебница чихнула, высморкалась и утерла нос.
– Что, дело так же плохо, как три года назад? – спросила графиня.
– Даже хуже, – ответил Джастин. – А может быть, я просто постарел и быстрее устаю.
Тамра направила свои чувства в загон, ощущая множественные вкрапления хаотической белизны.
– Что стало с тем учеником, который был здесь с тобой в прошлый раз? – спросила графиня Джастина.
– Он преуспел, если считать успехом уничтожение трех белых магов. Нынче живет в Кифросе, где считается неплохим столяром.
Маг огляделся и, удостоверившись, что телохранители не могут их подслушать, осведомился:
– Что ты собираешься предпринять в отношении Хамора?
– А что я могу? Моя стража состоит из четырехсот бойцов, и, как любезно указал посол императора, поднапрягшись, я могу собрать со всего Монтгрена еще тысячу новобранцев. Дело упрощает то, – добавила она с горькой улыбкой, – что мои сын и дочь умерли следом за Херрилом и у меня нет прямых наследников. Мой племянник, конечно, не обрадуется, но отнесется ко всему с пониманием.
– Ты завещаешь графство трону Хамора и станешь править от имени императора?
– А ты, маг, можешь предложить лучшее решение?
Джастин медленно покачал головой.
– Во всяком случае мой народ не пострадает, как пострадал, когда безумный Корвейл оказал открытое неповиновение Фрвену. На верхушке холма, где высилась его главная башня, растут только чертополох и сорная трава. Что же до магии, – ее глаза сверкнули, – у меня нет никакого желания увидеть Монтгрен подобным Фрвену или мертвым полям. Не говоря уж о том, что едва ли какой-нибудь маг согласится выступить на моей стороне.
Глаза Тамры сделались суровыми, но когда графиня взглянула на нее, она промолчала.
– Правление, так же как и занятия магией, налагает определенные обязательства, – сказала графиня и снова повернулась к Джастину. – Завтра займемся загонами за чертой Вергрена.
Джастин кивнул.
После того как сопровождаемая охраной правительница удалилась, Тамра обратилась к Джастину.
– Что там за история с безумным Корвейлом?
– Так звали герцога, предоставившего убежище Креслину и Мегере, известным тебе Основателям Отшельничьего. Он думал, что сумеет защититься от чародеев, но они выжгли большую часть его пастбищ, погубили большую часть стад и сравняли с землей главную цитадель.
– А Хамор тоже на это способен?
– Между огненной стрелой и хорошей пушкой особой разницы нет. Не считая того, что все эти корабли и орудия создают, действуя через Равновесие, больше свободного хаоса, чем мы на Отшельничьем могли даже вообразить…
– Неужто ты не можешь взять все это под контроль с помощью магии гармонии?
– Я? Нет, ни в коем случае. А ты не хочешь попробовать? Вспомни, Леррис занимался как раз чем-то подобным.
– О… А он снова возьмется за это?
– Ну, зная Лерриса, можно предположить, что возьмется. Но когда это случится, я предпочту оказаться от него подальше.
– А будет ли у нас с тобой выбор? – не отставала Тамра.
Джастин пожал плечами.
– Сейчас во всяком случае нас ждет уйма работы с овцами. Давай-ка за дело.
Кристал уже более восьми дней находилась в Расоре, Вигил занимался домашними делами, а я после упражнений с посохом (у меня стали лучше получаться удары по движущейся цели) только-только заявился в мастерскую и принялся вытирать мягкой тряпицей пыль, от которой с наступлением тепла не стало спасения, как снаружи донесся стук копыт.
Выйдя на освещенный ясным солнышком двор, где уже начала пробиваться свежая травка, я увидел, что приехал торговец пряностями Даррик. Он был тут же препровожден мною внутрь, где его уже не столь далекий от завершения ларь стоял рядом с другими незаконченными изделиями: столом Антоны и сундуком дочери Пелтара. Поразительно, но стоило мне обзавестись помощником и хоть ненадолго перестать шастать по всему Кандару, как работа пошла очень бойко.
– Вот, смотри, – я указал заказчику на ларь из светлого дуба, который оставалось только отделать.
– Это замечательно! – воскликнул Даррик, пробежав пальцами по крышке. Он обошел изделие, оглядел его со всех сторон и с искренним пылом заявил: – Такая чудесная вещь стоит больше, чем ты с меня запросил.
Он был совершенно прав, но так уж повелось в мире: молодым мастерам обычно недоплачивают, а вот старым нередко переплачивают.
– Молодой человек, – наставительно молвил Даррик попавшемуся ему на глаза с веником Вигилу, – ежели ты выучишься хотя бы половине того, что умеет твой хозяин, тебе никогда не придется голодать.
Вигил в ответ смущенно улыбнулся.
Даррик снова пробежался пальцами по дереву.
– Рад бы заплатить тебе больше, – сказал он, – но времена нынче нелегкие, и будущее не сулит ничего хорошего.
Торговец утер лоб, хотя в мастерской было не так уж жарко.
– Хамор? – спросил я.
– Да, и цены на пряности. Их привозят из-за моря, на море нынче неспокойно, и цены беспрерывно растут. Я не могу назначать продажную цену ниже покупной и торговать в убыток, а по настоящей цене пряности скоро станут доступны только богатеям. Дорожают даже специи из Сарроннина.
– А сарроннинские-то с чего? – удивился я, ибо сам три года назад расчистил горные дороги.
– По тем же причинам: заморские специи дорожают, и купцы, чтобы не нести убытки, подтягивают цены на местные, насколько возможно. Я сам продаю пряные семена вдвое дороже, чем в прошлом году. Радости мне от этого мало, да куда денешься?
И это все из-за того, что Хамор контролирует несколько, самое большее пять, портов? А может быть, дело не в портах, а в торговых путях?
– Дальше будет хуже. Хаморианский флот перехватывает суда, направляющиеся на Отшельничий.
– Не могут же они перехватывать все корабли!
– А все и не надо. Кому охота рисковать жизнью, если любой товар, предназначавшийся для Отшельничьего, можно продать Хамору. И не прогадать.
– Меня удивляет, почему Отшельничий ничего не предпринимает?
Это и вправду казалось необъяснимым. Отшельничий нуждался в свободной торговле, и отчего Братство не принимало ответных мер, оставалось лишь гадать.
– Может, еще и предпримет. А нет… – Даррик пожал плечами, и я его понял.
Он имел в виду, что если Братство не поспешит, любые меры могут оказаться запоздалыми. Впрочем, я понятия не имел, может ли Братство изменить ситуацию, и не был уверен, что хочу это знать.
– Да, – покачал головой Даррик, – ларь хорош, так хорош, что слов нет, но приехал-то я вовсе не из-за него. Вот, – он вручил мне конверт с черной восковой печатью. – Письмо от твоих родных. Я обещал отдать тебе в руки.
– Сколько я тебе должен?
– Ничего. Почта оплачивается отправителем, а не получателем. – Даррик ухмыльнулся. – Да и будь это иначе, я не смог бы взять с тебя денег, взглянув на твою работу. – Он похлопал меня по плечу.
– Ну ладно, мне пора. Захочешь ответить на это письмо, дай мне знать: я сумею переслать твое послание. Может быть, кружным путем, но устроить это смогу.
– Спасибо.
Когда торговец уехал, я вышел из мастерской, поднялся, чтобы остаться в одиночестве, на половину высоты склона холма и вскрыл конверт. Правда, полного одиночества достичь так и не удалось: здоровенный слепень, предвестник жаркого лета, твердо вознамерился составить мне компанию.
Прихлопнуть его не удалось, так что мне пришлось отпугнуть назойливое насекомое чарами. Лишь после этого я смог погрузиться в чтение.
«Дорогой Леррис!
Мы с отцом были очень рады получить твое письмо и узнать, что у тебя все хорошо. Я рассказала Сардиту и Элизабет о твоих успехах в столярном ремесле, но Сардит, похоже, уже был в курсе. Видимо, твое имя уже хорошо известно мастерам-краснодеревщикам: он и раньше уверял нас, что у тебя все в порядке. Дядюшка просил передать, что когда ты покинул Фенард, Перло испытал одновременно и облегчение, и огорчение.
Корсо и Колдар желают тебе всего наилучшего. Прошлой осенью у них родилась дочка, назвали Бетиной. Твоя тетушка Элизабет, похоже, очень довольна.
Отец говорит, что времена нынче тревожные, и Отшельничий может оказаться зажатым между хаосом Кандара и насильственной гармонией Хамора…»
Я покачал головой. Хаос Кандара был и оставался порождением Отшельничьего, и если отец не понимал этого, он… он… у меня просто не находилось слов.
«…ни то ни другое не будет на пользу Равновесию. Он просил передать тебе, что Равновесие работает двояко, и какое начало возобладает первым, значения не имеет: в итоге все равно установится Равновесие…»
Эти строки заставили меня нахмуриться: слова отца, пусть даже в пересказе матушки, подозрительно походили на рассуждения Джастина. Впрочем, почему бы и нет? Они же родные братья.
«…когда придет время, тебе, возможно, потребуется посетить Отшельничий. Но это должно быть твое решение…»
Конечно, мое, а чье же еще?
«…урожай фруктов в этом году очень хорош, далее кислуши…»
Только сейчас я сообразил, что не встречал в Кандаре ни кислуш, ни хризонета. Наверное, эти сорта растений вывели древние Мастера Гармонии еще до Великого Перелома.
Оставшаяся часть письма содержала рутинные новости. Быстро дочитав, я убрал его в конверт и, придя домой, спрятал в шкатулку для бумаг. Размышляя попутно, отчего меня так огорчили словно бы заимствованные у Джастина мысли отца.
– Вигил… давай взглянем на этот кедр. Работу над сундуком для приданого мы начнем с внутреннего каркаса…
Парнишка взялся за дело, но слишком поспешно: ошибка, в пору ученичества у дядюшки Сардита частенько совершавшаяся и мною.
Когда я возился с уголками внутренней рамы, скрип фургона возвестил о прибытии Риссы. Со двора донесся ее голос.
– Никаких кур, мастер Леррис, так ты говоришь? Значит, никакой курятины, никаких бульонов. Яйца, – Рисса подняла лукошко, – она еще продает, но чтобы курочку, так ни в какую. Я уж и серебреник давала, но Брин согласна отдать три за золотой. Это ж надо так заломить! Где такое видано? Я не спятила, чтобы покупать кур на золотые, тем паче не посоветовавшись с тобой.
– Три курицы на золотой? – переспросил я, высунувшись из мастерской.
– Цены нынче растут, как на дрожжах. Люди боятся императора.
Меня это более чем удивляло: даже в случае безвременной кончины Каси войска Хамора смогли бы добраться до Кифриена не раньше чем через год. Кто знает, что может случиться за целый год?
– Это безумие. В пределах шестисот кай от нас нет ни одного хаморианского солдата.
– Солдат, мастер Леррис, может, и нет, но люди напуганы, а напуганные люди думают не головой, а сердцем. Ежели не ногами, как Брин. Старая Брин ведь что удумала: распродам, говорит, всех своих несушек, да поеду к Тиглиту.
– Что еще за Тиглит?
– Это ее старшенький, живет в торговом селении близ Верхней реки, отсюда в сторону Закатных Отрогов. Местечко, куда степняки съезжаются к зиме на торг. На эти пастушьи равнины едва ли позарятся даже хаморианцы. Но тьма с ними, с хаморианцами: главное, что она уезжает и мы теперь останемся без яиц.
Я сдался.
– Сколько, по-твоему, кур нам нужно?
– Ежели замахнуться на пару несушек да молодого петушка, Брин, пожалуй, уступила бы их за золотой.
– Будь по-твоему. Сейчас дам тебе монеты. Только не пускай кур в мастерскую.
– Я только что от Брин. Мне что, ехать к ней снова?
– Ты уже год требуешь, чтобы я купил кур, а теперь, после того как убедила меня, что мы вот-вот останемся еще и без яиц…
– Мастер Леррис… вас, волшебников, не поймешь.
Отправившись в спальню, я вытащил кошель. Денег в нем было достаточно, так что не пришлось залезать в потайной сейф, вделанный в стену кладовки при мастерской.
– Вот тебе золотой и три серебреника. Но серебреники постарайся сберечь.
– Да уж постараюсь.
Она укатила к юго-западной дороге, а я вернулся в мастерскую.
Вигил отложил нож.
– Ну-ка, приятель, давай взглянем, что ты написал о вишне.
Подмастерье принес шкатулку и показал мне записи.
– Так… так… а почему ты не записал, что она хрупкая?
– Хрруп-ппкая?
– Принеси-ка мне вишневую щепочку.
Паренек потащился к ящику с обрезками.
– Возьми нож и попробуй ее разрезать. Нет, не строгай, не под углом. Просто прорежь поперек…
Бедняга воззрился на меня с неподдельным ужасом: похоже, решил, будто я подбиваю его сломать лезвие.
– Прорежь поперек волокон, вот так…
Лишь убедившись, что Вигил понял меня правильно, я вручил ему шкатулку, велев непременно записать усвоенное на сегодняшнем уроке, и отпустил парня на конюшню заниматься обустройством его собственного уголка. Пол, хотя и не обструганный, и выходящая на двор дверь уже имелись; требовалось поставить перегородку. Потом можно будет сделать и окно, но тогда Вигил должен будет купить стекло. Но первым делом ему придется смастерить себе кровать.
Пока я возился с Пелтаровым сундуком, воротилась Рисса. До шкафа для Зибера руки так и не дошли.
– Мастер Леррис… – начала Рисса, но ее голос заглушило кудахтанье.
– Кур ты, как я погляжу, заполучила.
– Да, мастер Леррис. Правда, один серебреник сверх золотого пришлось потратить, но зато я получила четырех хохлаток и петушка.
Она вернула мне оставшиеся серебреники, но я отдал ей один за хлопоты. Стараясь не обращать внимания на истошное кудахтанье.
– Мастер Леррис, пока я пристрою их в конюшне, но вообще-то потребуется курятник. Коты повсюду шастают, то да се…
– Понял, Рисса, понял.
О курятнике до сих пор она не заикалась. Но мне следовало сообразить самому.
Уже на ночь глядя, поработав над сундуком, исправив недоделки в закутке Вигила, набросав план курятника и наслушавшись восторженных отзывов Риссы о курах, после проглоченного наспех ужина и умывания холодной водой я присел на крыльце и, глядя на звезды, погрузился в раздумья.
Жизнь разворачивалась как-то неправильно. Я стал старше, но денег, в сравнении с тем временем, когда мне приходилось работать подмастерьем у Дестрина, не прибавилось. Я встретил свою любимую, но чем дальше, тем реже ее видел. Я приобрел известность как мастер, но торговаться, вопреки этому, мне приходилось теперь не реже, а чаще.
В конце концов пустые раздумья ни к чему не привели. Я устал, от усталости разболелась нога, и мне не осталось ничего другого, кроме как отправиться в пустую спальню и улечься в холодную одинокую постель. Кристал находилась в Расоре, и рассчитывать на ее скорое возвращение не приходилось: она готовила порт к отражению возможного нападения имперского флота.
Сон не шел, а из-под земли до моего сознания доносился грозный рокот.
Пока я ворочался и вздыхал, в недрах Кандара шла извечная битва хаоса и гармонии.
Бывший торговец входит в Палату Совета.
– Ты выглядишь расстроенным, Марис, – замечает Хелдра, наливая себе зеленого соку и утирая лоб белым платком. – Уфф! Ну и жаркая же нынче весна!
– Да, настроение у меня не ахти, – признает Марис. – И виной тому не в последнюю очередь нынешняя жарища. Где это видано, в такое-то время года?
– Нынче везде жарко. Гуннар объясняет это воздействием подземного хаоса, – говорит Тэлрин, трогая пальцами свою кружку.
Марис поворачивается, подходит к окну и, не вытирая покрытого крупными бусинками пота лба, говорит:
– Не в одной жаре дело. Военный флот Хамора перехватывает торговцев с Кандара.
– И что имперцы с ними делают? Едят на завтрак? – ворчливо спрашивает широкоплечий маг.
– Это серьезно.
– О да, весьма серьезно, – бормочет Хелдра перед тем, как сделать очередной глоток холодного сока.
– Они изымают в свою пользу отправляемые в Найлан товары за половину стоимости, а все, за что фрахтовщик отказывается платить, выбрасывают за борт.
– И чем это грозит? – спрашивает Тэлрин, откидываясь в кресле.
– Неужто вы оба ничего не понимаете? Хамор получает товары за полцены, а торговцы из Кандара – хоть и небольшие, но верные деньги. Они, конечно, ворчат, но мало кто захочет рисковать лишиться всего, пытаясь нарушить эмбарго и провезти что-то контрабандой.
– Да, это действительно серьезно, – кивает Тэлрин. – Без шуток.
– Они потопили «Грестенси».
– Надо полагать, капитан не захотел, чтобы его груз выбросили в залив, и попытался удрать от них.
– Корабль и груз составляли все его имущество. Я не понимаю вас, вас обоих. Действительно не понимаю. Всему в конце концов есть пределы.
– Насколько я могу судить, – говорит Тэлрин, – ты хочешь, чтобы мы заявили, что не намерены больше мириться с таким произволом, и приказали нашему могучему Трио потопить сотню, или сколько их там, бронированных пароходов.
– А ты хочешь сказать, что мы против них бессильны?
– Трио ведет патрулирование уже третий месяц. За это время мы потопили четыре их корабля, а они прислали из Хамора в подкрепление четыре десятка. Выводы делай сам.
– А может быть, – добавляет Хелдра, – ты предлагаешь послать две с лишним тысячи имеющихся в нашем распоряжении морских пехотинцев и вооруженных Братьев против десяти тысяч уже находящихся в Кандаре хаморианских солдат? С мечами из стали – под пули новейших ружей?
– Почему вместо того, чтобы ответить на мои вопросы, вы задаете свои? – брюзжит Марис. – Могу я узнать, что вы собираетесь делать?
– Ты новичок в Совете, – указывает Тэлрин, – и, как все новички, призываешь к незамедлительным действиям. Но мы не располагаем необходимыми для этого ресурсами. Никогда, во всяком случае, с падения Фэрхэвена, у нас не было сил, достаточных для открытого столкновения с империей.
– А вопросы, – с улыбкой добавляет Хелдра, – влекут за собой ответы.
– Иногда, – дополняет ее Тэлрин. – Но мы к этому стремимся.
– Это все пустые слова. А где дела? – Марис ударяет ладонью о стол. – Хоть что-то вы намерены делать?
– То, что позволяют имеющиеся силы, – говорит Хелдра.
– Ты о своих черных отрядах? Разумно ли это?
– Не особо, но выбирать-то не из чего. Всех нас, и тебя, Марис, в том числе, наделили властью, чтобы мы поддерживали порядок, избегая резких перемен в обществе и не допуская роста налогов и государственных расходов. Всякий раз, когда я или Тэлрин предлагали что-то конкретное, ты первый спрашивал, кто должен будет за это платить. А вот теперь, когда твоих не желавших ни на что раскошеливаться торговцев прижали к ногтю, ты первый требуешь немедленных действий. Ну что ж, действовать нам так и так придется. Но так, как позволяют имеющиеся возможности: три корабля и горстка обученных бойцов.
– Ты с этим согласен? – спрашивает Марис Тэлрина.
– Ригнелджио или Лейтррс? – спрашивает Тэлрин Хелдру, игнорируя вопрос Мариса.
– Оба, а заодно и командующий силами Хамора во Фритауне. А также хаморианские флагманы. Это, понятное дело, потребует отвлечь один корабль из Трио от патрулирования примерно на сезон. Припомни, – эти слова обращены к Марису, – мы не послали новую группу к Саммелу как раз потому, что пришлось бы отозвать корабль из Деллаша на целых три восьмидневки. Тогда нам показалось, что уничтожение вражеских судов важнее. Возможно, – она пожимает плечами, – то было ошибочное решение, но на ошибках учатся.
– О чем вы толкуете? – не понимает Марис.
– О том, что тем, кто принимает решения или контролирует их выполнение, следует нести за это ответственность.
– Ты не сошла с ума?
– Нет, – говорит за Хелдру Тэлрин. – Наоборот, она взялась за ум. Только поздновато.
– Может, кто-то из вас, мудрецов, хоть что-то растолкует тупому, скудоумному торговцу? Гильдии хотелось бы знать, что происходит, прежде чем это произойдет. Хотя бы иногда.
Тэлрин подается вперед, и глаза его мрачнеют.
– Проблема взаимоотношений с империями и великими державами в том, что последствия принимаемых решений сказываются не на тех, кто их принимает. Принцип такого рода ответственности нам удавалось претворять в жизнь только по отношению к правителям малых княжеств Кандара: вспомни, что Коларис, в отличие от своего предшественника Холлорика, никогда не рисковал бросить нам вызов. Хамор, к сожалению, находится слишком далеко от нас. Но теперь, когда императорские послы и полководцы находятся в пределах нашей досягаемости, мы можем воздействовать на них так же, как воздействовали на кандарских князьков.
– Безумие! – шепчет Марис и поворачивается к Хелдре. – Надо полагать, ты сама их поведешь?
– Нет, – отвечает за нее Тэлрин, – мы вполне можем столкнуться с попыткой нападения на сам остров и не можем допустить, чтобы члены Совета пропадали за Восточным океаном. Тем более что предстоят сложные объяснения с Гильдией и с Братством. Когда пахнет жареным, все требуют объяснений, а до этого никто не почешется.
– Вы оба сошли с ума!
Тэлрин пожимает плечами.
– Не думаю. Если мы будем сидеть сложа руки, Хамор в течение ближайших пяти лет овладеет всем Кандаром. В случае открытого столкновения нас просто раздавят. Таким образом, нам остается одно: воздействие на людей, ответственных за принятие решений.
– Но их места займут другие.
– Надолго ли? – спрашивает Хелдра.
– Ага, вот и получилось. Подержи, я закреплю.
Удар молотка закрепил последнюю доску на месте, и задняя стенка курятника была завершена. Переведя дух, я утер пот со лба рваным рукавом.
Казалось, будто куры квохчут в локте от моего уха, хотя находились они на другом конце конюшни.
– Ттеп-перь на ээт-ой стт-торр-оне? – спросил Вигил, отмахиваясь от большущего слепня. Тот, жужжа, сделал круг, чтобы повторить попытку укуса, но парнишка ловко прихлопнул его, размазав о доски. После чего вытер ладонь о брюки.
– Да, давай теперь здесь, – ответил я. – Надоело, знаешь ли, гоняться за курами, хотя я и люблю яйца. Может быть, к осени мы сможем есть их вдоволь. Я имею в виду яйца, а не кур.
Вигил ухмыльнулся.
– Давай, бери еще доску.
Он продолжал ухмыляться, но мы, так или иначе, успели приладить к боковушке еще пару досок, прежде чем заслышали стук копыт.
Низкорослого человека в приметном, зеленом в белую клетку, островерхом шерстяном колпаке я узнал раньше, чем он спрыгнул со своего рослого белого жеребца, на каком мне никогда не захотелось бы ездить.
– Привет, мастер Пелтар. Приехал взглянуть, как продвигается работа над сундуком для приданого твоей дочери?
– Так оно и есть, мастер Леррис, так оно и есть.
Ловко набросив поводья на столб коновязи, он потер руку и, сняв колпак, проследовал за мной в мастерскую.
Вигил тоже вошел внутрь и, поймав мой взгляд, указал головой на свою разделочную доску. Я кивнул: заниматься в одиночку курятником парнишка все равно не мог.
Вытерев руки о тряпицу, Вигил сел на табурет и взял в руки нож. Я тем временем принялся показывать Пелтару, как продвигается работа над его сундуком. Тот, похоже, остался доволен.
– Вижу, мастер Леррис, дело у тебя идет споро, – сказал он. – Да, споро. Буду говорить откровенно, такой уж я человек, если говорить, то только начистоту. Так вот, сундук будет великолепным, да, великолепным, но мне бы хотелось заказать и нечто другое. Совсем другое. И если ты это сделаешь, я гарантирую тебе не только оплату, но и кое-что сверху. Можно сказать, премию. Да, так и скажем.
– Что именно тебе нужно?
– Дорожный кофр, а лучше два. Да, два дорожных кофра. Практичных, легких, но прочных дорожных кофра.
– Какого размера? – спросил я, направляясь к чертежной доске.
– Такого, чтобы их можно было навьючить на лошадь. Вообще-то, их будут возить в фургонах, но на всякий случай нужно, чтобы могла снести и лошадь.
– Пару локтей в длину, полтора в ширину и локоть в высоту? Вот так, так и так, – я показал приблизительные размеры руками. – Годится?
– А побольше нельзя?
– Можно-то можно, но подумай о лошади, которой придется таскать кофры на спине. Что же до материала, то я предложил бы ель. Если ты хочешь, чтобы вещь была прочной, но не слишком тяжелой, лучше материала не найти.
– Ель?
Пока я растолковывал ему свойства ели, Пелтар мял в руке свой колпак, что напомнило мне о необходимости добавить воды в увлажнитель. Близилось жаркое лето, когда древесину поневоле приходится высушивать.
Меня это не радовало, но приходилось подлаживаться под климат. Он под меня подлаживаться не желал.
– Сколько времени уйдет на работу?
Я нахмурился. С одной стороны, стол Антоны, ларь Даррика и шкаф Зибера были далеки от завершения, с другой, кофры много времени не отнимут, а у Фаслика полно еловой древесины. И вообще, в хорошей мастерской одновременно находится в работе не менее полудюжины изделий. Моей мастерской, конечно, до хорошей еще далеко, но надо следовать лучшим примерам.
– Три восьмидневки.
Я мог управиться за половину этого срока, но уже научился оставлять себе запас времени.
– О, это прекрасно! Замечательно!
Потом кустистые брови сдвинулись, и взгляд Пелтара сделался серьезным.
– Да, со сроком вопрос решен. Но цена. Мы не обсудили цену.
– Это точно, не обсудили.
– Ель, как я понял, недорога, а об орнаменте или чем-то таком речи вовсе не шло.
– Не шло. Но кедровый сундук такого размера стоил бы около десяти золотых.
– Но эти кофры примерно на треть меньше размером, чем сундук Гилеры, и ель не может стоить столько же, сколько кедр. Нет, никоим образом не может.
– Совершенно верно, мастер Пелтар: я и не собирался запрашивать за каждый из этих кофров столько же, сколько за свадебный сундук. Но ты ведь, надо думать, хочешь, чтобы их украсили резьбой и фигурными латунными накладками.
– Да, верно замечено! Резьба и накладки! Накладки и резьба, именно это мне и нужно.
– По пять золотых каждый.
Пелтар, меня это даже встревожило, и глазом не моргнул.
– Пять за каждый, это по честному. Справедливая цена, мастер Леррис. И ежели ты вправду управишься за три восьмидневки, по золотому сверху. Да!
Он просиял, а мое беспокойство усилилось.
– А сундук Гилеры… когда будет готов?
– Постараюсь закончить его к тому же времени.
– О, прекрасно, просто прекрасно! Это упростит дело. Да, упростит, потому что… впрочем, зачем утомлять тебя подробностями. Если успеешь закончить его раньше, чем за четыре восьмидневки, даю золотой сверху и за него.
Пелтар спешил, определенно спешил.
– Наверное, хаморианские оптовики уже в пути? – предположил я с любезной улыбкой.
– Хаморцы? О, их торговцы ужасные люди, просто ужасные. Хлопок у них дешевый, но прочный, как добрая аналерианская шерсть, и они так требовательны, так неуступчивы.
Он нахлобучил колпак и протянул мне золотой.
– Вот, возьми… как залог. Да, просто как залог.
Приняв деньги, я снова кивнул.
– Спасибо, мастер Пелтар. Незамедлительно возьмусь за твой заказ. Как мне кажется, эти кофры нужны тебе срочно.
– Срочность, мастер Леррис, это правильное слово. Как говорится, куй железо, пока горячо.
– Я слышал, некоторые люди боятся, как бы командующий Хамора не двинулся дальше Фритауна и Делапры, – спросил я словно бы невзначай. – Что ты думаешь на сей счет?
– Я? Что думаю? Откуда мне, простому торговцу шерстью, знать такие вещи? – Он пожал плечами. – Поговаривают, будто империя продолжает разрастаться, да, разрастаться. Военные корабли Хамора стоят в гаванях Фритауна и Южного Оплота, и кто знает… кто знает, куда они оттуда двинутся. Я во всяком случае не знаю. Нет, не знаю.
Торговец нахлобучил колпак и поклонился.
Я ответил поклоном и проводил его до двери.
– Всего доброго, мастер Леррис. Да, да, всего тебе доброго.
Я покачал головой – лишь после того, как он ускакал на своем здоровенном жеребце – и подозвал Вигила.
– За дело, паренек. Нужно закончить этот проклятый демонами курятник.
– Мастер Леррис, – Рисса появилась на пороге кухни с веником в руках. – Будь добр, не призывай силы хаоса на головы наших хохлаток.
– Прости, Рисса.
Я утер лоб. Для ранней весны, если учесть, что еще стояло утро, было на удивление жарко. А торговец шерстью был чем-то настолько обеспокоен, что готов был выложить за дорожные кофры любые деньги.
Мне это сулило еще одну поездку к Миррин, необходимость платить за латунные накладки и кто знает, что еще.
– Хамор! Хамор! – гремит над рыночной площадью.
Темноволосый человек в светло-коричневом мундире восходит на каменное возвышение, кланяется и поднимает правую руку. Слева на его широком коричневом поясе висят короткий клинок и маленький кошелек, а справа – тяжелый короткий пистолет в кожаной, в тон поясу, кобуре. По бокам от него стоят два имперских солдата с ружьями, позади полощется на ветру бледно-голубое, с оранжевой звездной вспышкой, знамя Хамора.
– Хамор! Хамор!
Менее чем в двадцати локтях от него стоит другой человек, более хрупкого телосложения и не такой смуглый. Поверх имперского мундира у него накинут тонкий дорожный плащ, на поясе тоже висят короткий меч и пистолет.
Некоторое время он рассматривает толпу, а потом переводит взгляд на подиум.
– Любишь ты важничать и красоваться, Ригнелджио.
– Друзья! Друзья! Это великий день для Фритауна и для всех вас. Положен конец бесконечным войнам между Фритауном и Хидленом, бесконечным призывам на военную службу, под знамена очередного узурпатора, именующего себя герцогом. Отныне могучий Хамор берет под защиту вас и ваши…
Легкий ветерок приносит с Северного залива запахи соленой воды, водорослей и нечистот. Полуденное солнце палит вовсю, и человек в плаще, несмотря на бриз, утирает вспотевший лоб. Он отводит взгляд от рябящей поверхности залива и снова смотрит на возвышение.
– …одежду, не стоящую больших денег… товары, которые по карману каждой семье…
– Хамор! Хамор!
Слышатся треск и шипение.
Что-то стремительно вылетает из толпы, и на подиуме вспыхивает миниатюрное солнце. Регент императора – а точнее, его обугленный труп – валится вперед, прямо в разбегающуюся в ужасе толпу.
– Колдовство! Чары!
– Демоны!
Лейтррс сбрасывает плащ и взбегает по каменным ступеням.
– Огонь! Туда! – кричит он, указывая на зону колеблющегося воздуха, перемещающуюся быстрее, чем бегущая толпа.
– Куда? Что там? – не понимают солдаты.
Хаморианец выхватывает пистолет и стреляет в указанном направлении. Бойцы вскидывают ружья и следуют его примеру.
Над площадью разносится треск выстрелов.
Наконец выстрелы стихают. На опустевшей площади остается лишь обгорелый труп Ригнелджио и несколько тел сраженных пулями людей. Поманив за собой стражей, посол, а теперь и регент, Лейтррс спускается с возвышения, осматривает тела и наконец склоняется над одним из них. Одетая в черное светловолосая женщина сжимает в руке короткое широкоствольное устройство, похожее на миниатюрную пушку. Такую же ракетницу, какую он видел на стене хижины белого мага.
– Проклятое демонами Братство… они заплатят за это!
– О чем ты, господин? – спрашивает сержант хаморианской стражи.
– Это происки Отшельничьего. Эта женщина из черного отряда, она послана сюда Братством. Но ничего, придет их черед!
Стражники переглядываются.
– Пусть один из вас отправляется к маршалу Дриссу и передаст, что наметились некоторые изменения.
Стражники переглядываются снова.
Несмотря на курятник, домашние дела и работы по дереву, Вигил – правда, не без помощи с моей стороны – сумел-таки выгородить себе узенькую, но вполне достаточную для его нужд каморку. Кровать мастерить не пришлось: Фаслик привез славную односпальную койку, но остальные предметы обстановки парнишка, совершенствуя свои навыки, должен был сделать сам. Лампу он получил от меня. А заодно и масло, которое, как и многое другое, дорожало с каждой восьмидневкой.
Правда, стремительный рост цен являлся следствием не действительной нехватки товаров, а лишь повышения спроса, вызванного паническими настроениями. Даже при том, что Черное Братство Отшельничьего реагировало на происходящее удивительно вяло (я подозревал, что такое положение долго не продлится), империя могла овладеть Кандаром разве что за несколько лет, если вообще могла.
Мне пришлось выкроить время для поездки на южную окраину Кифриена, чтобы заказать у Миррин новый комплект петель и накладок: на сей раз попроще и подешевле. Зловредные Йенс и его сообщник на глаза мне больше не попадались, но, договариваясь с Миррин, я на всякий случай держал дверь приоткрытой.
Сейчас, вытерев лоб и поморщившись при виде слишком, на мой взгляд, запыленной мастерской, я надолго припал к кувшину. Установившаяся жара вытягивала воду из моего тела, превращая его в некое подобие пересушенного в печи теста. А вот Вигил, когда я предложил воды ему, покачал головой. Парнишке, похоже, столько воды не требовалось, но ведь он и родился в Кифриене.
В ответ на мое предложение вымести эту опостылевшую красную пыль он попытался возразить, ссылаясь на то, что она тут же налетит снова, однако с моей точки зрения борьба против беспорядка имела смысл даже тогда, когда она бесполезна. Выслушав это утверждение, русоволосый парнишка печально покачал головой и поплелся за веником. Я взялся за мягкую тряпицу: если светлая древесина была хоть чуточку влажной, красноватая пыль оставляла на ней заметные пятна, а при том, как я потел, исключить попадание влаги на дерево было невозможно. С тех пор как резко потеплело, у меня выработалась привычка не только без конца утирать лоб, но и стирать пыль со всех заготовок, с которыми предстояло работать.
Я собирался было выждать, когда уляжется поднятая веником пыль, и наложить на Дарриков ларь отделочное покрытие, но вовремя спохватился. Последний слой лака следовало наносить в конце рабочего дня, когда пыли уже больше никто не поднимет.
Исходя из этих соображений мне пришлось оставить отделку ларя на потом и заняться обстругиванием внутренних крышек сундука для приданого. Проведя раз рубанком, я утирал лоб. Это было утомительно, но пот по крайней мере не капал на древесину.
Потом мы с Вигилом напилили реек для очередного комплекта дорожных кофров: нетерпение Пелтара наводило на мысль, что спрос на такого рода изделия может в ближайшее время возрасти, и к этому следовало подготовиться. Тем паче что мастерить кофры не так уж трудно: большую часть работы я мог поручить Вигилу, что дало бы мне время довести до ума письменный стол Антоны и книжный шкаф Зибера.
– Дж-ж-ахунт п-при-шел, – сообщил Вигил.
Джахунт?
Отложив рубанок, я вышел на крыльцо, где меня встретил одноглазый лотошник.
– Привет.
– Привет, мастер Леррис.
Разносчик замялся, уставился себе под ноги, потом поднял глаза.
– Я тут подумал… дело такое… как ты есть мастер-столяр… может быть, я смог бы торговать твоими мелкими изделиями?
– Мелкими изделиями?
– Ну, скажем, разделочными досками. Помнится, в прошлые времена их продавали на ярмарках. А бывают еще резные колечки для салфеток и прочие вещицы.
– М-мас-ттер Леррис, – тут же встрепенулся Вигил.
– У тебя есть такие штуковины?
– Ннес-с-колько.
Я поджал губы.
– Джахунт, мы делаем главным образом мебель, ее с лотка не продашь. Мелочей я почти не мастерю: вот разве что Вигил…
– Но он подмастерье, прошу прощения…
– Он прекрасный резчик, по этой части мне с ним не тягаться. Если он согласится отдать тебе на продажу свои изделия, считай, что тебе повезло. – Я прокашлялся: от пыли и жары першило в горле. – А почему ты вообще обратился к нам: разве Гинстал не снабжает тебя больше ножами да ножницами?
– Гинстал уехал в Хрисбарг.
– С чего бы это?
– Так ведь как только империя заняла Фритаун, тамошний регент повелел возобновить добычу железа на старых шахтах. Гинстал сказал, что рудных дел мастера, плавильщики и все работники по металлу там нарасхват, а ведь он осваивал ремесло как раз в тех краях. У него и брат живет неподалеку от копей, в местечке под названием Хаулетт…
Это местечко я вспоминал без особого восторга.
– Гинстал говорит, что с помощью паровых машин они смогут добывать руду с большей глубины, а еще, что ему надоело дрожать, гадая, что еще предпримет император или тот, кто нападет на Кифрос следующим. Ты уж не обессудь, мастер Леррис, но это не мои слова…
– Ничего, все в порядке, – буркнул я, гадая, много ли народу в Кандаре разделяет такие настроения и не на этом ли строит свой расчет император.
Уличный торговец поежился и, ища понимания, обратился к Вигилу.
– Вишь, парнишка, вид у твоего наставника сделался какой-то отсутствующий, вот я и заробел. Не хотелось бы мне оказаться на его пути, когда у него такой вид.
– Мм-нне тт-оже…
Из курятника донеслось возбужденное кудахтанье: надо думать, Рисса принесла курам корму. С плетня, не иначе как отгоняя посягнувшего на его владения соперника, заголосил петушок.
– Молодой петушок, – пробормотал я.
– Да ты и сам не старый, мастер Леррис, – заметил Джахунт.
Возразить вроде бы было нечего, но сам я частенько ощущал себя не таким уж молодым.
– Пожалуй, – сказал Джахунт, – я был бы рад взять на продажу любые поделки молодого Вигила. Надо зарабатывать, пока сюда не заявились имперцы.
– Возможно, их придется ждать очень долго.
– А, так ты собираешься ими заняться? Недаром люди толкуют, что ты великий маг.
– Настолько великий, что уже несколько раз оказывался на краю гибели. Нет, о том, чтобы остановить Хамор, я не думал.
– А кто же их остановит, ежели не такие, как ты? – спросил уличный торговец.
Вигил поддержал его вопросительным взглядом, но ответа для них у меня не было.
– Хороший вопрос, жаль только, не знаю, как на него ответить, – буркнул я и повернулся к подмастерью. – Вигил, ты можешь смастерить что-нибудь для Джахунта. Но только в свободное время.
– С-спасибо.
– Вот уж не за что: двойная работенка вовсе не сахар.
Оставив лотошника и подмастерья договариваться, я вернулся в мастерскую, где к тому времени сделалось жарче, чем снаружи. Открытые окна и двери прохлады не добавляли, а вот песку и пыли налетало еще больше.
И у меня снова возникло ощущение, будто продвинуться вперед в работе решительно невозможно. Что, впрочем, не помешало мне заняться подгонкой реек для кофров. Джахунт подтвердил мою догадку насчет того, что на дорожные сундуки ожидается изрядный спрос, хотя мне появление в Кифросе знамен с солнечной вспышкой казалось маловероятным. Во всяком случае в скором времени, пока Кристал укрепляет и удерживает Расор.
Через некоторое время вернулся Вигил, довольный и улыбающийся. Правда, после того как я впряг его в работу, улыбка слиняла.
Позже, уже перед окончанием рабочего дня, я велел ему убраться в мастерской и под завязку наложил лак на ларь Даррика, в расчете на то, что к утру он подсохнет.
К столу Рисса подала очень острые перцы, фаршированные яйцами. Вигил, съев две штуки, покрылся потом, однако, будучи прожорлив, как все юнцы, умял пять. Я ограничился тремя, однако присовокупил к этому изрядную порцию кукурузных хлопьев, а уж воды выпил куда больше, чем следовало.
После ужина я наведался в конюшню и почистил Гэрлока, пребывавшего, не иначе как по причине весеннего потепления, в игривом настроении.
Куры, понятное дело, кудахтали, однако нельзя было отрицать, что с их появлением наш стол стал разнообразнее и сытнее.
Ночь выдалась теплой, но заснуть оказалось нетрудно. Правда, поспать мне удалось недолго. Меня разбудило ментальное эхо далекого взрыва.
Я присел на постели, раскачиваясь в такт реверберациям хаоса. Тянуться чувствами к источнику звука не потребовалось: что и где произошло, было ясно с самого начала. Взорвался серный источник: всплеск хаоса привел к тому, что пар и кипяток устремились вниз по Желтой реке, к Хидлену.
Я свернулся калачиком в постели, кутаясь в одеяло. Ночь стояла теплая, но меня почему-то пробрал озноб.
Где нанесет хаос следующий удар? Станет ли Саммел центром его сосредоточения? Мог ли он избежать этого и, что еще важнее, мог ли отказаться от такого могущества? Но если Саммел воспринял хаос, почему прорыв произошел в Хидлене? И откуда вообще взялось столько стихийного хаоса?
«Равновесие срабатывает двояко, – вспомнились мне слова отца, – и неважно, какое из начал берет верх первым».
Мне было известно, что – если, конечно, на острове не произошли какие-то совсем уж невероятные перемены – Отшельничий не генерирует столько избыточной гармонии, чтобы это могло повлечь за собой такое масштабное возрастание хаоса. Ни я, ни Тамра, ни Джастин тоже не добавляем к силам гармонии так уж много. Где же искать объяснение происходящему?
Может быть, в Хаморе: ведь такое количество гармонизированного металла, пожалуй, способно повлиять на Равновесие. Отец или Джастин, будь он здесь, а не скитайся с Тамрой по Кертису, могли бы подтвердить мою догадку.
Впрочем, она едва ли нуждалась в подтверждении.
Я глубоко вздохнул и поежился под одеялом. А в сотнях кай отсюда огонь и пар устремлялись вниз по Желтой реке.
Укрывшись за мощным, укрепленным бревнами земляным валом, Берфир ждет, когда смолкнет гром очередного залпа хаморианских дальнобойных орудий. Снаряды падают с неба подобно громовым стрелам давно сгинувших ангелов небес или копьям демонов света.
Пронзительные крики раненых и умирающих тонут в грохоте разрывов, каждый из которых выбрасывает в воздух фонтан пыли. Потом, поскольку погода стоит почти безветренная, большая часть пыли оседает прямо в образовавшуюся воронку.
В ярко-синей печи небес плавится бело-золотое солнце. Легкий ветерок несет на юг, в расположение одетых в красное бойцов, запах пыли, крови и порчи.
Ракеты взмывают по крутой дуге и взрываются, упав в дюжине локтей от западного фланга хаморианских огневых позиций. Бойцы пригибаются, но скоро выпрямляются снова, целые и невредимые.
Следующий залп оказывается точнее: одна из дюжины нацеленных в сторону хаморианской батареи ракет достигает цели. Из траншеи имперских войск поднимается густой столб черного дыма.
– Получайте, дьяволы под знаменем солнца! – цедит сквозь зубы Берфир, и рука его тянется к рукояти висящего за спиной тяжелого клинка.
Артиллерийские и ракетные батареи продолжают обмениваться залпами. Хаморианцы корректируют огонь: снаряды ложатся все ближе к хидленским позициям, пока наконец не накрывают траншею и ракетную установку на левом фланге.
Обстрел продолжается, но герцог уже бежит туда, где валяются на земле растерзанные тела, и, выхватив для убедительности меч, на бегу выкрикивает приказы:
– Перенацелить правую батарею! Уцелевшие расчеты туда! Туда!
Солдаты бегут мимо, не обращая внимания на приказы. Берфир взмахивает мечом и наотмашь бьет одного из них. К счастью для последнего, плашмя.
– Назад, трусы! К батарее! Возобновить огонь!
Появление герцога отрезвляет паникеров: офицеры и сержанты кое-как восстанавливают порядок, а горстка уцелевших ракетчиков плетется на юг, где под прикрытием более массивного земляного вала расположена еще одна ракетная батарея.
Артиллерия Хамора между тем методично продолжает обстрел. Земля перед хидленскими позициями изрыта воронками, ветер сносит к герцогским окопам все больше и больше пыли. Берфир поворачивается, вкладывает в ножны бесполезный меч и бредет к командному пункту.
– Милостивый господин! – хрипло произносит прихрамывающий офицер в запыленном красном мундире. – Разведка доносит, что они устанавливают еще одну батарею.
– Сколько времени уйдет на установку?
– Сегодня к ночи, может, и не успеют, но завтра утром она уже будет вести огонь.
– И что посоветуешь: отступить сейчас или дождаться темноты? – спрашивает Берфир, утирая левым рукавом грязь и пот со лба.
– Милостивый господин… если долго удерживать позиции…
– Знаю, я останусь без войска.
– Так точно.
– Дай сигнал к отступлению. Выводи людей к речной Дороге, проследи, чтоб не разбежались. Под Хайдоларом нам потребуются все силы.
– Под Хайдоларом?
– А ты думаешь, мы сможем удержать Ренклаар? Против всех тех кораблей, которые они держат во Фритауне?
– Хайдолар! – повторяет офицер. – Выходит, мы отдаем им долину Охайд?
– Да. Если нам не удастся найти способ противостоять их пушкам и ружьям, мы лишимся и Хайдолара, – отвечает герцог, глядя сквозь амбразуру на поле боя.
Вражеские снаряды падают все ближе и ближе к командному пункту.
Раннее лето обрушилось на Кифрос как удар молота: солнце палило с сине-зеленого неба с неистовой силой, высушивая траву и превращая в пыль дорожную глину. В разгар жары и суховеев Даррик забрал свой ларь для пряностей. Мне удалось не ударить в грязь лицом и перед Пелтаром: и сундук для приданого, и кофры были отданы ему в срок, и свою премию я заработал честно. Зибер тоже предлагал золотой сверх установленной платы, шкафом он остался весьма доволен и долго нахваливал изделие, качая головой. Но принимать эти деньги от министра мне, по известным причинам, не следовало.
Помимо заказанных, мы с Вигилом смастерили и продали четыре дорожных кофра, да и работа над столом для Антоны близилась к завершению. Подмастерье сделал кое-что для Джахунта, но у того торговля не шла. Во всяком случае, по его словам.
В один душный вечер, когда Вигил подметал мастерскую, а я подбирал еловые доски для очередного кофра, застучали копыта, и на двор, оставляя за собой пыльный шлейф длиною чуть ли не в кай, заехала Кристал.
Ковырявшиеся в растрескавшейся земле куры приветствовали ее громким кудахтаньем.
– Никаких кур? – фыркнула Кристал, стряхивая с себя дорожную пыль перед тем, как спрыгнуть с седла.
Я пожал плечами.
– Сама ведь знаешь, как умеет убеждать Рисса.
– А вот и нет, – возразила легкая на помине кухарка. – Мне бы мастера Лерриса в жизни не убедить, да только когда Брин собралась продавать усадьбу и переезжать к Тиглиту, он испугался, как бы без яиц не остаться. Зато теперь и яиц у нас полно, и цыплятки есть, так что к осени будем с курятиной.
Петух подтвердил это заявление, подав голос с насеста.
– И яйца есть, и цыплятки, и петушок, а уж квохтанья да кукареканья сколько, – буркнул я.
Кристал рассмеялась, однако от меня не укрылось, сколько прибавилось у нее морщинок и седых волосков – не говоря уж о том, что она сильно исхудала.
– А сегодня у нас курятина будет? – осведомился Перрон.
– Была бы, догадайся мастер Леррис купить кур раньше, – заявила Рисса и удалилась на кухню.
Мы с Кристал повели ее коня в конюшню.
– Ты останешься здесь на ночь? – спросил я.
– А больше негде. Казармы в городе забиты людьми Лиссы. Наследница остается в Кифриене, чтобы успокоить народ, но мы ждем нападения на Расор.
– Неужто дела так плохи?
Кристал ограничилась тем, что кивнула, и я понял: дела настолько плохи, что она не хочет говорить об этом даже в присутствии доверенных телохранителей.
– Даррик забрал свой ларь для пряностей, – сказал я, взявшись за скребницу. – Пелтар расплатился за свой сундук и пару кофров. Зибер предложил золотой сверху, но я отказался.
– Похоже, ты со своими делами справляешься неплохо, – усмехнулась Кристал, расстегивая подпругу и убирая на полку седло. – И насчет Зибера решил правильно.
– Вигил тоже молодчина: и мне помогал, и смастерил несколько безделушек для Джахунта, на продажу.
– Для какого Джахунта?
– Он торгует с лотка. Раньше продавал изделия Гинстала, да только Гинстал подался обратно в Хрисбарг. Говорят, он когда-то был мастером рудного дела.
– Ничего себе! – удивилась Джинса. – Да тамошние копи забросили еще до моего рождения.
– И до моего! – подхватил Деркас. – А что у нас на ужин?
– Еда, – ответил Перрон. – Почисть клячу да умойся, а уж потом спрашивай об ужине. Где-где, а здесь всегда хорошо кормят. Главное, не пускать тебя к столу первым, иначе другим ничего не останется.
Джинса прыснула.
– Всякий солдат должен понимать, что еда – это дело первостепенной важности. А моя Бочка никакая не кляча.
– Кончай болтать, – буркнул Перрон.
Хайтен расседлала свою лошадь молча: я ощущал, что она, как и Кристал, чувствует себя не лучшим образом. Конечно, мне трудно было представить себя на месте женщины, но тому, что у меня не бывает таких неблагоприятных дней, оставалось только порадоваться.
Закончив чистить мерина, я почесал Кристал спину, особенно нижнюю часть.
– Ой, как приятно.
– Вот и хорошо.
Когда мы с ней умылись и явились на кухню, Рисса подала к столу баранину, вермишель, соус кэрри и свежайший, только что из печи, хлеб.
– Вот красотища! – воскликнул, облизываясь, Деркас, за что Джинса одарила его сердитым взглядом.
Кристал пригласила телохранителей садиться. Положив по порции ей и себе, я передал черпак Вигилу, а тот – Деркасу. Оба они себя не обидели.
– Было бы неплохо, если бы вы, мужчины, оставили что-нибудь и другим, – буркнула Хайтен.
Я растерянно уставился в свою тарелку.
– Я не имела тебя в виду, мастер Леррис, – торопливо заявила она.
– И хорошо, если не его, потому как все, что есть у нас на столе, мы имеем только благодаря его трудам, – заявила Рисса, положив в корзинку еще один каравай.
Некоторое время все ели молча. Потом подала голос Джинса:
– Что ни говори, а здесь гораздо лучше, чем в Расоре.
– А разве у моря не прохладнее? – осведомился я.
– Ненамного, да и воздух там влажный. Все время потеешь и не сохнешь. Стоит вовремя не помыться и не постирать одежду, как все начинает пахнуть плесенью.
– Вот тебе и хваленый приморский Расор, – добавила Кристал. – Главная проблема там заключается в том, чтобы сберечь припасы. Конечно, после того как удается их раздобыть. Елене скучать не приходится.
– Как у нее дела? – спросил я.
– Елена вся в хлопотах, свободного времени почти нет. А коли удается улучить часок, она посвящает его упражнениям.
– В этом с нее стоит брать пример, – заметил я, понимая, что хотя и не пренебрегаю тренировками, но все же упражняюсь недостаточно. Вот когда в Кифриене бывает Тамра, она мне застаиваться не дает.
– Вы только и толкуете, что об оружии да войнах, – проворчала Рисса. – Гадаете, когда империя нападет на Кифрос, а между тем в книге Рибэ сказано, что никто Кифроса не захватит.
– Насколько хороши оказываются пророчества, зависит от тех, кто претворяет их в жизнь, – заметил Перрон.
– Осуществлять их нам, а мы очень даже хороши, – заметил Деркас.
– Во всяком случае, по части еды, – съязвила, не упустив случая, Джинса.
Мы с Кристал в разговор больше не встревали, а сразу после ужина удалились в спальню. Там я снял с нее сапоги и помассировал ей спину.
– Помогает?
– Сам знаешь, что помогает. Просто хочешь, чтобы я это подтвердила, – откликнулась Кристал. Голос ее звучал приглушенно, поскольку она лежала лицом вниз.
– Нам, мужчинам, необходимо знать, что нас ценят.
Кристал перевернулась на спину и шутливо ткнула меня кулаком. Я увернулся, хотя от ее настоящего, не шуточного удара не увернулся бы никто.
– Осторожно, – сказал я ей. – Неровен час, зашибешь: при моем-то хилом сложении…
– Не прибедняйся, – рассмеялась Кристал. – Сил у тебя хоть отбавляй. Белый чародей обрушил на тебя больше огня, чем горит в очагах всего Кифриена, а тебе все нипочем. – Но смех ее тут же стих, а взгляд сделался отсутствующим, словно она унеслась за тысячу кай.
– Эй! – окликнул я ее через некоторое время. – Что с тобой? Ты выглядишь так, будто находишься где-то далеко.
– Это все из-за бесконечной подготовки к вторжению из Хамора.
– Ага, похожей на подготовку к вторжению демонов.
– При чем тут демоны?
– Да при том, что хаморианцами в наших краях и не пахнет, а все переполошились так, будто они на пороге. По всему Кандару распространяется хаос. Пелтар, записной торгаш, заказал два кофра не торгуясь, даже накинул по золотому сверху. Брин – Рисса тебе говорила – сорвалась с места и уехала, Гинстал тоже. А ведь ничего пока не произошло.
Кристал покачала головой.
– Уже произошло. Люди Братства убили первого хаморианского регента, не Лейтррса, а Ригнелджио. Кроме того, их корабли потопили три железных имперских крейсера, причем на борту одного из них находился командующий флотом. Лейтррс принял на себя командование всеми силами империи в Кандаре, и он, похоже, знает, что делает. Ренклаар только что пал, и воды гавани были красны от крови, как знамя Хидлена. Во Фритауне высадились еще пять тысяч императорских солдат: они маршируют на Хайдолар. Монтгрен сдался регенту без боя, а виконт Кертиса проводит всеобщую мобилизацию.
– Это хуже, чем я думал.
Думал я в основном о магии, упустив из виду, что чисто физическое воздействие империи может оказаться для Равновесия не менее значимым, чем любое колдовство.
– Будет еще хуже.
– А Лейтррс уже обратился к Каси с каким-нибудь посланием?
Кристал покачала головой.
– Думаю, – промолвил я помолчав, – что две-три восьмидневки назад взорвался серный источник. Выброс хаоса был так силен, что разбудил меня посреди ночи.
– Каси получила известие о том, что огонь и пар выжгли половину Арастии. Над рекой пар поднимается до сих пор.
– А я до сих пор слышу стенания хаоса.
– Ты можешь что-нибудь сделать, Леррис?
– Просто не знаю, как к этому подступиться. Ведь избыток хаоса – это оборотная сторона такого же избытка гармонии.
– Избытка гармонии? Но Отшельничий не мог породить так много гармонии.
– Дело тут не только в Отшельничьем. Я получил письмо от родителей.
– Правда? Я рада, что ты наконец-то удосужился им написать. Тамра тоже была бы рада узнать об этом. Кстати, нет ли каких-нибудь вестей от нее или Джастина?
– Нет.
– А о чем пишут твои родители?
– Письмо написала матушка, но она привела слова отца. Насчет того, что Равновесие срабатывает двояко. Поначалу это показалось мне странным.
– Так ведь и правда, звучит странно.
– Но потом я сообразил: Отшельничий ограничил использование гармонии и у себя, и в Кандаре, чтобы не допустить соответствующего нарастания хаоса. Хамор обходится без магии, но все эти машины, инструменты и сама в высшей степени упорядоченная структура огромной империи привносят в мир столько гармонии…
– Что это порождает избыток хаоса?
– Думаю, да.
– Сохрани нас Тьма! – прошептала она, и взгляд ее снова устремился куда-то вдаль. Я молча держал ее за руку, пока она не уснула, а потом осторожно раздел и укрыл одеялом. Всю ночь моя командующая покоилась в моих объятиях, и это позволяло мне не обращать – почти не обращать – внимания на глухие стенания переполнявшего Кандар хаоса.
Человек в желто-коричневой униформе троекратно стучит в дверь хижины. Позади него, окружив лачугу и подняв огромную тучу пыли, дожидается целая сотня всадников. У двух лошадей седла пусты.
– Приветствую почтенного мага, – говорит Лейтррс, когда Саммел открывает дверь.
– А, это опять ты. Что привело тебя на сей раз? Хочешь предложить мне сан Императора Знания всего Хамора?
Саммел утирает лоб, щурится на солнце и отступает во мрак хижины.
– Заходи. Не смысла обсуждать наши дела перед всем миром. Он и так узнает о них довольно скоро.
Лейтррс заходит внутрь и тоже утирает лоб. Несмотря на открытые окна, в хижине жарко и душно.
– Вообще-то я хотел попросить тебя помочь нам вернуть некое утраченное знание, – с поклоном говорит Лейтррс.
– А какое именно? Зачем ты привел с собой столько солдат? И зачем столько поклонов: они плохо вяжутся с достоинством посланника Хамора. Не думаю, что Хамор обычно добивается своих целей смирением.
– Может быть, и нет, но все это, – Лейтррс указывает на конный отряд, – обусловлено обстоятельствами. Как ты, наверное, слышал, убийца с Отшельничьего сразил регента Ригнелджио. Кроме того, их невидимые корабли потопили несколько наших. Немного, но, на беду, на борту одного из этих немногих находился командующий флотом Кулиорс. Так получилось, что на данный момент я, всего лишь обычный посол, являюсь первым по старшинству из представителей Хамора в Кандаре. Император, вне всякого сомнения, скоро решит вопрос с утверждением нового регента. Но на данный момент…
– На данный момент ты предпочел бы воспрепятствовать дальнейшему истреблению высших представителей Хамора в Кандаре. Именно этим и объясняется твоя исключительная любезность, – говорит с преувеличенно низким поклоном Саммел. – И каким же знанием могу я помочь Твоему Могуществу? Или даже Его Всемогуществу императору?
– Император действительно могуч, – говорит Лейтррс и качает головой. – А вот ты, маг, становишься дерзким.
– А ты, почтенный посол, теряешь самообладание. Итак, ты хочешь, чтобы я добыл для тебя знание? А какого рода?
– Некогда на пути от Фритауна до Фрвена, а оттуда через Рассветные Отроги были проложены великие дороги. Мы думаем, что если бы удалось установить местонахождение этих трактов, их можно было бы расчистить, а потом – использовать.
– Разумеется, для переброски войск, – говорит Саммел, снова промокнув лоб.
– К сожалению, у нас под рукой нет ни ученых, ни инженеров.
– И вам надоело мериться силами с Отшельничьим на море. Вы решили, что на суше понесете меньшие потери.
Посол молчит. Взгляд его перебегает к висящей на стене ракетнице, и он кривит губы.
– А что будет, если я откажусь?
– Ничего… пока.
– Это звучит как угроза.
– Император не забывает друзей. – Лейтррс пожимает плечами. – Но и недругов тоже.
Саммел поглаживает подбородок.
– Стало быть, восстановление дорог… ну что ж, это, несомненно, тоже разновидность знания.
Проследив за взглядом посла, направленным на ракетницу, он снова смотрит на Лейтррса.
– В прошлый раз ты упоминал о вознаграждении. Что имелось в виду?
– То, что ты получил в прошлый раз, действительно было не вознаграждением, а лишь знаком признания твоих способностей. Что же до места Главного Библиотекаря, то оно остается вакантным. Кроме того, я предлагаю тебе совершить приятное путешествие под охраной воинов императора. В наше беспокойное время это гораздо полезнее для здоровья, чем жизнь в уединенной хижине.
– Да, кое-кто тоже оставлял у меня «знаки», – смеется Саммел, кивая в сторону ракетницы. – К тому же в Рассветных Отрогах нынче прохладнее.
– Я даже взял на себя смелость привести лошадь: на тот случай, если у тебя не окажется своей.
Саммел усмехается.
– Позволь мне собрать в дорогу кое-какие вещи. А тот «знак», что висит на стене, можешь взять себе.
– Непременно, – кивает Лейтррс. – Так я и сделаю.
– Чем ты собираешься сегодня заняться?
Глянув на Кристал, я взял кувшин с клюквицей. Ранний сок был очень дорог, но вода мне надоела, и я, не выдержав, купил целый бурдюк. Ну а чтобы все было по справедливости, пришлось купить для Кристал бочонок светлого эля, хотя обычно она пила его только по вечерам.
Жаркий порыв ветра залетел в открытую дверь, и Рисса захлопнула ее с сердитым стуком.
– Ежели держать двери открытыми, так вся прохлада мигом повыветрится…
– Прошу прощения, – машинально буркнул я и лишь потом сообразил, что дверь оставил открытой или Вигил, или кто-то из стражей и мне извиняться не за что.
– Так чем ты сегодня займешься? – повторил я свой вопрос.
– Буду играть в политику, – с усмешкой ответила Кристал, поставив кружку. Со времени прибытия из Расора она посвежела и отдохнула, хотя видеть ее дома между завтраком и закатом солнца мне случалось нечасто. Правда, поспать ей нынче удавалось побольше, но темные круги и морщинки вокруг глаз еще не исчезли. – Нужно посоветоваться кое о чем с Зибером, а еще и посетить отца Дорна, чтобы ублажить почитателей Единого Бога.
– Разве это не работа Каси?
– Она еще не приехала. Прибудет сегодня утром и займется тем же самым, но я смогу доложить ей, что у них на уме, а они будут довольны, что о них помнят и с ними считаются.
– А они разве не понимают, что стоит за этими встречами и беседами?
– Конечно, понимают, но на лесть все падки. Это дает им возможность ощутить собственную значимость, и они, несомненно, постараются донести это ощущение до всех прочих. Что нам на руку: народ должен знать, как неустанно заботится самодержица о Кифриене и кифриенцах. Сейчас, в преддверии призыва новобранцев, это приобретает особое значение.
Я покачал головой. По сравнению с политикой магия казалась довольно простым занятием.
– Ну а ты? – спросила Кристал, поставив кружку на стол.
– Я? Вот закончим с Вигилом парочку дорожных кофров, и займусь креслом к письменному столу Антоны. Если все пойдет как надо, завтра можно будет заняться отделкой всего гарнитура.
– А потом?
Я пожал плечами.
– Крупных заказов больше нет. Все, у кого водятся деньжата, либо уже уехали, либо копят монеты про запас.
– Похоже, так нынче везде.
– Знаю. Только не понимаю, почему.
– Это просто. Процветание общества, во всяком случае, по мнению Муррис, определяется состоятельными людьми. Если у тебя много заказов, ты покупаешь у Фаслика много древесины; он, в свою очередь, хорошо платит своим работникам; те покупают еду и одежду, ну и так далее. Ну а если заказов нет, ты не покупаешь материал…
Кристал остановилась.
– Но еда и одежда мне так и так нужны.
– Нужны, но ты будешь покупать их меньше. И не ты один. Стало быть, у купцов понизится сбыт, и они, в свою очередь, уменьшат закупки товаров. И поднимут цены.
Поразмыслив, я понял, что все это звучит убедительно. Оно и видно, что уменьшение количества заказов не сулит ничего хорошего, причем не только мне.
Раздался хлопок: Рисса прибила тряпкой какое-то насекомое.
– Лезут букашки всякие, – проворчала она, – это все из-за жары. Они ищут воду, но изгрызут все, что им попадется.
Мы с Кристал улыбнулись друг другу, после чего она встала и потянулась.
– Что-то больно долго я сегодня с утра прохлаждаюсь.
– Чем дольше, тем лучше, – отозвался я, обнимая ее и массируя пальцами затвердевшие мускулы ее спины.
– Как здорово.
– И ты все еще хочешь уехать?
Прежде чем она успела ответить, со двора донеслось ржание.
– Вот, пожалуй, и мой ответ.
Помассировав ей плечи, я поцеловал ее и выпустил из объятий.
– Сегодня я буду поздно, – промолвила она, натянув куртку с галуном и опоясавшись мечом. – Каси приезжает, так что ужинать буду с ней, с Лиссой и несколькими другими.
– Небось, с большими политиками?
– Ну а с кем же еще?
Мы вышли на крыльцо – Рисса тотчас затворила за мной дверь, – обнялись на прощанье, и я со ступеней проводил Кристал и ее отряд взглядом. В последнее время она не раз ставила мне в укор стремление стать героем, но вот для себя такое поведение, похоже, считала нормальным и само собой разумеющимся.
К моему приходу Вигил уже подмел мастерскую и корпел над скобой дорожного кофра.
– Тт-ак пп-рр-аввильно, м-мастер Л-леррис?
– Прекрасно. Продолжай в том же духе, а я наложу последние штрихи на наш письменный стол. По-моему, вензель получился что надо.
Вырезанная Вигилом буква «А» прекрасно встала в подготовленные мною пазы. Паренек был рад похвале, а я тому, что работал с человеком, действительно чувствовавшим дерево.
Тонкая отделочная работа требовала особой осторожности, поэтому, прежде чем взяться за рубанок, я проверил вишневую древесину чувствами, стараясь не упустить даже крохотные сучки или шероховатости.
Таковых, к счастью, оказалось немного, и к полудню, когда донесшийся со двора шум заставил меня отложить резец и подойти к двери, этот этап работы был почти завершен.
На ступеньках кухни, глядя на Риссу снизу вверх, стояли двое детишек. На дальнем конце двора, где я три года назад посадил дубок, в защищавшей кое-как от палящего солнца тени укрылась худощавая женщина в серых лохмотьях.
– Подайте… мы голодны… – упрашивала темноволосая девочка постарше. – Мама сказала, что у вас есть еда.
И она, и ее младшая сестренка были худы и одеты очень бедно, однако, в отличие от большинства бродяг и попрошаек, оставались чистенькими.
Я тихонько отступил за дверь мастерской.
– Еда, – несколько нервно пробормотала Рисса, – у мастера Лерриса не хватает еды на всех.
– Но мы же просим не на всех, а только себе, – наивно возразила девочка. – Ты нас знаешь: я Джиди, а она Мирла. Мы хотим есть.
– Ладно, взгляну, может, что и найдется, – буркнула Рисса и удалилась на кухню.
Я поразился: неужто дела так плохи, что людям нечем кормить детей и они попрошайничают даже не в бедных кварталах, а у моих дверей? Мне тоже приходилось ощущать на себе последствия общего упадка, однако я имел дело с людьми, у которых водились деньги.
– Вот, берите…
– Спасибо, Рисса. Большое спасибо.
– Меня благодарить не за что. Скажите спасибо мастеру Леррису: это его снедь.
Приглядевшись, я увидел, что каждая из девчушек получила по полкаравая вчерашнего хлеба и по пригоршне оливок. Пока они, поднимая босыми ножками красную пыль, брели через двор к матери, Джиди отправила в рот оливку и отломила крохотный кусочек хлеба.
Их мать помахала рукой Риссе, и они удалились.
Я подошел к кухне.
– Мастер Леррис… Гайси не какая-нибудь мошенница.
– Рисса, не надо оправдываться, ты поступила правильно. Дети были голодны, но они чистенькие и аккуратные, совсем не похожи на завзятых попрошаек, – промолвил я, торопливо закрывая дверь, чтобы отгородить кухню от жары и красной пыли.
– А кто эта женщина, их мать? – полюбопытствовал я, достав из охладителя кувшин и налив себе немного клюквицы.
– Гайси? Я давно ее знаю, славная женщина, но невезучая. Муж ее работал на Синкора, старого торговца шерстью. Он умер до…
– Погоди. Он, что ли, владел этой землей?
– Он самый. Бедняга погиб во время пожара, когда сгорели его дом и склад. Ох, и пожарище же был, пламя выше деревьев! Люди поговаривали, будто усадьбу поджег Хистел, сын старого торгаша. Злобный малый был этот Хистел, вечно цеплялся к девушкам. Дошло до того, что родной отец сдал его стражам самодержицы. Ходили толки, что он убил отца из-за золота, а усадьбу поджег, чтобы замести следы, но, – Рисса пожала плечами, – ни Хистела, ни золота этого никто так больше и не видел. Вилбел пытался спасти хозяина, но и спасти не спас, и сам обгорел так, что работать больше не смог. Помучался-помучался, да три года назад, как раз во время великого дождя, и преставился. А Гайси вела домашнее хозяйство Мортена, пока он не подцепил ту темнокожую девицу. Так и вышло, что Гайси осталась без работы и без куска хлеба. Родных у нее нет, так что помощи просить не у кого.
Мне стало стыдно. Люди голодают, а я позволяю себе баловаться клюквицей.
– А где они живут?
– Где придется.
– К тебе часто наведываются?
– Бывает. Жалко ведь, особливо детишек.
Я вздохнул. Конечно, когда не видишь чужих бед, жить легче. Но, с другой стороны, облагодетельствовать всех обездоленных мне явно не под силу.
– И много в Кифриене таких, как они?
– Немало. Еда дорожает с каждым днем.
– Но почему?
Я не заметил особого роста расходов, но сообразил, что Кристал частенько в отлучках и нам не приходится кормить слишком много ртов.
Рисса улыбнулась.
– Траты, конечно, увеличиваются, но у нас есть старые запасы: баранина, кукуруза, оливки. Теперь вот и курочки завелись. Я стараюсь беречь твои серебреники.
– Спасибо, – сказал я, допивая клюквицу. – Пойду, а то меня работа ждет.
– Конечно, мастер Леррис, – улыбнулась Рисса. – Сколько людей зависят от твоей работы.
Мне, честно говоря, вовсе не хотелось, чтобы кто-то от меня зависел. У меня самого имелось все необходимое для счастья: уютный дом, прекрасная жена, вдоволь еды, славный пони и ремесло, которое не только неплохо кормит, но и доставляет мне удовольствие. Но не думать о таких людях, как Гайси и ее дочери, я не мог.
– Вигил, – окликнул я паренька, вернувшись в мастерскую, – ты Гайси знаешь?
– К-кого? – Малый покраснел.
Я повторил вопрос, и он, заикаясь, признался, что по малолетству вместе с братьями таскал у Гайси еду, пока отец не поймал их за этим и не задал им хорошую трепку. Из его слов выходило, что Гайси прекрасно умела шить.
– Вот и замечательно, – сказал я. – Ты уже набил руку на своей каморке и курятнике, так что справишься и с новым заданием. Превратишь этот курятник в каморку на три кровати. Об очаге я позабочусь отдельно. А курятник потом построишь новый, я заплачу за древесину.
– З-зачем?
– Зачем-зачем… Может, мне и не под силу спасти весь мир, но могу же я позаботиться о хорошей женщине и ее детях. Только давай договоримся: пока не закончишь работу, ни Гайси, ни Риссе ни слова. Завтра поедем к твоему отцу подбирать материал. А пока занимайся кофром.
– Х-хорош-шо.
Конечно, постройка хижины для одной бедной женщины не решит всех тех проблем, с которым приходится сталкиваться Кристал, Каси и Кифросу, но, возможно, малость успокоит мою совесть. Неужто мне просто необходимо хоть в чьих-то глазах выглядеть героем?
Взгляд мой случайно скользнул по завалившемуся за верстак старому кедровому полешку, за которое я брался невесть сколько раз. В том, что из него рано или поздно должно проступить лицо, у меня сомнений не было, но вот чье это лицо, пока так и оставалось тайной.
Поглазев на полешко, я оставил его в покое и начал готовить письменный стол к окончательной отделке.
Вигил, работая над кофром, напевал, а вот меня не покидало ощущение, будто я зря не закончил дело с кедровым полешком. Но как его было закончить, если мне удавалось увидеть лишь приблизительные очертания лица. И никаких глаз.
Над хаморианскими позициями поднимается дымок, за которым следует глухой удар снаряда о стену близ городских ворот.
– Пушки демонов! Проклятые пушки демонов! – рычит Берфир, глядя на холмы за окраинами Хайдолара, а потом на облако пыли, клубящееся над стеной.
Примерно в тридцати локтях по правую руку от герцога участок стены с треском и грохотом проседает и осыпается в сухой ров. Надо рвом вздымается новая туча пыли.
– И откуда они берут столько пороха? – бормочет Берфир.
– Что? – спрашивает приземистый офицер в расшитом золотом красном мундире.
– Не обращай внимания, – отмахивается герцог, спеша по стене к месту пролома. Пальцы его непроизвольно сжимаются на рукояти трофейного пистолета.
Грохочет орудийный залп. Брешь в стене, напротив дороги на Джеллико, расширяется.
Герцог выхватывает пистолет и, встав за зубцом стены, стреляет в сторону вражеских позиций. Потом перезаряжает пистолет и стреляет снова. Потом снова.
Осаждающие продолжают методичный артиллерийский огонь. С каждым залпом брешь становится все шире, а куча каменного крошева под стеной – все выше.
Герцог достает из поясного патронташа последние патроны, и один из них, выскользнув из его пальцев, со звоном падает на камень.
– Проклятое демонами оружие! – бормочет Берфир, поднимая патрон и неловко заряжая пистолет. – Годится только для женщин и чародеев, которые не смеют встретиться с противником лицом к лицу. Им может воспользоваться всякий – не нужно ни силы, ни умения… Тьфу!
Герцог выглядывает из-за зубца и присматривается к возведенным за пределами досягаемости стрелы укреплениями осаждающих. На земляных валах не видно ни одного солнечного дьявола, лишь после каждого залпа над ними поднимается пороховой дым.
Наконец он убирает пистолет в кобуру и направляется к западной оконечности северной стены, где укрыта последняя ракетная батарея.
Вражеские снаряды сбивают со стены несколько зубцов. Рука герцога непроизвольно тянется к рукояти меча, но он отдергивает ее и продолжает свой путь.
– Нуал! – приказывает Берфир командиру по прибытии в расположение батареи. – Сосредоточь весь огонь на их пушках. Только на пушках!
– Мы стараемся, милостивый господин, но орудия укрыты за валами и насыпями. Очень трудно попасть.
– Ты уж постарайся.
– Есть.
Ракеты устремляются к хаморианским позициям, но взрываются на прикрывающей артиллерию насыпи.
– Выше целься! – командует герцог. – Выше!
– Есть.
Ракеты взлетают по более крутой дуге, но только одна из них перелетает за неприятельские валы.
Ответный залп вражеских орудий разносит остатки северо-западной башни. Вместе с раздробленными камнями вниз сползают тела нескольких лучников.
Несколько мгновений Берфир смотрит на дым, а потом быстро сбегает вниз по каменным ступеням.
– Дербина ко мне! Дербина!
– Я здесь, милостивый господин.
У подножия лестницы появляется седовласый офицер в красном мундире.
– Собери иррегулярную конницу и моих иннотианцев.
– Но, господин?..
– Мы сделаем вылазку и попытаемся уничтожить пушки. Я сам поведу кавалерию.
Берфир смотрит в сторону конюшен и утирает лоб.
С ударом очередного снаряда герцога и офицера осыпает щебенкой.
– Но, господин, эти ружья…
– Против ружей наши стены устоят, а вот против пушек нет.
Размашистым шагом герцог направляется к конюшням.
– Иннота! Ко мне!
К тому времени, когда он оказывается в седле, позади него выстраиваются около шести десятков иннотианцев и горстка всадников-ополченцев.
– Открыть ворота!
Створы ворот со скрипом расходятся в стороны.
– Вперед! – командует герцог, и рослый гнедой выносит его на изрытую воронками дорогу.
Всадники – кто в красном, кто в золотом в клетку – мчатся следом за ним.
За их спинами, ударившись о стену, взрывается очередной снаряд.
– За мной! – призывает кавалеристов герцог. – Туда!
Он указывает вперед, в сторону находящейся примерно в кай впереди насыпи, из-за которой поднимается дымок.
Появление всадников не остается незамеченным во вражеских траншеях. Хаморианцы открывают огонь из ружей. Пули поднимают фонтанчики земли между пшеничными колосьями и отскакивают рикошетом от каменной мостовой.
Герцог, не обращая внимания на огонь, указывает в сторону окутанных дымом земляных укреплений.
– К пушкам!
– К пушкам! – подхватывают иннотианцы, размахивая длинными, такими же, как и меч их предводителя, клинками. – К пушкам!
Хаморианские траншеи встречают кавалерию градом пуль. Несколько всадников падают, один ополченец поворачивает коня и, припав к его шее, во весь опор скачет к реке.
Берфир на скаку разряжает свой пистолет в сторону неприятельских укреплений. Выпустив последний патрон, он выбрасывает пистолет в пшеницу.
Очередная пуля находит свою жертву, и всадник падает почти на то же самое место, куда только что упал пистолет.
– Ублюдки! – кричит Берфир, потрясая мечом. – Трусливые негодяи! Выходите на честный бой!
Рядом с герцогом скачет не больше взвода бойцов. А за их спинами по-прежнему раздастся грохот. Снаряды дробят стены Хайдолара.
Ружейный огонь становится все плотнее. Один за другим всадники валятся из седел.
Одна пуля ударяется о камни в паре локтей от герцога, другая пробивает рукав, оставив на его руке красную полоску.
– Трусы! – кричит Берфир, вздымая меч. – Мы почти у цели!
До насыпи, за которой укрыты пушки, остается не больше сотни локтей.
Свистит очередная пуля, и герцог, даже не вскрикнув, валится в припорошенные пылью колосья. Легкий шлем спадает с простреленной насквозь головы.
Лошади с пустыми седлами бесцельно кружат по затоптанному полю. Пушки продолжают методично громить городские укрепления, обрушивая в сухой ров осколки каменной кладки и вздымая клубы пыли.
Кристал вернулась лишь затемно. Дожидаясь, когда вечерний ветерок выхолодит дом и спальню, мы сидели на заднем крыльце, посматривали на звезды и вели беседу.
– Вообще-то, – сказал я, – мне не очень нравится просто так раздавать свое имущество, но и утверждение, будто люди сами виноваты в собственных несчастьях, кажется несправедливым. Это не решает никаких проблем, как, впрочем, и раздача бедным нескольких медяков.
– Это жизнь, – со вздохом откликнулась Кристал. – Хотя это все и кажется неправильным. Я что имею в виду: некоторые люди принимают ошибочные решения, в результате чего переносят несчастья или даже гибнут. Магистры, вроде Леннета или Тэлрина, пытаются представить это как нечто вполне естественное: совершил ошибку – плати! Но если каждая женщина должна заплатить за все глупости, которые ей случалось совершить…
– То-то и оно. Вроде бы одно уравновешивается другим, но справедливо ли это? Возьмем Гайси: ее муж стал калекой, пытаясь спасти другого человека. Послушать Тэлрина, так он принял ошибочное решение, в результате которого потерял здоровье и умер. Более того, за это его решение приходится расплачиваться вдове и детям. Мне повезло. Каси заплатила мне за помощь Наилучшим, но близким Шервана или Пендрила никто не заплатит, во всяком случае больше золотого или двух.
– Двух, – сказала Кристал. – В случае смерти бойца его близкие получают два золотых.
Я покачал головой.
– Мне не раз грозила смерть, и своей жизнью я обязан не меньше чем дюжине людей. Если бы мне пришлось заплатить их семьям хотя бы эту цену, я остался бы без крыши над головой.
– Благодаря тебе крыша над головой есть и у Риссы, и у Вигила, и у меня, – напомнила Кристал.
– Мне нравится, что ты ночуешь под моим кровом, но как раз ты-то могла бы обойтись и без моей помощи…
Она сжала мою руку.
– …а Равновесию, похоже, нет дела до человеческих судеб и до того, голодают ли детишки.
– Такого рода размышления довели Тамру до беды, – заметила Кристал. – Ей, похоже, и сейчас трудно смириться с тем, что Равновесие имеет мало общего со справедливостью. И тебе тоже, иначе ты не задумал бы переоборудовать курятник в хижину.
– Этим занимается Вигил.
– Но ты покупаешь материалы и платишь ему.
– Что меня в известной степени беспокоит.
– Никто не запрещает тебе поучаствовать в работе и самому, – со смехом возразила она, и мы обнялись.
– Знаешь, я тоже беспокоюсь, – промолвила она так тихо, что ее голос едва был слышен сквозь шепот усиливавшегося ветра. – Тебе ведь не приходится постоянно носить клинок.
Я сглотнул. Надо же, рассусоливаю вопрос о том, велика или мала мера моей благотворительности, а Кристал почти не снимая носит на бедре кованое воплощение смерти.
– Каси – неплохой правитель, – продолжила она, – и обычно мы приносим больше пользы, чем вреда. Но порой я задаюсь вопросом: почему так часто для решения каких бы то ни было вопросов нам приходится прибегать к силе? Почитатели Единого Бога вечно толкуют о доброте, но мне нечасто случалось видеть, чтобы доброта торжествовала, не будучи подкреплена сталью.
– Каси и вправду хороший правитель, но Хамору, похоже, нет до этого дела.
– Хамором правят практичные и дальновидные люди. Опытные политики, куда более хитроумные, чем властители Кандара. Большая часть населения Фритауна и Монтгрена уже на их стороне. Кертис пока держится, но он обречен: не меньше половины подданных ненавидят своего виконта. То же самое относится и к префекту Галлоса. И как можно выстоять против армий Хамора при их полном превосходстве в вооружении? Нам удалось захватить пару десятков ружей и немного боеприпасов, но в их войске ружье имеет каждый пехотинец.
– Просто не верится.
– Вопрос не в том, верится или нет, а в том, как нам остановить империю. Правда, задавая этот вопрос, я начинаю бояться, что ты воспримешь его как призыв в очередной раз выступить в роли героя.
– А почему бы и нет?
– Потому – да потому, что боюсь, как бы это в конечном счете не сделало тебя другим человеком. С героями, знаешь ли, не так просто иметь дело.
– Возможно, как раз поэтому Джастин избегает участия в хоть сколько-нибудь важных событиях. Героем он уже был и, похоже, сыт этим по горло. Давным-давно без помощи машин, какими располагает нынче Хамор, он уничтожил Фэрхэвен, что повлекло за собой перемены во всем мире. – Я рассмеялся. – Знай в Хаморе, что он совершил, они ни за что не позволили бы ему приблизиться к своей столице и к рубежам империи. Правда, он и сам бы туда не сунулся. А вообще, машины, похоже, способны менять мир так же, как и магия.
– Интересно, – задумалась Кристал. – Ты вот все говоришь о хаосе, что бурлит под Кандаром. Это похоже на результат нарушения Равновесия.
Три друиды стоят в роще Древней, наблюдая за картой, шевеление песков на которой отражает все перемены, происходящие в Кандаре.
Губы младшей из них поджаты: она вспоминала то время, когда взирала на пески с надеждой. Но сейчас на пространстве под дубом, более древним, чем Отшельничий остров, чем стены Джеллико и даже чем давно заброшенный Западный Оплот, песок кипел, словно варево, меняя цвет от черного к белому и от белого к черному.
– Ангелов не вернут ни песни, ни холодное железо машин, – промолвил друид – мужчина с редкими серебристыми волосами, худощавым лицом и фигурой столь хрупкой, что его можно было назвать почти бесплотным.
– За все придется платить, – говорит женщина. – На протяжении многих поколений плата не взималась, но теперь императору придется поплатиться за свою гордыню.
– Поплатиться придется не одному императору, – замечает младшая из друид.
– О Дайала, это никогда не бывает легко ни для тебя, ни для Джастина.
– На сей раз, Сиодра, я буду с ним. Я покину Великий лес.
– Я так и думала.
– Все песни когда-нибудь звучат в последний раз, – замечает старый певец. – Но именно последний куплет возвращает песне чистоту и силу.
– Не иначе как в Равновесии, – со смехом откликается Сиодра, но в то время как пальцы ее поглаживают гладкую кору дуба, из глаз женщины текут слезы.
Дайала касается губами руки Певца, пожимает пальцы Сиодры и уходит из рощи по направлению к реке и лодке, на которой она поплывет в Дил.
И гораздо дальше.
После того как Кристал снова уехала в Расор, жара усилилась, а удушливой красной пыли стало еще больше. Я принимал душ невесть по сколько раз в день, но это почти не помогало.
Вдобавок отдаленный гул хаоса казался мне приближающимся к Кифросу и звучащим все громче, хотя на сей счет полной уверенности не было. Вполне возможно, я просто научился лучше слышать глубины.
В то утро, спустя более восьмидневки после ее отъезда, я, несмотря на жару, достал посох и, сопровождаемый надоедливым кудахтаньем кур, поднимая клубы пыли, поплелся в конюшню, где покормил Гэрлока и принялся отрабатывать удары по раскачивающемуся мешку. Впрочем, с этого у меня начиналось почти каждое утро. Конечно, мешок – не настоящий партнер, но у него имелось и одно преимущество: удары по нему можно было наносить без опасения, со всей мочи, а стало быть, тренировать не только точность с ловкостью, но и силу. В последнее время у меня появилось опасение, что боевые навыки могут мне понадобиться.
Когда я, уже взмокший от пота, утер лоб платком, мигом сделавшимся грязным от вездесущей красноватой пыли, в конюшню заглянула Рисса.
– Если мирным людям приходится практиковаться с оружием, значит, настали плохие времена, – глубокомысленно заметила она.
Я снова вытер мокрый и грязный лоб.
Гэрлок заржал, видимо, соглашаясь с высказанной точкой зрения. Куры поддержали его дружным кудахтаньем. Похоже, они тоже имели свое мнение по данному вопросу.
– Хуже, когда хорошие люди не умеют обращаться с оружием и оказываются беззащитными, – отозвался я, и Рисса покачала головой.
Из-за се спины с хихиканьем выскочили Джиди и Мирла. Оказывается, у меня было больше слушателей, чем я думал. Видимо, мне не удалось ощутить присутствие девочек по причине увлеченности тренировкой, но следует ли из этого, что, когда я упражняюсь, мое чувство гармонии притупляется?
Отложив посох, я стал работать над чертежом высокого комода для хранения белья и одежды, представлявшего собой увеличенную версию Даррикова ларя. Правда, у меня не было ни малейшего представления о том, сколько и когда удастся выручить за это изделие. И удастся ли его продать вообще.
Покончив с чертежом, я стал внимательно рассматривать уже готовые стол и кресло Антоны. Попыток доставить изделия заказчице мною не предпринималось: точное место, куда их везти, мне известно не было, а наводить справки насчет «Зеленого Острова» было боязно: могли пойти нежелательные толки. Да и Вигила в такое местечко посылать не хотелось: будет у него желание, так пусть ищет утех сам. Поэтому я предпочел вручить Гайси конверт с уведомлением, попросив за несколько медяков вручить его Антоне.
Пальцы мои непроизвольно пробежались по гладкой вишне, и мне подумалось, что с этими изделиями будет жаль расставаться. Работа, что ни говори, удалась, а вензель «А» получился лучше, чем мог бы сделать я сам.
По возвращении Гайси поведала, что, приняв конверт, дама в зеленом рассмеялась и спросила, всегда ли мастер Леррис так робок.
Самому мне казалось, что мною проявлена не робость, а осмотрительность. Но, может быть, чрезмерная?
Глубоко вздохнув, я снова взялся за гусиное перо, но едва успел обмакнуть его в чернила, как снаружи донесся топот копыт. На двор вкатили карета Антоны и грузовой фургон, помеченный фирменным знаком Верфеля. На козлах сидели двое: худощавый седой возница и какой-то малый, помоложе и поплотнее.
Я вышел на жаркий, пыльный двор.
– Приветствую, почтенная Антона.
– Ты, как всегда, любезен, мастер Леррис. Давай посмотрим работу.
Я склонил голову и открыл перед ней дверь в мастерскую. Войдя, Антона посмотрела на Вигила столь внимательно, что паренек покраснел.
– Не смущайся. Что из того, что уже не юной женщине хочется посмотреть на молодого человека. Я полюбовалась бы твоим хозяином, да он слишком острожен. Впрочем, я тоже: мне вовсе не хочется лишиться головы.
– Так уж и головы? Кристал не настолько ревнива.
– Ты, наверное, действительно так считаешь, но я бы за это не поручилась, – сказала Антона, подойдя к столу и трогая пальцами гладкую поверхность. Потом ее взгляд остановился на вензеле: темном лоркене, выделявшемся на более светлой вишне, но не бросавшемся в глаза.
– А почему ты сделал вензель темнее, а не светлее фона?
– Чтобы было не так броско. Мне подумалось, что ты не склонна к излишнему щегольству.
Брови Антоны поднялись.
– Да ты догадлив, мастер Леррис.
– Только в некоторых отношениях, – отозвался я, памятуя ее намек на Кристал.
– Ты понимаешь свои слабости, а это делает тебя сильнее.
– Ты слишком великодушна.
– Я? Великодушна? Это ты славишься своим великодушием.
– Я делаю то, что мне нравится.
– Да, сразу видно, что ты любишь свою работу, а это присуще лишь немногим.
Неожиданно ее серые глаза вспыхнули:
– А что, мастер Леррис, если я закажу у тебя еще и столовый гарнитур? Стулья вроде тех, которые ты смастерил для Хенсила, и обеденный стол.
– Гарнитур? Сейчас?
Мне не удалось скрыть удивление: в последнее время заказчиками и не пахло. Хорошая мебель служит нескольким поколениям, и никто не станет обзаводиться ею, не будучи уверенным в будущем.
– Чему ты удивляешься? – усмехнулась Антона. – В отличие от многих мое заведение в трудные времена процветает. Когда людям тягостно, они ищут возможности забыться.
Я понимающе кивнул.
– Заказу буду рад. Но стоить такой заказ будет дорого и времени потребует больше, чем предыдущий.
– Сколько? Хенсилу его стулья обошлись в шестнадцать золотых.
Однако! Эта женщина демонстрировала основательную осведомленность.
– Да, – ответил я, – и для Хенсила то была удачная сделка.
– Давай напрямую, мастер Леррис. Я готова заплатить тридцать золотых за дюжину стульев и пятьдесят за стол, выдержанный в том же стиле, что и письменный.
Такого крупного заказа – аж на восемьдесят золотых! – мне еще получать не доводилось. Но его выполнение требовало предварительных трат, прежде всего закупки материала.
– Я готов взяться за это, но должен буду получить задаток на покупку древесины. И большая часть сезона уйдет на высушивание вишни.
– За что я тебя люблю, мастер Леррис, так это за честность и прямоту. Хотелось бы знать, ты демонстрируешь эти качества и в постели? Нет, ответа на данный вопрос я не требую, – рассмеялась она. – Как раз это было бы нечестно. Забавно, но нечестно.
Я почувствовал, что краснею.
Антона обеими руками вручила мне тяжелый кошель.
– Здесь восемьдесят золотых: пятьдесят за выполненную работу и тридцать задатка.
Приняв кошель, – жест получился неуклюжим, поскольку весил мешочек не меньше половины стоуна, – я, когда Антона вышла, чтобы кликнуть возчиков, сунул его в пустой увлажнитель. Вигил тем временем открывал вторую створку двери. Обычно мы обходились одной, а о второй вспоминали, лишь когда привозили много древесины или выносили готовые изделия.
– Поосторожней с этим столом, – сказала Антона работникам. – Он стоит дороже вас обоих со всеми потрохами, и если вы поцарапаете или побьете его, мастер Верфель вряд ли найдет яму, достаточно глубокую, чтобы вас в ней спрятать.
Говорила она спокойно, без крика, но Верфелевы возчики, похоже, восприняли ее слова серьезно. Они осторожно загрузили стол в фургон, а я помог им закрепить его.
Гайси, Джиди и Мирла выглядывали из-за угла своей хижины, переоборудованной из курятника. Новый курятник, по сравнению с прежним, получился топорным, – делал его, главным образом, Вигил, – но кур качество плотницких работ не беспокоило. Им требовалась защита от бродячих собак и, возможно, горных котов, хотя таковых я в окрестностях Кифриена не замечал.
Девочки и их мать проводили экипаж Антоны, широко открыв глаза. Вигила я отослал в сарай за ламповым маслом: масло мне, по правде говоря, не требовалось, но я хотел в его отсутствие перепрятать большую часть золотых в потайной сейф.
После этого, поскольку неотложной работы дома все равно не было, я заложил кобылу и покатил на фургоне к Фаслику – взглянуть, найдется ли у него материал для столового гарнитура Антоны.
Материал у него нашелся, но он, как и я, попросил задаток. Я вручил ему пять золотых, а еще пять обещал отдать через восьмидневку.
По возвращению в мастерскую я вручил Вигилу несколько листков бумаги.
– Сделай набросок спинки для стула – такого, чтобы подходил по стилю к письменному столу и креслу, которые мы только что отдали заказчице.
– Я-я?
– А почему бы и нет? Я не утверждаю, что мы непременно будем работать по твоему эскизу, это уж как получится. Но тебе нужно практиковаться. Умение подогнать волокна к волокнам – это еще не мастерство.
– Н-но…
Я поднял руку.
– По твоей резьбе видно, что ты прекрасно чувствуешь дерево, но нож или резец могут завести не туда. Чтобы стать настоящим мастером, тебе следует научиться сначала воплощать замысел на бумаге, чтобы людям был понятно, что ты собираешься сделать, а уж потом в дереве.
Многие заказы мне удалось получить именно благодаря умению делать наброски. Людям трудно представить себе, как будет выглядеть то или иное изделие, пока они не увидят рисунок. Вигил сдвинул брови, но промолчал.
– Давай, приступай, – велел я, снова указывая на листок. – Это не повредит.
Окутанный коконом невидимости Джастин направил Роузфут по узкой дороге вдоль стены Джеллико. Сейчас он был слеп и потому в стремлении уйти прочь от города, от виконта и надвигающейся битвы полагался на чувства.
Державшаяся позади него Тамра, напрягаясь изо всех сил, пыталась и воспринимать окружающее, и удерживать световой щит.
– Слышишь? – доносится со стены голос караульного. – Что это там, внизу?
– Тебе почудилось. Или думаешь, солнечные дьяволы уже под стенами?
– Кто их знает, вот бы мне там оказаться.
– Попробуй сбежать, если раньше виконт не пустит твои кишки на тетиву для лука. Он никому не позволит покинуть крепость.
– Это как сказать… вот купцы, те толкуют…
– Слушай, но кто все-таки копошится внизу?
– Бродячая собака, вот кто. Если хочешь, можешь истратить на нее стрелу, но ты пожалеешь об этом, когда досюда и вправду доберутся солнечные дьяволы. А их ждать недолго: видишь пыль на горизонте? Скоро здесь загрохочут пушки.
– Ох, и в дерьмо же мы влипли!
– Это точно.
Невидимый Джастин натянуто улыбнулся. Тамра утерла лоб, силясь и удержать щиты, и не отстать от Джастина и Роузфут. Цокают копыта.
– Лошадь, чтоб мне сдохнуть…
– Да плюнь ты…
Окутанные невидимостью маги удаляются на юго-запад. А на Джеллико надвигается туча пыли.
Покосившись на корпевшего над эскизами стульев для Антоны Вигила, уже начинавшего усваивать разницу между сотворением того, что дается само собой, и работой над тем, что необходимо, я достал из-за верстака кедровое полешко. Лицо все еще отказывалось проступать наружу, и я ограничился тем, что малость подстругал деревяшку, сделав очертания чуть более рельефными.
Ощущение прокатывающейся по почве и камням под Кифросом ряби заставило меня отложить полешко и встать. Волны хаоса? Но откуда?
Я покачнулся и ухватился за край верстака.
– М-мастер Л-л-леррис…
– Со мной все в порядке, просто чуток душновато…
Медленно выйдя из мастерской и пройдя через пустую кухню, я выбрался на заднее крыльцо и плюхнулся на ступеньку, пытаясь проследить за волнами хаоса. Увы, их след потерялся за Кифриеном, где-то у подножия Малых Отрогов.
Конечно, способность ощутить что-то вблизи Малых Отрогов для мага, неспособного обнаружить что-либо в воздухе дальше, чем за несколько кай, можно было счесть выдающимся достижением. Видимо, у меня и впрямь имелись задатки мага земной стихии.
Кудахтанье кур свело все мои попытки прислушаться на нет. Я шикнул на надоедливых птиц, но они раскудахтались еще пуще.
«Хорош маг, неспособен даже кур утихомирить», – подумал я, ежась при воспоминании о мощи последней волны хаоса, прокатившейся на запад откуда-то из-под Рассветных Отрогов.
Мне казалось, что нагнетание хаоса напрямую связано с Хамором. Конечно, на первый взгляд прямой связи не прослеживалось, однако хаос, похоже, всегда витал там, где осуществляется кровопролитие и насилие, к чему Хамор был, несомненно, причастен. Ну и, кроме того, у меня сложилось внутреннее убеждение: причиной всему Хамор. А Кристал, да и самодержица призывали меня доверять своим чувствам.
Вытерев лоб, я обернулся в сторону Закатных Отрогов, которые не видел и мог лишь смутно ощущать. Над вершиной холма висело красноватое послеполуденное солнце.
Кристал и Каси основывали свой план обороны Кифроса на том предположении, что Лейтррс воспользуется хаморианским флотом и нанесет первый удар по Расору. Они укрепили порт, однако к настоящему времени Лейтррс наверняка уже об этом прознал. А если узнал, то не изменит ли он свои планы? Я бы на его месте изменил.
На месте Лейтррса я перешел бы Малые Рассветные Отроги по чародейскому тракту и нагрянул со стороны Теллуры и Мелтозии. Конечно, Лейтррс мог и не знать о том, что многие ополченцы с севера сложили головы в бою у серного источника, но даже соберись тамошнее ополчение в полном составе, оно едва ли смогло бы остановить вооруженную ружьями армию Хамора. Силы Каси были слишком малочисленны и слишком разрозненны.
Однако хаос исходил не из Малых Отрогов, а из мест куда более отдаленных. Кроме того, у меня не было уверенности в том, что чародейский тракт был проложен так далеко на восток. Иначе им воспользовался бы Антонин.
И тут я сглотнул.
Неужто кто-то – допустим, Лейтррс – использует хаос для восстановления всех тех древних дорог, посредством которых белые маги прошлого устанавливали и удерживали власть над большей частью Кандара? Если так, то Хамор мог получить возможность быстрой переброски войск к самому центру материка.
Я призадумался.
Чародейский тракт открывал хаморианцам путь не только на Теллуру и Мелтозию, но и на Галлос. Может быть, Лейтррс нацелил первый удар против префекта? Но есть ли в этом смысл: укрепившись в Кифросе и захватив Расор, войска императора смогут обойти Галлос с обоих флангов. Тогда пал бы и Кертис, если он уже не пал. Информации у меня было до обидного мало. Но в любом случае, овладев Кифриеном, хаморианцы могли бы двинуться на Расор по реке и приречному тракту.
Для белых чародеев прокладка дорог являлась способом установления своего господства. Хамор до сих пор не упускал ни одной возможности утвердить свою власть. С чего бы ему упустить эту?
Учли ли такую возможность Кристал и Каси? А может быть, я чересчур полагаюсь на чувства, тем паче, довольно смутные?
Внизу прокатилась еще одна волна хаоса. Увы, это никак не могло мне почудиться.
Не стоит ли мне наведаться в Расор? Повидаться с Кристал (я уже изрядно по ней соскучился) и поделиться своими тревогами. Если все происходящее – не игра моего больного воображения, Кифросу грозит серьезная опасность.
Я встал и, глядя на предзакатное солнце, окликнул Риссу. Чтобы выехать завтра с рассветом, нужно было отдать все необходимые распоряжения и загодя собраться в дорогу.
Пока я седлал Гэрлока и приторачивал вьюки с припасами и инструментами, пони аж приплясывал от радостного нетерпения. На дворе мне на глаза попались сестренки Джиди и Мирла, сидевшие на лавочке рядом со своей хижиной. Надо отдать Гайси должное, свое скромное жилище она содержала в чистоте и порядке.
Еще один мешок с провизией оставался на кухонном крыльце, и когда я вел Гэрлока туда, Джиди помахала мне ручонкой. Из мастерской с веником в руке высунулся Вигил: напоминать ему о необходимости содержать помещение в порядке уже давно не приходилось. На время моего отсутствия парнишка получил задание: довести до ума наброски столового гарнитура и закончить начатый дорожный кофр. Кроме того, ему было предложено заняться поделками для Джахунта и подумать о возможности прорубить в своей каморке оконце. Больше мне ничего на ум не пришло, ведь заказчиков, кроме Антоны, у нас не было.
– У-удачи, м-астер Л-лер-рис!
– Спасибо, Вигил. Скорее всего, я вернусь не раньше чем через восьмидневку, а может, задержусь и подольше.
Приторочив мешок со снедью позади седла, я повернулся к Риссе.
– Тебе как, на хозяйство хватит?
– Ежели нынче, когда мы обзавелись курами, я не смогу обойтись пятью золотыми в сезон, меня следует вздернуть. Правда, будь у нас корова или несколько козочек, я смогла бы делать собственный сыр.
Я пожал плечами.
– И во сколько они обойдутся, эти несколько козочек?
– Видишь, какой у нас мастер Леррис заботливый, – промолвила Рисса, обращаясь к Вигилу. – Не скаредничает, хотя деньги добывает нелегким трудом.
– Так все-таки, сколько?
– Козы недороги, а сыр – это прекрасная еда.
Поняв, что к чему, я спешился и развязал кошель. Кончилось тем, что Рисса получила еще десять золотых, на тот случай, если ей удастся приглядеть телочку, из которой со временем может получиться дойная корова. Зная Риссу, я подозревал, что по возвращении телочка встретит меня мычанием. Хозяйство мое разрасталось довольно быстро, но управляться с ним пока удавалось. Девчушки приглядывали за курами и собирали яйца, а Гайси помогала убираться в доме и даже, по собственному почину, принялась выгребать навоз из конюшни, высвободив тем самым Вигилу время для работы в мастерской.
Наконец мне удалось снова взобраться в седло.
– Будь поосторожнее, мастер Леррис, – напутствовала меня Рисса.
– Постараюсь.
По правде сказать, то, как разворачивалась события вокруг Кифроса, равно как и соображения, которые мне предстояло обсудить с Кристал, а то и с самой самодержицей, вызывало сильные сомнения в том, что мне действительно удастся поберечься.
– Постараюсь, – хмыкнула Рисса. – Вот и Фарас так говорил.
Я промолчал, ограничившись улыбкой и прощальным взмахом руки. Рисса упомянула это имя впервые: возможно, так звали ее мужа, вроде бы убитого разбойниками.
Как в большинстве случаев, путь мой пролегал через город, в том числе и через рыночную лошадь. Народу там было меньше, чем обычно, но она все равно полнилась гомоном.
– …вот я ей и говорю: Хездра, с чего ты взяла, будто всегда будешь жить в этаком домище да носить такие наряды? Что у тебя есть, кроме ладной фигурки да смазливой мордашки? Это, знаешь ли, богатство недолговечное. Следи, говорю, за собой, а не то придется тебе вернуться в «Зеленый Остров», зарабатывать передком золотые для Антоны…
– …Антона нынче стала важной особой…
– …и не диво, ум у нее острее клинка…
– …лучшая сдоба в Кифриене…
– …видит только улыбку… что ждать от девицы… медяки за хлеб… медяки в наше время не так легко достаются…
– …пряности… предохраняющие средства для кладовых… сберегут даже в жару…
– …черствый хлеб… черствый, но съедобный. Всего полмедяка за каравай!
– Сталь! Добрые стальные клинки!
– …толкуют, будто солнечные дьяволы уже в Джеллико. Скоро они явятся к нам, невзирая на самодержицу и ее чародеев…
– …наши чародеи сильны…
– …супротив машин из холодной стали…
Я вовсе не считал себя слишком уж сильным чародеем, и услышанное на рыночной площади отнюдь не прибавило мне бодрости. Равно как и вид осиротелого, с затемненными окнами дворца самодержицы.
Дорога на Расор начиналась от ворот, называвшихся южными, хотя в действительности они выходили на юго-восток. Наверное, на лодке если не до самого Расора, то, во всяком случае, до шлюзов Фелсы можно было добраться быстрее, однако по мелководной реке Фроан проходили лишь лодки и плоты с небольшой осадкой, какие не могли взять на борт горного пони. А обратный путь вверх по течению обошелся бы мне в целое состояние.
Приречная дорога на большей части своей протяженности была не слишком широкой, на ней могли разъехаться только два фургона, но зато мощеной. Впрочем, в Кифросе и глиняные проселки раскисали только зимой, но вот от пыли деться было некуда. Хотя мы ехали по каменным плитам, красная пыль вздымалась на каждом шагу, висела в воздухе и липла ко всему, к чему можно и нельзя.
Мы еще не успели добраться до первого, находящегося менее чем в двадцати кай от города моста, переброшенного через реку Милдр у места се впадения во Фроан, а шарф, который я выкроил из старой рабочей рубахи, чтобы повязать им голову, сделался липким и красным. Как, впрочем, и моя потная физиономия, не говоря уж о носовом платке, которым я пытался эту физиономию вытирать. И это при том, что через каждые несколько кай я стирал платки, мыл руки и умывал лицо.
Дорога была почти пуста, лишь изредка по ней катили из Кифриена порожние фермерские фургоны. Только оливковые рощи зеленели как обычно: похоже, оливки могли пережить любые катаклизмы.
Первая ночь застала меня на постоялом дворе ниже по течению городишки под названием Хипривер. Судя по всему, путники там не останавливались довольно давно, по меньшей мере несколько восьмидневок. По всей видимости, люди боялись нападения со стороны моря. Угроза насилия зачастую оказывается страшнее самого насилия.
Одолевая кай за кай однообразного, утомительного пути, я к полудню четвертого дня добрался до Фелсы, населенного пункта, стоявшего на стреловидной скале, вдававшейся в воду на месте слияния Фроана с маленькой речушкой Сурбал. Ниже Фелсы Фроан устремлялся в Предвратную теснину, а потом изливался на равнину.
Стены Фелсы были не слишком высоки, ибо цитадель стояла на отвесных утесах не менее двадцати локтей высоты. Другое дело, что каменное основание было мягким и постоянно подмывалось течением. Стены приходилось переносить каждые несколько лет, и поговаривали, что нынешний город стал на двести локтей уже, чем в те времена, когда им правили из Фенарда. Северные ворота, выходившие на дорогу из Кифриена, были высокими и прочными, однако они не смогли бы задержать армию, тем паче что уже десять веков ни одно войско не спускалось к Фелсе по реке. Эта крепостишка не могла стать для Лейтррса серьезным препятствием.
Ворота были открыты и, как мне показалось, не закрывались никогда: скорее всего, у них заржавели петли. Единственный караульный приветствовал меня ленивым кивком, и я кивнул в ответ.
Рыночная площадь, как и в Кифриене, была наполовину пуста, да и народ на ней не гомонил. Здесь слышался лишь приглушенный шепот. Умывшись у фонтана, я напоил Гэрлока и направился к восточным воротам.
Из Фелсы на Расор вели две дороги: горная, шедшая вдоль северного края теснины, и приречная, огибавшая теснину с юга, а потом, на равнине, следовавшая изгибам реки.
До сих пор мне не доводилось пользоваться ни одной из них, но поскольку стояло лето, я выбрал горную – петляющую полоску, мощенную камнем, на которой было не разъехаться двум фургонам.
Несмотря на ясное безоблачное небо, над тесниной, где бурлил зажатый между камнями поток, поднималась влажная дымка, которая окутывала часть дороги, неся с собой приятную прохладу. Особенно приятную после жары, преследовавшей меня весь путь от Кифриена. Впрочем, я понимал, что долго это удовольствие не продлится: Кифриен считался менее жарким местом, чем Фелса, не говоря уж о приморской долине.
Едва теснина осталась позади, исчез и туман. Солнце теперь палило так, что вся впитавшаяся в мою одежду влага испарилась прежде, чем на нее успела налипнуть пыль. Сразу за Предвратной тесниной, с востока от реки, начиналось Запустелое плато. Чем дальше, тем становилось жарче, в связи с чем я довольно скоро выпил воду в обеих своих бутылях. Добраться до следующего постоялого двора мне удалось лишь к вечеру, да и там воду пришлось доставать из колодца с помощью ведра и веревки локтей пятидесяти в длину.
Вытащив два ведра, для себя и для Гэрлока, я вынужден был еще и гармонизировать воду. К ночи, уже едва волоча ноги, мы с Гэрлоком дотащились до следующего пристанища, где и заночевали. Путь продолжили с рассветом, а к середине утра впереди показались окраины Расора.
Расположенный на восточном берегу реки, у самой бухты, город словно прилепился к утесам, сдерживавшим Великую пустыню, не позволяя ее пескам сползти в Южный океан. Дорога пошла под уклон, спускаясь с уступа на уступ к верхним воротам.
Они были открыты, а двое караульных приветствовали меня кивком. И то сказать: какая угроза могла исходить от единственного запыленного путника верхом на пони? Добравшись до городской площади, я высмотрел офицера местного ополчения и спросил, как проехать к казармам Наилучших.
– Наилучшие? А, это зеленые дьяволы. Тебе нужны зеленые дьяволы и их командующая. Прямо скажу, парень, лучше бы тебе отправиться прямиком в ад. Но вольному – воля: каждый вправе выбрать, какой смертью умереть. А смерти долго ждать не придется: скоро сюда нагрянут солнечные дьяволы. Они схлестнутся с зелеными, заполнят бухту своими железными кораблями и начнут обстреливать несчастный Расор громовыми снарядами.
– Так как насчет Наилучших?
– Езжай по восточной дороге мимо «Золотой Чаши» – заведения Гараса, – пока не окажешься возле дамбы. Там поищи железные ворота, которые караулят мужеподобные женщины с мечами. Да, мужеподобные. И имей в виду, я окажусь там вскоре после тебя, потому что хоть мне это и не по душе, на самом деле я такой же дурак, как и ты.
Он расхохотался и повторил.
– Да. Такой же дурак, как и ты.
Поблагодарив ополченца, я направил Гэрлока к «Золотой Чаше», размышляя о том, действительно ли Расор обречен и все так плохо, как считает этот малый.
Распространяя чувства, я не уловил никаких признаков хаоса: укрепления содержались в порядке, а присутствие Наилучших подкрепляло этот порядок воинской дисциплиной. Но, и это не могло не тревожить, смеха и болтовни, столь привычных для городов Кифроса, слышно почти не было.
Казармы Наилучших проглядеть было трудно: они выделялись и железными воротами, и массивными каменными стенами, и реявшим над самым высоким строением комплекса знаменем самодержицы.
У ворот стоял широколицый, темноволосый стражник. Я с ним знаком не был, и он, судя по безразличной физиономии, тоже меня не знал. С Гэрлоком в поводу я подошел к этому малому и представился.
– Меня зовут Леррис, я приехал повидаться с командующей.
– Чтобы попасть к командующей, нужен пропуск.
– Прекрасно. А кто выдает пропуска?
– Комендант гарнизона.
– А комендантом у вас, надо полагать, Елена?
– Для кого Елена, а для кого командир Елена.
По правде сказать, мне очень хотелось огреть этого идиота посохом, однако, памятуя о необходимости проявлять терпение, я вежливо спросил:
– А как найти командира Елену?
– Для этого нужно получить разрешение субофицера Трилека.
Я утер лоб. Ну почему мне так везет на кретинов?
– Об этом может знать сержант Хиссек.
– Прекрасно. А где сержант Хиссек?
– В главном холле.
Я двинулся вперед.
– Стой. Вход без пропуска воспрещен.
– Послушай, парень, ваша командующая доводится мне супругой, и я сражался в большем числе сражений, чем ты можешь вообразить. Поэтому будь добр, дай мне возможность встретиться с кем-нибудь вроде Елены.
– Я тебя не знаю и без пропуска не пропущу.
– Может, позовешь кого-нибудь постарше чином?
– Не могу. Для этого мне пришлось бы покинуть пост.
– А с места что, никого окликнуть нельзя?
– Была мне охота драть глотку из-за какого-то бродяги.
– Ладно.
Я отступил на шаг и вытащил посох из держателя.
– Знаешь, что это за штуковина?
– Это длинная деревяшка.
– Тут ты, приятель, дал маху. Это посох: с приезда в Кифрос он у меня третий. Один я сломал о белого чародея, второй сгорел дотла при столкновении с другим чародеем. А меня зовут Леррис, я не бродяга, а консорт командующей.
– А мне плевать, как ты назовешься и за кого тебе угодно себя выдать. Вход в казармы без пропуска запрещен.
Я шагнул вперед, и он схватился за меч.
Чуть не покраснев (если не побелев) от злости, я треснул его посохом по запястью, выбил у него меч и отбросил в сторону. Схватиться за поясной нож у парня не хватило ума; вместо того он заорал со всей мочи:
– На помощь! Убивают!
Глотка у малого оказалась луженая, и на его зов немедленно выскочили три молодца с мечами. Вместо того чтобы поинтересоваться, кто я такой и что мне нужно, эти ребята выказали явное намерение искрошить меня в капусту. Сбив одного из них с ног, я отступил к стене и занял оборонительную позицию.
– Стой! – выкрикнул знакомый голос.
Все замерли, кроме одного солдата, решившего, что коль скоро я перестал обороняться, он стяжает славу победителя, оставив меня без головы. Мне пришлось пресечь это намерение, а поскольку его нападение было неожиданным, защитный удар оказался слишком сильным: у бедолаги хрустнула кость.
– Прекратить! – снова приказала Елена, появившаяся у ворот в сопровождении незнакомых мне командиров, мужчины и женщины.
– Этот бродяга на меня напал! – визгливо выкрикнул часовой.
– Заткнись, боец! – рявкнула Елена и повернулась ко мне. – Мастер Леррис, как тебя угораздило и здесь влипнуть в историю?
Я опустил посох и пожал плечами.
– Ну, я устал и хотел поскорее найти Кристал или тебя, но этот чурбан наотрез отказался пропускать меня к кому-нибудь, имеющему право выдать пропуск. После шести дней пути у меня не было особого настроения препираться с ним в воротах. Возможно, я был чуточку нетерпелив, но он первый попытался меня зарубить, да еще и кликнул всю эту ораву. Но я честно старался никого не убить.
Елена улыбнулась. Улыбка, правда, получилась не очень веселой, но я все же улыбнулся в ответ.
– Вы все идиоты! – заявила Елена, обращаясь к стражникам. – Но везучие идиоты, по той простой причине, что до сих пор живы. Позвольте представить вам мастера Лерриса, лучшего столяра в Кифросе и серого мага, победившего чародея из Хидлена и уничтожившего примерно десять взводов хидленских солдат. Он сделал это один, без посторонней помощи!
– Но у него не было пропуска, – возразил часовой.
Остальные посмотрели на него, как на сумасшедшего.
– А он сказал тебе, кто он такой?
– Назвался Леррисом, консортом командующей.
Елена покачала головой и повернулась к стоявшему рядом субофицеру.
– Трилек, это твой солдат?
– Так точно.
Трилек покрылся потом.
– После того как я провожу мастера Лерриса к командующей, ты вместе с этим болваном явишься ко мне. Разве я не приказывала проинструктировать все караулы на случай приезда мастера Лерриса? И еще, – она обвела взглядом бойцов, – вас тут целая орава, а этот человек с посохом отбивался от вас без особого труда. Защищаться труднее, чем нападать: будь у него желание вас убить, вы все были бы мертвы.
Солдаты переглянулись.
Гэрлок напомнил о себе ржанием.
Елена усмехнулась.
– Ты! – она ткнула пальцем в темноволосого стражника. – Отведи лошадь мастера Лерриса и помести в стойло, рядом с конем командующей. При этом мне плевать, чьих коней тебе придется переставить. А ты, – она повернулась к Трилеку, – жди меня со своим недоумком-рядовым. Хоть до посинения: я не знаю, когда вернусь к себе, но вы оба должны в это время быть на месте!
И солдат, и субофицер взмокли от пота. Я снял с Гэрлока сумы, связал их и перебросил через плечо, оставив при себе и посох.
– Знаешь, мастер Леррис, – сказала мне Елена, понизив голос, – у тебя какая-то удивительная способность…
– Нарываться на неприятности?
– Там, где ты появляешься, дела всегда принимают интересный оборот.
Я оглянулся на расходящихся стражников.
– Слушай, это я виноват, или они и вправду такие тупицы, какими кажутся?
Елена вздохнула.
– По поводу твоих действий я предпочту не высказываться, а вот что касается качества нашего личного состава, тут ты, к сожалению, прав. Ладно, идем. Командующая будет рада тебя видеть.
Но когда мы явились к Кристал, последнее утверждение показалось мне спорным.
Кристал находилась где-то на верхних этажах, у самодержицы, а меня Елена доставила к ее покоям, охранявшимся, как всегда, стариной Херрельдом, чья громоздкая фигура почти заполняла узкий каменный коридор. Слева от двери висела латунная лампа, но она не горела: свет в коридор попадал через узкую амбразуру.
– Привет, Херрельд.
– Привет, мастер Леррис. Ее у себя нет.
– Я подожду.
– Думаю, она не будет против, если ты подождешь внутри.
Он распахнул дверь.
– Спасибо, – ответил я, силясь не выдать изумления и приметив краешком глаза ухмылку Елены.
– Прошел слух, мастер Леррис, что ты преподал урок нашим бездельникам.
– Насчет урока не знаю, но одному, похоже, сломал запястье. Он не оставил мне выбора.
– Это наверняка Унзел, он тужится доказать всем и каждому, что ему нет равных на мечах.
– Мастер Леррис, – подала голос Елена.
– Да?
– Когда отдохнешь с дороги, может быть, ты не сочтешь за труд провести несколько учебных боев? Таких, какие проводила рыжая, другая волшебница.
– С удовольствием, – ответил я, подумав, что Тамре, видать, по гроб жизни не отделаться от прозвища «рыжая стерва». Но это, даже если я и не владел так хорошо посохом, как она, никоим образом не мешало мне откликнуться на просьбу Елены.
Она поклонилась и ушла.
– Воды достаточно, мастер Леррис, – сказал Херрельд. – Умывайся, а для командующей принесут особо. Я распоряжусь.
Херрельд ушел, оставив меня в угловой башне.
В расорской цитадели Кристал располагала лишь одной круглой комнатой примерно двадцати локтей в поперечнике, с кроватью, умывальником, письменным столом, предназначенным для совещания столом с шестью стульями, платяным шкафом и прикроватной тумбочкой, на которой стояла лампа с отполированным световым отражателем.
Груды бумаг на потертом дощатом столе были мне хорошо знакомы, так же как и брошенные на неубранную постель кожаные тренировочные доспехи.
Поставив на пол свои сумы, я повесил одежду Кристал на стенные крюки, прибрал постель и навел порядок в комнате, не прикоснувшись только к бумагам. Пыли в Расоре оказалось меньше, чем в Кифриене, и она была не красной, а серой.
Достав из сумы собственную коричневую тунику и штаны, я также повесил их, в надежде, что одежда отвисится и складки разгладятся сами собой, затем разделся, вытряхнул пропыленное дорожное платье, вымылся и побрился. После чего почувствовал себя гораздо лучше, хотя, конечно же, предпочел бы принять душ.
Позже, когда я уже сидел на кровати и листал «Начала Гармонии» в надежде отыскать способ справиться с таким количеством хаоса, в дверь постучали.
– Да?
– Свежая вода, господин.
– Заходи, не заперто.
Немолодая женщина, войдя в комнату, открыла окно, наполнила из большого ведра бачок рукомойника и кувшин, после чего удалилась.
Я снова углубился в «Начала Гармонии».
«…гармония и хаос могут переплетаться и искривляться, формируя отдельные сегменты: так, пески пляжей есть результат постоянного биения хаоса о гармонию. Даже величайшим из великих непросто выделить из подобных песков чистый хаос либо же чистую гармонию…»
Можно ли, следуя наставлением Джастина, усовершенствовать его технику до тех пор, пока не удастся вычленить мельчайшие элементы связанного гармонией хаоса? И если можно, то к чему это приведет?
– Читаешь? – спросила с порога вошедшая в комнату Кристал.
После пылких объятий и поцелуев она отстранилась и с усмешкой сказала:
– Я слышала, ты устроил представление по случаю своего прибытия?
– Что поделать: мне, как всегда, не хватило терпения.
– Как я понимаю, караульный этому поспособствовал.
– Ну, мы с ним друг друга не поняли, и мне пришлось защищаться.
Я снова заключил ее в объятия.
– Как поездка?
– Пыльно и душно. – Я помолчал и продолжил: – Люди повсюду обеспокоены. Мебель почти никто не заказывает, а цены растут так, что очень скоро обычная еда будет многим не по карману. А на севере, вдобавок, возрастает хаос…
– Вот потому-то ты прибыл сюда ко времени. Сегодня вечером Каси ждет тебя к ужину. Ну а я… я просто рада тебя видеть.
Я снова потянулся к ней, но она отступила и, качая головой, сказала:
– Вижу, ты ухитрился и здесь навести порядок.
Я смущенно пожал плечами: страсть наводить порядок и вправду не оставляла меня нигде.
– Мне надо умыться и переодеться, – сказала Кристал.
У меня это возражений не вызвало, но, когда она разделась, я оказался рядом, а потом мы вместе оказались на весьма кстати прибранной мною постели.
– Ты невозможен! – заявила она.
Я ответил ей долгим поцелуем.
Позже, когда за окном уже опустились сумерки, Кристал растолкала меня со словами:
– Вставай, пора одеваться.
Как опытный боец она одевалась быстро, но и я ухитрился натянуть свое кожаное облачение и сапоги, почти не отстав.
Херрельд проводил нас с самым невозмутимым видом, даже не подмигнул.
– Будет только Каси? – осведомился я, следуя за Кристал по узким ступенькам, а потом шагая через двор к высокому зданию позади казарм.
– Думаю, да. Похоже, узнав, что ты здесь, она почувствовала облегчение.
У меня это известие облегчения не вызвало.
Кристал не пришлось даже стучаться. Стражи распахнули узкую, окованную железом дверь, и мы вошли в комнату, ненамного превышавшую по площади комнату Кристал. Правда, вдоль ее стен стояли сработанные из темного дерева высокие книжные шкафы, битком набитые книгами: столько книг в одном месте мне доводилось видеть лишь в библиотеке Братства в Найлане. Горели четыре масляные лампы, но помещение все равно казалось погруженным в полумрак.
– Впечатляет, не правда ли? К сожалению, в большинстве своем они слишком стары: их и прочесть-то трудно, не говоря уж о том, чтобы извлечь из прочтения какую-то пользу, – сказала, кивнув мне в знак приветствия, стоявшая по другую сторону круглого стола Каси. – Рада тебя видеть.
– Прошу прощения за задержку, – Кристал покраснела.
Я тоже.
Каси рассмеялась.
– Ничего другого я и не ожидала. Время нынче смутное, и с вашей стороны было бы просто глупо не воспользоваться возможностью побыть наедине.
Мы покраснели еще пуще.
– Позвольте мне распорядиться об обеде.
Каси позвонила в медный колокольчик, и две служанки внесли два подноса, хлебную корзинку и три кружки.
Обед был непритязательным – ломтики баранины, пряный коричневый соус, хлеб и нарезанная жареная куилла. Я никак не рассчитывал увидеть куиллу на столе самодержицы, в старинной цитадели.
Кристал налила Каси и себе эля, я плеснул в свою кружку клюквицы.
– За твое благополучное прибытие, Леррис!
Каси подняла кружку.
Мы выпили. Клюквица оказалась хорошей, с кислинкой.
– Я надеялась, что сок будет тебе по вкусу, – сказала Каси, положив себе два ломтика дымящейся баранины и передвинув блюдо к Кристал.
– Так и есть.
Самодержица порезала мясо на мелкие кусочки, съела несколько и лишь потом заговорила:
– В одном отношении дела не так плохи: Хамор до сих пор не предпринял по отношению к Кифросу никаких враждебных действий. Зато в другом все скверно и становится хуже и хуже. Морская торговля почти полностью прекратилась: оливки, сухофрукты и шерсть мы можем сбывать только через Сарроннин. В результате большая часть барыша в Сарроннине и остается.
Самодержица пригубила эля, а я поспешил перебить жгучий привкус соуса куском черного хлеба.
– Хамор контролирует весь север Хидлена, а взрыв серного источника и отравление Желтой реки опустошили Арастию и Санту. Во всем Хидлене неподвластными Хамору остались лишь Фарклаар и Воррак. Монтгрен капитулировал, равно как и торгаши из Слиго.
– Виконт Кертиса еще сопротивляется, но он обречен. Если Джеллико еще не пал, то падет со дня на день.
Каси пожала плечами. Кристал взглянула на меня, и я сглотнул, чуть не поперхнувшись куском хлеба.
– Это скверно?
– Хамор заглотил слишком большой кусок, – заметил я, отпив клюквицы. – Мне нечего добавить к сказанному, кроме того, что, по-моему, Хамор использует мастера хаоса, – не исключено, что Саммела, – для восстановления старых чародейских дорог, что были проложены через Рассветные Отроги. Это откроет им путь на Галлос и…
– Через Теллуру, прямо на Кифрос, – закончила за меня Кристал.
Я кивнул.
– Откуда ты это знаешь? – спросила Каси.
– Я это не знаю, но чувствую.
– Будь на твоем месте кто-то другой, я бы усомнилась. Но тебе верю. Можешь что-нибудь добавить?
Я кивнул и, торопливо прожевав хлеб, сказал:
– От Рассветных Отрогов исходит хаос, связанный с Хамором. Не знаю, каким образом, но связанный. Хаос разрастается и движется на запад.
– Думаешь, нам следует укреплять не Расор, а Кифриен?
– Нет. – Я сглотнул. – Думаю, мне следует отыскать чародейскую дорогу и двинуться им навстречу.
Кристал побледнела. Каси покачала головой.
– Зачем? – вымолвила наконец Кристал.
– Затем, что я решительно не вижу возможности защитить Кифрос одновременно и от Хамора, и от хаоса. Или от удара с двух сторон. Если я смогу перекрыть дорогу на Галлос, у вас появится шанс. А если вы оставите Расор ради Кифриена, никто не помешает империи нанести удар здесь, с моря. И вообще полной уверенности в том, что это имеет смысл, у меня, может быть, и нет, но мне кажется, что я должен ехать в Рассветные Отроги.
Кристал поджала губы.
Самодержица отпила пива. В библиотеке воцарилось молчание.
– Ты хочешь сказать, что можешь остановить армию Хамора? – спросила наконец Кристал.
– Конечно, нет. Но вот помешать этой армии пройти чародейскими дорогами, по крайней мере разрушенными, попытаюсь.
– Сколько солдат следует послать ему в помощь? – спросила Каси.
– Взвод, – предложила Кристал.
– Нет. В прошлый раз из сопровождавшего меня взвода почти никто не вернулся. Или я сделаю это с горсткой людей, или не сделаю вовсе. Ни взвод, ни два все равно не смогут защитить меня при столкновении с целой армией, и если мы наткнемся на хаморианцев, то будем не драться, а прятаться. Поэтому со мной должно быть не больше четырех, лучше даже трех человек. Да – троих я смогу укрыть щитами.
– Договорились, – промолвила Каси. – По правде сказать, Леррис, на тебя вся надежда.
– Правда? Дела так плохи?
– Хуже некуда. Лейтррс только что получил подкрепление: пять тысяч солдат и ружья для своих кандарских союзников. Мы в настоящий момент имеем, считая с новобранцами и ополченцами, восемь тысяч человек и должны будем сражаться против имеющего тройное численное превосходство противника с помощью мечей и стрел. В Кифросе нет умельца, который смог бы изготовить ружье или пушку хаморианского образца. Правда, нам удалось купить у контрабандистов шесть десятков ружей и около тысячи патронов.
– Хорошо еще, – добавила Кристал, – что расположение Расора благоприятствует обороне, а не нападению. К городу ведет узкая длинная бухта, в которую не может войти более десятка кораблей сразу. Ну а их ружья опасны в чистом поле: против каменных стен они не особо помогают. К счастью, мы находимся не Ренклааре или Ворраке с их глубокими, просторным гаванями, подступающими к самим стенам.
Услышанное позволяло надеяться, что Кристал и Каси сумеют удержать Расор, во всяком случае, на некоторое время. Однако это имело смысл лишь в том случае, если некоему Леррису удалось бы перекрыть чародейские дороги.
– Ты справишься? – спросила Каси.
– Не знаю, но ведь как узнаешь, не попробовав?
– Но, надеюсь, ты не собираешься пробовать уже сегодня?
– Вряд ли.
На том и порешили. Каси проводила нас улыбкой, а по пути в комнату Кристал мы молчали. Чтобы не вспоминать лишний раз о предстоящем путешествии.
И только когда дверь за нами была закрыта на засов, она, среди объятий, поцелуев и слов, не имеющих смысла ни для кого, кроме влюбленных, не раз и не два попросила меня не становиться героем.
Потом мы уснули. Но некрепко и ненадолго.
– Джеллико пал! – объявляет Тэлрин, входя в Палату Совета. – Так же как и Хайдолар.
– Так быстро! – Марис ступает внутрь с восточной отрытой террасы, которую обдувает легкий ветерок. – И откуда ты это узнал?
– От торговцев из Нолдры.
Широкоплечий маг берет стоящий перед Хелдрой кувшин, морщит нос и ставит его на место.
– Это не так сложно, если ты располагаешь пушками, способными дробить стены, а твоим вооруженным ружьями солдатам противостоят бойцы с мечами, луками и стрелами. Берфир погиб, в Хидлене царит неразбериха. То же самое творится и в Кертисе.
– Похоже, добрая сталь теряет свою силу, – говорит Хелдра, поднимая кружку, – За эру нового порядка!
Она наливает пиво из кувшина в кружку.
– Э, да ты пьяна? – с изумлением таращится на нее Марис.
– Думай лучше о том, что нам делать! Зря мы, что ли, собрались так далеко от Найлана?
– Мы еще не погибли, – говорит Тэлрин. – Трио продолжает наносить удары, «Ллиз» снова в строю. На настоящий момент мы потопили более десятка хаморианских судов. Очень скоро Братство спустит на воду новый корабль.
– Какой успех! – кривится Хелдра. – Какой успех! Потопили десять кораблей из шестидесяти.
– Двенадцать, – поправляет ее Тэлрин. – И хотя виконт Кертиса лишился Джеллико…
– И своей жизни, – вставляет Хелдра.
– …это стоило Хамору пяти тысяч солдат. Правда, Хидлен обошелся империи дешевле: там они пустили в ход больше пушек.
– Ни Кифрос, ни Галлос не в состоянии оказать столь сильное сопротивление. Последняя война истощила обе страны, – замечает Марис.
– Плоды наших успехов! – фыркает Хелдра, со стуком ставя кружку на стол. – Плоды наших успехов!
– Помолчи, Хелдра!
– Нечего затыкать мне рот! – кричит Хелдра, хватаясь за клинок. – Пусть я пьяна, но у меня еще хватит сил выпустить тебе кишки!
Марис пятится.
– Конечно, это просто. Мне ты кишки выпустить можешь. А вот как насчет Хамора?
– Нечего указывать мне, о чем говорить!
– Но мы собрались по поводу Хамора, – возражает Тэлрин.
– Ладно, – ворчит Хелдра, – но пусть этот торгаш ведет себя как положено.
– Хелдра. – Тэлрин произносит ее имя чуть ли не с угрозой.
– Ладно, все.
– Почему мы не обратились к Гуннару за советом или за помощью? – спрашивает Марис.
– К нему и к пустомелям из его Института? Да какая от них может быть помощь? Разве не он настоял на прекращении использования машин? Лучше уж обратиться к Основателям! – Хелдра указывает на старинный клинок на стене. – Похоже, сейчас так же жарко, как в ту пору, когда они сюда прибыли.
– Как бы то ни было, Гуннар остается великим магом воздушной стихии, – замечает Тэлрин.
– Великий маг, который не устроил ни одной бури на памяти нескольких поколений, – ворчит Хелдра и делает большой глоток.
– Но он мог бы сделать это сейчас, – предполагает Марис.
– Сейчас? – восклицает Хелдра. – Коли так, то выпьем за великого мага-буреносца. За великого мага-буреносца!
То ли об этом позаботилась сама Кристал, то ли Каси, но в нашу комнату прислали сладкий кекс и горячего сидра. Мы сидели бок о бок за маленьким столом в пробивавшемся сквозь оконце свете жаркого утра.
Снаружи, несмотря на близость моря, царило полное безветрие. Солнце играло на стене, отражаясь от каждой песчинки штукатурки.
Кристал молча держала меня за руки.
Следовало ли мне идти? В этом не было сомнений, и мы оба это знали. Не могли же мы просто ждать, когда дела пойдут еще хуже. Когда армии Хамора вторгнутся в Кифрос и я уже ничего не смогу предпринять.
Я поежился.
– В чем дело?
– Да вот подумал: если бы я не ждал, гадал да размышлял так долго, то, наверное, сейчас уже добрался бы до чародейской дороги.
– Но мы же не знали, что происходит.
– По-настоящему я и сейчас этого не знаю.
– Не переживай так из-за потерянного времени, Леррис. Джеллико еще не пал – во всяком случае, об этом не слышно, и армии не преодолеть такое расстояние за ночь.
– Так ведь и мне тоже.
Она подняла брови, и я покраснел.
Выдержав паузу, Кристал заговорила, понизив голос:
– Леррис, я понимаю, что следует сделать, но это не обязательно должно мне нравиться. Сначала ты схватился с Антонином и вернулся весь израненный и избитый, потом встретился с Герлисом, и тебя еле живого привезли в фургоне. И теперь, после того как ты, наконец, пришел в себя и оправился, объявляется новый маг хаоса, еще более могучий, чем те двое. Маг, который пробивает дорогу сквозь горы, открывая врагу путь на Кифрос. Ни я, ни ты не знаем, хватит ли у тебя сил остановить его, но если тебе это не удастся, наши войска не смогут остановить вторжение.
Кристал смотрит на потрескавшуюся, выцветшую инкрустацию стола.
– Из одной из таких поездок ты не вернешься.
Я тоже сижу, уставясь в стол. Может, она и права, но что делать?
Хамор наводнил Кандар гармонией, наполнил порядком, которого, казалось, так не хватало этому континенту, однако этот порядок зажал людей в стальные тиски, и его сила пробудила в недрах пламя хаоса. Разгораясь, оно делало каждого нового белого мага еще сильнее, что, в свою очередь, позволяло Хамору наращивать мощь своего железного порядка.
Путь на Отшельничий был нам заказан: Братство не приняло бы ни воительницу, какой стала Кристал, ни серого мага, каким сделался я. В руках врага нам грозили смерть или заточение, причем насчет заточения у меня имелись сильные сомнения. Правители склонны считать, что лучшая темница для мага – это могила.
А если мы дадим бой, сколько еще народу погибнет? Сколько еще Шерванов и Пендрилов отдадут свои жизни? Именно по этой причине я не хотел, чтобы меня сопровождал большой отряд.
– Я вернусь.
– Леррис… Прошу тебя, не становись героем. Ты знаешь, что я имею в виду.
Я кивнул, сжал ее ладони и сказал:
– Пожалуй, мне пора собираться.
Она кивнула. Мы встали и обнялись.
Снаружи уже вовсю палило солнце, и теплый воздух дрожал в его лучах, суля еще большую жару.
Похоже, что вверх, на Фелсу, я двигался быстрее, чем когда спускался оттуда к Расору, но что являлось тому причиной: присутствие сопровождающих всадников или моя прирожденная способность быстро и безошибочно находить неприятности, сказать было трудно. Тем паче, что я не слишком стремился это выяснить. С возрастом ответы на такого рода вопросы начинали казаться не столь уж важными.
Солнце припекало вовсю, красная пыль забивалась, куда только можно, но Гэрлок, хоть и тащился с трудом, не отставал от рослых коней Валдейна, Берли и Фрегина.
Слева, за обозначавшей край дороги низкой оградой, утес круто обрывался, спускаясь к серебристой ленте реки Фроан, впереди уже виднелась дымка тумана, поднимавшегося, как и несколько дней назад, над Предвратной тесниной. Чем был хорош Кифрос, так это почти полным отсутствием комаров, москитов, мух и прочей дряни. Даже в летнюю пору летучие кровососы попадались только близ водоемов, да и то в терпимом количестве.
Валдейн ехал рядом со мной и по большей части молчал. Я приметил, что он коротко остриг свои русые волосы и вообще приобрел более воинственный и вместе с тем более сосредоточенный вид. Возможно, подобные перемены происходили со всеми нами: в такое уж время нам выпало жить.
Когда кавалерист посмотрел сначала на меня, а потом на дорогу, я выдавил ухмылку.
– Понимаю, эта затея кажется нелепой. Но разве нам представилась бы другая возможность убраться из Расора, подальше от всяких букашек?
После долгой паузы он ухмыльнулся в ответ.
– Всегда-то ты, мастер Леррис, сумеешь приободрить да утешить.
– Ага, я и мой верный посох.
Вытащив упомянутый предмет из держателя, я несколько раз крутанул им в воздухе, вставил обратно и поерзал в седле. Заметив при этом, что державшиеся позади Берли и Фрегин подтянулись поближе, не иначе как желая прислушаться к нашему разговору. Гэрлок заржал.
– Знаю, жарко, – сказан я ему. – И будет еще жарче. Полегчает только тогда, когда мы доберемся до теснины.
– Я и забыл о твоей привычке разговаривать с пони.
– А почему бы с ним не поговорить? Он почти не возражает, во всяком случае не спорит, и едет туда, куда нужно.
– Этот пони возил его в бой против… сколько же их было… против троих чародеев, – сообщил Валдейн Берли и Фрегину.
Фрегин оглушительно чихнул.
– Вообще-то против двоих, – поправил его я, сам едва удержавшись от чихания. – Отправляясь в замок Антонина, я оставил Гэрлока снаружи.
– Ты вошел в замок мастера хаоса пешком? – поинтересовалась Берли.
– Теперь я, наверное, поступил бы иначе.
– А это тогда ты вызволил рыжую волшебницу? – с блеском в глазах осведомился Валдейн.
– Да. Правда, у меня не было полной уверенности, что она там, но так уж вышло.
– А как насчет того случая, когда ты спас Хайтен? Тогда против тебя был не только маг, но и целый галлосский взвод.
– Ну, надо же было что-то делать, – отозвался я, не желая сознаваться в том, что вовсе не собирался сражаться с тем белым магом: он просто не дал мне возможности уклониться от встречи.
Фрегин снова чихнул.
– Вот было бы здорово, сумей ты каким-нибудь волшебным манером избавиться от всей этой чертовой пылищи.
Берли рассмеялась, а потом вкрадчиво промолвила:
– Я так понимаю, Валдейн, ты пытаешься внушить нам, что мастер Леррис куда более грозный и опасный малый, чем кажется с виду.
– Сам-то я, может, и не больно грозен, но вот находиться рядом со мной и вправду бывает опасно.
– Мне можно не рассказывать, – сказала Берли, – я была у серного источника.
– Какого серного источника? – спросил Фрегин.
Берли покачала головой. Фрегин снова чихнул.
– Чертова пылища!
Я вытер лоб, предвкушая хотя бы недолгое пребывание в прохладной влажной теснине.
О том, что ждет нас в дальнейшем, думать не хотелось.
Несмотря на ветерок, жара стояла такая, что воротник Джастина почернел от пота. Вытерев лоб, маг рассеянно потрепал Роузфут по холке.
Тамра ехала за ним следом с таким видом, словно мысленно находилась в совсем другом месте.
Громыхнул не столь уж далекий взрыв, за ним – другой, но двое всадников продолжали путь на юго-запад, прочь от обреченного Джеллико.
Неожиданно Джастин остановил пони возле ивы, согнувшейся под тяжестью рухнувшей на нее дубовой ветви. Посмотрев на дерево, от которого отломилась эта ветвь, маг покачала головой.
– Что-то не так? – спросила его Тамра.
– Снаряд. Ветку сшибло орудийным выстрелом.
Тамра перевела взгляд с дерева на своего спутника, потом снова на дерево.
Раздался грохот. Менее чем в четырехстах локтях от них дерн и кустарник взлетели в воздух.
На юго-востоке над долиной поплыли облака густого, как туман, дыма. Хаморианские пушки, установленные под сенью знамен с солнечной вспышкой, изрыгают огонь, и залпы, один за другим, обрушиваются на залегших в неглубокие, вырытые наспех и неспособные защитить от губительного огня окопы, кертанских солдат. Зеленые знамена тоже лежат на земле: поднять хоть одно – значит превратить его в мишень для смертоносных орудий.
– Нам придется идти в обход, вот там, – промолвил Джастин, указав на запад, на заднюю часть кряжа. – Жаль, путь займет больше времени.
– А не нарвемся мы и там на солдат? – спросила Тамра, переводя взгляд с артиллерийских позиций на окопы и траншеи. – Похоже, тут все ими забито.
– Не все: хаморианцы действуют с толком. Занимают города, переправы, торговые пути, узловые пункты и ждут, пока люди сдадутся. Рано или поздно они сдаются. То, что эта армия не заняла ни одну из главных дорог, внушает мне особую тревогу.
– Почему?
– Это наводит на мысль, что Хамор нашел способ возобновить движение по древним трактам Фэрхэвена. Иначе трудно понять, как это войско могло так быстро и незаметно для обороняющихся оказаться в Кертисе.
Джастин умолк, но через некоторое время продолжил:
– Это создает существенные проблемы. Ты понимаешь?
– Корабли позволят им захватить порты, а благодаря колдовским дорогам они овладеют центром Кандара.
– Верно. Контролируя порты и дороги, они смогут диктовать свою волю кому угодно.
– Не думаю, чтобы самодержица подчинилась их диктату. Или Леррис.
– Это как раз будет еще одной проблемой. Особенно, если мы не успеем добраться до него вовремя. Ты понимаешь, почему?
– Не совсем, – ответила Тамра, в последний раз оглядываясь на очередной залп. – Что может сделать Леррис, чтобы остановить целую армию?
Не дождавшись ответа, Тамра догнала угрюмого насупившегося Джастина и, поравнявшись с ним, раздраженно спросила:
– Почему ты молчишь? Снова что-то скрываешь?
– Как думаешь, каким образом хаморианцам удается так быстро расчищать дороги? Разве ты не слышала стонов земли?
– Хаос? И Леррис попытается остановить его, как сделал в Хидлене? О, Тьма…
Они продолжают путь.
С каждым шагом Гэрлок все больше походил на маленькую чалую лошадку, чем на горного пони, а мы, все трое, на покрытые пылью статуи. От статуй мы отличались лишь тем, что беспрерывно чихали.
Все, кроме Берли: ей каким-то образом удавалось обходиться без этого.
За время путешествия я натер мозоли на заду, но когда остановился на ночлег у себя дома, а не в очередных гарнизонных казармах, особого облегчения не испытал. Спать в своей постели я предпочел бы с Кристал, а соскучиться по кудахтанью кур еще не успел.
Вигил, пытаясь объяснить мне, что нужно маленьким девочкам, стал от волнения заикаться еще сильнее, но я понял его и разрешил попробовать смастерить из обрезков и забракованных досок стол и табурет для хижины, а также предложил наведаться за обрезками к его отцу.
Дома я задержался лишь на ночь: поутру, провожаемые качающей головой Риссой, глазеющими девчушками и уже взявшимся за веник Вигилом, мы продолжили путь. Вигил помахал нам веником со столь беспечным видом, что мне захотелось объяснить ему: впереди меня ждет опасное испытание, которое, в случае поражения, может закончиться моей смертью. О том, что оно может закончиться тем же и в случае победы, мне не хотелось даже думать.
Дорога наша пролегала через Кифриен, выглядевший опустевшим и притихшим. Даже на рыночной площади не слышалось привычной разноголосицы.
– Апчхи! – раздалось у меня над ухом.
– Берли, да ты чихнула! Вот это да!
– …просто не верится, – пробормотал Фрегин. – Чертова пыль добралась и до нее.
Я погладил Гэрлока и тоже чихнул.
– Маги, и те чихают! – заметила Берли.
Справа от дороги появился верстовой столб, указывавший, что до Мелтозии осталось три кай.
На отдых мы остановились в казармах местного гарнизона, где мамаша Парлаан угостила нас такой острой буркхой, какой я еще не пробовал, и где все были столь вежливы, унылы и неразговорчивы, что о Теллуре я начал подумывать со страхом. Для страха, правда, имелись и более веские причины: в этом городке, первом, в который я попал по приезде в Кифрос, на тамошнем сторожевом посту меня ждала встреча с Барраброй, сестрой покойного Шервана. Однако Теллура являлась последним населенным пунктом, где мы могли пополнить свои припасы, перед тем как двинемся необжитыми местами к чародейской дороге. Не остановиться там было бы непростительной ошибкой.
Ополченческий сторожевой пост выглядел так же, как и несколько лет назад: оштукатуренные белые стены, красная черепичная крыша и красная пыль. Повсюду красная пыль.
Гэрлок чихнул: пыль достала и его.
– Наилучшие приехали! Наилучшие! – воскликнула маленькая девочка и вбежала в дом.
Я спешился и отдал поводья Валдейну.
– Но…
– У меня тут одно дельце.
В арочном проеме появилась полная фигура Баррабры. Поднявшись на три ступеньки, я заметил серебристые нити в ее русых волосах и морщинки на прежде гладком лице.
– Привет тебе, мастер-маг, – учтиво поздоровалась она, но прежнего беззаботного веселья в ее голосе не слышалось.
– Баррабра… прости… – с поклоном промолвил я. – Слова мало что значат, и мне нечем унять твою боль. Знай только, что своей жизнью я обязан Шервану и его товарищам.
– Зачем ты приехал сюда? – спросила она, окинув меня долгим взглядом.
– Заехал по пути: хочу попытаться остановить хаморианцев. Они вздумали овладеть Кандаром, используя древние чародейские дороги.
– То префект Галлоса, то император Хамора… Что им веем от нас надо? Почему они не оставляют нас в покое?
– Не знаю. Правда, не знаю. Люди толкуют о гармонии и хаосе, но порой это не более чем слова. Особенно, когда гибнут те, кого мы любим.
– Ты стал старше.
– Наверное.
– И будешь взрослеть дальше.
– Не исключено.
– Расскажи… как Шерван спас твою жизнь.
– Рассказывать особо нечего. Мы предприняли атаку, и когда маг вознамерился поразить меня пламенем, Шерван метнул в него свой меч. Чародей отвлекся, и я смог сделать то, что должен был сделать.
– Понятно.
– Нет, ты не поняла, – промолвил подошедший Валдейн. – Леррис возглавлял атаку верхом на пони, вооруженный одним лишь посохом. Маг хаоса переломал ему руки и ноги, половина его тела была обожжена. Шерван и Леррис спасли сотни бойцов, в том числе и меня. Когда мы везли Лерриса в Кифрос, мало кто верил, что он выживет. Но он выжил и теперь снова собирается в одиночку сразиться с врагом. Ради всех нас.
Баррабра воззрилась на Валдейна, но он выдержал ее взгляд.
Наконец она опустила глаза и слабо улыбнулась.
– Знаю, мастер Леррис, ты не такой, как все, но мы все надеялись, что потери не будут такими страшными.
– Я тоже надеялся. Я тоже.
– Пендрил погиб. И Никлос.
Некоторое время мы стояли молча: слова были бесполезны. Потом Баррабра, словно смиряясь с неизбежностью, пожала плечами и позвала:
– Сирла.
Молоденькая русоволосая девушка, почти девочка, в таких же темно-бордовых рубашке и брюках, как в прошлый раз, выглянула из дома.
– Помнишь волшебника?
Сирла опустила глаза.
– Покажи ему и Наилучшим, куда поставить лошадей. Им нужно отдохнуть: они отправляются на битву.
Сирла подняла зеленые глаза, встретилась со мной взглядом, и я, взяв поводья Гэрлока, последовал за ней к стойлам.
Чистка Гэрлока продолжалась чуть ли не вечность, а покончив с этим делом, я понял, что пылищи на мне теперь осело в два раза больше.
– А как погиб Пендрил?
Я и не подозревал, что Сирла дожидалась меня за дверью стойла.
– Так вышло, – ответил я сглотнув. – Когда идет война, в ней гибнут солдаты.
– А тот светловолосый Наилучший, – она указала глазами на Валдейна, – сказал, что ты и сам чуть не умер. Это правда?
– Я это тоже узнал от других, потому что сам был без сознания. Три восьмидневки лежал пластом, а потом довольно долго мог ходить, только опираясь на посох.
– А что тебя понесло сражаться? Ты ведь не солдат.
– Я боялся за свою супругу. Подумал, что если не вмешаюсь, ее могут убить.
– Как ее зовут?
– Кристал.
– Твоя супруга – командующая. Как же она могла оказаться убитой?
– Командующие самодержицы сами ведут войска в бой. Прежняя, Феррел, сложила голову до того, как погибли Пендрил и Никлос.
– Но император Хамора не сражается. И префект тоже.
– Разве командующий может послать солдат в бой, оставаясь в безопасности? – сказал я, зная, как смотрит на это Кристал.
– А ты тоже так считаешь?
– Его взгляд еще хуже, – вмешалась Берли. – Он никогда не подвергнет никого опасности, не будучи уверен, что сам подвергается вдвое большей.
Сирла перевела взгляд с женщины-бойца на меня и покачала головой.
– Нам никто ничего такого не говорил.
– Наверное, мне надо было приехать к вам раньше, – вздохнул я. – Рассказать, какими героями были Шерван и Пендрил.
– Я никогда не считала Шервана героем. Он был болтунишкой.
– Он был отважен: ничего не боялся, ни на что не жаловался. А что болтал много, это правда. Но теперь мне недостает его болтовни.
Прозвенел колокольчик.
– Обед готов, – объявила девушка и пошла к крыльцу.
Я и мои спутники последовали за ней. Я занял то же место за длинным столом, что и в прошлый раз. Баррабра тоже села туда, где я увидел ее, когда впервые встретился с Шерваном.
– Может быть?.. – Баррабра повернулась ко мне.
На сей раз я знал, что сказать.
– Будучи здесь в прошлый раз, я молился о том, чтобы здравомыслящим людям достало воли обратить хаос в гармонию. Здесь, за этим столом, сидели такие люди, и они поступили именно так. Они принесли нам гармонию ценой собственных жизней, однако угроза хаоса не устранена. Хаос будет угрожать нам всегда, а значит, защита гармонии будет порой требовать от нас всего, что у нас есть. Так будем же вечно помнить жертвы и надежды людей, отдавших свои жизни за то, чтобы привнести гармонию в наши.
Я сглотнул и опустил глаза.
– Теперь он говорит, как настоящий маг, – сказала, прокашлявшись, старшая из женщин.
Если память мне не изменила, в прошлое мое пребывание в Теллуре она заявила на мой счет нечто прямо противоположное.
Сирла принесла кастрюлю, мигом наполнившую помещение пряными ароматами.
– Вкусно пахнет! – восхитился Фрегин.
Баррабра поднесла мне хлебную корзинку. Я отломил кусочек и подержал корзинку, пока не отломила она.
– Спасибо.
Затем по кругу пошла кастрюля с бараниной, на сей раз не показавшейся столь уж острой.
Между тем на дальнем конце стола завязался разговор.
– Торговец рассказывал… жуткое было дело там, во Фритауне. Регент вспыхнул, как свечка… а потом в гавани взорвался императорский военный корабль.
– …наверняка черные дьяволы… на своем невидимом корабле…
– …им, видать, и броня нипочем…
– …страшные нынче времена, – промолвила женщина в желтом, сотворив ритуальное знамение почитателей Единого Бога. – Если верить Преданию, такие времена должны предшествовать гибели хаоса…
– Разве хаос может погибнуть? – спросила меня Сирла.
– Может, – ответил я, прожевав баранину, – но в том единственном случае, если погибнет и гармония. Этого требует Равновесие.
– Но как может погибнуть гармония?
– Честно признаюсь: на данный момент никакой способ уничтожить как хаос, так и гармонию, мне неизвестен.
Сирла поджала губы.
– Говорят, этот маг убил троих мастеров хаоса, – тихо проговорил кто-то на дальнем конце стола.
– Ты этому веришь?
– Почему бы и нет? История что надо!
– Тем более что это правда, – вставляет Берли.
– Ты что, сама видела? Собственными глазами?
– Как погиб третий – да, видела собственными глазами. О случае со вторым слышала от подруги, которую мастер Леррис от него спас. Что же до первого, меня при этом не было, но чародей-то исчез.
– А ты что знаешь про этого мага? – спросил молодой ополченец Фрегина.
– Не знаю я ничего ни о каких магах, – буркнул Фрегин с набитым ртом. – Видел только, как мастер Леррис отбился посохом от дюжины вооруженных бойцов, – одному запястье сломал! – и как самые бесстрашные офицеры кланяются ему чуть ли не ниже, чем самой самодержице. Для меня этого достаточно.
– Маг, он маг и есть, – резонно замечает Баррабра.
– Как оливки? – спросил я, желая сменить тему.
– Страдают от засухи, но, думаю, уцелеют: зима-то выдалась влажная. К счастью, поскольку жаре да суши конца не видно.
Некоторое время разговор вертелся вокруг примет и погоды, но потом сам собой сошел на нет.
После обеда, когда я сидел в полумраке галереи, ко мне подошла Баррабра. Я пригласил ее сесть рядом. Некоторое время мы сидели молча: тишину нарушил лишь одинокий крик какой-то птицы.
– Встреча с нами опечалила тебя? – спросила она, откинув волосы, и я заметил, что они больше не сколоты зелеными гребнями. Мой взгляд не укрылся от нее, и она понимающе кивнула.
– Да, те гребни я больше не ношу. Их подарил мне Никлос.
Помолчав, я ответил на ее вопрос.
– Ехать сюда было боязно. В мое прошлое посещение люди здесь пели и смеялись. Теперь ты грустишь, а я лишь усугубил твою печаль.
– Но все же ты приехал.
– Мне следовало приехать пораньше.
– Ты приехал, когда смог, и мы не вправе ожидать большего от великого мага.
– Я не великий маг. Я просто человек, еще не старый, пытающийся делать то, что нужно. Это нелегко, потому что никто не скажет тебе точно, что правильно, а что нет, и если ты честен, то и собственное представление об этом должен подвергать сомнению. Но действовать все равно приходится, и это нередко причиняет боль.
Баррабра вздохнула.
– То, что ты делаешь, крадет у тебя молодость, – сказала она. – Мы с Никлосом свою молодость прожили, а вот тебе, боюсь, это не удастся. Знаешь, я кое-что поняла и теперь рада, что жила как жила, любила как любила, и даже, что Шерван был с тобой. Она встала. – И Шерван, и Пендрил, и даже Никлос. Им не приходилось нести твою ношу. Надеюсь, – она тихонько рассмеялась, – ты хотя бы не забудешь, что такое быть молодым и любить. Это счастье длится недолго, особенно для сильных мира сего.
Баррабра поднялась и добавила:
– Спокойной тебе ночи, Великий Маг.
Она ушла, оставив меня в одиночестве и некоторой растерянности. Баррабра вела себя так, словно на мои плечи легло бремя вершителя судеб всего Кандара, а мне ведь только и надо было, что заблокировать чародейскую дорогу и выиграть время для Каси и Кристал – в надежде, что эта отсрочка позволит найти способ помешать Хамору захватить Кифрос. Только и всего.
Забравшись на узкую койку в душной, тесной каморке, я вновь ощутил стенания подземного хаоса. И присутствие белого мага, по мере приближения к нему, воспринималось более отчетливо. Казалось, будто во тьме шевелятся даже горы, однако это не помешало мне заснуть и не видеть во сне ни сереброволосых друид, одаряющих советами, ни бурлящего в глубинах хаоса.
Чему я был искренне рад.
Солдаты переступают на месте, переговариваются, и негромкие звуки разносятся в неподвижном, прохладном воздухе глубокого каньона, заблокированного сорвавшейся с утеса огромной каменной глыбой. Каменное покрытие древней дороги выглядит так, словно готово раскрошиться.
Позади этой преграды, по каньону, где некогда проходил великий Рассветный тракт, на добрых пять кай растянулась воинская колонна. В древности полотно этой дороги было сложено из подогнанных один к другому и скрепленных известковым раствором гранитных блоков и ограждено каменными поребриками. Каждая секция тракта была длинной и прямой, как стрела, а сама дорога тянулась из Фэрхэвена в Сарроннин. По замыслу Белых Магов древности, ей предстояло, прорезав Закатные Отроги и Сарроннин, соединить Фритаун, именовавшийся тогда Лидьяром, с Южным Оплотом.
Ныне дорога то здесь, то там преграждена завалами, порой столь давними, что между камней пустили корни кедры и корявые дубки. Каньон перекрыт нагромождением валунов, но за этой преградой тянется дальше на запад.
Одинокая фигура в коричневом – в коричневой тунике, штанах и сандалиях – стоит далеко впереди хаморианской колонны, рассматривая массивный завал. В водостоке сохранившейся секции дороги скопилась стоялая вода. Течение давно перекрыто обвалившимися камнями и скопившейся за века грязью.
Наконец маг поворачивается к стоящему рядом с ним мужчине в светло-коричневом хаморианском мундире, с тяжелым пистолетом на широком кожаном ремне.
– Я могу это сделать, но на сей раз риск будет даже больше, чем при расчистке прежних завалов. Тебе придется отвести войска назад на добрый кай.
– А где будешь ты?
– Я и сам отойду, – с улыбкой отвечает Саммел. – Здесь достаточно хаоса, чтобы работать с ним откуда угодно.
Лейтррс пожимает плечами.
– Напрасно ты пожимаешь плечами, – замечает Саммел. – Весь этот хаос возник вашими стараниями, в противовес вашему мировому порядку, вашим гармонизированным кораблям и оружию.
Хаморианский посол поворачивается к офицеру с серебряным галуном на куртке.
– Слышал, что сказал маг? Отведи людей назад.
По команде «кругом» колонна поворачивается и марширует назад по каменной мостовой, кое-где расчищенной от обломков и вылизанной языками пламени, порожденного хаосом.
Затем, услышав приказ, солдаты останавливаются и ждут. Звучат негромкие разговоры.
– …кому хошь нос утрет… такие дела проворачивает…
– …а выглядит добряком…
– …ага, добрый малый… что твой горный кот, когда голоден…
Вспышка ярче полуденного солнца, резче бьющей в глаза молнии расщепляет массивный завал.
Слышится грохот. Груда валунов и осколков содрогается. На месте дренажного канала развергается пролом, похожий на пропасть. Оттуда поднимается пар с острым запахом серы. Массивный, высотой более ста локтей завал трескается, рассыпается, крошится и сползает в бездонную утробу хаоса.
Через некоторое время жар спадает, пар развеивается, и маг в коричневом одеянии устало плетется к древнему каменному верстовому столбу и садится у его подножия.
Надпись на указателе гласит: «Йирина, 75 к.».
– Когда мы сможем продолжить марш? – спрашивает Лейтррс.
– Дай дороге чуток остыть, – отвечает Саммел не поднимая глаз.
Там, где высилась казавшаяся неодолимой скальная преграда, теперь пролегает ровный, начисто вылизанный оплавившим камень пламенем, гладкий как стекло участок дороги протяженностью не менее половины кай.
Солдаты приглушенно разговаривают и качают головами.
Лейтррс отпивает из фляги и утирает лоб.
Глубоко под основаниями скал снова рокочет хаос, и земля содрогается.
Долгое время Дайала стояла на единственном причале Дила, всего в шаге от трапа, ведущего на палубу «Эйдолона». Над черной в зеленую полоску трубой старого нолдранского парохода поднималась тоненькая струйка дыма, но лопасти гребных колес оставались неподвижными.
Наконец, оглянувшись в последний раз в сторону долины Великого леса Наклоса, женщина с серебряными волосами подняла вещевой мешок и направилась к помощнику капитана, мускулистому мужчине с короткой светлой бородкой.
– Меня зовут Дайала.
– Знаю. Ты друида. Капитан Герлук выделил тебе вторую каюту.
Моряк поклонился.
Она ждала, ибо понятия не имела, где может находиться вторая каюта.
Помощник капитана, поняв причину замешательства, улыбнулся и подозвал матроса.
– Джелкер, проводи даму ко второй каюте.
Сворачивавший линь стройный русоволосый юноша с поклоном подошел к пассажирке.
– Спасибо, – сказала Дайала помощнику капитана.
– Не за что. Друиды на борту приносят удачу или, на худой конец, отводят беду. Для нас, моряков, это одно и то же.
Помощник принялся отдавать приказы, а Дайала последовала за Джелкером. Когда она, подавляя дрожь, поставила торбу на деревянный пол маленькой каюты, матрос спросил:
– А ты всамделишная друида?
– Да.
Корабль качнулся. Заработал двигатель, и дрожь теперь передавалась всему корпусу.
– А не врут, будто вы разговариваете с деревьями?
– Врут. Деревья не слушают нас. Вот мы и правда иногда слушаем их. И деревья, и вообще все живое.
– Так ты… и деревья?.. я имею в виду…
Она рассмеялась.
– Нет. У меня есть мужчина. Настоящий мужчина, хотя он маг и тоже друид.
– А…
– Тебя разочаровывает, что такая старая женщина, как я…
– Ты старая? Да тебе и восемнадцати не дашь.
– Знал бы ты, парень, сколько мне на самом деле… Знаешь, я, пожалуй, поднимусь на палубу.
Юнец воззрился на нее с откровенным желанием, но, встретившись с ее взглядом, побледнел, словно столкнувшись с мощью самого Великого леса.
– Прошу прощения, госпожа.
– Я же предупреждала. Идем.
Джелкер торопливо взбежал по трапу на палубу. Покачав головой, Дайала неспешно поднялась следом.
Стоя у бортового ограждения, она долго смотрела назад, в сторону отдаляющегося берега и остающегося позади Великого леса.
Выйдя из залива, «Эйдолон» останавливает машину и продолжает рейс под поймавшими ветер парусами.
– По выходе из Дила погода всегда что надо, – заметил, остановившись рядом с Дайалой, второй помощник. – Во всяком случае, как правило. – Взглянув на босые ноги пассажирки, он спросил:
– Разве вы, друиды, покидаете свой край?
– Редко. Только в случае крайней необходимости.
– А нынче такой случай?
– Как раз такой, если, конечно, ты не хочешь, чтобы Хамор завладел всем миром, а на вершине каждого холма утвердился хаос.
Встретившись с ней взглядом, моряк опустил глаза.
– Наверное, ты права. Говорят, друиды не лгут.
– Да. Хотя без этого было бы проще.
Поежившись, помощник поклонился.
– Прошу прощения, дела.
Печально улыбнувшись, друида перевела взгляд на северо-восток, в сторону Кифроса и Расора. Туда, где ей предстоит встретиться с Джастином.
Когда тропа через Малые Рассветные Отроги спустилась в очередную сухую долину, я замедлил шаг Гэрлока. Вокруг громоздились скалы, поросшие деревьями. Валуны и утесы здесь были по большей части рыжеватыми, в отличие от массивных и темных скал Рассветных и Закатных Отрогов.
Присматриваясь к долине, я сокрушался из-за того, что память на детали у меня не ахти.
– Ну, узнаешь местечко? – уже в третий раз спросил Валдейн, ероша короткие светлые волосы.
– Пока нет. Я ведь был здесь – если здесь – всего один раз, причем почти три года назад.
Самому мне казалось, что с тех пор минула вечность.
Фрегин чихнул.
– Проклятая пыль!
– Что ей твои проклятья? – буркнула Берли.
Я насторожился, ощутив ауру хаоса. Слева от меня находились густые заросли низкорослых кустов, а справа, с севера, здоровенный белесый валун.
Зондируя камень чувствами, я направил Гэрлока к нему и кивнул.
– Вот. То самое место.
– Камень как камень, – буркнул Фрегин, остановив коня позади Валдейна.
Берли спешилась, подняв целое облако пыли.
– Ну вот, будто без тебя пылищи мало, – проворчал Фергин после того, как отчихался.
Я сосредоточился на иллюзии, отслеживая линии, привязывающие ее к месту, и отчасти дивясь тому, что Антонину пришлось, дабы задействовать хаос, сотворить упорядоченную структуру. Именно эта упорядоченность и позволяла иллюзии, хоть она и изнашивалась, существовать так долго.
Наконец, проследив нити, я расплел их и разделил на фрагменты хаоса, заключенные внутри гармонии. Работа была сродни той, какую мне довелось проделывать, перегармонизируя себя самого по структурной модели Джастина. Правда, направленность моих действий на сей раз была иной.
– Задери меня демон! – вскричал Фрегин. – Откуда здесь взялась эта дорога?
– Судя по тому, как истерты камни, она взялась не сейчас, – рассудительно заметила Берли.
– Но я здесь много раз ездил и никакой дороги не видел, – промолвил Валдейн.
– Ты и не мог, иллюзия была сплетена на совесть, и увидеть тракт не мог никто, кроме магов. Крис, командующая, несколько раз посылала людей на поиски дороги, но они так ничего и не обнаружили. А поехать сюда самому мне было как-то недосуг.
– Надо же, – обронила Берли.
– А стоило ли ее вообще открывать? – спросил Валдейн. – Ты ведь сам сказал, что ею могут воспользоваться хаморианцы.
– Так они начнут с другого конца. И то, если доберутся аж досюда…
Я пожал плечами.
– Понятно.
Перед тем как уйти, я снова прозондировал пересохшее русло. Место это являлось своего рода развилкой, потому что дренажный водовод шел с севера на юг вдоль старой дороги, издавна использовавшейся кифриенцами, и выводил к двум другим: связывающей Галлос с Кифросом и той, по которой мы только что приехали из Теллуры.
Могло показаться странным, что чародейской дорогой практически не пользовались и до того, как Антонин укрыл ее под иллюзией. Правда, по ней можно было ехать очень долго и никуда не попасть: белые маги соорудили ее, чтобы связать кратчайшим путем восток и запад Кандара.
Берли снова вскочила в седло, и я повернул Гэрлока на восток, на полотно древней дороги. На ней до сих пор можно было увидеть колею, оставленную каретой Антонина, а самые глубокие рытвины открывали взгляду фрагменты скрытых под песком и грязью, но целых, без единой трещинки, старинных гранитных плит. К белым магам можно было относиться по-разному, но строить они умели.
Проехав еще десять кай, я обнаружил ответ на недавно возникший у меня вопрос: почему местные жители не пользовались чародейской дорогой и до появления Антонина? Оказалось, что ее преграждал каменный завал локтей сорока в высоту. Камни, рыжеватые и черные, скорее всего, осыпались с придорожных скал столетиями и в конце концов перекрыли дорогу полностью.
Ну а почему завал не попытались расчистить, тоже было понятно. Тракт имел сугубо военное значение, сообщения между Кифросом и Галлосом не улучшал, к тому же появление пароходов сделало водные маршруты более выгодными, чем сухопутные. Чтобы расковырять этакую гору камней, потребовалось бы привлечь сотни рабочих, а надеяться на то, что затраты окупятся, не приходилось.
Даже Антонин ограничился тем, что проделал в преграде узкий проход, который и по сю пору окружала аура хаоса. Гэрлок заржал.
– Знаю, – пробормотал я, поглаживая его по шее, – ощущение не из приятных.
Фрегин чихнул.
– Проклятая пыль теперь стала белой! – проворчал он.
– Это дело рук мастера хаоса? – спросил, поравнявшись со мной, Валдейн. Бок о бок мы еле умещались в проходе, и каждый из нас мог коснуться рукой стены. Надо полагать, карета Антонина проезжала здесь почти впритык.
– Да, Антонин. Мой второй. Хаос выветривается, но пока еще держится.
– Твой второй? Ты победил колдуна, который прожег насквозь все эти камни? – спросила ехавшая сзади Берли.
– Бывает, что гармония и удача одолевают грубую силу.
– Кто как, а я предпочитаю грубую силу, – буркнул Фрегин. – Нельзя же рассчитывать на одну удачу.
А вот мне, похоже, ничего другого не оставалось: по мере приближения к Саммелу становилось все более очевидно, что грубой силой он обладал гораздо большей, чем Антонин или Герлис. Но как он овладел такой мощью? Не благодаря ли тому, что владел и основами магии гармонии?
– В глотке пересохло, – пожаловался Фрегин Берли.
– А у кого не пересохло?
– И есть охота.
– Ты известный обжора.
Проехав на восток еще два-три кай, мы устроили привал и подкрепились белым сыром, который поутру перед отъездом вручила мне Баррабра.
С едой затруднений не предвиделось, а вот с водой они уже возникли. Лето было столь жарким, что придорожный водосток высох, и за все время пути нам попался только один источник.
Я утер лоб, а потом задумался. Ежели меня угораздило уродиться кем-то вроде мага земной стихии, а вода пробивается из-под земли, то почему бы мне не поискать ключ, колодец или что-то в этом роде?
Сидя в тени, я потянулся чувствами под землю. В конце концов случалось же мне находить рудные жилы. Поиски воды не должны были представлять собой более трудную задачу. Другой вопрос, что мне нужна была вода, протекающая не на той глубине, добраться до которой можно было лишь с помощью шахтеров. Последняя мысль заставила меня вспомнить о Гинстале, отправившемся в Хрисбарг восстанавливать старые рудники. Как их собирались восстанавливать, я не знал, но ничего хорошего от этой затеи не ждал, поскольку возобновление добычи железа должно было привести к возрастанию влияния Хамора на Кандар.
Пожевав хлеба и сыра, я увлажнил рот водой из уже опустевшей на три четверти фляги. Гэрлок не пил с утра и тяжело дышал даже в тени, так что мне пришлось, убрав остатки снеди в суму, продолжить поиски воды.
– Полной уверенности нет, – сказал я наконец Валдейну, – но, по-моему, примерно в кай впереди находится источник.
Валдейн, садясь в седло, кивнул, словно только и ждал от меня подобного заявления.
Правда, оно оказалось не совсем точным: источник мы обнаружили только через три кай, но без моих способностей не обнаружили бы вовсе: то был крохотный ручеек, впадавший в водосток и совершенно незаметный с дороги.
Все, даже Гэрлок, хотя его я поил в несколько заходов, напились вдоволь. Прежде чем продолжить путь, мы наполнили свежей водой свои фляги.
– Быть магом очень даже недурно, – заметил Фрегин.
– Скажи это, когда в твою голову полетят огненные стрелы, – хмыкнул Валдейн.
Для поисков следующего источника прибегать к магии не пришлось: на ночлег мы остановились на давно заброшенном постоялом дворе, находившемся рядом с родником. Правда, крыша строения давно превратилась в пыль, остались лишь каменные стены, но бояться дождя или холода нам не приходилось.
Однако спалось мне плохо: давала о себе знать близость хаоса. Это ощущение с каждым кай продвижения на восток становилось все сильнее, но говорить об этом спутникам не имело смысла. Они все равно не могли ощущать или слышать хаос.
Следующий день оказался весьма похожим на предыдущий.
Мы уткнулись в еще один прожженный Антонином каменный завал и продолжили путь на восток. Судя по выбитым колеям, высохшему, окаменевшему навозу и витавшему повсюду хаосу, Антонин ездил этим путем довольно часто.
К вечеру второго дня путешествия по чародейской дороге мы наткнулись на преградившие ее густые заросли можжевельника, оказавшиеся на поверку очередной, мастерски выполненной иллюзией. Повозившись, я смог ее расплести.
Обнаружился еще один перекресток, даже с верстовым камнем, полустертая надпись на котором сообщала, что до Йирины осталось десять кай. О городке с таким названием (если я правильно его прочел) я никогда не слышал, скорее всего потому, что находился он уже по ту сторону границы, не в Кифросе, а в Галлосе.
– Что за Йирина? – спросил Фрегин.
Все мы пожали плечами.
Проехав еще некоторое расстояние на восток, я обратил внимание на два обстоятельства. Во-первых, обступавшие дорогу утесы становились все выше. Во-вторых, нам больше не встречались следы кареты.
– Где-то впереди дорога преграждена.
– Это хорошо или плохо? – осведомился Валдейн.
– И то, и другое. Хорошо, что хаморцы не уничтожили завал и не маршируют вовсю нам навстречу. Плохо, что я не знаю, далеко ли мы сами сможем продвинуться.
– И что ты собираешься делать?
– Идти вперед, – ответил я, пожав плечами.
Но опыт собственного блуждания в мертвых землях подсказывал мне, что по мере приближения к Фрвену состояние дороги становилось все хуже, и этими ее участками не мог пользоваться даже Антонин. В противном случае ему не пришло бы в голову ездить по топким, раскисающим тропам вокруг Хаулетта.
По мере нашего продвижения вдаль слой почвы над старинным мощением становился толще: кое-где полотно сплошь заросло кустарником, а то и корявыми дубками.
К ночи мы добрались до очередного полуразрушенного постоялого двора, рядом с которым бил ключ. На ужин доели остатки полученного от Баррабры хлеба и белого сыра; у нас остались лишь сухари, вяленая баранина и твердый брикет желтого сыра.
Спалось мне и в эту ночь, мягко говоря, беспокойно: установленные мною охранные чары никоим образом не ограждали от ночных кошмаров. Посреди ночи мне даже пришлось встать, пойти к источнику и ополоснуть лицо холодной водой. Стало полегче, но проснулся я все равно задолго до рассвета.
На следующий день дорогу обступили столь высокие утесы, что почти весь день, кроме полуденного времени, мы ехали в их тени. Почва под ногами едва заметно подрагивала, и Гэрлок, чувствуя это, переставлял копыта с осторожностью. Ощущение близости хаоса становилось все острее.
Наконец, уже пополудни, впереди показался очередной завал. Как выяснилось по приближении, на дорогу осыпалась часть утеса высотой чуть ли не в кай. Прохода в этой преграде не было.
– Похоже, приехали! – констатировал Валдейн.
Я машинально потрогал посох. Спереди исходило ощущение хаоса и какой-то отдаленный шелест, наводивший на мысль о движении огромной массы людей.
Резкий писк отвлек мое внимание, но оказалось, что это всего лишь комар. Покружив возле меня, кровосос направился к Валдейну, видимо, сочтя его лучшей добычей.
Я продолжил изучать завал. Как оказалось, камни завалили не только дорогу, но и водоотводный канал, превратив его ближний участок в застоялый, гниющий пруд. Мох на каменных стенах канала показывал, что обычно вода здесь стояла гораздо выше, однако в связи с засухой уровень ее резко упал. Потому, наверное, и комаров над дорогой почти не было.
Последнее обстоятельство, единственное среди многих, не могло не радовать.
Почва под ногами содрогнулась ощутимей, чем прежде. Валдейн вопросительно поднял глаза.
– Оставайтесь здесь. Все трое, – сказал я.
– А ты?
– Полезу наверх. Хочу на них взглянуть.
– На кого? – спроси Фрегин.
– На хаморианцев. Они по ту сторону.
– А их маг тебя не увидит?
– Это вряд ли: он управляет таким количеством хаоса, что ему не до отдельного человека.
Во всяком случае, мне хотелось в это верить. Захватив посох (в столь сложных обстоятельствах всегда лучше иметь его под рукой), я стал медленно, осторожно карабкаться по скалам. А когда забрался на самый верх, едва не покатился со смеху. Впереди за завалом пролегал участок дороги длиной локтей в двести, за которым высился второй завал, почти такой же массивный, как и первый.
Отсмеявшись, я сосредоточился, улавливая эхо хаоса.
Почва дрогнула, вниз посыпались камни. Хвала Тьме, у Валдейна хватило ума отвести бойцов подальше.
Хаос за второй грудой камней разрастался. Пыль взметнулась в небо, и гора валунов на моих глазах пришла в движение. К северу от завала разверзлась огнедышащая пропасть, и скальные осколки – иные размером в половину дома! – стали сползать и осыпаться туда. Из разлома в земле исходил такой жар, в сравнении с которым полуденная духота Кифроса казалась чуть ли не зимней стужей.
Белые нити хаоса хлестали окрестные утесы, оплавляя участки камня и обращая редкую растительность в белесый пепел.
– Что там творится? – крикнул снизу Валдейн. Его голос тонул в шуме и грохоте катаклизма.
– Демоны напускают белую пыль! – заорал Фрегин.
– Это и есть тот мастер хаоса? – выкрикнул, напрягшись, Валдейн.
Я кивнул и знаком велел ему отступить еще дальше от кручи. И вовремя: земля дрожала так сильно, что камни с завала осыпались вовсю, тогда как к самому завалу добавлялись обломки, срывавшиеся с утесов. Впереди же бушевал настоящий ад: пыль мешалась с пламенем.
Плохо представляя себе, что тут можно поделать, я стал спускаться с кручи на лежавший впереди отрезок дороги. Пусть Саммел тратит силы и энергию на расчистку первого завала: возможно, он вымотается, и это даст мне хоть какой-то шанс. Правда, спуск по зыбким, так и норовящим осыпаться прямо из-под ног камням тоже был делом нелегким.
К тому времени, когда мне удалось-таки добраться до твердого дорожного полотна, завала впереди уже не было. Сквозь завесу оседающей пыли и пепла виднелся оказавшийся на его месте сверкающий, гладкий как стекло участок оплавленного камня. Позади, на некотором расстоянии, под сенью знамен с солнечными вспышками стояла колонна из нескольких тысяч бойцов. А перед войсковой колонной сиял столп белого пламени.
Саммел.
Точнее сказать, если бы обычное зрение позволяло видеть сквозь завесу хаотического тумана, он предстал бы все тем же рассеянным и добродушным с виду анахоретом с лысой макушкой и печальными глазами, каким я его некогда знал. И носил он все то же непритязательное коричневое одеяние: мешковатую тунику, штаны и сандалии.
Но в восприятии мага его окружала аура несказанной мощи. Он светился силой, источая кровавую белизну хаоса.
Трудно было понять, что можно противопоставить такой силе. Даже если мне удастся использовать испытанный прием и отрезать его от внешних источников хаоса, такой внутренней мощи будет вполне достаточно, чтобы превратить меня в хорошо прожаренный ломтик бекона.
Впрочем, мне уже довелось столкнуться с самим Равновесием, уцелеть и обрести некое знание. Не поможет ли оно, если обратить его против Саммела?
– Итак, – голос мага прозвучал, словно зов трубы, – ты дерзаешь бросить вызов могуществу знания?
Могуществу знания? Тьма, я даже не думал о нашем противостоянии в этом смысле. Пальцы мои скользнули по посоху, и я положил его на дорогу: в этой схватке посох был бесполезен.
– Лучше присоединяйся ко мне. Будем вместе нести свет знания изголодавшемуся миру!
Я молчал, выстраивая свои щиты и недоумевая, почему все мастера хаоса призывают меня перейти на их сторону. Неужто и правда думают, будто я так глуп, что поверю в способность человека, одержимого хаосом, поделиться с кем бы то ни было силой или властью?
– Разве ты не видишь, молодой Леррис, что Отшельничий остров практически обрекает Кандар на уничтожение, отказывая народу в знании?
Это я, конечно же, понимал: отец и Братство ограждали от знания всех, кого могли. Отчасти поэтому мне и пришлось оставить дом.
– И разве ты не понимаешь, что Отшельничий не изменится? А значит, не спасет ни Кандар в целом, ни твой драгоценный Кифрос в частности?
Оказывается, находясь в стане Хамора, Саммел был осведомлен о том, где я живу. Впрочем, ему мог рассказать обо мне Лейтррс.
– Черное Братство проповедует гармонию, – продолжал маг, – но дабы поддерживать ее у себя на острове, насаждает хаос в Кандаре и изгоняет всякого, кто осмеливается задаваться вопросами.
Все, что он говорил, представляло собой чистую правду. Беда в том, что это не имело значения.
– Только знание позволяет людям двигаться вперед. И только Хамор позволит распространять знание, которое принесет пользу всем.
– И много пользы людям принесли твои ракеты? – подал наконец голос я. – Или твои пушки? Или… – тут пришлось умолкнуть: откуда мне было знать, с какими еще смертоносными устройствами успел ознакомить Хамор этот поборник знания.
– Плохо, что ты меня не понимаешь.
Потянувшись чувствами к стоявшему рядом с Саммелом человеку в желто-коричневом мундире, я услышал обрывок разговора.
– Кончай с этим… он всего лишь мальчишка и не столь ценен и могуч…
– Мне виднее, как и с кем поступать.
Некоторое время царило молчание, а потом, пока я думал, как не позволить Саммелу открыть для прекрасно вооруженной армии Хамора путь в сердце Кандара, в меня полетела первая огненная стрела.
Удар пришелся в валун за моей спиной, который мигом отек, словно оплавленная свеча.
Еще две стрелы мои щиты отклонили, еще две удалось отразить, однако это не могло продолжаться вечно. Почти неосознанно я потянулся чувствами вглубь, пытаясь найти вещество, способное поглотить и нейтрализовать энергию хаоса. Железо, медь или что-то в этом роде.
Шатаясь под градом пока еще сдерживавшихся щитами огненных стрел, я открыл первый канал в глубины, но натолкнулся на такое препятствие, что ощутил ментальный удар, подобный тем физическим колотушкам, какие получал порой от Тамры. Первой реакцией были растерянность и оцепенение, однако очередная огненная стрела живо вернула меня в чувство и побудила к действию. Я пытался вспомнить и повторить то, что делал в ночь, когда бросил вызов Равновесию.
– Механическая гармония, порядок сам по себе, без проникновения в его суть не могут восторжествовать над знанием! – громогласно возвестил Саммел, сопроводив свою напыщенную фразу сразу двумя выбросами хаотического пламени.
Скалы вокруг меня трескались от немыслимого жара, осколки летели во все стороны, словно пули из хаморианских ружей. Я невольно пригнулся, хотя умом понимал, что увертки мне не помогут: надеяться можно было лишь на умение обращаться с хаосом и гармонией.
Жар, даже ослабленный щитами, становился непереносимым. Запахло паленым: тлела моя кожаная одежда, курчавились обгорающие волосы.
Наконец, уже будучи на грани отчаяния, я дотянулся до немыслимой глубинной полости, где, словно в гигантском резервуаре, содержалась чудовищная масса почти расплавленного железа. Того самого резервуара гармонии, который сотворил Равновесие, а стало быть, и хаос. Напрягаясь изо всех сил, я зачерпнул силу этого источника и направил ее наверх, стараясь вывести к тем каналам силы, которые использовал Саммел.
Огненный обстрел замедлился, но не прекратился. Я тоже не прекращал попыток освободить глубинную мощь недр из ее заточения.
Сквозь пелену тумана и завесу переплетающихся и вспыхивающих потоков энергии было видно, что колонна хаморианцев начала медленно отходить к востоку, в сторону Кертиса. Впрочем, было очевидно, что если мои усилия пропадут втуне, наступление возобновится.
Следующая огненная стрела показалась не столь мощной и стремительной: Саммел уставал. Уставал и я, однако, едва держась на ногах, обливаясь потом, продолжал сводить воедино потоки хаоса и поднимавшуюся из недр колонну жидкого железа.
Каменные плиты древней дороги заскрежетали и стали расходиться на стыках. Одна из них с треском, громким, как выстрел из хаморианского ружья, раскололась пополам.
Неожиданно Саммел повернулся и бегом устремился вдогонку отходящей воинской колонне.
Дорога содрогнулась, вспучилась, и наружу, разбрасывая осколки каменной мостовой, выплеснулась струя расплавленной железной руды. Выплеснулась прямо под Саммелом. Однако в тот же миг мага окружило защитное кружево силовых нитей хаоса и гармонии. Чудовищный фонтан направляемой мною магмы обрушился на этот кокон. Защита устояла, и я напрягся, зная, что, пусть это жестоко и несправедливо, Саммела необходимо уничтожить. Ибо в противном случае он расчистит оставшиеся проходы, и уже ничто не спасет Кифрос от вторжения императорской армии. Стоило мне представить разбросанные по полям Кифроса тела знакомых мне людей, увидеть мысленным взглядом убитую Кристал, как меня охватила ярость отчаяния. Фонтан расплавленного железа взметнулся еще выше, обрушившись и на Саммела, и на хвост отступавшей воинской колонны.
Солдаты бросились врассыпную, но многих – об этом меня оповестила накатившая с востока мертвящая волна хаоса – успело накрыть жидким огнем. Однако щиты Саммела устояли и против этого натиска.
Я направил чувства в толщу обступавших дорогу скал и, выискав точки, удерживавшие стены каньона, выдернул эти крепы, как мог бы выдернуть болты, скрепляющие прочный каркас высокого шкафа.
С шорохом и шелестом, перерастающим в гром, грохот и оглушительный, немыслимый рев, утесы накренились, качнулись и, рассыпавшись на фрагменты, рухнули на дорогу.
Остатки сил позволили мне, словно панцирем, накрыться еще одним щитом, под которым я скорчился, укрываясь от неистовства лавины. Потом меня поглотила тьма.
Пробуждение принесли дождевые капли, падавшие на мое лицо. Попытка открыть глаза принесла с собой памятную по прошлой стычке режущую боль, однако зрения я не утратил, хотя видел лишь пар, с шипением поднимавшийся от поливаемых дождем горячих камней. Новая волна боли последовала за попыткой пошевелиться. Однако я, кряхтя и охая, поднялся на колени и не без усилий принял сидячее положение.
Дождь, сыпавший из серых, висевших высоко над утесами туч, уже шел на убыль. По моим соображениям, а также, если сведения, изложенные в «Началах Гармонии», были верны, это произошло из-за того, что в воздухе больше не осталось влаги.
Ноги мои затекли точно так же, как и спина.
Прежде чем попытаться встать, я посмотрел на восток – и поежился. Каньон перегораживало дымящееся нагромождение камней. Завалило его основательнее, чем до произведенной Саммелом расчистки, и обломки рухнувших утесов до сих пор оставались раскаленными. Жар, которым они дышали, ощущался на расстоянии в две сотни локтей.
Опершись о валун, я поднялся на ноги и огляделся в поисках посоха. Ходить без костыля мне было явно не под силу.
К счастью, посох, хоть и не сразу, нашелся: его лишь малость присыпало пылью и каменной крошкой. Опершись на него и временами щурясь, чтобы унять резь в глазах, я огляделся.
Сил, чтобы распространять чувства, у меня не осталось, однако и без того было ясно, что Саммел погиб, а воспользоваться чародейской дорогой войска Хамора не смогут очень долго. Завал, созданный мною, был непреодолим, а ведь у меня за спиной находился еще один, поменьше, но тоже весьма внушительный.
И, кроме чистой физической преграды, их неминуемо задержит страх. Им ведь неизвестно, сколько еще завалов требуется расчистить и сколько камнепадов способен я обрушить на движущуюся по ущелью армию.
Капли еще падали, но дождь слабел, и на севере меж облаков уже появились просветы.
Повернувшись, я заковылял к заднему завалу и, проделав примерно половину пути, увидел человека в зеленом, махавшего мне руками.
Спустившийся мне навстречу с кручи Валдейн что-то говорил, но мне поначалу не удавалось разобрать слова.
С его помощью я перебрался через кручу, хотя дело оказалось нелегким, и на ту сторону мы спустились лишь ближе к темноте.
Берли сидела у небольшого костра, а Фрегин лежал рядом. На его ногу был наложен лубок.
– Камнем задело, – пояснила Берли. – Можно его исцелить?
Слова прозвучали, словно в отдалении, а когда я, пытаясь уразуметь их смысл, присмотрелся к ее лицу, глаза в очередной раз полоснуло болью.
– Попробую, – ответил я, – но не сейчас. Смерть ему не грозит, а ногу я вправлю, когда ко мне вернутся силы. И прослежу, чтобы ее не коснулся хаос.
Валдейн сказал что-то, вроде бы о том, как досталось мне самому, но мне мало что удалось расслышать.
– Ты видел, как все это было? – спросил я.
Он пожал плечами, и я в первый раз заметил его порезы, царапины и изорванный в лохмотья левый рукав.
– Давай помогу.
– Пустяки, не стоит.
Раны Валдейна и впрямь оказались не очень глубокими и не внушающими особого – опасения, а вот ушибы, особенно на плече и предплечье, наверняка причиняли сильную боль.
Прокатился рокот, земля содрогнулась. Понимая, что затухающие толчки являются последствиями недавнего катаклизма, я оперся об услужливо подставленное плечо Берли и сел на камень у обочины.
Валдейн, присмотревшись ко мне, что-то пробормотал.
– Что? – переспросил я.
– Ты выглядишь старше.
– Я и чувствую себя стариком. Все болит.
Фрегин что-то сказал Берли. Та ответила. Я повернулся к ним и уловил обрывок разговора.
– …нога… огонь… что-нибудь сделать…
– Он знает, – сердито ответил Валдейн, – …сам еле жив… поможет… когда…
Попытки сосредоточиться и расслышать больше причиняли боль.
– …больно…
Земля вздрогнула, но не очень сильно. Фрегин закрыл глаза и застонал.
Берли покачала головой и криво усмехнулась. Я поймал себя на том, что и сам ухмыляюсь неизвестно чему.
Следом, покачав головой, улыбнулся и Валдейн.
Сидя у обочины старой дороги, я медленно жевал сыр и размокшие сухари, казавшиеся удивительно вкусными.
Берли тем временем расспрашивала Валдейна о происшедшем. Я не столько расслышал, сколько догадался, что он рассказал ей, как я обрушил на Саммела скалы.
– Не совсем так, – возразил я и тут же понял, что сделал это напрасно. Как объяснить людям, чуждым магии, суть происшедшего? – Я просто выискал слабые места и выковырял оттуда несколько камней.
– А выглядело, как… гора… рушится, – Валдейн, отхлебнув из фляги, продолжил рассказ, а я с трудом разбирал лишь отдельные слова.
Попытка задействовать чувство гармонии успехом не увенчалась: перед глазами у меня все поплыло, и меня повело в сторону.
Кто-то подхватил меня, уложил на спальный мешок, и я уснул.
– Как могли вы трое закрывать глаза на такую угрозу? – спрашивает, огибая стол, могучего сложения чернокожий мужчина. – Вы имеете хотя бы малейшее представление о том, что случилось в Кандаре минувшей ночью? Хотя бы малейшее?
– Некоторое, – признает Тэлрин.
– Кто-нибудь мог бы сказать и мне, – раздраженно замечает Марис.
– Кончай корчить из себя бедного торговца, – ворчит Хелдра.
Кассий бросает на двух мужчин и женщину такой взгляд, что кажется, будто в глазах его полыхает красное пламя.
– В любой – любой! – момент там может возникнуть портал хаоса и гармонии, и кто знает, что тогда может произойти? И какие твари могут оттуда появиться?
– Портал хаоса и гармонии? – переспрашивает Марис.
– Откуда, по-твоему, появился я? Откуда, по-твоему, появились ангелы?
– Разве на вашей планете живут люди с по-настоящему черной кожей? Или Тэлрин ничего тебе не рассказывал?
– Я забыл, – бормочет Марис, опустив глаза.
– Забыл! – рычит Кассий и оборачивается к Хелдре: – А ты, советница? Ты тоже забыла?
– Мы надеялись, что Саммел и Леррис нейтрализуют один другого. Саммел уже убил двоих бойцов черного отряда.
Кассий трясет головой.
– Ты знаешь, что случилось?
– Лишь приблизительно, – отвечает Тэлрин, пожав плечами. – Очевидно, что Леррис сошелся с Саммелом в противоборстве и взял верх, но выжил ли он сам, нам неизвестно. А вот Саммел не выжил: след хаоса исчез.
– Они просто сражались и перекрутили хаос с гармонией в половине Кандара? И вы говорите, будто не знаете, что случилось?
Хелдра молча смотрит на тяжелые утренние облака, нависшие над Восточным океаном. Марис точно так же таращится на полированную столешницу.
– Могло быть и хуже, – говорит Тэлрин, утирая лоб. – Фундаментального сдвига ни в сторону хаоса, ни в сторону гармонии не произошло. Создается впечатление, будто Леррис воспользовался силой самого Равновесия. Или, если угодно, выкачивал энергию из обоих источников так, чтобы один нейтрализовал другой.
– Но его мать… – Кассий умолкает не договорив.
– Поскольку существенного сдвига Равновесия не отмечено, следует предположить, что большая часть хаморианской армии уцелела. Я могу лишь предположить, что Леррис нашел какой-то способ ее блокировать. Нам докладывали, что Саммел использовал свою силу, чтобы расчистить древние чародейские дороги и открыть хаморианцам путь в Галлос.
– Я могу ощущать смерть и получил явные свидетельства того, что многие солдаты погибли, – говорит Кассий, качая головой. – Думаю, Леррис разделил армию, часть ее уничтожил, а часть блокировал, лишив возможности продвигаться по дорогам. Вам удивительно повезло в том, что вы сумели потопить часть их флота. Но вы представляете себе, к каким действиям подвигнет это императора Хамора?
– Боюсь, что да. Но скоро мы спустим на воду еще два военных корабля.
– Еще два! – смеется Кассий. – И вы думаете, это вас спасет? Я бы предложил латать ваши заборы с помощью Лерриса, его отца Гуннара и Джастина.
– Но… – подает голос Хелдра.
– Что – но?
– Леррис и Джастин настолько серые, насколько вообще может быть серым маг!
– Вот как? А ты предпочитаешь стать незапятнанной черной покойницей?
Хелдра, ища поддержки, смотрит на Тэлрина, который отвечает ей беспомощной, вымученной улыбкой.
Марис по-прежнему не отрывает глаз от полированной поверхности стола.
К утру мне стало лучше, хотя все, что могло болеть, продолжало болеть: где не ныло, там кололо, где не резало, там жгло. Боль была уже не такой острой, и чувство гармонии, пусть не в полной мере, восстановилось, однако мне трудно было не признать правоту Кристал. Участь героя или мага с замашками героя весьма незавидна.
Поев и умывшись – после дождя в выбоинах на камне осталось вдоволь чистой воды, – я переоделся, после чего мы, уже все вместе, занялись ногой Фрегина. На изгнание хаоса мне сил хватило, но после наложения нового лубка пришлось присесть и отдохнуть. Затем мы с Валдейном, поднапрягшись, усадили угрюмого Фрегина в седло.
– Выше нос! – сказал ему Валдейн. – Кончай киснуть: одна сломанная нога – не столь уж высокая плата за возможность остановить вторжение с Хамора. Ты же герой, а о том, что тебя случайно зашибло камнем, мы никому не расскажем.
Эти слова я разобрал, но не без усилий. Они, как и все прочие звуки, доносились как будто издалека.
– Конечно, цена невелика… это ведь не твоя нога.
– Зато, – возразила Берли, – дождь прибил пыль. На обратном пути тебе не придется чихать.
– Всегда-то ты, Берли, сумеешь приободрить.
– Как ты верно заметил, Фрегин, это не моя нога.
Земля вздрогнула, и Валдейн взглянул на меня.
– Это так просто не кончится, – сказал я. – Хаоса под Кандаром сейчас больше, чем когда-либо.
– Даже после вчерашнего?
– Вчера мы с Саммелом боролись за контроль над хаосом, но ничего не сделали для изменения его количества. Во всяком случае ничего существенного. Возможно, несколько хаморианских ружей было уничтожено, но даже несколько сотен их мало что значат в сравнении с теми десятками тысяч, которые они успели понаделать.
– Я так и думал, что эти дурацкие ружья – порождения хаоса, – проворчал Фрегин.
– Нет, – со вздохом возразил я. – Ружья сеют хаос, но сами по себе есть проявления механического порядка. Однако наращивание гармонии приводит к соответствующему возрастанию хаоса: вот почему на Отшельничьем ограничивают использование машин.
– Выходит, Хамор строит машины, а для нас это оборачивается неприятностями? Дерьмовое у нас положение!
– Верное заключение.
Не согласиться с выводами Фрегина было трудно, тем паче, что я и вправду чувствовал себя дерьмово. Вроде бы мы добились своей цели, но ведь по большому счету получили лишь отсрочку. Лейтррс наверняка найдет способ продолжить наступление. Просто пока мне неизвестно, какой.
Валдейн и Берли воззрились на меня вопросительно.
– Возвращаемся в Расор, – сказал я. – У этой армии только на возвращение в Галлос уйдет несколько восьмидневок.
Я сильно сомневался в том, что Лейтррс окажется настолько туп, что попытается переправиться через Рассветные Отроги без мага, а все другие пути в Кифрос пролегали или через Галлос, или через Хидлен.
Гэрлок двинулся вперед. Ступал он мягко, но каждый шаг все еще отдавался в моей спине болью.
Почти добравшись до перекрестка, откуда шла дорога на неведомую Йирину, мы увидели пару направлявшихся нам навстречу верховых: на коне и на пони.
– Это Джастин и Тамра, – промолвил я, утирая лоб. Прошедший ночью кратковременный дождь не привел к ослаблению жары.
– На сей раз, Леррис, ты справился, – проворчал Джастин, когда мы сблизились на десяток локтей.
– С чем справился?
Сейчас я старался справиться со жжением в глазах. Но безуспешно.
Он молча покачал головой.
– Ох, Тьма, – по щекам Тамры текли слезы.
– Да со мной все в порядке.
– Какое там в порядке, – сбивчиво возразила Тамра.
Валдейн переводил взгляд с Тамры на меня и обратно.
Он старался выглядеть невозмутимым, но я уловил в его облике обеспокоенность.
Джастин порылся в своей торбе и достал зеркало.
– Взгляни на себя, Леррис.
Я взглянул и увидел человека в коричневом одеянии, с пепельной сединой в волосах и бесконечно усталыми глазами. Человека, раздавшегося в плечах, но постаревшего за одни сутки на десять лет.
Я пожал плечами, и этот незнакомый зрелый мужчина сделал то же самое. Туника натянулась, а ведь когда Дейрдра сшила ее для меня, она была мне великовата. Равно как и после стычки с Герлисом, да и тогда, когда я выезжал из Расора.
– Это кто-то другой! – вырвалось у меня. – Тут замешана магия!
Но, взглянув на Джастина, я осекся.
– Другой на твоем месте уже умер бы от старости, – сказал он. – Даже величайшим из магов не дано направлять хаос с помощью гармонии, не поплатившись за это.
Земля снова качнулась, но сила толчков уже заметно уменьшилась.
– Ты никогда ничего не делаешь наполовину, верно? – проворчал Джастин. – А хаос по-прежнему прибывает.
– У меня не было особого выбора.
Джастин вроде бы хотел возразить, но передумал и указал на кучу камней.
– Ты, я вижу, заблокировал дорогу.
Я кивнул.
– Сомневаюсь, что ее смогут скоро расчистить.
– Ее вообще никогда никто не расчистит, – буркнул Фрегин, – он запечатал завал адским огнем.
Все посмотрели на раненого солдата.
– Сколько же хаоса ты использовал? – спросил с тяжелым вздохом Джастин.
– Уйму! – признался я. – И направлял его с помощью гармонии.
– Наверное, ты величайший серый маг мира, – сказал Джастин, – но если будешь продолжать в том же духе, то не протянешь и сезона.
– Неужели ты не понимаешь, – подхватила Тамра, – что даже при всей своей мощи ты не можешь обезопасить себя от прикосновений хаоса?
Я это понимал, но проблема заключалась в том, что кроме меня остановить Хамор было некому, а все, что я предпринимал ради этой цели, делало меня все более и более серым магом. Я все глубже увязал в Кандаре, что вынуждало меня использовать все больше хаоса и гармонии, а в результате я становился еще более серым…
Я покачал головой, и это тоже отозвалось болью. В последнее время меня частенько называли великим магом, но от боли, глухоты и тому подобных прелестей это не избавляло.
– Ты отдаешь себе отчет в том, что эта груда камней не остановит Хамор? – спросила Тамра.
– Конечно. Теперь они, скорее всего, нападут на Галлос.
– Почему ты так думаешь? – осведомился Джастин с невеселой улыбкой.
– Потому что для них это единственный способ добраться до Кифроса.
– А зачем им Кифрос, во всяком случае, сейчас?
Мне ничего не осталось, кроме как пожать плечами.
– Разве это не очевидно?
– Для меня – вовсе нет, – отозвался Джастин, утирая лоб. Становилось все жарче. – Впрочем, поговорим по дороге. Ты ведь в Расор?
– Да. Больше я все равно ничего сделать не могу. Во всяком случае пока.
– Это точно, – подтвердил он, иронически хмыкнув.
Тамра с Валдейном, ехавшие позади, старались держаться поближе к нам, наверняка, чтобы хоть что-то услышать. Смешно, но мне для этого тоже приходилось напрягаться.
– Чертова жарища, – пробормотал Фрегин.
– Кончай ныть, – оборвала его Берли. – Ты теперь герой, а героям ныть не положено.
Мы поехали дальше. Земля время от времени подрагивала, Джастин молчал. Наконец, когда мы проехали уже добрый кай, я решил подтолкнуть его к разговору.
– С чего ты взял, что Хамор не нападет на Галлос?
– С того, что это было бы глупо, а вожди хаморианцев вовсе не дураки. Жадные, это да. Воинственные. Но не дураки.
– Допустим. Но почему нападать на Галлос глупо? Кстати, вы выехали с этого перекрестка? – я указал на дорогу к Йирине.
– Да. Это помогло нам тебя найти. Ты разрушил иллюзию, но тем самым, можно сказать, заявил о своем присутствии.
– Слишком очевидно, – подхватила Тамра.
– Вам обоим все очевидно, только вот вас никогда не оказывается рядом, чтобы дать хороший совет заранее.
– Что поделать, – живо откликнулась Тамра, – мы были заняты другими делами. Овец лечили, потом пытались предупредить виконта. А ты тем временем прихлопнул очередного белого мага. Поскольку не выучился ничему, кроме искусства устраивать большущие заварушки.
На сей счет спорить было трудно. Земля продолжала колыхаться, а угроза с Хамора была не устранена, а лишь отсрочена. Об этом не хотелось думать, но проблема не исчезнет, если закрыть на нее глаза.
– Может, для вас и это очевидно, – промолвил я, когда перекресток остался далеко позади, – но почему все-таки нападать на Галлос глупо?
Джастин вздохнул.
– Подумай сам. Если они сумеют разблокировать эту дорогу, ничто не помешает им вторгнуться прямо в Кифрос, не вторгаясь в Галлос. Наличие флота позволяет им напасть на Расор и вынудить самодержицу разделить силы. Если хаморианцы займут Воррак…
– Значит, придется сражаться снова, – сказал я. – Хамор так или иначе намерен овладеть всем Кандаром.
– Да, но ты мог бы заметить, что они нападают только в одном месте за раз. И на Кифрос пока не нападали.
– Пока не решена проблема Отшельничьего, – вставила Тамра, добавив что-то еще, чего я не расслышал.
Джастин нахмурился, но промолчал.
Я повернулся к Тамре.
– Леррис, – в ее голосе послышалось раздражение. – Хамор теряет корабли из-за действий Отшельничьего. Ты только что остановил армию и наверняка убил не меньше нескольких сот солдат, а они прекрасно знают, что ты тоже с Отшельничьего. Тебе не кажется, что на Хаморе именно Отшельничий и обвинят во всех своих бедах?
Я кивнул.
– Да, до меня доходили слухи, будто Братство или еще кто-то убили хаморианского регента.
– Правда? – Джастин нахмурился. – Это усугубляет дело. Идиоты!
– А еще они потопили несколько железных пароходов.
– Об этом я знаю. И им известно, откуда ты родом. Тамра права.
– То есть, по твоему мнению, они решат, что Отшельничий пытается играть в старые игры с манипулированием.
– Если ты изучал историю, то должен помнить, что белые маги дважды хитростью подталкивали Хамор к нападению на Креслина. Атаки обошлись им дорого, но мне кажется, на Хаморе этого не забыли.
Мне казалось, что голос Джастина становится то тише, то громче, но слова я разбирал.
– Ты хочешь сказать, что Хамор замахнулся и на Кандар, и на Отшельничий? И для достижения своих целей они используют все возможные средства?
– Дошло наконец, – буркнула Тамра.
– Спасибо, – сказал я. – Но как быть с Саммелом? В Хаморе знали, что он тоже с Отшельничьего, однако сочли возможным пригласить его на службу.
– Наверное, они сделали это, чтобы разузнать секреты его устройств, – предположила Тамра.
– Много им толку от этих устройств, – возразил Джастин. – Саммелово оружие лишь ввергло часть Кандара в кровавый хаос и затруднило империи завоевание некоторых княжеств. Хамор все равно завладел бы и Фритауном, и Монтгреном.
– Без Саммела? – спросила Тамра. – Но почему же тогда он оказался в их лагере?
– Хамором управляют прагматики, – ответил Джастин. – Всегда выгоднее иметь волшебника на своей стороне, чем в стане врага.
– Насчет Хамора мне все понятно, – сказала Тамра, – но это не объясняет решения Саммела.
Джастин посмотрел в мою сторону.
– Вообще-то, – промолвил я, – Саммел произнес целую речь, призывая меня помочь ему покончить с монополией Отшельничьего на знание. Сказал, что хочет подарить это знание «изголодавшемуся миру» или что-то в этом роде. А не получив на свое великодушное предложение согласия, принялся швыряться в меня огненными шарами.
– Знанием людей не накормишь, – заметила Тамра. – Для этого нужна еда.
– Это только предлог, – пояснил я. – По правде сказать, Саммела злило то же, что и меня самого: нежелание Отшельничьего делиться уже известными ответами на многие вопросы. Я злился до сих пор, но не до такой степени, чтобы обратиться к хаосу.
– Что? – оторвала меня от размышлений Тамра.
– Короче говоря, он считал, что Отшельничий не имеет права утаивать знание.
Я погладил Гэрлока, и пони заржал.
– Политика утаивания имеет некоторое оправдание, – заметил Джастин. – По крайней мере Хамору потребовалось несколько столетий, чтобы обзавестись нынешними кораблями.
– Это уж не говоря о магических устройствах, – добавила Тамра.
Я посмотрел на Джастина.
– Магические устройства. Что, на Отшельничьем производят и магические устройства? Которые разработал ты?
– Нет. На острове делают только механические устройства, вроде ракет и корабельных двигателей. До некоторых изобретений на Хаморе додумались самостоятельно, да и Саммел кое-что разработал сам. А кое-что похитил из тайных библиотек Братства. Кстати, не исключено, что туда наведывались и хаморианские шпионы.
– Тайные библиотеки, – пробормотала Тамра. – Вот лицемеры!
– Ты, Леррис, надо думать, об этом догадывался. Там есть целый раздел, посвященный изобретениям и открытиям Доррина, – сказал Джастин, и я кивнул, хотя, по-честному, ни о каких тайных книгохранилищах не имел ни малейшего представления.
– Доррин? – Тамра взглянула на Джастина вопросительно.
– Инженер магии. Основатель Найлана.
– Ну а ты? – голос Тамры чуть не сорвался. – Леррис прав?
– В каком-то смысле. Идеи в большинстве своем появились задолго до моего рождения, но многие из них так и не воплотились в жизнь. А мне, – Джастин утер лоб, – удалось разработать метод концентрации гармонии.
– С помощью которого ты уничтожил Фрвен? – спросил я, и он кивнул.
– Да, но вместе с Фрвеном половина всего хаоса и всей гармонии мира подверглись взаимному уничтожению. С тех пор Братство остерегается машин. Основанные на гармонии, они привносят упорядоченность, что через Равновесие ведет к возрастанию хаоса.
Валдейн, ехавший позади, сглотнул. Берли и Фрегин ехали молча.
– Так ты был инженером-кузнецом? – спросила Тамра.
– Да.
– А что ты еще придумал? Кроме устройства, концентрирующего гармонию и уничтожившего Фрвен?
– Да почти ничего, – Джастин пожал плечами. – Разве этого мало? Впрочем, раз уж зашел такой разговор, я построил сухопутный пароход, который пересек Кандар быстрее, чем могла бы самая быстрая карета. Но мною был использован тот же принцип, что и в двигателях кораблей Могучей Десятки. Эта машина существовала в одном экземпляре, и делать ее мне помогал отец Лерриса.
Чего и следовало ожидать. Если Джастин кому и доверял, то только моему отцу.
– И ты помогал им утаивать знание? – спросила Тамра.
Джастин развел руками.
– Да, знание способно облегчить людям жизнь, но все не так просто. Совет Отшельничьего ограничивал распространение знания из лучших побуждений, полагая, что сдерживая распространение гармонии, они не позволят разрастаться и хаосу. Ну а я… я просто старался избавить Кандар от порчи. И мне это удалось… на некоторое время.
– Пока кто-то в Хаморе не сообразил, что Равновесие действует двояко? – спросил я.
Джастин кивнул.
– Теперь грядут перемены, и перемены эти, боюсь, никого не обрадуют. Посмотри на себя, Леррис. Неужто срыв завоевательных планов Хамора стоит десяти, а то и пятнадцати лет твоей жизни? А то и больше? Сколько энергии гармонии уходит на то, чтобы поддерживать твой нынешний облик?
Я задумался, потому как не знал, что на это расходуется энергия.
– Да вроде нисколько.
– Это хорошо. Но что будет в следующий раз?
Ответа у меня не было: если поразмыслить, то Кристал происшедшая перемена, наверное, не обрадует. Пожалуй, даже расстроит.
Я перевел дух. Все усложнялось.
Тамра смахнула волосы со лба. Валдейн взглянул на нее и отвел взгляд в сторону. Фрегин буркнул что-то неразборчивое, а я закрыл глаза, положившись на Гэрлока.
Земля изредка подрагивала, напоминая о том, что хаос и гармония отнюдь не обрели равновесие.
По пути от Предвратной теснины вниз, к Расору, Джастин делался все молчаливее. Стоило мне посмотреть в его сторону, как сердитый взгляд Тамры призывал меня оставить дядюшку в покос. Я подчинился, и почти всю оставшуюся дорогу мы, делая недолгие привалы, чтобы напиться и напоить лошадей, ехали по жаре молча.
В сумерках, пыли и тяжелой тишине мы подъехали к Расору со стороны восточных ворот, где, выехав далеко за пределы стен, нас уже дожидалась Кристал. Помимо охраны ее сопровождала женщина, выглядевшая, несмотря на серебряные волосы, моложе самой Кристал. И очень походившая на женщину из моих снов – то ли на ту, что порывалась давать советы, то ли на какую-то другую. Я никак не мог вспомнить точно, и это действовало мне на нервы.
Мы с Кристал съехались и посмотрели друг другу в глаза, после чего она, пробежав пальцами по моему лицу, взяла меня за руку. Моя супруга молчала, но в глазах ее стояли слезы.
– Думаю, опасность нападения хаморианцев с севера на некоторое время устранена.
– Я слышала, – Кристал покачала головой, сглотнула и сжала мою руку, после чего повернулась к Джастину: – Тебя тут тоже кое-кто дожидается. Думаю, ты уже знаешь.
Джастин напряженно кивнул.
– Что-то я не вижу особой радости, – заметила Тамра.
– Дайала никогда не покидала Наклоса. Она друида.
– Значит, ты и сам друид, – сказала Тамра, но Джастин ее не слышал. Он приблизился к Дайале.
Пытаясь проследить за связывающей их незримой нитью, я вдруг сообразил, что только что впервые услышал ее имя. И мне показалось, будто его звучание предвещает нечто более грозное, чем вся мощь Хамора.
– Взаправдашняя друида… волосы серебряные, и все такое… – пробормотал потрясенный Фергин.
Дайала и Джастин даже не взялись за руки, но связующая их нить светилась ярчайшей энергией. Я огляделся, и Тамра кивнула мне, давая знать, что тоже увидела и оценила эту внушавшую трепет мощь.
– Ты как? – мягко спросила Кристал, снова коснувшись моей руки.
– В порядке.
Она взглянула на меня с сомнением.
– Я просто устал. Мне совсем не нравится играть в героя: от этого бывает больно.
Она кивнула и слабо улыбнулась.
Мы молча поехали к цитадели. Насколько я вымотался, мне стало ясно, когда Кристал стала помогать расседлывать Гэрлока.
– Тебе не следует заниматься этим. Ты командующая.
– В таком случае тебе не следовало выступать против вражеской армии. Ты-то не командующий.
Я наклонился и коснулся губами ее щеки.
– Когда-нибудь ты научишься не только отдавать, но и принимать, – проговорила она и, уже повернувшись к остальным, сообщила: – Обед для всех накрыт в малой столовой самодержицы. Кто хочет умыться, туда, пожалуйста.
– От еды я бы не отказался, – заявил Фрегин, стоявший, привалившись к стене, в то время как конюх расседлывал его коня.
– Кто бы мог подумать? – не преминула пустить шпильку Берли.
Кое-как смыв верхний слой грязи и сажи, я поспешил в малую столовую, где нас встретила Каси.
– Черт! – испуганно охнул Фрегин.
– Надеюсь, ты ошибся, – сухо отозвалась самодержица.
Я постарался скрыть усмешку.
– Мне хотелось бы многое от вас услышать, – объявила Каси, – но, полагаю, вам прежде всего хотелось бы поесть. Угощайтесь, а разговоры отложим на потом.
На обед подали баранину в темном соусе, какие-то белые шнурочки, посыпанные тертым сыром, хлеб в корзинках, клюквицу и темный эль. Я налил себе клюквицы, а Кристал эля. Валдейн любезно налил Тамре клюквицы, и она, хотя на ее лице промелькнуло недоуменное выражение, предложила ему блюдо с бараниной. Он наполнил обе тарелки – и ее, и свою.
Перед Дайалой стояли орехи, сыр и хлеб – никакого мяса. Поняв, что о привычках друиды позаботились заранее, я взглянул на Кристал, но она сжала под столом мою ногу и сказала:
– Тебе надо поесть.
Я повиновался: еда вряд ли могла вернуть мне молодость, но прибавить сил – вполне. А то их едва хватало на то, чтобы разрезать ножом жилистое мясо, которое делала съедобным лишь приправа. Шнурочки оказались морскими водорослями, и только хлеб, свежий и ароматный, порадовал меня по-настоящему. Однако, если столь скромен был даже стол самодержицы, чем нынче приходилось питаться беднякам?
– Еду добывать довольно трудно, – пояснила Кристал, снова наполняя кружку элем. – Вообще-то провизия имеется, но ее припрятывают, а Каси пока не хочет применять силу.
Я понимал, что применение силы нежелательно, однако выхода не видел. Приберегавшие продукты торговцы взвинтят цены, самодержице, чтобы прокормить армию, придется повысить налоги, это вызовет недовольство, и без применения силы все равно не обойтись.
После того, как все поели, Каси обратилась к Джастину:
– Как считаешь, маг, куда Хамор нанесет следующий удар?
– У тебя хороший эль, – промолвил Джастин, отпивая из кружки, – и мне бы хотелось дать тебе такой же ответ.
Тамра нахмурилась, а я задумался. В дороге Джастин дал нам понять, что следующий удар Хамора обрушится на Отшельничий. Так зачем же скрывать это от самодержицы?
Дайала, сидевшая рядом с Джастином, отпила воды.
Каси ждала.
Джастин прокашлялся.
– Точно не знаю. Мне кажется, что они нацелились на Отшельничий, но Дайала думает иначе. Она считает, что нападение на Кифрос состоится, хотя не раньше, чем им удастся полностью овладеть Хидленом.
– Госпожа друида, не посвятишь ли нас в суть твоих соображений? – промолвила Каси.
– Пески не сообщают всего, – отозвалась Дайала мелодичным, как звон серебряного колокольчика, голосом, – но хаос и гармония сплетаются в пределах Кандара. Корабли придут с моря, чтобы покончиться с Хидленом, а потом, когда войска пересекут Нижние Отроги, поплывут к Расору.
– Откуда ты знаешь? – спросила Каси.
– Просто знаю, – виновато пожала плечами друида.
– Это не лишено смысла, – заметила Кристал. – В настоящее время Хамор имеет в Кандаре не так уж много кораблей. В прошлом империя дважды лишалась своих флотов по милости Отшельничьего, так стоит ли императору затевать новую войну, не закончив прежнюю?
Это и вправду звучало убедительно, как, впрочем, и доводы, приведенные Джастином после моего поединка с Саммелом.
Каси повернулась ко мне.
– А ты Леррис, я гляжу, все отмалчиваешься. Что думаешь ты?
– Не знаю. Хамор может напасть и на Кифрос, и на Отшельничий, но кто станет первой жертвой, сказать трудно. Думаю, нам нужно готовиться к тому, что это будем мы. Возможно, пока идет подготовка, ситуация прояснится.
Я на это надеялся, хотя особой уверенности у меня не было.
– Ты говоришь так, будто сомневаешься в собственных суждениях.
– Честно говоря, да. Не в том, что Хамор нанесет удар по Кифросу, а в том, что ситуация прояснится. Пока все только запутывается, больше и больше.
– Всегда так, – прозвучало в некстати воцарившейся тишине ворчание Фрегина.
– Это точно, – отозвалась Каси со слегка натянутой улыбкой.
На другом конце стола Валдейн снова наполнил кружку Тамры.
– Чему я обязана таким вниманием? – спросила она.
– Тем, что ты есть ты, – ответил Валдейн.
– А кто я есть в глазах Наилучших?
– Ты правда хочешь знать? – уточнил Валдейн с любезной улыбкой.
Глаза Тамры сделались ледяными.
– Рыжая стерва, – сообщил Валдейн, улыбнувшись еще шире.
Джастин чуть не поперхнулся, а Каси прикрыла рот.
– В смелости ему не откажешь, – шепнула Кристал мне на ухо.
Насчет смелости она была права, но у меня появились сомнения насчет того, что он в своем уме.
Тамра рассмеялась, и все вздохнули с облегчением.
– Ты единственный честный малый во всей компании, – сказала она Валдейну. – Не считая, может быть, Лерриса, но это заслуга Кристал.
– Честность не всегда помогает выжить, – ответил Валдейн.
Тамра подняла кружку, но вдруг, словно ее остановила какая-то мысль, повернулась к Джастину.
– То-то и оно.
– Что? – не понял дядюшка.
– Существование – жизнь – честность – гармония…
– Конечно, – кивнул Джастин.
Я удивился, ибо, хотя никогда не говорил ничего подобного вслух, эти соображения казались мне очевидными. Управляться с гармонией в больших масштабах не будучи честным, хотя бы по отношению к самому себе, было опасно, ибо это грозило исчерпанием внутренних ресурсов и гибелью или преждевременным старением. Но, с другой стороны, то же самое, в определенном смысле, должно было относиться и к хаосу. С той лишь разницей, что поскольку хаос разрушителен по своей природе, процесс происходит быстрее. Получалось, что в теории мастер гармонии мог управлять большей мощью, чем мастер хаоса. Но почему же в большинстве промежуточных, не окончательных, конфликтов торжествует хаос? И вот, кажется, сейчас прозвучал ответ. Выживание! Оперируя большой мощью, маг подвергает себя большой опасности, но мастеру гармонии честность не позволяет предаваться самообману, и чувство самосохранения заставляет их ограничивать используемую силу. Маг хаоса может закрыть глаза на цену, которую придется платить, а это дает ему возможность добиться более быстрого и очевидного результата.
Не все концы сходились с концами, но основная идея представлялась верной.
Я покачал головой.
– Леррис, – вернул меня к действительности тихий голос Кристал, – как считаешь, куда ударят вначале?
– Прости, я задумался. О честности.
Она покачала головой и сделала большой глоток эля.
– А что думает наша командующая? – спросила Каси.
– Мне кажется, первыми будем мы. Мы слабее, а их флот, похоже, настроен положить конец морской торговле.
Кристал пожала плечами.
– Ну что ж, поживем – увидим, – промолвила Каси с натянутой улыбкой. – А пока угощайтесь. За ваше возвращение!
Она подняла кружку, и все выпили.
После обеда мы с Кристал удалились в ее охраняемые неизменным Херрельдом покои. Постель, к немалому моему удивлению, была застлана, бумаги на столе сложены аккуратными стопками.
Кристал отстегнула меч и не разуваясь присела на краешек кровати. Поскольку у меня побаливали ноги, я стянул сапоги и пристроился рядом.
Кристал придвинулась, но в ее позе чувствовалось напряжение.
– Ты расстроена?
– Как ты догадался? Мой супруг отправился сражаться с очередным чародеем, вернулся постаревшим на десять лет и полагает, что я должна быть спокойна! Да, – она повысила голос, – по-твоему, я должна быть спокойна?
– Я сделал, что мог.
– Я не просила тебя быть героем. Я хотела, чтобы ты благополучно вернулся домой.
– Я и вернулся. Просто стал постарше.
– Постарше! – воскликнула она. – А как же?.. Впрочем, ладно. Неважно.
– Может, и важно, – пробормотал я, – но мне ведь и самому не хотелось стареть. Моя задача заключалась в том, чтобы не допустить хаморианцев в Кифрос, и я ее выполнил. Ну а уж что из этого вышло… я правда не хотел. Прости.
Помолчав, Кристал снова вздохнула и пробежала пальцами по моим волосам.
– Ничего страшного. Только седины добавилось.
– Наверное, я смог бы омолаживаться, как Джастин, но идея использования гармонии с этой целью уже не кажется мне такой привлекательной.
– Почему?
– Это, как и многое другое, неправильно.
– А что случилось с тобой?
Я рассмеялся.
– Трудно сказать. Пока шел бой, было не до того, потом я лишился чувств, а о том, что постарел, узнал от Джастина, когда все уже было позади.
– Все-таки странно. Джастин тоже серый маг, но колдовство не мешает ему жить веками. А ты прибегаешь к магии реже, а стареешь.
– Насколько можно судить, мы с ним используем разные подходы. Джастин концентрировал гармонию, направлял ее на хаос, и это приводило к их взаимопоглощению. Количество и того, и другого в мире уменьшалось. Я же использовал гармонию, чтобы обратить контролируемый Саммелом хаос против него самого, и ничего не уменьшил. А если и уменьшил, то ненамного. Под Кандаром скопилось столько хаоса, что земля дрожит до сих пор.
– Это несправедливо.
– Несправедливо. Но Равновесие не имеет никакого отношения к справедливости. Сугубо гармоническая жизнь должна продлиться дольше. Мой отец выглядит моложе Джастина, хотя на самом деле он, хоть и ненамного, но старше. Джастину, чтобы препятствовать старению, требуется больше гармонии. Возможно, поэтому он избегает хаоса.
– Думаешь, соприкосновение с большим количеством хаоса могло бы его убить?
– Видишь, что случилось со мной, а ведь я направлял хаос с помощью гармонии.
Кристал еще не знала, как сказалась последняя стычка на моем зрении и слухе. Но зачем было огорчать ее еще пуще? Особенно сейчас, когда она вроде бы оттаяла.
– Ох, Леррис!
Кристал обняла меня, и я ответил ей тем же. Нам не требовались слова, мы сами были нужны друг другу.
В центре волнолома высится квадратный каменный форт. Над фортом на высоком древке реет изорванное в клочья осколками камней и снарядов малиновое знамя Хидлена.
На почти неподвижной глади Кандарского залива дрейфуют корабли с железными корпусами. Дым над трубами говорит о том, что их приводят в движение паровые машины, вымпелы с солнечной вспышкой на гюйс-штоках свидетельствуют об их принадлежности к императорскому флоту Хамора.
Грохочет залп, и новая волна снарядов, пролетев по дуге над молом, обрушивается на форт, преграждающий неприятельскому флоту путь в гавань. Но знамя Хидлена, пусть изорванное чуть ли не в клочья, все еще полощется на ветру.
Хаморианская эскадра продолжает размеренно, методично бомбардировать цитадель, не допускающую захватчиков в порт Воррак.
Лейтррс с улыбкой наблюдает за результатами обстрела с командного мостика «Френтенси».
– Осталось совсем немного, господин, – говорит капитан. – Еще немного, и мы на всех парах войдем в гавань.
– Прекрасно. Преподадим урок этим хидленцам. И черным дьяволам, которые прячутся на своем острове.
Капитан смотрит в сторону моря и хмурится.
– Что-то там не то. Возможно, они уже не прячутся.
– Там? В открытом море?
– Да. Признаться, Отшельничий тревожит меня больше, чем Хидлен.
– Это из-за невидимых кораблей? – смеется Лейтррс.
– Невидимые они, или неслышимые, или еще какие, но только этими кораблями потоплена уже дюжина наших крейсеров. Если не больше. А там что-то вроде кильватерного следа. И он приближается!
– К орудиям! – восклицает посол.
– Как я могу поразить невидимую цель? – спрашивает начальник артиллерии.
– Видишь кильватерный след: целься по нему! – рявкает капитан. – Не жалей снарядов, и ты попадешь!
– Но разве у них нет магической брони?
– Прокляни тебя демоны! Неужто не понимаешь, что никакая магия не остановит пушечный снаряд в пять стоунов? Кончай препираться и начинай обстрел. Если надо, веди беглый огонь!
– Есть!
Артиллерист сбегает с мостика. Капитан утирает лоб.
Лейтррс с улыбкой смотрит, как разворачиваются орудийные башни. Взметая высокие фонтаны, хаморианские снаряды начинают падать впереди белой пенистой линии, обозначающей след невидимого корабля.
В бортовую броню «Френтенси» выше ватерлинии ударяет, взрываясь с дымом и пламенем, ракета. Глухой удар сотрясает корабельный корпус, но броня выдерживает.
Корабельная артиллерия ведет огонь по кильватерному следу, стараясь накрыть невидимую мишень.
Клубы порохового дыма поднимаются к небу и сносятся ветром на юг, обволакивая полуразрушенный форт.
Следующая ракета взрывается у «Френтенси» на баке.
– Продолжать огонь! – кричит Лейтррс.
Над недавно еще спокойной поверхностью залива вздымаются и опадают, рассыпаясь брызгами, тяжелые серые водяные столбы.
Ракетный залп поражает главную артиллерийскую башню малого броненосца, дрейфовавшего рядом с флагманом. Пламя охватывает переднюю палубу и лижет надстройки.
Прямое попадание разносит еще один из малых броненосцев: во все стороны летят куски искореженного железа.
Дождь осколков обрушивается на мостик «Френтенси». Лейтррс укрывается за броневым щитом, но теперь за флагманом тянется расширяющийся маслянистый след. В воде, среди каких-то деревянных обломков, барахтаются люди, но к спасшимся, распространяясь по покрывшей поверхность маслянистой пленке, уже подбирается огонь.
Пушки «Френтенси» продолжают обстрел залива в попытке накрыть передвигающегося стремительными зигзагами невидимого врага.
– Там еще один!
За кормой появляется прямая, как нацеленная на хаморианский крейсер стрела, пенистая белая линия.
– Весь огонь туда! – кричит Лейтррс. – Туда! Потопить этот в первую очередь!
Ослепительный огненный шар вспыхивает там, где не было видно ничего, кроме воды. Над поверхностью проступают темные очертания длинного, объятого пламенем корабля. На глазах Лейтррса он разлетается вдребезги, и воды залива поглощают обломки.
– Теперь второй! – командует Лейтррс, но это последнее, что он успевает сказать.
Чудовищный взрыв разносит «Френтенси» на куски, разбросав по заливу рваные куски железа и кровавые ошметки, в которые превратились тела моряков.
«Темные корабли ускорят бег свой по водам, и низвергнется с небес разрушение, потрясая стены, доселе незыблемые, и даже слабейший из носящих оружие, яростию обуянный, уподобит удары свои мощи стрел огненных.
И на всякий из щитов прочных изыщется меч острейший, на всякий же из мечей разящих обретется щит, удар отражающий. Пред всякою стрелою огненною воздвигнется препоною стена из льда, но к стене приставят лестницу пламенную, высотою ей равную.
И явятся в великом числе пророки, изрекающие прорицания, и всякое новое речение объявит предыдущее ложью. Люди же, следуя то за одним, то за другим из благо сулящих, пребудут в сумятице и отчаянии, понеже ни один путь, им указанный, не приведет ни к вере, ни к миру, ни к отдохновению. И никто не обретет сна праведного.
Не только люди, мужчины и женщины, но вкупе с ними и ангелы зададутся вопросами несчетными, однако, на печаль взыскующим, всяк ответ полученный породит лишь дюжину вопросов иных, и продлится сие, доколе словам их и исканиям не положат предел слова иные, смысл коих не уразумеют даже и высочайшие.
Корабли же черные, океан усеявшие, как усеян песком берег морской, явятся с иного края земли к черному городу, что стоит к северу от солнца и к востоку от хаоса.
Люди же, во граде том обретающиеся, прикроют лица свои, дабы сокрыть слезы печали и стенания горестные, возглашая, что они испокон веку противились хаосу. Но черные корабли, не внемля оным стенаниям, не свернут с курса своего.
И восстанут на берегах истины люди, не служащие ни хаосу, ни гармонии, но оба начала чтущие, и без труб громозвучных и стрел огненных узрят на водах великое смятение.
Корабли черные, смятением тем охваченные, станут искать убежища, но не обретут такового ни в теснинах горных, ни в просторах морей. Ибо во прах рассыплются горы, вскипят, бурля, океаны, пепел покроет все сущее, и хаос умрет…»
Книга Рибэ.
Песнь DL(последняя)
Подлинный текст