Посвящается моему дорогому отцу Айоделе,
еще недавно танцевавшему, но уже ушедшему к предкам.
Сюжетной основой для этой пьесы послужило действительное происшествие, случившееся в 1946 году на юго-западе Нигерии, в древнем йорубском городке Ойо, когда скрестившиеся жизненные пути Олори Элесина, его сына и регионального инспектора из колониальной администрации – Нигерия была тогда британской колонией – привели к трагическому исходу, описанному в пьесе. Я изменил некоторые подробности, последовательность событий и, разумеется, характеры персонажей, а действие пьесы – из чисто драматургических соображений – перенес на два или три года в прошлое, чтобы оно разворачивалось во время войны.
Документальный отчет об этом происшествии до сих пор хранится в архиве Британской колониальной администрации, а сами события уже породили превосходную пьесу на языке йоруба, созданную нигерийским писателем Дьюро Ладипо, и прескверный фильм, снятый одной из западногерманских телевизионных компаний.
Порочность многих произведений на африканскую тему заключается, как правило, в том, что их создатели бездумно пользуются пресловутым шаблоном «столкновения культур», который, даже если отвлечься от его заштампованно неверного понимания, всегда опирается на равноправность исконной и привнесенной культур, хотя сталкиваются они па африканской почве. (Ярчайший пример подобного непонимания продемонстрировал недавно автор рекламного сообщения о публикации моего романа «Сезон беззакония» в американском издательстве, широковещательно ляпнувший, что «это произведение повествует о противоборстве старых ценностей и новых тенденций, о столкновении западных воззрений и африканских традиций».) Именно такие нелепицы и побудили меня призвать потенциального постановщика моей пьесы выявить ее глубинную сущность – предсмертное пресуществление или надгробную драму, – а не только внешнюю, упрощенную и бросающуюся в глаза сюжетную схему.
Другая облегченная версия, от которой мне хотелось бы предостеречь постановщика, – это упор на то, что региональный инспектор оказывается жертвой безысходно жестокого выбора. Я намеренно избегал диалогов и сцен, способных подтолкнуть постановщика к подобному прочтению пьесы. Правильно срежиссированная постановка должна поведать зрителю о другом, ибо колониальный режим – лишь внешнее обрамление, сюжетный катализатор разыгравшейся драмы. Внутренний смысл случившегося открывается во взаимоотношениях человека, Элесина, с миром традиционного йорубского мышления, населенным живыми, мертвыми и еще не рожденными, который связуется в единое целое последним шагом живущего: развоплощением или мистериальным переходом. Пьеса «Смерть и конюший короля» может быть всеобъемлеюще осмыслена только с помощью реквиема, изливающегося из бездонной пучины перехода.
В. Ш.
Величатель.
Элесин, конюший короля.
Олунде, его старший сын.
Ийалоджа, «мать-хранительница» рынка.
Саймон Пилкингс, региональный инспектор.
Джейн Пилкингс, его жена.
Амуса, сержант полиции.
Джозеф, слуга Пилкингсов.
Невеста.
Его королевское высочество наследный принц.
Наместник губернатора.
Адъютант.
Барабанщики, женщины, девушки, участники бала.
Пьеса должна идти без антрактов. Что-нибудь вроде сценического поворотного круга – весьма удобное приспособление для быстрой смены декораций.