Смерть (июнь 2009)

***

Все выпили.

- А все-таки жаль, что он сдох, - подал голос Егор. - Что не дожил.

- До суда? - усмехнулся Валентин. - Боюсь, нам долго пришлось бы ждать. Он и так зажился… мразь, - добавил он с несвойственной его легкой натуре интонацией.

- А теперь что-нибудь изменится? - вздохнула Натали. - Вообще, извините меня, конечно, но я не разделяю вашей радости. В конце концов, не мы его убили.

- Пока он был жив, ничего не могло быть хорошего, - убежденно сказал Саша. - Михаил, может, водки?

Я молча потянулся за стопкой.

- Он уже не управлял. Семья - это другое, ну так она всем и рулит, - авторитетно заметил Влад. - И этот ничем не лучше. Такой же ельцинский выкормыш, они все из одного корыта жрали.

- Не в этом дело… - я замялся. - Просто… мне надоело его ненавидеть. Это, в конце концов, надоедает.

- Смотрите! Показывают! - Саша подскочил, показывая пальцем в телевизор, бубнящий под потолком.

- … Москвичи прощаются с первым президентом Российской Федерации… - бубукало с экрана, и камера плыла вдоль длиннейшей очереди: старушки, скорбные лица, красные гвоздики - и портреты, портреты, портреты, до боли и омерзения знакомое лицо с аккуратно уложенным пробором.

- Быдло, - поморщился Егор. - Другой народ на их месте…

- Другого народа у нас для вас нет, - сказал я.

- Будет, - уверенно сказал Егор.

- За сказанное, - поддержал его Влад.

Я выпил молча. Я ненавидел Бориса Николаевича Ельцина сильнее, чем они все вместе взятые, но я не мог ненавидеть этих старушек с гвоздиками.

- Sancta simplicitas, - пожал плечами Валентин.

- Нет, - сказал я, - простота святой не бывает. Хуже воровства бывает, а святой - нет… Не в этом дело. В общем, он подох, а мы живы. Это хоть какой-то шанс.

- Ну, тогда за успех наших безнадежных предприятий, - подытожил Влад.

- За успех, - сказал я, и, наконец, выпил.