Смерть, какую ты заслужил

9

– Крики? – спросил Тони. – Какие крики?

– Будто какого-то бедолагу пытают.

– Шутишь. Каждую ночь?

– Нет. Вчера ничего, – ответил Билли. – То есть я ничего не слышал, хотя прошлой ночью глаз не сомкнул, все ждал, когда начнут кричать.

– Господи Иисусе! Неудивительно, что у тебя больной вид.

Они сидели на берегу реки в Бедфорде. Тони приехал в полной служебной форме и на патрульной машине. Он не смог выклянчить отгул. Но, будучи преданным своему делу полицейским, все равно явился. Они сидели на лавочке, передавая друг другу косяк. Так странно было курить траву на людях за компанию с полицейским в форме. Но никто, кроме Билли, как будто ничего не замечал. Немногие прохожие усердно отводили глаза, словно боялись, что им сейчас устроят обыск с раздеванием.

– А тебя не бросятся искать? – спросил Билли.

– Кто? – удивился Тони.

– Начальство. Чеширская полиция.

– Разумеется, они попытаются со мной связаться и не получат ответа по рации. Тут ничего необычного. У чеширских гадов нет денег. У нас не Манчестер, где все спонсирует Малькольм Пономарь. Наши рации вконец устарели. Дальности у них всего на две сотни ярдов. И то только в солнечный день. Но в этом году мы не смогли себе позволить новые рации, потому что треть готового бюджета наш шеф спустил на установку новеньких туалетов в участке. Предположительно, чтобы его сотрудникам было где отсидеться, пока они плачут от скуки и пустоты их гребаных жизней.

Было за полдень воскресенья. Медленная река поблескивала на солнце. Оркестр Армии Спасения еще больше нагонял тоску гимном «Вперед, воинство Христово». Билли рассказал Тони, что однажды они с Никки заглянули в дом-музей автора музыки, священника Сабина Баринг-Гоулда.

Тони прищурился.

– И? – Вопрос прозвучал слегка враждебно.

– Ну, приятное местечко. Старый загородный особняк. Тот тип был не только приходским священником, но еще и писателем, написал уйму книг. Поэтому в его доме было чудесно... ну... тепло.

– Ты про центральное отопление?

– Нет! Про хорошую ауру.

– Что?

– Извини. Забыл, что ты невежда.

– Зачем ты рассказываешь про дом какого-то сельского священника, Билли? Или ты сам в таком живешь?

– Нет. Дом священника в Девоне. Я живу совсем в другом, в треклятом доме с привидениями в деревушке милях в семи отсюда. Так уж вышло, там тоже раньше жил священник.

– Ты живешь с чертовым священником?

– Нет. Я же сказал, священник там больше не живет.

Тони засмеялся.

– Что за деревушка?

– Не могу сказать.

– Пономарь действительно за тобой охотится?

– Конечно, охотится. Откуда еще у меня такой уродский нос, черт побери?

– Возможно, налетел на стену. Что, если ты нафантазировал всякую жуть, лишь бы казаться поинтереснее?

Билли даже не улыбнулся. После паузы Тони продолжил:

– А за мной он, случаем, не охотится, нет?

– Почему ты спрашиваешь?

– Так, пустое, но вчера вечером одна из дочек влетела к нам в спальню. Сама не своя была. Услышала, как кто-то дергает ручку задней двери.

Билли пожал плечами.

– Может, показалось.

– Хотелось бы надеяться, черт побери. Кому понравится, если всю его семью кокнут?

– Гангстеры обычно семьи не вырезают. Неписаный кодекс. Если они начнут убивать жен и детей, то поставят под удар своих собственных. Поэтому они так не поступают.

– Ах, верно. Какое облегчение! – Фыркнув, Тони выпусти дым через ноздри. – Значит, вероятно, только я сыграю в ящик.

Билли снова пожал плечами. Вытянув вдоль спинки скамейки руки, Тони запрокинул голову.

– Что стряслось, Билл? С чего это вы с толстым Мальком рассорились?

Билли рассказал обо всем случившемся за последние недели. Тони слушал и по ходу истории понемногу становился все серьезнее и молчаливее.

– Давай не нервничать, – сказал он наконец. – Уверен, в конечном итоге все образуется.

– И больше тебе нечего сказать?

–А что ты хочешь услышать? Не у одного тебя проблемы. Меня вышибли из долбаного наркоотдела.

– За что?

– Так, ничего личного. Там никому больше года работать не позволяют. Дескать, работа с наркотиками превращает полицейских в наркоманов. И вот, пожалуйста, я подсел на кокс, а украсть дозу негде. И как будто этого мало, приходится напяливать дурацкую форму.

– А фуражку ты носишь?

– Положено. Но я ее спрятал на дне гардероба.

– Значит, ничего не посоветуешь? Помедлив, Тони достал из кармана куртки баллончик со слезоточивым газом.

– Возьми-ка вот это.

– И что мне с ним делать?

– Используй как аэрозоль. Если прыснешь кому-нибудь в лицо, он на время ослепнет и не сможет в тебя выстрелить.

Неблагодарно пожав плечами, Билли затолкал баллончик в карман армейских штанов и застегнул клапан.

– Я спрашивал про совет. Объективное наставление от доброжелательного наблюдателя.

– Ах да, верно. – Тони предложил ему пятку косяка. Билли покачал головой. – Мой совет – ты по уши в дерьме.

– И это тоже не совет. А констатация гребаного факта.

– Мой тебе совет: держись Злыдня. Сдается, он может сделать для тебя гораздо больше, чем я.

– Что? – пораженно переспросил Билли. – Его же послали меня убить.

– Ну да. Но он же тебя пощадил, так? С твоих слов выходит, нормальный парень. Для убийцы. Как у тебя с деньгами?

– Еще на пару месяцев хватит.

– Ничего одолжить не могу.

– А кое-что для меня сделаешь? – спросил Билли.

– Смотря что.

Билли дал Тони клочок бумаги с нацарапанным на нем адресом.

– Ты не съездишь к Никки? Скажи ей, что я ее люблю. Скажи, что свяжусь с ней, как только смогу.

– Ты же решил лечь на дно.

– Просто передай это, хорошо? Она там одна-одинешенька. Не хочу, чтобы она думала, будто мне наплевать.

Тони вздохнул.

– Ладно. Но странная у тебя манера ложиться на дно, Билл. Сначала звонишь мне. Потом просишь, чтобы я поехал к Никки. Почему бы тебе не поместить объявление в вечерней «Манчестер ньюс» и покончить со всем?

Билли вздохнул.

– Не смотри на меня так, – сказал Тони.

– Как?

– Как будто я гигантская собачья какашка.

– Стараюсь.

По дороге домой Билли разбил «Харлей». Не по своей вине. Какой-то фермер выехал на тракторе ему наперерез, и байк врезался в бок трактора и загорелся. Билли успел соскочить до столкновения и оказался в канаве, весь в синяках и грязи, но в остальном невредимый. Фермер, моложавый краснолицый мужик с косым пробором и без зубов, помог ему выбраться.

– Извините, что так вышло.

– Слепая курица, – сказал Билли, глядя на горящий байк.

– Ну зачем так, – отозвался фермер. – Учитывая, как вы, битники, гоняете, странно, что на дороге так мало аварий.

– Битники? – переспросил Билли, решив, что ослышался. – Ты сказал «битники»?

– Ну да. В печенках у всех сидите. И когда приедет полиция, уж я позабочусь, чтобы они знали, это твоя вина.

– Нет, вина твоего дедушки, – бросил, уходя, Билли. – Если бы он не трахал твою мамочку, ты бы не родился.

Билли пошел по дороге. К тому времени, когда фермер сообразил, что к чему, до него уже было не дотянуться.

– Я до тебя доберусь, мать твою! – взревел фермер.

– До или после того, как поимеешь сестру? – крикнул Билли.

Фермер завел трактор и рванул за ним. Билли пришлось спрятаться за изгородью, пока трактор не проехал мимо. А после всю трехмильную прогулку до «Лип» он размышлял, как бы потактичнее сказать Злыдню, что прикончил его байк.

В «Липах» Билли поставил чайник, собираясь выпить чашку чая. Пока вода закипала, кто-то постучал во входную дверь. Билли не намеревался открывать, но не слишком нервничал. Это может быть газовщик, почтальон, коммивояжер или кто-нибудь с билетами вещевой лотереи. Нет причин предполагать худшее.

Залив водой пакетик «эрл грея» (Злыдень был слишком крутым, чтобы держать «леди грей»), он положил на блюдце два крекера. И вдруг от окна на стол легла тень. Подняв глаза, Билли с удивлением увидел маячащее за стеклом лицо. Лицо принадлежало улыбчивому полицейскому. Ему было под пятьдесят, с виду безобидный и в очках, с редкими седыми волосами. Голова никак не подходила к черной грозной форме, обтянувшей упитанное туловище, – словно бы мистер Пиквик пошел работать в гестапо. Констебль ткнул пальцем сперва себе в грудь, потом показал на Билли, давая понять, что хочет перемолвиться словом.

Проклиная все на свете, Билли снял засов, полагая, что полицейский явился из-за аварии. Констебль протянул руку, сухую настолько, что казалась заскорузлой. Билли ее пожал, все еще не зная, как вести себя дальше.

– Констебль Эндрюс, —улыбнулся полицейский. – Мой участок Дадлоэ, Пилтон и Эмхерст. А вы, верно, Монти? Друг Роджера?

Билли угрюмо кивнул.

– Зовите меня Энди. Мне все говорят «Энди-бренди». – Констебль, самоуничижаясь, хмыкнул. – Наверное, это лучше, чем быть «Энди-шленди».

– Или «Энди-блянди», – ухмыльнулся Билли.

– И вообще, – сказал с льстивой улыбкой Энди.

– Вообще что?

– Можно мне на минутку войти? Ничего серьезного, просто поболтать.

Билли нелюбезно распахнул дверь и впустил констебля, теперь уже совершенно убежденный, что фермер на него настучал. С чрезмерной радостью приняв предложенные Билли крекеры и чай, Энди опустил большой, обтянутый лоснящимися штанами зад на диван в гостиной. Билли сел у окна, подальше от гостя.

После нескольких обязательных пустяков Энди перешел к делу:

– Ну, вопрос довольно деликатный, Монти, и мне неприятно его затрагивать. Очень неприятно... О причинах я расскажу потом... Но, коротко говоря, к нам поступила жалоба.

Верный полицейской традиции, Энди сделал паузу, чтобы дать Билли возможность признаться.

– Жалоба?

Энди, улыбаясь, кивнул.

– Приходской священник – ни больше ни меньше – подал жалобу. Он утверждает, повторяю, только утверждает, будто слышал, как вы среди ночи кричали грубые слова.

Билли постарался скрыть всепоглощающее облегчение.

– Грубые слова?

– Вот именно. Ваш сосед, достопочтенный Фиппс, прошу прощения, каноник Фиппс говорит, что слышал, как вы выкрикивали непристойности. Он утверждает, что будто бы слышал, как вы поминали всуе имя Господа.

Билли все еще сражался с эмоциями.

– Я ни за что не стал бы кощунствовать. Ни при каких обстоятельствах. Спаситель наш Иисус Христос самое важное лицо в моей жизни.

На физиономии Энди отразилось приятное удивление.

– Правда? Так вы набожный человек, церковь посещаете?

– В настоящее время нет. Но не проходит и дня, чтобы я не думал, как Иисус умер на кресте. Потому что, давайте будем откровенны, Энди, он ведь умер, чтобы нас всех спасти. Фантастический парень, честное слово.

Констебль совершенно размяк.

– Да, он нес крест. Свой собственный крест. Подумать только.

– Вот и я о том, – распалился Билли. – Весил, наверное, не меньше тонны, а?

На лицо Энди села муха. Он ее смахнул.

– Ну что же. Тогда я должен извиниться. Священник, по всей видимости, ошибся. Я так ему и скажу, помяните мое слово.

Шаркая к двери, Энди, насколько возможно тактично, старался объяснить, что священник хорошо известен своей ненавистью ко всему роду человеческому. Его безразличие к больным и нуждающимся давно стало притчей во языцех. Он отказывался венчать тех, кто не посещал его церковь, и даже критиковал прихожан за то, что кладут слишком много цветов на могилы родных, считая, что от этого церковный двор выглядит неопрятным. На самом деле каноника Фиппса не любит никто за исключением его жены и епископа Сен-Олбанского.

У двери Энди заверил Билли, что если он захочет хорошо провести воскресенье, то пусть заглянет в молитвенный дом самого констебля, баптистскую церковь в Бедфорде.

Когда Энди шел к машине, Билли крикнул ему:

– Да пребудет с вами Господь.

Тони был невысокого мнения о себе: он слишком хорошо знал людей. Но он не был совершенно черствым и, когда поздно вечером приехал домой, никак не мог отделаться от мыслей о неприятностях Билли. Вид у Билли был измученный. Жизнь ему не в радость, и не без причины.

Бестактно было бы пересказывать Билли эту историю, но два года назад Тони вызвали на место несчастного случая. Под поезд на линии Бакстон попал мужчина, колеса прошли прямо по нему, ему оторвало руку. Но перед смертью бедолага рассказал Тони, что под поезд его сбросили с моста люди Малькольма Пономаря.

Если бы Тони мог помочь Билли, не навлекая опасности на себя самого, обязательно бы это сделал. Без вопросов. Но он подозревал, что Билли уже не поможешь. Малькольм Пономарь его убьет, и делу конец. Грустно, конечно, но и мир-то у нас грустный. И ни черта тут Тони поделать не в силах.

Свет одинокой лампочки в коридоре подсказал Тони, что его жена уже легла. Хорошие новости. Предвкушая часок отдохновенного кайфа перед сном, он достал полиэтиленовый пакетик с остатками кокса из бардачка своего «воксхолл кавальер». Потом запер машину и неторопливо двинулся по подъездной дорожке к крыльцу.

Но не успел он дойти до двери, как кто-то окликнул его по имени.

– Тони?

Голос был мужской, тон беспечный и дружеский. На дорожку перед ним выступил мужчина среднего роста, но лицо осталось в тени. Не успел Тони подумать и среагировать, как щекой ощутил холодный метал. Услышал резкий щелчок, и щеку ему обожгло огнем. Все его тело отчаянно тряхнуло, от чего он, дрожа и перхая, рухнул наземь. Когда он сообразил, что его обработали шокером, в голове у Тони мелькнула странная мысль. Ему подумалось, что смерть на электрическом стуле не так уж плоха, аппендицит гораздо страшнее. Он едва осознал, что над ним стоят двое мужчин, едва услышал слабый смех. А потом отключился.

Тони на пробу открыл глаза, и яркий свет прожег его череп насквозь. Что-то врезалось в запястье. Привкус во рту – как запах от парковых аттракционов.

Кожу еще саднило там, куда пришелся разряд тока. Он услышал какой-то звон у головы, и давление в запястьях усилилось. Разлепив наконец глаза, он увидел, что распластан лицом вниз на земляном полу. Запястья и колени у него были привязаны к стальным альпинистским крюкам кусками тонкого шнура. Звон над ухом оказался звуком последнего вбиваемого крюка.

Он в каком-то деревянном сарае, пол замусорен окурками. У одной стены сложены горкой мешки с цементом. Орудовавший молотком встал на колени и придвинул к Тони лицо. У него были широко поставленные глаза навыкате, которые смотрели не мигая. Еще Тони увидел белую льняную рубашку и черный шелковый галстук, завязанный аккуратным виндзорским узлом.

– Привет, Тони. Наверное, спрашиваешь себя, что тут происходит?

Тони был слишком ошеломлен и растерян, чтобы говорить. Ягодицы холодил сквозняк. Сознание того, что штаны у него спущены до колен, обернулось шоком. Что тут происходит?

Немигающий продолжал:

– У меня та еще репутация в Манчестере и его окрестностях. Меня называют Куколка, и не за сердечный характер.

Кто-то одобрительно хохотнул. Значит, в сарае есть по меньше мере еще один человек.

– Может, ты обо мне слышал? – настаивал Куколка.

– Нет, – ответил Тони.

Разинув рот, Куколка заорал Тони в лицо. Прозвучало как рев сбрендившего орангутана. Зажмурившись, Тони сжался в ожидании удара. Довольный произведенным впечатлением, Куколка тут же расслабился.

– Как насчет того, чтобы рассказать, что тут происходит? – спросил Тони.

– Что тут происходит, Тони? А вот что. Во всем виноват звонок от мелкого засранца, которому полагается быть трупом.

– Не знаю, о чем ты, черт побери.

– О Билли. Я слышал, как ты произнес его имя. Не хочешь же ты сказать, что у тебя есть еще какой-то знакомый по имени Билли.

– Ага. Ты про Билла Идена. – Во рту у Тони совершенно пересохло. – Детектив-констебль Иден. Он хотел взять посмотреть кассету с порнушкой.

– Да? А я думал, тебе звонил Билли Дай.

– Билли Дай? Нет. Разве он не в тюрьме? Сто лет про него ничего не слышал.

– М-да, теперь ты меня разочаровал, – протянул Куколка. – Я-то надеялся, что обойдемся без грубостей, Тони.

Куколка кивнул кому-то вне пределов видимости Тони. Тогда в поле зрения последнего появился смеявшийся. Ему было около сорока – огромный такой глуповатого вида увалень, с толстыми руками и плечами, выпиравшими из грязной футболки. Волос у него не было. Розовый скальп поблескивал. Он опирался на что-то стальное и громоздкое, настолько увесистое, что на обильно татуированных руках рельефно обозначились мышцы.

Еще оглушенному разрядом шокера, Тони понадобилось несколько минут, чтобы распознать в предмете пневматический отбойный молоток.

– Это Конрад, – представил увальня Куколка. – Он с восемнадцати вскрывает асфальт на дорогах. Если не будешь говорить по-хорошему, он тебе задницу рассверлит. Верно?

– Сто пудов, – кивнул Конрад.

Тони поплохело от страха. Без промедления он рассказал Куколке все, что знал про Билли и Злыдня. Вот только неправильно запомнил имя последнего, называя его Злодеем. Умолчал он только про новый адрес Билли, просто потому что его не знал.

– Клянусь, Богом клянусь, – скулил Тони. – Он отказывался говорить, где теперь живет.

– Правда? – с издевкой переспросил Куколка. – Я думал, он твой друг.

– Никогда! Этот тип полная задница! – вскинулся Тони. – Билли Дай никогда не был моим другом, он просто занудный дрочок, который покупал у меня наркоту!

– А зачем он хотел с тобой увидеться?

– Да просто помешался. Никки беременна.

– Кто?

– Никки. Его бывшая. Она от него свалила. Он хочет ее вернуть.

– Да? Ребенок его?

– А мне откуда знать? Едва ли.

– Они из-за этого разбежались?

– Нет. Она еще до Рождества его бросила. Считает, что он скучный. Я ее не виню. С ним и впрямь скука смертная. Никогда мне не нравился.

– Это ты так говоришь.

– Нет, правда! Терпеть не могу этого гада! Будь у меня гребаная пушка, сам бы его пристрелил.

– Тогда расскажи, где он прячется.

– В доме священника в бедфордширской деревушке. Больше я ничего не знаю. Жизнью детей клянусь!

Куколка кивнул Конраду, который перенес молоток поближе к Тони и приложил холодное промышленное сверло к беззащитному сфинктеру.

– Господи помилуй, я правду говорю! Честное слово!

Куколка Тони поверил, но не собирался портить себе удовольствие.

– Будет немного больно, – рассмеялся он, отступая на пару шагов, чтобы кровь не попала на одежду.

Сверление продолжилось несколько минут и резко оборвалось, когда сверло наткнулось на кость. Молоток смолк, Тони еще кричал.

Куколка наклонился осмотреть ущерб, и они с братом похмыкали.

– Ну надо же, – заметил, качнув головой, Куколка. Присев, он заглянул в залитое потом, синее, как слива, лицо Тони.

– Дай мне адрес, Тони.

– Не знаю никакого адреса, – прорыдала жертва. Куколка глянул на Конрада, брат пожал плечами.

Возможно, полицейский все-таки говорит правду. Со вздохом смирения Куколка взял с верстака мясницкий нож. Потом вернулся к Тони, схватив за волосы, запрокинул голову и одним движением перерезал горло.

– Черт! Черт?! – Конрад был потрясен. Глаза Куколки холодно блеснули.

– Что?

– Что ты наделал?!

Куколка ощерился, лицо и руки у него были забрызганы артериальной кровью.

– Сдаюсь, не буду гадать. Так что же я сделал?

– Ты его пришил. Ты пришил сраного полицейского!

– Точно подмечено.

– Черт! – Отшвырнув отбойный молоток, Конрад начал вышагивать взад-вперед, потирая щетину на подбородке. – Черт!

– Чего это ты так расчувствовался? – поинтересовался Куколка, раздраженный приступом совестливости у здоровяка. – Он бы кровью истек от того, что ты – не я, а ты – с ним сделал. А я просто избавил от ненужных страданий.

Как расстроенный ребенок, Конрад сдавил себе сильными ладонями лицо. Куколка посмотрел на него с грустью. Конрад приходился ему старшим братом. Он был слабоумным, чуточку эмоциональным. Большую часть своей жизни он провел в тюрьме или без работы. Куколка всегда о нем заботился.

– Я не знал, что ты хочешь его пришить, – медленно и раздельно произнес Конрад, стараясь донести, что его тревожит.

Взяв Конрада за подбородок, Куколка заставил его встретиться с собой взглядом.

– Проснись, большой брат. Вот чем я теперь занимаюсь. Я кончаю людей. Нет, на самом деле нет. Я же работаю на «Пономарчиков», верно? Я людей не мучаю, я их кокаю. Я долго этого ждал. Разве ты не понимаешь? Этот гад Злыдень – покойник. Его больше нет. А я иду наверх, Кон. Это я стану любимчиком Малькольма Пономаря. Мы с тобой, братишка. Мы короли жизни.

Сжигая одежду Тони, Куколка нашел в его кармане адрес Никки. Потом отправился домой и проспал три часа, а после легкого завтрака поехал в жилой микрорайон Конглтона, Чешир. Когда местные жители тащили свои задницы на работу, а детей в школу, Куколка нажал кнопку звонка симпатичного, отдельно стоящего дома в надежде встретить и допросить бывшую курочку Билли Дайя.

Ни ответа, ни признаков жизни. Куколка отошел на лужайку, чтобы оттуда рассмотреть окна. Шторы в спальне были задернуты. К задней части дома вела дорожка с калиткой. Подергав ее, Куколка обнаружил, что она заперта. Почувствовав, что кто-то за ним наблюдает, он обернулся и увидел мужика, вшивающегося возле коричневого, как дерьмо, «вольво».

Мужик был приблизительно одних с Куколкой лет, довольно высокий и с темными сальными волосами, расчесанными на косой пробор. Костюм у него был тоже дерьмово-коричневый, как «вольво». Выглядел он как менеджер банка. Не испугавшись взгляда Куколки, он подождал еще секунду, потом, позвякивая ключами, пошел через лужайку к незнакомцу.

– Могу я вам чем-нибудь помочь?

В вопросе прозвучала отточенная смесь вежливости и враждебности. Говоривший вел себя как крутой – невзирая на пивной животик и обмякшие плечи. Куколка передумал: нет, это не банковский менеджер, а налоговый инспектор. Да. Однозначно налоговый инспектор.

– Не знаю, – ответил ему в тон Куколка. – А вы можете?

В ответном взгляде никакой готовности не проявилось.

– Я друг Никки, – объяснил Куколка. – Вы не знаете, она дома?

Инспектор чуть расслабился, но особой радости не выказал. «Теперь он размышляет, а не отец ли я ожидаемого ублюдка», – подумал Куколка.

– Все уехали.

Куколка с деланым разочарованием вздохнул.

– Жаль. Мне очень надо ее повидать.

Мужик кивнул, больше заинтересованный в том, чтобы прогнать Куколку с собственности соседей, чем выслушивать рассказ о его личных проблемах.

– У вас часы правильно идут? – спросил Куколка. Инспектор не ответил, не желая тратить слов на

кого-то, кого уже невзлюбил. Куколка намек понял и небрежно зашагал к своему «рэндж роверу». Открывая дверцу, он попытался в последний раз:

– Не знаете, когда она вернется?

Инспектор вернулся к своему дерьмовому «вольво». Наградив Куколку еще одним пронзительным взглядом, он отрывисто дернул головой.

– Спасибо за помощь, – сказал Куколка.

И, садясь за руль, улыбнулся инспектору в лицо. Это была издевательская улыбка, в которой светилась неприкрытая угроза.

Инспектор так и остался стоять на дороге. Что он делает, читалось у него по лицу: он запоминал внешность Куколки и номер его машины. Сознательный гражданин. Сволочь. Но Куколка выдавил улыбку, заставляя себя успокоиться, хотя мог бы порвать гражданина на части, даже будь у него одна рука привязана за спиной.

Разворачиваясь, Куколка сдал задом на чью-то подъездную дорожку, повернул и уехал. В зеркальце ему был виден инспектор. Гад все еще стоял у своей машины и глядел ему вслед. Однажды темной ночью, подумал Куколка, ты выйдешь из дома и получишь ножом между лопаток. Вся сцена встала у него перед глазами.

Инспектор будет извиваться на земле и скулить. «Помнишь меня? – скажет Куколка, стоя с занесенным ножом над умирающим. – Я тот, на кого ты пожалел времени».

– Одноклассники? – не веря своим ушам, переспросил Пономарь. – Ты хочешь сказать, двое моих людей мертвы, а Дай жив потому, что они со Злыднем лепили кулички в песочнице?

– Похоже на то, – безразлично ответил Куколка.

– Напоминает Харди, – заметил Шеф и тут же пожалел, что подал голос.

– Кто такой, мать его, Харди? – вскинулся Пономарь.

– Ну, один тип, знаешь ли, много трепал о совпадениях, – пробормотал Шеф.

– Мы говорим про Харди из «Лорел и Харди», а? Шеф поерзал на стуле.

– Нет, про Томаса Харди, писателя. Я проходил его в средней школе.

– По какому предмету? – ощетинился Пономарь.

– По литературе, конечно.

– И как, сдал экзамен?

– Был бы я здесь, если сдал бы?

– Заткни пасть. Если бы ты сдал, образование у тебя все равно было бы такое же, как и у нас с ним. – Пономарь кивнул на Куколку. – Хреновое. Так что не делай вид, будто ты лучше нас. Усек?

Шеф не ответил.

– Долбаные «Лорел и Харди»! – продолжал глумиться Пономарь. – Мы тут о серьезных вещах говорим!

Куколка улыбнулся, зная, что силу тут выставляют напоказ ради него. Шеф щелчком смахнул крошечную пушинку с отутюженных брюк, по всей видимости, нисколько не тронутый грубостью Пономаря.

Было утро после убийства Тони. Пономарь, Шеф и Куколка съехались на чрезвычайное совещание в «Диву». Как и ресторан Пономаря, клуб изначально был попыткой перейти в легальный бизнес. В первый же вечер двух чужаков, пойманных за продажей наркотиков, изувечили на танцполе в назидание другим. Во второй посетители могли заказывать в баре наркотики по выбору. В этом смысле «Дива» ничем не отличалась от прочих закрытых клубов Лондона.

Сегодня Куколка впервые встретился с Малькольмом Пономарем лично. Исполнившись тихой радости и сознания победы, он сидел в тесном офисе и рассказывал все, что узнал. Был ясный летний день. Все трое потели на жаре. Когда Куколка закончил, Пономарь с Шефом погрузились в задумчивое молчание.

– А исусик? С ним разобрались? – спросил через некоторое время Пономарь.

– Извините? – удивился, не поняв, Куколка.

– Исусик, – объяснил Шеф. – Другое название полицейского.

Для наглядности Пономарь развел руки, изображая спасителя на Христе.

– Они всегда вот так руками разводят.

– Пришлось убить, – авторитетно ответил Куколка. – Он предупредил бы Дайя.

– Верно. – Пономарь удовлетворенно кивнул. – На твоем месте я поступил бы так же. Но в следующий раз сначала спроси. Запомни. Никто без моего слова не умирает.

– Извините... я не...

– Не важно. – Пономарь так яростно затряс головой, что заходили ходуном брыли. – Просто не заводи себе такой привычки. Нельзя позволить, чтобы пропадало слишком много копов. Даже полиция, какие бы идиоты там не служили, не может этого не заметить.

Куколка видел, что произвел впечатление на Пономаря. После стольких лет рутинного резания физиономий наконец пришло его время воссиять. Пономарь, как всегда, заполнял своими миазмами комнату. Без единого слова он толкнул через стол чек. Бросив на него взгляд, Куколка усмехнулся.

– Двадцать косых?

Пономарь закурил тонкую сигариллу.

– Я слышал, ты не слишком доволен гонораром. Шеф согласно закивал, словно с самого начала намеревался хорошо заплатить Куколке.

Аккуратно сложив чек, Куколка убрал его в бумажник.

– Да, пока не забыл. Я знаю, где живет бывшая телка Билли Дайя. Хотите, с ней поговорю?

Пономарь покачал головой.

– Не-а. Он ведь не у нее прячется, так? Забудь.

Вид у Куколки стал разочарованный.

– Чем больше людей подключаешь, тем грязнее становится, – поделился мудростью Шеф. – Давай попроще. Мы хотим, чтобы ты взялся за Билли Дайя. Ведь так, Малькольм?

– Определенно, мать вашу, – согласился Пономарь.

– Но сначала, – продолжал Шеф, – нам бы хотелось, чтобы ты убрал Злыдня.

Куколка присвистнул.

– Сколько за него дадите? Насколько он вам важен?

– Насколько? – переспросил Пономарь. – Подожди и увидишь.

– Я мог бы убить первого встречного. Откуда вы узнаете, что это Злыдень?

Пономарь неприятно улыбнулся.

– Мы исходим из того, что ты не захочешь злить Малькольма Пономаря. Мы исходим из того, что ты не захочешь провести остаток своей гребаной жизни, оглядываясь через плечо. Потому что, поверь мне, дружок, я не прощаю. И я не забываю, мать твою.

Куколка улыбнулся.

– Чего ты лыбишься, черт побери? – поинтересовался Пономарь и повернулся к Шефу: – Этот засранец все время лыбится.

– Я счастлив, – просто ответил Куколка.

– Черт бы меня побрал, – фыркнул Пономарь, будто далее мимолетное счастье было самым нелепым состоянием, какое только можно себе представить.

Вскоре они все разулыбались. Пономарь откинулся на спинку кресла, удивляясь сидящему перед ним человеку, который нашел свое счастье. И со смехом покачал головой.

– Счастлив, мать его. Такое, черт побери, не часто услышишь.

Потом его настроение резко изменилось.

– Ладно, довольно этого дерьма. Шеф придумал кое-какой план.

Пососав сигариллу, Пономарь поднес ее к лицу, чтобы посмотреть, как она тлеет.

– Есть один малый, который мне не по душе. Продюсер из «Гранады». Большой, толстый мужик с серебряными волосами.

Улыбаясь кукольной улыбкой, Куколка кивнул.

– Его зовут Декер Тиди, – продолжал Шеф. – Он у нас в долгу. Если я скажу ему пустить тебя на ночь к себе, он пустит, тут проблем не возникнет.

– Не понял, – отозвался Куколка.

Не отводя глаз от Куколки, Пономарь наклонил голову к Шефу.

– Шеф позвонит Злыдню, велит ему кокнуть Тиди, укажет конкретные время и место. А вот тебе и соль: когда Злыдень явится на дело, его будешь ждать ты.

– Мило, – согласился Куколка. – И насколько важная шишка этот засранец с телевидения?

– Никакая он не шишка.

– А если он окажется на линии огня?

– Скатертью дорога, – рассмеялся Пономарь.

– На самом деле, – вмешался Шеф, – мы не могли не подумать, что тебе лучше подождать, пока Злыдень не кокнет Тиди, и лишь потом вступить в игру.

– Ага. – Куколка понимающе кивнул. – Мне нравится.

Пономарь выдул колечко дыма.

– На наш взгляд, Злыдня мучает совесть. Он будет начеку, будет ждать подвоха. Но если Тиди он убьет без проблем, то решит, что все чисто. Расслабится и все такое. А тогда ты по нему вдаришь. – Сложив пальцы пистолетиком, Пономарь прицелился в Куколку. – Бах! Одну в спину. Бах! Одну в голову, черт побери? Как по-твоему, плохо?

Куколка признал, что неплохо, и откашлялся прежде, чем сказать:

– У меня есть один друг... э-э... тип, который мне помогает. Надежный. Подсобил мне изловить э-э... исусика. Я подумал, может, его и в этом деле использовать?

Пономарь поднял руки, показывая, что детали его не касаются.

– И знать не хочу. Это твое дело. Мне подавай результаты, и плевать, пусть ты наймешь даже семь сраных гномов. Скажу только, если твой дружок облажается, пришью вас обоих.

Куколка кивнул.

– Э-э... да... И еще кое-что. Извините, если покажусь наглым, а? Но вы не могли бы продать мне пушку?

Пономарь поглядел на него озадаченно.

– Я думал, мы тебе уже дали одну. – Он прищурился на Шефа. – Что стало с той русской?

– Он отдал ее мне, – прервал Куколка. – Я говорил про пушку для моего приятеля. Для парня, который мне помогает.

– То есть для брата, – со знающей ухмылочкой отозвался Пономарь.

Куколка разыграл изумление.

– Как вы узнали?

– Потому что он Малькольм Пономарь, – объявил Шеф.

Пономарь кивнул.

– Пушку? Да у нас уйма гребаных пушек, верно? Разберись.

Шеф умудренно кивнул.

Куколка встал уходить. Взяв его руку, Пономарь сжал ее в обеих своих.

– Но послушай кое-что. Теперь я говорю начистоту. Эта сволочь Злыдень мне насолил. Задел мою гордость, повредил бизнесу. – К изумлению Куколки, на глаза Пономаря навернулись слезы. – Он и Дай... Я хочу, чтобы они оба страдали. Хочу их головы на тарелочке, черт побери. И яйца тоже. Усек? Когда закончишь работу, позвони. И помни, – Пономарь без страха уставился в холодные глаза рептилии, – то, что ты делаешь для меня, ты делаешь для Манчестера.