Смерть на винограднике

Глава 7 Лимонный кекс

Камиль Иакелья хотя и не всхлипывал, но выглядел таким же подавленным, как Гюстав Лапьер. Веки у главы отделения банка припухли, глаза то и дело наливались слезами, и он, садясь напротив Верлака, первым делом придвинул поближе к себе коробку с бумажными платками мадам Лиотта.

– Мне очень жаль, что вы познакомились со мной и моим маленьким, но чрезвычайно эффективным штатом подчиненных при таких плачевных обстоятельствах, – негромко произнес он.

– Мне тоже, – сказал Верлак. – Мадемуазель Монмори, по-видимому, – тихая и скромная молодая женщина.

Иакелья кивнул:

– Именно. Во время своего первого собеседования здесь со мной она говорила так тихо, что пришлось попросить ее говорить погромче. Но я сразу понял, что она умница.

– Вам известно что-нибудь о ее личной жизни? – спросил Верлак.

– Не больше, чем смог рассказать вам Гюстав. Я знаю, что ее родители и остальные близкие родственники живут в Эксе. Мне следовало узнать о ней больше, и эта мысль гложет меня, понимаете? Особенно теперь.

– Понимаю, – согласился Верлак. – В последнее время она не казалась чем-то обеспокоенной? Не такой, как обычно?

Иакелья с удивленным видом покачал головой:

– Нет… нет. Я, конечно, не настолько наблюдателен и сожалею об этом, но она казалась прежней тихой Сюзанной. Увы, мне, как руководителю, чаще приходится иметь дело с подчиненными, у которых возникают проблемы или которые открыто выражают недовольство. А молчаливые и старательные просто терпят, ведь так?

Полик и Верлак улыбнулись.

– А в тот день, когда она ушла пораньше? – уточнил Верлак. – Все было как всегда?

– Да, она вела себя как обычно, – подтвердил Иакелья. – В течение рабочего дня все мы слышали, как она постепенно хрипнет и теряет голос. Мадам Лиотта заподозрила у нее синусит, всполошилась и отослала домой около четырех.

Верлак задумался: если Сюзанна лишилась голоса, значит, вряд ли могла позвать на помощь. Группа полицейских сегодня занималась опросом жильцов трехэтажного жилого дома, где находилась и квартира мадемуазель Монмори. Может, кто-то из соседей, ни о чем не подозревая, впустил человека, который напал на нее?

– В какое время покинули банк все остальные? – продолжал расспросы Верлак.

– Мы прекращаем прием клиентов в шесть вечера и обычно успеваем навести здесь порядок – я имею в виду финансовые дела, а не поддержание чистоты – к половине седьмого. Я ушел в шесть тридцать, вместе с Гюставом. Остальные – раньше, чем мы, между шестью и половиной седьмого.

– Благодарю, – отозвался Верлак. – На этом все.

– Не могли бы вы держать нас в курсе? – спросил Иакелья, и его глаза снова увлажнились. – Мадам Лиотта сегодня утром звонила в больницу, но с нами даже говорить не захотели.

– Так распорядилась полиция, – объяснил Верлак. – Конечно, мы будем держать вас в курсе расследования. До свидания. Попросите, пожалуйста, мадам Лиотта зайти сюда.

Иакелья тихо вышел из кабинета, Полик повернулся к судье:

– Видимо, преступник знал часы работы Сюзанны. Но никак не мог знать, что в тот день она вернется домой раньше обычного, если только не работал здесь же, вместе с ней. Значит, можно сделать вывод, что нападение произошло ближе к половине восьмого.

– И я так думаю, – кивнул Верлак. – Если она каждый день уходила из банка между шестью и половиной седьмого и тратила на дорогу пешком десять минут, он, возможно, поджидал ее. Но ведь это рискованно – нападать вот так, средь бела дня, разве нет? Почему он не дождался вечера, когда никто не увидел бы, как он входит в здание?

– Женат? – предположил Полик. – Или работает в ночную смену?

– Или просто не боялся, что его увидят, – подхватил Верлак. – Потому что выглядел респектабельно. Не внушал беспокойства. Был в костюме и при галстуке.

– Банкир?

– Или представитель любой другой интеллигентной профессии. Привлекательный с виду. Симпатичным людям проще живется в этом мире. Им чаще доверяют.

Полик кивнул. Лысую голову комиссара пересекал шрам, нос был курносым, одна ушная раковина пострадала в свалках во время игры в регби и деформировалась. Он посмотрел на Верлака, который хотя и не блистал классической красотой, но среди женщин считался видным мужчиной.

В дверь постучали, мадам Лиотта внесла поднос.

– Стучаться в собственный кабинет – забавно! – заметила она, ставя поднос на стол. На нем разместились три чашки кофе, сахарница с тремя ложечками и три ломтика кекса. – Я испекла этот лимонный кекс вчера вечером, после того как Камиль позвонил мне и сообщил, что на Сюзанну напали. Мне требовалось хоть чем-нибудь себя занять. – Улыбаясь, она подала мужчинам кофе и кекс, не спрашивая, хотят ли они попробовать. Потом уселась и замерла с серьезным лицом: ее задача хлопотливой матери семейства была выполнена. – О личной жизни Сюзанны я знаю немногое, – не дожидаясь приглашения, начала она. – Но мне известно, что года два назад она встречалась с молодым человеком из Экса. Насколько я понимаю, все было серьезно, по крайней мере для Сюзанны, пока он вдруг не уехал.

– Уехал? – переспросил Верлак.

– Да, переселился в Монреаль. Совершенно неожиданно. Об этом Сюзанна рассказала мне однажды утром, когда я принесла ей кофе и заметила, что она расстроена. По глазам было видно, что она плакала.

– Просто взять и переехать в Монреаль невозможно, – возразил Верлак. – Процесс занимает несколько месяцев, если не целый год, приходится собирать массу бумаг, чтобы эмигрировать.

Мадам Лиотта кивнула:

– Вот именно. А он собирался тихой сапой, даже не соизволив известить Сюзанну. Бедняжка считала, что он ее использовал. – Она подалась вперед и добавила шепотом: – В корыстных интересах.

– Что вы имеете в виду? – уточнил Верлак. – Секс?

– О нет! – воскликнула мадам Лиотта. – Сюзанна говорила, что, по ее мнению, он ухаживал за ней, чтобы произвести впечатление на своих родных. Когда она расплакалась у меня на груди, то все твердила, будто бы он встречался с ней только ради того, чтобы появиться на двух свадьбах своих родных этим летом вместе с очаровательной спутницей.

– Они расстались по-хорошему?

– Нет, – покачала головой мадам Лиотта. – Они рассорились, по словам Сюзанны. А еще она под строжайшим секретом призналась мне, что у него не все ладилось… м-м, в постели…

Верлак бросил взгляд на Полика, который строчил в своем блокноте. Мадам Лиотта выпрямилась, откусила кекс и высоко подняла брови, наслаждаясь вкусом.

– А как зовут этого человека, вы не помните? – спросил Верлак.

– Его имя – Эдмон. Довольно редкое, старомодное и какое-то буржуазное. Может быть, его фамилию знают родные Сюзанны? Еще я слышала, что он работал в отделе логистики марсельского аэропорта. Сюзанна упоминала, что канадцы нанимают французов с опытом подобной работы.

– Благодарю вас, мадам. Вы можете сообщить нам еще что-нибудь о жизни Сюзанны за пределами банка?

Мадам Лиотта отставила тарелку и вытерла руки салфеткой.

– Нет. Сюзанна – тихая и молчаливая девушка. Я очень удивилась, когда в то утро она так подробно рассказала мне про Эдмона. Но с тех пор подобные разговоры не повторялись.

– У нее постоянный режим работы? – спросил Верлак.

– Да, если не считать вчерашнего дня, когда она ушла пораньше, и одного случая на прошлой неделе, когда она отпрашивалась к врачу. Мне она сказала, что это обычный периодический осмотр. Уточнять я не стала.

– Вы знаете фамилию ее врача? – спросил Верлак.

– Не могу припомнить, но вам наверняка скажет Патрисия, наш кредитный инспектор. Это она порекомендовала Сюзанне врача, узнав, что та ищет специалиста здесь, в Эгюийе.

– Благодарю, мадам Лиотта. И спасибо за кекс. Сейчас мы его попробуем.

Мадам Лиотта вышла, а судья и комиссар принялись за кекс и быстро расправились с ним.

– Отличный, – оценил Верлак. – Жаль, что от мадам Жирар такого не дождешься.

– Это противоречит правилам ее диеты, – объяснил Полик с набитым ртом. Последним кусочком кекса он подобрал с тарелки крошки.

Верлак улыбнулся.

– Соберите все, ничего не оставляйте.

– Обязательно.

– Давайте-ка позовем сюда этого кредитного инспектора и поговорим с ней, – предложил Верлак и тут же осуществил задуманное, выглянув за дверь.

Патрисия Пон оказалась элегантной женщиной между тридцатью пятью и сорока годами. Стройная, среднего роста, в строгом бледно-голубом костюме – в отличие от мятого полиэстера мадам Лиотта, – сшитом из качественного льна. Губы на ее удлиненном лице с ярко-голубыми глазами были лишь слегка тронуты бледно-розовой помадой. Ожерелье – необычное, сделанное из больших прозрачных стеклянных бусин, плотно облегавшее шею, – свидетельствовало, что в неслужебное время дама одевается с шиком.

– Я работаю здесь с неполной нагрузкой, – не теряя времени, объявила она. – А еще – в более крупном отделении банка в Вантабране, где и живу.

– Вы хорошо знакомы с Сюзанной Монмори? – спросил Верлак, уже зная, что услышит в ответ.

– Нет, поскольку я здесь появляюсь периодически. Нет.

– Мне сказали, у вас с Сюзанной общий врач, – сказал Верлак.

– Да, доктор Вильон, Жан-Франсуа. Его приемная на этой же улице, в доме сорок шесть, на втором этаже, над еще одним новым агентством недвижимости. Уже четвертым, если не ошибаюсь.

– Раньше мне казалось, что в Провансе больше всего парикмахерских, – заметил Верлак. – Но вы правы, теперь их превосходят численностью агентства недвижимости. Зачем мадемуазель Монмори понадобился новый врач?

– Ее врач вышел на пенсию.

– На что она жаловалась?

Поколебавшись секунду, мадам Пон ответила:

– На желудочный грипп.

– Что еще вам о ней известно? – спросил Верлак.

Мадам Пон улыбнулась.

– За исключением того, что у нас с ней общий врач, я почти ничего не знаю о Сюзанне. У меня трое детей, поэтому я, уходя с работы, отключаю свое «банковское мышление».

– Невозможно было не заметить враждебности в голосе Шэрон при упоминании о Сюзанне Монмори, – высказался Верлак.

– Ох уж эта Шэрон, – вздохнула мадам Пон. – Все очень просто, почти нечего рассказывать: Шэрон и Сюзанна ждали повышения и метили на одно и то же место, которое в результате досталось Сюзанне. По-моему, Шэрон завидует, вот и все.

– Да, вполне возможно, – кивнул Верлак. – Спасибо. Если вы вспомните еще что-нибудь необычное в поведении или в настроениях Сюзанны в последнее время, позвоните нам, хорошо?

– Конечно, – пообещала мадам Пон. – Кстати, вы видели мое объявление на входной двери?

– Это вы написали? – подал голос Полик. – Звучит прямолинейно.

– Да, и мне хотелось, чтобы в нем фигурировало слово «изнасилована», но Камиль не разрешил.

Верлак молча кивнул, он был согласен с решением главы банка.

– У меня две дочери, – продолжала мадам Пон. – Ради всех нас этого человека надо арестовать.

– Его арестуют, – ответил Верлак. – Обещаю вам.

Мадам Пон молча покинула комнату, но посовещаться Верлак и Полик так и не успели: в дверь заглянула Шэрон Пальяр.

– Привет-привет! – Она решительно прошла в кабинет и села. – Я готова, валяйте!

«Неужели не могла хотя бы притвориться, что расстроена нападением на мадемуазель Монмори?» – мысленно возмутился Верлак и раздраженно спросил:

– Вы не любили ее, да?

Если Шэрон Пальяр и была удивлена его прямотой, то не подала виду.

– Ну, я бы так не сказала, – ответила она, помолчала несколько секунд и добавила: – И я сочувствую ей из-за вчерашнего, представляете?

– С трудом, – признался Верлак. – Она когда-нибудь делилась с вами подробностями своей жизни?

Мадемуазель Пальяр рассмеялась.

– Нет! Мы сторонились друг друга.

– Почему?

– Ну… просто у нас нет ничего общего, вот и все.

– Значит, вы ничего о ней не знаете? Хотя вы обе женщины и вдобавок ровесницы?

– Я старше, – поправила Шэрон, одернула юбку и выпрямилась. – Но… видите ли, кое-что о ней я все-таки знаю. Например, что живет она скучно, только и знает, что смотреть фильмы про какую-то старину и подлизываться к месье Иакелья и мадам Лиотта.

– Вот как?

– Если уж хотите знать, месяц назад при повышении мы претендовали на одно и то же место, а получила его она. У меня больше опыта, я старше, а все равно выбрали ее. Видели бы вы, как она себя с клиентами ведет! Вся такая рассудительная и серьезная! А я просто болтаю с ними, понимаете? Поднимаю им настроение на целый день. Расспрашиваю о детях и внуках, и все такое.

Верлак улыбнулся, радуясь, что у мадемуазель Пальяр нет доступа к его банковскому счету.

– Вы злитесь на нее за то, что она получила повышение? – спросил он.

– Эй, минуточку! Вы мне лишнего не приписывайте!

– Это и ни к чему, – объяснил Верлак. – Вы сами так сказали.

Мадемуазель Пальяр замялась.

– Я не говорила, что терпеть ее ненавижу.

Полик в точности записал ее слова и нарисовал на полях звездочку: его десятилетняя дочь Лия часто пользовалась этим выражением. По крайней мере раньше, когда ей было лет семь или восемь.

– Можете идти, – разрешил Верлак.

Шэрон шумно поднялась и, уходя, фыркнула и чпокнула жвачкой.

– Ладно, – сказала она в дверях. – До скорого.

Полик закрыл дверь, повернулся к судье и спросил:

– Подозреваемая?

Верлак откинулся на спинку кресла.

– Не знаю. Она не скрывает пренебрежения и зависти к мадемуазель Монмори, а виновный постарался бы скрыть их. Соображает она туго и зла, как черт. Но достаточно ли зла, чтобы подстроить жестокое нападение на коллегу?

Полик пожал плечами и захлопнул блокнот.

– Куда теперь – в больницу или во Дворец правосудия?

– Едем во Дворец, посмотрим, как продвигаются дела у Алена. Заодно проверим и бывшего парня. Узнать фамилию человека по имени Эдмон, работавшего в марсельском аэропорту, вряд ли будет сложно. Кстати, у вас ведь, кажется, есть кузен, который там работает?