Смерть под уровнем моря

Глава 3

8 апреля 1944 года

– Приступаем к снижению! – проорал сквозь треск мотора второй пилот, высунувшись из кабины, тут же исчез и захлопнул дверь.

«Ладно, хоть не к падению», – подумал Вадим, зашевелился, выбираясь из полусна, повернулся к узкому иллюминатору.

Громоздкое снаряжение не давало ему особо разгуляться.

Фосфорные стрелки часов показывали пять минут второго. За бортом военно-транспортного «Ли-2», который сегодня перевозил единственного пассажира, царила глухая темень. Самолет входил в плавный вираж, одновременно сбрасывал высоту. Вадим это чувствовал по неприятным ощущениям в горле. Он подтащил к себе тонкий кожаный шлем, натянул его на стриженую голову, застегнул ремешок под подбородком и принялся всматриваться в темноту.

Она понемногу расплывалась. Возникали ломаные очертания внешней гряды Крымских гор. За ними показалась внутренняя, потом и южная. Открылся берег всесоюзной здравницы, переживающей последние дни оккупации. Его омывало бескрайнее Черное море.

У Вадима осталось несколько минут на то, чтобы собраться, привести себя в порядок. Он ощупал снаряжение, откинул голову. Фюзеляж трясло, закладывало уши. В транспортно-пассажирском отсеке горела тусклая лампа, свет дрожал, растекался по бортам, усеянным заклепками, по жестким откидным сиденьям.

«Такая махина для вас одного, ваша светлость», – мелькнула смешная мысль.

Капитан Вадим Сиротин, сотрудник контрразведки СМЕРШ Приморской армии, закрыл глаза, прогнал из головы все навязчивые мысли. Армия должна была наступать из района Керчи вдоль Южного побережья. Когда начнется наступление, никто не знал. Это могло произойти завтра, через две недели или вообще к Первомаю – Дню международной солидарности трудящихся.

Пробиться вдоль берега самолет не мог. В одной лишь Ялте стояло не меньше десятка зенитных батарей. Экипажу пришлось заходить с севера, со степей, узким коридором, в котором, согласно данным армейской разведки, немецких зенитчиков не было. Обратно самолет пойдет морем, даст изрядный крюк.

Из кабины вышел второй пилот, перебирая руками, добрался до двери, встал возле нее.

Потом он повернул к Вадиму бледное лицо и крикнул:

– Мы их видели, товарищ капитан! Три костра треугольником справа по борту, уже подлетаем. Ветер переменный, может отнести, будьте готовы ко всему. Давайте! – Пилот распахнул дверь, и в салон ворвался свежий ветер.

Вадим поднялся и двинулся вдоль борта, расставляя ноги, чтобы не упасть. Парашют за спиной, вещмешок приторочен к поясу.

Черная бездна распахнулась перед глазами капитана. Ночка выдалась безлунной. Справа, почти под бортом, мерцали три огонька. Это были костры, разведенные на склоне громадной горы партизанами товарища Сазонова. Значит, ждут его.

– Спасибо, лейтенант! – крикнул Вадим. – Счастливо вернуться на базу!

Поправку на ветер делать было бессмысленно. Его направление менялось каждую минуту.

Он шагнул в бездну. Воздушные потоки подхватили его и понесли, дыхание перехватило. Капитан видел, как приближается земля. Обретали резкость очертания скал и темные пространства, занятые густым лесом.

Земля уже была рядом. Он дернул кольцо. Распахнулся купол парашюта. Вадима рывком потащило вверх, он схватился за стропы. Четвертый прыжок за войну, мог бы уже привыкнуть, но все равно замирало сердце, грудь распирало от какого-то глухого протеста.

Он плавно снижался. Приближались гребни известняковых скал, извилистые островки леса между этими каменными изваяниями, обрывы, пропасти. На юге тьма-тьмущая. Ялта и Элидия где-то слева, их не видно за оборванными краями плато.

Дыхание капитана восстановилось. Он рыскал глазами, отыскивал огоньки костров, но не видел их. Они спрятались за лесом и горными склонами. Его действительно сносило ветром.

Он натянул стропу, чтобы не врезаться в каменный склон, и тут же пожалел об этом. Лес стремительно приближался.

Парашют зацепился за макушку какого-то хвойного раскидистого дерева. В плече Вадима вспыхнула боль, и он повис в полутора метрах от земли. Проклятый двоечник!

Через несколько секунд капитан успокоился, отбросил подальше боль в плече. Ничего особенного, просто ссадина. Неудобно было висеть между небом и землей. У офицера контрразведки возникло такое чувство, будто он щенок, которого кто-то держит за шкирку.

В округе было тихо. Буркнула разбуженная птица и заткнулась. Простучали по стволу чьи-то лапки, и снова все смолкло.

Вадим поднял голову и увидел, что купол парашюта запутался в перехлестах ветвей, стропы обвились вокруг сучков. Ночью с воздуха никто не разглядит, но вот днем!..

Он дотянулся ногами до основания толстой ветки, зацепился за нее тыльной стороной пятки, подтянулся. Второй ногой капитан обхватил ствол, высвободил руку, скрученную спиралью, дотянулся, извиваясь, до пояса, извлек из чехла складной нож. Сработал кнопочный механизм.

Вадим осторожно перерезал стропу, затем другую и вовремя закинул обе ноги за ветку, иначе повалился бы вниз головой. Вытянутые руки почти касались земли.

Ему мешали вещмешок и парашютный ранец за спиной. Но с физической подготовкой у капитана СМЕРШ проблем не было. Он совершил подъем переворотом, поменял ноги на руки… и грузно повалился в траву, лишь чудом не подвернув лодыжку. Ладно, свидетелей бесславного падения вроде не было, никто не обсмеет.

Сосна, на которую сверзился Вадим, была какой-то «нестандартной» – изогнутой, чрезмерно крупной, обросшей ветвями. Он стащил ранец, отцепил от пояса вещмешок и снова полез на дерево, благо ветки позволяли карабкаться как по лестнице.

Несколько минут ушло на то, чтобы перерезать запутавшиеся стропы, стащить с дерева ободранный шелк. Все парашютное хозяйство, включая шлем, капитан сунул в какую-то яму, утрамбовал ногами, завалил лапником.

Сиротин обнажил ствол «ТТ», несколько минут сидел, привалившись к дереву, прислушивался к звукам леса. Пахло хвоей, травой. Здесь, в Крыму, какие-то свои, особенные, неповторимые запахи.

Он извлек из кармана компас, сориентировался. Ветер не мог отнести его далеко. Партизаны видели самолет, будут искать.

Через несколько минут из леса вышел человек, мало напоминающий парашютиста. Брезентовая куртка, мешковатые штаны, удобные немецкие короткие сапоги. Вещмешок занял свое законное место за спиной.

Вадим пересек поляну, вышел на край обрыва, присел на корточки. Перед ним простиралась сложная пересеченная местность – канавы, кустарники, заросли можжевельника, напоминающие мотки колючей проволоки.

Чтобы спуститься с террасы, ему пришлось вернуться на восток по узкой извилистой тропке. Он рискнул включить фонарик, чтобы определиться. Дальше капитан опять двигался в темноте, перебирался через каменные завалы. Вадим бегом пересек опрятную буковую рощицу, пробрался по камням вдоль обрыва и забрел в густой хвойный лес, который оказался не таким уж протяженным.

Он отдыхал, привалившись к дереву, снова сверился с компасом, покурил в рукав. Вадим изрядно вспотел, расстегнул куртку.

В Крым пришла весна. Ночные температуры стали вполне терпимыми. Облака сбегались в основном ночью, днем вовсю светило и пригревало солнышко. На деревьях распускались листья, зеленела трава.

Вадим поднялся, вышел на поляну. Луна пробилась сквозь тучи, озарила лес, изогнутый волной. Капитан присел на корточки, потом лег. Ему показалось, что ветер донес до него какие-то приглушенные голоса. Но больше он ничего не слышал, сколько ни напрягался. Да, могло и померещиться.

Он переполз через поляну, снова вступил под полог растительности и двинулся на юг.

«Не заблудиться бы в этом хаосе», – закралась ему в голову неприятная мыслишка.

Капитан выбрался на следующую поляну, где его и поджидал сюрприз.

– Стоять, руки вверх! – прокричал кто-то задорно и звонко.

Вадим послушно встал и нащупал в рукаве компактный браунинг, зафиксированный резинкой.

«Вроде не немцы, – подумал он. – Но в Крыму хватает и полицаев, набранных из местных предателей. Партизаны Сазонова должны меня ждать. Есть пароль и отзыв».

Но эти трое подходили без всякого пароля. Двое растеклись по поляне, крались вдоль кустов, что было в общем-то грамотно. Третий шел прямым курсом, выставив вперед немецкий «МП-40».

Луна продолжала поблескивать, озаряла поляну рассеянным светом. Тучи стали разбегаться.

– Кто такой? – бросил мужчина с автоматом, предусмотрительно остановившись за пару метров. – Руки, говорю, вверх, да повыше! Не понимаешь, что ли? – Он говорил с характерным южным акцентом.

Лунный свет обрисовал этого субъекта. Молодой жилистый парень, чернявый, тонкие усики под носом, папаха по-казачьи заломлена на затылок. Тонкий бушлат обтягивал торс. Он подозрительно разглядывал человека, стоявшего перед ним с поднятыми руками.

– Никто, – сказал Вадим. – Гуляю. А ты кто такой? Вам вожатые в «Артек» не нужны?

Последние слова прозвучали глуповато, но таков уж был пароль.

– Чего? – протянул парень, передергивая затвор. – Какой еще на хрен «Артек»? Ты что несешь, дядя?

Вадим не ожидал такой реакции.

«Какой я тебе дядя? – устало подумал Сиротин. – Постарше лет на шесть. Похоже, и поумнее буду».

– Пионерский лагерь такой, – пояснил он. – Здесь недалеко, под Медвежьей горой. Ты должен знать.

Двое спутников этого типа обследовали кусты и встали за спиной офицера контрразведки СМЕРШ. В позвоночник его уперся ствол.

– Чернуля, что он мелет? – проворчал сзади один из этих ребят. – Это же фашистский шпион, падла полицейская! Шныряет по лесу, разнюхивает про нас. Хрен тебе, сука, а не база товарища Сазонова! – Он надавил на свое оружие с такой силой, что ствол чуть не продырявил контрразведчика.

Вадим усиленно размышлял, старался держаться спокойно.

«Эти трое могут сами оказаться полицаями. Они провоцируют меня, называют фашистским шпионом, упоминают про товарища Сазонова, чтобы я выдал себя. Откуда взялись эти фрукты?

Браунинг в моем рукаве – штука полуавтоматическая. Незачем после каждого выстрела взводить курок. Я могу мигом уложить всю компанию. Они и чихнуть не успеют».

– Значит, не хочешь говорить, что ты за хрен с горы? – Чернуля усмехнулся. – А ну-ка стряхивай мешок, руки за голову! Да не шевелись, сука!

Вадим подчинился, выжидал, придерживая пальцами пистолет в рукаве. Парень обыскивал капитана весьма бесцеремонно. От него пахло чесноком и самогонной сивухой. С вечера он вряд ли потреблял, а вот намедни определенно позволил себе расслабиться.

«Будет ли полиция шарахаться по темному лесу, напичканному партизанами? – возник резонный вопрос в голове Вадима. – Значит, они сами партизаны либо просто бандиты, обыкновенные уголовники».

– Ну ты и хитрюга! – вдруг взревел человек, стоявший сзади, и с хрустом вывернул руку контрразведчика.

Браунинг не удержался, выпал в траву.

Этот парень схватил Вадима за шиворот, швырнул на землю, оседлал его. Какие наблюдательные! Он терпел, не сопротивлялся, стиснул зубы.

– Ладно, дадим тебе второй шанс, – сказал Чернуля и опустился рядом.

– Может, сперва по морде? – предложил его товарищ, и все они непринужденно загоготали.

– Мужики, отпустите, я свой, – прохрипел Вадим.

– Какой ты свой, если даже не спросил, кто мы такие? – осведомился Чернуля. – Сейчас посмотрим, какой ты свой. Две пушки у тебя уже нашли, нож, компас. Не похож ты, дядя, на лесника. А ну-ка, глянь, Дениска, что за добро у него в мешке.

– Батюшки-светы! Да вы только полюбуйтесь, братцы! – Этот самый Дениска вытряхнул содержимое вещмешка в траву, распинал ногой. – Да это же шмотье фашистского офицера! Погоны капитана, мать его! Фуражка, сапоги, френч, штаны. Да он точно фашист проклятый, хлопцы!

Вадим задергался.

«Какие же идиоты! Никакие они не полицаи, просто дураки. Стал бы немецкий офицер таскать с собой свое обмундирование?»

– Смотри внимательнее, Дениска, – приказал Чернуля. – Может, там и документики имеются?

– Ага, имеются, – подтвердил тот и включил фонарик. – Сейчас посмотрим.

Документы в карманах мундира действительно имелись. Офицерское удостоверение, фотографии родных и близких, а также письмо от любезной супруги Розалинды из Штутгарта, выполненное на качественной немецкой бумаге.

– Чернуля, это аж целый гауптман Вольфганг Мориц! И фотография его. Самые подлинные документы. Уж я-то вижу! А смотри, как по-нашему шпарит. Ого, еще одна фотография! Какая очаровательная фрау. Белокурая красотка, все как положено. Слышь, Чернуля, сдается мне, что эта краля его не дождется. А вот нас – уже скоро. Передадим привет от муженька? Чернуля, давай я ему горлышко перережу, а? Стрелять не стоит. Незачем шум поднимать.

– Обязательно перережем, за нами не заржавеет, – заявил Чернуля, разглядывая пленника в свете фонаря. – Мы даже к батяне его не потащим. На хрен он ему сдался? Правильно говорю, приятель? Или мы должны с тобой сделать что-то еще? Эй, ты чего напрягаешься? – Он тряхнул Вадима за плечо. – Терпение лопнуло и по ногам потекло?

– Нет, Чернуля, неправильно ты говоришь, – просипел Вадим. – Ты должен сейчас же отвести меня к товарищу Сазонову, попутно дико извиняясь и сдувая пылинки. Там напоить, накормить…

– Ну ты даешь, фриц! – изумился Чернуля. – А харя не треснет?

– Нет, Чернуля, не треснет. Вы что творите, мужики? – Капитан сдерживался из последних сил. – Немедленно отпустите да вещи мои сложите так, как они и были.

– Вот сука! Не верю своим ушам, – заявил Чернуля и покачал головой. – Я и сам нахал еще тот, но чтобы вот так!.. Кончай его, Дениска!

Разжалась стальная пружина в теле капитана. Чернуля вскрикнул от неожиданности и покатился по траве. Удар пяткой по голени достался второму парню, чтобы тот не успел выстрелить. Третий схлопотал тыльной стороной ладони по виску.

Вадим вырвал у Чернули автомат, отшвырнул в сторону и завертелся как волчок. Стонал партизан с зашибленной ногой, нащупывал в траве свое оружие. Капитану Сиротину жутко не хотелось бить своих, но учить дурачин надо было. Он ударил в челюсть, и парень обмяк. Вадим схватил его за шиворот, чтобы не упал, и с силой толкнул от себя на того типа, который откатился колбаской, но уже с глухим рычанием рвался в бой. Они повалились, их конечности перепутались.

Капитану приходилось работать на два фронта. Чернуля тоже не дремал, поднимался, выплескивая текст, весьма далекий от образцов изящной словесности. Вадим врезал ему в живот, а когда тот согнулся, хлестнул наотмашь по щеке. Впрочем, он не стал вкладывать в удар всю силу.

Сиротин схватил автомат и крикнул:

– Не дурить! Медленно поднимаемся, строимся в шеренгу по одному!

Обнаглели совсем! Целого офицера контрразведки в грош не ставят!

Пока они с кряхтением поднимались и чесались, он отбросил подальше их оружие, вернул обратно собственные «ТТ», браунинг, нож, компас, затолкал в вещмешок форму офицера германской армии, не забыл про качественно изготовленные документы и прочие бумаги, подтверждающие личность гауптмана Вольфганга Морица.

Горе-партизаны исподлобья посматривали на него, обретали вертикаль. У одного болела нога, у другого – живот, у третьего – неразумная черепушка.

– Рискну предположить, бойцы, что вы находитесь в подчинении товарища Сазонова, командира партизанского отряда, действующего в этом районе, – объявил пришелец с неба. – Рад представиться. Капитан контрразведки СМЕРШ Сиротин Вадим Викторович. Прибыл в ваши пенаты с секретной миссией, знать о которой вам не положено. Ваше оружие я пока придержу. Ведите в отряд.

– Чернуля, ты сел в лужу! – донеслось из кустов, и на поляну вышли еще двое.

Вадим резко повернулся.

Они все слышали и даже видели, но оружие на него не наставляли. Фуфайки, советские пилотки, автоматы «ППШ». Один был белобрыс, на вид простоват, добродушно ухмылялся. Второй постарше, приземист, серьезен. Он настороженно вертел головой.

– Пароль скажите, товарищ капитан, – предложил Вадиму белобрысый парень. – Вы их здорово отлупили. Петька будет знать, как лезть туда, куда его не просят. Мы видим, что вы свой, но все же без пароля…

– Вам вожатые в «Артек» не требуются? – повторил Вадим не больно-то мудреную фразу.

– Да взяли уже одного студента, – ответил партизан. – Тощий, некормленый, но детей уж больно любит. Семен Белоусов, – назвался парень. – Офицер по особым поручениям, так сказать, при Василии Лукиче. Дмитрий Шендрик. – Он кивнул на своего соседа. – А это наши апостолы. – Семен покосился на пристыженных бойцов. – Позывной у них такой и кодовое слово для прохода через посты. Разведчики, так сказать. Петька Чернуля у них за главного. Фамилия у него такая. Некстати сегодня ваши дорожки пересеклись.

«Остолопы они, а не апостолы», – подумал Вадим и спросил:

– Почему так криво сработали, Семен?

– Будем разбираться, – сказал тот и вздохнул. – В Элидию их Сазонов послал, к связному за свежей информацией. Через Шайтан-гряду должны были возвращаться, а не здесь. Что за дела, Чернуля?

– Да ближе тут, – буркнул незадачливый партизан. – Вот какого хрена мы бы там пятки топтали, головы разбивали? Рванули напрямую через лес, смотрим, человек идет, к нашей базе крадется. Подумали, что подозрительный. Откуда нам знать про ваши тайные операции? Нас предупредили?

– Анархист ты, Чернуля, – заявил Белоусов. – И чистой воды хулиган. Спец по пьяным выходкам, так сказать. Но боец толковый, чего уж там, – добавил он. – Храбрый, отчаянный, сорвиголова, в общем.

– Чего это я по пьяным выходкам? – возмутился Чернуля. – Да я за наше правое дело!..

– А кто за наше правое дело на той неделе по пьянке немецкий катер в бухте подорвал вместе с содержимым? Мы этот катер две недели окучивали, чтобы целым захватить да в секретный грот переправить. Русским языком было сказано: экипаж на дно, катер в грот. Так какого хрена вы еще и эту посудину утопили, а потом на горе шаманские танцы затеяли, скушали весь шнапс, захваченный у противника? Ох, доведет тебя однажды до греха твоя невоздержанность, Чернуля.

Шендрик вздрогнул и отвернулся. Ему смешинка в рот попала. Похоже, борьба с немецко-фашистскими захватчиками, которую вел отряд товарища Сазонова, была насыщена не самыми скучными эпизодами.

– Вы уж простите нас, товарищ капитан, – миролюбиво проворчал Чернуля. – Не знали мы.

– Ладно, боец, проехали. – Вадим протянул ему руку. – Будет вам урок. И уделяйте больше внимания основам рукопашного боя.

– Мы видели ваш самолет, товарищ капитан, – сказал Белоусов. – Он почти по расписанию прибыл. И ваш парашют засекли. Но отнесло вас. Пошли мы навстречу, а тут такое!.. Пойдемте, товарищ капитан. Отдайте Чернуле свои вещички, пусть тащит.

– Нет уж, спасибо. Я лучше сам как-нибудь управлюсь.

Шесть человек шли по ночному лесу, обходили скалы, нависающие над головами, карабкались на террасы по едва очерченным тропкам. Чернуля и Шендрик двигались впереди, прокладывали дорогу, оповещали о безопасном проходе двойным уханьем совы. База находилась где-то наверху, в лабиринтах Ай-Петринской яйлы.

– Осторожнее тут надо ходить, товарищ капитан, – пробормотал Белоусов, раздвигая густой лапник. – Были у нас две основные тропки, но противник пронюхал о них, пришлось взорвать, скалами завалить да новые протоптать. Потом и те спалились. Мы прокладывали свежие, в обход. Немцы сами в эту глушь не суются. Да им это и не надо. Они прислужников посылают. В Элидии размещены два батальона вспомогательной полиции и несколько взводов так называемой самообороны, куда немцы набирали самое отъявленное зверье. Там, где улица Семнадцатого партсъезда начиналась, фактически между Ялтой и Элидией, фашисты целый тренировочный лагерь разбили. Свозили туда предателей, учили ратному делу. Местные охотно к ним в услужение шли. Русские, украинцы, татары. Из пленных солдат целые добровольные подразделения формировались. Факт остается фактом, товарищ капитан. Людей, недовольных советской властью, находилось с избытком. Кулачье, махновцы, анархисты, беляки недобитые. Две роты прибыли на усиление Ялты с Западной Украины, из-под Львова. Коммунистов и русских людей ненавидят, даже своих братьев-украинцев с востока за людей не считают. Перед немцами выслуживаются. Так зверствуют, такие изощренные пытки и казни учиняют, что даже немцы удивляются. А еще у них есть отдельная карательная рота, набранная из уголовников. Неприятие большевиков на уровне пищевода. Жили в зонах по блатным законам и здесь продолжают. Их в лагере потренировали, обучили, так от этого они еще страшнее стали. Помню, как-то схлестнулись с этими гориллами. Резкие они, стремительные, общаются только матом, глотки рвут голыми руками. Командир у них тот же, некто Жора Тернопольский. Прежде паханом был, а теперь в убежденного украинского националиста перековался.

– Весело у вас, – заявил Вадим и спросил: – И вся эта свора, не считая немецких и румынских частей, находится в городе?

– Один полицейский батальон отправился на фронт. Наши под Сивашем его в фарш перемалывают. Остальные как с цепи сорвались, трудятся с двойным упорством. Подпольную сеть в городе раскрыли, людей пытали и стреляли вместе с семьями, прилюдно, чтобы все видели и знали. Чуют, упыри, что их шабаш к концу подходит, вот и лезут из кожи, стараются нагадить напоследок. В большинстве своем это не трусы, товарищ капитан. Бывало, что они и на пулеметы бросались. Демоны одержимые, в них ненависти на несколько поколений. Бесятся, знают, что наши уже близко. Мы часто замечаем, как они шныряют вокруг нашей базы, ищут тропки, чтобы пробраться. Хватают и мучают всех, кто может иметь отношение к отряду товарища Сазонова. Могут в засаде сутками сидеть, выслеживать. Так что осторожность прежде всего, товарищ капитан. Чернуля в принципе не виноват. Он же не знал, кто вы такой. Так что вы зла не держите на парня, договорились?

– Я забыл уже, – с усмешкой сказал Вадим. – Нормально, Семен, размялся на ночь глядя. Лишь бы он на меня зла не затаил.

– Не затаит, не бойтесь. Чернуля парень резкий, неуравновешенный, но отходчивый. Натворит чего-нибудь, а потом самому стыдно. В прошлом месяце налет устроил со своими разведчиками на комендатуру в Ялте. Вытащить надо было одного парня из подвала. Гранатами забросали двор, парня забрали да тикать бросились на комендантской тачке. Попутно еще двух баб-подпольщиц из подвала прихватили. Их как раз поутру расстрелять планировали. На базе приютить пришлось. Так одна из них – Лариска Левченко – на Чернулю подсела, втрескалась в него по уши, прохода парню не давала. Он ее матом, а она обратно. Мол, ты меня спас, теперь я навек твоя. Мужики наши ржали как ненормальные. Лариска лет на десять старше Петьки, страшна как немецкая «Пантера», юмора в ней ноль. Чернуля божился, что обратно ее в комендатуру отведет, извинится перед немцами. Потом переправили мы бабу на базу товарища Дымова. Оказалось, что там ее муж законный дожидался. Народ неделю гоготал, горы тряслись. Так, внимание, товарищ капитан, помолчим малость!

Партизаны по одному перебегали за каменную горку, залегали на краю. Под ней простирался обрыв, царствовала темнота. Но величие картины, представшей перед глазами Вадима, было трудно переоценить. Огромное разомкнутое пространство. Гора, на которой они лежали, многокилометровыми уступами сползала к морю. Внизу, в районе берега, поблескивали какие-то огоньки, некоторые из них перемещались. Черное море вздымалось, даже здесь, на горе, различался отдаленный гул прибоя.

Внизу обрывы, кустарники, узкие проходы между глыбами известняка. Свободные пространства поросли лесами, преимущественно хвойными. Прямо по курсу возвышалась гряда зубчатых скал, напоминающая зубы старого пирата, никогда не посещавшего дантиста.

– Шайтан-гряда, – пояснил Белоусов. – Там есть тропка, мы ее заминировали. Как рванет, услышим лучше любой сирены. Вроде тихо сегодня. Не знаете, товарищ капитан, когда наши пойдут в наступление? Перекоп взяли, Сиваш наш, у Керчи чего-то топчемся. Осталось два удара нанести одновременно – с запада и севера, добить оккупанта в Севастополе. Чего ждут? Народ уже изнервничался, а немцы да их прихлебатели только звереют.

– Не моя компетенция, Семен, просто не знаю, – отозвался Вадим. – День, два, неделя. Надо терпеть, ждать, постараться не допустить, чтобы враги по мере нашего наступления ушли в горы. А то придется выколупывать их.

– Уж этого-то мы никак не допустим, товарищ капитан, – заявил Белоусов. – Нас мало, как говорится, но мы в тельняшках.

Откуда-то из-за гряды вылетела осветительная ракета, рассыпала искры. Потом она плавно падала и озаряла небольшой участок местности холодным светом. За первой взмыли еще две. После этого кругом опять установилась темнота.

– Экономят на ракетах фрицы, – проворчал где-то сбоку Чернуля. – Нехватка у них. Все ракеты извели, боеприпасы скоро по карточкам получать будут, только самые отличившиеся. Зато злости у них больше становится. Эх, сейчас спуститься бы, отыскать этих осветителей да задать им трепку!

– Как бы они дворцы вокруг Ялты взрывать не начали со своей злости, – подал голос Шендрик. – Тут ведь до хрена всяких хором. В них раньше эксплуататоры жили, а потом музеи открыли. Они же психи, чего только в ярости не сделают, повзрывают все к чертовой матери, лишь бы никому не досталось.

– Вперед, парни, – пробормотал Белоусов. – Перебегаем до тех кустиков. Недолго осталось.

– Ну, наконец-то, – заявил командир отряда Сазонов, кряжистый, бритый наголо мужик в овечьей безрукавке. – Ждем уже давно. На дворе глухая ночь, а мы еще не ложились. Случилось чего, Семен?

– Парочка недоразумений приключилась, Василий Лукич, – сказал Белоусов и блеснул на удивление приличными зубами. – Сперва товарища капитана ветром чуть не в Ялту унесло, потом Петька Чернуля не в том месте оказался.

– Опять Чернуля? – Сазонов поморщился. – Вот ведь юла! Ладно, понял тебя, Семен, свободен.

– Ага, – сказал Белоусов, еще раз блеснул зубами и удалился.

В командирской землянке было тепло, пахло портянками, табаком, какими-то травяными настоями. Поблескивала керосинка на дубовом столе. На пыхтящей буржуйке стоял алюминиевый чайник, под ней притулилась пара закрытых кастрюль. На столе лежала разложенная карта Ялты и ее окрестностей, исчирканная пометками. На ней стояли алюминиевые плошки, кружки и банка с солеными помидорами.

«На карту поставлено все, – подумал Вадим. – Тут только бутыли с самогоном не хватает».

– Давайте знакомиться. Сазонов Василий Лукич, бывший директор Мордвиновских складов, – проговорил командир и сунул для рукопожатия мозолистую ладонь.

– Сиротин Вадим Викторович, капитан контрразведки СМЕРШ, – представился Вадим. – Вы серьезно, Василий Лукич, были заведующим складом?

– А по-вашему, все кладовщики – рвачи, хапуги и воры? – с улыбкой осведомился Сазонов. – Да, работал, партия на склады отправила. Выполнял все инструкции, любимчиков не подкармливал. Складское хозяйство при мне работало как швейцарские часы. Осенью сорок первого отдали людям и отступающим советским частям то, что успели. Все остальное я лично подпалил, хотя сердце кровью обливалось. Приказ пришел из горкома: склады сжечь, пусть фрицы дулю сосут. Кто же знал тогда, что немцы еще два дня валандаться будут. Их шестого ноября ждали, в тот день, когда они теплоход «Ливадия» потопили, а нарисовались фашисты только восьмого. Мы у сгоревших складов им несколько приятных сюрпризов оставили, поздравить хотели с началом оккупации.

– Хреново вы их поздравили, – прокряхтел, поднимаясь с лежанки, бледный мужчина с прогрессирующей плешью.

Он давно не брился, выглядел больным, опирался на трость. Глаза его запали, голос звучал хрипло.

– Одна мина из трех сработала, остались плохо поздравленные. Воронцов Сергей Леонидович, – представился он. – Замполит отряда.

– Вы не потомок того графа? – пошутил Вадим, отвечая на рукопожатие.

– Да какой там граф, – отмахнулся Воронцов. – Так, графская развалина. Очень сомневаюсь, товарищ Сиротин, в том, что наша родня – сплошь голубая кровь да белая кость. Разве что холопами при графских конюшнях состояли. До войны был секретарем парткома ялтинского порта. Надеюсь, после победы меня обратно примут. Немцы там таких дел наворотили, что десятилетие разгребать придется. Не обращайте внимания, приболел малость. Пулю в ногу поймал, да еще и простуду. На морально-боевых качествах это не отражается.

– Сочувствую, Сергей Леонидович, выздоравливайте.

Хлопнула дверь, в землянку ввалился довольно плотный улыбчивый дядя лет под сорок, по-военному отдал честь. Под бушлатом просматривалась армейская гимнастерка.

– Овчарук Никита, – представил его Сазонов. – Мой заместитель. Бывший офицер Красной армии.

– Бывших офицеров не бывает! – заявил Овчарук, подавая руку Вадиму. – Командование в курсе, что я не дезертир, а партизаню. Старший лейтенант, в сорок первом командовал взводом полковой разведки. Когда наши из Севастополя драпали… прошу прощения, организованно отступали, получил ранение у Константиновского равелина в Севастопольской бухте. От своих отстал, дополз до частного сектора. Приютили меня добропорядочные граждане, проживающие на улице Плесовой. В подвале держали, пока раны зализывал. До своих никак не добраться, только вплавь через море. Я отправился в горы, встретил хороших людей, получил оружие и солидную должность.

– Ладно, товарищ капитан, не слушайте нас, трепачей. Мы сутками болтать можем, жизнь свою вспоминать, – сказал Сазонов. – Рация у нас работает. О вашем прибытии нас известили, повелели встретить, поселить, оказать всяческое содействие, что и делаем. Вы присаживайтесь, сейчас перекусите с дальней дороги. Да и мы с вами. Можно по чарочке, если вы не против. Чего ты там накашеварил, Леонидович? – Сазонов опустился на колени, снял крышку с кастрюли.

– Уха из петуха, – сказал Воронцов. – Да шучу я. Из чуларки уха. Это наша черноморская кефаль. Пальчики оближете, Вадим Викторович. Парни в Черную бухту спускаются, а там пацаны из Парусного уже ждут, они сетями эту рыбешку ловят, часть нам сбывают. Сейчас посуду расставим, хлебца наломаем. Так как насчет чарочки, Вадим Викторович?

– Спасибо, товарищ замполит, сегодня воздержусь. Можете пригубить, а я не буду, не особый любитель. Курить у вас можно?

– А как же иначе? – заявил Воронцов. – Всем можно, а вам нет? Курите, что хотите. Есть табак, махорка, немецкие сигареты. Впрочем, их не рекомендую, редкая пакость. Вы присаживайтесь к столу, товарищ капитан.

Уха действительно удалась на славу. Мужчины стучали деревянными ложками, рвали зубами суховатый ржаной хлеб, запивали квасом. Баловаться самогоном в присутствии нового человека партизанские командиры не стали, и правильно сделали. Гости всякие бывают. Доложит этот контрразведчик по своей линии, что партизаны товарища Сазонова пьют по-черному, и будут у них неприятности.

Снаружи было почти тихо. Но многие в лагере не спали.

Партизанская база расположилась в низине между оврагами. С одной стороны ее подпирал ельник, изобилующий ловушками, с другой – обрыв, оснащенный скрученными веревочными лестницами и парочкой канатов для скоростного спуска. Землянки люди рыли так, чтобы запасные выходы из них оказывались в оврагах.