Смерть под зонтом

3

С опозданием дошло до меня, что расточительность Дэрти ограничивается лишь приобретением роскошной мебели. Я понадобился лишь потому, что в одном лице (то есть за одну зарплату) смогу объединять режиссера и оператора. Не смею утверждать, что Оливер Дэрти обкрадывает своих работников. Он просто кое-что сберегает за их счет.

Из-за своей скупости Дэрти даже убедил меня, что не стоит совершать поездку в его машине. Куда удобнее использовать мою, которая к тому же пригодится во время съемок в Александрии.

Я осмелился осведомиться, не придется ли мне в Александрии заодно с обязанностями режиссера, оператора (и, само собой разумеется, также сценариста) играть роль его личного шофера. Шеф благожелательно пояснил, что иногда действительно придется покатать его, но тотчас же добавил, что в подобных случаях за бензин платить будет он сам. Кроме того Дэрти обещал в этом смысле не обременять меня слишком часто – в его распоряжении будут специальный автобус и легковая машина.

Пока мы объяснялись, прошло довольно много времени. Когда, наконец, я смирился со своей судьбой (пообещав, правда, себе при первой возможности вытребовать прибавку к зарплате), на обочине шоссе появился плакат: «Вас приветствует Новый Виндзор!»

До Александрии оставалось довольно далеко, поэтому решили перекусить. Я был за ресторан, Дэрти в целях экономии настоял, чтобы мы пообедали, не покидая автомобиля. Мальчишка с бензозаправочной станции принес нам подносы с котлетами и салатами и богатый набор соусов, чтобы как-то разнообразить вкус этой соломы.

Пока мы ели, из боковой улицы вынырнул лендровер, сияющий черным лаком. Из него выбрался улыбчивый Альберт Герштейн.

– Что вы здесь поделываете, Альберт? – спросил Дэрти, поздоровавшись.

– Ричард Бейдеван попросил купить в Новом Виндзоре капюшоны и маски. В Александрии их ни за какие деньги не сыщешь. Сомневаюсь, слышали ли там вообще о маскарадах и карнавалах.

– Места в мотеле «Авгиевы конюшни» заказаны?

– Да. Как вы велели, одна комната на двоих.

– В мотеле? – взорвался я. – Почему не в гостинице? И почему мне, творческому человеку, не созданы хотя бы возможности наедине обдумать свои замыслы?

– Именно потому! – примиряющим тоном проворковал Дэрти. – Нам по ходу съемок многое придется согласовывать. Есть ли смысл то и дело бегать друг к другу? Но, конечно, если ты согласен сам оплачивать свой номер…

– В таком случае не надо, – отступил я, зная свои ресурсы.

– Что же касается названия мотеля, то будь спокоен. С конюшнями древнегреческого царя, которые вычистил Геракл, ничего общего нет. Стерильная чистота! И, пожалуйста, не думай, что мотель я выбрал из-за дешевизны. Его владелец Хуго Александер – самый лучший знаток истории города. Ему принадлежит коллекция редких документов. Считаю, что он тот самый человек, который сможет ввести тебя в своеобразную атмосферу города… Отнеси, кстати, подносы и расплатись! Позже рассчитаемся!

Вернувшись, я застал завершение спора.

– Как вы не понимаете, Альберт? – настаивал вполголоса Дэрти. – В действительности вам ничего не угрожает!

– Не знаю, – в голосе Альберта прозвучало сомнение. – Разве вы гарантируете, что…

Увидев меня, они сразу же оборвали разговор. Альберт, изобразив внезапную занятость, поспешил распрощаться. Мы двинулись в путь.

Главной улицей Нового Виндзора выехали на шоссе № 251, которое, как помогла разобраться карта, вело до самой Александрии. Примерно час машина шла по зеркально гладкому гудрону. Постепенно начало темнеть. Когда сумерки совсем сгустились, обнаружилось, что шоссе кончилось. Перед нами, насколько хватало дальнего света фар, простирался лес, который прорезала грунтовая дорога, извилистая и разбитая.

Только потом мы узнали, что работа по прокладке шоссе прекращена из-за энергетического кризиса. Бензин вздорожал, и автомобильные фирмы, которые частично финансировали строительство, решили отложить реализацию проекта до лучших времен.

Тогда всего этого мы не знали и поэтому принялись обвинять друг друга. Я считал, что Дэрти, который уже побывал в Александрии, должен знать дорогу. Он оправдывался тем, что въехал в прошлый раз в город с другой стороны. Кроме того, за выбранный маршрут отвечает тот, кто за рулем, а не пассажир.

После долгой перебранки Дэрти предложил компромисс. Пусть я подремлю, а он тем временем попытается отыскать дорогу или какое-нибудь жилище.

Я заснул тотчас же. Мне привиделись кикиморы. Дэрти расставил всех их в ряд и, пропуская одну за другой мимо себя, малевал им на лбу красными чернилами номера и раздавал капюшоны. Внезапно все эти чучела гороховые повалились, как фигуры в кегельбане. Но это я соскользнул с сидения и проснулся.

– Кажется, застряли безнадежно, – сказал Дэрти.

– Чепуха, – пробормотал я, пытаясь вспомнить прерванный сон. – В конце концов и сельская дорога где-то кончается.

– В принципе – да, – согласился Дэрти. – Но, принимая во внимание, что кончился бензин, можно считать, что уже приехали.

Надо признаться, что именно это и огорчало более всего. В свое время, когда я приобретал новую машину, «Триумф» привлек меня именно тем, что по замыслу конструкторов позволял владельцам экономить горючее. Малолитражка, купленная как раз в разгаре энергетического кризиса, когда гости моей жены, забыв о новинках моды, судачили лишь о подорожании бензина, придавала мне независимость, вызывающую невольную гордость. Встречая на лестнице соседа, владельца элегантного «мустанга», который раньше вызывал во мне тайную зависть, я теперь смотрел на него с чувством собственного превосходства – его импозантный автомобиль потреблял вдвое больше бензина, чем мой невзрачный «Триумф».

– Какая-то ферма все же должна быть поблизости, – сердито пробурчал я.

– Но как нам об этом узнать? – меланхолично ответил Дэрти. – В такой тьме и слона не приметишь.

– Не знаю. – Я чувствовал себя не в своей тарелке. В сельской местности не был так долго, что и представить себе не мог, как в этот час найти уютный дом фермера, где встают с петухами и ложатся спать на закате солнца. – И вправду не знаю, – повторил я. – Быть может, корова замычит или лошадь заржет? В конце концов, есть там и собаки, а у них служба такая – лаять на проезжающие машины.

– Вот где, наконец, она, твоя ферма! – воскликнул спустя мгновение Дэрти, показывая на неясные огоньки где-то справа от дороги. – А это вроде бы собаки. Но не кажется ли тебе, что обычные псы лают не так музыкально.

Дэрти выключил мотор. Теперь и я услышал приглушенные звуки, которые долетали оттуда, где мерцали огоньки. И впрямь они были схожи с лаем, однако в действительности это оказались хриплые выкрики в сопровождении гитары. Усиленные громкоговорителями, они одуряли своей необычностью, гипнотизировали повторением одной и той же музыкальной фразы, повторением почти маниакальным.

Отговорившись, что последний час провел за рулем и слишком устал, Дэрти остался в машине. Разминая затекшие от долгого сидения ноги, я пошел навстречу огням и музыке. Пока я, скорее ощупью, чем доверяя глазу, продирался сквозь заросли чертополоха, музыка становилась все громче. Сомнений не оставалось, это не было хаотическое сплетение звуков, а песня, правда, какая-то дикая. Нечто подобное гимнам древних язычников, когда религиозный экстаз и первобытные инстинкты придают выразительность монотонному и в то же время страстному ритму.

Я невольно замер на месте – в одном из окон дома мелькнула белая фигура. То ли это были странные галлюцинации, порожденные музыкой, то ли я действительно увидел живую женщину из плоти и крови. К тому же нагую!

Решил повернуть назад, когда из темноты вынырнула чья-то фигура. На этот раз мужчины и к тому же одетого.

– Простите, где здесь ближайшая бензоколонка? – спросил я.

– Вы в город? – ответил вопросом на вопрос встречный. Говорил он отрывисто. В сиплом басе ощущались упрямство, категоричность.

– В город-то в город, да вот не знаем только, в какой попадем. Заблудились, – объяснил я.

– А куда вы направлялись?

– В Александрию. Но так долго кружили, что теперь и не знаем, в каком направлении ее искать. К тому же бензин на нуле.

– Поехали! – приказал он отрывисто.

По пути к автомобилю я всячески пытался выудить какую-нибудь более подробную информацию, но попутчик молчал. Осталось только надеяться, что он так же, как и мы, направляется в Александрию, что город находится где-то неподалеку, а бензоколонка еще ближе.

Увидев нас, Дэрти включил фары – шаг предосторожности, ставший уже рефлексом. Ведь мы живем в такое время, когда сажать в свою машину чужого человека опасно. Недавно, кстати, я читал, что случайных пассажиров взяли в свою машину двое полицейских ночного дежурства – их трупы нашли в кювете. Патрульная машина была использована с толком: не вызывая подозрений, на ней въехали во двор почтового отделения, когда почтальонам выдавали денежные переводы.

Когда я разглядел спутника, поневоле засомневался, брать ли нам его. На шее – гитара, висевшая на велосипедной цепи. Да и весь его облик выдержан в том же стиле. Босиком, ноги с обломанными ногтями, к пальцам прилипли комья высохшей грязи. Выцветшие, чересчур большие для него джинсы. Грубая веревка поверх черной рубахи так стягивала талию, что казалось, он вот-вот переломится. Аскетическое, бесплотное лицо с горящими глазами, по грудь черная борода. Репьи застряли в курчавых, давно нечесаных волосах, которые к тому же на скорую руку обкорнали на затылке.

Он молча откинулся на спинку заднего сидения. Тренькнула гитара, и снова настала тишина.

– Этот джентльмен, насколько я понимаю, едет в Александрию и по дороге покажет, где бензоколонка, – сказал я с намеренной насмешкой. Однако попутчик никак не отреагировал.

– Куда ехать? – угрюмо спросил Дэрти.

– Вперед! – отрывисто ответил местный житель. Через несколько минут он столь же лаконично отдал новый приказ:

– Направо и снова вперед!

Его молчание угнетало. Дэрти понапрасну пытался вызвать незнакомца на разговор. Наконец, доведенный до отчаяния, он пробурчал:

– Хотя бы имя свое назовите!

– Я – Пророк! – отрывисто прозвучало в ответ подобно лаю.

Через некоторое время мы поняли, что, благодаря спутнику, все же избежали невеселой перспективы ночевки в лесу. Ухабы проселочной дороги сменил гудрон, на темном небе обозначился розовый отсвет огней города. Я обрадовался, уже заранее наслаждаясь заслуженным отдыхом на мягких поролоновых матрацах, который ожидал нас в мотеле.

– Понт! – неожиданно раздался отрывистый лай моего спутника. – Закройте окно!

– Не понимаю, почему, – сказал я, любуясь серебряным зеркалом озера, которое внезапно засветилось на фоне неба. Озеро Понт, правый берег которого примыкал к Александрии, было обозначено на моей карте, поэтому я посчитал его появление добрым признаком. Но какого черта, проезжая мимо, надо закрывать все щели?

Я продолжал еще радоваться романтическому пейзажу, когда удушливая волна вони заплеснула автомобиль.

Наш спутник наконец обрел дар речи.

– Дохлая рыба! Гниющая цивилизация! Химикалии! Стиральные порошки! – Каждая его рубленая фраза по-прежнему казалась отрывистым лаем.

– Господь создал природу для всех существ! Человек ее изнасиловал! Христос сошел на землю проповедывать любовь! Люди распяли его! Они убили Христа, они убили природу! Они изо дня в день пожирают все вокруг! И сказал господь: «Люди сами себя обрекли на смерть!» Птица свята! Дерево свято! Вода свята! Во имя его! Во имя Христа! Уничтожить, уничтожить, уничтожить!

Словно подавившись, незнакомец умолк так же неожиданно, как и заговорил.

Я понял, что услышал кровожадную квинтэссенцию своеобразного евангелия. Сам его смысл не был бог весть как оригинален. Но никогда не приходилось внимать так прямо и беспощадно высказанной истине, что человек, постепенно отравляя создавшую его природу, доказал, что и сам лучшей участи не достоин.

Не знаю почему, но я надеялся, что незнакомец продолжит свой страстный монолог. Напрасно. Все мои реплики наталкивались на прежнюю немоту.

– Вот бензин, – сказал лишь он немного погодя, указав грязноватой рукой в том направлении, где сияла надпись «Авгиевы конюшни».

Мы пояснили, что дальше не поедем. Это известие он воспринял равнодушно. Молча открыл дверцу – гитара снова тренькнула, – молча растворился в темноте.