Она держала под мышкой сумку рыжеватой кожи, а в руке – пакет из магазина женского белья. Свой двусторонний плащ она сменила на серый костюм, оживленный изумрудного цвета шарфом.
Светлые волосы спадали на плечи тяжелой золотистой массой, обрамляя лицо, которому слегка выступающие скулы придавали экзотическое очарование. Глаза вписывались в общий тон картины – темно-серые с зеленым отливом, в длинных, часто моргающих ресницах. Носик был прямой, маленький и изящный, что называется, очаровательно обрисованный. Чувственные губы, похожие на прекрасный спелый плод, сияли ярко-красной помадой, вызывая у меня неприятное воспоминание о такой же помаде, виденной в другом месте.
На лестнице в доме Кабироля я не успел толком разглядеть ее лицо, частично скрытое носовым платком и капюшоном плаща, так что будь туфли из кожи рептилии единственной приметой, я бы вполне закономерно заключил, что этого недостаточно. Но окаменевшая от испуга девушка выглядела как Дон Жуан перед статуей Командора. Последние сомнения улетучились в тот момент, когда она подняла к губам затянутую в перчатку руку, удерживая готовый сорваться крик.
– Не падайте в обморок, – сказал я, хватая ее за руку, – встречаются типы и пострашнее.
– Боже мой! – пробормотала она.
– Мир тесен, не правда ли? Мы уже встречались, если не ошибаюсь?
Отрицать она не пыталась. Ее перепуганный взгляд казалось не мог оторваться от моего лица, на котором помимо моей воли возникало подобие улыбки. В смятении, она утвердительно кивнула:
– Да, да... мне... мне кажется...
В ее голосе звучали усталые нотки. Вообще, все в ней обличало крайнюю усталость. Мимо прошел мальчишка, принявший нас за повздоривших влюбленных. Удаляясь, он несколько раз оглянулся, смеясь идиотским смехом.
– О! Умоляю вас, отпустите меня. Вы делаете мне больно.
Видимо я бессознательно сжал ее руку сильней, чем это было необходимо.
– Ну уж дудки! Чтобы вы снова смылись? Как же! Раз уж мы встретились, так должны мило побеседовать.
– Ну, если хотите, – решилась она.
Я отпустил ее руку. Девушка продолжала неподвижно стоять передо мной. Мне это не понравилось. Я бы предпочел попытку к бегству. По крайней мере, это было бы хоть на что-то похоже. Тогда как... эта перепуганная девочка...
У меня возникло смутное впечатление, что я пытаюсь черпать воду решетом... О господи! Мое воображение!
– Идемте ко мне в контору.
– Вашу контору?
– Ну, где-то же нужно поджидать удачу. Я с этой целью снимаю офис. Большую часть времени я там сплю. Это напротив. Требуется только пересечь улицу. Мы будем там вдвоем, нас никто не потревожит.
Я снова взял ее за руку. Она опустила голову и позволила себя увести. Молча мы поднялись по лестнице. Во всяком случае в отношении ног я не ошибся: они были очень красивы.
Дойдя до второго этажа, девушка увидела на двери табличку с указанием рода моих занятий, что вызвало у нее легкий шок и заставило отступить:
– Поли... вы полицейский?
– Частный сыщик. Что мало о чем говорит. Так что не бойтесь.
Я посторонился, пропуская ее вперед. Переступая порог агентства "Фиат Люкс", она прошептала неразборчивую фразу. Может, молитву. В наше время религия проникает в странные места и сочетается с неожиданными вещами. При виде того, чем закончился мой поход в бар напротив.
Элен распахнула глаза до размеров обычной тарелки, я имею в виду те, что не летают.
– Меня ни для кого нет, – заметил я.
И пригласил таинственную блондинку пройти в мое святилище. Вскоре оно заполнилось запахом ее опьяняющих духов.
– Садитесь, – предложил я, закрывая за нами обитую дверь.
С отсутствующим видом она упала в первое же подвернувшееся кресло, не удостаивая взглядом окружающее. Между тем, на стене под стеклом висел чудесный поддельный диплом, достойный внимания. На нем по обе стороны рамки были нарисованы молодец в куртке, пытающийся разрешить головоломную задачу или вспомнивший о налоговом инспекторе, короче, испытывающий серьезные затруднения, и голая женщина, завернувшаяся в распущенные волосы, скрывающие ее с головы до полноватых ног. Черт знает, куда она могла унестись в такой час. Я имею в виду блондинку. Возможно, к Кабиролю. Я представил его, мертвого, под полками, заставленными вещами, бедными, ничтожными, жалкими и невзрачными вещами, среди которых находился и плюшевый мишка, вырванный из рук малыша какого-то бедняка...
Я выругался сквозь зубы и подошел к блондинке, оценивающе разглядывая ее. Ей явно не могло быть больше 22 лет. Очень красивая, очень хорошо сложенная, она определенно стоила, чтобы ею заняться, и выглядела куда привлекательнее, чем мне показалось при первой встрече.
– Я себя лучше чувствую, чем позавчера, – заметил я. – А вот вам, похоже, не по себе. Чего-нибудь укрепляющего? Мне кажется, вы в этом нуждаетесь.
Никакого ответа. Только мимолетный кивок, возможно непроизвольный, но я расценил его как утвердительный. Я отправился в соседнюю комнатушку смешать компоненты успокаивающего зелья. Вернувшись, я убедился, что девушка так и не пошевелилась. Я подал ей стакан:
– Может познакомимся? Это я Нестор Бурма. Ну, тот тип, чья фамилия указана на дверной табличке. А вы?
– Одетт Ларшо, – чуть поколебавшись, представилась она.
– Разумеется, шутка? Она пожала плечами:
– Я не в настроении шутить.
– Выпейте вот это.
Освободившись от сумки и положив на колени пакет, девушка затянутыми в перчатку чуть дрожащими пальцами взяла протянутый ей стакан. Тут же я быстрым жестом схватил ее сумку, задев при этом пакет, упавший на ковер. Там он и остался. У блондинки вырвался слабый протестующий крик, она вздрогнула. Вот и вся самозащита. Половина содержимого стакана оказалась на полу. Одним глотком она выпила остаток, не пытаясь помешать мне в исследовании сумки.
Там оказались обычные пустяки: тюбик помады, пудреница, флакон духов, носовой платок и тому подобное. Выудив оттуда конверт, я вслух прочитал адрес: "Госпожа Эрнестин Жакье, улица де Ториньи".
– Какое счастье, что вы не расположены шутить, – откомментировал я.
– Это моя мать, – ответила она.
– Значит, она вторично замужем?
– Да. Овдовела и снова вышла замуж.
– Таскаете у нее письма?
– Мне нужен был клочок бумаги записать кое-что... Я взяла, что подвернулось.
Конверт был пуст. На обороте стоял штемпель отправителя – нотариуса, мэтра Диану с бульвара де Фий-дю-Кальвэр, а карандашом записано название модного журнала и какая-то дата.
– Раз уж вы устроили обыск, не останавливайтесь на полдороги, – резко сказала блондинка. – Мое имя – Одетт Ларшо – стоит в записной книжке, она в кармане, который вы все равно обнаружите.
Я улыбнулся:
– Должен заметить, алкоголь идет вам на пользу. Придает сил.
– Не откажусь от еще одной порции, если вы не против. Да, он идет мне на пользу.
Похоже, она слегка захмелела. Тем лучше. Это облегчит мою задачу. Я наполнил ее стакан. Она поднесла его к губам, оставив на краю ярко-алый треугольник.
Я возобновил изучение содержимого сумки и извлек из нее упомянутую книжку. Действительно, на первой страничке, отведенной для информации о владельце, значилось имя Одетт Ларшо без других указаний. Возможно, это ничего и не значило, но пришлось удовольствоваться тем, что есть. Я пролистал книжку. Много чистых страниц. Там и сям разбросанные записи, внешне малоинтересные. Я сложил все обратно в сумку и закрыл ее.
– Вы тоже живете на улице Ториньи?
Она осушила свой стакан:
– Да. Это запрещено?
Фраза прозвучала как удар бича. Удар бича, которым ее подстегнул напиток.
– С чего бы? Думаю, это такая же улица, как остальные.
– Она вам незнакома?
– А должна быть знакома?
Девушка топнула ногой:
– Тупица! Это так действуют сыщики? Ни с того ни с сего обыскивают чужие сумки?
– Некоторые начинают с обыска тех, кому сумки принадлежат. Такой красавице как вы я бы не пожелал попасть в лапы одного из этих джентельменов.
– Верните мою сумку.
– Держите.
– Надеюсь, вы там нашли, что хотели?
– Нет.
– А что вы искали?
– Револьвер.
Она подскочила:
– Рев... Какого черта стану я носить револьвер?
– Справедливо. Вы правы, я тупица. Почему, в самом деле, револьвер?.. Вы с большим удовольствием пользуетесь ножом для разрезания бумаг.
Тень скользнула в ее глазах и напущенный ею на себя нахальный вид слетел, словно плохо подогнанная маска. Она вжалась в кресло и прошептала:
– Ах, вот в чем дело?..
– Не знаю, в чем дело, но, возможно, вы поможете мне понять.
– Потому что... потому что, вы думаете, что... что я убила этого... этого человека... Кабироля?
Я подобрал пакет из магазина женского белья и положил перед собой на стол.
– А разве нет?
Пакет был розовый, пересеченный надписью: "Розианн, чулки, тонкое белье, улица де Пети-Шан". В десяти метрах от моей конторы, если идти по авеню Опера. Элегантная витрина, соблазнительная и горячившая кровь, со всем необходимым для разжигания воображения холостяков и даже женатых. Вот так.
– Нет! – возразила она с горячностью. – И хорошо, что я вас встретила. Смогу вам все рассказать. Облегчить душу. Если бы только это меня успокоило...
Я заодно раскрыл и пакет, вытащив из него тоненькие как паутинка трусики, черные и отороченные кружевом.
– ...Вот уже два дня я не живу больше, я... Вы не слушаете меня, – пожаловалась она.
– Ошибаетесь. Просто можно делать две вещи зараз... – Я развернул изящную деталь туалета и рассматривал ее на вытянутой руке. – Но это пгосто пгелестно, – прогнусавил я, копируя смешные повадки игривого коммивояжера. – Беспокойство, о котором вы тут рассуждаете, не мешает вам думать о приобретении таких штучек, а?
– Ох! Да что же все это значит?.. – У нее вырвался нетерпеливый жест. – Женщина есть женщина. Сама не знаю, почему купила это...
– В любом случае, они очень красивы... будят воображение... И должны сидеть на вас как вторая кожа.
Ее щеки залились краской:
– Я не позволю вам злоупотреблять ситуацией. С меня довольно, я сыта всем этим по горло, понимаете? Довольно! Довольно!.. – Она затопала ногами, – Все вы одинаковые хамы, зовут вас Кабироль, Бурма, или все разно как! Грязные омерзительные хамы. Я...
Девушка задохнулась. Ее трясло как осиновый листок. Лицо под слоем косметики теперь стало белым как мел. Глаза закатились. Со слабым жалобным вскриком она сползла с кресла... Я открыл дверь:
– Помогите мне, Элен. Она потеряла сознание.
Элен, делавшая вид, будто печатает на машинке, оторвалась от своих вымышленных занятий и устремила взгляд на мою правую руку:
– Может, ей не нравится, когда с нее снимают трусики?
Выругавшись, я отбросил их. Элен оставила "Ундервуд", с двусмысленной улыбкой прошла в директорский кабинет и постаралась привести блондинку в чувство.
– Кто она такая? – между делом поинтересовалась моя секретарша. – Клиентка?
– Так, способ провести время.
– Дальше – лучше Я...
Элен замолчала. Тем временем гостья приходила в себя.
Она не стала спрашивать: "Где я?" Такого уже не бывает. Она разрыдалась. Такое еще случается.
– Успокойтесь, – утешала ее Элен, – тише. Он уже давно не опасен.
Она помогла девушке подняться и снова сесть в кресло. Я налил ей третий стакан, но она не пожелала к нему притронуться, а смотрела на меня влажными глазами побитой собаки с потеками от размытой туши, которой были накрашены длинные ресницы. Даже несмотря на это, девушка выглядела очень красивой.
– Извините меня, – пробормотала она. – Я... Этот страх, преследующий меня уже два дня... Это напряжение... Я хочу уйти.
Она постаралась вложить в последнюю фразу всю возможную энергию. Но энергии было – кот наплакал.
– Только не в таком состоянии, – отозвался я. – Отдохните и успокойтесь.
Я сделал знак Элен, что можно вернуться к машинке. Она подчинилась без лишних комментариев.
Мы с Одетт Ларшо остались вдвоем. Молодая девушка понемногу успокаивалась. Грудь уже не вздымалась так бурно и всхлипыванья истощались. Она вытерла глаза и нос смятым носовым платком, вздохнула, провела рукой по вспотевшему лбу и откинула упавшие на щеку волосы. Я прочистил горло:
– Хм-м... Знаете, я не хотел вас пугать...
Она не отозвалась.
– Конечно, я затронул тягостные воспоминания...
Тихий всхлип. И все.
– Если я правильно понял, Кабироль был именно таким типом, да? С темпераментом, как у кролика. Сдвинутый на идее растления несовершеннолетних, он хотел...
– Я вас умоляю... – прошептала она.
– Послушайте, малышка, Мне нужно знать. Я тоже более или менее замешан в этой истории.
Я придвинул себе стул и уселся напротив блондинки.
– Итак? Да или нет?
– Да.
– Но он не довел дело до конца? Он вас только поцеловал?
– Да.
– Тогда вы схватили валявшийся на столе нож для бумаг и ударили его.
От внезапно залегшей тени ее глаза из серых стали темно-свинцовыми, как грозовое небо. Она пристально взглянула на меня:
– Это ужасно!..
Я пожал плечами и отечески похлопал ее по коленке:
– Не стоит преувеличивать. Со многих точек зрения Кабироль был гнусным и довольно злонамеренным типом.
Она почти закричала:
– Но вы, значит, не понимаете, господин Бурма?! Я... я не делала этого!
– Вы не убивали его?
Она отрицательно покачала головой. Я улыбнулся:
– Ну что ж, в таком случае, он, вероятно, не был таким уж законченным негодяем. Он еще оказался чувствителен к угрызениям совести. И, чтобы наказать себя за свое поведение по отношению к вам, он сам пронзил себе сердце.
Она замотала головой, и ее волосы разлетелись в разные стороны.
– Вы жестокий...
Закрыв лицо руками, девушка наклонилась вперед, опершись локтями о колени. Сквозь пальцы глухо донесся ее голос:
– ...Он меня... да, он меня поцеловал... крепко, очень крепко... и прижал к себе... я вырвалась... я оттолкнула его... и убежала, сгорая со стыда...
– И на лестнице встретились со мной?
– Я... да... возможно... не помню.
– Я помню. И помню, что вы вернулись... Может, не специально для того, чтобы наградить меня тумаком по затылку... но, так или иначе, я его получил.