Смерть в саду золотых масок

— Он пошел в беседку, хотел полюбоваться диковинами, — добавил слуга. — Я не думаю, чтобы такой важный господин что-нибудь спер.

Это он добавил, сам от себя не ожидая подобной дерзости, и втянул голову в плечи. Но ожидаемой оплеухи не последовало. Господин Эмбриако был слишком обеспокоен происшествием. Он даже сказал:

— Да, я тоже подумывал о такой возможности… Многие знатные господа не могут устоять перед соблазном и делают попытки украсть у меня тот или иной поразительный предмет. Но вынести вещь из сада им не удается. Здесь ведь наложены чары, если ты не знал…

Чары были слабенькие. Ими пользовались некоторые богачи, которые слишком дорожили своими артефактами. Стоили эти заклинания очень дорого, поэтому прибегали к ним редко. Только в тех случаях, когда тот или иной предмет был дороже хозяину, чем деньги.

При попытке унести заколдованную вещь из сада поднимался страшный шум, на который сбегались слуги. Предмет изымали у провинившегося, мягко журили его и… как ни в чем не бывало принимали в гостях снова. Господин Эмбриако признавал за человеческой природой право на слабость и охотно прощал ее.

«Друг мой, — говорил он, как правило, багровому от смущения неудачнику-вору из высшего света, — что поделаешь! Была бы моя воля, я и сам украл бы у вас или у господина такого-то пару вещичек… Забудем же об этом досадном происшествии. Прошу вас, будьте моим гостем, как всегда!»

Но факт оставался фактом: господин Джунийе пропал из сада господина Эмбриако. Пропал бесследно.

А все вещи из коллекции оставались на местах.

Некоторое время Эмбриако еще ломал себе голову над этим непонятным происшествием, но затем его отвлекли новые заботы: слуги доложили о прибытии кхитайского мастера церемоний Тьянь-По.

Маленький кхитаец вырядился очень торжественно, в белый шелковый халат, расписанный цветами и птицами. Господин Эмбриако встретил его по возможности вежливо, усадил за столик в беседке, откуда открывался вид на деревце и вторую беседку, где хранилась золотая маска. Принесли чай. Тьянь-По, человек вежливый, пил бритунский чай не морщась и даже несколько раз похвалил напиток. Эмбриако был на седьмом кебе. Он считал себя истинным знатоком восточных обычаев.

— Я должен осмотреть сад вашей светлости, — пояснил Тьянь-По. — Мне нужно точно представлять себе, где и как будет проходить наша церемония. Прошу вас, покажите мне ваши достопримечательности. Какие вещи должен увидеть король?

— В каком смысле? — уточнил Эмбриако.

Тьянь-По улыбнулся.

— Я плохо выразил свою мысль! Прошу тысячу раз извинить меня.

— И одного раза будет довольно, но поясните, пожалуйста, что вы имели в виду.

— У вас есть наиболее драгоценные предметы, которые составляют гордость — вашу и Бритунии, не так ли? — проговорил Тьянь-По. — Вовремя визита короля Аквилонии эти предметы должны изящно и неназойливо попадаться ему на глаза. Не так ли? Я должен знать, какие экспонаты вашей коллекции избраны для этого. Мы расставим их по пути следования процессии, так что королей будет сопровождать непрерывное удивление.

— Вот оно что! — протянул Эмбриако. — Надо же! Я прочитал много книг, посвященных далеким странам, не говоря уж о том, что провел немало часов в разговорах с путешественниками, и ни один из них не обмолвился и словом…

— Ничего удивительного, — перебил Тьянь-По, вежливо улыбаясь. — Ведь все путешественники — известные лгуны. Большинство из них не бывает дальше портового борделя и местного рынка, где и закупают все те диковины, которые потом привозят в страны заката и продают знатокам за большие деньги. Процессия, которую я хочу организовать, имеет очень древнее происхождение. Такие шествия раньше возглавляли владыки древнего, давно погибшего царства У-Хань. Они называются Шествиями Непрестанного Удивления.

— Что ж, — сказал Эмбриако, — в таком случае, я должен показать вам мою коллекцию. Полностью доверяюсь вашему вкусу. Боюсь, я — из тех невежественных бритунцев, которые покупают все подряд и могут счесть за драгоценность какую-нибудь глупую, банальную вещь. Вроде золотой маски.

Он произнес это, руководствуясь тщеславием, поскольку намеревался не словами, но поступками доказать кхитайцу, что тот ошибается, считая i людей из закатных стран полными невеждами и экзотическом искусстве.

Тьянь-По насторожился, но постарался скрыть свои чувства.

— У вас есть золотые маски? — спросил он,

— Разумеется! Разве наш праздник не будет называться Праздником Золотых Масок? — напомнил Эмбриако. — Неужели бритунский король затеял бы подобное торжество, не имея золотых масок!

— И они у вас настоящие? — продолжал настаивать Тьянь-По.

— Не знаю, не знаю, — Эмбриако пожал плечами с притворным смирением. — Я покупал их у людей, побывавших и в Кхитае, и в Вендии. Маски — самые различные. Моя последняя покупка, например, довольно забавна. Принес один забулдыга, наемник или что-то в этом роде. Потребовал два десятка золотых монет, но в конце концов мои охранники его избили, и мы сошлись на семи.

— О! — вежливо округлил рот Тьянь-По. — И я могу увидеть эту маску тоже?

— Все, что захотите! — Эмбриако сделал широкий жест.

Тьянь-По поднялся на ноги и проследовал за гостеприимным хозяином в беседку, где на него уставилась золотая маска. Она стояла в шкафу точно так же, как и вчера, то есть на самом ребре, не прикасаясь к стенкам.

— Изумительно! — воскликнул кхитаец, приближая лицо к маске. — Я должен рассмотреть ее поближе.

Он наклонился над стеклом и начал водить над маской глазами, избегая, однако, прикасаться к ней. Неожиданно в прорезях маски мелькнули чьи-то глаза. Тьянь-По замер. Он подумал было, что ему почудилось, но нет — кто-то потаенный взирал на него с той стороны маски.

«Кто там, за маской? — подумал Тьянь-По. — Действительно! Вот загадка, разрешить которую под силу только мудрому в союзе с сильным».

Странное ощущение длилось всего лишь миг, а затем пропало. Но Тьянь-По был уверен: маска заколдована, и за нею прячется некто. Некто очень недобрый, любопытный и алчный.

— Скажите, господин Эмбриако, — обратился Тьянь-По к хозяину дома, — вы держите у себя в коллекции магические предметы?

— Нет, — отрезал хозяин. — Это исключено. Все вещи, которые собраны у меня, имеют только естественное происхождение. В этом смысл коллекции. Торжество мастерства человеческих рук.

— Понятно, — пробормотал Тьянь-По. — Что ж, продолжим наш осмотр…

— Говорю тебе, неладно что-то у него с этой маской! — шептал Тьянь-По Конану, когда друзья встретились в таверне.

Они сидели внизу, склонившись над кувшином вина, и разговаривали — то о деле, то о разных пустяках. Фореза нигде не было видно — пропадал в городе, искал, где заработать или украсть. Конан не сомневался в том, что обнищавший лорд закончит свои дни наемным убийцей. Самая подходящая работа для такого бездельника и негодяя, утверждал киммериец. Впрочем, Тьянь-По был другого мнения. «Даже безнадежный человек может исправиться и в следующем воплощении оказаться превосходной лошадью или честной жабой, — заверял кхитаец своего друга. — Все зависит от правильного взгляда на вещи».

Конан даже спорить не пытался. Он знал, что и некоторых случаях Тьянь-По лучше не возражать.

О своем походе в сад Эмбриако Тьянь-По рассказывал киммерийцу с множеством утомительных подробностей. Поведал и о том, что видел то самое деревце. Для того, чтобы составить заклинание снятия заклинания кхитайцу требовалось время.

— Я ведь не колдун, ты понимаешь, — говорил он Конану. — Я разбираюсь в каллиграфии.

Каллиграфия учит человека сопрягать смыслы.

— Что делать? — не понял Конан.

— Объясняю… Положим есть некая вещь. Кусок мяса. — Тьянь-По взял из своей плошки кусок мяса на кости и потряс им в воздухе, после чего опустил обратно в плошку. — Есть слово, обозначающее эту вещь. И есть рисунок, обозначающий это слово. Связь между рисунком и вещью — таинственна и сродни заклинанию…

— Ясно, — проворчал Конан, которому ничего не было ясно. Он вытащил мясо из плошки своего друга и принялся грызть. — Все равно ты не ешь мяса, — пояснил киммериец. — Зачем пропадать вкусной еде! Ты можешь довольствоваться парочкой иероглифов.

— Ты быстро учишься, киммериец, — сказал Тьянь-По, улыбаясь. — Схватываешь все на лету.

— Таково мое дао, — сказал Конан, с хрустом разгрызая кость. — Давайте вернемся к золотой маске.

— Из-за маски кто-то смотрел на меня. Кто-то очень злобный. И бесплотный. Но он желает воплотиться, я уверен, — сказал кхитаец.

— Любая бесплотная сволочь хочет воплотиться, — сказал Конан, гора красивой молодой плоти. Он вытянул под столом ноги, сыто рыгнул и погладил себя по животу. — Лично я ни за что не хотел бы стать бесплотным духом и сидеть, спрятавшись за маской…

— Точно! — прошептал Тьянь-По.

— Что? — удивился Конан. — Ты о чем?

— О бесплотном духе… Если апельсиновое дерево находится в саду Эмбриако, — а оно там, и я его видел! — то и колдуны-братья должны находиться неподалеку. Одного ты видел, он превратился в паука и умер. А другой, развоплощенный дух… Тот, младший, самый сильный из колдунов…

— Думаешь, это он прячется за маской? — Конан сразу подобрался. Блаженная расслабленность покинула варвара, он был готов действовать в любое мгновение.

— А кто же еще? — шепнул Тьянь-По. Он огляделся по сторонам и опасливо вжал голову к плечи, как будто боялся, что дух окажется где-нибудь поблизости.

— Ну, мало ли на свете бродячих духов…

— Давай предполагать, что это он.

— Давай, — согласился Конан, опять расслабляясь и принимаясь ковырять в зубах огромным ножом.

— Положим, дух живет в маске…

— Положим.

— И сторожит апельсиновое деревце, в ожидании, когда он сможет воплотиться и расколдовать принцесс.

— Положим.

— Ведь если ему это удастся, то он завладеет сразу тремя сестрами…

— Ну.

— Слушая тебя, Конан, можно подумать, что тe6e неинтересно! — рассердился наконец кхитаец.

Конан, который только этого и добивался своими нарочито лаконичными и равнодушными ответами, хмыкнул.

— Да ладна тебе злиться, Тьянь-По. Конечно, мне интересно. Сразу три принцессы! С ума сойти.

— Продолжаю, — успокоился кхитаец. У него был легкий характер, и это как ничто другое помогало ему уживаться с киммерийцем. — Развоплощенный дух прячется в маске.

— Ты это уже говорил.

— Сторожит дерево.

— И это ты уже…

— Если ты будешь меня отвлекать, я скажу то и в третий раз! А теперь — задача для истинного ученика каллиграфа. Что нужно духу для того, чтобы воплотиться?

Конан напрягся, выпучил глаза, надул на шее жилы, побагровел и выговорил натужным голосом:

— Чтобы… воплотиться… духу требуется… живая человеческая кровь, господин учитель!

— Молодец! — улыбнулся Тьянь-По.

Шумно выдохнув, Конан улыбнулся в ответ.

— Я понял, к чему ты клонишь, Тьянь-По. Сегодня же попробую узнать, не пропадал ли кто-нибудь в Пайрогии. Бесследно. И, желательно, в саду Золотых Масок.

Еще один человек в Пайрогии хотел бы это знать. Звали этого человека лорд Форез. И интересовало его то же, что и Конана с другом: не было ли таинственных исчезновений в доме господина Эмбриако? Точнее: не пропал ли загадочным образом сам господин Эмбриако?

Поэтому как только стемнело, лорд Форе пробрался к саду и очутился возле старого лаза, через который он вылезал на волю еще в давние времена, когда был подростком. Проникнуть и сад для него не составило никакого труда. Он пробежал по знакомым дорожкам, миновал несколько беседок и пышно разросшихся кустов подстриженных в форме шаров, конусов и кубки остановился возле входа на кухню.

Неожиданно лорд Форез ощутил печаль. Он понял, как соскучился по этому дому, по обширному саду, по всем этим таинственным тенистым закоулкам, даже по дядиной коллекции, которой здесь было подчинено все, включая распорядок дня.

— Не раскисать! — приказал он себе. — Еще не хватало, чтобы я тут распустил сопли! Я пришел убить. Я — наемник. Я — убийца. Я проделал долгий путь… И теперь я желаю завладеть моим наследством.

Он обошел дом кругом. В комнатах господина Эмбриака горел свет. Затем в окне мелькнул силуэт самого хозяина. Форез прикусил губу, чтобы не вскрикнуть от разочарования: итак, дядя жив-здоров!

Он скользнул в кусты и спрятался в глубокой тени. По дорожке сада, смеясь, прошла горничная. Сын садовника, негодный мальчишка, обнимал ее за талию, а она заливисто хохотала. При виде забав лакейской любви Форез почувствовал приступ дурноты. Его всегда раздражали слуги. Вечно крутятся под ногами, мешают, во все лезут, все запрещают и шпионят для дяди. Обо всем ему докладывают.

А сами… И как все это вульгарно, как неизысканно! Бот дочка графа Сабрана… Но о ней лучше не думать. Вычурная, холодная, глупая. И все же — сколько аристократизма! С каким достоинством она разделась, легла и закрыла глаза, предоставив Форезу свое прохладное белое тело!

Да. Лучше не вспоминать.

Дело превыше всего.

Форез дождался, чтобы шаги горничной и ее ухажера стихли, и прокрался в беседку, где хранилась золотая маска. Маска была на месте.

Несколько минут Форез разглядывал ее, и разочарование захлестывало его. Затем он резко распахнул дверцы шкафчика и схватил маску. Глядя в ее пустые глаза, он закричал:

— Кто ты? Почему ты ничего не делаешь?

Естественно, он не ожидал ответа. Но спустя миг в его голове прозвучал хриплый голос:

— Ты ошибаешься, смертный.

Форез едва не выронил маску.

— О чем ты говоришь? Кто ты?

— Я должен воплотиться…

— Мне все равно, что ты там должен! — рассердился Форез. На самом деле он не верил в то, что разговаривает с маской, и полагал, что происходящее — лишь плод его больного воображения.

— Я должен воплотиться, — повторил голос

Затем Форез почувствовал, как чьи-то глаза смотрят на него с той стороны маски. Он перс вернул ее. Пусто. Естественно, пусто. Что там может быть!

Но взгляд не исчезал. Голос молчал, однако чужое присутствие становилось все более ощутимым.

Неожиданно голос прошептал, мягко и вкрад чиво:

— Неужели ты не хочешь увидеть мир моими глазами? Надень маску! Взгляни на этот сад сквозь прорези… Стань МНОЮ!

Форез напряг мышцы, отчаянно отодвигая си лица золотую маску. Силы оказались слишком неравны. Локти Фореза сгибались сами собой, словно они вдруг размягчились и отказывались подчиняться. Он стиснул зубы, так что они заскрипели и начали крошиться. Маска неуклонно приближалась. С громким стоном Форез сдался, и маска упала на его лицо. Она приросла к коже. И… ничего не произошло. Сперва Форез ощущал легкое покалывание, оно было даже приятным — вроде освежающего дуновения морского петерка. Затем пришло состояние полного покоя. Форез глянул на свои руки и не увидел их.

— Где я? — спросил он мысленно.

Голос в его голове засмеялся.

— Ты теперь — это я. И еще один человек — тоже я. Понял? Скоро я сумею поглотить достаточно людей, чтобы воплотиться, и тогда…

— Идиот! — закричал Форез. — Ты развоплотил меня? Я теперь дух?

— Дух? Ты? — невидимого собеседника, казалось, страшно забавляло отчаяние молодого лорда. — Великие боги, какой дух может быть у такого ничтожества, как ты! Нет, конечно. Ты теперь — никто. А вот я скоро обрету плоть, и тогда…

— Это я привез тебя в Бритунию. Ты должен был уничтожить совершенно другого человека, — заклинал Форез. — Прошу тебя, отпусти меня. Я покажу тебе твою истинную жертву. Ту самую, которая была предназначена для тебя изначально. Ты не должен был… забирать меня!

Форез все еще надеялся найти с духом маски общий язык и потому подобрал достаточно обтекаемое слово, но у духа имелось на сей счет совершенно иное мнение.

— Ты так до сих пор ничего и не понял, червяк? — прогремел голос. — Мне все равно, кого пожирать! Все вы для меня — просто корм! Ты, тот человек, или этот алчный купчишка из Хаурана, кто-нибудь еще…

— Отпусти меня… — жалобно повторил Форез.

Голос замолчал. Дух, заключенный в маске, явно не желал продолжения разговора.

Исчезновение Фореза не слишком обеспокоило Конана. А вот судьбой Джунийе, слуги которого несколько раз спрашивали о своем господине у слуг господина Эмбриако, он решил заняться всерьез.

— Говорю тебе, дурья башка, — твердил привратник господина Эмбриако прислужнику господина Джунийе, — они с моим господином уже несколько дней только тем и заняты, что бродят по саду, кушают-выпивают, и говорят, говорят..

— Ты его видел? — напирал прислужник. Это был рослый тощий мужчина с растрепанной черной бородой, с нечистой тряпкой на голове, больше похожий на разбойника, чем на лакея. Джунийе ценил его за звериную преданность.

— Видел! — сказал привратник. — Вчера. Кажется.

— Господин всегда заходит домой после полудня, чтобы переменить одежду, — сокрушался прислужник. — Уверяю тебя, с ним что-то случилось. Он не мог изменить своей привычке.

Конан, слушавший этот разговор, подошел поближе. Оба слуги тотчас замолчали и уставились па верзилу варвара.

— Что тебе? — спросил привратник. — Шел бы ты своей дорогой!

— Ну вот еще! — возразил Конан. — Эта улица, на которой я стою, не принадлежит твоему господину, так что не распоряжайся там, где не смеешь.

— Что значит — «не смеешь»? — возмутился привратник. — Какой-то варвар будет мне указывать, что я смею, а чего не смею!

Конан решил не обращать на него внимания и заговорил с прислужником господина Джунийе:

— Говоришь, не вернулся вчера домой?

— Кто? — Прислужник выпучил черные глаза.

— Ну, этот твой хозяин, — пояснил Конан.

— Не твое дело… — Он пристальнее посмотрел на Конана и внезапно переменил свое мнение верзиле киммерийце. — Да. Господин Джунийе, торговец из Хаурана, великий знаток редкостей и ценностей, щедрый и милостивый…

— Все понятно, — Конан безжалостно оборвал поток красноречия. — Он ушел сюда и не вернулся?

— Именно.

— А сам господин Эмбриако — он дома?

— Во всяком случае, господин Эмбриако не покидал своих владений, — заявил привратник с горделивым видом.

— Пожалуй, я с ним побеседую, — объявил Конан.

— Стой! — всполошился привратник. — Ты никуда не пойдешь.

— В каком смысле? — варвар прищурился. Его синие глаза полыхнули веселым огнем. — Почему это я никуда не пойду?

— Потому что я запрещаю…

Привратник не закончил фразы. Конан взял его за локти и аккуратно переставил на другое место, освобождая проход. Прислужник Джунийе разинул рот от удивления — привратник был мужчиной довольно крупным.

Киммериец вошел в сад. Слуги, переглянувшись, благоразумно решили предоставить ему полную свободу.

Конан двинулся между стволами деревьев, скользя беззвучно и все время пропадая в тени, как будто был охотником и выслеживал пугливую дичь.

В саду было тихо. Ни людей, ни птиц. Только листья шелестели в вышине. Обманчивое спокойствие сада настораживало киммерийца еще больше. Обостренным варварским чутьем, он улавливал присутствие магии, и это беспокоили его. Конан осторожно вытащил меч из ножен. Прикосновение доброй стали успокаивало.

Он обошел уже почти весь сад. «Может быть стоит посидеть здесь и понаблюдать? — подумал он. — Ничего подозрительного на первый взгляд не попадается. Но это-то и подозрительно! Уверен, что Джунийе пропал в этом саду не проси так. Была у бедняги очень важная причина, что бы пропасть. И для господина Эмбриако будет лучше, если он не имеет к этой причине никакого отношения».

Конан уселся под деревом, откуда хорошо видны были две беседки. «Если хозяин сада устроил здесь эти беседки, — рассудил сам с собой варвар, — стало быть, рано или поздно он явится сюда отдыхать, пить вино и беседовать…»

Дерево давало приятную тень. Сквозь узорные листья на лицо варвара попадали теплые лучики света. Пахло чем-то пряным. Подняв голову, Конан увидел, что на ветках уже созрели плоды. Он сорвал один из них, до какого дотянулся. Повертел в руках. Круглый, желтый, с резким ароматом.

Конан задумчиво очистил его и начал жевать. Сочная мякоть плода была сладкой и великолепно утоляла жажду. Конан похлопал дерево по стволу:

— Молодец, — похвалил киммериец, — отличная работа.

И снова начал следить.

В доме ожили и загалдели слуги. Конан напрягся, вытягивая шею: кажется, там что-то случилось! Но спустя несколько минут даже плюнул от жгучей досады. Случилось, как же! Горничную застали в объятиях какого-то лоботряса. Прямо в господских комнатах. Ах, какой ужас! Тьфу!

Шум скандала постепенно утих. Рыдания горчичной удалились. Снова воцарилась сонная тишина.

Легкий ветерок раздвинул листья, и перед глазами Конана появился второй плод, такой же золотистый и сочный, как и первый. Конан потянулся было и за ним, но тут же замер: в беседку направлялся господин Эмбриако.

— Господин Джунийе, вы здесь? — звал он своего гостя.

Вот как! Стало быть, Эмбриако ничего не знает о том, что Джунийе пропал. Не перед соглядатаем же разыгрывает он комедию поисков гостя! Конан был уверен в том, что господину Эмбриако ничего не известно о присутствии в саду некоего киммерийца.

— Господин Джунийе! — еще раз повторил!

Эмбриако и вошел в беседку.

Конан подобрался поближе, чтобы лучше видеть.

Эмбриако остановился посреди беседки и, внезапно забыв о цели своих поисков, уставился на стеклянные шкафы. На губах хозяина поместъя появилась довольная улыбка. Он разглядывал свою коллекцию. Ну конечно! Все коллекционеры — сумасшедший народ. Конан слыхал об этом и теперь получил отменную возможность убедиться во всем собственными глазами.

Эмбриако открыл дверцу шкафа и вытащил оттуда золотую маску. Уставился на нее влюблено. Боги, какой болван! Неожиданно выражение лица Эмбриако сделалось другим. Самодовольство сменилось недоумением, а затем проступил страх.

Несколько раз Эмбриако вздрогнул, как будто боролся с кем-то невидимым, а затем, словно против собственной воли, начал приближать золотую маску к своему лицу с явным намерением надеть.

Конан выскочил и метнулся к хозяину дома. Нельзя было терять ни секунды. Киммериец не сомневался теперь в зловещем предназначении маски. Как дикий зверь, набросился он на Эмбриако и, ломая его сопротивление, вырвал маску из его рук. Маска откатилась в сторону и замерла на траве.

Эмбриако тяжело дышал.

Его била крупная дрожь, он весь был покрыт испариной, рот его безвольно распахнулся, из глаз градом текли слезы.

— Кто вы? — спросил он киммерийца. Слышно было, как стучат зубы Эмбриако.

— Кто я — неважно, а вот кто он? — Конан показал на маску.

— Не трогайте ее! — в ужасе вскрикнул Эмбриако. — Там… там такой страх! Там — смерть! Я видел ее глаза, и она хотела забрать меня!

Конан положил ручищи на плечи перепуганного лорда.

— Сядьте. Я принесу вам плод. Тут у вас поблизости растет изумительное дерево, очень вкусные плоды. Сочные. Лучше винограда.

Эмбриако послушно уселся на траву, вытянув ноги и прислонившись спиной к резной деревянной колонне беседки.

Одним прыжком Конан подскочил к деревцу, сорвал второй плод и поднес его своему подопечному. Эмбриако жадно проглотил сладкие дольки и ощутил прилив сил.

— Мне гораздо лучше, — проговорил он. — Спасибо. Расскажите мне, кто вы.

— Друг кхитайского каллиграфа. Его спутник… э… телохранитель, — сказал киммериец.

Эмбриако успокоенно кивнул. События начали приобретать для него понятные очертания.

— Что вы увидели в маске? — настойчиво спросил Конан. — Ну, помимо своей смерти и прочих глупостей.

— Мне показалось… Нет, я не могу этого сказать! Вы сочтете меня сумасшедшим и не будете после этого серьезно относиться к моим словам.

— Не сочту. Говорите!

— У меня есть племянник, некто Форез, который почти наверняка пытается найти способ свести меня в могилу. Меня и еще нескольких лордов, которые мешают ему получить наследство. Мне почудилось, будто я вижу в маске его глаза. Но это, конечно, абсурд! Там ничего нет, кроме пустых прорезей…

— Никогда не знаешь, кто скрывается за маской…

— Ты прав, смертный! — прогремел чей-то голос.

Конан резко развернулся и увидел, что золотая маска больше не лежит на траве — она парит в воздухе, никем не поддерживаемая. Эмбриако взвизгнул и исключительно быстро заполз в беседку.

Выставив перед собой меч и широко ухмыляясь, Конан шагнул навстречу духу.

— Прочь с дороги! — рявкнул дух.

Конан не ответил. Он пытался понять, велик ли дух и насколько он силен. Размахнувшись, киммериец нанес первый удар. Послышался скрежет, как будто меч соприкоснулся с камнем. Меч отскочил, а правую руку варвара пронзила острая боль.

Оскалив зубы, Конан ринулся в атаку. Он кружил вокруг духа, изматывая его ударами. Дух пока что ничего не предпринимал, золотая маска плавала перед лицом киммерийца и скалилась мертвым ртом.

Конан лихорадочно соображал, где же у духа может быть уязвимое место. Пока что его главной задачей было не позволить духу атаковать его самого. И все же, когда дух решил броситься па противника, ставшего слишком назойливым, киммериец не успел отбить нападение.

Невидимая рука крепко схватила его за горло. Конан упал. Теперь маска плясала в воздухе прямо над ним.

Пустые глазницы жадно шарили по могучему телу варвара. Конан отбивался, как мог, лягался с риском сломать ногу о невероятно твердое невидимое тело духа. Голос внутри маски опять ожил.

— Что, жалкий человечишка? Борешься за свою ничтожную жизнь? Какой в ней смысл, если она так коротка?

Тяжелая, как колонна, нога призрака наступила на руку Конана, и киммериец выронил меч. Но левой рукой он нащупывал у себя на поясе кинжал. Дух смотрел ему в глаза, и Конан видел, что господину Эмбриако не почудилось: в пустых глазницах появились глаза Фореза. Они пылали нечеловеческой злобой.

Извернувшись, Конан вонзил в них кинжал.

На сей раз клинок встретил податливую плоть. Раздался оглушительный, скрежещущий крик.

Каменная хватка ослабла, дух выпустил Конана. Теперь маска металась, как обезумевшая пчела. Она носилась и подскакивала, несколько раз ударилась о колонну и о ствол апельсинового дерева. И все время сад содрогался от пронзительного вопля, проникавшего, казалось, в сам мозг.

Конан тяжело переводил дыхание. Оглядевшись, он увидел, что господин Эмбриако потер сознание, и из ушей его вытекла струйка крови. Даже могучему киммерийцу было дурно от криков заключенного в маске духа, так что говори об изнеженном аристократе!

С трудом поднявшись, Конан приблизился к трясущейся маске. Киммериец оскалил зубы

— Я догадался, кто ты! — прошептал он. — Ты — третий брат! Ты — один из тех колдунов, которые заколдовали принцесс У-Ханя!

Маска не отвечала. Конан схватил ее за край, прижал к апельсиновому дереву и вогнал свой кинжал во вторую глазницу, пригвоздив маску к стволу.

Хлынула черная, зловонная кровь. Конан едва успел отскочить. Воздух под маской сгустился, а затем появилось тело. Оно извивалось и кричало — но кричало уже не дьявольским, а вполне человеческим голосом. За первым телом показалось и второе…

Всего двое. Они как будто выпали из пустого пространства под маской. В одном Конан сразу узнал Фореза. А второй, должно быть, Джунийе.

Конан осторожно приблизился к жертвам духа. Мертвы — оба. Крик, который они издавали, звучал не из их уст — то кричала, прощаясь, с миром, освобожденная от проклятия душа.

Маска содрогнулась в последний раз и затихла. Теперь это была просто золотая вещица, изготовленная с большим искусством.

Неожиданно с дерева упал плод. Видимо, его сшибло с ветки одним из тех сильных толчков, которые сотрясали дерево. Плод ударился о землю, покатился под горку, стукнулся о колонну беседки и лопнул. Конан смотрел на это с сожалением: больно уж вкусный!

И гут дольки плода начали раскрываться сами собой, точно лепестки цветка, и в самой его сердцевине появилась крохотная женская фигурка. Она вся была окутана прозрачным золотистым светом. На глазах Конана фигурка стала увеличиваться. Вот она уже Конану по колено, по пояс… К тому моменту, когда господин Эмбриако застонал и начал приходить в себя, девушка достигла уже изначального своего роста.

Она оказалась хрупкой и тонкой, с фарфоровым личиком, раскосыми глазами. Тонкие пряди черных волос падали на ее узенькие плечи, а над ушами ее прическу придерживали зажимы в форме шарообразных соцветий.

Она осторожно шагнула вперед, пробуя землю босой узкой ножкой, такой крохотной, что это выглядело невероятно.

Желтый шелковый халат, в который была облачена девушка, потащился за ней шлейфом. Эмбриако открыл глаза. Принцесса растерянно улыбалась, разглядывая мир, внезапно распахнувшийся перед ее взором.

Конан вдруг похолодел. Он понял, что за дерево дарило ему тень и прохладу, пока он наблюдал за садом господина Эмбриако. Он понял также, чем были те плоды, которые они с Эмбриако слопали.

— Госпожа, — обратился Конан к девушке, старательно выговаривая кхитайские слова, — вот человек, который освободил вас от чар. — Он указал на Эмбриако, со стонами копошащегося на земле. — Отдайте ему свою любовь! Он этого достоин.

— А дух? — спросила девушка. — Он держал в плену меня и сестер…

— Ну, дух мертв, я полагаю. Во всяком случае, он не воплотился, — сказал Конан. — Так что об этом мерзавце можно забыть.

Он приосанился и с лязгом вложил меч в ножны.

— Мои сестры… — Принцесса огляделась посторонам, явно растерянная. — Мы всегда были вместе. Где мои сестры, господин?:

— Они… Мое сердце кровоточит, потому что они погибли из-за козней проклятого духа, — промолвил Конан, отводя глаза от прекрасного лица девушки. И тут же добавил: — Но вы, моя госпожа, уцелели, и это — величайшее счастье.

Слезы быстрыми потоками побежали по щекам девушки, однако она нашла в себе силы, чтобы улыбнуться. Осторожно скользя по земле, девушка приблизилась к Эмбриако. Желтые шелковые рукава ласково коснулись щек бритунского лорда.

— Меня зовут принцесса Лу, — прошептала она.

«В конце концов, — сказал сам себе Конан, — что бы он делал сразу с тремя? В Бритунии многоженство не поощряется!»

И, тем не менее чувство вины не покидало Конана до самого вечера.

OCR: Cepiyc

WWW.CIMMERIA.RU