Смеялись мы хи-хи

Я долго ждала это утро — целый день, и вечер, и ночь.

Миленькое утро, скорей приходи! Ну, пожалуйста, что тебе стоит, приходи побыстрее! Пусть скорей кончится этот день и эта ночь! Завтра я встану рано-рано, позавтракаю быстро-быстро, а потом позвоню Коле, и мы пойдем с ним на каток. Мы уже договорились.

Ночью мне не спалось. Я лежала и представляла, как мы с Колей, взявшись за руки, бежим по катку, играет музыка, небо над нами синее-синее, и блестит лед, и падают редкие пушистые снежинки…

А потом закрыла глаза, и вдруг оглушительный звон будильника впился в мою голову, в оба уха, в глаза, во все мое тело, как будто тысяча звонких пронзительных шил одновременно воткнулась в меня. Я подпрыгнула на постели…

Было утро. Светило ослепительное солнце. Небо было синее-синее, как раз о таком я мечтала вчера.

Я вскочила и побежала к окну.

Редкие снежинки, кружась, влетали в комнату и таяли прямо над моей головой. Ветер тихо колыхал занавески. А за окном, в небе, во всю его ширь плыла тоненькая белая полоска.

Она все удлинялась, удлинялась… Конец ее расплывался и становился похож на длинное перистое облако… Все вокруг было синее и тихое. Мне надо было торопиться, стелить постель, чистить зубы, звонить Коле, но я никак не могла сдвинуться с места.

Я стояла босыми ногами на полу, глядела на тоненькую самолетную полоску и шептала:

— Какое синее небо… Синее, синее, синее… Какое синее, синее небо… И падает белый снег…

Я шептала так, шептала, и вдруг получилось, как будто я шепчу стихи:

Что это, в самом деле? Ужасно похоже на начало стихотворения! Ой, неужели я умею сочинять стихи?! Надо попробовать, может, и правда у меня что-нибудь получится!

И я стала шептать дальше:

Ура! Я сочиняю стихи! Настоящие стихи! Первый раз в жизни! Я схватила тапки, напялила халат, бросилась к столу и принялась быстро строчить на бумаге:

— Дзы-ынь! — вдруг зазвонил в прихожей телефон. Я помчалась в коридор, наверняка это звонил Коля.

— Алле, вас слушают!

— Это Зина? — раздался сердитый мужской бас.

— Что? — растерялась я.

— Зина, говорю? Кто у телефона?

— Л-Люся…

— Какая еще Люся! Дайте мне Зину!

— Таких тут нет…

— То есть как это нет?! Это ДВА ТРИ ОДИН ДВА ДВА НОЛЬ ВОСЕМЬ?

— Н-нет…

— Что же вы мне голову морочите?!! — в трубке загудели сердитые гудки.

Я вернулась в комнату. Настроение у меня было слегка подпорчено, но я взяла в руки карандаш, и мне снова стало хорошо! Я принялась сочинять стихи дальше…

— Дзы-ынь! — снова зазвонил телефон.

Я подпрыгнула, как ужаленная. Скажу Коле, что не могу сейчас пойти на каток, занята одним очень важным делом.

— Алле, Коля, это ты?

— Я! — обрадовался мужской бас. — Наконец-то дозвонился! Зина, дай мне Сидор Иваныча!

— Я не Зина. И тут никаких Сидор Иванычей нет.

— Тьфу, черт! — раздраженно сказал бас. — Опять в детский сад попал!

— Люсенька, кто это звонит? — послышался из комнаты сонный мамин голос.

— Это не нас. Сидор Иваныча какого-то… А ты спи, не вставай. Я сама позавтракаю.

— Ладно, дочка, — сказала мама, — я действительно еще посплю…

Я обрадовалась. Мне хотелось быть одной, совсем одной, чтобы никто не мешал сочинять мои стихи. Как хорошо! Мама спит, папа в командировке… Поставлю чайник и буду сочинять дальше.

Сиплая струя с шумом полилась из крана, я держала под ней наш красный чайник…

Ура! Замечательно! «Проворны и легки»!

Я грохнула чайник на горячую плиту. Он зашипел, потому что был весь мокрый!

Ура! Здорово! «Смеялись мы хи-хи»! Так и назову это стихотворение!

Я на одной ножке поскакала в комнату.

— С тобой заснешь, — застегивая халатик и сонно потягиваясь в дверях, сказала мама. — Что это ты расскакалась с утра пораньше?

— Дзы-ынь! — затрещал телефон.

Я схватила трубку.

— Нету тут никаких Сидор Иванычев! — закричала я. — Тут Семен Борисыч живет, а еще Лидия Сергеевна и Людмила Семенна!

— Ты чего орешь, с ума, что ли, сошла? — услышала я удивленный Люськин голос. — Слушай-ка, сегодня погода хорошая, пойдешь на каток?

— Ни за что на свете! Я ОЧЕНЬ ЗАНЯТА! ДЕЛАЮ ОДНО ЖУТКО ВАЖНОЕ ДЕЛО!

— Какое? — сразу спросила Люська.

— Пока сказать не могу. Это секрет.

— Ну и ладно, — сказала Люська. — Ну и не воображай! Без тебя пойду!

Пусть идет!

Пусть все идут!

Пусть катаются на коньках, а мне некогда на такие пустяки время тратить! Я стихи сочиняю. Понимаете, стихи! Они там на катке покатаются, и все, — утро пройдет, как будто его и не было. А я стихи сочиню, и они останутся. Навсегда. Синее утро, и белый снег, и музыка на катке…

— Слушай, что это ты разрумянилась? — сказала мама. — У тебя не температура, случайно?

— Нет, мамочка! Я сочиняю стихи! Понимаешь, стихи!

— Стихи?!! — удивилась мама. — Что же ты насочиняла, а ну-ка прочти!

— Вот, слушай… — Я встала посреди кухни и с выражением прочла маме свои собственные замечательные, совершенно настоящие стихи:

— Потрясающе! — воскликнула мама. — Неужели сама сочинила?

— Сама! Честное слово, сама! Вот не веришь?..

— Да верю, верю… Гениальное сочинение! Прямо Пушкин!.. Слушай-ка, а между прочим, Коля Лыков — это не такой беленький, в синей куртке?

— Да, у него есть синяя куртка, а что?

— Так, неважно… Но мне показалось, что я его видела только что в окно. Могли они куда-то с Люсей Косицыной идти, скажем, на каток? У них вроде коньки с собой были?..

Какао встало у меня в горле.

— Что с тобой? — удивилась мама. — Подавилась, что ли? Давай я тебя по спине похлопаю.

— Не надо меня хлопать по спине, — сказала я. — Я наелась, не хочу больше. — И отодвинула от себя недопитый стакан.

В своей комнате я схватила карандаш, сверху донизу перечеркнула толстой чертой весь листок со стихами, скомкала его и бросила под стол.

Я вырвала из тетради новый листок, и вот что на нем написала:

Я злилась, карандаш у меня сломался… и тут в прихожей опять зазвонил телефон.

— Люся, это тебя, — сказала мама.

Ну, что они меня все время отвлекают! Целое утро звонят и звонят.

— Алле! — с досадой буркнула я в трубку.

Откуда-то издалека донесся до меня Колин голос.

— Синицына, это ты? Пойдешь «Меч и кинжал» смотреть, мы тут с Косицыной на тебя билет взяли?

— Какой еще «Меч и кинжал»? Вы же на каток пошли!

— С чего ты взяла? Косицына сказала, что ты занята и на каток не пойдешь, тогда мы решили взять в кино билеты на двенадцать сорок. Ты освободилась уже?

— Так вы в кино пошли?!

— Я же сказал…

— И на меня взяли билет?

— Ага. Пойдешь?

— Конечно, пойду! — закричала я. — Ну, конечно, конечно, пойду!

— Тогда давай скорее. Через пятнадцать минут начинается.

— Да я мигом, мигом! Вы меня подождите обязательно!..

Я бежала по улице.

Небо надо мной было синее-синее!

Падал легкий искристый снежок.